Заложник дипломатии

— Боюсь, что в случае неудачи нам пришлось бы оставить "Йоту" на окраине Леса и уйти вглубь без груза, взяв только самое необходимое, — осадил он мой энтузиазм. — И, в любом случае, она уже лежит где-то на дне грудой обломков.

— А жаль.

— Конечно, жаль.

— У меня на родине есть поговорка — лучше плохо ехать, чем хорошо идти, — поделился я мудростью предков.

Локстед справедливо заметил:

— Лучше вообще хорошо ехать.

Перед самым странным, наверное, во всем Кихча лесным массивом мы все равно сделали остановку. Я, по совету мудрого йрвая, тщательно измазал полы плаща в зеленом соке растения тилбоув с широкими, мясистыми листьями, натянул перчатки, поднял воротник и застегнул его, сам Локстед, наоборот, слегка разоблачился — сбросил сапоги и аккуратно поставил их у ствола величественного гиганта кредреххе. Через многочисленные ругательства я все же постиг некоторое количество знаний о местном зеленом море, укрывшем почти все пространство полуострова, в свою очередь, обрамленного высоким горным кряжем.

Хотя до любого из племени йрвай мне всегда будет, как до неба. И с данным фактом надо просто смириться.

Кажется, я начинаю догадываться, почему этнос, для которого одним из ключевых двигателей является жажда знаний, до сих пор живет в чаше Орестовых гор. И от догадки мне еще больше не по себе.

Глава 15. В которой еще ничего не сделал, только вошел

— Знаешь, в чем прелесть твоей шляпы? — проворчал йрвай, раздвигая очередные кусты.

— Ну?

— Она очень хорошо защищала и от паутины, и от всякой насекомой гадости, которая падала нам на голову. И продолжает падать сейчас.

— Мы наивно думали, что проедем здесь на машине. И шляпа осталась в ней, как еще множество хороших и полезных предметов, — с сожалением произнес я, отодвигая лиану, лезущую прямо в лицо. Нет, серьезно — она двигалась.

Если вы когда-нибудь были в лесу, настоящем, дремучем, вы могли заметить, что растения крайне неохотно делят пространство друг с другом. Там, где растет трава, деревьев обычно не заметишь. Кусты уживаются и с травой, и с деревьями, но там, где много деревьев, обычно либо подлесок (который кустами не назовешь, те же деревья, только маленькие), либо просто плотный ковер из листьев. Весной пробиваются цветы, но не густым ковром, а участками, усердно пятнающими лиственное покрытие.

Одни грибы безразличны к условиям. Дай ему немного гнили, земли и воздуха — здравствуйте, я вырос. А некоторые и на деревьях растут.

Так вот, что-то не заметно, чтобы великий и ужасный лес Теджусса следовал традиционным законам прикладной ботаники. Под ногами сочно хрустят стебли зеленой, малиновой и красно-коричневой травы, распускающейся цветами, волосатыми белыми шариками, не такими волосатыми черно-желтыми квадратами. На уровне коленей и почти до пояса место занимают ползучие корни деревьев аркха, кусты сивэдинн желтой и зеленой расцветки. Ну, как зеленой... на недозрелый лимон похоже. На высоте в два моих роста плотно раскинули свои ветки какие-то хвойные деревья, на стволах которых хорошо заметны светло-зеленые листья хищника всех миров, омелы.

И гигантскими зонтиками все буйство природы накрывают, сплетаясь ветвями, гигантские деревья в треть мили высотой.

Я старательно высматривал что-то, выходящее за рамки данного мне описания, но тщетно. Одна такая дрянь чуть не проколола мне сапог, вовремя успел отпрыгнуть, споткнулся о выступающий корень и упал на задницу, больно треснувшись низом спины. Вдобавок опять заныли ребра.

— Твою мать! — с чувством высказался я. Локстед, идущий в авангарде, хихикнул:

— Чего распрыгался? Монетку медную нашел? Надо было сказать, я бы тебе одолжил до зарплаты.

