"Твердь‟.

Ринч был в ярости: ему только что доложили, что неизвестная группа вооружённых людей обыскивает на его улице все дома: якобы они кого ищут, непонятно это и потому на душе было тревожно. После недолгих раздумий, взяв с собой десяток бойцов, чьи семьи жили почти рядом, он насколько мог, быстро бежал домой, дабы не дать незнакомцам времени вломиться в его дом и похитить его мать и младшего брата. А что? По слухам, подобные прецеденты уже были.

— Бегом пацаны, бегом ...! — Покрикивал молодой человек на своих товарищей. — На этой улице и ваша родня живёт! ... Чуть что случится, поздно будет локти кусать! У убл...! — Всё это, от переизбытка разбушевавшихся эмоций, сдабривалось крепкими словцами.

Вот уже и нужный переулок. Выскочив на него, Ринч на секунду замер, после чего отпрыгнул к забору и стал на колено — изготовившись к стрельбе. Всё это было сделано с невероятной расторопностью, потому что молодой человек увидел микроавтобус, возле которого стояли люди в камуфляжной форме — все они держали оружие наизготовку. Да и от родительского дома, незнакомцев отделяло два двора. А к Васке, уже подбежали и другие бойцы.

— Вон, возле машины тасуются какие-то вояки, — отдал приказ Васка, — гаси их! — И первым нажал на курок трофейного автомата.

— Тра-та-та-та! — Разорвав относительную тишину, разнеслась по округе первая автоматическая очередь.

Чужаки попадали на землю: но справедливости ради, нельзя было сказать, поразила очередью ли хоть одного из них, или нет. Вот и чужаки открыли ответный огонь, и также безрезультатно. А к месту боестолкновения уже подбегали отставшие, они сразу же включались в бой — паля наугад. Правда некоторые, нервно интересовались:

— А где эти ... Урчики?! ... Куда стрелять-то?!...

Вот и Володька — сверстник Ринча, обзавёдшийся старым, но исправным ручным пулемётом — сверстником давно прошедшей войны, выскочил на перекрестье улиц, и сразу подавшись назад, поинтересовался: — 'А где враг то‟?! — На что получил ответ: — 'В белой машине‟! — Снова выглянув, бывший шахтёр, а сейчас боец ополчения, увидел легковушку нужного цвета. Передёрнув затвор, и удобнее перехватив своё раритетное оружие, парнишка выскочил и 'дал‟ короткую очередь. Он чётко видел, как пали оставили на белом капоте и левом крыле машины чёрные отметины дырок. — Фью, фью! — противно просвистели пули в опасной близости от его головы. Воин отпрянул назад — под укрытие кирпичной колонны забора.

— Братцы! Может, кто скажет, откуда стреляют?! — Повторно поинтересовался пулемётчик: его смутило то, что возле обстрелянной им машины, на первый взгляд, никого не было.

На что ему ответили:

— Да за машиной они прячутся!

Снова выскочив из укрытия, пулемётчик выпустил короткую очередь, и вновь отпрянул назад. На этот раз, он понял, что расстреливает абсолютно пустую машину, которая к чужакам не имеет никакого отношения.

— Да скажите же мне, где враг?! Куда палить-то!?

Несмотря на множество криков, Володькин вопрос услышал Васка, и ответил на него — перекрикивая все звуки боя:

— Белый микроавтобус по нечётной стороне! Они вокруг него залегли!

Володька снова на секунду выглянул, и увидел искомое: белую машину и несколько вспышек — выстрелов с супротивной стороны — большего разглядеть не успел. Мысленно досчитав до пяти, пулемётчик сделал шаг, выйдя из-за укрытия, и завопил: — 'А-а-а-а...‟! — Так он стрелял, пока не окончился дисковый магазин. Ответная стрельба смолкла, и сейчас стреляли только люди Ринча.

— Эй вы, шалопуты! Кто такие?! Почто палите как скажённые?! — Послышались выкрики со стороны тех, кто залёг у машины.

На это среагировали не сразу, но вскоре и бойцы Ринча задрали стволы к небу, а Васка, на правах командира ответил:

— Я то, 'Бизон‟, а со мною мои люди! А вы кто такие будете?!

