Не гадайте на ромашках. Книга 3

Бугров, не зная того, как ему перемываются косточки двумя близкими дамами, буксовал в снежной каше, пробиваясь к заветной баньке. Но его усердие не было должным образом оценено. Не успел подрулить, как народ напал с претензиями.

— Где тебя носило, есть хотим, чуть сапоги жевать не начали. Чего привёз?

— Еле дополз. Дорога разбита. Российский расчёт — основную трассу почистили, а там хоть крылья цепляй. Разгружайте, чего замерли. Шашлыки в ведре. С ящиками аккуратно.

— Дёргаем стоп-кран на ночку, пируем. Ура! Бугрову. — Орали мужики, заглянув в салон.

Часам к двенадцати ночи на Бугрова вышли друзья менты. Настойчиво напрашиваясь на парок.

— Тебе что ушата воды жалко, Роман, ну? — канючили мужики. — Терпения нет.

— Не в этом же дело, я не дома, а в гостях. Спрошу у хозяина? Подождите пару минут.

Сам он принять решение не мог и Бугров развернулся к старшему.

— Командир, что делать, заедаться вроде бы не след?

Тот помучил подбородок, потрепал ухо и хлебнув пивка дал согласие. Упорство может вызвать ни желательное любопытство и подозрение.

— Хрен с ними, пусть едут. Мы к вашему делу не имеем никакого отношения. Отмечаем очерёдное звание. Ты в гостях.

— Понял. Эй, там, на трубке. Хозяин дал добро. Здесь мужская компания, очерёдное звание обмываем, если вас устроит, рвите сюда.

— Уже летим, наводку давай.

— Лететь у них не получится, я ползуном прополз, — смеялся Роман.

Так оно и получился. — Дорога — дерьмо, на брюхе ползли и толкали больше, нежели ехали. Лечите, промокли, простыли, — жаловались мужики, осматривая группу рослых ребят. Раков вам принесли, пива.

— Партизаны пожаловали, — хмыкнул Роман. — Вот времечко подкатило. Милиция, чтоб банду уничтожить, шифруется. Профессиональный долг партизанскими методами умудряются выполнять.

— Новости смотрели?

— Нет, не до того нам, гуляем. Статую свободы в Америке украли и теперь, она ищет по миру её, разворачивая контингенты быстрого реагирования.

— Размечтался Бугров. На передовую никак добровольцем собрался. Показывали, как милиция со спецназом в результате совместной, хорошо разработанной операции полностью уничтожила две бандитские группировки, терроризирующих город.

— Прикалываетесь? — не очень поверил Роман. — Улётно.

— Тогда за нашу милицию и спецназ, — поднял стакан полковник.

— Спасибо, армия, за поддержку и сочувствие. Но то, что мы сегодня видели — сказка. Не спрашиваем у Романа, кто эти ребята, и на какие кабинеты горбатятся, понимаем не для нашего рыла информация. Только работают они загляденье.

— О чём там говорить, ювелирная работа, — поддакнул другу и второй мент. — Из раздела фантастики, Иванович прав.

— Давайте выпьем, армия, за этих ребят, их здоровье. Спасибо им за помощь, — поднялся Иванович. — Чувствуете дышать стало легче, это благодаря им дерьма поубавилось.

— Я им передам вашу благодарность, отдыхайте, — хохотнул Бугров. — Как я понял "крыша" тех покойных малых, не бунтует?

— От мёртвых открещиваются, кому они теперь нужны. А останься кто, затаскали бы нас. Бог с ними, гуляем. Бугров спой. Погрей душу.

Без поросячьей пьянки наши мужики — не мужики. Пить культурно, почти не пить. Ни пользы, ни удовольствия. Допиться до рытья мордой земли или снега — то кайф. Спали там, где упали, хорошо хоть в доме. Рано утром командир растолкал свою дружную команду. Ромка храпел в бане, на подлоге, у печки среди берёзовых веников.

— Подъём, воины. Труба зовёт. Служба, шевелись. Полчаса на всё про всё.

— Несправедливо, такая хорошая ночь и до безобразия короткая, — ворчал Иванович.

— Бугор, ты самый хитрый, себе отдельные апартаменты организовал, — смеялись ребята, расталкивая парня.

— Он там живой, не угорел? — кинулся к нему мент.

— Мёртвые по тише храпят, Роман, подъём.