— Очень, блин, смешно, — прошипел я, потирая ушибленное место.

— Нет, я сейчас плакать начну по поводу того, что ты упал на задницу. Очнись, друг, падение на задницу — вершина современного юмора, и через тысячу лет все будет точно так же.

Йрвай терпеливо подал мне руку и помог встать, аккуратно потянув на себя. Помнит, гад эдакий, что у меня здоровье хлипенькое. Я поинтересовался, отряхивая штаны:

— Есть какие-то условные приметы, чтобы поскорее найти твой народ?

— Не спеши, а то успеешь, — вздохнул он. — Пока никаких. Через миль десять, если Поющая Скала вдруг не сместилась, начнут попадаться места обитания пурпурных муравьев, их сложно не заметить. Здоровые, с палец длиной, фиолетовые и полупрозрачные.

— Не ядовитые?

— На удивление, здесь вообще мало ядовитых насекомых. У мурашей есть яд, но он слишком слабый. Полагаются, в основном, на силу своих челюстей.

— Милое место.

— Лучшее в мире, — кивнул Локстед с ухмылкой. — Пошли, горе-дипломат.

Я протестующе воскликнул:

— Эй! Между прочим, ты тоже в составе дипломатической миссии.

— Не-не-не, — отмахнулся он. — Я просто проводник. Не втягивай меня в политику государства Грайрув, будь добр.

— Но ты в нем живешь!

— Живу — и неплохо живу, смею заметить. Пока не появляется некий император и дает моему шефу приказ любой ценой притащить меня в места, где я вырос. Хоть за уши.

— Подумаешь — уши, — хмыкнул я, ножнами от меча отбрасывая в сторону колючие ветки кустарника. — У нас легенда была.

— Какая легенда? — В его голосе явно прозвучала заинтересованность.

О, йрваев хлебом не корми, а дай послушать разные сказки. Желательно, как можно меньше правдоподобности. Жаль, что я в армии не служил — как раз самое место для наиболее завиральных баек. Я авторитетно заявил:

— Про царя с ослиными ушами.

— Интересно.

— Ничего интересного, он же не из племени йрвай. Там вся соль в том, что жил был мужик, оказавший услугу богам. Они его за это решили наградить, да вот только мужик был мало того что царь, так еще и жадный до невозможности. Он попросил, чтобы все, к чему он прикасается, превращалось в золото.

— Ха! — презрительно фыркнул мой спутник и гид. — Он, небось, и желание не уточнил? К примеру, все то, к чему прикасается мизинцем левой руки.

— Улавливаешь. Так вот, все, что он пытался съесть, тоже превращалось в золото. И от такого подарка этот мужик, Мидасом его звали, поспешил избавиться, иначе сдох бы с голоду. Вошел в особую речку, своей прекрасной магии лишился, а в реке начали находить золото.

— А уши откуда?

— Из головы, обычно. Ты слушай, — поддел его я, пробираясь между двумя мохнатыми и грозно выглядящими кустами. — В общем, избавился от одной беды, пришла другая. Боги затеяли привычку постоянно друг с другом соревноваться, и решили задвинуть музыкальный поединок. Победил слабейший, но проигравший с ним ссориться не стал, а стал искать, кому же постороннему надрать уши. И нашел Мидаса, всячески восхищающегося творчеством его оппонента. Вытянул ему, бедному, уши вплоть до допустимого предела.

— Забавно. Рихард, а вот у вас боги действительно есть?

— Так я прямо взял и ответил на вопрос, над которым бьются некоторые умы человечества уже много тысяч лет, — хмыкнул я, — и все, представь себе, безрезультатно. В теологии принято признавать, что результатом божественных трудов, независимо от религии, является наш мир. Но я принадлежу к категории сомневающихся.

— Тем не менее, прямых доказательств обратного тоже нет? — с сомнением спросил он.

— С таким недоверием к ученым, которое есть сейчас... его еще долго не будет, этого доказательства. Кроме того... так, подожди. Мне уже надоело ловить лицом все встречные ветки! Отодвинешь рукой одну — следующая летит прямо по глазам.

