По праву крови. (общий файл)

Пошарив рядом с собой, я нащупала край кровати, кушетки, или что там удостоилось чести приютить мое бренное тело, и опустила ноги на пол. Пальцы босых ног ощутили мягкость ковра. Хмыкнув про себя : "Не каменный пол каземата, и то ладно", я встала, и в сопровождении звуков ударов тела об углы неопознанной мебели, и собственного злобного шипения по поводу коварности выпадов оной, поплелась в сторону двери, едва ощутимо темнеющей в стене.

"Как известно, рядом с дверью полагается находиться выключателю."— подал мне идею пробуждающийся мозг. К сожалению, выключатель отказался поддержать мою тягу к "просветлению", и нагло откзался работать. Кипя праведным гневом, или откровенно говоря, злобой долго не кормленного волка, то есть тем, чем я обычно киплю после неприятного пробуждения, я решила найти виновника всех моих бед. Ну, или вообще хоть кого-то, если задача максимум окажется не выполнимой. Нащупав ручку и открыв дверь я, шагнула лишь в новый слой сгустившейся полутьмы.

— Темная Зона, эпизод второй.— Буркнула я в ощутимо негостеприимное пространство. Темноты я не испугалась, но как -то не очень уютно себя в ней почувствовала, особенно в чужом доме и при сложившихся обстоятельствах. С чего бы это, интересно?

Повертев головой и не обнаружив источников света, но поняв что нахожусь в коридоре, я беззвучно поплелась вперед, ощущая ногами холодный мрамор пола.

"Все интереснее и интереснее"— Подумалось мне, и в голове зазвучала полагающаяся к таким случаям "Кукла колдуна". Дойдя до поворота в сопровождении собственного художественного вытья на тему :"Темный мрачный коридор...", я увидела лишь темные же проемы закрытых дверей, очертания выключенных настенных светильников и неясные тени, которые отбрасывало находившееся дальше по коридору окно. Обрадовавшись было, я быстро дошлепала до источника призрачного света, но с разочарованием обнаружила, что могу лишь с трудом разглядеть из него густую листву, растущего впритык к дому дерева. Или деревьев, кто там их ночью разберет. Ни звезд, ни уличных огней в пределах видимости в наличие не имелось.

— Немцы, что ли, в городе? — Высказала я вслух недоумение по поводу всеобщего затемнения.

Многозначительно, а ни в коем случае не бессмысленно, похмыкав, расправив скользкий халат и потянув затекшие мышцы, я решила продолжить поиски людей. И начала сей благородный квест с планомерного дергания ручек дверей, оказавшихся ожидаемо запертыми. Наконец, четвертая по счету из упрямых конструкций поддалась, мягко клацнул замок, и я ввалилась в очередной темный, но хотя бы короткий коридорчик, заканчивающийся одной — единственной, зато большой дверью.

Не успев злобно крикнуть, рвавшееся с языка "Тьфу, черт!", я услышала какие — то звуки. Путем банального подслушивания выяснилось, что это была человеческая речь. Пожалуй, радость от предполагаемого нахождения рядом со звуками живых организмов их издававших — это и все что в них было приятного.

Прижавшись к щелке не плотно закрытой двери, я услышала довольно громкое :

— Меня устраивает сегодняшнее положение дел. И эта ..княжна — говоривший, а судя по голосу это был молодой мужчина, почти выплюнул слово, как худшее из оскорблений, — все только испортит. Я не собираюсь ничего отдавать соплячке, лишь потому, что она вдруг объявилась. Ее рода нет, династии нет, и кровь ее ничего не значит..

— Кроме силы — перебил чей-то более глубокий и красивый голос. — Давайте не будем забывать, что она единственная имеет право вершить судьбы нашего ..хм..сообщества. Не ты,— он выделил голосом,— Каритас, не наш амбициозный Эвниссиэн, и не этот их искусственно созданный совет ноблей. Она.

— Она может стать сильным сообщником... — протянул кто-то, судя по звучанию, не слишком уверенный в себе.

