"Заседатели" Фенреса уже знали: градоначальник приехал поздно вечером, поселился в доме у старосты. Поэтому никто не удивился, когда гость сел за общий стол, по левую руку обды. Фенрес рассчитывал, что так будет проще склонить девчонку на свою сторону, когда речь зайдет о главном для него.
Но заседание шло, перевалило за половину, близилось к концу, а о Редиме никто не говорил.
— Так что насчет денег? — шепнул Фенрес обде на ухо.
Та сделала вид, что не услышала. Климе нужно было время подумать, и неспешное плановое совещание замечательно для этого годилось. Но Фенрес такое пренебрежение к своей персоне терпеть не собирался. Он уже начал догадываться, что обсуждать сейчас ничего не будут, и денег не дадут.
"Девчонка надеется замять дело. Поняла, что я не хочу огласки и собралась сделать вид, будто разговора в сенях не было. Не выйдет! Ей придется отдать мне даже больше, чем я хотел изначально, просто ради того, чтобы сохранить свое доброе имя..."
— Я хочу сделать заявление, — громко сказал Фенрес в минуту, когда один "заседатель" уже закончил говорить, а другой только набирал воздуха в грудь. — Вчера вечером, когда я приехал сюда, то разглядел в темноте, как в крапиву у околицы приземлилась доска. На ней стояли двое, высокие и кудрявые. Пешком они направились к дому обды Климэн. Это что же получается? Недоразумение? Сговор? А может, чудовищное предательство? Я не смею даже подумать такого о своей обде, но откуда в таком случае в сердце ведских земель появились сильфы?
— А тебе не примерещилось? — поднял брови староста.
— Клянусь высшими силами и духами лесными, — ударил себя в грудь Фенрес. — Сильфы! Здесь! Почему никто не знает об этом?
И глянул на обду: поняла, что шутки плохи, и за некую сумму можно договориться? Судя по быстрому и почти незаметному взгляду исподлобья — поняла.
От Фенреса до противоположного края стола волной всколыхнулись шепотки.
На самом деле приземления доски градоначальник не застал, зато слышал, как тетки через забор судачили, якобы Хавес, живущий в доме на углу, воочию наблюдал, как из крапивы на окраине села выбирались двое, явно бранясь, но не по-принамкски. Наверняка сильфы залетные, надо сарай запирать, чтоб картошку не поперли. Знаем мы этих сильфов, умыкнут, что плохо лежит, а потом скажут, будто само улетело. Этого Фенресу для нехорошего слуха было достаточно. А уж сильфы ли то, куда они потом направились, и где тут живет обда — дело десятое.
— Твое заявление не новость, — ровным голосом сказала Клима. — Разумеется, я знаю, что вчера вечером ко мне прилетали сильфы. Если верить их словам, в своей стране они не являются ни заговорщиками, ни предателями. Так что опасения сударя градоначальника — туман.
Вторая волна шепотков вышла куда мощнее предыдущей. Фенрес ощутил, как план идет к лесным крокозябрам, и проклятая девчонка опять становится хозяйкой положения. Впрочем... На что она рассчитывает, делая такое признание? Рассуждая здраво: откуда здесь сильфам взяться? Наверняка селянам примерещилось, зачем раздувать скандал, если можно решить все тихо и мирно, заплатив? Неужели она настолько жадная, что сундучок золота дороже доброго имени, созданного с таким трудом?
— Так что же, сильфы случайно залетели к тебе на огонек? — съязвил Фенрес. — Попутным ветром их занесло? Все знают, обда, что ты пришла с орденской стороны, — поднялась третья волна шепотков: в лицо Климе такого никто не говорил. — Возможно, там у вас это обычное дело, но здесь истинный Принамкский край! Сильфов не терпят, а кто привечает их, называется изменником.
— И правда, сударыня обда, — покачал головой староста. — Что же это ты, за нашей спиной, да с этими "воробушками" дела хороводишь?
Клима нехорошо улыбнулась.
— Никакой случайности в виде, как выразился сударь Фенрес, попутного ветра здесь нет. Ко мне прилетели послы соседней державы, и я их приняла. Принятие главой государства иностранных послов у нас ведь не приравнивается к измене, верно? Вы, судари, были так возмущены самим визитом сильфов, что даже не спросили главного: причины. А причина такова, что ко мне, обде Принамкского края, даже сильфы летают на поклон. Обратите внимание на разницу: Орден, — тут Клима позволила себе добавить в голос ненависти, — признал сильфов главными, перенял их образ жизни, наиблагороднейший пресмыкается перед Верховным. Я же сильфов не звала. Они сами прилетели ко мне с заверениями в вечной дружбе, признанием меня равной их правителю, молили о союзнических договорах и упрашивали Теньку поделиться с ними таинством колдовства. Разумеется, он не поделился, не про сильфов наши принамкские секреты. А вот над союзничеством я размышляю. Они так просили, их Верховный не спит вторую неделю, дожидаясь моего ответа.
— Но почему ты не сказала про это сразу? — спросил один из "заседателей", мужчина с окладистой бородой, в которой серебрилась седина.
— Послы на коленях умоляли меня не раскрывать их инкогнито, — у обда было чрезвычайно мирное и добродушное лицо. Вот только глаза колючие. — Дело в том, что сильфы очень боятся Ордена. Понимаете, Орден покорился, но его все равно боятся! Потому что и Орден — Принамкский край, моя держава. И все ближе тот день, когда благородные господа падут, и я коронуюсь в Гарлее, как это было заведено встарь. А сейчас я решила сделать послам крошечное одолжение. Все-таки они проделали немалый путь, чтобы поклониться мне. Вы, судари, тоже считаете, что справедливо будет сделать вид, будто про сильфов никто не знает, — это был не вопрос, а скорее приказ. — Так им, слабым, будет спокойнее, и Верховный сможет спать по ночам. Я ведь не могу заключать союзы с невыспавшимся существом, это будет невежливо с его стороны.
— Зачем нам вообще союзы с сильфами? — возмутился староста.
"Зачем ты рассуждаешь о политике, ничего в ней не понимая?!" — мысленно вознегодовала Клима, но заговорила особенно проникновенно:
— Посмотри старые летописи. Вы все посмотрите. Испокон веков Принамкский край торговал с Холмами. Именно торговал, а не выслуживался, как Орден сейчас. И это воля высших сил. Сильфы ходят по земле и пьют воду, но и мы живем под небесами, дышим ветром. Как Земля и Вода неотделимы от Небес, так и наши народы должны жить в мире. А ничто так не способствует поддержанию мира, как торговый союз...
Вскоре за столом вовсю обсуждали преимущества и перспективы всевозможных союзов с сильфами, а Фенрес чувствовал себя незваным гостем на чужом пиру. Градоначальник жалел, что упомянул сильфов. Если поначалу известие казалось мало-мальски правдоподобным — может, и правда были "воробушки", сбились с пути в ночном небе, пресловутым ветром занесло — то теперь ложь стала очевидной. Фенрес поклялся себе, что из принципа выведет пигалицу на чистую воду. Не сейчас, а потом, исподволь. Невесть что о себе возомнила, и, самое мерзкое, заставила окружающих верить и уважать. У Фенреса в свое время так не получилось, и это, пожалуй, злило больше всего.
...Расходились как обычно, по темноте. Клима вышла в сени позже всех: заговорилась со старостой, обсуждая будущую крепость и ее роль в торговле с сильфами. Старосте давно был обещан пост коменданта.
Не успела Клима порога сеней переступить, как увидела лавку, летящую прямо ей в голову, и тут же юркнула обратно, захлопывая дверь. Раздался грохот, потом чья-то забористая ругань.
— Это что еще такое в моем доме?! — сзади подоспела жена старосты, дородная сударыня, у которой вполне хватало сил поменять в телеге колесо. — А ну, сударыня обда, отойди-ка!
Клима охотно отступила, жена старосты распахнула дверь, оглядела сени и тут же принялась браниться:
— Ах вы крокозябры, дубовые головы! Это что деется, средь честных-то людей! Что ж вы тут устроили, паразиты?! Сударыня обда, к тебе, что ль, дураки?
Клима осторожно высунулась из-за могучего плеча. Сени выглядели плачевно. Лавка с отломанной ножкой валялась в дальнем углу, остро пахло рассолом: перевернулась небольшая кадушка с солеными помидорами. В растекшемся по полу рассоле отмокал сорванный со стены банный веник. А посреди сеней стояли Зарин и Хавес, расхристанные и уже почти виноватые.
— Мои, — согласилась Клима негромко и отчетливо. Глянула на юношей. — Ну?
— Пришел с улицы, говорит, к тебе, сударыня обда, а я почем знаю? — затараторил Хавес.
— Гера сказал здесь тебя дожидаться, а этот об тучу стукнутый... — тоже не стал молчать Зарин.
— Сам ты тварь ползучая, крокозябра беззаконная, чужак со смутою в башке!
— Да ты!..
— Молчать! — рыкнула Клима, да так люто, что вздрогнула даже жена старосты, а со стены сорвался второй веник. В тишине продолжила: — Первым пусть Хавес рассказывает.
— Говорю же, этот с улицы пришел, ненашенский, — у Хавеса под глазом наливался знатный синяк. — Сел, говорит, ждать Климу буду. Тебя, мол, сударыня обда!
— Я догадалась, — холодно кивнула девушка.
— Ну вот. А я ж сам тебя дожидаюсь, я ж охранять должен! Думаю, подозрительный он какой-то тип! Кыш, говорю ему, в сенях не жди, за воротами иди стой, знать я тебя не знаю. А этот не идет. Ну и я его того, силой попытался. Мало ли что!
Клима кивнула Зарину. У того кровоточил нос.
— Мы с Герой на стройку пошли, — Зарин говорил хоть и возмущенно, но с ехидцей, считая Хавеса дураком. — Он там остался, а мне сказал, что тебя можно вечером дождаться здесь, в сенях. Прихожу, а тут этот сидит. Говорит, выходи, жди снаружи. А я на холоде сидеть не собираюсь. Ну, слово за слово...
— Ясно. Хавес, тебе следовало не выставлять Зарина, а пойти с ним к Гере и спросить. И Гера бы сказал, что Зарин такой же мой охранник, как и ты.
— Да? — удивился Зарин.
— Да, — с нажимом повторила Клима. — Хавес, помоги хозяйке убраться в сенях. В другой раз будешь думать, прежде чем громить чужой дом.
— Но сударыня обда, как же ты пойдешь...
— Меня проводит Зарин. Будете охранять меня по очереди. Сегодня он, завтра ты. В исключительных случаях — оба. Еще раз увижу драку — покараю. Вопросы есть? Вопросов нет. Зарин, пошли.
— Эй, чужак, через лужи сударыню обду на руках переносить надо! — крикнул Хавес вслед.
— Только через лужи? Слабак! — фыркнул Зарин и ловко подхватил Климу, не успела она переступить порог.
По темному небу стелилась меж туч алая лента заката. Морось кончилась, но кругом было так промозгло и сыро, что казалось, будто в тяжелом воздухе может застрять ложка, как в жирной сметане. Чернели голые поля, за частоколом недобро высился дремучий лес, в глубине которого притаилось капище. Чуть поодаль тянулся тракт, изрытый колесами.
С невидимой отсюда стройки еще доносились голоса, конское ржание, стук камней и натужный скрип веревок, но уже не так бойко, как днем. Все в деревне затихало, готовилось ко сну.
— Поставь меня на ноги, — проворчала Клима, когда Зарин вышел на дорогу.
В отличие от Хавеса, тот послушался. Оказавшись напротив сводного брата, Клима отметила, что он выше на полторы головы. Несколько лет назад выше была Клима.
Зарин тоже это вспомнил, глянул сверху вниз.
— Теперь мы, наконец, можем поговорить? Ты опять не исчезнешь, сославшись на неотложные дела?
— По дороге домой я совершенно свободна. Итак, Зарин, что столь важное ты хотел сказать, если нашел меня на другом конце страны?
— А ты не удивлена, как мне это удалось?
— В Институте всякий знает, что обда ушла к ведам. Думается, уже не только в Институте. На ведской стороне границы многие говорят о битве под Редимом. Ну а в этих краях каждой собаке известно, где меня найти.
— Какая ты стала... — задумчиво проговорил Зарин, глядя лишь на Климу и не замечая луж под ногами. — Глаза не прячешь, спины не гнешь. Это ведь не в Институте сделали из тебя госпожу. Знаешь, мне было очень легко поверить, что ты и впрямь обда. В тебе всегда чувствовалось что-то... необычайное. Твоя мама такая же была.
— Правда? — мама в Климиной памяти осталась доброй, кроткой и справедливой.
— А ты не помнишь разве? Такая же осанка, взгляд, кажется, не селянка на улицу вышла — госпожа по дворцу идет. Твой отец про нее часто вспоминал, когда ты уехала. Как и я — про тебя... — Зарин осекся, замешкался, но потом продолжил: — До нас дошли слухи, что обда в Принамкском крае появилась. А потом и вовсе из Института приехали, сказали, мол, обда — ты, искали тебя. Не нашли, понятное дело, уехали ни с чем.
— С семьей все в порядке? — Клима постаралась, чтобы это не прозвучало равнодушно.
— Да, ни отца с матерью, ни ребятню не тронули. К чему трогать, если виновных нет? А я вот решил тебя найти. Сначала — чтобы вернуть. Отец сказал, твоя мама тоже из села уйти хотела, сперва в Институт, потом и вовсе непонятно с кем, но в первый раз не поступила, а во второй замужество удержало. Я и подумал, что... Теперь-то вижу, ты не вернешься домой.
— Там уже давно не мой дом.
— Ну как же! Клима, неужели ты перечеркнула все свое детство? Вспомни речку, мостки: третье бревно всегда гнилое, сколько его не меняй. А помнишь яблони у оврага? Мы забирались на самые крайние ветки и сидели над пропастью. А помнишь, как старшие ходили на кладбище, а из мелюзги вечно брали только тебя, надеясь напугать, а ты все равно не боялась?
— Ты вроде бы сказал, что уже не хочешь меня возвращать, — сухо проговорила Клима.
— Я всего лишь пытаюсь отыскать ту прежнюю девчонку в веснушках, с которой мы когда-то сговорились стать братом и сестрой.
— У меня были веснушки? Не помню.
— Были. И веснушки, и босые ноги в цыпках, а еще ты вечно нос задирала так, что любую другую девчонку поколотили бы, а на тебя почему-то рука не поднималась. Я же помню: кучу раз собирались, а как до дела доходило, словно забывали все и принимали тебя в игру. Потом ты водиться с нами перестала, только со мной иногда и со стариками на завалинке. А когда из Института приезжала, вовсе чужой сделалась, страшно слово сказать, но хочется... — Зарин осекся и молчал глухо, не размыкая губ, отдавшись этому занятию так же полно, как только что — быстрой горячей речи.
Клима остановилась. Они долго глядели друг на друга, замерев посреди пустой дороги под черным небом с еле заметным уже алым всполохом. Как две частички уютного мирка, давным-давно разбившегося вдребезги о время и расстояния.
— Ты сказал, мама дважды хотела уйти, — нарушила молчание Клима. — Мне известно только об одном, когда она ездила поступать в Институт.
— Про второй раз никто не знает толком, — Зарин отвернулся, тоже стараясь говорить буднично. — Отец обмолвился, что к твоей маме приезжал кто-то, но я тогда мало этим интересовался, не запомнил точно, в чем там штука была. Твоя мама могла уехать, но любила мужа и осталась, хотя поначалу горевала сильно. А потом ты родилась, не до горестей стало.
Они возобновили шаг.
— Пожалуй, мне и правда стоит наведаться домой, — пробормотала Клима.
— Одну не отпущу, с тобой отправлюсь.
— Непременно. Ты же теперь мой охранник.
— Так это было всерьез? — насторожился Зарин.