— Тьфу б...! Это ты Васка! ... И ёхта, всё это твои архаровцы⁷! Вы из 'Рыси‟! Ну а я, 'Бином‟! И со мной мои 'Вепри‟.

Все примолкли, а Васка выдержав небольшую паузу — обдумывая услышанное, затем обрадованно воскликнул:

— Так это ты? Игорёк?!

— Возьми твой пулемётчик немного пониже, был бы уже не я, а моя остывающая тушка. Хорошо что я его признал. Кстати, привет и тебе, Володька!

Пока шёл этот диалог, никто не подымался — все замерли и прислушивались к беседе своих командиров. Также, не казали носу на улицу и обыватели — боясь выглянуть даже в окошко. Излишнее любопытство может стоить жизни, а становиться по собственной глупости лёгкой добычей костлявой жницы, никому не хотелось.

— 'Вепри‟, а какого лешего вы тут делаете? Вообще-то, это территория нашей ответственности!

— Так мне позвонила хромая Кондратьевна и сообщила, что здесь орудуют какие-то вооружённые архаровцы! ...

— И мне позвонил дядька Дузь, тоже сказал что здесь бандиты, только по его словам они кого-то ищут!

— Да, да! Именно так и кричали эти бандюги, врываясь в дома и ложа всех мордой в землю: а в действительности, они просто грабили!

— И где они делись?

— Да вон, лежат повязанными на дворе у твоих соседей! Они как нас увидали, хотели в рассыпную удрать. А после выстрелов в воздух, они стали как вкопанные и лапки кверху. — Худосочный воин по имени Игорь, имеющий позывной Бином, немного тяжеловато поднялся с земли, и предложил Ринчу. — Васка, ты иди сюдой, нечего нам супротив друг друга в позе стоять, да на всю округу, как скажённые горланить.

Ринч, узнал полевого командира, — командовавшего отрядом самообороны, расположенным на соседнем участке: так сказать соседа, и понял всю курьёзность в сложившейся ситуации. Ухмыльнувшись, он подал своим людям условный знак, что можно расслабиться. Сам же, первым поднялся с калена, и пошёл навстречу к Биному; его бойцы тоже поднялись с земли и шли следом. После короткого рукопожатия, он заглянул в распахнутую калитку соседей, во дворе лежали связанные мужчины в камуфлированной форме; а рядом с ними стояла пара незнакомых бойцов. Игорь, проследив за взглядом Бизона, и правильно поняв, что Васку заинтересовали незнакомые воины, пояснил:

— Это добровольцы из Унхарии, — Венци и Дико. Парни толковые, бывшие мотострелки — офицеры, да и общаться с ними можно без толмача¹⁴: они нашу речь когда-то учили, да и их язык к нашему близок.

— Ну и добре. А с бандюгами что делать собираешься?

— Чё, чё? Да в расход пущу — некогда мне с ними цацки разводить.

— Ну да, правильно. — Немного рассеяно ответил Ринч, пожимая руку знакомому полевому командиру. — Коли их отпустить, то они снова за своё возьмутся — и будут ещё более оборзевшими. Ну, удачи тебе. — Лёгкую отстранённость от беседы можно было легко объяснить, он увидел свою маму: та робко вышла на улицу, и сейчас, смахивая не прошеную слезу цветастой утиркой, смотрела на сына.

— И тебе всего хорошего.

Ринч, за малым не срываясь на бег, подошёл к матери, та так и не пошевелилась. Парень обнял её, тихо, так что никто ничего не смог расслышать, перемолвился с ней несколькими фразами, и с трудом отстранившись, не оглядываясь, направился на свои позиции. А сильно сдавшая за последнее время женщина, смотрела в спины уходящим бойцам, и, читая молитву матери, крестила в след уходящих воинов.

Неожиданно, из двора — мимо которого проходили бойцы, спешно выскочила всклокоченная, пожилая женщина с годовалым младенцем на руках; а следом за ней бежала растерянная молодка. На это отреагировал один из молодых ополченцев и направился к женщине. А та, протягивая ему навстречу ребёнка, запричитала:

— Цалуй папку внуча, цалуй! Все младенцы чисты яки агнцы, цалуй же! Тогда господь убережёт того, чьё чело той печатью отмечено! Так сказано ...