— Сообщником?! — возмущенно и звонко выкрикнул другой. — Не будь идиотом! Она приберет власть к рукам. Это ее Право, и она им воспользуется, не сомневайтесь. Она будет править. Мной, тобой, вами. Даже ИМИ. Но главное — нами. А нам это надо?

— Она молода и неопытна. Ее можно использовать.— Спокойно сказал "глубокий и красивый".

— Ха! Уж не ты ли собрался воспользоваться ее неопытностью? И не мечтай. Никто не позволит тебе получить такое преимущество!А даже если и так, члены совета наверняка не глупее тебя. И не нам с ними тягаться.— Почти прокричала какая -то недовольная женщина.

— Она не позволит себя использовать. Это княжна. Будущая Княгиня, не будем забывать. Молода или нет, Сила возьмет свое. Мы все окажемся ее вассалами. Да что там, крепостными! Снова. Совет возвысится, а нам укажут на наше место. Только теперь на законных основаниях и под неоспоримо законным предлогом. Нам это надо? — Опять спросил "звонкий".

— НЕТ. — прозвучало эхо. — Нет, нет, нет. Прокатился ропот голосов.

— Уж не собираетесь ли вы прикончить древнюю кровь, вы, кучка впавших в маразм идиотов? — Злобные вскрики и угрозы не перебили уже знакомый красивый голос говорившего, лишь заставили чеканить слова громче.— Прикончить последнюю из Алых?! А где гарантия, что вместе с ней не обрушится равновесие?! Не уйдет сила? Кто может поручиться, что те крохи, которые еще остались у нас, не угасли только благодаря тому, что она жива. Убить Последнюю? Если о ее существовании узнают нобли, высокие, знать, узурпаторы, да зовите их как хотите, они ... Может сразу вспорем себе вены?! Это же Алая, идиоты! Опомнитесь! Ее просто надо нейтрализовать, чтобы она не укрепилась. Кто — нибудь станет ей консортом, заморочит голову, и она никогда не восстановит свой домен. Вы же знаете, он почти погиб. Подождем немного и девчонка в наших руках!

В рокоте множества незнакомых голосов я смогла расслышать:

— Это слишком опасно...

— Уж не ты ли станешь консортом?!

— Я не так молод и красив как остальные, но почему я не могу? — вдруг ясно послышался глухой, не раздававшийся ранее голос.

— Хватит. — Весомо припечатал кто -то с сочным баритоном.— Мы не можем рисковать существующим хрупким равновесием. Теперь, когда мы наконец добились от знати права на независимость. Есть способ не уничтожать суть Алых, но уничтожить носителя. Мы все его знаем.

Новый рокот, громкий, но менее уверенный, заставил мои волосы подняиться дыбом и зашевелиться на голове:

— Святотатство!

— Грех!

— Стоит поразмыслить...

— Вы не посмеете!

— Если ОНИ узнают, то ...

— Вот именно, что если. Этого нельзя допустить.

"Что вы говорите? Подслушивать не хорошо? Да конечно!"

Не знаю что в меня вселилось, но вместо того, чтобы бежать с воплями куда подальше, я волевым решением заставила себя приоткрыть дверь на пару миллиметров. Да, это было волевое решение, а вовсе не сковавший тело ужас. В образовавшуюся тонкую щель я увидела часть большого зала и большую половину сидевших вокруг массивного деревянного стола людей. Единственным источником света в комнате был бронзовый канделябр свечей на шесть, стоявший точно посередине стола, и снизу подсвечивавший лица совещавшихся. Люди сидели на расставленных широким кругом высоких стульях, заканчивавшихся над их головами острыми углами или полукружьями резных деревянных спинок. Все, черты кого я смогла рассмотреть, а было их человек тридцать — зал был действительно большой, показались мне поразительно похожими. Даже не красотой, не чертами лица, а каким -то внутренним содержанием, выражением глаз, манерой держаться, наконец. Взгляд наткнулся на сидевшего в профиль ко мне Эвниссиэна, и горло перехватило от интенсивности накатившего чувства. А то что это чувство было искусственным, и я это прекрасно понимала, не меняло ровным счетом ничего. Но стоя за дверью, с ужасом слушая до чего договаривается эта их злобная пародия на рыцарей круглого стола, я смотрела на него и понимала, что глупо, тошнотворно и искусственно, вопреки самой себе, могу любить его хоть до смерти, до самого последнего глотка воздуха, до предпоследнего удара сердца, но это никогда не изменит того, чем он является на самом деле — хладнокровным ублюдком. Утверждение что любовь делает людей лучше и добрей — это просто еще один штамп для легковерных идиоток. Он возьмет ее, выпьет до дна и выбросит остатки как пустой пластиковый стаканчик. Он мог бы оказаться для кого-то целым миром, но для него мир — его амбиции. Реальность жестока в своей простоте. Кто-то отдает все без остатка, а кто-то выпивает все до дна. И этот ллидан...эти мои чувства, с каждым днем все сильнее врастающие в сознание, не значат ровным счетом ничего.

"Чужой.Он мне чужой."— Попыталась я убедить саму себя. Получалось не важно.

"Чужой!"— крикнуло что-то внутри, дергая за невидимую нить связывающую нас с Эвниссиэном.

Словно почувствовав что-то, он начал поворачивать голову в моем направлении. Вздрогнув, я резко отпрянула от двери, так и не дослушав каким же образом собравшиеся, включая молчавшего Эвниссиэна, собирались меня убить.

Жили долго и счастливо, и умерли в один день? Да конечно!

Глава 13.

Темнота. Что такое темнота? Противоположность света? Тени на стене? Сон разума, который порождает чудовищ? Не тех чудовищ, что крадутся ночной порой, злобно скрежеща празднично заточенными резцами, и картинно размахивая когтями, а Чудовищ. В человеке. Не просто отсутствие света, а его противоположность, нечто столь же нужное и значимое? Друг молодежи? Неоплаченный счет за электричество?

Эти дурацкие вопросы волновали меня меньше всего, когда, охваченная вполне здоровым ужасом, я как можно быстрей и тише, кралась в темноте в поисках выхода.

"Окей! Окей! Главное сохранять спокойствие. Ох, ёлки — палки, спокойствие, только, мать его, спокойствие!— почти безуспешно уговаривая сама себя, я судорожно проталкивала воздух в легкие,— Игры кончились, надо отсюда драпать. И поскорей!"

Руки, самопроизвольно комкавшие полы халата, послали в мозг простой в своей гениальности импульс. Мозг отозвался воем раненной медведицы : "Одежда!"

Возродив в голове пошаговый план предыдущего передвижения и точное местонахождение двери, а проще говоря, снова тупо и наугад подергав ручки по всему коридору, пока единственная незапертая дверь не поддалась, я очутилась именно в той комнате, в которой проснулась. Об этом сообщила сброшенная мной ранее на пол подставка под что-то там, рядом с чем-то тамом же и валявшаяся около входа, видимо в порыве праведной мести, попавшаяся острым углом точно под босую ногу.

Переведя дыхание, я попыталась получше разглядеть обстановку темной комнаты, в которой, предположительно, должна была находиться хоть какая-то одежда. В процессе пристального и упорного всматривания, зрение, в начале отказавшееся распознавать интерьер вообще, и отдельные его детали в принципе, начало выкидывать странные номера. А именно: с почти черной картинки перепрыгивало на умеренно-серую, а потом вообще размыто — разноцветную. И делало оно это так быстро, что разобрать что-либо было практически невозможно.

— Да что ж такое-то?! — Почти в отчаянии, приглушенно взвыла я, схватившись за голову. Крепко зажмурив глаза, через несколько секунд открыла их снова, пытаясь вернуть способность нормально видеть, ну, или принимая в расчет освещенность помещения, не видеть. Странно, но добилась я практически противоположного. Я видела. Видела в полнейшей темноте. Все окружавшие меня предметы окрасились в серые тона, но сделали они это с такой пугающей яркостью, что на несколько секунд показались залитыми дневным светом. Если только свет бывает серебристо-серым, темно-серым, почти черным, мерцающим и мягким, как пыльца с крыльев ночной бабочки.

