В воскресенье днем, когда Джеймс бесцельно блуждал по территории замка, он столкнулся с Тедом и Петрой, которые валялись на одеяле, якобы рисуя астрономические карты на пергаменте.
— Теперь, когда Трелони ведет урок Прорицания вместе с мадам Делакруа, у нас появилось реальное домашнее задание, — пожаловался Тед. — Раньше мы просто смотрели на чаинки и составляли мрачные прогнозы. Было довольно забавно, по правде говоря.
Петра сидела, прислонившись к дереву, и разбирала схемы и карты на коленях, сравнивая их с огромной книгой созвездий, лежащей открытой на одеяле.
— В отличие от Трелони, у Делакруа, кажется, странное представление об астрологии как о точной науке, — сказала она, в отвращении покачав головой. — Как кучка камней, которые крутятся во Вселенной, могут знать о моем будущем?! Это выше моего понимания.
Тед попросил Джеймса остаться и отвлечь их немного от занятий. Чувствуя, что он не помешал ничему личному, и что ни Тед, ни Петра не собираются вспоминать о его провале на квиддиче, Джеймс плюхнулся на одеяло и заглянул в книгу со звездными картами. Черно-белые рисунки планет, под каждой из которых было подписано название, и иллюстрации мифических существ — все это кружилось и медленно вращалось на страницах, их орбиты были обозначены красными эллипсами.
— И с какой из этих планет наша Старелка? — спросил Джеймс сухо.
Петра перевернула страницу.
— Харди-Хар.
Джеймс медленно переворачивал огромные страницы книги с созвездиями, рассматривая движущиеся планеты и загадочные астрологические символы.
— Как же тогда ладят профессор Трелони и мадам Делакруа? — спросил Джеймс через минуту. Он вспомнил, что Дэмьен намекал на какие-то разногласия между ними.
— Как масло и вода, — ответил Тед, — Трелони старается найти общий язык, хотя явно ненавидит королеву вуду. Что насчет Делакруа, так она даже не притворяется дружелюбной. Они из разных миров, во всех смыслах этого слова.
— Мне больше нравятся уроки Трелони, — пробормотала Петра, делая какие-то заметки на своем пергаменте.
— Мы все знаем, что ты думаешь, дорогая, — успокоил ее Тед. Он повернулся к Джеймсу. — Ей нравится Трелони, потому что та знает, что по сути гадание представляет собой набор случайных символов, которые мы используем, чтобы разгадать смысл. Трелони конечно же думает, что тут замешана мистика, однако она понимает, что это лишь набор субъективных суеверий. Петра — любительница фактов, но ей нравится, что, хотя Трелони и воспринимает всю эту чепуху всерьез, она не пытается, ну… ты понимаешь, ничего навязывать.
Петра вздохнула и захлопнула свою книгу:
— Прорицание — это не наука, это психология. По крайней мере, Трелони доказывает это на практике. А Делакруа… — и тут она бросила книгу на кучу рядом с ней и закатила глаза.
— У нас контрольная на этой неделе, — сказал Тед печально. — Настоящая контрольная по предсказаниям. И она касается этого дурацкого астрологического события, которое произойдет в этом году. Расположение планет, или как оно там называется…
Джеймс недоуменно посмотрел:
— Расположение планет?
— Парад планет, — ответила Петра терпеливо. — На самом деле, это очень важное событие. Оно происходит только раз в несколько сотен лет. Это наука! А изучение того, какое глупое мифическое существо представляет каждая планета, божеством какой группы древних людей оно являлось, и как оно соотносится с «гармониками астрологической матрицы предвидения» — это не наука.
Тед посмотрел на Джеймса с серьезным видом:
— Когда-нибудь мы заставим Петру открыть нам ее истинные чувства.
Петра ударила его по голове одной из больших карт звездного неба.
Позже за обедом Джеймс увидел Ральфа и Зейна, сидевших за столом Когтеврана. Он увидел, как Зейн один раз взглянул на него, и был рад, что тот не попытался с ним заговорить. Джеймс знал, что хотя это было крайне малодушно с его стороны, но он все еще был полон зависти и стыдился своего чувства. Он быстро поел и затем вышел из Большого зала, совершенно не представляя, куда идти.
Вечером было свежо и прохладно, солнце скрылось за горами. Джеймс бродил по территории школы, слушал пение сверчков и бросал камешки в озеро. Он хотел было постучать в дверь хижины Хагрида, но увидел, что к двери прикреплена записка, написанная большими, корявыми буквами. В записке говорилось, что Хагрид в лесу и не вернется до утра понедельника. Скорее всего, он проводит время с Гроххом и его подружкой, догадался Джеймс. Стало смеркаться. И Джеймс уныло побрел к замку.
Он был на пути в гостиную Гриффиндора, когда решил свернуть в сторону. Кое-что пришло ему в голову.
Стеллаж с трофеями был освещен рядом фонарей, так что кубки, таблички с именами и статуи ярко блестели. Джеймс медленно шел вдоль него, разглядывая фотографии команд по квиддичу десятилетней давности, их униформа уже давно устарела, но улыбки игроков и выражение искренней непобедимости у них на лицах оставались вечно неизменными. Здесь были золотые и бронзовые трофеи, антикварные снитчи, игровые бладжеры, пристегнутые ремнями к полкам, но все еще шевелившиеся, когда он проходил мимо.
Джеймс остановился в конце и посмотрел на полку, посвященную Турниру Трех Волшебников. Его отец улыбался той же неловкой улыбкой, и выглядел таким невероятно молодым и непокорным. Джеймс наклонился поближе и посмотрел на фотографию по другую сторону Кубка, ту самую, где был Седрик Диггори. Мальчик на фотографии был красив, с бесхитростным выражением лица, которое Джеймс не раз видел на старых фотографиях сборных по квиддичу — выражение вечной юности и безграничного доверия. Джеймс внимательно рассмотрел фото. Именно это выражение лица помешало ему найти связь в первый раз, когда он увидел его.
— Это ведь был ты, — прошептал Джеймс, всматриваясь в изображение. Это не был вопрос.
Мальчик на фото улыбнулся, слегка кивая, как бы в знак согласия.
Джеймс не ожидал ответа, но, когда он выпрямился, что-то изменилось в надписи под Кубком Трех Волшебников. Слова, которые были выгравированы, будто утонули в серебряной табличке, а затем, спустя мгновение, появились новые слова. Они писались медленно, бесшумно…
«Джеймс Поттер. Сын Гарри».
Мурашки пробежали по спине Джеймса. Он кивнул.
— Да, — прошептал мальчик.
Слова снова исчезли. Прошло несколько секунд и появились новые.
«Как давно. Это было».
Сначала Джеймс не понял вопроса. Он слегка покачал головой:
— Я…не понял. Сколько времени прошло с тех пор как что?
Буквы исчезли и снова возникли. Они писались так долго, как будто требовалось много усилий.
«С моей смерти».
Джеймс сглотнул:
— Я точно не знаю. Думаю, 17—18 лет.
Буквы исчезали очень медленно. Новые проступили почти через минуту.
«Время так странно идет здесь. Кажется, что тянется дольше обычного. А иногда движется быстрее».
Джеймс не знал, что сказать. Чувство огромного одиночества и печали вползало в коридор, заполняя все пространство, и самого Джеймса, как холодная туча.
— Мой… — голос Джеймса прервался. Он кашлянул и попытался снова. — Мои папа и мама, Джинни, раньше она была Уизли… Они рассказывают о вас. Время от времени. Они… Они помнят вас. Ведь они так вас любили.
Буквы исчезли и появились другие.
«Джинни и Гарри. Я всегда знал. Что они будут вместе».
Призрак Седрика, казалось, ускользал, растворялся в воздухе коридора. Буквы исчезали медленно. Джеймс хотел задать больше вопросов, о магле, как он смог войти, к примеру, но теперь это казалось неважным. Он просто хотел сказать что-то, чтобы уменьшить груз печали, которую он чувствовал в присутствии Седрика, но не смог ничего придумать. И тут буквы снова проступили, на этот раз едва заметные.
«Они счастливы?»
Джеймс прочитал вопрос, обдумал его, затем кивнул:
— Да, Седрик. Они счастливы. Мы счастливы.
Буквы испарились, как только Джеймс проговорил, и ему послышалось, как будто вздох, долгий и измученный прозвучал в воздухе вокруг него. Когда все закончилось, Джеймс оглядел коридор. И снова почувствовал себя одиноким. Он посмотрел на табличку с надписью на Кубке Трех Волшебников, но на ней уже были написаны прежние слова. Джеймс вздрогнул, обхватил себя руками, потом повернулся и пошел обратно к главному коридору. Призрак наконец заговорил, и это был Седрик Диггори.
«Мы счастливы», — повторил про себя Джеймс. Когда он поднялся по ступенькам в гостиную, он понял, что это была правда. Он почувствовал, что глупо было страдать все выходные, лелея свою зависть и неудачу. Сейчас все это оказалось неважным. Он просто рад быть здесь, в Хогрвартсе, с новыми друзьями, с трудностями и бесконечными приключениями. Он побежал по коридору, к портрету Полной Дамы, ничего так сильно не желая, как провести последнюю пару часов, что остались от выходных, с огромным удовольствием, смеясь и забыв о маленьком глупом инциденте на квиддиче. Он осознал, пусть и нехотя, что эта ситуация оказалась даже немного смешной.
Когда он вошел в комнату, он остановился и огляделся. Ральф и Зейн были там, сидя с остальными Гремлинами за столом у окна. Все обернулись в его сторону.
— Вот и наш маленький пришелец! — воскликнул радостно Зейн. — А мы пытаемся использовать твои трюки с метлой. Как насчет изобразить крушение Старелки? Если что, Ральф будет наготове.
Ральф покрутил своей палочкой и смущенно улыбнулся. Джеймс закатил глаза и решил к ним присоединиться.
Когда Джеймс проснулся в понедельник, было уже позднее утро. Он вбежал в Большой зал, надеясь ухватить кусочек тоста до начала урока по Трансфигурации и встретил Ральфа и Зейна, которые уже выходили.
— Нет времени, приятель, — сказал Ральф, схватив Джеймса за руку и быстро развернул его. — Мы не можем опоздать на первый урок. Я слышал, что Мак Гонагалл строго наказывает студентов, которые задерживаются.
Джеймс вздохнул и побежал вместе с ними по оживленным коридорам замка.
— Я хотя бы надеюсь на то, что она ничего не делает со студентами, чьи желудки урчат от голода во время ее урока.
Зейн что-то протянул Джеймсу в руки, когда они шли в класс.
— Прочти это, когда будет возможность. Я уже показал ее Ральфу, и он был просто поражен. Я положил закладку для тебя.
Это была толстая, потрепанная книга. Переплет был из цельной, но уже потертой ткани, которая когда-то, скорее всего, была красной. Страницы пожелтели от времени и угрожали рассыпаться при малейшем прикосновении.
— Что это? — спросил Джеймс, когда не смог прочитать буквы, потускневшие от времени. — Благодаря Джексону и Флитвику у меня есть что почитать. Так что, я освобожусь нескоро, возможно в следующем семестре.
— Тебе будет интересно посмотреть, поверь мне. Эта книга по Параллельной Истории, том 7, — сказал Зейн. — Я взял ее из библиотеки Когтеврана. Просто прочитай раздел, который я пометил.
— У Когтеврана есть своя библиотека? — спросил Ральф, изо всех сил стараясь запихнуть учебник по трансфигурации в и так уже набитый рюкзак.
— Ну, а у Слизерина висят головы драконов на стенах, — пожал плечами Зейн. — Каждому свое.
Когда они подошли к классу Трансфигурации, им пришлось пройти через толпу студентов, стоящих рядом с дверью. На некоторых из них были надеты синие значки «Историю Пишут Победители». Казалось, все больше и больше студентов стали носить их. На доске объявлений говорилось, что значки являются эмблемой некоего клуба под названием «Прогрессивный элемент», и Джеймс был встревожен тем, что уже не только слизеринцы носили их.
— Твой отец приедет сегодня, да, Поттер? — один из старшекурсников обратился к нему, криво улыбаясь. — Решил встретиться со своими дружками из Штатов?
Джеймс остановился и посмотрел на говорившего.
— Да, он приезжает сегодня, — и его щеки покраснели. — Но я не понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о его «дружках». Он даже не встречался с американцами раньше. Знаешь ли, иногда следует почитать, прежде чем открывать рот.
— О-о, мы читали, уж поверь мне, — ответил мальчик, и его улыбка исчезла. — Больше, чем ты и твой отец можете себе представить. Ваша семья и ей подобные не смогут долго скрывать правду.
— Скрывать правду? — гнев Джеймса нарастал. — Что ты несешь?!
— Читай надписи на значках, Поттер. Ты точно знаешь, о чем мы говорим, — ответил мальчик, резко поднял свой рюкзак и пошел со своими друзьями дальше по коридору. — И, если ты не понимаешь, тогда ты еще глупее, чем кажешься, — он снова повернулся к Джеймсу.
Джеймс моргнул от гнева и изумления:
— Что все это значит?
Ральф вздохнул:
— Пойдем, займем места. Я расскажу тебе, хотя сам не очень понимаю.
Но у них не хватило времени, чтобы обсудить это перед уроком. Директриса МакГонагалл, которая еще обучала Трансфигурации маму и папу Джеймса, вошла в класс с той же деловитостью, что и раньше.
Она объяснила основные движения палочкой и заклинания, помогающие превратить книгу в бутерброд с рыбой. Она даже попросила одного из студентов, мальчика по имени Карсон, чтобы тот откусил бутерброд. Потом, она превратила бутерброд обратно в книгу, и все увидели на переплете следы от зубов Карсона. Гул восхищения пронесся по классу.
Карсон посмотрел на след от укуса и прижал руку к животу, с тревогой на лице. Ближе к концу урока, МакГонагалл попросила студентов достать свои палочки и попрактиковать заклинания на бананах, которые они должны были превратить в персик.
— Персика Альтерамус, ударение только на первом слоге. Не ждите, что у вас все получится с первого раза, — сказала она, наблюдая за попытками студентов. — Если у вас получится банан с намеком на пух персика, будем считать, что вам повезло сегодня. Аккуратнее, мисс Маджарис! Небольшие круговые движения, не нужно размахивать палочкой в разные стороны!
Зейн яростно посмотрел на свой банан и взмахнул палочкой:
— Персика Альтерамус! — но ничего не произошло.
Он сжал губы:
— Давай, Джеймс, теперь ты.
Пожав плечами, Джеймс поднял палочку и направил ее, сказав заклинание. Банан перевернулся, но так и остался бананом.
— Может быть, он изменился внутри? — с надеждой сказал Зейн. — Давай очистим его и посмотрим, может там внутри мякоть персика, а?
Джеймс подумал об этом, а затем покачал головой. Они оба попытались снова. Наблюдавший за ними Ральф заметил:
— Нужно двигать кистью руки. А то вы, ребята, делаете это так, как будто управляете самолетами.
