Назавтра штурмбанфюреру Леману предстоял очередной доклад Гейдриху и Шелленбергу по запланированной на январь встрече с эмиссарами Интеледженс Сервис, в Лозанне и проведению с ними переговоров в рамках оперативной игры 'Трал' (нацеленной, как на дезинформацию вражеской разведки, так, и на перевербовку британских агентов).
* * *
А по другую сторону границы, перед начальником Управления перспективных разработок старшим майором госбезопасности Давыдовым замаячила перспектива многолетней работы без отпусков. Руководство ГУ ГБ целый месяц прикидывало разные пути решения проблемы, озвученной в октябре на научно-практической конференции по газотурбинным моторам, прошедшей на базе ХАИ. На той конференции, выяснилось, что имеющиеся в наличии материалы и оснащение производств не позволяют в промышленных количествах производить, ни турбинных лопаток, ни подшипников, ни компрессорных ступеней для новых ракетных моторов. До большой серии, смогли довести только элементы двигательной арматуры, и жаропрочные камеры сгорания пяти основных типов и четырех размеров (еще два типа камер довести не удалось). Начинался трудный период освоения и отладки технологий. Опытные самолеты с реактивными моторами уже были в СССР созданы, и даже кратковременно поднимались в воздух, но производить их, даже не массовой, а хотя бы малой серией, было нереально даже к началу весны. И это, несмотря на беспрецедентные полномочия УПР, и настойчивые требования со стороны ЦК партии и руководства наркомата. Приоритетное снабжение УПР НКВД всем необходимым от импортных станков до квалифицированных кадров уже дало отличный эффект в плане кристаллизации концепций, но теперь управлению требовалось совершить прорыв в материаловедении.
Озадаченная еще в октябре зарубежная разведка с большим риском установила, что в Германии для производства лопаток турбин применяется, разработанный еще в 1936 году исследовательским отделом фирмы Круппа, специальный жаропрочный сплав аустенитного класса 'Тинидур'. Важность проблемы, была столь высоко оценена Центром, что потребовалось тщательно спланированное и произведенное на квартире в Брауншвейге похищение инженера Морица Фрейнберга, являющегося ассистентом одного из создателей сплава 'Тинидур' Клауса Гебхарда. Получив от агента 'Брайтенбах' (курирующего охрану института DVL, секретных лабораторий Круппа и проектных групп фирм 'Юнкерса', 'БМВ' и 'Брамо'), все нити доступа к Фрейнбергу, группа Судоплатова, сработала ювелирно, замаскировав все под несчастный случай. От вывезенного в Чехию немецкого инженера разведчики ГУ ГБ смогли получить насколько возможно подробные сведения по рецептуре сплава и технологии производства лопаток, но этого было явно недостаточно. Промышленное производство входящего в состав сплава металлического титана еще не было полностью налажено в СССР, хотя сырьевую базу на Урале удалось развернуть еще в 20-х. В основном шло совершенствование производства титановых белил и испытания различных методов получения ферротитана. Как раз к текущему году усилиями С. С. Штейнберга, Н. С. Кусакина, В. П. Елютипа, Н. П. Шипулина и их коллег производство ферротитана, и получаемого сернокислотным способом из отечественных ильменитовых концентратов пигментного диоксида титана, наконец, приблизилось к промышленным объемам. Радовало, что производящие титан небольшие заводы действительно заработали, но для работы с металлическим титаном у советских ученых и производственников не хватало, ни опыта, ни оборудования, ни сырья. Поэтому для экспериментов с аналогами 'тинидура' требовалось срочно закупать рутиловое сырье за рубежом, и пока, увы, в объемах непригодных для крупного производства.
Однако, озадаченные НКВД ученые не унывали, ведь разведка помимо этого прислала им и другие 'подарки'. Так, из-за океана были получены непроверенные сведения о планирующемся использовании в САСШ для той же цели сплавов с высоким содержанием никеля, хрома, и присадками из титана и молибдена. Озвучены были и сведения по формовке лопаток из сложенных вдвое листовых заготовок с использованием штамповки и сварки. Было много и другой информации, нуждавшейся в тщательной проверке. Принципиальные схемы создаваемых на Западе ракетных моторов и рецептуры сплавов для турбинных лопаток, хоть и частично облегчали решение научной задачи, но и ставили много вопросов перед советской наукой. Фактически нужно было создавать отдельный научно-промышленный сектор. Оставался и риск потерь времени при отработке тупиковых направлений. Выступавший на повторной ноябрьской конференции директор недавно достроенного в поселке Норильск горно-металлургического комбината, Авраамий Павлович Завенягин, предложил перенести поближе к норильскому комбинату опытное производство жаропрочных лопаток, колец и прочего, вместе с научными лабораториями. Эта мера, по его мнению, позволяла ускорить получение отечественных уже серийных жаростойких никелевых сплавов и изделий из них, поскольку сырье было всегда под боком. К тому же процесс можно было гибко регулировать на основе данных научных исследований. Предложение Завенягина бурно обсуждалось в Москве и, несмотря на противодействие ряда экспертов, получило поддержку Сталина. Деньги на оснащение нового металлургического центра были выделены и закупки оборудования начались. Необходимое для опытного производства сырье планировалось получать разными путями. Рутил для производства титана планировалось закупать в Бразилии и во Франции вместе с другими минералами, как ювелирное сырье. Молибден можно было в достаточных объемах получать из планируемого к разработке Зангезурского месторождения в Армении. Со стороны внешней разведки также была обещана помощь. Майор госбезопасности Фитин поставил своей резидентуре задачу внедрения созданных этим летом разведкой реальных машиностроительных фирм в качестве подрядчиков и клиентов для британских компаний "Ровер" и 'Роллс-Ройс', "Пауэр Джетс", швейцарской 'А.Г.Браун Бонетти' и французской 'Турбомека'. Пока главными задачами были обозначены: сбор информации, отработка технологии получения новых сплавов и изделий из них. И хотя ряд советских ученых были не в восторге от назначенных им командировок из респектабельной Москвы на Север и на Кавказ, но спорить с ЦК никто не рискнул. И работа по постройке научно-производственной базы резко ускорилась. А сами научные исследования по созданию новых сплавов временно получили прописку на базе московского института стали имени И.В.Сталина.
И эта работа разворачивалась вовсе не на пустом месте. С 1930 года институт уже занимался проблематикой жаропрочных сплавов. Однако разработанные к 1939-му сплавы еще далеко не полностью обеспечивали потребности реактивного моторостроения. К примеру, советский жаростойкий сплав ЭИ-69 с рабочей температурой в районе 600-650 'С был на уровне лучших зарубежных образцов. Но даже этот сплав пока не мог решить проблему создания комплектующих для серийных ГТД. Применение его на экспериментальных турбинах создаваемых в ЦИАМ группой профессора Уварова, доказало — что для реактивных турбин нужно срочно создавать технологичные сплавы с более высокими параметрами прочности и термостойкости. Конечно, проблемы КБ Уварова, взвалившего на свои плечи создание высокопараметрических ТРД и ТВД — с рабочими температурами до 1300-1600 'С, в значительно меньшей степени касались работы коллег-конкурентов из КБ Люльки и Лозино-Лозинского. Ведь исследуемый харьковчанами рабочий цикл ТРД был низкопараметрическим — с рабочими температурами до 700-800 'С, что вроде бы позволяло рассчитывать на скорый переход от опытных образцов к серийным, с теми же конструкционными материалами, что и у экспериментальных турбин Уварова. Однако не тут-то было. Малую серию собранных вручную 'Кальмаров-5/6' (с тягой до 430-510 кгс) действительно удалось произвести еще в ноябре, но реальный ресурс этих двигателей не превышал 4-6 часов до замены турбинных венцов. И даже с полным ресурсом вели себя эти изделия крайне капризно. Реактивные моторы ломались слишком часто, и не всегда удавалось обойтись без жертв (трое техников-испытателей погибли при взрыве опытного мотора, еще десяток лечились от полученных травм). Причины были на виду. В описываемый момент каждую лопатку индивидуально вытачивали из заготовки сложной формы. А такая трудоемкость, плюс последующая тонкая ручная подгонка и сборка турбинных колес, ставили крест на сколь либо массовом производстве. С такой надежностью и технологичностью, не могло быть и речи, не только о скором начале войсковых испытаний опытной авиатехники, но даже о длительных заводских испытаниях реактивных самолетов. Так, два ДБ-А 3-й серии, получившие четыре мотора М-35 с ТК-2 и по два дополнительных 'Кальмара' под крыльями, были еще в ноябре представлены на испытания. Но уже через три дня были сняты с испытаний, и отправлены на доводку реактивной мотоустановки. Из-за этого, запланированное УПР НКВД оснащение эскадрилий ОКОНа в Тихвине и Каргополе боевыми самолетами с дополнительными полностью серийными ТРД было отложено до конца января. Вместо них в Карелии должны были проходить освоение экипажами и техническими службами четырехмоторные и двухмоторные бомбардировщики, двухмоторные разведчики, и одномоторные истребители-штурмовики с дооснащенными 'Тюльпанами-7' поршневыми моторами. Старший майор Давыдов выкручивался, как мог. Он даже инициировал производство в Харькове специальных 'наземных' реплик ТРД 'Кальмар', которые должны были применяться только для отработки наземной эксплуатации, а также для пробежек и подлетов. Моторы были тяжелыми, слабыми, и не пригодными для полетов. Зато ресурс их работы был доведен до 30 часов. И эта хитрость позволяла начать более-менее массовое обучение личного состава наземных служб и пилотов будущих реактивных полков. Более всего для обучения подошли, полученные в декабре из-за океана десять бездвигательных планеров бомбардировщиков 'Дуглас ДБ-7'. Эти машины имели носовое колесо шасси, и оснащенные нелетными 'Кальмарами' очень удачно имитировали руление и подлеты боевых самолетов с ТРД. На максимале тяги их удалось разогнать по бетонке до ста девяносто километров в час. Теперь, под грохот работы этих 'бескрылых драконов' через испытательные площадки одного завода и нескольких учебных Центров за месяц-два удавалось прогнать до двух-трех сотен будущих эксплуатантов реактивной техники. И среди новоиспеченных обучаемых-реактивщиков, теперь частенько мелькали совсем юные лица курсантов технического и летного отделений Ефимовского училища...
* * *
Несколько иные, но схожие проблемы навалились и на бывшего заместителя Давыдова майора ГБ Валентина Александровича Кравченко, которого возложенное на его плечи руководством наркомата 'Урановое задание' не особо радовало. Постановка проблемы пока сильно напоминала сказку 'Пойди туда, не знаю куда'. Но в НКВД никто не спорил с приказами, поэтому к заданию Кравченко приступил хоть и без восторга, но по-серьезному засучив рукава. Причем к моменту перевода на новую тему, майор ГБ оную практически не знал. Смысл всей секретности сначала понимался чекистом примерно так — 'СССР должен первым получить эту сверхмощную взрывчатку, и оснастить ею все бомбы и снаряды наших авиации, артиллерии и флота, а потом уж пусть буржуи себе локти кусают'. Поэтому и отношение Валентина к проекту было довольно примитивным. Намеки на 'адское происхождение' будущего оружия с усмешкой игнорировались...
— — Ну, подумаешь, новая взрывчатка! Сперва в Истории черный порох китайцы изобрели. Потом появились всякие там бертолетова соль, нитроглицерин и динамит, вместе с пироксилинами, лиддитами, мелинитами-шимозами и прочими тротилами. Ну, а сейчас и новые, гексаген с аматолом имеются. Первые из перечисленных самые слабые взрывчатки, вторые чуток помощнее. Ну, а третьи и вовсе, самые мощные в мире на текущий момент. А когда новое задание осилим, сразу появится у РККА и РККФ еще более мощная урановая взрывчатка. И все, амба! А то, что после взрыва той взрывчатки местность отравленная остается, так тоже ничего особенного. Вон, шимоза-мелинит при разрыве тоже мерзкие ядовитые газы дает, от которых и задохнуться можно...
И такое слегка несерьезное восприятие продержалось в голове майора ГБ, целый месяц. Да, читал он разведывательные донесения американской резидентуры, в которых проводились интересные параллели с Тунгусским метеоритом и силой его удара. Мол, будь там, в тайге, каменный город, так его бы в пыль перемололо, и огнем прижгло до расплавления камней. Рассматривались в тех донесениях и варианты с детонацией целых арсеналов, и с подрывами на рейдах начиненных взрывчаткой судов (а такие в Истории уже случались). Даже одновременный взрыв целого полка 'польских летающих сцепок' был приведен, как менее мощный аналог взрыва урановой бомбы. И все равно, не складывалась в голове майора картина. Казалось, что, вот, подберут ученые рецепт новой взрывчатки за полгода, и можно будет просить о переводе на другой участок работы. Через месяц это благодушное настроение пошло на убыль. Начало сказываться увеличение знаний по проблеме 'расщепления атомного ядра'. На первый план вначале выходили задачи по консолидации производственных и научных мощностей да постройка целого завода по обогащению урана. И еще требовалось стремительно запустить проектирование первого уранового реактора. Просветление наступило, когда Валентин понял, что практически нет целых отраслей промышленности, необходимых для производства урана, и негде взять необходимое для создания реактора оборудование. Почти все нужно строить заново. Даже мастеров и рабочих нужно массово учить и переучивать. Но оставалась надежда, что вскоре и этот процесс наладится, и уже дальше-то начнется резкое ускорение работ...
К концу 1939-го отношение поменялось еще более кардинально, проблема оказалась титанически сложной и требовала многих лет неистовой работы. Сильнее всего понимание специфики стало прогрессировать в голове Кравченко после заслушивания закрытого доклада Я.Б. Зельдовича и Ю.Б. Харитона. Причем первым этапом работы Валентина Александровича, как раз и стало обеспечение секретности в стране по всем атомно-урановым научным направлениям. Пышущих энтузиазмом и патриотизмом ученых-физиков пока более интересовал научный приоритет страны и их личное первенство в изысканиях по новейшей научной теме. Они готовы были срочно трубить в статьях по всему миру про новизну своих подходов, чтобы стать зачинателями нового направления и маяком для новых адептов. Вот поэтому, майору госбезопасности пришлось этот восторг 'научных светил' слегка притушить. Индивидуальные беседы с учеными вроде бы давали толк, но попытки широкого обсуждения, все же, не прекратились. Первоначально Я.Б. Зельдович с Ю.Б. Харитоном планировали зачитать свой доклад по атомной теме, открыто, на семинаре Ленинградского физико-технического института. Кравченко доложил народному комиссару Берии, и получил жесткий запрет открытых слушаний. Мероприятие прошло келейно, но не менее плодотворно. Наступал этап детальной организации проекта. По примеру Давыдовского УПР, решено было создать отдельное управление, да еще и замаскированное под гражданское ведомство.