— Не толкайтесь так, я заслонки все пооткрывал. Проснулся ночью, башкой о потолок хрясь, кругом веники, как в медвежьей берлоге. Не врублюсь где, пока вспомнил.

— Похмелиться надо, — намекнули на русскую традицию менты.

— Табу, — показал им Роман, — похмелку разбираем по домам. Служба такая.

Приведя себя в порядок, Роман спешил к Мише с Лизой, за женой. Народ в такой ранний час ещё спал. Квартиру долго не открывали. Бугров разнервничался.

— Вы, похоже, все сны решили за сегодня пересмотреть. Полчаса звоню, приготовился к худшему уже, чёрте, что в голову полезло, — выговаривал Бугров, идя за Мишей. — Где ваш папашка? Собака и та не тявкнула.

— Дик с Дашей спит, учуял, наверное, тебя, паршивец и решил не впускать. Ревнует.

— Чума болотная, Дашенька, цветик мой. — Понёсся Роман по комнатам. — Соскучился по тебе, солнышко. Дик, морда, пошёл отсюда, на мою жену глаз положил. Только такого конкурента мне и не хватало! Ещё ворчит, гад. Дашка, любовь моя, собирайся, я за тобой. Пойду на Лизавету посмотрю. — Выпустил он жену из своих железных объятий, погрозив недовольному псу, прикрывшему нос лапой.

На кухне Лиза спешно делала завтрак, в чашках дымился уже ароматный кофе.

— Как вы тут поживали, чертяки? Лизавета, посмотри на меня. Боевой вид, скажу я тебе. Недельку придётся дома посидеть. Иди я тебя пожалею, мадонна, прижав Лизу к себе, он нежно погладил её по голове. Вот воительница. Беги, малой, кажется, гундосит, мы сами с Мишей дожарим яичницу и разогреем котлеты с вермишелью.

— Папашку же "скорая" увезла, давление подскочило. Переволновался за Лизу. Проболтали весь вечер, уснули, как убитые. — Рассказывал Миша, кроша салат.

— Бугров, — вернулась Лиза с малым на руках. — Кто меня отбивал с тобой?

— Сослуживцы твоего мужа. Работяги, служащие, в общем, всякие мужики.

— Кто они?— допытывалась она не довольная простым ответом.

— Люди, Лиза, бывшие зеки, афганцы, те, кто прошёл месиво в своей жизни и грязи не боится. Кругом правильные и чистенькие... Такие в дерьмо не лезут.

— Сочный мат не отличал одних от других. Как только ты с ними управлялся?

— Мат, не самое страшное зло в той спайке. Девчонки пищат, мужики матюкаются. Крик души, выраженный по-разному, согласно полу, — посмеивался Роман, раскладывая еду по тарелкам. — Куда моя малышка пропала, не ваш ли барбос её держит. Миша, иди, разберись со своим членом семьи, обнаглел уже. Во всю кадрит мою жену.

— Бугор ты сдурел ты готов ревновать её даже к псу,— хихикая поплёлся за Дашей Миша.

Через пять минут Миша привёл смеющуюся Дашу, следом шёл обиженный Дик, пытающийся лизнуть хоть пальчик своей зазнобе.

— Дашка, а чем ты эту образину взяла? — усадил жену на колени Роман. — Пошёл отсюда. Не понял, упирается ещё, скотина.— Под общий хохот и негодование Бугрова, Дик всё же, проскользнув, но тяжко вздыхая, улёгся в ногах Даши. Роман смирившись с неизбежным, его не трогал. Чёрт с ним! Но при том, как Дашина рука взъерошивала стриженные волосы мужа, Дик принимался угрожающе рычать. Чтоб не доводить до кровавых разборок Дарья под каким-то предлогом сползла с колен.

Помогая на кухне убирать посуду, Дашка металась между друзьями и мужем. Её влюблённый взгляд находил и доставал Романа со всего пути перемещения. Бугор завёлся. Не утерпев, он настиг её в прихожей голодным поцелуем. Оказавшись намертво прижатой к твёрдой, как скала, мужской груди, Дашка вспыхнула, а тело под его рукой тут же затрепетало.

— Ты с ума сошёл, Миша..., — окликнула хозяина она в надежде, что Бугров угомониться. Но муж ничего не желал слушать. Руки сдавили обручем, язык прорвался во внутрь. Тепло его нетерпеливой руки, нырнувшей под шубку, напрягло грудь, наполнив чувственной силой.

— Понятно, нетерпение, любовная возня, забирай своё добро Бугор и топай домой, а то вон Дик переживает, может и покусать, ревность такая холера. — Притопал на Дашин писк Миша. — Топай, топай. Ещё кулак показывает, дурак. — Выпирал его из квартиры, придерживая рвущегося вслед Дика, хозяин.

— О-хо-хо. Напугал, — хохотал Бугров, забирая Дашу. Расстроенный Дик ещё долго бил лапами в дверь, просясь вслед за Дашей.

Чужие дети растут быстро. Вот уже и дочки Лены Машеньке исполнилось четыре годика, а Николке, сынишке Лизы, три. Отмечали вместе, разница в числах минимальная, решили собираться за один раз, учитывая всеобщую занятость. На столе два торта, у каждого свой. Задували свечи именинники, стоя на стульях, под аплодисменты родителей и гостей. Гуляли на профессорской даче. Традиционно жарили шашлык и по очереди катали на качелях именинников. Димка даже попробовал побегать на четырёх лапах лошадкой. Но вопль свалившихся с его спины детей, благополучно похоронили ту идею. А то и Роман приготовился под эту авантюру подставить свою спину, чтоб рассадить седоков. Перепоручив детей мужьям, девчонки шептались, выгуливая себя по садовым дорожкам. После обыкновенных дежурных вступительных фраз подруги перешли к серьёзному разговору. И решили быть настойчивыми настолько, насколько это было возможно.

— Дарья, ты ему сказала? — первой завела щекотливый разговор Лена.

Та отговорилась односложным ответом:

— Нет.

— Не глупи, красавчик, должен знать, — прицыкнула Лиза.

Этот ответ был опять не многословен:

— Ни за что,— выпалив поджала губы она.

— У тебя бзык, такое невозможно скрыть. Сколько же ты будешь шифроваться.

Даша не повела бровью.

— Сколько смогу. Завтра он уезжает в командировку, а там посмотрим.

— На какой срок, на сей раз?— уточнила Лизавета.

— Месяца на три.

— Куда, конечно, не знаешь?— кисло усмехнулась Лена.

— Нет.

Даша знает одно: офицеры того ведомства, к которому приписан Роман, как любые тайные люди, имеют обыкновения время от времени отправляться в загадочные командировки, и лишние вопросы в таких случаях не уместны. Именно поэтому, она не пыталась их ему задавать. Вот додумывать могла, это её право.

— Немного протянешь, а потом?

— Суп с котом. Не мучайте меня, девчонки, и так не по себе.

— Так скажи, — возмутилась Лиза, резко останавливаясь.

— Нет.

— Козлиха упрямая. Он классный мужик, не кретин. Мало ли мы при случае болтаем, язык-то сама знаешь без костей.

— Вернётся, тогда посмотрим по обстоятельствам, а сейчас рисковать не буду. — Упёрлась в своё Даша.

Подруги не догадывались, что профессору случилось опередить их и прогуливая Бугрова, пытался завести с парнем разговор. Он слышал от ребят решение Романа не иметь детей и неуклюже, по их просьбе пробовал поговорить с ним об этом. Поговорили, как водится о том, о сём, пока подошли к цели. Только Роман заговорил о внучки профессора, как тот воспользовавшись ситуацией перевёл разговор в нужное русло.

— Роман, ты превосходно находишь контакт с детьми. Тебе своих заводить надо. И по времени пора, годочки-то тюкают. Когда рожать собираетесь?

Бугров решительно отмахнулся от такого предложения.

— Нам без надобности, у меня уже один ребёнок есть, Дашутка. Посюсюкаться, Машка с Николкой имеются.

Профессор улыбнулся и мягко пошёл в атаку.

— Милый, это не то, надо своих. Я поздно Леночку на свет пустил. Не повторяй моих ошибок, многое мимо меня прошло. Сейчас жаль.

Бугров встал. Такая себе гора мужественности и мускул нависла над щупленьким профессором.

— Всё я понимаю, Николай Николаевич, но как представлю Дашутку такую маленькую, худенькую с огромным животом, а ещё и роды. Сколько боли девочке моей придётся выдержать. Это не для неё, она не вынесет, лучше не начинать.

Профессор снял очки, протёр и нацепив их снова на нос с полной серьёзностью заметил:

— Роман, мне кажется, ты недооцениваешь бабью силу. К тому же природа их так устроена— рожать. Время всё расставит по местам. Не глупи.

