По праву крови. (общий файл)

Пастушенко Елена Борисовна.

По праву крови.

Все мы считаем что приметы— глупость, суеверие. И при этом , как не смешно, плюем через левое плечо и стучим по дереву. Но дело не в приметах. Просто где-то, на уровне подсознания, человек чувствует, что если только "условия" не будут выполнены— что-то пойдет не так. Именно в обстоятельствах "неисполнения" большое злое нечто тяпнет вас за самую нежную часть. И дело не в амулете, который вы не надели перед посадкой на самолет. Дело в его отсутствии. Как будто в мозаике привычного бытия, щита который укрывает вас от зла, не достает фрагмента. Как раз по форме этого фрагмента образуется дыра. В эту дыру и проникает зло.

Глава 1.

Это был обычный день, один из таких дней, когда с самого утра понятно, что ничего хорошего тебя сегодня не ждет. А утро было мерзким. Это и не удивительно, если просыпаться приходится в 7 часов, голова раскалывается и тело ломит, а где-то там, под злорадное пиканье будильника, тает недосмотренный сон. Но я встала. Собрала в себе последние крупицы воли и побрела на кухню. Пить это отвратительное поило, которое люди называют растворимым кофе. Давиться бутербродом с черствым хлебом и сухой колбасой, запивая его приторно-сладкой химической дрянью. Короче говоря, утро начиналось как обычно.

Уже выходя из подъезда, я вспомнила, что забыла одеть серьги. Подумаешь, серьги! Такая мелочь. Просто я почти никогда их не снимала, и уж тем более не выходила без них на улицу. Три золотые звезды с цепочкой на конце. По одной восьмиконечной в каждом ухе и одна пятиконечная в довесок. На удачу. Я даже не могу вспомнить откуда они взялись, просто ношу их с детства. Ну не возвращаться же теперь обратно. И лифт не работал. Очередная неприятность в бесконечной цепочке неприятностей под названием "жизнь".

Я шла по улице, и первые лучи рассвета ласкали лицо. Праведный гнев закоренелой "совы" медленно уползал на свое привычное место, под трухлявый пень лени. Солнце полыхало золотом в окнах высоток, превращало обычных девушек в бронзовых ангелов, и просто светило. Грех было злиться на это просыпающееся солнце. И потом, за один только этот золотисто-розовый свет, который льется на землю сквозь прохладный утренний воздух, можно полюбить просыпаться с рассветом... Ну, теоретически. Раннее утро — лучшее время для размышлений о возвышенном, знаете ли. Как раз на этой глубокой мысли меня и прервали. Предо мной остановилась маленькая согбенная старушка. Божий одуванчик в белой косынке.

— Внученька, не хватает... Я в аптеку зашла, а там говорят лекарство надо! Такая боль, а денег не хватает...Помоги, Христа ради! Сколько можешь...

Она плакала, стенала и заламывала мокрые от слез руки. Я так и не поняла, что стряслось и какая адская боль терзает ее тщедушное тело. Просто выгребла из карманов всю железно — бумажную мелочь. Примерно около сорока рублей. С меня не убудет, а бабульке, может быть, уже некому помочь.

— Вот, бабушка, все что есть.

О деньгах в кошельке вспоминать не стала. Ну, ведь и зовут меня не Мать Тереза.

— Спасибо, спасибо! Христа Бога молить буду! — неожиданно, она схватила мою руку и принялась ее целовать. А вот это уже совсем лишнее. И дело не в том, что это было не приятно или дико, просто с благодарственными бормотаниями перемежались совсем другие, едва слышные слова:

— Спасибо, спасибо...с меня на тебя... Христом Богом... забирай себе...— Я почувствовала как в воздухе, рядом со мной, происходит что-то незаметное для обычных глаз, но не становящееся от этого менее враждебным. Странный сгусток, похожий на запах старости и распада, если только запах может иметь форму или объем, начал медленно разрастаться, пытаясь меня захватить.

Моя ладонь рефлекторно выскользнула из цепких старческих пальцев. На бледной коже остались розовые следы. Не естественно плотный воздушный кокон, образовавшийся вокруг меня, задрожал и лопнул. И мир снова приобрел свежие краски, словно кто-то невидимый смахнул пыль с экрана. Старушка отшатнулась как от удара, со злостью заправского киллера зыркнув провалами глаз.

— До свиданья, мне надо идти. — буркнула я. Бабка не ответила, но "теплого" взгляда которым она меня проводила, было вполне достаточно.

Похоже, старушка не так проста, как кажется. И все это отвратительное нечто для меня одной, вместо "спасибо"?

Зовите меня циничной, но добро наказуемо. Это факт.

Всю дорогу до автобусной остановки пришлось стряхивать с пальцев и возвращать владелице какую-то неопределенную дрянь. Встречая таких созданий, я иногда, на один микроскопический миг, начинаю верить в то, что костры Инквизиции полыхали не зря. Многие люди живут в таких, почти безобидных, коконах годами, не замечая красоты окружающего мира, страдая депрессиями и нервными расстройствами, но ведь живут же. А вместе с ними, во многом за их счет, живут и такие "бабульки", потихоньку подпитываясь крадеными силами. И интересно, что бы она мне навесила в догонку, не будь я чувствительна к подобного рода трюкам? Может завтра на моей рыжей голове появилась бы несколько неоправданно ранних седых волосков? Или пара-тройка симпатичных прыщей выскочила в самых неожиданных местах? Не говоря уже о том, что разнообразных неприятностей недели на две, как минимум, я бы огребла по полной программе. Спасибо "не известно-чему-но-такому-полезному-чему-то", что я с детства распознаю чужое воздействие.

Всю свою жизнь, не полных 23 года, я могла чувствовать ЭТО. Неясное присутствие в темноте комнаты, дыхание ночного ветра в кронах деревьев, медленное движение корней глубоко во влажной от дождя земле, утренний воздух, наполненный светом и еще чем-то, необъяснимым. Я всегда ощущала невидимую жизнь вокруг. И жизнь в людях. Лениво текущую по слабым венам, бурлящую весельем, готовую взорваться обжигающей радостью или жалящей злобой, и просто жизнь, как в автобусе, который подъезжал к остановке.

Пыльная коробка из мертвого железа, стекла и пластика. Да, вот она моя почти персональная, (не считая нескольких десятков вдавленных в стекло человек ) почти карета. Черт. Однако, день сегодня задался!

Я шагнула в пропахшее бензином и пылью чрево автобуса, и стеклянные двери с механическим вздохом сомкнулись за моей спиной. Привычно протолкнулась в забитый народом проход, схватилась за поручень, и уставилась в слепое от пыли окно. Два дюжих молодца, сидевшие на сравнительно мягких сиденьях, прямо перед моим носом, даже не подумали уступить девушке место. Но при этом имели наглость заинтересованно улыбаться. Все как всегда в этом под... лунном мире. Знакомый пейзаж мелькал за окном под мерное покачивание колес. Меня ожидали 32 минуты чистой, незамутненной ни единой посторонней мыслью, сонной скуки. Но ежедневная медитация была бесцеремонно нарушена волной дрожи, пробежавшей по позвоночнику и вырвавшейся из горла вздохом. Нет, я не собиралась поворачивать голову, но и железные опилки, наверное, тоже не собирались притягиваться к магниту, просто они повиновались закону природы. Вот и шея неотвратимо поворачивалась в направлении источника необъяснимой дрожи. Медленно, как безмозглые героини американских фильмов ужасов, которые наверняка знают, что за спиной у них жуткий и злобный монстр, но зачем-то пытаются отсрочить неизбежное, я посмотрела влево. На расстоянии пяти тел от меня, стоял настоящий магнит. Два метра, одетой в черное, великолепной магнитической притягательности.

Я и сама не маленького роста, чем, кстати, почти всегда гордилась, но он был по-настоящему высок. Его голова возвышалась над толпой, и еще каких-нибудь десять-пятнадцать сантиметров, уперлась бы в потолок. Волосы жесткими темными волнами спадали на широченные плечи, а лицо... Будь я художником, я бы только и делала, что изображала его в образе падшего ангела, ангела с черными крыльями и невозможно синими газами. Восторженный вздох так и рвался из сдавленного горла. Я почувствовала себя малолетней фанаткой Иванушек International, ну или как минимум психованной поклонницей, оказавшейся в первом ряду, на концерте поп звезды. Можно ли выразить такой восторг словами? Хотелось просто завизжать. Мне хотелось визжать...Мне, той которая всегда с жалостью и изрядной долей презрения смотрела на всех оголтелых фанатов чего бы то ни было.

"Стоп. Стоп-стоп-стоп. Ангела? Нет, АНГЕЛА?!Что за..."

Очередная одуряющая волна морока накрыла меня с головой, смывая все здравые мысли. Он продвинулся ближе ко мне, сквозь толпу, улыбаясь этими манящими губами и глазами, похожими на живые сапфиры, и я вдруг почувствовала незабываемый запах. Он пах горьким шоколадом, грозой, полынью и еще чем-то необъяснимо знакомым. Только автобусная давка помешала мне броситься ему на шею, забраться руками под черное осеннее пальто и вдохнуть этот запах.

"Броситься на шею совершенно незнакомому человеку. Какого черта со мной твориться?!"

Злость подействовала отрезвляюще. Я вдруг поняла, что этими потрясающими ощущениями обязана вовсе не своим разыгравшимся гормонам. И точно знала кого нужно за это "поблагодарить".

"Вот оно значит как, быть по ту сторону."

В 15 лет я обнаружила, что на короткий срок могу заставить делать всякие глупости, понравившихся мне мальчиков. Просто глядя на них, вкладывая свое желание в горячий ком энергии, и посылая его в цель. Как не странно, мне это быстро надоело. Смею надеяться, я достаточно красива, чтобы мужчины целовали меня и без принуждения. Но никогда мне не приходилось ощущать все прелести такого "воздействия" на себе, тем более, на несколько порядков сильнее. А он был хорош, о, просто чертовски хорош. Рядом с ним мое умение притягивать человека выглядело, как детский велосипед рядом с гоночным болидом.

Гнев сменился леденящим ужасом понимания. "Он делает то же, что умела бы делать я, ну, скажем, после 10 лет упорных тренировок. А зачем?!"

Не ожидала, что когда-нибудь встречу кого-то со схожими способностями. Черт, я даже не знала, что кто-то подобный мне вообще существует. (Не то чтобы мания величия, но да, очень близко.)

"Опасность!" В пустой черепной коробке завыла воображаемая милицейская сирена и завертелась синяя мигалка. Со всей возможной в переполненном автобусе скоростью, я дернула к выходу. Проталкивалась сквозь плотную людскую массу, и чужие чувства задевали только край моего сознания. Обычно, эмоции передающиеся при прикосновении, ощущаются особенно остро, но сегодня на первом плане была угроза со стороны чужака. Я чувствовала его и без прикосновения, что само по себе странно, по отношению к совершенно незнакомому человеку. Чувствовала, как его удивление сменилось пониманием и азартом охоты.

Когда-то, в беззаботном детстве, у меня, очень не долго, был спаниель. Он излучал те же эмоции, при охоте на соседскую кошку, ну разве что раз в сто менее осмысленно.

"Охотничий азарт я еще могу понять, но что он там такого понял?"

Шестое чувство подсказывало, что если я остановлюсь, шанса это выяснить у меня не будет .

Выход почти рядом, и только два метра пропахшего бензином и пылью пространства, отделяют меня от широко открытой спасительной двери. Купюра зажата в кулаке, ноги почти не касаются мягкой резины пола.... и я обернулась. Не сбавляя хода я обернулась, потому, что не могла иначе. Он был солнцем, а я планетой. Он был мучительно прекрасной звездой, поющей во тьме безмолвную песню печали. Сияющей черной звездой, которая тысячи лет ждала в холодном одиночестве... и как я могла оставить его? Как я могла оставить его сейчас, когда он ...

"Зараза!" Усилием воли я стряхнула обволакивающий разум туман. Но секундного замешательства было достаточно. Быстрым смазанным движением он выбросил вперед руки. "Слишком быстро для обычного человека... Мне показалось, или это действительно блеск когтей?!" Еще мгновение, и хищные пальцы незнакомца вцепились бы в плечо. Как хорошо, что иногда секунды решают все. Я вывернулась, не знаю как, но я сумела вывернуться и рванула к выходу. Пять мучительно долгих секунд и стук сердца где-то в горле...

Уже на улице услышала возмущенные женские голоса. Да, ладно, банальное квохтанье. Это заставило меня остановиться и посмотреть в ближайшее к выходу окно автобуса. Спасибо провидению за габариты незнакомца и двух неохватных пенсионерок, неожиданно вставших с теперь уже пустых сидений. Они отрезали его от выхода, мало того, они, похоже, читали ему душеспасительную лекцию об уважении к старшим. И судя по выражению лица, его проняло. Бабульки воодушевились, и живым заслоном встав на пути у неприятеля, продолжили вещать об испорченности современной молодежи. А стеклянные двери закрылись, и железная коробка медленно тронулась с места. О! В такие моменты я начинаю просто обожать пенсионерок.

Он уже не слушал их, он впился взглядом в мое лицо. Даже через мутное стекло, ощутимое притяжение его полубезумных горящих глаз, не просто пугало — завораживало и вводило в ступор. Я не отношусь к тем девушкам, мимо которых взгляд скользит не останавливаясь, но так на меня еще никто не смотрел. И надеюсь, больше никто никогда не посмотрит. Он смотрел на меня как умирающий от голода хищник смотрит на сырое мясо. Моя злорадная улыбка не выдержала интенсивности этого взгляда. Внезапно, что-то изменилось и он улыбнулся. Для полного комплекта не хватало только клыков . Если бы дикие звери могли улыбаться, они улыбались бы так же жестоко, и так же до боли красиво.

"Однозначно, сегодня у меня неоправданно лирическое настроение."

Он поднял руку с зажатой в ней прядью рыжих волос, и помахал ею в воздухе на прощанье. Судя по цвету, эти волосы со всей уверенностью можно было назвать моими.

Сердце пропустило удар и забилось снова, но благодаря изрядной дозе адреналина, теперь уже с удвоенной скоростью. Не обращая внимания на прохожих, машины и голубей, я на ходу подсчитывала урон, нанесенный противником.

Чужак успел отхватить довольно приличный клок волос. Кроме того, мой любимый кожаный плащ, в котором я выглядела как героиня пафосного боевика,( или мне казалось, что выглядела) был вандальски испоганен четырьмя весьма внушительными царапинами, тянувшимися вдоль спины. Слабая надежда на то, что мне повезло, и это был маньяк-фетишист с оригинальным маникюром, отпала сама собой.

"Да, а ощущение его силы, это конечно, просто глюки"

Образ черной звезды вспыхнул перед глазами, как кадр из фантастического фильма. Такой незатейливый, персональный Армагеддон, с опасным красавцем в роли гигантского метеорита. На мгновение я закрыла глаза и попыталась вспомнить безмолвную музыку Его Темного Сиятельства. Вот это был класс! Чтобы проделать подобный фокус нужно обладать огромной силой. Мне такое даже не снилось.

"Он очень опасен. Если бы ему удалось, он бы поглотил меня. Нет, сожрал. Я бы растворилась в его сиянии, как минералка в грязной луже."

А растворяться в мужчине — это значит впасть в смертный грех по Евангелию от Ярославы. По Евангелию "написанному" мною, для меня же.

Визг тормозов и вой автомобильных сигналов оторвали меня от мрачных размышлений, и напомнили о том, что я все еще нахожусь рядом с автобусной остановкой, а значит и в непосредственной близости от проезжей части. И, как водится, эти звуки не предвещали ничего хорошего.

На сером асфальте, почти под колесами вишневого БМВ, лежала сбитая собака. Маленькая лужица крови растеклась от длинной, породистой морды. Я приблизилась и даже смогла рассмотреть пыль, покрывавшую черную бархатную шерсть, бывшую пару минут назад, наверное, безупречно ухоженной.

"Возможно, кто-то сегодня будет сильно расстроен. И если не из-за потери друга, то из-за потери денег. Пес, сразу видно, породистый."

Было жалко видеть животное, покрытое дорожной пылью и собственной кровью, чувствовать как жизнь по капле вытекает на холодный асфальт, и знать что это существо скоро станет не более чем сломанной и забытой вещью.

Дверца машины нервно распахнулась, и из коричнево-кожаных внутренностей салона, поблескивая сальной лысиной, вылез румяный обладатель пивного брюха-водитель.

Он обошел машину, и опираясь рукой о капот, наклонился над собакой. Светлые джинсы обтянули его внушительных размеров "багажник", и моя правая ступня подозрительно зачесалась. К чему бы это?

Мужик долго не разгибался, явно испытывая мое терпение. Наконец, пробухтев что-то нечленораздельное, он выдал :

— Ошейника нет! Кто хозяин?! Кто, я вас спрашиваю, хозяин?

Я уже почти развернулась и ушла бы, если бы этот пивной бурдюк, не пихнул ногой полудохлого пса.

Большое черное тело ощутимо содрогнулось и на меня уставился мутнеющий темный глаз.

Удивительно, но пес был все еще жив. И я просто не могла оставить его подыхать на обочине куда, похоже, и собирался оттащить не в меру расторопный мужик.

— Что это вы делаете с моей собакой?! Лордик! Мой бедный Лордик!!! ( хорошо хоть "Тузик" раньше в голову не пришел)

Дядька так и застыл на месте от неожиданности. Его можно было понять : не обнаружив поблизости хозяина породистого пса, он почти уверился в собственной безнаказанности, а тут какая-то дамочка с истеричными нотками в голосе, вопит на всю улицу о загубленном псе-медалисте.

— Ах ваша собака?! — и без того неприятное лицо его, медленно багровело — а какого ж рожна твоя собака бегает по дороге? Без ошейника?! Без хозяина?!— взвизгнул краснолицый.

"Кстати, резонный вопрос..."

— А не ваше дело— я решила не входить из образа истеричной дамочки— и уберите руки от Лордика! Лучше помогите мне отвезти его к ветеринару, убийца!

Краснолицый поперхнулся очередным возмущенным выкриком.

— Да он же мне весь салон изгадит...

Из последних сил стараясь сдержать рвущееся наружу бешенство, я швырнула на землю свой кожаный плащ.

" И начерта его сегодня одела? Осень еще теплая..."

— Сюда кладите, живодер!

Краснолицый нахмурился, но возражать не стал, видимо чувствовал за собой вину. Таким образом, пес размером с приличного дога, если не больше, со всеми "показными" предосторожностями, был перенесен не заднее сиденье машины-убийцы.

Все два квартала до маленькой ветеринарной клиники водитель не произнес не слова. Он только угрожающе посапывал и громко вздыхал, что мне совершенно не мешало — у меня были еще более веские причины быть недовольной собой.

" Что за день?! Сначала бабка, потом автобусный маньяк, теперь это... Почему я вечно пытаюсь корчить из себя Мать Терезу?! Ведь пес наверняка сдохнет... А мой плащ? В чем я теперь пойду на работу?.. Работа! ......ь!!! На сегодня о ней можно забыть, надеюсь только, что не навсегда."

Автомобиль мягко притормозил прямо напротив вывески "Ветеринарная клиника" над не внушающей доверия, маленькой, отделанной дешевым пластиком белой дверцей.

Все так же молча, краснолицый порылся в бардачке, выудил оттуда сложенную вдвое пачку денег, перехваченных желтой резинкой, сунул их мне в руки, и с пыхтением вывалился из машины— вытаскивать "моего" пса.

Я не стала разыгрывать благородство и отказываться от возмещения ущерба. Ветеринары нынче дороги, а собаке действительно нужна серьезная помощь. Просто пхнула пачку в задний карман своих черных джинсов.

Рассчитывать на дальнейшее содействие угрюмого, но кажется, порядочного мужичка, не приходилось — едва я стала обоими ногами на твердый асфальт, он передал мне в руки тяжеленный кожаный сверток, состоящий из моего плаща и громко дышащей ( Дышащей!) огромной собаки. Не смотря на свой немаленький рост и чего уж греха таить, совсем не женскую силушку, я едва удержалась на ногах. Стараясь как можно бережнее держать животное, я медленными шагами пошла по направлению к двери. За спиной остался удаляющийся шум двигателя.

Протиснувшись со своей ношей в дверь, я оказалась в маленьком узком коридорчике с небольшой, обтянутой серой клеенкой, больничной скамейкой, стоявшей у одной из стен. Скамейка была пуста. Как и весь белый коридор с запертой дверью в конце. На двери красовалась напечатанная на принтере надпись: " Часы приема: с 11 до 14, с 15 до 18" Я в эти часы категорически не вписывалась. Но и ждать, сидя на клеенчатой скамеечке, я тоже не собиралась.

Несмотря на ранний "не приемный" час, за дверью кто-то был. Откуда я это знала? Да оттуда же, откуда знала все остальное, не входящее в рамки обычных знаний— понятия не имею откуда.

Итак, за дверью кто-то был, и он наглейшим образом спал прямо на рабочем месте. Кто-то ощущался мужчиной лет двадцатипяти— тридцати, а замок ощущался хлипким. Ну может и не совсем хлипким, но пары— тройки увесистых ударов хватило, чтобы сломить сопротивление упрямого механизма.

Дверь в больничного вида кафельную комнату распахнулась с оглушающим треском. И щупленький парень, спавший на металлическом смотровом столе, подпрыгнул как на пружинках.

Наверное, в этой тихой белой комнате, рассчитанной на маленьких тихих людей, я, одетая во все черное, и бесцеремонно прервавшая чужой праведный сон, показалась парню как минимум посланницей темных сил. По крайней мере взгляд, которым он меня одарил, не предвещал ничего, кроме экзорцизма.

— Вы как сюда попали?! — быстрый взгляд на левую руку,— мы работаем только в приемные часы! Немедленно убирайтесь!

— Молодой человек, а вы клятву Айболита не давали? Этот пациент до приемных часов может и не дожить.

Мой голос наполнил помещение шорохом осенних листьев и шумом дождя. Знаю, что не честно, но парень заметно расслабился, а для меня в таких ситуациях использовать свои возможности, все равно что дышать. И с возрастом это получается все проще и проще. В конце концов, я же не деньги у него выманиваю.

— Вы же ветеринар? Эту собаку сбила машина. — я аккуратно обошла застывшего столбом Айболита, и положила его потенциального пациента на смотровой стол. Напряжение, всю силу которого я не осознавала, отпустило руки, плечи и позвоночник. По мышцам волной разлилась небывалая легкость.

" И как я только дотащила эту тушу? Это же целый пони..."

Удивленный вскрик ветеринара эхом отразился от кафельных стен— он развернул мой многострадальный плащ.

-Какой красавец! Это какая порода? В первый раз такую вижу! Ах ты бедный....сейчас мы тебя осмотрим...

" Похоже я переборщила с внушением...или это он от природы такой...экспрессивный?"

Пока добрый доктор ворковал над смотровым столом, я с подозрением рассматривала его инструменты, лежавшие на железном подносе, и хищно поблескивающие отполированными боками. Бр-р-р. Такое количество мертвого железа никак не настраивало на позитивный лад. Конечно, никакой опасности парень для меня не представлял, но каким-то странным образом я чувствовала чью-то чужую глухую ненависть.

— Девушка, вы уверенны, что это животное сбила машина?— недоверие в его голосе можно было резать ножом.

— Абсолютно. Я видела это собственными глазами. А что?

— Слишком легкий характер повреждений. Неделю отлежится и будет как новый.

— Правда? А кровь? Он же был весь в крови.

"Какой к черту легкий характер? Пес издыхал. Уж я-то точно знаю."

— А! Видимо вид крови ввел Вас в заблуждение! Раны на голове всегда чрезмерно кровоточат. А в общем и целом все не так страшно. Покой, высококалорийная диета, бережный уход и через неделю он будет здоров.

Как не странно, но пес и в правду ощущался намного здоровее. И несмотря на перебинтованную голову, и отсутствие малейших признаков движения, уже не казался мне полудохлым.

— Да? А почему он тогда не двигается?

— Это транквилизатор, при осмотре больших собак всякое случается— лучше перестраховаться. Часа через три он проснется, не беспокойтесь. И постарайтесь в ближайшие дни ограничить его двигательную активность — ушибы еще дадут о себе знать.

— Понятно. Вы мне очень помогли. Прошу простить меня за вторжение.

— Конечно, я все понимаю. Такое животное! Это какая порода?

" А действительно, какая же это порода?"

Теперь, когда у меня появилась возможность как следует разглядеть пса, трудно было спутать его с догом. Если бы не размеры, я приняла бы его за гончую, настолько изящным, было строение костей. Кроткая черная шерсть не блестела, она покрывала тело дорогим бархатным чехлом и, казалось, впитывала свет как губка. Длинные лапы оканчивались большими, он аккуратными подушечками, а белая повязка не могла скрыть аристократичности длинной породистой морды и кончиков острых ушей. Порода, определенно, была не комнатная.

— Французский дог — я ляпнула первое, что пришло в голову,— новая порода.

— А-а-а.. А как зовут?

Странно, но мне вдруг захотелось, чтобы этот пес действительно принадлежал мне. И я назвала бы его...я назвала бы его....

— Арвен. Его зовут Арвен.

Воздух как будто дрогнул, время замерло и каждое слово, с тяжестью каменной глыбы, упало в воду пространства. Но, похоже, это заметила только я. Ну и "французский дог" нервно дернулся во сне.

Пока я прощалась и расплачивалась за визит с добрым доктором, Евгением Андреевичем— "для Вас просто Женей", манеру поведения которого можно было, без преувеличения, назвать приторной, ( и моей вины в этом не было никакой!) меня не покидало чувство затаившейся опасности. Острое ощущение чьей-то ненависти так и витало вокруг. Оно не оставило меня и в такси, вызванном услужливым ветеринаром, для доставки домой моей дражайшей особы и собачьей туши, размером с пони. И именно оно заставило меня вспомнить о всех неприятностях сегодняшнего утра. Начиная со сломанного лифта — "хоть бы заработал"— и заканчивая "автобусным маньяком" с клоком моих волос. Про непопадание на работу я уже вообще молчу.

Такси доставило меня прямо к двери подъезда. "Любой каприз за ваши деньги, мадам". Лифт работал, так что мне не пришлось особенно надрываться.

Остаток утра прошел в пристраивании "больного" на моем старом одеяле, в прихожей, звонках на работу ,объяснениях и вздохах над испорченным плащом. Свои серьги я так и не нашла.

Глава 2.

Мой глубокий послеполуденный сон был совершенно омерзительным образом прерван. Я проснулась под аккомпанемент яростного рычания и звука рвущейся кожи. Потратив секунды три на судорожную проверку целостности моих драгоценных конечностей, я все-таки отважилась открыть глаза. Дух, конечно, можно было перевести, но не на долго, ибо судя по бросаемым на меня злобным взглядам, неблагодарная псина, покончив с ошметками того, что некогда называлось моим "кожаным понтовым плащом", собиралась переключиться на мою, пока нетронутую, шкурку. И зрелище было то еще.... Клочки плотной кожи рвались под напором мощных челюстей и когтистых (когтистых, мать его, кошку?!) лап как бумага.

" Может собачка проснулась и захотела кушать?! Или зубки режутся?.... Да-а-а, кажется я встряла... Пригрела собаку Баскервилей, на свою голову."

Заключительный рык, лязг зубов— и адское отродье текущей походкой направилось в мою сторону. Версию о кошках в родне, подтверждало и отсутствие, обычного для всех собак, звука стучащих по паркету когтей. Да и такие острые клыки, с радостью демонстрируемые милой собачкой в белоснежном "приветственном" оскале, у тигров не встретишь.

Я села на кровати и поджала ноги как можно ближе к гуди.

— Аф-ф-фигеть собачка.....

Ответом мне послужил недвусмысленный рявк.

Мысли метались в голове как перепуганные кошкой, пардон, собакой, голуби. "Что делать-что-делать-что делать?" Умирать во цвете лет, однозначно, не хотелось. И тут как-то вдруг вспомнилось, что я не до смерти перепуганная истеричка, а нечто большее. Тот факт, что я сама до конца не знала, что же я такое, роли не играл.

-Хорошая собачка,— я решила начать с классической реплики всех киношных идиотов, и еще чуть-чуть подпустила в голос успокаивающего шелеста листвы.

Псу этот шелест был, мягко говоря, до бубна. Он только угрожающе рыкнул и продолжил свое движение по направлению к кровати.

— До-о-обрая собачка,— тут уж я выложилась на все сто процентов. Злобный соседский доберман просто валился с ног от такого напора, блаженно повизгивая и трепыхая в воздухе лапами. "Ах, как он Вас любит!"— говорила наивная хозяйка. А тут— эффекта ноль!

"Приехали! Пеките пирожки для поминок."

— Арвен,— имя выскользнуло само собой, от отчаяния, и полилось шелковым ласкающим потоком,— хороший Арвен.

Злобная туша содрогнулась как от удара. Могу поклясться, в невероятно умных глазах отразился ужас и непонимание.

" Ах, вот значит что тебя берет? Интересно..."

Страх как рукой сняло и во мне проснулся злорадный азарт экспериментатора. Я почувствовала что, назвав злобную животину этим именем, получила над ней, хоть и призрачную, но власть. Теперь уже не было сомнений в необычной природе пса. Я слышала о таких созданиях— но всегда считала их мифами давно ушедших эпох, а не дышащей и рычащей реальностью.

— Арвен, сидеть!— я хлестнула голосом как плеткой, и похоже, в этот раз он полностью почувствовал "спецэффекты" — рухнул на пол как подкошенный, прижав остроконечные уши к голове.

В полночно-темных глазах плескался человеческий ужас. И меня охватил стыд за содеянное— теперь я мучила безответное животное.

— Да что ж я, зверь какой? Не надо меня так бояться, я тебе ничего плохого не сделаю, сам виноват, не надо было меня пугать....

Я еще не определилась в отношении пса, но страх и боль, исходящие от него волнами, решили дело в его пользу.

" Конечно, он вел себя агрессивно! Отключился посреди дороги, а проснулся в незнакомом месте, наполненном чужими запахами..."

Я медленно приблизилась и села рядом с нервно подрагивающим зверем. В том что это именно "зверь", у меня теперь не возникало никаких сомнений. Я гладила странную бархатную шерсть, трогала замшево— мягкие уши и чувствовала, что даже кровь в этом огромном теле течет по-другому. И запах...он пах не собакой, а ночным ветром, шелестящим в кронах деревьев, влажной землей и грозой.... запах грозы напомнил мне о чем-то важном, но сейчас не было ничего более важного, чем моя цель — добраться до сути. Я стараюсь никогда не смотреть так в людей— никогда, потому, что всегда есть шанс натолкнуться на что-то неожиданно грязное, даже в самых хороших людях. Но в сути животных— только их природа: жажда крови, азарт охоты, радость стремительного движения... Еще один туманный слой ... странное чувство промелькнуло слишком быстро, чтобы я могла понять что это было, на удивление сложное для животного чувство...и.... Пес задергался в моих руках, пытаясь вырваться. Концентрация нарушилась. Теперь я просто пялилась на собачью шерсть.

— А, блин, ты не злой, и фиг с тобой.

Арвен опасливо отступил назад. То ли это мой неожиданный дурацкий стишок ему не понравился, то ли я рожей не вышла, но огромная псина не спешила радостно запрыгать вокруг меня, виляя хвостом. Ну и ладно, спасибо хоть больше не пытается меня сожрать. Кстати, насчет сожрать...

— А вот, интересно, что едят такие необычные собаки как ты?

Совершенно ясно, что слово "еда", в отличии от "хорошая собачка" этот пес понимал на все сто процентов. Причем, назначение холодильника, тоже не было для него тайной за семью печатями.

Мягкими, вызывающими суеверный ужас, прыжками Арвен выскользнул из спальни. Я нашла его на кухне, сидящим рядом с заветным белым шкафом, в однозначно приподнятом настроении. И едва поборола желание перекреститься. На ярко освещенной кухне "неотмирность" зверя просто бросалась в глаза. В нем было что-то от пантеры и что-то от волка, и эти несовместимые черты сливались в одно грациозно-текучее целое.

Медленно, стараясь не делать резких движений, я открыла холодильник, и достав купленный накануне кусок свинины, положила его на пол.

Мне показалось или псина посмотрела на меня со смесью удивления и брезгливости? Далее последовала серия возмущенных фырканий и мотаний головой.

— Что, без тарелки не едим?

Тихий рявк можно было понять только как "да".

С большим блюдом для торта дело пошло гораздо лучше. Кусок мяса исчез буквально за три минуты, а скорость пережевывания говорила о том, что два килограмма — это далеко не предел.

Пока Арвен рвал мясо внушающими уважение любой дикой кошке зубами, я лихорадочно обдумывала план депортации опасного животного с моей холостяцкой жилплощади. Судя по внешнему виду и поведению, милый песик в уходе уже не нуждался, а значит мог спокойно отправляться обратно к хозяину. О том, кто может оказаться в роли недовольного пропажей ценной экзотической живности владельца, думать почему-то не хотелось.

Аккуратно, все еще сохраняя дистанцию, я попробовала взять пса за удачно сбившийся с головы на шею бинт повязки, скатавшийся в толстый жгут. Напряженная настороженность буквально повисла в воздухе. Грациозное тело превратилось в мраморную глыбу, и каждый неслышный шаг упрямого животного, стоил мне напряжения всех мышц. Наконец, наша странная процессия оказалась в прихожей. Двойная входная дверь открылась с мягким лязгом замка и скрипом плохо смазанных петель. Широко распахнув ее, я как можно более дружелюбно, попыталась выдворить песика за порог. Но, порог словно стал запретной чертой. Нет, я-то его пересечь могла, а вот Арвен уперся всеми четырьмя лапами и застрял в проходе.

— Да шагай же! — мой выкрик мячиком гулкого эха поскакал вниз по ступеням.

И пес шагнул. Один короткий шаг, один длинный тяжелый взгляд, полный неясной угрозы, и вот он уже за порогом.

— Иди!— дверь в подъезд никогда не закрывалась, и я была уверенна, что он легко найдет дорогу домой.

Вопросительное "У-у-у" прозвучало как полноценный упрек.

— Иди домой! — тут мне не к месту вспомнился анекдот про мужика, который хотел избавиться от блох,— зверь с неподражаемой грацией скользнул обратно в квартиру.

Три повторных сеанса с уточнениями " к себе, к себе домой" и " к своему хозяину", окончательно убедили меня в том, что Арвен отныне считает мой дом— своим, а меня, судя по его полным презрения и скрытой насмешки взглядам, своей безмозглой хозяйкой.

Вообще, поведение зверюги, никаким кроме как странным, назвать было нельзя. Арвен бросал на меня полные злости и угрозы взгляды, пресекал все попытки его погладить, но не нападал и с точностью выполнял все отданные голосом приказы. А эти "говорящие" глаза заставляли меня почувствовать себя как минимум кошкой, посмевшей сунуться в миску с его едой. Но, с другой стороны, откуда мне знать, что является нормой для таких зверей? Одно я знала точно— ему не место в моей двухкомнатной квартире. Она слишком мала для него, слишком материальна. Я чувствовала, что это существо создано для стремительного бега, для сумерек и тумана, вересковых пустошей и необъятных диких степей, для мест все еще не оскверненных человеческим присутствием, и потому насквозь пропитанных дикой энергией земли, неба и свободного ветра. Оставалось всего ничего, сущий пустяк, право слово: донести эту высокую мысль до жуткой зверюги, удобно расположившейся на ковре посреди зала и упорно не желавшей подниматься.

После двадцати минут безрезультатных попыток растолкать неповоротливую махину, я плюнула, и решила посветить все оставшееся время бездарно потраченной пятницы, приведению квартиры в порядок.

Еще по-летнему теплый , сиреневый вечер застал меня на диване, перед выключенным телевизором и неподвижной черной тушей, растянувшегося на ковре пса. Мысли мои не отличались веселой розовостью порхающих бабочек. Нет, они словно стая злых, голодных ворон, задевающих крыльями клетку черепа, кружили вокруг фигуры утреннего чужака. Опасного чужака с клоком моих волос.

" А почему ты не допускаешь мысли, что он не сумеет ими воспользоваться?"— задала я сама себе бесподобный по наивности вопрос.

"Да потому, что я видела его глаза и на собственной шкуре почувствовала его способности."

Всему что я умела, я научилась сама, методом проб и ошибок. И до сегодняшнего дня считала себя единственной в своем роде. Не хилое самомнение, правда? И вот, теперь, когда у чужака есть прядь моих волос я за него и поплачусь.

" Проблемы, проблемы. У меня большие проблемы.Что же он собирается делать? Что делать?! "

Я нарезала по комнате злые быстрые круги, мягкий ворс ковра приглушал удары босых ног, но не злость клокотавшую внутри. В конце концов, я решила отправиться на кухню за очередной чашкой кофе с молоком. Если в растворимый кофе добавить молока и насыпать побольше сахара, его даже можно пить, знаете ли.

"Надо купить кофеварку!"— каркнула очередная злая ворона, но ее заклевали как несвоевременную.

Я стояла на кухне, держа кружку в руке, и вот, пальцы свело судорогой, рука дрогнула, скользкий квадратный бок наклонился под неправильным, во всех отношениях, углом, и обжигающе— горячая жидкость полилась на кожу.

"Черт, горячо-то как!"

Но жар не собирался проходить, он разрастался, постепенно охватывая всю поверхность кожи и заставляя меня корчится от боли.

Последняя четкая мысль, посетившая меня до того как я упала на прохладный кафельный пол кухни, была: "Началось!"

К сожалению, интуиция меня еще никогда не подводила, проблемы таки нашли мою з... голову.

Тело корчилось и горело от нестерпимого жара, выплавляющего из головы все желания кроме одного — желания выплеснуть боль в зверином вое. Но я держалась, не знаю почему, но держалась. Кости ломались с оглушающим скрежетом и я отстраненно понимала, что это мои кости, и мой хрип сыплется как песок по холодному полу. Это мои мышцы рвутся от невыносимого напряжения и срастаются снова, но не так, не так! Кости с лязганьем находят суставы и выстраивают новые конструкции под бурлящей массой плоти, образуя что-то новое, страшное... не меня!

И вот я снова могла двигаться, но двигаться как-то странно, как-то...да какая разница как!

Необычайно мощное, легкое и послушное тело несло меня к холодильнику, руки сильными плавными движениями вырывали из морозильника ледяную курицу, и совали ее прямо в рот.

"Такая маленькая!" Челюсти перемалывают хрупкие куриные косточки в муку, сырое твердое мясо радует своей удивительной сладостью. Только так и надо есть мясо. Сырым! Сырым!

Необычайно четким и ярким зрением я увидела знакомую фигуру в проеме двери. Пес. Он не ощущался как противник, разорвать его в клочья сейчас было бы детской забавой.

"Эти жалкие зубы? Кого ты пытаешься ими напугать?! ....а правда, кого?... Кто я? Я..."

Чужой голос ворвался как свежий ветер, и спутал все мысли в горящий веселой яростью ком.

" Приди ко мне, иди и я дам тебе знание. Приди, и я дам тебе силу! Приди, и будь со мной!"

Он ощущался как знакомый. Он был такой же как я, и я почти побежала на его зов, почти бросила текучую мощь тела в стремительный радостный бег навстречу этому голосу, но что-то заставило меня устоять. Что-то, забытое, но все же бывшее мной, сказало твердое "Нет".

Голос хлестнул ветром и стеклянными осколками былой доброты:

"Приди, приказываю тебе! Слушай меня! Иди ко мне!"

Эта новая я только хрипло рассмеялась в ответ. Смех рассыпался горячими подпрыгивающими угольками.

" Никто не смеет приказывать мне! Никто, слышишь?!" Мой крик летел по каналу зова тонкими железными шипами, сгустками лавы и огня. И когда он достиг цели, я почувствовала ужас и злость того, кто посмел приказывать мне, мне....

С обрывом связи чувство правильности всего происходящего исчезло наравне с веселой яростью. Знакомая боль снова скрутила тело. И снова кости ломались и становились на место, но теперь уже правильно. И плоть формировала знакомую и надежную — меня!

Последний образ, отпечатавшийся перед погружением в прохладную тьму, в моем усталом, но свободном мозгу— это фигура склонившегося надо мной человека, человека с чужим лицом и знакомыми темными глазами.

Глава 3.

...Рядом кто-то был. Я слышала дыхание, шелест одежды и мягкие шаги босых ног по ковру. Местонахождение моего тела ощущалось как "диван в зале". Само тело ощущалось избитым.

Веки были словно из камня, и откровенно не желали подниматься. Ох, не зря... Когда я все же, с величайшим трудом, раскрыла глаза, по ним безжалостно резанул дневной свет, эхом головной боли разлетевшийся по закоулкам черепа. Впрочем, свет тут же заслонила чья-то размытая фигура. Через десять секунд фигура, кстати сказать, весьма и весьма недурная, была опознана мной как "высокий темноволосый мужчина, предположительно знакомый".

Он присел около дивана, и его лицо оказалось на уровне моих глаз. Все что я могла сделать— это затаить дыхание, и не шевелясь любоваться этим странным лицом, щурясь от болезненно-яркого света. Потому, что таких лиц не бывает. Не бывает таких умных шоколадных глаз, горящих на бледной, цвета благородного мрамора, коже. И таких идеальных губ, кривящихся в странной усмешке. И уж точно не бывает таких изысканно-длинных, острых подбородков и совершенных "греческих" носов с тонкими ноздрями. Его лицо хотелось потрогать руками, для того чтобы убедиться в том, что это не холодная мраморная статуя, а живая плоть. Что я и сделала— протянула странно слабую руку и дотронулась до гладкой, бледной кожи его щеки. Похоже, щека не ожидала такого обращения. Незнакомец вздрогнул и вперил в меня удивленно-рассерженный взгляд горящих глаз. Моя рука тут же отдернулась и упала на диван.

Теперь он стоял, и молчаливо взирал на меня с высоты своего роста.

" Он тонок первой тонкостью ветвей, его глаза печально-бесполезны. Под крыльями распахнутых бровей— две бездны." — стихи моей любимой поэтессы удивительно точно подходили к моменту.

"Черт, опять меня потянуло на лирику. Плохой, плохо-о-ой знак."

Видимо, я должна была что-то сказать. И все на что я была способна, это :

— Как же я вчера напилась, если даже не помню как тебя зовут?— мой тихий, немного хриплый голос как будто сломал окружавшую нас скорлупу тишины.

— Нет, ты не напивалась вчера, а что, часто злоупотребляешь спиртным?— его голос глубокий и бархатный, напоминал шоколад. Горячий шоколад с корицей.

И мне неожиданно стало стыдно как школьнице, которую застукал за курением ее любимый учитель.

Железной волей подавив в себе детское желание оправдываться, я привела в движение задеревеневшие слабые мышцы, и села на диване. Мозг уже успел прийти в себя и незамедлительно подкинул мне здравую мысль, которую я и озвучила, уже гораздо более твердым голосом, и уверенным тоном:

— Если я вчера не напивалась, то почему я тебя в упор не узнаю? И что ты тут делаешь....в моей одежде?!

А одежда была действительно моя. Свободная (мне -не ему) белая футболка с Че Бурашкой, и старые джинсы, немного короткие для его длинных ног.

Ситуация становилась все более загадочной, но как не странно, не вызывала беспокойства. Я смотрела в эти умные глаза, и мне казалось, что вот сейчас, еще чуть-чуть, и я вспомню как его зовут.

— Ну надо же мне было что-то одеть, -мой первый вопрос он, усмехнувшись, проигнорировал,— я попал сюда без одежды.

— Ты что голым сюда приперся?!

— Ты сама меня принесла. — в интонации ощущался край злости и еще чего-то..

— Что значит принесла?!

— А ты не помнишь? -тщательно сдерживаемое раздражение, скрывавшееся под вежливо-безразличной маской, витало в воздухе, выплескивалось с каждым его выдохом, каждым словом.

Я не хотела злиться, нет правда, не хотела, но если и есть что-то более заразительное, чем вирусы гриппа и зевание, так это злость.

— А что я должна помнить?! Что?! Вчера я принесла домой сбитого машиной пса и ...— головная боль, дремавшая где-то в районе затылка, радостно встрепенулась, и разбуженная моим криком, теперь отбивала свой веселый ритм вместе с каждым ударом сердца.

Эта боль напомнила мне ту, другую, гораздо более страшную, и гораздо менее реальную. Страшный вечер и то, во что я не была готова поверить.

— ... и вчера твоя кровь окончательно проснулась.

Странный конец фразы, высказанный в не менее странном тоне.

— Что значит проснулась? Почему ты все время говоришь загадками?! Говори то, что хочешь сказать или убирайся! Нет, стоп, говори и убирайся! — никакие красивые глазки не стоили моих испорченных нервов. А может я просто боялась услышать правду... И как бы красив он не был, его наглое поведение выводило меня из себя.

Похоже, ему стоило больших трудов не взорваться. "Хорошо, это хорошо— значит не я одна тут не получаю удовольствия от общения."

— Твоя кровь проснулась,— он цедил слова через сжатые зубы, и черт побери, меня радовали его неудобства,— потому, что тебя пытались насильно призвать. Если ты настолько глупа, и не понимаешь что творишь, то возможно, тебе было лучше умереть при рождении. Что же касаемо моего пребывания в твоем жилище, то жилище моей княгини— мое жилище и я останусь тут, пока она его не покинет.

И если начало этой пафосной речуги меня взбесило, то конец поверг в тихое офигение. Ответов мне никто не дал, а вопросов только прибавилось. Внезапно я поняла, что обычная для меня игра в "вопрос-ответ" тут не пройдет. К этому парню требовался другой подход— более сдержанный.

Он сидел, нервно и зло вздрагивая всем своим большим телом, словно ожидая удара, и это казалось смутно знакомым...

"Ладно, мы пойдем другим путем."

Я медленно и со свистом выдохнула воздух.

— Хорошо, начнем с конца. Кто твоя княгиня и что она тут делает?

"Ах, черт, опять слишком много вопросов за раз. Система может повиснуть. "

На меня уставились два озера , полные тоски и удивления. Мне стало так его жалко, так жалко...

— Отвечай. Эти штучки не пройдут.

Я уже поняла, что ввязалась во что-то нестандартное, что мой собеседник из той же компашки что и темный незнакомец из автобуса...

"Этот темный ублюдок, о-о-о, он заплатит..."

... а тут еще какая-то княгиня нарисовалась. Короче, жизнь удалась.

Странно, но все происходящие со мной события не вызывали во мне острого удивления или желания упасть в обморок. Хотя, когда я падала в обморок? Один невероятный факт накладывается на другой, и вот я уже вполне серьезно воспринимаю то, что еще вчера казалось фантастикой. Как там у классиков : "Разум человека, растянутый новой идеей, уже не может вернуться к прежним размерам."? Ну-ну...

— Итак, вернемся к нашему барану. — "ой, не надо было хохмить",— Вопрос номер один: Кто? Твоя? Княгиня?— я не сдержалась и хлестнула злостью по полной. Он снова вздрогнул и злобно уставился на меня, напомнив мне что-то , о чем не следовало забывать, что-то важное.

— Ты моя княгиня. — ответы он цедил так же радостно, как и я вопросы.

-И я не знаю, что ты тут делаешь.— добавил он не без злорадства, пока я молча переваривала услышанное.

— Я не твоя княгиня. Я вообще не княгиня. Это бред.

— О-о-о, не по титулу, но по крови ты — княгиня. И теперь, когда ты привязала меня к себе, мне придется остаться с тобой.

По всем канонам жанра, я должна бы была около получаса хлопать глазами, задавать идиотские вопросы и всячески тянуть время. Да ладно, я и так уже почти догадалась, что произошло, просто не хотела в это верить. Это как на темной улице. Ты видишь тень и слышишь шаги, но оборачиваться не спешишь, а вдруг пронесет? Но оборачиваться надо всегда...

— Что ты?

— Я Арвен,— имя явно было ему противно,— ночная гончая, последний из моего рода.

Ну вот все и стало на свои места. Это был не сон. Скрежет костей, крик плоти— все это было на яву.

"Не хочу, не хочу, нет!"

Тихая внутренняя истерика никак не прорвалась на поверхность. Потом, все потом. Слишком много вопросов требовали ответа.

-Я такая же как ты?

Он засмеялся. Зло, горько и как-то пронзительно.

-Если бы ты была такой же, я бы уже разорвал тебе глотку, за то, что ты сотворила. Ты хоть понимаешь что сделала, дитя?