В результате оторопелого разглядывания, стало ясно, что находилась я в довольно большой комнате, тесно заставленной всевозможными креслами, журнальными столиками, торшерами, тумбочками и прочими предметами обстановки, столь осложнившими мой путь к выходу после пробуждения.

Рядом с окном, наглухо занавешенным явно тяжелыми портьерами, на противоположной стороне от невысокой и узкой кровати, темно-серым исполином возвышался огромный шкаф. К нему я в радостном порыве и устремилась.

Дверь открылась легко, но с предательски тихим скрипом, показавшимся мне, равносильным громкости автомобильной сигнализации.

Шкаф оказался старомодно пахнувшим лавандой, непроглядно серым и пустым.

— Черт...— злобно процедила я, громыхнула пластиком свободных от одежды вешалок, и уже почти собралась закрыть никчемную гробину, как заметила на дне, в самом дальнем углу, бесформенную кипу, подозрительно напоминавшую старые тряпки.

При дальнейшем исследовании, тряпки оказались моей небрежно скомканной, но судя по запаху, недавно выстиранной одеждой. Под ней нашлась и обувь.

"А-а-лилуйа!"— пропел в голове воображаемый хор неизвестных исполнителей.

— А теперь в темпе вальса,— пробормотала я, скидывая халат и натягивая белье, успокаивающе-привычно шлепнувшее резинками по бедрам и спине, — одеваемся и валим отсюда к чертовой матери!

Мозг, впервые за несколько часов, заработавший с привычной ясностью, (И Господи ты Боже мой, наконец я это осознала!) на нормальной скорости, без всякой мать ее, гормональной дымки, подсказывал, что шанс свалить у меня есть только пока продолжается это необъяснимое, но такое удобное затемнение.

Быстро напялив мятые джинсы, ставшие странно свободными на поясе, в бедрах, и что самое приятное на ... хм... багажнике, вывернула и натянула кофту, подозрительно стеснившую грудь.

— Да ну на фиг... — ругнулась сквозь зубы, одевая рукава слегка увеличившегося в плечах жакета.

Уже сунув босую ногу в легкий, на острой шпильке ботинок, и с мрачным удовлетворением почувствовав, что родимый сороковой размер остался при мне, ( А что вы ожидали при росте метр семьдесят семь? Золушкину ножку? Не бывает такого!) я услышала голоса. Кто-то приближался, и судя по увеличивающейся громкости звука, именно по направлению к моей двери.

Скинув ботинок, я нервно дернулась к шкафу, но мысленно отвесив себе пинка, рванула к кровати, и швырнув на матрас цепенеющее от ужаса тело, принялась копировать поведение членов клуба клинических идиотов, то есть лихорадочно расправлять на себе легкое объемное одеяло. Не успела я натянуть его до подбородка, как еле слышно щелкнул замок, открылась дверь, и в комнату почти бесшумно вошли двое.

Это новое пугающее зрение, обращавшее все цвета в серые, скользящие тени и размытые полутона, не позволяло мне как следует рассмотреть их лица, но в этом не было никакой необходимости. Узнавание ворвалось безжалостной вспышкой.

Одним из мужчин был Эвниссиэн, а второго я совершенно точно не знала. Точно не знала, потому что, если кто-то, хоть раз в жизни, увидит перед собой ходящую и говорящую двухметровую гору, бугрящихся под простой футболкой мускулов, с идеально гладким черепом, очевидно не отягощенным ни одним волоском, то уж точно никогда не забудет.

Помявшись в дверях, Гора прокашлялась и несоответствующе приятным мужским голосом сказала :

— Эван, не забывай, я не вижу в твоей темноте.

Прозвучало это так, словно "а в любой другой темноте — всегда пожалуйста".