— Ты осторожней в следующий раз, — проговорил Роберт, изо всех сил стараясь не улыбнуться. — Чуть не убил меня. Смотреть надо куда бьешь.
И все же расхохотался.
— Я боюсь, — всхлипнул Дени.
— Чего?
— Я вас задеть боюсь.
К смеху Роберта присоединился хохот Хагена. Вот уж точно — труба иерихонская. Всех леших на три лье распугает.
— Ты даже если очень захочешь его задеть, ничего не выйдет. Смотри.
Хаген вытащил из ножен огромный, с волнистым лезвием фламберг. То что за этим по-следовало, больше походило на танец. Бойцы: один — высокий и мощный, с развеваѓющейся седой гривой, второй — намного ниже, но упругий и собранный, с такими же длинными, только черно-пегими волосами, они выводили на поляне изящные пируэты, в завершение которых сталкивалась сталь. Летели искры. Это продолжалось и продолжалось, и все кто был рядом, заворожено, наблюдали великолепный танец войны. Остановились они одновременно, и, смеясь, похлопали друг друга по плечам. По лицам градом катился пот, обнаженные по пояс тела блестели.
— А ты говоришь: зацепить! — хмыкнул Хаген, проходя мимо Дени.
— Ладно, малыш, — обернулся к парню Роберт, — бросай свой щит, он тебе только глаза застит.
Дени послушно отложил щит в сторону.
— Теперь вставай передо мной. Ноги расставь пошире. Не так широко! Ногами надо чувствовать опору. Согни их немного в коленях. Посмотри на свой меч. Он у тебя с обоюд-ной заточкой и острым концом: можно колоть, можно рубить. Коли, — приказал Роберт без всякого перехода.
Рука, обгоняя робкий разум, сама вырвалась вперед.
— Молодец! Реакция хорошая. Теперь руби.
Дени неумело замахнулся.
— Руку чуть согни и не отводи за спину. Руби!
Дальше завертелось. Дени наскакивал на неподвижно стоѓявшего Роберта и так и этак, но ни один его удар не достиг цели. Шлем он давно сбросил. Волосы слиплись. Кольчуга давила на плечи, будто весила не полпуда, а все три.
— На сегодня хватит, — отступил Роберт от запаленного мальчика. — Завтра с тобой будет заниматься Лерн, потом Соль, за ним Марк, и так — все по очереди.
— А господин Хаген?
— Хаген потом, когда хоть чему-то научишься. Иди, раздеѓвайся. Рубашку просуши и вымойся обязательно.
Робертово пристрастие к чистоте по началу сильно смуѓщало пажа. Пристало ли челове-ку так часто мыться, ровно он утка какая? Сам Дени отлынивал от этой неприятной процедуры, когда только мог. На недоуменные расспросы паренька, чего это господин граф, что ни день в воде плещется, Гарет сначала отмахивался, потом снизошел до объяснений, поведав, что граф де побывал в плену у неверных. А там — закон: один день не мылся — голову долой. Свои умозаключения, по поводу рыцарей, привносящих в родные края басурмансике обычаи, Гарет оставил при себе. Дени же — проникся: это надо, какие муки человек в плену перенес!
Только умывшись и переодевшись в сухую рубашку, он почувствовал, как устал. Нога за ногу мальчик добрался до костра, и присел, каждый миг ожидая Гаретова окрика. Тому постоѓянно требовалась помощь. Но сегодня старик его не дергал. Быстрый ум подростка тут же выдал ответ: сегодня он, Дени, делал настоящую мужскую работу. Несмотря на то, что каждый мускул вопиял об отдыхе, потянуло выпрямить спину. Дени искоса гляѓнул на Гаре-та: чего, мол ты мне можешь сегодня возразить, но тут же опустил плечи. А то, скажет: как курица не хлопай крыльѓями, все равно на орла не похожа.
— Что скуксился? — Гарет в последнее время будто оттаял немного. Ворчал, конечно, но и похвалить иногда мог. — Сначала всегда тяжело. Обвыкнешь. Граф наш тоже не с пер-вого раза так наловчился. Почитай всю жизнь с железом. С самого детства. А ты сиди, отды-хай пока.