Странно было слышать слово "дитя" из уст человека, чей видимый биологический возраст превышал мой максимум на 5 лет. Но, почему-то я не усомнилась в справедливости сказанного. Не усомнилась , не значит -не разозлилась.

— Ну, и что же я сотворила?

— Ты дала мне имя. — странный ответ на такой простой вопрос.

— Ну мне же надо было тебя как-то звать? В чем проблема? Тебя зовут по-другому?

"Какой горячий эстонский парень. Того гляди зарычит. Хотя....такой запросто укусит..."

Казалось, каждый мой вопрос выводил его из себя. И с каждым словом он ближе придвигался к моему лицу, влезая в мое личное пространство. Каждый его выдох был летним горячим ветром :

— У меня не было имени и не было служения одному хозяину. Никто меня не призывал, и я был свободен выбирать. Свободен! А теперь ты призываешь меня, ты дала мне имя, дала служение! И только за это одно я мечтаю убить тебя!— последние слова вырвались вместе с глухим рычанием, напомнившим мне "милую собачку".

"Этот— убил бы, если бы мог. А я точно знаю, что не может....Интересно, почему?"

Только мне совсем не нравится, когда орут прямо в лицо. Мне вообще не нравится, когда на меня орут.

— Назад! — хрустальные вазы жалобно звякнули в ответ, а Арвен просто подчинился. И это ему не понравилось. О, да, ему совсем не нравилось выполнять приказы.

Глядя прямо в эти горящие бешенством глаза, я усмехнулась и задала следующий вопрос :

— И что? Я теперь знаю твое тайное имя? Это как в племени Мумба-Юмба — знаешь имя, значит можешь навести порчу на отважного индейского воина? Значит, каждый кто знает мое имя — что, князь? Полный бред.

Я смеялась ему прямо в лицо, а он молчал. Просто смотрел на меня в злобно-веселом изумлении, как смотрят на глупого ребенка, сломавшего бесценную вещь, для того чтобы посмотреть из чего она состоит. Наконец, он очнулся и начал прохаживаться вокруг дивана, рассматривая меня со всех сторон. Каждое движение завораживало. Наклон головы, взгляд из-под густых ресниц, плавное покачивание тела при ходьбе, снова оценивающий взгляд. За ним можно было наблюдать вечность, а можно было... Я резко отдернула саму собой потянувшуюся руку.

-Зараза!— и только тихий смех в ответ, смех который крался по позвоночнику колючей, теплой волной мурашек.

— Прекрати.— одно слово, и он остановился напротив меня, угрюмо глядя исподлобья.

— Ты ничего не знаешь? Ты призываешь ночную гончую и не знаешь о силе крови? Не знаешь ничего о себе?

-Не знаю.

-Так кто ты по-твоему?

-Просто, не совсем обычный человек.

-Человек!— мгновение, и он катался по ковру как игривый щенок, весело повизгивая в перерывах между приступами хохота. Это выглядело так забавно, непосредственно, и так раздражающе! Возможно, если бы я не знала, что этот "человек" в любое мгновение готов разорвать мне глотку, я бы посмеялась над его резкой сменой настроения, а так... Ну не было мне смешно.

Я сидела и угрюмо любовалась показным весельем моего незваного гостя. Было кристально ясно, что имея на меня какой-то одному ему известный зуб (если быть точной, целую пасть острых зубов ), по своей воле он не объяснит ничего. Что ж, напомним кто тут командует парадом.

— Сядь!— грубо, но эффективно. Смех тотчас прекратился, и Арвен уселся прямо на полу.

— Итак, судя по тому представлению, которое ты устроил,— о-о-о, тут я удостоилась многообещающего взгляда,— человеком ты меня не считаешь. Так кто же я по-твоему?

Слово "оборотень" не прозвучало, но, определенно, витало в воздухе, как запах гари над пожарищем. Ну вот как-то так, высокопарно летало.

— Ты пересмотрелась фильмов ужасов, если думаешь ,что каждое полнолуние будешь обрастать мехом и выть на луну.— для такого странного создания, Арвен демонстрировал отличное знание современного кино.— Конечно ты не оборотень, но и не человек.

И, добавил, предупреждая вполне закономерный вопрос :

— Не мне решать что тебе рассказать. Раз уж твоя кровь проснулась, завтра я отведу тебя к тебе подобным.

-Ну, хватит! — терпение лопнуло и пузырящийся кипяток раздражения выплескивался в каждом слове. Я поняла что не добьюсь от этого человека ничего, кроме туманных намеков. И уж точно, я не собиралась идти к каким-то мне подобным. Я слишком хорошо помнила фокусы одного из "подобных мне", а по своей воле отправится туда где их целая шайка? Ну уж нет. -Мне надоела эта чушь. Убирайся из моего дома!

— И ты даже не хочешь узнать ничего о случившемся?— он ехидно ухмыляйся, но отчаяние с каждой секундой наполняло комнату запахом дождя и сырой земли.

— Тебе некуда идти? — черт, даже моя злость была ничто, по сравнению с вселенским горем, которое он излучал.

Злые глаза смотрели на меня в упор. Ну конечно, кому понравится, когда его читают?

-Благодаря тебе — некуда.

— Тогда объясни. Без дурацких уверток, без загадок и напускания тумана. Просто объясни. Так, чтобы я поняла. Потому, что я ничерта не понимаю.

И он объяснил. Черт, лучше бы он продолжал молчать. Как говорится, надо быть осторожнее со своими желаниями.

— Дав мне имя, ты привязала меня к себе. Я последний из рода и некому было дать мне имя и служение.

— Служение?— я старалась не перебивать этот долгожданный поток красноречия, только изредка задавала необходимые вопросы.

— Имя данное носителем древней крови,— тут мне пришлось прикусить язык, чтобы не спугнуть рассказчика,— так же определяет служение. Служение— это не совсем точное слово. Когда-то, во времена древних королей вашего народа, мы действительно служили тем, кто был вправе призывать. Позже имя стало просто пожеланием будущих качеств. Вроде "светлый" или "грациозная".И мы снова были свободны. Но ты...— его красивые пальцы оставили на бордовом ковре подозрительно четкие полосы.

— Я дала тебе просто красивое имя. Французское.

— Не на моем языке! Тысячелетия назад оно значило совсем другое! Оно значило... я не скажу тебе что!— он упрямо мотнул головой,— Но теперь я вынужден тебе повиноваться! Я даже уйти далеко не могу. И твой голос, твой проклятый голос... Мне больно его слышать! Я ненавижу тебя, проклятая дрянь! Не смей меня прогонять теперь, когда я не могу уйти!

Последние слова он будто пролаял мне в лицо. Пришлось зажмуриться и вцепиться в плюшево-бежевую обивку дивана, чтобы инстинктивно не рявкнуть "Сидеть!".

В попытке отодвинуть разбушевавшееся тело обладателя острых зубов подальше, я коснулась рукой его тут же одеревеневшей груди. Арвен замер. Никаких больше слов, никакого движения, даже дыхания не было.

"Что за...?"— и я посмотрела ему в глаза.

На меня обрушился целый мир, чуждый, непонятный, но от этого не менее прекрасный.

Я видела неясные тени, бесшумно скользящие по берегу серебрящегося в лунном свете озера, я видела добычу и гналась за ней. В прохладном ночном воздухе витало обещание грозы, пахло влажной землей, травой и мокрой шерстью. Уже знакомая мне сущность собаки кувыркалась в тумане, излучая чистые и простые эмоции. Но под всем этим, как вода под гладким панцирем льда, была еще одна сущность. Вселенная чужих мыслей и ощущений, огромное количество мелочей, которые не имеют названия, но воспринимаются как неотъемлемые части личности. Все это было похоже на бесценный древний фолиант, написанный на неизвестном языке, который можно прочесть, понять и запомнить, но не иметь возможности пересказать словами. И я читала, читала все до чего смогла дотянуться...Неизмеримо мудрый, живущий сотни лет, он был благородным стальным клинком, человеком и отчасти зверем. Рыцарем— когда-то, а потом...

Твердые руки с силой оттолкнули меня от теперь уже часто вздымавшейся груди, не дав мне понять сущность Арвена до самого конца. Но может быть это к лучшему.

Я смотрела на этого человека, еще пару минут назад бывшего совершенно чужим, и мне казалось, что я знаю его целую вечность. Никого раньше я не знала так хорошо. Ни один друг или родственник не был мне так близок как он сейчас. Теперь каждый поступок Арвена, каждый его шаг казался мне понятным и объяснимым.

— Никогда больше так не делай! — Он кричал и тряс меня за плечи, но в его поведении явственно проступал испуг.

— А больше и не нужно...— я не смогла скрыть улыбку,— Никогда не встречала живых рыцарей.

— Что ты успела увидеть?! Отвечай!

Голова чуть не оторвалась, но я знала, что дальше встряхиваний моего несчастного тела, дело не пойдет. Этому существу, казавшемуся мне теперь давно потерянным и снова найденным другом, я могла полностью доверять.

Но даже друзей требуется иногда ставить на место.

— Отпусти!— и Арвен послушно убрал руки. Теперь я знала чего ему стоило такое беспрекословное подчинение, и добавила гораздо спокойнее :

— Я увидела все, что мне было нужно. Твою сущность.

— Чертова дрянь! Как ты могла так быстро овладеть этими умениями? Тебе же не больше двух столетий!

Я могла понять его злость и неприятие, черт, минут пять назад я бесилась не меньше. И потом, эта его оговорка заставила меня насторожится, так что я никак не отреагировала на оскорбление.

— Мне не больше двух десятилетий. Двадцать два, если быть точной. И этими умениями я владела всегда, просто сегодня они неожиданно усилились.

Надо было видеть его лицо, застывшее в комичной гримасе ужаса и недоверия, а ведь я, как никто лучше, знала, что этот человек способен мастерски скрывать свои эмоции.

— Этого не может быть... Ты ощущаешься как минимум княгиней. Ты... Теперь тебя просто необходимо показать собранию. — он в растерянности качал головой.

— Никакому собранию показываться не собираюсь. Кому бы я показалась, так это врачу. По мне будто грузовик проехал.

— Это обычные ощущения после пробуждения,-совсем не доброжелательно усмехнулся мой собеседник,— Разве ты не хотела узнать все о своей крови?

— Я думаю, для этого мне не надо никуда ехать. Ты мне расскажешь.— не то чтобы я была в этом уверенна, но попытка — не пытка.

— Я не знаю и сотой части правды. Кто я, чтобы знать все тайны князей? Тебе нечего боятся, они не причинят тебе вреда, зато, возможно, ответят на твои вопросы.

-Возможно?— я заставила голос звучать как можно более насмешливо.

— С ними никогда не знаешь наверняка,— теперь он почти ворчал этим своим бархатно— шоколадным голосом.

-Ладно.

Конечно, я слишком легко согласилась на эту дурацкую встречу, но кто еще кроме загадочных "князей крови" объяснит какого черта со мной происходит? Точно не этот недоделанный сумрачный рыцарь. А опасность была велика. Я отлично помнила, через что меня заставил пройти один из этой загадочной шайки. Где гарантии, что он снова не попытается напасть? Где гарантии, что он снова не использует мои волосы для... "Не думать, не думать, не вспоминать." Так что мне просто необходимо было во всем разобраться, а не засовывать голову в песок. Ведь как известно, пока голова в песке...

Все эти мысли не оставили меня даже когда я принимала душ, заставив Арвена чистить в это время картошку. Что-что, а это он умел. На мои попытки выяснить правду об остальных его талантах, а их я подозревала, было не мало, он отреагировал угрюмым молчанием нещадно угнетаемого крепостного.

Итак, теперь у меня был собственный, домашний крепостной. Оставалось только выяснить что с ним делать. Признаюсь, в мою покрытую пеной голову, закрадывались крамольные мысли, заставившие критически изучить свое отражение в запотевшем зеркале.

Из-под мешанины темно-рыжих от воды волос и белой пены шампуня, на меня смотрели желто-зеленые и не слишком большие глаза. Справедливости ради, скажу, что кое-кто называл их как красивыми, так и стервозными, но лично во мне они особого восхищения не вызывали. Нос как нос, прямой. Вот разве что губы ничего. Не большие и красивой формы, они всегда были предметом зависти одной моей не слишком близкой подруги. Где-то там она вычитала, что верхняя губа, изгибом похожая на лук, и нижняя пухлая, раньше считались идеалом. Фигура вроде тоже не плохая, а уж ростом-то я и подавно вышла. За рамки. Теперь на всех и вся смотрю свысока, вернее с высоты собственного роста. Конечно, так было не всегда. В не столь далекой, и далеко не счастливой юности, я не была такой циничной и насмешливой, а местами и стервой, как сейчас. Не-е-а, жизнь заставила. А может мне просто так нравится.

И что мне еще нравилось, так это запах жаренной картошки с грибами, доносившийся из кухни, даже через закрытую дверь. Подгоняемая этим божественным запахом и своим урчащим желудком, я как могла, ускорилась, и в рекордное время вымыла пену из непозволительно отросших— "пора отрезать к черту эти патлы",-густых волос. Если и было что-то, что я ненавидела больше, чем наносить макияж, так это ухаживать за собственными волосами. Но и не ухаживать за ними я не могла. Короткая стрижка мне принципиально не шла, и наглые волосы требовали постоянного внимания— не ходить же с запутанной копной. Так что я, скрепя сердце, все-таки намазала волосы химической пакостью, которая называется "крем для волос". Именно благодаря ему я и вышла из ванной, благоухая корицей, как чертова булочка.

"Интересная аналогия, прямо по Фрейду. А злой серый волк сидит на кухне? "

Как мультяшная мышь на запах сыра, на кухню я прибыла по волне неземного аромата. Но, возможно, я всего-навсего была голодна. В драных джинсах и своей любимой черной футболке для особо радушного приема дорогих гостей — с огромной волчьей пастью, раззявленной в приветственном оскале, я, естественно, была просто сногсшибательна. Что я могу сказать? Купила по случаю. Спасибо китайцам, братьям нашим меньшим, еще и не такие картинки встречаются.

Арвен спал прямо за столом, уронив темноволосую голову на руки. Заходящее солнце -"когда успел наступить вечер?"— окрасило его мускулистую, обтянутую футболкой спину, в золотисто-розовый цвет. Рядом остывала сковорода с картошкой. На мгновение, всего лишь на одно мгновение, я вспомнила другую спину и другие темные волосы, в беспорядке разметавшиеся по широким плечам. И от этого стало еще хуже.

Тяжелый горький ком, давно копившийся где-то в груди, подкатил к горлу, готовясь вырваться полузадушенным рыданием. Вырваться и разлиться, разрастись в полноценную истерику с плачем по загубленной душе и патетическими восклицаниями типа :"За что? Ну за что?!" и "Почему всегда я?" Не вырвался. Одна минута тупого созерцания пола, пара-тройка судорожных, болезненных вздохов, и я снова в норме. В конце концов, бедняга почти ничем не заслужил такого незабываемого концерта, а значит, все расспросы откладывались на завтра.

Я вздохнула, и положила руку на мускулистую гладкость плеча. Только сейчас стало ясно, чего ему стоило держаться на ногах. Рука на плече показалась мне сверхмощным кабелем передачи данных. А еще, я с пугающей точностью поняла, что кажущийся мирным сон, сном совсем не был. Это был своего рода обморок, если только такие существа как Арвен падают в обморок от усталости.

Да, однозначно, тупое созерцание было лейтмотивом сегодняшнего вечера. Несколько минут я просто бездумно смотрела как тускнеет шокирующе— яркая аура Арвена. Надо сказать, способность видеть ауры стала для меня еще одним откровением. Просто что-то щелкнуло и глаза стали видеть то, что они по идее не должны были видеть никогда. Предметы обзавелись объемными полупрозрачными оболочками, а в воздухе переливались непонятные летающие сгустки. Арвен слабел, я стояла и бездумно смотрела, как тускнеет и истончается его полыхающая расплавленным золотом "внешняя оболочка". Сам собой напрашивался классический вопрос "Что делать?"

Знание пришло откуда-то из позвоночника, мягким толчком врезавшись в затылок и дрожью пробежавшись по плечам. Да, ощущения не из приятных. Но пока я отвлекалась на странные реакции моего организма, рука схватила со стола хищно блеснувший полированным боком нож. Я вообще считаю, что железо если и блестит, то только хищно. Так уж оно устроено. "Сталь любит кровь. Она рождается с этой жаждой в раскаленном кузнечном горне. Во времена наших предков кровь называли рудой, а железная руда считалась засохшей кровью земли. Может поэтому лучшие мечи древности закаляли в крови..."— Вот и все что я успела подумать за секунду до того как сама же и полоснула себя по левой ладони. Последующие умозаключения были прерваны моим злобным шипением. Надо сказать, шипела я не хуже опущенного в воду раскаленного железа.

Разрез пришелся точно по линии жизни, разделяя ладонь на две неравные половины, и кровь вырвалась из оков плоти широким алым лепестком. В том смысле, что полилась. Сильно. По ладони и вниз по руке, красными кляксами расцвечивая белый холодный кафель. И это было почти красиво, почти как на тех странных фотографиях где снег, кровь и розы сливаются в захватывающий узор. Ну, с той лишь разницей, что роз у меня и в помине не было, да и кровь была настоящей, не бутафорской краской. " Да-а-а вот таким я вижу мир. Скоро и картофельные очистки начну находить прекрасными..." А боль пульсировала, подчиняясь одному ей известному ритму, и как не странно, не ритму моего сердца. Это было мерзкое ощущение, словно невидимый фокусник вытащил из разреза шелковый платок и дергал за него, направляя руку к Арвену.

" Вот касаться его открытой раной я уж точно не собираюсь!"

Пульсация усилилась, перейдя в жжение, и кровь горячим ручейком потекла на пол. Несколько секунд я разглядывала рану, решая что делать и пытаясь понять : "я ли это спятила, превратившись в мазохистку, или этот мир сошел с ума?". Почему-то, как только я собралась сунуть руку под кран, ладонь сама по себе протестующе сжалась. Казалось, что-то подталкивало меня, шепча о том, что только прикосновение к коже Арвена может помочь избавиться от боли.

"Ладно. Ладно!!!"— сказать что я разозлилась, из-за всей этой мистической дряни — значит существенно преуменьшить масштабы охватившего меня чувства.

Оперевшись о стол рядом с его плечом и отодвинув мешавшие мне лохмы, когда-то по недомыслию названные мною красивыми -"обкорнать бы тебя этим ножиком"— я сильно прижала ладонь к показавшемуся единственно верным месту — к его шее, чуть ниже левого уха. Причем все то время, пока я проводила эти странные манипуляции, рука почти не болела, а едва я коснулась шеи Арвена, кровь, растекшаяся по коже маслянистой пленкой, перестала ощущаться под ладонью.

" Ну надо же. Кто бы мог подумать!"— мысленно рявкнула я и со злостью впилась ногтями в его беззащитную плоть.

Пару секунд ничего не происходило, а потом его мраморно-бледная, прохладная кожа словно обожгла меня горящей головешкой. От неожиданности я вскрикнула и отдернула руку, порез на которой превратился в свежий розовый шрам. То что творилось на теле этого существа, заставило меня отвлечься от разглядывания собственной многострадальной конечности и потрясенно затаить дыхание.

Моя кровь растеклась по шее Арвена пылающим красным узором, на глазах превращаясь из обыкновенных капель, попавших на кожу, в вишнево-острые завитки смутно знакомой формы. Узор расползался примерно до размеров моей ладони, образуя какой-то рисунок. И это было красиво. Так красиво, что слезы наворачивались на глаза и хотелось не то петь, не то плакать. Сердце забилось в клетке груди, пытаясь вырваться наружу, и кровь стучала в ушах в диком ритме. Что-то кипело в пространстве, превращая воздух в густой сироп. Мне стало больно дышать, и каждый новый вдох казался все труднее, отдаваясь в легких сотнями острых иголок. А потом, то ли солнце закатилось, то ли в глазах потемнело... и я упала в мягкую обволакивающую темноту.

Глаза открылись на самом интересном месте. Причем, мысли сопутствующие этому явлению, были откровенно агрессивными. Захотелось вдруг топнуть ножкой, закричать "Надоело!", и разбить о чью-то голову парочку тарелок. Но моим желаниям не суждено было сбыться, ибо тело мое, похоже, вступило в гнусный сговор чужаком, отказываясь мне повиноваться. Совсем. Не сказать чтоб данное обстоятельство прибавило мне позитивных эмоций. О не-е-ет.

Я стояла напротив Арвена и моя рука лежала у него на шее, видимо, закрывая кровавый узор, который лучше бы оказался бредом моего воспаленного воображения. Точнее, мы стояли. Глаза в глаза, лицом к лицу, злость к злости. Никогда в жизни мне еще не встречался человек с такими "говорящими" глазами. Даже если бы я не обладала способностью ощутить всю глубину его ненависти, ему не пришлось бы выплескивать злобу в крике. Его глаза кричали за него. Есть много способов сказать "ненавижу", и Арвен выбрал самый впечатляющий из них. Ну, за исключением убийства.

Я почти спросила его почему, губы почти шевельнулись формируя начало вопроса, но мой голос, странно чужой и холодный, произнес совсем другие слова:

— Моя кровь для тебя. Твоя жизнь для меня. Живи, Арвен.

Каждое слово падало камнем в стоячую воду бытия, разрывало упругую материю происходящего сознанием необратимости.

— Твоя кровь для меня. Моя жизнь для тебя.— столько горечи было в этих словах, столько обреченности, что мне захотелось крикнуть :"Не надо!"— даже не понимая что происходит я чувствовала себя виноватой. Но только когда последний звук сорвался в пропасть тишины, я смогла пошевелиться. Как будто все еще выполняя условия какого-то ритуала, я медленно убрала свою занемевшую руку с его шеи. Происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Черт, да совсем оно мне не нравилось.

Осторожно, словно в замедленной съемке, глядя мне прямо в глаза, Арвен начал заплетать свои волосы в тугую косичку. Дойдя до середины, он остановился и протянул правую руку. Как не странно, я сразу поняла чего он хочет. А хотел он мой кожаный ремешок, тот что всегда висел у меня на груди, тот, на котором висела единственная вещь, оставшаяся мне на память от...

— Нет! Я дам тебе что-нибудь другое.— "Только не в терновый куст, Братец Лис!"— пискнул гаденький голосок у меня в голове.

— ЭТО. — и я знала что не имею права ему отказать. Четыре обязательных условия. Информация всплыла сама по себе.— "Вещь, чтобы оставить. Плоть, чтобы насытить тело. Кровь, чтобы утолить жажду. Клятва, чтобы защитить жизнь."— откуда я это знала? Непонятно. Но эти четыре условия я должна была выполнить для него.

Не дожидаясь разрешения, Арвен сорвал шнурок с моей груди. Серебряная монета с двуглавым орлом выскользнула из-под футболки, тускло блеснув на прощание. Пару мгновений подержав ее в руке, Арвен быстро вплел шнурок в волосы, несколькими узлами стянув его на конце косы.

Теперь, когда он убрал руки от лица, я могла видеть его шею. Вишневый узор зловеще светился в тусклом сумеречном свете, напоминая не то отблеск заката, не то потухающие угли. Незаметно для себя, пытаясь лучше рассмотреть источник этого подкожного мерцания, я вплотную приблизилась к Арвену. Мое дыхание танцевало на его коже, в такт с пульсирующим узором, который постепенно угас, оставив вишневый след татуировки на алебастровой шее. Я так увлеклась стремлением поймать последний отблеск необъяснимого света, что не заметила как почти обняла застывшего в напряженной неподвижности мужчину. Его руки медленно поднялись, в нерешительности остановившись на половине пути, как будто выбирая между объятием и ударом.

— Стоп, — сказала я отступая, — Стоп, стоп, стоп... Что тут вообще только что произошло?

Такой, казалось бы, невинный вопрос, словно прорвал плотину сдерживающую эмоции.

— Я почти умер! Почти! Почти освободился! — он выкрикивал свою злость мне прямо в лицо.

"Он явно чем-то расстроен. Может торопился в загробный мир, а я сломала его грандиозные планы?"

— Ну это я и так поняла. Твоя аура тускнела на глазах. Лучше объясни мне происхождение картинки на твоей шее.— не то чтобы я не догадывалась откуда она взялась, но для проформы... Разговаривая с этим человеком, я чувствовала себя игроком в "Долину Ледяных Ветров". Вроде и ответ заведомо известен, и вопрос дурацкий, а спрашивать все равно приходится, потому что добраться до сути можно только задавая наводящие вопросы.

— Знак власти. Кровь проснулась в тебе и ты сумела поставить знак власти. Знак силы. Знак обладания... Ты довольна, дрянь?!

А вот последняя реплика была уже совсем лишней. Знание перетекало где-то под кожей, формируясь в нечеткие образы, как в случае с условиями, всплывая на поверхность с чужеродностью чудовища из морских глубин. Каким-то темным уголком своей сущности я ощущала право поставить знак, и силу позволяющую это сделать. Я. Имела. Право.

Наверное, что-то такое мелькнуло в моих глазах, что заставило его отшатнуться, добавив тоненький ручеек страха к ощущаемому мной морю его эмоций.

— Власть, говоришь?— мой голос стал сладким как мед,— Власть это хорошо. Она дает право на ответы. И ты мне их дашь. Все до одного!— последняя фраза хлестнула злостью, заставив вздрогнуть это большое и сильное тело. Я с затаенным ужасом осознала, что мне было приятно причинить ему боль. "Располосовать его.."— шепнула моя темная сторона. Светлая молчала. Видимо, шокировано всплеснув ручками, грохнулась в обморок.

"Мне бы еще костюмчик из латекса, да парочку наручников, вот бы порезвилась."— Эта мысль подействовала на меня отрезвляюще, словно ушат холодной воды.

"Разве кто-то собирался мучить м-м-м... животных?"

Я глубоко вдохнула и медленно выпустила воздух из легких. Спокойствие— вот чего мне сейчас недоставало. Закрыв глаза, и сосчитав до десяти, я уговорила себя взглянуть на ситуацию с другой точки зрения. С точки зрения взрослого человека.

Вечер наполнил помещение густой полутьмой, заставляя кухонную утварь отбрасывать на стены причудливые тени. Бледное лицо Арвена, такое непривычное без обрамлявших его волос, казалось очередным обманом зрения, игрой воображения, выдумкой. " Слишком красив для мужчины. Слишком красив для человека." И давно ли я вспомнила, что Арвен не совсем человек, точнее совсем не человек?

Заставляя голос звучать как можно спокойнее, я ( один Аллах, Шива, Будда и т.п. знает чего мне это стоило) сказала:

— Это не самое подходящее место для подобного разговора. Идем.

Не оборачиваясь, в сгущающейся темноте, полагаясь во многом только на знание собственной квартиры, я двинулась в зал. Ну не в спальню же его вести.

" Как раз..." "Да заткнись!" " Разговариваю сама с собой? Кто? Я?!"

Темный коридор, неровное злое дыхание и по-кошачьему мягкие шаги за спиной. А в голове так некстати всплывшая "Кукла колдуна", из репертуара Короля и Шута. Готичненько, блин.

Тихий щелчок выключателя и свет резанув яркостью, брызнул в глаза, освещая внутренности моей, такой привычной, квартиры.

" А может, я сейчас обернусь, и моя Головная Боль Года исчезнет как страшный сон? "— не успев додумать эту, гениальную по своей наивности, мысль, я таки медленно обернулась.

Судя по понимающе— наглой ухмылке Арвена, моим надеждам не суждено было сбыться.

"Что-то мне подсказывает, что в скором времени я огребу веселья по полной программе."— скользнула тоскливая мысль.

Мягко ступая босыми ногами, он подошел к журнальному столику, и сел, выжидательно уставившись на меня, как непослушный ребенок на строгого учителя. Такой странный перепад в поведении заставил меня насторожиться. Я могла только догадываться, какими разрушительными будут последствия его деланной дружелюбности.

— Спрашивай.— сказал он умильно наклонив голову так, чтобы была видна его новенькая "татуировка". Меня не нужно было просить дважды.

— Что за... ритуал произошел только что? Я ведь просто пыталась не дать тебе умереть, а в результате мы видим эту штуку на твоей шее.

— Ты привязала к себе гончую тьмы, дав имя. А "эта штука"— неприязненно скривившись, передразнил он,— твой родовой знак власти. Я еще не видел его. Он определяет какому из древнейших родов я теперь принадлежу. — что-то темное блеснуло в его шоколадных глазах, и снова спряталось под маской веселой бесшабашности.

При взгляде на это существо, мурашки колоннами бегали по спине, отрабатывая маневры для парада. Мне давно не приходилось ощущать такой пугающий контраст между внешними и внутренними проявлениями чувств. А он, не зная как легко я проникаю под темную воду его ментальных баррикад, продолжал играть :

— Твоя кровь вытянула меня из воронки безвременья. Ты не дала мне умереть, как я на то рассчитывал. И вот, теперь я окончательно принадлежу тебе. — его слова заставили меня поежиться от холода, пришедшего вместе с пониманием.

— Ты пытался покончить с собой?

— Это лучше чем позор дальнейшего бытия.— сказал он, резко вскинув подбородок и наполнив скорбью озера глаз.

— Предполагается, что я спрошу в чем заключается позор? Может лучше сразу скажешь как это исправить? Поверь мне, я не горю желанием тобой повелевать, да и вообще особа твоя мне не приятна, и я хочу как можно скорее от нее освободиться.

Мой вопрос вызвал нешуточное удивление, и даже злость его поутихла, позволив мне вздохнуть свободнее.

— Ты правда ничего не знаешь? — спросил он так, словно все мои предыдущие уверения были пустым звуком.

— Разве такое возможно? Как кровь могла проснуться в ком-то столь далеком от... — поток его размышлений неожиданно прервался, резко отбросив меня от почти наклюнувшейся идеи о собственном происхождении вопросом:

— Зеркало есть?

— В прихожей самое большое.

И одним грациозным движением, заставившим меня вспомнить "хорошую собачку", он нырнул в темноту коридора.

Щелчок выключателя ознаменовал отсчет времени. Несколько долгих минут до меня не доносилось ни звука. Снова щелчок, только более резкий, как маленькая гильотина отсекающий отрезок неестественной тишины. И звук медленных шагов. Неохотных шагов. Так выходят узники в свой последний путь, так идут животные на бойню. Так...

"Не хочу знать. Не хочу я знать что он там увидел."

Поздно. Странно пустое лицо Арвена вынырнуло из темноты. Мгновение, и маска не выражавшая почти ничего сменилась абсолютной серьезностью. Глупо, но таким он мне больше нравился. Его лицо больше не лгало, скрывая истинные чувства. И вся его ненависть куда-то исчезла, оставив только темную печаль и горечь понимания.

— Я должен извиниться. Ты действительно не в чем не виновата. — даже голос его теперь звучал по-другому, более спокойно, напоминая движение бархатной ленты по коже.— Я вел себя недостойно.

— Все в порядке. Теперь, когда мы выяснили, что никто не в чем не виноват, может ты скажешь мне что ты увидел в зеркале?

— Я увидел знак твоего рода, отпечатавшийся у меня на коже при помощи магии крови. — сказал он это так, словно открыл мне величайшую тайну столетия, или как лектор, объясняющий новое понятие. Хотя, о магии крови стоило расспросить поподробнее, чем я и занялась.

— И что особенного в этом знаке и в этой магии?

— Прости, но я не могу ответить на этот вопрос. Теперь нам просто необходимо представить тебя Совету. Позже, я отвечу на все твои вопросы, если они у тебя появятся.

— Позже? Это угроза? Ты намекаешь на то, что нам с тобой придется и дальше кхм... общаться? И этот "совет" не решит твою маленькую проблему?— сказала я взглядом указывая на проклятый знак, какого-то проклятого рода, даром что "моего".

— Нашу проблему. Которую ты только усугубила, спасая меня. И это была не угроза, а констатация факта. Совет не в силах разорвать связь, тем более, скрепленную первым условием.— он вздохнул, и сел рядом со мной на диван, грустно и пристально глядя мне в глаза. Ожидая следующего вопроса.

— Так за чем же ты потребовал выполнения первого условия?! Зачем ты забрал вещь, которая была мне дорога? — я не задумываясь дотронулась до старинной монеты, болтавшейся теперь в середине его косы, одновременно коснувшись волос.

Мое прикосновение заставило Арвена отдернуться, как от удара. Согнувшись, словно в попытке защититься от холода, он обнял себя за плечи.

— Не трогай меня!

— Тебе больно?— его реакция на прикосновение не на шутку меня встревожила. С трудом справившись с неумением и взглянув на его ауру, я не увидела в ней ничего, что могло бы заставить беспокоиться о его здоровье.

— Нет, просто постарайся ко мне не прикасаться.

— Почему? — можно подумать, только об этом и мечтаю...

— Условия должны выполняться одно за одним, в один день, или через равные отрезки времени. Слуга, то есть я,— добавил Арвен совсем не весело,— жаждет их выполнения. Господин, а в нашем случае госпожа, просто не может отказаться их выполнять. Это изначально было в твоей крови, а теперь и в моей — условия ритуала. Жесткие рамки, позволяющие созданиям твоего рода строить и укреплять основу своей власти над существами подобными мне.

Как мне ни хотелось спросить Арвена что означали таинственные бредни про господ, слуг и "существ подобных ему", я промолчала. Было совершенно ясно, что до тех пор пока меня не "покажут" Великому и Ужасному Совету, ответов можно не ждать. Так что пришлось обойтись малым:

— Почему ты настоял на выполнении условия?

— Это гарантировало мою смерть.

— В смысле? — чем дальше, тем интереснее.

— Я собирался убить тебя. Укрепив твою власть, убивая тебя, я ушел бы вслед за тобой.

Вот так просто. Мороз по коже. Я конечно подозревала, что ничего хорошего от Арвена ждать не приходится, но хладнокровным убийцей он мне не показался.

"А вот покалечить бы запросто мог. В порыве злости. Но не хладнокровно."

— Собирался? — мое тело напряглось в ожидании ответа, готовясь дать бой. Странно, раньше я за собой этого не замечала.

— Теперь уже нет. — грустная улыбка коснулась его совершенных губ, заставив мое сердце тоскливо сжаться. — Возможно, оказаться под твоим знаком власти — это судьба. Так я искуплю свою вину.

— Вину? — ответа я не ожидала, и Арвен предупреждающе поднял руку, ограничившись отрицательным покачиванием головы.

— Ты должна понять, что убить себя я не имею права, моя жизнь, теперь, когда ты поставила знак, принадлежит тебе. А вот убив тебя, я умер бы в мучениях, но избежал позора ... служения. — он буквально выплюнул это слово.

— Ну зачем же так театрально? Никто тебя не принуждал к служению, кстати, мне уже осточертело это слово! Ты можешь уйти хоть сейчас. Тебя никто не держит. — слабая надежда на то, что этот идиотский клубок таинственной чуши распутается в один миг, еще давала о себе знать.

— Ты же знаешь, я не могу.

Да, я знала, но ведь бедная девушка имеет право на надежду?

— Ладно. Тогда о условиях. Скажи, почему э-ээ...слуга, как ты выразился, "жаждет их выполнения"?— как же неудобно спрашивать, как о чем-то глубоко интимном.

— Это рамки ритуала обладания, разработанные в древности.— злость на кого-то неведомого полыхнула из глаз,— никто не в силах сопротивляться магии крови. Даже я. Ты знаешь второе условие?— и что-то такое промелькнуло на его лице, заставив меня почувствовать собственную уязвимость.

— Плоть..— прошептала я, помимо собственной воли придвигаясь ближе к нему. И следующие слова разбились в пространстве упругой вибрирующей волной, словно удары безмолвного колокола,— чтобы насытить тело.

— Твоя плоть. Это обязательно должна быть твоя плоть.— так же тихо прошептал Арвен, плавно перетекая на пол, подальше от меня.

Такое простое движение, такое совершенное. Я поймала себя на том, что так же плавно следую за ним, повторяя его как в танце. "Ближе, туда где его сердце танцует в ритме крови..." Эта мысль, и еще шоколадные глаза Арвена, наполнившиеся сначала безысходностью, а потом пугающей жаждой, заставила меня очнуться и отползти подальше. Неуклюже, зато безопасно.

— Ты собирался откусить от меня кусок?! — возмущение прорвалось на поверхность из под массы менее понятных ощущений.

Похоже, вопрос его ошарашил, заставив удивленно моргнуть глазами.

— Конечно нет! Эта часть редко выполняется буквально. Только если князь и слуга одного пола. -Арвен сказал это с явным презрением. Как если бы "одного пола" было чем-то противоестественным.

"Постойте..."

— Скажи, а зачем вообще ставят эти знаки?— подозрение почти сформировавшееся в догадку, удушливой волной подкатило к горлу, проглядывая за легкой хрипотцой голоса.

— Ставили. Последний был дан около ста лет назад. По многим причинам. Жажда власти, силы, просто из-за любви. И уж точно, никогда первому встречному.

Понимание того, что я влезла во что-то столь серьезное, по идее должно бы было сотрясти все мое существо в приступе священного трепета выраженного в припадке падучей, ну или как минимум , я должна была грохнуться в продолжительный обморок. Примерно такие ожидания я читала в двух направленных на меня прожекторах, сияющих откровенным высокомерием. Но современная жизнь, штука трудная и редко справедливая, давно отучила нас, несчастных плебеев, падать на колени перед их сиятельствами.

— Прости, что отвлекаю тебя от мыслей о высоком,— сказала я бесцеремонно пощелкав пальцами перед лицом Арвена,— но давай вернемся к нашему вечеру вопросов и ответов. Почему эти знаки прекратили давать?

— Ты помнишь революцию? — спросил он так, словно лично был ей свидетелем.

" А хотя да, ну да..."

— Застать — не застала, но кое-что слышала.— пробормотала я скромно потупив глазки. Должно быть, он не заметил в моем высказывании ничего смешного, и как ни в чем не бывало, продолжил вещать:

— Это было страшное время. Дворянство подверглось истреблению. И те, кому удалось бежать, отнюдь не были самыми достойными, самыми благородными. Это сейчас "благородство"— пустой звук,— сказал он с горечью,— оно умерло и похоронено под слоем сомнений и опасений, под подленькими привычками недоговаривать, недодавать и не доверять. Под халдейскими правилом — заискивать перед стоящими выше и раздуваться от собственной "значимости" перед всеми остальными. Благородство разбавлено кровью плебеев. А тогда это был образ жизни. В их жилах текла "благая кровь" и в некоторых родах она не дремала, лишь изредка давая о себе знать слабыми вспышками, а изначально полыхала в каждом вздохе, в каждом движении.

— Как ты думаешь, почему чернь так отчаянно истребляла дворянство?— неожиданно спросил Арвен, прервав свой наполненный глухими отзвуками прошлого, рассказ.

— Я думаю, чернь устала жить в нищете. — сказала я с усмешкой. Кто еще кроме него много использовать это слово, для обозначения класса? Подумать только, "чернь"! Наверное, так уже лет сто не говорят.

— И это тоже. Но разве они стали богаче? Стали жить лучше, избавившись от "угнетателей"? — его губы обнажили идеальный оскал зубов, который, видимо, должен был символизировать улыбку.

— Ты говоришь о давнем прошлом. Какое отношение это имеет к твоей... к нашей проблеме?— я решила вернуть разговор в нужное русло. История всегда была одним из моих любимых предметов, но сейчас я не могла позволить себе упустить возможность воспользоваться его неожиданной словоохотливостью.

— Все по порядку. Ты получишь свои ответы. В твоих же интересах выслушать меня до конца.

"Ну надо же, то слова не вытянешь, то рот затыкает..."

— Я вся внимание.

Недобрая улыбка искривила его губы.

"Кажется, он не так безнадежен, как мне показалось сначала, сарказм он точно воспринимает."

— Ну еще бы ты не была. — раздражение бурлило в его голосе, как пузырьки на поверхности горячей воды. Арвен поднялся и принял ораторскую позу. Но не поза заставила меня удивленно вскинуть брови. Было что-то такое в его голосе, просто в самом поведении, что заставило меня посмотреть на него по новому. Как на не просто красивую упаковку, а на личность заслуживающую внимания. Это привело меня к выводу о том, что Арвен еще опасней чем кажется. Что я вообще о нем знала?

— Так вот, чернь истребляла дворян по одной простой причине. Все в "благородных" было им ненавистно. Все в них заставляло низший класс чувствовать себя ничтожнее.

— Ты хочешь сказать, что все без исключения дворяне были..э-э-э безупречны?

— Конечно нет, — в его усмешке проскользнул хищник,— но те кто были — в большинстве своем не выжили. Каста была истреблена.

— Каста? Немного напоминает древнюю Индию, не находишь? Что еще больше отдаляет нас от нашей проблемы.— так много мне хотелось бы узнать, а он устраивал мне ненужные экскурсы в историю.

— Касты существовали всегда. Это закон природы. Тебе ли этого не знать?— его темные глаза нашли мои, ища ответ на вопрос, который я не понимала.

— Ладно, ты ведешь к тому, что почти все, кто были способны дать знак силы, что? Истреблены?

— Не совсем. Были истреблены все, кто мог дать ТВОЙ знак.— его слова прозвучали как-то слишком обыденно. Как будто мне показали картонную коробку с надписью "Старые газеты", а пахла она как сотня шоколадных конфет.

— Что ты хочешь сказать? Во мне есть что-то особенное?

О, определенно, особенное.— Арвен рассмеялся, и его смех содержал в себе так много всего. Злорадство, предвкушение чего-то, обреченность... Все что угодно кроме радости.

— Договаривай.

— О! Я не вправе.— он не врал, но от этого не стал менее злорадным.— я не один из вас. Тебе расскажет Совет.

"Опять этот "Совет"."

— Тогда расскажи мне о Совете. Кто это? Совет социалистических республик?— я не смогла сдержать ехидства. Да и кто бы смог на моем месте?

— Я не рекомендовал бы тебе шутить на эту тему.— Арвен нахмурился, но даже сердитым он выглядел таким милым, таким...

"Зараза! Опять!"

— Ты не мог бы попридержать свой. Э.. Природный магнетизм?!

— Я не делаю ничего, чего бы не делала ты!— я вздрогнула от неожиданной резкости в его голосе.

— Я ничего не делала. И не сделаю. Это могу тебе пообещать абсолютно точно.

— Не стоит! Когда придет время, ты пообещаешь мне совсем другое! — вскрикнул Арвен, повернувшись ко мне спиной .

Черт, что он имел в виду? Чем я обидела его?

"Может, лучше не знать..."

— Арвен. Посмотри на меня.— сказала я тихим спокойным голосом. Кажется так разговаривают с нервными лошадями?

Он попытался изобразить спиной презрительное неповиновение. Так мило и так инфантильно... Вопреки всему это заставило меня улыбнуться.

"Лучше бы мне прислали его с инструкцией. Да не-е-т, лучше бы он потерялся на почте. Стоп, а кто вообще делал этот заказ? Может его еще можно вернуть?"

Я вздохнула, медленно сосчитала до трех, и только тогда поняла, как устала. Устала от ситуации, от незнакомца, который чувствовался почти родным, просто физически устала.

Ночь за окном была чем-то ощутимо тяжелым, прохладным и успокаивающим. Ветер шептал в редеющих кронах деревьев о приближении зимы, о приближении долгого сна. И сон навалился внезапно, как снег, и так же мягко. Не задав главный вопрос, не узнав ничего из того что меня волновало, я начала засыпать прямо там где сидела. Что само по себе было мне не свойственно. Освобождающая ярость забурлила где-то на дне сознания, но было уже слишком поздно. Я спала.

Глава 4.

Мне снился полет. Стремительный полет в ночном небе. Я прорывалась сквозь влажные комья облаков, ныряла в темную высоту, как в воду. Огромная черная звезда сияла в вышине, маня призрачным светом. Она пела мне песню, знакомую песню без музыки и слов. Она звала меня искупаться в мягком сиянии черных лучей. И это было то, о чем я всегда мечтала, возможно, то ради чего я жила. Я родилась для того, чтобы упасть в эту сияющую тьму, такую знакомую, такую прекрасную... Но разве свет может быть черным? Разве..? Горло болезненно сжалось, сдерживая радостный всхлип. Он был так прекрасен! Два образа — человека и звезды слились воедино, полыхая черным огнем. Я знала его... я откуда-то знала его... Разве кто — нибудь может сравниться с ним? Разве существуют другие? Он был богом, он звал меня и сердце трепетало от счастья. Невидимая струна звенела в хрустальной пустоте, притягивая меня ближе к этому совершенному лицу, к этим глазам, горевшим подобно синим звездам, к губам, изогнувшимся в радостной улыбке. Кончики пальцев болели от желания прикоснуться к нему, погрузиться в эту ослепительную тьму. Вдруг, мое движение замедлилось. Сила канатом врезалась в спину, насквозь, через середину груди, петлей сдавливая горло. Больно! Это было так больно — отдаляться от него, но что-то неумолимо тащило меня назад. Я попыталась крикнуть, но горло оказалось сдавленно удавкой чужой силы. Моя вселенная, мой Бог звал меня, а я не могла ответить. Я беззвучно кричала, пытаясь вырваться. Мой Бог протянул руки и я увидела печаль в его глазах. Он звал меня, а я покидала его, снова оставляла одного в холоде одиночества. Последний отчаянный рывок, туда к нему, но что-то с удвоенной силой дернуло меня обратно и все исчезло. Мир залила густая и вязкая как мед пустота.

Я рывком поднялась на кровати, захлебываясь собственным страхом. Что было ужаснее, живое удушающее ничто или то, что мне снилось до падения в пустоту? Словно это была не я, а безвольная, безмозглая кукла. Передернувшись от омерзения я опустила ногу на пол, но так его и не коснулась. Вместо знакомой поверхности, ступня наткнулась на что-то мягкое. Вскрикнув, скорее из-за не растворившихся отголосков кошмара, чем от неожиданности, я забралась обратно на кровать. С силой вдохнув и выдохнув дрожащий в горле воздух, я попыталась успокоиться. Реальность стучалась в мое сознание, но я не торопилась открывать дверь.

"Свет, мне нужен свет!"— пропищал истеричный голосок внутри меня. Почему всегда после пробуждения от кошмаров темнота кажется такой угрожающей?

На самом деле, свет был мне не так уж и нужен. Яркий серп луны заглядывал прямо в не обремененное шторами окно и этого было достаточно, для того, чтобы видеть привычные очертания предметов. Почти успокоившись, я свесилась вниз с кровати, надеясь узнать, что попало мне под ногу.

Собственно, как я и предполагала, это оказался Арвен.

" Ну что опять..." — додумать дальнейшую нецензурность мне помешал на удивление спокойный и бодрый голос:

— Ну, и зачем нужно было меня будить?

— Ну, и зачем нужно было тут лежать?— ответила я вопросом на вопрос, скрывая облегчение от того, что он не мертв, не ранен, и как следствие не втягивает меня в очередную мистическую проблему.

— Какая вопиющая неблагодарность, — провозгласил из темноты обладатель этого голоса ,— я берегу твой сон, а в награду получаю лишь упреки. О горе мне, — приглушенно взвыл Арвен,— меня не ценят. Меня совсем не ценят.— последнее слово прозвучало в непосредственной близости от моего уха. Я не успела заметить когда он подобрался так близко.

— О, не переживай, тебя невозможно недооценить. "Особенно степень опасности"— добавила я мысленно.— Будь так любезен, ответь, почему я так быстро уснула и как оказалась здесь?

— О, моя госпожа,— преувеличенно печально начал Арвен, продолжая говорить в том же высокопарном тоне,— откуда же мне знать, что заставило тебя уснуть? Я просто перенес тебя сюда, желая услужить. Я лег в ногах кровати, как верный пес, хранящий твой покой. — злость вырвалась в пространство порцией ядовитого газа.

Я слишком остро чувствовала Арвена, и каждый раз, когда какая-то мысль вызывала у него хотя бы подобие эмоции, я ощущала ее как свою. А он просто фонтанировал эмоциями. Вот и сейчас, он был слишком близко, слишком неуверен в чем-то, слишком растерян, слишком запутался ... сотни разных мыслей бурлили в таком спокойном, на первый взгляд, существе и все они были "слишком". Словно стая злых бабочек, они ломились в мое сознание, заставляя почувствовать каждую связанную с ними эмоцию в отдельности. Я не умею читать мысли, думаю этого не умеет никто, но эмоции, особенно сильные, могут о многом рассказать. Вопрос в том, хочу ли я слушать?

— Что с тобой? Что за странные театральные представления посреди ночи? И почему, черт побери, ты называешь меня "госпожа"?— все это начало меня доставать.