— У тебя топор как бы есть, — намекнул Локстед.

— Ага. Вот я ищу подходящее дерево, чтобы вырубить нормальный, крепкий дорожный посох.

Я и вправду рыскал взглядом не просто так, а с надеждой на то, что сейчас мне попадется идеально ровный, без сучков ствол какого-нибудь местного аналога железного дерева, который я тут же срублю без особого труда. И с этой грозной палкой покорять просторы Великого Леса станет куда проще.

— Нашел! — крикнул я и поспешил к выбранному деревцу. Не без изъяна, конечно, но все равно отличный, почти ровный ствол.

Локстед крикнул:

— Стоять!

Я послушно остановился, оглянувшись на него:

— Что?

— Ты хочешь чесаться всю неделю? Остынь, вольный купец.

— Я опять нашел какую-то мерзость, — полуутвердительно произнес я. Йрвай кивнул:

— Поразительная дедукция. Перед тобой яркий представитель ядовитого рода растений Теджусса — древообразное растение плеццеро.

Представитель был действительно ярким. Низкое деревце с узкими, маслянисто поблескивающими листьями нежно-голубого цвета, на вид очень безмятежное. Правило номер один. Видишь что-то незнакомое — спроси у ближайшего йрвая.

— Хорошо, древообразное растение плеццеро. Я понял, даже запомнил. Теперь рассказывай, как сие прекрасное растение может меня убить.

Локстед задумчиво почесал длинный клок шерсти, заменяющий ему бороду:

— Ну, я не говорил, что оно может убить.

— Тогда давай я его срублю, да и дело с концом, — предложил я.

— Не-е-ет, — протянул он, погрозив пальцем. — Заденешь один из листочков, ту часть тела, которой задел, раздует раза в два, и будет жутко зудеть. Если не держать себя в руках, расчешешь до крови, чем охотно пользуются споры желтой кровяницы.

— Гриб?

— Хуже. Наполовину растение, наполовину насекомое.

— Как это? — удивился я.

— У него есть нервный центр и органы зрения, фасеточные такие. В то же время кровяница укрепляет себя на питательной поверхности с помощью корней, мигрируя всего два-три раза за пятилетнюю жизнь.

Я поежился:

— Гадость какая. А вы пробовали ее истребить?

— Зачем? — удивился йрвай. — Если вести себя осторожно, она никому не мешает. В крайнем случае, если попадает в рану, рану нужно прижечь.

— Я когда-то хотел научиться жить в гармонии с природой. И сейчас это желание начинает окончательно пропадать.

— Мы так живем уже много лет.

— Боясь и прячась от каждой зеленой веточки? — иронично спросил я.

— Да нет же... ладно, — махнул он рукой. — Я не буду с жаром тебе доказывать, что все не так, как ты себе почему-то представляешь. Идем?

Все еще оглядываясь на красивое дерево, я напомнил:

— Посох.

— Сейчас найдем, — откликнулся Локстед.

Через несколько сотен метров по непролазной (еле пролазной) чаще он остановился, нырнул куда-то вбок и появился опять, волоча за собой пригнувшуюся суставчатую ветку.

— Руби!

Я замахнулся топором, сначала, с непривычки, не попал, затем с двух ударов перерубил тонкое дерево. Оно еще и оказалось полым внутри, но довольно крепким. Во всяком случае, переломить его об колено я не смог. Аккуратно заточив ножом верхний край, я осмотрел новое приобретение. Темное, почти черное дерево чем-то напоминало обычный бамбук, который растет в Дейне, но вместо колец суставы ветки были опоясаны странного вида перстнями. То есть, кольцо — след отвалившейся ветки или сучка. И так вдоль всей длины.

Попробовав опереться на трубу, я не почувствовал слабостей конструкции и поблагодарил йрвая. Тот нетерпеливо напомнил:

— Так что насчет богов?