Вместе с Марком они занялись нехитрым походным хозяйѓством.
Бывший послушник теперь каждое утро исправно скреб щеки отточенным как бритва кинжалом. Синяки и ссадины давно сошли, рана окончательно затянулась. Только рука еще плохо работала. Именно из-за этого Роберт откладывал выход со дня на день.
Предоставленный самому себе провансальский подкидыш, вдруг осознал, насколько изменился рыцарь Роберт за последнее время. Угрюмый, пугающий своей замкнутостью, человек уходил, уступая место другому. Будто кто-то слой за слоем смывал серую пыль со старинной фрески. И вот она уже сияет красками, поражая великолепной и в то же время сдержанной гаммой. Или, например, корабль: попал в бурю, затерялся в волнах, но ко дну не пошел. Мачта сломана, гребцы побросали весла. Только кормщик изредка смотрит в даль, не мелькнет ли там белое крыло чайки, предвестницы берега. И оно появляется! Команда схва-тилась за весла и, стиѓрая в кровь ладони, гонит судно к долгожданному, зеленому краю зем-ли.
Несмотря на усталость, — Гарет все же погонял его после ужина по хозяйству, — Дени никак не мог уснуть. Сквозь тонѓкие стенки шатра доносились голоса:
— Идти по следам Марка никчему. Все что там творится, нам уже известно. В мона-стыре, считаю, тоже делать нечего. Они там сами ничего не знают, — говорил Роберт.
— А кто знает — не расскажет, — добавил Соль.
— Остается два пути, — продолжил бывший граф, — Либо мы возвращаемся в Крить-ен, собираем большой отряд и идем к Барну с войском за плечами, выяснять, что там проис-ходит...
— Чтобы вся округа тут же завопила, мол, барон с юга напал на беззащитную вдову, — перебил его Лерн. — Что на вдову, само собой, не важно. Важно, что с юга. Об этом и ста-роста из Дье всем встречным-поперечным толкует.
— Получается — на рожон переть? — прогудел Хаген. — Сколько их не знаем. Кто та-кие не знаем. Явимся всемером: мальчишка, собственного меча боится, Марк руку поднять не может...
— Роберт, а ты уверен, что все беды происходят из Барна? Мы ведь про северные зем-ли так ничего и не узнали, — вступил мягкий голос Соля.
— Расчет времени забыл? — возмутился Лерн. — По нему, как это ни прискорбно, по-лучается — Барн.
— Точно можно рассчитать, когда все условия задачи известны. Сам знаешь: на перга-менте гладко, а на деле в перѓвом же овраге ноги переломаешь. Расчет времени указывает на замок Филиппа, да еще женщина, якобы от имени Анны склоняющая соседей к вассалитету. Но мы это знаем со слов Марка. Он — тоже с чужих слов. Вполне может быть — в Барне все тихо и спокойно. Или такой поворот: разбойники дейстѓвительно там осели. Анна, вдова Фи-липпа, и его сын оказались их заложниками. В этом случае, если мы уйдем в Критьен: пока Бенедикт соберет отряд, пока поползем обратно — на месте окажемѓся только к морозам. Прикажешь, зимой осаду начинать? И к чему та осада, если нам со стены, например, выкинут заложников. Мертвых, разумеется. А если ждать до весны, боюсь, осиное гнездо укоренится и начнет разрастаться. Тогда и нам, и Критьену может не поздоровиться.
— И так не этак — и эдак не эдак, — хмуро констатировал Гаѓреет. — Ты там про два пути толковал. Второй-то какой?
— Сейчас идти в Барн. Что скажете?
— Пожалуй.
— Да. Конечно.
— Иначе опоздаем.
Они все согласились. Но Роберт еще не закончил:
— Если кто сомневается — может уйти. Никого не держу. Ты Марк — человек сторон-ний, да еще и не совсем здоровый, пойдешь своей дорогой — никто тебя трусом не сочтет.
— Я сторонним оставался до того, как голодных детишек в погорелой деревне крестить пришлось, а потом в яме подыхать как собаке... Не гони, господин Роберт.
Глава 3
Отряд из шести конных рыцарей, одного пажа и двух заводных лошадей двиѓгался по левому берегу лесной речушки. Дождей давно не было, сплошная вода скатилась вниз на плоские равнины. Но рукава еще бурлили и, помня недавнюю переправу, люди искали брод, где можно проѓйти верхом, не замочив сапог.
Роберт ехал впереди, то и дело поглядывая на ту сторону. Но там все оставалось спо-койным: кусты не трепыхались подозрительно, не срывались птичьи стайки, да и сороки трещали только на их стороне, загодя предупреждая лесных обитателей о приближении лю-дей.
Роберт не торопил с переправой: чем больше сделают крюк, тем лучше. Решение уже принято. Время само приведет их к исполнению задуманного, или — не исполнению. А пока можно было просто ехать по берегу чистой лесной речки и вспоминать.
ALLIOS
Всадники в белых бурнусах двигались на закат. Сухие, поросшие колючками пустоши Сирии, на перешейке сменились, разбегающимися до горизонта барханами. За ними пошли красноватые россыпи некрупных камней. На ночлег останавливались у колодцев или родников в оазисах с серыми припорошенными вечной пылью пальмами.
Налитое пурпуром, закатное солнце падало в фиолетовое облако. Последние лучи со-гревали тоскливым теплом окровавленную закатом равнину. За спиной шелестели листья, перекликались гортанные голоса, ржали кони, звенело железо.
Солнце неумолимо сплющивалось, будто кто-то проталкивал его под землю через уз-кую щель. Над просочившейся в преисподнюю малой толикой наплывал пузырь. Еще чуть-чуть — и его всосет. Останется темнота, необъятное пространство пустыни, тоска и одиноче-ство.
В сущности: чего бы ему, Роберту, печалиться? Сейчас он был почти свободен. Не на-до было под кнутом, ворочать на руднике камни, голодать, стоять покачиваясь от усталости на вечерѓней проверке, когда подвыпившая охрана намеренно долго держит усталых рабов, не пуская к закаменевшим от пота и нечистот циновкам, не надо ворочаться в полусне на этой циновке под стоны и кашель барака.
Однако здесь он ощущал себя более несвободным нежели там. Там оставалась при-зрачная, но все же надежда на побег. По дороге уставлено виселицами? Оставалась! — обор-вал он себя. Сейчас его держало нечто большее, чем охрана и пространство пустыни — его слово — внутренний барьер, через который графу Парижскому, — он это прекрасно знал, — не перешагнуть. Значит потянется время, которое в плену много длиннее, чем на воле.
Возможно, сиятельный племянник всесильно визиря, через какое-то время и соблазнится выкупом. Но обмену высокородного пленника на золото из графской сокровищницы, скорее всего, постарается помешать 'любимый' и столь же сиятельный, старший брат вельможи.
По словам Тафлара, брат Селима Малика — Омар Малик, отправленный в Антиохию к крестоносцам с посольством самим халифом, вернулся оттуда с позорной раной. Мало того, что пострадала спина посла, и недоброжелатели тут же зашептали, что такую рану мог полу-чить только трус; мало того, что пришлось объясняться с халифом и визирем, почему по-сланник мира взялся за оружие и выступил против тех, с кем недавно преломлял хлеб; так еще и сама рана оказалась столь неудачной, что даже затянувшись не давала нормально ра-ботать правой руке. Это больше всего бесило принца Омара, в прошлом первую саблю Египта.
Блистательный, но не очень умный Омар не нашел ничего лучше, как объяснить свое участие в сражении под Антиохией коварством франков. Некто, Рабан аль Париг, хитростью заманил его на позиции и ранил предательским ударом в спину. Но и сам Омар Малик не лыком шит: он сразился с Рабаном и тяжело его ранил. Добить же подлого христианина помешали франки, хлынувшие несметным числом на место их схватки и разделившие бойцов в самый ответственный момент. Что влез в драку на стороне сельджуков, исключительно из желания помахать саблей, Омар Маѓлик, естественно, не сообщил.
Как он отнесется к представленному на всеобщее обозрение франѓку, который, к слову, за все время похода не получил ни одной серьезной раны? Никаких сомнений — постарает-ся убить. Во первых, чтобы избежать огѓласки, во вторых, чтобы залить кровью ненавистного христианина досаду. Так что, золоту в графской сокровищнице скорее всего предстоит ле-жать бестревожно.