Странно, но он не стал огрызаться, как делал это в большинстве случаев, а просто ответил :

— Хотя бы, потому, что ты даже не удосужилась назвать свое имя. Видимо, ты не считаешь меня достойным узнать его. Вот я и лег у кровати, не зная что предпринять. И потом, ты, кажется, плохо спала?

— Так это ты? Ты вытащил меня?— спросила я уже темноту, лишь почувствовав рядом с собой движение воздуха и краем глаза заметив слившуюся в темное пятно фигуру.

— Я не понимаю о чем ты говоришь,— голос прозвучал из глубины комнаты, оттуда, где угрожающе сгустилась темнота,— просто услышал как ты металась во сне.

"Ну да, мне опять предлагают сыграть в "Спроси, а я не отвечу", другого нельзя было и предположить..."

— Господи... — тоскливо протянула я, глядя на погружающийся в мутную дымку месяц, подслеповато щурившийся в окно,— Так почему ты не устроился на диване, как все нормальные люди?

— Потому, что я не человек,— раздалось из другого конца комнаты,— и ты не человек, хотя и не желаешь себе в этом признаться. И ты все еще не назвала мне свое имя.

— Так объясни мне кто я! И прекрати прятаться в темноте, как недоделанный бэтмэн! Иди сюда.

— Почему я должен отвечать на твои вопросы, если ты не отвечаешь на мои?— прошептал Арвен прямо у моего лица, заставив меня вздрогнуть и отшатнуться от неожиданности.

"Занозу в филейную часть заказывали? Распишитесь."

Словно в подтверждение этих мыслей у моих колен раздался довольный смешок. Арвен уселся на пол, излучая жизнерадостное злорадство.

— Ладно, я поняла. Меня зовут Ярослава. Ты это хотел услышать?— было странно осознавать, что существо которое я знала так близко, и казалось, так давно, не знает моего имени.

— Это.— кивнула темная голова рядом со мной.

— А как насчет моего вопроса? Ты расскажешь то, что знаешь?

— Завтра.— отрезал Арвен, текучим движением поднимаясь с пола,— Завтра ты увидишь Совет и узнаешь все, что тебе необходимо. — а потом он ушел, с потусторонней скоростью мелькнув в дверях.

" То что мне необходимо. Видимо, не то, что я хочу... Вот гад."

Завтра застало меня в 5.30 утра. Кто-то очень настойчивый тряс меня за плечо грубой и жесткой рукой. Не знаю точно, что взбесило меня сильнее, ощущение руки на плече, или сила, с которой это плечо трясли, но почему-то сквозь липкую пелену сна, такое обращение показалось недопустимым. Оскорбительным. Непозволительным. Да пожалуй, это самое точное слово. Его я прорычала сквозь сведенные бешенством челюсти.

— Непозволительно!— в следующую секунду, услышав оглушительный грохот, я пришла в себя и открыла глаза.

Полутьма по-прежнему заливала комнату, и мне пришлось нащупать выключатель, а затем какое-то время болезненно щуриться от яркого света, прежде чем увидеть довольно странную картину. На куче обломков, некогда бывших моей тумбочкой, возлежал Арвен. Медленно, словно боясь растрясти собственные внутренности, он перекатился на свободное от щепок пространство, тряхнул головой, и посмотрел на меня. В тот же миг пророкотало чудовищно громкое:

— Что ты творишь?!

Чего я совершенно не ожидала от себя, так это последовавшей реакции. Нечто внутри меня вскинуло голову и ответило полным презрения и осознания собственной правоты воплем. Как передать словами то, чему нет названия на языке людей, то в чем ярость переплелась с презрением и ненавистью? Наверное, только таким криком. И услышав себя со стороны, поняв, что эти звуки издавал мой, по идее совсем не приспособленный для этого этого речевой аппарат, я подумала, что пора начинать бояться. Бояться не за себя, а себя. Потому, что если недавнее происшествие с пожиранием сырой курицы вместе с костями, и можно было списать на "сон разума и сумерки сознания", а проще говоря, на банальные глюки, то от сегодняшнего утречка отвертеться уже не удастся.

Кровь бурлила во мне принуждая двигаться, принуждая наказать наглеца, посмевшего прервать мой сон, посмевшего прикоснуться ко мне, но кто-то внутри, кто-то кто все еще оставался мной, испуганно вопил " Не шевелись!". И я замерла в начале движения, в гнезде из скомканных простыней, потому, что зала, если я отпущу на свободу то, что пытается вырваться, оно разорвет не только Арвена, но и меня. Так что я просто смотрела на Арвена, расширившимися от ужаса глазами, судорожно впившись ногтями в кожу собственного запястья.

Не знаю как, но он понял что со мной происходило. "Впрочем, это не удивительно, ведь он наверняка знает обо мне больше меня." — прошипел злобный внутренний критик.

Тихим, бормочущим голосом, плавно и осторожно приближаясь, Арвен начал произносить полузнакомые слова на каком-то языке. Его, ставший таким привычным, голос, казалось, оборачивался вокруг меня бархатной тканью, успокаивая готовую вскипеть кровь. Арвен подошел совсем близко, неотрывно глядя мне в глаза и продолжая бормотать непонятные слова. Казалось еще немного и я пойму их смысл, еще немного... Но он замолчал. А потом очень тихо, словно опасаясь звука собственного голоса, спросил :

— Можно я возьму тебя за руку?

Вопрос показался мне странным и я удивленно вздернув брови спросила:

— Это еще зачем? — и только тогда почувствовала, что напряжение отпустило мои сжатые пальцы. Адреналин, разгулявшийся в крови наряду с чем-то совсем не человеческим, до этого момента не давал мне почувствовать боль в раздираемом ногтями запястье. Я отстраненно посмотрела на собственную кожу, стружкой свисавшую с начинающих сочиться кровью глубоких царапин. — Так зачем?

— Я больше не могу сдерживаться. Ты должна выполнить условия. — сквозь зубы выдавил Арвен.— Плоть и кровь. Хотя бы так.

И я даже не успела спросить себя что бы значило это его "Хотя бы..", как Арвен мертвой хваткой вцепившись в мою руку чуть выше царапин, стал зубами отрывать клочки свисавшей с нее кожи.

Когда вслед за зубами, последовал язык, слизывающий выступившую кровь, меня передернуло от омерзения, но он только сильнее сжал пальцы. Было что-то дикое в ощущении собственной кожи, срываемой его зубами и только через пару минут я поняла, что это существо "слегка" увлеклось. Но, хуже всего было то, что во всем этом красной нитью скользило ощущение правильности происходящего. Сила ворочалась внутри меня, словно куски невидимой мозаики терлись краями, складываясь в единственно правильный узор. Крылья разворачивались и опадали в моей гуди, задевая трепещущий ком сердца, заставляя его болезненно замирать. А потом все застыло. И в звенящей тишине, с почти слышимым щелчком что-то встало на место. В тот же миг Арвен разжал руки и посмотрел мне в глаза. Несколько секунд в них не было ничего человеческого, а потом личность, пугающая в своей чуждости выглянула из них и прошептала :

— Поклянись, что твоя воля теперь принадлежит мне.

— Клянусь. — оказалось так просто, так правильно произнести это. Почти так же просто, как в следующий момент осознать смысл сказанного, глядя в полыхнувшие жестокой радостью глаза незнакомца. Слово упало на ткань реальности, прожигая дыру в алом шелке бытия. Навсегда. Непоправимо.

" Да как он посмел!... Это была ловушка! Какая же я дура..."

Озарение было как всегда ослепительно ярким, точным, гениальным... и запоздалым. Конечно же это была ловушка. А как же иначе? Только маленькие дети и великовозрастные дуры вроде меня верят в случайности. В цепи случайностей не верят даже маленькие дети. Один раз— это случайность, два раза— это, возможно, совпадение, но три раза— это уже статистика. Три раза подряд, в один день, со мной происходили странные вещи "специфического" характера. Три раза за день — это больше чем за предыдущие пять лет. Насколько слепой нужно было быть, чтобы ничего не заподозрить?

— Ты все подстроил. — это было утверждение.

— Не совсем подстроил, и не совсем я, но ты, кажется, начинаешь кое-что понимать.— Сказал чужак, с циничной усмешкой глядя мне в глаза. — Насколько беспечным может позволить себе быть существо, подобное тебе? При условии, что беспечность тоже имеет цену? Жить, словно не существует остальных, пользоваться правом крови в открытую и абсолютно не опасаться последствий?! Даже не подозревать, что они будут!— Арвен ничего не сделал, ничего, только негромко выкрикивал эти слова, продолжая смотреть мне в глаза, а в воздухе витало насилие, касаясь кожи, как поцелуи, заставляющие вздрагивать от нетерпения, но ничего не происходило. Пока нет, но только пока.

— Тебя выслеживали. — такие простые слова. Тяжелые как могильный камень. Они означали, что все зашло гораздо дальше, чем я думала. И уж точно намного глубже чем мне бы хотелось.

— Зачем? Зачем тебе моя "воля" ? Все это? Я правда не понимаю.— мне хотелось проорать мою злость ему в лицо, но все что я могла себе позволить, это всего лишь крепко стиснутые зубы и слова, проталкивающиеся сквозь них через силу.

— Но зато ты начинаешь понимать каково было мне несколько часов назад? Правда? — злобно усмехнулся Арвен. — Ну, так и быть, — я объясню тебе, моя глупышка. — он встал и осмелился потрепать меня по щеке.

Замерев, я пожалела, что у меня нет акульих челюстей, способных с лязгом сомкнуться на его руке. Все что я пока могла сделать, это закрыть глаза, чтобы Арвен не прочел в них тринадцать различных планов его мучительного убийства, родившихся одновременно и жаждущих вырваться наружу посредством подручных материалов.

— Ну, сделай милость. — прошипела я.

— Да, именно милость.— казалось, он поставил себе целью испытывать мое терпение.— Дело в том, что тебя давно искали. Давно, разумеется, по обычным меркам. Они не знали что ты, но присутствие твоей силы слишком недвусмысленно давало о себе знать. Потом, около года назад, почти весь Совет почувствовал аномальный скачек силы. Тебя можно было начинать отслеживать по остаточному излучению. Взять след ауры, если хочешь. И охота началась. Остальное, я думаю, тебе должно быть понятно.

"Около года назад. Ну конечно, тогда понятно о каком использовании права крови он говорит..." Почти год я заставляла себя забыть то, что теперь меня вынудили вспомнить. Год назад я сделала то, чего никогда себе не прощу. Я убила человека. Так просто. Всего три слова и перечеркнутая жизнь. Тогда я узнала, что не имею права любить. Не имею права ненавидеть. Вообще, не имею права чувствовать. Потому, что когда я начинаю чувствовать слишком сильно, не важно любить или ненавидеть, я убиваю людей. Не со зла, просто по неосторожности. А что может быть сильнее чем любовь? Только ненависть к тому, кого совсем недавно любила. Ну, пожалуй еще невидимая рука, сжимающая его сердце, а потом ужас от осознания того, что это была моя рука, протянутая в приступе бешенства.

Отчетливо вспомнилось, как я потом рассматривала свою ладонь, словно пытаясь обнаружить на ней кровь, вытекшую из раздавленного сердца. А еще вспомнились дикие глаза врачей, никогда ранее не видевшие сердце, превратившееся в пюре в абсолютно целой груди. И шепотки за спиной. Ведьма... ведьма... Друзья, ставшие такими чужими, словно припомнившие все странности, случавшиеся в моем присутствии, и наконец, нашедшие им объяснение. Ведьма...ведьма... Соседи по подъезду, крестившиеся при виде меня, не стесняясь. Двоюродная тетка, единственная родственница, видевшая гораздо больше странностей, и уж точно знавшая их причину, но отчего-то всю мою сознательную жизнь молчавшая. Ее внезапная, ничем необъяснимая смерть и похороны. Косые взгляды ее, таких же как и она недавно, бодрых пятидесятилетних подружек. И снова шепот, да ладно уж, слова в лицо : Ведьма, ведьма, ведьма... Переезд.

Я поймала себя на мысли, что разглядываю находящиеся в комнате вещи, как следы моего пребывания в мире. Словно со стороны, пытаясь найти очередное доказательство собственного существования. Маяки. Мне нужны были маяки в тумане, напоминающие, что суша, ну, а в моем случае нормальная жизнь, все-таки существует. Что этот год не прошел бесследно и время не обратилось вспять.

Ну зачем опять, а? Ничего не закончилось, ничего не забыто. Неприятности снова нашли меня.

" Если большие неприятности преследуют тебя по пятам, значит вселенная недвусмысленно пытается показать каким ГЭ она тебя считает. " Да уж...

Я встала и, стараясь не смотреть на Арвена, подошла к окну. Воздух, мне нужен был свежий воздух. Ну, может и не воздух, а возможность отвлечься от ненужных мыслей, но какая разница? Рамы размыкались только рывком, с неохотным звуком колеблющегося в деревянной коробке стекла. Наконец, мир дохнул на меня осенней, сыровато— промозглой свежестью раннего утра. Я вдыхала его полной грудью, до боли в легких, пока не закружилась голова.

— И что теперь? — спросила я не оборачиваясь.

— Теперь? А что теперь? Собирайся, мы едем представлять тебя "ко двору".— раздалось из-за спины.

— А если я не хочу? — естественно, вопрос был риторическим, и мы оба это прекрасно понимали.

Глава 5.

Дом, к которому подвезло нас розовое, действительно ярко-розовое "Дамское такси" , управляемое явно не выспавшейся хмурой теткой "под сорок", и названное так за сомнительную привилегию обслуживать только женщин женщинами же, или мужчин, но в сопровождении женщин, и то в крайнем случае, но в любое время суток ( такой вот женский шовинизм, выраженный в транспорте ) находился, по дурацкому совпадению, на "Аллее Роз" . Меня всегда напрягали сахарные англоязычные названия типа " Плэзентвиль" или "Саннидэйл", и вот он русскоязычный аналог -"Аллея Роз". На мой взгляд, если место называется "Райская долина", то вот там-то и произойдет большая подлость. Для вселенского равновесия, думается. Но, похоже, жители этого ныне престижного места, моих опасений не разделяли и вовсю застраивали "Аллею" вычурными архитектурными "розами". Только на окраине, некогда бывшей центром быстро расползающегося района, каким-то чудом сохранились еще дореволюционные особняки. Впрочем, и их старинное благородство кое-где было заляпано свежей кирпичной кладкой забора, слишком яркой окраской стен или, что уж совсем омерзительно, метало-пластиковыми окнами.

Как не странно, дом, у кованных ворот которого мы остановились, не смотря на то, что носил явные следы ремонта, раздражения не вызывал. Это был двухэтажный старинный особняк с четырьмя угловыми "башенками", увенчанными полусферическими куполами, и отгороженный от улицы ажурной аркой черных ворот, ведущих во внутренний дворик. Глядя на небольшую калитку в правой створке ворот, через которую, по идее, должны были проходить посетители, я представила, как когда-то, очень давно, эти кованные решетки распахивались перед въезжавшими во двор экипажами. Когда-то, этот дом стоял в центре старого города, ставшего теперь почти окраиной. Видимо, именно это и спасло его каменную шкуру от сноса. Это был особняк, построенный где-то в середине девятнадцатого века, а значит не лишенный милых архитектурных изысков в виде стрельчатых окон, лепнины и ажурных решеток. Ну, хоть что-то красивое сохранилось.

Я улыбнулась и рассеянно провела пальцем по чугунному завитку калитки. Меня неожиданно ударило током. Слишком сильно для статического электричества, слишком слабо для электрошокера. Так, легкое предупреждение для гостей.

" Бомжа так бы не долбануло ! " — Раздраженно подумала я, с шипением укачивая слегка онемевшую руку.

"А чего ты хотела? Не расслабляйся, девочка, не к бабушке на пирожки собралась." — " И не в компании с лучшей подругой! " — добавила я про себя, злобно глянув на подозрительно довольное лицо моего спутника... конвоира.

Словно прочитав мои мысли и добавив еще пару литров раздражительности в чашу терпения, Арвен, "скромно" молчавший на протяжении почти всей поездки, наконец соизволил раскрыть свой рот и изречь :

— Забыл предупредить, ты должна просить разрешения на вход. — при этом лицо его ничего не выражало, но сколько злорадства излучало все его мерзкое мстительное существо... — Поверь, я хотел бы изменить правила, но они одинаковы почти для всех. Ты просто не сможешь пройти сквозь защиту дома без разрешения хозяина. Это в твоих же интересах — и снова раздражение и непонятная грусть . Меня начинало доставать его постоянно меняющееся настроение.

— Ну, да, конечно! Поверь мне! Верить нельзя никому, мне — можно. Как же, я тебе уже "поверила". Больше не дождешься. — и я схватилась за ручку, собираясь войти без разрешения и высказать "совету" накипевшее.

Сказать "не получилось"... у Икара тоже не получилось. Правда он летел вниз, а я всего лишь на пару— тройку каких-то жалких метров в сторону. Однако, полет был качественный, повторный "разряд" — внушительный, а приземление — жестким. Вменяемого человека это, наверное, остановило бы. Вменяемого. Но не меня. В тот момент все лимиты вменяемости были исчерпаны.

Сознание не сохранило деталей — рывок и я уже на ногах. Кажется, я отпихнула пытавшуюся помешать руку, а потом и нерасторопного обладателя этой руки. Кажется... Рывок, и я стою вплотную к воротам, вцепившись пальцами в холодный металл решетки, словно в добычу, пытающуюся удрать. Что-то, похожее на злые разряды тока, бессильно кусающие резиновую перчатку, попыталось пробиться под кожу, но лишь вызвало во мне волну глумливого веселья. Кажется, я могла убить это еще быстрее, одним прикосновением.

"Черт, чего я вожусь? Ах, да, так ведь интересней..." — мысль мелькнула будто чужая, ничем не задев серый кокон обычного вынужденного спокойствия.

Сильнее стиснув пальцы, я почувствовала как под ними крошится нечто бывшее секунду назад упругим и кусачим. И следом за этим ощущением начали "седеть" прутья. Смолисто— черный, матово поблескивающий материал ворот серел под моими ладонями, как припорошенный пеплом.

Человек, почти прыжком выскочивший из дверей дома, отвлек меня от занимательного изучения смены окраски ворот. Именно отвлек, а не остановил, и кажется он это отлично понимал. Он кричал на бегу, но я ничего не слышала, только видела как развивается за его спиной незастегнутая синяя рубашка и ноги, обутые в смешные плюшевые тапки с "тигриными" когтями, едва касаются земли. Дурацкое несоответствие разрушило концентрацию. Я мигнула и звуки мира ворвались в сознание с криком :

— ..адо! Не надо! — звучало так, словно он уже и не надеялся быть услышанным.

— Ну не надо, так и не буду. — спокойно ответила я, "отпуская" прутья.

Видимо, именно необычайная мелодичность моего голоса поразила его в самое сердце, заставив резко затормозить на расстоянии вытянутой руки от меня, вжавшейся лицом в прутья многострадальных ворот. Подсознание, конечно, подсказывало, что виной тому было дурацкое выражение лица обладательницы оного голоса, нагло разглядывавшей его растрепанную персону, но данную версию я с возмущением отвергла.

Как не странно, следующие слова "Тигриных тапок" были обращены не ко мне:

— Ты! — с неподражаемым презрением прошипел он Арвену,— как ты позволил ей повредить привратника? Ты должен контролировать ее!

— Видишь ли, Андрей, кое — что пошло не так как рассчитывалось. И я уже никому ничего не должен ... кроме неё.

Незнакомец обратил все свое давящее внимание на меня.

— Это что же могло пойти не так с этой...?— Должно быть, именно таким взглядом опытные домохозяйки окидывают на базаре кусок мяса, заранее пытаясь уличить торговца в недобросовестности. Если он думал, что я съежусь под этим его "устрашающим" взглядом, его ждало глубокое разочарование.

— Все не так с ЭТОЙ, Андрей. — спокойно произнесла я, глядя ему прямо в глаза. Казалось бы, я не произнесла ничего, что могло бы заставить этого человека почти отпрыгнуть от ворот, а значит и от меня в сторону. Кроме его имени, конечно. Не знаю, случайно ли я его исказила, или мои новоприобретенные способности выкидывали очередные коленца, но что-то я, как не странно, сделала правильно. Может быть, "правильность" заключалась в том, что обычное "Андрей" у меня прозвучало как "А-а-ардри-и-й"... потому что это было... правильнее.

— Ты! Ты посмел ей сказать! — проревел Андрей едва оправившись от потрясения. Он вел себя так, словно меня рядом не было, продолжая "разговаривать" исключительно с Арвеном, если конечно их манеру кричать можно назвать разговором. И в принципе, я смогла бы понять такое высокомерие, будь на моем месте кто-нибудь другой. Ну, просто потому, что если ты двухметровый красавец-блондин, предположительно мечта всех девиц в округе, предположительно (и судя по району) богат, то Надменный — это даже не твое второе имя, это — биологический вид. Блондины. Никогда их не любила.

Двое мужчин орали что-то на непонятном языке сквозь прутья решетки, а все что меня интересовало, так это где штампуют таких великолепных гигантов.

" На кукольной фабрике! Давай снимем с этих пупсов одежду и посмотрим из чего они сделаны?"— Глумливо прохихикала моя внутренняя стерва.

Да, в детстве я всегда любила раздевать свои новые игрушки. А потом я их разбирала на части, ну, для того чтобы посмотреть из чего они сделаны и что внутри. Некоторые даже собирала обратно.

В конце концов, прослушав продолжительное выступление двух обладателей богатых обертонами голосов, на неизвестную, но судя по жестикуляции, извечную и животрепещущую мужскую тему типа : "Дурак-сам дурак", я пришла к выводу, что пора бы привлечь к себе внимание жертв тестостерона, и заняться действительно важной проблемой.

— Эй! Заткнулись оба! — Фактически рявкнула я, и мой голос, приправленный хорошей порцией злости, с почти ощутимым хлопком хлестнул в прохладном утреннем воздухе.

Арвен продолжил что-то ожесточенно рычать, с трудом удерживаясь от рукоприкладства, но блондинчик, похоже, услышал. Он замолчал и внимательно посмотрел на меня.

"Мужчина, который умеет делать, что ему говорят. Неплохо."

Когда замолчал и мой "спутник" я спросила:

— Арвен, может мы все-таки войдем, и выясним какого черта происходит? Или твой друг так и будет держать нас на улице?

Брови Андрея поползли на лоб, казалось, еще чуть-чуть и его глаза, не удержавшись под веками, выкатятся из орбит.

— Ты правда дала ему имя?

— Да.

Он уставился на меня с выражением глубочайшего изумления на совершенно не предназначенном для этого, холеном лице.

— Как?!

Я тоже подняла брови, точнее одну бровь:

— Ты правда хочешь, чтобы я раскрыла тебе секреты техники стоя прямо у этих ворот?

С трудом стряхнув удивление, блондин поспешил впустить нас во внутренний дворик. Нагло оттерев меня в сторону, Арвен вошел первым и встал так, что мне пришлось буквально протискиваться мимо него.

— Что, и никаких вам "Дамы вперед" или "Только после Вас"?— спросила я, одновременно отпихивая обладателя широкой спины, загородившей мне обзор.

— Не в этом случае. — ответил он даже не обернувшись, сосредоточив все внимание на Андрее, который, в свою очередь, не отрывал от меня взгляда опасно внимательных глаз.

— Так как? — повторил свой вопрос мой новый знакомый.

— Откуда мне знать? — Я злорадно ухмыльнулась почувствовав первые признаки его недовольства.— Именно за этим сюда и пришла — узнать "как" и "что", и как от этого избавиться. Узнать что ...

— Избавиться?! — перебил меня Андрей. — От чего ты собралась избавляться?! Она совсем ничего не соображает?— обратился он уже к Арвену.

— Ты удивишься, когда узнаешь насколько она ничего не соображает. — Ответил тот, зачем-то стягивая с себя неизвестно откуда взявшуюся в его гардеробе черную мотоциклетную куртку, которая появилась на нем сегодня утром, в дополнение к моей футболке, джинсам и явно не моим кедам. И если честно, я не хотела знать откуда что взялось.

Темная косичка с вплетенным в нее шнурком упала на плечо Арвена, блеснув серебром имперской монеты, слегка прикрывая, но не скрывая знак на его шее.

" Вот тут— то и начинается самое интересное... "

Кажется, никогда, никогда ранее бесстрастное лицо Андрея не подвергалось такой нагрузке в выражении чувств. Да и сам мужчина ощущался очень необычно. Воздух рядом с ним наполнился невидимыми электрическими разрядами, словно еще чуть-чуть, и я увижу как с него срываются маленькие голубые молнии.

" Почему голубые? Хм.. под цвет глаз "

Кстати, его глаза, приняв свое обычное выражение, не отрываясь смотрели на шею Арвена, а губы беззвучно шевелились произнося какое — то слово. Наконец, очнувшись от своеобразного транса, он с трудом выдавил одно — единственное :

— Идите в дом.

Не говоря ни слова, Арвен подхватил меня за предплечье, и потащил к массивной резной двери. Будь я повпечатлительней, звук моих не поспевающих за спутником шагов показался бы мне чем-то вроде похоронного марша, а темное дерево двери и вовсе — воротами в преисподнюю. Но впечатлительной я не была, так что все что я испытывала — это глухое раздражение от того, что меня куда-то волокут, больно схватив за руку. Перед тем как дверь закрылась, и коричневый сумрак холла принял нас в свои пахнущие деревом и лавандой объятия, я успела крикнуть Андрею :

— Модные тапки, блондинчик.

Клянусь, он покраснел.

Глава 6.

Едва привыкнув к приятно пахнущей полутьме холла, я начала отмечать предметы незнакомого интерьера. Стены, частично отделанные деревянными панелями с неясной в полутьме, но определенно тематической резьбой, холодный мрамор пола под ногами, нечеткие очертания бронзовых светильников, рогами торчавших из стен, темный арочный проем какого-то коридора, высокий сводчатый потолок и большая бронзовая люстра с хрустальными подвесками, тускло поблескивающими в рассеянном свете, лившимся из круглого витражного окна над лестницей. Ах, да, лестница. Лестница была внушительной. Она начиналась прямо напротив двери, и вела вверх широкой трапецией ступеней, прихваченных с боков гладкими дугами перил. В верху фигурные столбики перил разбегались в разные стороны, образуя внутреннюю балюстраду второго этажа.

Стоя в прохладной темноте у подножия лестницы, я смотрела как в разноцветных лучах света, неяркими потоками пробивавшегося через стекло витража, торжественно кружились пылинки. Вообще, вся обстановка располагала к торжественности. Казалось, скоро зашелестит темный шелк ритуальных одеяний, в тишине раздадутся гулкие шаги, на верхней ступеньке лестницы появится мрачно — готического вида фигура, и леденящим душу голосом провозгласит :

— Вас давно ждут. Ступайте!

Из состояния взволнованного ожидания вырвало недовольное шипение Арвена, грубо ухватившего меня за локоть :

— Что встала? Пошли. — С этими словами он поволок меня в темноту коридора.

" И никакого тебе торжественного восхождения по лестнице, никаких фигур в темной мантии, толкающих патетические речи. Даже как-то обидно. Обделили, гады !"

Коридор был длинный, но не слишком темный, благодаря маленьким неярким светильникам на стенах. Зато, мой "спутник" так быстро поволок меня куда-то вглубь одного из многочисленных ответвлений, что все что мне удавалось рассмотреть по пути — это двери, ведущие неизвестно куда и их интригующе поблескивающие бронзой фигурные ручки. Кроме того, я считала повороты. Просто на тот случай если мне придется покидать это "гостеприимное" место в экстренном порядке. Что, если судить по хватке Арвена, было не такой уж невероятной концепцией развития событий. Мой провожатый с угрюмой решительностью маньяка, замыслившего "ох — ох, недо-о-оброе", тащил меня за собой, даже не удосужившись объяснить причину спешки. Его злобное сопение вперемешку со стуком моих каблуков, таких неудобных в противоборстве со скоростью и мраморным полом — вот и все звуки, которые я слышала на протяжении пути.

Наконец, когда мне уже начало казаться, что я попала в нескончаемый лабиринт, состоящий из бежевых стен, покрытых явно дорогими обоями, напоминающими узорчатый шелк, и вполне современных дверей, причем лабиринт, как-то незаметно, тремя— четырьмя ступенями на каждом повороте, ведущий куда-то под землю, хватка Арвена ослабла и мы остановились. Вынужденно резко затормозив, я чуть не уткнулась носом в гладкую, тепло-орехового цвета, древесину. Не успев в полной мере "оценить" обходительность провожатого, мои готовые к этому долгожданному процессу руки, ноги, голова, а с ними и все остальное, жаждущее возмездия тело, оказались резким толчком отправленны в проем быстро открывшейся, и с такой же скоростью захлопнувшейся за нами двери.

Первое, что я почувствовала очутившись в библиотеке, а это была именно она, тепло. По ту сторону двери было значительно прохладнее. Теплый воздух ударил в лицо, в то время как я ударилась об что-то твердое, проскользив метра три по, сотню раз мысленно проклятому мной, мраморному полу. Звук столкновения совпал с "щелчком" в моей голове, и я, уже не обращая внимания на препятствие, остановившее мое движение, как-то неестественно быстро развернулась к Арвену. Тот факт, что ничья рука не коим образом не смогла бы дотянуться до его горла с такого расстояния, меня совсем не смущал. Главное — поднять руку, а уж "пальцы" сомкнуться. Стоя на приличном расстоянии от меня, Арвен не ожидал подвоха, и моя ладонь с растопыренными пальцами, направленными в его сторону, по началу вызвала только гримасу легкого удивления пополам с презрением, на бледном от природы лице.

Не знаю что стало последней каплей, нагло заломленная бровь или многозначительное : "Ну, и...?", но я сжала "пальцы".

Так просто, так легко отпустить силу и вытолкнуть воздух из его легких, сдавить невидимыми пальцами горло, заставляя его издавать испуганный хрип. Проблема была не в том, чтобы заставить себя убить его, о нет, я пыталась вынудить себя его не убивать. Желание увидеть ужас в его глазах, ужас осознания близкой смерти, возрастало, но все чего я добилась — это еще более наглой ухмылки, выдавленной через силу, наперекор всему.

— По лезвию ходишь?— прошипела я еле сдерживаясь.

— Всегда. — звуки с трудом продирались сквозь горло Авена.

Не помню когда я приблизилась к нему, не помню как, но этот предсмертный хрип я слушала сжимая на его шее уже материальные пальцы.

— Смотри не сорвись. — я выплюнула слова разжав ладонь.

Удивление хлынуло из его расширившихся зрачков. Стоя так близко, я чувствовала как он борется с собой, борется чтобы не хватать воздух со всхлипами , чтобы проталкивать его медленно и спокойно в сжатое судорогой горло. Я знала это ощущение — когда в легких нет воздуха, и кажется, что ты уже никогда не сможешь вздохнуть. Так бывает если падаешь с достаточно большой высоты на спину. Или если я постараюсь убить. А я постаралась. Но у меня уже не было времени подумать над своим поведением — мне не дали.

На плечи обрушилась бетономешалка. Ну, может и не бетономешалка, а асфальтовый каток, или груженный КамАЗ — не знаю что там будет потяжелей. Вес невидимого, зато вполне ощутимого грузовика упал на меня, гигантской рукой придавливая к земле.

Пытаясь не свалиться, я вцепилась в Арвена, чувствуя мощное давление силы прямо за спиной. Что-то перло на меня, собираясь раскатать по полу тонким слоем.

— Нина! Стой! Ты убьешь ее! — закричал Арвен глядя поверх моей головы. Судя по всему, тут был кто-то третий. Кто-то, кому я очень— очень не нравилась. Прямо до смерти. Сила замедлила движение всего на секунду, а потом опять накатила с рокотом невидимой лавины.

— Ты убьешь последнюю! — услышала я перед тем, как начали сдирать мою "кожу".

Может быть, "кожа" — это не совсем правильное слово, но как еще назвать кокон спокойствия, годами ограждавший меня от мира? Это была "защита", единственное, что я умела противопоставить внешнему миру, единственное, что отделяло меня от чтения чужих чувств, от бесконечного мельтешения ненужных ощущений.

Мир взорвался без предупреждения.

Я уже почти забыла настоящую яркость красок, не приглушенных серым коконом защиты. Звуки стали объемнее и сильнее, запахи острее, а воздух слаще. Тактильные ощущения обострились и прикосновение одежды к коже вызывало желание непрерывно чесаться. Но не это было самое худшее. Чужие эмоции хлынули на меня нескончаемым потоком. Их было слишком много, слишком больно, слишком... Просто слишком. Пару секунд я в немом молчании смотрела в глаза склонившегося надо мной человека. А потом уже начала орать. Возможности сорвать горло мне не представилось. Голова взорвалась ослепительной вспышкой и... ах, да, это же я вырубилась.

Глава 7

Меня разбудили звуки. Они проникали в мозг постепенно, поскальзываясь на гладкой поверхности сна, но все же пробирались. Цепляясь за сознание маленькими коготками, звуки пролезли под корку беспамятства и я проснулась. Открыла глаза, поймала день в провалы зрачков и закрыла их снова.

В комнате работал телевизор — негромкое раздражающее бормотание. Думаю, если в восемнадцатом веке грешников в аду жарили на сковороде, потыкивая в мясистые зады вилами, для проверки готовности, то в соответствии с современными веяниями, теперь их пытают рекламой.

Подняв голову, и разлепив тяжелые веки я увидела источник нескончаемого раздражения. Адский ящик стоял в углу небольшой комнаты, прямо на сером мраморе пола. Кроме телевизора, прикроватной тумбочки и собственно кровати, на которой и возлежало мое бренное тело, в комнате в качестве мебели наличествовало окно с решетками на окнах и дверь, предположительно запертая на ключ.

Проверить теорию запертости двери и свободы личности в предлагаемых обстоятельствах не представлялось возможным. Левое запястье громыхнуло железом. Цепь. Средневековые, мать их, кандалы, а не цепь. Широкий, сантиметров десять, железный браслет и прочная вереница толстых звеньев, убегающих под кровать и сливающихся там в жарком объятье с железным кольцом в полу. Это вам не новенькие, сияющие хромом, или чем они там сияют, наручники из безмозглых боевиков! Кандалы — это по — нашему! Никаких отверстий для ключа и ковыряния шпилькой данный девайс не предусматривал в принципе. Надежная железная клепка — вот оружие.... а кстати, кто это у нас такой умный?

" Ну, нифига себе, в гости сходила... "

Поорав немного для проформы и подергав кандалы, я перешла на изучение предоставленных "апартаментов".

Пол из серо — белого мрамора и серебристые обои на стенах наводили тоску. Зарешеченное окно — уныние. И только телевизор — мой адский друг, жизнерадостно вопил попсовыми голосами. Что ж, оставалось только подпевать.

Спустя час я все еще бездумно смотрела в бессмысленный глаз телевизора, по поверхности которого бежали строчки региональной рекламы. На фоне гигантского, черно — желтого цветка, какая-то шарашкина контора закупала подсолнечник. Цветок — переросток сменили лики икон в окружении пылающих церковных свечей. К свечам, совсем уж не понятно с какого бока, подкатился прозрачный "магический" шар, пришлепнутый сверху веером игральных карт. Наконец, мешанина духовного и бесовского сменилась мордой густо накрашенной армянки бальзаковского возраста, видимо, косящей под цыганку, и зачем-то намотавшей на голову темный платок. Матушка Мария, как представил эту достойную даму неприятный мужской голос с родным южным колоритом, осуществляла все виды гаданий : на картах, руках и кофейной гуще. Так же в ассортимент услуг оборотистой мадам входили обряды на удачу в бизнесе, лечение алкоголизма и наркомании по фотографии, отвороты, привороты, снятие порчи, венца безбрачия и покрывала одиночества. Все виды белой и черной магии.

И если разграничение магии на черную и белую, меня просто позабавило, то "покрывало одиночества" откровенно развеселило.

"Это что-то новенькое", — подумала я. "Скоро они придумают пояс бездетности и хламиду непорочности"

— Как же меня все это достало! — заорала я, громыхая цепью для пущей убедительности. — Достало! Все ! Это ! Мистическое! Дерьмо!

Впервые за довольно продолжительный отрезок времени я взбесилась по — настоящему. Раздражение — это то чувство, которое я изредка себе позволяла. Бешенство — это своего рода запретная радость. Я крайне редко позволяю себе сильные чувства, да что там, я редко позволяю себе хоть какие — нибудь чувства. Чувства — это непозволительная роскошь. Обычно внутри у меня пусто. Нет, не пустыня. Пустыня, мать ее, слишком патетически звучит. В пустыне есть своя жизнь, своя страсть, наконец. Там царят раскаленный песок и горячий ветер, барханы и поэзия востока. Верблюды ходят. Иногда плюются в караванщиков. Даже оазисы попадаются. А у меня внутри пустота. Гулкие железные стенки ангара и потрескавшийся бетонный пол у меня внутри. И теплый затхлый воздух, пахнущий нагревшимся под солнцем внешнего мира железом. И иногда раздражение. Не то злобное, горячее раздражение когда на разрыв: "Ах, гадство!", а глухое железное скрежетание слегка заржавевших механизмов. Иногда механизмы приходят в движение и начинают ворочаться, матово поблескивая в постоянной полутьме. Они царапают стенки груди изнутри, острыми гранями — лезвиями ускоряющих движение шестеренок. Если бы там было сердце, шестеренки искромсали бы его в клочья. Но его там нет. Только пустота и сухой воздух. Психологи назвали бы это депрессией или, вообще, чем похуже. Ну и пошли бы они на фиг, те психологи.

Но вот сейчас, шестеренки заворочались со сверхзвуковой скоростью. В конце концов, я имею моральное право устроить тут небольшой погромчик. И первой моей жертвой станет несмолкающий ящик. Ату его!

"Как бы не так. Факир был пьян."

Не знаю кто был пьян, факир, или я подхватила белую горячку, но происходившее напоминало бред сумасшедшего. Вернее, непроисходившее. Не произошло вообще ничего. Я ничего не могла. Ящик не разлетелся, как должен был, на миллион маленьких пластиковых кусочков. Он не пошатнулся, не взорвался, даже не упал, банально завалившись на бок. Телевизор спокойно стоял, нагло завывая гнусавым голосом : "Белые обои, черная посуда. Нас в хрущевке двое. Кто мы и откуда?"

Все то время пока во втором куплете не начали стыть опостылевшие плюшки, я пыталась сконцентрироваться. Но ничего не происходило. Злость ушла, оставив только легкий, кисловатый привкус недоумения. Я больше не чувствовала энергию бурлившую в крови, и заглянув глубже, туда где во мне всегда жило необъяснимое знание мира, поняла что ничего не получаю. Никакого объяснения, ноль. Ничего вообще

— Да что за фигня тут творится? — сказала я в пустое пространство.

Словно в ответ на мои слова, недосягаемая дверь открылась. Вошедший принес в комнату только запах мужского одеколона и клочок темноты из коридора.

"А могли бы подумать о еде." — напомнил мой пустой желудок.

Это был мужчина, того роста, который я с первого взгляда определяю как "явно ниже меня". Где — то метр шестьдесят, может чуть выше. Вообще, весь он был какой — то "средний". Начиная от роста, не очень широких плечей, не очень длинных рук и ног, и заканчивая светлыми, на фоне слегка загаревшей кожи, серовато — голубыми глазами, и волосами, застрявшими между блондинистостью и темным цветом.

Даже одеколон, запах которого усилился, когда он подошел к кровати и встал на расстоянии вытянутой руки от меня, пах неопределенно, как нечто среднее между редким парфюмом и копеечной дешевкой. Так сразу и не определишь.

С первого взгляда я могла определить только одно — мужчина мне активно не понравился. Уж и не знаю что послужило главной причиной моментально возникшей неприязни, цепь на моем левом запястье, или внешность незнакомца, пристально смотревшего на меня с выражением крайней сосредоточенности на довольно симпатичном лице, но не понравился он мне мгновенно.

Да, пожалуй, дело было в первую очередь во внешности. Мужчина был поразительно похож на повзрослевший вариант придурка — одноклассника, превращавшего мою жизнь в ад на протяжении двух лет. Насколько я помню, то был ничем не примечательный парнишка, разве что ростом чуть повыше. Единственной выдающейся вещью в Толе Копченко было либидо. Заласканный сын матери — одиночки, он начал вести свой список сельского донжуана с восьмого класса. И поощряла его в этом именно мать, учительница французского в нашей школе. Впрочем, мать его была общепризнанной потаскушкой и носила гордое прозвище "Ля катин". Что там говорят про яблочки?

Все дурочки параллельных классов становились в очередь за вниманием Толи. Собственно, и одаривал их он своим вниманием со скоростью продавца в супермаркете. Следующая! Сколько их делало ему домашнее задание и обжималось на виду всей школы в заветном уголке у окна, не вспомнит уже никто, ну кроме самого Копченко, он — то вел перепись.

Совсем иначе обстояли дела, если девочка не покупалась на чары малолетнего Казановы. А если она имела неосторожность высказать свое непредвзятое мнение ему в лицо, надо отметить, в форме не совсем цензурной, вот тут — то и начиналась полномасштабная травля.

Да, младшие классы средней школы — это филиал преисподней, полный непередаваемых ужасов, если только ты не одна из приспешников сатаны. Будь проклят пубертатный период. К счастью, десятый и одиннадцатый могут кардинально изменить твой образ в глазах окружающих, естественно, в моем случае, не без применения скрытых возможностей.

Единственная польза в Копченко для меня заключалась в его мерзопакостности. О! Этот засранец научил меня двум вещам : ненавидеть и мстить. За каких — то два года я рассталась с детскими иллюзиями, и прониклась горькой правдой жизни. А именно : ты либо охотник, либо жертва. Жертвой я быть не хотела, так что пришлось начинать охоту. Охота привела меня на пол ванной, заставила зажечь свечи и слепить восковую куколку. Куколка эта имела лицо незабвенного Копченко, вырезанное из общей фотографии класса, и три коротких волосинки на темечке, самым банальным образом снятых с жертвы. Тогда — то и пришло знание. Никто не учил меня наводить порчу, никто не готовил к потоку силы, хлынувшему через меня в куклу. Я просто ЗНАЛА , как знала и то, что могу убить его, просто переломив восковую шейку. Но, в самый последний момент, что -то во мне дрогнуло, и восковой уродец отделался переломами рук и ног. Да и ноги — то я ломала уже не со зла, на последних каплях пугающей до дрожи силы. А через неделю Толя сломал палец. Уж не помню на какой руке, но сломал. Вот такой вот у магии юмор. Тогда я еще подумала : "Черт, мог бы и руку" , но это было уже не актуально. Я больше не ненавидела Копченко. Сила, такая сырая в те дни, захватившая мое воображение, открывавшая все новые возможности, нуждалась в подпитке. Она выпила ненависть, оставив только презрительное безразличие. Так что когда я узнала, что Копченко умудрился таки подцепить СПИД и перейти в разряд гомосексуалистов, то не удивилась. Жалеть его тоже не стала, как не стала и злорадствовать. Мне было все равно.

Но, как говориться в старом анекдоте : "Ложки вернули, а осадок — то остался."

Безразличие безразличием, но осадок — недоверие к блондинчикам со слащаво — славянской внешностью, действительно остался. Блондинов я не люблю. Особенно таких, с лицом "а ля молодой Есенин" и светлыми глазами.

Может быть, я просто больна общечеловеческой заразой — стереотипностью мышления. Может первая настоящая ненависть — это как первая любовь? Оставляет след, если не в сердце, то где-то в подсознании.

И сидя на кровати в состоянии идиотской неосведомленности, я снова начинала ненавидеть, но на этот раз собственную глупость и безразличие к себе, приведшие меня в эту комнату.

-Что?— спросила я "серого человека"— Будете многозначительно молчать, пока я не начну умолять о пощаде?

Если и он думал, что я съежусь под пристальным взглядом, его опять же ждало разочарование. Наконец, перестав буравить меня глазами, "Серый человек" соизволил произнести :

— Ну почему же? У меня есть гораздо более действенные способы заставить тебя умолять ... о смерти.

И смех его прозвучал хрустко, как разбитое стекло.

Не было темной грозовой ночи и жахающих с небес молний. Не было зловещей и мрачной музыки, предвещающей что "к тебе идет убивец", знамений вроде черепа с костями из кофейной гущи в чашке, или предупреждающего гласа с небес. Но вот этот его смех, этот холодный, пугающий звук, с лихвой компенсировал все знамения. Нормальные люди так не смеются.

— Многообещающее начало вечера...— сказала я.

Глава 8

Несправедливость. Любая несправедливость внезапна как смерть. Как неожиданно подлый удар поддых, когда дыхание перехватывает от боли и хочется задать один единственный, извечный вопрос : "За что?!" или "За что, Господи?!" — в зависимости от религиозных предпочтений. Можно, конечно, театрально бухнуться на колени и заламывая руки, воздеть скорбящие очи в небо, ожидая что разверзнуться хляби небесные, грянет гром и молния поразит подлеца, ну или подлецов. Всех и оптом. Но это долго ждать придется. Если только подлые вороги не удумают надеть на голову железное ведро и не встанут посреди грозы под дерево. Как знать? И такое бывает. Но редко.

— Знаешь, почему ты еще жива? — Спросила меня тварь, притворявшаяся человеком.

— Ну давай ... просвети меня напоследок. — Прохрипела я пересохшим ртом.

— А ты мне нравишься.

— Ой ... как я польщена... только что не дрожу от радости. — Пролаяла я, проглатывая рвущийся из глотки кашель.

— Ну, это мы сейчас исправим. — Оптимистично заявила тварь, разминая пальцы.

Кто -то там когда -то сказал, что храбрые люди не страшатся боли, а великие идут ей навстречу. Что за пафосный бред. Видно, никто не ковырялся у них в голове ледяной кочергой. Не совсем кочергой, но ведь орудию пытки не обязательно быть материальным, правда? Главное, чтобы оно работало. А уж из железа оно или исключительно из Силы палача вовсе и не важно.

Вопросы были стандартные. Имя, Род, род деятельности, национальность, возраст, время и место рождения. Нет, честно, разве что лампой в лицо не светил и пальцы не ломал. Но это и не было нужно. Кода череп взламывают изнутри и позвоночник трещит от силы скрутившей тело судороги, не то что заговоришь — запоешь с непривычки. Жаль, что я не знала своей партитуры. Вот и пришлось орать не по нотам, срывая горло.

Вопросы.

— Не верю.

Еще вопросы.

— НЕ верю.

Снова простые и банальные вопросы.

— НЕ ВЕРЮ!!!

Долбанный Станиславский.

Отважная девица из пиндостанского..., пардон, американского боевика на моем месте уж точно нашла бы выход из положения при первых же признаках опасности. Или, на крайний случай, гранатомет какой в каморке под лестницей нашарила. И уж в совсем тупиковом варианте ( ну, это когда смазливая силиконовая блондинка в главной роли) грохнулась бы в обморок, и пришла в себя в окружении бравых единомышленников, носящих хаки. Но в жизни, обмороки, как и единомышленники, никогда не приходят вовремя. Так что, когда Серый-Человек-С-Каменным— Лицом закрыл за собой дверь, я просто уснула. Вырубилась от боли и изнеможения.

Проснулась я там же. Мне не снилось ничего, кроме глухой как вата темноты, и открыв глаза, я попыталась смахнуть ее с лица. Но в комнате было просто темно. За окном шелестел в листве ветер, тем особенным ночным шелестом, который говорит о том, что ты проснулась в сердце ночи и до рассвета еще далеко. На окраине Города тихо. Не лают собаки, не шумят машины, и звездноглазая Ночь идет по миру в мягких прохладных одеждах. Короче говоря, где-то часа три ночи, все нормальные люди спят, некоторые даже храпят и видят сны порнографического содержания.

Я лежала на той же кровати, и кусок железного лома все так же нагло оттягивал запястье левой руки. Вот только чувствовала я себя уже совсем не так бодро, как до ментальной экзекуции. Тело, провалявшееся в одежде несколько часов, ощущало себя куском черствого хлеба, мозги ощущали себя обложенными пенопластом и запакованными в картонную коробку.

Темно и тихо. Как в могиле.

"Дура, ой, ду-у-ура. Во что ж я вляпалась?"

Полежав эдак минут тридцать, погремев кандалами на манер Кентерберийского приведения, я глубокомысленно произнесла, обращаясь в темноту :

— А подмога не пришла, подкрепленья не прислали. Что ж, обычные дела нас с тобою .... обманули.

