Чёрная кошка приносит несчастье

Баирре хотелось сесть, а лучше — лечь, но Мартин, ни на минуту не присев, почти сразу засобирался обратно в Бруму, отдать последние почести павшим в бою. Кошка решила пойти с ним, уж больно убитым было выражение лица наследника. Таким же оно было в тот день, когда они впервые встретились — в день гибели Кватча. К тому же в Бруме находился и раненый Хальвес...

Все похоронные речи словно концентрировали отчаяние, и оно оседало на лицах темными масками. Мартин смотрел на ряды трупов остановившимся, даже затравленным взглядом — Баирре очень, очень не нравилось его выражение лица, его тихие краткие реплики, иногда совершенно невпопад... будь они одни, она, наверное, дала бы ему пощечину, чтобы встряхнуть его. Но они были не одни.

Хаджитка была уверена, что в таком состоянии Мартин не сможет открыть портал, да и сама она слишком устала. Не ранее, чем завтра, а сегодня вечером нужно будет перечитать и осмыслить письмо Джоффри. "Бросить тело псам" — как же. Похоронят с почестями. Предателя. Или не предателя. Старый лис, он и предсмертное письмо написал загадками...

Слава богам, что графиня Брумы настояла на ужине для наследника и его свиты, а то кошка бы померла от голода. Мартин почти не ел. И почти ни на кого не смотрел. Возможно, он размышлял над письмом Джоффри, но, Баирра боялась, что он просто никак не мог прийти в себя.

В Храм они вернулись только на закате.

Переодевшись и немного полежав, закрыв глаза, Баирра встала и решительно направилась в покои наследника. Ее пропустили беспрекословно. Мартин так и сидел на кровати, подперев голову рукой и глядя в стенку, в доспехах, только сброшенные перчатки валялись на полу. В комнате явно чего-то не хватало... потом Баирра поняла, что Бауруса, и подавила вздох.

— Вы бы сняли доспехи, — сказала она, закрыв за собой дверь.

Он пошевелился, встал и начал методично расстегивать ремни панциря, молча и не меняя сосредоточенно-отстраненного выражения лица. Снял доспехи, поножи, сбросил сапоги, оставшись в сорочке, штанах и босиком. Видимо, это рутинное занятие чуть растормошило его, так что он даже бледно улыбнулся Баирре, усевшейся к тому времени в кресло и подобравшей ноги и хвост.

— Что будем делать дальше? — спросил он у нее.

— Подумаем, что важного в письме Джоффри, — предложила кошка.

— Он — предатель.

— Нет... дайте мне... — она требовательно протянула лапу. Принц взял с кровати и передал ей письмо, она вновь перечитала текст.

"За "ту женщину" старикану особое спасибо. Имя мое он забыл, что ли?" — про себя отругала она покойника.

— Вот. "Скажите той женщине, что я благодарен ей за ее ошибку" — это про то, что я не смогла... убить Каморана. Благодарен... но за ошибку... ошибку — это значит, что верным решением Джоффри называет его убийство. Каморан сумел подчинить его, да, но не полностью. В общем, он практически прямо говорит, что в портал должна идти я. И я найду Каморана, чтобы узнать о том, какой он хороший-распрекрасный, никому-то зла не хочет.

— Я не хочу тебя отпускать, — сказал Мартин.

— Да я сама не хочу идти, — кошка не придала его реплике особого значения, — что я, самоубийца... но ведь придется. Я уже объясняла, почему, и вот Джоффри тоже подтверждает. У нас слишком мало шансов на успех, чтобы посылать какого-нибудь постороннего кота, который не знает Каморана... не знает и... — она вскочила с кресла, и, рассуждая, двинулась по комнате, туда-сюда, — не связан с ним этой его... магией — не магией, что у него там... и к тому же ваш папаша тоже что-то там говорил про сны, и про предзнаменования... насчет меня. Это все не просто так, и будет глупо...

Он перехватил ее, когда она шла мимо, перехватил, обнял, прижал к себе так крепко, как никогда не позволял себе, зарылся лицом в черную шерсть на ее шее. Она осторожно обняла его в ответ. Погладила по голове, подумала, что не вовремя и неправильно, что им нужно было встретиться просто так — и пораньше, до того, как Обливион обрушился на империю... встретиться в трактире, или на арене, или на прогулке, просто хаджитке и просто имперцу, а не героине Кватча и наследнику Уриэля Септима.

— Вы стали очень дороги мне, Баирра, — снова переходя на "вы", сказал он, отстраняясь и глядя ей в глаза. Протянул ладонь и коснулся ее щеки, задев чуткие усы, погладил гладкую шерсть. Она приняла ласку, чуть потершись о его руку, и Мартин осторожно опустил ладонь и очень легко, нежно коснулся ее груди, чтобы не дать ей возможности истолковать его слова каким-нибудь безопасным, не-личным образом. Потом рука его упала.

— Совершенно некстати, правда? — спросил он шепотом. — Да и неправильно как-то... я, наверное, по вашим меркам не слишком красив. Да и...

Почему-то ей было почти не обидно это услышать.

— Да и я — по вашим?

— Нет, ты красивая, но — как кошка. Слишком мы разные. Не то чтобы это главное, но...

— Да, тебе явно не достает хвоста, шерсти, пасть маловата и зубы — просто никакие. Это, конечно, мешает, но знаешь... в основном мешает то, что ты — будущий император. Это слишком пафосно для вольной шпионки, Мартин. Ты мне тоже... нравишься, — она с трудом произнесла это подростковое слово. — Что-то в тебе есть. Но...

— Я даже не могу поцеловать тебя. Я вчера ночью подумал об этом... обидно, правда?

— Поцеловать, это... в смысле? — она плохо понимала эту привычку бесшерстных. — А зачем?

— В смысле — в губы. Ну, чтобы выразить чувства.

— А. У нас не так, — она пожала плечами. — Какой-то мы странный разговор ведем, тем более что у тебя за дверью охранник торчит, — не выдержала она. — И так он уже там наслушался... интересных вещей. Вот эта вот еще публичность, эта вот, твоей жизни — это просто бесит.

— Прости.

— За что?

— За то, что это стало достоянием гласности...

— Ну прямо котята малые! — она быстро пересекла комнату и распахнула дверь. — Сэр! Мы были бы очень вам благодарны, если бы вы не распространялись об услышанном тут.

Клинок краснел.

— Я не слышал ничего, — наконец, сказал он. — Как можно, госпожа... даже если бы слышал, не сказал бы никому. Я же Клинок.

— Благодарю вас, сэр, — и она с грохотом захлопнула дверь.

— Да. И в случае чего, я все равно знаю его имя.

— Я переживу парочку слухов, в случае чего, — передразнила она. — К тому же ты принц и все такое, наверное, мне даже должно быть лестно. Вот тебе потом могут это припомнить, но это уж ты извини, меня это волнует мало.

— Не сердись...

— О, я спокойна. Как дохлый варан! — она не была спокойна. — Но почему сегодня? Мало мне завтрашнего похода в этот Манкаровский Парадиз!

Мартин опустил голову.

— Кватч, Клинки, Баурус, даже Джоффри, — сказал он. — Если за меня умрешь еще и ты, я, наверное, свихнусь. Поэтому я не хочу тебя отпускать. Неужели непонятно?

Она сменила гнев на милость.

— Ну а кого?

— Ты хочешь этого... скажи... не из-за Каморана?

"Неужели ревность?!" — изумилась про себя кошка.

— Да нет, конечно, — сказала она. И поняла, что соврала.

Вечером Баирра лежала, закрыв глаза, на своем тюфяке в оружейной, а мысли ее неслись по кругу, не желая успокаиваться — опасные, закусившие удила мысли. Сегодня произошло слишком много всего... а завтра произойдет еще больше.

Баирра перевернулась на другой бок.

Какую бы взбесившуюся мысль ухватить за поводья первой? Мартин? Джоффри? Манкар Каморан? Тяжело раненый Хальвес?

Хальвес не при чем... кто ей Хальвес — приятель, боевой товарищ, неплохой кот, конечно, но — никто. Она не была должна ему ничего, кроме откровенного разговора, а это дело терпит. Он добыл для них сигил и остался в живых. О нем можно больше не думать.

Джоффри умер, и это, вот странно, сделало почти неважным, был он предателем или нет. Любопытство, говорят, сгубило немало кошек, но черные кошки обычно сами приносят несчастье... к скампам Джоффри. На его место пришлют очередного "безобидного" старикашку с кучей тузов в рукаве, и Баирре нет до этого никакого дела. Она, слава богам, не Клинок.

А вот Мартин...

Она перевернулась уже на спину, закинув лапы за голову. Оскалилась в темноту.

"Был ли он искренен? — думала Баирра, — я ведь давно заметила в нем какое-то странное, словно им самим неосознаваемое лицемерие... наверное, у него оно в крови. Императорское наследство. Священнику, разочаровавшемуся в богах и ушедшему в культисты, я бы поверила куда скорее, чем культисту, покинувшему даэдр и ставшему священником. Зачем он обозначил какие-то чувства ко мне, есть они или нет? Зачем это признание?"

То, что они принадлежат разным расам, смущало Баирру, хоть и не очень сильно — она полагала, что иногда чувства действительно бывают столь сильны, что уже неважно: человек, хаджит, мужчина, женщина. Но это — не тот случай, она была почти уверена. Слишком удачный момент, слишком рассчитанное движение...

"Не понять, — думала Баирра, — что он хотел — не понять, и, может быть, я зря думаю над этим, может быть, это просто страх смерти разбудил в нем желание телесной близости".

Она могла принять порыв Мартина. Остаться у него, выпить с ним сиродиильского бренди... Честно признаться, ей было бы... не то чтобы страшновато, но... странно было бы разделить постель с бесшерстным. У нее раньше подобного приключения не случалось. Да и не хотела она никогда снискать славу Барензии.

"Была бы я влюблена... а так — зачем? В лучшем случае стать потом фавориткой императора, слушать хихиканье свиты, быть объектом грязных сплетен... детей у хаджита с эльнофеем быть не может... о каком бреде я думаю! Завтра мне предстоит..."

А о Манкаре Каморане думать было еще труднее. Баирра хотела видеть его, где-то в глубине души она жаждала увидеть его... Он был для нее чем-то... очень важным.

Быть может, увидев его, она окончательно поддастся его чарам. Тогда все будет кончено... но нет. Она справится. У нее живы еще родители, и если она не убьет Каморана — даэдра доберутся до них. Вот что нужно помнить... ее семья и друзья детства. Ее страна. Ладно, пусть даже Мартин, пусть даже этот непонятный имперец с таким красивым голосом, с такой эмоциональной натурой, с его этим врожденным актерским лицемерием...

"Искреннее лицемерие", — придумала она парадоксальное определение. Свилась клубком под одеялом. Завтра она может погибнуть... быть может, она зря не осталась с Мартином.

"Можно сбежать, — вдруг пришло ей в голову, — можно сейчас одеться, взять вещи, наврать Клинкам... или даже не наврать, а честно сказать Мартину — я не хочу умирать сейчас, я лучше умру вместе со всеми, когда Обливион выплеснется на Нирн, я — просто кошка, черная кошка, мир спасают только звезды, только Нереварин или кто-нибудь вроде нее. А я — не Нереварин, и даже никогда ее не видела, хотя и мечтала познакомиться с ней. Не Нереварин, не Алессия, не тот безымянный герой, что убил Ягара Тарна. Никто".

Но она не сбежала.

Она даже сумела заснуть и утром вышла в столовую.

Мартин встал при ее появлении. Потом встали все остальные.

Баирра от такого внимания даже растерялась.

— Доброе утро, — сказала она.

— Доброе утро, — отозвался Мартин.

— Я... готова. Поем, оденусь — и я готова.

— Я буду ждать... в общем зале. Там тоже почти все готово. Осталось немного... доделать, — и принц почти выбежал из столовой.

Хаджитка уселась за стол и рассеянно пододвинула себе свинину.

— Удачи, — сказала ей Аланна. — Правда, удачи.

Баирра кивнула. Ей было не страшно. Скорее, горько. Она предчувствовала какую-то потерю. Какое-то несчастье.

— Портал откроется всего на несколько секунд. Вы должны будете впрыгнуть в него, как только я скажу: "Давай!" Моментально, без колебаний. Обратно вы сможете вернуться, только уничтожив этот подплан изнутри... фактически, только убив Каморана. Точнее, уничтожив его сознание, потому что Парадиз по большей части и есть — его сознание.

— Это я все понимаю. Я готова.

Мартин посмотрел на Баирру, словно запоминая — на случай, если видит ее в последний раз.

— Возвращайтесь. Я буду ждать вас.

Она отрывисто кивнула. Она чувствовала, что еле сдерживается, чтобы не начать хлестать себя хвостом по бокам, усы ее встопорщились, а в горле уже билось рычание.

— На счет три я начинаю... где-то через пятнадцать секунд после этого я даю старт, и вы прыгаете.

"Хватит болтать, трепло!" — мысленно рявкнула на него Баирра.

— Раз, два, три... — он взмахнул рукой, и на указанном им месте зажглась ослепительно голубая звезда.

"Десять... одиннадцать..." — считала про себя хаджитка.

На счет "четырнадцать" звезда развернулась в сияющее полотно.

— Давай!

И она прыгнула. Прямо в свет.

Баирра ожидала чего-то мерзкого, вроде липкого огня Врат, но это было совсем другое. Словно она прыгнула в музыку или в ветер — ее подхватило свежее, прохладное, сладкозвучное, и мягко понесло ввысь.

А потом синева, как занавес, разошлась — и перед кошкой открылось...

Она ахнула, не сдержав восторга, пронзительного и внезапного. Она стояла на благоуханном поле, покрытом изумрудной травой, такой прекрасной, словно каждая травинка несла на себе благословение Дибеллы. Над ней было небо — рассветное, невозможно нежное, сказочное. Любой рассвет Нирна по сравнению с ним казался унылым сумрачным переходом из ночи в день. Неподалеку розовели под утренним солнцем кружевные арки белого камня, так естественно вписанные в пейзаж, словно они росли в нем, как цветы... цветы, чей аромат ветер свивал в призрачные букеты и дарил самому взыскательному обонянию. Роса на траве, каждая росинка — была маленькой радугой. Черная кошка, стоявшая посреди этого великолепия в невзрачных кожаных доспехах, вооруженная, настороженная — она остро почувствовала это — была незваной гостьей, недостойной этого божественного сада.

Она огляделась — не чтобы узнать, куда идти, она забыла, зачем явилась, — чтобы насладиться Парадизом во всей его полноте. Неподалеку извивалась чистая дорожка, мощеная белым камнем.

— Ты... — вдруг послышалось ей.

Хаджитка вздрогнула.

— Иилитен, — мягко сказал ее невидимый собеседник, и она узнала голос. — Ты все-таки пришла.

— Я... да, — пробормотала она. — Я здесь.

— Иилитен... ведь тебя на самом деле зовут иначе?

— Баирра, — прошептала она.

— Этот нож в твоих ножнах — для моей груди? Стрелы в колчане? Когти на твоих пальцах — для моего горла?

Баирра почувствовала, что сейчас заплачет. Она глубоко вздохнула.

— Почему здесь так... прекрасно? — спросила она, глотая рвущиеся рыдания. — Почему?.. если это ты...

— Баирра, — сказал голос Манкара Каморана, — ты себе не представляешь, что может быть в душе даже простого смертного. Какие дивные сады. Какие ослепительные выси. Но ты еще не видела всего.

— Где ты?

— Не торопись. Я здесь. Ты — во мне, в моей душе, вот этот ветер — мое дыхание, это небо — мои глаза, ты стоишь на моей груди...

— Я хотела бы... лицом к лицу.

— Ты думаешь, тебе удастся убить меня? — искреннее расположение и участие в его голосе: учитель, спрашивающий у прилежной ученицы, уверена ли она, что ответит урок без подготовки.