Но Бугров отведя взгляд, упрямо повторил:

— Дашутка мучится, не будет.

— Ну-ну.

На том и разошлись. Через неделю Бугров уехал в командировку. И такое ожидаемое любимое всеми лето сделалось для Даши нетерпимо долгим и ненавистным. Но прошло и оно. Упорхнуло, помахав последними цветами, уступив своё место осени. Она накатила, шелестя под ногами жёлто-красными листьями. Катясь по щекам осенним дождём. Бежала по улицам и судьбам холодным ветром, бесцеремонно врываясь в форточки квартир. Заползая под полы плащей. Подруги мёрзли на лавочке любимого сквера, прогуливая детей, старательно собирающих листья в огромные яркие кучи. Болтая, умудрялись останавливать чад у самого краю воды, старающихся промерить глубину зеркальных луж.

— Даш, неужели тебе Бугров не звонит и не пишет?

— В таких командировках молчат, Леночка.

— Мрак, как ты выдерживаешь, Димка на час задержится, я места себе не нахожу. Смотрю на тебя, ты сплошное спокойствие.

— Это видимость. А что я могу? Просто жду. По подаркам, вычисляя страну пребывания. Но мы никогда не говорили об этом. Таковы правила игры в нашей семье. Я знала, на что шла.

— Девчонки, мы с Мишей дом начали строить. Как-нибудь съездим, посмотрите. Оцените, перевела тему Лиза. Ты как, Дарья, себя чувствуешь, к врачу наведываешься?

— Всё под контролем, таксикоз только немного начал помучивать. Запах сырого мяса и рыбы не переношу. Простите телефон. — Да, да, да, я, дорогой. Ромаша, ты где? Дома? Чудеса. Я бегу. Девчонки тебе привет передают. Мы гуляли в скверике. Уже прощаюсь с ними и лечу. Я тебя тоже много раз целую.

Лена с Лизой вопросительно смотрели на неё.

— Слышали, Роман прилетел, я понеслась.

— Мы поняли, красавчику привет. Колись уже, подпольщица.

— Осторожно несись, не забывай, в каком ты положении.

— Даш, если что, звони.

— Телефон не отключай.

— Хорошо, — махнула Даша подругам, поднимаясь в трамвай.

Поворот ключа во входной двери, означающий приход жены, заставил Бугрова, оставив дела на кухне, выскочить в прихожую. В старом выцветшем камуфляже, шоколадный от загара, кружащий сейчас её на своих руках, как на карусели, живой, любимый, желанный. Бугров, чёртушка — стоял перед ней. Главное, что рядом и все тревоги вмиг исчезли, испарились, уступив место его улыбке и обаянию, мужской силе, покоряющей и ломающей любые преграды и спокойной мощи характера.

— Дашунечка, любимая, цыплёночек мой маленький. Я безумно скучал, — баюкал он её на своих ручищах. Горячий шёпот щекотал ушко, нетерпеливые, голодные поцелуи прошлись по шее, нырнули к груди. Огнём полыхнула под его руками спина. Детка, дай я тебе помогу сапожки снять, — бережно опустил он жену на кресло. — Девочка моя, как я тебя люблю. Уткнулся он в её колени. — Ноженьки маленькие, сладкие и усталые, а рученьки осенью пахнут. Забрав ладони жены, он утопил в них лицо.

— Листочками клёна. Машке и Колюньке собирала. Окраска листьев разная, а им непременно всё хочется иметь. Ручек не хватает, вот и помогала. — Счастливо улыбалась ему Даша. — Ромаша, любимый, я устала считать ночи без тебя. Мне так, дорогой, тебя не хватало. Летнее солнышко не грело тебя со мной на песочке, твои руки не вносили меня в речку. Соловушка не пел, а плакал в нашей роще. Плохо и грустно Дашутке без тебя. Не зная, где ты, что с тобой, дурею, пью успокоительное — ничего не помогает. Не могу жить без тебя! Я люблю тебя! — Ласкалась к мужу она, осыпая поцелуями любимое лицо. — Знаю: ты— сильный и смелый, ты можешь всё и везде; а я всего лишь слабая женщина, которая и дня не может прожить без тебя. Мне постоянно необходимы твоя любовь, забота, мудрость, твои сильные руки, твои глаза, улыбка, губы...