Темнота, естественно, не ответила.

Еще через пару десятков утомительных почесываний прилипшей к коже одежды, темнота, наконец, соизволила разродится тихим шорохом.

Скорее даже не шорохом, а невнятным шебуршением в районе двери. Так, наверное, мышь скребется в своей норке, бодро покусывая упертый с хозяйской кухни кусок затвердевшего сыра, украдкой оглядываясь по сторонам. Да, как — то так, если допустить, конечно, что норка, это дверная скважина, а мышка ... да не важно что там мышка.

Дверь открылась с легким щелчком и в проеме появилось что -то маленькое и темное, слегка подсвеченное невнятным лунным светом, едва пробивавшимся сквозь ветви деревьев за окном. Ребенок?

— Ох, твою ж мать ...

Закрыв дверь, "ребенок" посветил себе в лицо неярким ручным

фонариком.

Определенно, женщина. Очень некрасивая, очень низкого роста, такого что еще чуть — чуть и ее можно было бы назвать лилипуткой, подошла к моей кровати. Ее лицо, подсвеченное с низу фонариком, искривилось в усмешке и исчезло. Фонарик погас, дружелюбно посветив напоследок мне прямо в глаза.

— Не спишь? — раздался из темноты на удивление приятный голос.

— Да вот как — то не спится.

— Я думаю! Но, не буду топтаться вокруг да около, времени мало — сразу перейду к главному. — протараторила ночная посетительница. — А главное, оно — вот оно : кто бы не пришел после меня, это будет твой враг. Я только тебе и друг, кстати, меня Ася звать. А вот тот кто придет, и скажет, что хочет помочь — это точно враг. Не верь никому, никто тут тебе помогать не станет кроме меня. Нет тут твоих друзей. Но и уходить пока отсюда тоже нельзя — сдохнешь как собака. — припечатала она.

— Почему? — смогла выдавить я, слегка опомнившись от неожиданности.

— Да потому же, почему и не чувствуешь ты ничего! Ведь не чувствуешь? — Настороженно осведомилась Ася.

— А что я должна чувствовать? — Не менее осторожно спросила я.

— Ой, да не ломай комедию, девочка! Они ж все силенки твои заблокировали и еще кой — чего понавешали, на тебя, да такого, что шаг за порог и пеките пирожки на поминки! Боятся они тебя. А начнешь куда рыпаться — так и вовсе прикончат, как пить дать! Ты ж им как кость в горле. Все планы порушила! Дурища! Сидела бы себе тихо, силенками не хвалилась — так нет от те нате! Такой всплеск в эфире устроила, разве что самый задрипанный шаман в Африке его не услышал! Кто только тебя воспитывал? Кто силу — то контролировать учил?

— Да никто. А "Они"? Скажи, что это за люди, Ася?

— Люди — не люди. Не важно. Только я одна — то тебе добра и желаю. Жаль мне тебя, горемычную. Дите же совсем.

Немного пораскинув мозгами в и послушав выжидательное сопение незваной "гостьи" я пришла к выводу, что либо меня держат за круглую дуру, либо Ася законченная суицидальная идиотка. А я, как не странно, в кретинизм собеседника предпочитаю верить в последнюю очередь.

— Браво! Бис! — поаплодировала я, — Торговки пирожками и вениками на Нахичеванском рынке будут рыдать и утираться бретельками от лифчиков. Вот только жаль, что я не верю в бескорыстные добрые поступки. Ибо, как известно, чем привлекательнее "бонус" и ниже цена, тем тухлее подстава. — Несколько высокопарно провозгласила я.

Веселый смешок, хлопок в ладоши и комната осветилась ровным желтым светом. Я, наконец, могла рассмотреть собеседницу.

С некрасивого, круглого лица зрелой, но не старой женщины, смотрели умные светло-каштановые глаза. Не вязались эти глаза с ее простецким говорком, ну никак. Маленький рот со слегка "увядшими" злыми губами. Светлые редкие волосы, тщательно уложенной стрижки, отливали легкой рыжинкой. Идеально простой, без единой складочки светлый костюм. Пиджак песочного цвета с короткими рукавами и юбка по колено. Скромная золотая цепочка. И конечно же, конечно, новенькие туфли на просто "гигантского" размера каблуках. Такая вот мини -леди.

-Да-а-а? — протянула она, теперь уже отбросив напускную простоту и всем своим видом изображая превосходство. О, как она смерила взглядом мое длинное, в помятой одежде тело! Я должна была почувствовать себя неопрятной неуклюжей гигантшей, не иначе. Даже жаль, что на меня это не подействовало. Такие усилия пропали даром. Порода. Нужна настоящая порода, чтобы смешать человека с дерьмом, произнеся одно слово. Ну, может быть, порода и еще кое-что, вроде лишних сантиметров роста. А у нее не было ни того, ни другого. Каким-то нелепым ощущалось такое огромное самомнение в столь небольшом существе. Ну почему невысокие люди пытаясь предать себе излишней солидности выглядят так комично? А может, это мне просто кажется? Я не виновата, что с высоты собственного роста не могу воспринимать серьезно угрозу от человека, с трудом достающего макушкой до моего локтя. Высокомерно, но факт.

— А ты не дура. — сказала Ася уже совсем другим тоном.

— Да уж какая есть. Так против кого будем дружить?

Она рассмеялась, приятно, будто ветер запутался в серебряных колокольчиках. Чтобы делать это так изысканно — музыкально, ей наверняка пришлось долго тренироваться.

— Совсем не дура. Ты правильно поняла. Я действительно хочу помочь тебе вовсе не из альтруистических побуждений. Если ты попытаешься сбежать — то умрешь. Это правда. Многим бы это было очень выгодно. В том числе и мне. Меньше мороки. Но, особенно выгодно — одной моей давней заклятой подруге. Для нее это — решение всех проблем. Понимаешь к чему я клоню?

" Ха! Пресловутая женская дружба. "

— Как тут не понять. Для того чтобы подпортить игру подруге, ты готова поступится своими, и не только своими, планами. Как это мило с твоей стороны. Да, эта версия более правдоподобна. Не хочешь дополнить ее кое — какими деталями?

— Недоверчивая... — Протянула она псевдорасстроенно.

— Поставь себя на мое место.

— Нет спасибо, мне и на моем не плохо. — нагло усмехнулась Ася.

Ася... Это имя ей не совсем подходило.

— Ты не похожа на Асю. — сказала я скорее для поддержания разговора.

Но глаза женщины настороженно — заинтересованно блеснули.

Самое противное, что я даже чувства ее "прочитать" не могла. При малейшей попытке это сделать, в затылке, где-то за ушами рождалась тежелая и тупая ноющая боль. И больше ничего.

— Это потому, что меня зовут Асура. Не обычно для России, правда?

— Ну так ты и не русская, правда? — вернула я ей вопрос.

— Угадала. — нехорошо усмехнулась Ася, словно приняв решение. — Но остальное тебе знать не обязательно. Знать тебе надо одно : когда она придет и захочет "помочь" не двигайся с места. Выйдешь из комнаты — умрешь.

— Ну а зачем "ей", если она вообще существует, моя смерть?

— Если ты не дура — поймешь. — Отрывисто бросила Ася и протопала на своих фантастических шпильках к выходу. Лилипутка? Возможно. Пиранья? Определенно.

Хлопнув в ладоши, и снова оставив меня в темноте "Тетя Ася" запрела за собой дверь. Сколько я потом не хлопала, свет не включался. Методы психологического давления, мать их.

Снова оставшись в потемках, решила пораскинуть мозгами. Даже если я и смогла бы скинуть мечту хозяина пункта по приему металлолома, не факт, что лилипутка не сказала мне чистую правду. А вдруг? В возможностях гостеприимных хозяев этого милого домишки, я уже успела убедиться. И помирать во цвете лет совсем не хотелось. С другой стороны, мерзкая карлица могла и соврать. Могла же?

"Легко!" — подтвердил внутренний голос.

Что же из этого следует?

"Следует не доверять кому попало, идиотка!"

Ну это-да, и еще поднапрячься и найти способ свалить отсюда.

Но как?! Как?! Несколько минут бесплодных метаний прошли в уже заученном алгоритме :

Встала — села — погремела — села — встала.... устала!

Только вот ведь штука, переживания нисколько не повлияли на процесс обмена веществ и естественные потребности организма.

Все эти неблагородные метания духа и тела отвлекли меня от шума, предшествовавшего явлению второму.

Никаких фонариков. Свет вспыхнул неожиданно и ярко, повинуясь простому щелчку пальцев. И вот, вошла она.

Жгучая брюнетка с красивым капризным лицом. Наверное, насквозь искусственная : от корней выкрашенных в черный с синим отливом волос, до кончиков нарощенных ногтей. Двигалась и смотрела она как самопровозглашенная принцесса, словно заявляя, что все кому посчастливилось находится в ее присутствии, автоматически становятся ее свитой. Мужчины верными рыцарями, или в зависимости от возраста и социального положения пажами — шутами, а женщины верными фрейлинами. Только так. Такие не терпят конкуренции, всеми силами стараясь принизить значимость и красоту не понравившейся особы. Свысока. Сколько бы не было им лет, и на сколько бы они не были красивы на самом деле,( а эта была сногсшибательно красива ) на всех других женщин они смотрят свысока. Подруг они терпят только в роли вечной восторженной камеристки, постоянно нахваливающей их красоту, а проще говоря — шестерки, на которой они и оттачивают навыки прямых подколов и завуалированных оскорблений. Часто — просто хитрые, но не умные куклы, сосредоточенные только на себе и своей внешности. Реже — настоящие матерые стервы. Чем являлась эта мне, похоже, и предстояло выяснить.

Бедра затянутые в дорогие на вид, рваные джинсы, медленно и вызывающе провиляли по направлению ко мне. Довиляв до моего скорбного ложа, оставалось только надеяться, что не предсмертного, черноволосая мадам непринужденным жестом взмахнула шелковым водопадом мерцающей гривы волос, и встала в "эффектную" позу. За позой последовал вполне предсказуемый надменный взгляд. Видно,

снова мне полагалось познать меру собственного помятого, и спавшего в потной от неоднократно пережитой боли, одежде ничтожества. Ну, конечно, ага.

"Мода у них на такие взгляды, что ли?"

Я, в свою очередь, скрестив руки на груди, выражая скрытое неприятие, и ноги, выражая совсем другое, нагло вздернула правую бровь, ( в одиночку левая вздергивалась хуже и не так нагло изгибалась ) смерила ее идеальную фигуру не менее надменным взглядом, и процедила :

— Слушаю Вас.

Не ожидав такой реакции от предполагаемой подавленной пленницы, брюнетка поперхнулась, видимо, заготовленной в честь своего явления народу речугой, и помолчав с минуту напряженно сказала :

— Можешь радоваться, бедная девочка, твои муки закончились. Я пришла спасти тебя от этих ужасных людей.

Народ в моем лице, ясное дело, радовался, прямо таки ликовал.

" Смотри — ка, не соврала лилипутка. "

— Ликую. Каким образом собираетесь произвести выше упомянутое спасение? — Спросила я, многозначительно погремев увесистой цепью.

Брюнетка нахмурилась.

"Черт, не так должна себя вести несчастная пленница, встретившая спасение в ее распрекрасном лице."

— Кандалы не проблема, дорогая моя. — Прожурчала она хорошо поставленным голосом театральной актрисы. — Я помогу тебе выбраться отсюда. Поверь мне, эти ужасные люди собираются тебя убить! Доверься мне! Мы должны немедленно выбираться отсюда!

"Эти ужасные люди"?

Кто пишет ей монологи?

Первым моим побуждением было послать примадонну подальше, но если предоставляется шанс разузнать побольше, то почему бы им не воспользоваться? И я решила "включить дурочку".

— Ах, Боже мой! — воскликнула я в лучших традициях жанра, схватив "благодетельницу" за руку в порыве "благодарности". Прочитать ее, конечно же, не получилось. — Неужели вы мне поможете?! Кто вы? ... (чуть не ляпнула :"прекрасная незнакомка", но вовремя поперхнулась) Как вы меня нашли? Вы из милиции?

— Нет, — слегка поморщилась брюнетка,— я не из милиции. Меня зовут Марина и я действительно хочу тебе помочь. Ты мне веришь? — спросила она стиснув мою руку.

Когда в разговоре человек употребляет словосочетание "верь мне" больше одного раза — это что-нибудь да значит. И уж точно не то, что вышеозначенный человек желает тебе добра.

— Конечно!— Соврав не моргнув и глазом, я стиснула ее руку в ответ.— Пожалуйста, помогите! Я хочу домой!

— Сейчас, сейчас, моя дорогая. Дай сюда свою железку.

Присев на кровать, Марина левой взяла закованную руку чуть повыше запястья, не касаясь металла провела правой рукой над браслетом и цепью, перекинулась через меня, и свесилась почти до самого пола. Ее волосы упали блестящей волной. На мгновение мне даже стало стыдно за свой потрепанный вид. Сделать Марина ничего не успела. Ибо с потолка, ну или откуда -то повыше, раздался глас небесный. Глас представлял собой вполне приятный, но уж очень громкий голос завопивший на всю комнату :

— Прекрати! Ты не имеешь права!

Едва услышав голос, Марина дикой кошкой вскочила на ноги.

— Ты все еще жив, Дом? Не вовремя ты решил пошуршать штукатуркой! — прошипела она в пустоту — Я слышала, что твои кости давно превратились в труху и перекрытия скоро рухнут!

— Слухи об этом сильно преувеличенны.— Произнес кто-то спокойным негромким голосом. — Лучше тебе уйти, если не хочешь Его разозлить.

Сильно побледнев, Марина уставилась на меня пустыми глазами и спросила :

— Так ты расскажешь ему?

— Посмотрим. А пока тебе лучше уйти. Ты же понимаешь, я не позволю ее забрать. — Ответил голос из ниоткуда.

Марина, с лицом почерневшим от уже не сдерживаемой ненависти, прошипела что — то вроде " Энэит таэог ", сорвалась с места, и с силой захлопнула за собой дверь.

— Ну, и что это за странный мат? — глубокомысленно изрекла я в пространство.

— Это означает "Рабская душа". — ответил невидимый собеседник.

— Кто? Я? С чего бы это вдруг?

— Она не к тебе обращалась.

— Значит к тебе?

— На наших глазах проявляются чудеса сообразительности. — пробормотал голос, и уже громче — Да, ко мне.

— А ты, вообще, кто? — я попробовала расспросить неожиданного собеседника, раз уж "откровения от Марины" по его вине сорвались.

— Дом.— ответил он.

— Не поняла.

— Я — Дом.— ответил голос с тяжким вздохом человека, вынужденного общаться с умственно отсталым.

— Хм-м. Слышала я имена и постранней.

— Это не имя. — протянул голос все тем же тоном. — Я — это Дом, Я — здание в котором ты находишься.

— А я — Тумбочка, приятно познакомиться. — Буркнула я

неожиданно для самой себя.

Через несколько секунд тишина над моей головой взорвалась раскатом смеха.

Отсмеявшись, голос прямо-таки промурлыкал :

— Милая девушка, а ты мне все больше нравишься.

"Где-то я это уже слышала..."

— Жаль, не могу ответить взаимностью. — сухо ответила я.

— От чего же?

— Да вот, как-то трудно проникнуться дружескими чувствами с наручником на руке и не видя лица собеседника. Лицо собеседника, конечно же, первостепенная проблема. — Притворно посетовала я.

— Ну, эта проблема легко разрешима. — благожелательно ответил голос.

— Да? Правда? — оживилась я.

— Безусловно! — Прозвучало под мягкий шелест штукатурки.

Словно речная гладь, потолок над моей головой покрылся легкой рябью, и на поверхность "всплыло" мужское лицо. Сначала гипсовые губы и нос, потом щеки, лоб, гипсовые завитки волос на лбу, затем в глазных впадинах проступили закрытые веки, обозначились брови и ресницы.

Секунд десять, пока ничего не происходило, волосы на моей голове жили собственной жизнью. Вставали дыбом, возможно даже собирались отправится в эмиграцию, куда — нибудь под кровать, в темный уголок, где их не достал бы бесконечный ужас, сковавший мое безвольное тело.

Когда первая волна удушливого страха схлынула, и мне показалось, что я все еще умею дышать, губы гипсового барельефа искривились в полуулыбке и закрытые веки подозрительно дернулись. И дернулись снова, уже вместе с бровями. И опять. Дернулись, словно заклеенная плоть пыталась и не могла разъединится

— О, Господи! — сдавленно пискнула я. — Вот только не надо говорить "Поднимите мне веки!"

Гипсовые губы сжались в попытке сдержать все — таки прорвавшийся смех, и мне показалось, что я увидела мраморный отблеск зубов.

— Не буду. — ответил уже знакомый голос, губами огромного "лица с потолка". А потом открылись глаза. Если можно назвать глазами две черные пропасти величиной с мою ладонь. Там где у человека должны быть зрачки и белки, от края до края клубилась тьма.

Кожа покрылась мурашками, я чувствовала, что "Он" ждет чтобы я посмотрела во тьму. Прошла минута, потом другая, а голос молчал. Ожидание повисло в воздухе.

И как бы я не старалась не смотреть в провалы над моей головой, с каждой секундой это было все сложней. Не в силах оторвать взгляд от белого мужского лица, под тяжестью его взгляда я изучала гипсовый нос, волевой подбородок, надменную линию губ, удивленно искривившиеся брови, застывший завиток волос на лбу, все что угодно, только не глаза.

Раздавшийся голос существа которому надоело ждать, произнес:

— Посмотри.

И я посмотрела. Я смотрела в клубящуюся темноту, а темнота смотрела в меня.

Время умерло, звуки перестали существовать, пространство исчезло. Была только темнота и я. Вернее, темнота был. Он был бархатной темнотой, он был туманом, он был шелком, воздухом и осторожными ласками на моей голой коже. Да, это определенно был Он. Темнота. Тьма. Туман, бархат и шелк. Легкие прикосновения, губы на моих губах, воздух в моем горле, руки, которые меня держали. Тьма была воздухом и плотью, пространством и пустотой, жалящими поцелуями на моем лице. Дорожкой ледяных и одновременно жгучих поцелуев на голой коже шеи и груди. Чья -то кожа в соприкосновении с моей вспыхнула жаром, и жар вспыхнул во мне. Кто— то вздохнул, кажется это была я, и полузнакомый смешок раздался в ответ. Руки во тьме, нет руки тьмы осмелели, настаивая, требуя, и я ......

— Не сметь!

Резкий окрик отбросил меня обратно. Я "упала" в свое полностью одетое тело.

На потолке зависло искаженное гневом лицо с черными провалами глаз, напротив меня нависло лицо и все остальное тело не менее взбешенного мужчины.

"Постойте, а где это я его уже видела?"

Это был мой добрый знакомец из автобуса. Темный ублюдок. Вот и встретились. Мне несказанно повезло. Кажется, вечер перестает быть томным. Но, как говаривал незабвенный Том Сойер :"Что за логово разбойников без приличной оргии?"

Глава 9

Если бы на Земле была хоть какая — то справедливость, то сногсшибательно красивые мужчины не существовали бы вовсе. Не должны мужчины быть красивыми. Симпатичными — это да, приятными, привлекательными, какими угодно, но не красивыми настолько, что при взгляде на них сердце пропускает удар и маленькая влюбчивая девочка, живущая в каждой женщине, восторженно пищит "Дайте мне поиграть!" Потому что, по опыту знаю, таким доверять нельзя. Такие, если только ты им позволишь, возьмут твое сердце голыми рукам, подержат, словно бесполезную вещь, и изо всей силы грохнут об пол. И не важно красива ты или нет. Если красива — это даже хуже, тебя заставят платить за красоту.

Образчик племени красивых и наглых, так неожиданно прервавший то что происходило между мной и Домом ...что бы там не происходило, обратил на меня взгляд пронзительно — синих глаз и изрек:

— Как. Ты. Посмела?

Он произнес это медленно, резко и четко. Наверное, слова должны были быть счастливы, что сошли с его губ живьем.

"Кажется, команда "не сметь" относилась ко мне."

— Не надо дышать на меня праведным гневом, — сказала я. — Я тут не причем, — и добавила, демонстративно измерив взглядом все его немаленькое тело, — да и ты тоже. Кстати, кто ты вообще такой?

Пару секунд посверлив меня взглядом, красавчик ответил :

— Я тот, у кого ты должна спрашивать разрешения, прежде чем в ступать в контакт с Домом. — При этом он зачем — то щелкнул пальцами и сделал правой рукой странный пасс в воздухе.— Слышишь меня? Спрашивать разрешения. Смотреть на меня и спрашивать... — как -то странно медленно протянул красавчик, пристально глядя мне в глаза.

Его голос, сочный, слегка надтреснутый внутри, хотелось попробовать на вкус. Да и само его присутствие, несмотря на откровенную наглость и необъяснимые проявления злости, влияло на меня как -то странно. Хотелось обнять его руками и ногами, обернуться и прижаться так крепко, как только возможно. Спорить с ним не было никакого желания. Просто смотреть на него, любоваться, поклоняться ему... что за черт?!

" Если учесть, что сама мысль о подобном отношении к мужчине для меня оскорбительна, то дело явно не чисто."

В то время как я предавалась глубокомысленным размышлениям на тему "Какого черта со мной твориться в последнее время?", мой добрый друг, лицо-с-потолка-Дом, не вовремя решил проявить инициативу.

— Не о контакте со мной ты должен беспокоится, ибо ego sum qui sum*, и ничего больше, дорогой Иван. — Сдавленно — вежливо от едва сдерживаемой злобы сказал Дом. — Наша гостья успела связаться с существом гораздо более материальным чем я. И, боюсь, их "контакт" тебе не удастся так просто прервать. — Добавил он с нескрываемым мрачным удовлетворением.

— Что ты сумел прочесть? — Рявкнул Иван, бросив на меня быстрый злой взгляд.

Вообще, странно, что Ивана звали так просто : "Иван".

"От мужчины такой выдающейся наружности следовало бы ожидать какого — то соответствующего имени. Например, Ромуальд, Аполинарий, Жорж или Константин, на худой конец. Прямо даже как -то скучно становится. " — Ехидно подумала я, наблюдая за самой странной перепалкой которую мне приходилось видеть. При этом улыбалась самой сладкой из имевшихся в арсенале улыбок. Явный признак того, что внутренняя стерва рвется на свободу.

Уделяя мне внимания не больше чем имевшейся в комнате мебели, Иван продолжал свою во всех отношениях содержательную беседу с потолком :

— Так что ты узнал?

— Многое. После того, как наша общая знакомая смела ее защиту, я допросил ее. Девчонка для меня теперь как открытая книга.

"Так вот ты какой, Серый Человек. Учтем"

Вышеуказанная девчонка напряглась, но не решилась прервать столь полезный в плане добывания информации диалог.

— Не тяни! — прорычал Иван — красавец, все так же уделяя мне оскорбительно мало внимания.

— Она — то, что уже долгое время считалось вымершим. Очень молода, но уровень силы — удивительный для ее возраста. То что она сотворила с последним из своры.... Теперь его зовут Арвен. Знак появился соответствующий. Ты понимаешь что это значит?

— Древняя кровь? — Тихо спросил Иван с выражением какого — то мрачного ликования.

— Она самая. — В тон ему ответило лицо на потолке.

— Есть вероятность, что она нас слышит?

— Очень небольшая. Я, как вы это теперь называете, встроился в ее систему и контролирую большинство ментальных функций. Какое — то время, пока не пройдет шок от нападения, она — полный ноль, почти как человек. Сейчас она должна испытывать ощущение легкого отупения и по полной восхищаться твоей неземной красотой. — Последнее было сказано с нескрываемой злостью.

В свою очередь, поняв причину столь наглого игнорирования присутствующими моей особы, я постаралась сделать все возможное, чтобы соответствовать возложенным на меня ожиданиям. Проще говоря, включила дурочку. Честно признаться, это было не сложно сделать. Смотреть на нервно расхаживающего по комнате Ивана было одно удовольствие. Хотелось забыть о том, что с этим мерзавцем все "ой, как не просто" и любоваться пластикой движений, широким разворотом плеч, темными волосами, волевым подбородком, глазами, похожими на холодные злые звезды, глазами....

Я моргнула, поняв что эти глаза смотрели с довольно близкого расстояния, да и все остальное тело, поставленное в комплект к глазам, оказалось в непосредственной близости от меня. Я почувствовала дыхание Ивана кожей лица, и его голова наклонилась как для поцелуя. Губы зависли над моими и показалось что вот сейчас....

Он отпрянул с нервным смешком:

— Ты прав, она полностью мной одурманена.

От разочарования и злости хотелось заорать, но я сдержалась, понимая что это мелкое унижение мне только на пользу.

"Потерплю пока. Зато потом вражина утрется... или убоится? Да, утрется и убоится одновременно."

— И похоже не одна она. — Недовольно протянул Дом.

— Заткнись! Сам тоже хорош! — Невежливо прокомментировал Иван критику со стороны. — Давай, ближе к делу. Что там с гончей...с Арвеном? Насколько это серьезно?

— Смертельно серьезно. — Холодно ответил Дом, презрительно искривив гипсовые губы. Провалы огромных глаз прожигали дыры в макушке словно не замечавшего этого Ивана. — Тебе лучше самому увидеть знак. Такие как ты должны это чувствовать.

— Ты забываешься, слуга. — сказал Иван, соизволив наконец поднять лицо к потолку. И голос его был ровным и спокойным. Смертельно спокойным.

— Слуга. — Подтвердил Дом. — Но твой ли? — при этих словах выражение гипсового лица стало очень довольным. Почти как у кота, который украл мясо с хозяйского стола, сожрал канарейку, и выпер щенка с места под солнечным пятном.

— Я — законный владелец. — процедил Иван. — Ты подчиняешься мне.

— На долго ли? Признаки крови на лицо. Признаки права, я думаю, не преминут проявится. Теперь -то, когда ты насильно пробудил в ней голос крови. При таком раскладе твое место в совете, да и право на домен... как это говорят.... стремится к нулю? — Притворно — любезно произнес Дом.

— Она открывает массу новых возможностей. Плевать какой она крови! Я слишком долго искал ее, чтобы так просто отпустись. И потом, — сказал Иван, стремительно приблизившись, и по — хозяйски взяв мое лицо в свои большие ладони, — мордашка у нее симпатичная, а она без ума от меня. Это многое упрощает.

Я даже опешила от такой наглой клеветы. Но бурлившая во мне злость от услышанного, смешалась с необъяснимым острым желанием навсегда оставаться в его руках. Лаская мое лицо, сильные пальцы прошлись по щекам, разгладили брови, нежно коснулись губ.

Дыхание Ивана стало хриплым, а губы снова опасно приблизились к моим. Мой тихий выдох сопровождал его громкий вдох. Казалось, он пробует на вкус мое дыхание, заставляя меня делать то же самое.

— Надеешься стать консортом? — прошипели гипсовые губы, разорвав повисшую тишину.

Недовольно отпрянув, Иван отошел на пару шагов от кровати и скрестив на гуди мускулистые руки, обтянутые темной тканью рубашки, ответил вопросом на вопрос:

— Надеешься мне помешать?

— Facta sum potentiora verbis** — опять непонятно — многозначительно ляпнул Дом, кажется, по — латински.

— Действительно! — зло рассмеялся Иван. Значит и приступим, не отходя от кассы. Снимай сархад и проваливай.

— Но ... — растерянно выдавил Дом глядя мне прямо в глаза.

— Я сказал : сгинь. — со скрежетом железа в голосе припечатал Иван.

— Не будь идиотом! Что ты собираешься делать? — Почти испуганно спросил Дом, сразу же растеряв налет "аристократической" витиеватости речи.

— Не твое дело. Сними сархад и убирайся. Я жду.

— Слушай, кретин, — совсем уж не вежливо начал Дом, — ты же не знаешь что произошло с ...

— Делай. — прервал его Иван. Одно единственное слово упало с тяжестью мраморной плиты. И вслед за этим, глухо звякнув звеньями цепи, свалился с запястья успевший мне порядком надоесть "браслет".

Не успела я возрадоваться неожиданной свободе и, соответственно, воспользоваться преимуществами вольного человека, как то : право на труд, право на отдых, право свалить к чертовой матери, как на меня обрушилась, спрогнозированная ранее Домом, заторможенность. Почувствовав себя сосиской, обложенной мотками ваты, и не способной даже на то чтобы быстро поднять руку, я все же умудрилась вопросительно взглянуть в гипсовое лицо Дома. Два огромных глаза, теперь уже нисколько не притягательные, посмотрели на меня с явным сожалением. Губы отчетливо проартикулировали беззвучное "Прости", и моментально растворились в ставшей идеально гладкой поверхности потолка. Предательская "лепнина" полностью исчезла.

Из так удачно подслушанного разговора я знала что будет дальше, поэтому поспешила превентивно зажмурить глаза. Перспектива бездумно "любоваться неземной красотой" Ивана меня совсем не прельщала. Хватило и тех ярких впечатлений во "сне" от которых меня почти наверняка спас Арвен.

Арвен. Это он заманил меня в этот проклятый дом!

При мысли о гнусной псине во мне вспыхнуло спасительное бешенство. По крайней мере теперь, лишившись всех, ставших такими привычными, возможностей, я могла его себе позволить. Оно, как брошенная в тополиный пух спичка, выжгло все сильнее наваливавшуюся ватную апатию. Вот только жаль, не на долго.

В тишине раздались мягкие, почти крадущиеся шаги. Затем мое скорбное ложе дернулось, и вместе с удивленной пассажиркой, поехало в неизвестном направлении. От неожиданности я открыла глаза. Легко, словно по льду, Иван выдвинул кровать на середину полупустой, вновь освещенной лишь тусклым светом из окна, комнаты. Я хотела было праведно возмутиться, но взгляд наткнулся на темную гриву волос, мускулистые руки, и мои онемевшие губы, путем титанических усилий, издали только нечто вроде : "Пааму?"

Когда он вскинул голову, мне показалось, что эти его колдовские глаза прожгли меня насквозь. Спасло только стратегическое зажмуривание.

" Как маленькая, ей — богу! — Прокомментировала моя внутренняя стерва. — Прынцесска под одеялом прячется от злого колдуна, соблазнившегося ее неземной красотой. За неимением одеяла можно и зажмуриться. Но, постойте, где тут принцесса? И, кажется, о красоте тоже речь не велась? Да-а-а, нынче злые колдуны стали куда как прагматичнее... Что он там бормотал про "массу новых возможностей" и место в совете? Позо-о-ор. Никакой тебе романтики, только наглый неприкрытый расчет. Да... Что ж делать -то? "

Пока я, с каждой секундой медленнее, размышляла на несколькими веками ранее обозначенную классиком тему, Иван начал развивать подозрительно бурную деятельность. А именно : непрерывное хождение вокруг кровати, непонятное, все прибавлявшее в громкости бормотание, и окропление меня чем -то мокрым. Комнатной температуры капли падали на лицо и маслянистыми слезами стекали по лбу и щекам. В неудачной попытке не позволить жидкости попасть под веки, я зажмурилась еще сильней, но она все же просочилась, вызвав легкое пощипывание в глазах. И вот это мне совсем не понравилось. Мне полагалось бы физически и мысленно биться в истерике, но похоже, странные манипуляции Ивана делали свое черное дело. Я шевельнулась в последней героической попытке хотя бы свалиться на пол, но удалось только отвернуть голову от, теперь уже падавших на щеку и угодивших в ухо капель. Даже сквозь парализовавшую волю апатию, накатил ужас. Он был глухим, и каким — то далеким, но позволил мне в полной мере почувствовать себя мухой застрявшей в меду. И словно муха, я попыталась дернуть не слушавшейся меня лапкой. Нога очень медленно согнулась в колене. И тут же я почувствовала жесткие сильные руки, укладывающие ее обратно. Эти же руки, с почти горячей кожей, аккуратно но твердо вернули мою голову в исходное положение.

"Почувствуй себя амебой." — Втекла ленивая мысль.

Я открыла глаза, и почему -то порозовевшим зрением, увидела Ивана. Он держал надомной правую руку, и из прокушенного запястья на лицо мое падала кровь.

"Приплыли... Твою ж..."

Иван приложил окровавленный палец к моим губам и попытался раздвинуть зубы. Не зная что еще сделать, я с силой укусила, кажется, до кости.

Он даже не вздрогнул, просто рассмеялся. Была в этом наглом смехе какая — то раздражающая мужская снисходительность, давно вышедшая из моды. Он словно говорил : " Глупая женщина, как ты не понимаешь, что я — сильный мужчина и все равно будет по — моему." За один этот смех он заслуживал мучительную и долгую смерть через загрызение, закусывание...зацеловывание?

" Ах, чтоб тебя... Наши укрепления слабеют... Тревога. В том смысле что ахтунг— ахтунг...что же делать -то?... Что делать?"

Продолжив странный речитатив, перешедший из бормотания в громкие, вполне различимые слова, Иван отнял свою руку, оставив мне во рту железный привкус крови.

— Руад. Руад ллеу.

* * *

— неожиданно сказал он, беря в ладони мое лицо. — Лишь для меня. Этот голос заползал в уши как змеи.

Поцеловав меня в лоб сухими горячими губами, он продолжил уже на великом и могучем, поочередно прикасаясь пальцами рук к глазам, ушам и губам:

— Эти глаза пусть меня лишь прекрасным видят, уши твои лишь мой голос любимым пусть слышат, эти губы пусть меня лишь испить желают. Сердце твое,— произнес он, прикасаясь кровоточащей рукой к коже над глубоким вырезом майки, — лишь моему сердцу отвечает. По слову, да свершиться. Печатью Аннуина скрепляю.

Его образ упал раскаленным железом на дно моих глаз. Так тяжело и горячо, словно вплавляясь в меня как в воск. Нестерпимо. Черная звезда упала на поверхность моей планеты. Полыхай, земля. Вот только планета не желала гореть. Да, вмятина осталась, но от огня спас какой — то едва ощутимый, но крепкий щит. Большая часть силы направленной на меня, срикошетила обратно.

Где -то вдалеке раздался протяжный жуткий вой.

— Не может быть... — пристально впившись в меня глазами, прохрипел Иван перекошенным ртом.

— Идиот. — спокойно произнес мужской голос за моей спиной. — Она уже отдала волю другому. Теперь сам пожнешь последствия наговора.

Неожиданно ощутив себя полностью свободной, я изо всех сил толкнула навалившуюся на меня тушу. Иван вздрогнул от прикосновения, и свалившись на пол, позволив мне наконец размять затекшие мышцы. Следующими шагами было как можно быстрей встать с ненавистной кровати, отдернуть с кожи прилипший материал брюк, и обернувшись посмотреть на говорившего.

"Картина маслом : Все те же и Серый Человек. Вот тварь."

— Спокойно! — Воскликнул он, увидев мой полный едва сдерживаемого бешенства взгляд. — Я старался помочь! Дай объяснить!

— Помочь? — выдавила я сквозь сжатые зубы.

— Я объясню.

В принципе, я и так поняла почти все из произошедшего. Приворот, или "наговор" как назвал это Серый Человек, явно прошел не так, как планировалось. Было ясно, что большая часть потраченной на воздействие силы, через меня вернулась к Ивану. Проще говоря : "за что боролся, на то и напоролся". Страшно представить что же он почувствовал, если я, даже понимая, что эти ощущения ложные, и ненавидя мерзавца всеми силами и частями не затронутой приворотом души, глаз от него не могла оторвать.

Но, кто владеет информацией, тот владеет миром... или хотя бы своей собственной жизнью. У меня сформировалась вполне четкая цель : вытянуть всю возможную информацию из любого источника и как можно быстрей убраться из проклятого дома.

— Не здесь. — только и смогла я сказать Серому, прожигая глазами дыры в сидевшем на полу у стены Иване. — Или я постараюсь прямо тут убить этого урода.

При этих словах он вскинул голову, лежавшую на подтянутых к животу коленях и твердо посмотрел на меня.

— Разве ты не чувствуешь этого? — Его голос был самым любимым в мире. — Разве сможешь от этого сбежать? Убить меня ты точно не сможешь.

— Как будто я действительно собираюсь марать руки. А уж сбежать я всегда смогу. Ты еще не понял, что весь твой наговор вернулся к тебе? Ты мне отвратителен.

По лицу Ивана пробежала тень боли, а в глазах тяжело заворочалась ненависть отвергнутого возлюбленного. Еще никто кроме него не смотрел на меня таким тяжелым и жутким взглядом. Я невольно поморщилась и отступила назад.

— Чтоб ты сдохла, любимая. — Сказал он с волчьей ухмылкой.

Слышать это было и странно и больно. Странно, потому что трудно понять как можно ненавидеть и любить одного и того же человека. А больно, ну просто потому, что как ни крути, неприятно услышать такие слова от... чтоб ему провалиться.

— Чтоб ты заживо сгнил, дорогой. — хрипло ответила я, чувствуя себя не в силах больше выносить его присутствия.

При звуках моего голоса он вздрогнул и отвернулся.

Как там? "уши твои лишь мой голос любимым пусть слышат?" Наслаждайся, скотина.

— Веди. — отрывисто сказала я Серому человеку, предупредительно распахнувшему для меня дверь.

Очутившись в незнакомом коридоре, я вздохнула с облегчением и едва сдерживаемым желанием рвануть подальше в поисках выхода.

— Куда? — обернулась я к аккуратно закрывавшему дверь Серому.

— Иди за мной. — только и сказал невысокий человек, да и человек ли?

И я пошла. Пошла, чтобы дождаться возможности сбежать.

___________________________________________

* Я есть тот, кто есть (лат.).

**Дела сильнее слов (лат.).

* * *

ruadh — рыжий ,lleu— свет или сияние (валлийский).

_____________________________________________

Глава 10

Мне всегда казалось что любовь, когда она возникает, должна быть чистой как свежевыпавший снег. Это потом по ней можно потоптаться, заляпать грязью, основательно поваляться, или просто аккуратно утоптать с годами, но изначально, она должна переливаться и сверкать в лучах восходящего солнца. Ну или заходящего, не суть важно. Как выяснилось, я ошибалась.

Я шла по незнакомому светлому коридору, и чувствовала как где -то внутри меня разматывается невидимая катушка тонкой металлической проволоки, второй конец которой был намертво привязан к Ивану. Это было отвратительное ощущение, словно проволока пронизывает — прорезает меня насквозь и тянет обратно, к тому, кого я надеялась больше никогда не увидеть. Казалось, с каждым шагом я все сильнее начинаю скучать по этому уроду.

— Куда мы идем? — спросила я затылок Серого Человека, лишь для того чтобы заглушить внутри себя тоненький голосок вопящий "Верни-и-ись!"

— Ко мне. И мы уже пришли. — Сказал он, открывая массивную дверь резного дерева. Резьба была старой, такие еще можно увидеть на наружных дверях особняков, построенных лет двести назад. Только этот абстрактный орнамент казался более изящным, может из -за того что покрыт был лаком, а не десятками слоев масляной краски.

В комнате, обставленной в по — мужски брутальном, кожано — деревянном стиле, бросались в глаза два огромные кресла с глянцево поблескивающей коричневой обивкой, и несуразно маленький по сравнению с ними, инкрустированный перламутром, журнальный столик. Стены, до половины обитые все теми же деревянными панелями с резными охотничьим мотивами, встречались с украшенным простой лепниной потолком, темно-вишневыми "шелковыми" обоями. В воздухе витал слабый запах табака, кожи и полироли для дерева. Не хватало только головы какого-нибудь несчастного рогатого оленя, или ружья на стене, чтобы подчеркнуть сугубо мужской стиль помещения.

К большой, не отягощенной какими — либо занавесками, арке окна, прилипли мутные туманные сумерки.

"А который сейчас час утра или вечера? И сколько же времени я тут уже про..."— Подумала я, но мысль гладко скользнула мимо, словно отогнанная чьей-то "заботливой" рукой.

— Прошу, садись. — сказал Серый, погружаясь в одно из коричневых гигантов.

Скрипнув под воздействием веса, кожаная обивка приняла меня в мягкие объятья, и только расслабившись я поняла насколько напряженны были мышцы.

— Может сначала душ? — прервал молчание Серый Человек.— кивая на мое лицо и одежду.

— В задницу душ. — процедила я сквозь зубы. — Чем быстрее ты ответишь на мои вопросы, тем быстрее я отсюда уберусь.

— Прости, — сказал он с притворно — покаянным выражением лица, — но убраться отсюда тебе светит еще не скоро.

— Что ты имеешь в виду? — спросила, замерев от дурного предчувствия.

— Только факты. Пока ты внутри дома, а как ты знаешь, Дом — это я, ты находишься под моей защитой. Шаг за порог — и произойдет то же, что в библиотеке. Вот только от интенсивности ощущений, ты скорее всего, сойдешь с ума.— сказал Серый-Дом выжидательно глядя на меня.

— Но я не хочу! — вскрикнула я, попытавшись подпрыгнуть от злости на слишком мягком сидении.

— А кто тебя спрашивает? — Иронически изогнул он бровь. — Я тоже не хотел становиться Привратником.

— Хочешь сказать я стану как ты?! И что? Навсегда тут останусь?! — от такой радужной перспективы я даже забыла про плесень — тоску по Ивану, расползавшуюся по закоулкам души.

— Не будь дурой. — Мученически вздохнул Дом. — Останешься, пока я не помогу тебе восстановить защиту. А надо отметить, сделана она у тебя была бездарно.

— Я ее вообще не делала. Только поддерживала. — с облегчением выдохнула я.

— А кто? — оживился Дом.

— Без понятия. — хмуро буркнула я. — И вообще, кажется, это ты должен отвечать на вопросы?

— Давай задавай. — покладисто согласился он, закидывая ногу на ногу и переплетая пальцы согнутых рук на колене.

Как ни странно, теперь он не вызывал у меня агрессии. Даже выглядел он как-то по -другому, немного уютно и даже мило. Совсем не похоже на того монстра, который всаживал мне в мозг ментальные клещи. Что — то в чертах лица изменилось, и из смазливого оно превратилось в приятно мужественное и слегка хитрое, даже волосы потемнели до светло каштанового.

"Что за черт?"

— Ты изменился с момента нашего "знакомства". — Только и могла констатировать я.

— Я — Дом, — терпеливо начал он — эта оболочка — не человек, а функция. Болванка та же, но в зависимости от целей черты лица слегка меняются. Тебе были наиболее не приятны определенные параметры тела, и я воспроизвел их. Мне жаль, что пришлось пытать тебя, — спокойно добавил он, — но это был приказ, и во многом он оказался нам на пользу.

— На пользу? — Я не поверила своим ушам.

"Мало того, что этот гад мне в кошмарах будет снится, так он еще и про пользу что -то бормочет."

— Говорю же, — Дом начал проявлять первые признаки недовольства,— я встроился в твое подсознание, в твою систему как вы это теперь называет, в "ментал", если тебе будет угодно. Я заглушаю твои способности и одновременно готовлюсь формировать защиту. Что тут непонятного?

— А ты на редкость раздражительная функция. — Протянула я. — И какая же мне польза? В том что я ничего не могу? В том что я не могу сбежать? В том что не могу защитится от... этого? — Кивнула я на дверь, предположительно в направлении Ивана.

— Мне жаль. — Мягко сказал Дом. — Но я не мог позволить тебе убивать.

— Убивать? — Удивилась я. — Кто говорил об убийстве?

— Ты даже толком не знаешь своих возможностей, правда? — Ответил он вопросом на вопрос. — Ты убила бы и его и себя. Иван, конечно, тот еще кретин, но пока — хозяин домена. И вообще, я же не дал ему подойти к логическому завершению. А, поверь мне, все к нему и шло, я — то знаю.

— К чему? — сдвинув брови и наклонившись к собеседнику злобно спросила я, едва сдерживаясь в рамках приличий. В том смысле, что воздерживаясь от мата.

— Да к тому, к тому, ты все правильно поняла. — смешно "повиляв" бровями сказал Дом. — К сексу. К амурам, занятию любовью, к трах — тибидоху.

Я против воли издала растерянный смешок.

— Почему мне с тобой так уютно? — вопрос вырвался неожиданно даже для меня.

— Я — Дом. — Притворно -терпеливо повторил он. — Я могу быть твоим лучшим другом, советником, успокоительным, поваром, дворецким, садовником и любовником, если захочешь.— Я функция.

— Нет уж, спасибо. — фыркнула я, — А лицо с потолка? Что это были за поползновения?

— Внушительно, правда? — спросил Дом с озорной мальчишеской улыбкой. — А насчет поползновений... ну, извини, превысил полномочия. Это же не в реальности происходило. Не заморачивайся.

" Упаси меня Боже, заморочиться на этом монстре."

Свою злость и недовольство происходящим я решила попридержать при себе. Ибо, как известно, в проигрышной ситуации, тактическое отступление лучше тупой лобовой атаки.

— Правда. — Притворно спокойно и доброжелательно ответила я, вглядываясь в его лицо. — Не буду заморачиваться. Но ведь ты — личность? Ты — человек?

— Был когда -то. — Странная тень пробежала по молодому улыбающемуся лицу. Жутковатая такая тень, напоминавшая, что за приветливой маской скрывается нечто гораздо более сложное и страшное. И в способностях этого страшного, я уже имела счастье убедиться.

Поборов легион мурашек — завоевателей, пробежавших стройными рядами по моему помятому телу, я спросила :

— Так кто все эти люди? И что это за совет, к которому меня так настойчиво тащил Арвен?

При мысли об этом предателе руки сжимались в кулаки, да так, что ногти впивались в ладони.

— Арвен... — понимающе ухмыльнувшись, протянул Дом, — а про него ты ничего не хочешь спросить? Например, где он? Потому что, поверь мне, гонча... Арвен должен сейчас интересовать тебя в первую очередь.

— Не уводи разговор в сторону. Меня мало волнует его судьба. Что меня действительно интересует, так это кто все эти люди? И почему они владеют такими же способностями как и я?

— Какая же ты дура. — Спокойно сказал Дом, не утруждая себя вежливостью, и вздохнув добавил : — Это долгий и серьезный разговор. Ванная за темной дверью. Освежись. Собаку я пришлю.

И резко поднявшись, вышел, плотно захлопнув дверь.

Когда я, наконец, выбралась из слишком глубокого кресла с криком :

— Да когда ж мне объяснят что происходить — то?! — Дома уже и след простыл.

— Вот так, значит, да?! — Выкрикнула я в потолок, и поразмыслив процедила: — Ну ладно... — с многообещающе — угрожающей интонацией.

Надо же было выдержать характер.

Сены в комнате за темной дверью были полностью черными, выложенными сияющей квадратной плиткой вплоть до белого, с простыми галогенными лампочками, потолка. Типично мужской, черно — белый интерьер, подчеркнутый холодным блеском хромированных полок и кронштейнов, как ни странно, показался мне вполне уютным.У самой дальней зеркальной стены призывно мерцала, наполненная водой, огромная белая ванна, явно гидромассажная. На широких бортах стояли стеклянные флаконы с разноцветными жидкостями, без этикеток, но вполне понятного назначения. Ни одного пластикового флакона, или чего -то, хотя бы отдаленно напоминавшего кусок мыла, в поле зрения не наблюдалось. Пожав плечами, я сняла несвежую одежду, побросав ее в кучу на пол. Вода была приятно обжигающей, и я не долго думая, погрузилась в нее с головой, на сколько хватило дыхания. Вынырнув, и намазав волосы чем -то пахнувшим бергамотом и напоминавшим шампунь, я набулькала в воду половину самой высокой бутылки. Очень густая, и против всех законов физики сиреневая, пена заполнила всю буржуйскую лоханку. Отмокать в ней было одно удовольствие.Наверно, поэтому я сама не заметила, как заснула.

Проснувшись в чуть теплой воде, и удивившись как это меня никто не попытался убить или хотя бы облапать, я не обнаружила одежды на прежнем месте. Не особенно — то и хотелось снова напяливать несвежие тряпки, но перспектива расхаживать голой меня тоже не прельщала. Во избежание эксцессов, знаете ли.

"Сборище извращенцев и похитителей." — злобно подумала я.

Однако, поосмотревшись, я нашла халат, шелковой, красно— золотой кляксой повисший на ручке двери. Задумываться о том кто его тут оставил, попутно забрав мою одежду, категорически не хотелось. В красном, расшитом золотыми, но почему -то вовсе не китайскими драконами, длинном халате, с влажными но странно незапутанными волосами, я вышла навстречу неприятному сюрпризу.

Сюрприз ждал меня сидя в позе лотоса прямо на полу у двери. Он был в одних джинсах и бледная кожа его груди призывно мерцала в полумраке.

— Арвен. — Мрачно назвала я животное своим именем.— Что ты тут делаешь?

Он посмотрел на меня острым, как осколок стекла взглядом. Вместо ответа Арвен просто рассмеялся приятным и теплым раскатом смеха, соблазнительного и горячего как расплавленный шоколад. Это слегка нервировало. Гаду вроде него полагался бы демонический смех. Ну нет— так нет. Не бывает жизнь идеальной.

— Ты предатель и гад. — Начала я без предисловий.

— Я это и еще много чего такого, о чем ты и понятия не имеешь.— Спокойно ответил Арвен.

— Ну просвети меня, на прощанье. Заодно скажи, зачем пожаловал? За оставшимися двадцатью девятью серебряниками? — ехидно прошипела я, кивая на монету, поблескивающую в его свисающей на мускулистое плечо косе.

— Это всегда успеется. А пока я принес тебе поесть. — Примирительно произнес Арвен, поднимаясь с пола и указывая на стоявшие на журнальном столике тарелки.

При мысли о еде мой предательский желудок издал вполне отчетливое "Ур-рл".

"Ладно. Вернись только силушка. Отложим праведную месть на потом. Это блюдо едят холодным. А вот котлетки, а судя по запаху это они и есть, пропадать не должны."

— Свет включи. — Повелительно буркнула я, резво продвигаясь в сторону источавшего мясной аромат провианта.

Иуда послушался, но даже спиной я отчетливо почувствовала его наглую ухмылку.

Поздний ужин, или ранний завтрак был явно рассчитан на двоих, что заставило меня удивленно вздернуть на Арвена бровь.

— Предполагалось, что есть я буду в гордом одиночестве.— Сказала я, указывая на дверь.— А это значит : можешь быть свободен.

Не обращая внимания на мою реакцию, он спокойно взял одну из тарелок, уселся в кресло, воткнул в котлету лежавшую рядом вилку, и принялся невозмутимо жевать, бодро закусывая расположившейся около котлеток, аппетитной горкой тертого бурака со сметаной, майонезом и чесноком. По крайней мере, именно таким, предполагалось, и должен был быть салат из свеклы, что я и не преминула собственноручно продегустировать.

" Никаких тебе кулинарных изысков, дорогуша. — Подумала я, рассматривая имевшуюся на столе посуду. — По две котлетки на брата, салат, хлеб и компот, или что -то отдаленно его напоминающее. Интересная столовка..."

Но, как выяснилось, котлеты оказались с грибами и грецкими орехами, что слегка утихомирило мой, оскорбленный в лучших чувствах, дегустаторский зуд. Нет, а что? Держат в плену, так пусть хоть кормят вкусно.

Некоторое время в комнате раздавался только слаженный стук вилок о тарелки.

— Слушай, — задумчиво сказала я, временно сменив гнев на милость и допивая последний глоток странной жидкости с нежным фруктовым вкусом, — тут все твердят что — то про древнюю кровь, про "Последнюю"... Только не говори мне, что существует пророчество, в котором предсказано мое появление, что — то типа : "Дева гневная, зело прекрасная приидет. Грядет тот час..." и тому подобное.

От неожиданности он даже перестал глотать. Быстро, почти даваясь, проглотив остатки сока, Арвен банально рассмеялся. Нет, пожалуй рассмеялся — это слишком мягко сказано. Он заржал как заправский жеребец.

— Что?! — оскорблено воскликнула я, поднимаясь из кресла и становясь в традиционную южную позу "руки в боки".

Отсмеявшись, Арвен ответил :

— Предсказание о тебе? Ты что, голливудской продукции пересмотрела?! Ты — аномальный архаизм. — Весомо припечатал он, с уже совсем не веселой улыбкой. — В существование твоей линии уже никто не верит. Ты — кость в горле совету, да к тому же женщина. Последняя из древних князей крови — девчонка! Ха!Это только в одном отношении может быть выгодно. Как ты думаешь, зачем Иван провернул этот фокус с приворотом?— спросил он.

"Мне показалось, или на его подвижном лице промелькнула тень ревности?"

— Да, уж явно, не из -за великой любви ко мне. — злобно буркнула я, попутно размышляя над его словами.

— Смотри -ка, ты не такая дура, какой кажешься на первый взгляд, моя княжна.

— Ты... — выдавила я, сбившись с мысли "А какая им собственно разница, женщина я или мужчина?" — У меня есть имя. Я же сказала не называть меня так, иначе...

— А что иначе? — насмешливо перебил меня Арвен, текучими, едва заметными глазу движениями, приблизившись на расстояние вытянутой руки. — Ну, что ты сделаешь, моя княжна? — При этих словах он крепко схватил меня за плечи, и тряхнув добавил : — Что ты сделаешь, теперь, когда не имеешь силы?

Его глаза наполнились опасной грозовой темнотой, сопровождавшейся той особенной веселой злостью, которая у людей обычно выливается или в секс, или в непреднамеренную жестокость. Ни то, ни другое мне конкретно от Арвена не требовалось.

— Временно не имею. — Твердо сказала я, изо всех сил стараясь сохранить спокойное выражение лица. — Ключевое слово — "временно". Не боишься того, что я сделаю с тобой потом, если ты меня сейчас не отпустишь?

— Потом — сделаешь, в это я верю. Но, ключевое слово — "потом". — Насмешливо передразнил меня Арвен. — А я предпочитаю "сейчас"... моя княжна. — Жарко выдохнул он мне в лицо, и губы его сухие и горячие, жалящим поцелуем впились в мои губы.

Арвен был жестоким и нежным одновременно. Словно наказывая, его твердые губы пожирали мое сопротивление. Руки железными обручами сомкнулись за моей спиной, и сильные грубые пальцы, на мгновение вцепившись во все еще влажные волосы, твердо охватили затылок. Будто выплескивая всю свою злость, тоску и горькую нежность, Арвен целовал меня, а я, перестав безрезультатно отталкивать его твердое напряженное тело, замерла от неожиданно прорвавшихся ко мне чувств.

Снова чувствовать его было так же естественно как дышать. Вот только дышать не бывает так ... больно.

Тоска, холодная и злая тоска заполнила все мои мысли. Где -то в подсознании я знала, что ее корни лежат глубоко, в непроглядной тьме, там где тебя никогда не коснется ничья рука. Там, где ты выродок и всем вокруг на тебя наплевать, и хочется выть от одиночества. Вот только вой или не вой, им все равно наплевать, а максимум что ты получишь в ответ на никому не нужные эмоции — это злая насмешка.

Но не тоска заставила меня поцеловать его в ответ. Это была тонкая, несуразная нитка надежды, переплетающаяся с волокнами щемящей нежности и горького осознания. Надежда на то, что может быть, вот сейчас, хотя бы ценой свободы и гордости, он больше не будет один.

Я целовала Арвена очень нежно, стараясь не повредить нечто хрупкое, возникшее между нами, то, что более романтичные натуры назвали бы влюбленностью, или не дай Шива, Будда и т.п., начальной стадией любви.

— Пожалуйста. — сказал он резко отстранившись, но не выпустив меня из рук. — Пожалуйста, будь со мной. Ты сейчас как наркотик, я загибаюсь без дозы. — Выпалил он, захлебываясь словами, напрочь разрушив уникальность момента.

— Чего? — Пораженно ляпнула я.

— Ты — моя княгиня. Ты привязала меня тем способом, которым столетия назад твои предки в большинстве случаев отмечали тех, кого выбирали в любовники! — Не выдержал Арвен. — Это гарантирует стопроцентную преданность! Это увеличивает твою силу! Это делает меня слугой, черт тебя дери! — Крикнул он мне в лицо, до боли сжимая объятья. — Но ты кое — что не учла, моя княжна, — добавил он с волчьей голодной ухмылкой, — ты не учла того, что я попрошу твою Волю. Ты слишком неопытна, другая на твоем месте избежала бы этого. И знаешь что я заставлю тебя сделать? Знаешь?— Встряхнул меня этот гад.

— Что? — придушенно квакнула я, оглушенная резкой сменой его поведения.

— Я мог бы заставить тебя истребить моих врагов, пройдет время и ты будешь способна на это. Я мог бы подождать, и заставить тебя поработить небольшой островок для личного пользования, где — нибудь на экваторе. Но все о чем я могу сейчас думать, это страх тебя потерять! Я не думаю о власти! Я думаю о твоем теле в моих руках! И я ненавижу тебя за это! — Проорал Арвен мне в лицо.

— Ну извини, что порушила твои макиавеллевские планы, дорогуша! — Рявкнула я, безрезультатно пытаясь освободиться.

— И за это, — сказал мне "дорогуша" в ухо, пуская горячую дрожь по позвоночнику, и до хруста в ребрах прижимая к себе, — я заставлю тебя меня полюбить. Заставлю!

Выражение его лица отчетливо сказало мне : "И тогда получу все остальное".

" О времена, о нравы! — Патетически взвыла моя внутренняя стерва. — Сегодня Ромео отравил бы Джульетту ради денег по страховке."

— А вот хрен тебе! — Взбесившись, я начала пинать мерзавца по ногам, но все мои жалкие попытки разбились о силу его проклятых мышц. Встряхнув меня словно куклу, Арвен крикнул :

— Прекрати!

И я, на время успокоившись, выплюнула ему в лицо :

— Ненавижу тебя! Ты за этим меня сюда привел?! Сволочь! Отпусти меня! Ненавижу!

Дернувшись словно от пощечины Арвен прошипел:

— А вот это мы сейчас исправим! — И продолжил уже совсем другим, сверлящим пространство голосом :

— Высокое Небо в свидетели, Княжна! Высокое небо — свидетель! — при этих словах, от макушки и до пят, меня словно прошил разряд тока, заставивший опустить руки и прекратить всякое сопротивление. Глаза смотрели прямо в темные и злые глаза Арвена, говорившего совсем уж непонятные вещи :

— Кровью твоей, Алая Княжна, я отмеченный, слуга твой, заклинаю. — И при словах "Алая Княжна" я едва не захлебнулась неожиданно ставшим ледяным воздухом. -Твоим даром, — он неуловимым движением выпутал серебряную монету из волос, упругими темными волнами распустившихся по плечам,— подтвержденную требую исполнить клятву. Отдай мне обещанное! Отдай мне Волю!

— Да бери!— выплюнула я, наивно надеясь, что он неожиданно решил расторгнуть "сделку".

Да, наивность — вещь в наше время недопустимая, и как выяснилось, наказуемая.

Злорадно блеснув глазами, Арвен почти пропел губами дрогнувшими в торжествующей, а значит не предвещавшей мне ничего хорошего улыбке:

— Волей твоей, Алая Княжна, заклинаю Высокое Небо. Кровью твоей отмеченный, я требую : стань моей кровью, стань моим сердцем, стань моим дыханием. Будь едина со мной в сердце твоем, будь едина со мной в мыслях твоих. Твоей Волей, княжна, твоим знаком княжна, даром твоим, твоей кровью скрепляю...— и помедлив, он медленно произнес сверлящим, всаживающим невидимый нож куда -то в область сердца, жутким голосом, — исполни обещанное АЛАЯ КНЯЖНА!

Не успела я подумать что -то вроде: "Да конечно, дождешься ты этого", как в глазах потемнело от неизвестно откуда нахлынувших чувств. Я смотрела в глаза существу, которое являлось олицетворением всех моих неожиданно возникших проблем, и понимала что он стал частью меня. Моей недостающей половиной. И мои же предательские руки просто чесались от желания обнять его.

"Само собой, трудно не любить собственную кровь. И сердце свое убить тоже проблематично."— осознание пришло совершенно четко и ясно.

"Я люблю его. Нет, вот урод, а? Люблю."

— Ты у меня под кожей. — спокойно сказала я, глядя ему в глаза. По крайней мере так это ощущалось. Любовь к нему, в отличии от плесени-чувства к Ивану, казалась такой же привычной как дыхание, и такой же необходимой как воздух.

— Да. Я начинаю тебя чувствовать. — Ответил Арвен, торжествующе улыбнувшись и вплетая ремешок с монетой обратно в косу, предоставив мне возможность полюбоваться игрой мускулов под бледной кожей его рук и груди.

— Идиот. — Произнесла я все так же спокойно, с ногами плюхаясь в кресло.— Это ничего не меняет. — И дав волю прорывавшейся злости, голосом сочившимся ядом, любезно добавила, — Ты просчитался. Ничего. Это. Не. Меняет. Я все равно тебя ненавижу.

Не успел Арвен открыть рот, чтобы изречь что — нибудь, несомненно, многозначительное и весомое, как дверь в комнату с треском распахнулась, являя на пороге Ивана, во всем его, не прикрытом ничем, кроме потертых джинсов, великолепии. Его черные, взлохмаченные волосы, длинными острыми прядями рассыпались по светло — золотистой коже плеч. Блики яркого искусственного света, мягко ложась на рельеф груди и пресса, превращая пронзительно смотревшего на меня мужчину в подобие греческого бога.

— Какого хрена тут происходит?! — Издал возмущенный крик припозднившийся на помощь девы герой. При взгляде на него мне захотелось малодушно прикрыть глаза, а в голове уж совсем не вовремя всплыло: "...Было душно от жгучего света, А взгляды его — как лучи. Я только вздрогнула : этот сможет меня приручить." *

" Чтоб он провалился со своими приворотами!"

— Что конкретно тебя интересует? — Любезным тоном произнесла я, с трудом взяв себя в руки. — Какого хрена происходит в этом доме? В мире вообще? Или между нами?— При этих словах я, стараясь как можно меньше касаться кожи, обняла Арвена за талию, развернулась и посмотрела Ивану в глаза. Должно быть, выглядели мы вместе не плохо, потому что на его лице вспыхнула и погасла, подавленная железной волей, всепоглощающая ярость.

— Ты и он? — пристально глядя на меня, Иван шагнул в комнату. -Я почувствовал какую-то опасность, но потом... что ты сделала?

— Что я сделала? Да ты лучше...

— А почему она должна тебе что-то объяснять? — Вовремя перебил меня Арвен, по -настоящему прижав к своей груди. Вздрогнув от соприкосновения лица с его горячей кожей, и отвлекшись на взрыв собственных ощущений, я не заметила молниеносного приближения Ивана.

— Отойди от него!— Рыкнул он, хватая меня за предплечье.

— Не касайся моего! — Рявкнул в ответ Арвен.

"И все это было бы очень лестно, когда бы не было так глупо."

— Стоп! Хватит патетики! — Рявкнула я в свою очередь, высвобождаясь из рук Арвена и железной хватки Ивана.

Отойдя на несколько шагов назад, я наткнулась на одно из кресел, в которое и села, спасаясь от предательской дрожи в коленях.

— Что-то я не поняла, вы тут собрались разыгрывать классическую сцену "А муж не пошел за пивом"? Так, друзья мои, вы, кажется, ошиблись объектом. — Сказала я, против воли пожирая глазами двух играющих мышцами атлетов.

Согласно хмыкнув, Арвен, с лицом выражающим полное моральное превосходство, подошел и уселся на пол у моих ног.

Не успела я возразить, как его руки обвились вокруг моей левой ноги, а щека прижалась к колену. Сверху мне был отчетливо виден знак на его шее, оставленный моей кровью, и явно выставленный Ивану на показ. Не задумываясь о том что делаю, я провела пальцам по рисунку.

" Он мой. " — Жарко шепнул внутренний голос.— "Мой."

По телу Арвена пробежала заметная дрожь, и словно в ответ, он потерся головой об мое, оказавшееся не прикрытым тканью халата, колено. Теперь уже настала моя очередь вздрогнуть.

При виде такой "идиллии", словно окаменевший до этого Иван, разразился злобными криками, непонятного, но вполне угадывающегося содержания:

— Sarhad taeog!**....er-r-r! Er-r-ru! ....r-reаd wyneb

* * *

! .... ess!

Его голос так исказился от ярости, что мои непривычные к звукам чужого языка уши, смогли распознать только несколько отчетливых слов среди пугающих рыков и какого — то почти тигриного рокота. И вся эта великолепная ярость была, к моем превеликому облегчению, направлена исключительно на Арвена.

— Грязная псина! — По — русски закончил поток "откровений" Иван, грозно нависая над моим креслом.

— Canis vivus leone mortuo melior est.

* * *

— спокойно произнес Арвен с убийственной любезностью.

В ответ на это Иван сжал кулаки, и стиснув зубы сказал :

— Ты давно об этом мечтал, пес. Ты просто ждал случая, чтобы перейти мне дорогу. И теперь, когда ты знаешь, что наговор обернулся против меня, вдвойне наслаждаешься своим положением.

— Да. — просто сказал Арвен, как бы невзначай поглаживая мою ногу.

Ощущение было слишком приятным, чтобы позволить ему продолжаться, и я попыталась отпихнуть Арвена этой же ногой. Ничего не вышло. Железные пальцы только сдавили сильней.

Вырываться было глупо, к тому же это явно прервало бы такой интересный разговор двух давних соперников, нашедших наконец, кость преткновения.

"При первой же возможности." — Пообещала я себе свалить подальше от этих эгоцентричных уродов.

— Но она все -таки попала под воздействие. — Серьезно и зло припечатал Иван. — Теперь я знаю. А ты знаешь, тварь Аннуина, что даже малая доля ллидан захватывает все. — При этом он посмотрел на меня и буквально прожег глазами.

Ллидан или не ллидан, это его "захватывает все" многое объясняло. Я едва не вскочила с кресла, для того чтобы кинуться к нему в объятья, всего лишь посмотрев в глаза.

"Дождаться, только дождаться возможности."— Уговаривала я себя.

— Это так. — Согласился сжавший мне ногу Арвен. Похоже, хватать меня становилось его хобби. — Но и ты пойми, мой друг, еще никто не сумел противостоять своей собственной Воле. Что, старый друг, Amor все— таки не vincit omnia?

* * *

*— торжествующе добавил он, заметив как едва заметно вздрогнул Иван.

— Ты отдала Волю ему? — Неверяще выдавил он, наконец, обращаясь непосредственно ко мне. — Ему?! Скажи что это не так!

Если бы не то, что он заставил меня пережить, при виде отчаянья промелькнувшего по такому красивому и любимому лицу, я дала бы волю жалости. Но жалость — это для глупых наивных девочек, или хотя бы для тех, кого пытались приворожить не исходя только из собственных меркантильных интересов. Я же хотела ему отомстить, поэтому просто безразлично пожала плечами, тем самым предоставив Арвену возможность высказаться.

— А что тут такого? Мы и так связанны. — сказал он склоняя голову на бок, очевидно для лучшего обзора знака, ставшего темно — вишневым, странно хищным и по — своему изысканным подобием татуировки. — Со стороны Ярославы, — мое имя почувствовало себя незащищенным, сорвавшись с его губ, — это была простая любезность, жест доверия. Не правда ли, милая? — Спросил он, запрокинув голову на мое колено, для того, чтобы посмотреть мне в глаза. В этих темных и наглых глубинах не было и капли сомнения в том, что я ему подыграю.

" Сюрприз — сюрприз!"— Пропел внутри меня тоненький голосок, довольно потирая метафорические ручки. "Нет, он правда считает, что прикол с Волей сойдет ему с рук? Даже жаль разочаровывать бедняжку."

— Вообще, нет. Не правда. — Сказала я совершенно спокойно, переводя взгляд на Ивана. — Он воспользовался моей неопытностью, как бы банально — двусмысленно это не звучало.

На лице Ивана отчетливо проступило облегчение.

— Ты портишь нам всю игру. — Притворно — обиженно пробормотал Арвен, удобнее пристраивая голову на моих коленях.

— А кто сказал, что я буду играть по твоим правилам? — Я невольно рассмеялась при виде по — детски надувшихся губ, и совершенно непроизвольно положила руку на его голову, зарывшись пальцами в густые, некрепко стянутые волосы.

Должно быть со стороны это смотрелось уж слишком интимно, потому что по помещению неожиданно прокатился глухой жутковатый рокот, источником которого являлся не на шутку разозлившийся Иван.

Но узнать что последовало бы за столь явным показателем его недовольства мне было не суждено, ибо на пороге, аки грозная воительница, потряхивающая гривой волос, явилась моя несостоявшаяся добродетельница — Марина. Окинув взглядом представленную ей мизансцену, она нарочито виляющей походкой приблизилась вплотную к Ивану. Одета она была в похожий на мой, но совершенно гладкий, без вышивки, черный атласный халат, длинные полы которого распахивались при ходьбе, являя миру идеальную прямоту ее загорелых ног.

" А я тут с влажной головой."— скользнула недовольная мысль.

— Ива-а-н. — пропела она, оборачивая лианы своих загребущих ручонок вокруг (Моего! Моего! Моего!) напряженно застывшего мужчины. — Я проснулась а тебя нет... — продолжала ворковать она, остро стрельнув в мою сторону глазами из под переливающеся темным шелком завесы волос. — Что ты тут делаешь? Вернемся в нашу комнату. Разве не видишь, мы им мешаем. — Гадина сладко улыбнулась глядя мне в глаза.

" Смотри ка, Отелло кувыркается с другой Дездемоной" — Буркнула моя внутренняя стерва, пытаясь заглушить острый укол в груди.

"Зато теперь ясно, что имела в виду карлица."

— Не мешай! — Не слишком вежливо отмахнулся он нее Иван. — Мы не закончили.

На это она разразилась отчетливо злобной тирадой на их непонятном языке. Ответ не заставил себя долго ждать и Иван прорычал что — то еще более не воспринимающееся слухом. Так продолжалось минут десять. Удобно расположившийся у моих ног Арвен, азартно подкидывающий не менее эмоциональные комментарии из партера, даже и не думал останавливать эту милую перепалку, развивающуюся в полномасштабный скандал.

"Не плохо бы их заткнуть." — Всплыла одинокая мысль в моей закружившейся от сумятицы чувств и начинающей болеть голове.

К сожалению, у меня не было не единой проклятой мысли как это сделать. Заткнитесь! Или я скажу "Заткнитесь" снова. Как же мне не хватало собственных способностей!

Почувствовав, наконец, что созрела для показательного скандала, я заорала, перекрывая все звуки в комнате:

— Хватит! Вы слышите, хватит! — как не странно меня услышали. Две пары горящих злобой глаз внимательно уставились на меня.

— Пытаешься отобрать его?— Ни с того ни с сего прошипела Марина. — Не выйдет! Он — мой. А ты нужна ему только из-за крови!

В ответ на это Иван рыкнул :

— Теперь — нет. И я не позволю псу отобрать мое!

— Твое? — Текучим движением Арвен вскочил на ноги. — По какому праву?

— Хватит! — Снова рявкнула я, вскочив с кресла. И уж совсем неожиданно для себя, схватила рвущегося в бой Арвена за кончик густой косы, дернув при этом его голову назад.

Только машинально намотав косу на кулак я заметила обратившиеся на меня взгляды — два внимательных и один, судя по отражению в оконном стекле, неверяще — мрачный.

— Марина, — внутренне замерев от собственной странной реакции, обратилась я к злобной фурии, — ты не могла бы забрать свое,— кивнула я на остолбеневшего не то от моих действий, не то от слов, Ивана, — пока я попридержу то что принадлежит мне? — пытаясь не рассмеяться рвущимся наружу нервным смехом, я показательно подтянула голову Арвена ближе, заставив его вплотную прижаться к спиной ко мне.

— Идем, мой льеж. Ты видишь, Княжна недовольна. — Мрачно ухмыльнувшись, и направившись к двери, выплюнула Марина.

Иван, ничуть не удивленный или, наоборот, довольный положением головы Арвена в пространстве, словно такое странное обращение с чужими волосами было для него в норме вещей, произнес нахмурившись и заледенев лицом :

— Клянусь, тебе это так просто с рук не сойдет. Я найду как отобрать ее.

— Jura sunt clara.

* * *

** — Отрезал Арвен, кажется, стиснув зубы.

Ничего не ответив, Иван просто вышел вслед за Мариной, злобно рыкнул на прощание и с силой захлопнул дверь. Мои пальцы тут же разжались, отбросив косу Арвена, словно гремучую змею.

— Арвен, почему вы все время говорите с Иваном по — латински? — попятившись, притворно — задумчиво спросила я, лишь бы не молчать.

— Потому, что Эвниссиэн до сих пор ненавидит римлян и их язык. — Ответил он невозмутимым тоном, медленно повернувшись ко мне.

И в глазах его горел мрачный многообещающий огонь.

__________________________________________

* А.А.Ахматова. "Смятение"

** Sarhad — бесчестье (валл.) Taeog — валлийское (гаэльское) обозначение раба.

* * *

wyneb — лицо (валл.)

* * *

Лучше живая собака, чем мертвый лев. (лат.)

* * *

* Amor vincit omnia. Любовь все побеждает.(лат)

* * *

** Клятвы ясны (лат.).

__________________________________________

Глава 11

Задев чью бы то ни было гордость, неизбежно приходится сталкиваться с последствиями.

Одно из таких последствий и надвигалось на меня угрожающе сдвинув брови. Просим любить и жаловать : Арвен — олицетворение ущемленного самолюбия.

— Девчонка! — Глухо рявкнул он, крепко, но не достаточно для того, чтобы перекрыть воздух, обхватив сильными пальцами мою шею. — Да как ты смеешь обращаться со мной как с вещью!

Я бы сказала что я смею, а что не смею, но придушенно возмущаться казалось совсем уж жалко, поэтому пришлось просто пнуть Арвена босой ногой в голень, отважно прожигая в нем дыры глазами. Странно, но такой ответ не прибавил ему дружелюбия. Видимо поэтому, Арвен и осчастливил мой слух явно изысканными ругательствами, так прискорбно, о, прискорбно оставшимися не оцененными, в силу банального не знания языка.

— Вот оно! Вот! — Патетически воскликнул, перекрыв, наконец, свой поток непонятных ругательств, присоединяя к нежному пожатию моей шеи и левую руку, начинающий Отелло. — Княжьи повадки дают о себе знать! Сколько раз я видел подобное! Сколько раз клялся, что со мной такое не случиться... и вот! Проклятые мальфары, вы все одинаковые! Когда признали, что древняя кровь истреблена, многие были счастливы, но я — особенно. И тут появилась ты! Что, не терпится... — неожиданно замолчав, лишив меня, несомненно, самой красочной части повествования, он с подозрением всмотрелся в мое спокойное лицо, не выражавшее ничего, кроме скуки. Для вящей выразительности можно было бы закатить глаза, в притворно — мученическом взгляде "Доколе", но это показалось мне уж совсем пошлым. Поэтому я молча просверлила его глазами, вопросительно — нагло изогнув бровь.

Убрав руки, Арвен настороженно спросил :

— Почему ты совсем не боишься?

А я действительно не боялась. Не смотря на весь этот неподдельный гнев, Арвен не собирался причинять мне вреда. Ну, а от привычки хватать мою многострадальную физическую оболочку, я собиралась отучить его в ближайшее время.

— Кхм..— Скептически хмыкнула я, потирая шею.— Как -то не верится, что ты собираешься меня убивать. Так что поменьше пафоса! Не хотела я тебя дергать за хв... волосы. И вот еще что, — добавила я с той убийственной вежливостью, которая до недавних времен заменяла мне вспышки всепоглощающей злости, — впредь не советую хватать меня ни за горло, ни за что либо — еще!

— А то что? — Начал гад старую песенку.

— А то... — Возможно, я собиралась призвать на его голову все известные проклятья, а может быть применить метод физического увещевания, более известный как "рукоприкладство" ( не путать с "рукоблудством") , возможно ... Не успела решить. На меня накатила уже знакомая, крушащая и заново собирающая кости, волна.

— Что за-а-а?— Как -то очень обыденно взвыла я, падая на пол и сворачиваясь в тугой комок. Построить трехэтажную словесную конструкцию, издревле считающуюся лучшим оберегом от всякого рода неприятностей, и безотказным средством борьбы с болью, я не успела. На этот раз ощущения были гораздо сильней, и кости двигались под кожей явно не правильно. Самой себе я показалась тонкой оболочкой, с хаотично вращающимися внутри острыми костяными шестеренками. Хотелось орать во всю глотку, но что -то внутри прошептало "Недостойно" и я, скрипя зубами, вжала голову в плечи.

Переменившийся в лице Арвен, на несколько секунд застывший при виде моей агонии каменным изваянием, хрипло вскрикнул, обращаясь в никуда :

— Нет! Дом! Что ты делаешь?! Это слишком быстро! Почему так быстро?!

— Эвниссиэн попытался.... я больше ничего не мог сделать. Пришлось перебросить контроль обратно. — Мягко ответил голос Дома. — Мне очень жаль. Она должна справится.

— А если нет?! — воскликнул Арвен, и звуки его голоса отдавались в голове дробью адских молотков.

— А если нет... это даже к лучшему. Многие вздохнут с облегчением. Ты же понимаешь, по сравнению с ... это будет легкая смерть.

"Смерть?! Кто тут говорит о смерти? Какая смерть в двадцать два года? Не дождетесь!" — Мысли метались в моей голове стаей безумных и злобных птиц. И лишь одна, самая сильная и свирепая, заклевав остальных, гаркнула : " Я смогу!"

Я принесла ее с собой в мир, выпустив хриплым криком.

— Смогу! — рыкнула я снова, превозмогая боль.

И что-то древнее внутри меня шепнуло : "Сможешь."

Сколько продолжалась эта извращенная пляска костей внутри моего тела, сказать было сложно. Может минуту, а может час. Самое обидное, что тело мое, очевидно, решило не подбрасывать мне такой удобной лазейки, как обморок от болевого шока. О, нет.

А потом, боль внезапно исчезла, кости с влажными щелчками встали на место и меня, словно пригоршню горячей воды, выплеснуло в воздух.

Это был бесконечно долгий момент парения в пространстве, миг кристальной четкости и гармонии с миром. Я увидела замершего в движении Арвена, Дом, в своей человеческой ипостаси смотрел на то место, где я, еще несколько секунд назад, корчилась в почти предсмертных судорогах, за окном царила глубокая, темная ночь, за третьей от входа панелью затаилась оголодавшая мышь, учуявшая остатки человечьей еды, одинокая моль, зависнув в миллиметре от ковра, готовилась заняться облагораживанием шерстяного ландшафта... Мир вдохнул меня и выдохнул обратно. Все хорошее заканчивается быстрее чем плохое. С грохотом и проклятьями я свалилась на пол.

Падать было не столько больно, сколько обидно. После удара фасадом об пол, я прежде всего проверила целостность лица. Лишь убедившись, что нос на месте, а губы не разбиты, и с облегчением вздохнув, приняла сидячее положение и посмотрела на двух склонившихся надомной мужчин.

— Чего? — спросила я, увидев выражения на их лицах.

— Э... халат. — Выдавил Арвен.

Ну, да, пояс развязался. За это я и не ношу и не люблю халаты как вид, вечно норовят распахнуться, когда не надо, и преднамеренно затягиваются тугими узлами в самый не подходящий момент.

Целомудренно завязав шелковую ленту пояса, и расправив по коленям полы злокозненного балахона, я внимательно всмотрелась в лица свидетелей своего позора. Лица оставались по — прежнему ошарашенными.

— Мнится мне, что не мои прелести повергли вас подобное расположение духа. — Решила прервать я затянувшуюся паузу, медленно поднимаясь на ноги и отвергнув протянутую Арвеном руку.

— Как сказать. — Хмыкнул почти пришедший в себя Дом. — Иди посмотри в зеркало.

— Зачем?! — Глухо вскрикнула я, припоминая, что после первой такой "перестройки" организма, мои руки, челюсти да и поведение с аппетитом, были вовсе не человеческими.

Однако, лихорадочно ощупав себя под пристальными взглядами подозрительно молчаливо — задумчивых мужчин, ничего лишнего или, страшного я не обнаружила. И на пальцах, для разнообразия, когти не появились, вот только показалось, что фаланги удлинились и стали прямей, но я списала это на пережитые треволнения.

— Ты пойди, посмотри на себя в зеркало. — Глухо пробормотал, наконец, Арвен, снова пробуждая во мне угасшие было опасения.

Как -то слишком быстро, с неожиданной для самой себя, не говоря уж о потрясенных зрителях, скоростью, я метнулась в ванную комнату и захлопнув дверь, закрылась на замок. Почувствовав себя в относительной безопасности, медленно развернулась к зеркальной стене.

В первый момент я почти вздохнула с облегчением — никаких уродств или бросающихся в глаза страшных отклонений не наблюдалось, но момент второй, заставил меня потрясенно затаить дыхание.

— Нифига ж себе, — шумно выдохнула я, как следует всмотревшись в отражение. А посмотреть там было на что.

Из зеркала на меня потрясенно таращилась ... не я. Вернее, не совсем я. Все в этой девушке было мое, и не мое одновременно.

Кожа, которая и раньше не могла похвастаться загаром, видимо, в силу принципиального отвращения к ней оного, теперь и вовсе поражала молочно — белым, с легкой персиковостью, оттенком. Глаза, лишь немногими миллиметрами удерживающиеся от приговора "маленькие", увеличились почти на треть, едва заметно подернувшись внешними краями к вискам. Даже окрас радужек изменился, превратившись из зелено — золотистого в отвратительно прозрачный, цвет молодой зелени, обведенный как фломастером темными ободками. Правда, нос остался моим, только чуть хищнее и тоньше казались ноздри. Губы вроде не изменились, а вот подбородок немного заострился, да как-то удачно пообточилась фигура, превратившись из поджарой в слишком уж утонченно — женственную, но волосы... Волосы! Подсохшая грива вместо привычно рыжего отливала кроваво — красным. Нет, алым! Я вообще не люблю этот цвет! И рожа эта мне не нравится. Прежней я себя вполне устраивала, а вот после изменений, не смотря на всю новоприобретенную утонченность, отражение приводило меня в бешенство. Присмотревшись я поняла почему. Это лицо делало меня похожей на одну из них. Да, точно. Вот что напоминала своя — чужая тушка : Ивана — Эвниссиэна и Марину.Что — то проскальзывало в них, такое же изящно — хищное, слегка отстраненно — бездушное, как в существе смотревшем на меня из зеркала.

Что, вообще представляет из себя человек? Не заморачиваясь на громкие философские фразы, можно на вскидку назвать несколько физических признаков индивидуальности : телосложение, рост, лицо, цвет волос и глаз, стиль одежды, наконец. А если и лицо почти чужое, и и тело вроде как не твое, а из одежды — шелковая тряпка, безусловно дорогая, но уверенности не в коем разе не внушающая?

Я бросилась к двери и отперев ее, столкнулась с Арвеном и Домом, выжидательно посмотревшими на меня. И лица их выражали нечто вроде : "Ну и что ты по этому поводу скажешь?"

— Я не хочу! — Крикнула я им в полу истерике. — Верните все назад! Мне это не нравится! Я не хочу и не буду такой!

Но бывают ситуации, когда номер твоему "хочу-не хочу, буду-не буду" — сто пятый. Все уже случилось, роковая планида повернулась к тебе не тем местом, и клацнувшая гильотина произошедшего отделила "вчера" от "сегодня" глубоким и широким рвом, залитым точно не родниковой водой. Да, гильотина давно клацнула. Вот только я не сразу поняла чем это для меня обернется. Теперь, кажется, дошло. Потерей себя.

— Кто это? Я вас спрашиваю, кто это?! — Крикнула я, указывая на свое же тело пальцами.

— По — моему ответ очевиден, только ты настолько глупа, что не желаешь его признать.— Сардонически улыбнулся мне Арвен, заинтересованно разглядывая тело, неожиданно оказавшееся слишком уж откровенно облитым шелком халата. — И, сдается мне, обновленная версия гораздо, го-о-раздо лучше старой.

Злость накатила привычной горячей волной, и я почувствовала как воздух вокруг меня закручивает в тугую воронку.

"Да-а-а!" -возликовала кровь. Я почти услышала как где -то внутри грудной клетки, знакомо заскрежетало железо. Это просыпаясь, ворочались смертельно — опасные механизмы, старое доброе оружие обустраивалось в измененной оболочке. Сила. Контроль над силой вернулся, а я и не заметила сразу, не поприветствовала как полагается. Ну, ничего. Это мы сейчас исправим.

— Так что ты там говорил? — Преувеличенно — вежливо спросила я Арвена, после минутного замешательства.

— Говорил что... — начал было он, не обращая внимания на многозначительные покашливания Дома. И как -то вдруг замолчал, видимо, моя улыбка до ушей сбила его с очередной, поразительной в своей гениальности мысли.

Через пару секунд любования моим предвкушающим оскалом, на лице Арвена отчетливо отразился нехитрый внутренний монолог типа : "Что — то я упустил. Что бы это могло быть? " и " Жаль, поздно дошло".

— Как ты относишься к стихам, Арвен? — все так же приторно — любезно спросила я. — Тут мне припомнился один занятный стишок...

— Да? — Настороженно произнес он, предусмотрительно шагнув назад.

— Не бойся, он короткий. Вот, слушай :

Меч и яд, а не злословье

Подобают каре грозной.

Каждый, рано или поздно,

За измену платит кровью.*

И пока, декламируя, я надвигалась на предполагаемую жертву, голос мой был ровным и смертельно нежным.

Ну, да, малость мелодраматично... зато "со стороны" я сама себе нравилась. Хотя, вот что странно, настроение подозрительно быстро поменялось от обжигающей злости, до бесшабашно — злого веселья. Что-то со мной было не так, но вдумываться в происходящее как раз не хотелось.

— Не кажется ли тебе, что эти душещипательные стихи как нельзя лучше подходят к моменту? — спросила я светским тоном, едва сдерживая рвущийся смех.

— Кхм... Ярослава... — Подал голос Дом, наблюдавший за мной с кривой настороженной ухмылкой. — Твое состояние сейчас немного не стабильно.Ты же не станешь применять силу?

— Это смотря какую силу. — Угрожающе произнесла я, не отрывая взгляда от Арвена, который замерев, словно приготовившись к чему -то, спокойно и прямо посмотрел на меня.

И в этой своей настороженной неподвижности, он напоминал матерого, потрепанного в драках волка, еще не растерявшего боевой задор, но давно наученного жизнью, на какие подлости способны люди с их ружьями, капканами и флажками.

Отрезвленная напряженным состоянием мужчины, я остановилась и попыталась взять себя в руки. Сила, бурлившая внутри, пьянила и толкала на дурацкие, не свойственные мне поступки. Слишком много энергии рвалось наружу, и нахмурив брови, я впилась невидящими глазами в Арвена, пытаясь сконцентрироваться и не допустить не контролируемого выброса...энергии? До боли сжав кулаки, я глухо рыкнула, пытаясь заглушить нашептываемые силой кровожадные мысли.

— Ой — ой! — Неправильно расценив мое поведение, в притворном ужасе прошептал Арвен, после недолгого настороженного молчания. — Кажется госпожа собирается наказать нерадивого слугу. Пощады, я прошу пощады! — Трагический шепот совсем не сочетался с паскудной улыбочкой, игравшей на его губах.

— Арвен, — предупреждающе произнес Дом, пристально рассматривая мое лицо, — не провоцируй ее. Ты же видишь, Ярослава еще не пришла в себя. Откат — это не то с чем легко справляются даже сильнейшие из них. Отступи, хотя бы на время.

— Из кого это "из них"?— Глухо рыкнула я, шумно втянув носом воздух, и крепко зажмурив глаза. На внутренней стороне закрытых век отчетливо отпечаталась лицо Арвена, скривившего губы в наглой ухмылке.

"Господи ты Боже мой!!!" — Взревел внутренний голос, и в нем, почему -то послышался крик кого-то из семейства кошачьих. Не рык, а такое протяжное злое мяуканье, которое издает мечущийся за решеткой хищник, лишенный законной добычи.

" Да-а-а. Не ладно что-то во внутреннем королевстве."— Гораздо трезвее подумалось мне.

— Из мальфаров. — Раздался голос Дома.

— А? — открыв глаза я повернула лицо в направлении голоса, стараясь не смотреть на отошедшего к окну, и ставшего к нам спиной, Арвена.

— Ты спросила. Я — ответил. Ты из мальфаров. Так называется ваша, как бы это сказать... раса. Да, за не имением лучшего определения, назовем это расой. Или видом. Или подвидом. Или...

— Да поняла я, поняла, — быстро перебила я, — Мальфары — вид. Чего? Или кого?

— Живых существ. — Хмыкнул Дом.

— Каких?! -я воскликнула, теряя терпение.

— Таких как ты. Как Эван... э-э-э.. Иван. — поправил себя Дом.— Как Марина, Андрей, весь Совет, и многие другие.

— Так их много?! И себя с Арвеном к ним ты не причисляешь?

— Себя — нет. Я уже давно не живое существо. — недовольно нахмурился Дом. — А вот Арвена...

— По их представлениям я из низшей касты. — Раздался от окна голос полный яда. Взгляд брошенный Арвеном через плечо прожег бы меня насквозь, предоставь законы физики ему такую возможность.

— Ну, да. — Почти смущенно подтвердил Дом, привычно усаживаясь в одно из кресел.

Решив последовать его примеру, и предвкушая долгую содержательную беседу, я спросила, направляясь в сторону второго коричневого монстра :

— А почему?

— Право. Власть. Сила. — буркнул напряженный Арвен, не затрудняя себя еще одним взглядом в мою сторону.

— Ты же знаешь, что не только в этом дело...— начал было объяснять Дом, но закончить предложение ему, и сесть в кресло мне, не дала с треском распахнувшаяся дверь, внушая отчетливое ощущение "дежавю", с блеском дополненное появлением злого как черт, измотанного Эвниссииэна. На этот раз, он для разнообразия, ввалился в комнату в молчаливой ярости, и лишь пошатнувшись и вцепившись пальцами в косяк двери, выплюнул:

— Предатель!

— Вторая часть Марлезонского Балета. — глумливо рассмеялся Арвен..

— Аминь. — Растерянно брякнула я, заворожено взирая на изможденное, искаженное яростью, но такое любимое лицо Ивана.

Он порадовал меня волчьей ухмылкой, полной блестящих зубов и обещания крови.

И снова, вечер обещал быть томным.

___________________________________________

* И.В.Гетте. "Фауст".

___________________________________________

Глава 12

И он любил ее превыше жизни, а она любила бы его даже за гранью смерти. И каждый прожитый вместе день был жемчужиной счастья, тогда как впереди их ждало прекрасное, длинное ожерелье — жизнь.

Стоп — стоп — стоп. Отмотайте назад. Это отрывок явно не из моей истории. Если бы моя жизнь и могла быть похожа на сказку, то только на одну из тех добрых историй Братьев Грим, где родители, конечно, исключительно во благо семьи, бросают детишек в лесу, а альтруистические великаны сжирают в этом же лесу путников в процессе борьбы за охрану окружающей среды.

Ввалившийся в помещение Эвниссиэн, не смотря на весьма потрепанный вид, излучал злобу как маленькая сверхновая.

— Ты... Предатель... — прохрипел он, задохнулся, и хватая ртом воздух, пошатываясь, шагнул в сторону Дома, почему -то не сводя глаз с меня. Не сводя с меня глаз... Да, не так я себе представляла материализацию этой лестной для каждой особи женского пола фразы.

— Э-э-э? — Изумленно протянула я, повернувшись в сторону Дома, но рассматривая вымазанные чем -то бурым руки Ивана. Конечно, я могла бы выдать какую-нибудь эпохальную сентенцию, наполненную возмущением и презрением по отношению к вваливающимся посреди важного разговора людям вообще, и к Ивану в частности... Могла бы, в теории. Но на практике красноречие мне отказало.

— Кто?...Кровь.. откуда? Но разве.. а почему?— Издала я невнятное блеяние. Представила как это прозвучало со стороны, и заставив себя заткнуться, выжидательно посмотрела на Дома. Единственное, что еще хуже, чем выставлять себя полной дурой, это осознавать что ты это делаешь, и быть не в силах остановиться.

— Тебе плохо? — Нахмурившись, спросила я хрипло дышащего Ивана, пытавшегося добраться теперь уже до меня, пошатываясь и явно стараясь не упасть в процессе.

— Мне просто великолепно! — Прорычал он, делая еще один шаг в мою сторону. Теперь, когда нас разделяли каких — нибудь два метра, мне отчаянно захотелось подать ему руку. Что я почти и сделала, потянувшись к нему.

— Я бы очень не советовал. — Голос Арвена раздался за спиной.

— Почему? — Глупо моргнув, я начала поворачиваться в его сторону, не произвольно опуская руку. Заметив это, Иван издал глухой, полный злобы рык, резко ускорился в попытке пересечь оставшееся пространство, споткнулся и громыхая коленями и локтями, упал на пол буквально в сантиметре у моих ног.

Если я когда либо и представляла себе материализацию этой, второй по популярности затертой фразы, то вот уж точно не в таком ключе.

У судьбы извращенное чувство юмора, что тут скажешь.

Больно ухватив за предплечье, Арвен оттащил меня подальше от не подающего признаков жизни Эвниссиэна.

— Не смей меня хватать! — Рявкнула я и вывернувшись из его хватки, почувствовала, как жесткие пальцы соскальзывая продавили борозды на теле.

Удивленно посмотрев на невозмутимо стоящего рядом Дома, я присела над Иваном и дотронулась до его покрытого спутанными волосами плеча. Пульс в моей ладони забился навстречу его телу. Это было странно приятно, но как — то не правильно. И эта неправильность почти напомнила о чем-то важном, туманно проскользнувшем по краю сознания. Бездумно тряхнув головой, я попыталась отстраниться, но ладонь словно прилипла даже не к коже Эвниссиэна, к ощущению шелка и стали под ней. Откуда -то извне мягкий туман начал коварно окутывать мой мозг, подуставший в неравной борьбе со сверхъестественным.

"Что за..?"— Не успела я додумать, как знакомая жесткая рука резко дернула меня вверх и в сторону от Ивана. Споткнувшись, я попыталась вырваться, но лишь наткнулась на каменную стену мускулов.

— Хватит. — Голос Арвена глухим рокотом прокатился над ухом в сопровождении табуна мурашек, пробежавших по спине.— Дом был прав. Ты сейчас не понимаешь, что делаешь.

— Но я хочу... — брякнула, уже сама осознавая, почему только что добровольно дотрагивалась до Ивана. — О,черт...

— Правильнее будет "ллидан". Ваши черти тут не при чем. — Провозгласил все с тем же невозмутимым видом стоявший над Эвниссиэном Дом.

— Эван очень устал. Но это пройдет. — Тихо сказал он, отвечая на не заданный вопрос. — Второе подряд воздействие так просто никому не дается.

— Что? Какое воздействие?— отвернуться от Эвниссиэна, чтобы просто посмотреть в глаза Дому показалось тяжелым испытанием.

— Прямое. Ллидан это еще и потеря крови. Но даже не в крови дело. Это воздействие, оно отбирает очень много сил.

— Кто-то это уже упоминал... Что именно представляет собой ллидан? — Спросила я, ухватившись за подвернувшуюся возможность узнать побольше, и заодно отвлечься от Эвниссиэна.

— Ллидан — это то, что можно назвать приворотом. Практически запрещенное действо. Его уже давно никто не применял. Очень грубо, очень ..хм.. энергозатратно, проблематично в исполнении, ведь не каждый способен удержать поливаемый собственной кровью объект воздействия, но очень эффективно. Как говорится : гарантия девяносто девять процентов. Наш не в меру активный друг, — при этих словах Дом бросил притворно — безразличный взгляд в сторону Эвниссиэна, — к превеликому, о, превеликому его сожалению, как раз и попал в этот один процент. Скажи "спасибо" гончей. Арвену.

— За что? — буркнула я, отвлеченно и вяло пихнув упомянутую гончую, другими словами, мерзкую псину, стоявшую за спиной, локтем.

— Его связь с тобой послужила барьером для ллидан. Связь князя и гончей..., это очень древний и до сих пор не до конца понятый механизм.— Сказал Дом, переводя взгляд, не безосновательно ставший умеренно настороженным, на злобно сопевшего над моим ухом Арвена.— Ты должна радоваться. Получить в услужение последнего Свободного из своры Аннуина... это большая удача.

И без того жесткие руки до боли сжали мои плечи, и обернувшись змеями вокруг груди и горла, почти перекрыли доступ кислорода.

— Радуешься? — грозно пророкотало над ухом.

— В полном объеме легких. — Сдавленно сказала я, резко двинув Арвену локтем под дых.

Дернувшись и неопределенно хрюкнув, он ослабил хватку, но так и не убрал обернутые вокруг меня руки.

"Вот так и начинается клаустрофобия."

— А вот это? — спросила я Дома, дернув головой в сторону любителя воровать кислород и личное пространство, в тайне надеясь заехать ему в лицо затылком. Жаль, не вышло.

— Ну, — ухмыльнулся мой новоиспеченный информатор,— последний из свободных, на то и оставался последним так долго, что не дурак. Был.— Добавил Дом с вредной мальчишеской улыбкой.

— Но на каждую хитрую гайку... — протянула я, не в силах устоять против заразительности его улыбки.

— Найдется болт. — Добавил Дом, ухмыляясь уже до ушей.

А над моим ухом раздалось угрожающее рычание, своевременно прерванное профилактическим движением локя.

Наверное, это у всех мужчин такая фишка — дух соперничества. Даже если им не очень нравится девушка, они не могут устоять против откровенного вызова. А именно вызов и транслировал в эфир языком тела Арвен, когда собственнически обнимал меня, глядя в глаза Дому. Мужчины и их игры...

— Так вот, наш грозный друг, — Дом продолжил как ни в чем не бывало,— обезопасил себя не хитрым, но давно забытым ритуалом из арсенала гончих. Потребовать волю — на это отважится не каждый. Если сила требующего не достаточно велика...— Он слега запнулся и в задумчивости нахмурил темные брови.— Если припомнить единичные случаи.. короче, последствия отказов бывали ужасающими. Надо сказать, проблема исключительно в твоей неосведомленности и объеме его знаний. Забудь он об условиях, дело могло обернуться совсем по другому. Вот только наш гордый друг никогда не забывал о возможности не видимых, зато весьма ощутимых кандалов, издревле угрожавших его предкам. И постарался избежать их любой ценой. Но воля...это слишком серьезно. И подло. — Закончил он, уже без улыбки, глядя на Арвена.

— Она все равно не сработала. — Бросил Арвен после недолгого напряженного молчания.

— Сработала. Просто не так как ты хотел. — Усмешка Дома не дошла до глаз.— Ллидан. Ты забыл про ллидан. У Эвниссиэна он вышел обоюдным. Это и послужило защитой. Ты ведь знаешь во что со временем перерастает обоюдный ллидан ?

— Знаю. Но этого тоже не будет. — В голосе Арвена прозвучала нескрываемая радость.

— Это вы о чем? — вклинилась я в ставший исключительно двусторонним разговор.

— О том что ты — редкий случай. — Дом успокаивающе улыбнулся, обходя тело Эвниссиэна по широкой дуге. — Сама того не зная, ты обезопасила себя от двух потенциально сокрушительных атак. От третьей тебя защитил я.

— Третьей?— Я застыла под грузом рук Арвена.

— Эвниссиэн пытался перехватить у меня доступ к блокам твоей энергии. Пока ты была открыта и уязвима, это могло помочь ему полностью перебросить ллидан. Он вложил столько силы в этот приворот, что твой отказ и связь с Арвеном...ну скажем так, его действия можно понять.

— Понять? — дернулась я, попытавшись сбросить надоевшие объятья.

— Ему было больно, Ярослава. Он не привык к таким сильным и противоречивым эмоциям. Естественно, Эван попытался перебросить все на тебя. И это бы удалось, если бы он подождал хотя бы пять часов. А так... Я отказался помогать, а собственной силы ему не хватило.

— Так этим,— мои руки попытались возмущенно указать на собственное изменившееся тело, — я обязана ему?!

— Нет.— Метнув иронический взгляд на спину продолжавшего безмятежно лежать ничком Эвниссиэна, Дом подошел совсем близко ко мне, видимо, чтобы получше рассмотреть. Глаза его подозрительно весело поблескивали. — Этим ты обязана природе. Обычное дело. Что-то вроде удачно закончившегося пубертатного периода у людей.

— Пубертатный период?! — Воскликнула я, снова безрезультатно дернувшись. — Мне двадцать два, а не тринадцать! Мне, черт побери, и так не плохо жилось! Да отпусти ты меня уже! — Это я рявкнула Арвену.

Руки моментально убрались, унеся с собой надоевшую тяжесть, тепло и ощущение защищенности. Зато дышать стало легче.

"Да, давай вступи теперь в партию свободно дышащих."— недовольно прошипело мое подсознание. Но, либидо никто слова не давал, так что я предпочла не отвлекаться на посторонние ощущения.

Сложив руки на груди в бесполезной попытке отгородиться от происходящего, я в лоб спросила у Дома:

— И что теперь со всем этим делать? — Жест которым я обвела обозримое пространство, включая себя, Арвена и Эвниссиэна, вежливым можно было назвать лишь с большой натяжкой.

— Ждать. На завтра Эван созвал Собрание. А дальше будет видно. — Уклончиво ответил он.

— Ждать чего? С моря по морде? Чем мне поможет этот ваш совет?!— Я чувствовала что снова закипаю, но ничего не могла с собой поделать.

— Собрание — это собрание. Совет — это совет. Две большие разницы, как говорится. — Хмыкнул Арвен, стоявший уже где-то в отдалении. — Примерно как между сбором районного кружка политических активистов, и заседанием палаты... то есть Думы. Как бы не хотелось Эвниссиэну преувеличить значимость своей шайки единомышленников, сбор кружка весьма опасных идиотов назначен на завтра. А Дума... им лучше про тебя пока не знать.

— Почему?— повернулась я даже не на голос, на ощущение его тела в пространстве. Словно стрелка невидимого компаса четко указывала на одну из двух существующих отметок — "А".

"Э" валялась прямо под ногами.

— Из соображений твоей безопасности. Я уже не говорю о моей. По сравнению с членами Совета, Эвниссен просто мальчишка. А ты — неопытный, пока еще слабый птенец, и одновременно уникальный способ достижения власти. Власть любят все. Я доступно изъясняюсь? — Спросил он, нагло копируя мой излюбленный изгиб брови.

"Гад и плагиатор. Теперь я знаю точно — он воплощение зла."

— Вполне. — угрюмо выдавила я, устало потирая лицо руками. Лицо ощущалось не родным. — Что-то этот день такой длинный, как сон нехороший...

— Ты просто устала. Изменения и откат — это тяжелое испытание даже для самых сильных мальфаров. — Мягкий голос Дома звучал убаюкивающе.

— Мальфаров? — Встрепенулась я.— Ты должен рассказать мне про мальфаров... обязательно должен...

Глаза слипались и колени подкашивались. Знакомые руки подхватили меня и "Все потом" от Дома я услышала уже дрейфуя в объятиях полусна. Они пахли защищенностью и Арвеном.

" Я конкретно встряла с этой связью с гончей. Ой как встряла-а-а.." — было последней мыслью перед провалом в сон.

Я не знала кто я, где и зачем нахожусь, но было у меня такое чувство, что знать это я не очень-то хочу. Лежа с закрытыми глазами, я смаковала прекрасный момент, навеянной крепким сном амнезии. Момент этот продлился не долго. Широко распахнув глаза в окружающую полутьму, я резко села на кровати.

— Блин! Как мне все это надоело! — воскликнула, осознав наконец, что проснулась неизвестно где, неизвестно почему, да и заснула при подозрительных обстоятельствах.

Пошарив рядом с собой, я нащупала край кровати, кушетки, или что там удостоилось чести приютить мое бренное тело, и опустила ноги на пол. Пальцы босых ног ощутили мягкость ковра. Хмыкнув про себя : "Не каменный пол каземата, и то ладно", я встала, и в сопровождении звуков ударов тела об углы неопознанной мебели, и собственного злобного шипения по поводу коварности выпадов оной, поплелась в сторону двери, едва ощутимо темнеющей в стене.

"Как известно, рядом с дверью полагается находиться выключателю."— подал мне идею пробуждающийся мозг. К сожалению, выключатель отказался поддержать мою тягу к "просветлению", и нагло откзался работать. Кипя праведным гневом, или откровенно говоря, злобой долго не кормленного волка, то есть тем, чем я обычно киплю после неприятного пробуждения, я решила найти виновника всех моих бед. Ну, или вообще хоть кого-то, если задача максимум окажется не выполнимой. Нащупав ручку и открыв дверь я, шагнула лишь в новый слой сгустившейся полутьмы.

— Темная Зона, эпизод второй.— Буркнула я в ощутимо негостеприимное пространство. Темноты я не испугалась, но как -то не очень уютно себя в ней почувствовала, особенно в чужом доме и при сложившихся обстоятельствах. С чего бы это, интересно?

Повертев головой и не обнаружив источников света, но поняв что нахожусь в коридоре, я беззвучно поплелась вперед, ощущая ногами холодный мрамор пола.

"Все интереснее и интереснее"— Подумалось мне, и в голове зазвучала полагающаяся к таким случаям "Кукла колдуна". Дойдя до поворота в сопровождении собственного художественного вытья на тему :"Темный мрачный коридор...", я увидела лишь темные же проемы закрытых дверей, очертания выключенных настенных светильников и неясные тени, которые отбрасывало находившееся дальше по коридору окно. Обрадовавшись было, я быстро дошлепала до источника призрачного света, но с разочарованием обнаружила, что могу лишь с трудом разглядеть из него густую листву, растущего впритык к дому дерева. Или деревьев, кто там их ночью разберет. Ни звезд, ни уличных огней в пределах видимости в наличие не имелось.

— Немцы, что ли, в городе? — Высказала я вслух недоумение по поводу всеобщего затемнения.

Многозначительно, а ни в коем случае не бессмысленно, похмыкав, расправив скользкий халат и потянув затекшие мышцы, я решила продолжить поиски людей. И начала сей благородный квест с планомерного дергания ручек дверей, оказавшихся ожидаемо запертыми. Наконец, четвертая по счету из упрямых конструкций поддалась, мягко клацнул замок, и я ввалилась в очередной темный, но хотя бы короткий коридорчик, заканчивающийся одной — единственной, зато большой дверью.

Не успев злобно крикнуть, рвавшееся с языка "Тьфу, черт!", я услышала какие — то звуки. Путем банального подслушивания выяснилось, что это была человеческая речь. Пожалуй, радость от предполагаемого нахождения рядом со звуками живых организмов их издававших — это и все что в них было приятного.

Прижавшись к щелке не плотно закрытой двери, я услышала довольно громкое :

— Меня устраивает сегодняшнее положение дел. И эта ..княжна — говоривший, а судя по голосу это был молодой мужчина, почти выплюнул слово, как худшее из оскорблений, — все только испортит. Я не собираюсь ничего отдавать соплячке, лишь потому, что она вдруг объявилась. Ее рода нет, династии нет, и кровь ее ничего не значит..

— Кроме силы — перебил чей-то более глубокий и красивый голос. — Давайте не будем забывать, что она единственная имеет право вершить судьбы нашего ..хм..сообщества. Не ты,— он выделил голосом,— Каритас, не наш амбициозный Эвниссиэн, и не этот их искусственно созданный совет ноблей. Она.

— Она может стать сильным сообщником... — протянул кто-то, судя по звучанию, не слишком уверенный в себе.

— Сообщником?! — возмущенно и звонко выкрикнул другой. — Не будь идиотом! Она приберет власть к рукам. Это ее Право, и она им воспользуется, не сомневайтесь. Она будет править. Мной, тобой, вами. Даже ИМИ. Но главное — нами. А нам это надо?

— Она молода и неопытна. Ее можно использовать.— Спокойно сказал "глубокий и красивый".

— Ха! Уж не ты ли собрался воспользоваться ее неопытностью? И не мечтай. Никто не позволит тебе получить такое преимущество!А даже если и так, члены совета наверняка не глупее тебя. И не нам с ними тягаться.— Почти прокричала какая -то недовольная женщина.

— Она не позволит себя использовать. Это княжна. Будущая Княгиня, не будем забывать. Молода или нет, Сила возьмет свое. Мы все окажемся ее вассалами. Да что там, крепостными! Снова. Совет возвысится, а нам укажут на наше место. Только теперь на законных основаниях и под неоспоримо законным предлогом. Нам это надо? — Опять спросил "звонкий".

— НЕТ. — прозвучало эхо. — Нет, нет, нет. Прокатился ропот голосов.

— Уж не собираетесь ли вы прикончить древнюю кровь, вы, кучка впавших в маразм идиотов? — Злобные вскрики и угрозы не перебили уже знакомый красивый голос говорившего, лишь заставили чеканить слова громче.— Прикончить последнюю из Алых?! А где гарантия, что вместе с ней не обрушится равновесие?! Не уйдет сила? Кто может поручиться, что те крохи, которые еще остались у нас, не угасли только благодаря тому, что она жива. Убить Последнюю? Если о ее существовании узнают нобли, высокие, знать, узурпаторы, да зовите их как хотите, они ... Может сразу вспорем себе вены?! Это же Алая, идиоты! Опомнитесь! Ее просто надо нейтрализовать, чтобы она не укрепилась. Кто — нибудь станет ей консортом, заморочит голову, и она никогда не восстановит свой домен. Вы же знаете, он почти погиб. Подождем немного и девчонка в наших руках!

В рокоте множества незнакомых голосов я смогла расслышать:

— Это слишком опасно...

— Уж не ты ли станешь консортом?!

— Я не так молод и красив как остальные, но почему я не могу? — вдруг ясно послышался глухой, не раздававшийся ранее голос.

— Хватит. — Весомо припечатал кто -то с сочным баритоном.— Мы не можем рисковать существующим хрупким равновесием. Теперь, когда мы наконец добились от знати права на независимость. Есть способ не уничтожать суть Алых, но уничтожить носителя. Мы все его знаем.

Новый рокот, громкий, но менее уверенный, заставил мои волосы подняиться дыбом и зашевелиться на голове:

— Святотатство!

— Грех!

— Стоит поразмыслить...

— Вы не посмеете!

— Если ОНИ узнают, то ...

— Вот именно, что если. Этого нельзя допустить.

"Что вы говорите? Подслушивать не хорошо? Да конечно!"

Не знаю что в меня вселилось, но вместо того, чтобы бежать с воплями куда подальше, я волевым решением заставила себя приоткрыть дверь на пару миллиметров. Да, это было волевое решение, а вовсе не сковавший тело ужас. В образовавшуюся тонкую щель я увидела часть большого зала и большую половину сидевших вокруг массивного деревянного стола людей. Единственным источником света в комнате был бронзовый канделябр свечей на шесть, стоявший точно посередине стола, и снизу подсвечивавший лица совещавшихся. Люди сидели на расставленных широким кругом высоких стульях, заканчивавшихся над их головами острыми углами или полукружьями резных деревянных спинок. Все, черты кого я смогла рассмотреть, а было их человек тридцать — зал был действительно большой, показались мне поразительно похожими. Даже не красотой, не чертами лица, а каким -то внутренним содержанием, выражением глаз, манерой держаться, наконец. Взгляд наткнулся на сидевшего в профиль ко мне Эвниссиэна, и горло перехватило от интенсивности накатившего чувства. А то что это чувство было искусственным, и я это прекрасно понимала, не меняло ровным счетом ничего. Но стоя за дверью, с ужасом слушая до чего договаривается эта их злобная пародия на рыцарей круглого стола, я смотрела на него и понимала, что глупо, тошнотворно и искусственно, вопреки самой себе, могу любить его хоть до смерти, до самого последнего глотка воздуха, до предпоследнего удара сердца, но это никогда не изменит того, чем он является на самом деле — хладнокровным ублюдком. Утверждение что любовь делает людей лучше и добрей — это просто еще один штамп для легковерных идиоток. Он возьмет ее, выпьет до дна и выбросит остатки как пустой пластиковый стаканчик. Он мог бы оказаться для кого-то целым миром, но для него мир — его амбиции. Реальность жестока в своей простоте. Кто-то отдает все без остатка, а кто-то выпивает все до дна. И этот ллидан...эти мои чувства, с каждым днем все сильнее врастающие в сознание, не значат ровным счетом ничего.

"Чужой.Он мне чужой."— Попыталась я убедить саму себя. Получалось не важно.

"Чужой!"— крикнуло что-то внутри, дергая за невидимую нить связывающую нас с Эвниссиэном.

Словно почувствовав что-то, он начал поворачивать голову в моем направлении. Вздрогнув, я резко отпрянула от двери, так и не дослушав каким же образом собравшиеся, включая молчавшего Эвниссиэна, собирались меня убить.

Жили долго и счастливо, и умерли в один день? Да конечно!

Глава 13.

Темнота. Что такое темнота? Противоположность света? Тени на стене? Сон разума, который порождает чудовищ? Не тех чудовищ, что крадутся ночной порой, злобно скрежеща празднично заточенными резцами, и картинно размахивая когтями, а Чудовищ. В человеке. Не просто отсутствие света, а его противоположность, нечто столь же нужное и значимое? Друг молодежи? Неоплаченный счет за электричество?

Эти дурацкие вопросы волновали меня меньше всего, когда, охваченная вполне здоровым ужасом, я как можно быстрей и тише, кралась в темноте в поисках выхода.

"Окей! Окей! Главное сохранять спокойствие. Ох, ёлки — палки, спокойствие, только, мать его, спокойствие!— почти безуспешно уговаривая сама себя, я судорожно проталкивала воздух в легкие,— Игры кончились, надо отсюда драпать. И поскорей!"

Руки, самопроизвольно комкавшие полы халата, послали в мозг простой в своей гениальности импульс. Мозг отозвался воем раненной медведицы : "Одежда!"

Возродив в голове пошаговый план предыдущего передвижения и точное местонахождение двери, а проще говоря, снова тупо и наугад подергав ручки по всему коридору, пока единственная незапертая дверь не поддалась, я очутилась именно в той комнате, в которой проснулась. Об этом сообщила сброшенная мной ранее на пол подставка под что-то там, рядом с чем-то тамом же и валявшаяся около входа, видимо в порыве праведной мести, попавшаяся острым углом точно под босую ногу.

Переведя дыхание, я попыталась получше разглядеть обстановку темной комнаты, в которой, предположительно, должна была находиться хоть какая-то одежда. В процессе пристального и упорного всматривания, зрение, в начале отказавшееся распознавать интерьер вообще, и отдельные его детали в принципе, начало выкидывать странные номера. А именно: с почти черной картинки перепрыгивало на умеренно-серую, а потом вообще размыто — разноцветную. И делало оно это так быстро, что разобрать что-либо было практически невозможно.

— Да что ж такое-то?! — Почти в отчаянии, приглушенно взвыла я, схватившись за голову. Крепко зажмурив глаза, через несколько секунд открыла их снова, пытаясь вернуть способность нормально видеть, ну, или принимая в расчет освещенность помещения, не видеть. Странно, но добилась я практически противоположного. Я видела. Видела в полнейшей темноте. Все окружавшие меня предметы окрасились в серые тона, но сделали они это с такой пугающей яркостью, что на несколько секунд показались залитыми дневным светом. Если только свет бывает серебристо-серым, темно-серым, почти черным, мерцающим и мягким, как пыльца с крыльев ночной бабочки.

В результате оторопелого разглядывания, стало ясно, что находилась я в довольно большой комнате, тесно заставленной всевозможными креслами, журнальными столиками, торшерами, тумбочками и прочими предметами обстановки, столь осложнившими мой путь к выходу после пробуждения.

Рядом с окном, наглухо занавешенным явно тяжелыми портьерами, на противоположной стороне от невысокой и узкой кровати, темно-серым исполином возвышался огромный шкаф. К нему я в радостном порыве и устремилась.

Дверь открылась легко, но с предательски тихим скрипом, показавшимся мне, равносильным громкости автомобильной сигнализации.

Шкаф оказался старомодно пахнувшим лавандой, непроглядно серым и пустым.

— Черт...— злобно процедила я, громыхнула пластиком свободных от одежды вешалок, и уже почти собралась закрыть никчемную гробину, как заметила на дне, в самом дальнем углу, бесформенную кипу, подозрительно напоминавшую старые тряпки.

При дальнейшем исследовании, тряпки оказались моей небрежно скомканной, но судя по запаху, недавно выстиранной одеждой. Под ней нашлась и обувь.

"А-а-лилуйа!"— пропел в голове воображаемый хор неизвестных исполнителей.

— А теперь в темпе вальса,— пробормотала я, скидывая халат и натягивая белье, успокаивающе-привычно шлепнувшее резинками по бедрам и спине, — одеваемся и валим отсюда к чертовой матери!

Мозг, впервые за несколько часов, заработавший с привычной ясностью, (И Господи ты Боже мой, наконец я это осознала!) на нормальной скорости, без всякой мать ее, гормональной дымки, подсказывал, что шанс свалить у меня есть только пока продолжается это необъяснимое, но такое удобное затемнение.

Быстро напялив мятые джинсы, ставшие странно свободными на поясе, в бедрах, и что самое приятное на ... хм... багажнике, вывернула и натянула кофту, подозрительно стеснившую грудь.

— Да ну на фиг... — ругнулась сквозь зубы, одевая рукава слегка увеличившегося в плечах жакета.

Уже сунув босую ногу в легкий, на острой шпильке ботинок, и с мрачным удовлетворением почувствовав, что родимый сороковой размер остался при мне, ( А что вы ожидали при росте метр семьдесят семь? Золушкину ножку? Не бывает такого!) я услышала голоса. Кто-то приближался, и судя по увеличивающейся громкости звука, именно по направлению к моей двери.

Скинув ботинок, я нервно дернулась к шкафу, но мысленно отвесив себе пинка, рванула к кровати, и швырнув на матрас цепенеющее от ужаса тело, принялась копировать поведение членов клуба клинических идиотов, то есть лихорадочно расправлять на себе легкое объемное одеяло. Не успела я натянуть его до подбородка, как еле слышно щелкнул замок, открылась дверь, и в комнату почти бесшумно вошли двое.

Это новое пугающее зрение, обращавшее все цвета в серые, скользящие тени и размытые полутона, не позволяло мне как следует рассмотреть их лица, но в этом не было никакой необходимости. Узнавание ворвалось безжалостной вспышкой.

Одним из мужчин был Эвниссиэн, а второго я совершенно точно не знала. Точно не знала, потому что, если кто-то, хоть раз в жизни, увидит перед собой ходящую и говорящую двухметровую гору, бугрящихся под простой футболкой мускулов, с идеально гладким черепом, очевидно не отягощенным ни одним волоском, то уж точно никогда не забудет.

Помявшись в дверях, Гора прокашлялась и несоответствующе приятным мужским голосом сказала :

— Эван, не забывай, я не вижу в твоей темноте.

Прозвучало это так, словно "а в любой другой темноте — всегда пожалуйста".

" Значит, точно. Это затемнение какое-то неестественное."— Подумала я, наблюдая за "посетителями" из под полу прикрытых век.

— А я и не забыл. — Самодовольно провозгласил человек номер один в моем списке "Кого бы я действительно хотела убить". И "действительно" в этом случае, выделено курсивом и написано огромными буквами.

Мерзавец полез в карман пиджака и достал небольшой цилиндрический предмет, оказавшийся огрызком свечи. Передав его Горе, он достал зажигалку и щелкнул. Этот момент я и избрала для того, чтобы стратегически зажмуриться.

— Это она? — Буквально через пару секунд спросил гора, прямо над моим ухом.

Не вздрогнула я благодаря прекрасной выдержке, железной воле и отменному самообладанию. Короче говоря, только чудом.

— Алая Княжна, мой друг. — Утвердительно ответил Эвниссиэн, и голосом полным опереточного мрачного торжества, обычно подразумевающего веселую шутку, видимо не понятую мной в силу скудных умственных способностей, добавил: — В моих руках.

— Что очень удачно. — Твердо и спокойно констатировал Гора, обдав мое лицо теплом дыхания и запахом древесной коры. Странное сопение последовавшее потом с трудом поддавалось квалификации.

"Обнюхивает он меня, что ли?!" — Приглушенно возмутилось подсознание.

— Но на сколько успешно ты ее обезвредил, Эван? — спросил Гора, поднося тепло свечи к моей щеке.

— Не беспокойся,— насмешливо ответил Эвниссиэн, — Дом во тьме, (слово "тьма" в его исполнении прозвучало зловеще-значимо) ,— и благодаря Мораг никто, кроме членов собрания, не может бодрствовать в пределах ограды, а значит моя гостья проспит еще как минимум сутки.

— Идеальные условия для задуманного. Ты как всегда все просчитал, Эван. Но Мораг?— Произнес Гора с сомнением, и видимо, посмотрел на собеседника, потому что я почти физически почувствовала как тяжесть его взгляда переместилась в сторону.

— Спит как послушная девочка,— слегка презрительно прозвучало откуда-то сверху, — она теперь готова для меня на все.

" Мораг — это Марина, надо думать. Вот ведь подлая с... ущество, на славу расстаралась. Хотя, кто знает, может и удастся этим воспользоваться... "— Посетила мою голову осторожная мысль. Даже думать о побеге в присутствии этих двух я старалась "тихо".

— Ха! — Громыхнуло по-прежнему слишком близко.— Тебе до сих пор подвластно искусство укрощения женщин, мой друг. Впрочем, мне тоже. — мягко бормотнул Гора.

— Но не этой. — Раздраженно отрезал Иван, имея в виду не то свою неудачу со мной, не то что-то еще.

— Да-а? — Протянул голос у самого моего уха.

— Тебе обязательно надо сидеть рядом с ней? Посмотрел и хватит. — Буркнул Эвниссиэн вместо ответа.

— Ревнуешь? — Голос Горы наполнился поддельным удивлением, окрашенным издевкой.

— Просто не хочу чтобы ты испортил мою собственность. — Нарочито спокойно отрезал Иван. — Ты слишком близко держишь свечу, Гверн.

И не успела я озаботится сохранностью одеяла, как он добавил:

— Волосы могут вспыхнуть.

"Это мои волосы? -Возмущенно взвыла я про себя, изо всех сил стараясь не дать злости, или какой-либо эмоции вообще, отразиться на лице. — Это я ему собственность? Нет, ну не урод, а?"

— Но, Эван, — насмешливо запротестовал названный Гверном,— я же еще ничего не увидел, кроме волос и мордашки. Надеюсь, ты не против, если я увижу и остальное?

В этот момент я почувствовала как шершавые пальцы просунулись за отворот одеяла рядом с моей шеей, так что мимолетное возмущение по поводу "мордашки", оказалось смыто волной паники размером с цунами, по поводу "Вот я и попалась!"

"Если они увидят одежду, то мне конец. Они все поймут." — мысль сковала сознание ледяной коркой, и откуда -то пришло холодное и взвешенное осознание того, что если остановить сердце одного и одновременно выдавить кислород из легких другого, то возможно...

— Нет. — Слово упало тяжело и горячо, расплавив мое жутковато-расчетливое оцепенение, и заставив незамедлительно убраться шершавые пальцы.

— Почему? — Серьезно и тихо спросил Гверн.

— Ллидан оказался обоюдным.

Пораженный вздох шипящим хлыстом рассек воздух. Думается, если таким великанам и положено пораженно вздыхать, то только так, резко и зло.

— Ты спятил?! — Громыхнула возмущенная махина рядом со мной, и воздух колыхнулся, обозначив насколько быстро он вскочил на ноги. — Что ты теперь будешь делать?! Шутки в сторону, Эван, при ожидаемом развитии событий... Да как это вообще вышло?!

— Это древняя кровь, друг мой. — Слегка насмешливо ответил Эвниссиэн, и слова неожиданно прозвучали почти у моего лица. — От этих высокородных мерзавцев всегда жди беды. Она привязала гончую. И потом, Дом предал меня.Что не удивительно, хотя и не приятно. Ты же знаешь, как они относятся к князьям. Они были созданы для них, а не для нас. И мой, похоже, решил восстановить попранную справедливость. Естественно, себе на пользу. За что и поплатился.

— Черт, так вот почему тьма. Разумеется, ты не можешь ему доверять с этой девчонкой внутри. Да еще и гончая! Значит свободный попался в старую ловушку? Ха! Не могу сказать что сочувствую выродку, слишком давно он напрашивался. Но соплячка-то какова?! Во истину, Femina diaboli instrumentum est*, мой друг! Но как ей удалось так быстро? И потом, Дом знает что ее родовой домен еще жив, и он, даже сейчас, гораздо сильней... или я чего-то не знаю? Эти проклятые высокие! — Неожиданным злобным рыком закончил Гверн свой познавательный и полный возмущения град вопросов.

— Не только наше собрание желает воспользоваться ситуацией. Дом тоже ищет выгоду, и как понимаешь, готов рискнуть. Ее сила, в отличие от моей, для него крайне, крайне приятная необходимость. — Устало ответил Эвнисииэн, зачем-то потянув меня за волосы.— За последние два дня он подал больше признаков жизни, чем за два предыдущих года. Я заклял его по праву, но удерживаю с трудом, особенно сейчас, когда влияние ее силы так ощутимо. Это ставит под вопрос мое право владения, а ведь до окончания срока отторжения осталось всего два года! — При этих словах он так резко дернул находившуюся у него в руках многострадальную прядь волос, что моя голова подскочила на подушке. Лишь интуиция шепнувшая о чем-то подобном, когда он только потянул за волосы, помогла мне подготовиться и не заорать благим матом, путем героических усилий сохранив спокойное выражение лица.

— Взбунтовавшийся домен — это слишком серьезная угроза.— Продолжил Эвниссиэн, как ни в чем не бывало.— А уж этот был бы только рад воспользоваться возможностью. Так что пришлось его на вовремя нейтрализовать... и Гверн, — добавил он, после короткой паузы,— латынь применять не стоило.

— Прости, Эван. — Виновато сказал великан.— Они так часто говорят на мертвом при тебе, что это стало почти неотъемлемой составляющей разговора, когда ты рядом.

— Они. Ты — мой друг, Гверн. — Последовал сухой ответ.

— Я знаю! Знаю! Но слишком много времени прошло, я не думал что для тебя это все еще так не приятно. — Покаянно пробормотал Гверн.

" Что?! — Возмущенно воскликнула я про себя. — Куда свернул ваш разговор, господа?! Назад, назад к доменам! И конкретно к моему! Не вовремя они собрались путешествовать по аллеям памяти! Мне совсем другое надо услышать!"

— Забыли. — Спокойно произнес Эвниссиэн.

"Ты смотри, этот гад умеет нормально разговаривать. Еще бы говорил о деле!"— злобно подумала я.

— Пойдем, Гверн, — сказал вышеозначенный гад, судя по звуку, задув свечу,— поговорим в моем кабинете. В баре ждет твой любимый коньяк.

Как только свет перестал пробиваться под закрытые веки, я почувствовала как с лица убралась трудно переносимая тяжесть взгляда Гверна. Как не странно, радость от затемнения выразил именно он, удачно перекрыв сорвавшийся у меня легкий вздох облегчения своим громогласным:

— Спасибо! Я и забыл что такое высокая кровь. Просто не мог больше никуда смотреть.

— Мне это расскажи. — Почти по-человечески беззлобно усмехнулся Эвниссиэн. — Я это сделал не только ради тебя. Нам не нужно преждевременных пробуждений, а твой знаменитый взгляд еще не известно как мог на нее подействовать.

— Проклятье! Да что за хрень сегодня со мной?! Лажаюсь при этой соплячке как... как сопляк!— Порадовал великан зазвеневший где-то в комнате хрусталь своей неожиданной экспрессивностью.

— И это она еще спит. — Привычно для меня, зло процедил Эвниссен. — Идем, надо поговорить.

Перед тем как открыть глаза, еще пару минут после того, как за ними закрылась дверь, я с подозрением вслушивалась в тишину.

"Ушли. Ох, елки, они правда ушли! — Облегченно вздохнула я.— Ну, и мне пора. В темпе, в темпе, в темпе!"

Я откинула одеяло и вскочила с кровати со все еще закрытыми глазами. Затаив дыхание, и надеясь, что новое зрение никуда не пропало, я сделала шаг вперед и быстро подняла веки как можно выше, или, проще говоря, вылупилась в темноту. В темноту.

— Так-а-ак. — Злобно пропела я и попробовала снова. И снова. И снова.

Прибор ночного видения включился лишь с девятой, отчаянной попытки. Безосновательно-самодовольно и облегченно хмыкнув самой себе "Кто бы сомневался", я подобрала валявшиеся у шкафа, и только чудом не замеченные врагами ботинки, сунула их под мышку, и бодрой рысцой направилась на выход. Выход оказался перекрыт.

"Ка-акая незадача." — Истерично хихикнуло мое второе я. А чего еще можно было ожидать с моим везением?

Подергав ручку и растерянно протупив еще пару драгоценных минут, я взвыла, поражаясь, надо думать, собственной запоздалой гениальности, и на крейсерской скорости рванула к окну.

Портьеры были тяжелыми и пыльными. Раздвинувшись с мерзким, сводящим зубы скрипом металлических колец по карнизу, они явили моему взору не зарешеченный проем. Все тот же воображаемый хор вякнул было "Аллилуйя", но своевременно заткнулся после того как я, очень аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, раскрыла двойные створки, шершавой и пыльной на ощупь, оконной рамы. Этаж оказался вторым. И отнюдь не вторым этажом типовой хрущевки, а таким хорошим, добротным вторым этажом дореволюционного особняка с высокими потолками. Луна не светила. В отдалении росли деревья, легкий ветерок шевелил какие-то кусты, клочьями торчавшие по периметру сада, а под окном призывно колыхалась травка. Подозрительно густой, мерзкий бурьян, однозначно ехидно шелестевший что-то вроде : "Прыгай-прыгай, удобрение, подо мной тебя и прикопают."

Выхода было два. Либо связать веревку из простыней, и триумфально спуститься по ней, подпрыгивая аки спецназовец, что само по себе было маловероятно, глупо и чревато влетом в окно первого этажа, если такое имелось, (не говоря уже о том, что требующиеся простыни надо было где-то найти, и привязать к чему-то достаточно тяжелому), либо рискнуть. А риск, как известно, дело благородное. Особенно, если это риск ради спасения собственной жизни.

С недовольным пыхтением я забралась на подоконник. Босая нога поймала занозу, тем самым только укрепив мою непоколебимую уверенность в удачном исходе дела.

В качестве Белки и Стрелки, первыми в неизвестность полетели ботинки. Меланхолично проследив их бесславный полет и феерическое приземление в обманчиво мягкой траве, я тяжко вздохнула, мысленно простилась с целостностью костей как минимум, и прыгнула следом.

Странно, но приземлилась я так, словно упала с высоты собственного роста. И даже не лицом в траву, пропахав носом достойную гордости крестьянского плуга борозду, а вполне пристойно, на четыре конечности, лишь слегка испачкав руки в земле. Ошалело поднявшись, я оглянулась на предполагаемую точку вылета, а именно, единственное распахнутое настежь окно. С земли до него казалось еще выше.

Опомнившись, я самодовольно-пораженно хмыкнула, сграбастала свои ботинки и, все так же босяком, побежала к видневшемуся сквозь серебристо-серые, как и почти все, что мое новое зрение регистрировало вокруг, кусты.

Только добежав до спасительной растительности и почувствовав как жесткие ветви, смыкаясь и укрывая меня от взглядов, царапают открытые участки тела, я поняла что свобода уже близка. Листья, скрывавшие ограду, казались серебристыми и мягкими. Задумчиво проведя по ним рукой, я ожидала увидеть на коже следы пыльцы, которая остается после прикосновения к крыльям бабочки, но увидела лишь собственную ладонь, все в том же мерцающем "свете". Рука дотянулась до края невысокого каменного забора, и словно ей было это совсем не впервой, вместе с левой подругой, перекинувшей через препятствие ботинки, сноровисто подтянула на забор мое удивленное тело. Остальное было лишь делом техники. По ту сторону забора меня встретила свобода. Вот только она оказалась не такой приветливой, как ожидалось.

__________________________________

* Женщина — орудие дьявола (лат.).

__________________________________

Глава 14.

Оказавшись за забором, я обнаружила что сладкое слово "Свобода" отчетливо пованивает горелыми волосами. И не какими-то там неизвестными волосами, а моими собственными, порывом ветра отброшенными вперед, на почти не заметное марево колыхавшееся в тридцати-сорока сантиметрах от меня, неприятно скорчившимися на концах, и тем самым, спасшими меня от однозначно летальных последствий ошибочных телодвижений. Марево представляло собой неизвестной толщины, почти прозрачную пленку-"стену", находившуюся в метре от обычной, каменной кладки. И если бы не волосы, ощущавшиеся оплавленной хрупкой пластмассой, под испуганно схватившими их пальцами, я обязательно бы в него влетела. Подавив судорожный вздох, некстати взвизгнувшее на тему: "А ты ожидала красную дорожку и план побега, идиотка?!", второе истеричное я, и закономерное желание строить матерные гипотезы относительно происхождения вышеозначенной второй стены, я попыталась поразмыслить логически.

Вот только мыслить как раз и не хотелось. Захотелось скулить. Так как я не имела ни малейшего представления, каким образом можно пройти сквозь гостеприимно раскинувшееся на все стороны марево, не поджарившись в процессе, до образования хрустящей корочки. Я вжалась в стену, ощутив лопатками шероховатость поверхности и безвыходность ситуации. Пути назад не было, путь вперед не представлялся возможным. Злокозненное марево угрожающе колыхалось, и еле слышно гудело, до странности напоминая по звуку злобного призрака трансформаторной будки, подкравшегося к ненавистному любителю граффити.

"Подкравшегося?!"— Взвыл мой преисполнившийся отчаяния, но не совсем отупевший мозг.

Да, дружелюбная субстанция, медленно но верно, начала предпринимать попытку познакомиться поближе.

Расширенными глазами наблюдая за медленным приближением опасности, я на собственном опыте испытала, что нет на свете чувства глупее, бесполезнее и унизительней, чем смертный ужас. Где-то в отдалении тоненький голосок вопил, что что-то тут не так, что надо хотя бы попытаться что-то предпринять, но потом, страх осознания неминуемой гибели заткнул все голоса, и рассудка в первую очередь. Оставалось только вжать голову в плечи и начать тихонько поскуливать. Правда, до этого я опускаться побрезговала.

"Нет, подождите. Какая-то это уж очень дурацкая смерть." — Посетила голову неожиданно трезвая мысль.

Я расправила плечи, глубоко вдохнула, сбросила унизительное наваждение, и твердо шагнула на встречу опасности. Лицо обдало волной горячего воздуха, волосы подозрительно затрещали, и я безпрепрятственно прошла сквозь марево.

" Тьфу, дура! Морок не распознала! Позорище!" — Обличающе взвыл мой внутренний критик.

Я в красках представила себя со стороны, вытерла босые ступни о низ собственных брюк, бесстрастно надела ботинки на ноги, и не оборачиваясь, очень быстро зашагала по простершейся предо мной улочке, на встречу светлеющему в просветах между деревьями, сиреневатому небу. Горящие щеки легко списывались на враждебное влияние морока.

Минут через двадцать ускоренной ходьбы, когда стало окончательно ясно, что утро близится, поплутав между заборами и удостоившись счастья быть облаянной собакой, я добралась до проезжей части, и только тогда позволила себе перевести дух. Чувство надвигающейся опасности, тем не менее, дух перевести не желало. Оно острым кончиком клинка кололо между лопаток, подгоняя вперед с такой неумолимой настойчивостью, что казалось остановись я, и на голову свалиться если не пресловутая огромная наковальня, то как минимум, убийца с бензопилой вынырнет из под земли.

Я хотела дать отдых уставшим ногам, но боялась остановиться, доверяя не раз выручавшей меня интуиции. Поэтому, подтягивая норовящие сползти джинсы, медленно пошла мимо мусорных баков, в неверном предрассветном сумраке присматриваясь к смутно знакомым названиям улиц, написанных на фасадах старых особняков, гадая в какую сторону надо идти, чтобы добраться до современной цивилизации. Пушистая ухоженная кошка, кажется, даже в новом ошейнике, воровато оглядываясь, кралась к ближайшей горке отходов, видимо, желая вкусить порока среди мусорных куч. Другая, черная и облезлая, деловито шуровала в старой коробке, ажиатажно подергивая хвостом. Вдруг, костлявый зад дернулся, тело напряглось, и замерло, словно в ожидании. Домашняя рыжая красотка вызывающе -медленно прошествовала мимо бездомного собрата, гордо задрав пушистый хвост. Грязно-черная, облезлая кошка рванула навстречу рыжей, и я рассеянно подумала, что стала свидетельницей обычных кошачьих разборок. Но через пару секунд, когда бездомная уж очень быстро и четко перегрызла горло своей случайной жертве, и принялась с чавканьем вгрызаться в живот, разбрызгивая темную кровь по асфальту, до меня дошло — что-то явно происходит не по регламенту.

— Кошка — каннибал. — Оторопело ляпнула я, и попятилась. Голову посетила серьезная мысль насчет проблеваться, но была отвергнута как несвоевременная — слишком энергозатратный и бесконтрольный процесс.

Острое, в свалявшихся клочках длинной черной шерсти ухо, дернулось в ответ на мое гениальное замечание. Чавканье тут же прекратилось. Голова на неоправданно гибкой шее повернулась под странным углом, и слишком длинная для кошки морда посмотрела на меня монетами ярко-желтых глаз. Мигнув, существо высунуло уж очень длинный язык, и тщательно слизало остатки крови с морды, не прибегая к обычному для кошек, предварительному облизыванию лапы.

"У этой кошки язык как у муравьеда."— Подумала я, с отвращением и болезненным любопытством разглядывая непонятное существо.

Существо, в свою очередь, соизволило развернуться ко мне "лицом", село, и передней лапой придерживая свой еще не остывший завтрак ( видимо для того, чтобы пресечь попытку воровства с моей стороны), внимательно посмотрело на меня, змеиным движением шеи наклонив голову. И вот как-то мне стало кристально ясно, что это и близко не кошка.

Крупное тело, покрытое длинной свалявшейся шерстью, венчала голова, которая напоминала растянутую кошачью. Та же форма и размер, но носовая часть была излишне длинной. Уши, острые и большие, в отличие от кошачьих разделенные небольшими впадинами посредине, находились в непрерывном нервном движении. Черный, совершенно кошачий нос подозрительно принюхался в моем направлении. Передние лапы оказались слегка короче задних, а хвост, свернувшийся вокруг продолговатых подушечек лап, был явно длиннее нормального. В принципе, если бы не грязная всклокоченная шерсть и недоеденные останки в ошейнике, существо могло даже показаться симпатичным, и с первого, невнимательного взгляда вполне сошло бы за кошку. Сошло, если бы не открыло пасть, полную белоснежных, игольчато-острых зубок, и не издало нечто вроде вопросительного скрежета железа. Скрежет прозвучал как "Мяу?"— воспроизведенное плохо смазанным роботом-пришельцем. Агрессии в этом звуке не чувствовалось, но и излишний интерес к моей персоне со стороны неизвестного существа, полезным для здоровья мне тоже не показался.

— Ты, ешь— ешь, мини-антихрист, а я пойду. Не буду мешать. Пробормотала я, боком обходя животное, одновременно прикидывая много ли еще таких бродит по городу, или это мне так крупно повезло.

Животное вежливости не оценило, и скрежетнув еще раз, бодрой трусцой направилось ко мне.

"А вот это уже совсем лишнее. Конечно, не мне бояться, но пиранья тоже сама по себе рыба не большая..."— Настороженно замерев, подумала я, наблюдая за неотвратимым приближением свалявшегося, каннибалистического кома пыльного меха. Подойдя на необходимую для вдумчивого обнюхивания дистанцию, дьявольская кошка смешно пошевелила носом, моргнула сочно-желтыми, внимательными глазами, чихнула, развернулась, нагло наступив на мою ногу задней лапой, и пренебрежительно дернув хвостом, отправилась продолжать прерванный завтрак. На остром носке кожаных ботинок остались три отчетливых точки, проколотых "кошачьими" когтями.

"А ведь хорошая была обувь, плотная..."— скользнула меланхоличная мысль.

Приняв прощальное подергивание хвоста за пожелание доброго пути, я в свою очередь, очнувшись от мрачновато-веселого, брезгливого изумления, поспешила продолжить свой путь.

"Если принять в расчет мой плачевный внешний вид, то нет ничего удивительного в том, что даже помоечная живность ни во что меня не ставит."— Недовольно усмехнулась про себя, на бегу пальцами расчесывая волосы, и оглядывая свою измятую, ставшую на пару размеров больше, одежду.

Уже почти рассвело, и неожиданно, впереди явилось посланное мне высшими силами, спасительное знамение.

Знамение было желтым, с шашечками, и притормозило на светофоре, гнусно имитирующем трель не менее гнусного сверчка.

Прибавив ходу, я добежала до такси, и открыв дверь, запыхавшись осведомилась за сколько презренных монет смогу оказаться дома.

Хмурый и явно не выспавшийся водитель, как ни удивительно, в мою кредитоспособность не поверил. С чего бы это, интересно?

— Сначала деньги покажи. — Презрительно выплюнул неприятный дядька, оценив мой внешний вид и, ясное дело, не заметив в руках чего-либо напоминавшего кошелек.

Я молча расстегнула потайной карман внутри жакета, и выудила тысячную купюру, давным-давно заклеенную в пакетик из-под телефонной карты оплаты — привет от паранойи, исправно посылавшей мне психоделические сны про то, как я куда-то еду в маршрутке, а в кошельке оказывается пусто. Оторвала скотч и подала купюру водителю, бдительно проверившему наличие водяных знаков.

Только когда машина вырулила на центральную улицу, успокаивающе поблескивавшую стеклом витрин и окнами высоток, я позволила себе подумать, что тревожное ощущение настигающей опасности, все так же пульсировавшее в районе лопаток, на этот раз, может быть и не совсем пророческое.

"Да-а-а, конечно."— Глумливо хихикнула внутренняя стерва.-"С твоим-то везением, будь благодарна, если таксист сдачу отдаст."

В своем дворе я оказалась где-то в начале шестого утра. Предположительно, понедельника. Только увидев привычные очертания соседних домов, деревьев, кустов и вытоптанного собачниками газона, украшенного яркими вспышками смятых сигаретных пачек и упаковок от чипсов, я с противоречивой радостью поняла, что ночное серебристо-серое зрение давно пропало. С силой, не напоминавшей о себе последние несколько часов, я тоже никак не горела желанием экспериментировать. Вообще, единственное о чем я мечтала, приближаясь к знакомому полумраку подъезда, это залезть под горячий душ. Ну, а еще с головой закопаться под одеяло, заснуть, и проснувшись узнать, что все произошедшее просто идиотский кошмарный сон, ко мне никакого отношения не имеющий.

Не вышло. Из подъезда выпорхнула незнакомая женщина, и перегородив проход своим небольшим, но прискорбно материальным телом, любезно обратилась ко мне:

— Милая девушка, а я как раз Вас и жду! Вот, буквально только-только звонила к Вам в дверь!

При внимательном взгляде на нее, мне на ум почему-то пришло сравнение с подвялой виноградинкой на промежуточной стадии между дряблой белой ягодой и изюмом. Незнакомка явно хотела произвести впечатление милой и приятной. Говорила она с тем легким налетом кокетливого инфантилизма, который еще уместен в женщинах лет до тридцати — тридцати пяти, но в ее возрасте, то есть ближе к пятидесяти годам, и производит, по крайней мере на меня, не очень хорошее впечатление. Худая, но с округлыми румяными щеками, не высокая, с длинными светлыми, завитыми и уложенными в искусственном беспорядке волосами, одетая в длинную светлую юбку и сиреневую блузку, со спины она показалась бы мне молодой женщиной. К сожалению, ожидая ответной реакции, и перекрывая путь домой, на меня с любезной улыбкой смотрело именно ее, тщательно затонированное и напудренное, лицо.

— А вы не ошиблись?— Не слишком вежливо осведомилась я, с надеждой поглядывая на ведущие домой ступеньки, видневшиеся из-за ее не широкой спины.

— Нет-нет, что Вы! Все так же оптимистично-мило прощебетала она.— Ведь Вы же Ярослава Краснова?

— Она самая. — Ответила я хмуро и слегка настороженно.

Бодрая и веселая с неприлично раннего утра? Да все мои шестые и прочие чувства, особенно те, которые касались правил бодрствования закоренелой "совы", взвопили что тетка эта зло. Зло-о-о. К тому же, она мешала мне попасть домой. И вообще, я чувствовала себя помятой снаружи и внутри, а ее блузка была слишком хорошо отутюжена.

— Не хотите ли проехать со мной? У меня к Вам есть очень выгодное предложение. Тут и машина не далеко. — Вдруг заявила увядающая прелестница, делая странные пассы наманекюренными руками, и позвякивая металлом разнообразных браслетов.

Кожи лица коснулась едва ощутимая невидимая паутина, и гладко, словно натолкнувшись на стеклянный щит, проскользнула мимо меня, не сумев прилепиться.

"Ага, маши-маши ручками."— Неожиданно глумливо хихикнуло второе я.

— С чего бы это? — Смерив ее взглядом, я нагло изогнула бровь и презрительно скривила губы, просто на тот случай, если вдруг, интонация моего голоса в полной мере не донесла до нее мое отношение к приглашениям подобного рода.

— Ну как же, — все так же притворно-доброжелательно продолжила Изюминка, еле заметно насторожившись,— ведь это исключительно в Ваших интересах! Вам это необходимо!— Надавила она голосом.

"Нет, ну какова наглость."

— Пра-а-авда?— Наигранно— удивленно протянула я, сложив руки на груди. — Вот уж не знала, что так похожа на идиотку.

— Почему же на идиотку, Вы...— неожиданно поперхнувшись словами, женщина резко изменилась в лице. Шелуха миловидной доброжелательности слетела, оставив непроницаемо-холодную маску хищницы. Не крупной, но в меру опасной. Лишь плотно сложенные в замок руки, помешали мне неуютно поежиться, при виде столь резкого преображения.

— Момент упущен.— Констатировала она, с холодным блеском в колючих и внимательных темных глазах.— Вы ведь не поедете со мной?

Я просто смотрела на нее. Что-то в ее облике и манере держаться подсказывало, что к веселой шайке Эвниссиэна она не имеет никакого отношения. Она ощущалась странно знакомой, и совершенно не знакомой одновременно. Так бывает когда в полумраке вечерней улицы, впереди появляется неясная фигура. Ты видишь кажущуюся знакомой одежду, рост, похожий цвет волос, но через несколько секунд удивление неузнавания ставит все на свои места. Она была "из этих", но из каких-то других, совершенно не знакомых, и от этого не менее опасных.

— Пожалуй, я пойду. — Правильно расценила Изюминка мое молчание, и настороженно обошла меня по максимально широкой дуге.

— Как насчет нескольких вопросов? — Понимающе ухмыльнулась я, осознанно-безнадежно попробовав закинуть дочку.

— Только в присутствии адвоката. — Бормотнула она полушутя, и ретировалась по направлению к серебристой иномарке, стоявшей у подъезда.

Нервно пискнула разблокировка сигнализации, резко захлопнулась дверь, и через несколько секунд тетки вместе с машиной простыл и след.

Изюминка? Какое там. Ядовитая крапива.

"Урл!" Согласно буркнул желудок. Жрать хотелось адски.

Я устало потерла лицо, непривычно не обремененное макияжем, и судя по последним событиям, признаками интеллекта. Лифт не работал, и мне предстояло увлекательное путешествие до седьмого этажа.

"Что может быть лучше загадочного полумрака родного подъезда, стимулирующего появление веселых раздумий по поводу того, а что собственно все это значит?" — оптимистично подумала я, и двинулась в путь. К тому же, в пролете между шестым и седьмым этажом, мне предстояла нелегкая работа по вытаскиванию запасных ключей от квартиры, из тайного хранилища в трещине, под подоконником никогда не открывавшегося в подъезде окна.

Я хотела домой, хотела сожрать всю имевшуюся в холодильнике еду, залезть в душ, смыть с тела пот воспоминания о произошедшем, и заснуть, блаженно вытянув уставшие ноги. Хотела я этого так сильно, что кровь стучала в висках "Домой! Домой! Домой!".

Но, видимо сработал один из классических законов подлости, начало которого гласит "Много хочешь — ..." , а конец звучит не совсем цензурно. Потому что, когда я злобно пыхтела, нагнувшись над заветным подоконником в попытке нащупать тщательно запрятанные в трещине ключи, ледяная игла предчувствия, прошившая спину насквозь, от лопаток до сердца, показалась мне не слишком значительной, по сравнению с важной миссией поиска средств доступа на собственную жилплощадь.

Гораздо более впечатляющим оказался последовавший через пару минут звук. Оглушающий рокот взрыва, казалось, сотряс здание до основания. Стекла вылетели, лишь чудом не задев меня, и где-то на заднем плане, словно сквозь вату, завыли сирены автомобильной сигнализации. Я пришла в себя сидя на грязном полу подъезда, прямо под окном, в окружении стеклянного крошева, и наползающих клубов вонючего дыма. Каменные пальцы сомкнулись на предплечье знакомой железной хваткой, резко вздергивая меня на ноги. Смутно знакомое лицо появилось в поле зрения, и откуда-то из далека донеслись непонятные слова. Мозг, лишь несколькими мгновениями позже соизволивший зарегистрировать их значение, перевел эти вопли как :

— Шевелись, идиотка! Игры кончились!

И я зашевелилась, смутно осознавая, что взрыв произошел именно на моем этаже, и вероятность того, что это была дурацкая шутка соседских детишек, как и то, что это не моя квартира полыхает синим не синим, но явно веселым пламенем, равна нулю.

Глава 15.

Я стояла в тени многоэтажного дома, и смотрела на полыхающие огнем окна собственной квартиры. Взрыв выбил стекла, и обгорелые останки портьер развевались на ветру тлеющими траурными флагами. Ошметки пепла, разлетались от окна, зловеще паря в потоках горячего воздуха, извиваясь и подрагивая, так что казалось, это разлетаются прочь маленькие злобные существа, пожравшие остатки моей нормальной жизни.

"Да-а-а. Тот кто это устроил, дело свое знает."— лениво подумала я сквозь набившуюся в голову вату, рассматривая не затронутые взрывом, радостно поблескивавшие соседские окна.

— Идем! — Злобно прошипел омерзительно знакомый голос, и твердые пальцы железной хваткой снова вцепились в предплечье. — Или ты ждешь продолжения?! — Ухо обожгло дыханием огнедышащего дракона, и мое плечо, а вслед за ним и остальное уставшее тело, потащилось в направлении шеренги выстроившихся во дворе автомобилей.

Затуманенный мозг своевременно зафиксировал мрачно поблескивающую в утренних лучах, обтекаемую черную поверхность капота, тонированные стекла, и разверзшееся передо мной темное чрево машины, в которую меня бесцеремонно впихнул Арвен, но слишком поздно послал подсознанию сигнал тревоги. Резкий хлопок двери отсек кабину от внешнего мира, его неуверенного молочного света, запахов и шумов пробуждающегося города. При виде того как Арвен сел за руль текучим движением прирожденного хищника, я внутренне поморщилась, подумав о собственном неуклюжем приземлении. Не говоря ни слова, он повернул ключ в замке зажигания, и машина заурчала словно большой и сильный зверь. Раньше я не подозревала что звук работающего двигателя, не говоря уже о запахе внутри салона, может буквально вопить о благосостоянии.

Машина мягко вырулила на дорогу. На сером асфальтовом полотне, преграждая проезд, расселась грязная дворняга, с определено суицидальными наклонностями. Все так же молча, Арвен вдавил педаль газа в пол, и автомобиль рванул вперед. Словно в замедленной съемке я увидела как пыльное и облезлое тело, с громким стуком отрикошетило от капота, и пролетев мимо, упало на асфальт. Арвен удовлетворенно хмыкнул, вывернул руль, и спокойно выехал на оживленную автотрассу, даже не замедлив движения

— Ты убил собаку! — Пораженно вскрикнула я, очнувшись от отупляющего безразличия. — Ты собаку убил, идиот!

— Это был вражеский шпион. — Неохотно процедил Арвен и поперхнулся, видимо осознав, как нездорово это прозвучало.

— Чего? — Тупо спросила я, неверяще уставившись на него.

"Ой-ёй. Смотрите-ка кто оказался чокнутым маньяком."— Хихикнуло подсознание.

— Шпион, говорю. — Почти прорычал Арвен.

— Да-а. Да-да. Мы все под колпаком у Мюллера. — Нервно рассмеялась я, отодвигаясь как можно дальше, пока ручка двери не уперлась в спину.

Вместо ответа рот Арвена дернулся в жестоком веселье, заставляя меня внутренне сжаться.Что не говори, а нормальные люди намеренно собак машинами не сбивают.

"А что я вообще делаю у него в машине?" — Запоздало вякнула рациональная сторона моего я.

Мозги, видимо все еще не отошедшие от шока пережитого, не смогли дать ответа на этот животрепещущий вопрос, и надо думать, в качестве компенсации, послали омерзительную волну липкого животного ужаса.

"Он везет меня обратно! Он хочет меня убить!"— на этот раз вполне рационально, но как-то уж очень унизительно-запуганно взвыл тоненький голосок в моей голове.

— Это не собака была. — Буркнул Арвен, после непродолжительного молчания. — Помнишь как ты меня подобрала? Я побывал в той же ситуации. Не сдохнет Этот..

Многострадальная рациональная сторона почти восприняла значение его слов, и даже попыталась прийти к какому-то логическому заключению, но мелкая дрожащая тварь внутри испуганно вжалась в угол, едва заслышав рокочущие ноты в голосе Арвена.

— Что за... — выдавила я сквозь зубы, пытаясь преодолеть собственные эмоции,— Почему я так странно себя чувствую?

В ответ Арвен лишь чертыхнулся и вдавил в пол педаль газа. Автомобиль резко набрал скорость, а мои внутренности попытались станцевать ламбаду, одновременно съеживаясь от испуга.

— Я.. сейчас... начну .. орать от страха. — Слова толчками вырывались сквозь сжатое горло. — Что ... за хрень со... мной происходит?

— Это последствия отката. Организм мальфара пытается преодолеть последствия истощения сил. С вами так всегда бывает после изменений. Это нормальное явление. — Тихо сказал Арвен, бросив на меня настороженный взгляд. -И в нормальной ситуации ты провела бы два дня в строго изолированном от внешнего мира помещении, потому что сейчас наиболее уязвима. Короткие вспышки силы, сменяющиеся полным ее отсутствием, замедленная реакция и постоянные приступы паники, при малейшем неблагоприятном дуновении воздуха. Это пройдет, ничего страшного.

Мне показалось, или он старался говорить как можно мягче и доброжелательнее? Доброжелательный Арвен? Дикая мысль.

— Хм.. Это многое объясняет. А еще я сейчас плохо соображаю...может это от взрыва... — Подумала я вслух, слегка успокоившись. Странно, но звук его голоса, кажется, оказал на меня какое-то отрезвляющее воздействие.

— Это твое перманентное состояние. Только идиотка могла в такой момент сбежать из Дома.— Все так же обманчиво-мягко процедил пес.

— Ну, извини, если не осталась дожидаться пока меня "перманентно" упокоит шайка твоих добрых друзей!

— Они не мои друзья! И у меня было все подготовлено, я собирался тебя спасти.

— Да что ты?! Стой сердце, сердце стой! Вот мой спаситель, вот мой ...тьфу. — Вовремя оборвав неуместный поэтический приступ, я продолжила уже злее и серьезнее. — Короче, как-то не тянешь ты на рыцаря. Ты меня туда привез. Именно ты меня подставил.

— Я дал слово найти источник вспышек силы, который разыскивали несколько лет! Откуда я знал что с тобой все ТАК обернется?!

— А мне какое дело! — Заорала я, радостно поддавшись изгоняющей страх злости, тем более что это мне, в кои-то веки, ничем не грозило. — Из-за тебя я потеряла все! Все! Квартиру! Вещи! Деньги! Документы! Свою привычную внешность, наконец! Работу! М-мать! Я же должна быть на работе! Как я теперь туда ...

— Какая работа?! Окстись, дура! Твоя работа теперь остаться в живых! — С трудом сдержавшись от перехода на крик, глухо рыкнул Арвен, прерывая поток моих бессвязных обвинений. — Или ты думаешь этот взрыв — случайная утечка бытового газа, как его, скорей всего, и прокомментируют в новостях? Тебя заказали. И я даже догадываюсь кто. Не только друзьям нашего дорогого Эвниссиэна твое существование поперек горла, чтоб ты знала. Не удалось с первого раза — будут отслеживать по привычным для объекта местам.

— А тебе-то что? С чего вдруг такая забота? Боишься трофей уведут? — Цинично усмехнулась я, скрывая нарастающую тревогу.

— И положат тебя в два счета, как куропатку, а верные псы тушку хозяевам притащат, как видимо и планировалось. — Закончил Арвен, проигнорировав мою реплику.

— Псы? — Закипая, ухватилась за возможность уколоть зарвавшегося собеседника. — Как ты? Можно подумать ты меня на променад везешь! Наверное, тоже не прочь подзаработать ... Пес.

Он даже не повернулся в мою сторону.Только пальцы, мертвой хваткой сжавшие руль, так что побелели костяшки, дали мне понять, что я попала в точку.

— Не как я. Как тот, которого я сбил. — Все так же обманчиво спокойно проронил Арвен, глядя на дорогу. — Я делал это не из-за денег. Когда-то давно, я задолжал Эвану услугу. Обещанное исполнено, и теперь Эвниссиэн сам по себе, от меня он помощи не дождется.

Я вспомнила их неприкрытое противостояние в Доме, и решила, что в словах мерзкой псины есть доля истины, какая бы мизерная она не была. Вот только чистую правду он мне говорил или нет, это не меняло того, что по отношению ко мне у него был собственный трефовый интерес. Ну, или как там в гадании называются сомнительные и явно меркантильные планы. Так что и к бабке ходить нечего, мне надо дождаться хоть малейшего проявления собственной силы, гасить эту двуличную сволочь, и как можно быстрей сваливать из города.

"Так держать! Будем стервой до победного конца!"— Гаркнул гениальный стратег, и по совместительству внутренний голос.

Про дачу единственной подруги — переводчицы, уехавшей к жениху в Америку, эти гады знать однозначно не могли, и в ватных мозгах моих, начал постепенно выкристаллизовываться простенький, но вполне жизнеспособный план дальнейших действий. И собаки в этот прекрасный план никаким боком не вписывались.

— Так куда же ты меня везешь? — Обманчиво-устало спросила я коварного гада, после непродолжительного молчания.

— На базар. — Коротко ответил вышеозначенный гад, пока не подозревавший о моих членовредительских намерениях.

— Мяснику сдать собрался? — Ляпнула я удивленно.

Ответом мне послужило ледяное молчание.

Базар встретил нас закрытыми кованными воротами и невнятным мельтешением грузчиков и торговцев, стекавшихся на рабочие места. Сквозь тонированные стекла машины черные старинные ворота казались порталом в ад. Да, сознаюсь, Старый Базар я ненавидела всей душой. Это место было старше чем город, и несколько столетий назад считалось центром Нахичевани, поглощенной разросшимся Ростовом. Это место, веками впитывавшее энергию миллионов людей, всегда гудело в моем сознании как гигантский пчелиный улей. И именно это вечно неспокойное место я всегда старалась обходить десятой дорогой.

— Идем.— Коротко бросил Арвен, касаясь ручки двери.

— Нет.— Еще короче ответила я.

— Что-о-о?— Неверяще протянул инвалид слуха, угрожающе-быстро повернувшись ко мне.

— Какая из трех букв слова "нет" тебе не знакома? — Ответила я, нагло заломив бровь.

— У нас нет времени на твой характер, Ярослава! — Раздраженно воскликнул Арвен, неожиданно назвав меня по имени, а не используя обычное издевательское "княжна". — Это для твоей же пользы!

— Да конечно! Где-то я это уже слышала... Ах, постойте, кажется именно это ты утверждал, когда привез меня в тот Дом!

— Просто пойдем со мной. Потом я тебе все объясню. — Очень четко и раздельно произнес Иуда, буравя глазами мое лицо, старательно искривленное в презрительной гримасе.

— Ха-а-а! — Как можно неприятнее рассмеялась в ответ, и добавила, складывая руки на груди, и плотнее ввинчиваясь в сиденье пятой точкой, в показательной попытке врасти в него метафорическими корнями: — Это я уже слышала. Не впечатляет. Попробуй другой заход.

— Ты пойдешь! — Прорычал Арвен, явно теряя последние крохи скудного запаса терпения.

— А ты меня заставь! — Крикнула я, скрывая за злостью первые ростки просыпающегося иррационального ужаса. Проклятый, проклятый откат!

— И заставлю! Или ты забыла, что еще два дня будешь почти бессильна, княжна? — По-волчьи ухмыльнулся пес. — Так что выходи и топай, если не хочешь чтобы тебя тащили волоком.

Ужас начал подбираться все ближе, дрожью по спине подкрадываясь к плечам, перехватывая горло. Под пристальным, знающим взглядом Арвена, я заставила себя сесть ровней, плечи назад, спина прямая.

"Не стану я жаться и скулить как жалкая шавка, которую слишком часто пинали." — Решила я, стиснув зубы. -"Не дождется."

Если когда и был у меня комплекс жертвы, то я изжила его в нежном отроческом возрасте. Я не из тех, кто громыхая костями грохается в обморок, при одной только мысли, что кто-то может применить ко мне физическое насилие. Черт, да я и сама могла бы его применить если потребуется, конечно. Ну, и в соответствующей весовой категории. Самоубийцей я никогда себя не считала, и становиться ей не собиралась. Но, ведь нормальные герои всегда идут в обход, правда?

— Ну, попробуй. — Угрожающе поцедила я. — Или ты забыл, что вокруг люди, пес? А женщины имеют особенность кричать очень громко, и очень неприятным голосом.

Видимо, не в силах передать словами возмущение по поводу моего неправильного поведения, Арвен в бешенстве уставился на меня, сжав челюсти и нахмурив брови.

— А вот интересно, — глумливо протянула я, после нескольких секунд напряженного молчания, — когда ты так смотришь, то людям полагается начинать трястись, падать на землю и трепетать от страха?

— Нет. — Рыкнул неудавшийся гипнотизер, шумно и зло выдыхая. — Им полагается заткнуться и делать что веленно.

— А-а-а. Ну отвыкай, отвыкай, дорогуша. — Припечатала я, и внутренне содрогаясь от собственной наглости, подвинулась, протянула руку и крепко схватила его за основание косы. Там где кожа соприкоснулась с кожей от кисти пробежала горячая волна. Большое и сильное тело ощутимо вздрогнуло под моей сжатой ладонью. Нарочно уставившись на свой знак, а не в глаза Арвену, я жестко произнесла, зло откусывая каждое слово :

— Я. Никогда. Не. Делаю.Что. Веленно.

Потом медленно разжала пальцы, отодвинулась, выдыхая его запах, заплела руки в защитный барьер, и твердо встретила пронизывающий взгляд темных глаз.

Веселое изумление, злость, неверие, легкий страх, потом снова злость и почему-то жестокая радость. На мгновение его чувства хлестнули по мне, рассекая ватную тишину, прокравшуюся на место обычных способностей, и снова утихли, оставляя в одиночестве. Но даже мгновения хватило, чтобы понять как мне не хватало привычных возможностей, которые я так долго считала опасными отклонениями. Они не пропали совсем, как до этого в Доме, но притупленные, неровно вспыхивали и угасали внутри, словно лампочки на елочной гирлянде с поврежденной проводкой и недостаточным источником питания.

Темные глаза моргнули, и словно приняв окончательное решение, Арвен спросил выверено-ровным голосом:

— Так чего ты хочешь?— Его тяжелый взгляд не сулил ничего хорошего.

— Зачем мы здесь? — Рванула я с места в карьер.

— Тебя хотят убить. — С пафосным видом изрек очевидное гений словесности. — Искать будут всеми возможными способами. Я нашел тебя по отголоскам силы. Ищейки будут делать то же, но медленней. Это дает нам фору.

"Черт, черт, черт и еще раз черт! Ведь что-то такое он уже говорил! Как же я раньше не додумалась?"

— Сюда мы приехали, чтобы сделать то, что для всех обладающих силой совершают обычно через несколько дней после рождения.— Неохотно объявил мерзавец с видом благодетеля снисходящего к убогим, и выжидательно уставился на меня, явно ожидая следующего вопроса.

— И что же это? — Послушно спросила я сквозь зубы, невольно ему подыгрывая.

— Мы оденем тебя.— Нагло ухмыльнулся пес, раздевающим взглядом окидывая мою помятую одежду.

— Что мы сделаем? Мои вещи стали немного большими, и помяты после стирки, но...

— После стирки? — Неожиданно насторожился Арвен.

— Когда я нашла их, они были чистыми,— я поморщилась, указывая на пятна от травы и земли на коленях,— помятыми, жесткими и пахли чужим запахом. Определенно, их кто-то стирал. Хотя, не знаю зачем им понадобилось трогать жакет. Он теперь как пожеванный. — Не довольно пробормотала я себе под нос, безрезультатно разглаживая рукав ладонью.

— Они избавлялись от любой возможной защиты. А я теперь точно знаю — нам надо избавиться от этих вещей. Хорошо что ты мне сказала. — Заявил Арвен, откинулся на спинку сиденья, и еле заметно расслабился.

— Зачем? И чего это вдруг?! — Воскликнула я, возмутившись таким неожиданным поворотом событий.

— С того, что я не повезу к себе мишень, обвешанную маячками как новогодняя елка! Тебе не приходило в голову, что уж слишком легко тебе удалось уйти?

"Легко! Это смотря с чем сравнивать."

— Маячками?! — Я подозрительно посмотрела на собственные, такие знакомые вещи. Вот уж от чего не ожидала подставы!

"Ах, черт, в этом взбесившемся мире даже собственным шмоткам не всегда можно доверять!"

Как-то раньше я не задумывалась о том, что такие преисполненные наглости и наполненные силой создания как Эвниссиэн и его кружек маниакальных идиотов, воспользуются чем-то столь обыденным и сугубо технологичным. Черт, даже обидно. Разве, по идее, не должны бы они обходиться одними заклинаниями, или на худой конец, шаманскими плясками с бубном и вокруг костра?

— Когда в следующий раз кто-нибудь из них наставит на меня оружие, я ему обязательно об этом сообщу!— Нагло хохотнул Арвен, и я поняла, что размышляя, последние слова пробормотала себе под нос.

— Машина защищена, но перед тем как выйти из нее тебе придется переодеться. Я не знаю, что еще может оказаться на твоей одежде, но ко мне домой ты даже пылинки из Дома теперь не пронесешь. Слишком опасно. — Хмуро заявил недоделанный борец за чистоту вещей.

— А кто сказал что я к тебе поеду? И потом, из того гадюшника было не так уж просто выбраться, учитывая морок, и вообще. — Я передернула плечами, вспоминая прыжок из окна.

— Какой морок? — Недоуменно спросил Арвен, слегка отпрянув.

— Стена огня. Я, наверное, потеряла от страха пару лет жизни, пока не поняла что она не настоящая. Но, не сбивай меня с мысли. Я не поеду к тебе.Так что не переживай насчет маячков. Другой вопрос, что переживать из-за них сейчас начну я. И переодеться мне не во что.

Он как-то долго и странно посмотрел на меня, при упоминании "стены", но я предпочла не обращать на это внимание. Может быть потому, что последовавшая за взглядом тирада, подействовала словно удар по голове.

— Не поедешь, говоришь? — Обманчиво мягко спросил пес, надвигаясь на меня.— А что же ты будешь делать, моя княжна? Может быть, вернешься домой? Ах, постой, у тебя больше нет дома. Поедешь к своему мужчине? Но у тебя нет мужчины, уж я это знаю. — Он показательно потянул носом воздух, придвинувшись совсем близко. — Так где же ты спрячешься от смерти, княжна? Без сил, без денег и документов? Кто защитит тебя, маленькая высокородная недоучка?— Прошипел он мне на ухо. — Кто, кроме меня?

Арвен оказался в опасной близости от моей шеи, и я почувствовала как знакомая волна мурашек пробежала по спине. Страх начал возвращаться, породив внутри маленький гаденький голосок, который омерзительно трусливо заверещал что-то насчет разорванных глоток и кровожадных монстров.

Я вздрогнула, понимая, что нахожусь рядом с настоящим хищником. Даже если вы никогда не ходили в зоопарк, и никогда не видели хотя бы одного из них вблизи, а не на экране, вы инстинктивно почувствуете на какой стороне пищевой цепочки пришлось оказаться, если вдруг "посчастливится" удостоится внимания одного из них. И чувства эти, приятными назвать сможет разве что отчаявшийся самоубийца. Но страх тоже бывает разным. И пока существует ощущение позора поддаться ему окончательно, пока он не затянул меня в маслянистую глухую жижу — я не его раба.

Видимо, ощутив мой внезапный прилив ужаса, Арвен выругался и резко отдернулся, неприязненно посмотрев на меня.

В то время как я боролась с желанием съёжиться и уползти куда-нибуть под сиденье, он бескорыстно расширял мой словарный запас ругательств на неизвестном языке. Хоть и тихо произнесенные, звучали они очень экспрессивно, жаль только, совершенно не понятно.

Странно, но это глухое бормотание, наряду с осознанием приближающегося позора затяжной истерики, и помогло мне вытеснить страх. А его я в последнее время вытесняла хорошей порцией адреналина.

Впрочем, я предпочла скрыть отвратительно-противоречивый букет собственных эмоций и, медленно и шумно выдохнув, внимательно посмотрела на Арвена. Он замолчал, одарив меня холодной улыбкой уверенного в себе и в своей силе мерзавца, которую глупо было спутать с приветливостью, хотя бы потому что в любой момент она может превратиться в хищный оскал. Ну, я и не спутала.

— А выглядишь ты хреново. — Неожиданно заявил непонятно чему обрадовавшийся пес.

— Да что ты? — Притворно удивилась я, скрывая необоснованно возникшую обиду. Кто он такой, чтобы обижаться на его слова?— А я как раз старалась не спать и не есть в последнее время. Это, знаешь ли, очень полезно для кругов, которые я выращиваю под глазами.

Желудок утвердительно заурчал, подтверждая правдивость этого заявления.

На лице Арвена мелькнуло что-то напоминающее вину, и тут же скрылось, заслоненное маской непробиваемой решимости. Почему-то, такое выражение его лица начало ассоциироваться у меня с надвигающими неприятностями. Интересно, с чего бы это?

— У нас мало времени! Перелезай на заднее сиденье, я сейчас. — Выпалил вдруг начинающий психопат (да-а-а "начинающий"...) и с быстротой ртути выскользнув из машины, куда-то рванул.

Я не успела опомниться, как качнуло машину— хлопнул закрывшийся багажник, и на заднее сиденье, шурша пластиком, мягко упал внушительный сверток.

— Ты еще здесь? — Сдержанно рыкнул Арвен, на пол-корпуса влезая в салон. — Быстро переодевайся! Все свое снимай до нитки, и бросай на пол.

— Что? — Встрепенулась я, прикинув прозрачность тонированных стекол машины и возможное количество прохожих, обрадовавшихся бы в столь ранний для стриптиза час, неожиданному развлечению. — В каком смысле, до нитки?

— В прямом! До голой задницы, если тебе так понятней! Никаких вещей. — Подтвердил гад мои худшие опасения, сосредоточенно щелкая чем-то под приборной доской.

— Ты сдурел?! А если кто увидит?

— Да кому ты нужна в такую рань! И вообще, машина защищена, сквозь стекла ничего не видно, сигналы посторонней электроники и вспышки силы тоже не проходят! Делай как я говорю! Арраун свидетель, клянусь, я объясню позже все о чем только спросишь!

Не знаю что заставило меня ему поверить, не то упоминание этого Аррауна, явно значимого для мерзавца, не то отчаянное выражение его честного лица и проникновенность голоса... а может просто банальный жизненный опыт, недвусмысленно намекавший, что с людьми в таком состоянии лучше не спорить в целях собственной же безопасности, но я таки неохотно бросила:

— Ладно. — Решив подождать с установлением истины до лучших времен.

Явно не ожидав от меня такого быстрого согласия, Арвен облегченно и шумно выдохнул. Складка у бровей разгладилась и в темных, прожигающих насквозь глазах на половину убавилось недовольства.

"Черт, даже как-то обидно стало. Надо было подольше повыделоваться."

— Вот и супер. Давай, в темпе переодевайся, я пока куплю чего-нибудь поесть. — Он искривил губы в мимолетной улыбке, и не дождавшись моего ответа, звучно хлопнул дверью. Сквозь стекло я увидела, как широкие плечи и мускулистая спина быстро удаляются по направлению к одной из круглосуточных забегаловок, прилепившихся рядом с базаром.

"Не поняла, это он решил поберечь мое целомудрие, или наградить пирожком за покладистость? И в обоих случаях... ну не гад ли?" — злобно подумала я, перелезая на заднее сиденье.

Вещи в пакете оказались мужскими, и небезосновательно знакомо пахнущими специями и озоном. Футболка, джинсы и спортивная, мягкая как масло, бардовая куртка с вышивкой на спине, лежали поверх почти новых, бело-вишневых кедов. Одежда эта, хотя и повседневная, была не кричащей, но несомненно дорогой.

Я быстро разделась до гола, и принялась натягивать найденные в пакете шмотки, не забывая диковато оглядываться по сторонам. Пара прохожих, невозмутимо прошедших мимо в самый интересный момент, подтвердили слова Арвена о непроницаемости стекла, но хорошего настроения мне и моей филейной части не добавили.

Скрыв оккупированную мурашками, голую кожу под белоснежной футболкой с черным принтом, поморщившись натянула свободные мне джинсы и куртку. Мои руки, принимая в расчет "скромный" рост и атлетическое телосложение, думается, не слишком уступали в длине рукам Арвена.Так что, наверное, только ввиду отсутствия у меня бицепсов, трицепсов и прочих квадрицепсов, резинки манжетов его куртки перешагнули концы моих пальцев, и свободно повисли, как рукава Пьеро.

Посидев несколько минут в туповатой неподвидности, и неожиданно поняв, что наконец оказалась в одиночестве и относительной тишине, я предалась невеселым раздумьям о положении, в котором очутилась по милости неизвестных взрывателей, шайки маниакальных идиотов, и прочих, не заслуживающих доверия и упоминания, сволочей.

Если не брать в расчет радовавшее простотой и безыскусностью "все, до нитки", подвернутые штанины джинсов, кеды, размеров на пять больше, балахоном болтавшуюся крутку, мое не выспавшееся-голодное состояние, и состояние моих давно нечесаных волос, обрамлявших полу-знакомое лицо в зеркале заднего вида, то дела у меня были вполне ничего себе. Отлично шли мои дела. Ах, да, я же забыла, что от квартиры, вещей, и пары — тройки тысяч у.е. , припрятанных в надежном (ха-ха!) месте, у меня остались только прокопченные стены. В которые, впрочем, и вернуться-то было равносильно самоубийству. Вот тут мне и захотелось немного повыть.

"Ну, зато я все еще жива и здорова." — Бодро подумала моя внутренняя оптимистка, но стерва и писсимистка, так же живущая внутри на правах одной из главенствующих составляющих моей многогранной, и во всех отношениях распрекрасной личности, глумливо протянула в ответ :"Ну-у-у, это деточка моя, не на долго".

Наметившийся было содержательный внутренний диалог о тщете всего сущего, неожиданно и громко прервала заунывная траурная мелодия из ниоткуда. Не успела я, грешным делом, принять ее на свой счет в качестве знака с выше, как перемежаясь с органными аккордами, в салоне автомобиля раздались вполне приземленные слова :

"Опять звонит. Какой-то гад. Ему не рад. Да! Да! Е-е-му. Не рад!"

" А у собаки-то, оказывается, имеется хоть и убогое, но чувство юмора. Кто бы мог подумать..."

Я рассмеялась и угрюмо шмыгнула носом. Источник звука — навороченный тонкий смартфон, отыскался в бардачке, после того как, запутавшись в штанинах длинных джинсов, мрачновато похохатывая в такт словам, я все-таки перелезла на переднее сиденье. Я не собиралась отвечать, хотя бы потому, что телефон принадлежал не мне, но увидев на экране омерзительно знакомую, недовольную морду звонившего, уронила узкую и гладкую пластину адского устройства, поймала ее в воздухе, неуклюже подбросив и, видимо, "удачно" нажала кнопку. Знакомый голос, тихо но внятно раздавшийся через мгновение, ударил в сердце как обитый бархатом молот.

— Алло? Алло?! Ты меня слышишь?! Отвечай, скотина! — Раздраженно прорычал Эвниссиэн.

— Твою м-м-ать! — Не громко сказала я, и не подозревая, что мои слова могут быть услышаны на том конце.

Голос замолчал, и я наивно подумала, что не получив ответа, мой свежеиспеченный злейший враг отключился, но как выяснилось, крупно просчиталась на этот счет.

— Ярослава? Ярослава, это ты?! — Неверяще вскрикнула трубка, а точнее пластинка, мертвой хваткой зажатая в моих внезапно одеревеневших пальцах.

— Нет, это не я. Не я это. — Без особой надежды буркнула в пространство, не решившись ни поднести телефон к уху, ни отключить его к чертям собачим.

— Это ты! Ты! — Обличающе взревел этот идиот, судя по звуку, во всю мощь легких.

"Ну что ж, попытка, как говаривал товарищ Берия, не пытка."

— Ну я, и что? — Вяло поддержала содержательнейший диалог, все-таки поднеся трубку к уху.

— Где ты?! — Имел наглость вопросить мой несостоявшийся убийца.

— Откроюсь тебе со всей пугающей откровенностью. — Притворно-спокойно начала я, внутренне кипя от возмущения. — Не твое собачье дело, скотина! И уж точно далеко от тебя!

В ответ последовал не то рев, не то злобный крик, сопровождаемый грохотом падающих предметов и треском дерева. Я даже вздрогнула, слегка испугавшись интенсивности и громкости звуков, но быстро исправилась, мрачно ухмыльнувшись. Мерзавец прибывал в бешенстве. А я, впервые за последние несколько дней, почувствовала себя в состоянии относительно недурственном. Проще говоря, откровенно злорадствовала. Что оказалось приятным разнообразием, по сравнению с волнами злости и страха, ставшими в последнее время моими верными спутниками. Конечно, не смотря на затянувшийся многообещающий грохот, радовавший меня еще минуты две, было бы глупо надеяться на визит к Эвниссиэну милейшего дедушки Кондратия, но и отказать себе в удовольствии безнаказанно поглумиться над врагом я не смогла. Довольно вздохнув, я собралась уже патетически провозгласить нечто вроде : "Что, не вышло, негодяй?!" или ввернуть венец ораторского творения типа : "Убить меня удумал, подлый убийца? А вот не выйдет!", как мой вдохновенно-праведный порыв оборвали самым грубым образом. Два события произошли одновременно: рывком открылась дверь машины, явив взору молниеносно помрачневшее, при виде собственного смартфона в моих руках, лицо Арвена, и сам проклятый смартфон разразился воплями, не оставляющими шансов двоякому толкованию :

— Ты с ним?! С ним?! — Подвывающие ноты в голосе Эвана даже на расстоянии звучали жутко.

— Это он?! — Менее жутко, но зато непосредственно мне в ухо, заорал Арвен, и грубо отобрал трубку.

Ситуация начала напоминать какую-то дьявольскую оперетту.

— Верни ее, пес, ты слышишь, верни мою собственность! — Проорал подлец, скотина и негодяй Эвниссиэн, отлично расслышав голос владельца телефона.

— Non possumus!* — Зло отрубил Арвен, и лицо его осветилось жестоким торжеством, напомнившим мне, не только с кем я имею дело, но и множество неприятных вещей, вроде легенд о собаке Баскервилей и челюстях стального капкана, с лязгом и брызгами крови смыкающихся на лапке беззащитного кролика.

"Нет, ну, предположим, этим кроликом быть мне еще рановато. Я еще попрыгаюсь, тьфу, подрыгаюсь..."— Подумала я, невольно поежившись. А светская беседа в это время, перетекала во все более пасторальное русло.

— Я убью тебя! Клянусь, я убью тебя за это! Ты должен вернуть мне ее до завтра!— Разъяренно крикнул Эван, и даже не смотря на то, что трубка находилась у уха Арвена, я четко расслышала грохот и треск.

— Te debilitas nihil ad me attinet. ** — Отрезал Арвен ледяным тоном, и отключился под аккомпанемент совсем уже нечеловеческих завываний.

Черные в тени глаза, копьями невысказанных эмоций ударили в мои, перебросив в салон автомобиля всю тяжесть кипящего бешенством взгляда.

— Ты смотри, видно он и вправду ненавидит латынь! — Невпопад ляпнула я.

— Да. — Угрожающе "согласился" Арвен. Бросил мне на колени пакет с какими-то пирожками и банкой колы, и принялся мрачно жевать свою порцию, выжидательно поглядывая на меня из-под нахмуренных бровей, поворотом головы каждый раз выражая легкую степень презрения и недовольства. Ну, то есть, я вроде как еще и оправдаться должна была.

"Ха! Пока будешь ждать объяснений, не задерживай дыхание, красавчик!" — Подумала я, агрессивно кусая жаренный пирожок с картошкой.

Прикончив второй пирожок, демонстративно вытерла каждый палец найденными в пакете салфетками, ловко открыла банку, в кои-то веки умудрившись не разлить ни капли, и преувеличенно-громко хлебнула холодной и сладкой жидкости, всем своим видом изображая одно большое "Не дождешься."

Видимо, поняв наконец мой посыл, пес неопределенно хмыкнул и громко выдохнул. Я просто физически почувствовала, как отхлынуло напряжение, а вместе с ним и начавший подкрадываться ужас. Да здравствует самообладание! Будь проклят откат!

— Пора идти. — Сравнительно спокойно сказал Арвен. Вовремя повернув голову, я увидела что он мимолетно и криво улыбнулся, как улыбнуться, наверное, можно было бы только собственным мыслям. И знак, мелькнувший на его шее, показался мне дурным предзнаменованием надвигающихся неприятностей.

Спустя мгновение, несомненно прекрасный, но сомнительно благородный рыцарь уже обходил машину, чтобы открыть мне дверь. Вставая, заметила его незаконченное движение — он собирался подать даме руку, но в последнее мгновение передумал.

Оказавшись на ярком дневном свете, я нагло заломила бровь, понимающе хмыкнула, и занялась делами куда более важными, то есть собственным внешним видом.

И вид этот явно заставлял желать лучшего. Кое-как расчесав пальцами волосы, я меланхолично окинула взглядом свой мешковатый наряд.

"Почувствуй себя бомжем, детка!"

Не знаю как остальные, но я всегда неуверенно чувствую себя на людях, если одета как-то "не так". Наверное, это сказывается некий древний психологический атавизм, сообщающий подсознанию, что шкура мамонта уже порядочно побита молью, охота давно не была удачной, а значит и статус твой в глазах соплеменников пошатнулся. Смешно, но при всех своих "паронормальных" способностях я всегда боялась выглядеть глупо. С другой стороны, когда не находить себя прежнюю ни в зеркале, ни в душе, вопрос одежды как-то утрачивает первоочередную значимость.

— Тебе идут мои вещи. — Сказал Арвен, подойдя слишком близко. И выражение его лица было необъяснимо довольным.

Раздраженно хмыкнув, я попыталась отстраниться, но мускулистое тело, обдав запахом озона, прижало меня к закрытой двери машины.

— Ты пахнешь мной. Так — правильно, так и должно быть. — Заявил полоумный наглец, глубоко втягивая носом воздух. Твердые ладони тяжело легли мне на плечи.

Горячая искра вспыхнула где-то в груди, но я безжалостно затоптала ее сапогом здравомыслия.

— Это не на долго! И не лезь ко мне!— Зло рявкнула, толкая его в грудь. С таким же успехом можно было бы попытаться сдвинуть поезд.

— Я ведь нравлюсь тебе, признайся. Ты ведь хочешь меня? Так зачем же противиться неизбежному? — Невозмутимо произнес Арвен каким-то особенно проникновенным, обволакивающим голосом, заставившим сердце кувыркнуться в груди.

— Отвяжись! Ты никогда мне не нравился. Я, вообще, уже сто раз пожалела, что тогда тебя подобрала. — Безуспешно отталкивая эту наглую скотину, процедила сквозь зубы.

— Врешь! Врешь, моя княжна. Я тебя чувствую. Я тебя знаю. Просто признай мою правоту. Ты... хочешь... меня. — Сказал он понизив голос, зорко следя за тем как его бормотание, проникло в мое сознание на холодной волне дрожи, словно маленький крючок, гладкий и острый, такой, который более глупая рыбка могла бы проглотить не раздумывая.

Волна жара покатилась по телу от макушки до пят. Я замерла, но сердце ворочалось и колотилось, словно искало, куда бы ему спрятаться.

— Может быть.— Сказала я тихо, поворотом головы попав в ловушку его глаз. — Может ты и прав. Только это ничего не меняет. Ты подставил меня, когда привез в Дом! Ты устроил это... заклинание, и лишь чудом не вышло по-твоему. И после таких выкрутасов ты еще на что-то надеешься? Я не могу тебе доверять, и это никогда не изменится.

Железные пальцы коротко сжались на моих плечах, и сразу же убрались в след за остальным телом отступившего на шаг Арвена. Дышать стало определенно легче.

— Ладно.— Спокойно и уверенно сказал он. — Все равно будет по-моему. Я докажу что ты ошибаешься.

Я только выразительно изогнула бровь.

Мерзкий плагиатор сделал то же самое, но в зеркальном отражении, нагло усмехнулся и сказал :

— Пойдем. У нас и так мало времени.

И мы пошли.

Я очень не хотела идти на базар. Очень. В конце концов, чтобы затащить меня в пасть старинных ворот, Арвену пришлось сделать это волоком, схватив за руку в его любимом месте — чуть пониже плеча. Я молча упиралась, отстраненно размышляя, что, наверное, такими темпами у меня на руке скоро появится перманентный отпечаток его пальцев. Но самое главное, я по привычке ждала удара скопившихся за века отголосков чужих эмоций, обрушивавшихся на меня еще у входа, в те два одуряющих раза, когда я отважилась сходить на этот чертов базар. Ничего. Только отдаленное и невнятное бормотание из-за воображаемой бетонной стены. Вот и все, что напоминало о существующей опасности.

"Откат!" — Наконец дошло до меня. К хорошему привыкаешь быстро. Я вспомнила почему в последнее время могла безнаказанно злиться. Оказывается, в этой дряни можно было найти и положительные стороны.

— Вечно вы, высокие, избегаете толпы. Как же! Голубой крови не место среди плебеев! Князьям негоже смешиваться с народом!— Недовольно бормотал Арвен, протаскивая меня мимо овощных рядов.

Я покосилась на него, и собралась уже было возмущенно объяснить почему я так не люблю скопления народа, но вовремя заткнулась, подумав, что если люди вроде меня явно скрывают схожие способности, то и мне сдавать все с пол-пинка было бы глупо. Тем более Арвену.

В этот ранний час народу было мало, и серая пыль, утоптанная тысячами ног днем ранее, еще не взвилась с земли, заглушая разнообразие запахов. Я жадно втянула воздух, проходя мимо сухофруктов, орехов и специй, вдыхая ароматы корицы, перца, миндаля и сушеной хурмы, напомнившие о солнце, жарких странах и существовании такой далекой от меня штуки, как радость жизни.

Пес приостановился, отпустил мое предплечье, и тут же взял за руку, больно сжав ладонь. Скорее всего, сделал он это большей частью из вредности, чем пытаясь привлечь внимание — я задумчиво облизывалась на ближайшую гору миндаля, дерзновенно посмев не внять каким-то его архиважным словам.

— Уй! — Буркнула я, дернув рукой. — Чего тебе? А про себя подумала : "Самонадеянная скотина. Ну ничего, я тебе все это еще припомню."

— Слушай, говорю! — Дернул он в свою очередь мою руку, приблизившись вплотную. — Сейчас мы пойдем на особенный рынок. Он тайный, и распространяться по поводу его существования не принято по массе различных причин. Постарайся не оглядываться по сторонам. Не вырывайся, ни с кем не заговаривай и, вообще, старайся не привлекать к себе внимания. Это не увеселительная прогулка, поняла?

— Поняла. Одни сплошные "НЕ". А почему этот рынок тайный? — Раздраженно спросила я, мало надеясь на исчерпывающий ответ.

— Потому. Сама увидишь. — Не разочаровал меня сей приятный и общительный человек. — Теперь пошли.

Петляя между прилавками с рыбой и овощами, планомерно продвигаясь к задворкам, мы дотащились, вернее, дотащили меня, до какой-то грязной кирпичной стены с широкой, но низкой, коричнево-ржавой дверью. Арвен остановился и внимательно посмотрел на нее. Зачем нужна была эта дверь, если как раз напротив нее, по ту сторону невысокого обшарпанного ветерана оградостроения, рос старый тополь, и отчетливо шумели машины, я поняла не сразу. Дурацкая дверца, при подробном рассмотрении, оказалась захваченной краем крупномасштабного граффити. Чьей-то не опытной, но твердой рукой, потекшей краской на стене был выведен угольно-черный силуэт идущего человека. Человек отбрасывал почему-то прозрачную тень, и контур ее головы, слегка "припыленный" с внешнего четкого края спреем из того же баллончика, падал чуть выше ручки двери.

— Ты видишь ручку? — Зачем— то спросил Арвен.

— Конечно. — удивленно ответила я. Она была матово-стальной, круглой и плоской, отполированной множеством рук, и от этого словно слегка истершейся.

— Отлично. Открывай. — Коротко скомандовал он.

Я пожала плечами и потянула дверь на себя. Против моих ожиданий, она открылась легко, без ожидаемого зловещего скрипа, оскорбив меня тем самым в лучших эстетических чувствах. За дверью оказалась обычная пыльная улочка, пролегшая между оживленными торговыми рядами.

Я посмотрела на прилавки за дверью. Затем на тополь, который возвышался за кирпичной стеной по ту сторону двери, и по всем законам природы должен был перегораживать проход. Потом снова на прилавки. Потом на Арвена. Он стоял рядом, наблюдая за мной с самодовольной ухмылкой.

Полюбовавшись на это персонифицированное воплощение самодовольства, я неопределенно угукнула и, не поленившись, подтащила к стене валявшийся рядом пластиковый стул со сломанной спинкой. Взобралась на него, подтянулась и выглянула за стену. Внизу мирно шелестели кусты. Рядом с дорогой тянулся изрытый колдобинами тротуар, по которому неспешно прогуливался толстый наглый голубь, по разбитой дороге, громыхая на особенно удачных ухабах, проехала легковушка, заставив призраком близкой торговли воспарить над асфальтом обрывок пластикового пакета... и никаких прилавков там не было и в помине.

— Что за фигня? — Удивилась я, спрыгивая на землю. В проеме двери все так же бурлила торговая деятельность.— Как такое возможно? Там же сотни людей!

— Это Стинь-Торжище.

* * *

— Название прозвучало с большой буквы, указывая на Важность Места.— Или просто Торжище. В нашем мире существует множество мест и вещей, скрывающих в себе больше, чем мог бы представить смертный человек.

"Жаль, что он забыл добавить "Друг Горацио". — Ехидно подумала я, с трудом сохраняя на лице нейтральное выражение.

— Торжище далеко не самое необычное из них. Оно не для людей, и продают там все что угодно, но только не обычные товары. — Продолжал объяснять Арвен, приняв вид уникального специалиста, снисходящего к убогим. Глаза весело блеснули, губы дрогнули, бровь выгнулась, да и, вообще, весь его вид, от кончика переброшенной на плечо косы, до засунутых в карманы дизайнерских джинсов рук, не внушал никакого доверия.

— И что же ты собрался продавать? — Настороженно спросила я, предусмотрительно отступая в сторону.

— Ничего. — Ухмыльнулся Арвен, схватил меня за руку, и резко развернув к проходу, добавил ускорения веками испытанным способом. Я ударилась о невидимую упругую стену, и провалилась в шумный, пронизанный пылью и странными запахами, воздух Торжища.

— Мы пришли сюда кое-чего прикупить. — Договорил он уже закрывая дверь, которая, как я увидела резко и зло развернувшись, оказалась совершенно не похожей на калитку открывшуюся с противоположной стороны. Да и стена была заметно выше и прочнее. Впрочем, несхожесть стены и двери волновали меня меньше всего, когда я угрожающе придвинувшись к мерзкой псине, попыталась просверлить его глазами насквозь. Ах, если бы мысли убивали... мало почтительное отношение собаки меня бы уже давно, давно-о-о не волновало. Хотя, с другой стороны, вполне вероятно, что тогда бы меня волновали оскорбительные поползновения опарышей, или еще чего похуже.

— Ладно, ладно! Извини. — Сказал Арвен, шутливо подняв руки вверх.

— Когда извиняешься, попытайся не скалиться так нагло — портит весь эффект. — Недовольно буркнула я, и повернулась для того чтобы посмотреть куда попала. А посмотреть там было на что.