— Насчет богов... ах, да. Шутка в том, что в Кихча — по крайней мере, на континенте Арн-Гессен — все более-менее упорядочено. Есть Нист, как верховное божество всех темных тварей, есть могучий бог Корд, покровитель владычества Ургахад, есть Дейн с его путешествием Йонг. В Приморье цветут какие-то культы, но никто им значения особо не придает. Баронат Крепескэлл и королевство Консьеген, как и наша империя — государства светские, у нас один бог. Звонкая монета.

Локстед отметил:

— Я б сказал, много звонких монет.

— Да, количество играет роль, — усмехнулся я. — Представь, что есть штук двадцать разных верований, у каждого из них — свои ответвления, и все это подкреплено не самой умной и дальновидной мировой политикой. Таким образом, ты получишь приблизительное представление о том, что творится у меня на родине. Упомянутая мной легенда относится к одному из периодов, про которые уже все забыли и вспоминают редко. Там было штук двадцать крупных богов у одного королевства, потом на его землях образовалось другое, со столицей в другом месте, а старых богов просто переименовали.

— Забавно. Они решили вообще не заморачиваться со старыми культами? Тогда могли бы и имена оставить старые — вряд ли что-то изменилось бы.

— А утвердить примат победителя? — ехидно спросил я, расталкивая посохом непослушные ветки и страхуя целостность собственного лица другой рукой в крепкой перчатке.

— Да, как же я мог забыть.

— Вот! Побежденных — изнасиловать, тогда особо не делали разницы между полом, городскую стену разрушить, в храме нагадить, богов — переименовать!

— И убрать в храме, — вставил йрвай, — а то переименованные боги могут разгневаться и почтить победителей чумой или еще чем-нибудь мерзопакостным.

Я задумался, затем нерешительно сказал:

— В большинстве легенд античного времени так и случалось. Пришел герой, победил чудовище или несколько чудовищ, заказчики его надули с оплатой, а боги прокляли. Вот и сказочке конец, а кто слушал — геройствовать в жизни не пойдет.

— Ты, видимо, плохо слушал.

— Будь моя воля — ноги бы моей здесь не было, — проворчал я.

— Кому ты рассказываешь? Будь твоя воля, ты спокойно мог бы удрать в тот же Ургахад или вообще переплыть в королевство Аргентау.

— Я остался заложником хорошей, сытой жизни! Сколько через смежный форт можно единовременно провозить без разрешения казначея?

— Не особо вчитывался в эти моменты. Кажется, суммы до пяти тысяч варангов.

— Пять тысяч варангов — это едва дом купить можно.

— Ага, в столице Грайрува. И ты, кажется, намедни хвастался, что начинал с тринадцати монет, зашитых в седле? — хитро спросил Локстед, забираясь на огромный корень кредреххе.

Я хмуро ответил на издевку:

— А кто-то говорил, что я хочу повторять сценарий? Да, у меня есть небольшая кучка денег — по сравнению с некоторыми купцами Гильдии — и я вполне доволен данным фактом, чтобы не пытаться бежать из страны.

— Предпочитая этому, как ты непрестанно жалуешься, верную смерть?

— Ну-у... — я поморщился, — нельзя же делать такой выбор в несколько дней. Тут надо посидеть. Все обдумать. Спросить совета у опытных людей, при возможности разыскать самого Ульгема Мирного или его родственников, как повезет.

Локстед помог:

— "Уйти в запой" забыл.

— Не забыл, я просто не успел. Будь у нас неделя в запасе, точно ушел бы.

— Сюда-то хоть ты отраву свою не брал?

— Во-первых, отрава она для тебя, а не для меня. Во-вторых, если вдруг тебя будет медленно пожирать представитель вашей пришибленной флоры, ты всегда сможешь найти смертельный яд на моем хладном трупе, в правом нагрудном кармане.

— Алкоголик, — обвинительным тоном произнес он. Я хохотнул:

— Я свою меру знаю. Выпью ее и становлюсь прямо другим человеком. А у того, другого, мера побольше.

Йрвай обернулся, приостановившись на секунду, и умоляюще посмотрел мне в глаза: