Александр. Продолжение похода 3

Сам город был расположен на гористом полуострове, выступающем далеко в море. Длинный и узкий перешеек отделял его от остальной Африки. За его неприступными стенами, виднелась основная цитадель города Бирса. В ее центре прекрасно просматривался громадный храм бога-целителя Эшмуна, известного грекам как Эскулап. Чуть в стороне располагалась Мегара, с ее жилыми кварталами, торговыми площадями, лавками и складами. Даже отсюда, Александр свободно различал многоэтажные дома богатых торговцев с садами на крышах.

Порт Карфагена состоял из двух связанных между собой гаваней внешней, торговой, с множеством причалов для торговых кораблей, и внутренней, круглой, военной, рассчитанной, по словам Сифака на 220 боевых судов, с множеством доков и арсеналов. Несомненно, город представлял собой грозную крепость, взять которую с одного удара предоставлялось маловероятным.

Некоторые македонцы робко стали намекать о возможных мирных переговорах, чем вызвали новый приступ царского гнева.

— Я уже брал финикийский Тир, основанный Хирамом, так почему мне бояться Карфагена который построила Дидона — вскричал владыка, в гневе указывая на распростершийся перед ним город.

В подтверждении его слов, вскоре Неарх атаковал город с моря. Все оставшиеся силы своего флота в количестве пятидесяти кораблей, карфагеняне сосредоточили во внешней гавани, готовясь в любой момент нанести удар по противнику.

Пока весь город вновь погрузился в двойной траур от поражения под Замой и отказа Александра вести мирные переговоры, Сенат города лихорадочно искал выход из сложившегося положения. Принявший верховное командование Магорбал, утверждал, что он сможет удержать город, если Карфаген не будет блокирован с моря подвозом провианта. С этой целью, Сенат приказал вооружить оставшиеся корабли метательными орудиями и, используя туман нанести упреждающий удар по вражескому флоту, расположенному в Утике.

Критянин опередил Магорбала всего на один день. Пока пунийцы готовились к выступлению, под покровом ночи македонцы направили на стоящие, на внешнем рейде корабли три брандера. Идущие на смерть моряки смело врезались в стоящие друг рядом с другом суда пунийцев и подожгли горючую смесь на своих кораблях.

Взметнувшееся вверх пламя быстро охватило близь стоящие суда и перекинулось на остальные. Возникшую панику и суматоху еще больше усилил обстрел македонцами, огненными снарядами, находящиеся в стороне корабли.

От этого пожара полностью выгорели и затонули тридцать кораблей, в том числе и огромная семивесельная гептера, на которой ранее плавал Гасдурбал. Уцелевшие от огня суда были переведены во внутреннюю гавань и укрыты большой бронзовой цепью, что полностью перекрыла водный проход.

После этого всем стало ясно, что город обречен, и спасти его может только чудо. Вновь храмы города наполнились молящимися людьми, которые каялись в своих грехах и молили о помощи у своих богов. И чудо произошло. Молодой Магорбал начал усиленно укреплял город, удваивал караулы, пополнял гарнизон за счет горожан. Усиленно работали все военные мастерские города, которые в день выдавали 100 щитов, 300 мечей, 500 копий и 1 тысячу стрел. Вся мощь огромного города была направлена на его оборону. Именно эта энергичная деятельность молодого воина, начала выводить горожан из всеобщей депрессии охватившей пунийскую столицу. Видя конкретное дело, карфагеняне стали склоняться к мысли, что смогут отстоять свой кров и свободу.

Однако Александр тоже не дремал. Македонский царь прекрасно понимал, что, даже разбив основную армию пунов и блокировав Карфаген с моря и суши его будет не так просто взять. Веками укрепленный мощными стенами и башнями, он мог легко обороняться и с малым количеством войска, постоянно тревожа противника своими вылазками. Поэтому полководец прибег к менее почетной, но зачастую очень эффектной тактике как подкуп.

Через плененных наемников, македонцы смогли наладить контакты с наемниками засевших за стенами Карфагена. В основном это были кельты, самниты и иберийцы общим числом в пятнадцать тысяч, размешенные в Мегаре. Видя, что карфагеняне терпят поражение за поражением, недавно нанятые и не успевшие привыкнуть к раболепию перед пунами, они с радостью ухватились за предложение царя перейти на его сторону.

Заговор быстро распространился среди командиров отрядов, и вскоре все они были согласны переметнуться к врагу. Главари его кампанец Спендий и ибериец Магос, в условленную ночь подняли восстание, перебили карфагенян несших караулы на стенах и открыли ворота Александру.

Македонцы врывались в город небольшими штурмовыми отрядами, которые сразу блокировали все ворота и казармы, где располагались сами карфагеняне. Началась массовая резня мирного населения Карфагена, которое спасаясь от македонских мечей, устремилась в центральную часть города. За один день, гоплиты Александра очистили Мегару от ее жителей, надежно перекрыв подступы к Бирсе. Еще большим толчком послужил тот факт, что часть Сената во главе с Ганоном, тайно бежало из города на быстроходных судах.

Подобный план рассматривался сенаторами сразу после разгрома при Заме и окончательно окреп с гибелью флота. Измена наемников только подтолкнуло верхушку Карфагена к бегству в свои испанские владения. После этого всем стало ясно, что падение города это вопрос времени.

Резкое увеличение численности Бирсы, привело к нехватке продуктов и началу голода среди населения. Сразу начались грабежи и мародерство среди осажденных горожан, которые после бегства правительства уже ничему не верили. Магорбал пытался навести порядок, но без особого эффекта. Жителей города уже не пугали публичные казни преступников и мародеров. Это не вызывало особого отклика в сердцах карфагенян. Все их нынешние помыслы были направлены на поиски пропитания и его защиту от произвола посторонних.

Македонцы четко контролировали все выходы из цитадели, пресекая любую попытку прорыва из города. Александр не торопливо готовился к решающему штурму, прекрасно полагая, что отныне каждый день играл ему на руку. Еще одним приятным известием стала очередная победа Неарха над кораблями Бомилькара пытавшимися прорваться к городу. Для устрашения населения к внутренней гавани были направлены захваченные македонцами корабли, вдоль бортов, которых были установлены тела погибших в сражении пунийцев. С громким криком собрались к приплывшим триерам карфагенские женщины, которые с ужасом узнавали в разлагающихся телах моряков своих близких. Казалось, что очерствевшие за время осады сердца уже не могли воспринимать новое горе, но плач, стоявший над причалом говорил об обратном.

Настала ранняя весна 319 года, когда македонский царь отдал приказ о штурме города. Засыпав стены цитадели камнями и огнем, македонцы ринулись на штурм города. Впереди всех, царь приказал выставить перебежчиков, объявив, что отдает город на их разграбление. В яростной схватке сошлись предатели и преданные, ожесточенно мстя, друг другу за былые обиды. Прижатые к стене карфагеняне сражались с отвагой обреченных главной целью, которых было желание, как можно дороже продать свою жизнь.

Не обращая внимания на стрелы и камни падающих с неба, пунийцы упорно стояли на стенах, сбрасывая и убивая тех, кто стремился взойти на них. Удача улыбнулась Александру, и уже в первый день стены Бирсы были прорваны в двух местах. Ворвавшиеся в город солдаты принялись занимать оставшиеся бастионы, методично отжимая противника к морскому берегу.

От центральной площади на вершину Бирсы можно было подняться по трем улицам, около которых повсюду стояли шестиэтажные дома. Как только македонцы приблизились к ним, из всех окон и крыш на них обрушился град стрел, копий, камней и черепицы. Первые ряды атакующих солдат были буквально сметены и нападавшие позорно бежали.

Такая же участь постигла вторую и третью атаки гоплитов, после чего царь приказал прекратить наступление. Видя яростное сопротивление горожан, Александр решил применить старое и действенное действие — огонь. Подкатив баллисты, македонцы запалили первые дома с помощью зажигательных снарядов и стали ждать. Огонь быстро охватил кровли домов и стал распространяться на большое пространство, уничтожая соседние здания. Всех кто пытался тушить огонь, критские лучники уничтожали из своих дальнобойных луков. Не сила и смелость македонцев, а голод и огонь сломили карфагенян. С громкими криками стенания стали выбегать они из огненной стихии и сдаваться на милость победителей.

Три дня продвигались македонские полки под руководством Селевка и Деметрия к акрополю, методично уничтожая и беря в плен пунийцев. По приказу Александра штурмующие отряды периодически менялись, отходя на отдых и сон. То тут, то там, возникали короткие схватки, после чего, македонцы вновь шли дальше. В одной из такой стычки погиб Магон Барка, славный полководец, не захотевший позорно бежать вместе с сенаторами. На четвертый день они достигли Акрополя, где укрылись те, кто не желал сдаваться.

И вновь царь бросил против них бывших наемников. Беспощадные к своим бывшим хозяевам, они выполняли за македонцев всю их черную работу, которая очень часто бывает при подобных штурмах. Иберийцы и самниты, два дня штурмовали акрополь под прикрытием македонских осадных машин. Ворвавшись в акрополь, они устроили страшную резню собравшихся там людей. Македонцам с трудом вырвали из их рук сдававшихся пунийцев, осаждая не в меру ретивых союзников. Из пятидесяти тысяч укрывшихся за стенами акрополя, в живых осталось около тридцати. В основном это были женщины и дети, все молодые мужчины были убиты разъяренными их сопротивлением наемниками.

Последний оплот сопротивления храм Эшмуна — Асклепия штурмовали сами македонцы. Засевший с остатками воинства Магорбал, отверг предложение о почетной сдаче и погиб под мечами гоплитов вместе со своей семьей. Сопротивление было ужасным, обреченные на смерть пунийцы бились с необычайным подъемом, без боязни бросаясь с голыми руками на мечи македонцев. Только когда на помощь гоплитам пришли лучники, которые одного за другим выбивали защитников храма, атакующие сломили их сопротивление.

Девятьсот человек пунов было убито в помещении здания и его подвале. Когда на следующий день, Александр вошел внутрь храма что бы принести искупительную жертву богам, все его внутренности еще не были полностью отмыты от той крови, которая пролилась накануне. Там же в храме уцелевшие и взятые в плен жрецы и представители дома Баркидов, просили царя прекратить насилие и проявить милость к побежденным.

К удивлению измученных карфагенян, монарх благосклонно отнесся к их просьбе и объявил о прекращении боевых действий и начале перемирий. Благодаря этому, в живых остались все те, кто прятался в районе внутренней гавани города. Отдельные отряды, правда, оказывали сопротивление, которое тут же подавлялось грозными гоплитами, но мир уже пришел в измученный город. Еще три дня понадобилось македонцам, что бы полностью взять под контроль весь мегаполис. После этого Александр приказал выводить пленных из города и творить суд. Многие из захваченных в плен горожан были проданы в рабство или казнены. Часть пунийцев царь простил и предложил переселиться в новые города его владений. Этим переселенцам Александр полностью сохранял их имущество и выдавал деньги на обустройство.

Новым главой города был назначен Аминта, которому Александр поручил обустроить завоеванный город. Главной печалью царя в этой победе, была гибель верного Пердикки, которого монарх любил больше всех македонцев после Гефестиона. Погибшему стратегу, царь устроил пышные похороны в акрополе Бирсы, на площади перед храмом Эшмуна.

До этого тело стратега, благодаря стараниям египетских специалистов поместивших его в специальную ванну, не подверглось разложению. Согласно македонскому обычаю, Пердикку кремировали на костре, хотя прибывший на его похороны Нефтех настойчиво предлагал сохранить его в виде мумии. Царь не пошел против воли воинов и обычая, но слова египтянина запали ему в душу.

Прощальный факел костра поднесла царевна Клеопатра, которая второй раз за свою недолгую жизнь так быстро овдовела. Вместе с ней прибыли и другие жены погибшего, которые искренно горевали о его смерти.

После недолгого траура по погибшему, Александр приказал Неарху готовить корабли и двигаться на Сицилию, где Эвмен добивал последние очаги сопротивления. В целом Александр был доволен исходом дела, в котором за столь короткий срок был разбит один из главных его противников за обладанием западного Средиземноморья. Хорошо показала себя новая армия, созданная царем в противовес ветеранам, выдержавшая испытанием столь грозным соперником.

Александр спешил в Сицилию и Италию, где основные дела только начинались.

Глава VIII. Большие интриги александрийского двора.

Дочь великого регента Македонии Антипатра, благородная македонянка, а ныне жена советника Нефтеха Арсиноя рожала. Рожала одна, окруженная только двумя повитухами и девчонкой служанкой. Отсутствие мужа, который уехал неизвестно куда, оставив ее одну, это убогое окружение и полная неизвестность ее дальнейшего существования вызывали у Арсинои приступы гнева и отчаяния.

Родившись и выросшая в богатой и обеспеченной семье царского полководца, в атмосфере всеобщей любви и преклонения, где ее любое желание были готовы исполнить, свое нынешнее положение ощущала как крах всей своей жизни. В один момент, лишившись своего почти царского положения, пережить гибель всей своей семьи и стать наложницей какого-то египтянина, воспринималось ее сначала страшный сон, а затем как кошмар, из которого не было выхода.

Больше всего на свете, она ненавидела Пердикку, который бросил ее в угоду царю, а затем цинично отдал в руки Нефтеха, отобрав предварительно все ее состояние.

Египтянин, правда, отнесся к ней очень хорошо, не стремился унизить несчастную сироту, прекрасно содержал и не позволял слугам сквернословить в ее адрес. Наложница еще больше стала уважать своего господина, когда он не отдал ее на расправу Олимпиаде, питавшей лютую ненависть к семейству Антипатра.

Нефтех смело объявил Арсиною своею женой, чем на какое-то время обезопасил от происков эпирской ведьмы. Но и эти отношения не могли полностью закрыть страшную душевную рану македонянки. Не стало исцелением и ее будущее материнство, не таким она его себе представляла. Ее душу по-прежнему сжигало чувство ненависти к Александру и неуемная жажда мщения. Арсиноя очень надеялась на помощь Антигоны, которая сблизилась с ней и намеками породила надежду на совместные действия. Но с возвращением из похода мужа все, почему-то разом переменилось.

У былой союзницы, вдруг неожиданно возникла симпатия к Нефтеху, и она полностью позабыло о своих прежних речах и намерениях. Теперь при встрече с женщиной фиванка ей мило улыбалась, спрашивала о состоянии Арсинои, обсуждала дворцовые сплетни и всячески уходила от разговора о месте. От столь низкого предательства, Арсиноя хотела мстить всем, кого она только считала виновным в своей трагедии.

И вот теперь пришло время освободиться от бремя любви к которому Арсиноя не испытывала особой радости. Почувствовав начало схваток, она покорно легла на стол и, упираясь ногами, с помощью двух повитух дала начало новой жизни. Прибывший врач, специально приставленный Нефтехом к беременной жене, определил правильное положение плода, и заставил выпить противное лекарство.