Стинь-Торжище только сначала показалось мне обычным. Нигде не сияли неоновые вывески с со словами "магия" или "колдовство", и волшебников, в расшитых таинственными символами робах, делающих зрелищные пассы руками, тоже не наблюдалось. За прилавками стояли люди, явно отдававшие предпочтение повседневной одежде, и судя по мусору под ногами, припорошенному тонким желтым песком — пластиковым заменителям столовых приборов, чипсам и прочим обернутым в пластик "благам" цивилизации. Вот только товар у них был странный.

Вместо обычных футболок, брюк, юбок, и бытовой мелочевки — неизменных атрибутов базарной торговли, на прилавках лежали вещи на первый взгляд совершенно непонятные. И на второй тоже. На одном из ближайших к входу лотков — простом железном столе, выкрашенном облупившейся темно-зеленой краской, громоздились причудливые, отполированные до блеска коряги. Рядом, там где обычно болтаются на весу майки и кофты, раскачивались разноцветные полоски кожи, украшенные непонятными символами, или неотполированными металлическим бляшками всех размеров и форм. Чуть дальше, на застеленном белой тканью прилавке-лестнице, неровными боками матово поблескивали гладкие, словно морская галька камни, и природные кристаллы, мало похожие на сувенирные. Некоторые в картонных коробках, другие почему-то на маленьких деревянных подносах, а самые мелкие, вообще, в коробках из-под спичек, или даже в скорлупе от грецкого ореха.

— Что это? — Заворожено спросила я, сквозь шум базара, у потянувшего меня словно буксир Арвена, по мере продвижения выворачивая голову назад, и пытаясь рассмотреть какой-то кривой, особенно заинтересовавший меня, разноцветно-пятнистый булыжник.

— Бытовая мелочь для слабых. Нам это не нужно. — Неохотно буркнул буксир, утаскивая меня все дальше, словно взрослый непослушного ребенка.

Да я и почувствовала себя ребенком, впервые попавшим в сувенирную лавку, настолько интересными и необычными показались мне вещи на Торжище. В просветах между толкавшимися и переговаривающимися людьми, перед моими удивленными глазами проносились самые разные предметы, от почти обычных, вроде кожаных перчаток, сплошь расшитых металлическими нитями, разнокалиберных лопат, керосиновых ламп, и подсвечников, до совсем непонятных конструкций из дерева, металла, и стекла.

Как не странно, но в толчее и гомоне базара дорога к цели мне показалась совсем не тесной. Проталкиваться мимо кого-либо нам не пришлось ни разу. И как не противно было это сознавать, то была целиком и полностью заслуга Арвена.

Высокий и сильный, он прокладывал наш путь через толпу, как нож сквозь масло, даже не потому, что встречных пугала его явно превосходящая сила, а по причинам куда более интересным. Он осознанно излучал опасность, отпугивавшую всякого, кто посмел оказаться на пути. Даже я, на время лишенная своих возможностей, могла чувствовать это как упругие злые волны, направленные вовне. Странно, но меня они не затрагивали, и даже коварно внушали ложное чувство защищенности, которому я на отрез отказывалась доверять.

Чем дальше мы шли, тем солиднее становились торговые места и продавцы. Мельчайший песок под ногами показался мне заметно светлей и чище. В огороженных белым пластиком будочках, в довольно модной, не спортивной одежде люди, торговали деревянными и железными расческами, бутылками с разноцветной жидкостью и без ярлыков, вроде тех, что я видела в ванной Дома, резными шкатулками, и украшенными орнаментом, бисером или вышивкой, кожаными мешочками различной вместительности и цветовой гаммы. Резко дернув меня направо, и никак не отреагировав на оскорблено-злобное шипение, Арвен вывел меня на длинную "улицу" застекленных ларьков-магазинчиков. Она змеилась как минимум на несколько сот метров, и конца не было видно за множеством выступающих фигурных вывесок, козырьков, и прорезающих ее сквозных проходов. Бурлящая толпа тут заметно поубавилась, и нам уже не приходилось встречать скопления непрерывно переговаривающихся покупателей и продавцов. Хорошо одетые люди то и дело открывали звякающие двери, или выныривали из какой-нибудь лавочки, не редко в сопровождении кого-то, несущего за ними коробки или свертки.

Прямо перед нами, заставив притормозить даже галопом несущегося Арвена, распахнулась дверь магазинчика. Витрина его радовала взгляд множеством стеклянных банок, наполненных сухими травами, обломками коры, шмотьями подозрительного вида мха, какой-то фигней, напоминавшей пыльную паутину, шипастыми семенами, и гордой надписью "Ингредиенты", синим готическим шрифтом выведенной на подсвеченной изнутри квадратной табличке.

Обдав меня захваченным из помещения специфическим амбре сушеной травы и еще какой-то кисловатой дряни, из магазинчика вышел вполне обычный подросток неопределенного возраста. Высокому худосочному мальчишке можно было с легкостью дать от тринадцати до шестнадцати лет. Его светлые, довольно густые, но явно не свежие и не чесанные волосы, падали по обеим сторонам лица, на лоб и плечи, безмолвно вопия о стрижке и шампуне. Грязная и местами дырявая, красная футболка с черным принтом "You've no more need to be lonely"

* * *

балахоном болталась на плечах. Плечи выглядели широкими, но костлявыми, и руки были немного длинноваты, словно намекая на то, что и без того высокому подростку еще есть куда расти, перед тем как превратиться в полномасштабного мужчину, заложенного в нем природой. Драные джинсы и стоптанные, грязные кроссовки завершали колоритный образ юного голодранца.

Я успела подробно рассмотреть его лишь потому, что закрыв стеклянную дверь, он соляным изваянием застыл у входа, тупо вытаращив на меня светлые, ставшие почти круглыми глаза, обрамленные стрелами темных и длинных ресниц.

Арвен смерил его долгим колючим взглядом, недовольно нахмурился, и целенаправленно потащил меня дальше, мимо магазинчика и странного, не по погоде одетого мальчишки. Приблизившись вплотную к нему, я почувствовала отнюдь не заранее ожидаемый дух немытого тела, а непонятно-знакомую, едва уловимую смесь ароматов меда, инжира и горького миндаля. Пацан неожиданно-горько всхлипнул, и сердце кольнуло тонкой и подлой иглой жалости, которая заставила меня посмотреть ему прямо в глаза. И лучше бы я этого не делала. В голубых, прозрачных как хрусталь глубинах, стояло целое море тоски. Он смотрел на меня как бездомный щенок, как маленькие несчастные дети, наверное, смотрят на каждого взрослого, пришедшего в их приют, как умирающий от голода и холода котенок, как ... Боже мой! Лучше бы я не смотрела! Я резко отвернулась и прошла мимо, борясь с желанием согнуться пополам и баюкать, баюкать неожиданно занывшее место в груди.

" Да причем тут я?! Я-то тут причем?! "— Горько думала, шагая следом за Арвеном по одному из темных сквозных проходов.— " Я не его мать. Он, вообще, уже слишком взрослый!" Ну, а так как лишние чувства я никогда не любила, то через несколько секунд умудрилась разозлиться и преувеличенно-цинично приказать самой себе:"Засунь в задницу свой неожиданно возникший материнский инстинкт. Такие мальчишки с детства учатся быть хорошими актерами. Он, наверное, так профессионально деньги клянчит."

Глупо, но если бы у меня были с собой хоть какие-то деньги, то я отдала бы ему их все, без остатка.

Задумавшись, я не заметила как мы оказались у двери одной из многочисленных лавочек, находившейся в наиболее затемненном углу Торжища. Не успев затормозить, я споткнулась и упала в гостеприимно раскрывшиеся объятья.

— Вот видишь. — Сказал Арвен, с неожиданно теплой усмешкой. — А говорила, что не нравлюсь.

— Мы на месте? — Преувеличенно холодно процедила я, кое-как отпихавшись.

— Да, но перед тем как войти я должен тебя предупредить : не называй меня по имени, ничего не отвечай на вопросы о себе, и вообще, помалкивай.— Заявил мерзавец-Арвен, отчетливо посерьезнев.

— Помалкивай? — Спросила я, нехорошо прищурившись.

— Для твоей же пользы, моя княжна! -Ухмыляясь, он присел в полу-поклоне, подмел пол воображаемой шляпой, и крепко "прижал" ее к груди, недостоверно изображая испуг и уважение. — В этой лавчонке нас ожидает очень важное дело, по окончании которого, я готов буду ответить на все твои вопросы. Все вопросы! Все-все. — Добавил Арвен проникновенно. Примерно так небезызвестный кот уговаривал Буратино прикопать в чистом поле все свои сбережения.

— Ну-ну. — Подозрительно хмыкнула, уже входя в галантно распахнутую передо мной дверь. Восторженный вздох, сорвавшийся с моих губ мигом позже, потонул в переливчатом звоне колокольчиков. Лавчонка была прекрасна.

_____________________________________________________

*Не можем/не возможно. (лат.) — форма категорического отказа.

** Твой кретинизм меня не волнует. (лат.)

* * *

Тебе не нужно больше быть одиноким. (англ.сленг)

* * *

Стинь — тень, падающая около предмета. Торжище — привоз, рынок, базар, место купли и продажи. [ Толковый словарь Даля]

_____________________________________________________

Глава 16.

Мир безразличен и жесток. Природе, в гениальной простоте ее безграничного равнодушия, не известны такие понятия как "справедливость", "зло" и "добро". Сильный съедает слабого, довольно симпатичные гиеноподобные собаки всей стаей убивают не менее симпатичного новорожденного теленка, а весы фортуны могут так никогда и не качнуться даже в сторону самого честного из людей. Но если верить, если открыто и пламенно верить, то черная полоса когда-нибудь обязательно закончиться и в конце тоннеля появится свет. Всегда нужно уповать на высшую справедливость. Однозначно. Если, конечно, ты — законченный идиот. Потому что, Бог, по идее, должен ведь помогать юродивым. Всем остальным, если только они не особенные везунчики, к сожалению, приходиться рассчитывать на себя. Ну, а в свете последних событий, любой, даже самый закоренелый идиот, на моем месте давно бы уже усомнился в собственной удачливости.

Поэтому, пусть и застигнутая врасплох красотой внутреннего убранства лавочки, в которую привел меня Арвен, я сразу же начала прикидывать куда меня, в свою очередь, приведет небольшая незапертая дверь у дальней стены. Она кричала о свободе потоком дневного света, белым лезвием прорезавшим уютный золотистый полумрак помещения. Помещение это, кстати говоря, оказалось ювелирной лавкой. Вот только, как и все на Торжище, эта "лавка" разительно отличалась от всех ювелирных магазинов, виденных мною ранее. Неяркий свет, мягко струившийся из точечных светильников на потолке, пятнами выхватывал из полумрака драгоценности, развешенные в стеклянных ящичках на стенах. Каждая вещица в отдельном прозрачном футляре, они золотыми и серебряными кружевами мерцали на фоне темного бархата и атласа. От потолка и до середины, невидимые под стеклянными микровитринами стены, были сплошь увешаны ими, словно диковинными картинами. Обычных витрин не было, но их функцию успешно выполняли металлические пюпитры, вместо книг занятые стеклянными коробками больших размеров. Они твердо стояли на плиточном черном полу, ровными рядами, вдоль сверкающих стеклом и драгоценным металлом стен. Странно, но во всем этом великолепии оказалось на удивление мало драгоценных камней. Лишь пару раз я заметила два или три небольших самоцвета, заключенных в изящную вязь серебра, а присмотревшись еще внимательней поняла, что ни в одной из коробок нет ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего застежку, цепочку, или какое-либо другое крепление, по идее, обязательное для всех драгоценностей кроме колец, которых в лавке не было вовсе. Да и форма украшений оказалась непонятной. Это были скорее фрагменты драгоценного кружева, нежели привычные серьги, колье или браслеты.

— Что это такое? — После затянувшегося недоуменного разглядывания спросила я, внимательно наблюдавшего за мной Арвена.

— То, или почти то, за чем мы пришли. — Загадочно ответил он.

И недовольно нахмурившись, вдруг, почти проорал :

— Ну, и долго нам еще ждать, Матолх?!

Не успела я ничего сказать (а сказать мне в последнее время хотелось многое, и большая часть этих слов носила бы неповторимый национальный колорит), как открылась дверь, оказавшаяся вовсе не запасным выходом, и вместе с потоком холодного, лже-дневного люминесцентного света ( Удачливость? Ха-ха. ), из соседнего помещения вышел невысокий худой человек.

"Магазинчик внутри явно больше, чем могло бы показаться снаружи." — скользнула по краю сознания невнятная мысль, но была отпущена как малозначительная. Гораздо интереснее оказалось появление предполагаемого владельца лавочки. Интереснее, не в самом приятном смысле этого слова.

Дрогой с виду, деловой коричневый костюм сидел на угловатом, но плотном каркасе немолодого хозяина лавки как влитой. Темные, с легкой сединой волосы, были подстрижены коротко, открывая высокий лоб и всю глубину холодных оценивающих глаз, словно вязкая октябрьская грязь маслянистых, холодных и темных. Неприятные глаза эти были бы единственным интересным пятном на невыразительном овальном лице с тонкими злыми губами, если, конечно, не брать во внимание его кожу. Она, по цвету и фактуре, напоминала шляпки залежавшихся в холодильнике шампиньонов. Таких, которые можно найти сморщенными в коробке, в углу самой дальней полки, пораскинуть над ними мозгами на тему: "выкинуть, или рискнуть травануться", и в конце концов, преисполнившись чувства собственного достоинства, с облегчением сунуть их в мусорное ведро.

Короче говоря, человек этот мне с первого взгляда не понравился. Да и человек ли? Матолх, вместе со своей серой кожей, отличной одеждой и дурацким, липким словно кусок грязного теста именем, вполне мог бы сойти за неудачно замаскировавшегося пришельца.

— Кто меня звал? — Формально-любезно спросил названный Матолхом. И прозвучало этот так, что даже мне стало понятно — он прекрасно знает кто его звал, зачем мы пришли, и знание это его нисколько не радует.

Арвен, в свою очередь, принял ошеломительно-правдоподобный королевский вид, даже не потрудившись удостоить собеседника ответом.

— Ах, это Вы, многоуважаемое создание Аннуина. Не ожидал! И с вами дама! — Легкий кивок адресованный в мою сторону вынуждал на ответную вежливость, и я неохотно кивнула в ответ, чувствуя безотчетную потребность прикинуться немой, а еще лучше сделаться невидимой. Опять же, будь проклят откат.— Простите великодушно, что не оказал достойного приема. Как всегда я к Вашим услугам, но именно сегодня дело не терпящее отлагательств... — Журчал Матолх предельно вежливо, шокирующе приятным безвозростным голосом. — В искренность этого журчания я не поверила ни на грамм.

— Хватит. — Холодным тоном оборвал его Арвен. Судя по всему, он тоже не особо купился на расшаркивания хозяина. — Мне нужен твой товар, и я ожидаю что ты, как всегда, предоставишь самое лучшее из запасов. Покажи нам диаварны.

— Диаварны? Вам? — Холодно спросил Матолх, мгновенно отбросив притворную радушность. — Вы прекрасно знаете, что они предоставляются только Высоким.— Сказано это было чуть ли не тоном священника, предающего еретика анафеме.

— Ты забываешься, любезный. — Произнес Арвен ровным бесцветным голосом. Даже мне, относительно посторонней наблюдательнице, эти слова почему-то показались непосредственной угрозой жизни.

В пахнущем пылью воздухе отчетливо потянуло грозой, и мне почудилось, что в мало освещенных углах помещения угрожающе зашевелились тени.

По лицу Матолоха пробежал отголосок непонятной эмоции, угловатые плечи заметно напряглись, и пару раз беззвучно раскрыв рот, он через силу выдавил :

— Прошу прощения за непочтительность, но это требование слишком неожиданно. У меня нет необходимой вещи.

— Ты лжешь. — Спокойно обронил Арвен, неосознанно повернувшись так, что пятно света упало на его плечо, осветив часть шеи под моим знаком.

Несмотря на заметно напряженную позу и подавленный вид Матолха, его узкие губы злорадно дернулись, словно червяк на крючке, видимо пытаясь не обозначить улыбку.

— Вас довольно долго не было в местах Стинь, многоуважаемый. С недавних пор многое изменилось. — Омерзительно-доброжелательно промолвил он, с преувеличенным интересом рассматривая знак на шее Арвена.— И, видимо, Вы не осведомленны о последних и наиболее важных изменениях. Еще пол-года назад Совет Высоких запретил свободное распространение диаварнов. Все их изъяли с компенсацией стоимости. Новые производить слишком накладно, да и зачем, если нет легального спроса? Материал слишком дорог, как, впрочем, и моя репутация в глазах высоких клиентов. Я не намерен рисковать ей ради помощи полукровкам. — Взгляд тусклых глаз, скользнувший по мне с легким презрением, видимо означал, что меня прировняли к этой "почетной" категории. — У меня больше нет и не будет диаварнов. Теперь это — шойда*. — Закончил хозяин лавчонки свою прочувствованную речь с глубоким и громким выдохом. Такие звуки обычно означают: "Вот и все. Хоть режьте меня."

Я не привыкла молчать в ответ на оскорбления, пусть даже завуалированные, но в данной запутанной ситуации, блуждая во тьме неведения, предпочла воздержаться от комментариев. Ну, думается, причиной тому был откат, который наделили меня порази-и-ительной осмотрительностью. Зато, стараясь взглядом телеграфировать свое желание поскорее убраться из этого странного места, а заодно и отношение к происходящему, я многообещающе посмотрела на Арвена. И, надо отдать себе должное, сделала это очень и очень выразительно, разве что зубами клацнуть постеснялась. Проигнорировав сии скорбные потуги на ниве мимической активности, Арвен улыбнулся мне отвлеченно-спокойно, но спокойствие это было холодным и выжидающим, сродни обманчивой неподвижности змеи перед броском. Оставалось только порадоваться, что его внимание сконцентрировано было отнюдь не на мне.

— Ты уверен, Серый Человек? — Спросил Арвен как-то официально, и от звука этого высокомерно-холодного голоса мне захотелось вжать голову в плечи. Краем глаза заметила непонятное движение — опять померещились движущиеся тени.

Похоже, вопрос этот подействовал на Матолха гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать. Как-то испуганно сжавшись, и растеряв все свое напускное превосходство, но все еще отчаянно пытаясь сохранить остатки достоинства, он придушенно проскрежетал:

— Я не стал бы лгать одному из Своры Аннуина. Тем более теперь. — Он смазано махнул рукой куда-то за спину. — У меня нет ничего. Но я с радостью предоставлю Вам информацию...

— Где? — Почти безразлично уронил Арвен. В его взгляде, устремленном, к счастью, не на меня, застыл холодный расчет. Это были жестокие глаза незнакомца, человека который точно знал чего он хочет, и как этого добиться, предположительно, не останавливаясь ни перед чем. На миллисекунду мне стало жаль Матолха, но себя мне было еще "жальче". Я все острее осознавала в какую патоку вляпалась по самые брови, связавшись с этим существом.

— Клим Кадарин держит свою лавку. Почти все редкости, шойда или нет, стекаются к нему. Там наверняка найдутся и диаварны. — Выложил Матолх, заметно обрадовавшись возможности перебросить стрелки на кого-то другого. И при виде недоуменно вздернутой брови Арвена ( подозрительно знакомой мне по собственному отражению в зеркале) охотно уточнил: — Вы должны его знать. Он так же известен как Клид Ху Кадарн.

При звуке этого имени отстраненно-надменное лицо Арвена, впервые за последние несколько минут, отразило простую человеческую эмоцию — скривился он так, словно проглотил лимон, разжевав его больными зубами.

— Да. Где? — Выплюнул пес с подчеркнутым недовольством.

Хозяин лавчонки объяснил подробно, едва сдерживая облегчение от того, что нашелся повод спровадить неприятных посетителей. Судя по описанию, нужное Арвену место находилось не так уж далеко, и если бы не железная хватка его пальцев и непререкаемое "Идем, Ярослава!", прозвучавшее вместо прощания с Матолхом, и отвлекшее меня от вдумчивого рассматривания ближайшего из драгоценных кружев, отправился бы он туда один. Нет, честно.

" Кто назначил его моим новым боссом? И когда это произошло? Позорище... позволяю мужчине собой помыкать." — Туповато подумала я, шагая на улицу следом за самоуверенным гадом, мертвой хваткой вцепившемся в мое запястье.

Мы быстро миновали несколько затемненных улочек, и вышли к небольшой полукруглой площади, украшенной некогда изящным, но неработающим фонтаном. Скульптурная композиция, находившаяся в середине круглого мраморного бассейна, изображала схватку двух каких-то животных, изрядно пострадавших не то в ходе самой эпической битвы, не от рук вандалов и времени. Одно из них, судя по одиноко торчавшему, мастерски исполненному крылу, до трагической потери парной конечности, хвоста и морды, было великолепным драконом. Второе казалось потрясающе натуралистичным телом лошади без всадника и головы.

На площади, как и всюду на Торжище, неравномерно покрывая вытоптанную до состояния камня, до желтизны высушенную землю, под ноги мягко ложился белый тонкий песок. Мы подошли к фонтану, и задумчиво обмахнув рукавом его мраморный бортик, Арвен жестом предложил мне сесть, даже не потрудившись сказать какую-нибудь гадость. Не иначе как очень глубоко задумался. Я молча села спиной к бело-мраморной хм.. крупу скульптурного животного, предварительно подтянув не подходившие по размеру джинсы. Заметив это, пес необъяснимо оживился, впившись в меня изучающим взглядом. Воспользовавшись ситуацией, я ответила тем же.

Сегодня он был все так же красив, но в холодном свете осеннего солнца его внешность оказалась пугающе реальной. В полутьме моей квартиры, в искусственном свете лампочек Дома, и рассеянном освещении лавчонки Матолха, я, сама этого не осознавая, все еще воспринимала его как-то отстраненно. Словно персонаж на экране кинотеатра, словно что-то не имеющее влияния на мою реальную жизнь. Но в ярком безжалостном свете, посреди поговорочного Бела Дня, в общественном месте, окруженный обычными звуками жизни, на меня внимательно смотрел довольно высокий мужчина из плоти и крови. Жесткая грива его темных волос, временно обузданная косой, оттеняла безупречную кожу лица, под надменно изогнутыми бровями горели угли искрящихся умом глаз, и губы были дразняще сложены в самоуверенную полуулыбку. Реальный, опасный, умный, и потрясающе красивый. Предположительно мой.

В груди упруго раскрылся горячий цветок, и сердце сбилось с привычного ритма. Я смотрела в его глаза и мир вокруг отходил на задний план. Присев на корточки, возлюбленный нежно прикоснулся к коже моей щеки подушечками длинных и сильных пальцев. Судорожно вздохнув, он провел ими по своим губам. Я не заметила как взяла его лицо в ладони и наклонилась для поцелуя, вдыхая теплый знакомый запах. Его руки легли мне на плечи, а тело придвинулось еще ближе, отгораживая от остального мира. Он и был моим миром....

Так, стоп. Стоп-стоп-стоп.

"Возлюбленный?! Моим миром?!!! Какого, спрашивается, хрена тут происходит?!" — Возмущенно взвопила сирена внутренней сигнализации.— "Подруга, нас нагло пытаются взломать!"

Резко придя в себя, я помотала головой, и что есть силы толкнула мерзавца в грудь. Он упал рядом, картинно взмахнув в воздухе длинными ногами, но тут же поднялся, текучим, неуловимым движением. Странно, но ни один из многочисленных прохожих не обратил на это ни малейшего внимания. Видимо, случались на Торжище вещи и поинтереснее. Посему мы удостоились лишь пары безразличных взглядов пожилых торговок пирожками, сидевших в киоске напротив.

С преувеличенным усердием отряхнув свою одежду, и бормотнув что-то себе под нос, мой прекрасный..тьфу, скотина и мерзавец сварливо спросил :

— Как я успел испытать на себе, у тебя снова перепады настроения, моя княжна?

— Перепады?! Что это сейчас было? Какой-то гипноз? — Потребовала я объяснения.

— А то ты не знаешь! Ведь ты это сама начала, и все шло прекрасно ! Но, нет! Тебе надо было испортить и этот момент! — Выплюнул Арвен, подчеркнуто-медленно приближаясь.

— Что-о-о? Ты меня загипнотизировал и я же еще и виновата?! Вот теперь я понимаю что такое мужское вероломство! — Неверяще протянула я.

— Ах, ты все-таки заметила, что я мужчина? Польщен! — Ядовито прошипел пес.— Никто тебя не гипнотизировал, безграмотная недоучка! Я просто прикидывал удастся ли выдать тебя за свою родственницу. Ты сама это сделала! Не забывай про знак!Кто из нас высокий мальфар?! Я просто поддался воздействию. Вот так это и работает. Ты сама захотела меня поцеловать. — Сказал он это таким тоном, словно я должна была немедленно прочувствовать всю свою ничтожность и скудность ума.

— Я? Даже и не собиралась! Даже и не думала.— Возмутилась уже тише и менее уверенно, слабохарактерно пропустив оскорбление мимо ушей.

— Тот случай когда леди слишком протестует! — Безапелляционно провозгласил гад, мгновенно почувствовав слабину. — А о чем ты размышляла, когда так внимательно меня разглядывала? — Вкрадчиво спросил он, нависая надо мной двухметровой широкоплечей громадой.

— Господи ты боже мой! Да о том, какой ты неотразимый красавчик, само собой! — Рыкнула я, замаскировав правду язвительностью.

Но, разгадав уловку, Арвен расцвел белозубой хищной улыбкой, и молниеносно переместившись на бортик фонтана, вторгся в мое личное пространство вместе со своим коронным бархатным бормотанием :

— Рад, что наши мысли совпадают. Я тоже думал о том, насколько красивая мне досталась княжна. Такая реакция вполне понятна, но в следующий раз постарайся контролировать себя на публике. — Добавил он обманчиво-нежно.

Я сама на себя разозлилась за маленькую острую радость, искрой вспыхнувшую в ответ на его откровенность.

— Ты что-то путаешь. Ничего тебе не досталось.— Отрезала как-то по детски, резко отшатнувшись.— Тяжелый случай глубокого самозаблуждения, не иначе. Сомневаюсь в любой возможности "следующего раза".

— Отрицай. — Бормотнул он, придвигаясь опасно близко.— Отрицай сколько хочешь, МОЯ княжна. — Этот голос выжег два последних слова где-то на моих барабанных перепонках. — Но ты достанешься, рано или поздно. И следующий раз будет, и будет больше, я тебе обещаю.

Меня прошило подлой колючей молнией, и кровь зашумела в ушах от злости, необходимости что-то немедленно предпринять, и... предвкушения.

"Этот гад наверняка оттачивает на мне свою стандартную методику совращения! И я, убогая, ведусь-таки на эту муть. С этим надо кончать, пока дело ненароком не дошло до изображения Зверя о Двух Спинах. "

Словно прочитав мои мысли, Арвен медленно отодвинулся и выразительно хмыкнул, радостно, по-волчьи хищно и белозубо ухмыляясь. Так улыбались, наверное, челюсти старинных капканов, имитировавшие на заре своего появления зубастые пасти, глаза и уши охотничьих псов. Так улыбаются акулы, почуяв в воде первые капли крови, так... короче говоря, высокопарную чушь в сторону — улыбался он наипаскуднейше.

"Ну это мы еще посмотрим!"— Подумала я, злобно прищурившись в ответ, имея ввиду сложившуюся ситуацию вообще, и наглые поползновения в частности.

Плагиатор и гад дернул бровью, и в глазах его появился какой-то нехороший блеск. Блеск упертости, я бы даже сказала. Впрочем, очень быстро этот блеск, да и сама расслабленная поза Арвена, сменились выражением сосредоточенности, как в ставших колючими глазах, так и в положении тела. Он смотрел мимо меня, и на губах его остывала улыбка. Хотя, "улыбка" — это, наверное, неправильное слово для обозначения определенного изгиба губ, за которым нет ни радости, ни счастья, ни доброты. Вообще ничего, кроме холодного жутковатого веселья.

Я хотела было обернуться и посмотреть кого он там увидел, но предупреждающее пожатие железных пальцев, тесным кольцом сомкнувшихся на моем запястье, однозначно "порекомендовало" мне этого не делать.

"Гад научился предугадывать мои поступки. И это не есть хорошо..." — Отстраненно подумала я, одновременно гадая что же могло его так "встревожить".

Источник беспокойства Арвена явился моему удивленному взору несколькими мгновениями позже. Я ожидала увидеть все что угодно : монстров, злобных мускулистых качков, орков, или хотя бы какого-нибудь захудалого Дарта Вейдера, но это были всего лишь две красивые женщины. Хотя, "всего лишь", несомненно, было бы неверным определением для столь интересных особ.

Дыша духами и еще раз духами, рядом с нами остановились две колоритные брюнетки. Та что повыше, была одета в черное кашемировое полупальто, брюки и высокие сапоги. Ее длинные темные кудри, отливавшие насыщенным вишневым оттенком, струились почти до талии. С красивого, но высокомерного и бледного лица с не накрашенными губами, смотрели светло-голубые, густо обведенные черным, глаза. И смотрели они исключительно на Арвена. Вторая брюнетка, немного ниже ростом, скрывала под коротким бардовым пальто пиджачного типа изгибы чуть более плотной комплекции, и волосы ее, мастерски подстриженные и уложенные, обрамляя изящные черты красивого и умного лица, ложились на плечи красно-каштановыми, роскошными локонами. Узкая прямая юбка брюнетки номер два не закрывала коленные чашечки стройных ног, обутых в лакированные ботинки, которые, как я злорадно подметила, чересчур аляповато блестели на фоне чулок, выполненных в виде черного кружева.

— Здравствуй, мой дорогой друг! — Проворковала голубоглазая мягким грудным голосом, остановившись напротив Арвена так, что полы ее пальто почти касались его колен.

Я попыталась вежливо отодвинуться и уйти, конечно же, просто чтобы не мешать разговору, но железная клешня, намертво вцепившаяся в мое запястье, не дала мне возможности даже отсесть так далеко, как хотелось бы.

— Здравствуй, София. — Неохотно отозвался "друг", не удосужившись даже оторвать задницу от бортика фонтана.

— Как давно мы не виделись в местах Стинь! И вот ты снова здесь, и не один. — Ее холодный взгляд мимолетно и подчеркнуто-равнодушно зарегистрировал мое присутствие, но могу поклясться, отметил все, от кончиков непричесанных волос, до краев позаимствованной у Арвена одежды. — Означает ли это, что твои разногласия с Советом улажены?

— Как видишь, я здесь. -Лаконично ответил Арвен, холодно улыбнувшись.

— И мы с Норой тоже! — Деланно рассмеялась София. — Ты ведь помнишь Нору? — Элегантный жест рукой присоединил ее спутницу к беседе, отчетливо исключая меня.

Ха. Если она пыталась меня таким образом задеть, то сильно просчиталась. Меня всегда смешили подобные глупые сцены, тем более что на этот раз, кажется, даже могла представиться возможность что-то узнать. Ну, и к тому же, маленькая подленькая мыслишка, гордо прошагавшая в моей голове с миниатюрным транспорантиком, гласившим : "Все равно на нем мой знак, стерва!", насколько бы не была глупой и необоснованной, а все же придавала мне какую-то дурацкую уверенность в... хм...в чем-то там, о чем я даже задумываться не желала.

— Конечно. — Все так же сдержанно Арвен кивнул Норе, и как мне показалось, одновременно моей мыслишке.

— Рада встрече. — Ответила она мягким ровным голосом, в отличие от своей компаньонки, отчетливо обращаясь к нам обоим. Я сухо улыбнулась в ответ.

— Друг мой. — Проворковала София, наклонившись ближе к Арвену, явно сосредоточившись на нем и только на нем. Волнистые пряди ее длинных сияющих волос рванулись к нему вместе с порывом ветра. Надо признать, выглядело это со стороны просто потрясающе. Не будь она такой откровенной стервой, я бы даже похвалила ее за визуальные эффекты. Может быть.

— Я хочу поговорить с тобой о ... — Внезапно, она запнулась и резко выдохнула.

Я проследила за направлением ее полного ужаса и негодования взгляда.

Смотрела она прямо на шею Арвена, точнее, прямо на знак.

Что-то невидимое проскользнуло между ними, когда Арвен холодно и уверенно кивнул ей, отвечая на невысказанный вопрос. Всего лишь мгновение, как край разбитого бокала острое, прозрачное и болезненное, они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Потом он презрительно ухмыльнулся. Отшатнулась София так резко, словно ее ударили.

— Prifisk pu aldri!** — Выкрикнула она жутковатым голосом, похожим на вой ветра. -Hvat kvenna...Kyrpingr!

* * *

Дальнейшие слова, злые, убедительные, требовательные и, как и предыдущие, совершенно мне не понятные, хоть и не были отчетливо слышны за глуховатым ревом зимней бури, нараставшей в ее голосе, очевидно были поняты Арвеном, так как ответил он спокойно и четко:

— Не тебе вмешиваться.

Даже Нора, все это время сохранявшая невозмутимое выражение лица, поежилась от жесткости стали, лязгнувшей в этой фразе.

На лицо Софии, еще несколько мгновений назад болезненно открытое и выразительное, будто бы опустилась непроницаемая завеса.

— Кто она? Что она могла предложить? Что? — Прошипела взбешенная красотка. Звук ее голоса нес в себе хруст и скрежет ломающегося льда.

— Она? Ничего. — Неопределенно усмехнулся Арвен. — Ей даже не было ничего нужно.

— О-о-о. — Резко выдохнула София. Прозвучало это почти как "У-о-у" холодного воздуха высоко в ветвях. — Я поняла! Ты опять выкрутился. Наверняка нашел самую слабую и безразличную, такую, которая и не посмеет тебя контролировать? — В ее глазах блеснуло понимание. — За деньги! Ты сунул денег одной из дэбно! Кто еще стал бы терпеть это? — Небрежный взмах руки, видимо, подразумевал что-то оскорбительное в мой адрес. Я уж было дернулась возмутиться, но то, что последовало далее ввергло меня в легкую стадию тупого недоумения.— Один ее цвет волос — это уже непростительный вызов. Скажи мне, что за тряпка терпит от тебя подобную наглость?

— Тебе не терпится с ней пообщаться? — Спросил Арвен с притворным удивлением. — А зачем, позволь спросить?

— Просто хочу на нее посмотреть. — Прошипела София кровожадно.

"Да, конечно!" — Внутренне хмыкнула я, вздернув бровь. Арвен изобразил на лице то же самое, но в зеркальном отражении.

Заметив это, взбешенная фурия почти подпрыгнула, полностью сконцентрировавшись на мне на короткое, но леденящее кровь мгновение. Неимоверным усилием воли загнав внутрь холодный и новый на вкус ужас, я умудрилась сохранить на лице презрительно-недоуменное выражение, всем своим видом изображая негативное отношение к публичным истерикам.

Недовольно скривившись, словно не получив от меня ожидаемой реакции, София быстро взяла себя в руки, и спросила Арвена уже спокойнее :

— Так как же мне тебя теперь называть, друг мой?

— Узнай у моей княжны. — Невозмутимо ответил друг.

Забытая всеми Нора сдавленно ахнула в сторонке.

— Княжны? — Потрясенно выдавила София. -Но...

Она явно хотела что-то спросить, но лицо ее, отразившее быструю смену явно неприятных эмоций, снова захлопнулось.

— Что же. Счастливо оставаться. — После нескольких секунд потрясенного молчания процедила она уже нормальным голосом, сочившимся злой горечью. — Мышцы ее лица нехотя изобразили исскуственную улыбку, вылепленную исключительно силой воли. — Идем, дорогая. — Подхватив под руку молчаливую Нору, почти развернувшись, София все-таки не сдержалась и мазнув по мне ненавидящим взглядом, четко выплюнула :

— Vaendiskona.

* * *

Я лишь презрительно хмыкнула в ответ. Перевод мне не требовался.

Мы молчали пока их спины не скрылись в одном из многочисленных проулков, ответвлявшихся от площади, кривыми изогнутыми лучами, а потом помолчали еще немного.

Непонятно посмотрев на меня, Арвен хотел было что-то сказать, но передумав, недовольно сжал губы.

Я подумала о жестокости мужчин, стервозности женщин, странности бытия и плавно перешла на собственную незавидную долю. Встрепенулась лишь поняв, что вдруг сама себе напомнила жалкую героиню трагической истории, которая рыдает и страдает до самого закономерно поганого конца, оставляя грустных, но успокоенных соратников скупо всплакнуть над аккуратной могилкой, неискренне сожалея о том, что они так плохо с ней обращались. Да, щас, ага. Размечтались.

"К тому же, нет у меня соратников." — Я сосредоточилась на делах текущих и молча дернула рукой, все так же зажатой в клешне у Арвена.

— Тебе повезло. София не поняла чей это знак. — Мрачно известил он меня, раздраженно отбросив с плеча косу.

" Ха! То есть, не понравилась я ей просто из принципа."

— Во время отката все принимают тебя за малозначимую полукровку. Это продлится не долго. Признай, тебе нужна помощь, и только я могу ее оказать.

— Куда-то не туда свернул наш разговор. Я думала, ты объяснишь с чего это так взбесилась твоя подруга? — Удивленно ответила я.

— Тут нечего объяснять. Для любого Высокого слуга из моего народа — это значительное повышение силы и статуса. Она, как и многие другие, несколько раз предлагала мне свой знак и тело. От знака я отказывался. Теперь София считает что я ей пренебрег, преднамеренно оскорбив. Отныне для нее я существую только в качестве чужого слуги. По многим причинам, в этом конкретном случае, мне это даже на руку, но у тебя стало на одного врага больше.

— Что тебе так же на руку. — Мрачно подметила я, не упустив оговорку насчет отказа только от знака. К тому же, что-то подсказывало мне, что рассказал пес далеко не все.

— Тебя должны сейчас волновать проблемы поважнее. Например, проблема доверия. — С угрозой сказал он, дернув меня за запястье. — Считаешь я не знаю, что ты только и думаешь о том как сбежать?

— Да? С чего бы это? — Протянула я, выразительно тряхнув рукой.

— Ярослава... — Недовольно вздохнул Арвен, нехотя разжав пальцы. На коже остался белый отпечаток. — Все слишком запутанно. Ты многого не знаешь, и сейчас не время и не место для откровений. Главное то, что мы с тобой связанны. Кому еще ты можешь довериться в сложившейся ситуации? Не смотря ни на что, я — тот кто тебе нужен. Я могу тебя защитить.

— Только вот в чем загвоздка, друг мой, — мрачно изрекла я, потирая многострадальное запястье, — на самом-то деле, если бы не проклятая связь, ты с радостью сдал бы меня Собранию. Эти маниакальные идиоты, представься такая возможность, могли бы разобрать меня на запчасти, перетереть в порошок и втянуть все что им требовалось, а тебе было бы на это глубоко наплевать. Да, ты можешь меня сейчас защитить, и, да, ты мне нужен. В это я верю. А еще я верю, что вся эта ситуация тебе только на руку. Ты хочешь использовать меня. Пока не знаю в качестве чего, и как, но ясно одно — мои трудности для тебя отличная возможность добиться желаемого. Само собой, все это говорит только о том, что ты та еще коварная и двуличная сволочь. Ну, а теперь скажи, с чего бы это я стала такой сволочи доверять?

— А что тебе еще остается? — Вдруг ухмыльнулся гад, даже не попытавшись опровергнуть мои слова. Глубоко прочувствованные и точные слова, между прочим. — По крайней мере, в отличие от Эвана, я не собираюсь тебя убивать.

— Кстати, зачем я ему вообще нужна? Почему он так дико орал, когда узнал что я с тобой? — Быстро спросила я, поняв что появилась возможность выудить хоть какую-то информацию.

— Думаешь, это лучшее место и время для подобных вопросов? — Раздраженно спросил Арвен, жестом указывая на сновавших мимо торговцев, покупателей и разносчиков пирожков и кофе.

— А что, существует специальный регламент? — Мне даже не пришлось симулировать в голосе иронию. — Ты сам сказал, что ответишь на все мои вопросы. Это простой вопрос. Отвечай.

— Не такой простой, как тебе кажется. Да и обстоятельства изменились, нам нужно сейчас...

Негодяй попытался было встать, и в буквальном смысле слова уйти от ответа, но теперь уже я мертвой хваткой вцепилась в его руку, и дернула вниз. Не ожидав от меня такой прыти, Арвен резко сел, невнятно ухнув от неожиданности. Мы оказались слишком тесно придвинуты друг к другу, и будучи подлым и изворотливым негодяем, пес без промедления этим воспользовался. Твердые руки змеей обернулись вокруг талии и с силой прижали меня к нему, почти лишая возможности дышать.

— Ну что ж, если ты настаиваешь... — Прошипел гад, в нескольких сантиметрах от моего лица, нагло изогнув при этом бровь. Видимо, он ожидал воплей возмущения, но я, полностью проигнорировав провокацию в виде навязанных объятий, мило улыбнулась, и снисходительно потрепав скотину по щеке, даже приобняла его за плечи.

— Давай-давай. Рассказывай. — Милостиво разрешила, наблюдая интереснейшую смену выражений опасно близкого лица.

Самодовольство и удивление быстро сменило недовольство, но опомнившись, Арвен немного отодвинулся и злобно буркнул : — Ладно.

— Ты нужна Эвниссиэну по нескольким причинам. Во-первых, то, что сейчас с ним происходит, обычно называется Безумием Тристана. Где-то в восемнадцатом — девятнадцатом веках, во время расцвета моды на салонную магию, фокусников и не всегда поддельные привороты, в Европе даже существовал Приют Святого Тристана. Туда обычно попадали те, на кого перепала большая доля воздействия, или несчастные привороженные, по каким-то причинам разлученные с предметом своего обожания.

— Подожди, а причем тут вообще Тристан? — Ошарашено поинтересовалась я.

— Ты что, никогда не слышала легенду? — Спросил гад, презрительно дернув бровью.

— Само собой. Несчастная любовь, что-то там про меч, разделявший их во сне. Каким боком тут ллидан?

— Прости, все время забываю что имею дело с клинической табула расса. — С притворным сожалением пробормотал Арвен, криво ухмыльнувшись.

— Но-но! Следи за языком, песик. У этой таблички острые края. — Прошипела я, чувствительно двинув мерзавцу в бок. Глухо ухнув, он продолжил как ни в чем не бывало, нудно-поучительным, намеренно неприятным, тоном:

— Изольда, влюбленная в Тристана, зная что он поклялся отдать ее в жены своему дяде, королю Марку, подплывая к замку жениха, решила выпить напиток смерти, приготовленный ее матерью — колдуньей на случай встречи с разбойниками. Тристан, так же влюбленный в Изольду, услышав ее спор со служанкой, ворвался в каюту и выхватил кубок с напитком из рук девицы. Так как дева успела хлебнуть, рыцарь заявил, что ему без нее не жить, и осушил кубок. Заметь, он выпил большую часть. — Провозгласил недоделанный лектор, в нужном месте театрально подняв указующий перст в небо.

— Заметила. В старину было модно травиться. Опять же, причем тут ллидан? — Мрачно спросила я, прекрасно осознавая, что невольно ему подыгрываю.

— При том, что, как ты знаешь, а я надеюсь ты хоть что-то да знаешь, нашим влюбленным не удалось на несколько веков раньше обойти шекспировских героев на крутом повороте. В том смысле, что красиво травануться им помешала заботливая служанка. Она подсунула своей госпоже любовный напиток.

— Стоп. А он-то откуда взялся? — Заинтересованно спросила я.

— Тут надобно вспомнить маму ее, колдунью. — Цинично хохотнул пес, выбившись из роли нудного лектора. — Она, зная что дочь ее жениха не любит, приготовила напиток любви. Молодоженам полагалось выпить его в день свадьбы, для обоюдности чувств, так сказать.

— Ага! И что было дальше?— Спросила я уже с нетерпением, даже не заметив как увлеклась рассказом.

— Дальше была свадьба с королем, страдания, разлуки и переживания. В итоге Тристан, как человек благородный, ну, или на мой взгляд, как законченный придурок, отправился от возлюбленной куда подальше. Но напиток, как выяснилось, не прошел даром. Чем дольше находился Тристан в дали от Изольды, тем сильнее сходил с ума. Он превратился в сумасшедшего, и в рубище скитался по земле, страдая от любви, подвергаясь насмешкам и унижениям. С тех пор, все случаи подобных проблем, связанных с любым приворотом, принято называть "Безумие Тристана" или "Синдром Тристана". — Хмуро сказал Арвен.

— И что? Вот так все и закончилось? Они больше не встретились?

— Да причем тут их конец?! -Возмущенно воскликнул гад.— Встретились они! Тристан пробрался во дворец, но Изольда его не сразу узнала.

— И? А когда узнала?

— Какое к черту "и" ?! Умерли они, раньше срока и закономерно трагично. Но ты-то прониклась моей идеей?

— Какой именно? Что ллидан — дрянь похуже напитка? Или что нужно просто подождать пока Эвниссиэн подыщет подходящее по размеру рубище?

— Нет! Что Эван не такой уж идиот, и подвиг Тристана повторять точно не собирается! Он приложит все усилия, чтобы добраться до тебя, пока ллидан не вступил в полную силу. Не успеет — значит не только не сможет тебя убить, но и почувствует всю глубину последствий своего же воздействия. Само собой, такой расклад ему и на фиг не нужен.Так что выбора нет, моя княжна. Признай, что тебе нужна моя помощь.— Неожиданно потребовал Арвен.

То как он это произнес мне совсем не понравилось. Каким-то образом все это поворачивалось таким неприятным боком, что я просто печенкой чувствовала — признать это сейчас, было бы равносильно тому, что официально назначить его моим новым боссом на веки вечные.

— Ты сказал, есть еще причины, кроме ллидана. Другие причины меня убивать? — Проигнорировала я его требование.

— Он слаб! — Нетерпеливо рыкнул Арвен. Тон его был крайне раздраженным. Взгляд злым.

— Слаб? — Неверяще спросила я. — Я прочувствовала его "слабость" на собственной шкуре!

— Это другой род слабости. Ограниченность. Имея огромный потенциал, он не может им воспользоваться. Мать Эвана была Высокой и могла управлять неограниченным количеством потоков силы, а отец — одним из низших мальфаров, дэбно, способным лишь на простейшие трансформации. Границы возможностей линии отца сдерживают потенциальную мощь, доставшуюся ему от матери, а линия матери блокирует преимущества отцовской формы. Только задействуя собственную кровь он может освободить необходимую для воздействия силу, а это значит что Эван очень хорош в магии крови, и в пределах своих возможностей может добиться почти всего, но практически не способен управлять силой не задействуя ножи и порезы. — Мрачно ухмыляясь объяснил Арвен. Ради такой приятной темы, как недостатки конкурента, он даже пустился в подробные объяснения.

— Но то, что он сделал... Какой еще ему надо силы? Он ощущается как бронепоезд! — Закономерно возмутилась я.

— Это — да. Но представь, каково каждый раз получать желаемое при помощи угроз и гранатомета, когда остальные просто говорят "пожалуйста" и получают все без проблем. — Ответил пес со странным выражением лица.

— А я-то тут причем?

— Твоя линия — древнейшая из существующих, кровь — потенциальный носитель силы, а о возможностях твоих предков слагались легенды. Я могу только предполагать, но думаю он хочет использовать твою кровь в качестве лекарства от всех своих проблем. Ну, и у собрания его тоже проблем не мало. Ведь не думаешь же ты, что дело обойдется парой миллиграмм, когда речь идет такой драгоценной и редкой субстанции? Так что, моя княжна, ты поняла, как сильно я тебе нужен? — Грубо рявкнул Арвен, нетерпеливо хлопнув рукой по мрамору бортика.

— О черт! — Потрясенно выдавила я.

— Вот именно. — Самодовольно ухмыльнувшись, мерзавец зачем-то размял пальцы. Контракт на мою душу, что ли, собрался составлять? — Как я уже говорил...

— О черт, в смысле — туда посмотри. — Резко оборвала я очередной его сеанс саморекламы, кивнув в нужном направлении.

— О. Черт. — Мрачно подтвердил Арвен, и я даже не заметила, как оказалась на ногах, и задвинута за его напряженную спину.

___________________________________________________

* Шойда -темный товар, безтаможенно провезенный, контрабанда. (Толковый словарь Даля )

** Будь ты проклят! (др. сканд.).

* * *

Что за женщина... Презренный! (др. сканд.)

* * *

Распутная женщина (др. сканд.)

___________________________________________________