За спиной заскрипели камешки. Кто-то подходил со стороны лагеря. Роберт обернулся. В сгустившихся сумерках светила белым просторная джеляба Тафлара абд Гасана. Ни лица, ни рук уже не разглядеть.
— Грезишь о свободе? — без обиняков, насмешливо спросил араб.
— Скорее размышляю, сколько у меня шансов остаться в живых и той свободы дож-даться.
— Как ни прискорбно, но ты прав. Очень скоро Омар узнает о твоем присутствии в Эль Кайре. Ни я, ни Селим не можем поручиться за всех своих людей. Звон золотых монет часто заглушает голос преданности и долга. У вас не так?
— Люди везде — люди.
— Кстати, о свободе... мы с Селимом заключили пари. Оговорюсь, он не веѓрит данно-му тобой слову, но кое в чем я смог его убедить. Так вот, пари: я утверждал, что ты сдер-жишь слово, он возражал. В конце концов, он согласился, в случае если я окажусь прав, че-рез год начать перегоѓворы о выкупе. Разумеется, если ты к тому времени еще будешь жив. Но ни он, ни я, ни ты еще не рассматривали третьего варианта.
Роберт поднялся, снизу вверх глядя на рослого араба. Он уже понял, о чем пойдет речь.
— Ты еще не слыхал вопроса, а ответ уже передо мной. Сейчас ты — весь отрицание. И, тем не менее, погоди отталкивать руку дающего, — переѓфразировал известное выраже-ние Тафлар. — Приняв ислам, ты одним мановеѓнием избавишься от всех бед. А учитывая твой опыт и воинское исѓкусство, любая армия Востока с распростертыми объятиями примет тебя в число своих командиров. Тебе, кстати, совершенно не обязательно воевать там, где противниками могут оказаться твои соплеменники. Войны идут и далеко на юге и в горах Персии. Ты сам только что сказал: люди везде — люди.
— Это не спасет меня от кинжала наемного убийцы.
— Нет, конечно. Такая опасность останется. Но согласись, безвестного раба намного легче зарезать, нежели человека, занимающего значительно более высокое положение. Я только не понял, чем продиктован твой вопрос: согласием или несогласием.
— Это вообще не вопрос. Так — замечание.
— Что ж, не будем пока продолжать этот разговор. Ты еще не настолько хорошо зна-ешь меня, чтобы доверять, и не настолько хорошо знаешь нас и наши обычаи, чтобы сравни-вать, — засмеялся Тафлар. — Пойдем, нас ждет трапеза.
— Почему вы едите только с наступлением темноты? — спросил Роберт, всю дорогу наблюдавший этот странный обычай.
— Сколько ты пробыл на руднике? — вопросом на вопрос отозвался Тафлар.
— Восемь месяцев и три дня.
— Значит, тебе не успели объяснить. Я с удовольствием продолжу нашу духовную бе-седу, — на слове духовная, Тафлар сделал ударение, — за столом.
На расстеленном достархане стояли чашки с вареным рисом, приправленным шафра-ном и маслом, тарелки с изюмом, курагой и фисташками. Кучкой лежали вяленые финики, огромные фиолетовые плоды тоже были финиками, только свежими. Стопкой возвышались белые лепешки. На отдельном блюде в центре стола исходило паром зажаренное на ребрыш-ках мясо ягненка.
Роберт медленно уселся на место, предложенное хозяином. Есть не начинали, пока тот не произнес молитву и не провел по лицу раскрытыми ладонями. Но и тогда Роберт не торо-пился. Как когда-то он загонял глубоко внутрь гордого рыцаря, сейчас также глубоко старался упрятать голодного раба, готового хватать все, что перед ним лежало и есть, есть, есть!
Наконец, он взял с подноса и положил в рот сладкий упруго медовый финик. Тафлар ел медленно, сосредоточенно, не гляѓдя по сторонам. Роберту удалось подавить голос голодной плоти: попробовав всего понемногу, он отодвинулся от стола. Им приѓнесли чай — душистый желтоватый напиток пряного вкуса. Тафлар взял в руки пиалу, пригубил и только тогда поверх ее края посмотрел на Роберта:
