Эффект массы

— Юрий, записи с регистратора подтверждают его слова? — задал Найлус давно волнующий всех вопрос.

— Да, в целом он всё верно рассказал. И та штуковина, которую увезли турианец с азари и есть наш маяк. Должно быть, он уже на космодроме.

— Там есть приличные кадры с лицом турианца?

— Кадры не самые лучшие и только турианца. А у азари вообще полумаска на лице.

— Перешлите их мне, — попросил Крайк и, получив требуемое замолчал. Надолго. Да так, что ему даже напоминать о нашем существовании пришлось.

— Найлус! С вами всё в порядке? — поспешил спросить капитан. Нет, как я понял, этот спектр тот ещё молчун, но сейчас это даже на него не походило...

— Нет, Юрий, не в порядке, — потрясённо и как-то сдавленно пробормотал он в ответ, — я знаю этого спектра.

— Знаете? — тут уж во весь голос воскликнули мы все, за исключением, пожалуй, капитана и Аленковича. Но капитану по должности положено быть невозмутимым, а лейтенант усиленно вглядывался во что-то на горизонте.

— Да. И считаю бесчестным скрывать это от вас, как моего стажёра. Этот турианец, которого я хорошо знаю и сильно уважаю... Уважал до этого момента. Это Сарен Артериус. Мой бывший учитель.

В помещении воцарилась звенящая тишина. Дженкинс напряжённо смотрел в сторону Крайка. Уильямс медленно тянулась к излучателю, лежащему перед ней на столе. Пауэлл вновь пытался отползти подальше от спектра. Капитан Гагарин молчал.

Тишину оборвал вибрирующий гул, сменившийся грохотом, от которого задрожали даже стены склада, а с верхних перекрытий посыпалась пыль.

— А вот и кораблик стартанул, — как бы ни к кому конкретно не обращаясь, заявил Аленкович, всё так же смотря вдаль. Мы все, за исключением раненого, высыпали на платформу и уставились ввысь.

Исполин гетов улетал.

2183 год Юрий Владимирович Гагарин, Скопление Исхода, Система Утопия, Иден-Прайм, грузовой космодром СХН — 21

Наша открытая платформа медленно приближалась по магнитной дороге к разгрузочной станции космодрома. Медленно, потому что мы справедливо опасались засады, которую мог оставить этот Сарен. Это было правильно и грамотно, но вот все чувства буквально выли о том, что следует спешить. А вот это было уже странно. С одной стороны, своим предчувствиям я старался доверять, и они не раз меня выручали. С другой, разум подсказывал, что спешка абсолютно ни к чему. Гигантский корабль гетов, представлявший основную угрозу, убрался с планеты, а сомнительное удовольствие разбираться с оставшимися на планете роботами лучше оставить подкреплению, уже спешащему сюда. В конце концов, мы не отчаянные герои из кинобоевиков, в одиночку выпиливающие вражеские армии. Куда практичнее дождаться полноценного десанта с техникой, авиаподдержкой и артиллерией, и свалить на них зачистку местности от уцелевших жестянок, а самому садиться писать нудный отчёт на тему "как мы проеб... упустили протеанский маяк". Но что-то не давало мне поступить так, что-то не дало остаться там, на разбитой грузовой платформе у раскопок, что-то заставляло мчаться вперёд, к космодрому, постоянно торопя и приводя в ужас от одной мысли об опоздании.

Дорога была не слишком долгой, мы гнали наш маленький состав из двух широких длинных транспортных платформ и одного коротенького локомотива вперёд на максимальной скорости. Замедлились лишь непосредственно перед разгрузочной станцией, боясь влететь в огневой мешок. Но столь малого времени мне всё же хватило, чтобы понять, причину своего смутного беспокойства и абсурдной спешки. Это были слова Сарена, сказанные азари насчёт Пауэлла: "Не трать время на эту обезьяну, через час от него останется лишь пепел". Именно так это звучало в записи регистратора, которую я успел промотать от начала и до конца, замедляясь в самых интересных местах. Пока у меня были лишь догадки о смысле этих слов, но вот если они подтвердятся — мало нам всем не покажется.

Найлуса на сей счёт я пока беспокоить не стал. После того, как он узнал в турианце своего учителя, Крайк был сам не свой, хотя понять это по нему было сложно. Слишком замкнутая личность. Спектр замкнулся где-то внутри себя, вяло реагируя лишь на прямые вопросы. Впрочем, приказы он выполнял как обычно безукоризненно, словно на автомате. А вот в обсуждении дальнейших действий он участия не принимал, по большей части отмалчиваясь. Так что всё обсуждение свелось к предсказуемому "мы подумали и я решил". Но доверия со стороны остальных Найлусу такой поступок не добавил, скорее даже наоборот — подумали, что турианец готовится сотворить какую-нибудь пакость и подбирает удобный момент. Потому весь путь до космодрома на Крайке нет-нет, да сходились настороженные взгляды всех членов отряда. Однако, я думаю за резким сокращением и так невеликой активности спектра крылись другие причины. Из своих скромных знаний в области турианской психологии и их военных традиций, я рискнул предположить, что некое сознательное отрешение от окружающих, есть не откровенный саботаж операции, а как раз наоборот желание продемонстрировать, что к поступку Сарена он не имеет никакого отношения, и потому, дабы в дальнейшем не было никаких обвинений в уже его измене, он самоустраняется от принятия ряда определяющих решений там, где это возможно. Вот такой своеобразный выверт подсознания расы, основным вектором развития которой на протяжении тысячелетий было военное дело. Не как у нас — любой ценой, как угодно, хоть вгрызись в горло, но убей врага, а так чтобы всё честь по чести. Сейчас уже конечно давно другие времена, да и турианцы за прошедшее время с их выхода в "Большую Галактику" изменились, но и по сей день многие странные психологические установки и варианты социального поведения тысячелетней давности считались за норму. Так что удара в спину в решающий момент можно было не опасаться. Ну, я по крайне мере так надеялся.

Открытая грузовая платформа, двигавшаяся первой в нашем импровизированном составе, в начале которой мы устроили небольшую баррикаду из нескольких контейнеров, медленно подползала к перрону. Мне уже начинало казаться, что никаких гетов здесь нет, а моя паранойя, буквально вопившая об опасности, на этот раз ошибается, как в воздухе засвистели пули. Роботы заняли выгодные позиции по обеим сторонам перрона за штабелями точно таких же контейнеров, как и у нас. Пяток жестянок даже забрались на пару мостов, проходящих над магнитной дорогой, разветвляющейся здесь на несколько разгрузочных тупиков. Вот этих наглецов мы и сняли в первую очередь, предусмотрительно притормозив поезд на некотором расстоянии от основной засады. Нет, всё же рано геты стрелять начали. Им бы ещё чуть-чуть подождать, тогда бы мы точно оказались под перекрёстным огнём. А так нам можно сказать повезло. В который раз за этот день. Роботов, засевших наверху, мы расстреляли почти сразу. Сама их атака была рассчитана на фактор внезапности и оказалась совершенно не способна при необходимости трансформироваться в оборону. За поликарбонатными листами-ограждениями мостов можно хорошо спрятаться, но вот для пули они не представляют никакой преграды. Что и ощутили на себе железяки, спустя полминуты превратившись в решето вместе с ограждением. Интересно, но отступать они даже не пытались, словно их основной задачей было, как можно больше замедлить нас и не позволить сойти с поезда. Замедлить? Ещё один кредит на счёт неприятных мыслей о словах Сарена. Однако расслабляться было рано, ведь роботы оставались и на самих перронах с обоих сторон нашего поезда. И вот их так просто перестрелять было уже невозможно. Укрытия, за которыми они прятались и откуда вели беспокоящий огонь, тоже конечно отнюдь не укрепрайон, но и расхреначить их походя было проблематично. Эх, видимо у нас сегодня день такой — делать невозможное.

Найлус с Кириллом, спрыгнув с хвостовой платформы и низко пригибаясь, перебежками отправились в обход, с задачей кровь из носу, но зайти в тыл к гетам, засевшим на правом перроне, не позднее чем через пять минут. Наша же смешанно-инвалидная команда продолжила перестрелку с упёртыми железяками. Почему смешанно-инвалидная? Ну, так сами посудите — если Дженкинса ещё условно можно посчитать за боевую единицу, и то с большими натяжками, то вот остальных... Уильямс — судя по увиденному, умелый солдат, но с полностью выгоревшей электроникой в броне и отсутствующим щитом. Калинин — танкист без танка и этим всё сказано. Про Пауэлла, захваченного с собой по принципу "к стрельбе лёжа относительно годен", вообще молчу.

Через четыре минуты и семь секунд у меня в шлемофоне раздался спокойный голос Аленковича:

— Мы на месте, ждём сигнала.

— Отлично, давайте подсветку, начнёте сразу после взрыва.

Как нетрудно догадаться, сигналом были два слитных выстрела из реактивных гранатомётов — моего и Дженкинса, по гетам, в тыл к которым как раз и зашли лейтенант со спектром. Обе ракеты, прошли по параболической траектории и упали как раз за контейнеры в два самых крупных скопления роботов. К сожалению ракеты были откровенно тупыми и могли наводиться на цель только при её подсветке примитивным маломощным лазером. Брать с собой на планету что-то с более совершенной системой наведения, основанной на том же виртуальном интеллекте мы, зная с кем придётся иметь дело, попросту не решились. Мало приятного, когда перехваченная ракета делает "круг почёта" и возвращается к стрелку. Способны ли жестянки на подобный трюк с перехватом управления мы не знали, но и проверять как-то желания не было. А потому оставалось недостаток точности компенсировать увеличением мощности. Рвануло хорошо, знатно рвануло, аж запчасти во все стороны полетели. Будь на месте гетов кто другой, и они бы уже впали в панику от такого. Но роботы не умели паниковать, зато они умели хорошо отстреливаться. К счастью, огонь с тыла немного отвлёк их от нас, что позволило мне, спрыгнув с поезда, подобраться к порядком покорёженным и продырявленным контейнерам, за которыми укрывались жестянки, и забросить им тройку гостинцев в виде ручных гранат. Три раза грохнуло и пальба стала как-то сама собой затихать. Однако оставались ещё геты и на левом перроне, и как раз туда — на лётное поле к основному грузовому терминалу нам и следовало попасть. По крайне мере, поезд, на котором укатил Сарен стоял именно там. Наконец перестрелка с этой стороны стихла окончательно.

— Найлус, что там у вас?

— У нас чисто. Сейчас будем. Нужно проверить позиции, — это он прав. Место засады роботов проверить стоит, если хоть одна железяка забилась в какую-нибудь щель, то в решающий момент она может доставить нам целую кучу проблем.

— Принял, начинаем осмотр.

Я резко выглянул за угол, в готовности отскочить назад при малейшей угрозе. Но стрелять в меня никто не начал. Моему взгляду открылись изрешечённые осколками и пулями стенки контейнеров, закопчённые оплавленные в некоторых местах, а под ними с полтора десятка того, что раньше было гетами. Куски дырявых и разорванных на части корпусов роботов лежали почти ровным слоем вдоль всего ряда контейнеров. Мда, спрятаться то им тут и некуда было, да они, похоже, и не пытались вовсе — ни одной жестянки у края перрона не было, как и на путях магнитки. Там валялись лишь отлетевшие при взрыве немногочисленные обломки. С противоположной стороны, на некотором отдалении друг от друга, двигались Аленкович и Крайк, настороженно поводя стволами винтовок, причём последний шёл снизу, по путям, прикрываясь высоким бортом перрона. Как и ожидалось, уцелевших гетов с этой стороны не было ни одного, так что добивать никого не пришлось. Ракеты, гранаты и губительный огонь с тыла сделали своё дело, но теперь нам предстояло самое трудное — пробиться к грузовому терминалу и взлётному полю.

Думали не долго. Калинина с Уильямс, как наименее защищённых, я отправил на старые позиции роботов, откуда неплохо простреливались и укрытия на левом перроне. Толку от них двоих в предстоящем бою немного, так пусть хоть гетов беспокоят огнём. Пауэлла мы сгрузили с поезда и, предварительно забрав все гранаты и заряды для подствольного гранатомёта, уложили за какими-то ящиками, чтоб чего лишнего в него не прилетело. Он, конечно, порывался возразить, но довольно вяло. Сам понимал, что со своими только начавшими затягиваться переломами много не навоюет. Мы же, оставшись вчетвером, пустили наш поезд вперёд на самом малом ходу, сами при этом, укрываясь за высоким блоком локомотива с правой стороны.

Геты, к тому моменту уже затеявшие вялую перестрелку с отвлекающими их бойцами, довольно скоро переключились на нас. Они стали долбить из всех стволов по приближающемуся локомотиву, напрочь забыв о засевших напротив них противниках. Это было и хорошо и плохо. Хорошо, потому что с той стороны смогли подстрелить нескольких особо наглых железяк, вообще переставших прятаться за укрытиями. А плохо, потому что долго наш поезд такого издевательства не выдержит и скоро с простреленными генераторами замрёт на месте грудой недвижимого металла. Оставалось надеяться, что это произойдёт уже после того, как локомотив поравняется с возвышающейся над перроном баррикадой роботов.

К счастью для нас, примерно так оно и случилось. Локомотив, задорно искрясь и даже кое-где попыхивая вонючим черным дымком, застыл прямо напротив их позиций. Калинин, следуя заранее оговоренному плану, засадил по забывшим про него гетам гранату из подствольника, заставив роботов на пару секунд спрятаться в укрытия. Чего нам и требовалось. Этого хватило, чтобы закинуть к ним все семь оставшихся у нас ручных гранат и рывком, как только загремели первые взрывы, перепрыгнув через грузовые платформы, пробежать по ровному серому бетону перрона и прижаться к стене, на которой находилось гетское укрепление. Роботы спешно притащили сюда несколько десятков малых транспортных контейнеров, высотой примерно в метр, из которых и построили свою баррикаду. Не знаю, уцелел ли там за ней кто-то, и честно говоря, желания проверять не было никакого. С куда большей радостью закинул бы туда ещё с пяток гранат, да жаль больше не осталось. Придётся самим смотреть.

— Найлус, ваша сторона правая, готовы? — и дождавшись утвердительного кивка турианца, вызываю нашего танкиста, — Калинин! Две гранаты по гетам, прямо сейчас!

Эх, жалко нормальные гранатомёты у нас были одноразовыми, теперь танкисту приходится обходиться обыкновенным маломощным подствольным. Ждём первого взрыва сверху за стеной и по пологому скату к перрону оббегаем укрепление роботов. Я с Дженкинсом с левой стороны, Крайк и Аленкович с правой. У меня в руках, как и у ефрейтора вместо автоматов излучатели частиц. На близкой дистанции, как выяснилось, эти штуки буквально перепиливают жестянок на части. Прижимаюсь к углу стоящих в два ряда контейнеров. За углом скрежет и топот металлических ног по бетону. Раздаётся визгливая очередь из гетской винтовки. Стреляют не в нас, про нас вновь временно забыли, а в Калинина. Он тоже не остаётся в долгу и в роботов прилетает вторая граната. Взрыв. Вдох, рывком выскакиваю из-за угла — слева спиной ко мне гет. Не обращаю внимания, он — Дженкинса. Справа в трёх метрах ещё две жестянки. Лупят по танкисту. В метре от них четвёртый робот. Оборачивается ко мне. Излучатель на полной мощности, вдавливаю гашетку и от бедра плавным, но быстрым движением разрезаю пополам всю троицу. Краем глаза вижу, как слева заваливается обрезанная половинка минованного мною гета. Движение справа — падаю на землю. За перегородкой, разделяющей пополам укрепление, многочисленная стрельба. Оказывается здесь две "комнаты". Над головой вправо проходит светящийся изумрудно-зелёным луч излучателя. Незамеченный мною ранее робот, укрывавшийся в углу, всё ещё стоит на ногах, но уже без головы и с распоротой грудью. Взгляд по сторонам — вокруг никого. Впереди за заграждением продолжается лихорадочная пальба. Яркая изумрудная вспышка и над ним взлетает вверх, забавно болтая конечностями, пара железяк. Обоих с Дженкинсом срезаем из излучателей. Стенка, разделяющая внутреннее пространство укрепления, не сплошная — замечаю слева проход. В два прыжка оказываемся там. Войти не успеваем — мимо нас, окутанная всё тем же изумрудным сиянием биотики, пролетает очередная жестянка. Успеваю включить излучатель — жестянка разделяется на две части и с грохотом врезается в стенку из контейнеров позади нас, обрушивая её. Вбегаю в проход и тут же вновь падаю на бетон. Но это уже лишнее. Целых гетов здесь уже нет. Напротив, во втором входе в укрепление замерли лейтенант со спектром, обводя настороженным взглядом заваленную обломками гетов "комнату".