И было в глазах женщины столько мольбы и ужаса, что паренёк ничего не сказав, склонился, а пожилая женщина прислонила на секунду малышку к его темечку. Ребёнок морщился, плакал, а его мать, до этого растерянно стоявшая за спиной свекрови, кинулась и забрала у неё своё дитя. После, пританцовывая, что-то шепча — стараясь успокоить дочь, смотрела на удаляющегося мужа, своими округлёнными, полными тоски и слёз глазами.

Многие 'стратеги‟ не упустят возможности покритиковать ополченцев, однако они забывают, что даже в регулярной армии бывают случаи, для которых существует понятие: — 'Дружественный огонь‟. Так что не стоит придираться к вчерашним работягам, вынужденных взять в руки оружие. Тем более, у них ещё не было армии — в нормальном смысле этого слова, а были разрозненные отряды самообороны: бойцы которых, на 'собственной шкуре‟, а не в академических аудиториях постигали горькие премудрости войны.

Глава 13

День, впрочем, как и его утро был комфортен — сказать, что он был хорошим, не было возможно по одной, но очень весомой причине, независимой от природы причине: над городом, на большой высоте, постоянно барражировали штурмовые вертолёты, и время от времени, обстреливали выбранные ими цели залпами своих нурсов. Что являлось объектом охоты этих стервятников, было непонятно, поэтому многие жители Ратянска сидели в подвалах своих домов, и старались без нужды не покидать своего убежища. Впрочем, молодости неведом страх: — 'Беда может случиться с кем угодно, только не со мной. Не знаю как другие, а я сумею переиграть судьбу...‟. — Именно так, или нечто подобное думали два подростка залезшие на крышу своей девятиэтажки: они, храбрясь друг перед другом, держа в руках по цифровому фотоаппарату, снимали видеоряд о летающих вдали боевых вертолётах.

— Вот с..., ё... твари! Они ... снова выстрелили ...! — Яростно, дополняя сказанное нецензурной бранью, комментировал худощавый подросток увиденные им дымные следы, потянувшиеся от боевой машины к земле. — Чтоб им ... пусто было! — Чуть погодя, до юного оператора долетели приглушённые звуки разрывов и стали видны первые вестники разгорающегося пожара.

Стоявший рядом крепыш, он тоже снимал всё это, но только без каких-либо комментариев: мальчишка был бледен, и только щёки налились ярким румянцем, да взгляд, был полон ужаса. Ему хотелось бросить всё и убежать вниз, однако прослыть трусом, тоже не прельщало — поэтому он был рядом с заводилой Игорёшкой и ждал момента, когда тот решит что дело сделано и можно уходить.

— Ий — ё -ху!

Восторженно выкрикнул Игорёк, заметив, как ввысь устремилась ракета, однако вертолётом были отстреляны тепловые ловушки, а машина выполнила манёвр уклонения. Электроника зенитного снаряда обманулась, и хлопок подрыва произошёл на безопасном расстоянии. Тёмное облачко разорвавшейся взрывчатки зависло в воздухе, как напоминание о произошедшем промахе. Но как оказалось, это не было окончанием противостояния 'земли‟ с воздушными 'разбойниками‟, в небо, с небольшим разрывом во времени, потянулось ещё два дымных следа. Один из которых, также как и предыдущий ушёл в сторону, зато второй расцвёл чёрным смертельным цветком под самым бортом 'вертушки‟. Та, как будто оступившись, вздрогнула, и, начав нелепое вращение, устремилась вниз.

— Ты это видел! Вау! Как его ...! Да! Да! Да!— Радостно заорали сразу оба подростка, причём Игорь настолько поддался эмоциям, что позабыл о сьёмке: срываясь на фальцет, он кричал и прыгал, энергично размахивая руками. — Вот так их паскуд и надобно 'причёсывать‟! — Впервые за всё это время подал голос крепыш.

Оставшийся без ведомого, уцелевший вертолёт, с набором высоты, спешно покинул опасное место и быстро скрылся вдали: постепенно уменьшившись до еле заметной точки, а вскоре и она растворилась.

— Ага! Струсили! — Надрывая голосовые связки вопили отроки.

Отпрыгав своё — ещё минуту после того как подбитая вертушка исчезла между домами, обозначая место своего падения жирным, чёрным дымом: Игорь опомнился, и понял, что самое важное сегодняшнее событие, он так и не снял. Поэтому, резко замерев, а затем, повернувшись к вечно невозмутимому увальню Валентину, которого сейчас нельзя было узнать, он поинтересовался:

— Я надеюсь, ты все заснял?

— Ага. — Ответил подросток, чей взор на сей раз переполняла радость от увиденного. — Оказывается, этих Урчиков тоже можно бить.

— Тогда, айда к тебе! Смонтируем, и скорее выложим в ин-нете!

Подростки убежали, а немного погодя, весь город только и гудел, обсуждая падение на его окраине вражеского вертолёта. Как и тот факт, что управлявшие им пилоты выжили, но испугавшись расплаты за свои деяния, трусливо убежали, оставив возле подбитой машины своего тяжелораненого товарища. Во всех подвалах шептали: — 'Ты знаешь. Такая победа состоялась благодаря тому, что один продажный вояка Урчиков, — служивший где-то под стольным градом, продал небольшую партию ПЗРК и её, окольными путями удалось доставить в Ратянск‟. — Насколько сказанное соответствовало истине, было неизвестно, однако, всех устраивала именно такая версия. Других объяснений и не искали.

'Садко‟ сидел в тёмной землянке, она была узкой, сырой и можно сказать, постылой. На грубых лежаках, время от времени, простуженно покашливая, спали три человека: уже давно был погашен сделанный из гильзы противотанкового ружья масленый светильник, только Станислав Сергеевич никак не мог уснуть — его мучили не очень хорошие думы. И избавиться от них никак не получалось, мозг никак не желал успокаиваться, раз за разом возвращаясь к прошедшему дню.

И было от чего переживать, гражданская война набирала обороты, — обстрелы городка участились, люди гибли, но самое скверное было то, что сегодня — точнее вчера, он побывал дома. С одной стороны, это было радостное событие, жена и дети живы, и здоровы, но всё это было испорчено внезапно начавшимся артналётом.

А началось это как раз в тот момент, когда он, приняв душ и с наслаждением вкусив стряпню своей супруги, разговаривал с неожиданно появившейся на пороге назойливой соседкой Маринкой — немного взбалмошной молодой бабёнкой. Вышло так, что она, явившись как будто по каким-то бабским делам к его жене, через пару минут уже сидела за столом и, скорчив жалостливую мину, усиленно у него выпытывала: — 'Сергеич, ну скажи мне, как там мой у тебя, не сильно на рожон лезет‟? — А что было говорить? Маринкин мужик был не сильно склонен к каким-либо подвигам: хотя труса тоже не праздновал. Только как это объяснить бабе, которая желает услышать чуть ли не поминутный отчёт о житие своего мужа на передовой. А на объяснение что в подчинении у Станислава таких бойцов настолько много что, он просто физически не может всех опекать, вызывало у молодки — дурной кликуши, в башке дурное убеждение, что от неё что-то утаивают — причём очень страшное...

И вот, когда Быков был готов послать эту дурную бабу ко всем чертям, и выставит её за порог, неожиданно начался артобстрел улицы. После первого разрыва, все кто на тот момент был в доме, упали на пол и, на четвереньках, спешно, полезли в подвал. Уже сидя в погребе, освещая его потолок единственным фонарём, и всем телом чувствуя дрожь избиваемой снарядами земли — Станислав обратил внимание на лица обеих баб, его жены и соседушки — будь она неладна: они были бледны и перекошены от охватившего их ужаса.... От каждого разрыва женщины вздрагивали, если снаряд рвался поблизости — сотрясая весь подвал, соседка сильнее всех вжимая голову в плечи, взвизгивала, и зажмуривала глаза: — 'Да, не привыкли ещё женщины к войне. Хотя, чего таить, я и сам к такому ужасу непривычен. ...‟