5. Павла. Буранный год

УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАЮЩИЕ! АВТОР НАЧИНАЕТ НОВУЮ КНИГУ СНОВА НЕ ЗАВЕРШИВ ПРЕДЫДУЩУЮ.

(автор знает о несовершенстве своих творений и не претендует на истину в первой инстанции) ВСЕМ КТО ПРИШЕЛ ЧИТАТЬ ОПУСЫ АВТОРА — ПРИЯТНОГО ЧТЕНИЯ! ОСТАЛЬНЫМ ТЕРПЕНИЯ! ))))

Черновое обновление от 26.02.17 / Заявязка большой войны, планы спецслужб СССР/ — не вычитано //

* * *

Полученное из Берлина от агента 'Брайтенбах' донесение о готовящемся германском воздушном ударе в Средиземноморье, неожиданно совпало по времени с сообщением 'Кантонца' о британских планах по бомбардировке Кавказа, и планируемой международной блокаде СССР в случае войны с Финляндией. Прямой связи между этими сообщениями вроде бы не было, но, у старшего майора госбезопасности Фитина вдруг возникла странная ассоциация с недавними 'польскими авантюрами', и с 'началом греческих событий'. Тогда, в сентябре и октябре, наспех подготовленные действия диверсантов РККФ, РУ Генштаба Красной Армии и НКВД дали очень интересный эффект. Одна из стран Оси (Италия), вопреки всем прогнозам аналитиков НКВД, сцепилась с другой страной Оси (Грецией). Мало того, в эту кашу полезли югославы, французы и абиссинцы. И СССР от этого получил невероятный выигрыш. В активе того успеха числились, несколько крупных и очень выгодных советской стороне международных контрактов с Францией, Грецией, Югославией и Абиссинией. Вдобавок укрепление связи с 'Добровольческой армией', да еще и получение боевого опыта отдельным 'Греческим корпусом', в который входили практически все рода наземных войск, авиация и флот. Попутно, на советских полигонах и тренировочных базах, шла тренировка новых боевых частей, возрождаемой Абиссинской армии. То есть, всего несколько скоординированных диверсий, фактически, развалили условный южный фронт стран Оси, и сильно укрепили позиции СССР на юге Европы. И такой опыт грех было не развить, тем более что в этой игре, на кону стояло успешное противодействие заново собираемому британцами международному агрессивному блоку, направленному против Страны Советов. И теперь, в какой бы момент, СССР не объявил бы войну своему северному соседу, скандалисты из прозападной прессы не упустят случая, обильно полить грязью нашу страну. А нам, было бы очень неприятно, терять только недавно полученные уважение и серьезные преимущества на международной арене. Фитин не был дипломатом, но специфика его работы, требовала вдумчивого подхода к межгосударственным хитросплетениям. В общем, было ясно, что операцию нужно планировать, но вставал вопрос, кому это поручить? Да и своему 'патрону' народному комиссару Берии, старший майор госбезопасности собирался докладывать эти новые соображения, только после тщательной проработки.

Двое суток прошло в напряженных раздумьях, завершившихся кратким докладом Фитина руководителю наркомата (лишь "о начале проработки планов операций по использованию международной ситуации в Средиземноморье"), и приглашением на установочную встречу пяти человек. Присутствие на встрече пилота и порученца генсека, а также главного разведчика РККА, было разрешено лично Берией. Помимо наркома Берии, самого Фитина и Голованова, на совещании присутствовал также капитан госбезопасности Судоплатов, начальник Разведуправления Генштаба Красной Армии комдив Проскуряков, и командир отдельной смешанной авиабригады НКВД Семенов. Кстати, последний из гостей, не так давно, участвовал в авантюрной операции по захвату германских самолетов под Краковом. Но, те сентябрьские задачи смотрелись крайне бледно в сравнении с новыми прожектами его коллег чекистов.

А предлагалось, ни много ни мало, серией тщательно подготовленных диверсий, образно говоря 'перевести стрелки' с СССР на Германию, Британию, Италию, Финляндию и еще на пару нейтральных стран (вроде Турции и Венгрии). К слову сказать, операций такого масштаба советские секретные службы еще ни разу не проводили. На выходе, требовался международный скандал, в котором будут 'все против всех'. Понятное дело, без решения 'Хозяина', такие рискованные операции проводить было нельзя. Но и, не реагировать на полученные наркоматом и разведуправлением РККА предупреждения зарубежной резидентуры было крайне опасно. Кого там, совсем скоро обвинят в ожидаемой в ближайшем будущем международной блокаде СССР, никому из присутствовавших, гадать не хотелось. Как не хотелось, и отвечать за возможный провал очередной авантюры. Но все же, небольшой опыт подобных операций был собравшимися 'коллегами' накоплен, а значит, шанс повернуть ситуацию к пользе страны, имелся неплохой.

Прежде чем, через неделю, доклад лег на стол генерального секретаря ЦК , группа собиралась еще несколько раз. Были тщательно проработаны планы основных операций, и операций прикрытия. Греческий опыт оказался творчески переосмыслен. Сталин выслушивал аргументы, соглашался с желательностью срыва британского нападения на СССР, но высокий риск провала операции его не устраивал. И только альтернативный пакет угроз, озвученный народным комиссаром иностранных дел Молотовым смог убедить его, что 'польский вариант' в Финляндии гарантированно не пройдет. Готовность шведов, норвежцев и британцев, и даже французов слать на помощь финнам хорошо вооруженных волонтеров, а также реальный риск получить под боком фронт против 'Добровольческой армии', в итоге убедили Вождя. А американский 'иезуитский подход', с предоставлением кредитов и вооружения, в обход их же собственной изоляционистской доктрины, Сталина и вовсе взбесил. Под таким углом зрения риск операции стал восприниматься, как наименьшее зло. А поддержка проекта со стороны Буденного и Ворошилова, поставила финальную точку в прениях.

Сразу после первых же атак брандеров Люфтваффе против британцев, руководством страны было намечено начать новую секретную операцию (получившую код 'Огница' — якобы в честь описанной в летописях военной хитрости княгини Ольги в ее борьбе с древлянами). Впервые столь широко было запланированы совместные действия диверсантов НКВД и РУ Генштаба РККА...

* * *

Майора Гаврилова вместе с десятком его соратников в декабре 1939-го неожиданно отозвали с Сицилии прямо в Москву. За спиной у майора уже были освобождения узников Неаполя, островов Устики и Лампедузы, четыре потопленных фашистских корабля (от сторожевика, до среднего транспорта) и захваты нескольких складов оружия. Этот отзыв в Центр выглядел странно, поскольку операции против Реджиа Аэронаутики, Реджиа Марины, и прочих сил итальянских фашистов в регионе, только-только начали набирать ход. Но майор был военным человеком, и ненужных вопросов не задавал. Награждение недавних добровольцев греческой кампании (майору достался орден 'Красного Знамени'), в силу особенностей ведомства, прошло камерным порядком на конспиративной даче Разведупра. А вот перспективы новых задач, озвученные советским диверсантам, вызвали недоумение. Ну, допустим, захватить на пару часов военный аэродром иностранного государства, задача была хоть и сложная, но выполнимая. Но, маскировать эту диверсию нужно было под бунт местных реакционеров, которым предстояло угнать самолеты неизвестно куда. Причем, нескольких живых, но накачанных спецпрепаратами чужих пилотов нужно было увезти с захваченного аэродрома на паре угнанных самолетах. Само планирование деталей предстоящей миссии, нервных клеток майору и его коллегам сожгло немало. Но обстрелянные диверсанты, почесав затылки, решили, что начальству виднее. Надо, значит сделают! Ну, а потери... обойтись без них это редкая удача в столь сложном деле...

* * *

Геринг был в своей стихии. Именно сегодня он должен заткнуть рот всем своим недругам и прочим партийным интриганам. Соратники по партии, и прочие влиятельные люди в Рейхе и дружественных странах, должны теперь навсегда забыть недавние мелкие неприятности Польской кампании. Боеприпасы и взрывчатку, фельдмаршал распорядился отправить на трех кораблях к базам подскока на Средиземноморье, даже не дожидаясь разрешения фюрера, так велика была его вера в будущий успех. Приказы сыпались из штаба Люфтваффе, как из рога изобилия. Фельдкурьеры уносились вдаль на скоростных самолетах. Операция была на полпути к цели, когда на стол перед фюрером лег лист с уже начатым выполнением, но еще не подписанным приказом, и Геринг не прогадал. Благоволение фюрера к Люфтваффе, после трагедии Кригсмарине в Монтевидео, и после фантастических посулов его верного товарища по партии, оказалось всеобъемлющим. Гитлер мечтал о блистательном реванше 'лимонникам' и такой реванш очень вовремя был подготовлен его старым другом Германом. Отказ был невозможен...

Итальянский Родос в этот раз был набит самолетами, словно бочка с традиционной баварской капустой. Хвосты и крылья с тевтонскими крестами и свастиками торчали из-под каждого навеса. При этом, сами хозяева острова (итальянцы) были вынуждены перегнать большую часть своей авиатехники на материк. Первыми через Родос, как точку подскока, пронеслись в Ливию "Дорнье-17" из 3-го воздушного флота фельдмаршала Шперле. Их задачей должно было стать закрепление ожидаемого успеха. За ними, через Болгарию, на остров перелетели 'Юнкерсы Ю-87'. Их было две авиагруппы, причем лететь на максимальную дальность им пришлось без бомб с подвесными баками. Сразу после посадки, все одномоторные пикировщики на руках укатывались в разные стороны от полосы. Аэродромы Родоса, хоть и были расширены для принятия большого количества самолетов, но не могли вместить всех. Последними палубы этого 'непотопляемого авианосца дуче' касались колеса грядущего огненного возмездия "просвещенным мореплавателям" — сцепок 'Драйблиц'. Авиетки пилотов-операторов, так и приехали сюда 'на горбу' своих недогруженных взрывчаткой носителей. Бомбы и короткие экспериментальные торпеды для 'Юнкерсов' были доставлены на остров несколькими турецкими, болгарскими и немецкими кораблями. И вот в конце декабря, на повидавшем многое, клочке суши сосредоточилась для удара по врагу серьезная армада в количестве около двухсот боевых самолетов. Еще примерно сотня аппаратов, ждали своего часа на площадках в итальянской Ливии. Приборы контроля высоты и длинные щупы дистанционной детонации заняли свои места в фюзеляже 'Хейнкелей-111' вместе с дополнительным запасом взрывчатки.

Раннее утро не предвещало каких-либо проблем. Порт Александрии продолжал трудиться. Ревуны кораблей перекликались с криками чаек. Дымили буксиры и сторожевики охраны водного района.

Сигнальщики заметили летящие на средней высоте самолеты, когда те уже выстраивались для пикирования к цели. С четырех тысяч метров, направленные в сторону крупных кораблей и портовых сооружений тройки самолетов, перешли в крутое пикирование, отцепив со своих спин легкие 'Шметтерлинги'. А город под их крыльями досыпал свои последние мирные минуты.

Адмирал Канингхэм застал атаку Люфтваффе в состоянии глубокого сна. Поэтому когда его каюта вместе со всем линкором была резко завалена на бок, сразу понять ничего не смог. Первая мысль, появившаяся у полуодетого командующего эскадрой — 'Нас потопила подлодка'. И нельзя сказать, чтобы эта версия была слишком наивной, тем более, что на траверзе Александрии на своих позициях действительно стояли в готовности одиннадцать германских подлодок серии 'VII'. Их задачей было добивание 'поверженного льва' сразу после ударов последней волны пикировщиков. И эта подводная завеса была далеко не последней, смена из такого же количества "U-ботов" стояла в готовности на итальянской базе Таранто.

Но самыми первыми по стоящим в портах Мальты судам и по ее аэродромам и батареям отработали 'драйблиц' авиагруппы 'Слейпнир'. Сразу после их атаки, в прямой видимости берега нагло всплыли в позиционное положение и выпустили первую волну десанта на надувных лодках двадцать подводных лодок адмирала Денница. Во второй волне шли катера с десантом, дотянутые на буксире итальянскими эсминцами на расстояние десяти миль к берегу. Но черед морской пехоты наступил только после вспухания над побережьем огненных шаров от одиночных и строенных ударов брандеров эскадры возмездия. Трехмоторные 'Юнкерсы Ю-52' с четырьмя батальонами воздушного десанта, под командованием полковника Штудента к острову подходили последними. В их задачу входила окончательная нейтрализация ПВО острова и захват аэродромов для постоянного подвоза подкреплений.

Серьезных боев, практически не было. Ощетинившиеся автоматическим оружием и стволами минометов 'викинги Штудента', даже не ожидали такой пассивности от врага. Отдельные схватки случались, но быстро сходили на нет, под скоординированными ударами германского десанта. После недели агонии Мальта капитулировала. В отдельных уголках острова, десантники Штудента все еще азартно охотились на оставшихся британских солдат. Ночами с пляжей все еще уходили на спрятанных до поры рассохшихся челноках последние защитники острова. Но все чаще блокированные группы англичан предпочитали выбросить не слишком чистые белые тряпки, из разорванных нательных рубах и даже кальсон. Всего по предварительным итогам на рейдах, у швартовых стенок и в открытом море было потоплено около двух с половиной десятков единиц средиземноморского флота Его Величества (из которых шесть относились к тяжелым боевым кораблям). Втрое большее количество было повреждено, и несколько эсминцев и катеров удалось захватить на Мальте неповрежденными. На аэродромах Александрии и 'британского непотопляемого авианосца' было уничтожено и повреждено около сотни самолетов, и некоторое количество техники досталось парашютистам в почти целом виде. Такого успеха, ни в период 'Странной Войны', ни в период 'Польской кампании', ни даже в 'Великую войну', германский меч не помнил...

Гитлер торжествовал. Сразу же после доклада об этом успехе, состоялось вручение Герингу погон Рейхсмаршала (высшего чина в Германском Рейхе), и сразу нескольких высших орденов. Не были забыты и остальные участники операции. Гросс-адмирал Редер получил крест с дубовыми ветвями и бриллиантами. Адмирал Денниц крест с дубовыми ветвями. Штудент поднялся на ступень, стал генерал-майором и также получил крест. Командиры рангом пониже, также получили ордена и следующие звания. Правда, в Берлине царило, удивление в отношении нескольких, очень удачно случившихся, атак по британским и русским объектам, которых Люфтваффе совсем не планировали. Часть из таких атак, случились на британской базе Мосул в Ираке (вроде бы их удачно атаковали итальянцы), другая часть случилась на балтийском побережье СССР и Эстонии. Там финны зачем-то атаковали Ленинград и военные корабли в нейтральных портах. Гитлер, слегка заинтересовавшись, затребовал проведение расследований, но куда больше его интересовала реакция британского правительства и Америки. Германия в этот раз громко стукнула своей латной перчаткой по столу, наказав британских джентльменов за былое к себе пренебрежение.

Британия наоборот пребывала в ступоре. Помимо нападения немцев, и их стремительного средиземноморского триумфа, в мире случилось несколько очень странных и крайне неприятных для Великобритании событий... И пока островитяне взаимно плескались ядом в палате лордов, еще одна 'жертва агрессии', вдруг громко и резко заявила о своем нежелании быть жертвой. Почти одновременно с британцами атакованный авиацией СССР, уже через день объявил о начале войны против агрессора в лице Финляндии. На площадях столицы Октябрьской Революции лежали обломки нескольких сбитых красными зенитчиками, бомбардировщиков с финскими ломаными крестами, созданных британскими инженерами и рабочими на авиазаводе компании 'Бристоль'. И, вот это, никак не вписывалось в британскую картину мира. Причем, один из самолетов неудачно упал прямо во дворе британского посольства в центре города. Двое финских пилотов-убийц были взяты в плен доблестными милиционерами северной столицы, и сейчас давали показания следователям НКВД. Их фото тут же напечатали все советские газеты, давая намек на одновременность этого подлого удара с ударами фашистов на юге Европы и на тихоокеанском побережье Азии. И вот такой пассаж объяснить кознями самих большевиков, у британской и финской дипломатии пока никак не получалось. При этом сами наглые большевики тут же отправили во многие европейские газеты статьи о бесчестном нападении на их мирный город. В общем, война разгоралась и на страницах газет, и сразу в нескольких регионах многострадального Старого Света. А газетчики всего мира сходили с ума от предположений. Ведь удары финнов оказались практически одновременными с ударами немцев и итальянцев. А Финляндия и раньше была замечена в симпатиях к Германскому Рейху. Поэтому обвинять СССР в агрессии, в этот раз, 'свободная пресса' не спешила. Ведь, если Финляндия уже стала страной Оси, то СССР вроде бы автоматически становился союзником Великобритании и Франции... Однако САСШ, не стали вдаваться в такие тонкости, и 'моральное эмбарго коммунистам' было все-таки объявлено. Хотя выглядело это осуждение совсем не столь категорично, как ожидалось советской разведкой...

Черновое обновление от 13.03.17 / Перед самой финской войной герои второго плана на Севере России / — не вычитано //

* * *

Толково организовать отдых боевого командира в осенне-зимний период дело не совсем уж, простое. Тем, кто возвращался из командировок весной и летом, обычно доставались санаторные путевки. А, вот, холодной осенью, напрашивались иные решения... Сразу после награждения, капитан получил месячный отпуск, и до середины декабря сорвался домой, в край полярных сияний у самого Белого моря. Позабыть негостеприимную Монголию, на неласковом Севере, дело не хитрое. Что называется — 'клин — клином'. Зато, тут все ему было знакомо с детства. И стоящие у пирса рыболовные суда, и кочующие среди холмов и долин северяне со своими шустрыми оленьими стадами. За, чуть ли не ежедневной охотой и рыбалкой (прерываемыми только на период сурового ненастья), подернулись в памяти пеленой забвения, и рвущий души вой и грохот японских артналетов, и яростные атаки баргудской конницы, да самурайской пехоты с танками. Первые ночи, бывало, даже просыпался от любого звука. Все ждал посыльного от давно уже покойного майора Кольчугина, и искал во тьме свой оставленный на плацдарме японский пулемет. Потом его стало отпускать. Постылые монгольские степи и болота с вездесущим голодным комарьем постепенно уходили вдаль. Но совсем разнежиться на отдыхе Кулешову не дали. Вызов в штаб Ленинградского военного округа пришел за два дня до окончания отпуска.

А город Вождя Революции, сразу напомнил только что произведенному капитану, необходимость его военной профессии. В практически прифронтовом Ленинграде уже чувствовалось дыхание новой войны. Пятнали небо аэростаты противовоздушной обороны. По улицам раскатывали колонны военных грузовиков. На самых видных местах Северной Столицы окруженные зеваками торчали разбитые при падении фюзеляжи и крылья бомбардировщиков с финскими крестами.

Но все это, было лишь вершиной айсберга. На самом деле примет начинающейся войны было гораздо больше, просто не все из них бросались в глаза. В 'военторгах', то и дело, становились дефицитом армейская фурнитура и знаки различия. Швейные фабрики северо-западных областей СССР неожиданно почувствовали недостаток белого полотна, которое массово изымалось со складов и передавалось в тыловые службы РККА. Шились маскхалаты, белые чехлы для брезентовых палаток и тентов армейских грузовиков. Транспорт тоже жил в предвоенной лихорадке. В кассах, в пользу военной 'брони', сильно сократилось количество пассажирских билетов. Авто и мотовладельцы вдруг почувствовали трудности в получении бензина. Бульдозеры с отвалами, массово откочевывали из МТС, сельскохозяйственных тракторных парков и из городских уборочных служб, в технические службы армии и ВВС. По дорогам потянулись автопоезда с топливными цистернами. Но военному человеку капитану Михаилу Кулешову, хватало и увиденного на улицах, чтобы кивнуть самому себе — новая война уже на пороге.

В кадровом управлении Ленинградского военного округа капитана ошарашили странным и совсем неожиданным вопросом.

— Товарищ Кулешов, в вашем личном деле есть запись об имеющемся разряде по мотоспорту. Ездить еще не разучились? Навык остался?

— Никак нет, товарищ майор, не разучился! В Монголии приходилось на Л-300 между штабом бригады и батальоном мотаться. Навык сохранен в полном объеме!

— Вот и хорошо! Тогда вот вам направление в Котлас. Вы же почти оттуда из отпуска приехали??

— Точно так. В тех краях, чуть западнее и родился...

— Ну, вот, и возвращайтесь к себе обратно. Есть там для вас дело, и как раз по вашей спортивной специальности, а также по смежным к ней дисциплинам...

Предписание красному командиру было выдано вместе с финансовым довольствием. А новую форму обещали выдать уже на месте в Коряжемском Учебном Центре. В душе у капитана царило легкое разочарование, за время отпуска, Север ему уже наскучил. Да и с теми "ракетными трубами" хотелось капитану попробовать разобраться, но пока его рапорты оставались без ответа. Обратно в северные холода его пока не манило. Впрочем, предписание давало срок прибытия к новому месту службы с небольшим запасом, поэтому два дня Кулешов все же, по Питеру погулял. Зашел в гости к нескольким армейским знакомым. Посидел в кафе-мороженном на Невском, но не сильно шиковал. Сходил на сеанс кинофильма 'Истребители'. Полюбовался на Адмиралтейство и Петропавловку. Потолкался в Гостином Дворе, выбирая родне новых подарков (перед отпуском в Москве закупался). Маме с сестрами накупил конфет, всяких кофт, жакетов и платков, отцу коньяк с твердой колбасой, и новую пресс-машинку для зарядки охотничьих патронов. Младшему брату Вовке взял командирские часы и тельняшку. Себе нашел, практически форменное, и недешевое, подбитое мехом, кожаное пальто, в цвет ему ушанку с кожаным верхом. Купил даже специальные мотоциклистские перчатки, и прочные ботинки на толстой подошве. А вот, сапоги покупать не стал, пусть уже там, на месте, выдают. Вечером второго дня, Кулешов затолкал свои три чемодана в купе мурманского поезда, а сам отправился в вагон-ресторан, добирать остатки отпускного шика. Когда ведь, еще доведется?! Может и вовсе на пару лет на северах застрянет. Места конечно родные, но торчать тут всю жизнь...

За остаток дней Михайло успел наведаться домой. Успокоил родных, что служить будет тут недалече. Под восторженный визг сестер, раздал всем подарков. Помылся в бане, да и отбыл к месту назначения.

Подъезжая на машине к Коряжемскому УЦ, Кулешов задремал и очнулся от звука летящего самолета. Спросонья, от неожиданности даже окно открыл поглядеть — кто это там летает. Самолет был где-то очень близко. Настолько близко, что даже уши закладывало. Но небо было пустым. В правом зеркале Кулешов тоже ничего не увидел. И тут, со стороны водителя, вырвалось вперед незнакомое транспортное средство, и бывшее источником шума.

'Аэросани, тудыть его в качель! Фу, напугали чеpти! Вот оно, значит, куда, меня определили. А чего тогда майор про мотоциклы спрашивал???'.

Через час капитан уже представлялся своему новому начальству полковнику Пустынину.

— Ага. Тебя как раз и ждем, капитан. Вон в соседний кабинет иди, знакомься со своим командиром.

Кулешов переступил порог, увидел слегка знакомое лицо, и, не задумываясь, откозырял и доложился.

— Товарищ майор, капитан Кулешов в ваше распоряжение, прибыл.

— Ну, здорово, разрядник! Забыл меня?

— Простите. Не припоминаю, товарищ майор!

— Что и стадион 'Динамо' зимой 38-го не помнишь?!

— Это где вы... Вспомнил, товарищ майор! Э Сергей... не помню вашего отчества.

— Хрен с этими этикетами, Михайло. Зови Сергеем. Только не в строю. Нас теперь всех, кто на мотоциклах по льду гонял, тут собрали. Ты как, готов?

— Готов! Только на чем же гонять придется?

— Не гонять, а совершать маневр. В общем, я на тебя пока разведвзвод вешаю, будешь своим монгольским опытом делиться. И нас по серьезному доучивать. А то, тут почти одни спортсмены собрались, ваших кадровых-то раз, два и обчелся.

— Во, здорово! И много тут наших?!

— Прудников, если знаешь такого. Чеботаревский, Шаров, Иваненко, Кароль, Сушинский, Митин... Про многих ты, наверное, еще даже не слышал. В общем, пока только учебная мотоснегоходная рота, а в перспективе несколько отдельных рот и батальонов развернем. Коля Закревский у нас тут за зампотеха. Вчера как раз его модернизированный "снеголедоход" испытывали. В общем, не соскучимся, думаю. Ну, так как, научишь наших 'спортсменов' правильной тактике?

— Так точно, научу! Командуйте товарищ майор!

И с этого дня для Михаила Кулешова началась новая жизнь. Рокот моторов, брызги снега и льда, барабанящие по его новым перчаткам и по настоящим летным очкам, выданным вместе с пилотским шлемом. Ставить Капитана на взвод вроде бы понижение, но Кулешов ни минуты не жалел об этом. Его первая 'военно-прикладная любовь' — мотоспорт снова затянул боевого красного командира в свои адреналиновые тенета. И техника тут была сказочная, шипованные шины, с маленькими лыжами по бокам, и кергесовские гусеницы вместо задних колес. В учебной роте недавнего чемпиона, а ныне майора Бучина служить для Михаила было счастьем. Да и сам Коряжемский УЦ был местом очень интересным. Московский глиссерный завод еще с октября резко увеличил выпуск своей продукции. И теперь, от железнодорожной станции по накатанному зимнику, что ни день, подъезжали к паркам целые 'поезда' аэросаней, буксируемых на жестких сцепках трехосными ЗИС-6. Рядом по декабрьскому снегу гоняли какие-то глиссера и прочая экзотика. А Кулешов как самый опытный в пехотных боях, да еще и знающий местную природу лыжник и охотник, теперь гонял сорок молодых мужиков в освоении премудростей боя. Ну и сам, конечно же, учился, ведь за время его службы появилось много новинок...

Черновое обновление от 24.03.17 / Тайм-лайн поляк в России / — не вычитано //

* * *

Русские шутят, мол, 'пуля-дура, штык-молодец', но иная пуля оказывается слишком умной среди своих сестер. Бригадиру Болеславу Стахону горько было сознавать, что это последнее воздушное ранение способно поставить крест на всей его дальнейшей судьбе. Военные медики сделали что смогли, спасли от кровопотери, вынули осколки костей, сшили мышцы и сухожилия, и честно предупредили, что нужно еще несколько сложнейших и дорогих операций. Деньги сослуживцу добровольцы готовы были собрать хоть всей армией, но дело было в оснащении местных клиник и в опыте докторов. Боль была сильная, и бывший командир смешанной авиабригады 'Сокол' Сил Поветжных Войска Польского, а ныне второй заместитель командующего Добровольческой Армии по авиации, боролся, как мог. От морфина отказывался, но иногда доктора не слушали пациента. За спиной остались недели операций и консилиумов в двух военных госпиталях, но к концу октября стало ясно, что в Греции его беду победить просто невозможно. Тут, конечно, имелись хорошие врачи, но опыта столь сложных операций у них просто не было. Впрочем, как и у врачей дружественной соседней Югославии. Вот, волшебные руки опытных немецких хирургов, наверное, быстро бы поставили его на ноги, но появление в Германии польского офицера могло закончиться только одним... Лагерем для таких же, как и он военнопленных соотечественников. Ехать же во Францию или Британию резон был, однако, риск транспортировки лежачего пациента через всю неспокойную Европу, казался чрезмерным. Самолеты на Юг континента, в сражающийся с фашистами Архипелаг, сейчас летали только с одной стороны... Со стороны Советской России. Правда, о том, что ждало бригадира у большевиков, ему думать также не хотелось, даже, несмотря, на показной нейтралитет русских на русско-французской базе 'Мурмелон', и успешное боевое сотрудничество с русскими коллегами в самой Польше, да и здесь, в Греции. По всему выходило, что те раны, нанесенные крупнокалиберными пулями 'Бреда' в последнем разведвылете на 'Савойе', подводили черту в жизни авиатора. Однако, в почти погасший костер надежды, внезапно подкинул угля его русско-греческий сослуживец, недавно произведенный в подполковники Владимир Коккинаки.

— Болеслав, не упрямься! Ничего плохого тебе у нас не сделают. Мало тебе действующего договора с 'Армией', так, я тебе еще свое письменное ручательство напишу?!

— Вова ты настоящий друг, но я присягал моей Польше, которой уже нет. Случись годом раньше война между нашими странами, я бы выполнил приказ. Я стрелял бы в тебя и в твоих хлопаков. И твои начальники в Москве это знают, и не простят... И там меня ждет, только тюрьма... Это в лучшем случае...

— Ты отстал от жизни, друже. Я пару недель, как вернулся из Союза, и теперь точно знаю, что все там совсем по-другому. Но, раз уж ты в опаске, давай поступим вот так. Завтра приду к тебе с Бабичевым, он оформит тебя по контракту инструктором абиссинской армии. Наши бы, и так тебя не тронули, но, чтоб совсем не зудело, будет тебе и двойная защита. Годится?

— Не забудь, что Сикорский в Лондоне собирается объявить войну России. Если придет приказ, я встану в строй. И за Советы воевать точно не стану!

— Болек, не делай мне смешно! Вашу Польшу подмяли немцы. Предали ее британцы и прочие 'гаранты'. Наши предложили вашим союз, так ваши отказались! Наши, безо всяких условий прислали добровольцев и технику на защиту ТВОЕЙ Польши, и кровь за нее пролили! Да еще мы тут в Греции вместе с вами плечом к плечу насмерть бьем фашистов. И теперь, ты же мне тут про войну с Союзом вату катаешь! Я же тебя не в партию зову, а съездить к союзникам, полечиться.

— А если наплюют они на этот контракт эфиопский, или каверзу какую подстроят?

— Тогда пусть меня Эдуар вместе со штабом лично пристрелят! Или ты трусишь, бригадир?!

— Бис с тобой, зови Бабичева. Я рискну...

— Ну, вот и умница! Да расслабься ты, Болеслав. Скоро двадцать второй 'Антей' сюда в Суда-Бей за раненными придет. А до Одессы тебя Гриша Бахчиванджи на нем проводит, да с рук на руки врачам сдаст. Его там, в Маме-Одессе каждая собака знает, надо будет чего редкого, так он по своим каналам контрабандой из Турции добудет. В общем, не бзди, бригадир, прорвемся!

На следующий день прибыл зам командующего абиссинских ВВС, и страдающий не только от ран, но и от тягостных мыслей, Стахон тут же, чин по чину, был оформлен в штат эфиопского войска. Причем, не рядовым инструктором, а сразу советником по авиации. Комбинация отдавала легким бредом, но смуглый сын офицера Белой Армии тут же, в присутствии Эдуара и Яноша подтвердил, что бояться Болеславу нечего, и пожелал ему скорого выздоровления...

Потом был тот утомительный перелет над Черным Морем, когда гул моторов выматывал настолько, что даже смог притупить боль в теле. В грузовых отсеках лодок-поплавков были смонтированы подвесные койки для раненных. Помимо них в Россию летели полтора десятка чернолицых военных и трое русских. Чуть позже Болеслав узнал, что это была обычная ротация младших командиров. Перед этим, в Грецию эта же летающая лодка привезла на боевую стажировку вдвое больше черных выпускников русских ускоренных курсов сержантского состава. А вместе с Болеславом возвращались со стажировки будущие командиры взводов и отделений тренирующихся в Средней Азии учебных бригад Абиссинской королевской армии.

Госпиталь оказался не в Одессе, а в Нижнем Новгороде (с 32-го года переименованном в честь наиболее почитаемого большевиками писателя Максима Горького), но это не было важным. В России удивляло дружелюбие. Никто не издевался над бывшим офицером Войска Польского. Никто не морщил нос, и не цедил фразы через губу. Даже подписавший с врачами какие-то бумаги чекист из НКВД, просто кивнул пациенту, и больше ему на глаза не попадался. В двухместной палате хирургического отделения уход был отличным. Но дальше пришлось собрать в кулак всю волю и терпение. Осмотры шли за осмотрами. Потом анализы. Потом рентген. Потом оказался на столе, под яркими лампами, и с очередным вдохом эфирной смеси, накрыла темнота. Очнулся в надежде, но от внезапно накатывающей боли, повеяло отчаянием. Не вышло! Снова осмотры. Перевязки. Уколы и не слишком приятые санитарные процедуры. Беспомощность и злость на себя. Кормление с ложечки. Опять осмотры. Шипение перекиси водорода на кровавых рубцах. Рентген. Снова операционный стол... И снова боль пробуждения. Трудно было не пасть духом, между несколькими операциями. Врачи ходили с насупленными бровями, о чем-то долго и громко спорили на своей латыни. Болеслав был католиком, и латынь в детстве учил, но суть перепалок от него ускользала. Ясно было лишь, то, что появились какие-то проблемы, и требуется заново прооперироваться. Накатил фатализм, и Стахон был готов терпеть все, что придется. Ел что приносили. Терпел уколы и холод плоской ночной вазы. Молча, с закрытыми глазами, слушал, как пожилая медсестра читает газету соседу по палате. Соседом был какой-то русский полковник. С ним почти не общались. Видимо полковника предупредили, поэтому всех бесед-то было спросить который час, и пожелать доброго утра или доброй ночи...

После очередной операции наступил цикл реабилитации. Стахон был сильно измучен, но надежда снова проснулась в нем. Боли еще были, но тело слушалось все лучше и лучше. А руки смуглой и улыбчивой сестры выполняющей массаж, порой заставляли забыть, что сейчас он недолеченный калека. Черноокая столь явно флиртовала с раненым польским офицером, что чуть не поддался. Остановила его память о жене и сыне, и вечная настороженность в кругу коммунистов.

Как-то раз, когда бригадир, неуклюже, хромал с тростью от стены к стене, заново учась ходить, в палату зашел главврач с двумя людьми. Усатое лицо одного из них, было смутно знакомо...

— Знакомьтесь, пан бригадир. Вячеслав Михайлович Молотов, министр иностранных дел советской страны. А это господин Сокальский.

— Пан бригадир, доктора говорят, что вы идете на поправку. Как вы себя чувствуете?

— Уже лучше. Благодарю.

— Не за что. Это мы благодарим вас за то, что вы честно воевали против фашистов вместе с русскими добровольцами. Примите уважение советского правительства за то, что вы не складываете оружия в борьбе за свободу.

— Что вам угодно, пан министр?

— Мы хотим предложить вам небольшую экскурсию, и пан Сокальский сможет вам показать много интересного, перед тем, как вы сможете приступить к выполнению вашего контракта перед абиссинской стороной. Чувствуете в себе силы?

— Что ж. Я готов. Но вы даете мне честное слово, что моя свобода не будет ограничена.

— От лица советского правительства гарантирую вам это...

Выехали рано утром. Начали с авиационного завода N21, на котором производились знакомые по Греции истребители И-16. Потом был легкий завтрак и новые поездки. Уже несколько небольших военных городков остались позади. Удалось полюбоваться на воздушные бои настоящих 'мессершмиттов' против русских 'поликарповых' и четырехмоторных бомбардировщиков 'туполев'. Откуда у большевиков немецкие самолеты, Стахон знал. Их передавали при нем еще на авиабазе 'Мурмелон'. Так что развлечение было так себе... После обеда, на новом полигоне под Гороховцом, гостей ждало очередное и уже не слишком интересное Болеславу представление. Солдаты в русской форме ползали, бросали гранаты. Но что-то в облике солдат было неправильным. Стахон недоверчиво сощурился и замер в недоумении. На головах русских солдат были рогатывки без кокард. РОГАТЫВКИ! Кровь прилила к лицу, но сопровождающий словно бы не заметил этих эмоций...

— Вот, пан бригадир, это пока только учебная бригада. Сейчас они тренируются наступать на полевой укрепрайон...

— Для чЕго все это?! Ваши люди от этого маскарада не перестанут быть большевиками.

— Вообще-то, это как раз ваши соотечественники, пан бригадир. Они поляки из самой Польши. И большевиков среди них нет.

— Зачем! Или, вы думаете, что жолнежи и офицеры пойдут с вами делать всемирную революцию?!

— Во-первых, наша страна сейчас строит социализм внутри своих границ, а за мировой революцией это вам, пан, к троцкистам и масонам. Ну, а во-вторых, перед вами одна из частей возрождающейся Польской освободительной армии.

— Сейчас я не вижу перед собой поляков и польской армии. Это всего лишь предатели Польши!

— Напрасное оскорбление. Вы ошибаетесь, пан бригадир, и я вам это докажу.

— Попытайтесь, пан чекист.

Пан Сокальский, одетый в форму русского полковника, задумчиво закурил, глядя в даль. В ленивой кошачьей грации этого человека угадывалась его тайная натура. Несмотря на форму, перед Стахоном был типичный разведчик. Таких как он, Болеслав немало повидал, и в родном Войске Польском, и среди сотрудников Дефензивы, и даже в Греции.

— Ответьте мне пан Стахон. Где сейчас остальные поляки? Что они делают для свободы Польши? Молчите? Так, я вам отвечу. Худшая часть из них сейчас поудобнее пристраивается у немцев. Некоторые уже вступают в Вермахт, другие делают карьеру в нацистской администрации страны-агрессора. Болото из трусов и болтунов кричит, что за Польшу должны воевать все страны демократического Запада, но сами палец о палец не ударили, чтобы защитить и отвоевать назад свое отечество. А, вот, лучшая часть польских граждан, прямо сейчас воюет в Польше за свободу родной земли. Их мало, им не хватает оружия и боеприпасов, но они не сдались, не спрятались под подол прекрасных панночек, и дерутся с врагом. А те, кого вы видите перед собой... и кого вы только что несправедливо оскорбили, это как раз такие бойцы. После этой переподготовки в России, они отправятся на стажировку... в Польшу.

— В Польшу?!

— Именно в Польшу! Там сейчас сражаются с фашизмом диверсионные части 'Армии Свободы'. Кстати, как раз, завтра, вы встретитесь с Бригадиром Берлингом, который возвращается оттуда, с ранеными, и заберет с собой лучших из этих бойцов.

— В это трудно поверить, зная ваш августовский договор с бошами. Но, допустим, я все-таки поверил вам. И что вы от меня хотите?

— Вы никогда не задумывались о том, что ваше правительство наделало слишком много фатальных ошибок?

— Это, каких же? Напрасно защищались от вас в 20-м?!

— Не спешите, пан бригадир. Просто задумайтесь. Почему Польша не подписала 'договор коллективной безопасности' предлагаемый СССР? Зачем, к примеру, вы участвовали в разделе Чехии? Почему не пропустили наши союзные части, готовые выступить на помощь Бенешу в 38-м? Можете не отвечать, пан бригадир, вопрос не к вам.

— А то, что вы, вместе с бошами, напали на мою Польшу, это не ошибка вашей компартии?!

— Мы защитили людей от нацистов. Тех самых людей, которые до 20-го года знать не знали никакой Великой Польши. Их предки кровью связаны с Россией, поэтому мы не могли поступить иначе. В истории Европы слишком много примеров онемечивания славянских народов. Думаю, вы немного знаете о никлотских и грифских правящих домах западных славянских княжеств. Да и Пруссия не всегда была оплотом 'германского духа'. И мы защитили тех самых людей, которых не смогли защитить ни Великая Польша, ни щедро раздающие обещания Западные страны.

— И, поэтому, вы пришли, и заняли наши восточные территории?

— Именно поэтому, мы пришли и заняли территории отторгнутые Польшей от России в 20-м. Причем сделали мы это, только после переговоров с вашим командованием, и не ранее чем, через три недели после истечения всех сроков помощи, обещанных вам 'европейскими гарантами'. Теми самыми 'гарантами', которые бросили Гитлеру пару костей. Догадываетесь каких?

— А эта форма на ваших поляках...

— А что форма? Подумаешь, не столь красива, как форма жолнежей... Просто московское руководство и штаб генерала Свободы решили, что сейчас важнее скрыть от нацистов наличие частей 'Сражающейся Польши' в Советском Союзе. Тем неприятнее для них будет сюрприз в будущем. Кстати после перехода границы, все они снова наденут форму Войска Польского. Там это будет уместно...

— Вы, пан, гм... Сокальский, хотите меня убедить, что русские сами создают оружие против себя?

— Как, насчет, оружия против фашизма? Вы ведь воевали с фашистами и в Польше и в Греции. И теперь уже знаете, что это такое. Ну, а ваша параллельная служба в Абиссинской армии только поможет нашему общему делу. Делу борьбы с нацистами.

Капитан госбезопасности Павел Судоплатов, представлявшийся своему подопечному паном Сокальским, отвез Стахона обратно в госпиталь. И сразу отбыл в Москву на доклад...

* * *

Черновое обновление от 07.04.17 / Тайм-лайн — подготовка СССР к войне в Карелии/ — не вычитано //

;

* * *

Сразу после того эпохального ноябрьского совещания, на котором было принято решение о ротации командующих Ленинградским и Северокавказским округами, к небольшому северному поселку Коряжме Сольвычегорского района Архангельской области, где стало активно расширяться Котласское аэросанное училище Архангельского Военного округа, стали свозить большую часть изъятых из народного хозяйства аэросаней. И практически новых и совсем древних, поцарапанных еще белогвардейскими пулями. Вторую часть аэросанного парка перегнали под Тихвин к полигонам ОКОНа. Всего в начале декабря насчитали около восьми десятков, не требующих ремонта единиц лыжно-винто-моторной техники. Причем часть из аэросаней до новых мест дислокации ехало на жесткой сцепке за трехосными вездеходами ЗИС-6, к тому же ехали прицепами, временно, переобутыми на колеса. По прибытии техники, в спешном порядке был организован ремонт, переобувание на лыжи, модернизация, частичное бронирование, и вооружение аэросаней всех четырех еще пригодных к эксплуатации типов.

В части вооружения этого 'цыганского табора' сюрприз подготовил Давыдов. Оказывается, на заводе, фабрикующем унитары для новых опытных авиапушек французского калибра 33 мм, выход брака по гильзам и стволам побил все рекорды. Видя такую картину, ушлый Таубин предложил срезать замятую горловину гильзы, и из оставшегося 'окурка' наладил пока мелкосерийное производство патронов для перестволенного и максимально облегченного автоматического гранатомета своей конструкции АГТМ-2 калибром 35 мм.

Основную массу винто-санной техники собирал Глиссерный завод под Москвой. Еще два типа аэросаней спешно проектировались и строились на нескольких авиационных заводах. Правительство решило не скупиться, и выделило для производства новых аэросаней около полутысячи разных иностранных авиамоторов (доставшихся РККА в ввиде трофеев в Освободительно походе в Польшу). Еще столько же совсем древних но неезженых 300-т сильных моторов М-6 (в девичестве 'Испано-Сюиза', ставившаяся в 20-х на истребители 'Фоккер Д-11'), и довеском еще шестьсот моторов М-11 (в 100 л.с.). А, для частей вооружаемых редкими дизельными танками и аэросанями выделили не менее редкие и не слишком надежные германские авиадизели 'ЮМО' в 300 л.с. Проблем с выпуском и с освоением новой техники хватало. Но воодушевленные полученными возможностями новаторы (инженеры, техники, спортсмены и красные командиры) ломали и гнули своим энтузиазмом и смекалкой все трудности и препятствия на пути развития молодого и относительно нового рода войск. Самыми тяжелыми аэросанями стали НКЛ-20 (способные перевозить до 16 человек десанта). Гроховский с Андреевым и Веселовским даже предлагали строить тяжелые бронированные аэросани, но присутствовавший на совещании Давыдов, вспомнил про 'блиндированные' штурмовики 'Кирасир', и предложил в укоренном порядке выпустить серию на основе транспортных аэросаней НКЛ-6, добронированных экранами из толстого дюраля. К тому же вооружить их предлагалось не только пулеметами, но и новейшим 35-мм автоматическим гранатометом Таубина АГТМ-2 имевшим вес всего 23 кг (вместе с улиткой на 15 снарядов, до 31 кг веса). Мощность снаряда АГТМ-2 была получена почти как у 50-мм ротного миномета.

Предлагался и другой вариант буксируемого легкого орудия АГТМ-3 на специальном санном станке (тот же АГТМ-2, но с бронещитком как у пулемета 'Максим'). В качестве буксировщика, кудесниками из УПР было предложено переобуть тяжелые мотоциклы вроде Л-500 или ИЖ с колес на широкие лыжи и гусеницу 'Кергесс'. Причем на мотоцикл предполагалось поставить бронекозырек из трехмиллиметровой стали с тремя небольшими бронестеклами. А самих 'мото-артиллеристов' предлагалось одевать в специальные кирасы поверх толстых зимних бушлатов, и в прикрывающие голову и шею, глухие шлемы с бронестеклами (по типу использованным на учениях ОКОНа в октябре). Вторым вариантом использования подобных 'мотосанных вездеходов' предполагался вывоз сразу двух раненных на узких санных прицепах. Можно было таким же способом подвозить и боеприпасы передовым частям. Производство новинок разворачивалось медленно, но за три недели удалось получить два десятка мото-снегоходов на базе тяжелых мотоциклов разных моделей. Большая часть из них попала в Коряжемский центр, куда со всего Союза нагнали спортсменов мотоциклистов для освоения новинок зимнего армейского транспорта.

Людей для освоения и обслуживания новой техники не хватало. Поэтому с начала декабря в Москве было принято решение передать во вновь формируемые санно-снегоходные части, значительное количество немолодых пилотов-инструкторов из аэроклубов ОСОАВИАХИМа и планерных школ, и большое количество авиатехников и мотористов из ГВФ и транспортных частей ВВС РККА. К началу войны с Финляндией в Коряжме удалось в черновом варианте обучить экипажи и подготовить матчасть примерно для шести смешанных аэросанных батальонов. Рядом обучались лыжники спешно создаваемых лыжных батальонов. Таких батальонов пока имелось всего десять. Еще два были только начаты формированием.

Таким образом, не считая отдельных разведывательных и диверсионных частей и лыжно-санных частей НКВД, в отдельные смешанные лыжно-санные бригады должны были входить по два лыжно-стрелковых батальона, по одному аэросанному батальону из трех боевых аэросанных рот, и одной транспортно-десантной аэросанной роты. Помимо этого имелся артиллерийско-зенитный дивизион на машинах высокой проходимости ЗИС-6 (с движителем типа 'Кергесс') и с четырьмя батареями (две батареи трехдюймовок, одна батарея легких гаубиц и батарея зенитных пушек). Одна танковая рота Т-28. И две лыжно-санных разведроты, оснащенных помимо трех аэросаней, и трех вездеходов, еще десятком мотовездеходов с лентой 'Кергесс'. Общая численность такой бригады превышала четыре тысячи человек, при трехстах пулеметах, двух десятках средних и полусотне малых минометов, тридцати орудиях, десяти танках, восьмидесяти аэросанях, и при пяти десятках разных авто-мотовездеходов. Такое соединение, могло вести самостоятельный поиск и даже разведку боем в местностях пригодных для маневра по снежно-ледяному покрытию, где было мало опорных пунктов противника.

Нарком обороны Ворошилов частенько приезжал полюбоваться на боевую учебу батальонов за белые маскхалаты прозванных им 'снеговиками'. А инициатор создания этих частей комкор Штерн, продолжал настойчиво 'клевать печень' своему начальству по усилению снабжения и обеспечения своего детища...

* * *

К концу ноября разведкой НКВД и РУ Генштаба Красной Армии были добыты сведения о некоторых участках оборонительных линий воинственных северных соседей. И, хотя, материалы были получены довольно скупые и разрозненные, для советских экспертов инженерного дела, этого вполне хватило, чтобы сделать совершенно правильный вывод. С наскока взять такую оборону не выйдет. В пользу такого вывода свидетельствовал и весь опыт крепостных сражений минувшей Мировой Войны (Осовец, Перемышль и Верден оставили в памяти множество тому наглядных примеров). Ни избыточная масса пехоты, ни могущество тяжелой артиллерии, ни даже химическое оружие, ни давали гарантий по быстрому прорыву грамотно возведенной и глубоко эшелонированной обороны. Примененные финнами капониры флангового и косоприцельного огня, сильно усложняли разведку огневых точек противника. А полученные от разведки сведения о наличии многочисленных и разветвленных туннелей и отсечных позиций, и вовсе сулили большие потери от частых и болезненных ударов во фланг и в тыл прорвавшихся через основные позиции частей РККА. А уж неграмотного командования войсками, от опытнейшего генерала-фельдмаршала Маннергейма ожидать не приходилось. Ситуация требовала надежных решений, и после приезда с Кавказа командарма Тюленева в штаб Ленинградского военного округа, процесс поиска таких решений там шел непрерывно...

Из Москвы поторапливали, но сроки начала первых ударов, все же, согласились перенести на конец декабря, или даже на начало января 40-го. Это позволяло тщательнее отработать планы ударов, и научить правильному бою хотя бы командование основных ударных соединений и подчиненные им отдельные штурмовые подразделения. По настоянию комбрига Карбышева отработка штурма финских укреплений проводилась 'в обстановке приближенной к боевой'. Часть занятий шла на специально построенных в районах Каргополя и Тихвина полигонах ОКОНа, другую часть 'отрабатывали на натуре', в качестве которой использовались настоящие укрепрайоны на 'старой польской границе' в Белоруссии. Причем, сам Карбышев организовал переброску сводной инженерной бригады из Карелии и всеми силами взялся за дооборудование построенных в 20-х годах укреплений по стандартам финской обороны середины и конца 30-х годов. Построенный инженерно-саперными частями 'укрепрайон', поочередно штурмовали сразу несколько дивизий. Против них условно воевали кадровые арт-пульбаты РККА и лыжно-стрелковые роты НКВД, имитирующие финские легкие части. Вместе с пехотными дивизиями ленинградского округа в штурме укрепленных позиций тренировались еще две другие инженерных бригады с приданными им тяжелыми артиллерийскими парками и танковыми полками прорыва (оснащенными Т-28). С большим трудом Генеральному штабу удалось убедить Командование РККА выделить для этих тренировок достаточное количество боеприпасов. Ворошилов рвал и метал, но Шапошникову и Василевскому удалось доказать, что выпущенные по врагу 'в молоко' шестидюймовые снаряды окажутся гораздо дороже тех же снарядов выпущенных на учениях. Нарком вынуждено согласился с их доводами, и представление началось.

К концу второй недели учений пятнадцатикилометровая оборона противника оказалась условно взломана. Сводные ударные полки уже на второй день смогли гаубичным и пушечным огнем перемешать с землей тонкостенные бетонные коробки устаревших дотов. Но на третий день штурмовые танковые роты по-настоящему забуксовали на минных полях перед второй полосой укреплений, где чуть ослабленные противотанковые мины успешно рвали гусеницы грозных трехбашенных танков, а замаскированные пушки обороны, тут же, изображали обстрел застрявших стальных чудовищ. Пехота лежала в снегу в ожидании подавления огневых точек. Бомбардировочная авиация в полигонных условиях сыпала сериями 'полусоток' и 'соток' по выявленным узлам обороны. Атакующие в белых маскхалатах бросались на штурм прямо за огненным валом, но по команде посредников, вынуждены были откатываться под внезапно открывшимся огнем проснувшихся или сменивших свою позицию вражеских пулеметов, минометов и полевых орудий.

Командование требовало повторить атаку. Удары в лоб натыкались на фланговый огонь, темп продвижения падал до нуля. Посредники снова фиксировали большие потери. Тюленев нервничал, и требовал снова вызвать авиацию, Штерн с Карбышевым на карте проигрывали варианты новых атак. После прорыва очередной линии обороны, войска втянулись на лесную дорогу меж замерзших болот, заросших густым кустарником. Головная походная застава оторвалась почти на три километра, и какое-то время все было тихо. Неожиданно прямо из-под ног следующего за парой головных танков стрелкового батальона, вырвались дымы взорвавшихся 'условных фугасов'. И тут же походные порядки были внезапно атакованы одетыми в белое лыжными отрядами противника. Вооруженные самозарядными винтовками фланговые лыжные охранения "снеговиков" походной колонны, по команде посредников, были "смяты" и тут же попали в "безвозвратные потери". А их противники "снежные черти" ОСНАЗ, помимо автоматических карабинов, ручных пулеметов и ротных минометов, оказались вооружены даже установленными на санных станках германскими авиапушками (трофеями Освободительного Похода в Польшу). 'Вражеские' снайперы стали шустро и дружно выбивать настоящими пулями буксируемые на санях манекены, изображающие красных командиров и пулеметные расчеты. Наступающие спешно рассыпались с дороги, в поисках укрытий от вражеского огня. Группы прорыва в этом неудобье под вражеским огнем суетливо и немного бестолково занимали оборону. Посредники, снова и снова, фиксировали потери. Условно раненых на импровизированных волокушах и носилках начали оттаскивать в тыл. В этот момент, изображаемые ОСНАЗом НКВД "мобильные отряды противника", повторили налеты. А пытающиеся их преследовать уже неполные штурмовые роты, оказывались на внезапно обозначенных посредниками минных полях, и снова несли 'условные потери'. Наконец атаки были отбиты, а вызванная по рации авиация еще и проштурмовала убегающего 'врага' холостыми очередями пулеметов и "эрзац-бомбами" (мешочками с крашеным мелом и хлопушкой). У наступающих частей появилась короткая передышка, совмещенная с повзводным приемом пищи. Расслабляться не получалось, даже несмотря на ненастоящую опасность от их визави по учениям...

И вот, в перекрестье биноклей очередной рубеж обороны. Штаб атакующих привычно командует артналет, но выясняется, что выпустив несколько залпов по ложным ориентирам, сменившие перед этим позиции, артбатареи наступающих остались практически без боеприпасов. Тыловики где-то застряли с новым БК, и повторение артналета откладывалось, а тут и вечер наступил. Новый день тратился на перегруппировку сил атакующих. Вновь, корректируемый с воздуха удар артиллерии, и повторение атаки. Но, в этот момент, над полем боя появляются, до поры до времени спрятанные на паре площадок подскока, силы штурмовой авиации противника, разрисованные кривыми голубыми крестами. Командарм гневно орал в трубку на своего зама по авиации. Истребители прилетали в атакованный район, но никого не обнаруживали. Зенитчики рапортовали об уничтожении вражеского штурмовика. Бомбардировщики нанесли удар по узлам обороны, штурмовые роты снова пошли в атаку, и в очередной раз уперлись в неподавленные огневые точки. И, как назло, посредники снова зафиксировали большие условные потери в технике и живой силе. Тюленев охрип от раздачи разносов подчиненным...

Вдруг, приехавший на КП командующего учениями комбриг Громов, тактично отозвал в сторону комбрига Карбышева, и поделился новостями. Спустя несколько минут очень эмоциональной беседы, оба военных новатора попросили у командарма разрешения отбыть с учений, для изучения возможности новейшей разведки вражеских позиций. Непечатное и гневное разрешение командующего Лен ВО их вовсе не обескуражило. Оба комбрига, глазом не моргнув, тут же испарились, пока грозный командарм не передумал. А прорыв вражеской обороны продолжался вместе с сопутствующим ему бардаком. Но силы 'красных' упрямо гнули оборону 'синих'. И в итоге, к концу второй недели, таки прогнули ее, что вроде бы воодушевляло. Правда, большие условные потери в пехоте и танках заставляли задуматься о цене такой "победы", но хвалебный рапорт уже унесся в Москву. И все бы ничего, но сами только что прошедшие учения, наглядно продемонстрировали будущим победителям Линии Маннергейма, что тщательно замаскированные и сильно укрепленные позиции кадровых войск быстро штурмовать не получается, даже при наличии сильных танковых кулаков, бомбардировочных ударов и активной воздушной корректировки арт-огня тяжелой артиллерии.

Через два дня после учений, итоги подводили уже в здании главного штаба, что на Дворцовой площади Ленинграда. На совещании помимо участников учений и командования, присутствовали комбриг Громов и майор Грязнов (командир отдельной дальней разведывательной эскадрильи вооруженной высотными мотореактивными разведчиками РДД). А в приемной перед закрытыми дверями дожидались вызова "на ковер" несколько инженеров, кроме Громова и Карбышева практически незнакомых присутствующим красным командирам...

* * *

Черновое обновление от 18.04.17 / Ракетные опыты Оберта в СССР и черные добровольцы САСШ-Абиссиния / — не вычитано //

* * *

Перед главным расширенным совещанием по начавшейся войне в Карелии, в узком кругу людей посвященных в ракетные планы страны, обсуждались новые и тоже очень секретные вопросы. Сталин слушал магнитофонную запись (с наложенным поверх нее синхронным переводом), задумчиво сложив руки на столе. Нарком НКВД Берия и Старший майор госбезопасности Давыдов сидели на стульях, и напряженно ловили своими взглядами каждый жест Вождя. Запись с этой катушки с проволокой сами они уже слышали...

— — —

— — Юлиус, ты сошел с ума! Ты не полетишь!

— — Это потому что Сталин воюет с Маннергеймом? Выходит, ты боишься прослыть 'красным' в газетах?!

— — Я чихать хотел на всех этих мерзавцев-писак! Эту войну начали не русские. И я рад, что последние четыре ступени 'Фоккер' успела нам сюда прислать, пусть и за два дня до финского налета. Но я запрещаю тебе первые полгода даже думать о полете на ракете! Запрещаю!

— — Но, почему, папа?! Только потому, что ты дал обещание первого полета этому нахалу Пешке?! Поэтому?!!!

— — Не говори так о нем! Я дал слово Адаму, но дело совсем не в этом, мой мальчик... Конечно, я хочу сдержать свое слово. Ведь Оберты всегда были людьми чести. Однако если бы первый полет был точно безопасным, то я нарушил бы то свое обещание, и отправил бы на орбиту тебя...

— — Но, ты же сам говорил...

— — Дай мне сказать! Прояви хоть каплю уважения, Юлиус. Твоя мать никогда не простит мне твоей гибели. К тому же... сейчас ты еще просто не готов к этому полету.

— — 'Просто не готов'? Да, почему это! Я теперь умею летать и прыгать с парашютом, а технические и математические задачи я в уме решаю в разы быстрее этого чикагского недоучки!

— — Мальчик мой, ты забыл...

— — Ничего я не забыл! Я отлично помню, что Пешке чуть не погиб на автогонках, но победил, и что он летал на всем, что летает. Даже на шарах. Что твой любимчик успел повоевать в Польше, а потом поставил в Мюнхене рекорд скорости со своими компрессорными ракетами. Да, он был много раз ранен и травмирован, но оставался живым. Но почему ты не веришь в меня?!! Я же твой сын!!!

— — Ты сам перечислил почти все причины моей веры в Пешке, но позабыл одну маленькую деталь.

— — И какую же?!

— — Удачу, сынок. Временами мне кажется, что Адаму подыгрывает сами Небеса. А может, и преисподняя... Он много раз был на волосок от гибели, и оставался жив. Притом, что другие-то в тех же ситуациях гибли десятками. Дай ему хотя бы выявить основные сбои машины в первых полетах, а там посмотрим.

— — А почему бы русским это не сделать сейчас без Пешке? Мы же договорились, что останемся тут в России до конца 40-го года, а уже потом решим, что нам делать дальше. Пока война идет, нам все равно не вывезти ракеты в Европу. Да и почему-то не горят желанием нам помогать в испытаниях, ни шведы ни голландцы. К тому же... Я ведь позавчера сдал пилотский экзамен русского ОСОАВИАХИМа, и уже получил права пилота. Герр Стефановский даже пригласил меня пройти обучение на пилота-испытателя в их исследовательском институте военной авиации. Да и русские пилоты-испытатели могут...

— — Доннэрветэр, Юлиус! Неужели ты не понимаешь?!

— — Чего, не понимаю, папа?!

— — Я боюсь, что они украдут выстраданную нами идею! Как только мы перестанем быть сами по себе, и останемся в какой-либо стране надолго, нас возьмут в оборот. Так было бы в Германии. Тут Пешке тысячу раз прав. И то же самое случилось бы в России или Британии. И в Швеции или Америке разницы не будет... Даже Адам, при всем его предпринимательском таланте и умении везде находить деньги и спонсоров, не столь опасен нашему делу, как те, у кого в руках большая власть.

— — Но ведь, после моего полета Пешке станет только 'вторым'. И имя Обертов навсегда останется в Истории. Даже если потом нас оттеснят от проекта... А, уж я-то сумею договориться с русскими, чтобы...

— — Как ты не поймешь, сын, что нам необходимо остаться нейтральными. Мы не можем вечно рассчитывать на благоволение герра Сталина. Не забывай, на меня давят из Германии. Марта даже показывала фотографию строящегося 'Гиганта' на заводе Мессершмитта. Они хотят, чтобы мы вернулись, но не спешат обещать нам постройку большой ракеты, именно поэтому я в раздумьях. Хотя, уже в апреле...

— — Из-за этого ты планируешь отложить старт третьей ракеты, до завершения подготовки к которому осталось всего три недели. А если русские заберут своего 'воздушного монстра' и не станут нас ждать до апреля??? Или они устроят каверзу, и сожгут нам все четыре оставшиеся ступени, чтобы покопаться в технических решениях под видом тушения пожара??

— — По аренде их 'Туполева-20 бис' (который ПС-124) у нас с ними письменное соглашение, которое они не посмеют нарушить. Да и про страховку не забывай. Если ракета сгорит по их вине, то будут вынуждены строить нам новую, и не хуже, чем была. Хотя, ты прав идеи они у нас подглядят, да и время будет потеряно. Но ждать-то уже не долго. В феврале прилетит Пешке, и тогда начнем испытания. Если же он не прилетит, я обещаю тебе, что договорюсь о русском испытателе с герром Сталиным. В общем, я не хочу пустых споров, и прошу тебя поверить мне. После первых двух полетов, мы, как ты помнишь, планировали переделать первую кабину на не слишком высокий полет с экипажем из двух человек.

— — Те два кресла сделанные русскими по образцу, привезенному Адамом из Мюнхена?

— — Да, Юлиус. И нормальные скафандры, которые раньше мая, увы, готовы не будут. И это твой шанс, мой мальчик. А где-то в июле нам желательно будет выехать из России, чтобы обезопасить наш проект. И очень бы хотелось уехать триумфаторами. А пока готовься по той методике, которую прислал мне Пешке из Америки.

— — Но этого мало, папа! Мы же с тобой мечтали, что первыми в стратосферу и в космос полетят Оберты!

— — Все, Юлиус! Разговор окончен...

Слышен звук хлопнувшей двери. Спорщики покинули прослушиваемое помещение, и нарком НКВД остановил шуршание записи.

— — — —

Сталин встал, и задумчиво прошелся по кабинету.

— — Это вся запись?

— — Здесь самое главное, остальное мелочи.

— — Товарищ Берия, вы всерьез считаете, что нам удастся привлечь молодого Оберта на свою сторону, и оставить его работать в СССР?

— — Такая возможность не исключена. Хотя аппетиты у них с отцом быстро растут. 'Кантонец' ведь увлек старшего Оберта лишь ракетными полетами собак и доработкой ракеты для своего 'высотного прыжка', а они вон, уже и к парному полету готовятся...

— — Пусть они пока готовятся... СССР им поможет, хотя, брать на себя много расходов по их проекту наша страна, пожалуй, не станет. Пусть Оберт с сыном сами себе делают рекламу, и ищут для своего "европейского агентства" богатых меценатов в Европе. Так будет правильно...

Взгляды наркома и хозяина кабинета ненадолго встретились. Берия понимающе кивнул, и торопливо поставил своим 'паркером' пометки в записной книжке, вслушиваясь в новый вопрос Вождя.

— — А, как вы, товарищ Давыдов, оцениваете вероятность успешного полета человека на ракетах Оберта? Что вам подсказывает опыт работы советских ракетчиков?

— — Вероятность высокая, товарищ Сталин. Хотя долететь до космоса они пока не в состоянии. Но высоту порядка тридцати— пятидесяти километров набрать в принципе могут. Главное, чтобы не случилось аварии.

— — Какой аварии вы опасаетесь?

— — Например, аварии на старте. Или при расцеплении ступеней. Или при спуске в стратосфере. И даже при приземлении. Вариантов сбоя у столь сложной техники очень много...

— — Политически важно, товарищи, чтобы в СССР с Обертом не случилось никаких аварий. Вот если Оберт, один, или вместе с сыном, сбежит от нас в Британию, или Германию, то пусть с ним там и случаются аварии... Но не в Советском Союзе.

Берия снова поймал взгляд генсека, и опять незаметно кивнул, но записывать ничего не стал. Этот приказ был понятен без уточнений. В такой момент, дать буржуазной прессе еще один повод для антисоветской шумихи было бы преступлением. А вот после отъезда из России любая авария Оберта начала бы работать на престиж его совместных с советской страной достижений. Дескать, 'глядите, нищие коммунисты справились, а богатые буржуи, бездарно, обос...лись'.

— — А какие детали в устройстве этой ракеты могут оказаться наиболее важными для работы наших советских ракетчиков?

— — Товарищ Сталин. В принципе мы уже сейчас неплохо изучили всю эту конструкцию. Ангар для хранения ступеней им предоставили с секретом. Поэтому, по ночам, целая бригада инженеров НИИ-3 и группа курсантов института военных ракетчиков тщательно осматривала и фотографировала устройство всех ступеней. При доступе к агрегатам, несколько раз пришлось обходить контрольные провода, оставленные голландскими сборщиками. Бригвоенинжинер Королев, по итогам этих осмотров, подготовил закрытый доклад о ракетах Оберта, и даже предложил использовать похожие пилотируемые аппараты для отработки запусков тяжелых боевых ракет. Там слишком сложным оказалось наведение на цель, поэтому смысл в этом есть. На начальном этапе...

— — Он что же, предлагает стрелять по врагу ракетами с людьми?

— — Нет, Товарищ Сталин. Речь идет только об отработке длительного полета на всех режимах. Пилот должен иметь возможность катапультироваться с парашютом на любом этапе маршрута. Разбрасываться ценными кадрами летчиков-испытателей наша страна не может.

— — Вы правы, товарищ Давыдов. СССР не может разбрасываться опытными специалистами.

Звонок Поскребышева поставил точку в беседе. Маленькое совещание по секретной ракетной тематике пришлось закруглить, поскольку подоспело время для оценки ситуации и принятия срочных решений по начатым военным действиям. Причем военные действия шли уже не только в Карелии...

* * *

Первые негритянские кинозрители за океаном смогли ознакомиться с краткими версиями этого кинопроизведения лишь в январе на подпольных кинопоказах в Новом Орлеане, Чикаго, в нескольких небольших городах Алабамы и Калифорнии и даже на Кубе. Причем, несмотря на страшные клятвы, взятые перед просмотрами, уже через день и полиция и ФБР отлично знали, что кто-то привез в Америку и показывает 'нигерам' опасное с идеологической точки зрения кино, способное вызвать противодействие властям. Но, пока шел фестиваль негритянской культуры, поддержанный, в преддверие новых выборов, даже несколькими конгрессменами, устроить шумную облаву на 'забывших свое место черномазых' никак не получалось. Гувер злился, но вынужден был ждать более удобного момента. В сенате пока только шли разговоры, но серьезных слушаний по делу не планировалось. А полиция тоже не горела желанием попасть в прицелы журналистов.

С точки же зрения идеологических противников 'американских ястребов', такой фильм нужен был как можно скорее. И по другую сторону океана, молодой коллектив 'Звезды', воодушевленный сценарием дописанным Бен Салемом, несколькими текстами негритянских песен и первыми кинопробами, очертя голову бросился в омут нового кинотворчества. Работа была большая, хотя часть материала собранного еще при съемках 'Соколов' уже дожидалась своего часа на запасной полке. И киношники вновь подтвердили свой талант. Незадолго до нового 1940-го года руководство советской страны все же увидело скороспелый двадцатиминутный минифильм, собранный из отснятого материала киностудии 'Звезда', фрагментов, полученных от эфиопов, и просто кадров удачно совпавших по фактуре. Вместе с этой, практически 'короткометражкой', ближний круг Вождя и их титулованные абиссинские гости, в лице маршала Имру и офицеров его штаба, смогли оценить и, смонтированный параллельно, документальный фильм об абиссинской войне. Причем второй фильм, был создан советскими мастерами монтажа из киноматериалов отснятых личным кинооператором короля Селласие, и в ряде мест дополнен постановочными кадрами отснятыми Гольдштейном в Средней Азии еще в сентябре. Просмотр удался. А оба фильма так понравились высокопоставленным зрителям, что разрешение на камерный кинопрокат в САСШ и во Франции, не только документальной военной киноленты, но и даже недоделанной версии художественного фильма, было сразу дано. Такой случай, ускорить сбор средств на войну с фашистами, и на набор черных добровольцев по обе стороны Атлантики, упускать было никак нельзя...

Советское название игрового фильма 'Живи свободным!' родилось в громких спорах киношников с их куратором от НКВД. Чекист оказался умным. И вскоре, снял свои же первоначальные требования, по полной переделке сюжета, в русле отправки в Эфиопию негров не из САСШ, а из СССР. Но, вот, по названию советского фильма он встал насмерть. Впрочем, в САСШ фильм так потом и шел, под своим пилотным названием 'Ты будешь жить!'.

И, так уж получилось, что первый настоящий показ на экранах СССР этого по своей форме и актерам очень негритянского, а по содержанию остро антиимпериалистического кинофильма, удалось провести в больших городах советской страны только в марте 40-го года. Но здесь, 'на родине социализма', никакой спешки с показом уже не усматривалось, тем более, что в советском кинопрокате успех фильма, ожидаемо, вышел грандиозным.

Зрителей по обе стороны океана подкупала, показанная в фильме, жизненная правда тяжелого положения черных американцев в их вроде бы такой демократической, но слишком уж внимательной к цвету кожи, стране. Кстати актером главной роли стал Мартин Робсон, один из племянников Пола Робсона, который давно симпатизировал коммунистическому движению и даже помогал своему дяде готовить концерты в Америке. Его юный актерский талант Гольдштейн сумел раскрыть и использовать в фильме. Переживающему на экране драматические моменты, молодому добровольцу зрители верили, искренне сочувствовали и восхищались им. Причем, глядя на поведение в кадре белых актеров изображающих 'гринго', даже "латиносы", стали сильнее сочувствовать своим черным братьям-пролетариям.

Вскоре, очередная по сути своей пропагандистская кинокартина полностью оправдала ожидания, инициировавшего всю эту историю Пола Робсона, и его друзей из Советской России. Но еще до ее выхода на экраны, к концу декабря, активной агитацией черных в Америке на участие в войне за свободу Абиссинии, а также сбором средств и подготовкой добровольцев, руководил уже целый штаб 'Черной Свободы'. В эту новую организацию "цветных", Пол, вместе с бывшим черным капитаном РККА, а ныне уже полковником Кадором Бен Салемом убедили вступить черных добровольцев Таскиги и черного полковника американской армии Дэвиса старшего, а также ряд других негритянских активистов. А первые застрельщики и будущие командиры черных наземных частей еще с конца с ноября 1939-го включились в боевую подготовку, совмещенную с партизанскими действиями в фашистских тылах на Абиссинском нагорье.

В конце декабря, в те же края, но во французский Джибути, для освоения ТВД, отправились и первые авиационные части 'Легиона Саванны' и 'Легиона Пустыни'. В их состав вошли, возглавляемый негритянским лейтенантом Майклом Дорном сборный сквадрон оснащенный отремонтированным в Греции десятком бывших истребителей Аэронаутики (которыми оказались трофейные 'Фиат CR-42' 'Фалько', и более ранние 'Фиат CR-32'), усиленный тремя старыми британскими истребителями 'Бристоль 'Бульдог' и четверкой их 'земляков' — легких бомбардировщиков 'Хоукер 'Харт'. А сводный сквадрон, под командованием мулата Рэя Фишера (на самом деле лейтенанта госбезопасности и командира звена авиачастей НКВД СССР), оказался оснащен двенадцатью 'таинственными немецкими' истребителями 'Хейнкель-45' (которыми на деле оказались уже отметившиеся в Польше в составе 'Сражающейся Европы' модернизированные советские И-7 'Ястреб') и шестью выкупленными у Авиации Корпуса морской пехоты САСШ старыми одномоторными пикировщиками-торпедоносцами Мартин ВМ-2. Для последних вместо их вдребезги изношенных 650-ти сильных моторов 'Прат энд Уитни R-1690-44 Хорнет', из СССР прислали вместе с моторамами и с запчастями десять моторов М-100 (760-ти сильная реплика 12-ой 'Испано-Сюизы').

В общем, несколько недель фестиваля негритянской культуры 'Африка в сердце', предоставили скороспелому проекту не только толпу желающих записаться добровольцем, но и неплохие связи с негритянской общиной, немалые суммы денег на закупки вооружения. И все это время, не останавливаясь, шли тренировки. Десятки и совсем юных, и недавно отслуживших в черных частях Армии цветных парней азартно метали макеты бомб, и учились воздушной стрельбе. Обученных пилотов в двух сквадронах имелось пока даже меньше чем самолетов, но дело было совсем не в этом. Боевой дух черных добровольцев оказался довольно высоким. Впереди их ждали трудные месяцы учебы на секретных аэродромах во французских колониях. А немного позже их ждали и настоящие воздушные бои с лучшими по опыту и оснащению, боевыми пилотами региона Медитеррании. И для хоть сколько-нибудь сопоставимого по силам противостояния с опытными итальянскими асами, черным пилотам еще предстояло изо всех сил учиться и трудиться...

ВСЕХ С ПРАЗДНИКАМИ ЗИМЫ И ВЕСНЫ!!!!

Черновое обновление от 01.05.17 / Тайм-лайн — работа ученых и советские предвоенные проекты артиллерийских и ракетных дальнобойных систем — создание АИ ракетных войск в РККА/ — не вычитано //

* * *

Еще в конце октября, в кабинет тогда только что вернувшегося из Москвы ректора ХАИ, как уж повелось, без доклада, постучались заслуженный мастер ракетного производства Савва Цымбалюк, в компании Глебом Лозино-Лозинским. Вид у этой беспокойной парочки новаторов был, мягко говоря, слегка очумелый. Профессор Проскура, в последние полгода, наслушавшись от соратников разных завиральных идей и насмотревшись в чертежах и схемах всяких 'технических феерий', удивляться уже почти разучился. Впрочем, до новых идей и открытий он был жаден, поэтому от народа не бегал, и оборонительных линий вокруг своей персоны и своего кабинета не возводил. Единственное, что могло его встревожить и выбить почву из-под ног, это аварии с человеческими жертвами. Но, в этот раз, разговор пошел несколько о другом..

— — Войдите!

— — Доброго дня.

— — Здоровья вам, товарищ профессор.

— — Приветствую коллеги!

— — Георгий Федорович, мы тут эта... Посоветоваться нам нужно.

Странное звучание голосов визитеров тут же было отмечено чуткими ушами многоопытного педагога и ученого. Быстро протертые фланелью линзы очков тут же украсили лицо ректора. И выявленное с их помощью, выражение некоторой растерянности на лицах подчиненных, вызвало нешуточный интерес и тревогу.

— — Что это с вами коллеги!

— — Нам бы, э...

— — Случилось что-то необычное? Авария?! Есть жертвы!? Да говорите же не играйте на нервах! Савва Михалыч!

— — Та ни, товарищ профессор. Вси целы покудова. Испытания 'Кальмаров' идут себе и идут, потихоньку. Тут эта... Не, пусть лучше Глеб Эугеньич сам доложит.

— — Даже не знаем, как вам сказать, Георгий Федорович... Мы ведь нарезной артиллерией и не занимались никогда. А тут, пока вас не было, из УПР пришел секретный приказ — 'срочно начать разработку специальных артиллерийских снарядов'.

— — Вот как? Снарядов? Не ракет? Гм... действительно, очень странно и интересно. Но пока, повода для паники я не усматриваю. Где там те документы? Ну ка, все сюда на стол кладите!

— — Вот, читайте, товарищ профессор.

— — Так-так. Гм... Получено от разведки... 'Для увеличения дальности стрельбы тяжелых орудий'. Угу... Ясненько. Ага. Что ж, отлично! Теперь вполне понятен нетленный замысел наших столичных мудрецов-заказчиков!

— — Но сроки, Георгий Федорович! Да и...

— — Тихо-тихо! Вот что, многоуважаемые коллеги. Стране, видимо, срочно понадобились реактивные артиллерийские снаряды. Тема вообще-то известная. Если не ошибаюсь, еще в 33-м начатая. Результаты тогда вышли не ахти и ее закрыли. То, что высокая дальнобойность и мощность таких снарядов Красной Армии понадобились, тоже ничуть не удивительно. Вон, сколько немцы в Гданьске с польскими фортами провозились! И выбранный калибр 152-180мм прямо намекает — готовятся операции против сильных укреплений, и удаленных целей, защищенных дальнобойной артиллерией и авиацией. Но мы с вами люди думающие, и отлично понимаем, что об этом нигугу. Наше с вами дело — лишь сделать такое изделие и предложить принципиальные решения.

— — Но ведь это для пушек, Георгий Федорович, мы же...

Профессор властным жестом пресек стенания растерянных подчиненных, мгновенно подтвердив свой статус мудрого начальства.

— — Спокойно коллеги! Хотя вопрос вроде бы не нашего института, но понятна и логика руководства. У нас с вами тут на ракетном участке товарищи Баткин с Пиротти испытывают свои новые 130мм ракеты для 'безоткатных авиационных барабанов'. Стало быть, некоторый опыт уже есть. Ведь так? Опять же монгольские результаты тут точно пригодятся. Да и взгляд у наших ракетчиков наверняка не столь замылен, как у артиллеристов. Так что и с современнейшими артиллерийскими задачами мы бы вполне...

Посетители неловко переглянулись и профессор осекся.

— — Что не так, товарищи? Чего вы тут мнетесь, как курсистки на экзамене, и такими томными глазами на меня смотрите? В чем, собственно, дело?!

— — Дело в том, Георгий Федорович... что у Михалыча дома нашелся прообраз проекта всей системы, под заказанный у нас боеприпас. Причем, привез ему эти наработки один знакомый вам крылатый полковник из...

— — Из Житомира. И ничего удивительного! Я так понимаю, что Василий Иванович Петровский в тот раз привез Савве Михайловичу очередное письмо от Павла Колуна. Но ничего ужасного и зубодробительного я в этой истории не усматриваю. Да-да. Не напугали!

— — Это если не вспоминать намеков на 'сведения, полученные от разведки'.

Брови профессора лишь слегка собрались у переносицы. Проскура тут же вспомнил закрытый доклад Королева, на котором присутствовали со своими замами руководители научных групп и КБ ракетных направлений УПР.

— — Даже тут, коллеги, я не вижу повода для демонстрируемых вами отчаяния и беспомощности. Ведь, если вы не забыли, дорогие коллеги, Павел еще полтора года назад в Китае смог получить новейшие разведывательные сведения о реактивных опытах на Западе. Ага! А в мае, как вы помните...

— — Все так, Георгий Федорович. Но, в той бандероли, которую Михалыч в октябре получил, помимо набросков лепестковых механизмов регулировки тяги 'Кальмара', были и наброски вот этих многоколесных артиллерийских установок со сменным вооружением. Вам это странным не кажется?

— — Мда-а.

— — Глядите. Это, первый вариант — пусковая установка для легкого реактивного истребителя ПВО. Второй вариант — спаренная пусковая установка мощных зенитных ракет с ТРД. А рядом на таком же тягаче и радиолокационная антенна. Третий вариант — тяжелая дальнобойная ракета с боевой начинкой в одну тонну взрывчатки (как следует из пометок под рисунком).

— — Вот эту я в Москве видел уже в чертежах. Даже вот этот вариант с лафетом-треллером на многочисленных авиационных колесиках. И зарядную машину с краном для установки второй ракеты нам тоже показывали. Кстати в Ярославле, в дополнение к их малой серии ЯГ-10, по моим данным, еще с июля разворачивается производство и других тяжелых многоосных грузовиков 'ЯГ' и 'Я'.

— — Неужели смогли пятнадцать тонн грузоподъемности сделать?!

— — О том ничего не знаю. Но слышал, что возродили забытый в 1935-м ЯГ-12. В вариантах с двумя передними управляемыми осями и тяжелые седельные тягачи с полуприцепами и трейлерами на его базе. И вот такую как на рисунке 'полукабину' смещенную вбок, чтобы не мешала носовому обтекателю ракеты, я на фото тоже видел. Для них даже закупили партию моторов в Германии, и производство лицензионных американских моторов 'Континенталь' налаживают.

— — Подождите, профессор! Это все очень интересно, но глядите сюда. Вот, четвертый вариант — тяжелая пусковая установка для залповой стрельбы ракетами из пакетов труб калибра 200-250мм.

— — Гм... Это почти повторение залповой системы ракетного института с ракетами М-8 и М-13. Только направляющие трубы на ней, как у наших РСШ-60 и РС-130. Кстати, фильм про испытание рельсовой ракетной установки я у Давыдова в гостях уже видел.

— — Но, вот этот последний, пятый вариант! Как вам это?! Тяжелая артиллерийская установка с длинным гладкоствольным орудием калибра 180-200мм для стрельбы реактивными снарядами на дальность 40-80 км. Теми самыми из нашего нового задания. Вот даже схема их работы показана!

— — Угум... В высшей степени занятно.

— — Гм....

— — Мы с вами конечно не артиллеристы, но коллеги, обратите внимание на остроумные решения! Длина базы автомобиля специально увеличена, продуманы даже гидравлические упоры и автомат заряжания! И вот эта конструкция отделяющегося от снаряда поддона, весьма хороша. Да и прямоточный двигатель, и вот эти наклонные отверстия в корпусе для создания вращения в полете. На первый взгляд это технический шедевр, коллеги! Хотя сложности, несомненно, будут. Гм... А когда полковник привозил вам бандероль?

— — Да где-то с неделю назад. Аккурат, перед началом работы по 'Кувшинке'. А уж про наброски я и не стал никого тревожить той заумью. Думал, шо хлопец просто лишнего нафантазировал. И, вот...

— — А теперь, выходит, что и все "фантазии" нашего "блудного новатора" оказываются совсем даже не лишними. Кстати, коллеги! А проекты зенитных ракет на автомобильных лафетах я также видел в УПР у Давыдова. Так что, думаю, все те проекты не одним только вашим путем Павел начальству отправлял.

И тут задумчивое настроение ректора вдруг резко пошло в гору. На лице высветилось начальственное озарение.

— — А знаете, соратники... Этот проект установки для залповой стрельбы (рельсовым аналогом которой сейчас занимается НИИ-3) мы, кстати, можем ведь и сами разработать. Благо, старший лейтенант ведь наш родной студент-заочник! И проект он нам отдельно прислал, ни у кого не подглядывали. Ну, а мы, товарищу Колуну, пожалуй, зачтем автоматом осеннюю сессию, и спишем за это все его хвосты. Есть возражения?! Что у вас еще коллеги?

— — В том письме Павлуша просил с Сталинградским заводом 'Баррикады' насчет рассверливания стволов 152мм на калибр 180мм знакомство свести. Но, я в том деле, не ухом, ни рылом! За шпиона еще примут...

— — Глупости! Я сам обращусь к Давыдову за содействием. В рамках этой новой темы по тяжелым реактивным снарядам для пушек нужно срочно начинать формирование штата проектировщиков, и готовить списки всего необходимого. Отличная и глубокая научная тема, коллеги! И начать можно как раз с орудия на грузовике. У этих двух проектов теоретически возможна высокая унификация по автомобильным лафетам. И это здорово! Ведь каждый из проектов может частично работать на своего 'соседа'. Безусловно, там много нового и непрофильного для нас. Но нам же требуется, лишь принципиальный работающий макет построить, и боеприпас к нему создать. Ведь наш ХАИ в этом проекте не один будет. Вот и пусть, смежники готовят нам эти "многолапые автомобильные лафеты", которые параллельно подтолкнут ведь и наши с вами ракетные опыты. Под это дело и финансирование и материалы выбьем. Артиллеристы пусть высверливают нам ствол, и ладят станок для грузовика. Вот эти гидравлические упоры тоже найдем, где заказать. И останется наше дело — двигатель и корпус ракеты-снаряда. А сами наработки по 'прямоточникам', могут нам еще и помочь при совершенствовании наших же тяжелых эрэсов.

— — А кому всем этим заниматься?

— — Савва Михайлович, будь добр, сходи к Малышеву, и отберите с ним группу станочников и сборщиков из нового пополнения. Толковых человек восемь-десять нам хватит пока. А ты, Глеб Евгеньевич, договорись с Эрнестом, чтобы взять к ним с Пиротти в КБ еще пять-семь человек из 'спецконтингента'.

— — Сделаем, товарищ профессор.

— — Ну, а я, коллеги, послезавтра напрошусь на прием к Давыдову. Нечего резину тянуть! Сразу официальные запросы подготовлю. А еще через недельку выбью-таки решения по разработке готового комплекса в четвертом и пятом вариантах, и заодно командировку в Сталинград на завод 'Баррикады' получу. На пушки их полюбуюсь, с начальством согласую, да и на обратном пути, на Ярославский автозавод съезжу, чтобы пару-тройку новых удлиненных ЯГ-ов нам зарезервировали, или уже начали собирать. Тут резину тянуть нечего. Раз уж задание нам сверху спущено, значит, результаты скоро потребуют в готовом виде. Давыдов это понимает, и сам будет рад нашей инициативе. Правда, задач вместе с текущими уже многовато выходит...

— — Вот-вот. Как бы портки у нас не лопнули, за все те новые проекты хвататься. А потом, как взгреет начальство за невыполненное.

— — Отставить уныние, коллеги! Нам 'резинку на портках' еще весной один очень упрямый старший лейтенант крайне надежно затянул. Так что справимся, и 'портки не потеряем'. Не имеем права не справиться, иначе грош нам цена! В общем, за дело коллеги! Время не ждет...

Как не обмирало сердце у харьковчан от мрачных перспектив завалить новое задание, но работа ими была начата, и велась довольно бодрыми темпами. Уже в первых числах ноября в ХАИ прибыл первый ярославский 'грузовой лафет', и к нему ствол рассверленного сталинградцами с завода 'Баррикады' на калибр 180мм (от не принятого военной приемкой орудия БР-2). К слову сказать, с 36-го года таких стволов, в основном с мелкой нарезкой, там в Сталинграде на заводе 'Баррикады' скопилось приличное количество (и Проскуру не оставляла мысль, что Павел Колун об этом знал заранее). Заводское начальство знать не знало, куда их девать. И потому за идею расточки ненужных стволов для новой перспективной артсистемы ухватилось всеми конечностями. Проекту тут же дали 'зеленый свет' и выделили кадры и средства. Пока первое поступившее орудие не имело затвора, но уже могло использоваться для отстрела слабыми зарядами опытных 'активных снарядов' из незакрытого ствола. Практически как при стрельбе снарядами из динамореактивных пушек Курчевского, или эрэсами из "монгольских ракетных барабанов" самого ХАИ. С тяжелыми грузовиками было сложнее, их выпуск еще только налаживался и пока был мелкосерийным. Впрочем, к концу года можно было рассчитывать примерно на 12-15 машин ЯГ-14, в варианте с пятью осями на удлиненной раме. На эту технику облизывались многие, и Артуправление РККА, и "танкисты", и "горняки", и другие прочие. Но решение "забронировать" матчасть для ракетной и сопутствующей ей техники, протолкнул в верхах лично народный комиссар Берия. Уж он-то отлично понимал потребности ракетчиков в столь мощных и грузоподъемных тягачах-транспортерах. При надлежащем подходе нашлось все, включая и дефицитные мощные моторы для грузовиков. И нарком остался довольным, тем более что решение, выделить для ракетчиков шасси танков Т-35 всячески тормозилось автобронетанковым управлением РККА и Генштабом (несколько лет назад их выделили всего два для самоходных установок СУ-14 и после этого сразу включили "красный свет").

Как бы то ни было, но в 20-х числах декабря первые четыре опытных самоходных 180-мм орудия были показаны на Софринском артиллерийском полигоне в Подмосковье. Берия сильно переживал за подопечных, ведь сравнивать должны были с отработанными нарезными орудиями. Причем, новой опытной артсистеме пришлось соревноваться с мощным, проверенном испытаниями и доводкой, 203мм орудием Б-4 1931 года, на гусеничном лафете. Конкурент имел уже почти восьмилетнюю историю и, в отличие от своего колесного собрата, был практически избавлен от детских болезней. По точности стрельбы конкуренции не вышло. Новичок мог закинуть менее мощный, чем у Б-4 примерно стокилограммовый снаряд на дальность около 43 километров. Дальше пока не получалось, да и точность была получена — 'плюс-минус полкэмэ'. Впрочем, при наличии толковой корректировки с воздуха, и эта проблема как-то решалась. Делегация АУ РККА тут же подвергла такие показатели жесткой критике (аргументы были теми же, что и в 35-м, когда обсуждались опыты с трехдюймовыми ракето-снарядами). Но за проект внезапно вступился лично нарком Ворошилов. Для начала, он предъявил присутствующим материалы по активным снарядам, полученные разведкой из Германии. На фото и в таблицах ТТХ 'блистал' новейший германский 150мм снаряд 'R.Gr.19', использующий для разгона в полете новые ракетные шашки фирмы 'ДАГ'. На треть большая дальность стрельбы сразу примирила противников и сторонников активных снарядов. Направление решили развивать, чтобы не отстать от Запада.

К тому же 'харьковско-ярославская многоножка со сталинградской оглоблей' была на порядок подвижней и маневренней буксируемых систем. Время перевода его в готовность к стрельбе исчислялось всего тремя минутами, а время ухода с позиции было еще меньше. В отличие от десятиминутной готовности Б-4, которую накрыть контрбатарейным огнем, было раз плюнуть. Снабженный большими колесами с высоким протектором артиллерийский вездеход мог даже преодолевать ледяные торосы, поваленные стволы деревьев и бездорожье (высокий клиренс, продуманная подвеска и три ведущих моста ему это позволяли). Такую установку легко было вывести на позицию укрытую от контрбатарейного огня и ударов вражеской авиации. Это и определило интерес военных к системе. Вторым 'открытием показа' стал пока только макет системы залпового огня (с 16 трубами калибра 210мм под создаваемую в ХАИ ракету М-20). Обе системы были на шасси пятиосного ЯГ-14 (развитие ЯГ-12 с двумя управляемыми осями, но с длинной рамой и всего пятью осями вместо четырех). А присутствовавший на том же полигоне бригвоенинжинер Королев демонстрировал вместе с Костиковым и Победоносцевым созданные в НИИ-3 системы с 82мм и 132мм ракетами (М-8 и М-13) и с двутавровыми направляющими. Их опытные установки на шасси ЗИС-5 в принципе нормально отстрелялись залпами на четыре-шесть километров. Но их пределом была лишь залповая стрельба по фронтовым целям, максимум по второй линии обороны, и потому обе системы никак не могли конкурировать по мощности, дальности и точности стрельбы с показанными артиллерийскими орудиями, бьющими втрое — вчетверо дальше. Да и на фоне будущих характеристик залповой 210мм установки харьковчан на базе ЯГ-14, обе показанные на Софринском полигоне системы НИИ-3, вероятно, смотрелись бы бледновато.

Главный артиллерист Красной Армии Григорий Кулик даже съязвил, обозвав эти ракетные установки 'трещотками ближней обороны'. Семен Буденный его тут же поправил, что из засад, дивизион с такими 'метлами' целое скопление вражьих войск выметет. А комдив Говоров предположил эффективное использование 'оргАнов' для прорыва полевых укреплений на направлении главного удара. Начался спор о необходимом количестве боеприпасов при таком использовании. Но дискуссию снова прекратил народный комиссар Ворошилов. Решение о продолжении работ по эрэсам уже было принято в Кремле. На вопрос маршала, есть ли у кого другие соображения по перспективам показанного оружия, Королев сразу попросил конфиденциальной беседы. Во время приватного общения с маршалом, под косыми взглядами коллег из НИИ-3, Королев честно признался, что показанный Харьковчанами макет залповой системы с трубными направляющими калибра 210 получит в будущем серьезные преимущества перед рельсовыми установками. Но при этом упрямо заявил наркому, что развивать нужно и те системы и другие, 'чтобы не остаться у разбитого корыта'.

— — Товарищ маршал. Ни сегодня завтра начнется война с белофиннами (слухи уже с октября по всей армии гуляют), и какие там системы окажутся нужны на самом деле, покажут только боевые действия. Дайте возможность испытать все эти новые системы в бою, тогда и можно будет решить, что, в каких условиях, и для чего годится. Поддержите нас, а мы не подведем!

Ворошилов, хоть и слегка недолюбливал ракетчиков, как бывших протеже расстрелянного 'наполеончика' Тухачевского, но был по-настоящему впечатлен сегодняшним показом. И горячность Королева ему также была близка, поэтому предложил маршал талантливому инженеру содействие, но на своих условиях.

— — Вот тебе мой ответ бригадный инженер. Если поможешь харьковским спецам довести их систему до Нового Года хотя бы до войсковых испытаний, то будет тебе 'ракетный комбриг' учебная смешанная ракетная бригада и армейские испытания к ней будут (ну или хотя бы смешанный ракетный полк). Это я тебе могу обещать. Ну, а коли обос..тесь вы там на войне, хрен вам будет, а не финансирование! Лично с Самим поговорю, чтобы половину денег и ресурсов от вас другим конструкторам забрали. Идет?!

— — Идет, товарищ маршал! Мы от своего ни за что не отступим!

— — Ну-ну, поглядим....

К слову сказать, оба участника тех событий свои обещания полностью выполнили. К середине января 1940-го, на ночной лед Финского залива, натужно гудя моторами, выезжали длинные колонны грязно-белых камуфлированных грузовиков. На фоне толп полуторок, топливозаправщиков, машин с боеприпасами, 'ремлетучек', и автокранов, выделялись ЗИС-6 и ЯГ-14 с очень странными похожими на самосвалы кузовами. Причем, замаскированные, но мало походящие на автокраны, артустановки, учебного дивизиона 180мм самоходных орудий, среди этого ракетного шабаша смотрелась не менее грозно. Охранение на марше осуществляли две роты выкрашенных в белое БТ-5, две батареи зенитных ЗИС-6 и двадцать пулеметных аэросаней.

С ПЕРВЫМ МАЯ, ТОВАРИЩИ!!!

Черновое обновление от 07.05.17 / Итоги совместных спецопераций НКВД и Разведупра ГШ РККА/ — не вычитано //

* * *

Сидя в камере, Марко ждал оглашения своей участи, и апатично вспоминал последние события. Сначала свою беззаботность по прибытии на Родос. Кипарисовые рощи, уютные кафе с маргаритками и цикламенами в ящиках на окнах. Улыбчивые девушки с греческим профилем. Нахальные и спесивые немецкие пилоты за соседним столиком в пиццерии. Потом представление командованию, и пробный вылет. Неожиданный испуг первых пережитых им вражеских бомбежек. Раненые на носилках. Развалившаяся на части туша подбитого британского бомбера. Неразбериха приказов и наконец, полет на предельную дальность к далекому британскому форпосту, находящемуся где-то на границе Ирака и Турции. Вспышки зенитных разрывов, резкая боль ранения и горящий 'Альфа-Ромео' на крыле. Мельтешение строп над головой, и удар земли по подошвам ботинок. Пинки и ворчливая ругань захвативших его в плен британских солдат с винтовками времен Великой Войны и в шлемах, почти как у книжного Дон Кихота. И еще его тревожило некоторое непонимание причин тех недавних событий, которые привели его в эту, похожую на тюремную камеру, британской гауптвахты. Британский врач перевязал его задетую осколками руку, а вечером за него взялся рыжий английский офицер из контрразведки МИ-5. Итальянская речь его был грубовата и лаконична.

Днем позже запись с допросом несколько раз прокручивали разные офицеры контрразведки, что-то выписывая на листах писчей бумаги.

— — — — — — — — — — — — — — — —

— — Я майор, Харрис. Как военнопленный, вы будете отвечать на мои вопросы. И советую вам делать это быстро, если хотите режима плена без строгостей. Ваше имя и звание?!

— — Соттотененте ди эскадрилья Марко Танзини, сеньор команданте!

— — Вам известны британские эквиваленты воинских званий? Вы лейтенант, я майор! Впредь приказываю отвечать, используя только подобные варианты званий!

— — Да, сеньор майор!

— — Подчинение? Воинская часть? Когда были переведены? Каким способом добирались?

— — За три дня до германского воздушного наступления в штабе 2-й воздушной эскадры в Палермо получил направление в Авиацию Эгейских Островов в 281-ую эскадрилью на Родос — аэродром Гадурра. Меня привез с Сицилии транспортный 'Пипистрелло SM-81'.

— — Кем был подписан приказ о вашем переводе?!

— — Начальником штаба генералом Де Пинедо, сеньор майор!

— — Кто ваш командир на Родосе? С кем из штаба авиации в Родди успели встретиться?

— — Моим командиром эскадрильи был капитан Карло Бускалья, сеньор майор. В штабе авиации островов я не был, попал сразу на авиабазу.

— — На какой технике летали? Специализация и личный боевой опыт.

— — Спарвьеро Э... 'Савойя-Маркети SM-79', сеньор майор. Пилот бомбардировщика-торпедоносца. Десять патрульных вылетов с Сицилии, опыт боевого соприкосновения только на Родосе.

— — Что вы слышали, и что знаете сами о бомбовых налетах на остров?

— — Тоже что и все, сеньор майор...

— — Отвечайте на вопрос! Рассказывайте в деталях все вам известное, лейтенант! Какие события тому предшествовали?!

— — Да, сеньор майор! Первый день после моего прибытия, из наших летали только поплавковые CANT-506. Потом я демонстрировал пилотирование в учебном вылете. Сеньор капитан разрешил нам съездить в город отдохнуть. Сидели в ресторане. В местном террариуме кормили ручную фласкануру. Танцевали и гуляли по городу с местными сеньоритами...

— — Эти подробности опустите. Ближе к началу бомбежек. Что там происходило на авиабазе?

— — Э... Сеньор майор. Как раз после взлета немецкой армады, к нам в Гадурру прибыл новый офицер связи Люфтваффе. И еще, вроде бы, перед самым вылетом немцев, кто-то из морских авиаторов летал на разведку, и видел над морем крупный британский самолет, со стороны Хайфы. Истребители 'Фиат' из 163-й эскадрильи взлетали с запасной полосы нашей базы, чтобы отогнать его. Но, наверное, ваш разведчик все нужное уже увидел. Потому что, сразу после первых атак Люфтваффе, на собранном в штабе группо совещании, нашему капитану довели, что возвращавшиеся после налета германские 'штукас', видели над морем несколько двухмоторных британских самолетов летевших на большой высоте в нашу сторону. Возможно такие же самолеты потом бомбили нас вечером следующего дня.

— — Ваш командир, капитан Бус....

— — Бускалья, сеньор.

— — Это он отдал приказ на ваш позавчерашний ' ответный' вылет?

— — Нет, сеньор майор. Капитан вместе со штабом группо погибли во время вашей бомбардировки, как раз вечером, накануне нашего вылета. Они присутствовали на втором совещании, которое собирали по просьбе Люфтваффе. Перед этим немцы только и успели освободить нам стоянки, и весь личный состав Гадурры занимался растаскиванием техники из укрытий... Уже стемнело. Потом начались взрывы. Зенитчики начали стрелять позже. Сам я по приказанию капитана, тестировал на стоянке управление отремонтированной 'Савойи', поэтому мало что видел из кабины. Утром выяснилось, что случилось несколько прямых попаданий, даже одно топливохранилище сгорело. Во временное здание штаба Люфтваффе, где происходило совещание, попала мощная бомба. Я потом видел такую же неразорвавшуюся. Выжило лишь несколько человек...

— — Вы уверены, что самолеты и бомбы были британские?

— — У 113-ти килограммовой авиабомбы стабилизатор коробчатый. Это стандарт ваших королевских воздушных сил. На корпусе клеймо арсенала в Шеффилде... Тут я даже не знаю, что еще добавить, сеньор майор. Кстати, нескольких ваших зенитчики Гадурры все-таки сбили. Капитан Чимуччи говорил, что, судя по неубирающемуся шасси, один из них это 'Бристоль MkI 'Бомбей'. Второй похож на Бристоль 'Бленхем', но он взорвался от детонации своих авиабомб, так, что его разметало на мелки фрагменты. И самих налетов было несколько, поэтому, какие там еще были самолеты, я точно ответить не могу. Ребята говорили, что видели на большой высоте 'Виккерс Веллингтон'...

— — Кто же командовал итальянскими пилотами в полете к Мосулу? И какие цели были вам озвучены в тот день?

— — Непосредственно перед вылетом сборной группы эскадрильи, старшим был временно назначен капитан Чимуччи. Он, как и я, был переведен из другой группо. На совещании он не был, поэтому не пострадал. Был, правда, еще командир истребителей капитан Агостини, но он получил легкое ранение во время того налета. Да и пилотировать бомбардировщик в боевом вылете он бы точно не смог. Первым был назначен налет на Мосул. Вторым бомбовый удар по нефтеперерабатывающему заводу в Хайфе. Затем планировались патрульные вылеты с подвеской торпеды, на поиск британских кораблей, вместе с группами поплавковых CANT-506...

— — Кто же тогда командовал всей вашей авиагруппой на Гадурре, и кто ставил задачу эскадрилье на вылет?!

— — В виду гибели под бомбами штаба группо и большинства старших командиров, приказ нашей эскадрилье отдавал старший по званию на базе офицер...

— — Его имя и звание?!

— — Вроде бы, подполковник Уэббе.

— — Немец?!

— — Да, сеньор майор. Подполковник был новым офицером связи со штабом Люфтваффе...

— — И ему подчинялись итальянские пилоты?!

— — У него с собой был приказ от штаба Реджиа Аэронаутики...

— — Кем подписан приказ?!

— — Не могу знать, сеньор майор!

— — — — — — — — — — — — — — — —

Офицер Ми-5 выключил магнитофон, дальше этот лепет можно было не слушать. Этот итальянский мальчишка мало что смог добавить к делу. Наконец, и этот материал был упакован, и отправлен в главную квартиру в Лондон. А сам итальянский лейтенант через день отбыл под конвоем в новый лагерь военнопленных на острове Камаран в Аденском заливе...

* * *

В Медитеррании и до последнего-то 'германского пинка в британский зад' было не слишком спокойно. Предчувствие войны носилось во влажном воздухе, и оседало выражением тревоги на лицах военных. И хотя французы и британцы пока еще ни с кем в этом регионе по-настоящему не воевали, но войну ждали. Для постоянного роста настороженности хватало и издержек итало-греческой конфронтации. На минах гибли и повреждались корабли и суда Роял Нэви и Реджиа Марины. В небе, то и дело, встречались друг с другом летающие лодки дальней воздушной разведки обеих держав. Ну, а после громкого германского возмездия за Монтевидео совершенного в Александрии и на Мальте... В принципе для объявления Британией войны Италии было вполне достаточно единственного факта предоставления аэродромов Родоса Люфтваффе для ударов по Британским средиземноморским твердыням. Но, сразу после этого возмутительного и недружественного жеста, взаимные удары посыпались на обе противоборствующие стороны, как из рога изобилия. Критическая масса кровавого счета, наконец, была достигнута. Сопротивляться общественному мнению дольше было невозможно, и правительство Чемберлена с согласия монарха, объявило войну Италии в первых числах января 1940-го года, а Италия днем позже ответила островитянам взаимностью.

Впрочем, взаимные воздушные 'визиты' двух стран к объектам противника в регионе длились уже почти неделю, поэтому мировая общественность не была удивлена. Посрамленными и раздосадованными выглядели соратники премьера Чемберлена и он сам. Фактически вся 'миротворческая' политика его кабинета провалилась. Все политические жертвы оказались напрасными. Вместо стравливания между собой континентальных держав и выгодной роли арбитра, Британии достались сомнительные лавры страны дважды первой объявившей войну двум странам Оси (Германии и Италии). На этом фоне даже наглые ответные бомбежки русских ВВС по аэродромам Финляндии, и стремительное наступление Красной Армии на финнов в Лапландии, не тревожили Лондон столь сильно. А с потерей британского влияния в Медитеррании, что-то срочно нужно было делать. Но что делать, Чемберлен не знал. Кого называть агрессором, британский народ определился и без его жалких заявлений, поэтому позорная отставка становилась единственной альтернативой. И вскоре, у Британии появился новый премьер...

А события на севере Африки все набирали обороты. Словно полностью потеряв всякий страх, в небе и на море хозяйничали только крестоносные самолеты и корабли стран Оси. Подводники Денница при поддержке морской авиации Германии и Италии, начали свои волчьи забавы, прерываемые только сильными штормами. И похожий на сине-красно-белую паутину 'Юнион Джек' все чаще терпел от них поражения. Еще появлялись на коммуникациях разведывательные ордеры британских легких крейсеров и эсминцев. Еще готовилась к боям крепость Гибралтар, и оставшиеся в Африке силы 'Владычицы морей', но большинству газетчиков в Европе было ясно, — 'вожжи отпущены' и Средиземное море на деле все больше становилось Римским морем 'Маре Романум'. Страховые компании Европы били в набат и повышали стоимость страховки, удорожая фрахт. Даже Турция и Россия на время активных боевых действий приостановили рейсы гражданских судов. Британские корабли из Индии, как и почти век назад, были вынуждены идти длинным путем вокруг Африки. Или дожидаться остывания конфликта в портах Индийского океана.

Так что фактуры, подтверждающей первые удары, хватало обеим сторонам военного противостояния. Около подвергшегося бомбежке эритрейского аэродрома Аэронаутики в Массауа уже коптили на земле сбитые зенитками и разбившиеся при падении двухмоторные 'Бристоль Бленхем' и одномоторные 'Виккерс Уэллсли' из Адена. По другую сторону воздушного фронта, прямо из ангара авиабазы Мосул торчал украшенный латинским крестом хвост итальянского "Спарвиеро" SM-79. А сама база горела три дня от разлитого горящего топлива и взрывающихся боеприпасов. Похожими катаклизмами обзавелись и новые противники Великобритании. Вскоре, налеты на авиабазу Массауа британских эскадрилий одномоторных дальних бомбардировщиков Виккерс 'Уэллсли' с аэродромов Порт-Судан, Хартум и Суммит в Судане, и средних бомбардировщиков Виккерс 'Веллингтон' и Бристоль 'Бленхем' с аэродрома Исмаилии в Египте, стерли последние препоны внезапно начавшегося военного конфликта.

Наиболее жаркие воздушные бои состоялись над британским Аденом. Там удалось отметиться даже истребителям с обеих сторон. В общем, 'судам присяжных' в лице штабов ВВС и правительств этих двух стран иные доказательства были уже не нужны. И хотя острый ум британских разведчиков царапало ощущение неправильности, того, что приказ на атаку с обеих сторон отдавали командиры не выше уровня авиагруппы... Но против фактов не попрешь. Война между Британской и Итальянской колониальными империями уже началась, и никакие усилия дипломатов не могли бы ее прекратить в одночасье.

Муссолини в Риме сначала замер от ужаса, ведь такое развитие 'александрийско-мальтийского инцидента' им никак не планировалось. Однако позвонив другу Адольфу, он изменил свое мнение. Друг и ученик смог убедить его, что ситуация развивается очень удачно. Суэцкий канал удалось забросать морскими минами. Если натиск союзников из стана Оси сохранится, то впереди маячили захватывающие перспективы раздела британских владений в Египте и Судане. И конечно же главным призом смотрелся Суэцкий канал. В Берлине сама эта ситуация вызвала лишь удивление. Нельзя сказать, что германского союзника огорчила эта незапланированная горячность пилотов дуче. Скорее, наоборот, фюрер увидел в этом "Перст Судьбы". Между тем, третий воздушный флот Люфтваффе, под командованием фельдмаршала Шперле, и без итальянских союзников, вполне успешно продолжал досаждать британскому военному командованию. Теперь же, после получения подтверждения из Рима в отношении вступления Италии в войну с Британией, ситуация и вовсе становилась многообещающей...

* * *

Вся эта, противоречащая мирным рескриптам Лиги Наций, безрадостная картина полностью устраивала лишь Берлин и Рим. А в Москве советское руководство мирилось с потерями прибылей от свободного судоходства, имея точные данные о разрушенных советской разведкой воинственных планах Британии и Франции. На одном из январских совещаний по проблемам "Южной Войны" народный комиссар иностранных дел Молотов, начальник Генштаба РККА Шапошников, и народный комиссар внутренних дел Берия, расставили все 'точки над i'.

— — А не догадаются ли в Лондоне и Париже, кем подстроена эта война? Что вы об этом думаете, товарищ Берия?

— — Есть сведения, что командующий британскими ВВС на востоке генерал Митчелл, летал в Аден, и разбирался в ситуации. Однако, товарищи, ни один из сотрудников ГУ ГБ и пилотов НКВД не был захвачен, ни в Африке, ни в Финляндии. Не все там прошло гладко, но последующие военные действия должны были скрыть все следы нашего участия. Да и потерь секретной авиатехники также не было. Не считая разбитых на посадке пары ДБ-3 и одного РДД.

— — А вы, товарищ Шапошников, согласны с тем, что наши люди не слишком сильно наследили там?

— — Согласен и поддерживаю! Это первая столь крупная операция сразу нескольких наших разведывательных служб. Раненные были. Несколько человек было потеряно убитыми, но, ни британцам, ни фашистам, они не достались. И, конечно же, мы сами не собираемся никому рассказывать о проведенных ночных вылетах своих самолетов. То, что первые ночные удары по Родосу и Массауа наносили советские ДБ-3 и оснащенные бомбодержателями РДД и даже Сталь-7, никто не докажет.

— — Это хорошо, что вы оба так сильно в этом уверены. Как вы оцениваете боевые результаты тех боевых вылетов? И какие еще меры принесли успех в этой операции?

Шапошников раскрыл портфель, достал картонную папку с завязками, и получив кивок от хозяина кабинета, начал изложение фактов.

— — У меня с собой есть доклад по действиям специальной авиабригады и групп прикрытия. Точность бомбометания была обеспечена, как наработанным на учениях опытом экипажей, так и отличной маркировкой целей, выполненной диверсионными группами Разведупра РККА. Причем на Родосе, разведчики умудрились, организовать подмену отправленного на авиабазу нового офицера связи Люфтваффе подполковника Клауса Уэбе советским агентом. Повезло, что у немцев как раз происходила ротация, и ряд авиачастей готовили к отправке на Мальту. Этот дерзкий ход позволил под прикрытием бомбежки провести диверсию по фактическому уничтожению штаба и большинства старших офицеров на аэродроме Гадурра, и спровоцировал реальный налет итальянских бомбардировщиков на авиабазу Мосул в Иракской Ниневии.

— — Для этих бомбежек хватило дальности самолетов?

— — Хватило, но почти впритык. Первый удар по Родосу наносили ДБ-3. Они взлетали отдельными самолетами с аэродромов Кубани и Кавказа. И лететь им пришлось над Турцией и Ираком, а в группу собирались уже над Средиземным морем. Итальянские "Савойя-Маркетти" покрыли почти 900 километров от Родоса до Мосула, и нормально отбомбились. Причем несколько самолетов были сбиты, что обеспечило доказательства для британцев. Той же ночью, взлетев из Баку, одиночные ДБ-3 еще раз зашли с тыла и пробомбили Мосул, обеспечив большие пожары на авиабазе. А, вот, по британской базе Аден на вторые сутки смогли отбомбиться только экипажи трех дальних и высотных РДД, вылетевших из Сумгаита. Их дальность в почти семь тысяч километров, с полутонной нагрузкой это допускает. Кроме использования советских секретных самолетов, удалось и похулиганить 'краковским угонщикам' из НКВД. В Египте они смогли угнать с авиабазы Исмаилии два британских самолета с бомбами в момент инсценированного диверсантами воздушного нападения...

— — Хорошо что, наши разведчики даже на такое способны. Спасибо, товарищ Шапошников. Это очень интересные сведения, оставьте тут материалы, я их изучу. Товарищ Молотов, а что слышно в дипломатических кругах о подозрениях в адрес Советского Союза? Какую роль СССР они видят в этой истории? И вообще, как эта 'южная история' повлияла на планы политиков?

— — Гм. Есть сведения, что посол САСШ во Франции Биллит знающий о планах Парижа относительно Кавказа, в беседе с британским послом высказывался, что эти налеты произошли, де слишком уж удачно для русских. Но каких-либо серьезных оснований для выводов, у них нет. Ведь итальянцы еще осенью цеплялись с греками без каких-либо приказов Рима. Гм... Ну, что еще... Командующий французскими войсками в Африке генерал Вейган сейчас вылетел из Сирии за консультациями в Париж, так что тут возможны разные варианты. Но наши связи с Францией за последние полгода сильно укрепились, поэтому этот вызов может касаться войны с немцами и вступлением Франции в войну с Италией. Это если Британия все-таки выполнит свои обязательства в Европе. А если откажется, то французы могут сделать вид, что Южная Война их не касается.

— — То есть, к СССР у них нет конкретных претензий?

— — К сожалению, претензии есть. В Лондоне и Париже откуда-то пронюхали о готовящемся экономическом соглашении Москвы с Берлином. Это соглашение сулит нам большие уступки со стороны Германии, но в случае раскрытия сведений, у Франции и Британии появится причина считать, что СССР готов выступить вместе с Германией, чтобы поддержать последнюю в ее войне с Англией и Францией. Если же они будут думать, что соглашения не будет, то тон их заявлений окажется менее острым. Тогда и о военном решении могут забыть...

Народный комиссар иностранных дел, пожал плечами, и присел на свое место за столом совещаний. Его слова заставили Сталина нахмуриться.

— — У вас есть дополнения по этому вопросу, товарищ Берия?

— — Военный министр Ирана Нахджаван недавно интересовался закупками самолетов в Британии, но это может быть и несвязанным с планами по Баку. Еще есть косвенные данные, что британцы заинтересовались деталями начальной фазы 'северного инцидента'. Они подозревают провокацию, но доказательств у них не имеется. Нескольких офицеров разведки, (капитана Тэмплина, работавшего в миссии Локкарта в Советской России, и майора Гейтхауза) уже направили в Финляндию. Вероятно, для проведения тщательного расследования. Но здесь им мало что поможет. Командир 4-го (бомбардировочного) полка Майор Ласти, подписавший приказ на вылет, был вывезен разведчиками в СССР. Мотив, начать личную вендетту за гибель его сына в воздушном бою под Каргополем, у него есть. Спектакль на аэродроме был разыгран как по нотам, не хуже чем на Родосе. Оставшиеся на той стороне наши агенты докладывают о больших пожарах на разбомбленных финских аэродромах. И поскольку летчики ВВС не подвели, то теперь искать улики на этом пепелище практически не реально. Если что и найдут, доказать ничего не смогут...

— — Насколько сильными были эти удары наших ВВС? Что скажет Генштаб?

— — Генштаб подтверждает, товарищ Берия прав насчет пепелища. Бомбардировки крупных авиабаз Иммолы, Тампере, Люнетярви, Руоколахти, и других финских аэродромов, вместе с их авиазаводами и ремонтными мастерскими, проведены советскими бомбардировщиками надежно. Рычагов и Гусев хорошо спланировали налеты, и провели их сразу же после нападения на Ленинград и на наши корабли в гавани Талина. К тому же, сильно помогли высотные разведчики. О финской авиации на момент начала войны мы знали почти все. Сейчас они, конечно же, растащат свои куцые огрызки ВВС на разные запасные площадки (которых у них много построено). Но у нас уже есть новейшие методы поиска даже замаскированных аэродромов...

— — А, смогут ли теперь британцы с французами попытаться нанести свой подлый удар по нашим нефтеносным объектам в Баку, Майкопе и Грозном?

— — Теперь вряд ли они смогут это сделать быстро. На границе с Ираном разворачивается бригада ПВО с новыми истребителями и радиоулавливателями "Ревень" и "Редут". так что пусть только сунутся. К тому же, сооружения и взлетные полосы на авиабазах Мосул и Аден сильно пострадали от бомбежек. И до весны активно пользоваться Суэцким каналом британцы не смогут (там затоплено несколько судов и поставлены итальянские мины). Да и корабли с авиатехникой могут быть потоплены фашистами еще раньше в Средиземном. А значит, перегонять летную технику им придется кружным путем либо через Африку (с риском потери от противодействия Люфтваффе и Аэронаутики), либо вообще из САСШ. Это займет много времени. Они, конечно, могли бы нанести удары из Адена или из Турции с помощью одномоторных дальних бомбардировщиков 'Виккерс Уэллсли'...

— — Это не на тех ли, на которых британцы летали ставить рекорд дальности в Австралию?!

— — Тех самых, товарищ Сталин. Самолеты, действительно интересные. Наш-то ДБ-1 на базе АНТ-25 делался для тех же задач, но надо признать, у британцев самолет получился лучше. И все же, такие удары не могут быть сильными, из-за грузоподъемности этих аппаратов. И, к тому же, им пришлось бы оголить авиационное командование, воюющее сейчас с итальянцами и немцами в Северной Африке.

— — Очень важно, товарищи, чтобы британцы не смогли восстановить военный потенциал своих аэродромов на Юге в ближайшие полгода. И не менее важно, чтобы Англия и Франция посильнее завязли в войне со странами Оси. Сейчас им есть чем заняться и без СССР, вот и пусть, все свои силы они тратят на это. Пусть сражаются с фашистами, и не заглядывают в чужой огород. А насчет экономического договора с немцами нужно хорошенько подумать. Его нужно заключить так, чтобы у французов и британцев не было даже малейшего повода нападать на СССР...

Вопросов было еще много. Совещание продлилось больше часа, после чего гости кабинета разошлись по своим важным делам. СССР уже вступил в войну в Европе, причем из-за выполненных диверсантами и разведчиками секретных заданий, многое на картах уже изменилось. И теперь значительную часть военных планов приходилось корректировать прямо на ходу. Но Генштаб РККА незадолго до этого приобрел хороший опыт по переработке планов, и потому спокойно продолжал свою работу...

ВСЕХ С ПРАЗДНИКОМ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ!!!!

Черновое обновление от 20.05.17 / Тайм-лайн — подготовка советских пилотов-бомберов ударам с пикирования, обучение частей РККА противодействию Люфтваффе и подготовка к войне в Карелии/ — не вычитано //

* * *

За прошедшие после памятной командировки в Саки, почти семь месяцев капитан Буланов успел немало. Разработанный Романом, совместно с другими пилотами и штурманами, тормозной щиток для пикирования на самолете СБ, уже прошел все стадии тестов и доработок. Как раз в октябре завершились испытания новых устройств на новейшей модификации СБ-РК с форсированными моторами и улучшенной аэродинамикой. Но путь к бомбометанию с пикирования оказался неожиданно долгим. Вроде бы, чего там особого сложного, 'падай — бомби — выводи', но в процессе отработки таких упражнений вылезла масса нюансов. В августе друг Буланова, Зубанов Василий едва не разбился на такой новинке во время пикирования СБ. И, после еще нескольких опасных инцидентов, оба недавно произведенных капитана, сразу вспомнили наказ их бывшего врага, а ныне идейного вдохновителя Павла Колуна. Гипотетически обрисованный Павлом, 'автомат вывода из пикирования', оказался вовсе не блажью возомнившего о себе летуна-истребителя, а жизненной необходимостью. Поэтому насели на родное начальство красные командиры с рапортами о направлении в ЦАГИ. Но в ЦАГИ пришлось ехать только Льву с Василием, а самого Романа, как мастера пикирующего бомбометания отправили изучать новую, профильную, матчасть в Читинский Учебный Центр. Заведение частично было укомплектовано комсоставом 150-й скоростной бомбардировочной бригады. Кроме того, в Центр то и дело прибывали краскомы с боевым опытом Китая и Монголии. Причем, как понял Буланов, в этом центре перемешались между собой пилоты ВВС, пилоты особого назначения НКВД, пилоты-пограничники, испытатели НИИ ВВС, инженеры всех мастей, и еще всякие разные непонятные деятели. Где-то юго-восточнее тех мест, в братской Монголии, еще догорал практически завершенный нашей победой пограничный военный конфликт с японцами, а на западе уже сотрясала мир полноценная война Германии и Польши. На войну Буланову хотелось и не только из-за перспектив служебного роста и получения наград. Хотелось проверить идеи, родившиеся в Саках и оперившиеся в родной скоростной бомбардировочной бригаде. Но, после беседы с начальством Центра, никаких рапортов капитан строчить не стал. Даже, наоборот, воспылал к начатому им творческому процессу с новой силой. Еще бы, ведь уже через неделю на аэродроме появились несколько новейших аппаратов ПБ (коими оказались пикирующие модификации поликарповского ВИТ-2). Двухмоторные машины рядом с родными крутолобыми СБ смотрелись хищно и стремительно, и Роман тут же влюбился в них, не смотря на грозные предупреждения начальства об осторожности и отваливающихся хвостах при резком выходе из пикирования. Новая техника манила своей необычностью. Вылизанная аэродинамика, двухкилевое оперение, непривычный прицел в кабине и мощные моторы с трехлопастными винтами. Среди прикомандированных сразу же разгорелся спор на тему, кто первый полетит, но сюрпризы были еще не исчерпаны. На следующий день новичков отвезли автобусом на полигон для демонстрации не менее интересного и немного жутковатого зрелища.

Только приготовились ждать, как через громкоговоритель каркнула команда 'Воздух!'. Внезапно из-за тучи выскочило шесть смутно знакомых своими контурами одномоторных самолетов, и с диким воем ринулись с высоты на расставленные в поле макеты колонны боевой техники. Рядный мотор в носу фюзеляжа, ломаные крылья типа 'обратная чайка' со стойками неубирающегося шасси в обтекателях, на стыке центроплана и консолей, и типичная раскраска Люфтваффе. Спустя мгновение паники, пикировщики были опознаны как германские 'Юнкерс Ю-87'. Буланов во все глаза глядел на украшенные нацистскими свастиками и крестами боевые машины. А те, встав в круг над полигоном, поочередно клевали в сторону цели, укладывая с неплохой точностью боевые 'полусотки'. Ритмичный грохот разрывов, и цель заволокло дымом. Действовали 'фашисты' нахально, но завораживающе красиво. Словно рисуясь, перекладывали с крыла на крыло прямо в пикировании. В кратких паузах между этими воздушными выступлениями, заместитель начальника Центра майор Полбин комментировал действия пилотов 'Юнкерсов', и отвечал на тревожные и восторженные вопросы неофитов. На груди у майора посверкивал высший орден Страны Советов — 'Орден Ленина' и знак участника боев на Халхин-Голе. И потому слова этого наставника впитывались приезжими мастерами бомбометания без критики.

— — Капитан Буланов. Тащ майор! А сирены они для чего врубают?

— — А это они форсят, и страху нагоняют. Даже вам, я думаю, от такого сейчас не по себе. Представьте гражданским людям под бомбами каково? Панику они провоцируют, гады! Чтобы, значит, сопротивление сломить. Попробуй, вон, заставь бойцов во врага целиться, когда такой адский вой в уши ломится.

— — Старший лейтенант Никитин. А сами-то самолеты, откуда, товарищ майор?

— — Известно откуда. С заводов Юнкерса. Ну, или из Польши. В точности хрен его знает, товарищи, откуда конкретно они прибыли. В общем, считайте их нашими трофеями, и баста! И чтоб, не трепали об этом нигде! Полетать-то на таких хотите?

— — Спрашиваете?!

— — Все хотят? Нет самоотводов?

— — Какие самоотводы, товарищ майор? Нужно же понимать, чего ждать от немцев. Вон, вчера мы кино смотрели, так в Испании они, сволочи, республиканцев бомбили...

— — Вы, товарищ старший лейтенант, такую поговорку слышали — 'молчание золото'?

— — Так точно, слышал!

— — Вот и применяйте к месту народную мудрость. Открыто заявлять о будущем противостоянии с Германией сейчас запрещено. И тому есть веские причины. Но каждый, у кого 'котелок варит', должен тем 'котелком' правильные выводы делать. Вопросы? Нет вопросов. Разойдись! Через полчаса обед, после теоретические занятия. А на этих 'коршунах' уже завтра слетаете все по паре раз. Для начала на простой пилотаж...

После того показа, началась для Романа веселая жизнь. Начальство было щедрым. И топлива и моторесурса германских моторов не жалело. К тому же запас моторов 'ЮМО-211' был четверной, если не больше. Авиатехники же, знай себе, занимались разборкой-переборкой моторов, тем более, что часть из моторов были явно Б/У. И, как по секрету узнали от 'мазуты' любопытные пилоты, эти 'растоптыши', были явно сняты со сбитых в Польше германских самолетов. Даже отметины от пуль кое-где виднелись. Но и новых в целлофане двигателей Юнкерса тоже хватало.

В общем, через пару недель Роман уже, довольно, уверенно пикировал на учебные цели под, ранее невиданным для пилота СБ, углом пикирования в семьдесят градусов. Чуть позже начальство разрешило и бомбометание с подкрыльевых узлов подвески. Случались и досадные промахи. А один раз коварное начальство устроило им всем развлечение. Без предупреждения, стянутые к полигону зенитные орудия, открыли неожиданную стрельбу специальными учебными картечными снарядами, которые вылетая из ствола, выплескивали в сторону самолетов фонтан мелкого крашеного песка и промолотой кирпичной крошки. Ни одна песчинка не царапнула в тот раз по 'Юнкерсам', но атаку им сорвали. Пришлось заново осваивать противозенитные маневры и прочие хитрости бомбардировочной авиации, о которых пилоты на радостях немного подзабыли. Метать практическую бетонную 'пятисотку' с "Н-образной вилки трапеции юнкерса", им разрешили только через месяц.

Попутно шло освоение пилотирования и боевого применения поликарповского ПБ. В отличие от хорошо отлаженного 'Юнкерса' советская машина была еще сыроватой, капризной и очень строгой. Порой садились на полосу уже на одном моторе. Отказывал привод шасси и створки бомболюка. Отрывались в полете решетчатые щитки для пикирования. Но даже при идеальной работе техники, состязаться с 'немцем' в углах пикирования и в точности бомбометания, ни СБ, ни ПБ, не могли. За то, пикирующий бомбардировщик Поликарпова в горизонтальном полете легко обгонял СБ, а 'фашиста' и вовсе делал, как стоящего, имея на полтораста кэмэ большую скорость. Да и по дальности существенно превосходил, а по бомбовой нагрузке также не уступал 'Юнкерсу'. Тренировки шли за тренировками. В один из октябрьских дней в Центр прибыло из Москвы пополнение, среди которого Роман узнал 'родную кровь', Васю с Левой.

— — Ромка, здорово дружбан!

— — И вам не хворать!

— — Что-то ты отощал тут без нас. Натуральный дистрофик, почти что 'Кощей Бессмертный'.

— — Зато вы за меня в Москве втрое щеки наели. Погуляли по ресторанам, а? Ладно, хватит баланду травить! Давайте расклад, что там с нашим 'автоматом'?

— — Ты только глянь, Лева, каким деловым стал наш дорогой друг! Ни тебе в баньку сводить, шашлычком накормить...

— — Вась, не томи! Колись уже, давай. Сделали?!

— — Ладно, чемпион. Пей мою кровь! Вон, те ящики, видишь, из 84-го выгружают? Опытная партия. Завтра вашему начальству доложим, и начнем ставить на СБ-2, СБ-РК и ПБ ваш новый. Пятнадцать комплектов!

— — Ну, парни!!! Будет вам за это баня! Слово даю! Правда, сразу же после первых испытаний...

— — Ну, вот, Лева. Ты ему всю душу нараспашку, а он...

— — Брось Васька травить. Ты же видишь, как он рад. Ну, чего Ром, ты нам в Москву писал, что вроде как, того — 'освоил'. Правду сказал или пули льешь?

— — Через день все сами увидите. Поверь, Лева, не разочарую.

И, действительно, гости не были разочарованы. Разваленный у них на глазах близким взрывом бомбы, семиметровый макет танка, разлетелся обломками сосновых досок, столь лихо, что оба вздрогнули. Та же участь вскоре постигла и имитирующие артиллерийскую батарею деревянные макеты. Правда, из трех макетов, лишь один разбило в щепки, а два стоявших чуть в стороне, всего лишь были свалены на землю, и перевернуты взрывом двухсот пятидесяти килограммовой фугасной бомбы. Видать бревна были сколочены на совесть, но впечатления это нисколько не убавило. Буланов, в личное время после показа, подпольно, накрыл друзьям 'поляну'. Вместо шашлыка было жаркое из кабана, а вместо водки приняли по одной рюмке кедрового бальзама. В Центре с пьянством было строго, поэтому Роман убедил друзей до выпуска не рисковать. Тем более, что с Иваном Семеновичем Полбиным Роман уже договорился перевести московских варягов в его Буланова учебное звено, и уже дал за друзей всевозможные ручательства и зароки.

В обучении не все шло гладко. Если в августе на СБ чуть не убился Василий, то в этот раз, в вылете на ПБ, чуть не накрылся Лева. Неправильно выставленная высота на автомате вывода, едва не стала причиной первой трагедии. Буланов корил себя последними словами, и даже приходил за разжалованием из комзвена в штаб к Полбину. Но тот лишь хлопнул его по плечу и сказал — 'Дал слово — держись! Каждый раз про этот свой грех вспоминай комэск, тогда из тебя толк выйдет!'. И вскоре толк из прикомандированных вышел. А Буланов даже заслужил благодарность командования. А в середине ноября сводную группу из двадцати лучших пилотов-пикировщиков Центра вместе со смешанной комиссией ВВС, ПВО и авиации погранвойск, отправили в 'турне' по авиабазам ВВС и ПВО, и по аэродромам погранвойск с показательными выступлениями. Начиналось все везде одинаково. Местным зенитчикам и дежурным звеньям комиссия приказывала сменить боекомплекты на холостые. Острословы тут же шутили, мол 'баре чудят'. На аэродромах народ продолжал свои рутинные занятия, и вдруг на них с неба со страшным воем наваливались 'одномоторные кривокрылые коршуны' и 'двухкилевые двухмоторные нетопыри' точно укладывая рядом со стоянками громко хлопающие имитаторы бомб. А потом нагло проносились на бреющем, пугая бойцов и командиров своим мерзким воем и короткими холостыми очередями. Сверху агрессоров прикрывала четверка знакомых многим по кадрам кинохроники 'Мессершмиттов BF-109'.

Потом начинался разбор этого 'бандитского налета', во время которого сначала доставалось местному начальству за отсутствие маскировки, слабую выучку и 'за все хорошее'. Затем выступление продолжалось уже для построенного личного состава. И тут уже доставалось вообще всем. И зенитным расчетам, так и не успевшим открыть огонь по 'врагу'. И техническим службам выставившим самолеты в линейку, словно на парад, прямо под бомбы пикировщиков. И командирам дежурных звеньев истребителей, не успевшим поднять своих 'ястребков' в воздух, до первой упавшей на стоянки бомбы. И даже начальнику БАО за недостаток средств пожаротушения и отсутствие средств разминирования неразорвавшихся авиабомб. И только после этого показывались упражнения по бомбометанию с пикирования практическими бомбами на полигоне. Разъясняли сильные и слабые стороны атакующего пикировщика. Возили командиров авиабазы, с земли и с воздуха показывая им эффективность различных вариантов размещения техники на стоянках и маскировки. Истребительные звенья тренировались в прикрытии своего аэродрома от атак пикировщиков, и в прорыве через 'мессеров' к бомбовозам.

А перед самым отъездом 'читинские варяги' еще раз проводили свое 'тренировочное нападение', которое в этот раз уже должны были нормально встречать ранее ими 'битые' хозяева аэродрома. Всего в выступлениях участвовали: четыре 'BF-109', восьмерка ПБ, восьмерка 'Ju-87' (к шести полученным в сентябре аппаратам, месяцем позже добавились еще два, а еще четыре германских пикировщика, восстановленных из польских самолетных могильников, попали в другие учебные центры). И, нужно отметить, что на таких финальных выходах, доставалось двадцати экипажам не слабо. Вылезали из кабин мокрыми, как мыши из ведра. Да и хозяева потратили на эти игрища немало своего пота и нервов. Случались и аварии, но по счастью, пока без жертв.

Всем трем друзьям эти захватывающие мероприятия были куда ближе по духу, чем обычные им будни бомбардировочной бригады, поэтому, когда обучение в Читинском центре подошло к концу, даже взгрустнулось. Но самым главным для капитанов ВВС стало понимание, что теперь они действительно знали, чего же по-настоящему хотят от службы, и чему готовы учить и учиться. Впереди их ждало новое место службы. Учебная смешанная авиабригада в Тихвине. Но что, оказалось странным и даже немного обидным, их будущим командиром оказался бывший командир полка ПВО на Балтийском побережье, а еще ранее командир истребительной авиабригады в родном Киевском особом военном округе. Смягчало обиду, лишь то, что этот командир, когда-то в прошлом гонял их старого знакомого Пашу Колуна (что помнилось еще по командировке в Саки). Но вскоре ситуация еще больше прояснилась. Оказалось, что в смешанную бригаду входят не только пикировщики ПБ и СБ-РК, но и диковинные мото-реактивные штурмовики-истребители 'Зяблик', и блиндированные штурмовики 'Кирасиры' (ИП-1 в штурмовом варианте), и даже двухмоторные истребители. К тому же на полевом кителе заслуженного полковника мерцал орден 'Боевого Красного Знамени' и уже знакомый друзьям знак участника боев на Халхин-Голе. А в показательном полете 'старикан' бодро продемонстрировал скептикам каскад сложнейших фигур пилотажа на очень похожем на их ПБ, двухмоторном истребителе И-40.

Помимо этого, выяснилось, что в Монголии полковник Петровский командовал несколькими группами штурмовиков, истребителей-бомбардировщиков, пушечных и ракетоносных истребителей, и потому отлично понимает специфику авиаударов по наземным целям. Хотя докой по бомбометанию Петровский, безусловно, не был. Главным же, чему комполка самому следовало подучиться, было как раз бомбометание с пикирования. И новый командир тут же покорил своих подчиненных серьезным подходом к собственной учебе. Не давая спуску, ни себе, ни им, новый 'батя' установил жесточайший темп тренировок. Службы полигона едва успевали сменять разбитые мишени. Зампотех с подчиненными ходили в мыле, то и дело, снимая с аппаратов моторы на частую переборку и замену деталей. До конца года удалось даже провести несколько совместных учений с Каргопольским УЦ. Причем целеуказание на укрепления и позиции условного противника, бригаде обеспечивали помимо высотных разведчиков РДД, еще и специальные 'летающие штабы'. Эти не совсем понятные новшества базировались на крупных самолетах, вроде бывшего агитационного транспортника 'АНТ-14 Правда' и нескольких Т-5 (транспортных вариантах бомбардировщика ДБ-А). А в канун Нового 1940-го года для участия в совместных учениях к ним в Тихвин прибыл невиданный двухфюзеляжный Т-8 (собранный из обшитых листами гладкого дюраля фюзеляжей ТБ-3, соединенных общей секцией крыла и таким же по ширине центропланом между ними). Секретную начинку мастодонтов изучить не удалось, но команды на поражение целей, те выдавали вполне надежно. Про эти 'летающие штабы' (которые в шутках личного состава превращались в 'летающие многоместные гробы') ходили странные слухи. Но, по-настоящему их значение прояснилось уже в январе 1940-го года, во время налетов на аэродромы финской авиации, и на опорные пункты финских укреплений в Карелии...

Молодежь, поздравляю с майским призывом в ВС России!

"Запомни.

Через год, а не через два,

Только год, лето и зима

Он к тебе.

Возвратится, отслужив едва..." :)

Черновое обновление от 03.06.17 / Новинки кино, и авиатренажеры / — не вычитано //

* * *

Канун не признаваемого социалистическим государством католического рождества 1939 года, в Москве ознаменовался сразу многими событиями. Случился приезд в советскую столицу сразу нескольких иностранных делегаций. Среди них заметно выделялись, интернациональная группа специалистов по радиотехнике, французские моторостроители с 'Гном-Рона' и 'Испано-Сюизы', и группа американских инженеров, приглашенных для внедрения буровой техники, новой аппаратуры перегонки нефти и новейших систем пожаротушения объектов нефтяной промышленности. В те же дни прогремело и несколько неожиданных культурных открытий. Одним из таких открытий стала прошедшая в Столице художественная выставка 'Свобода в борьбе', на которой почетное место заняли работы испанских художников и скульпторов, покинувших свою родину, где в этом году окончательно воцарился жестокий режим диктатора Франко. Скульптор Альберто Санчес представил несколько интересных модельных работ для конкурса политической скульптуры, созданных по заказу советского правительства. А его друг Бенхамин Паленсия явил публике серию собственных картин, набросков и произведений своих учеников из художественной школы 'Вальекас'. Европейские мастера и юные таланты, вместе с советскими художниками, не только клеймили в создаваемых ими образах бездушие наступающей на свободный мир 'коричневой чумы', но и задавали весьма высокие стандарты творчества. И поклонников у этого творчества в коммунистической столице нашлось немало.

А примерно в это же время в соседнем 'творческом цеху', режиссеры, операторы, сценаристы и кинокритики придирчиво оценивали труд главного оператора кинокомпании 'Звезда' и, по совместительству, недоучившегося студента-киношника Чибисова. Причем, обсуждались маститыми коллегами, не только новые работы юного выскочки, но и сам его яркий взлет в киноискусстве. Этот студент-старшекурсник вместе с режиссером Гольдштейном, и с главным режиссером журнала 'Пионерия' Варламовым, уже несколько месяцев был на слуху в кино-сообществе. Буквально за полгода творчество их новой студии яркой кометой ворвалось на небосклон советского и мирового киноискусства своими новаторскими, но трагичными и спорными кинофильмами серии 'Соколы'. И ажиотаж от первых двух фильмов серии местами перекрывал даже бурный успех новых кино-полотен снятых другими заслуженными коллективами. Так, фильмы 'Глубокий рейд' режиссера Петра Малахова, и фильм 'Истребители' режиссера Эдуарда Пенцлина, явно уступали в зрелищности многосерийной картине 'Звезды', несмотря на их отличное качество, великолепную игру актеров и точное соответствие партийному заказу. Вызов был брошен, и киношная братия всполошилась не на шутку. Мэтры задумались об использовании находок неофитов, для создания собственных шедевров. Поговаривали о близких съемках исторической киноленты о действиях на фронтах Гражданской войны Конной армии Буденного, в которой съемки конных сшибок и погонь на тачанках смотрелись бы не менее зрелищно, чем отснятые Чибисовыми кадры. Для всех этих планов требовалось согласие властей и, похоже, шансы на его получение были высокими. Так что Чибисову и Гольдштейну вскоре предстояло потесниться в стане новаторов киноискусства. Но пытливый ум Чибисова, не боялся конкуренции, а искал новые пути и новые приемы в мастерстве оператора. И как раз в декабре итоги этого пути были предъявлены на суд критиков...

В декабре молодой, но уже известный 'волшебник кинокамеры' выдал свое новое, полностью самостоятельное творение, на сей раз, порожденное на ниве сравнительно молодого жанра — мультипликации. Случилось так, что главный оператор 'Звезды' уже много времени провел в учебных центрах ВВС и НКВД, для согласования подходов в съемке учебных кинофильмов. Там-то Чибисов и подглядел у шефов, несколько интересных идей для съемки. Так на авиатренажерах, имитирующих воздушные бои, частенько перед прицелом кабины тренажера располагался киноэкран, на который с обратной стороны проецировались силуэты аппаратов противника. Чибисов мысленно заорал 'Годится!', и для начала, вспыхнул идеями по комбинированным съемкам мультфильмов с использованием масштабирования силуэтов и образов. Потом возникла идея с блуждающей маской и повторной съемкой на той же пленке деталей воздушных боев. Из преимуществ тут были относительно дешевый бюджет, позволяющий снимать такие мультфильмы десятками за год. Ведь съемка 'Соколов' стоила стране отнюдь не дешево, и стоимость мультфильмов с настоящими самолетами, оказалась бы просто запредельной. Из недостатков предполагалась, техническая сложность оснастки, слабая художественность и малая реалистичность в кадре. Но Чибисов не был бы самим собой, если бы сдался. К тому же, с согласия и протекции шефов 'Звезды', студент загорелся идеей, сдать экстерном экзамены в кино-институте, и перейти сразу на защиту диплома. А для диплома нужна была новизна. Скажем так, экзамены ему зачли почти автоматом, а вот за диплом старшекурсник взялся вполне серьезно. Вообще-то, он бы мог представить комиссии и уже отснятые им ранее кинофильмы, включая и недоделанную драму о черном подростке-добровольце. Однако максималист-кинооператор, как водится, пошел иным путем. Его мультипликационная военная кинолента получила название 'Крылья братишки'. Причем артистами у Чибисова стали три родных брата его невесты. Появляющиеся в кадре мультфильма лица мальчишек десяти, пятнадцати и восемнадцати лет, изображали одного взрослеющего главного героя. В последних кадрах старший из братьев коротко стриженный и с усами, выглядел уже лет на сорок.

А сюжет мультфильма был хоть и не новым, но идеологически грамотным. Вначале убегающего от вооруженного шашкой конного беляка, плачущего маленького Димку, спасает красный военлет, расстреляв с неба всю погоню из пулемета своего полотняного 'Фармана'. Самолет садится на поле, и улыбчивый пилот сажает сироту в кабину. В кабину настоящего самолета, где несколько непонятных приборов, жутковатый гул мотора, и дрожь всего аппарата. Кадры с конником и ребенком изначально были сняты с натуры, но затем пересняты через экранный фильтр, для получения мультипликационного изображения. Потом паренька привозят на аэродром, где он сначала просто живет найденышем, а затем начинает свою службу мотористом. По экрану несутся сцены полетов, воздушных боев и аварий. Поначалу, пугающийся всего на аэродроме подросток, вскоре уже смело копается в моторе, и кричит 'контакт!' дергая за винт. В итоге парень становится военным летчиком, и на границе отбивает атаки польских самолетов. В самом конце показан строй самолетов в небе, и участники воздушного парада в своих кабинах. Процесс съемки мультипликации шел с минимумом рисованных кадров. На начальном этапе, на экран с задней стороны проецировались заранее снятые кадры пейзажа и масштабируемые (двигающиеся за экраном на раздвижной мачте макетики самолетов). С лицевой стороны шла съемка через объектив с маской закрывающей часть кадра от засветки. А уже потом в пустых масках при повторной съемке кадров, запечатлевались лица героев, дополняя образ воздушной драмы. Фактически кинооператор использовал в съемке принцип изученного им на спарках УТИ-4 (И-16) коллиматорного прицела. В общем, результат был хоть и не гениальным, но все же, довольно интересным, а сами новые методы могли применяться и в обычном кинематографе. Завистники и почитатели успели поломать копья в жарких спорах, но мысль новатора уже шагала дальше...

Воодушевленный сообщениями, о показах итальянской картины 'Nozze Vagabonde' и германской кинокартины 'Zum Greifen Nah', выпущенных в 1936 году в формате 'стерео', Чибисов проштудировал все доступные ему материалы по 'объемному кино'. И если мечты, о создании собственного советского стерео для широкой аудитории, выглядели пока утопическими, то использование самого эффекта в специальном учебном кинематографе, казалось Чибисову насущной задачей. В целях повышения реалистичности в летных учебных центрах первых авиатренажеров, использующих тот же эффект 'кинозала в кабине', Чибисов решился на риск. Под видом съемок очередного эпизода для новой серии 'Соколов', он умудрился в Каргопольском центре снять тренировку воздушного боя, на заказанной им среди прочего британской стерео-пленке 'Техниколор'. В конце декабря студент-оператор показал этот сюжет инструкторам воздушного боя Ефимовского авиационного училища. На тренажере, глядя на изогнутый экран, через летные очки с наклеенной на них специальной цветной пленкой фирмы 'Поллароид', первые зрители советского стерео пережили множество интересных ощущений. Под гудение моторов с патефона, матерые боевые пилоты, дергались и пригибались в качаемой ручным внешним приводом кабине тренажера, и что-то рычали, пытаясь увернуться от воображаемых пулеметных трасс, атакующих их с экрана трех восстановленных после боев в Карелии трофейных 'Фоккеров D-XXI'. Комбригу Филину, по традиции, довели сведения об очередной новации, лишь после всесторонней проверки в узком кругу посвященных. Только после этого, майор Грицевец доложил начальству об очередном своем самоуправстве, и, молча, вытянулся в струнку, в ожидании разноса. Но разноса не последовало. Филин нахмурившись, лично уселся в обновленный тренажер, и за четверть часа на себе прочувствовал новый 'эффект присутствия'. После 'вылета' глаза начальника училища ехидно посверкивали...

— — То есть, вы, товарищ Чибисов, предлагаете повысить реалистичность тренажера, применением новой пленки и этих вот ваших красно-зеленых стекляшек?

— — Так точно товарищ комбриг! Только пленка британская уж очень редкая. Если бы не шефы из НКВД, то и этого показа бы точно не было.

— — Снова от товарищей киношников в нашем деле прибыло. И это хорошо! От такой помощи грех отказываться. Ну, а пленки-то эти сильно дорогие выходят?

— — Не дешевые, товарищ комбриг, да и доставать их трудно. Я почти махинацию провернул, чтобы этот 'Техниколор' в ноябре получить. Вы уж, это дело поддержите в Москве, сами же видите, что на пользу только. Да, и новые бы коробки заказать, пока в СССР свое производство не наладим...

— — Ну, что ж, товарищи... Пользу мы с вами тут видим. Будем на таком тренажере зачеты по тактике принимать. Вам товарищ кинооператор наша большая благодарность. А тебе, Грицевец, даю указание — заказывай все необходимое, и готовь с начпотехом комплекты для шести таких двухместных тренажеров, будем делиться с соседями. Ну, а сам я, пожалуй, к Локтионову на прием напрошусь. Думаю, продвинем мы эту беду в ВВС...

И действительно, уже к февралю подобные тренажеры появились сразу в нескольких учебных летных центрах. Курсанты, оценив новинку, устраивали натуральные битвы за очередность тренировок. А хитрое начальство, нашло новый способ поощрения и наказания своей крылатой паствы. Ну, а Чибисов, в начале марта был вызван в кабинет к народному комиссару Берии. Здесь дипломник струхнул не на шутку, ведь как-никак, аферу-то с пленкой он недавно провернул.

— — Вам, товарищ Чибисов, нужно научиться, умные мысли не прятать от начальства, а своевременно согласовывать. Докладывать обо всем учитесь! Вам все понятно?!

— — Понятно, товарищ народный комиссар!

— — Ну, раз вам понятно, то делайте выводы, чтобы оправдать в дальнейшем оказанное вам высокое доверие. А пока откройте вот эту коробку. Надеюсь, в вашем деле, это вам пригодится.

— — Спасибо, товарищ Берия. Доверие оправдаю!

В итоге, вместо наказания, Владимир получил награду, в виде именной ручной кинокамеры 'КС-5' (бывшей клоном американской 'Аймо'). Подарок и высокое доверие его порадовали, но для фанатика киносъемки важнее было то, что в деле создания советских кинофильмов появилось новое интересное направление, пусть и не новее зарубежных. А идей по этой теме был целый вагон...

Черновое обновление от 05.06.17 / Начало войны в январе, взгляд с той стороны, и проблемы ВВС РККА в декабре / — не вычитано //

* * *

Группа прибывших из Германии волонтеров, только и успела представиться командующему ВВС Суоми генерал-майору Лундквисту, как тут же вспыхнула война. Терновского вместе с двадцатью пятью прибалтийскими и польскими пилотами, подготовленными в Баварии в специальной авиагруппе Абвера, даже не успели проверить на пилотаж и распределить по аэродромам. Едва они выслушали в штабе ВВС напутствие генерала, и получили день отдыха перед отъездом, как на утро, выяснилось, что большая часть авиационных объектов ВВС Финляндии перестала существовать. Русские бомбы перемешали со снегом и осколками гранита даже отлично замаскированные цели. По предварительным оценкам, в первую же ночь своей 'воздушной вендетты' (как ее прозвали европейские журналисты), большевики привлекли к налетам не менее тысячи тяжелых и средних бомбардировщиков. И точность их удара поражала воображение. Очевидцы говорили, что первыми сразу после заката, их бомбили одинокие двухмоторные бомбардировщики. За первой парой машин, всегда шло звено из трех таких же. Вниз летели парами осветительные бомбы, а затем вперемешку серии осколочно-фугасных и зажигательных. И падали они на казармы и склады, безумно точно, словно у пилотов были глаза, как у кошек. За ними, вместе с группой двухмоторных штурмовиков, прилетали какие-то одномоторные самолеты, удивительно похожие на немецкие пикировщики 'Штукас'. Эти сборные группы, пугая воем своих сирен, прицельно выбивали оживающие зенитные средства и прожекторы. А, спустя всего четверть часа, к пылающим кострам, еще недавно бывшим ангарами, складами и ремонтными мастерскими, неспешно подходили плотные колонны четырехмоторных махин, и сравнивали все с землей. За ними прилетали небольшие группы двухмоторников и, кружа над руинами, добивали, все то, что уцелело. А ранним утром, чадящие пепелища выборочно обрабатывали русские пикировщики. В общем, Терновскому вместе с волонтерами, здорово повезло, что они остались на отдых в Хельсинки. Столицу большевики пока не бомбили.

Финское начальство находилось в состоянии прострации, и отмахивалось от вопросов приезжих. В тылах царила паника. Война началась совсем не так, как виделась из министерских кабинетов. Поговаривали, что вскоре русские сотрут столицу в порошок. Поверив слухам, из города в массовом порядке, бежали самые нестойкие жители. Остальные обживали подвалы и блиндировали, чем попало, первые этажи зданий. Причем, слухи об обстоятельствах начала войны ходили самые фантастические. Отдельные горлопаны утверждали, что это немцы и британцы продали Суоми, получив большой выкуп от Сталина. Другие более осведомленные, поговаривали, что русские мстят за свой Петербург. Будто бы 4-й бомбардировочный полк вышел из повиновения, и сам нанес удар по русским. То ли из-за русской провокации, то ли, в знак протеста, перед этим получив новости из Хельсинки и Иммолы, о том, что правительство было уже готово капитулировать перед Сталиным. Предположения были странными, ведь о капитуляции до этого никто не заикался. Наоборот, все финские газеты ежеденно твердили о готовности страны сражаться изо всех сил, и выражали надежду, что цивилизованные страны, не оставят Суоми один на один с азиатскими варварами. Впрочем, про командира 4-го бомбардировочного полка майора Ласти уже давно ходили слухи, что он еще осенью высказывал резкую критику в адрес мягкотелых штабных, запретивших его 'орлам' полеты вблизи границы. К тому же у самого майора имелись веские причины для личной мести большевикам, поскольку его старший сын погиб в воздушном бою под Каргополем от пулеметной очереди русского 'Девуатина'. В общем, дело выглядело темным. Связь со штабом 4-го полка в Иммоле и с авиабазой Люнетярви прерывалась несколько раз, еще до начала русских налетов. Поэтому остановить вылет "Бленхемов" даже после встревоженного звонка охраны в контрразведку, не удалось. Причем в Иммоле как-то уж очень подозрительно несколько дней подряд шли аварии на электроподстанции и на телефонном узле. Короче, детали сюжета были потеряны, а все панические версии, и слухи о большевистских провокациях теряли свое значение, за отсутствием доказательств, и остановить начавшуюся войну они никак не могли. Как не могли и убедить мировое сообщество, что это русские напали на Суоми первыми, а не наоборот...

К слову сказать, войну в стране озер и лесов ждали. Не просто ждали, а усиленно готовились к ней. Достраивали укрепления оборонительных полос, и где только можно выпрашивали кредиты на закупки вооружения. В порту Стокгольма, в соседней Швеции, только встало под разгрузку судно, груженное устаревшими французскими пушками и истребителями американской компании 'Брюстер' (чтобы не попасть под русские бомбы у причалов Хельсинского порта). Технические службы ВВС расчищали новые ВПП на многочисленных заледеневших озерах. После позорных разборов в Лиге Наций недавних приграничных стычек с русскими, дипломатический корпус Суоми, отзывал своих сотрудников из Советской России. Попутно министерство иностранных дел готовило обращения в Лигу Наций об ожидаемом со дня на день подлом нападении русских. Ясно было, что русские не отступят, тем важнее было хотя бы сохранить образ маленькой, но гордой страны, защищающей независимость от страшного соседа. Но после нескольких пограничных боев, мировая пресса частенько высмеивала щенячьи наскоки финнов на русского мастодонта. И значит, единственной разумной линией поведения оставалось оттягивание даты начала русского нашествия. Но и вечно ожидать нападения невозможно. Ожидаемые даты русского удара переносились уже раз пять. Тревоги следовали за тревогами, а русские все не нападали. В войсках стала падать дисциплина, даже были отмечены многочисленные случаи пьянства и самоволок. Прошли ноябрь и декабрь, а большевики все медлили. Финская воздушная разведка уже месяц, как прекратила свои полеты над границей. И теперь, войскам Суоми оставалось только молить бога о каждом следующем дне мира, дающем время на усиление обороны...

Штаб генерала-фельдмаршала Маннергейма уже давно приказал отвести от границы все тяжелое вооружение, оставив только легкие отряды, чтобы избежать обвинений и провокаций большевиков. Пограничная стража уже несколько недель, как покинула свои заставы, выставляя в направлении границы лишь разведывательные группы. Артиллеристы и пулеметчики, закопанных в землю по самую крышу, и укрытых от вражеского взгляда кустами и деревьями, больших и малых железобетонных дотов, прекратили пристрелку секторов обстрела. Авиаклубы продолжали отправлять на переподготовку в авиашколу в Каухаву своих лучших курсантов. А 'гражданская стража' (в иностранной переписке зачастую именуемая германским термином 'шюцкор'), тренировала метких стрелков, снаряжала пополнения для кадровых частей, и готовилась отражать воздушные десанты в глубине территории. Строгим приказом командования открытие огня в сторону 'соседей' было запрещено под угрозой расстрела, но все перечеркнул единственный боевой вылет десятка бомбардировщиков 'Бленхем'. Как это могло случиться, командование понять не могло. В обгоревшем боевом журнале бомбардировочной эскадрильи осталась лишь запись о получении письменного приказа, за подписью командира 4-го полка майора Ласти. Сам приказ найден так и не был, но офицеры штаба 4-го полка в Иммоле, ошарашено, подтвердили, что по телефону получили приказ командира полка, готовить к вылету вторую волну бомбардировщиков. В качестве объяснений присутствовали путаные доклады о якобы начатом русскими наступлении, и даже высаженном десанте в Виппури, на который и должен был ответить ударом 4-й полк. Но все это было уже не важным, поскольку следующей ночью после финского налета, русские бомбардировочные армады раскатали финские ВВС, словно асфальтовый каток. И в горящем штабе в Иммоле и на аэродроме в Люнетярви, откуда днем раньше, вылетали 'Бленхемы', не осталось почти никаких зацепок о природе, совершенного финскими пилотами преступления.

* * *

Месяцем раньше, на расположенных в Калинине, Монино и Иваново, трех основных аэродромах Первой авиационной армии резерва главного командования (которую также именовали Первой армией особого назначения — АОН-1), царило уныние. Даже в столовых не было слышно привычных бодрых шутейных перебранок, личный состав сидел как пришибленный, и ждал невесть чего. А их начальство, напротив, боролось с унынием, метая громы и молнии, пачками отправляя в наряды и на гауптвахту подчиненных по малейшему поводу и без оного. Но и те и другие ждали, что же, решат в Москве. А в Москве, в кабинете Великого Вождя и Учителя товарища Сталина, стойко боролся за репутацию 'красы и гордости ВВС' заместитель наркома обороны по авиации командарм Локтионов. Боролся, но терпел поражение...

— — Товарищ Сталин, это же только учения! Там в Белоруссии посредники, ну совсем озверели! Где ж это видано, четыре пятых попаданий в 'молоко' записывать!? Ну не может такого быть! И с налетами истребителей показуха редкостная! Ну, нету у финнов столько авиации, да и пилоты у них одно название! Ну, нельзя же вот так! Это ведь не война! Нельзя только одной стороне все время подыгрывать! А, на войне мои, так себя покажут!! Что только пыль! Тхор еще в Испании...

— — Мы вас выслушали, товарищ Локтионов. Ваше мнение понятно. Вы правы, в том, что нельзя подыгрывать только одной стороне. Кстати, октябрьские учения, как раз очень хорошо показали, что АОН-1 и другие части почему-то, всегда, попадали в цель, а потерь от противника и вовсе не имели. Не кажется ли вам, что, как вы только что сказали — 'показуха', это как раз, наоборот, в том случае, когда каждая бомба на учениях падает на хорошо замаскированную цель? Когда вместо тренировки военных действий, командиры тренируются в создании впечатления...

— — Товарищ Сталин. Я уверен, что...

— — Для начала, хорошенько задумайтесь об этом. И вы, товарищ Локтионов, напрасно жалуетесь на посредников. Они так же выполняли приказ, как и летчики комдива Тхора. ЦК помнит все заслуги комдива и подчиненных ему командиров, и непредвзято относится к Первой особой воздушной армии. Но ЦК также понимает, что на войне все возможно. И что, терять темпы ударов по врагу, в самый важный момент... В момент прорыва вражеской обороны, терять темп недопустимо!

— — Но, товарищ Сталин...

— — Подождите товарищ Локтионов! Не нужно перебивать. Вы сначала дослушайте. В этот раз вы получили урок на этих учениях. Урок этот очень болезненный, но и очень ценный. В этом году ВВС показали себя хорошо в Монголии и Польше, и даже серьезно снизили аварийность и повысили дисциплину. Но этого мало! Вам еще есть, над чем работать. Кто лучше вас может выявить все трудности и придумать правильное решение? Никто! Поэтому вам дается время этот урок переосмыслить, и вынести предложения по улучшению ситуации. Авиация Резерва главного командования не может жить только для парадов!

Критика была обидной, но справедливой. Самое мощное в мире (к концу 1939-го года) авиационное ударное соединение, почему-то не сумело оправдать радужных ожиданий командования ВВС РККА и НКО СССР. Казалось бы, все необходимое было в наличии. Мощные моторы на крыльях, новейшие прицелы ОПБ-2, радиополукомпасы, отличная служба связи. Отлаженная и мощная авиатехника, опытные летные и наземные кадры. И даже беспримерное снабжение всеми видами довольствия. Все имелось для достижения успеха — только служи и радуй командование. Однако созданное для гарантированного возмездия буржуазным агрессорам, и для стремительных и всесокрушающих ударов в ходе освободительных походов элитное авиасоединение, выступило на Белорусских маневрах конца 39-го года довольно бледно. Перед началом учений опытнейшее командование АОН-1 (в лице воевавшего еще в Испании комдива Тхора, и летавшего с Громовым в Америку флаг-штурмана комбрига Данилина), было свято уверено в себе и своих подчиненных. Ни тени сомнения не было, что дальние, тяжелые и скоростные авиабригады АОН-1 смогут с блеском разбомбить все условно вражеские цели. На партсобраниях летчики и специалисты технических служб клялись именем Вождя все сделать только 'на отлично'. И во всех ВВС РККА не было сильнее идеологически подкованного соединения, с подавляющим большинством коммунистов, комсомольцев и сочувствующих среди личного состава. Даже глава ПУ РККА Лев Захарович Мехлис, неоднократно ставил АОН-1 в пример другим соединениям...

Все эти стартовые условия снимали всякие сомнения в реализации планов в Карелии. Однако суровая реальность внесла в эти планы свои обидные коррективы. Завершившиеся в декабре учения в Белоруссии показали, что атаками сходу, избранные эскадрильи АОН-1 уничтожили лишь несколько 'ложных аэродромов', 'ложных укрепрайонов' и попавших под раздачу 'условно мирных' хуторов и деревень. А, вот, главные замаскированные цели 'Синих', в своей массе, оставались практически неповрежденными в первых налетах. Количество бомб потраченных для достижения приемлемого результата в повторных вылетах, оказалось запредельным. В то время как 'противник' нормально маневрировал своими силами и, с согласия посредников, каждый раз, либо практически не получал ущерба своим 'полевым укреплениям', либо выводил из-под удара большую часть своих 'войск' (в виде передвижных мишеней), да и сам в долгу не оставался. Зенитчики 'Синих' представили кино-фото-доказательства, позволяющие посредникам, обозначить серьезные потери АОН-1 (до трети авиапарка). И кто знает, сколько бы было тех потерь, будь у защитников укрепрайонов 'Бофорсы' с боевыми зенитными снарядами. К тому же, изображающие 'ПВО врага', 'Кирасиры' Каргопольского Учебного Центра, несколько раз резко и обидно трепали бомберов своими пиратскими наскоками на маршрутах к цели. Новые свинцово-пластиковые пули с наполнением из 'свинцовой муки', обеспечивали хорошую защиту здоровья и жизни экипажей при обстрелах, и доказывая слабость оборонительного оружия ТБ-3, ДБ-3 и СБ-2 бис. Каждый из бомберов АОН-1 , как выяснилось, имел не особо сильное оборонительное вооружение, да еще и имел свои 'слепые зоны', со стороны которых вражеские истребители могли нападать почти безбоязненно. Оборонительные построения эскадрилий, вроде бы могли решить эту проблему. Но оценка мощи оборонительного огня авиабригад АОН-1, данная лидером атакующих каргопольских 'Кирасиров' комдивом Еременко, в сравнении с оборонительным огнем эскадр Люфтваффе в Польской войне, оказалась негативной.

— — Идут, понимаешь, как на парад! Бортового огня от них, что тот кот набздел. Можно спокойно по две три машины из девятки в одной атаке вышибать, даже и без пушек. В Польше 'Хейнкели He-111' уж куда, поопаснее были!

Мнение комбрига с опытом Испанской и Польской войн, было учтено. Конечно, оценить реальные потери от будущих столкновений с финскими истребителями, было трудно. Выучка у финнов была так себе, в сравнении с японцами, немцами и поляками. Но за этих 'соседей' ведь могли летать и весьма опытные немцы, британцы и прочие шведы с американцами. Поэтому посредники, к 'Красным' оказались, намного строже, чем к 'Синим'. На этом настояли Генштаб и НИИ ВВС. Зам Ворошилова по авиации Командарм Локтионов еще несколько раз ходил по начальству с жалобами на несправедливость оценок посредников, но понят почему-то не был.

Нужно было срочно предпринимать действенные меры к исправлению ситуации. И на совещании в штабе Ленинградского округа, где происходил разбор учений, такие меры были предложены, и одобрены. Правда, для внедрения этих мер у ВВС РККА оставался всего лишь один месяц...

Черновое обновление от 09.06.17 / Технические вопросы подготовки к прорыву финской обороны и планы советской и германской разведок в конце 1939 / — не вычитано //

* * *

Полковника Петровского в штаб Ленинградского округа вызывали по отдельному поводу, почти никак не связанному с намеченным на этот день совещанием по Белорусским учениям. Василий Иванович отчитался перед командованием ПВО о результатах службы. Рассказал о сбитых финнах и одном посаженном на нашей территории эстонском разведчике. Не забыл отчитаться, о количестве, характере и поведении, обнаруживаемых в воздухе соседнего государства целей. Доложил и о своей недельной командировке в Моздок и Сумгаит, где сейчас разворачивалась вторая особая бригада ПВО. О поездках на нефтепромыслы, которые та бригада будет прикрывать, упомянул кратко. А, вот, о процессе формирования самого соединения, создаваемого частично на базе их Балтийской бригады, пришлось делать подробный доклад. Теперь на Кавказ моталась большая часть комсостава его бригады ПВО и, судя по всему, значительная часть народа должна была там зависнуть надолго. Впрочем, его-то ИАП (на мото-реактивных 'чайках' И-153 РУ-3 и двухмоторных И-40), как раз оставался на месте, и даже дрейфовал своей дислокацией еще западнее. В Токсово, как раз сейчас разворачивалось сразу несколько новых опытных радиоулавливающих станций, для контроля воздуха с финской стороны. К тому же двухмоторников Поликарпова в его полку прибыло, и теперь появилась полноценная эскадрилья из четырнадцати И-40. В общем, к надвигающейся войне, его полк был готов, о чем свидетельствовали и три групповых воздушных победы его подчиненных, одержанных в ноябре над воздушными нарушителями. И каких бы 'шведско-американо-британских' сюрпризов не подготовили бы 'соседи', но 'соколята' Петровского, им спуску бы не дали.

Однако, с учетом некоторых вопросов присутствовавшего на совещании командования ПВО, у полковника начало складываться предчувствие, что совсем скоро на его полк поставят другого командира. Это тревожило. Хотя, всего вероятней, самого Петровского могли вскоре отправить на тот же Кавказ командовать второй особой бригадой ПВО, в то время как тут в Карелии 'вот-вот начнется'. Вроде бы перспектива повышения до комбригады, должна было радовать. Но, как боевой командир с Китайским (в 29-м году), Монгольским (и совсем немножко Польским) опытом, Петровский пылал желанием остаться тут, пусть и с понижением в должности. Для себя полковник решил, что готов возглавить даже отдельную эскадрилью, но за свое участие в предстоящих событиях еще поборется. Однако присутствующее тут же командование ПВО удивило, сообщением о его возврате обратно в ВВС. Вроде того, мол — 'стажировка вами пройдена, готовьтесь к новому заданию'. С учетом Житомирских и Монгольских лихорадок, Петровский принял это как должное, и стал ждать конкретики. Тем более что ходили слухи о скором добавлении подразделений в Особом корпусе в Каргополе, а в это хитрое и жутко секретное соединение, вписаться мечталось. И мечта его, похоже, сбывалась, но несколько необычным образом. Комдив Рычагов, заглянув в спокойные глаза Петровского, улыбнулся и заметил.

— Ну что Василий Иванович, по командованию своей 69-й бригадой часом не соскучились?

— Есть такое дело, товарищ командующий ВВС округа. Правда, Житомир далековато, а война уже на пороге... Да и дело тут не в скуке, а в готовности выполнить новый приказ командования.

— Правильно понимаете, товарищ полковник. Будет вам приказ. С завтрашнего числа назначаетесь командиром смешанной бригады в Тихвин.

— Э... В смысле "смешанной", товарищ комдив?

— В том смысле, что бригада экспериментальная. Вооружена будет, как новыми самолетами, так и знакомыми тебе 'Кирасирами' и двухмоторными истребителями.

— Навроде перехватчиков станем?

— Как раз, наоборот, полковник. Перехватчики ждут врага в засаде, а ваша работа будет врага первей других частей своими ударами трепать. Атаки наземных целей не забыли, надеюсь.

— Помню товарищ комбриг. Так, это, что... получается, что в бомбовозы определили?

— Не нужно спешить с выводами. У вас ведь имеется опыт управления сразу несколькими разнородными группами самолетов-штурмовиков прямо в воздухе по радио?

— Так точно, опыт есть! В первый же день в Монголии, можно сказать, на ходу это дело осваивал. Ну, а сами удары по полигонам, мы еще в Житомирском учебном центре оттачивали. Есть опыт стрельбы из пушек, эрэсов. С подскока, и на бреющем. Ну, и бомбами тоже утюжили. Было дело...

— Ну, вот и отлично! Как раз такой опыт тут и нужен! В общем, приказываю принять бригаду!

— Есть принять смешанную авиабригаду в Тихвине!

— Вот и хорошо. А пока внимайте, что нам тут сегодня по недавним белорусским учениям доведут. И заодно выступление ученых с инженерами послушайте. Эта тема напрямую вас касающаяся. А остальное я вам на месте в Тихвине доведу.

Рассказ о непростых результатах учений, довольно, сильно удивил, и заставил задуматься. Стало понятно, что главной проблемой в этот раз оказалось не количественное и организационное превосходство ВВС противника, как сначала было в Монголии. А как раз тактика финнов, применяемая из-за отсталости финских ВВС, которые наверняка будут защищаться другими методами. Да, хоть все теми же засадами и маскировкой, применяемыми тотально и изобретательно. И регулярно летавший над границей на своей 'Чайке' Петровский, особенности ТВД понимал уже неплохо, поэтому представить себе проблему мог детально. И вот, когда все кости 'белорусских победителей' были добела перемыты, настал черед приглашенных научных светил, которыми оказались специалист по радиометрическим системам Берг с коллегами, и специалисты по телевизионным и тепловым наблюдательным системам ночного видения Архангельский и Тимофеев. Специалисты по акустике Соколов и Иоффе. И дальше слух участников совещания из рядов РККА услаждали сказочные перспективы.

— Значит, с сентября вы эту тему развиваете... Гм. На зенитную звукоулавливающую станцию не сильно похоже, Сергей Яковлевич.

— Товарищ Соколов, а насколько получается точным указание от ваших специальных микрофонов? И вообще, как вы получаете направление на звук?

— Сразу отмечу, товарищи! Начинку надежного, но устаревшего зенитного звукоулавливателя ПВО мы не используем. Задача ведь изменилась, не самолеты в небе ищем, а орудия на земле. А на аппаратуре зенитных улавливателей дульную волну надежно не выявить. На буксируемом планере, они будут слышать только самолет-буксировщик и все, а не выстрелы орудий под крыльями. Да и громоздкие они, поэтому начинку мы делали заново. Аппаратура опытная, отработка еще продолжается. Но уже почти удалось, инструментально развести гармоники дульных волн орудий разной мощности и калибра. Морские шестидюймовки 'Канэ' от старой Обуховской гаубицы такого же калибра отличить можем надежно.

— Сергей Яковлевич, а из малокалиберных, какие орудия, уже определяют ваши 'инструменты'?

— Автоматический двухфунтовый 'Бофорс' от 'Гочкисса' 1,7 дюйма отличим на высоте не более километра. Это для нас предел. Но, чтобы летать на такой высоте над головами противника, нужно быть уверенными, что зенитки надежно подавлены, и что летающую акустическую станцию они зазря не угробят...

— Ну, зенитки можно подавить штурмовиками как раз перед вашим вылетом. Ну, а минометы, как же?

— А вот минометы, товарищи, наша система практически не берет. Если уж совсем упрощать, то мы используем тот же бинауральный эффект, что в улавливателях ПВО, но с более тонко настроенными микрофонными пеленгаторами, к тому же разнесенными на большие расстояния между их парами. Два комплекта на концах консолей длинного крыла мото-планера. Еще по одному в носу и в хвосте. Звук от моторов буксировщика, конечно же, создает помехи, но результаты все же есть. А вот дульная волна минометов, пока остается для нас 'невидимкой'. Есть мысли по использованию ультразвука, но это дело будущего. Пока имеются лишь лабораторные результаты...

Доктор наук и специалист по акустике Соколов вместе с ассистентами завершил свое выступление, под растревоженное гудение аудитории. Красные командиры обсуждали перспективы. Но, не дав им развернуть жаркие дискуссии, 'большая наука' продолжила свой натиск на краскомовские мозги. На этот раз выступали две команды ученых-энтузиастов наблюдения в видимом и в невидимом тепловом диапазоне спектра. После рассказов о новейших оптических фотоаппаратах и электронно-оптических преобразователях для ночной фотосъемки, созданных в лаборатории ВЭИ усилиями Вячеслава Архангельского и Петра Тимофеева. Резюме показу их техники подводил комбриг Михаил Громов...

— — Так вот, товарищи. Полученные разведкой карты в невидимом и видимом спектрах, не только совпадают в ряде деталей, но и сильно дополняют друг друга. Вот, к примеру... На расшифровке данных аэрофотосъемки высотного дальнего разведчика РДД, вот здесь обычное покрытое льдом и снегом озеро-болото, с одиноким хутором на берегу. А на пленке отснятой низко-высотным ночным разведчиком Т-5 (ДБ-А) оснащенным системой тепловой фотосъемки 'Сова', пусть и не слишком отчетливо, но видны замаскированные размещенной на крышах хвойной растительностью, сараи-ангары. И даже наблюдаются несколько финских самолетов на замаскированных стоянках. Причем повторный дневной пролет РДД, на этот раз с фотокамерами, снимающими вбок, подтвердил наличие в этом месте финского 'ледового аэродрома'.

— — Товарищ комбриг, вы сказали боковые фотокамеры?!

— — Именно так. Еще с октября в ОКОНе начали пробную аэрофотосъемку под девяносто градусов влево и с регулируемым наклоном объектива вниз с высот полтора, три и пять километров. Вправо не позволяет конструкция гермокабины РДД (там стенка без люков). Зато влево снимать довольно удобно для пилота. Даже сделали специальный перископический прицел, позволяющий крутить самолет вокруг цели на одной высоте и длительное время удерживать ее в объективе. Уже на белорусских учениях этими новшествами пользовались, в самом конце. Так что, некоторый опыт ВВС накоплен...

— — А для чего снимать сбоку, разве сверху обзор не лучше?

— — Пусть товарищ Грачев ответит, его экипажи летали.

— — Увы, товарищи, сверху видно далеко не все. Маскировочные сети, окраска поверхности, деревья в ящиках с землей, фальшивое жилье и прочая бутафория, сильно вредят работе. А боковая съемка дает нам возможность различать детали невидимые при вертикальном фотографировании. Вот только, с больших высот так снимать не выходит. Для качественной съемки, нужна более сильная оптика. Тут нам пока хвататься нечем.

— — А, с какой высоты снимали тот аэродром после вашей 'Совы'?

— — 'Сова' пока не наша, а опытная разработка товарища Архангельского и его коллег. Ну, а разведчик РДД шел на высоте всего две тысячи метров, день был ясным, и тени на снегу выдали финнов с головой. Жаль только, у нас мало и камер бокового обзора, да и самих 'Сов'. Если желаете, ответим на вопросы по методике разведывательных полетов подробно. Спрашивайте, товарищ полковник.

— — И что же, товарищ Грачев, вашего низколетящего разведчика даже не обстреляли?

— — Вероятно, опасались привлечь внимание. Сейчас финны сидят тихо, как мыши в норе. Понимают, что рыльце у них в пуху, и после их провокаций, в любой момент могут начаться ответные действия со стороны СССР. Потому и помалкивают. А вообще, мы чаще летаем на высоте восемь-десять километров. Но 'Сова' нам на той высоте, к сожалению, не поможет.

Следующими выступали разработчики радиометрических систем локации под руководством профессора Берга. Их язык повествования был поначалу слегка понятен лишь командирам частей и соединений ПВО присутствующих на совещании, но вскоре и остальным присутствующим удалось "настроиться на ту же волну", а наиболее заумные высказывания своих коллег профессор Берг останавливал лично, и популярно переводил для военных.

— — А чем ваша система лучше той же 'Совы' или другие систем? Товарищ Архангельский, можете пояснить, в чем отличие?

— — Товарищи, дело не том, какая система лучше, а какая хуже. К примеру, флотская система слепого видения ночью и в плохих погодных условиях 'Циклон' применяемая в Крыму для усиления систем обнаружения главной базы флота — Севастополя (аналогичная по используемым принципам работы упомянутой системе Сова'), также основана на тепловом принципе. Ее планировалось использовать в целях обнаружения надводных и крупных воздушных целей, но вот дальность такого обнаружения получена смешная, меньше десятка миль. И при всем при этом, 'Циклон' все равно может применяться на кораблях базового дозора и береговых установках. А группа товарища Берга, предлагает систему, дополняющую нашу 'Сову', оптические системы, и акустические системы товарища Соколова и Иоффе...

— — Спасибо товарищ Архангельский. Товарищи! Мы с вами немного отвлеклись от темы. Дадим товарищу Бергу продолжить выступление.

— — Благодарю, товарищи. Я продолжу. Так вот, новая система 'Гроза', берет за основу развитие радиоулавливателя 'Ревень', новейшей радиометрической системы 'Редут'. Если 'Циклон', на дальности десяти километров, "видит" только цели размером не меньше морского сторожевика и ТБ-3, то 'Редут' на дальности на порядок большей способен различать СБ и даже одномоторные самолеты, а на поверхности воды и торпедные катера. Если конечно ему обеспечить нужный угол обзора. Например, приподнять его антенны на высоких фермах или установить их на прибрежной возвышенности. У обеих систем есть общий недостаток, или особенность. Тут, уж как вам будет угодно. Ни одна из них не может выявить позицию малоразмерной огневой точки. А генерал-фельдмаршал Маннергейм построил свою оборону так, что, даже прорвав ее в разных местах, атакующие части попадут под огонь с флангов и с тыла. Слишком много у него замаскированных позиций и небольших укреплений.

— — Это точно! В Белоруссии бомб извели немерянно, а попали с гулькин хрен!

— — Сами бы попробовали, когда там вокруг одни макеты торчат!

— — Тише товарищи! Продолжайте, товарищ Берг.

— — Благодарю. Так, вот, товарищи. Электротехнические элементы в системе 'Гроза' были заменены на более компактные. Но в целом, принцип остался тем же, как в и 'Редуте' — возвращение радиоволны пущенной излучателем, и отраженной от цели, обратно, к приемнику. Для вывода разведывательной информации радиометристу используются предоставленные нам из УПР., новейшие британские осциллографы ACCossor. Кстати, было бы здорово нам, вместе с коллегами, занимающимися телевизионной техникой, подтолкнуть промышленность для создания советских аналогов такой аппаратуры.

— — А что у вас с дальностью и рабочей высотой наблюдения?

— — Гм. Рабочая высота пока оценивается на уровне семи километров, при допустимости обнаружения крупных железобетонных сооружений в пяти километрах по курсу. Естественно, тут придется много экспериментировать и совершенствовать систему, чтобы добиться приемлемых результатов. Но дело того стоит.

Дискуссии еще несколько раз накаляли совещание, но вскоре волевым решением, присутствующего здесь высокого начальства, перешли к обсуждению возможности использования комбинированных систем и методов для разведки финских фронтовых укреплений и укрытых маскировкой тыловых военных объектов.

— Итак, коллеги! В этом проекте наши коллеги соединили сразу несколько новейших методик. И позиционирование самого самолета с помощью пеленгации радиостанций наведения. И совмещение ранее полученных данных фоторазведки с наблюдаемыми с высоты в данный момент данными в тепловом и радиодиапазонах. За исключением ультрафиолета и еще нескольких диапазонов, новая система, получается, опирается на работу с почти полным спектром излучения. Наблюдатели скрупулезно отмечают на координатной сетке все замеченные ими подозрительные объекты. Аналитики тут же сопоставляют данные от разных систем и данные разведки всех видов собранные заранее. Фактически, в нашей стране создан прототип новой системы управления для ВВС и артиллерии. К примеру, летающий НП наземных войск оборудованный, как системами дальнего наблюдения разного типа, так и возможностью просмотра кинопленки с уже дешифрованными и привязанными к координатной сетке данными разведки, может резко усилить управление наземными войсками, одновременно с отлично скоординированными налетами ВВС. Для двух первых прототипов системы НКАП обещает к концу декабря выпустить два новых самолета АНТ-14 (по типу летающей в агитэскадрилье 'Правды').

— Ну, а саму 'Правду можно будет для этого задействовать?

— — И почему именно такие самолеты?

— — "Правду" нам вряд ли пригонят. А вот почему такие... Наверное, потому, что оборудование пока, довольно, громоздкое. Причем акустическую станцию разведки и целеуказания, так и придется возить на мото-планере, пока не придумаем, чего-нибудь получше.

— Да-да, товарищи. Над миниатюризацией тут еще работать и работать. Впрочем, как раз во втором варианте называемом 'Поток', компоненты 'Сова' и 'Гроза' довольно мирно уживаются внутри планера ДБ-А (3-й серии). А в специально освобожденном от бомбовых отсеков и баков с горючим салоне фюзеляжа бывшего бомбардировщика, размещается совмещенный планшетный пост обеих систем. Там картинка с двух систем запечатлевается на ленте корабельного курсопрокладчика.

— — И все же этот вариант выйдет перегруженным. Там, масса только одной системы полторы тонны, а второй ближе к двум тоннам.

— — За то, не нужно потом, две полученные по отдельности ленты, сопрягать в наземном отделе дешифровки. Расплачиваемся за это меньшим временем в полете, и необходимостью большего количества полетов. И с такой комбинированной станции воздушной разведки можно прямо во время ночного штурма вражеских позиций, наводить артиллерию и авиацию на неподавленные огневые точки.

— — А что же со звуковой разведкой огневых позиций вражеской артиллерии?

— — Тут придется привлекать сразу несколько самолетов и планеров. Одни будут писать звук, и передавать синхронизированные данные по времени на второй борт, где будет стоять 'Сова'. Тепловизор покажет примерные засветки от дульных вспышек, а хронология стрельбы покажет вероятные пеленги на места установки орудий.

— — Вашими бы устами да мед пить. Но выглядит, конечно, многообещающе. Жаль, только что пулеметы вот так не выявить.

— — С пулеметами придется бороться по старинке, посылать разведку боем и наземных наблюдателей. Жалко людей, но по-другому не выходит!

Совещание завершилось, и командный состав уровня полков и бригад, впечатленный по самую пролетарскую суть, показанными и рассказанными им техническими чудесами, был отпущен на волю, и разъехался по своим частям. А командование Ленинградского военного округа еще три дня формулировало текст докладной записки в Москву. В документе помимо предложений об установке новых систем на чисто разведывательные аппараты, появились предложения о создании специализированных 'летающих пунктов управления и целеуказания' (по сути летающих штабов). На одном большом самолете планировалось сведение данных тепловизионной разведки с данными звуковой разведки. На другом самолете планировалась дешифровка фотокарты полученной в вылетах РДД, дешифровка радиолокационной карты, и целеуказание бомбардировщикам ВВС с учетом совпадающих сведений. И различных комбинаций таких систем. Ну, а эффективность всех этих новаций должны были подтвердить намеченные на самый конец декабря учения ОКОНа...

* * *

Через некоторое время после того памятного краскомам Ленинградского совещания, по другую сторону Балтийского моря, произошло отнюдь нерядовое событие, сильно подтолкнувшее работы в области внедрения радиолокации, не только в СССР, но и в других странах Европы. Случилось так, что 18 декабря 1939 года, установленная на Западе Германии одинокая локационная станция 'Фрея' с расстояния 113 километров смогла засечь налет полнокровной авиагруппы британских бомбардировщиков 'Веллингтон'. А поднятые в небо 'мессершмитты' отлично воспользовались этим, и сбили сразу десяток вражеских боевых машин. До этого станции дальнего обнаружения воспринимались не более серьезно, чем усовершенствованные зенитные прожектора. Но с этого инцидента начиналась иная эпоха...

Первым на это событие отреагировало шестое управление недавно созданного РСХА (имперского управления безопасности Рейха). Получив, эту информацию в ежедневной сводке, Вильгельм Леман (он же советский разведчик 'Брайтенбах'), тут же предложил своему германскому шефу Шелленбергу провокацию в отношении британской разведки, для введения последней в заблуждение. По этому плану гауптштурмфюрер, получал новую легенду, готовил фальшивые документы по 'Фрее' и вез их в Швейцарию. В последней, еще с ноября, с разрешения штурмбанфюрера Шелленберга были куплены паи в семи небольших отелях. Там Леман должен был продать дезинформацию под видом разведданных эмиссару МИ-6, и уже начал зондаж почвы для таких гешефтов. Причем, Леман в беседе с шефом предположил, что эта 'игра' может в дальнейшем вывести на очень интересные круги британских военных штабистов. Шелленберг сразу же оценил красоту замысла, и как за ним водилось, тут же решил довести идею до совершенства, походя присвоив себе все лавры инициатора. В новом варианте, главной целью становились, игры с руководством RAF. Попутно ожидались дивиденды в виде нескольких побед ПВО рейха над британцами и резкого снижения интенсивности налетов из-за дезинформации о количестве локаторных станций в приграничных областях Германии.

А сам Леман, рассчитывал под этот проект получить для ознакомления настоящие проектные материалы по 'Фрее' и другим немецким радиолокаторам, которые он там же в Швейцарии, планировал через тайник передать советской разведке...

Черновое обновление от 11.07.17 / игры разведки НКВД/ — не вычитано //

* * *

Беседа двух коллег шла на большой обставленной роскошной дореволюционной мебелью конспиративной квартире ГУ ГБ в Луге. Поблизости находилась тренировочная база ОСНАЗ, на которой готовились новые операции, и шлифовались легенды агентов. И тут же, под боком, на территории гарнизонной гауптвахты в отдельных камерах содержались несколько захваченных финских офицеров, включая бывшего временного командира 4-го авиаполка ВВС Финляндии. Стенографируемые допросы пленных шли уже не первую неделю, и протоколы все чаще походили на покаяния грешников, тем более что часть из таких допросов специально снимались на кинокамеру. А вот, как чекисты добивались столь покаянного вида бывшей гордости финской военной авиации, оставалось за кадром.

Старший майор ГБ Фитин, как всегда был подтянут и собран. Его собеседник и подчиненный, капитан ГБ Судоплатов давал на его вопросы развернутые ответы и как всегда тщательно аргументировал все свои предложения. И хотя предложения были с немалой фантазией, но звучали вполне реалистично. И это качество в своем подчиненном Фитин очень ценил.

— Так, что там с нашей финской агентурой, Павел Анатольевич?

— Докладываю. После предвоенной акции, двух агентов уже пришлось срочно эвакуировать под прикрытием атак наших ВВС. Приказом Эско Риекки тайная полиция и контрразведка финнов активно проверяют все обстоятельства 'новогоднего удара'. И результаты дознания финнов не радуют. Везде глухо. Но они там в их Валпо упертые, все роют и роют. Поэтому всех опасных свидетелей, мы уже доставили в Ленинград. В настоящее время нескольким нашим группам пришлось залечь на дно, и если не хотим их терять, то пусть пока побудут в резерве...

— Хорошо, пусть побудут... Ну, а те, кто остался на связи?

— Не считая столичной агентуры, и ряда контактов в тыловых населенных пунктах, на связи сейчас остались те, кто не был задействован в обеспечении той операции. Их работа продолжается. А в южной и центральной Финляндии, пусть себе финские контрики ищут... чего и не теряли. Сейчас, они вынуждены проверять многих офицеров на участие в антиправительственном заговоре, в котором якобы состоял Ласти. Под это дело, нам, через нашу агентуру в полиции и армии, даже удалось подбросить финнам ряд интересных материалов. Особых надежд тут питать не приходится, но несколько недель они на проверке этой 'липы' точно потеряют. Как, впрочем, сильно потеряют в оперативности выполнения приказов их боевыми частями. Ведь теперь, каждый приказ, полученный с курьерами или по телефону, должен проходить дополнительную проверку.

— Так-так. Выходит, штаб Маннергейма все-таки убежден, что временный командир 4-го полка майор Ласти не отдавал того приказа?

— Не убеждены, Павел Михайлович. Но они в этом сомневаются, и не хотят рисковать в дальнейшем. Прежний командир полка подполковник Шалин уже вернулся из командировки в Англию, но от его 4-го полка остались одни слезы. По нашим данным уцелело всего три 'Бленхема' да и у тех есть серьезные повреждения, так что всю дальнюю авиацию Ларсу Шалину придется создавать практически с нуля. Да и новую матчасть его подчиненным ждать — не дождаться.

В этот момент зазвонил телефон. Старший майор выдал в трубку несколько коротких указаний, повесил ее обратно на рычаг, и нахмурившись, продолжил беседу.

— Поясните про упомянутую вами дополнительную проверку приказов?

— Гм. По нашим данным, к каждой отдельной части и крупному соединению финнам пришлось прикомандировать представителя ставки Маннергейма в ранге не ниже капитана (в основном это офицеры пенсионного возраста, призванные из резерва). Таким представителям обеспечен свой резервный канал связи, помогающий оперативно проверить приказ. Аналогичную работу выполняют структуры контрразведки. Так что, проверки там серьезно усилены.

— Что насчет миссии нашего Августа и его подопечных?

— В целом, ситуация с ними под нашим плотным контролем. Агент Август смог добиться доверия финского командования, и уже многое успел сделать по своему заданию. Через него даже получены новые сведения по закупкам финнами итальянских самолетов 'Фиат-50'. В этом плане Август значительно более дисциплинирован, чем тот же Кантонец....

— Вот как? Хотите сказать, что Август с заданием справляется лучше?

— Не то, что бы... Просто Кантонец, непредсказуем, и все операции прикрытия планирует себе сам, лишь ставя нас в известность. А, вот, Август хорошо держит связь, и выполняет все наши рекомендации. Нам даже удалось разыграть его возвышение по 'торуньско-львовскому сценарию'.

— Расскажите поподробнее.

— Несколько финских аэродромов ВВС РККА специально не бомбили, чтобы финны продолжали их использовать. Так, вот, в Каухаве, где вся его группа волонтеров проходила тесты на истребителях 'Бристоль Бульдог', Август был предупрежден связным о времени пролета разведчика И-40 над полосой летного училища. Все что ему было нужно, это на глазах школьного начальства взлететь и 'подбить' нашего разведчика, так чтобы тот задымился и ушел со снижением. Примерно такую же операцию мы уже проводили в Польше. Что сильно помогло, сняв проблему с абверовскими проверками. Ну, и тут мы сработали аналогично.

— А не слишком ли шаблонно работаете?

— Я, конечно, не пилот, но думаю, придраться тут не к чему. Тому 'Бульдогу' Августа, опытный пилот НКВД, для натуральности, даже крыло прошил из ШКАСа. А сам И-40 очень сильно дымил мотором и со снижением ушел из района. Ну, и подтверждение, что самолет упал на линии фронта, мы финнам обеспечили. Так, что у Августа появилась, в дополнение к польским, еще и финская военная награда.

— То есть финны ему поверили?

— Полностью. Даже назначили его командиром добровольческой эскадрильи, численностью примерно с польский воздушный дивизион (около тридцати машин). Кроме того, он созванивался со своими кураторами из Абвера и договорился, чтобы ему пригнали из Восточной Пруссии трофейный 'Харрикейн' (тот самый, на котором Кантонец сбил 'кровника' Рюделя). Правда машина прилетела в Хельсинки без ракетных ускорителей. Но, зато, теперь Август уже наладил обучение своих волонтеров полетам на 'британце', и может вскоре уговорить генерала Лундквиста, отправить его вместе с группой пилотов-перегонщиков в Англию.

— И когда это может случиться?

— А вот это пока точно не известно. Британцы сейчас отказывают всем покупателям в приобретении не только 'Харрикейнов', но даже и 'Гладиаторов'. Им самим не хватает аппаратов. Вот и накапливают летный парк для экспедиционных корпусов в Европе и Африке. В этом плане немцы с итальянцами здорово помогли нам. Французы пока тоже не готовы передавать финнам современных самолетов. Эти ждут удара от Муссолини. Поэтому для Суоми пока остаются лишь поставки из Америки, Голландии и Швеции. И там тоже не все так просто...

— Получается, что в Англию Август пока не летит?

— Тут есть вот такой вариант, Павел Михайлович. Анджей ведь может пообещать 'британцам', что расскажет подробно о боевой эксплуатации реактивных ускорителей. Сами ускорители он строить не будет, хватит островитянам и его отчета об испытаниях и боевом применении ускорительных ракет. Под этим соусом, в качестве ответной любезности, Финляндии могут достаться несколько 'Харрикейнов-I' с минимальным остаточным ресурсом, ранее эксплуатировавшиеся в учебных авиачастях RAF, на Острове. Но с условием, что Август сразу вернется в Англию более детально делиться своим польским и немецким опытом.

— Гм. Как-то уж очень зыбко все это, Павел Анатольевич...

— По данным полученным нашим берлинским агентом Брайтенбахом, в Англии протекцию этой комбинации может составить вице-президент Англо-германской ассоциации генерал лорд Гамильтон, с которым у Абвера еще остались контакты. Зато, если все там получится, то надежно пройдет следующий этап внедрения, который столь сильно затянут, застрявшем в Америке Кантонцем. Даже если Августу и не дадут поглядеть на британские реактивные моторы, в любом случае, контакт с интересными для нас британскими ракетчиками будет налажен.

Беседа подошла к концу. Руководитель отдела внешней разведки Главного управления Госбезопасности возвращался в Москву к своим текущим делам. А его визитер отправлялся из Луги в Токсово для контроля операций в прифронтовой зоне, и контактов с коллегами из Разведупра РККА. А два обсуждавшихся в прошедшей беседе советских агента продолжали свой нелегкий труд, вдали от Родины. Один, находясь в нескольких тысячах километров от этой конспиративной квартиры, в военном училище за неспокойными водами Атлантики. Второй, всего в нескольких сотнях километров, на вражеском аэродроме, в самом логове воюющей против СССР маленькой страны озер и лесов. У каждого из них имелись свои заботы...

Полуюбиллейная прода :) \ Будь здоров дорогой друг Коготь, ну и вам читателям тоже не хворать :)))

Черновое обновление от 27.07.17 / Советский разведчик по ту сторону фронта — остатки финской авиации и взгляд с той стороны/ — не вычитано //

* * *

Не весело на недавно разбомбленной авиабазе в Суур-Мерийоки (втором 'Доме финских истребителей', после старой авиабазы в Утти). Не слыхать разудалых народных песен и частушек. На лицах военных отпечатаны тревога и злость. Причина проста — военные авиаторы остались практически без крыльев. Порядок на базе уже восстановлен, раненые сразу же были отправлены по госпиталям, а погибшие от вражеских налетов, с воинскими почестями уже упокоились на погостах. Пожары давно потушены, а бывший когда-то матчастью металлолом уже утащен на свалки, и частично в ремонтные мастерские в качестве Б/У запчастей. Продолжается восстановление запасных полос, строятся новые замаскированные ангары. Основную ВПП Суур-Мерийоки командование решило не восстанавливать. Ведь русские отлично изучили этот аэродром, и судя по всему, это не последний их налет. А значит, нет смысла играть врагу на руку, восстанавливая то, что так легко разрушить. Ну, а для взлета жалкого сборного десятка (из нескольких 'Фоккеров', 'Бульдогов' и совсем устаревших 'Гэймкокков') вполне хватит и этих коротких полос.

Новоиспеченный капитан и командир авиагруппы, укомплектованной польско-балтийскими волонтерами Терновский, был весь в заботах. Весь личный состав с приданными авиатехниками уже третий день вынуждены своими руками восстанавливать разбитую матчасть. Под наспех построенными навесами, из уродливых груд побитых осколками самолетных частей и агрегатов, за это время удалось собрать всего три совсем старых британских истребителя 'Глостер Геймкок'. Еще несколько машин прислали из Каухавы. Самолеты хоть и дряхлые, но взлететь могут. Вместе с полученным из Германии 'Харрикейном' это пока все что имеется. Девять самолетов на двадцать шесть пилотов. Для задания советского разведчика 'Августа' отсутствие в группе боевых самолетов, это скорее плюс. Не приходится ему пока участвовать в реальных, а не постановочных боях против эскадрилий ВВС РККА. Не мелькают трассирующие подарки своих истребителей у крыла. Это означает передышку, но Терновскому пока не до отдыха, он озабочен делами. Ведь если его авиагруппа так и не успеет нормально укомплектоваться хоть какой-нибудь авиатехникой, то всех его подчиненных волонтеров могут попросту раздергать по одному. Раскидает их тогда местное начальство по другим группам, и вот там уж уследить за каждым он точно не сможет. Учлетов этих ему не жалко, но пока он над ними старший, толково воевать с СССР он им не даст. Да и иная у него задача. Анджею ведь и нужно-то только изобразить участие в войне против СССР, а после капитуляции финнов, сразу вывести весь свой личный состав в Великобританию или Германию. А авторитет прошедшего войну с русскими капитана и командира авиагруппы, должен здорово помочь разведчику при дальнейшем внедрении. Ну, а в том, что Суоми капитулирует, у советского разведчика сомнений не было. Вопрос лишь в том, когда это случится? И будет ли к тому моменту у него в подчинении авиагруппа? Вот поэтому-то Терновский всячески демонстрировал свою активность. Ему приходилось на смеси английского немецкого и финского ругаться с мотористами и вооруженцами. Даже успел осипнуть, уговаривая авиационное начальство выделить группе дефицитное топливо и боеприпасы. Потом угрюмо и придирчиво тренировал пилотаж своих подчиненных на собранном из отдельных деталей 'летающем хламе'. Гневно отчитывал литовского пилота, надломившего на посадке стойку шасси. Он настолько вошел в эту роль, что порой его стали посещать ностальгические воспоминания об их с Адамом польской эпопее. Но там хотя бы языковых проблем не имелось, да и с техникой все было намного лучше. Из-за этой смеси опасений и раздражения, взгляд его был вечно хмур. А штабные, видя тревогу на лице новоиспеченного капитана, по-видимому, думали о расстройстве капитана из-за буксующих карьерных устремлений. Пусть так все думают, он не против.

Начальство доверяло недоукомплектованной авиагруппе пока только разведку тыла финской обороны, включающую поиск вражеских десантов и диверсионных групп, ознакомление с боевым районом, и наработку летного опыта в прифронтовых условиях. Самому Терновскому разрешили разведывательные полеты вдоль линии фронта. Выпускать волонтеров в настоящий бой, с большим риском потери самих малоопытных пилотов и их убогой матчасти, командование пока не спешило. В соответствии с ранее полученными в Хельсинки от советского связного директивами, капитан старательно привлекал к себе внимание начальства. Недалеко, за линией фронта снова был имитирован воздушный бой, и командир волонтеров привез на базу пленки фотопулеметов доказывающие очередную победу. А, из последнего разведвылета на 'Хариккейне' Анджей доставил армейскому командованию сведения о примерном расположении русских тяжелых батарей. Финское начальство хвалило. Но для войск Маннергейма такие сведения были малополезны, поскольку сведения были неточными, да и организовать эффективную контрбатарейную борьбу на этом участке фронта финнам было нечем. Контакты со связным случались редко. Следующее полученное задание предусматривало, по возможности, сбор сведений об оборонительном потенциале центральных и северных районов Финляндии, и местах пригодных для десанта. Анджею, для выполнения этой разведывательной задачи пришлось извернуться. В ожидании обещанных его группе старых истребителей 'Бульдог' (которые должны была передать им финская эскадрилья, ожидающая перехода на новые американские 'Брюстеры В-239'), Терновский осваивал навыки убеждения. Его предложение о переводе всех устаревших, и мало для чего пригодных 'Геймкокков' на Север, где авиации у финнов практически не было, нашло полное понимание у начальства. Переживать за скорую гибель абверовских выкормышей от огня действующих там истребителей Северного фронта, или ждать от неумех серьезных побед над опытными пилотами РККА, Анджей и не думал. Для подготовки перебазирования Терновскому был выделены один разведчик 'Райпон', и один древний грузопассажирский 'Юнкерс Ф-13' со старым мотором BMW-IV.

* * *

По дороге к новому месту базирования одной из своих эскадрилий, советский разведчик активно высматривал скопления войск, состояние дорог. Проверял наличие мест для прохода автомобильной техники, и мест пригодных, для высадки воздушных десантов, и для расчистки десантных аэродромов. Сведения по северной группировке финнов для своих московских коллег Анджей смог добыть уже через три дня. Только передать их пока было не с кем. А оборона Северо-финляндской группы генерал-майора Туомпо выглядела слабовато. И пока было не ясно, что мешает советским войскам прорвать ее и нанести тут поражение этой группировке. В пути задержались на один день, из-за плохой работы мотора. На северном аэродроме Вейтсилуото, о ближайших планах вверенной ему группы добровольцев пришлось доложить полковнику Ялмару Сииласвуо. Разговор шел на хорошем немецком, и выделенный Терновскому переводчик сейчас не был нужен.

— Честь имею представиться, капитан Терновски, герр оберст!

— Полковник Сииласвуо. Честь имею, капитан. Вы волонтер?!

— Так точно!

— С чем пожаловали к нам на Север?

— Штаб считает, что большевики не удовлетворятся Петсамо, поэтому мне приказано перевести один неполный штафель (шесть истребителей 'Глостер Геймкок') моей авиагруппы к вам в Лапландию. Если других площадок не найдем, то посадим их двумя отдельными звеньями к вам на Йоенсуу и Вейтсилуото, и будем прикрывать участки фронта по заявкам командиров ближайших частей.

— Ну, что ж, меня радует, что о нас, наконец-то, вспомнили. Когда планируете полностью завершить перебазирование?

— Мат часть еще не полностью получена. Поэтому, не раньше чем через неделю, герр оберст.

— Хорошо. Будем надеяться, капитан, что русские нам эту неделю дадут...

Продолжая выполнять задание Центра, Анджей еще несколько раз облетал ТВД на самолете-разведчике 'Райпон' и истребителе 'Гэймкокк'. К моменту завершения перебазирования литовской эскадрильи, наконец, нашелся местный связной, и собранная информация ушла в Центр. А погостивший на финском Севере Терновский снова получил приказ на демонстрацию боевых успехов. В этот раз начальство расщедрилось на настоящий подарок. В очередном вечернем полете, но на этот раз без очевидцев, Терновскому 'удается сбить' большевистского воздушного разведчика (которым в этот раз стал устаревший советский истребитель И-5 конструкции Григоровича, специально отправленный пилотом НКВД на вынужденную посадку). Непроверенное сообщение о воздушной победе уже вечером ушло в штаб ВВС, в местный штаб Шюцкора и в Валпо. А утром финский дозор нашел меж сопок еще дымящийся самолет с расстрелянным трупом пилота в кабине — воздушная победа получила наглядное подтверждение. Поощрение получили все. И сам 'именинник', и его временный куратор подполковник Лоренц. И дозорные шюцкоровцы. Фото Терновского впервые попало на страницу финской газеты 'Вапаус'. В финских ВВС со своими тремя 'сбитыми' он лидировал по числу одержанных воздушных побед. Хвалебные отзывы уходят даже в Мюнхен и Берлин. Даже в Швеции и Англии его имя теперь известно.

Генерал Лундквист снова жал Анджею руку, поздравлял с успехом и пообещал, что отремонтированный аппарат обязательно достанется его авиагруппе (все-таки он побыстрее "Геймкоккка" километров на тридцать-сорок). За последние недели финнам пока нечем было особо хвастаться. Отбивая бомбардировочные удары, финны раз за разом теряли свои самолеты. После 'русского возмездия' на всех фронтах сбили не более восьми краснозвездных машин. Причем всего три финских пилота имели по две победы (считая сбитых в ноябре). За то же время своих потеряли еще два десятка аппаратов, не считая девяти десятых финских ВВС потерянных еще от первого русского удара. Новые импортные истребители уже прибыли, но освоение их еще продолжалось. Так что успехи волонтера всколыхнули все финские ВВС. Сам сбитый русский истребитель давно уже был разобран, и увезен на грузовике в ремонтную мастерскую. На диво, вытаскивавшие его из кустов шюцкоровцы, с самолета ничего не свинтили. Планшет и документы также в целости попали в ближайший отдел Валпо. Зато стражники забросали в ближайшем овраге снегом раздетое ими до белья тело 'убитого русского пилота' (попутно прикарманив, унты, кожаное пальто, форму, шлем и прочие трофеи). Никто из них так и не догадался пройти осмотреться по всей посадочной дистанции. Да и чего там ходить выглядывать? Самолет-то ведь одноместный, труп сидел в кабине пробитый пулями 'Виккерса', а значит, больше никого и не искали. На это и был расчет Центра, для этого и понадобилась очередная 'воздушная победа волонтера'. На самом же деле, тело 'убитого в бою пилота' приземлилось в финском тылу, привязанным к крылу самолета, и было холодным еще в момент начала разбега самолетных лыж с небольшой полосы с укатанным снежным покровом. А два русских разведчика покинули место приземления и, заметая следы, ушли на подбитых лисьим мехом финских охотничьих лыжах между финских постов на северо-запад. Миссия у них была слишком важной. Подаренного врагу самолета, конечно, было жаль, но выброситься с парашютом в этом районе, было в разы рискованней, столь изобретательной высадки и операции ее прикрытия. Гражданская стража Суоми умела искать диверсантов...

* * *

После краткого отдыха (с сухой финской баней, обильным столом с рыбными блюдами из озерной форели, молочно-рыбным супом и прочими изысками), Терновский вернулся в Суур-Мерийоки, и приступил к переучиванию своей паствы на полученные от соседей 'Бульдоги'. Истребители также были устаревшими, но все же, существенно лучше 'Геймкоков' (скорость триста тридцать километров вместо двухсот пятидесяти). Воевать на них в меньшинстве против относительно современных русских И-16 и И-153 подчиненные Терновского опасались. У абверовцев оставался шанс подловить бомбардировщики, но и эта надежда была слабой. С фронта приходили известия одно тревожней другого. В Заполярье русские серьезно закрепились и ежедневно увеличивали свою группировку в захваченном Петсамо. Но дальше они почему-то не продвигались. По всей видимости, большевики готовились к новому броску. На центральном участке фронта враг не торопился, и тоже что-то затевал. А на Юге коммунисты пока любознательно прощупывают первые полосы оборонительных районов Линии Маннергейма. Методичными бросками своих штурмовых групп, под прикрытием артиллерии и авиации, враг настойчиво выискивал слабые места в финской обороне. И в направлении обнаруженной слабины сразу следовал мощный зондирующий удар пехоты усиленной артиллерией и танками. Наткнувшись на хитро расположенные огневые позиции, русские спокойно отступали, и вызывали по выявленным ориентирам огонь тяжелых орудий. Потом следовал новый бросок, во время которого воздушная разведка высматривала рисунок огневых позиций, затем снова артналет, за которым новая разведка боем.

Как рассказывал вернувшийся в Суур-Мерийоки из-под Виппури подполковник Ричард Лоренц, русские ведут себя очень хитро и изобретательно. Правда, сам он этих хитростей не видел, но успел собрать свидетельства очевидцев. Сначала, враг наглыми полетами своих бронированных 'Буревестников', поливающими пулеметным огнем и мелкими бомбами финские позиции, целенаправленно выманивает на себя огонь финских зенитчиков. А потом стремительно штурмовым обстрелом и бомбардировкой с пикирования выбивает все средства ПВО. И пока зенитчики еще не оправилось от потерь, в район прилетают четырехмоторные воздушные разведчики, летающие довольно низко. Одновременно с прилетом больших самолетов, начинается наглая наземная разведка боем с участием камуфлированных под снег танкеток с буксируемыми лыжниками. Вынужденная 'проснуться' оборона пытается дать отпор, но почти без паузы, и довольно точно, по обнаружившим себя огневым позициям начинает бить русская артиллерия. Зенитчики пробовали подолгу не отвечать на 'провокации', чтобы потом подловить крупных воздушных разведчиков, и один раз чуть было не преуспели в этом. Но, подбитый ими четырехмоторник, дымя двумя моторами, ушел в сторону Тихвина. А подбившие его зенитные батареи были тут же перемешаны с землей и снегом подоспевшими пикировщиками. После этого скромного успеха, враг совсем озверел. Видимо русское начальство накрутило кому-то хвост, и охота за зенитчиками стала еще злее и активней.

Атакующие подразделения своевременно оттягиваются на отдых, сменяемые соседями. Русские воюют неспешно. На прикрепленных к небольшим мото-снегоходам двойных санных прицепах, они всегда успевают вывезти с передовой своих раненых и убитых. Даже свои подбитые трехбашенные Т-28 они всегда вытаскивают тяжелыми тягачами, почти не оставляя финнам трофеев после своих наскоков. Складывается ощущение, что враг пока просто тренирует свои части, не желая нести больших потерь, и не полагаясь на удачу. О том, что может случиться, когда большинство своих фронтовых частей русское командование сочтет обстрелянными и готовыми для серьезного боя, финские солдаты и офицеры стараются не думать. За спиной у финской армии родные в городах, поселках и хуторах. После памятных расстрелов большевиков в Тампере в 1918, коммунисты точно не пощадят семьи военных, а значит, щадить себя армия также не вправе. Нужно держаться, и ждать подмоги от западных союзников. Финны ждут, но тревога все растет. Где же та обещанная британская и французская помощь? Почему в Лиге Наций до сих пор не принята резолюция по русскому нашествию? Одни вопросы кругом. А русские медленно, но верно готовятся к прорыву. И эта их осторожность, тревожит солдат и офицеров куда больше их же большевистского фанатизма и упорства, показанных в недавних атаках. К концу святочной недели русские наконец определились со своими целями, и первыми же своими шагами доказали, что у хитрецов финнов противник столь же умен и непредсказуем...

* * *

Черновое обновление от 09.08.17 / Будни советской разведки/ — не вычитано //

* * *

Отложенное до января начало войны с белофиннами не раз и не два глухо критиковалось командованием РККА. Маршалы Ворошилов и Буденный на совещаниях требовали начать наступление еще в декабре, когда погодные условия в Карелии стали оптимальными. Командующий Ленинградский военным округом Тюленев им вторил. К слову сказать, причины озвученных требований была вескими. Снабжение армии и ремонт техники были на деле полностью налажены, а прошедшие в белорусских и тихвинских лесах учения неплохо подготовили войска группировки к прорыву многочисленных полос обороны противника. Особых холодов в Южной Карелии еще не было, зато слегка промерзшая почва уже неплохо держала боевую технику. Удачный момент был, но вот приказа начать движение не поступило. И причины были в целом понятными красным маршалам и прочему командному составу. Если оставалась реальная возможность представить агрессором противника, то грех было этим не воспользоваться. Как-никак, международный авторитет СССР и закупки зарубежом ценного оборудования и вооружения стоили месяца задержки. Но все же, командованию было немного обидно...

То ли, в силу той самой обиды на задержку, то ли просто от нетерпения, но нарком обороны Ворошилов сделал лучшее, что мог сделать в данной ситуации. Загрузил войска работой, отрядив из вторых эшелонов будущих фронтов пару десятков тысяч бойцов Красной Армии вместе с несколькими сотнями красных командиров на постройку железных дорог в прифронтовой полосе. Две ветки тянулись от Петрозаводска. Причем начали эту работу еще в ноябре, сразу после оглашения обидных выводов комиссии, проверявшей готовность войск округа. Еще несколько 'молодых побегов' советские железные дороги дали на южном берегу Ладоги, и от мурманской ветки в сторону северных участков границы с Финляндией. Причем тянулись, как дороги нормальной колеи, так и несколько узкоколеек. Последние укладывались прямо на грунт с незначительным его выравниванием.

Насчет готовности этих войск второй волны возвратиться от строительства к боевым задачам, маршала успокоили Разведупр РККА и соседи из НКВД. Группировка фашистов на Родосе обретет полную боеготовность не раньше двадцать пятого — двадцать восьмого декабря. А значит, за это время хотя бы часть работ удастся нормально провести, вместе с подготовкой смены контингента строителей. На самом деле, к ожидаемому дню 'Северного инцидента' удалось многое. Зная, что финнам после запланированного удара по их аэродромам будет не до воздушных ударов по советской территории, помимо железных дорог, к самой границе службы тыла округа подтянули большие запасы военного имущества. Большая часть соединений первой волны были полностью переодеты из тонких шинелей в стеганные ватные штаны и бушлаты, с накинутым поверх белым маскхалатом. Белые чехлы шились даже для винтовок и пистолетов-пулеметов...

* * *

Капитан РККА Михаил Кулешов так и не успел толком насладиться скоростными 'полетами' на своем мотоснегоходе во вверенном ему учебном разведвзводе. Вскоре его срочно вызвали в приграничный поселок Сегежа. 'Вызвали, значит, понадобился', кивнул сам себе красный командир, и дисциплинировано прилетел связным У-2 в штаб местного погранотряда. Ожидания Михаила, о направлении его в качестве инструктора или ротного в новую самокатно-снегоходную часть, однако, не оправдались. А задачу капитану ставил незнакомый старший майор госбезопасности, которого Кулешов решил титуловать по-армейски...

— — Капитан, в личном деле у тебя пометки, что охотник, лыжник и вообще знаток Севера. А как у тебя со знанием саамского и финского языков?

— — По-фински, могу немного. Понимаю почти все, но сам сказать могу всего десяток фраз. По-лопарски, почти как на родном. С детства с пацанятами местными дружил. На охоту вместе ходили. Так, они меня по говору от своих и не отличали. Да и на лицо есть чуток сходства. Бабка у меня русско-саамской полукровкой была.

— — Ну, раз с детства дружил, помнишь язык, да еще и родня этому племени, значит, наверняка справишься с заданием. За это тебя и выбрали. А финский, ничего, подтянешь.

— — Э-э... а точно ли справлюсь? Я, ведь, давненько уже не говаривал, товарищ комбриг! Надо бы с кем-нибудь знающим побалакать денек-другой, глядишь и вернется.

— — Ничего-ничего! Вот, высадим тебя во вражьем тылу, вместе с еще одним 'знатоком языков', там с ним и поболтаете. В дороге самообразованием займешься. В общем, ступай, жди приказа!

— — Есть, ждать приказа, товарищ комбриг!

На другой день Кулешову представили нового напарника Улле. Судя по наряду, тот был пилотом полярной авиации. Фамилий называть не разрешили. Сам капитан с этого дня стал Мио. Говорить между собой разведчикам разрешили только на саамском. Улле оказался пилотом с хорошим знанием техники, но с практически позабытой им родной оленеводческой культурой. Оно и понятно, детдомовец. В течение следующих двух дней оба напарника под наблюдением сменяющейся стражи чекистов, интенсивно общались со своим временным наставником Захаром Черняковым. Черняков оказался ни много ни мало, ученым-филологом и создателем саамского букваря. И хотя говорил он на 'оленьем языке' с неистребимым 'местечковым прононсом', но поучиться у Захара Ефимовича было чему, даже, несмотря на излишнюю опеку местного НКВД (что скорее свидетельствовало об опале ученого). Двум красным командирам пришлось спешно осваивать этикет и традиции 'оленьего народа'. А официальное послание советского правительства саамским старшинам им пришлось несколько раз корректировать для достижения наибольшего эффекта. Между занятиями с Черняковым, бегали на лыжах, и оттачивали навыки общения в расположенном чуть в стороне от Сегежи небольшом стойбище оленеводов.

В свете зенитных прожекторов часами шли тренировки по высадке. Было страшновато. Привычный к риску и шуму мотора Кулешов, должен был собрать в кулак всю свою волю, чтобы не опозориться принародно. Улле было немного проще. В его-то задачу входили только взлет и посадка в кабине перегруженного истребителя И-5. На одном крыле его аппарата у самой кабины лежал туго примотанный мешок с песком. А с другого борта на крыле болтался притянутый ремнями и обмирающий от ужаса капитан Красной Армии. Самолет тяжело отрывал свои лыжи от укатанного снега, после длиннющего разбега. Испробовали даже взлет с ракетными ускорителями. Страху Кулешов при этом натерпелся изрядно. Через день, написав письма родным, дав всевозможные подписки, положив в сейф награды и документы, 'заинструктированные до слез' разведчики, наконец-то, вылетели в приполярных сумерках в направлении границы. Несмотря на серьезный перегруз, истребитель с заранее простреленными крыльями спокойно тянул над самой землей, чуть порыкивая своим перегруженным мотором М-22 (в девичестве бывшим французским 'Гном-Рон Юпитер -IV').

Рискованный бреющий полет завершился аккуратной посадкой. Наконец, пробег был остановлен, на пересечении лыжной колеи самолета и трехдневной полузаметенной лыжни какого-то местного охотника. Тут первой задачей Кулешова стало усаживание отвязанного от крыла покойника в кабину истребителя. Причем требовалось при этом не наследить вокруг. Замерший рядом на крыле Улле, настраивал работу сектора газа, так чтобы после рывка кожаного ремня, И-5 чуть прибавил обороты и еще с километр прополз по снежной целине. Ремень должен был соскочить с рукоятки и остаться в руке стоящего за крылом разведчика. Одетые в черные традиционные гакти, вышитые в стиле одежды норвежских саамов, разведчики, вскоре попрощались с крылатым транспортным средством. За спиной у каждого болтались небольшой мешок с пожитками и охотничья 'Берданка' 20-го калибра со старым еще дореволюционным клеймом Ижевского завода. Уже удалившись на несколько километров, слышали позади стрекот пулеметных очередей и гул авиадвигателя, значит, их 'крылатая посылка' все-таки дошла по назначению. В ритм лыжного бега вошли быстро. Улле хоть и был пилотом, но зимний спорт явно не забрасывал. К пригородам столицы Лапландии Рованиеми вышли бодрыми, но изрядно проголодавшимися. Здесь в одном из крайних домов им было необходимо найти связного Магнуса, который устроит их встречу с саамскими старшинами.

Во вражеском тылу Кулешова немного потряхивало от постоянного напряжения. Впрочем, после Монголии и полета на крыле И-5, все эти переживания шли лишь фоном. Ждать им в доме связного пришлось целых два дня. Сидели на чердаке, рассказывая шепотом истории, да поглядывая наружу через мутное стекло окошка. По улицам иногда проходили финны в военных полушубках и шюцкоровских шинелях. В строю никого не видели. Один раз проехал грузовик. Проходили компании парней с девушками. Кто-то удалым юношеским дискантом распевал похабные финские частушки. Улле смотрел на все с интересом. Кулешов поглаживал затвор своего 'Бердана ?2' отлично понимая, что в случае провала, ружья их не спасут, и придется погибать. От скуки шепотом продолжали тренироваться в разговорах по-саамски и по-фински. За ужином выслушивали новости от связника, интересного было мало. Стол хозяина небогатого дома разносолами не блистал, так что привезенные разведчиками норвежские консервы с рыбой и китовым мясом слегка разнообразили питание.

Наконец день встречи с местными старейшинами была назначен. На переговоры их вывезли из города на дне груженных всяким хламом саней. Глаза двух разведчиков были туго завязаны платками. На подъезде оба расслышали странное хоровое пение, удивившее напарника.

— — Мио, чего это они тут развылись? Хоронят, что ли кого?

— — Не, не хоронят. Это же йойк, Улле. У тебя в семье разве не пели такое?

— — Я свою семью плохо помню. Меня в двадцать четвертом сразу в детдом отдали. Только вкус строганной рыбы до сих пор не забыл. А зачем нужен этот йойк?

— — Йойк, это вроде как молитвы духам предков. Ну, в общем, песни у них такие. Тихо Улле! Уже подъезжаем...

Способность видеть к ним вернулась внутри большого жилища оленеводов. Керосиновая лампа освещала пространство внутри, покрытого парусиной и толстым войлоком капитального конического шатра, который здесь в Лапландии называли 'кота'. Здесь, напротив не по форме одетых красных командиров, сидели такие же, как и виденные по ту сторону границы северяне. Только лет этим дядькам было многовато, и взгляд их сверлил пришельцев, что твой коловорот. После приветствий, разведчики заняли свое место ближе ко входу. Обсудив новости о погоде, откушали духовитой мясной похлебки и, наконец, приступили к главному. Причем Кулешов с Улле, довольно, неплохо понимали все сказанное хозяевами встречи. Первым делом в руки представительных стариков перекочевали два фотоснимка захваченных под Петсамо финских стрелков-саамов рядом с пленившими их бойцами Красной Армии. Затем были переданы короткие рунические записки, адресованные родне этих пленных снайперов.

— — Это ведь ваши люди, уважаемые?

— — И что, если наши?

— — Вы ведь помните обычаи? Род всегда отвечает за этих людей, где бы они ни были. А ваши люди убили несколько русских. Русские до этого не воевали с саамами, поэтому они огорчены. За кровь принято платить кровью.

— — Ты хорошо говоришь на языке кильдинов, но ты плохо знаешь обычаи саамов. За этих людей ответит только их родня.

— — Для русских все русские родня. Русские один народ и отвечают за всех своих. Саамы тоже один народ, и значит, родня. И кильдины, и пите, и акала, и луле, и кеми, и уме, и колта, и те, кого я не назвал — все саамы. Поэтому и эти стрелки для русских тоже ваша родня. И русским старейшинам неважно, кто, по-вашему, должен за них ответить. Поэтому отвечать вы будете все. Своими жизнями, своим скарбом и своими стадами.

— — Чего ты хочешь сказать нам?

— — Сейчас эти люди в русском плену. Но русские готовы вернуть их семьям. И еще русские хотят мира с саамами. Потому что если мира не будет, то вместо слов будет говорить злой огонь с неба, от которого никак не укрыться. А русские не хотят зла саамам.

— — Что русские хотят и дадут за мир с саамами?

— — Хотят русские много, и дадут тоже много, но не только за это. Вот послание вам от русских старейшин. Здесь ответы на все вопросы. Читайте. Сроку на принятие решения вам дано дюжину дней. Хотите, решайте сразу, или подумайте. Если среди саамов найдется двое смелых и мудрых, то мы можем отвезти их к русским старейшинам. Там вы убедитесь, все ли написанное, правда.

— — А кто нам поручится, что саамов не возьмут там в плен?

— — Мы с Улле останемся тут у вас, и будем ждать вашего возвращения.

— — Сколько дней займут эти встречи?

— — Семь. Русский самолет пронесет вас по небу до Урмана, дальше другим самолетом до Москвы. Два дня там. День в запас.

— — Это вам русским можно летать, но не саамам.

— — Улле саам и притом небесный наездник. Он давно забыл о страхе, летая выше полярной совы. Ведь не пугающиеся историй о летающем над костром ковре люди, не убоятся и полета на деревянной птице с железным сердцем.

В первый день ответа так и не последовало. Но сильно затянувшееся совещание старейшин (уже второй день не выходящих из главной коты) без слов говорило о серьезном отношении хозяев к посулам восточных соседей. Со стороны СССР, предложение и впрямь было сколь щедрым, столь и суровым. Саамам предстояло отозвать своих стрелков из всех финских частей армии и шюцкора, и перегнать стада оленей 'в порядке эвакуации' в указанные им внутренние районы Суоми. Помимо этого саамы должны были заготовить выделенными им авансом лучковыми пилами и топорами мелко пиленную и колотую древесину в указанных местах. Кроме этого, часть оленей требовалось на время передать вместе с саамами в качестве тягловой силы для саней и санных прицепов.

А в награду советское правительство готово признать автономную саамскую республику в составе СССР, пригнать в Петсамо пятьсот голов оленей, и крупную партию продуктов и материалов, в качестве материальной помощи братскому саамскому народу. В случае отказа от соглашения, советская авиация методично, но быстро могла уничтожить все поголовье полудикого украшенного раскидистыми рогами и изящными рожками скота. В реальности последнего у саамов сомнений не возникло. Сомнения были в выполнимости массового отзыва саамов-охотников со всех фронтов Финляндии, и в том, что финны не поймут, причин дезертирства саамов. Были и опасения, в том, что русские отберут всех оленей, а самих саамов лишат имущества и загонят в колхоз. Вот это сомнение можно было разрешить, только лично посетив живущих через границу советских саамов. В итоге, согласие на полет через границу было русским озвучено. И в тот же день радиограмма ушла в штаб в Сегежу.

Через два дня, с заснеженной площадки между холмов, делегацию саамов унес в сторону Мурманска обутый в лыжи самолет Р-5 с кабиной типа 'Лимузин'. А советским разведчикам пришлось дожидаться возвращения делегации в качестве добровольных заложников. Улле теряться не стал и, несмотря на комсомольское воспитание, уже на второй день напропалую флиртовал с местными девушками. И даже звал напарника поучаствовать в посиделках, но, одетые в теплые шубы местные красотки, оказались не во вкусе Михаила Кулешова. Впрочем, ветеран Халхин-Гола был человеком выдержанным, и потому уже на второй день выпросил разрешение покататься на оленьей упряжке. Худо-бедно, но управлять нартами Кулешов немного умел. Население поглядывало снисходительно, но в конце развлечения пришлый наездник даже удостоился похвалы старого охотника и чаши с горячим бульоном. Так что действенные методы борьбы с бездельем были найдены.

Выезжать за пределы стойбища и ходить на охоту не разрешалось. Поэтому, чтобы не зачахнуть от скуки, Кулешов и Улле продолжили свое обучение финскому языку. За неделю терпеливого ожидания прогресс был ими достигнут. Но когда все сроки ожидания прошли, в стойбище сгустилось напряжение. Улыбки исчезли даже с лиц знакомых саамских девиц. Наконец, на девятый день появились нарты с вернувшимися делегатами. Договор между СССР и частью финских саамов был заключен. Оленеводам удалось себе выторговать, снятие с саамов ответственности за изгнанных из родов отщепенцев и партию пушного и дробового охотничьего оружия по завершении войны. Через день оба разведчика улетели домой в кабине Р-5. Вскоре в ходе войне должны были произойти существенные изменения...

К слову сказать, затребованная русскими от саамов мелко колотая древесина отлично годилась для питания топок газогенераторных грузовиков ЗИС-5, ЗИС-8, ЗИС-13 и ГАЗ-АА. А санные оленьи прицепы должны были также повысить подвижность артиллерии и пехоты намеченного десанта. Такими мерами командование РККА планировало насколько возможно удешевить мобильность своей западной группировки войск высаживаемой в нескольких районах финской Остробортии недалеко от берега Ботнического залива...

Черновое обновление от 15.08.17 / О редкой пользе бардака в армии — модернизация и создание бронетехники накануне 'Зимней войны' / — не вычитано //

* * *

В конце ноября 1939 года на одной из тренировок ОКОНа случилось ЧП. При отработке противодействия фланговому огню финской противотанковой обороны, средний танк Т-28 принял в борт сразу два боевых бронебойных снаряда калибра 45-мм. Случилось это от неразберихи приказов, спешки и излишней ретивости полигонного начальства. На полигон под Каргополем прибыла комиссия в лице военного советника по применению бронетанковых войск Павлова с сопровождающими его красными командирами из АБТУ и штаба округа, и с несколькими инженерами конструкторами ленинградских заводов. От комиссии прозвучал приказ — перед началом условного штурма обороны, провести стрельбы противотанковой артиллерии по мишеням боевыми снарядами. В том смысле, умеют ли расчеты вообще попадать по танкам, или тут высокому командованию просто 'очки втирают', а танки тренируются без реального противодействия.

Сказано-сделано, и батарею старых противотанковых пушек 19К, изображавших заслоны финнов, резво прицепили и выдернули тягачами 'Комсомолец' на имитирующую засаду позицию. К паре освободившихся от буксируемых пушек арттягачей, подцепили по колесному прицепу с фанерными мишенями танков. Громко рявкнули команды — 'Батарея к бою! Разобрать цели! Первый взвод по головному, второй по замыкающему!'. В казенники пушек шустро нырнули унитары УБР-243СП со сплошными бронебойными болванками. Сигнальщик махнул флажками, и 'мишенный караван' медленной рысью припустил по колее, поперек директрисы стрельбы 'сорокопяток'. Начальство скомандовало 'огонь!'. Противотанкисты лицом в грязь не ударили, и точными выстрелами поразили все мишени. Поставленным командным басом прогремели команды 'стой!', 'заряжай учебными!', 'танкистам на рубеж!'. Но от лица командарма Павлова сразу же прогремело звучное 'отставить!'.

Скептически настроенное автобронетанковое начальство неожиданно передумало, и захотело лично пострелять по мишеням на прицепах. Павлов вместе с полковником Яркиным персонально поработали наводчиками двух орудий, а подносчиками снарядов поставили еще нескольких командиров их своей свиты. Штабные отстрелялись, в целом, неплохо. Хотя мишени столь спешно покинули сектор обстрела, что орудия Павлова и Яркина последние два снаряда выпустить просто не успели. Краскомы, довольные собой, покинули позицию батареи. Артиллеристов тоже слегка похвалили, но Павлов тут же потребовал, спешно поменять и перетасовать состав расчетов орудий. Дабы тренировку стрельбы по настоящим танкам показали сначала, те, кто сегодня еще не стрелял. При этом никто не успел опустошить казенники, приготовленых к стрельбе орудий.

— — А ну ка, давай, артисты-артиллеристы! Бегом, сюда свежие расчеты к орудиям! И пусть себя как есть покажут. Да и танкистов ваших заодно в деле поглядим. И чтобы рысью мне! Пушкарям сразу бить, без раскачки! Настоящий-то танк врага вам и пары минут в бою не даст!

Командовавший полигоном полковник Митин, не задумываясь, бегом пригнал личный состав четырех новых расчетов из учебного класса. В процессе пробежки накрутив подчиненных, чтобы все было 'шустро и с огоньком'. Бравые наводчики подскочили к панорамам прицелов. Новые заряжающие выполняя указание, 'делать все шустро и без раскачки', в секунды убедились, что снаряды уже в казенниках, проорали 'Заряжен!', и подхватили из ящиков на руки по учебному унитару. Отмашка флажками, и два танка Т-28, поводя стволами, стреляющих холостыми пулеметов, лихо вынеслись на рубеж 'обстрела из засады'. Головной танк сразу получил сочные шлепки парой учебных красящих снарядов. А вот вторая машина тут же, с жидким снопом искр, получила в бронированный борт пару бронебойных болванок. Первый снаряд пробил моторный отсек замыкающей машины между парой задних поддерживающих катков, и заглушил конверсионный авиа-танковый мотор М-17Т. Второй ударил в борт носовой части заглохшего танка, при этом едва не убив водителя.

На этом тренировки тут же были остановлены, и ошалевшее от происшествия начальство всех причастных и не очень затребовало в штаб полигона ОКОНа 'на разбор бардака'. По результату гневных разбирательств, полковнику Митину, чуть не влепили 'неполное служебное несоответствие', но за него сразу вступился сам Павлов.

— — Нечего тут крайних искать, товарищи! Мы-то с вами, тоже хороши, и свою руку к этой хреновине приложили. Не будь здесь нашей комиссии, может, и бардака бы этого не случилось!

— — Но, товарищ командам...

— — Что товарищ командарм?! Яркин! Это ведь мы с тобой Николай за собой не подтерли! Так или нет, полковник?!

— — Так точно! Наша то вина.

— — Ну, то-то же! А я еще и перед второй стрельбой расчеты поменял, а о боевых снарядах в казенниках даже не вспомнил. Да еще такого страху тут на аборигенов мы нагнали. Они, вон, боятся даже секунду лишнюю потерять на перезарядку орудий. Хотя, вот за это, Митин, ты сейчас последний раз прощен! Учти, в последний! А кабы цель в бою поменялась, и по атакующей пехоте теми болванками вместо картечи бы влепили?!

— — Виноват, товарищ командарм!

— — Ладно. Акт о повреждении на учениях я подпишу. Машину срочно в ремонт! Хреново, конечно, но пока учимся, и счастье еще, что не в бою, и что людей зазря не угробили!

Но одним помилованием начполигона то стихийное совещание комиссии и командиров ОКОНа не завершилось. Присутствовавший тут же командир Учебной инженерной бригады Карбышев, доложил о результатах осмотра подбитого Т-28. И сразу поставил вопрос ребром — до начала боев в Финляндии, нужно срочно усилить броню среднего танка. Присутствующий здесь же главный конструктор завода N174 Гинзбург живо отреагировал предложением приварить к башне и корпусу танка дополнительные листы брони. Павлов хмыкнул, но идея навески дополнительной брони на Т-28 тут же подверглась жесткой критике инженеров Кировского завода во главе с конструктором Духовым.

— — Эту старую песню еще год назад слышали, когда Т-26 модернизировали! Тоже тогда всякую белиберду предлагали...

— — Лучше бы выпуск серии наших противоснарядных танков ускорили. Вот, тогда, будет толк.

— — Погодите, Николай Леонидович. Товарищи Гинцбург и Карбышев. А вы уверены, что наваренные на танк броневые экраны решат эту проблему? Вспомните сколько с противоснарядной броней Т-100 и СМК намучились. А ведь там сплошная броня, а не 'бутерброд'.

— — Разрешите, товарищ командарм?

— — Давай, комбриг, отвечай инженерам 'огоньком'.

— — Для начала, 'бутерброд' из нескольких слоев брони, поможет разрушить легкие снаряды, и осколки в себе задержит. А, вот, проблем у нас, товарищи, несколько. Первая проблема — с минимальным ущербом проскочить между пристрелянных позиций вражеской противотанковой артиллерии. Для этого машине нужна динамика. Вторая проблема — прямой наводкой выбивать вражеские орудия на позициях в бетонных капонирах, которые тяжело разрушить дальнобойной артиллерией. Там придется дуэлировать с крепостными системами. А для этого нужна не только маневренность, но, и снарядостойкость, и мощь боеприпаса танкового орудия. И все это можно получить только в новом танке, вроде тех, которые построили ваши КБ, но делать такие танки долго и дорого. Хотя делать их тоже нужно. Без поддержки, одна пехота крепостные районы не возьмет, танки необходимы. Поэтому мы предлагаем доработать серийные Т-28, усилив спереди толщину брони вдвое, и по бортам в полтора...

— — Товарищ Карбышев! Вы же сами себе противоречите! От навески бронелистов танки Т-28 сильно потяжелеют, ресурс ходовой уменьшится. Да и трансмиссию перегрузите. А, ну как, застрянет техника, и всю дорогу задним заблокирует??

— — Разрешите, мне ответить, товарищ Павлов?

— — Слушаем вас, Семен Александрович.

— — Проблема действительно есть. Имеющиеся гусеницы Т-28 шириной в 380 мм для увеличенной массы танка действительно узковаты. Когда мы Т-29 разрабатывали, вопрос о более широкой гусенице уже ставился. И пять опытных машин мы тогда в такие переобули. Танку, ведь, нужна подвижность и проходимость, а в глубоком снегу широкие гусеницы обеспечат ту же проходимость, что и нынешние гусеницы на твердом грунте. У Т-35 насколько я помню гусеницы шириной 580. У нашего Т-100 и того больше 660. Думаю, за месяц — полтора, переобуть хотя бы сотню Т-28 на широкие гусеницы, и наварить броневые экраны, вполне реально.

Однако и это вполне аргументированное выступление конструктора Гинцбурга и комбрига Карбышева спорщиков не утихомирило.

— — Но это же такие неподъемные фонды!!! Откуда их взять?!

— — Когда финны сожгут своими противотанковыми хлопушками несколько батальонов Т-28, и не дай бог, в плен возьмут десяток подбитых, сразу и деньги найдутся. Да и вопросы пропадут.

— — Это все, товарищи, хорошо, но, увы, бесполезно.

— — Это почему же?!

— — Да, потому, что в предполье у финнов бронебоек мало, а на основных линиях обороны помимо рейнметалловских и бофорсовских 'мухобоек', наши танки будут ждать трехдюймовые полевые и зенитные пушки. А, вот, они-то раскатают ваших экранированных монстров, как бог черепаху! Поймите, Т-28 устарел! Для прорыва укрепленных оборонительных полос годятся только наши машины противоснарядного бронирования — СМК, Т-100 и КВ.

— — И сколько их у вас, этих машин?

— — Вместе с соседями сейчас можем выставить три тяжелых машины...

— — Три, и все?!

— — Пока все, но к весне дадим больше...

— — То есть, вы предлагаете, всему фронту стоять ждать, пока ваша 'святая троица' поможет в одном месте оборону взломать?! Или смотреть на финские провокации до весны, чтобы потом при наступлении в болотах половину техники потопить?!

— — А вы, что предлагаете?!

— — Товарищи, успокойтесь!!!

— — Да мы-то как раз предлагаем, сиднем не сидеть, а имеющиеся средние танки защитить. Пусть, они прямое попадание крупного калибра своей броней не держат. Пусть! Но, зато, хоть от каждого 37 мм выстрела колом не встанут, а спокойно воевать будут! А ваши тяжеловесы их местами усилят.

— — А вы чего же затихли, товарищ Карбышев? Хватит уже с товарищем Гинцбургом шушукаться, изложите ка нам ваше видение. Как-никак вы у нас тут главный военспец по оборонительным полосам. Как вы предлагаете финские укрепрайоны брать?

— — Брать укрепрайоны нужно комплексно, и танками и саперами и пехотой и тяжелыми артналетами, и бомбежками. Это сейчас обсуждать не будем. А, вот, применительно к сегодняшнему обсуждению, меры предлагаются такие. Перво-наперво, товарищи, заказываем 500 мм траки, усиливаем катки и заказываем партию новых опытных пушек Л-10, которые существенно мощнее старой трехдюймовки КТ-28. Катанные бронелисты-экраны берем стандартных толщин. Причем, на базе Т-28 делаем сразу две машины. Штурмовой танк и штурмовую самоходку. Броня каждого усиливается 15-ти и 30-ти миллиметровыми бронеэкранами до 45мм по борту и 60мм лоб. С несколько увеличенными углами наклона (хотя бы градусов до 15-20-ти). В щели меж листов можно залить бетон, чем немного добавить стойкости стальному 'бутерброду' (в наших укрепрайонах, это уже опробовали на БОТах). В первом случае, мы снимаем с танка обе малые пулеметные башни, но оставляем более толстую и тяжелую вращающуюся коническую башню. По типу конической башни Т-26 выпуска этого года, но размером побольше с трехдюймовым орудием, синхронным пулеметом и еще двумя ДТ в углах расширенной тыльной ниши башни (это чтобы со спины мог от гранатометчиков отбиваться). А, во втором случае, устанавливаем вместо трех башен одну неподвижную просторную рубку со 122-мм гаубицей. Примерно, как в самоходке "малого триплекса" СУ-5-2, но с увеличенным внутренним объемом и с усиленной броней. Для базы такой самоходки, как мне подсказал товарищ Гинцбург, можно взять старые Т-28 выпуска 1932 года. Они чуть покороче, броня у них слабее, и их не так жалко пустить на переделку. Такая пара 'штурмовиков' сможет эффективно выбивать вражеские доты прямой наводкой. И несколько таких же тягачей-спасателей делаем, чтобы вытягивать из-под артогня и чинить прямо на фронте наших подбитых 'тяжеловесов'...

Публика еще шумела, обсуждая уточненное предложение спевшейся парочки Гинцбург-Карбышев, когда командарм Павлов, энергично подвел итог прениям. Для себя он все уже решил.

— — Значит так, товарищи! Все-таки хорошо, что мы с вами сегодня тот бардак учудили. Вон сколько всего полезного под это дело прямо на ходу придумалось! После драки-то кулаками махать, куда хуже бы вышло. И если вам, конструкторам, только железок и денег жалко, то мне, командарму и военному советнику, в первую голову за экипажи обидно. Не для того их страна учила, кормила и одевала, чтобы впустую хоронить, вместо победы над врагом. Решение комиссии сегодня же оформляем и отправляем в Москву. Средние танки в штурмовые варианты надо срочно переделывать, и точка! К Новому Году проверю. Танкистов ОКОНа я лично еще через неделю проверю. Ну, а местным пушкарям пока поставим оценку 'удовлетворительно', пусть на своих ошибках учатся.

С расчетными сроками энтузиасты экранирования почти угадали. Правительство пошло навстречу хоровой жалобе. Первые Т-28Э появились под Сертолово уже в конце декабря. Но настоящие объемы штурмовой бронетехники удалось накопить в советской Карелии только к середине января 1940-го, как раз к началу 'святочного наступления'. К слову сказать, машины с усиленной броней пользовались любовью танкистов. Широкие гусеницы не давали машинам застревать в снегу. И пусть техника стала несколько более медлительной и чуть хуже преодолевала подъемы и препятствия. Пусть башни стали медленней вращаться, а для походного ремонта ходовой приходилось снимать часть тяжеленных экранов. Пусть даже запас хода стал меньше. Зато новые пушки били куда сильнее старых КТ, и амбразуры вражеских дотов частенько оказывались расстрелянными метким огнем, даже под несмолкаемый звон попаданий и рикошетов финских противотанковых снарядов. Так была открыта новая боевая страница истории средних танков Т-28...

Помимо этого, развитие самоходных орудий выиграло от того нежданного ЧП даже больше чем танкостроение. Так, в начале декабря состоялось еще одно совещание по планированию глубокой операции с высадкой в финских тылах сразу нескольких воздушных десантов. Правда, десантные бригады на конец 1939-го года оказались чрезвычайно слабо вооруженными частями РККА. Поэтому командованием ВДВ был поднят вопрос оснащения десанта хоть какими-нибудь "эрзац-танками" — "желательно, с орудиями покрупнее". В качестве примера, десантным командованием приводились два случая в недавней Польской кампании, когда от острой нехватки вооружения в "Добровольческой армии" на британско-польские танкетки "Карден-Ллойд" устанавливали германские 3,7 см противотанковые пушки PAK-36. Эти гибридные системы в боях показали себя в целом неплохо. И потому вернувшиеся обратно в Союз недавние "добровольцы" хотели получить для ВДВ нечто подобное. Конструкторов Астрова и Гинцбурга, как инициаторов проекта новой самоходки на шасси Т-28, и в виду наличия у них опыта постройки арттанков и артятгача "Комсомолец" вызвали в Кремль, и затребовали предложений по новой задаче. Семен Александрович и Николай Александрович, не ломаясь, включились в мозговой штурм. Во главу угла они сходу поставили устойчивость шасси при стрельбе, и принципиальную способность этой техники приземлиться вместе с тяжелым самолетом на укатанный снежный аэродром. Так родилось техзадание, под которое, после нескольких обсуждений, более-менее подходила гибридная система из доработанного и частично бронированного арттягача Т-20 "Комсомолец" с установленной на нем на тумбе за складывающимся бронещитом 76-мм горной пушкой образца 1909 года. Вес всей системы был получен около четырех тонн. Некоторой раскачкой шасси самоходки при стрельбе испытатели были не слишком довольны (стрельба с ходу была сильно затруднена). Но, желаемого удлинения гусеничной ходовой "Комсомольца" на один балансирный каток, не мог пока обещать завод (это бы сильно замедлило переделку). В итоге, решено было обойтись тем что есть. За то, как и "экранированную бронетехнику", эту авиадесантную самоходку было вполне реально получить в войсках также в январе 1940-го. Заказчик ознакомился с опытным экземпляром самоходки уже в середине декабря, благо и шасси и орудия были в наличии, и их сопряжение оказалось не особенно сложным делом. Тренировки посадочного десантирования прошли в Подмосковье. В целом, система получилась интересная. Обутый в усиленные лыжи, десантно-транспортный четырехмоторник ТБ-3 мог на расстояние до трехсот километров доставить под фюзеляжем одну полностью готовую к бою установку, вместе с экипажем. Более серьезную проверку нового оружия десанта удалось провести во время учений первого авиадесантного самоходного артдивизиона, уже в первых числах нового 1940-го года, на аэродромах Тихвина и Каргополя. Способная четырьмя десятками трехдюймовых осколочно-фугасных гостинцев, прямо с марша, разрушить полевой узел обороны, или вкатить снаряд за броню британско-финского танка "Vickers Mk E", боевая машина просто очаровала десантников. Поэтому симпатизирующий "крылатой пехоте" маршал Ворошилов, пробил производство в количестве необходимом для оснащения целого десантного самоходного артполка (в составе которого, помимо всяких тягачей, автоцистерн и грузовых автомобилей, имелись бы 55 новых ДСУ-76 — буква "Д" означала "десантая"). Мелкие недостатки сборки самоходок все же выявлялись, но быстро устранялись уже прямо в расположении полевых лагерей десантных бригад, тренирующихся, в ожидании приказа командования. Дальнейшую мудрость предвоенных решений по модернизации бронетехники подтвердил ход "Зимней Войны"...

* * *

Черновое обновление от 08.09.17 / Борьба за чужие секреты и трудности первооткрывателей от науки/ — не вычитано //

* * *

Надежды на длительный отдых в Швейцарии не оправдались. Ближайшие его руководители, Мюллер и Шелленберг, что ни неделя озадачивали новой проблемой. То, они требовали от свежеиспеченного штурмбанфюрера, экспертной проверки безопасности секретных исследований. То, наоборот, бросали его срочно готовить очередную провокацию против британских секретных служб. Для отдыха времени не было. Помимо этого довольно сильно активизировались запросы от русских кураторов. Для Вильгельма Лемана (он же советский агент А-201 'Брайтенбах') работа на Москву становилась все более сложной, хотя и приносила ему неплохой доход, удачно маскируемый выигрышами на бегах. В доме Леманов на вечерних посиделках с женой, ее подругами с мужьями и знакомыми, периодически появлялись новые лица. Вильгельм в этих компаниях считался знатоком конных соревнований и мог часами рассказывать истории про лошадей и жокеев, попутно вербуя агентов. Под этим прикрытием удавалось совершать оперативные контакты с посещавшими их дом советскими курьерами. В СССР уходили доклады и материалы, обратно Леману возвращались значительные денежные суммы и новые все более изощренные запросы. Последние из них Вильгельм анализировал, перед тем как сжечь компрометирующий листок в камине своего кабинета.

________________________________________________________________________

1. Необходимо срочно найти подробную информацию по создаваемому конструктором фирмы 'Фокке-Вульф' Куртом Танком новейшему фронтовому истребителю, и используемым на нем радиальным двухрядным моторам BMW-139 и BMW-801. Интересуют отчеты об испытаниях и выявленных проблемах, сведения о конструкции планера самолета, авиамоторов, нагнетателей и винтов. Достигнутые технические характеристики и ожидаемый прогресс характеристик аппарата, вместе с предполагаемыми мерами обеспечения прогресса. Особенно интересуют сведения по техническим решениям уже примененным, для управления мотоустановкой и шагом винта, а также для охлаждения мотоустановки, и для размещения синхронного крупнокалиберного оружия между цилиндров мотора в фюзеляже. Крайне желательно получение образцов и фотографий фонаря кабины, оборудования кабины и арматуры двигателя.

2. Интересуют детальные сведения, образцы агрегатов и материалов в отношении реактивных моторов, создаваемых в моторных отделениях фирм 'Юнкерс', 'БМВ', 'Хейнкель-Хирт'. Интересуют сведения о возможных подходах для внедрения 'источников' непосредственно в штат данных фирм, или в штат их фирм подрядчиков. Наибольший интерес вызывает технология производства жаростойких и особопрочных сплавов для деталей турбин и компрессоров реактивных моторов. По данному вопросу НЕОБХОДИМО получение информации из первых рук, для чего Центр просит подобрать наиболее подходящего кандидата в источники (вплоть до изоляции последнего и получения сведений напрямую).

3. Интересует информация о конструкции и результатах исследований по бесхвостым ракетным самолетам, создаваемым под патронажем доктора Липпиша и конструктора Мессершмитта на планерных заводах института DFS (а также на баварском авиационном заводе) и оснащаемых ЖРД конструкции Вальтера (в частности по новому самолету 194). Также нужны сведения по бесхвостым самолетам типа 'летающее крыло' конструкторов Реймара и Вальтера Хортен. В том числе нужны сведения по предназначенной для этих самолетов специальной композитной обшивке, снижающей заметность аппаратов для радиометрических средств обнаружения.

4. Интересуют детальные сведения о применении работающих на перекиси водорода устройств и агрегатов конструкции инженера Гельмута Вальтера, в том числе высокооборотных парогазовых турбин. А также планы применения этой технологии для создания единого двигателя подводных лодок, и для совершенствования турбонасосных агрегатов и ускорителей боевых жидкостных ракет Дорнбергера и Брауна. Также, нужна любая информация о цикле производства подобного оборудования и подходы к образцам (включая сведения о доступе к утилизируемым аварийным агрегатам и запчастям).

5. Интересуют сведения по самолетным радиометрическим системам и прицелам, создаваемым на основе технологии стационарных радиометрических средств ПВО (полученных ранее).

6. Интересуют детальные сведения о разрабатываемых планирующих бомбах на авиазаводе фирмы 'Хеншель' в г. Шёнефельде под руководством профессора Герберта Вагнера, и о любой подобной технике. Исключительно интересны сведения о системах управления и наведения этих систем. Крайне желательно наладить оперативное получение координат падений опытных образцов на дне водоемов и в труднодоступных местах, с параллельной дезориентацией и задержкой официальных поисковых работ...

________________________________________________________________________

Вильгельм еще раз перечитал послание, и отправил листок в камин, поворошив угли кочергой. Желтые лепестки пламени быстро поглотили бумагу, оставив лишь черные хлопья, растаявшие на красных углях. Разведчик помассировал переносицу, и прикрыл глаза. В этот раз русские коллеги требовали от него слишком многого. И хотя большую часть запрошенного он, наверное, смог бы предоставить, но риск разоблачения все более повышался. Поэтому для себя Леман решил, что частоту поступления запросов ему придется сократить, изменив свой ритм жизни, и согласовав с берлинским руководством активизацию операций в нейтральных странах. Если, конечно, ему еще не надоело вести свою партию в этой игре...

'Они там считают меня всезнайкой?! Почти на год после смерти Саши (Агаянца), они про меня почти забыли. И тут, получите — словно прорвало их, после того 'маньчжурского инцидента'. Будто с цепи сорвались. Раньше я сам настойчиво подкидывал им что-нибудь интересное, и порой даже казалось, что русских мало что из этого интересует. Зато теперь их аппетиты, вон как, выросли. Причем, полученные вопросы свидетельствуют, что на них явно работает кто-то еще. И, кстати, этот 'кто-то' очень неплохо работает в рейхе. Части, перечисленных в послании, научных и технических тем я вообще никогда не касался, а некоторых касался очень мало. А у них уже в руках очень четкие запросы и направления поисков. И почему-то, при чтении этого послания, мне сразу вспомнилась упрямая маска на лице хулигана Пешке. Гм... Странно. Хотя он-то сейчас в Америке. Не может же он, находясь за океаном, узнавать о новейших проектах рейха, к которым тут его даже и близко не подпускали? Или все-таки может? Но усиление заинтересованности русских по столь многим секретным темам, может стать для меня началом конца. А Адам очень советовал мне, быть осторожным — не делать глупостей самому, и убедить 'друзей' в том же. Возможно, он уже тогда предвидел все это, и пытался меня предостеречь. Хотя темы в запросе по-настоящему интересные. Гм... Все это нужно хорошенько обдумать...'

Назавтра штурмбанфюреру Леману предстоял очередной доклад Гейдриху и Шелленбергу по запланированной на январь встрече с эмиссарами Интеледженс Сервис, в Лозанне и проведению с ними переговоров в рамках оперативной игры 'Трал' (нацеленной, как на дезинформацию вражеской разведки, так, и на перевербовку британских агентов).

* * *

А по другую сторону границы, перед начальником Управления перспективных разработок старшим майором госбезопасности Давыдовым замаячила перспектива многолетней работы без отпусков. Руководство ГУ ГБ целый месяц прикидывало разные пути решения проблемы, озвученной в октябре на научно-практической конференции по газотурбинным моторам, прошедшей на базе ХАИ. На той конференции, выяснилось, что имеющиеся в наличии материалы и оснащение производств не позволяют в промышленных количествах производить, ни турбинных лопаток, ни подшипников, ни компрессорных ступеней для новых ракетных моторов. До большой серии, смогли довести только элементы двигательной арматуры, и жаропрочные камеры сгорания пяти основных типов и четырех размеров (еще два типа камер довести не удалось). Начинался трудный период освоения и отладки технологий. Опытные самолеты с реактивными моторами уже были в СССР созданы, и даже кратковременно поднимались в воздух, но производить их, даже не массовой, а хотя бы малой серией, было нереально даже к началу весны. И это, несмотря на беспрецедентные полномочия УПР, и настойчивые требования со стороны ЦК партии и руководства наркомата. Приоритетное снабжение УПР НКВД всем необходимым от импортных станков до квалифицированных кадров уже дало отличный эффект в плане кристаллизации концепций, но теперь управлению требовалось совершить прорыв в материаловедении.

Озадаченная еще в октябре зарубежная разведка с большим риском установила, что в Германии для производства лопаток турбин применяется, разработанный еще в 1936 году исследовательским отделом фирмы Круппа, специальный жаропрочный сплав аустенитного класса 'Тинидур'. Важность проблемы, была столь высоко оценена Центром, что потребовалось тщательно спланированное и произведенное на квартире в Брауншвейге похищение инженера Морица Фрейнберга, являющегося ассистентом одного из создателей сплава 'Тинидур' Клауса Гебхарда. Получив от агента 'Брайтенбах' (курирующего охрану института DVL, секретных лабораторий Круппа и проектных групп фирм 'Юнкерса', 'БМВ' и 'Брамо'), все нити доступа к Фрейнбергу, группа Судоплатова, сработала ювелирно, замаскировав все под несчастный случай. От вывезенного в Чехию немецкого инженера разведчики ГУ ГБ смогли получить насколько возможно подробные сведения по рецептуре сплава и технологии производства лопаток, но этого было явно недостаточно. Промышленное производство входящего в состав сплава металлического титана еще не было полностью налажено в СССР, хотя сырьевую базу на Урале удалось развернуть еще в 20-х. В основном шло совершенствование производства титановых белил и испытания различных методов получения ферротитана. Как раз к текущему году усилиями С. С. Штейнберга, Н. С. Кусакина, В. П. Елютипа, Н. П. Шипулина и их коллег производство ферротитана, и получаемого сернокислотным способом из отечественных ильменитовых концентратов пигментного диоксида титана, наконец, приблизилось к промышленным объемам. Радовало, что производящие титан небольшие заводы действительно заработали, но для работы с металлическим титаном у советских ученых и производственников не хватало, ни опыта, ни оборудования, ни сырья. Поэтому для экспериментов с аналогами 'тинидура' требовалось срочно закупать рутиловое сырье за рубежом, и пока, увы, в объемах непригодных для крупного производства.

Однако, озадаченные НКВД ученые не унывали, ведь разведка помимо этого прислала им и другие 'подарки'. Так, из-за океана были получены непроверенные сведения о планирующемся использовании в САСШ для той же цели сплавов с высоким содержанием никеля, хрома, и присадками из титана и молибдена. Озвучены были и сведения по формовке лопаток из сложенных вдвое листовых заготовок с использованием штамповки и сварки. Было много и другой информации, нуждавшейся в тщательной проверке. Принципиальные схемы создаваемых на Западе ракетных моторов и рецептуры сплавов для турбинных лопаток, хоть и частично облегчали решение научной задачи, но и ставили много вопросов перед советской наукой. Фактически нужно было создавать отдельный научно-промышленный сектор. Оставался и риск потерь времени при отработке тупиковых направлений. Выступавший на повторной ноябрьской конференции директор недавно достроенного в поселке Норильск горно-металлургического комбината, Авраамий Павлович Завенягин, предложил перенести поближе к норильскому комбинату опытное производство жаропрочных лопаток, колец и прочего, вместе с научными лабораториями. Эта мера, по его мнению, позволяла ускорить получение отечественных уже серийных жаростойких никелевых сплавов и изделий из них, поскольку сырье было всегда под боком. К тому же процесс можно было гибко регулировать на основе данных научных исследований. Предложение Завенягина бурно обсуждалось в Москве и, несмотря на противодействие ряда экспертов, получило поддержку Сталина. Деньги на оснащение нового металлургического центра были выделены и закупки оборудования начались. Необходимое для опытного производства сырье планировалось получать разными путями. Рутил для производства титана планировалось закупать в Бразилии и во Франции вместе с другими минералами, как ювелирное сырье. Молибден можно было в достаточных объемах получать из планируемого к разработке Зангезурского месторождения в Армении. Со стороны внешней разведки также была обещана помощь. Майор госбезопасности Фитин поставил своей резидентуре задачу внедрения созданных этим летом разведкой реальных машиностроительных фирм в качестве подрядчиков и клиентов для британских компаний "Ровер" и 'Роллс-Ройс', "Пауэр Джетс", швейцарской 'А.Г.Браун Бонетти' и французской 'Турбомека'. Пока главными задачами были обозначены: сбор информации, отработка технологии получения новых сплавов и изделий из них. И хотя ряд советских ученых были не в восторге от назначенных им командировок из респектабельной Москвы на Север и на Кавказ, но спорить с ЦК никто не рискнул. И работа по постройке научно-производственной базы резко ускорилась. А сами научные исследования по созданию новых сплавов временно получили прописку на базе московского института стали имени И.В.Сталина.

И эта работа разворачивалась вовсе не на пустом месте. С 1930 года институт уже занимался проблематикой жаропрочных сплавов. Однако разработанные к 1939-му сплавы еще далеко не полностью обеспечивали потребности реактивного моторостроения. К примеру, советский жаростойкий сплав ЭИ-69 с рабочей температурой в районе 600-650 'С был на уровне лучших зарубежных образцов. Но даже этот сплав пока не мог решить проблему создания комплектующих для серийных ГТД. Применение его на экспериментальных турбинах создаваемых в ЦИАМ группой профессора Уварова, доказало — что для реактивных турбин нужно срочно создавать технологичные сплавы с более высокими параметрами прочности и термостойкости. Конечно, проблемы КБ Уварова, взвалившего на свои плечи создание высокопараметрических ТРД и ТВД — с рабочими температурами до 1300-1600 'С, в значительно меньшей степени касались работы коллег-конкурентов из КБ Люльки и Лозино-Лозинского. Ведь исследуемый харьковчанами рабочий цикл ТРД был низкопараметрическим — с рабочими температурами до 700-800 'С, что вроде бы позволяло рассчитывать на скорый переход от опытных образцов к серийным, с теми же конструкционными материалами, что и у экспериментальных турбин Уварова. Однако не тут-то было. Малую серию собранных вручную 'Кальмаров-5/6' (с тягой до 430-510 кгс) действительно удалось произвести еще в ноябре, но реальный ресурс этих двигателей не превышал 4-6 часов до замены турбинных венцов. И даже с полным ресурсом вели себя эти изделия крайне капризно. Реактивные моторы ломались слишком часто, и не всегда удавалось обойтись без жертв (трое техников-испытателей погибли при взрыве опытного мотора, еще десяток лечились от полученных травм). Причины были на виду. В описываемый момент каждую лопатку индивидуально вытачивали из заготовки сложной формы. А такая трудоемкость, плюс последующая тонкая ручная подгонка и сборка турбинных колес, ставили крест на сколь либо массовом производстве. С такой надежностью и технологичностью, не могло быть и речи, не только о скором начале войсковых испытаний опытной авиатехники, но даже о длительных заводских испытаниях реактивных самолетов. Так, два ДБ-А 3-й серии, получившие четыре мотора М-35 с ТК-2 и по два дополнительных 'Кальмара' под крыльями, были еще в ноябре представлены на испытания. Но уже через три дня были сняты с испытаний, и отправлены на доводку реактивной мотоустановки. Из-за этого, запланированное УПР НКВД оснащение эскадрилий ОКОНа в Тихвине и Каргополе боевыми самолетами с дополнительными полностью серийными ТРД было отложено до конца января. Вместо них в Карелии должны были проходить освоение экипажами и техническими службами четырехмоторные и двухмоторные бомбардировщики, двухмоторные разведчики, и одномоторные истребители-штурмовики с дооснащенными 'Тюльпанами-7' поршневыми моторами. Старший майор Давыдов выкручивался, как мог. Он даже инициировал производство в Харькове специальных 'наземных' реплик ТРД 'Кальмар', которые должны были применяться только для отработки наземной эксплуатации, а также для пробежек и подлетов. Моторы были тяжелыми, слабыми, и не пригодными для полетов. Зато ресурс их работы был доведен до 30 часов. И эта хитрость позволяла начать более-менее массовое обучение личного состава наземных служб и пилотов будущих реактивных полков. Более всего для обучения подошли, полученные в декабре из-за океана десять бездвигательных планеров бомбардировщиков 'Дуглас ДБ-7'. Эти машины имели носовое колесо шасси, и оснащенные нелетными 'Кальмарами' очень удачно имитировали руление и подлеты боевых самолетов с ТРД. На максимале тяги их удалось разогнать по бетонке до ста девяносто километров в час. Теперь, под грохот работы этих 'бескрылых драконов' через испытательные площадки одного завода и нескольких учебных Центров за месяц-два удавалось прогнать до двух-трех сотен будущих эксплуатантов реактивной техники. И среди новоиспеченных обучаемых-реактивщиков, теперь частенько мелькали совсем юные лица курсантов технического и летного отделений Ефимовского училища...

* * *

Несколько иные, но схожие проблемы навалились и на бывшего заместителя Давыдова майора ГБ Валентина Александровича Кравченко, которого возложенное на его плечи руководством наркомата 'Урановое задание' не особо радовало. Постановка проблемы пока сильно напоминала сказку 'Пойди туда, не знаю куда'. Но в НКВД никто не спорил с приказами, поэтому к заданию Кравченко приступил хоть и без восторга, но по-серьезному засучив рукава. Причем к моменту перевода на новую тему, майор ГБ оную практически не знал. Смысл всей секретности сначала понимался чекистом примерно так — 'СССР должен первым получить эту сверхмощную взрывчатку, и оснастить ею все бомбы и снаряды наших авиации, артиллерии и флота, а потом уж пусть буржуи себе локти кусают'. Поэтому и отношение Валентина к проекту было довольно примитивным. Намеки на 'адское происхождение' будущего оружия с усмешкой игнорировались...

— — Ну, подумаешь, новая взрывчатка! Сперва в Истории черный порох китайцы изобрели. Потом появились всякие там бертолетова соль, нитроглицерин и динамит, вместе с пироксилинами, лиддитами, мелинитами-шимозами и прочими тротилами. Ну, а сейчас и новые, гексаген с аматолом имеются. Первые из перечисленных самые слабые взрывчатки, вторые чуток помощнее. Ну, а третьи и вовсе, самые мощные в мире на текущий момент. А когда новое задание осилим, сразу появится у РККА и РККФ еще более мощная урановая взрывчатка. И все, амба! А то, что после взрыва той взрывчатки местность отравленная остается, так тоже ничего особенного. Вон, шимоза-мелинит при разрыве тоже мерзкие ядовитые газы дает, от которых и задохнуться можно...

И такое слегка несерьезное восприятие продержалось в голове майора ГБ, целый месяц. Да, читал он разведывательные донесения американской резидентуры, в которых проводились интересные параллели с Тунгусским метеоритом и силой его удара. Мол, будь там, в тайге, каменный город, так его бы в пыль перемололо, и огнем прижгло до расплавления камней. Рассматривались в тех донесениях и варианты с детонацией целых арсеналов, и с подрывами на рейдах начиненных взрывчаткой судов (а такие в Истории уже случались). Даже одновременный взрыв целого полка 'польских летающих сцепок' был приведен, как менее мощный аналог взрыва урановой бомбы. И все равно, не складывалась в голове майора картина. Казалось, что, вот, подберут ученые рецепт новой взрывчатки за полгода, и можно будет просить о переводе на другой участок работы. Через месяц это благодушное настроение пошло на убыль. Начало сказываться увеличение знаний по проблеме 'расщепления атомного ядра'. На первый план вначале выходили задачи по консолидации производственных и научных мощностей да постройка целого завода по обогащению урана. И еще требовалось стремительно запустить проектирование первого уранового реактора. Просветление наступило, когда Валентин понял, что практически нет целых отраслей промышленности, необходимых для производства урана, и негде взять необходимое для создания реактора оборудование. Почти все нужно строить заново. Даже мастеров и рабочих нужно массово учить и переучивать. Но оставалась надежда, что вскоре и этот процесс наладится, и уже дальше-то начнется резкое ускорение работ...

К концу 1939-го отношение поменялось еще более кардинально, проблема оказалась титанически сложной и требовала многих лет неистовой работы. Сильнее всего понимание специфики стало прогрессировать в голове Кравченко после заслушивания закрытого доклада Я.Б. Зельдовича и Ю.Б. Харитона. Причем первым этапом работы Валентина Александровича, как раз и стало обеспечение секретности в стране по всем атомно-урановым научным направлениям. Пышущих энтузиазмом и патриотизмом ученых-физиков пока более интересовал научный приоритет страны и их личное первенство в изысканиях по новейшей научной теме. Они готовы были срочно трубить в статьях по всему миру про новизну своих подходов, чтобы стать зачинателями нового направления и маяком для новых адептов. Вот поэтому, майору госбезопасности пришлось этот восторг 'научных светил' слегка притушить. Индивидуальные беседы с учеными вроде бы давали толк, но попытки широкого обсуждения, все же, не прекратились. Первоначально Я.Б. Зельдович с Ю.Б. Харитоном планировали зачитать свой доклад по атомной теме, открыто, на семинаре Ленинградского физико-технического института. Кравченко доложил народному комиссару Берии, и получил жесткий запрет открытых слушаний. Мероприятие прошло келейно, но не менее плодотворно. Наступал этап детальной организации проекта. По примеру Давыдовского УПР, решено было создать отдельное управление, да еще и замаскированное под гражданское ведомство.

Для работы над атомным проектом было создано секретное 'Управление полярного строительства' (УПС, в просторечии 'Тундра'). Логика в этом была. Уже сейчас приходилось искать место для будущих испытательных полигонов, и Арктика для этой цели подходила лучше всего. А взаимодействие с Управлением Северного Морского Пути позволяло удачно легендировать привлечение крупных инженерно-строительных сил. Но прежде, чем что-то строить, нужно было сначала разобраться в потребностях, а в этом снова могла помочь только 'большая наука'. Направленным к нему ученым, майор госбезопасности в рот не заглядывал, но относился к ним с уважением. Состав 'научных светил' был представительным: Абрам Фёдорович Йоффе, Игорь Васильевич Курчатов, Лев Владимирович Мысковский, Александр Павлович Жданов, Лев Ильич Русинов и Георгий Николаевич Флеров. Помимо известных ученых были привлечены несколько бригад проектировщиков рангом пониже, вместе с расконвоированными расчетчиками и лаборантами. Управлению была поставлена задача, всего за полгода-год создать проект атомных реакторов, и проекты оборудования для обогащения урановой руды и производства металлического урана. Вот только за что и как браться в первую очередь, ученым и чекистам нужно было решить. До этого ученые двигали теорию процесса деления ядер, и все их лабораторные опыты работали лишь на отдаленное будущее. Масштабы поставленной прикладной проблемы манили, но и тревожили. Большинство членов этого нового коллектива вышли из Радиевого института. Поставленная им правительственная задача была им близка, а перспективы захватывали дух.

От разведки помимо сведений о предполагаемых конструкциях урановых реакторов на воде и графите, а также кратких оценочных сведений об ожидаемых характеристиках американской атомной бомбы, ученые получили доступ к перечню оборудования и оснащения, закупаемого их заокеанскими конкурентами из Нью-Йорка и Чикаго. Благо, соблюдаемый коллегами Силларда и Ферми, режим секретности был пока 'курам на смех' (ФБР и управление разведки Армии еще не научились нормально работать). Это преимущество давало советским ученым возможность не блуждать впотьмах, а более осмысленно подойти к решению задачи, что называется — 'зная прикуп'. Часть вопросов для нового направления должны были разрабатывать профессор Ландау со своими коллегами по Институту физических проблем. Кроме того, в УПС помимо отдела физиков-ядерщиков появился строительный отдел и металлургический отдел. Во главе последнего встал старший инженер ВИАМ Скляров Николай Митрофанович, работы которого патронировали лично Директор института металлургии и материаловедения Бардин Иван Павлович и профессор московской горной академии Павлов Михаил Александрович. В заместители Склярову был назначен молодой, но уже опытный и очень талантливый металлург Иван Григорьевич Арзамасцев, вызванный из Сверловской области с Серовского металлургического завода. Этому отделу помимо задач получения металлического урана, ставились параллельные задачи по разработке жаростойких и прочных сплавов для реактивщиков (эта работа шла параллельно с ВИАМ и институтом Стали). Поэтому сюда, бывший руководитель майора ГБ Кравченко, старший майор ГБ Давыдов, получил "ограниченный доступ в части касающейся"... В остальном секретность атомщиков была возведена в ранг культа, сотрудников режимных и охранных служб накрутили изрядно. Для проверки, нарком НКВД Берия сам же инициировал несколько провокаций с поддельными документами, успешно выявленных бравыми чекистами. По счастью, до стрельбы по пойманным "условным шпионам-диверсантам" дело не дошло, но бодрости этот инцидент добавил всем...

Мозговые штурмы шли несколько недель. Затем начался процесс разработки проектов сразу двух водяных урано-графитных реакторов. Один из них предполагалось сделать энергетическим для опытной электростанции, а второй должен был выдавать урановые материалы для проектируемого атомного боеприпаса (изотопы 235 и 239). Сроком окончания разработки для двух проектов был установлен август 1940 года. К январю 1940 года силами УПС удалось только оснастить в Чите металлургическую лабораторию и представить проект опытной центрифуги. Помимо этого начался сбор накопленных рудных концентратов. И несколько изыскательских партий были отправлены для разведки рудоносных районов в Читинской области и в Казахстане. Проектировщикам реакторов пока было нечем похвастаться, их работа к январю едва-едва вошла в рабочий ритм...

* * *

Черновое обновление от 15.09.17 / Авиационные новации и международные проекты в предвоенное время/ — не вычитано //

* * *

В мире усиливался политический кризис. На севере Европы уже готовы были сцепиться Россия и ее потерянная в годы революционного развала скандинавская провинция. На Юге в Средиземноморье шла активная взаимная охота морских сил Германии, Италии, Болгарии против флотов Британии, Франции, Греции и Югославии. На востоке Япония все более усиливала стальной нажим на своего материкового соседа (Китай). А внутри границ того соседа множество различных сил никак не могли договориться и организовать единый фронт противодействия агрессору. Как раз в этот момент на всех упомянутых ТВД стала все сильнее ощущаться нехватка современной авиатехники. Словом, наступало благословенное время для мировых производителей оружия. Для захвата сегмента рынка, как правило, приходилось пускать пыль в глаза, и новые образцы для этого годились лучше всего. Однако эпоха дефицита позволяла сбывать, не только новый, но и залежалый товар. К примеру, весьма средний во всех отношениях кроме цены американский истребитель 'Кертисс Р-36', несколько лет шел нарасхват по всему миру. А в Китае даже попытались наладить его серийное производство, правда, без особого успеха. Но, к концу 1939 стала очевидной излишняя дороговизна этой машины, что существенно поубавило аппетиты заказчиков. Более того, "Арме дель Эр" (ВВС Франции) находилась в поисках куда более дешевого, но столь же эффективного боевого самолета. Одним из таких образцов оказался удешевленный аналог американского истребителя 'Кертисс Р-36', голландский истребитель 'Кулховен FК-58'. Эта машина была специально спроектирована в 1938, как лучший бюджетный вариант истребителя для невзыскательных, но не нищих. Конструктор аппарата Эрих Шацки был немецким евреем, сбежавшим из гитлеровской Германии. На его бывшей родине о нормальной конструктороской работе, равных с немцами правах и даже просто о спокойной небедной жизни, еврею можно было и не мечтать. И в поисках свободы и самореализации оказался в Голландии. А идеи у Шацки были наисовременнейшие. Однако в фирме 'Фоккер' те его идеи вызывали скепсис, как излишне дорогой подход к производству. И на основе упрощенного проекта Шацки Фоккером был построен лишь куда более скромный и консервативный коллониальный истребитель 'Фоккер FD-XXI' с неубирающимися шасси и грубоватой аэродинамикой. Самолет вышел удачным, и стал поставляться в ВВС Голландии, а также в Швецию и Финляндию. В декабре с такими машинами даже покрутились в воздушном бою русские истребители под Каргополем. Там 'двадцатьпервые' показали себя в целом неплохо, хоть и понесли существенные потери. Но самому Шацки было мало концептуально упрощенного FD-XXI. Его мечтой было создать быструю, маневренную, прочную, но при этом дешевую и максимально легкую в производстве и обслуживании машину. Покинув, непонятым и обиженным излишне прагматичный коллектив 'Фоккер', Эрих смог реализовать свои мечты в цехах компании 'Кулховен'. Так и появился в 1938-м году скоростной моноплан 'Кулховен FК-58', в конструкции которого слились воедино и собственные разработки Кулховена и новейшие концепции Шацки. Самолет имел убирающееся шасси, закрывающийся фонарь, радиостанцию, мог разгоняться быстрее 500 километров в час, и нес приемлемое вооружение из четверки пулеметов. Вдобавок, чрезвычайно технологичную машину (стоившую почти в два раза дешевле Р-36) можно было производить в куда больших количествах, нежели дорогие аппараты вроде 'Девуатина D-520', 'Блока MB.151' и прочих. И Французское министерство авиации уже подумывало о замене 'пятьдесятвосьмыми' совсем не дешевых американских заказов авиатехники, для оснащения авиачастей колониальных войск в африканском Джибути и Алжире. Поглядывали на эту машину и другие страны. Да и военные авиаторы Голландии подумывали о немаленьком заказе 'Кулховенов' для авиачастей своих островных колониальных войск. Единственным останавливающим моментом была необходимость разворачивания полноценного серийного производства, которое пока было еще в стадии опытных работ.

Французы еще только подумывали о размещении производства FК-58 на заводах своей авиапромышленности, измученной слияниями и политикой прототипов. Но пока Франция лишь выгадывала себе перспективы, очередная делегация восточных военных, посетила Голландию, и впечатленная рекламными проспектами новой машины, предложила свой вариант счастливого будущего фирме 'Кулховен'. Вот так, конкурент голландской авиафирмы 'Фоккер', внезапно для себя стал обладателем вкусного зарубежного контракта. Правда, сам контракт оказался довольно странным. Китайско-монгольская делегация в этот раз поставила в известность, производителя, что хочет строить самолеты не в Европе, а где-нибудь поближе к границам Монголии и Китая. Причем такое место должно было быть безопасным, и удовлетворять еще массе разных условий. Предложенные хозяевами голландские колонии на Филипинах, были почему-то забракованы (якобы из-за риска морской войны в регионе), а сам придирчивый заказчик выбрал русское Забайкалье. Там, нейтральный Голландии, Китаю и Франции Советский Союз уже предоставил место для концессии, сырье, электроэнергию и даже рабочих. Поскольку переговоры с русскими прошли еще в ноябре, договор был гостями заключен, и работа там уже шла. На выданном в аренду участке вблизи ответвления железнодорожного полотна Транссиба рядом с Иркутском уже были возведены: ТЭС, поселок, склады авиаматериалов, станочный цех, и даже целый завод по производству фанеры и пиломатериалов. И сейчас туда как раз свозились стальной и дюралевый прокат, просушенное древесное сырье для набора, шпон и полотно для обшивки крыльев будущих самолетов. Несколькими бригадами строителей уже возводились цеха собственно сборочных авиационных производств. Гостями, по великому секрету, было поведано руководству 'Кулховен', что СССР, в силу подписанных с Японией новых договоров о нейтралитете, вынужден сворачивать свою военно-техническую помощь Китаю. Но Китай при этом не хочет переплачивать за получение из Европы боевой техники слишком большие суммы, поэтому на перспективу строит завод в безопасном, но не сильно удаленном месте. При всем при этом, фирменный знак и юрисдикция поставщика остаются полностью голландскими, а значит, приличия и дипломатические церемонии окажутся соблюдены.

Так или иначе, несмотря, на политический кризис и войну в Карелии, на территории СССР началось производство вполне современной авиатехники в бюджетном варианте, но с капиталистическим качеством и с социалистическим размахом производства. Голландские инженеры взялись за дело серьезно. Станки закупались по всей Европе. Из Швейцарии шли прицелы, из Франции радиостанции. Планируемые к установке моторы М-88 (советская реплика 'Гном-Рон — 14") были признаны вполне достаточными для первых серий. Еще одним немаловажным условием стало расположение поблизости нового моторного завода, в областном центре Омске, где лицензионные 'Гном-Роны' начали уже выпускать на мощностях "дублера" запорожского моторного завода N 29. Причем с Рождества там надолго прописались инженеры французской технической делегации завода 'Гном-Рон', занимающиеся наладкой долгое время буксовавшего в СССР производства французских моторов. В это же время на Рыбинском заводе N 26 и Воронежском заводе N 16 в крупную серию под индексом М-106А запускалось производство рядного мотора жидкостного охлаждения 'Испано-Сюиза-12Z'. В качестве альтернативы пока еще малосерийным советским М-105. Взаимовыгодность сотрудничества двух стран в моторостроении была обеспечена крупными обратными поставками произведенных в России моторов во Французские колонии в Африке и Индокитае. Причем ответственность советского поставщика простиралась до выгрузки груза на причалы портов Латакии и Хайфона с последующей гарантией. В трудное военное время, этой комбинацией расширялся выпуск французских моторных заводов (производительность которых не справлялась с постоянно растущими запросами самолетостроителей и ВВС). Заодно, французы экономили на перевозках (ведь Советский Союз не был в состоянии войны и мог отправлять корабли по всему миру без охраны и конвоев). А СССР получал серьезную техническую помощь и развитие своих производств. В Москве опасались, что Лондон надавит на Париж, но воюющим с двумя странами британцам, сейчас было явно не до этого, и "бакинские планы" были надолго отложены. Таким образом, в новом "восточном проекте" оказались задействованы не только китайцы, монголы и русские, но и французы. Голландские инженеры были впечатлены широтой международной промышленной интеграции, и также воспылали трудовым энтузиазмом.

Чего на самом деле не знали подрядчики, так это того, что фактически были построены два завода. Один должен был выпускать адаптированные к материалам и технологиям варианты голландских самолетов, а вот второй уже начал выпуск новых предсерийных самолетов совместной разработки Поликарпова и Яценко под временным индексом И-205 (развитие И-180 и И-28). Эта машина должна была разгоняться до 580-600 километров в час и более. И могла нести вооружение в количестве четырех новых авиапушек Б-20, и до 400 кг бомб на подкрыльевых пилонах. А рядом в еще одном ангаре началась постройка прототипа истребителя-бомбардировщика конструктора Кочеригина с внутренней подвеской бомб-торпед (до полутонного калибра включительно). Фактически Кочеригин получил задание дать ВВС РККА так необходимый им одномоторный пикировщик, но с истребительными чертами и современными ТТХ. Правда крутое пикирование более 55 градусов на машине не предполагалось. Между двумя машинами (И-205 и БИ-3 что означало "бомбардировщик-истребитель") сразу закладывался довольно высокий уровень унификации. Мотоустановки с редукторами, выхлопными патрубками создающими дополнительную тягу, и юбкой регулирующей охлаждение. Оборудование кабин с приборными панелями. Фонари кабины из бронестекла по типу "капля" с большой сдвижной секцией и малой неподвижной под установку прицела, сам прицел. Штурвал и элементы системы управления. Бронеспинки, топливные баки в крыле, колеса шасси и частично синхронное вооружение (на БИ-3 планировалась только две пушки и два пулемета). К тому же обе конструкции проектировались под новый панельно-агрегатный метод сборки. В качестве двигателей для них пока планировалось использовать те же самые моторы М-88 мощностью 1100-1200 л.с. (советская реплика 'Гном-Рон-14'), с ними скорости самолетов должны были достигать 520-580 километров в час (после установки систем непосредственного впрыска топлива ожидалась прибавка на 30-40 километров). Впрочем, московское руководство рассчитывало вскоре получить и более мощные отечественные моторы М-71, М-81, М-82 (диапазоном мощностей 1500-2100 л.с.). А с такими моторами, оба боевых самолета вероятно могли потягаться в скорости с лучшими серийными и, возможно, даже с новыми истребителями вероятных противников. В результате толково проведенных переговоров, страна получала как международный контракт, так и полноценный завод в восточной части страны. Да и новая, передовая авиатехника впитывала в себя не только отечественные, но и зарубежные достижения, что не могло не сказаться в будущем на ее качестве и боевых характеристиках. Впрочем, до первых испытательных полетов новых отечественных самолетов было еще много месяцев. Хотя ряд технологических новинок уже проходил испытания на серийных истребителях И-180 и опытных И-282. А вот, освоение передовой технологии (и советской, и голландской) шло семимильными шагами. Группы советских инженеров из Горького, Москвы, Саратова, под видом бригадиров рабочих, сменяли друг друга на новом производстве. Одновременно с регулярной ротацией самих рабочих между импортным и отечественным заводами. Вскоре высокое качество голландских авиастроителей должно было прописаться и в цехах советских заводов...

Бонусом в этом совместном проекте стало льготное получение "китайцами" лицензии на разработанные фирмой "Кулховен" редукторы соосных винтов противоположного вращения, установленных на прототипе FК-55. Этот интересный самолет был концептуальной копией скоростного самолета американской фирмы "Белл" с задним расположением мотора, и с расположением пилотской кабины сразу за отсеком вооружения и редуктора винта (будущей "Аэрокоброй"). Голландцы свой аппарат подняли в воздух раньше, но увидев массу сложностей, отступили, отложв свой проект на будущее. А полученные китайцами для ознакомления соосные редукторы винтов двух моделей (а на самом деле получили их советские инженеры), после Нового 1940-го года сразу же попали в цепкие руки УПР, где в Харькове и Подмосковье как раз с большим трудом шли работы по созданию турбо-винтового двигателя на основе "Кальмара". И подобные, полученным от голландцев, редукторы винтов противоположного вращения занимали в том проектировании далеко не последнее место, и уже выпили немало конструкторской крови...

Черновое обновление от 24.09.17 / Трудности ВВС противника, и гешефты 'гаврской шайки'/ — не вычитано //

* * *

Жилль Суво не сразу поверил в удачливость своего нового нанимателя-подельника прибывшего в Бель Франс из Америки. Подумаешь, вытащил его из тюрьмы, и пристроил к делу?! Ну что ж, свой долг он вернул Моровски уже на вторую неделю, работая с 'профсоюзом', и доставая в обход таможни всякие железяки для их странной компании. Конечно, пусть не глубокая благодарность, но некая симпатия к Шустрику у Жилля осталась. Ведь американец собрал из 'гаврских сидельцев' очень интересную шайку. С Карлито Понци было довольно приятно работать, как, в прочем, и с остальными бывшими гостями Гаврской камеры предварительного заключения. Понци администрировал, Вигаль творил, металлист с наборщиком работали, а он, Жилль, очаровывал людей и налаживал связи. Каждый оказался при знакомом и любимом деле. Появилось даже некое ощущение уюта. Словно в гостях у дальних родственников. Нанятая типография помогла 'почистить перышки', и подготовиться к получению настоящих документов, оплату которых снова взяли на себя заокеанские гастролеры. Вот, только серьезного куша, на горизонте не наблюдалось слишком долго. А если нет куша, то зачем нужны эти хлопоты?! Ответ на этот вопрос пока был для Суво сомнительным — 'все появится в свое время'. И приходилось ждать, продолжая эту непонятную игру в порядочность. Потом был отъезд, и прощание с Понци. Вновь вся их компания собралась уже в Амстердаме, где Жиль снял им новые апартаменты, мастерскую и арендовал ротатор. Потом были поездки в Бельгию и Швецию. В дороге Жиль ненадолго забывал о своих сомнениях. Приезжали гости из-за океана. И некоторые интересные дела, провернутые с их подачи, убеждали француза, что выбор он сделал, все же, правильный. Их маленькая фирма, оказалась нужна многим. Сделать документы — запросто. Договориться о провозе груза — не проблема. Получить лицензию, купить патент или заказать необходимое оборудование — легко. Заезжали к ним и прочие знакомые Шустрика, из Польши, Греции, и Дании. Говоря по-американски — бизнес крутился.

Между тем, и сама жизнь мошенника потихоньку улучшалась. Помимо хороших знакомств, он обзавелся легальными документами помощника адвоката, и честно получил целую пачку настоящих рекомендательных писем. Даже приобрел необходимую для его новых занятий респектабельность. И хотя, Жиль и раньше пыжился казаться удачливым посредником, но только теперь стал на такового по-настоящему похож. Удалось даже завоевать известность и некоторое уважение в среде таможенных брокеров в пограничных и портовых городах, и удачно влиться в ряды прочих поверенных и стряпчих. Да и в здания судебных и прочих присутствий Жилль теперь входил без малейшего душевного трепета. В кармане и в папке крокодиловой кожи теперь всегда находились полностью легальные 'индульгенции', не позволяющим голландским, бельгийским, шведским, датским и прочим полицейским найти даже малейшего повода для его задержания. К тому же, теперь его фамилия писалась несколько иначе, поэтому даже запросы в Сюрте были не слишком опасны. И жизнь у старого 'фармазона' потекла тихая и спокойная, словно у добропорядочного бюргера, не знакомого с криминалом. Вроде бы и деньги в бумажнике стали появляться, передвигался все чаще на взятых на прокат машинах. И одеваться стал у портного, а не на барахолке. Можно было даже раз в неделю посидеть с какой-нибудь вдовушкой в ресторане, в качестве прелюдии приятного вечера. Но все равно точила старого мошенника заноза (ну где же, этот 'канальский куш'?!). Ну, никак не верилось Жиллю в законопослушность американцев. И когда терпение уже стало покидать француза, испытанная интуиция провозгласила, 'подожди еще чуть-чуть!'. И Жилль, с растущим нетерпением снова окунулся в ожидание. И вскоре дождался...

Сигналом к гонке за кушем стал приезд очередного курьера от Валлоне из Милуоки. Молодой итальянец о чем-то целый час шептался с хитрым Понци на их щебечущем языке. Вскоре, новости коснулись и ушей Суво. Оказывается, друзья Шустрика в стане добровольцев, сейчас занимались сбытом доставшейся им в Польше авиатехники. На продажу выставлялись самолеты, моторы, запчасти... Вот только стрелкового и бомбового вооружения и боеприпасов, в этом списке не было. Инсайдерские сведения давали возможность удачно вклиниться в цепочку реализации, где-нибудь между старым и новым владельцами имущества. Переведя на французский всю эту историю, старый Понци весело подмигнул своему приятелю, и на лице Суво расплылась предвкушающая улыбка. Он дождался! Шустрик, явно не хотел светиться сам в этой сделке, и потому лишь обозначил подельникам толковые схемы выхода на продавцов, покупателей и контролирующие ведомства. И еще, контакты представителей ремонтных и самолетостроительных заводов в Бельгии Шустрик также прислал. На выкуп нескольких имеющих рыночную историю мелких фирм-посредников деньги давала Семья из Милуоки. Даже банковский кредит под залог американских ценных бумаг был предусмотрен. Тут Жилль разом убедился в мудрости Шустрика, и сразу же вызвался поучаствовать в продаже этого 'клада милитариста'. Единственное, что его слегка огорчило, так это затянутость самой процедуры по времени. Вся эпопея была разбита на несколько этапов. Первую партию хорошо подготовленного товара, зачем-то, непременно, требовалось скинуть нищим финнам, вооружающимся против русских. Почему нельзя было устроить аукцион — 'кто больше предложит', и получить толковую прибыль, Суво не понимал, но догадывался. По-видимому, вместо оптового сброса за хорошую цену, но с мелким кидаловом, тут планировалась какая-то хитрая "многоходовка". Впрочем, отказываться от участия в ней, француз не собирался. И вскоре, дело закрутилось...

В ноябре Жиль приехал в Россию, под именем Мориса Легара — технического директора задешево выкупленной в Брюгге торговой компании-посредника. Документы у него в этот раз были чужие, но надежные. Нужно было заключить со штабом 'Добровольческой Армии' долгоиграющий контракт на перепродажу в Бельгии, Голландии и в Скандинавии, не используемого летного парка. Когда-то Суво точно также торговал в Марселе и Ницце угнанными автомашинами. Так, что задача была для мошенника в целом привычной. Добирался кораблем до Эстонии, и поездом через Минск. На взятой Францией в аренду у России, авиабазе 'Мурмелон', ему посчастливилось установить дружеские отношения с несколькими соотечественниками из тыловых служб 'Добровольческой Армии'. Француз, француза всегда сможет понять, даже если один из них по паспорту бельгиец. Там же Суво смог наладить побочный гешефт, пригнав из Таллина цистерну с пивом, в качестве части платежа за выкупаемые самолеты. На авиабазе ему теперь всегда были рады. Первая продажа прошла вполне успешно. Прибывшие в Талин, финский подполковник с дюжиной пилотов облазили все пятнадцать этажерок, но не нашли к чему придраться. Вскоре аппараты, облетанные тут же на местном аэродроме, перелетели через пролив, над штормящей Балтикой, к столице своих новых владельцев — Хельсинки. А Суво вполне довольным вернулся в Роттердам.

* * *

После 'русского возмездия', генерал Лундквист в одночасье превратился из командующего воздушными войсками, в командира жалких шести десятков не самых современных самолетов (часть из которых еще вчера были учебными). Финская авиация потеряла за сутки сразу более сотни с лишним машин. Конечно, часть из них еще можно было вернуть в строй, но готовой к боям с агрессором воздушной эскадры сейчас не было. Единственное, что утешало, это согласие итальянцев на поставку трех с половиной десятков вполне современных истребителей 'Фиат G-50'. А перед самым началом войны успела проскочить в Стокгольм поставка американских 'Брюстеров В-239'. На новой технике, недель через пять имелся шанс подготовить два-три истребительно-штурмовых полка, что дарило надежду. А вот, наносить бомбовые удары по коммунистам, было практически нечем. И когда на стол командующего легло донесение, о готовящейся модернизации и отправке в Грецию крупной партии боевых самолетов, Лундквист задумался. Эту поставку, по идее, нужно было выкупать, и выкупать срочно. Тем более, что несколько устаревших, но вполне пригодных к боям аппаратов были получены финскими ВВС из того же источника всего чуть более месяца назад. Генерал Лундквист помнил эту бельгийскую компанию. В ноябре он лично отправлял в Талин подполковника Ларса Шалина принимать, выставленную на продажу 'Добровольческой Армией' бывшую польскую авиатехнику. В тот раз им пришлось поторопиться, чтобы товар не выкупили ушлые латыши и эстонцы. И все равно пятнадцать хоть и устаревших, но в довольно приличном состоянии аппаратов, достались Суоми задешево. Это были модернизированные самолеты из довольно известной авиабригады 'Сокол'. Добровольцы в тот раз продавали через посредника двенадцать старых истребителей PWS-10 и тройку разведчиков 'Люблин'. Первые с немецкими моторами BMW-VIz могли из себя выжать до 305 километров в час (и были лучше британских 'Геймкоков'). Вторые были откровенным старьем, но поставщик отказывался продавать одни истребители, и желал сдать разведчики 'в нагрузку'. Слишком многого от этих древних 'гробов' ждать не приходилось. И все же, совсем недавно эта авиатехника воевала с Люфтваффе, и даже в условиях значительного превосходства врага, показала себя вполне достойно. В тот раз в Талине, подполковник Шалин вместе с финскими пилотами, смогли проверить каждый самолет с пристрастием. Генерал хмыкнул, вспомнив тавтологию 'Шалин — Талин'. Подняв трубку, Лундквист вызвал из штаба Ларса Шалина, который пока остался без своих бомбардировщиков, и временно замещал начальника отдела разведки ВВС. Генерал устало потер веки, и встретился взглядом с вошедшим.

— — Здравствуйте Ларс.

— — Приветствую, экселленц!

— — Что вы думаете о бывшем польском авиапарке, подполковник? Как нам правильно поступить с продаваемыми в Бельгии самолетами? И давайте без церемоний, сейчас время дорого!

— — Разрешите уточнить?

— — Слушаю вас.

— — Что там за состав авиапарка? В каком состоянии? И куда его должны были продать?

— — Мне доложили, что это собранные во Львове самолеты особой бригады 'Добровольческой Армии'. Бомбардировщики 'Ведмежко-1', и истребители 'Ястжеб-1', из тех, что воевали в начале октября под Люблином. В Бельгии первым из них должны сейчас ставить убирающиеся шасси, как на голландских 'Фокер Т-V', и крупнокалиберные браунинги под французский патрон 13, 2 х 96 мм Гочкисса. Истребителям должны были поставить закрытые кабины по типу 'гладиаторов', обтекатели на стойки коробки, и новое шасси со свободными стойками. Модернизацию должны завершить через полторы недели. А покупатель все это ждет в Салониках.

— — Докладываю, экселленц...

— — Бросьте этот официоз, Ларс! Я вас слушаю...

— — Бомбовозы, судя по всему помесь русских 'Туполев Р-6' и 'Туполев СБ', я видел их на фотографиях. Машины это не особо скоростные, но зато цельнометаллические с обтяжкой полотном поверх гофра, для лучшей аэродинамики. С новым убирающимися шасси и 'Испано-Сюизами-12', они могли бы разогнаться примерно до 350-ти. Бомб почти тонна, и три крупнокалиберных 'Браунинга', сделают из них действительно боевые машины. Вопрос сколько их можно получить?

— — Есть сведения, что там полных три десятка, или даже больше.

— — Тогда нужно их брать, экселленц!

— — Там вроде бы есть еще десяток чуть более крупных трехмоторных бомбардировщиков менее скоростных, но способных нести под две тонны бомб. В Польше они летали только ночью....

— — Тем более, экселленц! Брать все!

— — Может, лучше, дождаться 'Бленхемы-IV'?

— — Я всего декаду, как вернулся с Острова. Завод 'Бристоль' нам их поставит не раньше конца февраля — начла марта, а значит, упустим инициативу. Большевики нас ждать не станут...

— — Ладно, что там со вторыми?

— — Что касается истребителей, а это бывшие 'Григорович И-5', то там весь вопрос в моторах. С русскими 'Райт-Циклонами' модели М-25, или с их аналогами, они могли бы выдавать скорость, примерно как у 'Бульдога'. А со старыми моторами М-22, они лишь чуть быстрее 'Геймкоков'. Да, кстати, если на них поставят новые кабины, шасси и обтекатели, то прибавится еще километров 15-20. Сколько за них хотят продавцы?

Оглашенная сумма повергла подполковника в ступор. Но количество продаваемого авиапарка заставляло задуматься. Если бы удалось все это разом выкупить, то с учетом прибывающих из Швеции и Британии добровольцев, авиапарк ВВС Суоми мог вдвое превысить свою численность на конец декабря. Тут было о чем поразмыслить. Но и препятствий усматривалось немало.

— Сколько?! Миллион долларов?!!! Они с ума сошли, экселенц! Надо сбить цену хотя бы на четверть!

— Невозможно, Ларс! Рыночная цена даже 'такой' авиатехники, и так получается, больше в полтора раза. Это не простая задача, подполковник. Министерство финансов жмется за каждую марку, выделяемую на закупки вооружения. А тут целый миллион долларов, то есть, несколько миллионов марок...

— — Экселленц. А если взять кредит в Британии?!

— — Мауно Пеккала уже столько кредитов набрал, что новый премьер Рютти и его кабинет, просто не одобрят столь крупной задолженности. Да, и если одобрили бы, то британцы неохотно дают кредиты, на закупки, производимые не на Острове! Вот так-то Ларс!

— — Одобрят, экселленц! Если уговорим главнокомандующего. Но думать долго нельзя, их выкупит Греция или Абиссинцы. Мы еще можем успеть первыми! Только представьте! Целых сто десять машин!

— — Но устаревших машин. Устаревших, Ларс!

— Зато сразу! Кстати, почему 'добровольцы' их продают? Ведь им самим эта техника может пригодиться в Архипелаге?

— Вероятно потому, что заканчивается срок аренды, но остается возможность выкупа на льготных условиях. Вот, только у 'ДА' таких денег нет и в помине. Поэтому, этот актив куда больше интересует штаб их армии, именно как продаваемый 'горячий товар'. Но, цену они не снизят, поскольку наняли посредника, которому нужны свои комиссионные.

— — Может, хотя бы выкупить часть авиапарка?

— — Они продают все сразу, и на этом стоят твердо! А у нас нет времени долго торговаться. Или берем или отказываемся! Ладно! Летите в Антверпен, полковник. Еще раз поглядите, на этого 'кота в мешке' и поищите варианты сбросить цену. Если сможете найти приемлемый вариант, не ждите ни минуты, выкупайте! Не найдете, возвращайтесь. Будем воевать тем, что есть.

— — Слушаюсь, экселленц!

Возглавляемую Шалиным закупочную комиссию отправили из Стокгольма в Антверпен на арендованном 'Локхид-Электра'. Вожделенную финнами технику, собирались продавать на Юг Европы. Якобы поэтому ее провезли через проливы, даже не предложив балтийским государствам. Самолеты нужно было собрать, протестировать на земле и облетать. Два полета на 'Ястжебе-I' и на 'Ведмежко-I', убедили Ларса, что дело, похоже, стоящее. После всех облетов большую часть самолетов, требовалось разобрать, и упаковать в ящики для отправки морем через Швецию. Эту армаду из 65 истребителей 35 средних и 10 тяжелых бомбардировщиков нужно было срочно выкупать. Вот только запрошенный миллион долларов изрядно портил подполковнику настроение. На такие деньги, можно было бы спокойно накупить втрое или вчетверо меньший авиапарк, зато полностью современной авиатехники. Тех же 'Брюстеров В-239', к примеру. Или дивизион бомбардировщиков 'Бристоль Бленхем-IV'. Но все же, получить сразу больше сотни боевых самолетов! Нет, устоять против такого искушения, было решительно невозможно! Закупщики финнов торговались два дня. Наконец выяснилось, что посредническая фирма интересовалась помимо получения денежной оплаты, поставками экзотического мяса в британскую и голландскую ресторанные сети. Причем один срочный контракт на такие поставки уже был ими заключен. Поэтому поставки необходимо было развернуть в ближайшее время. Посредник мог пойти навстречу ожиданиям покупателя, только если вместо планируемой закупки лесной дичи, им немедленно предложат мясо молодых оленей. Это означало, что появлялась интересная возможность обменять часть авиатехники на крупную партию замороженной убоины, за остальную часть нужно было платить 'живыми' деньгами. Но под таким углом зрения, контракт становился вполне реальным, и был тут же, согласован. Покупатель обязался в недельный срок поставить несколько вагонов свежезабитого и замороженного оленьего мяса. Финские пилоты перегоняли первые четырнадцать модернизированных 'Ястжеб-1' своим ходом через Амстердам и Стокгольм. Следующая партия готовилась к отправке, и завершала модернизацию. Третьими должны были уплывать на корабле в разобранном виде двенадцать бомбардировщиков. Посредники получали денежный залог в размере трети общей суммы. Все довольны, все счастливы. Вот только, указанная в контракте сумма неустойки за затягивание финнами поставки мяса, оказалась больше суммы залога. Да еще и расторгнуть контракт поставщик мог в любой момент, в случае задержек с выполнением условий их финским контрагентом. Шалин немного понервничал, но после телефонных консультаций с интендантской службой в Хельсинки и лично с командующим ВВС, успокоился. И в тот же день, подполковником и сопровождавшими его интендантами контракт был подписан...

В прессу тут же просочились репортажи о самоотверженности финских саамов, решивших помочь своей стране в получении импортного вооружения. Газетчики атаковали улетающих из Антверпена на купленных самолетах финских пилотов. А несколько репортеров бельгийских и голландских газет даже выехали в Суоми для отражения в репортажах этой патриотической истории. Правда, вскоре из воюющей с СССР северной страны потекли совсем не бравурные новости. Примерно через неделю, 'самолетно-мясной' контракт был со скандалом расторгнут бельгийским поставщиком, с требованием неустойки. Причем, расторжение случилось в полном соответствии с условиями контракта, из-за срыва покупателями авиатехники поставок оленьего мяса. И тот срыв поставок сопровождался очень неприятным инцидентом. Как, потом подробно расписали в газетах очевидцы, саамы были не в восторге от приписанного им патриотического действа. Продовольствие закупалось у них и раньше, но без спешки и аврала, и с уважением к соблюдению традиций оленьего народа. Старшины и в этот раз согласились на поставки, но четко оговорили порядок пригона оленьих стад и забоя. А вот, дальше начались проблемы.

Несколько хладобоен интендантского ведомства ожидали скорого прибытия оленьих стад, спешно выкупленных у саамских старшин правительством. Стада задержались в пути уже на целые сутки, из-за атак, резвящихся над полями и дорогами Суоми русских штурмовиков и пикировщиков. В это же время, рядом с хладобойнями прямо по полям, другие саамские роды спешно перегоняли свои стада, эвакуируемые подальше от опасных районов. Кто-то из интендантов видимо решил, что ждать заказанных оленей рискованно, и предложил саамам-пастухам отдать часть их стада на бойню. Взамен, тем были обещаны другие олени из числа ожидаемых. Саамы на столь поспешное предложение восторга не высказали, и согласия не дали. Разгорелся яростный спор, в ходе которого дошло до рукоприкладства. Кто там первый начал стрелять, не смогла потом установить даже правительственная комиссия. Главным стал итог. В перестрелке погибли и были ранены несколько финских солдат и саамов, а часть эвакуированных оленей все же, попали на бойню. Причем, если по договору с саамами, те обещали 'чистый забой', предполагающий предварительное усыпление-удушение скота, то после конфликта, саамские забойщики покинули хладобойни, и финнам пришлось обходиться своими силами. К тому же, остаток своего уменьшившегося в поголовье стада саамы со стрельбой увели от места заклания. Мало того, задержавшиеся в пути оленьи стада, предназначенные под забой, были тут же развернуты обратно, оперативно получившими сигнал об инциденте старейшинами саамов. И, крайне некстати тут оказавшиеся европейские журналисты, никак не могли пройти мимо такой сенсации, поэтому моментально передали телеграфные сообщения в свои редакции. Так, что сведения о нападении финнов на мирных оленеводов разошлись далеко. Контракт на поставку авиатехники был сорван. Финны успели получить помимо первых модернизированных И-5, еще шесть таких же аппаратов в разобранном виде. Причем последние прибыли морем в деревянных ящиках, вместе со всяким хламом, в неполной комплектации, с сильным износом и без моторов. Да и первые из поставленных аппаратов уже через неделю показали ошибочность сделанного выбора. Двигатели М-25 оказались с минимальным остаточным ресурсом. Поэтому все четырнадцать 'Ястребов' уже через несколько дней после перелета начали выходить из строя во время тренировочных полетов. А после замены русских моторов старыми французскими 'Юпитерами', все они едва могли выжать двести шестьдесят километров. То есть были ничуть не лучше И-5, недавно сбитого в Лапландии капитаном Терновски.

Вызванный к командующему подполковник Шалин, не находил слов для доклада своему патрону. На лице бывшего командира бомбардировочного полка царили стыд и растерянность.

— Ларс, вы что-нибудь понимаете?

— Нет, экселенц! Это похоже на издевательство. Формально бельгийцы правы, наша сторона не выполнила прописанные условия. Но из-за столь мизерной задержки рвать контракт... И это их столь циничное выплевывание огрызка нашего заказа, притом, что им досталась хорошая денежная компенсация! А уж эта их подлость с моторами...

— — Похоже, мы попали в ловушку, подполковник. Я уверен все это придумали русские. Да, чеpт меня раздери, прямо в мотор! Чтоб мне неба не видеть, это точно они!!!

— — Но как? Как, экселленц?! Эту фирму проверяли еще в ноябре, они работают давно...

— — Нет никакой фирмы, Ларс! Те, с кем мы подписывали контракт, перепродали свои права на оставшуюся авиатехнику другой совместной франко-бельгийской фирме в Госселье. И, те уже заключили контракт с Абиссинцами на поставку им самолетов! И никакой суд нам не поможет, Ларс! Они просто знали, что мы не успеем выполнить свои обязательства. Русские не зря три дня подряд бомбили дороги, предварительно разбросав листовки с предупреждением! Вот так-то подполковник.

— — Я готов немедленно подать в отставку, экселленц!

— — А воевать с русскими кто будет! Я! Я один!? В отставку подать легко! В случившемся нет вашей вины. Никто не мог знать об этой провокации. Никто!

Генерал закурил сигарету, и кое-как справился с душившей его бессильной яростью. Терять лицо даже перед офицером своего штаба он права не имел. Он смог успокоиться, правда, не надолго.

— — Если бы кроме вас там не было представителей интендантского ведомства, то не только вам, а еще и мне грозила бы отставка. Так что, не вздумайте предавать огласке низкие ТТХ купленного нами 'русского крылатого дерьма'!

— — Я понимаю...

— — Все должны думать, что проблема только в срыве контракта из-за волнений саамов. Только в этом! Кстати, и тут нас русские переиграли — саамы уже отозвали своих военных из армии. В Валпо поговаривают о связи саамов с русскими. Но это вряд ли...

Как, впоследствии, выяснилось, заказ крупной партии оленьего мяса также был инициирован кем-то со стороны. Ресторанные сети о нем знать не знали. Уже с середины декабря, продаваемые в Бельгии самолеты, не принадлежали ни арендодателям, ни арендовавшей ее 'Добровольческой Армии'. А после срыва контракта с Суоми, несколько посреднических фирм последовательно перепродавали свои права на авиатехнику, так что концов было уже не сыскать.

В европейских газетах к тому моменту уже хорошо примелькались несколько псевдонимов бывшего французского, а ныне свободного европейского репортера Вигаля. Его острые статьи, редко были первыми, зато они с бескомпромиссностью жестко высмеивали лицемерную политику властей европейских стран. И если бы не проживание в Бельгии и Голландии, да не постоянное использование новых репортерских имен, то вероятно, сидеть бы 'борзописцу' во французской или британской тюрьме. Обе эти демократические страны, очень ревниво оценивали появляющиеся на страницах газет мнения о своей внешнеполитической деятельности. И случись появиться хоть малейшим намекам на крамолу, как сразу для отдельных представителей свободной прессы наступали тяжелые времена. И даже самым известным 'глашатаям истины' частенько приходилось умерить свою прыть, дабы согласовывать содержание своих статей с мнением властей. Но Луи последнее время очень везло на 'горячие' новости. Одно время ему присылали почти готовые репортажи из Польши, Греции и даже Америки. Старый Гаврский знакомый, старался не давать ему заскучать, и когда лично, а когда через знакомых, присылал Луи довольно 'вкусные' сюжеты. Но в этот раз Вигаль оказался не первым. Несколько 'желтых бульварных листков' уже успели напечатать свои бредовые статьи о том, как — 'финны, чтобы побороть начавшийся голод, устроили массовую резню малого народа, и продают британцам под видом оленины, мясо саамов, закупая на выручку канадскую пшеницу'. Кто-то из газетчиков даже печатал истеричные заметки о массовых расстрелах саамов, за то, что не успели выполнить заказа правительства. Более взвешенные издания писали, о массовом забое скота, начале волнений среди финских саамов, и кризисе правящего кабинета Финляндии. Как повелось еще с сентября, первую скрипку в этом 'новостном оркестре' играли несколько некрупных французских, бельгийских и голландских газет. Далее новость уже подхватывали 'лидеры прессы'. К середине января уже все европейские газеты надрывались, описывая ужасы 'оленьей бойни', выражая сочувствие гибнущему саамскому народу. Несколько бежавших в Норвегию саамов были с пристрастием допрошены газетчиками и подтвердили начало активных репрессий против саамов в Финляндии. Отлично понимающая скотоводческие проблемы Монголия тут же выступила с трибуны Лиги Наций, требуя самоопределения для малого саамского народа, и для финских карелов, которые также давно страдают под пятой жестоких финских шовинистов. И хотя тот демарш кроме СССР и Тувы никто не поддержал, но международными последствиями такой атаки стали отказы финскому правительству в предоставлении вооружения. На новые заказы у финнов денег уже не было, даже американцы пошли на попятную. После 'саамско-оленьей' газетной шумихи, и федеральное казначейство отказано в новом кредите. Тридцать итальянских истребителей 'Фиат G-50' и сорок американских 'Брюстер В-239' становились последними крупными поставками авиатехники в воюющую Финляндию. Зато, из-за того скандального заказа, пролетали фанерой поставки более-менее современных голландских истребителей 'Кулховен КН-58' и французских 'Моран-Солнье МS-406'. Оба контрагента хотели за свою продукцию 'живые деньги', которых у Суоми не было. Вот так 'мясной контракт' стреножил раскатавших губу соседей. Остатки техники по другим контрактам можно было, как говорят русские, 'ждать до морковкина заговенья'. До середины марта получение новых самолетов Финляндией становилось просто не реальным, а за это время многое могло измениться.

* * *

Значительную часть прибыли от этой сделки в итоге получили Семья Валлоне, 'гаврская компания', и советская разведка. Впоследствии выяснилось, что оставшаяся в Бельгии авиатехника все-таки прошла модернизацию. Частично это было сделано, за долю малую от суммы неустойки, частично за кредиты, полученные во французских банках и внесенные эфиопами. Вскоре, большая часть аппаратов была отправлена в Джибути для передачи Абиссинским ВВС. Десять бывших ТБ-1 с добавленным еще в Харькове третьим мотором, в переделанной носовой части фюзеляжа, теперь вполне могли выжать под двести тридцать — двести сорок километров в час, и нести около двух тонн бомб (все три мотора были М-100А — мощностью 860 л.с.). Нареченные в эфиопской традиции 'Леопардами-I' русские истребители И-5 с улучшенной аэродинамикой и перебранными британскими моторами 'Bristol Pegasus XII B', доставшимися эфиопам от Сил Поветжных, были способны разогнаться до 340 километров в час. Теперь они сравнялись в боевых качествах с еще недавно стандартными британскими 'Бульдогами'. А названные 'Тиграми-I' штурмовики-бомбовозы Р-6М (Бывшие 'Ведмежко-I') с парой русских 'Испано-Сюиз' на крыльях и обтянутым полотном планером, недавно заработали себе в Польше отличную репутацию. Поэтому, в плане модернизации, им досталось лишь голландское убирающиеся шасси. И теперь машина выдавала те же 340 километров в час, с восьмистами килограммами бомб. Или могла летать с полутонной загрузкой, зато на приличную дальность. Все эти характеристики для Африки могли считаться вполне приемлемыми. Трехмоторные 'Носороги' (Бывшие ТБ-1) в Абиссинских ВВС становились ночными бомбардировщиками. Остальные самолеты после обучения экипажей должны были воевать против Аэронаутики во второй линии. В первой было зарезервировано место для более скоростных 'Дроздов' и 'Тигров-II' (СБ — югославской сборки).

К слову сказать, часть, ставшей скандально известной, авиатехники оставалась на складах в Бельгии. После 'авиационно-мясного инцидента', про этот 'неликвид' на несколько месяцев все дружно забыли. Но когда пришло время поставить в строй и эту матчасть, то 'русско-польско-бельгийские эрзацы' в считанные недели доказали скептикам, что даже устаревшие самолеты при правильном их использовании способны на многое. Однако пока их время еще не пришло...

А, вот, для прожженного преступного альянса Понци и Суво как раз наступали волшебные времена. На полученные суммы им предписывалось развернуть засекреченное производство фальшивых денег (в первую очередь американских долларов и рейхсмарок). Если первые бельгийско-голландские проекты 'Шустрика' Гаврской шайке принесли лишь известность в среде местных деловых, то новая афера с моторами и оружием, принесла нехилые дивиденды. А с такого куша уже можно было развернуться. К тому же, сам 'Шустрик' планировал убедить бельгийских военных в необходимости выкупа зависших в Антверпене военных грузов. А значит, вскоре могли открыться куда более многообещающие перспективы. Кстати, сам Пешке-Моровский уже прислал на адрес мастерской Анри телеграмму о своем прибытии в Бельгию в первых числах февраля. И Суво понял, что его терпение непременно окупится. У него с подельниками все еще было впереди...

* * *

Черновое обновление от 15.10.17 / 'Ботнический Фронт', боевая работа мобильных и национальных частей РККА — первые победы Маргелова / — не вычитано //

* * *

Стрельбы слышно не было. Улицы капитулировавшего перед натиском ударных частей Рованиеми гудели 'многоголосым Вавилоном'. Навстречу ему попалось сразу несколько национальных рот народных армий. Причем понять, кто там, в метели, марширует, карелы или финны, не смог даже вслушиваясь в слова строевых команд. По заснеженной мостовой, на мото-снегоходах метались деловитые посыльные. Газогенераторные грузовики, чахоточно кашляя, и переваливаясь с боку на бок, словно объевшиеся гуси, развозили по частям боекомплект с заново расквартированных в освобожденном городе складов боепитания. Входя в переоборудованное под штаб здание финской начальной школы, Василий упрямо нахмурил брови. Преступником он себя не считал, хотя своего вопиющего нарушения устава РККА отрицать и не собирался. В директорском кабинете над разложенной картой колдовало несколько подполковников, пара комиссаров и один очень молодой комбриг. Причем явно, судя по ромбам, неуклюже теснящимся в петлицах, звание комбрига ему присвоили, буквально, только что. Вон, еще даже нормальные знаки различия пришить к форме не успел. Поздоровался Василий по уставу. Ответили спокойно, руку для рукопожатия протянули, и по отчеству представились. Это слегка удивило, ибо, командование с нарушителями и преступниками обычно не цацкается, а сразу клизму с патефонными иголками вставляет. Захотелось, чтобы в этот раз мимо пронесло, но обнадеживать себя не стал. Упекут, так пусть упекут, он свое дело сделал. И это главное. После знакомства, временное начальство, где-то с минуту молча, со странной улыбкой, рассматривало его (словно он чудо-юдо, какое). Затем новоиспеченный комбриг Лев Михайлович Доватор нарушил молчание.

— Ты Василий Филиппович так уж сильно тут не напрягайся. Рапорту батальонного комиссара Санкина, хода не дали.

— Точно не дали? Не шутите, товарищ комбриг?

— Не шучу. Более того. О твоем... Хм... самоуправстве было доложено командующему фронтом командарму Тюленеву, и он твое самовольное решение поддержал. Вот так вот! Командарм сказал, что те отпущенные тобой на все четыре стороны финны, ему в одно место не упирались, а потому штаб армии постановил за победу похвалить, а за остальное мягко пожурить. Говорит, — 'Боевую задачу выполнил? Темп в наступлении не потерял? Потерь лишних не понес? Да еще и вражьи склады в целости захватил! Так пусть то самовольное звание ему по закону и присвоят!'.

— То есть, как же это? Я же капитаном...

— Был ты, Маргелов, капитаном, а теперь стал майором. Так что твой 'Сон Кемский' вещим оказался. И у Кондратьева я тебя своей властью забираю. Восемнадцатый лыжный полк примешь, и вливайся в ряды нашей славной лыжно-санно-броне-копытной маневренной группы. Временно над тобой старшим побудет полковник Куусинен. Задача ясна, майор?

— Так точно, товарищ комбриг! Задача ясна, приказано принять полк.

— Вот и зелень с твоего лица ушла, так тебе куда больше идет. Поздравляю с повышением, майор!

— Служу трудовому народу! Спасибо, товарищ комбриг!

— Спасибо свое командарму Тюленеву скажешь, если доведется. А если б попал ты в этот раз, 'как кур в ощип', то я бы тебя все равно по-кавказски умыкнул. Такого лихого капитана или старлея я в свою особую кавдивизию забрал бы, да сразу на лыжный разведэскадрон поставил. Не знаю, как и чего там ты на коне умеешь, зато вон, словно сразу с лыжами родился. Думаю, за год-два я тебя и в комполка бы вывел. Так что не алей, аки красна девица, майор. Будем служить, и белофиннов дальше гнать. Ясно, Маргелов?

— Так точно, ясно! Разрешите идти?

— Ступай Василий Филиппович, в соседний кабинет за новыми документами и назначением зайди.

В лыжно-санные части капитана Василия Маргелова привела неисповедимая судьба кадрового красного командира. В ноябре 1939 с должности начальника разведки 8-й стрелковой дивизии его неожиданно перевели в Специальный Лыжно-Санный Центр на базе запасной бригады под Котласом. В штабе Архангельского округа толково объяснили, что его опыт сейчас необходим именно на этом участке. Ознакомили со штатами создаваемых лыжно-санных бригад. Ничего трагичного Маргелов для себя в этом не углядел, и впрягся в новее дело со всей силой. К 20-м числам декабря ему довелось уже трижды покомандовать созданными в СЛСЦ батальонами, и передавать их обученных в том же центре новым командирам. Немного огорчало, то, что его самого в боевые подразделения временно не отпускали. Зато тренировок на долю капитана хватало с избытком. Трижды принимал участие в крупных 'Зимних Учениях'. Один раз 'условно' повоевал по первому снегу в Белоруссии. И два раза со сводными лыжно-санными полками участвовал в учебных боях на тактических полигонах под Каргополем и Тихвином. После взаимных игр 'в кошки-мышки' с совместно тренирующимися и работающими за условного противника батальонами ОСНАЗ, состоялось несколько неформальных встреч с чекистами. Поглядели на оснащение друг друга. Василию очень понравились новые автоматические карабины и легкие ручные пулеметы 'условных супостатов'. В конце 1939 года, вместе с другими инструкторами представил начальству письмо-предложение по изменению состава вооружения рейдовых подразделений лыжников. Прежде всего, предложения инструкторов Центра касались усиления артиллерии создаваемых бригад. Поскольку противостоять они должны были линейным частям и гарнизонам, критически важным было обеспечить уничтожение вражеской артиллерии на дальностях хотя бы до пяти километров. А для этой цели батальонные минометы 82 мм и тем более ротные минометы 50-мм никак не годились. Поэтому в предлагаемый штат бригад 'снеговиков' должны были добавляться минные взвода горно-вьючых 107-мм минометов, которые годились для указанных целей. Вторым немаловажным вопросом был упомянут максимальный носимый боекомплект рейдовых групп. Новаторы справедливо заметили, что во вражеском тылу, по израсходовании БК, лыжникам придется наверняка использовать трофеи. А значит, с точки зрения снабжения, практически неважно каким именно калибром будут вооружены лыжно-стрелковые батальоны. А вот, с точки зрения эффективности огня, и увеличения автономности, необходимо было резко увеличить носимый БК, для чего винтовочные патроны непригодны. Вместо двухсот патронов 7,62х54R, было бы куда выгоднее выдать на каждого стрелка на сотню больше новых патронов 6,5х44. И тогда основным вооружением лыжников, разведчиков и прочих десантников закономерно становились автоматические карабины и ручные пулеметы калибра 6,5 мм. Исключением являлись снайпера и ротные пулеметчики. Вот для них нормально годились новые самозарядные винтовки СВТ-38 и новые пулеметы ДС-39 (последний был нужен на станке с возможностью ведения зенитной стрельбы). Впрочем, как опытный снайпер Маргелов больше ценил безотказную и точную мосинскую винтовку с прицелом. Война была на пороге, и Василий не уставал просить начальство поставить его на боевой, а не в учебный лыжный батальон. И, наконец, допросился. Его родная 8-я дивизия тогда оказалась в первой волне соединений, отправленных на переподготовку и освоение будущего ТВД. Конец ноября был потрачен на расквартирование частей под Кандалакшей. Батальон Маргелов принял, оставалось завершить боевое слаживание. Для этого он без отдыха гонял малые рейдовые группы и взвода. Однако боевая работа на финской границе для Маргелова начиналось не особо радостно. В одной из рекогносцировок в район Аллакурти, его чуть не подстрелил финский снайпер. За секунду до выстрела, что-то шевельнулось в душе, и он быстро присел на колено. И тут же пуля с противным визгом скользнула по стальному шлему. А следующая четко пробила ключицу, идущему рядом сержанту Годыле, и еще одна впилась в еловый ствол. Сразу упали в снег и откатились за деревья, но раненого сержанта срочно нужно было перевязать, и тащить поближе к медицине. Хорошо, что вечерело, и по темноте удалось покинуть опасный район. Стрелять в ответ им пока команды не давали. Войны еще не было, но отдельные финские 'охотнички' в этих краях уже резвились.

Василия за тот выход для порядка выругали в штабе. Но не сильно куражились, все же, ни людей, ни оружия, он не потерял. Учеба батальона продолжалась. Отрабатывали удары лыжными частями на специально построенные тренировочные "хутора" и "деревни". Видели тренировки частей ОСНАЗ и сами с ними частенько в снегу 'вальсировали'. А потом война, наконец, вылезла из подполья. Василию пришел приказ, временно оставив батальон на заместителя, прибыть в штаб к главному разведчику корпуса. В разведотделе благожелательно приняли его доклад о текущей боевой учебе батальона, и тут же озадачили сбором разведданных в ближних финских тылах.

— Значит так, капитан, твое хорошее знание финского языка, лыжная подготовка и разведопыт в самый раз тут будут. На той стороне тебя сразу пара дел ждет. Местная агентура должна передать нам захваченного финского офицера. Ты им отдашь две радиостанции, медикаменты, продовольствие и взрывчатку. Причем, все это богатство аккуратно спрячешь и следы запутаешь, чтобы ни одна финская борзая не распутала, и не нашла. А наши чтобы все получили. Твой комдив говорил, что по лыжным рейдам и по запутыванию следов ты спец большой. Не шутил он часом?

— Следы путать хорошо умею, товарищ подполковник. Поляки не жаловались. Да и здесь жизнь заставила, научился северным премудростям. Справлюсь.

— Тогда, добре, комбат.

— Мне как, своих в рейд брать, или?

— Своих, ты пока на месте оставь. Туда вас с неба положат, поэтому я тебе других дам. Парни бывалые, даже кой-чего и подсказать смогут. Ты же сам, небось, автожиров и в глаза не видывал?

— — Так точно, про автожиры только читал. Зато парашютные прыжки с У-2 освоил на отлично.

— — Ну, значит, точно справишься. Езжай ка, давай, с сопровождающим на базу ОСНАЗ, знакомься со своими будущими напарниками в этом рейде.

— — Есть ехать знакомиться, товарищ полковник!

Мотоцикл с коляской довез Маргелова до расположенного на заснеженной поляне медсанбата. Капитан зашел в белую палатку с крестом и, прищурившись, огляделся. Сидящие военные подскочили со своих мест, при виде вошедшего начальства. Керосиновая лампа давала не слишком много света. На деревянных нарах лежали свернутые матрасы, а между ними были аккуратно выложены на газету четыре финских пистолета-пулемета с вставленными круглыми дисковыми магазинами и запасными в подсумках на портупее. С другой стороны лежала разложенная по комплектам финская военная форма. На печке-буржуйке стоял котелок, и благоухал одуряюще вкусным после мороза и мотоциклетной поездки мясным ароматом.

— — Ну, здравствуйте товарищи!

— — Здравия желаем, тащ капитан!

— — Зтрафияя шелаем, тфариищ комантиир.

— — Давайте, товарищи, знакомиться. Капитан Маргелов. Командир разведывательного лыжного батальона.

— — Старшина Гнатюк. Прикомандирован из 212-й бригады десанта.

— — Сержант Ильинский — снайпер. Прикомандирован из 214-й бригады десанта.

— — Лейтенаант Сиулво. Прикомантироован из батальо-она ОСНАЗ.

— — Ну, значит, будем знакомы.

— — Рады знакомству, товарищ капитан.

Маргелов вгляделся в лица. Парни и впрямь были спокойные. Никто не лебезил и зря суеты не наводил. И в ответ глядели спокойно и уважением. Такие должны дело знать, а надежность сейчас была на первом месте...

— — Взаимно рад. Товарищи, подходящий для задания опыт, какой у кого имеется?

— — Так точно, имеется, товарищ капитан! Мы с Вик... э-э с товарищем старшиной Гнатюком в Монголии вместе были. На Центральном плацдарме с ТБ-3 парашютным десантом высаживались, понтонный мост захватывали...

— — Там же и в рейд по тылам ходили. Да и Северный плацдарм тоже вместе сутки держали, тащ капитан.

— — Вот оно как?! Стало быть, боевые друзья! Под чьим командованием служили на плацдарме?

— — На Центральном плацдарме у командира десантной бригады майора Затевахина были. А Северным плацдармом майор Кольчугин командовал. Взводным к нам поставил лейтенанта Колуна из авиации погранвойск. Вот с ним за день почти десяток танков намолотили, и один даже захватили и в атаке использовали.

— — Да и пеших с конными самураев накрошили знатно.

— — Орлы! Весь опыт озвучен, или есть что добавить?

Старший из орденоносцев, чуть поиграв желваками, покосился на друга и степенно продолжил.

— — Что ж, можно и добавить. Лешку... в смысле сержанта Ильинского. В октябре в рейд за Львов выбрасывали. Ну, а мне еще под Люблином немного довелось между немцами и поляками окапываться. Трое суток там держались. Даже пару немецких панцеров сожгли. Потом уже нашим конникам позицию сдали...

— — Гм. Неплохо. Ну, а ты, лейтенант?

— — До училиища, в покраниичных войсках слушиил. Себеешшский покраанотряд. Здесь в Кареелии уушше была одна высаадка с автожиира. От свясноого расветчика паакет приниимал. Финский ясы-ык мне ро-оттной.

— — Подходяще. Значит, выходит, у нас тут все с нужным опытом. Это радует. Сам я, товарищи, тоже в Польше отметился, здесь от снайперов чуток поползал, да и на границах еще раньше немного постоял. Было дело. Так что, получается, что все мы тут кругом соратники. Гм. Что-то там меня в твоих, Гнатюк, ответах меня удивило сильно? О, вспомнил! А, как это ты, старшина, под Люблином-то оказался?! Зона же германская вроде?! Кстати, и сам-то ты по немцам зачем палил?

— — Да вот, пришлось, тащ капитан, на плечи панские погоны примерить. В Польшу-то меня временно к добровольцам в бригаду товарища Сверчевского записали. Благо польский, почти как второй родной знал. А вот, финскому языку нас в 212-й некому было обучить. Да и до этого как-то... не сталкивались.

— — Хм. Вообще отлично у нас выходит, товарищи. А насчет языка будь спокоен старшина. Раз уж мы с лейтенантом финским владеем, значит проскочим. Но десяток обычных фраз и ответов на ходовые вопросы сегодня будете у меня заучивать. Поможешь ребятам с освоением, лейтенант?

— — Ко-онечно, о че-ом раскоовор.

Пятого и шестого попутчика им показали уже на аэродроме (эти должны были остаться во вражьем тылу). В финской военной форме все шестеро смотрелись плакатными вражинами. Аэродромная охрана косилась. Короткий инструктаж, и заняли места в кабинах уже загруженных аппаратов. Сердце улетело куда-то вниз, а голова неосознанно прижалась к борту, подальше от крутящейся над головой страшноватой 'мясорубки'. Но вскоре интерес пересилил, и даже пытался высовываться из кабины. Под прикрытием бомбежки и обстрела, стрекот автожиров был едва слышен. Летели-то всего ничего, но бока намяли прилично. Вылезли из тесных задних кабин, в которых пришлось скрючиться по двое, словно невольникам на судне работорговцев. Помахали руками, размяли ноги. Отвязали притороченные снаружи к фюзеляжу винтокрылого аппарата лыжи с палками, и выгрузили укрытые в нишах между кабин мешки с радиостанциями и с прочими 'подарками'. Пилоты жестами показали пригнуться и отойти подальше, после чего три автожира тут же пошли на взлет. А гул бомбежки и артналета тяжелых орудий все не утихал, едва подсвечивая восточную часть ночного неба. В этот раз осечки не случилось. Пропустив мимо несколько финских дозоров, удачно изобразили на дороге такой же дозор, перед мучающимся с мотором молодым местным 'гореводителем', которого строго отчитали, и пригрозили доложить по начальству о его головотяпстве. А сами, изощренно путая следы, дотащили нарты с грузом до указанного на карте схрона, и потом уже беспрепятственно дошли до места встречи на охотничьей заимке, где получили с рук на руки 'жирного гуся'. Одну ночь провели в лесу без костра, на сложенном в удобной ложбинке еловом лежбище. Намерзлись, отогреваясь вскипяченным на спиртовой таблетке чаем. Финна поили осторожно, чтобы успеть заткнуть ему глотку, если тот вдруг заорет. Следующим днем без помех нашли ориентиры, и вышли к площадке эвакуации. Вторую ночь пришлось снова просидеть в лесу без костра, было зябко и тревожно. Но темным зимним утром вовремя успели запалить костры, и вскоре услышали тихий стрекот подлетающих рукотворных стрекоз. Получасом позже, загруженные винтокрылые аппараты шустро поднялись с вражьей земли, и взяли курс домой. На этом те приключения завершились. С товарищами по рейду тепло простились, приняв на грудь 'по пять капель' коньяка. А сам Маргелов, на приданной штабной машине с парой здоровых 'комендачей', отправился в штаб, сдавать добычу, и писать представления на всех временных подчиненных. И, видимо, привезенный финн оказался ценным языком. Вскоре посыпались благодарности командования, а про сорванный из-за снайпера поиск южнее железнодорожной станции Аллакурти уже никто Маргелову больше не напоминал.

После того Лапландского рейда капитана еще несколько раз вызывали в штаб корпуса. Причем один раз он увидел там же знакомого по рейду лейтенанта-финна. Одет тот был в явно польский мундир, но с невиданными ранее пуговицами, кокардой и знаками различия. Поговорить не успели, но вскоре все прояснилось. Оказывается, в Москве еще осенью было принято решение создавать национальные части и планировать операции с их участием. А для усиления тренирующихся чуть севернее народных армий, как раз было принято решение о придании им нескольких наиболее боеспособных частей РККА. На батальон Маргелова как раз и пал выбор. Подразделение стало отдельным. Потом их зачем-то перевооружили на мелкокалиберные японские пулеметы, винтовки, карабины, а также на автоматы и ручные пулеметы Федорова. Маргеловскому батальону была придана минная рота в составе трех взводов французских минометов 60 мм, и одного взвода советских горно-вьючных минометов 107 мм. Дальше пошла спешная боевая учеба уже совместно с финскими частями.

* * *

Вот только громкая армейская слава батальону не грозила. О последующих рейдах бойцов Маргелова (о которых еще будет поведано ниже) политработники на собраниях дифирамбов им не пели. Делать из особых лыжников РККА публичных героев этой войны никто не спешил, и для этого были свои причины. А вот, об их боевых соседях — о финских и прочих национальных частях, впоследствии было написано немало книг. Перед мировой общественностью, 'Ботнический Фронт' и вовсе постарались представить, как восстание финских подданных против правительства в Хельсинки.

А начиналась та история после прочтения Сталиным одного из донесений разведки. В тот раз Берия, молча, слушал долгую грузинскую ругань рассерженного Хозяина в адрес, предшественника Лаврентия на посту наркома внутренних дел. Такие моменты было лучше тихо переждать. А, то под горячую руку, могли быть завернуты любые самые толковые предложения. Когда же гроза миновала, последовал приказ — срочно провести дополнительное расследование и без задержки освободить всех арестованных в 38-м военнослужащих Карельской егерской бригады, дела которых окажутся сфабрикованными. Но дело там было не только в карело-финских национальных частях, бездарно разгромленных подчиненными Ежова. Проблемы были и в самом планировании 'Карельской кампании'. По-большевистски прямой и незатейливый 'Октябрьский план' по созданию Финской Демократической Республики ('ФДР') на первом же клочке отвоеванной у финнов земли, критики не выдержал, и был московским руководством существенно пересмотрен.

Разведка многократно подтвердила, что после первых выстрелов, ждать от пролетариата Суоми восстаний в финских тылах чрезмерно оптимистично (если не сказать глупо). После перевода на Кавказ Мерецкова, не только военную, но и политическую составляющую очередного освободительного похода решили проработать намного тщательней, с учетом, как местных условий, так и политической обстановки в мире. Международное признание новоиспеченной ФДР тремя странами СССР, Монголией и Тувой, было сочтено недостаточным, для закрепления освобождения новых областей. Новый план операции предусматривал создание на бывших финских территориях не одной республики... а сразу трех. Северо-Карельской демократической республики, со столицей в Тампере. Саамской народной республики, со столицей в Рованиеми. Финской народно-демократической республики, со столицей в Имола. Вдобавок, значительная часть бывших финских территорий включалась в состав Ленинградской области. В этом случае с одной стороны усложнялись и распараллеливались процессы планируемого плебисцита. Зато, с другой стороны, появлялась возможность временного переселения советских лопарей-саамов и советских же карелов и прочих финно-угорцев, в три новосозданные республики для получения в них подавляющего большинства на свободных демократических выборах. А уже через полгода планировалось проведение на освобожденных территориях новых свободных референдумов, и закономерное включение всех трех братских стран в состав СССР в виде еще трех новых автономных советских республик. Это было тем более целесообразно, что купировало националистические настроения в бывшей Финляндии, и затрудняло в дальнейшем судебные разбирательства в Лиге Наций с наследниками буржуазной Финской державы. Для этой же цели Монголия, в качестве дружественного жеста, присылала свои кавалерийские части в качестве полицейских сил на освобождаемых саамских землях. Вроде бы в войне Монголия не участвовала, но продолжая гнуть свою линию, демонстративно оказывая содействие защите от финской дискриминации дружественного народа северных скотоводов.

В ноябре-декабре, пока шло уточнение планов 'Северного инцидента', основные массы освобожденных из мест заключения финнов и карелов, вместе с семьями, 'оздоравливались' в Подмосковье. Большую часть реабилитированных тут же повысили в званиях, презентовали им наградное оружие. Военным всех степеней и вольнонаемным специалистам досталось жилье в разных городах и поселках (семьи реабилитированных старших командиров получили квартиры в Москве). Восстановленного в звании комбрига Эйольафа Георгиевича Игнеуса-Матсона задним числом даже наградили орденом Красной Звезды, повысили до комдива, и также отправили отдыхать. Но уже в самом конце ноября его вместе с другими командирами финнами отозвали из санатория, и командировали в Котлас для формирования и обучения новых саамо-карело-финских армейских соединений. 'Центром подготовки северных национальных частей' в этот момент временно командовал бывший начхим расформированной в 1937-м Карельской егерской бригады подполковник Тойво Викторович Томмола. К концу декабря 1939-го Центр должен был выпустить три полнокровных лыжно-егерских дивизии, одну моторизованную бригаду, и одну лопарскую лыжно-егерскую бригаду. Во избежание путаницы, эти соединения получали номера, начинающиеся с цифры '7' (701,702,702, и т.д.). Однако, в виду острой нехватки национального призывного контингента, Москва решила влить в 'северные дивизии' еще и набранные с бору по сосенке 'финно-угорские' подразделения. Кадровики скопом записали в число карело-финских красноармейцев и командиров, тьму 'околофинского' народа. Латышей, эстонцев, мокшан, водь, мордву, литовцев, вепсов, и прочих чудинов. В саамскую бригаду призвали, эвенков, чукчей, якутов и прочих северян. Причем чтобы разношерстый состав не бузил, усилили избыточным количеством политработников. Некоторые из призванных или переведенных в эти соединения военнослужащих, из необходимой на вражеской территории карело-финско-саамской лингвистики понимали едва десяток-два слов и предложений. Даже с дюжину бывших поручников и подпоручников, и с полсотни бывших подофицеров распущенного Войска Польского удалось привлечь в качестве субалтернов в создаваемых ротах и батальонах. Форма новым частям братских народных армий досталась как раз с бывших складов Войска Польского. Шинели массово перешивались в утепленные плащи с капюшоном и ватной подстежкой. Дюралевых кокард и пуговиц, сделали аж три вида. У карельских частей — в похожем на десятиконечную звезду цветке были стилизованные национальные гусли кантеле, нос лодки и прямой меч. У финских частей — в таком же цветке были перекрещенные с топориком нож Пукки на фоне елей. У саамских частей — аналогично, в звездном цветке оленьи рога на фоне чума и перекрещенных копий. Остальные знаки различия, включая знаки принадлежности к интендантам и связистам, соответствовали принятым в РККА. Исключением стала символика боевых родов войск. Санно-снегоходные части — были отмечены на знаке полозьями с крыльями и стилизованным пулеметом 'Максим'. Артиллеристы, зенитчики, танкисты и самоходчики — скопом получали знак перекрещенных орудийных стволов, вписанных в зубастое тракторное колесо, как у 'Форзона-Путиловца'. У егерей и лыжников — на знаке оказались перекрещенные лыжи, альпеншток и стилизованный автомат Федорова. Снайпера и разведчики отдельного знака не получили. Остальной комплект формы был лишь утеплен. Даже головные уборы, затрофеенные РККА в Освободительном Походе, были массово перешиты из 'рогатывок', в обшитые дешевым цигейковым мехом, шлемы с козырьком и закрывающими щеки и уши клапанами. Портупеи лишились польской символики, но в целом серьезных изменений не претерпели. Заново пошитые из польского военного сукна на ватине теплые трехпалые рукавицы довершали облик бойцов новых армий. Большая часть линейных рот получила на вооружение японские винтовки и карабины 'Арисака' (почти две сотни из них в снайперском варианте, остальные с клинковыми штыками). Их усиливали японские ручные пулеметы Тип 11, старые британские станковые 'Виккерсы' того же калибра. Повлияло на это и значительное количество японских винтовок с патронами к ним хранящееся со времен ПМВ на складах получившей в 1918 году независимость, бывшей северной провинции Царской России. Все это дополняла собранная 'с бору по сосенке' артиллерия, в составе полученных в Польше британских минометов 'Стокса-Бертрана' 81 мм, германских минометов в 50 мм, 75 мм полевых французских пушек образца 1897 года, и четырех батарей трофейных британских гаубиц 114 мм. Для боепитания национальных частей на отдельных приграничных складах был сосредоточен огромный запас импортных снарядов и патронов, накопленный за время Империалистической и Гражданской войн, а также за время нескольких недавних военных конфликтов. В ряду причин оснащения национальных и приданных им частей японским оружием, не последнюю роль играло и появление в СССР нового патронного завода с британским оборудованием. Ко второй неделе января 1940-го года из этих 'полупартизанских отрядов' удалось сколотить более-менее боеспособные дивизии полного состава. Правда, боевого опыта им явно не хватало. А обеспечивающие внешний периметр Центра подготовки бойцы рот НКВД с большим подозрением поглядывали на эти странные соединения, типично буржуйского вида.

* * *

Тренировки с диковинными соседями продолжались уже неделю, когда Маргелова, наконец, вызвали в штаб. Все тот же подполковник-разведчик с хитрым обветренным лицом очередной раз принял доклад, и разъяснил перспективы.

— Ты, молодец, капитан. Батальон у тебя знатный. Прошлое задание выполнил можно сказать ювелирно. Да и в Польше молодцом себя показал. Читал я твои рапорты по Сувалкам и окрестностям. Гадаешь, небось, чего там в этот раз начальство подкинет?

— Есть немного, товарищ подполковник! Наверное, планируете рейды, чтобы прощупать противника в составе нескольких разведгрупп?

— Немного не угадал. В этот раз все твои лыжники понадобятся. Хотя твое начальство другую операцию готовит, но штаб фронта, приоритеты чуток поменял, поэтому, сначала здесь отметишься, а уж потом и со своими новыми друзьями чухонцами совместно выступишь.

— Разрешите уточнить район действий батальона.

— Давай к карте. Вот здесь вам нашлась работа. Выведешь в обход Суомуссалми три своих роты, усиленные минометчиками и танковой ротой. Твоя задача будет финских лыжников отгонять от тех мест, где батальон дорожников своими бульдозерами для ударной дивизии и их соседей объездную дорогу расчистят. Это чтобы через пристрелянные финнами версты до самого города под огнем по минам не ползти, да людей зазря не терять. Хватит с нас уже глупых потерь. Так что, готовься сам. Гоняй прикомандированных танкистов, и батальон свой готовь.

— Есть готовить батальон!

А дальше была цепочка дней и ночей, во время которых пришлось высаживаться с ТБ-3 несколькими группами вместе с дорожными саперами и их бульдозерами на ледовые площадки небольших озер. Ночные посты прикрывали специальные неглубокие обогреваемые малой печкой землянки, вырытые в мерзлом грунте. Визжали днем бензопилы, рычала гусеничная техника, стучали топоры и кирки. Попытки финнов закладывать фугасы и наскоки финских егерей отбивались снайперским и пулеметным огнем. Попытавшуюся сказать свое слово роту охраны границы Маргеловцы прижали огнем минометов и уничтожили. Причем с другой стороны от города выполнялась своя 'обходная операция', добавляя свою часть тревог обороняющимся. Финны не ожидали от врага этакой прыти, и, упустив время, не сразу нашли тактическое решение. А когда финское командование решилось на противодействие, в пяти ранее труднопроходимых для прохода местах уже были проложены участки зимних дорог, вполне пригодных для движения колесной техники. Попытки накрыть эти новые дороги тяжелой артиллерией ничего не дали. Над этим участком фронта безраздельно царила авиация РККА, и атаковала она врага и днем и ночью. Несколько отрядов финских лыжников и один неполный батальон попытались перерезать эти коммуникации, но были отбиты с болезненными потерями для нападавших. Через неделю, две стрелковые дивизии, отправленные в обход на автотранспорте и на танках с буксируемыми санями, замкнули кольцо окружения вокруг Суомуссалми. Еще через пять дней боев, в город вошли штурмовые части, и после трехдневных боев гарнизон капитулировал. Но Маргелова намного раньше выдернули в тыл вместе с батальоном, и стали готовить к другой операции. На этот раз командование очень спешило, и на подготовку дало лишь день. И Маргелов почему-то совсем не удивился тому, что весь батальон будет переброшен по воздуху прямо на ледовый аэродром Ботнического залива. Задуманная операция по своему размаху превосходила даже учебные десанты, совершенные на Киевских и Минских маневрах четырех-пяти летней давности.

Как потом узнал Василий Филиппович, для транспортировки того десанта на больших аэродромах в Каргополе и Тихвине сосредоточили около шестисот транспортных самолетов. Основную массу среди транспортников составляли ТБ-3 и его грузовой вариант Г-2 (которые могли поднимать сорок стрелков, или пару полковых орудий, или одну десантируемую самоходку, был даже вариант с прицепленной под центропланом парой небольших грузовиков с брезентовыми кабинами и бортами). В особую эскадрилью свели самые крупные самолеты. Один гигант ПС-124 (шестимоторный клон АНТ-20 'Максим Горький' мог высаживать на лед до сотни солдат, правда, без оружия). Три, построенных малой серией Т-4 были клонами пятимоторного пассажирского самолета АНТ-14 'Правда', (в грузовом варианте с увеличенным крылом и моторами М-34 ФРНВ поднимающего 60 человек или пару гаубиц). И два новых большегрузных Т-8 (шестимоторный двухбалочный транспортный самолет из пары фюзеляжей ТБ-3, с консолями крыла, моторами и агрегатами от Т-4, но с оригинальным шасси по типу АНТ-20). Районами высадки были определены заранее подготовленные площадки на льду залива. Одна южнее портового города Оулу, и еще две между Оулу и ближайшим морским портом Кеми. Высадку начали вечером. В первой волне шли ПС-84 с парашютистами вооруженными пулеметами и минометами — им предстояло удерживать плацдарм до высадки основной части десанта. Затем были доставлены парашютным способом взводы саперов, трактора СТЗ-3 с отвалами, полевые кухни и бытовки для обогрева. В задачи этих 'пионеров' входила расчистка полос для посадки и взлета тяжелых самолетов прямо на лед. Следующими уже под крыльями ТБ-3 прибыли, также оснащенные отвалами артятгачи Т-20 'Комсомолец' и СТЗ-5, которые сразу же включились в подготовку еще нескольких более крупных ВПП. После тщательной проверки построенных полос, дали отмашку основной волне и конвейер заработал. На лед залива с частотой вагонов метро, стали парами приземляться ТБ-3, и сразу освобождали полосу, укатывая по рулежным дорожкам на площадки разгрузки. Набитые по 45-50 человек десантники выскакивали из чрева самолетов слегка замерзшими. И тут же поротно отправлялись погреться и поесть горячего супа. Прибывшие без оружия бойцы национальных частей, получали винтовки в оборудованном пункте снабжения войск. Порожние самолеты сразу взлетали, чтобы снова вернуться с грузом. Для прикрытия пролета транспортников через всю Финляндию, бомбардировочные бригады пробомбили ближайшие аэродромы и узлы коммуникаций. Для слуха пережидающих бомбежки финских командиров, звуки пролетающих на высоте шести километров транспортных бортов, искажались шумом моторов бомбардировщиков, взрывами бомб и суетой наземных пожарных команд. В ходе операции было четыре аварийных посадки, в одном из них были жертвы. Когда самолет сел на лес. Зато все три, атаковавших колонны 'воздушных грузовиков' ночных истребителя 'Бристоль-Бульдог', были моментально сбиты, барражирующими на флангах, двухмоторными истребителями тихвинской бригады Петровского. Вдобавок, в прилегающих к столице районах вместе с листовками выбросили 'имитаторы парашютистов', для отвлечения внимания финского командования. А вблизи будущего плацдарма выбрасывались небольшие тактические десанты в финской военной форме для нарушения связи и блокирования транспортных коммуникаций. На узлах дорог взрывались фугасы, и устраивалась паника. Кое-где ставилось оцепление, и от имени контразведки Валпо предупреждалось население, что проводится операция по разминированию заминированных диверсантами объектов и по поимке самих диверсантов. А сами красные диверсанты своими действиями неплохо задержали прибытие подкреплений во внезапно атакованную большевиками тыловую Остробортию.

* * *

Василий вспомнил тот эпизод, за который его чуть было не сняли с командования батальона, и чуть не отдали под трибунал. Железнодорожная станция небольшого портового городка Кеми встретила их пулеметными очередями. Видимо, дошло предупреждение о захвате соседнего населенного пункта. По разведданным, финских войск в городе и в порту было совсем немного. Но так же, как было в Оулу, 'внаглую' дойти до центра города, тут не вышло. А, вот, в соседнем с Кеми портовом городе сводному десантному отряду полковника Кондратьева и двум батальонам Финской народной армии это удалось. Их бодро, но без песен марширующие поутру колонны были приняты горожанами за части шведских и датских добровольцев, только что прибывшие в Суоми. Повезло, с удачно перерезанной связью, и с задержанным на путях одноколейной дороги грузовым составом, идущим от столицы. Порожняк удалось удачно задействовать в спектакле, загрузив в него один финский батальон. Форма у бойцов и командиров ФНА была совсем не похожей на форму большевистской РККА. Даже несколько попавшихся на станции шюцкоровцев, не разобравшись, браво салютовали их строю. Город служил тыловым узлом снабжения, и потому перемещение маршевых военных колонн никого поначалу не удивило. Что на самом деле случилось, обескураженные стражники поняли только в момент, когда были быстро разоружены и заперты в полупустом здании склада. А еще через четыре часа, казармы гарнизона и все основные имеющие военное значение объекты были полностью взяты под контроль и зачищены от потенциальных сил сопротивления. Гарнизон в лице своего командира капитулировал, не сделав по атакующим ни единого выстрела. Жаль только что в соседнем порту Кеми этот сценарий уже не сработал. Василию с его батальоном предстояло штурмовать арсенал. Тут-то и прижали их к земле несколько старых, но вполне надежных 'Максимов', поливающих площадь 4,2 линейными бердановскими винтовочными пулями. Начались потери. Две атаки захлебнулись. Связист сунул в руки Маргелову телефонную трубку, из которой рыкнул рассерженный бас полковника Кондратьева.

— Капитан, мать твою! Чего ты там буксуешь?! Почему еще не выбил из лабаза тех засранцев?!

— Выслал группу на станцию за ДШК. Но когда еще его доставят... Так что, отправил взвод в обход арсенала, жду начала их атаки...

— Чего?! Атаки ты там ждешь?!!! Да ты там, в конец охренел!! Да, мы из-за тебя сейчас темп наступления теряем! Пока я Торнио беру, тебе с финнами на Рованиеми нужно срочно двигать. Из-за твоей задержки все наступление под угрозой. Ты меня понял, Маргелов?!!!

— Положив половину роты (если не больше), мы с вами тот темп точно не нагоним! Товарищ полковник. Той задержки не больше часа.

— Да чего ты с ними цацкаешься?! Раскатай ты, тогда, эту халупу из горной трехдюймовки! У тебя ж их на самоходках целых две штуки стоят!

— Товарищ полковник! В арсенале могут быть снаряды и взрывчатка. Можем так раскатать, что сами потом рады не будем! Могу бросить тут все нахрен. Выставить заслон, и сразу вон на станцию двинуть. Но вдруг, в том арсенале, какое полезное оружие и технику сыщем? Может, еще и сэкономим время. Да и опасно этих снабженцев только с одним заслоном оставлять.

— Предлагаешь-то что?

— Прямо сейчас выдвинем самоходки с штурмовыми группами на дистанцию сотни метров, и положим два выстрела рядом с целью. А потом, причешем их сзади из пулеметов, и предложим сдачу. Не герои они там, точно сдадутся. Разрешите, товарищ полковник?! А?!

— Хрен с тобой, 'Суворов недоделанный'! Действуй! Но если что, головой за этот цирк ответишь!

— Так точно — отвечу!

Василий сам выдвинулся вместе с одной самоходкой и лично навел орудие. Снова треск очередей. От коробчатого щита со звоном улетали рикошеты пуль калибра 10,67мм. В перекрестье оптики замерла стоящая на въезде в арсенал будка КПП. Дернул за спуск — орудие ухнуло, и на месте конуры вахтера на секунду распустился кривой цветок из досок стекла и черепицы и тут же опал вниз дымящейся кучей. Второе орудие жахнуло картечью по окнам, и тут же, почти без паузы, с тылу ударило два ручняка окружившего здание взвода. Василий, протер перчаткой лицо, и поднял над щитом приготовленный флажок для налаживания переговорного процесса. Надсаживая голос, объявил по-фински.

— Ждем одну минуту, потом разнесем ваш склад в труху вместе с вами и всем, что на складе есть! Нам разрешено пленных не брать, но мы даем вам шанс! Хотите жить, сдавайтесь! Минута пошла, предупреждать о начале обстрела не будем!

Стрельба прекратилась. В ответ прокричали, что сдача возможна только старшему, или равному по званию командиру. И Василий, хмыкнув, включился в диалог, пока не показываясь из-за щита.

— — Представьтесь, кто у вас старший?

— — Майор Дальберг, интендантское ведомство, со мной ополченцы и взвод кадетов. Я требую, чтобы гражданские и кадеты были отпущены, иначе не сдам арсенал!

'Ага. Целого полковника им тут подавай?! В карягу ошалела чухня! Сейчас Кондратьев все бросит, чтобы только саблю принять от этого снабженца очешуевшего. Времени нет, обойдутся!'

— Майор Маргелов, особая бригада. Заместитель полковника Кондратьева. Требовать вы, майор, будете у своих подчиненных, а я лишь могу рассмотреть вашу просьбу. Так и быть, кадетов и гражданских я своей властью отпущу.

— Дайте слово офицера!

— Даю слово! Довольно болтовни! Вы, готовы к сдаче?

— Готовы! Через десять минут мы выйдем из здания...

— Две! Через две минуты, майор, ваши люди без задержек выходят, и складывают оружие. Только две минуты и ни минутой больше! Только тогда вы можете рассчитывать, что я сдержу свое слово. А первое что вы сделаете, уберете пулеметы из окон! И упаси вас небо, майор, случайно или преднамеренно повредить хранящееся в складе имущество, или попробовать шутить со мной. К сдаче готовы?

— Готовы!!! Но я должен сдать арсенал вам лично!

— Через две минуты я вас встречу у баррикады. Время пошло!

Пока сдающиеся финны выстраивались вдоль стены арсенала, смекнувший, в чем суть дела старшина Степанов, спешно крепил два ряда 'шпал' к петлицам своего командира. Зачем это было нужно, старшина роты не понимал, но командира он уважал, и воспринимал эту блажь как очередную военную хитрость. С точки зрения устава такое тянуло на преступление (самовольное присвоение себе воинского звания). Час спустя захвативший арсенал комбат разбирался с доставшимся ему наследством. У арсенала был выставлен пост, а снявший вторые шпалы с петлиц капитан вместе со своими бойцами уже перегружал на стоящие у погрузочного дебаркадера платформы старые русские пушки калибра 87 мм и снаряды к ним. Маленький маневровый паровозик пыхтел позади состава. Орудия выстраивали на платформах 'елочкой', чтобы могли стрелять на правый и на левый борт, и вперед, и назад. К бортам платформ приделывали брустверы из пиленых столбов, шпал, кусков бетонных блоков и импровизированных железных экранов, выломанных из пустых зданий складов. За этой 'эрзац-броней' из подручных материалов оборудовали пулеметные гнезда. Первую платформу оставили пустой для контроля пути, на вторую загнали по самодельному пандусу ДСУ-76, и установили вдоль бортов те самые морские станковые 'Максимы' под бердановский патрон. На станции, куда перегнали этот 'блиндированный поезд' бойцы второго полка 701-й финской егерской дивизии под командованием подполковника Томмола уже загружались в вагоны другого состава. Как представитель командира их сводной бригады Кондратьева, Маргелов договорился о взаимодействии в дальнейшем рейде на Рованиеми . Оставив на станции раненых с парой санитаров, Маргелов уже дал приказ к отправлению, его поезд шел первым. Состав начал набрать скорость, когда обернувшийся из кабины паровоза капитан увидел бегущего к поезду батальонного комиссара Санкина с двумя красноармейцами.

— Стой Маргелов! СТОЙ!!! Я тебе приказываю! Ты у меня под трибунал пойдешь!

'Ну вот, как бой, так это бравого политработника с огнем не сыскать. А вот, гадость какую сделать, так он всегда тут как тут. Не иначе, собрался меня с командования снимать, за отпущенных финнов или за самовольное объявление себя майором. Опоздал ты 'Ссанкин'. Догони меня теперь!'.

Капитан, не долго думая, дернул за трос паровозного гудка и, плюнув на насыпь, отвернулся. В пути им несколько раз приходилось проламываться через спешно собранные заслоны ополченцев и тыловиков. На одном из полустанков их составы были атакованы двумя полнокровными батальонами шюцкора при поддержке пяти старых французских танков 'Рено ФТ-18'. Несколько снарядов старые танки успели всадить по головному составу. Но в сторону финских "жестянок" сразу рявкнули старые 'трех с половиной дюймовки'. Их фугасы разметали жмущуюся к танкам пехоту, но в сами танки не попали. Прицел подпрыгнувших и откатившихся от борта, не имеющих откатных устройств пушек, тут же сбился. Но свое дело орудия сделали, заставив танки маневрировать. Еще лучше по танкам отработали полудюймовые бронебойные пули ДШК и поставленные на удар шрапнели ДСУ-76. Когда подоспели на своем составе егеря Томмола, на их долю осталась только зачистка. Потом еще было несколько стычек, и даже серьезные потери от огня вражеской батареи. Но, к Рованиеми группировка 'Ботнического фронта' подошла вовремя. Кольцо окружения замкнулось. Внешняя линия обороны города держалась два дня, но ударные колонны вскоре прорвались к центру, поддержанные разрывами толстокожих 122 мм снарядов буксируемых гаубиц и штурмовых орудий на шасси Т-28. Дальше пошла зачистка кварталов. Последних защитников города вылавливали еще неделю. Затем случился тот вызов Маргелова в штаб. Перед этим с ним связывался Кондратьев и рассказал, что Санкин от того случая совсем взбесился, и требовал ареста Маргелова. По словам полковника все должно было решиться тут, в завоеванном Рованиеми. Потому-то в штаб капитан входил собранным, и готовым ко всему. Только не к тому, что ему было озвучено. И вот, теперь новоиспеченному майору Маргелову предстояло принимать 18-й лыжный полк 3-й лыжно-санной бригады. Полк, командиров которого хорошо повыбили финские меткие стрелки. А от личного состава полка после недавних атак осталось едва полтора батальона. Майор выбросил папиросу, и застегнул ворот полушубка. Над головой, тяжело гудя, прошел четырехмоторный ТБ-3. Точно на таком же он недавно приземлялся на лед залива, чтобы уже через пару часов первой ротой своего батальона перерезать однопутную нитку идущей от самого Хельсинки прибрежной железной дороги. Когда ему снова придется вот так лететь в ночь, на таком же или похожем крылатом гиганте, теперь было неизвестно. Несколько секунд он, сквозь вылетающие изо рта клубы пара, задумчиво всматривался в звездные узоры северного неба. В Рованиеми царила мирная тишина. А где-то усиленные самоходками ДСУ-76 другие лыжные батальоны и роты спешно занимали все ближайшие рубежи пригодные для обороны. Аэросанные роты с лыжниками на буксире с максимальной скоростью выдвигались для захвата железнодорожных станций и нарушения коммуникаций противника. И, несмотря на серьезный успех на Севере Финляндии, этой войне еще было далеко до завершения. Вскоре, мотоснегоход уносил новоиспеченного майора к будущему месту службы, под начало командующего саамскими войсками товарища полковника Куусинена...

* * *

К моменту, когда оборона Рованиеми трещала под ударами с двух сторон, воздушный мост "Тихвин-Оулу" уже работал с ритмичностью метрополитена. Несколько дней подряд финские истребители пытались организовать охоту на идущие плотными группами самолеты, но отличное истребительное прикрытие быстро отвадило их от вкусной добычи. Над линией фронта и в ближних финских тылах колонны 'крылатых грузовиков' провожали фронтовые истребители. Над районом высадки, близ Оулу, их попеременно встречали перегнанные сюда истребители авиаполка 'чаек' И-153. А на всем протяжении маршрута над ними кружили двухмоторные И-40, которым хватало дальности на полет в оба конца.

Туда шли подкрепления, топливо, продукты и боеприпасы. В обратном направлении, порожние транспортники ТБ-3 вывозили по 35-40 человек финнов, прямо семьями с минимальными пожитками. Эта мера обсуждалась еще в декабре. Сначала Генштаб выступил категорически против. Дескать — 'мы же, не фашисты, чтобы без вины людей в лагеря бросать!'. Но выкладки по объемам снабжения группировки войск однозначно свидетельствовали в пользу заполнения 'порожняка' гражданскими. В противном случае, уже через месяц боев, все припасы освобожденных РККА населенных пунктов уйдут на снабжение группировки войск, и гражданским лицам придется голодать. Да и запасы топлива для обогрева восьмитысячной группировки войск далеко не безграничны, поэтому лучше максимально облегчить себе снабжения вывезя всех иждивенцев в опустевшие военные городки Ленинградской и Вологодской области, где можно было вдумчиво заняться переагитированием финских граждан.

За время 'воздушной битвы за Остробортию', были подбиты всего два ТБ-3, но оба сели в районах контролируемых войсками РККА. Еще было потеряно четыре советских истребителя. Финская сторона потеряла семнадцать машин, и вскоре прекратила самоубийственные наскоки. Добровольческая авиагруппа капитана Терновского поднималась на перехват раз пять. Потери уже составили шесть пилотов, вместе с двумя закупленными в Бельгии русскими истребителями И-5 и четырьмя британскими 'Бристоль Бульдог'. В отчетах о вылетах фигурировали несколько подбитых большевистских четырехмоторников, но проверить эту информацию было невозможно. Сам Анджей Терновский угодил в госпиталь с ранением (о том, что нанесла его не пуля из русского ШКАСа, а пуля из его личного карманного 'Браунинга', начальство так и не узнало).

Территория Суоми уже была разорвана русскими ударами на части. Паникующее финское командование, стало спешно снимать мобильные части прикрытия из-под "Линии Маннергейма", чтобы перебросив их по рельсам на северо-запад, отбиться от новой напасти. Но, как раз когда эта переброска началась, ударные дивизии Ленинградского фронта стали методично крушить финскую оборону сразу на нескольких направлениях, где были разведаны артиллерийские позиции финской армии.

Черновое обновление от 23.10.17 / Кошмарные сны северного маршала / — не вычитано //

* * *

В кошмарных снах генерала-фельдмаршала преследовали картины разрушений. Почти каждую ночь ему теперь снилось, что потолок и стены рушатся на него. А в телефонной трубке неразборчивый гул, и он не успевает отдать свой последний приказ. Как русские ухитрялись, столь точно бомбить важные объекты, пока ответа не было. Но выводы командованием Суоми были сделаны. Ставка уже давно не пользовалась, ни специальным поездом командующего, ни особняками, прикрытыми от авианалета и русских десантов значительными силами ПВО. Один раз даже пришлось проводить совещание в свободной палате полевого госпиталя. По красным крестам большевики никогда не бомбили, зато с завидным упорством высматривали с неба все пригодные для штабов здания, возле которых обнаруживались стоянки нескольких автомобилей и зенитные установки. В этот раз местом совещания был выбран крепкий каменный подвал бывшего купеческого загородного дома. Зениток и автомашин по близости не было, поэтому сам дом русские самолеты пока не интересовал. Генерал-фельдмаршал чуть прикрыл глаза, слушая безрадостные доклады начальника штаба своей ставки генерала-лейтенанта Эша. Сведения были пугающе однообразными. Под Виппури красные огнем тяжелых орудий и последующими мощными ударами своих толстокожих танков и штурмовыми группами с огнеметными и саперными средствами, уже методично взломали несколько оборонительных полос. Пехота закрепила успех. По сведениям разведки, в направлении столицы Южной Калевалы, сейчас сосредотачивались крупные силы, с огромной массой техники. Даже корабельные орудия на железнодорожном ходу, русские не забыли задействовать. Гордость Суоми — снайперов, ранее бывших грозой большевистского стада, теперь все чаще засекали на их позициях, и успешно выбивали. Против них использовали, как таких же коллег метких стрелков, так и пулеметчиков и небольшие автоматические пушки, которых у красных оказалось на удивление много. По всем признакам, группировке обороняющей Виппури оставалось держаться лишь несколько дней. Голос генерала был сух, хотя иногда сквозь спокойствие, дрожащими нотами прорывались эмоции кадрового военного.

— — Группа генерал-майора Туомпо в маневренных боях с русскими моторизованными и лыжно-егерскими частями потеряла около двух третей личного состава и почти все тяжелое вооружение. Сам генерал-майор легко ранен во время бомбежки, но не оставил командования. Сейчас группа с боями отходит в район тыловой позиции Йисалми — Курпио. Здесь их усилят три батальона шведских и датских добровольцев с двумя батареями горных орудий. Их задачей станет хотя бы на неделю сковать в этом районе силы большевистского финского корпуса мерзавца Игнеуса-Матсона. При невозможности удержать этот условный рубеж, группа будет отступать далее к Йюваскюля. Там им смогут оказать поддержку добровольческие части, расквартированные в Тампере, а сами они вольются в ряды защитников новой линии. У противника на этом направлении выявлено больше сотни танков, вдвое больше артиллерии, и около пяти дивизий пехоты и егерских частей...

— — Какая обстановка севернее?

— — Лапландская группа генерал-майора Валлениуса практически полностью уничтожена, сам генерал погиб в Рованиеми. Командование остатками войск сейчас перешло к кому-то из старших офицеров, но точно это неизвестно, из-за отсутствия связи. Русские массово применяли танки и даже бронепоезда. Противопоставить этим силам было нечего. Бронетехника и автотранспорт с артиллерией наших маневренных групп потеряны полностью. Наши аэродромы захвачены все, последним оттуда вырвался на 'Геймкокке' один из пилотов добровольческой группы Терновского.

— — Противодействие и сковывающие действия во вражеских тылах?

— — Восстания в захваченных красными Лиллахаммари и Петсамо этой ночью были жестоко подавлены русскими карателями из НКВД. Ивало также прекратил сопротивление, и захвачен врагом. Действующая в Лапландии армейская группа русского бригадного генерала Доватора вместе с дивизией предателя Томмола, контролируют все дороги. По утреннему сообщению воздушной разведки, остатки группы Валлениуса ведут арьергардные бои в районах озер Локан-Текоярви, и прорываются к норвежской границе.

— — Значит, Север мы потеряли. Что на берегу Похьянлахти и в тылах?

— — Западное побережье залива уже захвачено красными карельскими частями на значительном протяжении. От Торнио почти до Кокколы наших частей нет, кроме мелких отрядов шюцкора. Акасьокисуу и Соданкюля еще обороняются, но вряд ли это надолго. Отдельные подразделения еще продолжают бои в окружении близ Оулоярви. Бои идут уже и в Пюхясалми. На линии Вааса — Сейняйоки — Йювяскюля готовится новый оборонительный рубеж. Но у них мало войск...

— — Передайте мой приказ перебросить им на помощь два полка из скандинавского добровольческого корпуса — генерала Линдера. Это будет достаточно?!

— — Вероятно, экселленц. Но красные усиливают свои передовые группы со стороны захваченного ими Суомуссалми. И на новой линии сейчас острая нехватка артиллерии.

— — Артиллерии сейчас везде нехватка, Карл. Придется нам частично заменить артиллерийскую поддержку, авиационной, Штурмовая группа Терновского с тяжелыми бомбами готова?

— — Да, экселленц! Правда, сам капитан получил ранение, атакуя армады русских десантных транспортников над Похьянлахти, поэтому временным лидером добровольческой авиагруппы Лоренц назначил лейтенанта Расмуссена из Дании. Но лейтенант не имеет опыта бомбовых ударов, которым обладает Терновский.

— — Жаль, что тот ранен. С ним было бы надежнее...

В этот момент настойчивый телефонный звонок отвлек на себя внимание генерала-фельдмаршала и его свиты. Карл Леннарт Эш, извинившись перед главнокомандующим, выслушал донесение. В процессе выслушивания новостей выражение лица генерал-лейтенанта менялось от спокойного к взбудораженному.

— — В чем там дело, генерал?! Что случилось?!

— — Экселленц, я ничего не понимаю. Из штаба береговой обороны сообщили, что батареи на Куйвясаари обстреливает корабельная артиллерия!

— — ЧТО?!!!

— — Экселленц, я прошу прощения...

— — Не до извинений, Карл! Повторите, что вы только что сказали!

— — Экселленц. Под прикрытием крупной бомбежки береговой и островной ПВО, враг начал корабельный артобстрел фортов со стороны залива.

— Обстрел с кораблей! Они там, на берегу, что с ума все посходили!

— — Экселленц, я счита...

— — Сейчас в заливе, от Талина до нашей столицы, матерый лед! Ни один ледокол не возьмет его! А если возьмет, то мы бы знали об этом за трое суток. Где сведения от разведки о выходе мощных ледоколов и тяжелых кораблей из русских баз. Что вы молчите, Карл?! Вы сами верите в эту ахинею?!

— От разведки сведений еще не поступало, экселленц. А доложившего мне ситуацию в районе фортов полковника Малера, я знаю лично. К панике он не склонен. Его береговые наблюдатели обнаружили на горизонте несколько крупных дымов из корабельных труб. Оттуда, из-за горизонта, сейчас с частотой в полминуты, прилетают тяжелые восьми-девяти дюймовые снаряды.

— Это точно снаряды?

— Вне всяких сомнений, экселленц! И летят они с дальности свыше двадцати пяти — тридцати километров. Пока не слишком точно. Что же это может быть еще, как не корабельный обстрел, экселленц?! Не могли же большевики притащить тяжелые береговые орудия прямо на лед Суоменлахти, или проложить по льду железную дорогу для стрельбы с рельсовых установок? Они же не идиоты.

— — Затребуйте от агентуры в Таллине и Кронштадте подтверждение выхода больших кораблей во льды залива! Немедленно!!! Где Хейнрикс?!

— — Я здесь, экселленц!

— — Вам что-нибудь известно генерал?!

— Вчера у нас пропала прямая телефонная связь с агентурой в Талине. Наши радиопередачи русские успешно глушат. Последние трое суток они шумно взрывали что-то мощное во льдах, на траверсе эстонской столицы. И еще пять дней назад, русский посол в Талине, передал их настойчивое предупреждение эстонскому правительству, что в течение недели над морем не должно быть эстонских самолетов, во избежание летных недоразумений.

Маннергейм снова прикрыл глаза. Войну он проигрывал. Британцы так и не назвали даты прибытия их дивизий. Видимо средиземноморские дела их интересовали больше. В европейских газетах его страну изображали племенем людоедов, титульная нация которых убивает саамов, и прочих малые народы, чтобы спастись от голода. Даже на отправленный самолетом призыв к штабу Добровольческой Армии в Греции, пришел холодно-саркастический ответ. Мол, 'пристойно ли бояться врага и просить о помощи, странам Оси, провоцирующим войны, и первыми нападающими на своих соседей'? Даже Франция отвернулась от его страны, и обещанная Белль Франс боевая техника, вне всякого сомнения, уплывала совсем на другой ТВД. Оставались лишь традиционно сочувствующие Суоми шведы с датчанами и норвежцами, которые уже прислали бойцов и технику, но новой помощи ждать было наивно. А оголенную сейчас столицу внезапно атаковали дальнобойные орудия красных линкоров и крейсеров. Это было преддверием конца...

— — Стыдно господа! Русские ледоколы спокойно чистят ото льда фарватер до середины пролива, а ни один мерзавец из разведки, не сообщает об этом! Я вас правильно понял?!

— — Вчера вечером штаб запросил информации у нашего и шведского посольств. Но сейчас с ними связи нет.

— — Ясно. Что с батареями на островах у столицы?

— — Попаданий в капониры и в башни не зафиксировано. Вот только...

— — Что вы там замялись генерал!!?

— — Ответные выстрелы привели к выходу из строя шести береговых орудий. И еще у нескольких...

— — Хватит! Я не могу слушать про этот позор!

Это было словно бы продолжением его кошмаров. Хельсинки на рассвете был обстрелян тяжелой артиллерией кораблей. Кораблей! В студеном январе, когда толщина ледяного панциря такая, что ни один линкор не выйдет в 'Маркизову лужу'. Ни один! А они обстреляли береговые батареи у самой столицы. Командиры дивизионов утверждали, что на горизонте был виден черный дым из труб, по которому своими чемоданами бестолково отвечали расчеты девяти, десяти и двенадцати дюймовок. Куда они стреляли, не ясно до сих пор. Корректировщиков было не поднять. Над городом и заливом правили бал русские двухмоторные дальние истребители. Десятки и сотни тысяч марок вылетели сквозь стволы береговых орудий в ледяную пустоту. И смысла в этом не было. Результаты русского огня оказались ничтожны. Снесенные ударной волной тяжелых русских снарядов какие-то береговые сараи, перевернутый трактор-тягач, разбитые причалы с малыми судами. Ни один снаряд не попал в бронированные капониры. Русским морякам не помогли даже свои большевистские самолеты-корректировщики, висевшие над целью. Видимо огонь велся с предельных дистанций. На совещании Ставки появилась версия, что красные стреляли, то ли из семидюймовок руского крейсера "Киров", то ли из установленных на каком-то ледоколе переделанных восьми дюймовок Бринка. А может и вовсе из установленных на корабль каких-нибудь крепостных десяти дюймовок. Слишком уж слабым был разрыв, несомненно, тяжелых снарядов. Начинка ли с черным порохом или расстрелянные во времена Моонзунда стволы были тому причиной, сейчас было не важно. Ущерб от артиллерийского огня пока был минимален. Правда, по городу русские еще не били. А вот ответный огонь береговой артиллерии обошелся самим финнам слишком дорого. Шесть разрывов снарядов в стволах, и еще несколько заклиненных башен. Маннергейм вышел из оцепенения, и генерал-фельдмаршальские приказы посыпались, словно бомбы с русского пикировщика.

— — Эш, поднимайте, все, что у нас осталось с бомбами, и топите эти утюги в заливе. Мы не можем допустить, чтобы русские своими 'чемоданами' сравняли с землей наш родной Хельсинки! Господа Суоми на пороге гибели. Другие оборонительные рубежи я приказываю держать! Держать сколько возможно, потом отходить на новые линии обороны, прикрывающие столицу. И отправьте к красным двух надежных офицеров для начала переговоров. Если за следующую неделю помощь к нам не придет, то Суоми капитулирует, но лишь для спасения финских детей, которые не заслужили гибели в развалинах. Будем торговаться за их жизнь. А сейчас... Чем больше мы загоним под лед кораблей, сожжем их самолетов, машин и побьем атакующих русских полчищ, тем легче нам будет заключить с ними мир. Русские уважают силу и, судя по тому, что они не бомбят госпиталя, большевистские комиссары не смогли вытравить из них воинской чести. И пока решение о перемирии мной не принято, воины Суоми должны стоять насмерть!

Генерал-фельдмаршал хорошо знал русских. Да, это не та блистательная довоенная русская армия, в которой он служил Империи 'за веру царя и отечество', но люди-то были теми же. Среди русских офицеров попадались, и карьеристы, и откровенные самодуры, но трусов и слабаков никогда много не было. А русский солдат и сам по себе всегда был серьезным аргументом, в споре России с любым агрессивным соседом. И еще, маршал отметил для себя, что пословица не врала, если русские, действительно, ездят быстро, то совсем не важно, сколько там времени они перед тем запрягают...

* * *

Черновое обновление от 27.10.17 / 'Рождение крылатого огня'. Становление учебных ракетных частей перед Карельской войной. / — не вычитано //

* * *

Сергей появлялся в Командном ракетном училище (имени Кибальчича) наездами. Жизнь закрутилась столь стремительно и кучеряво, что чувствовал себя словно Фигаро, которому одновременно нужно быть в разных местах. В октябре, заскочил в училище, и забрал с собой часть курсантов-артиллеристов и курсантов-техников для укомплектования ими расчетов ракетных установок НИИ-3 и тренировок перед показом комиссии на полигоне. На том самом Софринском полигоне, где поглядевший на их 'ракетные художества' маршал Ворошилов, благословил создание отдельной ракетной части. Правда, та учебная часть, пока больше напоминала несерьезный партизанский отряд, собираемый для испытаний новой техники в боевых условиях надвигающейся войны с Финляндией. Но Сергею верилось, что вскоре появятся и настоящие кадровые части ракетных войск. В общем, повод для радости был, но и ответственность выросла в разы. После того показа, взяв с собой несколько курсантов-отличников, Королев сорвался сначала в Тихвин на базу ОКОНа. Здесь, им удалось немного посмотреть на особую бригаду Карбышева, и даже договориться с самим комбригом о ротации кадров в плане обмена опытом. Затем отправились на Вологодчину, тренировать низовой личный состав выделенного ему учебного дивизиона (назначенного ракетно-артиллерийским). Там, недалеко от поселка Чагода, специально отобранных младших сержантов и сержантов (гаубичников и минометчиков) будущий комбриг гонял в стрельбе из 'монгольских барабанов' и капризных динамореактивных пушек Курчевского и Кондакова. Долго погонять сержантов не пришлось, дела звали дальше. Успехи были скромными, но Сергей не унывал. Лиха беда начало! Оттуда он уехал в УПР к Давыдову, и затребовал к себе 'в поле' опытные образцы крылатых ракет группы Дрязгова. Опытных крылатых ракет производственным участком КБ было выпущено только двадцать пять штук средних весом в 800 кг и десять крупных весом в полторы тонны. Все 'изделия' еще только учились летать, стендовые и полигонные испытания шли, ни шатко, ни валко. Убедить Мишу Дрязгова, отдать технику и часть персонала КБ для армейских испытаний было делом непростым. Воинское звание у Сергея было повыше, но здесь многое зависело от того, как на это посмотрят Давыдов и Берия, поэтому 'тянуть за хвост' тут нужно было очень аккуратно. Особым дипломатом Королев не был, но в этот раз 'ворошиловской поддержкой' решил не давить, а попытаться договориться. Сошлись на компромиссе. Королев пригонял сюда на практику группу курсантов из ракетного училища, а сам временно забирал в состав нового ракетного дивизиона опытных инструкторов и техников с частью испытательной аппаратуры, и вместе с половиной выпущенных КБ изделий. Группа Дрязгова за это получала доп. снабжение. Вдобавок на стажировку в КБ направлялся взвод курсантов из ракетного училища, а от Королева подробные отчеты об эксплуатации на 'войсковых испытаниях'. Ну, а сам бригадный военинженер получал через неделю еще один кое-как обученный дивизион будущей особой секретной инженерной бригады.

Параллельно Сергею приходилось помотаться для решения вопросов снабжения новых учебных подразделений. Заезжал в Центр реактивной авиации 'Пустыня' (рядом с Нестеровским и Ефимовским летными училищами). Привозил Филину с Грицевцом 'на обмен' группу своих курсантов (переведенных летом из летных школ), двадцать новых ракетных барабанов калибра 130 мм с пятикратным боекомплектом, и шесть учебных крылатых ракет для отработки пусков с ДБ-А (четыре средних и две больших). Взаимообразно, забрал от них одного обученного инструктора реактивщика, группу курсантов-техников и шесть курсантов-учлетов Ефимовского училища для стажировки в УПР (в КБ Москалева-Грушина, и КБ Болховитинова-Березняка). А, вот, проектировщиков и производственников из тех двух КБ 'в поле' было не вытащить. Эти коллеги разрабатывали, помимо реактивных самолетов с ТРД, еще и ракетные перехватчики с жидкостными ракетными моторами, и с пакетом из тридцати 60 мм ракет в носовой части аппарата. По сути своей обе группы создавали пилотируемые зенитные ракеты. Сам же Королев создавал вместе с Глушко, Боровковым и Флоровым несколько другую пилотируемую ракету, которую также очень хотелось испытать в боевых условиях. К тому же, проектировщики, мастера и курсанты КБ Королева, помимо своей задачи еще и изучали подвесные двухступенчатые ракеты Германа Оберта, запускаемые с гиганта АНТ-20бис. В ноябре, будущий комбриг снова выдернул из ракетного училища группу наиболее толковых курсантов, на этот раз для тренировок в ХАИ. Там всей сборной команде, вместо налаженной учебы, пришлось повозиться с освоением харьковских трубчатых установок и тяжелых автомобильных пушек. Ревновать к успехам 'конкурентов' было некогда, ведь их договор с Ворошиловым касался всех ракетчиков, и подмосковных, и украинских. Случись на армейских испытаниях серьезный 'конфуз', репутация подмокнет у всех, а значит, делали они общее дело. Приехавшие из Подлипок мастера, хоть поначалу и крутили носом, но вскоре наладили общение, и крепко взялись за дело. Практически сразу наметился обмен технологиями. Топливные шашки, взрыватели, системы запуска, и масса всякой мелочи прибывали в Харьков вагонами. Обратно шли прицелы, образцы складывающегося оперения, образцы трубчатых направляющих, образцы доработанных пороховых двигателей и готовые подвесные самолетные орудия калибра 130 мм. Прогресс радовал, но кое-где приходилось и поругаться. Стать настоящим Фигаро, Королеву не светило, наступал момент, когда на первое место выходило делегирование задач. Вот только людей для распределения по всем направлениям явно не хватало. И тогда Сергей вспомнил свои безрадостные 'тундровые путешествия'. Нужные люди ТАМ еще оставались, а значит, требовалась помощь Давыдова, вхожего к самому наркому внутренних дел. И неутомимая энергия нового Главного, вскоре продавила освобождение из 'мест отдаленных' целой толпы нужного народа. Была у Сергея мечта всех 'расконвоированных' призвать на время армейских испытаний в состав ракетной бригады. Есть, конечно, риск, что покажет себя бригада не шибко здорово. В этом случае, людям могло и не поздоровиться. Но, зато в случае успеха, Королев с полным правом, мог поставить вопрос о полной амнистии и восстановлении в правах бывших 'зэка'. Люди появились, но проблемы поменяли ракурс. С самого начала на первом месте было ускорение производства, секретность шла следом, а про политработу никто и не вспоминал. Но теперь, прибывший в создающуюся бригаду, комиссар 1-го ранга Мехлис эту картинку дополнил.

— — Это что такое тут у вас?! Мало того, что тут через одного недоученные курсанты пасутся. А если авария с человеческими жертвами?! И я также вижу у вас тут, не протолкнуться от граждан, которых советская власть временно простила за совершенные ими преступления. Вот так создавать секретную ракетную бригаду не годится, товарищ Королев! Как вы предлагаете решить вопрос с бывшими 'зэка'!

— — Товарищ Мехлис! Этих людей нормально контролирует наша охрана от ГУ ГБ. И я вижу единственное решение в том, чтобы дать людям доказать стране и партии, что в их отношении была совершена ошибка. Да, ошибка! Дела лучше слов покажут, чего достойны эти люди! И убедительно прошу понять, что без этих людей мы к назначенному сроку бригаду не обучим! Хотите их убрать отсюда, убирайте и меня!

— — Понадобится, и вас уберем! Такое важное дело, как создание ракетных войск не может делаться нечистыми руками! Не перегибайте палку, товарищ Королев! И я все еще жду ответа о ваших конкретных предложениях!

— — Предложения? Хорошо! Вот вам конкретика! Пришлите к нам в бригаду трех-четырех толковых политработников, и еще двух особистов. Тех, кто не станет в самые важные рабочие моменты отрывать людей от дела, и собирать слабо подготовленные собрания. Нужны такие 'политбойцы', которые будут понимать нашу специфику, помогать решать производственные вопросы, и исподволь проводить эффективную политработу с людьми. Вот, таких, нам нужно! Если, конечно, найдете...

— — В политуправлении РККА любые люди найдутся! Никто вас за язык не тянул, товарищ Королев. И скоро мы вам не только политработников пришлем, но и здоровые кадры на усиление. Чеpте что, устроили тут!

И в ноябре политработники и особисты, действительно, появились. И не только они. Старшему лейтенанту ГБ Полынкину и его команде Королев даже порадовался. Эти особисты воевали недавно в Монголии в особых полках, и работу с реактивной техникой себе отлично представляли. Даже имели опыт эвакуации спецтехники из вражьего тыла. Присланный Мехлисом батальонный комиссар Гущин вроде бы тоже не был пустозвоном, до этого в артиллерии служил. Правда, приставленный к нему помполитрука Леонид Мехлис, оказался родным сыном комиссара 1-го ранга. Но, вел себя это курсант политучилища очень вежливо без папашиных наездов, поэтому Королев решил с выводами не торопиться. А, вот, без каких-либо согласований с ним, прикомандированные к бригаде, курсанты ВВС Сергею не слишком понравились. Было ему с кем сравнивать. Вот те парни, которых они сами вытянули летом и вначале осени из нескольких артиллерийских, авиационных и инженерных училищ, ему нравились. С ними он успел помотаться по разным 'площадкам'. Новое дело их, действительно, захватило с головой, глаза у мальчишек горели. И, даже если те 'ранние птахи' слегка и чудили между занятиями, то все покрывала их старательность в учебе. А вот, привезенные Мехлисом 'ноябрьские стажеры', были явно из другого теста. Что-то неуловимо барское мелькало в их поведении. И смеялись они громче всех, и перебивали лектора на занятиях, да и шикарные праздники 'для своих' устраивали в личное время слишком уж напоказ. Конечно, не все из них 'звездили', но с этими 'любимчиками' нужно было что-то делать. К тому же, поездки бригвоенинженера Королева между подразделениями бригады участились. Поэтому некоторые моменты работы с личным составом проскочили мимо него. С происхождением 'стажеров' он в деталях разобрался, только после одного не слишком приятного инцидента, случившегося в дивизионе ракетных перехватчиков. Как-то прибыв в расположение дивизиона перехватчиков, он увидел, что несколько курсантов загружаются у КПП в 'Пежо' комиссара Гущина. Явно куда-то 'намылились'. Сергей помнил, что сам комиссар Гущин, за день до этого уехал в Москву, поэтому удивился и потребовал объяснений. Водителем машины у этой развеселой компании курсантов оказался помощник комиссара Гущина курсант политучилища Леонид Мехлис.

— — В чем дело, товарищи курсанты?! Кто вам разрешил покидать расположение дивизиона? Товарищ помполитрука, подойдите ко мне!

— — Помощник политрука, курсант Мехлис....

— — В каких целях провоцируете курсантов на нарушение воинской дисциплины, товарищ помполитрука?!

— — Никак нет, товарищ командир бригады, никого не провоцирую! Сопровождаю группу курсантов за покупками...

— — Предъявите на всех увольнительные! И вам самому, кто разрешил покинуть расположение дивизиона? Командир дивизиона Шиянов или начальник штаба знают о вашей поездке?! Особый отдел предупрежден?!

— — Мы тут....

— — Что вы там мычите, товарищ курсант политучилища?! Отвечайте четко и ясно! Знают комдивизиона Шиянов и сержант ГБ Кружкин о вашем отъезде или нет?! Имеются увольнительные, или вы курсантов в самовольную отлучку везти собрались?!

— — Увольнительных нет. Виноват я один.

— — Ах, не имеется увольнительных! И в известность о своем отъезде никого не ставили! Вот значит как?! 'Виноваты'. И, наверное, также как о необходимости увольнительных, вы, случайно, подзабыли, что все присутствующие здесь военнослужащие давали подписки о неразглашении ими секретных сведений. И что выезд с территории возможен только с разрешения особого отдела.

Младший Мехлис стоял с горящими ушами, и по виду, готов был провалиться сквозь землю. И такая воспитательная беседа была ему явно непривычна. Леонид уже не раз наблюдал, как его отец словесно доводил до инфаркта нерадивых командиров. Но вот его самого, отец хоть и воспитывал жестко, но голоса на него почти не повышал...

— — Вас сюда, зачем прислали?! Чтобы дисциплину секретной бригады подрывать и военную тайну разглашать?! Для этого вас комиссар первого ранга Мехлис, к нам 'на усиление' привез?! Вас этому в политучилище учат?!

Помполитрука, уже перестал бубнить оправдания, и замер с красным лицом, когда с ним рядом неожиданно нарисовался уверенный в себе защитник. Взявший на себя объяснения, невысокий курсант перед Королевым не тянулся, смотрел на командира бригады без смущения, и вел себя обезоруживающе наивно и спокойно.

— — Ну, товарищ инженер, ну можно мы в город съездим? Сейчас все равно занятий нет. Личное время у нас. А товарищ помполитрука ни в чем не виноват! Это я попросил его, нас отвезти. Я перед этим по телефону у отца отпросился.

По-видимому, эта 'волшебная фраза' должна была в момент разрешить все противоречия, и заткнуть рот грозному начальству. Но Королев даже ухом не повел, слыша эти намеки на 'высокое происхождение' курсанта. Отрепетированное и не раз срабатывающее выступление нарушителя пропало втуне.

'Ну, комиссар Мехлис! Ну, удружил! Набрал каких-то сынков, которые мне тут всю дисциплину в бригаде коту под хвост спускают. Позор! На них же курсанты нашего ракетного училища смотрят! Если кому-то можно себя вот так вести, значит и всем остальным не запрещено! И я же потом и виноват окажусь. Как же, не доглядел за дисциплиной во вверенной части! Нет уж! Чей бы сынок это ни был, я ему командованием бригады вертеть не позволю! Чем бы потом это не вылезло, пока не поздно, нужно застроить этих 'барчуков'. И не только застроить, но и документально оформить это взыскание с детальным описанием всех причин. Остальные курсанты вон молодцы, в свое личное время матчасть изучают, а эти стажеры... Срам один!'.

— — Во-первых, товарищ курсант, встаньте, как положено перед старшим по званию и должности! Вы в Армии, а не на костюмированном балу! А в Армии, поведение военных регулируется Уставом. Во-вторых, повторите подход к командиру бригады, и в соответствии с Уставом, ко мне обратитесь!

— — Товарищ командир бригады! Разрешите обратиться, курсант Сталин?!

'Вот оно что! Младший Сталин! Думаешь, неприятностей бригвоенинженер побоится?! Сейчас я хвост подожму, и пылинки с тебя сдувать начну! Вот еще! Плевать мне на неприятности! Я и так уже по уши в этом деле, и все на карту поставил! Опозоримся мы на фронтовых испытаниях, мне можно самому стреляться! Ибо не я один в этот раз сяду, но и кучу народу за собой в лагеря утяну. И, вас 'барчуков придворных' я сюда не звал. Я костьми лягу, чтобы бригаду вы мне не испортили! А товарищ Сталин поймет. Он в Армии комиссаром был, и что такое дисциплина помнит'.

Очевидно, что-то этакое отразилось в гневных глазах командира бригады, потому что еще минуту назад независимо держащийся курсант сразу сдулся, и виновато потупил глаза.

— — Смирно, товарищи курсанты! За попытку самовольной отлучки из расположения подразделения секретной ракетной бригады. За, нарушение Устава РККА, приказов командования бригады, и за пререкания со старшим по званию. А также, в целях профилактики разглашения нарушителями сведений составляющих государственную тайну. Объявляю всем пятерым трое суток гауптвахты. Отбытие на гауптвахте, которая еще не построена, приказываю заменить шанцевыми работами на объекте '3-я пусковая' 1-й батареи дивизиона ПВО. Начштаба и командиру саперной роты, приказываю, выделить курсантам штыковые лопаты. Красноармейцев и технику на этот участок не направлять. Норму выемки грунта для нарушителей не уменьшать. Особому отделу приказываю, после работ, в личное время, читать нарушителям лекцию по соблюдению Устава и режима секретности на объектах бригады. До окончания срока взыскания, в ночное время тренировать с нарушителями подъемы по тревоге, для чего поселить их в отдельной палатке рядом с особым отделом дивизиона. Начальнику особого отдела бригады Полынкину усилить режим на всех объектах бригады! И после отбытия нарушителями наказания, строго принять у всех экзамен на знание Уставов и требований режима секретности. Начальнику штаба оформить приказ с подробным описанием проступка нарушителей. Выговор в приказе всем пятерым занести в личные дела. При малейшем новом нарушении, приказываю откомандировать курсантов из бригады, в распоряжение училищ, в которых они обучаются. Вместе с отзывом о их поведении. О совершенном курсантами нарушении и его возможных для страны последствиях, политрукам довести на политинформациях до личного состава во всех подразделениях бригады. Исполняющего обязанности командира дивизиона капитана Шиянова вызвать ко мне для дачи объяснений.

'Я вас научу Устав и государственные секреты уважать!' Последнюю фразу Сергей произнес мысленно, и уже собрался покинуть 'лобное место', но как выяснилось, у курсанта Сталина, все еще имелись вопросы, вот только ответ на них оказался столь жестким и непреклонным, что курсант замер с открытым ртом.

— — Но товарищ....

— — Команды 'Вольно' не было, курсант Сталин! Почему пререкаетесь в строю со старшим по званию командиром, товарищ курсант? Вам мало одного взыскания?! После второго взыскания, вы вылетите из бригады, несмотря на любые ходатайства. Бардака в нашей секретной ракетной бригаде я не потерплю! Устав писан кровью и касается всех! Вам все ясно, товарищи курсанты?!!

— — Так точно, товарищ комбриг!

— — Все ясно, товарищ комбриг!

— — Тогда, кругом! В распоряжение командира саперной роты капитана Казакова... Шагом... отставить!

— — Бего-ом! Марш!

Состоявшаяся вечером беседа с начальником особого отдела бригады Старшим лейтенантом ГБ Полынкиным, прояснила вопрос с прикомандированным личным составом. Оказалось, что 'для усиления бригады' комиссар Мехлис зачем-то, действительно, привез на стажировку сыновей высшего партийного и военного руководства. Причем не только курсантов, но и уже получивших звания красных командиров. Среди фамилий мелькали столь известные как, Микоян, Фрунзе, Ярославский, Сергеев, Самойлов. Не все из них вели себя по-барски, были и обратные примеры. К примеру, лейтенант ВВС Аркадий Чапаев, его брат старший лейтенант артиллерии Александр Чапаев, и курсант артиллерийского училища Яков Джугашвили нормально вписались в новый коллектив. Двое попали в дивизион харьковских реактивных установок, а младший Чапаев в дивизион перехватчиков. Их Королев не раз ставил в пример другим. И все-таки с программой для "ракетных учлетов" нужно было что-то делать. В дивизионах крылатых ракет и перехватчиков ПВО, летать пока было не на чем. Занятия проходили на земле. Изучалась матчасть. Конечно, для считающих себя асами восемнадцати-девятнадцати летних мальчишек оторванная от неба учеба выглядела скучноватой. Оттого они и бузили. Впрочем, воспитательный эффект от 'шанцевой губы' вскоре появился. Вернувшийся Гущин, наказание одобрил, а за воспитание своего подчиненного взялся всерьез. Ну, а остальные четверо получивших взыскание, изо всех сил тянулись на занятиях проводимых приезжающими в дивизион инструкторами и инженерами. Особенно они воспылали любовью к службе, сразу после декабрьских учений со стартами ракетных планеров-перехватчиков. В тот раз, первым, на планере с ракетными ускорителями продемонстрировал взлет лично комдивизиона Шиянов. Стрельбу учебными 60 мм ракетами по дрейфующим в небе и дымящим сигнальными дымами воздушным шарам, на высоте около километра, он выполнил ювелирно. За ним это упражнение выполнили: испытатель ракетных планеров — старший лейтенант Владимир Фёдоров, лейтенант Аркадий Чапаев, и группа курсантов ракетного училища имени Кибальчича под командованием старшего курсанта Георгия Берегового. Пританцовывавших в ожидание своей очереди 'стажеров' пустили в последнюю очередь. Но, судя по восторгу на лицах, отношение к службе у них поменялось кардинально. Больше о нареканиях в адрес 'супердетей' Королев ни разу не слышал. И что слегка удивило Сергея, за тот инцидент никаких претензий к нему, никто из 'высоких отцов' не предъявил. Более того, комиссар Мехлис, прибывший как-то в начале января 1940 вместе с наркомом внутренних дел Берия, общался с Королевым предельно вежливо, а саму ракетную бригаду в беседе скупо похвалил.

* * *

Черновое обновление от 06.11.17 / Ледовое пламя. Бой над заливом и краткий эпизод дебюта ракетчиков / — не вычитано //

* * *

В первый день артиллерийского обстрела, так и не удалось отправить воздушного разведчика, чтобы установить какие же корабли бьют по столице с залива. Наступила ночь, а штаб генерала-фельдмаршала Густава Маннергейма вынужден был оставаться в пригороде Хельсинки. И сообщения к нему приходили одно другого тревожнее. За снежной метельной ночью, в тыл Виппурийской группе войск высадился вражеский десант, и замкнул окружение. Было неясно, как русские сумели пройти через торосы крупной войсковой группой из нескольких лыжных батальонов, поддерживаемых десятками аэросаней, быстроходных танков, и даже артиллерией. По артиллерийским позициям, судя по частым и мощным разрывам, били сотни тяжелых орудий. Панические сообщения приходили от расквартированных в южной Финляндии частей ПВО и шюцкора. Большое количество краснозвездных двухмоторных транспортников выбросило сразу в нескольких местах ротные парашютные десанты усиленные минометами. С Севера вдоль железных дорог продолжали наносить свои удары, прорвавшиеся на побережье Похьялахти и в центральную Финляндию большевистские дивизии. И эти проклятые корабли в 'Маркизовой луже', бьющие откуда-то из-за горизонта! Решение о срочном ударе по вражеским кораблям без разведки цели было поддержано штабом. Перелетевшая вечером в столицу добровольческая авиагруппа Терновского, начала подвеску авиабомб. Вылет был намечен на очень раннее утро.

Ночная метель стихла. Артналет по столичным береговым объектам и островным батареям все еще продолжался, а следом, русские в любой момент могли нанести удар своими пикировщиками. Поэтому выпускающий их группу капитан Магнуссон нервно подгонял последних выруливающих. Зенитные прожекторы заставляли искриться легкую поземку, и укатанный снег импровизированного летного поля. Кабы не переделанное шасси старых советских истребителей, эта авантюра бы просто не состоялась, и бомбы не удалось бы подвесить под фюзеляжи. Временный лидер, лейтенант датских ВВС Расмуссен повел на взлет их авиагруппу из шестнадцати переделанных русских 'Григорович И-5'. После недавних боев над Остробортией группой уже было потеряно пять старых русских истребителей и еще семь столь же старых британских 'Бульдогов'. Много раз перебранные французские моторы выли на высоких оборотах. От груза навешенных Хельсинскими оружейниками британских 113-ти килограммовых авиабомб, скрипели и угрожающе проседали амортизаторы, замененных в Бельгии стоек лыжного шасси. Пороховых ракет-ускорителей в это раз на самолеты не ставили, большая взлетная дистанция позволяла взлетать и без них. Перед тем вылетом подполковник Робертс сказал, что от результата этого удара по русским линкорам и крейсерам зависит успех обороны столицы и свобода Суоми. Впрочем, летящие с Матвеем рядом недавние курсанты абверовской летной школы, летели в бой не за Финляндию, а за неплохой гонорар, и в силу своей давней ненависти к большевикам. Советскому разведчику на эти громкие лозунги финского подполковника было также начхать, но по другим причинам. Раскрывать себя Матвею было никак нельзя, как нельзя было, и допустить успешной бомбардировки наших кораблей. И сейчас, набирая высоту в предутреннем небе, разведчик напряженно думал, как ему все сделать правильно. Решать над целью придется быстро, и права на ошибку у него нет. Анджей Терновский не случайно слег с ранением, сам он был нужен для другого задания, и провалить его также не мог.

Вообще-то младший сержант госбезопасности Матвей Поланский в разведку попал по наследству. Отец Матвея в далеких 1910-х водил знакомство со многими товарищами из II-го интернационала. За это и попал в поле зрения царской Охранки и перед самой империалистической оказался в ссылке далеко на востоке России. Здесь он неожиданно для себя пустил корни, стал учительствовать, и нашел свою единственную (будущую мать Матвея). И зажил старший Поланский спокойной жизнью. Впрочем, после победы Октябрьской Революции, в стороне от борьбы за народное дело он не остался. Вспомнили про него товарищи, и как старому подпольщику предложили новое дело. В общем, вступил отец Матвея в большевистскую партию, сменил фамилию на партийный псевдоним, и стал чекистом. Громил в Сибири банды анархистов, контрабандистов и прочих мазуриков. Выслеживал и ловил белых шпионов, агентуру интервентов и барона Унгерна. Был дважды ранен, получил благодарность и наградное оружие от товарища Менжинского. В 1935-м году бывший учитель, старший лейтенант госбезопасности Поланский был направлен обучать кадры для ГУ ГБ НКВД. Причем, в силу хорошего знания польского языка и культуры, частенько приходилось ему готовить агентов-нелегалов для отправки на историческую родину. Вот в 1938 году старый знакомый Поланского один из начальников отделов ГУ ГБ Исай Бабич и предложил ему послать родного сына Матвея на разведкурсы. Хоть и переживал за сына старший Поланский, но согласился. Карьера в НКВД была делом серьезным и весьма перспективным. В отличие от хорошего знания английского и польского (устного и письменного языков), летная специальность Матвея Поланского новых учителей поначалу не особенно заинтересовала. Управлять самолетом будущий разведчик научился еще в 37-м, в родном Читинском аэроклубе. Быстро освоил сложный пилотаж, не только на У-2, но и на УТ-1. Летал отлично. Инструкторы хвалили, даже на соревнования отправляли. И быть бы ему, наверное, успешным пилотом-спортсменом, а может, и пилотом ВВС, если бы не родовая польская кровь, и не отцово начальство. В общем, с июня 1939 вынужден был Матвей повышать свою квалификацию по первой и самой любимой им крылатой специальности, но уже в школе пограничных пилотов НКВД.

Юный младший сержант госбезопасности прошел ускоренный курс подготовки, выучил наизусть свою новую биографию, и в первых же числах августа отправился в Польшу. Здесь, в соответствии с легендой, Поланский успешно легализовался. Через неделю, 'провинциальный планерист-любитель', попытался поступить в Демблинскую военную летную школу. Туда его не взяли, несмотря безукоризненный комплект документов, и хорошие оценки на экзамене (все, кроме оценки по Истории Великой Польши). Командование Летництва Войскова еще не видело нужды в ускоренном наборе курсантов, и количество мест в училище не увеличивало, отбирая лучших. Матвей был готов к этому, и легко поступил в летную школу в Быдгощи сначала на курс авиамехаников. И там, на курсе обучения пилотов тоже не было свободных мест. Не успел он проучиться и нескольких недель, как началась мобилизация и война с Германией. Матвей тут же сумел отличиться, перегнав с подвергающегося бомбежке школьного аэродрома на авиабазу Марково аварийный учебный самолет. После этого, недоучившегося курсанта с планерным опытом заметили, и решили использовать не только как механика. Пройдя ускоренное обучение пилотированию, оказался Матвей в истребительно-штурмовом дивизионе 'Сокол', где и продолжил службу в качестве пилота, переделанного в штурмовика старого истребителя PWS-10. Дальше начались и вовсе чудеса. Как уже потом узнал Поланский, из СССР в Польшу прибыло несколько агентов. Сам он фактически становился связником между советским резидентом в Варшаве и двумя его польскими командирами (и как выяснилось, 'соратниками по 'невидимому фронту''). А Моровский с Терновским стали быстро 'тянуть' Поланского по службе, на командира звена. По счастью бдительные офицеры Дефензивы не заинтересовались, причинами столь интенсивного обучения группы из нескольких бывших курсантов (одним из которых был Матвей). И вскоре новоиспеченного плутонового Поланского направили в Англию, для переучивания на новую технику, и для перегонки закупленных поляками 'Харрикейнов'. Тогда-то он впервые узнал о своем основном задании. Вот только внедриться в круг британских военных пилотов и испытателей в тот раз не удалось. Не того полета птицей был молодой пилот для командования союзных ВВС. Все что удалось юному разведчику, это перезнакомиться с большой группой британских офицеров. Потом был дальний перелет на перегруженных топливом британских истребителях, и новые боевые вылеты. К началу октября Матвей научился грамотно штурмовать колонны фашистов и даже сумел сжечь один словацкий биплан-истребитель. Затем случилась ожидаемая капитуляция в Люблине, и плен. Но вскоре, Поланский попал в учебную эскадрилью Абвера, в которой встретился со своими бывшими командирами в роли инструкторов.

И вот, теперь Поланский изображал боевые вылеты против РККА в Финляндии. Это было сложнее, чем воевать в Польше против Люфтваффе. Чтобы не возбуждать подозрений других пилотов и контрразведчиков из Валпо, пришлось изрядно потрудиться. И при стрельбе и бомбардировке мимо целей, и чтобы не подставиться под очереди воздушных стрелков, следовало быть очень осмотрительным. Перед тем вылетом, Матвей получил от капитана Терновского приказ, срочно отправляться в Англию с закупщиками-перегонщиками финского полковника Шалина. В очередной поездке Матвей под любым предлогом должен был остаться на Острове, а сам Терновский планировал присоединиться к нему позднее. Так уж вышло, что тут удачно совпали планы советской разведки по внедрению агентов, и решение британцев 'втихую' передать финнам три десятка истребителей 'Глостер Гладиатор'. В эту-то команду пилотов-перегонщиков, как раз и был включен Матвей Поланский. Вот только русское наступление спутало все карты, и отъезд делегации неожиданно задержался. Результатом этой задержки оказался вылет советского разведчика в тот бомбардировочный рейд. Но бомбить советские корабли Матвей не собирался. ...

Звено Матвея шло в колонне сразу за ведущим звеном датского лейтенанта. Один И-5 задымил после взлета и, сбросив бомбу в лес, тут же пошел на вынужденную. Остальные, машины собравшись в строй, потянулись едва на сотне километров в час в сторону залива. С тяжелыми бомбами высоту было не набрать, поэтому шли едва на четырехстах метров. Летели минут двадцать, не дольше. Белый саван застывшего ледяного поля 'Маркизовой Лужи' сначала был чист. В направлении дымных облаков глаза искали вытянутые контуры крейсера или линкора. Но, вот, чуть левее по курсу, в предутренней дымке обозначились какие-то огни. Дымы были, огоньки тоже были, но ничего крупного, вроде корабля, Матвей там все еще не видел. Это было странно. Идущий во главе первого звена Расмуссен заложил круг над дымами, видимо тоже не мог ничего понять. Ни больших кораблей, ни прорубленного ими во льдах канала чистой воды не было. Ничего размером с корабль вообще не наблюдалось! Впрочем, кое-что Расмуссен углядел. Километрах в пяти восточнее обманных дымов с трудом угадывались какие-то странные грязно-серые прямоугольные пятна больше похожие своими размерами на вагоны-теплушки. То одна, то другая такая 'теплушка', неожиданно окутывалась дымом и выплевывала в сторону далекого берега длинный огненный столб. Рядом с ними замигали огоньки зенитного огня. Облачка зенитных разрывов стали наползать на подлетающую группу самолетов. Матвей пригляделся к маневрам ведущего, и внезапно понял, что просто бомбить мимо, и смотреть как бомбят другие, сейчас он не сможет...

'Вот оно! Теперь мне ясно. Наши притащили на лед дальнобойные пушки. И пушки те, наверняка, секретные. Расмуссен далеко не дурак, и видя то же что и я, сейчас зайдет вдоль линии этих орудий и начнет бомбежку. И что мне тогда делать?! А если он вернется и расскажет? Так, СТОП! Первое, что я могу и должен сделать, это сбросить гребанную бомбу прямо сейчас! А там, останутся у меня два старых британских 'Виккерса' с полным боекомплектом. Передатчиков ведь на самолетах нет, только приемники стоят. Терновский всегда отдавал нам команды через рацию своего 'Харрикейна'. Значит, моя задача сделать так, чтобы на берегу ничего не узнали. Ни про секретные орудия, ни про отсутствие в заливе советских кораблей. И чтобы ни один фашист до берега не дотянул. Хорошо, что на наших 'пятаках' нет кинопулеметов, можно смело дырявить гадов! Жаль только, что свое задание провалю, но бомбить наших, я этим уродам не позволю!'.

Матвей нажал кнопку сброса, и семипудовая бомба через секунду глухо рванула за хвостом, подбросив своей ударной волной, идущую сзади машину. Наплевав на соседние истребители, он, прибавил газа, и оказался у самого хвоста датчанина. Короткая очередь, и перевернувшийся через крыло аппарат лидирующего группу лейтенанта врезался в лед, и взорвался на своей же бомбе. Теперь счет пошел на секунды. Матвей, экономя боекомплект, коротко и точно бил по кабине, и тут же пристраивался к следующему. Те, кто шел сзади, еще не поняли в чем дело, зато летящие рядом его бывшие сослуживцы в ужасе бросились врассыпную от 'сумасшедшего убийцы'. Но делали они это слишком медленно, потому что свои бомбы сбросить не догадались. Шестеро 'абверовских птенцов' все-таки проскочили вперед, и уже влезли под огонь зениток, пока Поланский продолжал отстрел, тех, кто еще не вышел на боевой курс. Двое столкнулись и упали. Еще один получив зенитный снаряд, рухнул вниз. Четыре сбитых Матвеем 'пятака' уже лежали на льду, а две небольшие группы истребителей-бомбардировщиков все еще пытались выйти в атаку на пушки. Но в этот момент, откуда-то сбоку с земли ударили огненные факелы. Матвей видел, как в утреннем небе оперенные огнем небольшие монопланы взлетали, поднимаясь чуть выше строя атакующих финских машин. Вот их носы поочередно окутались дымом, и среди финских самолетов появились частые разрывы, словно от огня зениток. А сами ракетные машины сразу, заложили плавный вираж, и пошли на посадку. Огненный факел из их хвостов уже не бил. А шесть сбитых ими бипланов тут же свалились на крыло. Остальные два, побросав, куда попало, свои бомбы, попытались развернуться в сторону берега. С этими Матвей уже мог разобраться. Все-таки своих сослуживцев он знал хорошо. Настоящих воздушных бойцов среди них не было. На обе оставшиеся цели патроны Поланский уже не экономил. И лишь, завалив последнего, увидел со стороны Таллина спешащие сюда советские истребители. Теперь Поланскому нужно было срочно уходить. Теоретически, его 'британская миссия' еще вполне могла состояться. Если на льду наши захватят всех выживших пилотов, а других свидетелей-финнов поблизости не окажется. И если, видевшие его бой красноармейцы и командиры, не станут трепать языками о том, как финский пилот сбивал своих. Увы, всяких разных 'если', набиралось слишком много. Из-за этого не слишком логичного (если не сказать безумного) поступка вся его дальнейшая разведывательная работа, оказывалась под угрозой и могла теперь прерваться в любой момент. Но Матвей почему-то иррационально верил, что информация к финнам не дойдет так быстро, и потому, сбегать или 'пропадать без вести' пока не собирался. Он уже почти долетел до посадочной площадки, когда зашедшая ему в хвост советская 'Чайка' И-153 открыла огонь из четырех синхронных пулеметов. Играть с таким противником было бесполезно. Матвей ушел на вираж и, выпустив последнюю очередь 'в белый свет', перевернул самолет через крыло, и просто выпрыгнул с парашютом. Ветер закрутил Матвея, и понес на деревья. Как влетел в хвойный лес, и сгорел его 'пятак' он не видел. А то, что этот бой с советским летчиком прикрыл разведчика от любых подозрений, он узнал уже позже в столичном госпитале.

На следующий день Поланского навестил подполковник Робертс одетый в белый халат поверх мундира. На его вопрос — 'Сколько русских кораблей вы видели, и откуда они стреляют, лейтенант?', Матвей ответил посетителю чистую правду — 'Группа была атакована еще до похода к цели, господин подполковник. Где находятся корабли, и каков состав ордера мне не известно. Мы приняли бой, и авиагруппа погибла полностью!'.

Попытка повторного налета также не увенчалась успехом. Теперь русские поднимали прямо со льда свои истребители-перехватчики, и без затей сбивали над заливом финские самолеты. Даже разведчики не сумели проникнуть в этот район. А еще через день при попытке это сделать, был сбит самолет Швеции. Отъезд в Англию еще не был назначен, зато легкие ушибы и ссадины Матвея ничуть не мешали ему выполнить задание. Врачи отпустили его из госпиталя уже через день. Перед уходом из госпиталя, Матвей успел повидаться с Терновским, тот тоже готовился к выписке. Из всей авиагруппы их осталось всего человек восемь, из которых еще трое лечились от ран, двое перешли в другие авиагруппы, один вернулся в Германию после ранения. Рассказывать капитану и соотечественнику о своих недавних подвигах Матвей не стал. О том, что за каких-то двадцать минут он лично сжег шесть вражеских самолетов, Поланский не думал. Куда важнее было знать, что его безумное с точки зрения разведчика решение оказалось правильным. И еще сегодня он узнал, что Выборг капитулировал после сильных артиллерийских обстрелов и последовавших за ними мощных штурмовых ударов......

Черновое обновление от 03.12.17 // Бельгийская авантюра — 'Глас Небес', 'природа чистоты' и 'вопросы спасения космоплавателей' в Прибалтике / — не вычитано //

* * *

Хьюз слегка накренил свой 'Боинг', и увидел подходящую к бельгийской границе группу бомбардировщиков. Моровски на своем двухмоторном 'мессере' и его восьмерка 'Брюстеров' висели ниже на полтысячи футов. В крови миллионера гуляло возбуждение. Даже когда он снимал сцены воздушных боев для 'Ангелов Ада' таких переживаний не было. Какие-то давно, еще в детстве, забытые чувства рождала эта очередная авантюра Моровского. Сам Говард рос в богатой семье, и всегда мог себе позволить почти все, просто в силу авторитета семьи и большого состояния. Лишь несколько не особо обременительных табу были и в его жизни, за что стоило благодарить отца. И как все запретное, эти табу слегка дразнили Говарда своей недоступностью. До 19 лет те табу им соблюдались, но сразу после смерти родителей, Говард стал пробовать этот мир на прочность. Беспрецедентная личная свобода и безопасность, унаследованная вместе с высокими связями и огромными деньгами семьи, позволяли Хьюзу ступать по самому краю общественной и семейной морали. Даже случайный наезд на пешехода со смертельным исходом, не грозил молодому миллионеру ничем кроме некоторых финансовых издержек. Однако хоть Говард регулярно бросал вызовы этому Миру, он все же не забывал и заветы предков. Он не женился на падших и скомпрометированных женщинах, но легко компенсировал свое здравомыслие обширным списком романов с моделями и актрисами. Он не имел дел с уголовниками, и не конфликтовал с церковью, просто потому, что не замечал, ни тех, ни других. Риск и небо были его религией. Но дойти до самого края, молодой миллионер не спешил. В середине тридцатых в разных концах Мира вспыхнули войны, в которых умелые и не очень пилоты совместили два главных кумира Говарда в гремучую смесь смертельной воздушной игры. Все то, что Говард воспел в своей кинолетописи 'Ангелы Ада' в этот раз, проигрывалось новыми 'актерами' вживую. Призом в той смертельной игре становилась шумная слава для немногих победителей (вроде испанца Морато). А наказанием за проигрыш должны были стать лишь яркая гибель и забвение. Впрочем, иные погибшие асы удостаивались и посмертных строк в анналах Истории. И Говард рационально оценив эти перспективы, в первый раз не решился пробовать Мир на прочность, покорившись воле покойных родителей. С тех пор, войну Говард обходил десятой дорогой, просто потому, что не мог себе позволить, глупо погибнуть, обезглавив тем самым дело всей своей жизни.

Если риск и небо были религией, то навязчивой идеей Говарда, унаследованной от покойной матери была чистота. Эту 'войну с микробами' он вел с самого детства с переменным успехом. Иногда чувство бессилия перед 'невидимой вражеской армией' вгоняло Хьюза в депрессию. Как-то им довелось поболтать с Моровски о природе чистоты. В тот раз Адам с доброжелательной иронией посоветовал своему богатому приятелю найти в Америке 'русскую баньку', и испытать на себе 'очистительный обряд хлестанья веником в раскаленной парной с последующим нырянием в прорубь'. С его слов этот обряд на целую неделю возводил перед микробами непреодолимую магическую защиту, здорово упрощающую повседневное противостояние человека любым болезням. Вообще-то Говард, не особо верил в такие санитарно-магические чудеса. В России он, конечно же, бывал. Да хоть в прошлом 1938 году. Тогда он успел пролететь через Москву, Омск и Якутск, во время своего исторического кругосветного перелета (Из Нью-Йорка в Нью-Йорк). Но в пунктах промежуточных посадок, в русскую баню, Хьюз не ходил. Поэтому отнесся к заявлению Моровски довольно скептически. Лишь из любопытства, он нашел такое чудо, через знакомых на Аляске, и затребовал себе 'полный обряд очищения' с паром, вениками, квасом и специально пробитой прорубью. Перед самым отплытием Моровски из Штатов в Европу им снова довелось поболтать о чистоте, и Хьюз был вынужден признать, что некая доля правды имелась в словах приятеля 'о волшебной силе бани'. Видимо, после той авантюры, степень доверия миллионера к этому спокойному молодому парню здорово выросла, раз очередное безумное предложение Моровски 'развеяться перехватом самолетов в нейтральной Бельгии', и заодно поснимать эпизоды к будущему киношедевру 'Крыло и вуаль' было Говардом принято. И вот, данный самому себе запрет на участие в реальных воздушных боях пусть не полностью, но был им нарушен. В снежном феврале 1940 над Бельгией его личный 'Боинг-307' висит в километре над чахлым строем самолетов-перехватчиков. А сам Говард выполняет отдаваемые по радио команды сумасброда Моровского. А тот невозмутимо командует им. И молодого капитана нисколько не смущает необходимость приказывать миллионеру, хозяину авиазавода и прочих дорогих активов, и недавнему командиру и владельцу целого воздушного флота из почти девяти десятков боевых самолетов времен Великой Войны (авиапарк, купленный Хьюзом для съемок 'Ангелов Ада'). И этот безумный приятель, то и дело, добавляет Говарду адреналина своими новыми выходками. Но деваться некуда. Оставалось только дать указание кинооператорам начать съемку, а самому приготовиться запускать внешнюю трансляцию, и ждать новых фантастических кадров, из тех, что никогда рождаются в павильоне.

— — Кондор. Кондор ответь Соколу!

— — Слышу тебя, Сокол.

— — Говард, давай, через две минуты включай свою 'шарманку', у нас лишь десяток минут будет, чтобы приземлить их тут. Долго с ними церемониться не выйдет. Мы-то, с тобой, конечно, блефуем. Но я постараюсь сыграть свою партию максимально достоверно.

— — Принято Сокол. Готовлю трансляцию. И Адам... ты не убей там кого-нибудь, все же те парни вроде бы за нас (за Свободный Запад), и пока они ничего нам с тобой не сделали.

— — Увы, мой друг. Но это судьба! Они сами напросились....

— — Адам! Не смей!

— — Да шучу, я шучу! Все, я перехожу на их волну. Кондор включить 'Глас Небес'!

— — Есть! Включаю трансляцию!

Хьюз перекидывает тумблер на приборной панели самолета, и с магнитофонной пленки, из мощных динамиков под крыльями его четырехмоторника, словно нагорная проповедь, громовыми раскатами несется адресованная воздушным нарушителям речь молодого капитана Авиакорпуса. Адам поработал со звуковой аппаратурой, поэтому его голос разносится на километры во все стороны, давя на психику летящих близко пилотов. Экипаж Говарда плотнее затягивает наушники. Если бы не они, то можно было бы и оглохнуть от столь инфернального выступления.

— — ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ ЭКИПАЖАМ БРИТАНСКИХ САМОЛЕТОВ!

— — ВЫ НАХОДИТЕСЬ В ВОЗДУШНОМ ПРОСТРАНСТВЕ НЕЙТРАЛЬНОЙ БЕЛЬГИИ. ПРИКАЗЫВАЮ НЕМЕДЛЕННО ИДТИ НА ПОСАДКУ! НЕМЕДЛЕННО ИДИТЕ НА ПОСАДКУ!!

— — БЛИЖАЙШИЙ К ВАМ АЭРОДРОМ МАРКИРОВАН РАКЕТАМИ И СИГНАЛЬНЫМИ ДЫМАМИ. НЕМЕДЛЕННО ИДИТЕ НА ПОСАДКУ!

— — НАША СТРАНА НЕ УЧАСТВУЕТ В ВАШЕЙ ВОЙНЕ И ТРАДИЦИОННО УВАЖАЕТ БРИТАНИЮ. ИМЕННО ПОЭТОМУ В СЛУЧАЕ НЕПОСЛУШАНИЯ ВЫ СО ВСЕМ УВАЖЕНИЕМ БУДЕТЕ СБИТЫ. БУДЕТЕ СБИТЫ!!!

— — ПОВТОРЯЮ. ПРИ ПОПЫТКЕ ПРОДОЛЖИТЬ ПОЛЕТ ПО КУРСУ ИЛИ СМЕНИТЬ КУРС НЕ В СТОРОНУ АЭРОДРОМА, ВЫ БУДЕТЕ СБИТЫ. НАШЕ УВАЖЕНИЕ НЕ ПОЗВОЛЯЕТ ПОСТУПИТЬ ИНАЧЕ.

— ВНИМАНИЕ — ЭТО НЕ ШУТКА. И ЧТОБЫ ПОДТВЕРДИТЬ НАШИ НАМЕРЕНИЯ, ВЕДУЩЕМУ ВАШЕЙ ГРУППЫ Я СЕЙЧАС ПАРОЙ СНАРЯДОВ ПОВРЕЖУ КОНСОЛИ КРЫЛЬЕВ.

В этот момент трофейный 'Мессершмитт Bf-110' пилотируемый Адамом открывает огонь из установленной в носу самолета американской 37 мм авиапушки М4 (которая лишь три дня назад прилетела в Брюгге на личном 'Боинге' Хьюза). С предельной дистанции он дает несколько коротких трех патронных очередей инертными снарядами. Снаряды пробивают обшивку крыла ведущей машины, но вместо полноценного взрыва, запросто оторвавшего бы кусок крыла, лишь выбрасывают через отверстия в своих корпусах дымовые фонтаны. А висящий километром выше 'Боинг' Говарда снова запускает давящую на мозг пилотов-нарушителей фонограмму.

— — ПРИКАЗЫВАЮ НЕМЕДЛЕННО ИДТИ НА ПОСАДКУ! ПРИ ПОПЫТКЕ ПРОДОЛЖИТЬ ПОЛЕТ ПО КУРСУ, ВЫ БУДЕТЕ СБИТЫ. СЛЕДУЮЩИЕ СНАРЯДЫ Я ПОЛОЖУ В МОТОРЫ САМОЛЕТОВ. ВСЕ НАПРАСНЫЕ ЖЕРТВЫ БУДУТ НА СОВЕСТИ ТОГО, КТО ЗАПРЕТИЛ ВАМ ПОСАДКУ.

— — ВНИМАНИЕ БРИТАНСКИЕ ПИЛОТЫ! ПОСЛЕ ПОСАДКИ НА НАШЕМ АЭРОДРОМЕ ВАС ЖДУТ ПРИЛИЧНЫЙ УЖИН, ДОСТОЙНЫЙ ОТДЫХ ПОСЛЕ ТРУДНОГО БОЕВОГО ВЫЛЕТА И НАШЕ РАДУШИЕ. ДИПЛОМАТЫ РЕШАТ ЭТО НЕДОРАЗУМЕНИЕ, И ВАШИ САМОЛЕТЫ ВСКОРЕ ВЕРНУТСЯ В БРИТАНИЮ.

Одному упрямому 'Веллингтону', поливающему идущие от него в километре перехватчики из всех оборонительных пулеметов, Моровски все же дырявит левый двигатель из своей дальнобойной пушки. Забияка 'британец' с дымящим мотором идет на вынужденную посадку. После такого афронта, все семь оставшихся в небе 'британцев', нехотя, встают в круг для захода на посадку. Говард во все глаза глядит на эту бескровную победу. Только что его приятеля пытались достать отнюдь не бутафорскими трассами из настоящих 'браунингов'. А тот, как ни в чем не бывало, спокойно отдает команды на английском восьмерке своих подопечных пилотов на 'Брюстерах В-339' (шести американцам и паре бельгийцев). После такой демонстрации, ни у кого не остается сомнений в заслуженности его польских наград. И бельгийцам и стажерам Шеннолта преподан отличный урок. В этот раз урок обходится без жертв. Неделей ранее, бельгийцы от оборонительного огня британских коллег потеряли один самолет и еще двое получили повреждения. В тот раз Моровски аккуратно повредил и посадил на вынужденную посадку двухмоторный 'мессершмитт', погнавшийся за британцами. Теперь, против того трофея, постоянно тренируются в учебных боях. А Моровски сумел убедить получившего чин подполковника Шеннолта, о необходимости испытаний в Бельгии новых крупнокалиберных авиапушек М4, принимаемых на вооружение Авиакорпусом. И вот, первое фронтовое испытание орудия проходит успешно. В активе пилота-испытателя минимум один сбитый 37 мм снарядами самолет (то, что 'Веллингтон' приземлился и остался ремонтопригодным, скорее удачное стечение обстоятельств).

Доклад в штабе Моровски провел, довольно, буднично. Как старший воздушного патруля молодой капитан доложил полковнику о приземленных воздушных нарушителях. У бельгийцев были совсем свежие счеты к островным соседям, не так давно несколько пилотов королевства получили ранения от стрелков бомбардировочного командования воздушного флота соединенного королевства. Даже один бельгийский 'Харрикейн' был потерян, а пилоту пришлось прыгать с парашютом. Так что дипломатической службе короля Бельгии, было о чем побеседовать с их островными коллегами. В качестве официально оформленного воздушного советника 'Belgische strijdkrachten', письменный рапорт Моровски представил уже через час. Сам капитан мог спокойно праздновать свою шестнадцатую личную воздушную победу. Четырнадцатым у него был сбитый под Мюнхеном Рюдель. Пятнадцатым, стал тот самый BF-110, который он заманил глубже в бельгийское небо. В схватке он заставил соперника сжечь горючее, затем пробил ему крупнокалиберными пулями бензобак, и принудил к посадке. Это если не считать посаженные им сегодня на аэродром бомбардировщики. С ними счет бы спокойно перевалил за два десятка. Вечером в офицерском клубе состоялась неформальная встреча недавних воздушных противников. Говард пришел туда за компанию. Адам Моровски был приветлив со всеми. Британцы поглядывали на своих победителей с хорошо скрываемым раздражением. Их воспитание 'джентльменов с твердой верхней губой', предусматривало общение с позиции вечного превосходства британской армии и культуры над всеми нациями. Но эта установка рассыпалась в прах, перед светски дружелюбной иронией со стороны наглого американского мальчишки капитана. В тот вечер Моровски даже пришлось вышвырнуть из заведения одного слишком многое позволившего себе в беседе забияку-бомбардира. Но, сами же, британские офицеры посчитали капитана в своем праве, поскольку находились в гостях, и хозяева вели себя с ними предельно корректно. В целом, вечер удался. До распевания песен не дошло, но Эдмунд продемонстрировал виртуозную игру на фортепьяно, а Моровски иногда сыпал стихами Роберта Бэрнса. Да и остальные американцы, включая и Говарда, сумели растопить лед британского высокомерия.

В плане выпивки, Моровски не стал пытаться перепить 'лайми' и, сославшись на подготовку к новому боевому вылету, ушел отсыпаться. А с Говардом зацепился языком сквадрон-лидер Мориссон.

— — Как вас угораздило принять в этом участие, сэр?

— — Не поверите, майор, получил приглашение развеяться от сплина. И вот я здесь.

— — Ну, и как вам это развлечение? Удалось развеять скуку?

— — Пожалуй, удалось. Но с моим приятелем Моровски, и без этого не соскучишься. Через неделю он зовет меня съездить в Латвию на Форум по средствам спасения пилотов. Кстати, вы не могли бы переслать письмо-приглашение на этот Форум вашему соотечественнику мистеру Эверарду Калтропу, инженеру и создателю средств для спасения пилотов?

— — С парашютами конструкции этого джентльмена в королевском воздушном флоте знакомо большинство офицеров. Так что вашу просьбу я выполню без проблем. Вернувшись на базу, я могу воспользоваться курьерской отправкой. Но это если нас отсюда выпустят в скором времени.

— — Об этом можете не беспокоиться, сэр. Адам сказал, что вам разрешат вылет уже завтра-послезавтра. Бельгийская делегация еще месяц назад прибыла в Лондон. Теперь-то им точно хватит и пары дней, чтобы достигнуть соглашения о прекращении нарушений нейтралитета их маленькой нейтральной страны. Ведь дипломаты получили замечательный повод...

— — Да уж, 'замечательный повод'... Если бы ваш приятель Моровски сегодня по-настоящему сбил кого-то из моего сквадрона. Боюсь, ему пришлось бы облетать Британию десятой дорогой. Мне даже показалось, что он с удовольствием бы сделал это, летая за немцев. Может быть газетчики не врали, а?

— — Тут вы ошибаетесь, майор. Адам чтит международные законы. Он никогда не воюет за страну-агрессора. Я слышал, что его звали поучаствовать в новой войне на Севере, но капитан отказал обеим сторонам. И коммунистам и финнам. И даже сейчас он искренне старался не убивать пилотов, хотя ваши-то воздушные стрелки с ним и 'Брюстерами' из его сквадрона не церемонились. Они точно били на поражение. Я там был и видел это своими глазами. Лейтенанту Меллори пришлось забираться выше, когда трассы уже задевали его самолет. И это несмотря на озвученное вам явное предупреждение со стороны хозяев здешнего неба. Так что, майор, думаю, не стоит развивать эту тему.

— — Пожалуй, вы правы, развивать не стоит. Но если ваш командер Моровски не испугается прилететь в Британию, думаю, будет интересно поглядеть, столь ли он доблестен в 'собачьей схватке' против 'Спитфайров' и 'Харрикейнов', как с дальнобойным орудием против вальяжных 'Веллингтонов'.

Опустошив фужер, Говард мысленно ответил на это заявление британца.

'Мне также было бы интересно взглянуть на все это. Но с куда большим интересом, я бы поглядел, как этот парень штурмует высоты стратосферы на своей ракете. Хотя, самому себе я могу признаться, что искренне завидую ему, как пилот пилоту. Сам я пока не чувствую себя готовым, к такому риску. Но только пока...'.

* * *

Через несколько дней, оба приятеля покинули гостеприимную Бельгию. Получивший небольшой отпуск, капитан Моровски улетал в Ригу на 'Боинге' своего приятеля Хьюза. Там на небольшом военном аэродроме Грива около второго крупного города Даугавпилса, его ждало открытие, им же самим собранного, Первого Международного Форума Спасения Летающих Людей. По итогам данного мероприятия, уже было запланировано торжественное мероприятие — создание Всемирной Ассоциации Спасения Атмосферных и Космических Экипажей. Эта организация должна была объединить в более тесный клуб обе аэрокосмические ассоциации (Европейскую и Американскую). Но помимо этих двух организаций, могла включать и любых участников для обеспечения планетарного охвата договоренностями и мероприятиями по спасению атмосферных, стратосферных и космических пилотов, возвращающихся на Землю.

Говард то и дело поражался ораторскому искусству своего юного приятеля. Даже ревность от уделяемого Адаму всеобщего внимания, не затмевала перед рекордсменом харизмы его партнера по многим проектам. Слушая его вдохновенные выступления, очень трудно было поверить в то, что этот оратор только что едва перевалил за второй десяток лет своей жизни. На открытии Форума Моровски зачитал вступительную речь, в которой отметил, что Даугавпилс был выбран им за то, что этот 'Замок на Даугаве' воистину является Мировым Городом. Его яркая История помнит жизнь, и в составе Польши, и в составе Швеции. Помнит финнов, немцев и русских. А еще Даугавпилс находится на водных путях соединяющих Восток и Запад, по которым далекие друг от друга народы наводили мосты и учились жить в мире. И что целью нынешнего Всемирного Форума как раз и является соединение сил Востока и Запада Европы и Мира. Благородное оказание помощи человечеству, в достижении им вековой мечты — овладения пустующими ныне планетами Солнечной Системы, а чуть позже и в выходе к звездам. И что для достижения столь Великой Цели, народы и государства должны отрешиться от сует войн и политики, и сообща открыть дорогу к выходу с родной планеты в просторы Вселенной. А первым шагом к этому может стать соглашение о спасении тех, кто первым шагнет из 'Колыбели человечества' к звездам. И не важно, кто станет первым за пределами Земли! Важно чтобы, вернувшись, он успел донести до народов Земли все те открытия, которые будут сделаны в том полете. 'Ведь даже Колумб не открыл бы Америки для Старого света, погибни он на пути назад'. В общем, Хьюз был восхищен очерченными перспективами, да и не он один. Предложенная повестка далеко перекрывала его собственные амбиции, стать первым, кто облетит земной шар на самолете без посадки (с посадками год назад он уже сделал это). Так, что собственные планы Говарда померкли, чтобы озариться светом новых маяков — звездоплавания. С таким партнером как Моровски, на этом пути маячили волнующие перспективы. Да и скука ему тоже не светила. Кстати, в недалекой отсюда России точно есть русские бани, которые Говард решил посетить по завершении Форума...

А Форум, после яркого открытия, пошел по зигзагам периодически меняющейся повестки к главной церемонии закрытия. На этом пути предстояло осмыслить много принципиальных вопросов и договориться о множестве деталей, чему способствовал беспрецедентный состав участников. Столь серьезный повод позволил Хьюзу и Моровски прислать свои приглашения многим, как известным, так и малоизвестным создателям и эксплуатантам авиационных и воздухоплавательных спасательных систем. И о незаурядных личностях, прибывающих на это международное научное сборище, можно было смело писать отдельные книги. Каждый в чем-то был первым, порой и сам не задумываясь об этом, а порой терпя нужду и насмешки не верящих в его предвидение современников. Многие из них опередили свое время на целые десятилетия. Так, приглашенный британский железнодорожный инженер Эверард Калтроп, более известный своими парашютами, первым в мире запатентовал в 1928 году принципиальную конструкцию катапультного кресла пилота. Его румынский конкурент Анастас Драгомир почти догнавший британца по времени создания своей конструкции катапультного кресла, оказался первым, кто смог реализовать столь смелую идею. Годом позже в 1929 во Франции Драгомир вместе со своим соотечественником Добреску воплотил это новое средство спасения пилотов. В тот год, не ограничиваясь реализацией 'в металле', Драгомир сумел продемонстрировать всем скептикам достоинства новой спасательной системы, с помощью также приглашенного на нынешний Форум французского пилота-испытателя Люсьена Боссутро. Французский пилот наглядно продемонстрировал, что скоро для спуска на парашюте, станет совсем необязательным демонстрация пилотами 'танцев на крыле', бытующая доныне. Кстати, усовершенствованный образец своего изобретения Драгомир привез на Форум.

Не обошло это громкое мероприятие и конструкторов парашютов, да и самих пионеров парашютного спуска. Помимо представителей известных фирм, сюда были приглашены многие творцы систем спасения 'крылатых людей'. Несмотря на возраст с сопровождающими приехал из соседней Советской России автор первого носимого пилотом парашюта Глеб Евгеньевич Котельников. Из Америки прибыл представитель компании 'Ирвинг' и создатель тормозного парашюта для больших и скоростных самолетов мистер Харт. Из Франции прибыл представитель фирмы 'Жюкмес', которого привез с собой майор французских ВВС и пилот-испытатель Константин Розанов. Прибыли даже представители династии пионеров парашютного спорта пятеро потомков Юзефа, Станислава и их сестры Ольги Древницких (которые популяризировали парашютные прыжки с воздушных шаров в конце прошлого и начале нынешнего века). Не остались в стороне и русские специалисты по покиданию самолетов и парашютной технике. Из Ленинграда приехал уроженец Даугавпилс (который в начале века был российским городом Двинск) комбриг Минов. Мастер парашютного спорта, обучавшийся еще в далеком в 1928 году в Америке на фирме 'Ирвин', Минов впоследствии создавал десантные войска СССР. Из Москвы прилетели два Михалыча (Михаил Громов и Георгий Шиянов), не менее других приглашенных причастные к тематике Форума. Громов самым первым в СССР покинул в 1927 году падающий экспериментальный истребитель И-1. И к тому же, Громов первый отправил с подвески своего самолета в стратосферу ракету. А Шиянов, помимо многих испытаний самолетов и парашютов, в настоящее время был ведущим специалистом в советской стране по отладке новейших катапультных кресел и отработке катапультирования с самолетов (о чем советские гости хранили суровое молчание). С ними вместе приехал красный энтузиаст парашютного дела Павел Гроховский, тоже немало сделавший для спасения экипажей и десантников. Им создавались грузовые парашюты и десантные планеры, и даже был недавно построен планер для эвакуации пилотов высотных стратостатов. Кстати два экипажа советских рекордных стратостатов тут тоже присутствовали. Причем, как узнал Говард, только русские на своих стратосферных баллонах смогли забраться выше семидесяти трех тысяч футов (более двадцати двух километров), и кроме 'героических мышей' Оберта и Пешке-Моровского им никто еще не составил в этом конкуренции...

Из других стран на Форуме были делегации из Латинской Америки, Литвы, Эстонии, Греции, Бельгии, Голландии, Дании, Швеции, Венгрии, Югославии, Испании и многих других стран. Даже из Китая и Турции прибыли представители. Только из воюющих стран Оси делегаций не было. Японцы не приехали из-за китайцев. Итальянцы и болгары отказались из-за присутствия греков, югославов и британцев. Немцы также по причине присутствия британцев и французов, просто делегировали право представлять их страну делегации Венгрии. Финны отказались из-за присутствия русских, но их интересы в какой-то мере представляла шведская делегация. Испанцы тоже чуть было не отказались, но все же, прибыли. Сам Моровски, как и его друг и учитель Герман Оберт, были причастны к авиационным и ракетным новациям во многих странах. Поэтому, не присоединяясь к каким-либо делегациям, а вместе с русским профессором Борисом Стечкиным, американским пионером ракетонавтики Робертом Годдардом и самим Говардом Хьюзом, присутствовали на Форуме, в качестве распорядителей. Им ничто не мешало вспоминать о странах, не приславших делегации. Даже ежедневные бюллетени Форума оперативно рассылались правительствам всех приглашенных стран, вне зависимости от присутствия их представителей. И такой подход несколько сглаживал неполноту состава Всемирного Форума...

Присутствовавшие там же, но под чужими личинами Королев, Дрязгов, Глушко, Лозино-Лозинский, и приданные им техники и переводчики НКВД, тщательно анализировали зафиксированные на магнитофонных записях переговоры участников. В их задачи входило, ежедневно передавать Борису Стечкину поправки к повестке, дабы свободно идущие дискуссии плавно сворачивали на интересные советской стороне аспекты обсуждаемых проблем. Советская реактивная авиационная и ракетная программы должны были быть в скором времени скорректированы в с учетом новейших открытий данного Форума. К тому же, никто кроме нескольких человек в Москве, и еще одного глубоко законспирированного деятеля (помнившего будущую историю этого города), даже не догадывался, что всего через несколько месяцев Даугавпилс, вместе с территорией своей страны, благополучно вольется в состав СССР, и отчасти из-за нынешнего научного мероприятия станет городом союзного значения...

Черновое обновление от 20.12.17 / 'Пыль в глаза по-кантонски'. Ракетные опыты, испытания новинок и разведывательные закладки на будущее / — не вычитано //

* * *

Очередной зажигательный клич Моровски 'СКОРОСТЬ МОЛОДЫМ И МИР ДЛЯ ВСЕХ!' неожиданно собрал немаленький состав активистов, желающих принести в страдающую от войн старушку Европу азарт набирающих популярность молодежных картинговых гонок. Из региональных отделений 'Лиги Юных Коммандос' собралась внушительная делегация. В состав вошло с десяток инструкторов автодела, тридцать юных пилотов новой формулы (которым удалось уговорить своих родителей) и еще полсотни всяких разных помощников. К сорока клубным спортивным малолитражкам еще два с половиной десятка добавил ангажированный своим приятелем Крисс Фарлоу. Его предприятие теперь выпускало по два-три учебно-спортивных карта за рабочий день, и рекламные вложения в европейские гонки могли скоро вернуться с хорошей прибылью. Первые состязания должны были пройти в Брюсселе, а затем оплаченный меценатами 'фестиваль молодежных картинговых гонок' должен был пронестись по разным городам сначала Северной, а потом и Южной Европы. Сам же Адам собирался лишь в паре случаев поучаствовать в этих событиях, да и то, лишь в качестве члена жюри. Капитан авиакорпуса Моровски официально прибыл в Бельгию вместе со своими коллегами американскими пилотами в ранге советника и с несколько иной миссией. Обучение бельгийских пилотов боевому применению 'Брюстеров-339', и одновременное налаживание ПВО нейтральной страны от резвящихся над ней участников 'Странной Войны', выглядели не простой задачей.

Крисс вообще-то большую часть своей жизни не выбирался из дому дальше соседних Мексики и Канады, но после знакомства с Моровски в Чикаго в его жизни наметились перемены. Та летняя, бесславная в плане призов, 'Чикагская гонка свободной формулы' обогатила молодого гонщика— автомеханика известностью и полезными знакомствами, как с американскими военными, так и с бизнесменами. И поскольку амбиции спортсмена требовали реванша, то первой его поездкой стала Швеция, где Фарлоу еще в августе купил своей любимой 'Лагонде' новый компрессор. Призы в следующей гонке поначалу были пределом его мечтаний. И дальше жизнь Крисса текла почти спокойно (не считая разной суеты в качестве попечителя новой юношеской лиги), пока на горизонте снова не нарисовался делающий стремительную армейскую карьеру, и попутно смущающий умы джентльмен, по фамилии Моровски. И если гоночные, автомобилестроительные и приборостроительные проекты этого безумного приятеля еще как-то укладывались в представлениях автомеханика о бизнесе. То новые самолетно-ракетные выдумки американского поляка (или немца) просто изумляли Кристофера. Каким-то, не то небесным, не то адским, попущением, Адам Моровски успел сойтись с миллионером Говардом Хьюзом и еще с несколькими денежными мешками, и дальше в жизни Фарлоу начались и вовсе чудеса. Помимо долей в приборостроительной компании 'Гирон-инжениринг' и в прилично расширившейся компании 'Мэверик-Авто' (занимающейся шасси, обвесом и даже защитной формой для формулы спортивного картинга), Фарлоу незаметно для себя стал совладельцем еще в ряде фирм. В Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Монтгомери, Балтиморе, Чикаго, Милуоки, и даже в далеких европейских Стокгольме, Талине и Риге, в январе 1940 года, появились торговые и юридические представительства новоиспеченной корпорации (как правило, на базе уже действующих местных фирм).

Но все это было уже потом, а начиналось все с разных непонятных глупостей. В декабре Криссу с братом, после настойчивых уговоров Моровски, пришлось наведаться в Техас, и заключить там договор о поставке комплектующих для планеров и самолетов с одной захудалой техасской компанией 'Вако-Эйркрафт'. Сам договор ни к чему особенному стороны не обязывал, до тех пор пока одна из них не получит контракт с Авиакорпусом Армии Соединенных Штатов. 'Вако' за обеспеченную Моровски предоплату в недельный срок изготовило габаритные макеты двух планеров, получивших название 'ФВ-1' и 'ФВ-2' ('Фарлоу-Вако'). Хлипкость конструкции макетов с лихвой компенсировалась их оригинальностью. Размах крыла первого из них был около двадцати ярдов, а второй был лишь видовой моделью первого с уменьшенным в размерах шестиярдовым крылом. Как оказалось, задачей Крисса с братом, было заснять на фото большой макет планера на фоне людей и якобы буксировщика 'Дуглас — ДС-3'. А второй макет и вовсе нужно было заснять, с откинутой на бок миниатюрной кабиной, на фоне выезжающей из его чрева модели 'Форд-Пикап' 1935 года выпуска (модель была взята на прокат у одного коллекционера). Ясно было, что недавний командир учебного десантного батальона решился на какую-то аферу с армейцами. Но пока из бизнеса Фарлоу не требовалось изымать, ни цента, сам Крисс не особо сопротивлялся. Хочет играться в эти игры — пусть играется. Ему самому было интересно сравнить автомобильные и самолетные производства. С учетом личного опыта в полтора десятков лет участия в ремонте, тюнинге и даже полной сборке автомашин. Ведь даже Генри Форд некогда не устоял перед соблазном стать не только автомобильным, но и авиационным магнатом, хоть и без особого успеха.

Кстати о Форде. Спустя пару недель после 'Техасского турне' Крисс с братом по инициативе того же Моровски отправились в автомобильную столицу Америки Детройт на когда-то подававший большие надежды авиазавод Форда. Там состоялся еще менее понятный им выкуп всего задела запчастей мертворожденных 'Летающих автомобилей' Ford 15P. То, что тут дело было точно не в гонках, сквозило из всех щелей. С середины 1937-го года эти железки сиротливо лежали в самом дальнем конце склада-ангара. Последний полет этого аппарата относился к 1936-му году, и оказался для него не особо успешным (вроде бы что-то там было с управлением). Что, впрочем, совсем не смущало Адама Моровски, да и не делало уродливой саму эту крылатую машину. Романтизм и деловая хватка Генри Форда причудливо преломились в футуристической автомобильно-самолетной конструкции. Машинка была интересная, и выглядела весьма оригинально и даже красиво. Схема летающее крыло без вертикального оперения. Короткий, обтекаемый металлический корпус фюзеляжа. Большие посадочные фары на штанах-обтекателях неубираемого шасси. Гладкое свободонесущее крыло. Расположенный за двухместной кабиной 115-ти сильный мотор (практически автомобильный), от которого через кабину шел длинный вал к тянущему двухлопастному винту. Все было аэродинамически вылизано и тщательно подогнано.

Финансы для выкупа 'крылатого хлама' в этот раз давал миллионер Хьюз. По озвученным намекам, Адам расплатился с ним правами на какой-то киносценарий. Задачей Фарлоу было срочно выкупить, и доставить технику к себе в Алабаму. Затем требовалось очень оригинально оттюнинговать эти странные крылатые машины, и выслать их в разобранном виде в Европу. Зачем вообще были нужны Моровскому сам этот аппарат и его недоделанные братья, выяснилось несколько позже. Моровски, не имевший, не только инженерного диплома, но и вообще систематического высшего образования, снова поражал приятеля своими новациями. В этот раз он сподобился контролировать и направлять работы своего друга автомеханика и его помощников по телетайпной переписке (благо телетайпный аппарат имелся в офисе 'Гирон'). Переделки вышли серьезные и очень странные. Мотор, длинный вал к винту, редуктор винта и сам винт, были зверски демонтированы, и временно упокоились на складе старой мастерской Крисса. Короткие фюзеляжи были местами разрезаны, и дополнены сзади жаростойкими секциями, из которых торчали реактивные сопла, добавленных за противопожарными перегородками связок из трех ракетных моторов пиротехнической фирмы '

* * *

'. Сильно переделанные кабины, судя по оставленным посадочным местам, еще ожидали установки довольно габаритных кресел пилотов. Снаружи с боков кабины были установлены мощные крепежные проушины непонятного назначения. А две половины прозрачного фонаря кабины и вовсе могли сбрасываться в полете посредством срабатывания установленных в специальных узлах пиропатронов. К этим странным лишенным обычного шасси аппаратам, Моровски потребовал приспособить легкие и широкие подфюзеляжные пластиковые лыжи (с оригинальными амортизаторами, якобы опробованные еще в Польше на авиетках PWS-10). В специальных отсеках, за кабинами над моторной нишей, разместились малые стабилизирующие парашюты и большие спасательные парашюты, созданные на базе грузового 'Ирвина'. Кристофер был готов побиться об заклад, что иначе, как по снегу, льду или соляным озерам эти 'флайт-чудовища' разбегаться в принципе не могли. Он был уверен, что для достижения рекордов скорости на ровной поверхности эти уродцы точно не годились. Но спорить с Моровски было бесполезно (тот просто давил голосом, увеличивал вознаграждение за срочность, но твердо стоял на своем), и автомеханик смирился с этой блажью приятеля.

В конце декабря Фарлоу получил письмо от некого неизвестного ему подполковника Армии Соединенных Штатов Метью Риджуэя с властным требованием представить свои транспортные планеры для армейских испытаний в 'Форт-Беннинг' не позднее 5-го марта, да еще и в количестве не менее пяти штук. На попытку объясниться с Моровски, прилетело телетайпное сообщение, в котором Адам пообещал дать полный отчет чуть позже (опять это его мерзкое 'позже'!). А пока он просил Крисса переслать полученный от Армии аванс на фирму 'Вако' и заключить с ними новый контракт с указанным временем готовности первого образца для прочностных испытаний через три недели, а двух первых летных экземпляров планеров уже в двадцатых числах февраля. Было ясно, что Моровски послал тому майору фотографии 'техасских макетов', и наплел ему с три короба небылиц, чтобы получить контракт от армии. И этот аферист имел хорошие шансы тот контракт получить. И если это дело выгорит, то для их корпорации рисовались очень вкусные перспективы стать поставщиком Армии, а это... С тех пор на завод 'Вако-Эйркрафт' приходилось ездить часто, благо расстояние от Монтгомери было не слишком большим. Работы по переделке 'летающих автомобилей' тоже шли у Фарлоу, ни шатко, ни валко. А в начале февраля от Моровски пришел фактический приказ, срочно везти все три переделанных по его проекту 'фордовские жестянки' в Ригу, и далее в Даугавпилс. Туда же ехали топливные баки и керосиновые ракетные 'моторы Годдарда' (трехкамерные, произведенные все на той же фабрике 'Близард'). Вскоре все три 'эрзац-ракеты' прибыли в Латвию вместе с Криссом и парой наемных механиков. И уже там выяснилось, что ждали американцев работы по монтажу двух 'прыгающих парашютных кресел' конструкции какого-то румына с зубодробительной фамилией. В общем, Моровски был как всегда в своем репертуаре. Там же крутился и еще один акционер их корпорации Винцент Фрогфорд, который регулярно поставлял Моровскому пороховые ускорительные ракеты для его безумств. И все это происходило в продолжающихся декорациях к международным автомобильным гонкам на малолитражных автотележках карт. До начала Даугавпилского Форума Моровски даже успел вместе с Фарлоу четыре раза побывать членом Жюри (в Брюсселе, Амстердаме, Стокгольме и Талине). Как они всюду успевали? Пришлось много полетать. Так много, что Кристофер зарекся еще хоть раз путешествовать вместе с Адамом. Но, заключенные контракты на поставку спортивных картов в национальные отделения новосозданной 'Европейской Лиги картинга' все же, грели его душу. Изрядная усталость от хлопот и дорожные издержки, к концу зимы должны была окупиться серьезными прибылями от продаж.

* * *

Вообще-то сейчас любой контакт с лично знавшими Павла Колуна советскими гражданами, мог запросто привести к провалу. Вечером после прилета в Ригу, именно на эту тему состоялась короткая встреча с новым связным. Лицо куратора сразу напомнили боль от удара в голову, обрыв недалеко от Гавра, и упертый в затылок пистолет. 'Товарищ Максим' поделился куском белого хлеба, который оба разведчика неторопливо скармливали купающимся в полынье уткам. Эти пернатые почему-то не улетели на юг, и с жадностью набрасывались на корм, бросаемый им щедрыми руками горожан и гостей Даугавпилса. Павла ожидала долгих занудных нотаций и идеологической накачки, но внешне увлеченный кормлением уток связной, оказался скупым на слова 'лакоником'. Разговор шел на английском.

— Со 'старыми знакомыми' говорите кратко и в основном по-немецки и по-английски.

— Опасаетесь, что раскроют?

— С ними провели работу, так что — не опасаемся. Но общаясь, будьте предельно аккуратны.

— А если...

— Проявите смекалку. Вас же этому учили.

Советский разведчик Павел Зарубин (а это был он), кивнув знакомому по Франции молодому агенту, отправился к центру города, а его недавний собеседник остался в компании шустро гоняющихся за кормом уток. С точки зрения опытного сотрудника ГУ ГБ, вся история с Пешке-Моровским была шита белыми нитками. Что во Франции, что сейчас. Все-таки русские корни агента рано или поздно должны вызвать интерес контрразведчиков. Но критиковать легенду коллеги, или давать ему наставления без санкции начальства Зарубин не собирался. А к Павле уже настолько приросла ее маска, что даже эта молниеносная беседа с чекистом шла под лозунгом 'молчанье золото'.

'Угу. 'Смекалку проявите'. Мастак давать бесплатные советы этот матерый развечище. Сам-то, не то кадровый питомец ОГПУ-НКВД, не то коминтерновец со стажем. Стало быть, если не врет, то 'нежданных встреч' и узнаваний можно почти не опасаться. Если не дурить, конечно. Хотя если честно, я совсем не уверена, что столь талантливо сыграю, когда вдруг кого из харьковчан тут увижу. Да и они, думаю, 'те еще лицедеи'. Да-а уж, замутила я новую интригу. Ну, вот надо было мне этот форум городить?! На кой хрен?! Не, случайно ведь мне что ни ответ из Центра, то пламенный приказ 'прикинуться ветошью и не отсвечивать'. А я вместо этого... М-дя. И все-таки... Да, пусть это моя блажь! Импровизация? Типичная! Но я хочу верить, что все мои трепыхания помогут хоть немного оттормозить 41-й. Хочу в это верить, и буду! Да и технологии наши иначе не получат. Зря я, что ли, Хьюза уболтала новую британскую систему дозаправки в воздухе "Looping-Hose" выкупить. Он ее передаст нашим, лишь для своей беспосадочной кругосветки. А уж наши-то, не будь дураки, придумают потом, как Берлин или Лондон бомбить, так чтоб с пустыми баками потом домой не тянуть. Да и румынские катапультные кресла нашим должны помочь. Глядишь, и катастроф с реактивными машинами поменьше выйдет. И жизни испытателей сбережем. А если все впустую? Если опять от Бреста до Москвы?! А вот, хрен им!'.

То, что бизнес-партнер Фарлоу не остался в Даугавпилсе, смотреть на воздушные испытания было даже на руку советскому разведчику. Ведь одна из 'эрзац-ракет' с самым мощным мотором, но без крыла уже отправилась прямиком в Москву в большом ящике на двухосной платформе. Треугольное крыло к ней, с отогнутыми вверх законцовками, должны были сделать руки уже советских рабочих и инженеров. По крайней мере, Павла на это надеялась. А здесь, в прекрасном городе на Даугаве, пока предстояло лишь пускать пыль в глаза. Видимо происходящее курировалось на высоком уровне в Москве, поскольку большинство запросов выполнялось влет. Даже целых два невооруженных носителя ТБ-3 приземлились на местном аэродроме Грива. Причем один из них уже нес под фюзеляжем крепления для подвески ракет. Сама конструкция 'учебной ракеты Моровски' не один день обсуждалась участниками Форума. Новшеств в этом эклектическом произведении было немало. Прежде всего, привлекали внимание кабина с катапультными креслами и спасательные парашютные системы, которые должны были включаться по команде пилота, или автоматически в случае срабатывания специального прибора.

Несмотря на массу опасений, наименее желательных эксцессов так и не случилось. В своем сером замшевом костюме, с оригинальной прической и в дымчатых очках (а-ля Штирлиц), личность заезжего спортсмена-изобретателя вызывала массу критики, но совсем по иным причинам. Предоставивший лицензию на производство катапультных кресел Драгомир, критиковал Моровски за готовность начать испытания его системы без длительных тренировок на тренажере. Оберт старший критиковал за несогласованные с ним действия по разработке ракет в Америке. Оберт младший с сарказмом накручивал своего папашу в том, что Моровски сделал их статистами. Стечкин и Годдард много говорили о безопасности. И даже хотели принять резолюцию, запрещающую Моровски провести испытания и кресла и ракеты. Но талантливому двадцатилетнему оратору удалось-таки переубедить собравшихся. В итоге было признано, что отработка поиска 'вернувшегося из космоса пилота' была бы полезным опытом для участников форума. Моровски демонстрировал специальный радиомаячок, НЗ ракетонавта, и арендованную им в Чикагской Радиотехнической компании 'Гэлвин' систему радиопеленгации сигнала (по типу используемых в будущем для спортивной 'охоты на лис', правда, не столь компактную). В общем, мероприятие вышло отнюдь не скучным. Краткие встречи с прежними 'колунскими знакомцами', проходили на диво, нейтрально.

И вот, морозным малооблачным днем серо-голубое небо над аэродромом Грива оживилось демонстрационными полетами будущих покорителей космоса. Павле уже несколько раз довелось слетать в своих 'учебных ракетах', но пока без отцепки. В документах Форума эти ракеты именовались почему-то 'Ракеты Моровски-Годдарда', хотя правильнее было их называть Моровски-Фарлоу-Форда-Годдарда— Фрогфорда (от Годдарда там был лишь расчет жидкостных керосиновых моторов производившихся в пиротехнической компании 'Близард' руководимой Фрогфордом). Ракеты взлетным весом от полутора до трех тонн (в зависимости от налитого топлива и навешенных ускорителей) подвешивались на узлах под брюхом туполевского гофрированного красавца. ТБ-3 сравнительно легко поднимал меньше чем две тонны груза на высоту девяти километров. Трехтонный вариант мог подниматься до восьми, но и это был не предел. В 1935 на таком же, но подготовленном самолете удалось поднять пятитонный груз на почти девять километров высоты (что стало мировым рекордом). Первые полеты производились без отцепки от носителя. Моровски катался на ракетах сам, и поочередно возил с собой участников Форума. ТБ-3 совершал посадку, но не заруливал. В кабине ракеты меняли пассажира и снова в небо. Чем-то это напоминало их с Терновским 'Арфлерские полетушки'. Годдард со Стечкиным и Котельников отказались от такого аттракциона, но около сотни человек участников с Моровски слетали. Удалось покатать в левом кресле ракеты даже будущего отца советской космонавтики Сергея Королева, которого здесь почему-то именовали инженер Сергеев. Немецкий язык Королев знал неплохо, поэтому в полете шла бурная дискуссия о конструкции будущих космических ракет.

— Герр Сергеев, сколько, по-вашему, должна весить ракета для вывода одного пилота на низкую круговую орбиту перигеем 110 километров?

— Это нужно считать, но не так уж много как вам кажется, герр Моровский. Максимум тонн пятьдесят...

— А вы представляете, сколько стоят эти ваши тонны? А во сколько станет один килограмм на орбите?

— При серийном производстве вполне приемлемо стоят! И уж всяко не дороже цены шестимоторного АНТ-20 бис с ракетой под брюхом! Знаете, сколько стоит только один его вылет?

— Догадываюсь. Но 'Туполев-20 бис' может подниматься каждый день, а ваши любимые большие ракеты, дай небо, хоть раз в году. И давайте прервем нашу занимательную дискуссию, чтобы еще раз пройти по процедуре запуска с носителя. Кстати, а это, правда, что вы уже участвовали в запусках аппаратов герра Оберта?

— Опыт есть, правда, не в качестве пилота. Но у меня хорошие навыки планериста!

— Не сомневаюсь, герр Сергеев! В вас я наблюдаю удачное сочетание качеств конструктора и испытателя. Поэтому, если ваше начальство будет не против, то в третий полет с отцеплением от "Туполев-6" и запуском ракетных моторов, я приглашаю вас. Есть возражения?

— Нет возражений! Благодарю вас, герр Моровски. Разрешите зачитать этапы процедуры запуска?

— Конечно! Временно считайте себя командиром экипажа этой ракеты.

С Михаилом Громовым, Георгием Шияновым и Глебом Лозино-Лозинским раскланивались и вовсе, как чужие. То ли и вправду Колуна не узнали, то ли 'чекисты' с ними, действительно, хорошо поработали. Во второй полет с отцеплением на высоте пяти километров пришлось взять с собой Юлиуса Оберта. Правда вместо ЖРД запускались только пороховые ракеты, но для румынского немца хватило и экстремальной посадки на снег. Его отец Герман Оберт, как мог, скрывал свои чувства, но было очень заметно его сильное волнение. Ничего особо выдающегося в том полете не происходило. Ракета сбрасывалась с ТБ-3, в течение нескольких секунд летела в безмоторном полете, затем включала пороховые ускорители. В следующих трех полетах американец тренировал Шиянова и Люсьена Боссутро вести ракеты по прямой. Затем состоялось первое пробное катапультирование манекена с места правого пилота. В следующем полете Шиянов должен был лететь один, и сам выстреливать манекена катапультой. И только после этого Моровски решился лично опробовать 'кресло Драгомира'. Громов настоял на использовании испытателем специального резинового корсета и мощного шлема. По всей видимости, этот инвентарь уже применялся советскими испытателями катапультных кресел. На земле врач с тревогой заглядывает в глаза.

— — Герр Моровски, как вы? Есть ли болевые ощущения? Головокружение?

— — Я нормально, герр доктор. Испытываю бесподобное удовольствие от продолжающейся жизни.

— — Но я рекомендовал бы вам сделать рентген.

— — Благодарю, но в другой раз.

Все участники Форума при этом внимательно наблюдали работу спасательной команды, которая должна была пеленговать сигнал радиомаяка выпрыгнувшего из ракеты парашютиста. После этого, Моровски приступил к отработке высотных тренировочных стартов на своей ракете с подвески русского четырехмоторного бомбардировщика. Суммарный вес двух ступеней не более двух с половиной тонн, вполне позволял максимально облегченному ТБ-3 поднимать его на высоту около девяти тысяч. Хьюз даже предложил установить на второй ТБ-3 систему дозаправки, чтобы облегченный носитель набрал еще километр высоты, а потом получил топливо с летающего танкера. Идея нашла массу сторонников, но ее реализацию временно отложили.

И вот наступил день вроде бы тренировочного, но вполне рекордного полета. Павле все было уже привычным, кроме пустоты справа (второе кресло было демонтировано, вместо него был смонтирован баллон с дыхательной смесью). Кислородная маска на лице сразу напомнила разведчику тот октябрьский скоростной полет на "отюльпаненном" германском истребителе. В тот раз разведчику покорилась рекордная скорость (хотя официальной фиксации достижения не случилось). Что будет сейчас, лучше было не загадывать. Надежд на побитие рекорда высоты никто не питал, но комиссаров ФАИ на всякий случай пригласили, и свой опломбированный высотомер на ракету они поставили.

'Ну, что, царь, вздрогнули? Вздрогнули! Помолюсь ка я за Харьковскую Бабку Ёжку, по имени Софья. Дай бог ей мудрости. И чтобы никогда не ошибалась она в своих прогнозах. И если уж не ошибется она, то уж мне всяко до 41-го дожить удастся, как и было мне обещано, не одну войну пройти. И, хватит уже свой страх заговаривать! Ссыкуха! Очертила голову, и АЛГА!'.

— — Здесь Сокол. Эверест как слышите меня?

— — Слышим вас, Сокол! К свободному полету готовы?

— — Сокол готов!

— — Здесь Эверест. Контрольные сняты, замки на сброс. Скорость сто девяносто. Высота девять четыреста. Идем в пологом наборе.

— — Сокол понял. Замки на сброс. Идем в наборе. Сброс ожидаю.

— — Здесь Эверест. Сокол ВНИМАНИЕ! СБРОС! Мы уходим влево. Удачи Сокол!.

— — Это Сокол. Эверест ваш уход влево понял. Высота девять сто. Скорость сто восемьдесят. Начинаю отсчет. Пять, четыре, три, два, один, пуск! Пошли мои хорошие!

— — Здесь Эверест. Как вы там, Сокол?!

— — Это Сокол. Ракеты первой ступени запущены. Скорость четыреста. Высота восемь триста. Перевел в горизонтальный. Скорость растет.

— — Ждем сообщений Сокол. Когда сброс ракет?

— — Скорость шестьсот двадцать, набираю высоту. Сброс ракет автоматический без отсчета. Высота девять с половиной.

— — Поняли, Сокол. Не пора ли включать основной мотор?

— — Эверест, основной включается сам за секунду до сброса ускорителей. Высота одиннадцать.

— — Хорошо, Сокол.

На высоте одиннадцать двести включился основной ЖРД. Все ускорители уже были сброшены, и теперь ракета весила едва полторы тонны. Снизу за полетом наблюдали сотни людей. Несколько команд с машинами и радиостанциями уже выехали в разные стороны от аэродрома Грива и только ждали от воздушных наблюдателей команд, куда им нужно лететь, чтобы спасать первого ракетонавта планеты...

Черновое обновление от 23.12.17 / 'Круги по воде'. Отголоски достижений разведки в научных разработках. Встречи и воспоминания. / — не вычитано //

* * *

Финляндия была почти на пороге капитуляции. В штабах атакующих фронтов РККА уже задумывались о выводе на отдых наиболее потрепанных частей. Новые крупные десантные операции уже нереально было подготовить до завершения войны, когда в харьковский кабинет начальника управления перспективных разработок были неожиданно вызваны несколько известных авиаконструкторов с успешным опытом постройки планеров. Белой вороной среди них смотрелся специалист по десантной технике Гроховский, из планеров занимавшийся только стратосферно-спасательным. Общее недоумение от срочности вызова продлилось недолго. На столе нашлись не особо качественные снимки неких летательных аппаратов, в которых узнавались безмоторные длиннокрылые и очень вместительные машины явно военного назначения. И, поскольку на фото явственно были видны опознавательные знаки Авиакорпуса САСШ, то теперь от советских конструкторов, вполне закономерно требовался ответ о возможности сделать аппараты не хуже. Помимо этого требовалось обсудить еще несколько хитрых конструкторско-разведывательных моментов.

— Товарищ Грошев и товарищ Беляев, вы согласны с товарищем Антоновым?

— В том, что такой планер создать можно, мы безоговорочно, согласны! А в том, чтобы это сделать за месяц, категорически нет!

— Вы же читали информацию по проектам. Сейчас есть реальная возможность откатать многие технические решения на опытных образцах в САСШ, а уже самим заложить значительно лучшие тактические свойства. Пусть у них там появятся планеры на 11 человек или одну легковушку, а мы сделаем свой планер с боевой нагрузкой 18 человек, гаубицу или легкий грузовик. А пока, можно вместе с буржуями, с наивным видом...

— Вы, что же, предлагаете новейшие решения для нашего проекта, капиталистам подарить?!

— Товарищ Давыдов, позвольте мне ответить?

— Прошу вас, товарищ Антонов.

— Коллеги. Не подарить, а продать. Не зря Ленин сказал, что капиталисты за деньги продадут нам даже веревку, на которой мы их повесим. Да не просто продать, а еще и в качестве дезинформации. Наш заказчик из разведки предупредил, чтобы аэродинамика и прочность ИХ планера не допускала скорость буксировки больше двухсот двадцати километров в час. ИХ планер не сможет, а НАШ должен летать быстрее двухсот семидесяти. Дать им такие планеры и пусть себе мучаются.

— Более того, товарищи ученые, на дочернем американском производстве в Риге серию из таких планеров они хотят уже к марту выпустить. Только предприятие у них новое, и людей там раз два и обчелся. А мы им свой персонал подсунем, и все их технические секреты под этим соусом получим. А с тем, что останется, пусть сами поиграются, и лоб себе расшибут, доводя их до ума. Новые решения мы им не покажем, будем только на своих заводах внедрять...

— Можно?

— Пожалуйста, товарищ Гроховский.

— А давайте, мы у себя сразу три типа планера под это дело отработаем! Чтобы нагрузка была от полутора тонн, до восьми тонн. И представленный в проекте откидывающийся нос фюзеляжа позволяет на таких аппаратах перевозить не только грузовики и орудия, но даже легкие танки и самоходки. Хватит уже, товарищи, буржуям первенство в конструировании уступать!

— Ну, что ж, в замечания товарища Гроховского, резоны имеются...

Вскоре после совещания, Давыдов отправился на доклад к наркому НКВД. В Литве на небольшом арендованном заводе, действительно, готовилось производство каких-то планеров по чертежам компании 'Вако-Эйркрафт'. И УПР НКВД памятуя успех 'голландско-китайского' проекта в Иркутске, не зря решило запустить туда свои руки, глаза, уши и другие органы чувств. А, вот, к каким последствиям уже в начале весны приведет эта оперативная комбинация, Давыдов и его начальство даже не догадывались...

* * *

Если в Харькове зима была сравнительно мягкой, то в Подмосковье стоял трескучий мороз. Поэтому, вместо обсуждения во время прогулки на свежем воздухе, беседа отца и сына проходила в жарко натопленном доме за чашкой ароматного грузинского чая.

— Пап! Ну, ты чего? Ну, я же просто хочу училище поменять! Я же учебу-то не бросаю!

— Ты не просто из одного в другое училище переводиться собрался! Мальчишка! Ты же целый год на этом теряешь! А то и все два года! (звучит грузинское ругательство — типа балбес) Филин тебя на тот же курс точно не возьмет, пока все пропущенное не пересдашь. И я его просить об этом не буду! И Власику за тебя просить, запрещу!

— А я все пересдам! Мехлис же нам еще в самом начале условие поставил, экстерном до завершения командировки все сдавать и без двоек. Я все свои хвосты сдал! И сразу, как вернулся, я все зачетки выправил. Мы с Тимуром Фрунзе вместе решили переводиться. И Чапаев с нами. Остальные пока думают.

— Сначала научись, все дела до конца доводишь! Доучишься в своем летном, вот тогда иди себе на здоровье в ракетное! Там тебя по ускоренной программе за год выпустят.

— А если раньше война начнется?!!! Мне, что же, вместо ракетоплана на древнем 'Ишаке' или 'Чиже' летать!?? Или вовсе на учебной этажерке!

— Ай-ай-ай. На 'ишаке' ты еще летом мечтал летать. Что новую игрушку увидел, так старую и забыл уже?!

— Да не забыл я!

— А на тех учебных (которые ты столь гордо и спесиво зовешь 'этажерками'), сейчас особая авиагруппа Расковой в Греции на ночную бомбежку летает. И никто их, ни словом, в том не попрекнул! 'Древние'! Что ты сам сделал, чтобы тебя хотя бы вполовину меньше, чем лучших пилотов этих 'древних' уважали?!

— Я белофинна сбил! И даже легкое ранение имею!

— Вах-вах! Ну, поглядите на него! Какой маленький гордый орел из яйца вылупился! Меньше месяца повоевал, всего один раз добычу клюнул, зато вернулся с высоко задранным клювом!

— Ну, пап!

— Щеки надул за того сбитого над Заливом, из-за которого тебя на Красную Звезду подали? Настоящий джигит! А про твою царапину даже говорить стыдно. Ты думаешь, твой злобный-презлобный Королев, тебя совсем простил уже за все твои проделки?

— Пап, он совсем не злобный! Он просто строгий очень. Сергей Палыч сам в каждом из дивизионов все боевые задачи лично отработал. Даже в нашем, в учебный перехват, на планере, с тренировочными ракетами, поднимался! И никаких любимчиков у него нет! Думаешь, он других не наказывал?!

— Ну-ну. Власик мне рассказывал, с какими восторженными лицами вы те ямы копали. А теперь он тебе 'Сергей Па-алыч'. Ххе! Все-таки, маладэц этот Королев! Я тебя вон, сколько лет воспитываю! А такого простого, но очень правильного способа, так и не придумал! А он раз, и готово! И года не прошло, а Вася за ум взялся.

— Мы там сами были виноваты... И сами ответили за себя! И мы не жаловались!

— Еще бы ты на своего комбрига отцу не жаловался! За такое, знаешь, что бывает?!

— ...

— Ладно, не сопи... Наконец-то ты становишься мужчиной! Сам за себя отвечаешь. Это меня радует. А вот то, что перед своими глупыми выходками ты даже не вспомнил, КАКУЮ фамилию ты носишь... Что, стыдно стало?! Щеки стали, цвета алых знамен первомайских, прямо, как помидоры в шашлыке...

— Отец!

— Вай-вай-вай, обиделся, наш Красный!

— Пап, ну позвони Филину, пожалуйста. Ну, я слово даю...

— 'Слово он дает'. Нет, Вася. Мы с тобой по-другому поступим. Ты в своем училище этот курс заканчиваешь. Не перебивай отца! Я говорю, заканчиваешь курс! И раз я говорю, то, значит, так и будет! Не пыхти, сказал! И одновременно, ты экстерном готовишься и сдаешь за весь первый курс ракетного!

— За весь?

— Вот тебе мое условие! Скатишься в летном на тройки — не видать тебе ракетного! Не сдашь экстерном за первый курс ракетного — до самого конца учишься в своем летном! Это мое тебе слово! А там уже посмотрим, на какие жертвы ты готов. Глядишь, может, вместо ресторанов побольше над учебниками посидишь.

— А если, я справлюсь, ты Филину позвонишь, чтобы он меня сразу на ускоренный курс принял?!

— И это все, чего ты просишь?

— И еще с Королевым поговори, чтобы он мне в бригаде разрешил новые ракетные самолеты испытывать!

— Королев свою особую бригаду уже заместителю сдал. Он уже дивизионный инженер, и пока пусть новые ракеты строит. Там ему своих заводских испытателей и без такого недоучки хватает. А ракетные войска командарм Грендаль будет заново создавать. Так что, ты пока не спеши в испытатели рваться. Но раз ты такую Голгофу сам выбираешь, то с честью её пройди! Чтобы фамилию не позорить! Тогда на меня можешь рассчитывать. И 'с честью' это значит 'С ЧЕСТЬЮ'! Никакого мне обмана! Даже мелкого обмана не допусти! Все сам по-честному сделать должен...

Сталин проводил своего младшего сына и задумался. То, что ракеты хорошо себя показали под Выборгом, и позволили не особо крупной моторизованной группировке прямо со льда залива ударить по финским укреплениям, и настолько их дезорганизовать, что Выборг пал в течение суток. Это было серьезно. Значит, эксперимент Клима все-таки удался. Ракетчики не подвели, и на них можно рассчитывать даже в Большой Войне. Это было важно. Куда важнее той мышиной возни, что устроили разведчики с ракетчиками в Литве (хотя и там чуть не поставили новый мировой рекорд высоты). А за сына отец все-таки переживал. Тот получил свою 'царапину' от близко рванувшей в воздухе 60 мм шрапнели. Кто его знает, а вдруг тот осколок мог убить Васю.

* * *

Аэродинамичную форму похожего аппарата большинство присутствующих недавно видели в Даугавпилсе. Тогда эта крылатая помесь фордовской 'жестянки-Лиззи' и ракетной 'упряжки Оберта' вызвала много споров. Изначально первый творец сего 'воздушного авто' Генри Форд всерьез мечтал, что его модель 15Р со 115-ти сильным мотором V-8, вскоре завоюет небо Америки, как десятилетием раньше его автомобили завоевали автотрассы континента. Аэродинамика у этого летающего крыла была отличная. Мотор стоял за кабиной экипажа, через которую прямо между пилотских кресел проходил вал к тянущему винту. В этом проекте были сведены воедино множество патентов и находок. Но созданный Фордом выдающийся летательный аппарат не оправдал надежд. Да, он летал, но и только. Бесхвостый самолет не был, ни безопасным, ни удобным, и получился значительно дороже самолетов обычных схем, даже с более слабыми моторами. Испытатели пожимали плечами. Повторно 'играть с этой опасной игрушкой' никто не хотел. Сам промышленник также не был готов вкладывать деньги без отдачи. И потому с 1937 года, отремонтированный после аварии аппарат вместе с еще двумя так и не направленными на сборку фюзеляжами и одним запасным крылом, пылился на складе в ожидании неизвестно чего. Потом, как чертик из табакерки появились братья Фарлоу, выкупившие у Форда единственный летный образец и оставшийся агрегатный задел. И вот теперь одна из оттюнингованных Фарлоу ракет, минуя московский ангар Оберта (куда попали обе ее сестры), оказалась сразу в новой Харьковской сверхзвуковой аэродинамической трубе. И, поскольку сестер ее харьковчане еще не видели, отсюда и их удивление.

— И откуда енто богачество?

— Будь оно нашим, уж мы бы знали откуда!

— Ну что, коллеги, поглядели? Прониклись?!

— А...

— Гм...

— Откуда, спрашиваете?! Из иноземщины вестимо! У нас теперь мода такая! Все, б@@ть, оттуда идет! Говорят, наши разведчики раздобыли. Даже пару коробок чертежей прислали.

— Правильнее ставить вопрос не 'откуда' — а 'что это такое'?

— Валентин, ты не умничай тут! Вот я вас, коллеги, и спрашиваю! 'Что это за нахрен'?! А еще вернее — 'почему'?!

— 'Почему'?!

— — Именно ПОЧЕМУ! Почему какой-то 'прыщ с бугра' Пешке-Моровский (кстати, толковый "прыщ", ничего не скажешь), где-то в далекой 'жопе мира' — Алабаме? Да еще и между обучением разного бабья полетам. Покупает у Форда не нужное тому 'летающее крыло' (не оправдавшее надежд Форда стать законодателем мод в 'летающих автомобилях'). Отдает то 'крыло' какому-то зачуханному автомеханику на переделку. И, добавив спроектированные Годдардом ЖРД (в общем-то, тоже не фонтан какого качества, и основная, и две малых боковых камеры), штурмует в Двинске высоту шестнадцать кэмэ! При этом, лишь на полсотни метров не достигая мирового рекорда высоты?! Это как вообще?! Мы тут годами бьемся. Ракетные б@@ть институты создаем!

— ...

— Палыч, ты вот тут сейчас зря волну гонишь. И Моровски конструктор уже сложившийся. И женские боевые авиачасти штука серьезная. И у нас уже есть, и даже в Грецию добровольцами отправились. Даже пару наших ракет там испытывать бу...

— От Палыча слышу! Да нас@@ть мне, Миша, кто там куда отправился! Не о том моя печаль. Ты спецификацию читал, и карточки глядел?

— Да видел я все! С тобой же вместе её и собирали! Правда, с этим крылом я совсем не уверен...

— Не уверен ты? Зато Лозино-Лозинский масштабную модель уже на скорости почти в полтора Маха в своей реактивной трубе чутка испытал. Так вот он уверен! УВЕРЕН! Да огрехов аэродинамики там масса, но довести эту ракету реально. И вот она способна лезть на те самые высоты, на которые Оберт целился! Вот я вас братие и пытаю, 'почему'? Почему это не мы, я кто-то оттуда вот такую икру мечет?

— Сергей не ты тут один в смятении, так что, хватит нам мозги полоскать! Мы же с тобой видели те учебные американские ракеты, которые Моровский Оберту в Литву привез. Всех новаций там были встроенные средства спасения. Все, остальное кустарщина. Местами и вовсе примитив!

— Валя! Ты мне это рассказываешь? Да я на такой хреновине с пяти тысяч ЛИЧНО отцеплялся, разгонялся и сажал ее. Адам только рядом сидел, и свои вводные мне негромко бубнил. Железные нервы у парня! С незнакомым пилотом в левом кресле, да на такую авантюру! Я бы, например, не решился!

— Я вообще не понимаю, как тебе чекисты это разрешили. А если бы убились?! А кто бы наши ракетные темы тянул сейчас?!

— Во-первых, не убился! Во-вторых, там, убиться-то, сложно. Все-таки поляк именно учебно-тренировочные ракеты сделал. На них можно теперь ракетонавтов обучать. Катапультные кресла того румына Драгомира, конечно дорабатывать придется. Но это шанс для пилотов. И шанс, товарищи, неплохой! Хорошо, что Оберта уговорили параллельно отработку вести, хотя он и ревнует жутко к этим ракетам.

— — Эдак, за полгода хоть целый полк испытателей подготовить можно!

— А ты думаешь, чего на Моровского Оберт волком глядел? Он ведь не дурак понимает, что скоро в космос все кому не лень сунутся. А он своего сынка все вперед пропихнуть хочет. Небось, радовался бы, если б Адам со мной вместе или в одиночку убился...

— — Да хрен с ним с Обертом. Так теперь что же? Выходит, у Моровского три ракеты было? ТРИ!

— И причем третью ракету он не своему Оберту, а как раз нам, втихую, отослал.

— Угу. И бескорыстно отдал ее коммунистам! Так, что ли?! Палыч, ты сам-то в это веришь?

— Я глазам своим верю! Но эту тему трепать запрещаю! Кто лишнее ляпнет, лучше пусть сам чекистам сдается. Иначе я ему лично морду набью. И сам же ту бестолочь 'в тундру' отправлю! Заплатили там Адаму, или компромат на него был, мне начхать! Это вообще не наше собачье дело! Получили на халяву, товарищи советские инженеры?! Вот, теперь, и нужно доказать, что сами мы тут, тоже не лаптем щи хлебаем!

— Знаете, я тоже согласен с Сергеем Павловичем. В принципе, те ракеты отлично годятся для обучения наших будущих пилотов-ракетонавтов. И для рекордных-космических полетов, и для ПВО. Их можно даже с подвески ПС-84 с пороховыми ускорителями пускать, и тренировать поочередное катапультирование. Это здорово дешевле выйдет, чем ТБ-3 гонять каждый раз. Это конечно не боевые аппараты, а, понятное дело, макеты ракет. Но макеты-то толковые!

— И, заметьте, макеты летающие! Хоть и не идеально летающие. Было же в Даугавпилсе несколько грубых посадок. Даже ушибы у пилотов были.

— Это как раз мелочи! Он же пишет в сопроводительных документах, что в третьей или в следующей ракете надо городить аэродинамический спасаемый отсек с обоими пилотами. Вон, какое 'лукошко' карандашом набросал. Потоки с температурами он, видать, из пальца высосал, но не совсем бестолково.

— — А, ты вот эту хреновину в носу ракеты видишь?! Которая на приземистый дырявый кок винта смахивает...

— Ну, вижу!

— А ты, Миша не нукай! Согласно спецификации, это чтоб ты знал, вращающийся блок рулей для управления в стратосфере. Повторяю — БЛОК РУЛЕЙ

— — Каких еще рулей?!

— — ГАЗОВЫХ РУЛЕЙ! И такие рули не только в носу его макета-ракеты предусмотрены. Вот ты об этом думал? Нет? И я не думал! И Валентин с Глебом даже в отдаленных планах такого не видели, а он взял и сделал!

— — То есть ты хочешь сказать, что американцы нас уже...

— — Миша не в этом дело! Я понять пытаюсь, как и зачем?! Вот эти две малых цельноповоротных аэродинамических поверхности у кабины для управления на больших скоростях в атмосфере. Вроде бы понятная штука, еще в начале века передние рули на разных 'утках' стояли. Но, как он это переднее оперение в зализ вписал. Как вообще он всю компоновку без сверхзвуковой трубы делал. А такая труба пока только здесь в ХАИ есть, да и та чистая импровизация. И уже нормальную, новую трубу в ЦАГИ только к концу этого года сделают.

— А меня больше образцы панелей с толстослойной и с тонкой керамической теплозащитой заинтересовали. И те три фотографии. На двух макет ракеты обдувается струей огня из мощной газовой горелки. А на третьей показан метеор (падающая звезда). Идиотом надо быть, чтобы не понять о чем тут.

— А ты о чем задумался, товарищ Глушко?

— Вот этот трехкамерный макет мотора мне, коллеги, не нравится. Годдард который его проектировал, конечно, дядька не глупый. Но для нас такие моторы, это уже вчерашний день. Даже наши не новые машинки РД-300 вот этих керосиновых ракетных недомерков, и шустрее, и надежнее. Максимум что можно у 'американцев' позаимствовать, это интересный топливный насос и пластмассовый топливный бак.

— Да топливный бак у них знатный. Ракета в него сверху как ватрушка в блюдце укладывается, так что аэродинамика не страдает. С таким можно и до сотни километров высоты брать. Правда в Литве Моровски такой бак почему-то не показал...

Дискуссия, жужжавших пчелиным роем коллег, еще продолжалась. Но, в целом, ученые и производственники уже смирились, с рухнувшими из космоса прямо им на голову новыми направлениями работ. Теперь дело было за финансированием. Вот, только, в готовящейся к войне стране большие деньги выделялись теперь только на военные направления. Впрочем, у главного спорщика и по совместительству заместителя главы УПР Королева идеи по этому поводу уже появились. А заместителем Давыдова он стал недавно, уже после возвращения из Литвы.

* * *

Черновое предновогоднее обновление от 31.12.17 / "Насмешить небеса". Люди, планы, решения и события — / — не вычитано //

* * *

В прошлый раз они через Бельгию заходили далеко на территорию приграничных германских земель. Фотографировали с высоты узлы автомобильных и железных дорог, высматривали полевые лагеря, поезда и автоколонны. В этот раз задание предусматривало осмотр проходов по нагорью, пригодных для движения тяжелой техники. Под крыльями разведчиков не видно пересекаемых границ, ни пограничников, ни застав, ни даже воздушных патрулей. Этот парный полет на "высотниках" скуп на события. Константин собран, у скуки нет шансов усыпить внимание пилота. Его взбадривает осознание ответственности ведущего пары в этом вылете, и гипотетическая опасность со стороны патрулей "Люфтваффе". Хотя реально, здесь над Люксембургскими Арденнами, да еще и на высоте одиннадцати километров, атаковать их никто не сможет. Основная работа у экипажей эскадрильи впереди, а в этих вылетах скорее знакомство. Новоиспеченный подполковник готовится передать "знамя высотной разведки" своему старому приятелю и соратнику майору Дестальяку, попутно знакомясь с подчиненными Пьера. Эскадрилья новая, хотя летный состав далеко не новички. Есть даже награжденные орденами, есть испытатели и многоопытные пилоты гражданских авиалиний. Спокойные лица, приятные улыбки людей, хорошо знающих свое дело. Но их старого опыта мало. В каждом вылете идет учеба. Прямо в полете меняются задания фоторазведки. Снова и снова отрабатывается выход в заданный район по радиомаякам. С подачи Розанова, новые радиомаяки недавно появились сразу в нескольких городах соседних с Францией стран. К началу весны от разведданных добытых экипажами этих крылатых машин будет зависеть зоркость штабов и быстрота решений генералов.

* * *

Константин вспомнил упрямый взгляд Адама и невесело хмыкнул. Их недавняя беседа в Литве многое разложила по полочкам. Моровский после своих блестящих бескровных побед в бельгийском небе, получил награду из рук самого короля Леопольда III, но нисколько не зазнался. Он все так же пессимистичен с упором на логику и мелкие детали. И очень убедителен, ведь многие нюансы бельгийской оборонительной доктрины американец уже испытал на себе. Если во Франции парень лишь делился смутными догадками и предположениями, то сейчас говорил с уверенностью, опираясь на личные наблюдения и мнения знакомых офицеров королевства.

— Да объясните же вы этим упертым баранам из министерства, что они свою прекрасную Францию Гитлеру на блюде отдают! Ну, вы же теперь многое можете!

— Адам, лично я вам верю. Вы все делаете на совесть. Я даже ни капли не сомневался, что ваша ракета совершит этот невообразимый полет. Надеюсь, и вы мне верите не меньше, чем я вам.

— Прошу простить мою несдержанность! Просто глядеть, как все вокруг катится к большой войне, и чувствовать свое полное бессилие, это знаете ли... А мои ракетные чудачества, это скорее жест отчаяния. А, вы оценили выражения лиц венгерской, румынской и испанской делегаций?!

— Как-то не обратил на это внимания...

— Вот! Все они фальшиво улыбаются, как будто бы в мире не пахнет порохом. Но по глазам их видно, что они с большим удовольствием сбросили бы свои бомбы на Париж и другие европейские столицы. И это не одна лишь бравада! Они ведь, действительно, готовы к войне на стороне Оси. Стоит Адольфу Гитлеру "дать свисток", как на фронте появятся не только немецкие, но и итальянские, венгерские и даже испанские сухопутные дивизии и авиагруппы. И никто из министров и королей в это не поверит, пока вторжение не начнется!

— Опять примеряете на себя лавры Кассандры. Адам, я во многом с вами согласен. И хотя ваши аргументы и не бесспорны, но лично я с вами. В ваших планах по "коллективной обороне" можете на меня рассчитывать. Помог же я вам тогда с авиапарком, сделаю, что смогу и в этот раз.

На это молодой собеседник сверкнул глазами, и с жаром ответил.

— Константин Владимирович. Да, если бы не та ваша помощь, у нас в Польше вообще ничего бы не было! В штабе Авиакорпуса даже считают, что действия "добровольцев" продлили кампанию минимум на месяц. Мы все теперь вам до самой смерти обязаны!

— Не скромничайте, мой друг. Вы тоже немало потрудились! Не будь нашей с вами "польской авантюры", не было бы изменений и во французской авиации. Их не так чтобы много, но... Кстати! Можете поздравить меня, в апреле я получу целую авиагруппу новых "Девуатинов D-520"! И даже смогу укомплектовать ее лучшими пилотами. А с новым званием можете поздравлять уже через несколько недель.

— Вот это, здорово! Укомплектуете группу испытателями?!

— А также ветеранами ВВС, и инструкторами из летных школ. Четыре десятка, одних только испытателей в штат группы мне не дадут. Вообще-то, костяк авиачасти у меня уже есть. Вот только времени на подготовку маловато, если ваши прогнозы о нападении немцев в конце весны снова сбудутся... Пока только вышло решение о расширении нашего центра СЕМА в Виллакубле, и о создании при нем новой школы воздушного боя. Жаль, что мало трофейной техники для использования в обучении...

— А что у вас уже есть?

— Пока имеется всего один BF-109Е сбитый над Сааром, и еще один севший на вынужденную посадку разведчик Не-111. Ну и закупленное ранее старье. Кстати, в позапрошлом году я ведь тестировал в Испании тот самый "мессершмитт" серии В1, который потом отправили в Россию. Сейчас бы ни за что не отдал его моим бывшим соотечественникам. Впрочем, есть у нас некоторый контрабандный неликвид. Три поврежденных BF-109С, без моторов. Все из Испании.

— Здорово! Уверен, вы поставите их на крыло. Ну, а как ваше начальство посмотрит на отработку взаимодействия в соседней Бельгии с одновременной тренировкой воздушных боев с участием американских "Брюстеров", британских "Хариккейнов", двухмоторного "Мессершмитта" и еще одного Не-111?

— Предлагаете совместный проект? Гм. Даже не знаю...

— Думаю, после такой тренировки ваша авиагруппа станет лучшей в ВВС. Соглашайтесь!

— Вы уверены, что ваш командир Клэр Шеннолт даст свое согласие? Да и штаб Бельгийских ВВС...

— Бельгийцев я беру на себя, да и подполковник никуда не денется. Особенно если вы прямо сейчас поговорите здесь в Даугавпилсе с русскими.

— С русскими?! С теми самыми большевиками, с которыми сейчас воюет ваш приятель Анджей?

— Зря вы так, Константин Владимирович. Насчет финнов уже все сказано в газетах. А сами большевики вовсе не кровавые маньяки и не дураки. Вдобавок, они совсем не желают становиться германскими рабами. Кстати, насколько мне известно, ряд договоров Французская республика с Советами уже заключила. Про истребители Кулховена что-нибудь слышали?

— Не только слышал, но и летал на таком в Вальхавене. Да и в Таллине принимал партию из тридцати таких машин отправляемых через Стокгольм и Амстердам к нам в Шербур. С русским "Гном-Роном" у него скорость 514 километров час. Что делает FK-58 вполне боевой машиной, хотя скорее для колониальных авиачастей, нежели для Европы. Голландцы тоже налаживают их выпуск, хотя такой скорости с "Испано-Сюизой-14" так и не добились. Так что голландский завод в России сейчас по качеству вырвался вперед. Как, видите, о нынешних русских я кое-что знаю. Так, с кем и о чем, вы предлагаете мне побеседовать?

— С мсье Громовым и Шияновым. Нужно чтобы русский институт военной авиации сдал вам в аренду пару японских самолетов привезенных из Китая и Монголии. Я хотел подкинуть эту идею подполковнику Шеннолту, но через вас выйдет куда интересней. Только я очень рассчитываю на ваш такт.

— Не волнуйтесь Адам, я уже на многое гляжу иначе. Я знаю, что нынешние коммунисты уже не те людоеды, которыми нас пугали. Они куда больше торговцы и дипломаты. И, как я вижу, вы и сами становитесь все более мастером интриг, мой друг. Неужели, взрослеете?!

— А что же делать?! Всяк в наше время выкручивается, как может. Кстати, я слышал, у русских есть много почти новых германских моторов "Юмо-211", они как раз, вполне, сгодились бы для тех ваших "испанских подарков". Если бы под этим соусом, вы еще смогли бы загнать в Бельгию "на стажировку" и несколько эскадрилий ваших штурмовиков и бомбардировщиков...

— Вероятно, штаб на это пойдет. Пожалуй, когда в одном месте соберется сразу много техники Люфтваффе, RAF и вашего Авиакорпуса, обучать пилотов станет намного интереснее и эффективнее. Генерал Шамиссо должен нас в этом поддержать.

— Ну, и еще бы пару-тройку пехотных дивизий с полевыми и противотанковыми пушками... И хотя бы полк средних танков для отработки засадных действий на Арденнском нагорье. Чтобы снова не вышло, как в тот раз при Седане. Кстати, во французской армии есть очень толковые офицеры. Вы не читали статью мсье де Голля "Явление механизированных войск".

— Адам, нам с вами это явно не по профилю! Сейчас вас куда-то понесло...

— Ерунда! По профилю — не по профилю! Мы должны защитить Францию или нет?! А раз должны, то все способы для этого годятся. Между прочим, этот командир танкового полка имеет неплохие связи в правительстве. Я слышал, он готовил программу вашему министру Полю Рейно.

— Рейно сейчас министр финансов, и ему прочат возглавить правительство. Адам, как вы умудряетесь столько знать о политике, при этом, почти не вылезая из своих ракетных проектов?!

— Я же хочу понимать, на какую планету я вернусь из своего космического рейса!

— Ох, уж эти ваши космические фантазии...

— Рад, что по обороне вы не возражаете. И, не забудьте ту эскадрилью высотных разведчиков с гермокабинами над нейтральными странами "повесить"! Даю вам слово офицера, что ваших высотных пролетов в небе над Бельгией, ПВО королевства даже не заметит...

— Адам, вы невозможны! Вам дай палец, вы всю руку отхватите по плечо! Я пока всего лишь майор ВВС. Что смогу сделаю, но на слишком многое не рассчитывайте!

— Я в вас верю, мсье майор (или уже подполковник)! Вашей любви к Франции совершенно точно хватит на многое! Да же на то, во что вы еще не слишком верите.

— Гм...

С той беседы прошло две недели. Выполняя обещание данное интригану Моровскому, Константину и самому пришлось окунуться в интриги. Уговоры за бокалом вина, чередовались намеками в официальных беседах. Где-то через знакомых, местами официальными запросами и рапортами, Розанов, как мог, пытался провернуть армейские бюрократические колеса. Иные ответы начальства вызывали тоску. Но кое-что ему, все же, добиться удалось. И этот высотный полет был тому живым подтверждением...

* * *

Второй борт Пьера шел в левом пеленге и чуть позади его Розанова "Фармана NC-130". Оба экипажа соблюдали радиомолчание. Для переговоров на высоте одиннадцать тысяч мог применяться специальный, узконаправленный "ратьер". Прямо, как во флоте. Опытный и довольно известный пилот, летевший сейчас в правом кресле, был молчалив, пока Розанов не разговорил его.

— Капитан, вы случайно не заснули?

— О, нет, мой командир. Полет полностью под моим контролем. Ветер встречный, предлагаю снизиться на километр, чтобы сэкономить горючее.

— Мы скоро развернемся, и ветер станет нам почти попутным. Уже освоились с нашей птичкой, или остались проблемы?

— У нас на авиабазе Орконт в Шампани были скоростные "Блок-174". Ваша птичка хоть и не столь быстрая, но несколько сложнее. И не волнуйтесь подполковник, я скоро совсем привыкну к новому аппарату.

— Не сомневаюсь. Ваш командир эскадрильи 2/33 майор Аллиас с большим трудом согласился на ваш перевод. Случайно не из-за вашей писательской карьеры?

— Вряд ли! Они с капитаном Желе очень рассчитывали на мой опыт дальних полетов. Впрочем, я понимаю, что высотная разведка дает больше, и значит, здесь мой опыт нужнее.

— Вам немного грустно?

— Только от того, что приходится тратить время на войну, а не на другое интересное дело. Жаль, что сейчас нельзя летать над всей Европой. Войны величайшая глупость людей, но только любящие свою страну люди могут бросить все силы, чтобы закончить начатую войну.

— Вы так думаете?

— В августе 36-го я был в Испании, писал там статьи для "Энтрасижан". Так вот, те люди готовы были сражаться, и если потребуется умереть за свою Республику. Сейчас я, так же как и они, готов воевать за Францию, которую я люблю. Меня ведет любовь и моя внутренняя религия. Надеюсь, немцы скоро устанут от этой войны, и тогда наступит мир.

— Красиво сказано. Скажите, капитан, а вы сами не устаете в долгом полете? Вы ведь ровесник века, и старше меня лет на пять.

— Нет, благодарю, мьсе подполковник. Я чувствую себя прекрасно. А пять лет разницы в возрасте для пилота это ерунда. И знаете, мне нравится летать так высоко. Здесь хорошо думается.

— Думать в разведывательном полете не запрещено. А о чем сейчас ваши мысли?!

— О том, что если Оберт с Моровским через год-два долетят до Луны, то в следующий полет я попрошусь к ним пилотом-стажером. Если, конечно, раньше мы закончим эту войну.

— Вот это да! Интересные же у вас размышления. А если война продолжится?!

— И что? Это ведь не помешало вам, подполковник, самому опробовать ракету Моровски в Литве.

— Я там был с миссией, но вы правы, мне это не помешало. Значит, вы все же не особо рветесь воевать, и уже думаете о будущем мире.

— Рваться на войну могут лишь честолюбивые мальчишки и генералы. Им нужны награды, чины и почести. Мы защищаем Францию, а для этого нам с вами нужно вовремя сообщить в штаб данные разведки. И мы это сделаем. А много думать о войне... Для чего? Какой в этом смысл?

— Ну, хотя бы для того чтобы прожить подольше.

— Думая об играх главнокомандующих, солдат никогда не придумает, как ему избежать смерти. Если завтра нас пошлют бомбить прикрытый зенитками объект, то мы просто выполним приказ наилучшим образом. Останемся ли живы, будет видно.

— Ну, а размышления как перехитрить врага? Вы же не спешите к сегодняшней геройской гибели.

— Германские "охотники" к нам сюда не заберутся. Все этапы задания мы с вами уже отработали. Осталось только вернуться. А над этим размышлять бессмысленно. Небо вокруг нас, табле де борд перед глазами — топлива нам хватит, руки на штурвале, остальное дело опыта и рефлексов.

— Да вы фаталист, мон шер!

— И вам советую, не размениваться на копания в душе, и думать о главном. А войну оставим войне. Нам от нее никуда не деться, но думать-то мы можем, о чем захотим. Просто представьте себе, что под нами не Арденны, а, например, поверхность другой планеты.

— Вы о Луне, на которую так рвется мой друг Адам?!

— Да нет же! Представьте, что внизу горы и леса совсем другой планеты. Планеты немного похожей на нашу Землю, но все-таки другой. Там нет войн, но есть свои проблемы, которые находчиво решают местные жители. Представили?

— Гм. Это было бы интересно. Может, вы уже сочиняете новую книгу. Вот бы узнать, какие рассказы вы напишете об этой войне с Германией. Мне очень понравились ваши "Планета Людей" и "Ночной полет". Скажите Антуан, вы уже строите планы ваших новых сочинений?

— Книги рождаются сами, их нельзя специально сочинить. Зато можно думать о разном, и когда-нибудь это может попасть в книгу. Знаете ли, вот такие полеты очень способствуют таким размышлениям.

Воздушное командование Французской республики наконец-то решилось на экстренные меры, и призвало в воздушные части добровольцев из гражданской авиации и запасников. Часть такого народа с большим налетом в сложных метеоусловиях попало и в высотную разведку. Сейчас в кресле правого пилота рядом с Розановым флегматично летел в неизвестность бывший гражданский пилот, мастер дальних перелетов, кавалер ордена Почетного Легиона, и с ноября по февраль пилот разведывательной эскадрильи Антуан де Сент Экзюпери. Несколько его рассказов Розанов успел прочитать, поэтому к профессиональному уважению добавлялось и почтение к писательскому таланту. Призванному из запаса в чине капитана, романтику авиации вскоре предстояло стать лидером звена из трех высотных разведчиков. И судя по его спокойным и уверенным действиям, он должен был с этим справиться достойно. Розанова лишь немного смущала внешняя рассеянность будущего лидера звена, но к его профессионализму пилота у него вопросов не было. А новый знакомый, отзывающийся на прозвище "де Сент" делал свое дело, и продолжал думать о чем-то своем. Возможно, он видел себя в полете к Луне. А может и нет...

* * *

Константин усмехнулся, вспоминая. Какие жаркие баталии стояли в штабе при обсуждении его предложений по воздушному прикрытию нейтральных соседей. Самого Розанова, чуть было не отправили под арест за несанкционированно измененный им маршрут испытательного полета на предельную дальность. Но когда на сделанных в том полете снимках генералы разглядели дорожные работы немцев в направлении соседней Бельгии, вопрос о создании регулярной разведывательной эскадрильи "высотников" решился очень быстро. Осознав потерю неуязвимости спрятавшейся за "линией Мажино" страны, "Ministère de la Défense" проснулось и заметалось, изображая активность. Начались консультации с правительствами нейтралов. Фотоснимки наглядно убеждали в опасности вторжения, но не все генералы и министры хотели в этом убеждаться. Нейтральная Бельгия все еще лелеяла надежду отсидеться в стороне от набирающей обороты европейской войны. Перевод группы истребителей "Моранов Солнье -406" и группы штурмовиков "Луар-46" на приморские аэродромы Бельгии прошел со скрипом. Французское командование не горело желанием распылять силы. Бельгийцы опасались, что их втянут в войну без их воли, и тоже не сразу согласились держать авиагруппы соседей во второй линии. А вот четырем резервным дивизиям с полком танков "Рено R-35" соседи обрадовались. Теперь, слабая бельгийская армия могла бы дольше сдерживать агрессора. Но если до сентября вторжение не случится, то ограниченный воинский контингент соседней страны обязан был пересечь франко-бельгийскую границу в обратном направлении. Политики все еще мечтали о мире...

На фоне сложных международных соглашений, практически без дискуссий прошли решения о создании из авиачастей резерва корпуса специальных штурмовых частей подчиненных напрямую штабам армий прикрывающих границы с нейтралами. И тут же выяснилась вопиющая нехватка обученных военных пилотов. Инициатива рекордсменки Мари-Луизы Бастье и другой женщины-пилота Ивон Журжон добавила лишь полсотни кандидаток женского пола. А нужны были тысячи. Снова штаб погряз в совещаниях, но в этот раз армейские бюрократы сработали чуть быстрее.

* * *

Первые итоги незаконченных финской и греческой войн уже подводились. Из частей ВВС Карельского фронта в НИИ ВВС к середине февраля поступила масса отзывов на качество и особенности применения авиатехники. И хотя суровые зимние условия наложили свой отпечаток на мнения авиаторов, но общее мнение было озвучено. Старые самолеты И-16 и И-153 превосходили только финские "Бульдоги" и "Геймкоки". Когда-то лучшие в мире истребители Поликарпова хоть и могли на равных сражаться с "Фокерами-XXI" и имеющимися в незначительном количестве "Гладиаторами" и "Фиатами CR-42", но даже "Брюстеры-239" и "Фиаты G-50" уже имели над ними серьезные преимущества. А появившиеся в Греции под кодом "Rе-2000" лицензионные истребители Северского и вовсе превосходили все самолеты греческих ВВС и особого корпуса РККА. Зато новые И-180 показали себя отлично, хотя несколько машин и было потеряно в авариях. На расширенном совещании партийного, военного и руководства по дальнейшей работе НКАП было принято жесткое решение. В ближайшие полгода наркомату предстояло полностью перестроить свою работу. Самолеты и моторы должны быть подготовлены к массовому производству в военный период, и к быстрому ремонту в полевых условиях. Для этого ключевыми параметрами создаваемой техники становились, трудоемкость, стандартизация, эксплуатационные качества. Хруничев несколько раз жаловался на недостаток кадров в наркомате. Берия нехотя согласился вернуть часть взятых им взаймы сотрудников авиапрома и конструкторов. Кроме того, на усиление НКАП в качестве парторга был отправлен молодой коммунист Шахурин, с опытом работы в Горьком, где на нескольких авиазаводах строились самолеты Поликарпова. Первым замом Хруничева по опытному самолетостроению был назначен Павел Сухой. Вторым заместителем по НИОКР назначен Беляев. Замом по стандартизации Томашевич. Замом по серийному производству Болховитинов. Через полгода НКАП должен был полностью перейти на военные рельсы. А ряд руководителей наркомата должны были вскоре переключиться на новейшие задачи создания реактивной авиации. Эти вопросы и звучали на совещании. И больше всего эмоций вызвала корректировка серийного выпуска.

— Товарищи, чисто научные опыты пора заканчивать. Хорошие серийные самолеты нужны ВВС прямо сейчас. У страны полгода-год на все эксперименты, а дальше каждый лист дюраля, каждую потайную заклепку, на серийные машины и никак иначе.

— Так выпускайте новые! Но зачем же, выпуск истребителей И-153 и моторов М-62 прямо сейчас останавливать?! То мы ШКАСы с производства снимаем, теперь вот авиатехнику, которой и полутора лет еще нету! Заводы частично стоят! Частично дорогой брак гонят! Ведь какие потери для народного хозяйства! Это, знаете ли, вредительством попахивает!

— Вы бы товарищ не бросались такими словами зря. А то когда война начнется, с вас первого спрос будет — почему это у врагов авиапушки стоят, а у "сталинских соколов" одни скорострельные пукалки винтовочного калибра? Которых враги, почему-то, ну ни капли не боятся!

— Вот только не надо на других свои ошибки сваливать!

— Хватит товарищи, успокойтесь! Есть еще сомневающиеся?

— ШКАСы-то правильно сняли! Березинские пулеметы и пушки в разы эффективнее их. По уму вообще бы единый калибр для всей авиации ввести. Вон, американцы собираются...

— Товарищи, цель нашего собрания другая! Вернемся к вопросу, зачем снимать с серии упомянутые изделия. И почему остановлен на реконструкцию ряд авиазаводов и моторных заводов?

— Снимать с серии старые самолеты и моторы нужно, как раз затем, чтобы перевести производство на новые двигатели и конструкции! Внедрение новых моторов в серийном производстве дело не быстрое. Да и тот же метод панельной сборки самолетов, требует серьезной модернизации производства. Коллективам, конечно, обидно сидеть без премии, но зато прекращаем накапливать откровенный хлам на складах и аэродромах. Это понимать нужно, а не одеяло на себя тянуть!

— Точно. Лучше уж мы оставшийся задел старой техники за границу реализуем...

— И пока войны нет, нужно промышленность подготовить именно к массовому производству новейшей техники.

— А греки с французами, выходит, глупые?! Они-то ведь налаживают выпуск почти точной копии нашей "Чайки"?! Как с этим быть?!

— Истребитель "Дрозд" отнюдь не копия "Чайки". И выпускается он в Греции только потому, что ни абиссинцы, ни сами греки не смогут быстро обучить много пилотов достаточной квалификации для более современных машин. Голый прагматизм. Воевать нужно, но хорошо обученных летных кадров мало. А "Дрозды" как раз прощают почти все ошибки пилотирования. И при всем, при этом, это вполне боевые самолеты, уровнем выше "Фиата CR-42" и нашей "Чайки". И не сильно ниже даже новых проектов Поликарпова и Боровкова и Флорова, которые, кстати, сейчас остановлены. Так что решение греков временное, и не от хорошей жизни.

— Могу лишь добавить, что "Дрозды" довольно не дорогие самолеты! Наши детали планера идут с минимальной наценкой. Поэтому насытить ими Средиземноморский ТВД можно за полгода. Это дело политическое. Но выпускать их у нас глупо! Да, глупо! Потому что против нас окажутся не итальянцы с большим парком бипланов, а немцы или британцы с современными скоростными монопланами! Через год и "Дрозды" и "Чайки" и прочие "Гладиаторы" окажутся безнадежно устаревшими аппаратами. И пусть лучше они сейчас воюют, а производственники линии к новым моделям готовят.

— Кстати, немцы, потому и сделали упор в перевооружении на монопланы, что строительства и монопланов и бипланов не выдержала бы их экономика. Так что толковый пример у нас перед глазами. И с этим буксовать нельзя!

— Мда-а, товарищи. И сколько же, по-вашему, у страны времени? Тут ошибиться нельзя! Товарищ, Проскуряков, слушаем вас. Что слышно по линии разведки?

— Товарищи. Раньше этого лета к нам точно никто не сунется. Руки у них у всех связаны боевыми действиями. Немцы и британцы о перемирии даже не помышляют. Французы вон из спячки едва вышли, и в Грецию целую смешанную авиабригаду, да две горных дивизии отправляют. Японцы на нас тявкнуть не посмеют. Шведы с норвежцами, сейчас зубами стучат, боясь, чтобы мы про них не вспомнили. Остальных можно не опасаться. Возможно, удастся протянуть до весны 1941. К 42-му войны точно не миновать. Но, как бы, то, ни было, через полгода нам нужно будет запускать в серию последние самые новые конструкции, потому что война уже на пороге.

— И главный, товарищи, вопрос — моторы. Будут надежные и мощные моторы, будут ведь и современные самолеты!

— Расскажите поподробнее товарищ Хруничев. Что там с моторами, и на что можно рассчитывать?

— Рядные М-105 и М-106 пока не слишком надежны, но к лету их климовцы вместе с французами точно доведут. Пойдет массовая серия с мощностями более 1000 л.с. ОКБ Яковлева, Пашинина, Сухого и Лавочкина с Горбуновым и Гудковым, уже готовят под них свои прототипы на конкурс.

— Но это в течение года, а сейчас то, что мы имеем?

— Имеем в серии с более ранними моторами М-103 пока двухмоторные истребители Поликарпова И-40, штурмовики-пикировщики ВИТ-1, новые бомбардировщики Архангельского. Весь старый задел производства СБ, передаем на авиазавод в Югославии. А моторамы, радиаторы и прочую оснастку для новых истребителей отрабатываем на французских "Девуатинах — 511" (они же И-39 Ф), воюющих в Карелии.

— Не забывайте — есть же еще рыбинский М-35 и форсированный М-37. С первым уже летают прототип высотного истребителя Микояна, и прототип бронированного штурмовика Ильюшина. Второй планируется ставить на перспективные бомбардировщики и на большие четырехмоторные самолеты Туполева и Болховитинова. С этими моторами тоже не все гладко, ресурс их пока мал.

— Ну что ж товарищи! С рядными моторами более-менее ясно. Вот только заводы, выпускающие радиальные звезд на выпуск рядных моторов не так-то просто переводить.

— А зачем их переводить?! Пусть выпускают новые двухрядные звезды! Нам же как, раз на днях швецовский с коротким ходом поршней показывали. Зверь машина будет!

— Ну, новый мотор М-82 сейчас прошел первые прогоны, и готовится к малой серии. Испытания дают надежду, что он будет удачным. Мощность 1400 л.с. позволяет выпускать с ним, сразу несколько типов новейших самолетов. Если все пойдет нормально, то к сентябрю его отработаем и поставим на поток.

— Поликарпову и Яценко нужно срочно доводить свой новый истребитель. Хорошо, хоть они после полученных выговоров, научились вместе работать. Кочеригину в марте нужно выводить свой пикировщик на испытания. Тут главное, не опоздать.

— А, что там с новыми французскими "гном-ронами"?

— Модернизация производства и контроль качества на Таганрогском и Омском заводах, уже сейчас позволяют выпускать ресурсные М-88Ф взлетной мощностью около 1200 л.с. Ресурс правда, не полный — часов восемьдесят примерно, но и это хлеб.

— Ну, вот и отлично! Теперь весь выпуск этих моторов можно пустить на серийные заводы, выпускающие И-180 и ДБ-3. И на удачно прошедший первые испытания Таировский двухмоторник. И тогда, за полгода...

— Не все так просто, товарищи. Объясните коллегам, товарищ Урмин.

— Дело в том, что по договору с французами, продукция делится между СССР, Францией, Китаем, Голландией и Бельгией. Шестая часть выпущенных нами моторов ("Гном-Рон-14N") поступает на завод Кулховена в Иркутске. Оттуда, уже готовые FK-58, в разобранном виде, идут частично во Французский Индокитай. Частично переправляются в Талин, для отправки морем во Францию, и Бельгию. Голландцы строят себе сами, и с другим мотором. На Филиппинах у них истребители с иркутского завода, окажутся более скоростными, чем в собственной метрополии. Ну и пусть мучаются, мы им не няньки. В эти же три страны идут и сами моторы, еще примерно в таком же объеме. Голландцы сейчас останавливают серийный выпуск колониального "Фокера FD-XXI" и планируют весь свой авиапарк переводить на FK-58. Бельгийцы также заинтересованы в этом самолете, даже собственные наработки фирмы "Ренара" в Иркутск отправили. Прибыли их фонари кабин и пулеметы, чтобы на предназначенной для них партии сразу все установить успели. Таким образом, в СССР остается около двух третей моторов, из которых небольшая партия отправляется в Китай вместе с готовыми голландскими самолетами.

— А много ли самолетов и двигателей уже скопилось в Эстонии?

— Около восьми десятков истребителей Кулховена и больше сотни моторов. Причем, в случае похолодания наших отношений с Францией, до середины марта мы можем спокойно задержать эти поставки. Причины найдутся. Да хоть активность немцев над Балтикой во время начала навигации.

— А что там с опытными боевыми самолетами, идущими без конкурса?

— Дальний самолет профессора Беляева доводить не будем, уже ясно, что при всех плюсах, машина будет сложной, и с большим перечнем недостатков (тот же обзор неудовлетворителен). Но вот крыло у этого самолета гениальное! И его как раз можно и нужно использовать.

— Расскажете, товарищ Беляев? Все-таки в этом деле вы пострадавший.

— Бартини с Ермолаевым уже опробовали наше крыло на опытной машине "Сталь-7" (дублер), Действительно имеются неплохие шансы получить с ним высокую скорость и большую весовую отдачу. Но мы строили 'летающее крыло', а они решили работать с традиционной самолетной схемой. Сейчас к новому проекту уже подключились и группа товарища Мясищева и наше КБ. Есть шансы получить очень быструю сверхдальнюю машину с отличной боевой нагрузкой. Если все это получится то снятого проекта ДБ-ЛК нам не жаль.

— А чем плохи были исходные проекты?! Столько говорили о серийном производстве, и вдруг такой разворот! Вместо нормальных доводок — измененный проект с нуля! Есть ли в этом смысл?!

— Смысл в этом есть и не малый. Как уже доводили товарищи из разведки, американцы начали разработку больших бомбардировщиков по концепции "Сверхдальность". Так вот, ни один из наших проектов созданных до 38-го, не тянет аналогичные задачи со сходной эффективностью. Из "Сталь-7" и проекта Мясищева можно на пределе вытянуть пять тысяч километров с парой тонн бомб. И все. До Берлина и обратно долетим, но толку от такого полета чуть. Не потянет сейчас страна тысячи таких самолетов. Несколько сотен на пределе и все.

— А этот ваш новый проект?

— Новый проект, эти задачи решает. Но не это главное, ведь ТБ-7 и ДБ-А тоже вроде бы эти задачи решают. Главное, что новая машина по цене выйдет дешевле ТБ-7 и примерно на уровне ДБ-А. Да вдобавок скоростнее этих и самолетов, и на большую дальность утащит не меньший, а скорее даже превосходящий вес бомб. Плюс, имея сравнительно небольшой экипаж, сохранит достаточную оборонительную способность на больших высотах.

— Ну-ка, расскажите поподробнее.

— Извольте! Ермолаев, Бартини, Мясищев и Беляев в декабре составили совместный проект высотного дальнего бомбардировщика-торпедоносца. Конструкция панельная — металлическая. Вписанные в каплевидный фюзеляж две герметичных кабины с трубой переходом между ними, пригодны для полетов до высот 14 тысяч. Экипаж шесть человек. Два пилота. Штурман и бортмеханик. Два стрелка. Оборонительное вооружение из четырех дальнобойных 23 мм авиапушек Таубина. Одна в носовой установке, три в одиночных дистанционно-управляемых установках (хвостовой, верхней, нижней). Длинное среднепланное крыло со скоростным профилем. Консоли с обратной стреловидностью около 15 градусов, загнутые на конце по типу "бабочка" (Как у планеров Беляева). Сдвоенные колеса в основных стойках шасси убираются в специальный обтекатель между мотогондолами. А сдвоенное колесо в передней стойке, убирается под кабину. Длинный и вместительный бомбовый отсек незамкнутым силовым контуром по типу торпедоносца АНТ-41 (Т-1). Предусмотрена внутренняя подвеска нескольких бомб калибром 2000 кг и авиационных торпед. Максимальная масса бомб шесть тонн на боевой радиус две тысячи километров. Максимальная дальность семь-восемь тысяч. На максимальный радиус сможет доставить пару тонн боевой нагрузки. Остекление кабины пилотов и штурмана большими панелями из бронестекла. Установлена система дозаправки (доработанная британская, полученная от миллиардера Хьюза). Количество моторов четыре М-82. Причем поршневые моторы могут быть в будущем заменены реактивными моторами "Кальмар". Скорости с ПД до шестисот км/ч на высоте двенадцать километров, а с перспективными ТРД и до восьмисот. Правда, дальность с реактивными будет поменьше.

— Итак, решено! Все самолеты с бипланным крылом снять с серийного производства и с разработки! Серийный задел частично отправить в Грецию. Частично передать на завод в Иркутске. Пусть голландцы доводят и в Азии продают за комиссию, если захотят.

— Из реактивных пока наиболее готов аппарат на базе ФД-23. Его запускаем в марте в малую серию. А дальше будет видно.

Это и другие совещания задавали темп развития всей отрасли. Новые дублеры основных самолетных и моторных заводов уже подводились под крышу. Большой выигрыш по времени получился от спешного выкупа за границей различного оборудования перед началом войны в Карелии. Еще больше должны были дать новые непубличные договора с Францией и Германией. Новейшие серии начинали выпускаться на первых прошедших модернизацию предприятиях. Авиапромышленность все еще лихорадило, но уже был виден край этой подготовительной работе. К тому же, УПР НКВД, серьезно продвинулось в создании новых сверхскоростных самолетов, и даже возвращало часть проектов обратно в НКАП вместе с готовыми прототипами и даже с целыми конструкторскими коллективами. Страна все интенсивнее готовилась к войне.

* * *

С НОВЫМ ГОДОМ ТОВАРИЩИ!

Черновое обновление от 07.01.18 / 'Поспешая медленно'. Новинки вооружения СССР, проблемы и решения / — не вычитано //

* * *

Погода над тыловой военно-морской базой финнов Турку стояла настоящая февральская. Последние суда, пришедшие в Финляндию до замерзания льдов, сейчас чинили свои механизмы, лишь мечтая о следующей навигации. Мороз, сковавший льды залива, и сильный ветер со снегом, казалось, дополнительно защищали город и порт от большевистских десантов и бомбардировок. Другим финским городам и укрепрайонам уже не раз крепко досталось от воздушных налетов, а вот Турку, на диво, с начала этой войны еще ни разу не бомбили. Правда, воздушные разведчики красных частенько летали над городом. Им было, что здесь высматривать помимо военных транспортов у стенок и вагонов на рельсовых путях. Где-то в ближайших шхерах, на хорошо замаскированных стоянках, находились два самых крупных финских боевых корабля, броненосцы береговой обороны 'Вяйнямейнен' и 'Ильмаринен'. Два божественных героя финского эпоса, облеченные в закаленную сталь, по замыслу своих создателей, своим огнем и маневром должны были защитить Суоми от неприятеля. Однако роль этих кораблей оказалась намного скромнее. С самой осени покрутившись на линии Турку — Аланды, в ожидании русских десантов на острова, ни один из них, так, ни разу и не выстрелил по кораблям флота восточного соседа. С замерзанием залива закончилась и дозорная служба двух кораблей. Лучшим их достижением, вероятно, стало противовоздушное прикрытие Турку. И на этом поприще универсальные 10,5 см орудия броненосцев и расчеты 40-мм зенитных 'бофорсов' пострелять по самолетам сподобились. Благо в своем классе зенитное вооружение броненосцев можно было считать лучшим. И довольно часто русские разведчики уходили от Турку из-за сильного зенитного огня. И вообще, ПВО этой военно-морской базы работало неплохо, и даже сумело сбить один двухмоторный русский СБ, летевший со стороны Талина. И это, несмотря на полное отсутствие под Турку финской истребительной авиации, задействованной в это тяжелое время для обороны наиболее важных районов. После этого активность большевиков в небе над Турку снизилась до нуля. Очевидно, русские надеялись на скорую капитуляцию Финляндии, и просто не хотели тратить свои силы на столь 'крепкий орех', к тому же никак не участвующий в идущей войне. Тем более неожиданными для гарнизона стали события одного февральского дня уже почти проигранной для Суоми войны.

* * *

Днем ранее инструктаж командирам участвующих в операции самолетов провел лично недавно получивший комдива Михаил Громов. Большинство выделенных для этой операции самолетов входили в состав подчиненных ему авиачастей ОКОНа. Ядром группы была усиленная эскадрилья составных пикирующих бомбардировщиков СПБ (из носителей ТБ-3 с парой И-16 подвешенных под крыльями) под командованием майора Стефановского. А сам творец этих сцепок самолетов Владимир Вахмистров, участвовал в налете на правах консультанта. Год назад именно эта конфигурация его 'Звена' была признана наиболее эффективной. Вот только совместное прошлогоднее решение штабов РККА, РККФ и НКАП о создании техники для специальных эскадрилий 'СПБ' и почти год саботируемое НКАП, начало исполняться лишь с октября 1939 под контролем УПР НКВД. А строевые пилоты, до декабря знать не знали ни о каких подвесных пикирующих бомбардировщиках. Да и само вооружение СПБ еще усиленно дорабатывалось. Для атаки бронированных вражеских кораблей требовалось подготовить специальные бомбы. Пригодные для этого ФАБ-250 советская промышленность уже давно выпускала, а вот полубронебойные и бетонобойные бомбы пришлось наспех создавать из доработанных морских снарядов. Снаряды были семи-восьми дюймов времен Империалистической войны, с приваренным хвостовиком со стабилизаторами, переснаряженные на гораздо более мощную взрывчатку и на новые взрыватели. Первые тренировки бомбометания с И-16 отцепившихся от носителей, как раз прошли во время зимних Белорусских учений. Для нормальной подготовки требовалось полгода тренировок. Но и за пару месяцев пересев за штурвал И-16 бывшие пилоты штурмовиков Р-Z и штурмовиков-истребителей ДИ-6 все же, более-менее научились новому делу. К началу операции пилоты-пикировщики уже умели отцепляться из-под крыла ТБ-3, выходить на цель, и сбрасывать бомбы с точностью до 25-30 метров. И хотя опыта было маловато, но принципиальная готовность была достигнута. На это и сделал ставку штаб ВВС фронта. А взлетать эскадрилья должны была с ледовых взлетных полос Ботнического Залива, близ недавно ставшего тыловым пунктом портового города Оулу.

Но помимо специальной эскадрильи ОКОНа в смешанной группе были и два прикомандированных к ней звена специального назначения. Первым было звено телеуправляемых брандеров ТБ-3 под командованием летчика и инженера Рубена Чачикяна. Подполковник не только командовал звеном, но и участвовал в разработке этого оружия. И вдобавок с 1937-го года неоднократно лично испытывал телеуправление ТБ-3, налетав на таких 'телесвязках' более тысячи часов. В составе его звена были два бомбардировщика, начиненных мощной торпедной взрывчаткой, и оснащенных телеуправлением. С борта третьего их собрата парой операторов осуществлялось теленаведение брандеров. Между прочим, вариант 'польско-германских этажерок' также рассматривался командованием перед операцией, но не был принят. Основной причиной отказа от этой экзотики стало отсутствие тренированных пилотов-наводчиков и опыта управления бомбардировщиками из кабин, прицепленных к ним сверху истребителей. А вот тренированные операторы телеуправления у СССР уже были. Вторым прикомандированным было 'звено ракетоносцев'. В него входили два четырехмоторных ДБ-А с подвешенными под крыльями ракетными планерами 'Сарган-1' (РПСН-3) конструкции инженера Валка. Радиоуправление к ним также помогал налаживать Рубен Чачикян. Также как и у коллег 'телеуправленцев', выпускаемыми с носителей ракетопланами должны были управлять операторы 'летающего командного пункта' созданного на базе такого же, как и носители ракет ДБ-А. Военинженер 1-го ранга Валк как раз находился сейчас в широком салоне третьего самолета, рядом с постом радиометриста и двумя постами наведения 'Сарганов'. Вместе с ним на борту был, и назначенный куратором над ракетчиками старший по званию дивизионный инженер Королев. Боевые ракетопланы 'Сарган' создавались почти без его участия, но московское руководство решило, что ракетный опыт Королева тут точно не помешает. Все-таки именно Королев участвовал в нескольких запусках ракет Оберта и Моровски, и именно он недавно командовал ракетной бригадой, дивизионы которой отметились в операциях на Финском заливе. А значит, дивизионный военинженер владел не только ракетной спецификой, но и обширным боевым и испытательным опытом. Уже в полете состоялась беседа двух энтузиастов-новаторов.

— Товарищ диввоенинженер, тридцатый командование специальным звеном сдал!

— Командование специальным звеном, до выхода в район атаки, принял.

— Это тридцатый. Бортам перейти на готовность номер один!

— Борт девять. Есть перейти на готовность номер один!

— Борт пятнадцать. Есть перейти на готовность номер один!

— Бортам доложить о времени готовности к запуску 'Сарганов'!

— Борт пятнадцать оба к пуску готовы. Время готовности к пуску две минуты.

— Борт девять оба к пуску готовы. Время готовности к пуску две минуты.

— Здесь тридцатый. Расчетам управления проверить предохранители, и с первого по четвертый отработать процедуру учебного пуска. Интервал между пусками полминуты. Отсчет пуска первого по готовности.

Пока возвращались доклады о ходе тренировки, Королев напряженно слушал. Но вот перекличка закончилась, и он перевел борта и расчеты обратно в готовность к пуску номер два. Затем окинул взглядом сосредоточенное лицо Валка, и решил снизить официоз с временным подчиненным.

— Соломон Федорович, вы уж, пожалуйста, не сердитесь и не ревнуйте. Я отлично понимаю, что этот проект целиком ваш, и на награды и почести в нем я не претендую. Моя роль в основном наблюдать, учиться, и при необходимости своим опытом делиться.

— Бросьте, Сергей Павлович, ну какие тут могут быть обиды. В запусках румынских ракет ваша скрипка была первая, а мы только на подхвате были. Там не поссорились, и тут договоримся. Кстати об опыте! Пока в район не вышли, может, расскажите как там ваши 'огнелетчики' финские штурмовики сбивали?

— Да, ради бога! Там куда больше просто повезло, что потолка нашим 'керогазам' хватило. Финны-то с тяжелыми бомбами шли, и высоко не поднимались. А шли бы они тысячах на трех, мы бы и не достали их. И как назло, наше истребительное прикрытие еще взлететь не успело. А ракет— перехватчиков там всего пара звеньев была, я как раз капитану Шиянову дал задание проверку боеготовности провести. И тут эти расписные целой дюжиной подлетают. Зенитчики их перед тем потрепали, но половина группы прет и прет себе прямо на наши расчеты, и бомбить готовится. А мы как раз за день до этого новые не опробованные ракетные ускорители установили. Команду на взлет отдаю, а сам думаю, ну как сейчас один за другим нахрен повзрываются мальчишки. Мне тогда, как командиру, всю жизнь перед своей совестью отвечать. Но нет, нормально взлетели, и даже чуть повыше тех финнов забрались. А потом, залп ракетами. Другой залп. Глядь, а финнов и нету никого, еще двоих чуть дальше зенитчики ссадили, и только один, теряя портки, удирает.

— То есть не было у вас отказов моторов?

— Ускорители все нормально отработали, а отказали только несколько ракетных снарядов. Даже случайные ранения двое пилотов получили. Я потом сразу подумал, что правильнее по радио управляемыми те ракетопланы делать. Вот, как у вас. Операторы наводят, и они же стреляют.

— Увы, наша система тоже не шибко далеко берет. Километров десять гарантированно сигнал держим. Вдвое больше, уже под большим вопросом. Радиометрист на двадцать километров крейсер видит, а ракеты на него не навести. На испытаниях каждый шестой планер теряли, поэтому систему наведения с тройным дублированием на разных частотах сделали. А то, сейчас забили бы нам финны ключом частоту, да и рухнули бы наши 'Сарганы' прямо к финским инженерам на изучение.

— Сплюньте через плечо, товарищ военинженер 1-го ранга, и принимайте обратно командование звеном. А то мне, вон, штурман уже сигналит, минут пять осталось до выхода в район.

— Есть, принять командование звеном, товарищ диввоенинженер!

Вся группа подходила к цели со стороны Ботнического залива. Правда, самыми первыми на траверз Турку, через воздушное пространство нейтральной Швеции, должны были подойти четыре носитепля ТБ-3 из группы Стефановского. Эту четверку СПБ прикрывали шесть дальних истребителей И-40 конструкции Поликарпова. Пикировщики И-16 должны были отцепиться с расстояния сорока километров. Одновременно с ними был черед атаки крылатых ракет звена Валка. Следом удар должны нанести телеуправляемые брандеры. А последние вооруженные бомбами И-16, оставшихся незадействованными СПБ, должны были добить "подраненные" цели, или уничтожить невзорвавшиеся ракеты и брандеры. После этих ударов, со стороны Талина должны были подойти еще две девятки ДБ-3.

* * *

Долгая зимняя ночь степенно покидала западный берег Соуми. На рассвете со стороны Швеции появились несколько небольших одномоторных самолетов. Зенитчики дружно приняли всех за шведские подкрепления. И, ни один финский наблюдатель не заметил у четырех из них отсутствие воздушных винтов. А вот, нарезавший в это же время круги над Турку советский высотный разведчик РДД сумел не только увидеть подход ракет и пикировщиков, но и сфотографировать сам момент атаки броненосца 'Вяйнямейнен' и последующие взрывы и пожары. Три ракетных планера 'Сарган-1' конструкции Соломона Валка при полном отсутствии зенитного огня, поочередно били своими тупыми носами в борт броненосца, и взрывались. Ракеты попадали в борта и надстройки с интервалом в пару секунд, как раз достаточным, чтобы догоняющие не попали под ударную волну своих предшественниц. Четвертый аппарат проскочил цель чуть выше, и врезался в берег. И сразу же, без паузы, по двум кораблям отработали бомбами истребители-пикировщики. Броненосец уже сильно дымил пожарами. Его универсальные и зенитные орудия, не успев начать, почти полностью прекратили стрельбу по воздушному противнику. Тут же завыл сигнал воздушной тревоги. Однако пока длилась неразбериха, два начиненных взрывчаткой ТБ-3 со старыми, но тщательно отрегулированными на земле моторами М-17 неуклюже свалились на выкрашенный в белый цвет второй броненосец. Получивший перед этим лишь два попадания четвертьтонных фугасок, 'Ильмаринен', до атаки брандеров выглядел куда бодрей своего собрата. Но после удара брандеров и он был охвачен пожаром. Взрывались детонирующие 10,5 см снаряды универсалок. Горели танки с дизельным топливом. Просыпающиеся зенитчики береговых орудий сосредоточили свой огонь на подходящих с Востока на высоте восьми тысяч метров русских дальних бомбардировщиках. Однако куда большая опасность пришла со стороны побережья Ботнического залива. Каждый из подошедших последними восьми гофрированных ТБ-3 доставил в район атаки, еще по два И-16 с парой 250-ти килограммовых полубронебойных бомб под крыльями.

Через несколько часов борьбы с пожарами и собственными взрывающимися арсеналами оба зажатых во льду финских броненосца были оставлены командами. Потом они еще долго горели. Но портовым службам было уже не до них, ведь русские дальние бомбардировщики ДБ-3 выборочно бомбили порт совсем недавно тылового города Турку. И, несмотря на то, что русский десант, которого так боялось финское командование, так и не был в этот раз высажен, боевое значение военно-морской базы было потеряно почти полностью. А четырехмоторные самолеты в четком строю возвратились от Турку на ледовые аэродромы близ Талина, без потерь, хоть и с двумя заглохшими на морозе моторами, и с нервничающим из-за этого начальством на борту пары летающих штабов.

* * *

Наркомат вооружений без задержки получил вполне благожелательные отзывы о боевом применении нового оружия. А прошедшие в Москве совещания вскоре утвердили планы опытных и серийных производств ракет, бомб и начинки для брандеров. Однако не только ракетчики готовились к войне. Создатели авиационных автоматических систем также вносили свою лепту. И их работа также не была усыпана цветами. Случались и аварии, порой очень досадные.

— Товарищ Таубин! Через два часа Ворошилов приедет!

— Один?

— Нет, с вооруженцами. Ванников и Ветошкин точно будут, остальные как повезет.

— Принесла же их нелегкая! Так, соратники! Все сюда ко мне!

— Проект авиапулемета будем показывать Яков Григорьевич?

— Нет! С этим не торопимся. Что там с финским 'мини-бофорсом'?!

— Только успели заменить ствол и патронник. В сборе отстрела еще не проводили.

— А новый ствол к нему из двух 'французских' свинтили? Мда-а, уж...

— Не переживайте Яков Григорьевич, сам ствол парой снарядов на стенде проверили.

— Хорошо, что там с переделкой автоматики под новые снаряды?

— Удлиненные 33х147 по кинематике погоняли. Вроде нормально подаются.

— Вот чеpт! Комиссия! Могут ведь сегодня демонстрацию стрельб потребовать, а у нас не готово, ни рожна.

— Так может наш вариант зенитки им...

— У 'мини-бофорса' вся динамика наведения в разы лучше! Угловые скорости, усилия на маховиках. Он на голову лучше нашей системы! Весь смысл именно в зенитном станке был!

— Так может, не показывать пока? Там ведь еще и силу отдачи... Может, пусть еще раз...

— Нет уж! Бегом настраивайте установку, и через полтора часа на рубеж отстрела ее!

— А если понадобиться стрелять, кому доверить?

— Я сам и отстреляю! Уж пару снарядов-то, я как-нибудь... Даст... Гм. В общем, там видно будет. Может, заболтаем начальство, так и не придется сегодня стрелять...

Сталин как обычно работал в своем кабинете, когда секретарь перевел на него звонок взволнованного наркома обороны. Не особо склонный к панике Клим, нервно сообщил о случившемся, и тут же получил приказ срочно расследовать происшествие, и следующим утром собрать раннее совещание. Совещание началось на час раньше обычного времени. Яростный голос генерального секретаря плескал ядовитым сарказмом, заставляя ежиться присутствующих.

— Как так получилось, что главный конструктор Таубин погиб?! Кто подписал разрешение на проведение стрельб?!

— Товарищ Сталин...

— Куда глядел НКВД?! Куда глядел народный комиссар вооружений?! Почему не запретили Таубину проводить отстрел?!

— Товарищ Сталин...

— Вы помолчите пока! Что вы можете ответить, товарищ Ванников.

— Товарищ Сталин. Вчера в ОКБ-15 приехала комиссия из двух наркоматов. Сам Таубин захотел продемонстрировать комиссии легкую шведскую зенитную установку с французским стволом. Дело в том, что установки зенитных пушек КБ Таубина, Кондакова и Шпитального по многим параметрам уступают тем же лицензионным "бофорсам". Хотя они легче и экономичней последних, адаптированных под наши патроны 37мм и 45мм. А тут в КБ Таубина доставили захваченную под Выборгом установку 'мини-бофорса' под снаряды 25мм, с очень интересным набором свойств. Таубин тут же загорелся сделать новое зенитное орудие на базе новых 33мм патронов, серийно выпускаемых заводом запущенным французами в Горьком.

— Товарищ Ворошилов, а зачем вообще нужна такая система?

— Товарищ Сталин. Такая система сравнительно легка по весу, при сопоставимой огневой мощи с зенитным автоматом калибра 37мм. Ее предположительно просто смонтировать, и на шасси бронемашин, и на шасси легких танков, и в кузове грузовика. Как раз такой системы очень не хватает армии для защиты колонн на марше...

— Это, понятно. Но почему Таубин не захотел показать уже проверенную систему? Он что пьяный был? Что вы скажете, товарищ Ветошкин?

— Таубин ждал решение комиссии по текущим проектам КБ. У комиссии был к нему ряд вопросов по срокам доработок. В первую очередь 35мм гранатомета АГТМ, и 23мм самолетной авиапушки МП-3. Слишком уж это КБ затянуло доработки. Вдобавок, Таубин давно предлагал поручить ему еще и создание нового крупнокалиберного пулемета. Видимо, поэтому он сильно спешил, так сказать, 'показать товар лицом'. А, та собранная из разных частей установка оказалась еще не готовой к стрельбам. Вот и...

— Что ж 'товар лицом' он всем нам 'показал'. Непонятно одно. Почему из этой 'пушечной химеры' стреляли боевыми снарядами?! Что показало расследование, товарищ Ванников?

— Товарищ Сталин. Мы опросили сотрудников ОКБ-15. Тут скорее стечение обстоятельств. Весь запас инертных снарядов, как раз перед этим был расстрелян из другого орудия, вот Таубин и попросил соседей из ЛИЦ дать его КБ сотню полигонных снарядов с самоликвидаторами. Наверное, очень боялся потерять время, и оргвыводов комиссии тоже опасался...

— Время потерять он боялся?! Он свое время теперь совсем потерял! А 'оргвыводы' его глупость ему лучше любой комиссии вынесла. И без права обжалования! Кто еще пострадал при взрывах?

— Товарищ Бабурин получил ранение лица, и вероятно, частично потеряет зрение. Еще двое рабочих получили мелкие ранения.

— Из-за одного слишком умного дурака столько несчастий! Целое КБ нужно заново реорганизовывать! Кто из КБ смог бы заменить Таубина и Бабурина?

— Инженер Нудельман является ведущим конструктором по двум проектам автоматов. Вероятно, он потянет эту задачу. Заместителем к нему либо Рихтера, либо Суранова. Либо другого инженера.

— Хорошо, готовьте приказ по наркомату. Ладно, с этим 'самоубийцей' Таубиным все ясно. Товарищ Ванников, а что там у вас с новым березинским автоматом?

— Березин свой образец орудия представил еще в декабре, под специальный патрон 23х115, полученный в октябре на базе патрона 14,5х114 от малосерийного ПТР Рукавишникова.

Про этот патрон Сталин читал еще летом. Сейчас он слушал и вспоминал тот доклад разведки о выявленных в Гавре 'франко-британских хотелках' по приостановлению перспективных конструкторских направлений в СССР. Именно сейчас становилось ясно, что слишком многое в СССР, действительно, делалось 'на авось'. А порою делалось в уродливо избыточном виде, просто, чтобы отрапортовать, что вот, у нас уже появилось, а у заграницы такого еще нет. Очень обидно, когда приходится останавливать налаженное производство устаревших боеприпасов, просто потому, что кто-то из конструкторов когда-то поторопился пропихнуть в серию быстроустаревающее оружие. А конструкторы эти через одного интриганы! Взять к примеру того же Шпитального. Умный инженер. Советские автоматические авиапушки ШВАК он ведь первым создал. Видит перспективу, и старается своими разработками быть впереди всех(прямо как покойник Таубин!). Хотя его новая Ш-37, наверное, самая тяжелая и неудобная авиапушка в мире (почти вдвое тяжелее американской М4). Вон недавно этот Шпитальный предлагал совсем новые пушки калибра 45мм, а гильзу предложил взять хорошо освоенную от 37мм снаряда. И все вроде бы все правильно советует. И, наверное, он бы вскоре убедил дать ему это задание. Да точно убедил бы! Если бы из Бельгии недавно не пришел доклад разведки, что в Британии уже тестировали 40-мм авиапушки с патронами 'Виккерса' 40х145. Так вот британцы пришли к выводу, что отдача столь мощного орудия, или деформирует крыло самолета, или выведет из строя мотор, в развале которого ее поставят. Да и при стрельбе с крыльев гарантировано рысканье на курсе и плохое прицеливание, если только сам самолет не будет избыточно инертным и неманевренным. В итоге малую серию для пушечных противотанковых 'Хариккейнов' они там вроде готовят. Интересно против кого им такие самолеты нужны? Но этот калибр 40мм сами они считают для авиапушек предельным. А ведь Шпитальный-то про высокую отдачу своих пушек калибра 37-мм и выше даже не вспоминал! Как, кстати, и покойный Таубин! А, ту его пушку Ш-37 на ВИТ-2 ставили, так летчики ругались, и после сравнительных испытаний французской 33-мм пушки обеими руками были за 'француженку' даже со старой автоматикой. Да и таубинские пушки МП-3 под патрон 23х152В, которые недавно ставили на воюющие в Карелии 'Девуатины' И-39Ф, тоже далеко не фонтан оказались. Отдача довольно большая оказалась, а темп стрельбы низкий. Правда, сам Таубин давал слово довести с 300 до 550 выстрелов в минуту. Но ведь при повышенной скорострельности и отдача должна возрасти! И опять про это никто не думает! Да и где теперь этот Таубин?! Прожектер! Хороший инженер, а дальше своего носа не видел. Умная голова, да дураку дана! Сам погиб и людей покалечил, мерзавец! Ладно, про покойников вслух плохо не говорят. Нет, все-таки не нужны стране такие 'Царь-пушки', а нужны эффективные системы. Нужны хорошие самолеты с пушкой, а также зенитки на шасси и станках приспособленных для боя, а не только для полигонов. Не годится, когда отдельно самолет хороший и пушка хорошая, а все вместе ерунда получается.

— И как вам новый автомат Березина? Годится он на вооружение?

— Система хорошая. Вес автомата по сравнению с пулеметом потяжелел на пять-шесть кило, и стал около тридцати килограмм. Зато мощность вдвое выше, чем у ШВАКа, а скорострельность практически не уступает. И при всем при этом вполне приемлемая отдача, сильно меньше, чем у 23мм пушки Таубина. КБ Березина сейчас усилили, так что к марту в планах получить на базе этого орудия мотор-пушку, лафетную авиапушку, унифицированную для крыльевых и носовых установок, а также дистанционно управляемое турельное орудие для высотных машин.

— Неужели действительно идеальную систему получим?!

— Идеала, конечно, не бывает, товарищ Сталин. На тех же 'девуатинахх' И-39 фронтовые испытанию уже идут. Задержки при стрельбе пока случаются. Техпроцесс для серии тоже еще много крови у производственников попьет. Но в целом уже ясно, что система получается очень эффективная. Намного лучше, чем немецкие, французские, британские и американские авиапушки. И по мощности снаряда и по скорострельности и по удобству эксплуатации. Годится как основной калибр ВВС! Если, конечно, наладим массовый выпуск патронов.

— Вот как, даже 'основной калибр'? Клим, а что там у нас с патронами?

— Так, не хватает тех гильз даже на 14,5мм противотанковые ружья Рукавишникова, а уж на всю авиацию, где бы новых патронов напастись? Надо еще бы пару патронных заводов поставить! Пока не производство, а слезы одни!

— Ничего. Если, эта система, действительно, лучшая в мире на данный момент. И если патроны к ней пусть мало, но уже серийно выпускаются, то на новые патронные заводы страна деньги найдет.

Сталин снова в раздумьях прошелся по кабинету. Если бы диверсанты нескольких секретных служб СССР не навели недавно шороху на Юге Европы и в районе Персидского Залива, то все планы переделки производств под новые боеприпасы можно было бы забыть. После бомбардировок Баку страна все силы должна была бы бросать только на серийное производство. Но сейчас ситуация другая. Маловероятно, что немцы помирятся с британцами до лета. Как и итальянцы с греками. И если их война продолжится, то воевать с СССР капиталисты Европы еще полгода-год не смогут. А значит, именно сейчас можно и нужно принимать решения о перевооружении.

— А как нам теперь поступить с авиапушками калибра 33мм? Может быть, привлечь к этой работе коллектив Шпитального? Что вы думаете, товарищ Ванников?

— Я бы не советовал, товарищ Сталин. Шпитальный всюду проталкивает свою барабанную систему под патроны с рантом. Он просто не захочет доводить конструкцию покойного Таубина. Или будет делать, но по остаточному принципу, только после своей.

— А конструктор Владимиров?

— Владимиров сейчас разрабатывает свою авиапушку под патрон 23х115. Коллектив Березина ему уже не догнать, но в качестве подстраховки, лучше пусть будет вторая система.

— Но тогда встает вопрос, что нам делать с производством ШВАК и снарядов к ней? Сколько у нас сейчас 20мм пушек и снарядов к ним?

— Товарищ Сталин. Пушка ШВАК стала безусловным лидером в позапрошлом 1938 году, тогда же пошла в массовую серию. Самих пушек уже имеется несколько десятков тысяч. Однако с лета этого года появилась хорошая альтернатива. Конструктор Березин при помощи НКВД в мае-июне добился малосерийного выпуска мощного безрантового патрона 20х103 на базе патрона ДШК. С этим патроном (под переделанный на 20мм калибр пулемет Березина) в Монголии воевали пушечные И-14. После Монголии из-за результатов фронтовых испытаний обеих систем, выпуск ШВАКовских пушек и снарядов к ним был нами уменьшен. А после сравнений, проведенных в Карелии, все эксплуатанты стоят горой за систему и снаряды авиапушки Березина. Причем летчики готовы принять даже старый Березинский патрон.

— А нужны ли стране такие во многом похожие патроны, или можно обойтись одной системой?

— Вообще-то наркомат вооружений уже готовит проект решения. Производство патронов к ШВАК можно за несколько месяцев перевести на патрон 23х115. Максимум полгода. В этом случае весь задел по ШВАК, кроме синхронных установок, можно продавать на сторону, предварительно максимально израсходовав снаряды первых выпусков в военных действиях и на учениях. Пусть наши летчики сначала освоят меткую стрельбу из старых пушек, а потом уже переходят на новое вооружение.

— Товарищ Ветошкин. Вам есть чем дополнить слова товарища Ванникова?

— В целом согласен. А непосредственно перед продажей ограниченной лицензии и монтажа малосерийного производства (например, дружественным СССР абиссинцам), можно задорого слить конструкцию этой секретной пушки по линии разведки.

— Кому слить? Зачем слить?!

— Да, хоть, каким-нибудь бельгийцам или голландцам. Эти европейские страны не имеют своего производства авиапушек, и они все нам не опасны. Даже воюющим с японцами китайцам, и воюющим с итальянцами грекам, можно спокойно сливать конструкцию ШВАКов, пусть помучаются с ними. У этой системы очень высокие требования к качеству производства, и самого автомата, и патронов. И при этом, практически нулевой потенциал для модернизации.

— А что делать с теми тысячами авиапушек, которые уже имеются?! Об этом вы товарищи, подумали?!

— Подумали, товарищ Сталин. Есть множество стран заинтересованных в поставках такого пушечного вооружения. Например, страны Латинской Америки. А мы у них за это можем получить необходимое нам сырье. Тот же каучук, и селитру, к примеру. Кстати бельгийцы от нас за поставки уранового концентрата затребовали одиннадцать наборов планера бомбардировщиков ТБ-3 (без обшивки) и шасси от ДБ-А к каждому.

— Договор уже заключен?

— Да, товарищ Сталин. И с Хруничевым по комплектующим для бомбардировщиков уже все согласовано. Мы даже под производство урановых сердечников для противотанковых снарядов уже проекты заводов готовим.

— А вот, с этим не торопитесь, товарищ Ванников. Пусть пока весь уран на склады НКВД идет. Вот когда его накопится приличное количество, тогда и станут понятны будущие объемы производства. После этого и начинайте проектирование. Страна пока не может строить заводы больше, чем ей нужно. Но и меньше, чем нужно, страна тоже строить не может, чтобы потом не тратить деньги на перестройку устаревших заводов. Кстати, а зачем бельгийцам четырехмоторные самолеты. Может быть, они их хотят кому-то продать?

— Вряд ли, товарищ Сталин. Скорее, хотят сами провести модернизацию, и получить вместе с опытом постройки боевые самолеты со скоростями не ниже трехсот восьмидесяти. Им бы хрен кто задешево продал большие современные бомбардировщики, а тут неплохая оказия выходит. Перед большой европейской войной они вот таким способом могут получить довольно неплохие тяжелые дальние бомбардировщики. Кстати, одиннадцатый борт их король захотел видеть в качестве своего личного самолета, на котором собирается с эскортом из двухмоторных 'фокеров' в Конго летать. Мы же понимаем, что уран для страны важнее, чем эта десятка бомберов. Поэтому согласились. С ШВАКами, я думаю, та же песня выходит...

Вскоре принятые на этом совещании решения были облечены в вид приказов и постановлений. С марта 1940 года авиационное вооружение ВВС РККА планировалось приводить к следующему составу. Для разных типов самолетов были закреплены соответствующие типы боеприпасов. Для мотор-пушек истребителей, носовых пушек двухмоторных истребителей и истребителей с задним мотором, было сделано стандартным оружие под БП 33х147 и 23х115. Последний из этих патронов также годился для синхронных авиапушек. Вспомогательный калибр истребителей под патрон ДШК 12,7х108. Оборонительное турельное вооружение всех современных самолетов планировалось только двух типов под патроны 23х115 и 12,7х108. Производство ШКАС решено было сократить. Бронированные одномоторные и двухмоторные штурмовики должны были помимо ШКАС или ПВ-1 получить те же крупнокалиберные авиапушки под патрон 33х147, а для обороны пулеметы калибра 12,7мм. Связная и транспортная авиация в военное время должны были 'донашивать' ПВ-1, ШКАСы и старые ДА. Пушки и пулеметы ШВАК должны были до конца лета 1940 года быть сняты с авиатехники, при необходимости отремонтированы, и подготовлены к продаже, вместе со станочным парком производства снарядов и орудий. Переговоры о поставке оружия и завода 'под ключ' с абиссинским королем Хайле Селассие и еще с несколькими контрагентами были начаты еще в феврале. ОКБ-15 было реорганизовано. Из ведущих тем коллектива забрали доводку автоматического гранатомета. Как ни странно оставили темы производства авиационных и зенитных пушек калибра 33мм, а также зенитных орудий 23мм под мощный патрон 23х152 принятый в 1937 году, но три года спустя признанный непригодным для авиации (возможно не навсегда). На базе этих орудий должны были разрабатываться, как сухопутные буксируемые и самоходные, так и морские зенитные установки для ПВО. Сроки доводки поставили жесткие. КБ Березина усилили, добавив людей в штат, и улучшив материально-техническую базу. Остальные коллективы оружейников не менее строго проверили. Результатом этих проверок стало закрытие ряда тем, но и внезапное появление новых. Разработки малокалиберного вооружения для авиации были свернуты, кроме роторных пулеметов конструктора Блюма, которые изначально планировались как малосерийные учебные системы для создаваемой реактивной техники. Так Центр Технической Экспертизы при УПР НКВД выдал заключение, что разработка авиационных систем со скорострельностью свыше двух тысяч выстрелов в минуту в настоящее время ограничивается качеством стволов, и потому нецелесообразно. Исключением являются многоствольные системы. На основании того же заключения, был сделан вывод, что рассмотренный комиссией проект двуствольной авиапушки конструктора Силина с проектной скорострельностью около двух тысяч выстрелов в минуту имел все шансы быть реализованным к лету 1941 года. Многоствольный авиационный автомат конструктора Блюма под патрон 12.7х108, также был запущен в небольшую серию. В своей массе остальные многоствольные проекты были оставлены в планах работающих КБ, но такой поддержки как проекты Силина и Блюма пока не получили. Заканчивалась зима 1940 года, а вместе с ней заканчивалась и война в Карелии, откуда постепенно снимали с фронта проходящую фронтовые испытания технику. Ученым и инженерам предстояло еще много работы по улучшению испытываемых образцов, но контроль осмысленности этой работы уже стал в разы эффективней.

С РОЖДЕСТВОМ ТОВАРИЩИ!

Черновое обновление от 24.01.18 / 'Кудри под шлемом — Татьянин День'. Женский взгляд из кабины / — не вычитано //

* * *

В середине января 1940-го Марину неожиданно (прямо с занятия) вызвали в наркомат, к ее грозному начальству. И тема беседы оказалась довольно странной для лейтенанта госбезопасности и по совместительству заслуженного штурмана ГВФ, пилота-рекордсмена, а также инструктора Военно-воздушной академии. Кроме непосредственного начальника в кабинете была полная сорокалетняя женщина с усталым южным лицом. Грустные темные глаза глядели очень пытливо.

— Проходите, товарищ Раскова! Знакомьтесь!

— Лейтенант госбезопасности Раскова Марина Михайловна! Рада знакомству!

— Лейтенант госбезопасности Форташ Мария Александровна. Взаимно рада.

— Ну, вот и отлично! Товарищ Раскова, расскажите нам с лейтенантом, как сейчас идет ваша работа? И в Академии, и как вы готовитесь к следующему майскому параду? Есть ли у вас на примете перспективные женские кандидатуры?!

— Не совсем поняла ваши вопросы, товарищ капитан госбезопасности! Я ведь недавно уже докладывала вам. В оперативной разработке пока...

— Сейчас меня больше интересует, появлялись ли в вашем поле зрения женщины-летчики, потенциально способные командовать звеньями, эскадрильями и полками. Вы ведь перед каждым воздушным парадом обязаны, не только готовить к нему уже отобранных летчиков, но и присматриваться к возможному пополнению. Например, из инструкторов аэроклубов, или из спортсменов. Ну, так как, есть у вас кто-нибудь из ТАКИХ на примете?

— А-аа, вы в э-этом смысле?! Таких-то девочек много! Да хоть Тамара Казаринова. Правда, она не из Академии. Мастер пилотажа и стрельбы. Награждена орденом Ленина в тридцать шестом, сейчас истребительной эскадрильей командует. Причем в ее подчинении одни мужчины...

— Не совсем то, что нам нынче требуется, но тоже неплохая рекомендация. Ну, что ж, понимаю ваше недоумение! Не терзайтесь догадками, небольшую ориентировку вам сейчас озвучит ваша новая знакомая. А по ходу дела обсудим и ваше новое назначение.

Хозяин кабинета кивает лейтенанту ГБ Форташ, и эта 'новая знакомая', уже опознанная Мариной, как, 'по глазам же видать опытная разведчица, из заграничной резидентуры, или еще откуда...', задумчиво начинает свой рассказ.

— Понимаете, Марина... Можно по имени?

— Конечно, Мария! Слушаю вас.

— Спасибо. Так вот, как раз сейчас в Америке и во Франции создаются женские боевые авиационные части. Для нас это довольно странный почин. В СССР мы ведь не делим женщин и мужчин на разные военные категории, поэтому наши лучшие летчицы, как вы правильно заметили, могут служить в частях вместе с пилотами-мужчинами. Нам пока не совсем понятно для чего такие авиачасти создаются ТАМ. Но руководством наркомата принято решение о создании подобных частей и у нас в СССР. В первую очередь, чтобы заткнуть рты капиталистической прессы, о том, что большевики не пускают женщин в армию и ВВС. Причем, очень важно, чтобы наши советские девушки-инструкторы из первого состава (они же будущий командный состав) получили действительный боевой опыт. Ведь им в дальнейшем придется командовать настоящими боевыми летными подразделениями, в экипажи которых будут входить выпускницы советских аэроклубов. Чтобы и в боевой авиации советские женщины показали себя лучшими в мире. Вот для этого нас с вами сегодня и вызвали.

— Гхм...

— Думаю, мы справимся с этой задачей. Вы удивлены этими новостями, Марина?

— Да, это несколько неожиданно... Хотя если подумать, все вполне логично! Уж наши-то женщины-пилоты точно не уступят иностранкам! А то, что с такой задачей справимся, у меня сомнений нет.

— Марина, а как у вас со знаниями иностранных языков?

— Ммм. Немецкий более-менее. Английский похуже. Французский, увы, знаю так себе.

— Не бог весть что, но сгодится. Придется подтянуться во французском и английском. И, возможно, в греческом. Ну, и совсем чуть-чуть в финском, саамском и монгольском...

— Мда-а. Многовато, конечно... Но надо, значит, надо! Скажите, Мария, а у вас самой есть летный опыт или штурманская подготовка?

— Сама такого опыта, увы, не имею.

— Тогда, если будем служить вместе по этой части, то и вас кое в чем подтянем! Подучитесь штурманскому делу. А там, может и пилотированию!

— Вы правы, летать и прокладывать курс самолета я еще не умею. Зато планированием боевых операций занималась еще в Испании. Топографию и штабную работу знаю хорошо. И еще... Мой сын был военным летчиком. Так что авиационная специфика мне также не чужая!

— А вот это очень важно! Но, простите, Мария, вы сказали 'был'?

— Да, был. Погиб в Испании... Но не будем отвлекаться! Нам с вами, Марина предстоит за считанные дни отобрать полтора-два десятка опытных пилотов-женщин, и в течение нескольких недель пройти вместе с ними переподготовку по ночным полетам.

— А цель той переподготовки, у нас какая? И на чем девчонкам летать? На некоторую, слишком уж сложную авиатехнику может и месяца переучивания не хватить. Тем более ночью...

— Переподготовка будет по полетам на разведку, бомбометание, штурмовку. В основном над сильно лесистой и холмистой местностью, где могут укрываться войска противника. Ну, а насчет самолетов не переживайте, летать все будут на У-2, Р-5 и нескольких германских 'Аистах'. Насколько я знаю, эти машины очень просты в пилотировании...

— С летным парком все понятно. Хотя У-2 для бомбежки несколько слабоват. А после обучения, если я все правильно вас поняла, начнется то самое получение боевого опыта. Финляндия? Греция?

— Вы несколько торопитесь, Марина, но мыслите верно. Сразу после переподготовки и сколачивания этой женской эскадрильи, попадете на стажировку в группу опытных ночных пилотов. Правда, сослуживцы капитанов монгольской авиации Бора и Шагдарсурэна по-русски говорят не очень хорошо, зато они уже давно воюют в ночной авиации. Да и переводчики с монгольского будут вам во всем помогать. Как-нибудь, все вместе справимся.

— Ну что ж, дело проясняется! Товарищ капитан госбезопасности, а что будет с моими текущими задачами?

— Сдавайте дела, товарищ Раскова. Новая задача важнее всего!

— Есть!

Дома только и успела перемолвиться с дочерью, и сразу стала собираться в новую командировку.

— Надолго, мам?

— Месяц, наверное. Справитесь тут без меня?

— Так точно, товарищ Герой Советского Союза! Я же твоя дочь! Только ты пиши мне, не забывай.

— Это-то да, коли... не беда. Помогают нам всегда?

— Угу. Солнце воздух и вода. Секретность, да?

— Все точно, разумница моя! Завтра отбуду.

— А сегодня на новый фильм сходим?!

— Э-эх, тяжела ты материнская доля-яааа.

— Ну, ма-ам!

— Да сходим, сходим, шучу я!

Интенсивный курс боевой учебы для летно-подъемного состава новоиспеченной эскадрильи особого назначения завершился уже к концу января. Среди девушек было несколько пилотов ГВФ, опытные инструктора, а также пилоты авиации НКВД и погранвойск. Экзамены были приняты лучшими инструкторами Каргопольского Учебного Центра. Там же состоялось и знакомство с монгольскими летчиками. Вообще-то самим монголам основные боевые задачи ставились другие. Им предстояло участвовать в формировании авиации внутренних войск будущей Саамской республики, и оказывать содействие милиционным силам в наведении порядка на отвоеванных у Суоми территориях. Эти потомки Чингисхана с восторгом и удивлением глядели на русских женщин-пилотов. Слегка флиртовали, но такта все же, не теряли. В активе пилотов МНР были несколько лет ночных и дневных полетов на Р-5 в небе своей родины, а также почти полгода ночных боев с японцами. Так что поучиться у них было чему. Правда к лесистой местности они и сами только недавно успели привыкнуть. Подчиненные Расковой и она сама совместно с учителями тренировались в наведении на цель по выпущенным диверсантами-наводчиками сигнальным ракетам, и по установленным особым способом переносным фонарям. Учились бомбить с У-2 в ночной темени, и в свете висящих на парашютах САБов. Отрабатывали посадку на малые площадки среди леса, и прыжки с парашютом из дымящей кабины. Поскольку пилоты и штурмана ГВФ были отобраны с серьезным опытом, на долгую раскачку начальство много времени не выделило. В самом начале февраля экипажи эскадрильи совершили свои первые боевые вылеты. Мороз обжигал их румяные лица даже под лыжными масками и утепленными шлемами. Сначала просто учились ориентироваться по установленным на условной линии фронта световым маякам (какими в Монголии подсвечивался западный берег Халхин-Гола). Потом отслеживали маркировку целей 'зажигалками' производимую пикирующими бомбардировщиками ПБ по наводке 'летающего штаба' ТБ-3. И вот, наконец, начались и первые настоящие бомбометания по целям. После возвращения разбор и новый вылет. Нагрузка была терпимой — до трех-четырех вылетов за ночь. После возвращения завтракали и до обеда отсыпались. Поначалу дело двигалось не особо быстро. Мазали они при бомбометании прилично. Теряли ориентировку, и садились в стороне от своих аэродромов. Два экипажа получили ранения от беспорядочного огня с земли под Рованиеми. Пока главными достижениями были возвращения из вылетов без потерь. Обычно в боевом районе на высоте четырех-шести тысяч метров летел разведчик Р-5 или Р-10 из другой авиачасти. Шум мотора этой 'приманки' отвлекал на себя наблюдателей и зенитчиков противника, маскируя полеты сразу нескольких У-2. А сами 'кукурузники', невидимками проскальзывали между зенитных заслонов, бомбили финские войска и тыловые военные объекты. Задачи постепенно усложнялись. Летали на разведку и высадку диверсантов. Забирали из вражеского тыла раненых советских лыжников. Потом снова боевые задачи по бомбежке. Эти налеты эскадрильи У-2 снова прикрывали своими шумами более крупные самолеты. Уставали девушки сильно, но никто не жаловался. Впрочем, и первые ордена 'Красной Звезды' за уничтоженную тяжелую финскую батарею уже нашли своих героинь капитана Бершанскую и ее штурмана младшего лейтенанта Анисимову. Да и несколько медалей за отвагу уже украсили туго натянутые гимнастерки. Но видимо начальству это показалось недостаточным. Прибывший в особую эскадрилью младший политрук после обеда завернул лекцию о повышении боевых достижений, и заодно о вреде флирта во фронтовых условиях. Видимо свербело в одном месте, у кого-то в политотделе ВВС, вот и послали кого пошустрее. Послушали его девушки, поглядели как на идиота, хмыкнули презрительно и разошлись. А Форташ отозвала ухаря в сторонку, и от имени своего ведомства предупредила, чтобы больше со всякой ерундой не вылезал, и тем боеготовность особого подразделения не снижал. И заодно поведала пламенному партийцу, что подчиненным ей комсомолкам иной раз не хватало времени даже на сон — днем после ночного вылета меняли аэродром. Какой уж там флирт с мужским контингентом. Доклад об этой беседе Раскова и Форташ также передали по инстанции. Больше политработников к ним не присылали. Фронт постепенно сдвигался на Запад и на Юг. Финны дрались упорно и отчаянно. В одном из вылетов У-2 лейтенанта Каштановой был подбит пулеметным огнем. Сели на поляне в лесу. У пилота несколько пуль в теле и обильное кровотечение. Возможно, пробило селезенку. Штурман старшина Малькова пыталась остановить кровь, но не смогла. Каштанова погибла. Старшина осталась одна, но полученный опыт в авиации погранвойск научил ее превозмогать все. Малькова собрала личные вещи и документы лейтенанта, и достала из чехлов две пары коротких подбитых тонким мехом лыж, которыми теперь снабжались все пилоты. Из пары лыж погибшего командира сделала легкие нарты, на которые положила снятый с турели пулемет ДА с парой дисков по 96 патронов и весь невеликий НЗ. Перед самым уходом Малькова сделала несколько 'заячьих петель' на лыжах и без лыж вокруг самолета и прилегающих к поляне рощиц, чтобы хоть ненадолго запутать погоню. Копать мерзлую землю было невозможно, и чтобы зверье не радовать мертвечиной, штурман облила бензином и сожгла свою погибшую боевую подругу вместе с самолетом. Щелкнула вхолостую лишенным магазина и патронов ТТ, и отправилась в путь, в направлении противоположном линии фронта. Через час нашла старую финскую охотничью лыжню, и пошла по ней. Еще несколько раз наводила 'заячьих кружев' на снегу, пока не уставала. Потом забралась в самую чащу, и там наломала еловых лап, из которых соорудила себе лежанку. Подготовила ДА к стрельбе, и заснула беспокойным сном. Финны искали экипаж сбитой 'этажерки', но не в своем тылу, а ближе к линии фронта, Малькову так и не нашли. Раскова вместе с подчиненными до самого утра надеялись, что экипаж Каштановой вернется. По ее просьбе днем над этим районом летали соседи на 'Кирасирах'. Остов сожженного У-2 был ими обнаружен, но это еще ничего не доказывало. Пилот и штурман могли ведь уйти от места вынужденной посадки. Раскова все еще ждала своих пропавших, и дождалась. На пятый день промерзшая до костей, и измученная голодом Малькова чудом вернулась из-за линии фронта. Эскадрилью постигла первая потеря. Не будь тренировок по выживанию в Каргопольском Центре, сгинули бы обе, и пилот и штурман. Каштанову помянули и оплакали. А Раскова попросила летное начальство дать один день отдыха личному составу, и подала наградные на Малькову и Каштанову. Обеих на 'Красную Звезду'...

К концу боевых действий в Финляндии, послужной список подчиненных Расковой сильно вырос. На их счету были, и взорванные батареи, и выслеженные и рассеянные мелкими бомбами отряды финских окруженцев, два разбомбленных на аэродроме подскока финских биплана, и несколько уничтоженных грузовиков. Через особую ночную эскадрилью удалось пропустить тридцать пять летчиц и около сотни человек женского наземного персонала.

Ордена им вручал Михаил Калинин, который помнил Раскову еще по дальнему перелету. Награждение прошло торжественно, но в газетах почему-то об этом ничего не написали. Дочь дома поглядела на обновку и, потрогав орден, сказала — Боюсь я за тебя мам. Вдруг там чего... А еще через неделю, не успевшую даже нагуляться с дочерью Марину, снова вызвали в наркомат.

— Товарищ Раскова, поставленную в январе задачу вы выполнили достойно. И для вас есть еще одно не менее сложное и ответственное задание. Товарищ Форташ докладывала, что вы повысили свои знания в английском и французском языке. Это так?

— И даже немного по-гречески научилась, товарищ капитан госбезопасности!

— Вот это, совсем хорошо! Ведь как раз в Архипелаг мы вас и отправляем. Причем летите вы из Крыма, и участвуете в воздушном налете на вражеский флот. И заодно от нашего наркомата контролируете испытания нового секретного оружия. Лейтенанта госбезопасности ведь не нужно учить хранить государственную тайну. Можем мы на вас рассчитывать?

— Так точно, можете! Когда вылетать?

— Через восемь дней товарищ Раскова. За это время поучите своих подчиненных премудростям воздушных боев, ожидаемых на новом театре военных действий. Выполняйте.

— Есть!

С Марией Форташ тепло попрощались. Ее отправляли дальше готовить диверсантов, вроде тех, которых пилоты особой эскадрильи ночников высаживали в финских тылах. Раскова поспешила домой. Ее дочь, разметавшись по кровати, уже видела десятый сон. Марина присела к ней рядом, и задумчиво убрала непослушную прядку с виска дочери, случайно разбудив ее.

— Ма-ааам, ты чего?

— Да вот, любуюсь я на этакую невесту. Совсем большая, ты у меня выросла. Мамка-то сама, то туда, то сюда, а ты вон какая у мамки вымахала. Хоть завтра под венец!

— Тебя опять, да?

— Эх, доча!

'Наша Таня! Уронила в речку мяч.

Громко плачет. Тише Танечка не плач!

Тише Таня. Да Тише Таня.

Да тише Таня — не пла-аач!

Мимо утка приводнилась на редан,

Танин мячик превратила в барабан.

Тра-та-та-та, да тара-та-та-та...

Да будет Таньке бараба-ан...'

— Ну, мам! Я же серьезно спрашиваю! Ты скажи, опять новое задание?

— Не опять, а снова. Э-эх! Спи моя красавица-невеста! Улетаю я еще не сегодня.

Марина успела несколько раз сходить с дочерью на каток и в кино. Потом все повторилось, почти как перед финской командировкой. На бегу перед отлетом знакомилась с будущими попутчиками — экипажами ДБ-3ТМ, готовящимся к перелету в Салоники. Почти половина этих пилотов и штурманов уже отметились во время 'Южного инцидента', о котором дружно молчали, как и положено доблестным пилотам авиации НКВД. Вместо рассказов о тайных операциях родных секретных служб, перед этим вылетом Марине удалось услышать подробности о воздушных рейдах на морские базы фашистского флота Мальту и Таранто, а также об участии экипажей в Польской войне. И там было что послушать, ведь эти молодые ветераны получили бесценный опыт войн на разных ТВД, и с очень разными противниками. О своих финских похождениях Марина пока помалкивала. А из рассказов крылатых чекистов она узнавала, и об атаках прикрытых мощными зенитными заслонами целей, и о боях с немецкими истребителями. У самой Марины теперь добавился приличный опыт дальних и ночных полетов, а вот опыта дневных боев с воздушным противником пока не имелось. Впрочем, ее начальство из НКВД это отлично осознавало. И потому отправило весь личный состав группы Расковой в Грецию, лишь после кратких, но интенсивных тренировок в Каргополе и Житомире. А последние тренировки прошли уже перед самым вылетом, в полку НИИ ВВС в Саках. Во всех трех Учебных Центрах ей с девчонками пришлось несладко. Против женских экипажей ночных легких бомбардировщиков на своих 'Фиатах CR-32', смахивающих на И-153 'Дроздах', и уже совсем ни на кого не похожих американских истребителях 'Северски Р-35', работали настоящие 'воздушные волки' с опытом Испанской и Греческой войн. Марина с подчиненными летали на специальных, учебных бронированных Р-ZБ и У-2Б с закрытыми кабинами. Пластмассово-свинцовые пули не раз и не два раскалывались о бронестекла и сильно помятую дюралевую обшивку. Приходилось играть с 'врагом' на самых малых высотах, где разбиться можно и без всяких вражеских пуль. Даже прошедшие бои в Финляндии девчонки, тут натерпелись страху. Одна так и вовсе отказалась от командировки, зато остальные выучились очень неплохо.

К назначенному командованием часу отлета Марина поднялась по приставной лесенке на борт дальнего бомбардировщика. Перед этим нетерпеливо проводила большой двухлодочный гидросамолет с убывающими пассажирами летчицами. Ее саму ждал совсем другой способ доставки в Салоники — боевой вылет на дальнем бомбардировщике-торпедоносце. К этому полету летчица еще толком не была готова, но и роль у нее здесь другая, скорее ознакомительная. По сути комэск ночников в этот раз путешествует 'балластом', приткнувшись между кабинами пилота и штурмана на легком подвесном сидении. Вообще-то у ДБ-3 компоновка кабин довольно плотная, потеснить штурмана в его кабине, это фактически не дать ему нормально работать. Но для отправляемой в Грецию группы, все машины были заранее модифицированы. Эти ДБ-3ТМ имели несколько удлиненные кабины штурмана, дополнительные бензобаки, воздушные мешки в крыльях, автоматически надуваемые из баллона при посадке на воду, и мощное оборонительное вооружение из пушек ШВАК в кабине стрелка. В принципе эта модификация могла вместе с полной бомбовой загрузкой на среднюю дальность поднимать и пять человек (двоих в кабине штурмана, двоих в кабине стрелка). Что и использовалось в Каргопольском Центре при стажировках только прибывших на ТВД неопытных эскадрилий. А вот в дальних полетах, такое было редкостью, и применялось лишь без боевой нагрузки. И ДБ-3ТМ который уносил Марину на Юго-Запад сейчас как раз шел без торпеды и мелких бомб. А вот у других машин группы, боевая подвеска была в наличии. Впрочем, к подвешенным под два других борта секретным изделиям даже Раскову с ее чекистскими полномочиями близко не допустили. Бетонная полоса крымского аэродрома была покрыта изморозью, гудение винтов разогреваемых моторов сменилось с басовитого урчания на надрывное рычание.

Колонна клиньев бомбардировщиков-торпедоносцев конструкции Ильюшина на крейсерской скорости шла к цели. Для выполнения этого задания в авиации Советской Страны сейчас не было более подходящих машин с более опытными экипажами. Летели уже больше трех часов. Борт на котором летела Раскова шел не в строю, а выше основной девятки своих собратьев. Этот был самолет фоторазведчик, и главное его дело фотоконтроль. Вот, потому и летят они ранним утром, чтобы результат налета был виден. На крыльях всех соседей отчетливо видны опознавательные знаки греческих ВВС, заранее нанесенные в Крыму. Ведь официально советских самолетов тут нет, даже форма у экипажей греческая, как и документы. Никто не должен был знать, что большевики нанесут этот удар. Болгарские и итальянские фашисты оказались не готовы к такому коварству. Лети эта группа из Греции, их бы давно засекли службы наблюдения, и встретили бы на пути к цели во всеоружии. А сейчас впереди был практически мирный порт с яркой иллюминацией, и без малейшей светомаскировки. Вот, наконец, сквозь мутноватое остекление кабины чуть левее высветилась главная цель — мерцающая в утренних сумерках топовыми огнями якорная стоянка чахлой объединенной эскадры. Пять итальянских кораблей, пару недель назад дошли из Таранто, чтобы вместе с болгарскими миноносцами и торпедными катерами бороться с потоком военной контрабанды идущей к Босфору из Советской России. Пара фашистских эсминцев и несколько болгарских катеров, как раз сейчас были где-то в Черном море на патрулировании. Зато остальные — вот они, спокойно стоят у Варны на якоре. Крупнее легкого крейсера тут ничего нет. В общем, не ахти какая ценная добыча, но начальству-то виднее. Главное, что достать их можно, даже не с греческих аэродромов, а из родного Крыма. В утренней мгле в бинокль лишь слегка различимы силуэты крейсера и эсминцев. Катера смотрятся чуть вытянутыми пятнами на воде. Под брюхом идущей впереди пары машин конструкции Ильюшина висят странные, крылатые торпеды, совсем не похожие на своих ныряющих сестер. На укрытом ночной тьмой военном аэродроме подвешивала этих 'незнакомок' молчаливая бригада техников родного Марине ведомства. Из девяти самолетов лишь два несут такие гостинцы. А семь остальных ДБ-3 натужно тащат к цели по две обычных низковысотных торпеды. Расстояние от Саков до Варны по прямой всего-то с полтысячи км. Но самолетам пришлось здорово забрать к Боспору, чтобы вывести самолеты к цели со стороны Проливов, и это сразу накрутило лишние полтысячи. Других вариантов полета нет, ведь СССР с Болгарией официально не воюет. И лишь после атаки вся эскадрилья сможет развернуться в сторону Греции.

Расчет дальности до цели произведен. Комэск торпедоносцев щелкает тангетой в эфире, и первыми свои девятисоткилограммовые приветы выстреливает отошедшая в сторону пара ракетоносцев. До цели еще километров восемь, но для двух малосерийных морских ракет Королева (потомков крылатой ракеты за номером 312) это меньше минуты полета. Наведение на цель только самим самолетом, дальше крылатые сигары с огненным хвостом ведет бортовой гироскоп. Промазать легко, но курс атаки специально состворен, так чтобы при близком промахе, ракеты били соседний или стоящий за целью корабль. Остальные самолеты разворачиваются широким веером для атак торпедами наиболее ценных целей. Для второго захода останутся всего три специально сэкономленных торпеды, и на закуску мелкие авиабомбы, оставшиеся в бомбовых отсеках и под крыльями ракетоносцев. Марина закусив губу наблюдает за боем. Зенитки просыпаются, но первые ракеты уже на подлете. Взрыв виден только один, зато по корме итальянского крейсера. За вторую ракету переживать не нужно, верней всего она взорвалась уже под водой. Ели не от удара в борт, так от трижды сдублированного разными зарядами самоликвидатора. Фоторазведчик отходит в сторону от атакующих торпедоносцев, выцеливая кинокамерой боевую работу соседей. Марина смотрит в бинокль, и видит плотную вату зенитных разрывов и трассы крупнокалиберных пулеметов. Штурмана вразнобой сбрасывают свой груз, их ДБ-3ТМ проносятся над якорной стоянкой и разворачиваются для повторной атаки. Несколько катеров исчезают в огненных вспышках подрывов торпед. Такой взрыв разносит причал. Получившие свои ракету и торпеды крейсер, и один из эсминцев уже лежат на боку. Второй эсминец садится носом. В принципе задание уже выполнено отлично, но пара ракетоносцев напоследок осыпает зажигательными бомбами портовые склады и зенитные батареи. Сидящий впереди штурман командует пилоту заход, и фоторазведчик еще дважды пролетает над акваторией Варны, делая снимки. Вот теперь точно все. Эскадрилья собирается в колонну клиньев и уходит в сторону Проливов.

После посадки все экипажи поочередно принимают душ, и наскоро перекусив отправляются спать. Днем их представят местному командованию, уже обрадованному результатом внезапного удара по вражескому флоту. Марина ложится отсыпаться последней, за стенкой курьер наркомата терпеливо ждал ее доклада об испытаниях ракет. Свои отчеты написали и экипажи ракетоносцев, но с Расковой спрос особый, секретные кинопленки испытаний опечатаны и переданы ею вместе с отчетом. После сна начинается суета доклада местному начальству, и знакомство с не особо дисциплинированным воинством Добровольческой Армии. Тут вновь прибывшие летчицы на ходу учились понимать беглую греческую и французскую речь, собирали и готовили к вылетам прибывшие через Югославию самолеты У-2. Потом начались тренировочные вылеты в местном летном училище в Татое, а еще через несколько дней началась боевая работа на болгарском фронте. Как раз здесь советские девушки пересеклись с американскими волонтерами, прибывшими для ознакомления с этим ТВД. И удивление оказалось двойным. Мало того, что те американцы тоже оказались женщинами, так еще одна из них прилично разговаривала по-русски. В один из дней в беседке возле штаба это знакомство как-то незаметно переросло в интернациональную дружбу. Хотя как опытный сотрудник НКВД Марина была очень осмотрительна.

— Марина скажи только честно... ты сама из ЧеКа?

— Только если ты Виолета из этого вашего, как его там... Федерального Бюро! Вот! С чего это ты вообще решила?!

— Не сердись, Марина, я просто понять пытаюсь.

— Да, что тут, Валюша, понимать-то?!!! Ты сама свой вопрос объясни, нормально, а не выпендривайся!

— Да, я не выпендриваюсь. И лучше зови меня Верочкой, меня так папа звал, он родом из России был.

— Заметано, Веруня! Сама из благородных что-ли?!

— Нет, моя мама работала в театре, а папа инженером был.

— А, тогда, ладно. Давай по-новой, Верочка. Причем тут какое-то ЧеКа?

— Ну, как бы тебе это объяснить... Просто я удивлена странностями. Это все очень непросто. Вон, даже наши 'Дугласы' еще только во французский порт пришли, их даже еще собрать не успели. Только и успели мы на французских машинах в Шербуре потренироваться, и посмотреть женскую авиашколу Ивон Журжон. Поэтому-то нас и отпустили сюда. Все равно ведь время теряем. А вас всех слишком легко отпустили на войну. Вам позволили провезти, ваши самолеты поездом через Германию в Югославию...

— Пфф! Эка невидаль! Немцы-то с СССР не воюют! Как и югославы. Хотя люди везде разные. Есть добрые и открытые, а есть и другие. Провокаторы и прочие пакостники тоже встречаются...

— Ты меня будешь слушать?!

— Все-все! Продолжай!

— У тебя военное звание капитан. Ты командир сквадрона, а у нас такое чудо появилось только в этом году. Да и то с подачи капитана Моровски, про которого ходят слухи, что он сумасшедший. Я с ним знакома лично, слухи эти ерунда полная, но даже мне непонятно — как ему такое разрешили. На нас до сих пор все... как на чудо пялятся. Еще у вас тут очень сильная и многочисленная охрана. Вас явно поддерживают на самом высоком уровне. Как это так?

— Все сказала? Ну, тогда меня, Верунька, послушай! Я не знаю, как там у вас в Штатах, и вообще за границей делается, но в Союзе нашей сестре уже давным-давно разрешили служить в ВВС. Это вы там у себя за эмансипацию боретесь, а у нас она давным-давно победила! Наши 'вимин' под землей метро строят. И чтоб ты знала, у нас десятки тысяч девчонок инструкторами в аэроклубах и училищах. А еще они числятся в запасе... Да-да! В запасе военно-воздушных сил! А некоторые даже служат в линейных эскадрильях ВВС. Вот моя знакомая Казаринова Томка уже несколько лет командует сквадроном истребителей. Причем МУЖСКИМ. Да и не одна она такая. Неслучайно с ней семь девчонок сюда на стажировку отправили. Все они спортсменки-пилотажницы, и как ты догадываешься, тоже пилоты-истребители запаса. Как кстати и ваша Жаклин была.

— А ты сама?!

— Ну, а я тоже спортсменка-рекордсменка и инструктор. На, гляди фото! Вот мы с Валей Гризодубовой и уже покойной Полиной Осипенко у нашей 'Родины'. Ты думаешь, за что мы трое тогда первые награды получили? За тот самый дальний полет. Валька Гризодубова видит топливо кончилось, и командует мне 'ПРЫГАЙ'. Я сама понимаю, что у меня шансов при посадке на лес не будет. Размажет вместе с кабиной. Ой страшно было! Я как с парашютом сиганула, потом десять суток по компасу шла. Ладно, то дело прошлое! Но ответь мне подруга — почему в ваших газетах пишут про наших добровольцев, как про наемников и убийц?!! Вот скажи это справедливо?!

— Но вы же, не платите сами за свои поездки и за аренду самолетов...

— А вы платите, что ли?! Сама же мне рассказывала, что вашу стажировку во Франции штаб Авиакорпуса санкционировал. Вот и у нас также. Вы, там, в своем Монтгомери, свой женский сквадрон первыми создали. Зато мы тут в Греции и Югославии первыми боевого опыта хлебнули. Эхе-хе. Двоих уже в аварии ранеными потеряли. Жаль девчонок. И хорошо, что у болгарских фашистов ни одного ночного истребителя нет. А сейчас я девчонок привезла, потому что мы хоть и спорсменки-пилоты, но тоже собираемся Родину защищать! А чтобы защищать Родину, это нужно уметь делать. Вера, вот ты понимаешь, что значит слово, 'Родина'?

— Ты, знаешь, наверное, начала понимать этой зимой. Адам Моровски наш бывший командир моей дочке одну песню пел... странную.

— Ой! У тебя дочка! И у меня дочка есть! Танюшечка моя. Сейчас карточку достану покажу, вот гляди какая!

— Забавная и красивая у тебя. А вот моя Саманта.

— Вся в маму кокетка! Вырастет мужикам на погибель...

— Я когда Адам ей ту колыбельную пел, вдруг отчетливо поняла, что готова умереть за нее. Только бы небо над ее головой было мирным. Она сейчас в Монтгомери живет в казарме с девчонками из нашего сквадрона. А раньше мы жили вместе с родными на съемной квартире.

— Почему в казарме?!

— Потому что боюсь! Ее один раз украли бандиты, работавшие на немцев. Теперь ее всегда солдат сопровождает.

— Мда-а. А у нас такого не бывает. Все девчонки, и в школу, и в институты сами ходят. Слушай, спой мне ту песню, а?! Я правда по-английски не очень...

— А она на русском. У Адама родители когда-то жили в России. Вот только откуда эта песня, он мне так и не сказал. Но в глаза посмотрел так, что спрашивать расхотелось. Ну, слушай же.

'Когда вы песню на земле поете,

Тихонечко вам небо подпоет.

Погибшие за Родину в полете,

Мы вечно продолжаем наш полёт.

Мы вовсе не тени безмолвные.

Мы ветер и крик журавлей.

Погибшие в небе за Родину

Становятся небом над ней...'

Вайолет закончила песню, и увидела слезы в глазах Расковой.

— Марина, ты чего?

— Это про нас песня, Веруня. Не знаю, кто и когда ее написал, но ты пела, а я Ленку Каштанову вспомнила, которая в Карелии погибла. Она в ВВС ночным бомбардировщиком летала. Подари моим девчонкам эту песню, а?! Я тебя очень прошу!

— Да мне не жалко, берите. Тем более песня не моя. А вы марш своему сквадрону придумали уже?

— Да мы тут всего вторую неделю воюем. Нам пока не до маршей было. Но если поможешь написать, будет здорово. Попеть-то наши любят. Вон, твоя Жаклин идет с генералом, кончаем посиделки, подружка..

С ТАТЬЯНИНЫМ ДНЕМ ТОВАРИЩИ!

Черновое обновление от 02.02.18 / 'Бей своих чтоб чужие боялись'. Учения нейтральных стран. Триумф и опала ГГ / — не вычитано //

* * *

Вернувшись на службу в Авиакорпус в ранге подполковника, пусть и в должности одного из многих заграничных советников, зато с генеральскими перспективами карьеры, Клэр Ли Шеннолт не растерял своих майорских привычек. Он всей душой ненавидел штабных бюрократов и презирал прикомандированных к Армии штатских бездельников. И к своему подчиненному Моровски первоначально относился лишь чуть менее презрительно, чем к упомянутой тут последней категории. Воспитанный в парадигме многолетней выслуги каждого нового армейского чина, Клэр даже думать не хотел, что могут быть иные варианты армейской карьеры. И у старшего офицера был богатый опыт низведения всяких разных зазнаек с погонами до уровня разжалованных зазнаек, а то и до уровня уволенных со службы с позором. Но с этим смутьяном Моровски, как говорят русские — 'нашла коса на камень'. Юный капитан умудрялся делать массу полезного для службы, однако при этом постоянно трепал нервы своему новому начальству нестандартными поступками. Поступками, которые, тем не менее, никак не вредили основной его армейской функции инструктора и заместителя командира авиагруппы. До отъезда из Штатов в Бельгию, этим мальчишкой, выслужившим свой чин во время войны, кратких эпизодов армейских учений, и довольно короткого курса обучения, было сделано немало. Одиннадцать опытных пилотов под его командованием смогли существенно повысить свой уровень воздушных бойцов, и стали почти готовыми лидерами пар и звеньев. Фактически был создан боевой костяк будущей авиагруппы 'Летающие Тигры'. Но помимо основной задачи обучения воздушных бойцов сражениям с японцами, этот юный ухарь Моровски в Сан-Диего умудрялся уделять внимание и обучению немужского летного контингента своих бывших подчиненных. И даже убедил его Шеннолта, в необходимости таких совместных тренировок. И ладно бы парень был обычным бабником, что в авиации отнюдь не редкость. Но, нет. Подполковник раз за разом убеждался, что этот его иррациональный интерес к обучению всех пилотов (даже 'пилотов с бюстом') жестоким боям с пилотами стран Оси, зиждется скорее на навязчивой идее ожидания капитаном Большой Войны. Моровски, действительно, тянул всех, до кого доставали его аргументы и напор, в сторону совместной борьбы, в первую голову, с нацистским и фашистским режимами Германии и Италии. Японию он оставлял на закуску. На прямые вопросы и ответы поляка были не менее прямыми.

— Я все понимаю, капитан, но какого дbявола вы тратите драгоценное время на этот 'курятник'!? Что за блажь с этими совместными тренировками?! Пилоты вместо учебы строят глазки вашим бывшим пассиям. Вам мало служебных задач, так я вам их легко добавлю, капитан!

— Подполковник, сэр! Сквадрон Национальной Гвардии отлично помогает лидерам и инструкторскому составу в отработке ударов по бомбардировщикам 'Мицубиси' и 'Бреда' имеющимся у японцев в Китае! У других звеньев на базе Сан-Диего не имеется и половины ресурсов, необходимых нам для боевого слаживания авиагруппы! Тут ведь сидят в основном армейская приемка поступающих с заводов аппаратов и испытатели новых машин. А нам нужны боевые экипажи бомбардировщиков с новейшим опытом подготовки! Новее чем опыт 'Амазонок Неба', здесь нет ничего! Сэр!

— Моровски! Я гляжу, вы научились молоть языком, быстрее пропеллера. Не надейтесь, что я вам дам хоть пару дополнительных дней для подготовки обучаемых к тестам!

— Сэр. Со всем уважением, прошу провести тесты лидеров пар на день раньше запланированного вами срока! Чем быстрее мы поднимемся в Бельгийское небо, тем лучше! Как раз сейчас там есть реальные шансы встречи с боевыми самолетами Оси, а также с французскими и британскими воздушными нарушителями. Полковник сэр!

— На все-то у вас есть ответ. Ну, вот как с вами можно разговаривать?

За океаном жизнь понеслась вскачь. Все прогнозы капитана сбылись, и пилоты Шеннолта действительно могли отрабатывать преследования и боевые маневры против регулярно перелетающих границу королевства визави. Интенсивность тренировок дошла до максимума. Получи подполковник обещанные ему самолеты, и уже можно было плыть вокруг Европы в гости к генералу Чану и его предприимчивой супруге. Стоило признать, поляк снова оказался прав. И все бы ничего, но Моровски все больше отбивался от рук. В Бельгии он помимо запланированных тренировок воздушных боев, начал зачем-то организовывать реальную противовоздушную оборону. Причем привлекал к этому всех и все, до чего мог дотянуться. Даже четырехмоторный лайнер гостившего в королевстве миллионера Хьюза он припахал для своих 'воздушных спектаклей'. И результат не заставил себя ждать. 'Буйный поляк' столь преуспел в охоте, что умудрился посадить на бельгийскую землю двух подбитых им воздушных нарушителей из противостоящих друг другу ВВС Германии и Британии. И еще семь британцев он также убедил сесть на бельгийский аэродром почти добровольно. За столь эпический подвиг Моровски тут же обломилась национальная награда Королевства, а Шеннолту, как номинальному командиру героя вместе с такой же наградой прилетела просьба о награждении его заместителя и всех участников тех боевых вылетов, американскими орденами и медалями. Шеннолт был не в восторге от самодеятельности протеже Дулитлла, но наградные оформил, и без задержки выслал с курьером в штаб Авиакорпуса. Он даже попытался в служебной беседе продрать мозг заместителю так, чтобы закончить этот цирк раз и навсегда. Но снова глядя в честные и наивные глаза нахала, убедился, что мальчишка еще даст ему не один повод для проклятий. При всем при этом, обещанную Моровски командованием Авиакорпуса и подтвержденную самим Шеннолтом неделю отпуска тот с блеском использовал для очередных безумств. Он ни секунды не беспокоился о сохранении репутации Армии Соединенных Штатов, с которой де факто играл, будучи офицером Авиакорпуса. Помимо организации детских дорожных гонок, этот польско-немецкий полукровка провел в литовском городе Форум спасательно-космической направленности, летал там же на ракетах собственного кустарного производства и авторства, и вдобавок, зачем-то наладил на небольшой фабрике при вагонном заводе в Риге производство планерной техники. Цель последней забавы выяснилась позднее.

В Бельгию Моровски вернулся в качестве второго пилота за штурвалом русского грузового самолета (а на деле конверсионного бомбардировщика ТБ-3 он же 'Туполев-6'). Эверенд сдал ему обратно командование группой, которую временно принял после отбытия Шеннолта. И тут уж Моровски развернулся во всю ширь своей неуемной фантазии. Пока Шеннолт летал в Штаты для согласования сроков поступления в летный центр новой авиатехники 'Кертиссов Р-40', Моровски сполна реализовал свои права 'калифа на час', и с согласия местных властей организовал на нескольких аэродромах королевства Учебный Центр, одновременно обучающий французских, бельгийских, голландских, датских и даже норвежских военных пилотов. Шведы от участия в проекте отказались, зато под ранее полученные совместные гарантии от ВВС королевства и Авиакорпуса, русские пригнали в Брюгге три настоящих японских истребителя, доставшимся им в Монголии. И когда командир 'Тигров' вернулся, он застал весь этот цирк в самом разгаре. И так совпало, что вместе Шеннолтом в Брюссель как раз прибыл его старый друг Джим Дулитлл. Поглядев на устроенные Моровски воздушные бои тройки японских истребителей с русскими пилотами против 'Брюстеров Буфало' и офранцуженных 'Кертисс Р-36', тот укоризненно спросил.

— Клэр, старина! Ты все еще отказываешься взять парня с собой в Китай?!

— Джим, и чего ты прицепился ко мне с этой хренью, а?! Я и так выполнил все, что обещал тебе в ноябре. Прескотт на своем Максвелл-Филд до сих пор брызжет ядом, при каждом упоминании художеств Моровски! Захоти я теперь обучить в Тактическом училище кого другого, сразу получу от него запредельный счет.

— Зависть плохое чувство. Стоп-стоп! Я же не о тебе, а о Прескотте. Кстати, он молиться должен во здравие Моровски, ведь все достижения Адама, уже присвоены Тактическому Училищу.

— Не зли меня Джим. Не скрою, я удивлен. Да удивлен! Парень реально сделал много хорошего, но дальше он мне не нужен! Пусть развлекается дальше, где хочет...

— Я слышу ревность в твоих словах. Неужели за то, что Моровски утер нос и тебе и всем тыловым бюрократам? Или за то, что из твоей группы он первым открыл свой счет, хоть бы и в Европе? А?

На это ответить было нечего. В группе 'Летающие Тигры' постепенно формировались сквадроны и звенья, базирующиеся на разных площадках. Американских офицеров все чаще приглашали на разные светские мероприятия и торжества. И, конечно же, списки приглашенных гостей постоянно возглавляла фамилия заместителя Шеннолта. Все это можно было бы не замечать, но Моровски очевидно решил, что начальство ему теперь и вовсе не указ. Между вылетами для обучения американских пилотов, нахальный орденоносец устроил командованию группы новые сюрпризы. В начале марта подполковник получил от местного авиационного командования официальное приглашение прибыть в Военную академию в Брюсселе. Прибыв к назначенному часу в большой зал, отделанный в стиле барокко, Шеннолт сразу почувствовал ярость. Без всякого согласования со своим командиром, Моровски с трибуны зачитывал на хорошем немецком доклад о перспективах организации единого воздушно наземного командования нейтральных стран Европы. Фактически он предлагал план коллективной обороны нейтральных стран. Капитан патриотично приводил в пример единое командование британских колониальных провинций в Америке, во время Войны за Независимость с бывшей Метрополией. А также упоминал командование вооруженных сил Швейцарской конфедерации. Пока Клэр переваривал эту 'стратегическую новацию', с грубейшим нарушением субординации выданную Моровски, ему самому предложили выступить с ответом на вопрос об организации совместных учений ограниченного контингента американских войск и войск нейтральных стран Северной Европы. Будучи не только военным, но отчасти и политиком с немалым опытом заграничной работы, Шеннолт не стал умалять энтузиазм собравшихся, и профессионально разобрал вопрос совместных учений. Правда, он никак не ожидал получить в конце официальный запрос его непосредственному начальству в Нью-Йорке на привлечение к таким учениям армий нейтралов сводного сухопутного полка и авиагруппы столь же нейтральных США. Можно было легко свести на нет процесс, просто затягивая его и не оказывая должной поддержки. Тем более что сам Шеннолт собирался к маю перебраться в Китай. Чтобы подготовить авиабазы для 'Летающих Тигров'. Мелькала и мысль просто в темпе отослать Моровски домой в Штаты. В общем, варианты у подполковника имелись, но реальность оказалась значительно сложнее. На другой день после выступления, прибыв при полном параде в импровизированный штаб, Моровски поставил своего командира перед фактом. В Бельгию в середине марта для совместной тренировки с местными армейцами и группой Шеннолта должен был прибыть сводный парашютный батальон из Учебной десантной бригады, дислоцированной в 'Форте-Беннинг'. Как действующий военный советник, находящийся за границей, Моровски умудрился получить это распоряжение штаба в обход своего командира, пока тот был в отъезде. Вообще-то за ТАКОЕ нужно было писать рапорт и гнать нахала со службы пинками. Но эта самодеятельность отчасти играла на руку Шеннолту, хотя и бесила его. К тому же, в качестве тренировки наземного личного состава будущих китайских авиабаз 'Летающих Тигров' Моровски предложил подполковнику провести в Бельгии и Голландии большие учения летных и зенитных частей. К новому действу предлагалось привлечь двенадцать зенитных батарей командируемых из-за океана. И хотя многое в этом шабаше было Клэру не по душе (особенно наглые выходки капитана), но против полезности для боевого опыта пилотов реалистичных тренировок возразить ему было нечего.

* * *

То, что инициаторами учений ограниченного воинского контингента в Европе оказались одновременно и Авиакорпус и штаб Армии, сильно упростило дело. Близость Мэтью Риджуэя к верховному командованию и связи в правительстве решали многие вопросы. Поначалу еще раздавались панические и гневные окрики изоляционистов в Сенате, пекущихся о невмешательстве в Европейские дела. Но их стенания уже многим в Вашингтоне надоели. К тому же и политики и генералы оказались заинтересованы в хорошей прессе, да и нейтральный статус стран участников учений, полностью снимал все опасения о втягивании США в европейские войны. В общем, штаб принял решение, и по армии пронесся ворох приказов о выделении сводных частей и отправке их кораблями в Антверпен. Сроку на все сборы дали не месяцы, а недели, что породило массу слухов, и даже повлияло на итоги торгов на бирже. Но большинство газет захлебывалось от восторга — вооруженный нейтралитет Америки превозносился ими до небес, вместе с ее международным авторитетом. Под этим соусом, армейцы выбили себе дополнительные ассигнования, а политики дружно давали интервью о собственной роли в этих дипломатических победах САСШ. А для американских солдат и офицеров, отобранных для участия в учениях подразделений, вся эта шумиха была лишь поводом покрасоваться в парадных мундирах, да поглядеть белый свет через окна пассажирских вагонов и иллюминаторы кораблей. Части участвующие в учениях прибывали на американских военных кораблях и в трюмах грузовых пароходов. В связи с активностью подводных лодок Кригсмарине в Атлантике, командование флота впервые после Великой Войны собрало два небольших конвоя. Каждый из которых, помимо нескольких средних транспортов, имел в составе легкий крейсер и несколько эскортных миноносцев. На дипломатические ноты Третьего Рейха американский посол вежливо ответил, что это дело нейтральных стран, и ничьих интересов более не затрагивает.

К середине марта большая часть организационных вопросов была согласована. Показанный в январе в Техасе прототип десантного планера всего за месяц с небольшим был усовершенствован. Начатые в 'Форте-Беннинг' тренировки, теперь вполне можно было продолжить и по другую сторону океана. Тем более что тут парашютисты Риджуэя могли потренироваться в высадке намного более реалистичной, чем у себя дома. Мэтью Риждуэй успел дважды повидаться с Адамом в штабе учений. Бывший гонщик снова удивил его своими новациями. Моровски не просто сдержал свое обещание, а перевыполнил его. Шесть арендованных им, под полученные от штаба гарантии оплаты, русских четырехмоторных самолетов Г-2 (они же Туполев-6 в военном варианте называемый ТБ-3) через Балтику из Риги притащили за собой на буксире планерные поезда из пары грузовых планеров каждый. Планеры также пилотировали русские пилоты. Эту комбинацию Моровски согласовал через посольство и свой отдел военных советников. Коммунисты затребовали немалую оплату, но в целом вели себя покладисто, как толковые бизнесмены. В чреве шести грузовых самолетов и двенадцати грузовых планеров приехали агрегаты почти сотни малых планеров-мишеней для тренировки зенитчиков. Эти же 'мотыльки' по замыслу Моровски должны были использоваться и для огневого крещения воздушных частей. Сквадронам участвующим в учениях, предстояло на небольшой высоте в боевом строю пройти через зоны плотного зенитного огня, бьющего боевыми снарядами по мишеням, болтающимся на длинных тросах буксировщиков. В этом был весь Моровски, он снова пытался объять необъятное!

До самого марта, учения шли не особо гладко. Случилось несколько аварий с человеческими жертвами, но десантные планеры себя показали неплохо, ни один из них не пострадал, да и конструкция оказалась довольно удачной. В зимнее время они могли садиться почти на любую свободную площадку. Моровски лично натренировал нескольких пилотов из числа сержантов Риджуэя. Вести настоящий планер на учениях им пока не доверяли, зато они сидели в кабине рядом с русскими планеристами и впитывали все премудрости управления в реальной высадке. Подполковник снова порадовался своему выбору. Этот юный капитан за каких-то полгода трижды помог ему в становлении нового рода войск, который сам Мэтью Риджуэй был бы не против, возглавить в недалеком будущем. Большая часть учений уже была завершена, когда Моровски предложил новый план учебной операции сводного десантного батальона. По его идее нужно было отработать высадку в окрестностях мощного оборонительного узла 'Форт-Эбен-Эмаль'. Риджуэй уже настолько доверился своему протеже, что разрешил тому лично возглавить операцию. А вот это оказалось серьезной ошибкой. Видимо мания величия сильно подточила скрепы дисциплины этого юного дарования. В общем, вместо высадки в районе Форта, Моровски провел высадку в самом Форте и фактически вынудил его капитулировать. Если бы не взрывпакеты вместо гранат, и не холостые патроны заряженные в магазины и ленты участников того тренировочного сражения, то могли быть существенные жертвы с обеих сторон. Десантники Моровски бодро высадились из планеров посаженных русскими пилотами прямо на заснеженной площадке внутри Форта. Затем они использовали мощные дымовые шашки, и выкурили дымом расчеты оказавшихся наиболее доступными орудийных и пулеметных капониров и даже проникли в самые галереи Форта. Там в горячке условного наступления дошло и до рукопашных схваток, в которых случились даже ранения холодным оружием с обеих сторон. В нескольких местах над Фортом развевались штурмовые знамена Учебной парашютной бригады Риджуэя, но его этот пафос не радовал. По сути, 'Эбен-Эмаль' при таком неожиданном нападении мог быть полностью захвачен или даже уничтожен. И в силу энтузиазма американцев, к последнему дело шло. Но Моровски вовремя остановил погром, и доложил командованию о возможности захвата нескольких стратегических дорог, ранее надежно прикрытых фортом и из-за этого не включенных в план учений. В прорыв, для реализации неожиданного тактического успеха, не мешкая, отправился голландский бронеавтомобильный батальон, который успешно прорвался мимо захваченного форта на оперативный простор. В штабе учений неожиданный демарш капитана Моровски вызвал шок. Вот так неожиданно, командование бельгийской армии осознало, что все подготовленные ими на случай войны победоносные планы обороны, от пары неожиданных выходок противника летят ко всем чеpтям. Учения еще продолжались, но местное командование уже приказало расследовать неприятный инцидент. Вместе с учениями завершился и март. В госпитали гостеприимного королевства отправилось несколько десятков получивших ранения военных. Еще несколько участников учений уже упокоились на воинских кладбищах, а один гроб с американским парнем отправился самолетом в Бостон. Наступило время оценки достижений и боевой эффективности участников учений. Чтобы не огорчать хозяев мероприятия, условную победу никому не присудили, зато торжественный банкет с участием титулованных военных разных стран вполне удался. На банкете познакомившиеся здесь подполковники Риджуэй и Шеннолт помянули своего буйного подчиненного с некоторым фатализмом родителей, воспитавших в семье хулигана. И даже обсудили принципиальную возможность повторения столь же успешного но уже настоящего наступления в Китае, против японцев. Король Леопольд III в своей речи поблагодарил всех гостей и собственную бельгийскую армию. Гости отвечали не менее вдохновенными речами. Одним словом, праздник удался. Вот только сам Моровски не присутствовал, ни на том банкете, ни на подведении итогов учений. Он оказался под домашним арестом. Да и отдел военных советников срочно отзывал своего прославленного подчиненного в Штаты...

Черновое обновление от 19.02.18 / 'Чужие секреты'. Хитрые планы разведок и бизнес-новации / — не вычитано //

* * *

Нервы бывшего руководителя и шеф-пилота авиастроительной компании были сильно расшатаны. Получить такой плевок в душу от тех, кому он верил, с кем долгие годы создавал славу компании, было горько. Все у бывшего президента компании, и пока еще номинального главы совета директоров валилось из рук. В мозгу его пульсировали только идеи о создании новой компании и о скорейшем отстаивании своих прав в справедливом американском суде. Сейчас визитов он ниоткуда не ждал, да и надежд на проснувшуюся совесть бывшего партнера также не питал. Тем настороженней он воспринял слова о приходе неизвестного гостя. Единственный из инженеров компании, кто не предал его, и не стал строить бизнес и карьеру без него, оказался Саша Пишванов. Сегодня он как раз пришел к нему с новыми идеями по оборонительному вооружению самолетов , которые обсудили за чаем. Уже собираясь уходить, Саша впустил в квартиру незнакомого молодого офицера, и по привычке окликнул шефа.

— Александр Николаевич тут к вам посетитель!

— Из 'Рипаблик'?!

— Нет-нет! Это какой-то капитан из Авиакорпуса.

— Хорошо, пусть войдет! Счастливо Саша! Завтра продолжим.

— До завтра, Александр Николаевич!

Вошедший визитер был одет в обычный парадный китель офицера Авиакорпуса, скромно украшенный помимо уставной фурнитуры еще и тремя рядами орденских планок. Правда, лицо капитана выглядело слишком уж молодо для столь внушительного собрания наград. Александр Николаевич вышел ему навстречу в своем светлом свитере крупной вязки. Взгляды хозяина и его гостя беззвучно столкнулись в тишине гостиной. И в каждом из них удивление и любопытство боролось с осторожностью. Никто из них не улыбнулся при этой встрече, но напряжение как-то само собой улетучилось. Первым на русском поспешил представиться вновь прибывший.

— Имею честь представиться. Адам Моровски. Отдел военных советников Авиакорпуса.

— Александр Северски. Постойте-постойте... Моровский! Уж не вы ли летали на ракете в Прибалтике?!

— Вы правы. Летать -летал, но рекорда в тот раз не поставил...

— Что за ерунда! Причем здесь рекорд?! Вы же, по сути, первый ракетчик планеты, рванувшийся к звездам. Для меня большая честь — знакомство с вами!

— Как и для меня, огромная честь познакомиться с легендарным русским авиаконструктором в Америке.

— Не льстите, это вам не идет... Так, чем обязан, вашему визиту?

— Я здесь отнюдь не для лести. С вашего позволения, у меня к вам деловое предложение. Да, прошу меня извинить, что приехал к вам без предупреждения, но я только вчера прибыл в Штаты, и уже завтра убываю в новую командировку в Европу. Надеюсь, я не сильно помешал вашим планам?

— Пустяки, капитан! Два пилота, офицера и конструктора всегда найдут время для беседы. Присаживайтесь за стол, так нам с вами будет удобнее. Так, в чем собственно дело?

— Вы разрешите беседовать с вами без обращений 'мистер' и 'сэр'?

— Это, всегда, пожалуйста! Вы сами из России?!

— Увы. Там когда-то жили мои покойные родители, а вот я родился в Швеции в первый же послевоенный год.

— Ну что ж, для меня это лучшая рекомендация! Чаю хотите?

— Не откажусь.

Северский ловко разлил чай по фарфоровым чашкам, придвинул вазочку с печеньем, и одним выразительным движением бровей изобразил готовность слушать.

— Видите ли. Александр Николаевич... Я много читал о ваших самолетах, и немало слышал о вас от варшавских инженеров PZL.

— Что ж приятно знать, что тебя не забыли. Хотя бы и в Польше. Продолжайте.

— Насколько мне известно, последний проект боевого самолета, реализованный в Польской республике, был развитием конструкций именно вашей компании, хотя и далеко не полным развитием.

— Вы правы, лицензию на Р-35 PZL покупать у нас не стал. И, на мой взгляд, совершенно напрасно. Национальная гордость поляков мне понятна, но качество созданного ими PZL-50 'Ястреб' удручает. Да и сроки их собственной разработки безбожно затянулись, лишив Польшу хорошего оружия перед войной с немцами. Кстати, Советы также не захотели выпускать по лицензии наши самолеты, думаю, за эту их скупость также заплатят русские летчики во время германского вторжения. Но давайте вернемся к тем 'невылупившимся из яйца ястребятам'. До меня доходили слухи, что часть аппаратов сгорела в Варшаве, а несколько не доведенных прототипов потом попали во Францию, это так?

— Не совсем так. По моим сведениям через арендованный у коммунистов аэродром 'Мурмелон' на Украине, три уцелевших экземпляра первых 'ястребов' попали в Латвию. Советы отказались купить эти самолеты у 'Добровольческой Армии', и в ожидании ликвидации авиабазы, их в разобранном виде перевезли в Ригу, где они сейчас и находятся.

— Так-так, это интересно. Простите, Адам... а кого вы сами представляете, помимо Авиакорпуса?

— К вам я пришел по собственной инициативе. Но, вы правы, мною получены полномочия и от заместителя министра военных дел польского правительства в изгнании генерала бригады Мариана Кукеля. С ним я виделся в Брюсселе перед окончанием 'учений нейтральных стран'.

— Вот, значит, как? Насколько я помню, вы также воевали в Силах Поветжных с немцами, и сейчас, судя по всему, планируете продолжить карьеру. Гм. И что же хочет мне предложить изгнанное с родной земли Польское правительство?

— С карьерой пока не решено, а вот с бизнесом, планы имеются.

— Я весь — внимание.

— Александр Николаевич, я вас прошу, не продавайте пока акции 'Рипаблик', они вам еще будут весьма полезны. Недавно созданные три новые компании сейчас убыточные, но в дальнейшем очень пригодятся и не только вам. Как бы вы отнеслись, скажем, к предложению возглавить самолетный отдел 'группы авиастроительных компаний'?

— Это что-то новое. Что еще за 'группа' и из кого она состоит?

— Ммм. Группа совсем молодая, а входящие в нее компании пока некрупные и не особо известные, но с хорошими перспективами. Мой поверенный в делах готов прислать вам полную информацию с финансовой отчетностью группы, но я решил для начала встретиться и рассказать вам все лично.

— Весьма занимательно! Продолжайте. И пейте чай, а то остынет!

В течение последующей беседы, Александр Северский с немалым удивлением узнал, что в создаваемую группу компаний должно войти более десятка предприятий. Первым в списке стояло польское авиаконструкторское бюро в Риге. В котором вскоре должны были собраться некоторые из покинувших Польшу авиационных инженеров, таких как Станислав Рогальский, Тадеуш Солтык, Ян Шаль и их менее известные коллеги. Своего опытного производства у них пока не имелось, поэтому все проекты планировалось вести совместно с арендующей площади Рижского вагонного завода компанией 'Вако'. Туда же вскоре должны были прибыть и опытные пилоты-испытатели, Болеслав Орлиньский и Ежи Видавский со свитой из менее опытных коллег-пилотов и авиатехников. Затем Северскому были представлены три специализирующиеся на постройках легких и спортивных самолетов и планеров компании 'Вако', 'Беланка', 'Райан', небольшая моторная компания 'Фарлоу', пиротехническая и ракетотехническая компания 'Близзард', специализирующаяся на разработке авиаприборов и точно-механических изделий инженерная фирма 'Гирон-инжениринг', и еще несколько более мелких фирм. Компания Говарда Хьюза не была готова присоединиться к группе компаний, но вполне могла оказать содействие в качестве выгодного подрядчика и аэродинамической лаборатории.

— Идея мне понятна, она далеко не нова. Но почему такой странный состав предприятий?!

— Фирме Клода Райана своими громкими перелетами сделал хорошую рекламу Чарльз Линберг и там отличные инженеры и мастера. 'Беланка' тоже на слуху, хотя, не считая аппаратов для Китая и Мексики, практически не выпускает военных самолетов. А ведь производители самолетов для Армии, ограничены в своей экспортной политике. И потому в группе, ни одна из этих авиафирм не имеет серьезных заказов от Армии. Исключение 'Вако-Эйркрафт', но она выпускает пока только десантные планеры, хотя и немалой серией. К тому же на основе не афишируемого соглашения все входящие в группу компании, 5% прибыли от заказов Армии, должны будут передавать на развитие авиационных и моторных производств группы. А внутри группы планируется добиться оптимального разделения труда, делегирования заказов и взаимного снабжения. Ваша патентная фирма, подразделение вооружения и геликоптерное подразделение очень удачно дополняют имеющийся состав участников. И, стало быть, все эти фирмы имеют великолепный экспортный потенциал. Например, для заказчиков из Британии.

— Сдается, мне, Адам, тут вы преувеличиваете. Вряд ли британцы станут так рисковать...

— Лондону некуда деваться — мощности их заводов не позволят быстро восполнять ожидаемые воздушные потери в Медитеррании и на западе Европы. Кстати, Александр Николаевич, они ведь уже рискнули! По роду занятий, мне стало известно, что в январе этого года компания 'Норт-Америкен' подтвердила британской закупочной комиссии свою готовность построить серию современных истребителей. Британцы собирались заказать у них Р-40, которые 'Кертисс' полностью отдает Авиакорпусу, но не может продавать на экспорт, и...

— Вот это новость! И что, заказ уже оформлен?!

— 'Норт-Америкен' решила, что Р-40 'не лучшая модель', и собирается создать свою машину. Кстати генерал Арнолд поставил условием передачу на испытания в Райт-Филд пары полностью доведенных образцов.

— То есть заказ от авиакорпуса впоследствии...

— Да, заказ вполне вероятен. Хотя, вообще-то 'Норт-Америкен' настоящих истребителей не строила раньше, не считая переделанных ими из учебных 'Тэксанов' АТ-6 'эрзац-истребителей' собранных для ВВС Тайланда.

— И как они собираются строить машину превосходяшую Р-40, если сами опыта не имеют?

— Это не совсем так, Александ Николаевич. Уже в 39-м у Кинделбергера в штате компании появился опытный конструктор Эдвард Шмюд из бюро Вилли Мессершмитта, а вскоре с его помощью, у них появился и неплохой проект истребителя NA-73. Так что шансы у них неплохие...

— Но?!

— Вы правы, есть одно 'Но'. По выкладкам моих экспертов, знакомых с проектом, довести до серии этот аппарат, они смогут не ранее конца 1941 — начала 1942 года. А до этого британцы будут выкручиваться тем, что есть. И это говорит нам с вами, что рыночная ниша до сих пор не занята. Мало того, в случае если мы, с вашей помощью, наладим производство современных боевых самолетов в Штатах и в Европе быстрее самой 'Норт-Америкен', то спрос на них нам гарантирован! Кстати, мой канадский друг Андрей Терновский как раз, сейчас, в Британии договаривается о лицензионном производстве моторов 'Мерлин' здесь, в Детройте.

— Довольно заманчиво! Но, увы, мой друг, не все так просто, как вам видится. Я в этом бизнесе уже слишком давно, и уверяю вас...

— Александр Николаевич, простите, что перебил, но время дорого... Ваши самолеты были всем хороши... кроме их рыночной цены. Созданный вашими врагами на костях вашей компании 'Рипаблик' вскоре наступит на те же грабли. В совет директоров вас, конечно, не переизберут, но очень прошу вас, подождите судиться с Картвелли и другими. Просто дождитесь, когда 'Рипаблик' построит и продаст хоть что-то путное, и когда акции 'Рипаблика' сильно вырастут в цене, а там уже требуйте у них свою часть прибыли и бизнеса. Ваши права и доли, возможно, помогут потом присоединить к нашей группе еще и эту компанию...

— Присоединить?!

— Именно! К тому моменту у вас в руках может оказаться реальный пакет оплаченных военных заказов. Да и сами вы все это время потратите, не на судебные тяжбы, а на главное и любимое дело всей вашей жизни.

— Мда-а, сегодня вы были очень убедительны. Но у меня есть обязательства перед моими соратниками Пишвановым, Кларенс и другими. Готовы ли вы подождать моего решения неделю?

— Думаю, о главном мы с вами уже договорились. Я могу спокойно улетать в Старый Свет. Все необходимое вам покажут и объяснят мои совладельцы. А когда вы примете решение, то документы вы сможете подписать с моими партнерами и коллегами — братьями Фарлоу. А самым первым самолетом, которым вы займетесь... Я прошу вас взять на себя модернизацию в Литве польского 'Ястреба' с нашими моторами 'Твин Уосп' и французскими 'Испано-Сюиза-12Y'. Эту машину можно сделать достойным истребителем. А следующая задача — создание уже здесь в Штатах его модификации под рядный мотор 'Мерлин', и разработка нового самолета превосходящего Р-40. И не забудьте, наш самолет должен быть дешевле всех конкурентов, и превосходить их в летных качествах!

— Ну и аппетиты у вас, дорогой Адам...

Александр Северский не сразу поверил в новое дело. Еще его немного цеплял хозяйский подход молодого партнера, который сразу нашел ему задание в рамках создаваемого треста. Северский посетил несколько входящих в группу компаний, побывал на заводе Хьюза, где изучил цеха производящие элементы самолета по технологии 'дюрамолд', обсудил ситуацию со своим другом и коллегой Игорем Сикорским, и только после этого подписал соглашение с Фарлоу. И как он впоследствии признавался, ни разу не пожалел об этом авантюрном решении...

* * *

Премьер-министр польского правительства в изгнании, он же генерал в отставке Владислав Сикорский уже многого добился на своем новом посту. Вокруг него собрались многие деятельные личности, готовые положить жизнь на борьбу за свободу Польши. Правда, каждый из них понимал эту борьбу немного по-своему. Кто-то горел желанием возглавить боевые колонны войск-освободителей, а кто-то мечтал сиять на светских раутах и быть в центре внимания прессы. Осенний разгром из-за предательства Британии, которой самозабвенно верили в штабе войска Польского, сильно подточил авторитет варшавских генералов. Поэтому именно Сикорский получил от нового президента Рачковского назначение еще и Главным инспектором войск (по сути — главнокомандующим польской армии). Его временному заместителю тоже отставному генералу Йозефу Халлеру по приказу патрона удалось сравнительно быстро собрать во Франции почти сорок тысяч солдат и офицеров. Из них к авиации относилось около трех тысяч поляков. Вообще-то ожидалось значительно большее количество войск, но часть боеспособных дивизий и воздушных эскадронов уже воевали в Греции против Болгарии. Там на юге Европы польских ветеранов ценили и уважали. А вот во Франции к полякам многие военные и политические деятели относились слишком уж снисходительно, если не сказать презрительно. Впрочем, после развернутой пропагандистской кампании, и экспрессивных переговоров в Париже, французское военное командование, скрепя сердце, выделило необходимое. Новым Силам Поветжным досталась почти сотня сильно устаревших самолетов для формирования пяти польских эскадрилий в составе 'Арме дель Эйр'. Три из них должны были стать бомбо-штурмовыми на древних истребителях даже более старых чем 'Луары-46', а две эрзац-истребительные эскадрильи должны были летать на 'Девуатинах 501'. Наземные пехотные и артиллерийские части польской армии во Франции уже получили французскую военную форму с пришитыми поверх нее польскими знаками различия. От щедрот местных военных властей четырем польским дивизиям перепало кое-какое устаревшее французское оружие — винтовки Лебеля самых старых образцов, мало на что годные пулеметы Шоша, трофейные германские пулеметы времен Вердена. В качестве тяжелого вооружения полякам достались видавшие виды орудия Крезо с затворами де Банжа, малокалиберные траншейные пушки 'Гочисса', а также трофейные немецкие противотанковые ружья 'маузер' и немецкие же противотанковые пулеметы TUF калибра 13мм, и даже с полтора десятка редких германских крепостных ружей 1865 года попавших к победителям после Версаля. Грузовики полякам должны были выделить британские экспедиционные силы. Для полной боеготовности, конечно, многого недоставало, поэтому в Париже поляков воспринимали не более чем дешевое пушечное мясо, а не как серьезную военную силу. Однако парижские стратеги слегка позабыли о немалом боевом опыте, имеющемся у личного состава, а также об их высоком боевом духе. У разгромленных в Польше, но не сложивших оружия военнослужащих имелись серьезные счеты к 'бошам'. И даже недостаток вооружения и экипировки никак не остужал пыл жолнежей и офицеров. Мартовские учения нейтральных стран привлекли живой интерес польского командования. Здесь можно было ознакомиться с новинками тактики и 'навести мосты' с коллегами из Америки и ряда других стран. Поэтому отправленная делегация наблюдателей была весьма представительной. В нее всходили два генерала бригады и полтора десятка офицеров...

В Бельгию и Голландию сейчас отовсюду ехали наблюдатели. И так случилось, что, интересные для военных из разных стран события повлекли не менее интересные встречи и соглашения. Главе польской делегации Мариану Кукелю советского разведчика представил памятный Моровски по Шербуру отставник Лембович, ныне вернувшийся на службу в Войско Польское в чине майора. Сам Кукель уже был знаком с командиром дивизиона 'Сокол' по обороне Львова, поэтому легко пошел на контакт. Они успели трижды пообщаться на разных встречах, и весьма плодотворно. Правительство в изгнании большую часть времени сейчас тратило на поиск инвесторов, поэтому привлекать поляков к чему-либо серьезному было наивно. Но кое в чем, генерала удалось заинтересовать, и договориться о совместных действиях. Вот только в ближайшие дни капитану Моровскому была прямая дорога через океан на доклад в отдел военных советников. Но обратный вояж в Европу уже был согласован с начальством, причем, вместе со знакомым по Варшаве военным американским советником Бриджесом путь их лежал в Великобританию. Через три дня заместитель министра военных дел Мариан Кукель докладывал об этих предварительных соглашениях своему патрону — главкому и генералу дивизии Владиславу Сикорскому.

— И что тебе предложил, этот мальчишка, Мариан?!

— Представьте себе, экселенц, он радеет о сохранении польской школы авиационного конструирования.

— Вот как?!

— Угу. К моему удивлению, предложил нам собрать в Риге всех польских инженеров и испытателей авиационного направления, и дать им довести до ума PZL-50 'Ястребы', которые оказывается лежат там разобранными на складе. Причем в качестве консультанта он лично готов привлечь даже американского конструктора Северского, на основе конструкции которого и проектировался 'Ястреб'. Этот истинно польский аппарат, по мысли Моровского должен доказать всем в мире, что Польша жива. А потом с помощью Северского и других американцев, он собирается спроектировать новый военный самолет, который должен опережать по своим летным данным новейшие аппараты тевтонов и даже британцев.

— По-моему, затея совершенно безумная. Это ведь утопия!

— Я ему ответил примерно также. Но не все так просто, экселенц. Американец рассказал о румынском проекте компании IAR, они ведь уже почти довели свою модель '80', которая, является довольно совершенной машиной. Примерно на уровне самолетов Люфтваффе и даже несколько превосходит новые самолеты Аэронаутики. Но Моровски хочет идти дальше. Взяв за основу наш и румынский проекты, и еще сильнее усовершенствовав их, он хочет с британским мотором 'Мерлин' добиться скоростей 650 километров в час. И для этого предлагает использовать мощности американских компаний, в которых имеет пакеты акций.

— И кого же из наших инженеров он предлагает включить в этот проект?

— Моровский знает от своих румынских друзей о конструкторе 'Цапли' инженере RWD Станиславе Рогальском, который после оккупации строит свою карьеру в Румынии. Еще ему известно об инженере PZL Тадеуше Солтыке, который остался в оккупированной врагами Польше. Нашего основателя бюро военной промышленности Чеслава Зберанского юноша также поминал. Но сам он полагает, что во Франции, и в нейтральных странах западной Европы строить такие проекты неоправданный риск. Парень утверждает, что тевтоны скоро полезут на Французов через Люксенбург, Голландию и Бельгию. И, дескать, все плоды наших усилий в таком случае пожнет Геринг и его RLM. Поэтому Моровский твердо стоит за запуск проекта за океаном, и временно, в Латвии. Благо уже есть от чего отталкиваться. Он даже предложил совместно выкупить у британцев лицензию на последнюю модель 'Роллс-Ройс Мерлин', чтобы запустить его производство в Штатах. Логика его понятна. Британцы и американцы никому не дают новейшие моторы, которых им самим не хватает, даже финны их не смогли получить, несмотря на всю официальную поддержку их борьбы. И наш буйный 'Сокол' решил, что запуск нового моторного производства в Америке сильно поможет делу. Сейчас последние модели 'Мерлина' на уровне лучших мировых образцов. У американцев имеется свой неплохой рядный мотор 'Алиссон — 1710', но они также не спешат его продавать всем желающим. Как и французы, которые чахнут и не дышат над своими последними 'Испано-Сюизами'. А вот если удастся запустить на американских заводах массовую постройку нового мотора, то наши ВВС никогда не будут обделены 'стальными сердцами'. А если удастся, как предлагает Моровский, еще и привлечь к делу его массовой постройки капиталы наших соотечественников за океаном, то Польша станет первым выгодоприобретателем всех дальнейших успехов. Мы легко сможем заказывать новейшие самолеты с такими моторами и не одни лишь истребители. В общем, мне понравился его проект. Хотя его бравада и недисциплинированность оставляют некоторые опасения. Впрочем, в бизнесе он как раз чертовски удачлив, ведь его десантные планеры и планеры-мишени уже приняли на вооружение в Штатах и в Британии.

Владислав Сикорский был слишком занят, чтобы глубоко вникать еще и в этот проект, но дал генералу Кукелю свое принципиальное согласие и благословление этой комбинации. Теперь капитану Авиакорпуса Адаму Моровскому нужно было оправдать оказанное ему высокое доверие, что разведчик и собирался сделать во время своего ближайшего визита в Британию. Правда, на острове к нему могли быть вопросы за посаженные на бельгийские аэродромы бомбардировщики, но почему-то капитана это нисколько не беспокоило...

* * *

А по другую сторону европейской границы, суровому и недоверчивому начальству озвучивались успехи в операции с тем же самым капитаном Моровски. Защиту проекта вел его непосредственный куратор от РСХА оберштурмбанфюрер СС Вальтер Шеленберг. И для убедительной аргументации сегодня ему пригодилось все его красноречие.

— — Вальтер вы заигрались с вашим фигляром Пешке! Эта возня принесла нам одни потери. Откуда он узнал о плане десантной операции на бельгийские форты?! На кого он в действительности работает?! Или он получает деньги сразу от нескольких разведок?

— — Обергруппенфюрер все это не более чем совпадение! Во-первых, наш юный друг уже приступил к выполнению своего основного задания в Британии. А во-вторых, если позволите, я подробно пройдусь по всем донесениям, полученным от Пешке, по ту и эту сторону Атлантики. А также, по способам связи, и по особенностям работы с ним. И тогда со всей очевидностью станет ясно, что некоторая излишняя самодеятельность Пешке продиктована совсем иными причинами!

— — У вас есть десять минут, чтобы попытаться переубедить меня. Я слушаю.

— — Полный доклад еще не готов, обергруппенфюрер... Но польза от 'возни' с этим агентом уже вполне прослеживается! Пока перечислю главное! В конце декабря от гауптмана поступали сведения о готовности британцев и французов провести бомбардировки нефтеносных полей Кавказа в декабре и январе. Этого не случилось только потому, что начатое Рейхом наступление на Мальту и Александрию сильно расстроило планы союзничков. Но поставки русской нефти в Рейх не были сорваны именно поэтому. А ведь окончательное решение о союзе с русскими было принято фюрером именно после нашего доклада о политической обстановке в регионе. Жаль, что связной в тот раз не успел передать нам эти сведения чуть пораньше, можно было бы поиграть в доверие с большевиками. Но тут нет вины Пешке, он-то сработал ювелирно. В январе мы узнаем от него, что Вашингтон заигрывает с нейтральными странами Европы, но воевать за них в этом году не готов. И все последующие события в точности подтверждают его слова. Пешке не забывает и Азию. В его новом донесении отмечено, что примерно к концу этого года японцев ждет экономическая блокада САСШ. Помимо этого американские военные готовят свои локальные операции в Китае с привлечением частей численностью от регимента и выше. Янки в первую очередь интересует боевой опыт в современной войне, но полученный где-нибудь подальше от дома. А теперь о насущном. О планах Парижа и Лондона по введению войск на территорию Бельгии и Голландии. Об этом Пешке сообщил при первом же контакте со связным в Бельгии. И о том, что против подобных 'мягких оккупаций' резко противятся правительства королевства и республики. Именно с этим связаны те тренировки объединенных сил нейтралов в Бельгии и Голландии, инициированные Пешке. Это был поиск альтернативы оккупации. Увы, но его 'десантная виктория' в Бельгии имеет те же корни...

— — Но там же, замечены и отнюдь не нейтральные нам французы и поляки!

— — Замечены, обергруппенфюрер! Но лишь в статусе наблюдателей и не более! Пара тренировочных эскадрилий с французскими пилотами там действительно есть, но относятся они не к 'Арме дель Эйр' а к 'Армии волонтеров'! Поляки же вовсе не имеют статуса, и прибыли частным порядком!

— — Волонтеры?!

— — Именно! И все они готовятся вскоре отбыть в Грецию и Югославию. Пешке специально прояснял для нас этот вопрос. Под французским и польским флагами в королевстве нет ни одного подразделения, кроме взводов охраны посольств. А стало быть, все эти мелкие помехи вскоре пропадут. И тогда, где-то к середине-концу этой весны, планы ОКХ по рывку к 'французскому подбрюшью', станут вполне реальными.

— — Вальтер я бы и дальше доверял вашей интуиции, но этого мало. Другие наши агенты в Бельгии докладывали об усилении воздушной обороны и сильной милитаризации нейтралов.

— — Но и в этом нет вины Пешке! Во-первых, он знать не знал о директивах оперативного плана 'Гельб'. О которых, кстати, даже мы с вами знаем далеко не все. Действия Пешке скорее продиктованы желанием снизить для Фатерлянда военную опасность со стороны Англии, которая могла бы оккупацией нейтралов получить общую границу с Рейхом!

— — Как-то это сумбурно выходит. Наш агент создает помехи, при этом пытаясь помочь их решить. Вы действительно в это верите? Хорошо, если его донесения подтвердится, и план 'Гельб' осуществится, то Пешке могут даже наградить. Кстати, а как он передает вам все эти сведения?

— — Как раз об этом я и хотел продолжить. Пешке еще в Аугсбурге согласовал со мной единственный приемлемый для него способ связи. Завидев нашего агента (лично с ним знакомого), он, как правило, покупает местную газету или журнал, и в течение некоторого времени изображает чтение. Одновременно, ловко и незаметно, отмечает карандашными точками буквы в тексте. Пешке уходит, а газета оказывается на скамейке или в урне.

— — Как насчет отпечатков пальцев?

— — Никак — перчатки. Он вообще чрезвычайно осторожен. Эта его мания преследования меня чрезвычайно раздражала в Рейхе, но за кордоном я считаю это скорее плюсом для разведчика.

— — Продолжайте, Вальтер.

— — Обергруппенфюрер. Вы наверняка отметили, что Пешке довольно, скрытен, и всюду ищет подвох. И это действительно так! После грубых операций болванов Канариса в Польше, он теперь вечно насторожен, и каким-то непостижимым образом почти всегда чувствует наблюдение. Сначала мы подумывали о серьезной разведывательной подготовке полученной им в Штатах (впрочем, оперативная проверка этого не подтвердила). А потом 'топтунами' Дитриха была отмечена и масса мелких проколов этого агента. Он не умеет сливаться с толпой, не умеет вести себя тихо и незаметно. Так что, он вовсе не подготовленный шпион, а лишь талантливый индивид, остро чувствующий внимание и настрой окружающих людей. Как говорит наш профессор психологии, это эмпатия. Зачастую она помогает Пешке читать даже неявные намерения людей. Обращаю внимание, только намерения, но не мысли!

— — Можете доказать на примере, наличие у него таких способностей?

— — Легко и непринужденно! В Баварии мы собирали на него досье для последующего контроля. Но, как только он оказывался в прицеле фотообъектива, сразу горбился, и закладывал руки за спину, словно заключенный концлагеря. Ни одной улыбки на снимках. И при этом, без фотографа в кустах, он отлично умеет улыбаться!

— — Гм. Даже так? Вы мне про это до сих пор не рассказывали.

— — Это так, обергруппенфюрер, и я могу объяснить мои мотивы. Столь упрямую птицу, как Пешке, очень нелегко закольцевать. И решение этой проблемы пока мной просто отложено, поэтому и не докладывал.

— — Это все ваши примеры?

— — Ах, если бы! Он каким-то восьмым чувством определял попытки записать на пленку беседы с ним. В комнате громко играет радио, Пешке говорит почти свободно, но фразы строит так, что последующий шантаж его этими звукозаписями просто бессмысленен. Прослушка не дает ничего. Стоит подготовить диктофон и убрать лишние звуки фона, и он вообще молчит!

— — Молчит?!

— — Кивает и качает головой! Угукает, и использует нейтральные жесты. Потом, покашливая, жалуется на духоту, и выходит в другое помещение. Это немыслимо, но за все время пока он был в Рейхе, удалось толково сфотографировать его, и записать какие-либо внятные беседы всего раза три! Да и этот материал не дает серьезных шансов его скомпрометировать.

— — Кроме донесений через оставленные Пешке газеты, удалось с ним предметно пообщаться?

— — Еще в начале февраля Дитрих искал на него удобный выход. В Брюсселе Пешке на ходу несколько раз заметил связного, но, как мы с ним договаривались, отсигналил мимикой, что не готов к беседе. Но сразу после своих эпических бескровных воздушных побед, он оставил на виду сигнал, что имеется информация. Беседа с Пешке снова не состоялась, но уже через час Дитрих держал в руках оставленную Пешке на скамье бельгийскую газету. В ней оказалось самое неожиданное для нас донесение. Вы ведь помните, я вам об этом докладывал.

— — О том, что британцы и французы готовят высадку в Норвегии? Но ведь это не более чем чушь, Вальтер!

— — Не могу согласиться с такой оценкой, обергруппенфюрер! Вероятность захвата 'лайми' Норвегии отнюдь не нулевая. Кстати, сами действия Пешке по усилению обороны нейтралов всегда предварялись очередным сообщением. Юноша действительно считает, что помогая нейтральным странам сдержать агрессию Антанты, он помогает и Рейху. Ведь теперь именно Рейх является жертвой агрессии. Как мы помним у Пешке пунктик насчет 'защиты слабых'. Очевидно, и Рейх им воспринимается в этой войне слабым, и неспособным самостоятельно победить врагов на континенте. Отсюда и его военные фантазии. Вы знаете о том, что Пешке предложил штабам нейтралов создать единое береговое командование и подчиненные ему противодесантные батальоны охраны побережья? Мне понравился его термин 'войска постоянной готовности'...

— — Впервые об этом слышу. А вот о единой ПВО мне слышать доводилось. Может быть, это не против Британии и Франции, а все-таки против нас? Ведь планерную атаку 'Эбен-Эмаля' ваш 'троянский конь' умудрился угадать, и эти пункты плана 'Гельб' теперь необходимо перерабатывать. И что станет делать Пешке, когда узнает о нашем наступлении? А может, все это его актерство и не более того? Вы думали о последствиях такой нашей ошибки?

— Я уверен, ошибки не будет.

— Помоги вам бог, если вы ошибетесь, Вальтер. Чем сейчас занят Пешке?

— Моровски вскоре добудет для нас чертежи моторов 'Мерлин', думаю на этом он не остановится...

О чем не догадывались Гейдрих и Шелленберг, так это о санкционированной Москвой операции 'Левша', в ходе которой ГУ ГБ НКВД должен был с помощью своего агента Моровски получить техническую документацию и образцы новейших моторов, авиатехники и многого другого. При этом германским кураторам параллельно доставались бы отнюдь не современные материалы.

* * *

Черновое обновление от 12.03.18 / 'Датский дебют' и 'Норвежский цейтнот'. Операции добровольцев под общим руководством СССР. / — не вычитано //

* * *

Почему столь опытный сотрудник пошел на поводу у находящейся под подозрением 'темной лошадки', Голованов ответить не мог. Единственное, что он мог в сложившейся ситуации сделать, это подробно доложить об инциденте, и ждать решений Вождя. И сейчас Сталин сосредоточенно читал запись оперативной беседы, даже не предложив Голованову присесть. То, что 'Кантонец', вместо прямого выполнения заданий Центра, зачастую вел какую-то свою игру, в Москве было давно известно. Но пока все его 'игрища', как это, ни странно, оказывались на пользу стране. Даже, казалось бы, безумное предложения агента по провокации итало-греческого конфликта оказалось крайне важным и своевременным. Реализация этого 'бреда' стала необходимой мерой защиты, в свете начатой в декабре англо-французским межармейским комитетом подготовки бомбовых ударов по Кавказу, и вторжения со стороны территорий Финляндии и Ирана. Теперь эти воинственные планы были сорваны. Поскольку главный их инициатор — генерал Вейган, сразу после начала активной фазы войны на средиземноморском ТВД, был откомандирован в Сирию для организации противодействия нацистским и фашистским операциям в регионе. Угроза для СССР была временно снята. За такое можно было многое простить 'Кантонцу', но в феврале мальчишка сработал еще наглее. В начале своей оперативной игры на Бельгийской земле, этот анархист встретился со своим советским связным Виталием Синицыным (знакомым ему еще по Монголии напарником Голованова). Связного 'Кантонец' попросил на одном из светских раутов устраиваемых властями для иностранных военных, провести ряд весьма примечательных бесед с британскими, датскими и норвежскими офицерами, как он сказал — 'для зондирования и подготовки почвы'. Эту операцию разведчик спланировал самостоятельно, от подготовки документов, мундира и грима Синицыну, до текстовки его реплик на приеме. Синицын получил от 'Кантонца' удостоверение и форму канадского капитана ВВС (непонятно где добытую), и 'опросник' для бесед с фигурантами. И уже для Центра агент подготовил сообщение о скором начале (в первую неделю апреля) германского военного наступления на Западе и Севере Европы. В этот раз помимо доклада и предложений, он даже имел наглость запугивать Центр будущим увеличением протяженности сухопутных и морских фронтов СССР, если Центр упустит эти возможности. Вождя сильно раздражала наглая бесцеремонность этого зарубежного агента, но в память о прежних его успехах, он попытался разобраться в ценности новых предложений.

— Пока мы не можем расширять круг посвященных в эти 'новости', поэтому придется их обсудить келейно. Я помню ваши слова о хорошей аналитической жилке у нашего 'Гамлета', но он нам явно во многом не доверяет, и часто не следует инструкциям Центра... А это значит, что и Центр не может ему полностью доверять. Кстати, товарищ Голованов, а кто разрешил 'Кантонцу', вот так без санкции, использовать связного в Бельгии?

— Никто не разрешал, товарищ Сталин. Это личная инициатива 'Кантонца'. И судя по его отчету, и по докладу Синицына, смысл в этих беседах был. Ведь датчане к обороне действительно не готовы, а норвежская армия слишком малочисленна и слаба, и может быстро капитулировать.

— А насколько выполнимы все эти новые 'советы' нашего 'Кантонца'? Говорите честно, что вы сами об этом думаете?!

— Товарищ Сталин. Если 'Кантонец' и в этот раз не ошибается со сроками ожидаемых событий, то я думаю, нужно срочно прислушаться к его 'советам'. Один раз это уже было нами сделано в отношении Греции и Италии. Результат известен. Пока у северных границ СССР находятся нейтральные государства, но если они вдруг станут сателлитами Гитлера и новыми участниками фашистской Оси, то для нашей страны резко возрастет риск военного конфликта. По военно-воздушной части предложенной 'Кантонцем' операции, я готов подтвердить. Цели вполне могут быть достигнуты теми силами, которые предлагает привлечь 'Кантонец'.

— Почему вы так в этом уверены?! Может, стоит опросить Локтионова, Смушкевича и Громова?

— Вы сами сказали о режиме секретности. К тому же, я в декабре-январе прошел стажировку в ОКОНе, и потом командовал эскадрильей ДБ-А и лично летал бомбить финнов. Поэтому могу со всей уверенностью доложить, операция спланирована 'Кантонцем' превосходно. Ни шведы не смогут заметить ночью воздушных нарушителей, ни датчане не решатся атаковать британские самолеты, летящие со стороны Острова над своей территорией. А последующая посадка во Французском Шербуре снимает и все остальные проблемы. По документам, это будут британские самолеты, купленные Бельгией у американского посредника. Военная приемка королевства может принять их после завершения операции, прямо там в Шербуре. Схема отработанная, наши пилоты НКВД подобным образом перегоняют ДБ-3 в Грецию и Югославию.

— А если вам лично будет отдан приказ участвовать в этой операции, и возможно даже возглавить задействованные в ней бомбардировочные силы?

— Приказ будет выполнен, товарищ Сталин. Готов приступить к выполнению в любой момент.

— Хорошо, мы подумаем над этим. Все вам хорошего, товарищ Голованов.

— До свидания, товарищ Сталин.

В какой-то степени размах предложенной операции перекрывал даже 'Южный' и 'Северный' инциденты, прошедшие на стыке 1939 и 1940 годов. Только роли слегка поменялись. Сейчас привлеченные СССР силы добровольцев, должны были в самом начале германского вторжения, открыто выступить в роли защитников нейтральных стран, оказавшихся жертвами агрессии. Идеи были интересными, но бросаться в новую авантюру 'очертя голову' никто в Москве не спешил. Сталин вызвал к себе Молотова, Берию и Ворошилова с Буденным, и Галлера, чтобы не ошибиться с принятым решением. И дискуссия о новой секретной операции прошла довольно бурно.

— А если один или два таких самолета будут сбиты? Вы об этом подумали?!

— Если у всех советских летчиков есть знание английского и французского языков, и канадские документы, то и проблемы нет.

— Как это НЕТ, Клим?! А если они проболтаются в бреду, будучи раненными?! А, что скажет народный комиссар внутренних дел?

— Товарищи. Попадание в немецкий плен можно исключить, наличием яда и специальной подготовки у каждого пилота НКВД. Два воздушных стрелка-исполнителя могут ликвидировать остальных членов экипажа тяжелого бомбардировщика, при угрозе попадания в плен. При атаке Родоса и Мосула, мы уже готовились к такому. Хотя по счастью, в ход пустить не пришлось...

— Вячеслав?

— Можно поступить гуманнее и надежнее, выписав им всем документы об иммиграции из СССР в 1938 году, и о вступлении в 'Добровольческую армию' еще в ноябре. Начальник контрразведки добровольцев полковник Винаров, это легко может устроить.

— Согласен с Молотовым. За иммигрантов СССР отвечать не может. Гитлер наверняка догадывался, откуда в октябре взялись новые добровольцы в Польше, но никак себя не проявил...

— Утерся он в тот раз, чтобы не портить с СССР отношения! И в этот раз тоже утрется...

— К тому же, если продавцом будет британская посредническая фирма, купившая самолеты у такой же американской фирмы, которая купит самолеты у СССР. Бельгийцы не несут никакой ответственности за этот вылет. Мы тоже не несем. А в Шербуре смываются опознавательные знаки RAF и быстро наносятся бельгийские триколоры. Документы о передаче американскому посреднику трех эскадрилий по семь машин и одного дополнительного самолета можно подписать хоть сегодня. Германия не сможет ничего предъявить, ни СССР, ни Бельгии.

— 'В доме, который построил Джек'. Мда-а... Не слишком ли много переменных в этом уравнении? И что скажут сами британцы, узнав, что чьи-то самолеты летали под их познавательными знаками?

— Британия должна быть рада, что бомбили их врага, а не союзника. Ну, а французам тоже грех жаловаться. Они получают дополнительную бомбардировочную эскадрилью способную бомбить Берлин, в случае нападения на Бельгию. По сведениям 'Кантонца', последнего ждать уже недолго осталось. В мае переданные Бельгийцам и сданные в аренду добровольцам самолеты, будут летать в полностью боеготовых эскадрильях против Гитлера. Ведь бельгийские пилоты и штурмана летят вместе с польскими и нашими экипажами в первых боевых вылетах, а значит, получат бесценный опыт. Кстати, и наши авиаторы без опыта не останутся.

— А против нас потом эти самолеты французы не бросят?!

— Еще осенью и в начале зимы могли бы и бросить, но сейчас, когда сами по уши в войне... Не посмеют они, товарищ Сталин. Мы ведь можем пойти на соглашение с Гитлером, перекрыть им поставки авиамоторов и самолетов, и тогда они взвоют.

— То есть большинство здесь за то, чтобы дать возможность датчанам и норвежцам потрепыхаться, а не сразу сдаться немцам? Вячеслав, подведи итог.

— Товарищи. Немцы съедают одну страну за другой и становятся сильнее. С каждым месяцем это приближает нападение Германии на СССР. Да, мы заинтересованы в ослаблении Франции и Британии, но не в полной их капитуляции. А одни они воевать долго не могут, и много не навоюют. Им требуется пушечное мясо из датчан, голландцев, бельгийцев и поляков. Так пусть все они и воюют с немцами, а не с СССР. Пусть гибнут их солдаты, а не бойцы РККА. Разведчики НКВД в Бельгии обоснованно считают, что нельзя допустить войны Германии и СССР раньше 1942 года, в связи с незавершенным перевооружением РККА. Из этого они исходят, выдвигая такие непростые предложения. Нужно запускать новую операцию!

— Что скажет народный комиссар обороны?

— Гм. Авантюра, конечно... Но, как в Новый год у нас особого выхода не было, когда нужно было британцам по сусалам надавать, так и сейчас ситуация не легче. Из наших пленных поляков и чехов перебежчиков можно собрать четыре пять стрелковых бригад и одну десантную. Нечего им по нашим тылам отъедаться. Пусть послужат общему делу! Как думаешь, Семен?!

— А что, пусть воюют, для того, чтобы фашисты там хотя бы на пару месяцев буксанули. Остальных пусть добровольцы присылают. Гитлер все равно их порвет, но хоть чуток ему Фортуну обезножим.

— А вы что думаете, товарищ Галер? С морской точки зрения, что нужно для этой операции?

— Товарищ Сталин. Если разведка обещанное выполнит, то воздушную операцию нужно проводить совместно с морской. Трофейные финские подлодки и торпедные катера вполне можно вручить добровольцам, но не за бесплатно. На Балтике можем отдать добровольцам выведенную из состава флота, но еще вполне боеспособную 'Пантеру'. Сам КБФ может выставить на Балтике завесу из двух минно-торпедных лодок типа 'Ленинец' и четырех 'Щук', с базированием на передовую базу Лавенсаари. На Севере, из Петсамо можем вывести семь подводных лодок всех классов для атаки германских кораблей во время их высадки в норвежских портах. Снабжение подлодок в море придется осуществлять с летающих лодок и рыболовецких судов. Остальные корабли применять нельзя. Утечки информации быть не может. Да и общее командование операции на всех этапах необходимо.

— Ну что ж, товарищ Галлер правильно заметил, что не должно быть неразберихи в командовании (как порой случалось в Испании и Греции), и о том, что режим секретности должен быть полным. Не случайно здесь сегодня собраны лишь те, кто уже был в курсе планов наших декабрьских и январских операций. Мы все с вами осознаем риск этого решения. Воевать с Германией и Италией мы не хотим, но и допустить слишком большого усиления стран Оси, в результате новых аннексий, СССР также не имеет права. Это трудное решение, но мы его приняли.

Во исполнение принятого в узком кругу решения, вскоре при ГУ ГБ было создано УСО (Управление Специальных Операций), которому были переподчинены воздушные, морские и десантные части, которым предстояло быть задействованными на Западе и Севере Европы (включая и привлекаемые силы добровольцев и даже подразделения тактической разведки). По полученным ранее докладам разведки, в Британии и Соединенных штатах также имелись планы по созданию таких секретных служб, но СССР удалось первым сделать этот вполне логичный шаг.

* * *

Помимо лечения от ран, полученных в бою над Средиземным морем, бригадир Болеслав Стахон за время, проведенное в Советской России, успел немало. Он не только поработал в греческой закупочной комиссии, и отличился в русском Туркестане на маневрах Абиссинской армии, но и успел пройти переподготовку в Читинском учебном центре ВВС. С середины февраля туда начали поступать новые голландские истребители 'Кулховен-58', превосходящие все освоенные бригадиром самолеты (за исключением германского BF-109 захваченного десантом Моровски под Краковом). Стахон целенаправленно готовил себя и других польских авиаторов к новым боям с Люфтваффе, чему помогало наличие в Центре трофейных 'Юнкерсов' и 'Мессершмиттов'. Да и тренеры им попались толковые, поэтому уже через пару недель польские стажеры серьёзно прибавили в боевом и летном опыте. Болеслав почти забыл о своем ранении, и рвался в бой. Ждать, когда же большевики, наконец, сцепятся с немцами, ему было невыносимо. Мелькала даже нахальная мысль сбежать из-под надзора чекистов, пересечь границу с Эстонией, и отправиться воевать с самими большевиками в Карелию. Вот только Северная война нежданно-негаданно завершилась скорой победой коммунистов. Стахон внимательно следил за новостями, и многое его удивляло. Поочередно капитулировавшие финские провинции отчего-то сразу получили самоуправление, и в них прошли выборы. Вопрос с честностью этих выборов оставался открытым, но сам факт был весьма примечательным. Русские не стали вводить там коммунистическую власть хотя бы внешне. Даже в своих фильтрационных лагерях большевики отнюдь не зверствовали. Пропаганды советского образа жизни хватало, но в целом жизнь у бывших офицеров и подофицеров Войска Польского была довольно сносной. Случались даже концерты самодеятельных артистов и танцы под патефон. Разрешали писать родным. Письма перлюстрировались, и это было понятно, но почти все, кроме содержащих откровенно резкие высказывания в адрес хозяев, нормально доходили адресатам. Об этом свидетельствовали долгожданные ответные послания. Сам генерал бригады чувствовал себя отлично, и уже готов был заявить о своем желании вернуться к боевой работе в Греции, как внезапно, для него все снова причудливо изменилось...

В первых числах марта 1940 года, на охраняемой чекистами подмосковной даче были собраны сразу пять генералов, всего лишь, полгода назад воевавших в Польше против германских и словацких вооруженных сил. Правда, часть из собравшихся, воевала только в добровольческих частях, но сути это не меняло. Было ясно, что русские что-то затевают. И, что это 'что-то', как-то связано со спешным сбором большой группы бывших польских военнослужащих под Вологдой, о чем по секрету сообщил наиболее из них информированный Кароль Сверчевский. Тыловиков среди собравшихся не было, а их фамилии были на слуху: Сверчевский, Стахон, Берлинг, Свобода, Еременко. Шестым оказался молодой советский комбриг и этнический поляк Рокоссовский. Режим на этой даче был санаторным, хорошее питание и аперитив, не докучающая обслуга. Культурная часть была представлена, небольшим кинотеатром с документальным кино, похожей на штаб большой комнатой с широким столом, на котором были сложены карты западной и северной Европы. Первоначальная настороженность вскоре уступила место сильному любопытству. Неужели же СССР собрался воевать с Германией?! Таким представлениям немало способствовал и показ документальных фильмов о Гражданской войне в Испании, о войне Итальянских фашистов в Абиссинии, о Польской войне с тевтонцами. Показали генералам и недавно вышедший фильм о войне СССР и присоединившейся к Оси Финляндии. На экране появлялись яркие образы сбитых еще до начала войны финских бомбардировщиков, упавших на Северную столицу России. Кадры из германских фильтрационных лагерей в Польше и Чехии, вызывали гнев, хватало и других материалов для размышлений. Через три дня некоторые догадки собравшихся подтвердились, но довольно любопытным образом. Их тайный санаторий посетил глава Советской России — Иосиф Сталин.

В ходе состоявшееся встречи, генералы были в первую очередь уведомлены, что с норвежским королем Хоконом VII заключен трехсторонний предварительный договор. Это не афишируемое соглашение было заключено между военными командованиями Норвегии, 'Добровольческой армии' ('Сражающейся Европы'), и только что образованной Саамской народной республики. В северо-восточном фюльке Финнмарк с согласия норвежских хозяев размещался специальный Тренировочный Центр наземных и воздушных частей Добровольческой армии. СССР, в свою очередь, подписывал с каждой из сторон свои соглашения. Советская Россия гарантировала передачу в аренду боевой техники, постройку казарм барачного типа и снабжение продовольствием и боеприпасами. Властителю нейтральной Норвегии хватило мудрости понять, что без такой страховки, его страна может и не отбиться от агрессора, и что репутация Армии Добровольцев не позволит им нападать на приютившую их страну. Впрочем, свой политический риск норвежцы тоже осознавали, и поэтому потребовали соблюдения драконовских мер секретности в отношении соглашения. Вывод группировки войск на территорию Англии или СССР должен был производиться в месячный срок по просьбе правительства страны. Или по плану в августе, если предсказанное вторжение так и не состоится. СССР обязался предоставить больше сотни самолетов с половиной экипажей, около сотни легкой гусеничной бронетехники, полторы сотни орудий, и некоторое количество зениток. Все самолеты получали опознавательные знаки Норвежских и Датских ВВС, кроме двадцати двух тяжелых бомбардировщиком которые должны были начать боевые действия под британским флагом, а потом подлежали передачи Бельгии. Условия аренды были следующими. Технику надлежало вернуть арендодателю в пригодном для эксплуатации состоянии. За невозвращенную технику долг мог быть погашен, при предоставлении равноценной трофейной техники и прочих активов. Винтовки, пулеметы, 50-мм ротные минометы, боеприпасы всех видов, а также экипировку и пищевые продукты, добровольцы получали бесплатно. Фактически, с разрешения норвежских властей, до конца марта в провинции Финнмарк могла быть развернута полноценная армейская группировка добровольцев, численностью около двух дивизий. В датских портах зафрахтованные суда заокеанской приписки должны были в первых числах апреля, быть готовы высадить десант чуть меньшей численности. Причем, с началом вторжения, части добровольцев могли выступать под знаменами, как Добровольческой армии, так и Войска Польского. Польские генералы были впечатлены перспективами войны и сотрудничества, но и своих сомнений не скрывали.

— Пан Генеральный секретарь, а что вы будете делать, если германцы не нападут на нейтралов? Что тогда станет с польскими и чешскими пехотными и летными бригадами, а также со вспомогательными частями? И что будет, если британцы и французы откажутся их принять? Где и на что, в таком случае, жить жолнежам и офицерам?

— Это очень правильные вопросы, пан Свобода. Если польские и чешские военные не захотят уезжать из СССР, то советское правительство может предложить бывшим гражданам Польской и Чешской республик создать четыре автономных республики в составе РСФСР. Две в Восточной части страны, и две в западной (например, на территории северных районов Ленинградской области).

— Простите, пан Сталин, мы не ослышались? Вы дадите чехам и полякам землю в СССР, и разрешите жить по своим законам?

— Вы не ослышались, пан Стахон. Землю вы получите. Вот, только законы самоуправления новых автономных советских республик, не смогут противоречить законам, действующим в Советском Союзе. Советское правительство совсем не хочет никого тащить насильно в социализм, но и допустить прорастания буржуазных идей в СССР мы также не можем.

— И, простите, пан Сталин, вы сказали 'СОВЕТСКИХ' автономных республик?

— Конечно советских. Слово советский, происходит о слова 'Совет'. А Совет, это орган самоуправления, в котором, представлены все слои общества, кроме эксплуататорских классов. Если польские офицеры, будут готовы защищать свой новый дом, и смогут принять тот факт, что вместе с ними управлять этим домом будут и вчерашние ремесленники и солдаты, то проблемы не будет. Ну, а, когда захваченная Гитлером Польша станет свободной, то дружественные ей польские автономные советские республики могут поделиться с ней кадрами для восстановления самоуправления на освобожденных территориях. Ведь тем полякам, кто сотрудничал с фашистами в оккупационной администрации, нужно будет заслужить доверие...

— Пан, Сталин. Но... Но как же, язык и традиции Польши?! Как же...

— СССР не возражает против народных традиций, пан Стахон. Но допускать разные буржуазные перегибы, вроде издевательств над людьми непольской национальности, или другие виды дискриминации, советская страна не будет. В школе будет допускаться обучение на двух языках, польском и русском. Официальные документы должны будут соответствовать законам СССР, и будут составляться также на двух языках.

— А если никто из поляков, не захочет потом ехать в Сибирь и жить в Ингерманландии?

— СССР никого не заставляет. Мир большой. Но если захотят, то мы готовы договориться с Германией о массовом пропуске через границу польских и чешских граждан, изъявивших желание поселиться вместе с оставшимися в Советском Союзе польскими военнослужащими.

— Ну, хорошо, а если нападение все же случится, вы нас не бросите без снабжения и поддержки?

— Пан Берлинг, у вас есть хороший пример перед глазами. Польша отказалась пропустить в 38-м советские войска, готовые оказать помощь Чехословакии. Польша отказалась от нашей помощи, перед самым заключением договора о ненападении между СССР и Германией в прошлом году. Польша надеялась на 'гарантов' обещавших не бросить ее. Из тех гарантов, только Франция прислала добровольческие части на помощь Польше, но и она в открытый бой с германскими войсками так и не вступила. И кто же больше всех прислал вашей Польше военной помощи и снабжения? Ее прислали коммунисты? Ненавистный варшавским политикам СССР! И сейчас, кто поддерживает партизанскую войну 'Армии Свободы'? Снова СССР! Наша страна рискует очень многим, но все равно помогает вашим частям сражаться против германских фашистов. Мы хорошо понимаем, на кого кинется Гитлер после победы на Западе. Именно поэтому бросать вас не в интересах Советской России. А у вас, с советской помощью, появится хороший случай, помешать в Дании и в Норвегии планам главного врага Польши и Чехии германского Вермахта. Это великий шанс для всех патриотов ваших стран. Ведь война когда-нибудь закончится, и тогда вы сможете любым скептикам ответить на вопрос, чем занимались польские и чешские солдаты и офицеры, когда фашисты, словно бешенные псы, рвали на части страны 'цивилизованного и демократичного Запада'. А благодарность норвежцев и датчан может превратиться в поддержку, оказываемую вашим странам после окончательного освобождения их от германского ига.

В общем, моральная готовность собравшихся военных к их исторической миссии, и без этого была на высоте, а после столь содержательной беседы с советским лидером отпали и последние сомнения. Генерал Свобода оставлял за себя на новом ТВД полковника... А остальные военачальники лично приступали к формированию новой армии, пока на Севере России.

* * *

Командующий Добровольческой Армии генерал Корнильон-Молинье прибыл в Амстердам в первых же числах апреля. Сюрпризом стало его представление персонам англо-французского военного комитета, планирующего оборону союзных сил против Германии. Долгих приемов не было, в Париже уже было известно о скором ударе Гитлера по двум нейтральным странам. Маршал Келлер, провел камерное совещание, на котором Эдуар, успел высказать лишь пару соображений. Потом прибыл связник от штаба ДА с новыми тревожными сообщениями. Почти сразу ему пришлось по телефону общаться с королем Дании Кристианом X, предупреждая его об ожидаемых в ближайшие дни нападении бошей и дворцовом перевороте с целью отстранения короля от власти. Король не хотел в это верить, но в случае начала войны дал свое согласие на высадку добровольческого десанта для защиты семьи монарха. Дальше все завертелось. Всего через несколько десятков часов все эти предположения штаба о вторжении сбылись. Немцы заявились в Данию, словно по расписанию. Германская авиация дерзко атаковала стоящие в портах и идущие к ним военные корабли королевства, бомбила аэродромы и высаживала парашютные десанты. А пехотинцы и танкисты Вермахта не спеша занимали военные объекты, оставляемые датскими пограничниками. Так продолжалось в течение полутора часов. Потом нанесла свой бомбовый удар по скоплениям германских войск группа "Белых медведей" (фактически авиаполк из 22 ДБ-А под командованием подполковника Голованова). На подходе к датским портам неожиданно от ударов субмарин начались потери транспортных судов второго эшелона германских войск. Следом нанесли бомбовые удары несколько эскадрилий средних бомбардировщиков. И как раз в это время, радисты замерших в ожидании высадки транспортов под нейтральными флагами латиноамериканских стран, приняли секретные сообщения штаба ДА. Уже через полчаса немцы смогли прочувствовать на себе встречную силу ударов сухопутных войск. К причалам Майме и других портов рванулись стоящие на рейдах недосмотренные германскими десантниками мирные грузовые суда. На причалы и набережные портов посыпались польские штурмовые взвода, имеющие на вооружении много автоматического оружия и минометов. Сданные почти боя датчанами портовые сооружения, вдруг оказались охвачены настоящей битвой. А роты польских десантников под красно-белыми шахматными знаменами шли дальше, довольно, быстро подвинули бошей с позиций, и сами заняли оборону в местах мало уязвимых для корабельного обстрела.

Эдуар испытал сильное беспокойство, когда внезапно посыпались доклады о существенных потерях добровольцев. Но вскоре пошли доклады о захваченных рубежах и он успокоился. Позже поляки больше недели держали оборону побережья, но к середине апреля вынуждены были отступить дальше от берега. Корнильон-Молинье лично отдавал приказ десанту, вывозившему в Амстердам семью датского Короля. А командовал десантниками некий мало знакомый добровольцам майор Сокальский (куда более известный в Москве под фамилией Судоплатов, о чем Корнильон-Молинье узнал уже после войны). Потом Эдуар переместился в штаб операции на стоящий в голландских водах 'Беарн'. Его заместителем по авиации стал получивший звание бригадного генерала советский комбриг Еременко (с которым вместе воевали еще в Польше). Наземной операции в Дании командовал второй заместитель командующего ДА генерал Кароль Сверческий. Столь крупных сражений Добровольческая армия еще не проводила. Тут все было необычным, и массово задействованные польские бригады, и стремительные воздушные удары по германским маршевым колоннам, захваченным бошами датским аэродромам. Однако силы Войска Польского, подчиненные правительству Рачковского и Сикорского в первую неделю боев никак не проявили себя. Их, по всей видимости, не устраивало подчиненное положение частей войска польского по отношению к Добровольческой Армии, а также командование не признаваемых новым польским правительством двух генералов Еременко и Сверчевского, которых обоснованно считали 'красными'. И все же перед самым оставлением союзниками Дании в конце апреля, правительство в изгнании (под давлением польской эмигрантской прессы, стыдившей политиков за бездействие), прислало подкрепление — одну пехотную бригаду. Но эта подачка уже не смогли остановить подмявшие страну германские дивизии.

Самым удивительным феноменом этой операции, стала предложенная русскими аренда боевой техники. В наземных частях добровольцев удалось развернуть четыре бронетанковых полка (по факту моторизованных отдельных батальона). Эти части были оснащены британскими танками 'Виккерс -Mk E' (на деле трофейными финскими, разбавленными Т-26, с финскими башнями) и легкими гусеничными артустановками с морскими орудиями "Гочиксса" калибра 47мм (на шасси польских танков, модернизированных по типу зарекомендовавших себя в Карели АСУ-76), а также тягачами-транспортерами 'Карден-Ллойд', шестью десятками бензиновых и полусотней газогенераторных грузовиков. К этому русские предоставили шесть десятков финских и польских зенитных установок, почти полторы сотни полевых орудий (от противотанковых 37 мм и до 152 мм гаубиц времен ПМВ). Связисты обеих группировок получали радиостанции и телефонную аппаратуру, производства Британии, Франции и Германии. Авиаторы принимали во временное пользование двадцать два тяжелых дальних бомбардировщика, сорок восемь средних бомбардировщиков и шесть десятков истребителей. Сама авиатехника была произведена недавно, и являлась вполне современной. Тяжелые бомбардировщики 'Белый медведь' (ДБ-А — 3-й серии) в целом соответствовали начавшему устаревать британскому типу 'Уиттли', но могли нести до четырех с половиной тонн бомб на боевой радиус в тысячу дести километров. А с новыми моторами могли развить максимальную скорость до 347 километров в час. В их задачу входил самый первый бомбовый удар по войскам вторжения, и последующие налеты на захваченные немцами датские аэродромы. Средние бомбардировщики 'Морж' (по сути известные по Югославии СБ-2М) с новыми 'Испано-Сюизами', легко доставляли тонну бомб на дальность в полтысячи километров и разгонялись до 460 километров в час. Большая их часть села в Норвегии, лишь две девятки должны были наносить удары с самых северных французских аэродромов. А знакомые польским пилотам по Чите русско-голландские истребители 'Белуха' ('Кулховен-58') развивали скорость до 514 километров в час, и были вполне способны, будучи в меньшинстве, противостоять германским бомбардировщикам и двухмоторным истребителям 'Bf-110', а в равных составах могли бороться даже с великолепным 'Bf-109'. Истребители делились почти поровну между двумя ТВД. С датских аэродромов они могли сделать не более пары вылетов, затем им предстоял перелет в Голландию. Откуда они совершат свои новые вылеты, командование должно было решить позднее. Помимо выделенных русскими самолетов, три эскадрильи истребителей 'Кулховен-58' и две эскадрильи бомбардировщиков, с десятком инструкторов выделяли ВВС Франции. Часть экипажей были укомплектованы поляками, но опытных пилотов не хватало (большая часть их сейчас воевала в Греции). Впрочем, к полученной из России арендованной технике прилагалась и почти половина членов экипажей и расчетов. Эти военные спешно стали добровольцами, в силу приказа советского командования, и наличия у них знаний польского, чешского, французского и английского языков...

Описанное выше летающее великолепие с опознавательными знаками 'Сражающейся Европы' за три дня до начала боевых действий разместилось на четырех аэродромах (на двух французских, на одном саамско-лапландском близ Торнио, и на одном норвежском аэродроме Хёйбуктмоэн рядом с Киркинессом). Пятым был 'Беарн' с тремя десятками истребителей 'Кулховен-58' вставший на якорь в голландских водах. С авианосца истребители взлетали с мелкими бомбами. Их задачей были удары по любым военным целям маркированным флагами III-го рейха, и последующие атаки транспортных самолетов и бомбардировщиков. Сажать свои вернувшиеся из боя 'Кулховены' пилоты должны были в Голландии и Швеции, с которыми было негласное соглашение о возврате пилотов и техники Франции. Начавшиеся воздушные бои, продемонстрировали примерное равенство сил. Немцы не ожидали столь резвого отпора, поэтому наряд сил Люфтваффе оказался явно недостаточным для быстрого захвата господства в датском небе. В первый день потери агрессора в воздухе составили всего тридцать машин, зато на датских аэродромах были бомбоштурмовыми действиями уничтожены или сильно повреждены около сотни вражеских аппаратов. В последующие дни это число потерь Люфтваффе успело утроиться. Захваченные германскими парашютистами аэродромы Ютландии из-за частых их бомбардировок не могли использоваться 'птенцами Геринга' для поддержки сил в Норвегии, поэтому операция 'Учения на Везере', также пошла не по плану. Зато операция по спасению королевской датской семьи прошла почти по плану. Рота чешских десантников из Армии Свободы первой же ночью высадилась в назначенном районе, и подготовила площадку для приема вылетевших с 'Беарна' трех курьерских 'Шторхов' (затрофеенных в Польше и переданных из СССР). В последний момент Кристиан X хотел отказаться покидать свой народ, но получив мешочком с песком по затылку, все же, покинул родину. Чтобы прибыть с семьей в Голландию и, впоследствии, оказаться в Исландии, королем которой он являлся с 1918 года — по совместительству. От имени Его Величества, призвал нацию к оружию оставшийся на родной земле главнокомандующий датских вооруженных сил генерал Биллем Вайн Приор, которого за призыв к сопротивлению немцам только что, чуть было, не отправили в отставку. Датские вооруженные силы, так и не успев капитулировать, были вынуждены поддержать своих освободителей. Поэтому операция не стала для Вермахта и Люфтваффе легкой прогулкой...

Морские силы добровольцев также не ударили в грязь лицом, без задержки атаковав корабли и суда вторжения на рейдах Дании, а также у датских проливов и Борхольма. Результаты их атак по значимости оказались на том же уровне что и удары ВВС, если не важнее. Торпедные попадания привели к потоплению четырех транспортов с десантом, одного легкого крейсера, и миноносца, еще два торпедированных судна с десантом успели выброситься на датский берег. Даже этого хватило, чтобы сильно затормозить высадку первого эшелона оккупационных войск, но вторжение продолжалось. И уже на следующий день на фарватерах атакованных немцами датских портов появились минные банки выставленные русскими подводными минзагами. Направленная к Нарвику германская эскадра столкнулась с сильным противодействием британского флота, да и запланированный ОКХ посадочный десант на 'Юнкерсах-52' в Норвегии так и не высадился. В северо-восточной части Норвегии успешно действовали польско-чешские бригады под общим командованием генерала Берлинга, их прикрывала авиагруппа бригадира Стахона. Не успев закрепиться на захваченных позициях, германские части то и дело, оказывались под ударами, попадали в окружение и несли немалые потери. Да и в целом, германскому наступлению не хватало слишком многого. Помимо острой нехватки развернутых боевых частей, им не хватало боеприпасов, авиационной поддержки и самое главное времени для того чтобы переломить ситуацию в сою пользу. Время работало на обороняющихся...

Черновое обновление от 31.03.18 / 'Размышления Валькирии' — немного о боях женского сквадрона и о женском пилотском счастье.../ — не вычитано //

* * *

В Арденнах еще кое-где лежал снег. А в примыкающих к Арденнским горам районах Шампани, зима уже окончательно отступила. На апрельском ветру, засохшие по осени 'проволочные лабиринты' виноградников уже шевелили молодой листвой. Прелый запах проснувшейся земли и первых цветов был почти таким же, как в родной Америке. И все же немного иным. В стрельчатое окно открывался вид на далекий лес, и какие-то сараи пригорода Орконта. За окном был мир, но в этом мире пусть и не здесь продолжали гибнуть люди. Неделю назад от прямого попадания мощного зенитного снаряда погиб экипаж Луизы Левалье. В отличие от Ивон Журжон и Маризы Бастье, эти девчонки еще недавно даже не помышляли о военной службе. Штурман, второй пилот и два стрелка попали в авиашколу Журжон прямо с соревнований по атлетике. Сама Луиза уже была пилотом любителем, но военной карьеры тоже не планировала. Милые хохотушки, с неподражаемым французским шармом, еще недавно флиртовавшие с офицерами роты охраны аэродрома. И вот их уже нет, сгорели вместе 'Дугласом' над Мальме. А сама Кокрен с окаменевшим сердцем всю неделю после их гибели летала ради мести. Словно древние мстительницы Юдифь и Далила вселились в нее после той потери. Никакой жалости к колбасникам она не испытывала. А вот сейчас ее накрыла вина. Ведь за эту неделю уже ее звено потеряло ранеными несколько летчиц, и лишь ее воля тянула их туда, под германские осколки и пули. Жаклин впервые задумалась, имеет ли она право рисковать своими крошками. Но от тягостных мыслей ее очень вовремя отвлекли. Купер навестила ее вместе с Николь и майором Ивон Журжон. Помимо корзинки с вкусностями, их приход разнообразил госпитальный быт последними новостями. Врач разрешил выпить немного вина, и под глоток рубинового Бордо, заедаемый ломтиком сыра Бри, пациентка с интересом вслушивалась в щебет подруг. Дания уже была полностью захвачена бошами. Однажды увиденный ею с высоты Копенгаген теперь надолго попал в плен к 'коричневым'. А их франко-американский женский сквадрон за все время кампании потерял одну машину безвозвратно. Четыре 'Дугласа' сели подбитыми в Голландии, еще три машины сейчас были в среднем ремонте. Для всех них, и для машин и для людей, эта война завершилась. Наступало время зализывать раны. Грозный 'Беарн' возвращался в Гавр, увозя на себе остатки поредевшего французского истребительного полка, прикрывавшего их 'Неистовую Мари' над датскими проливами (сквадрон был так назван в честь французской героини ПМВ пилота бомбардировщика Мари Марвингт, про которую Купер ставила пьесу еще в Монтгомери). Все уцелевшие 'Дугласы' французов, недавно тоже были отправлены на завод для модернизации. Вместо них техники распаковывали ящики с новой партией самолетов, прибывшей из Гавра. А в Дании войск союзников уже не осталось. Остатки польских бригад и чешских рот из ДА, по большей части, пересекли границу Швеции, или эвакуировались морем в Голландию. Шведский король под давлением Великобритании, был вынужден отказаться от интернирования, и дал возможность добровольцам перебраться в Норвегию по железной дороге. Предлог был простым — война в Дании закончилась. Немцы, наверняка, знали о пропущенной шведами 'военной контрабанде', но воевать еще и со Швецией сейчас не были готовы. А, вот, в Норвегии война шла своим чередом. Нарвик и Тронхейм уже несколько раз переходили из рук руки, там немцы громко вляпались в настоящую горную войну, и до победы им было далеко. Подруги не знали подробностей, но слышали о 'черном вторнике Люфтваффе', когда всего за день Геринг потерял больше сотни самолетов (из которых часть была 'тримоторами' Юнкерса доставлявшими подкрепления). Жаклин внимательно слушала новости, с облегчением узнавая, что после гибели экипажа Левалье, кроме нее лишь четыре 'амазонки' получили серьезные ранения. Правда, тяжелое ранение в ногу, второго лейтенанта Джессики Малер гарантировало ей завершение летной карьеры, но, слава создателю, погибших больше не было.

Результат их французской командировки оказался достойным, в том числе и за счет предшествующего краткого опыта Греческой кампании, который успела получить их 'буйная семерка' (как прозвали командированных в Грецию девушек их подруги). За Датскую кампанию, на их счету прибавилось пара десятков дневных и ночных боевых вылетов сквадрона, и четыре 'немца' сбитых турельными пулеметами воздушных стрелков. Более чем достойно для леди. Даже удивляло, что кроме них в этой кампании не отметились другие американские пилоты, хотя в Бельгии сидела целая мужская авиагруппа Шеннолта. Впрочем, Джеки догадывалась о причинах. Из 'Летающих Тигров' как раз перед дракой выгнали буяна Моровски. Вот он-то не остался бы в стороне, но видать, не судьба. Их юный гуру был выслан за недисциплинированность, и прикрывать своими ударами оборону добровольцев, помимо, французов и поляков, осталось всего одно американское звено смешанного женского сквадрона 'Неистовая Мари'. Газетчики уже прошлись по этому факту. Как же — американские женщины воюют вместо мужчин! Они, действительно, вступили в эту войну без своих американских мужчин. Причем, добились уважения не только, у прикрываемых ими войск, но в штабах союзников, и даже у врага. Девчонки рассказали, как один сбитый немец, хвастался на допросе, что их ягдштафелю двухмоторных 'Bf-110' была даже поставлена задача, загнать, и посадить где-нибудь в Шлезвиге хотя бы один 'Дуглас' их сквадрона. Целью этой затеи было надавить на общественное мнение в Штатах, и запретить американкам воевать в Европе. И вот это уже можно было считать настоящим признанием, которым стоило гордиться. Жаль, что Кокрен столь надолго прописалась на больничной койке. Но самым обидным для Жаклин было узнать от Ивон, что Французское командование, как раз после того вылета, наконец, решилось создать полностью женский бомбардировочный полк. И что у нее почти в кармане было назначение заместителя командира группы, ведь звание майора ей официально присвоили двумя неделями раньше. Вот, после такого опыта, дома в Штатах можно было смело ставить перед командованием вопрос о создании уже настоящей американской женской авиагруппы. Все могло получиться в точности, как вдалбливал ей в голову их юный, но крайне суровый учитель, Адам Моровски. Смесь интенсивной учебы и боевого опыта, реальных побед, боевых наград, и толковых газетных статей, это не убиваемое сочетание, затыкающее рот любым болтливым и наглым мерзавцам в штабе Авиакорпуса, в Армии и в прессе. Перед майором Кокрэн маячило командование авиагруппой, и чем чеpт не шутит... авиакрылом. Все это, наверное, еще случится, но только позже. Значительно позже, чем хочется! И сейчас, на самом пороге триумфа, командир сквадрона 'Амазонки Неба', валялась на госпитальной койке, на долгие месяцы отлученная от неба, самолетов и от своих дорогих девчонок. Действие морфина давно закончилось, и Джеки уже хотелось выть, но не столько от боли, сколько с досады на это невезение. И все же они добились своего! А счастливица Вайли, получила подтверждение своего греческого лейтенантского звания, и сейчас временно возглавляла их американское звено. Наверное, этой подруге можно было вскоре доверить и сквадрон. Здесь, во Франции, все было по-другому. Командирами бомбардировочных частей почему-то были штурманы, а не пилоты. Купер постепенно, но довольно быстро переросла освоенные ею роли штурмана и стрелка. Она уже четыре раза водила к цели остатки звена в ночных вылетах, и два раза лидировала днем. Это казалось чудом. Бывшая модистка, переводчица, актриса и балерина, Купер, за какие-то четыре месяца превратилась в настоящего требовательного и знающего офицера и пилота. Ее талант командира и инструктора неожиданно раскрылся, словно весенний цветок. Вайолет повзрослела даже внешне, став почти вровень с Жаклин. Ну, а, сама Жаклин должна была испить горькую чашу лечения. Впрочем, как сказали подруги, вскоре должно было случиться одно приятное событие, обещающее несколько скрасить ее затворничество. О своем приезде на днях телеграфировал Говард Хьюз. Он все-таки решился вложить деньги и начать съемки по написанному Моровски сценарию 'Крыло и вуаль', так, что Кокрэн, Купер и других девчонок, вскоре ожидало много интересного. Фактически некоторым из них предстояло играть самих себя. Хотя далеко не все из совместно пройденного ими, было легко переживать заново...

Сразу вспомнился тот их с Вайолет пятый боевой вылет в Греции. Первые четыре боевых вылета каждая из них выполнила во второй кабине русского учебного легкого бомбера 'Поликарпов U-2'. Ночные полеты над Болгарией с русскими девушками-пилотами, оказались не только волнительными, но и давали бесценный боевой опыт. Да и последующий дальний полет на бомбардировщике-торпедоносце оказался для них откровением. В тот раз они летели на русских двухмоторных бомбардировщиках 'Илья-3'. Эти дальние машины были новыми, но выглядели изнутри, довольно, спартански. Места для второго пилота не было вовсе, как не было и обогрева кабины. На высоте четырех-пяти километров холод в кабине был зверский, спасал лишь тяжеленный зимний комбинезон пилота и меховые унты. К приборам в метрической системе американки немного привыкли еще в сквадроне Расковой. Боевую задачу им ставил начальник Штаба Добровольческой Армии полковник Амбруш. Звену предстояло перед рассветом нанести бомбовый удар по портовым складам и корабельным стоянкам Реджиа Марины в Таранто. Новая подружка Вайолет, кэптен Раскова, летела штурманом на головной машине. Вайли оказалась штурманом у левого ведомого, а сама Джеки была штурманом правого бомбардировщика. Напросившуюся с ними Маргарет Крафт взяли стрелком на машине Купер. Пилотом лидирующей машины оказался старший по званию из советских добровольцев русский греко-украинец подполковник Владимир Коккинаки. Подчиненные ему экипажи оказались смешанными, помимо Расковой и американок, там были стрелками два греческих капрала, а ведомыми пилотами оказались француз Эжен Тирье и чех Иржи Ромек. Инструктаж шел на французском и русском. Купер синхронно переводила выступления Амбруша и Коккинаки на английский. А капрал Теодориди, чуть запаздывая, переводил на греческий.

— Обращаю внимание всех. Атакуем цели с одного захода. Короткий противозенитный маневр, и сразу встаем на 'боевой'. Все, как на вчерашней тренировке. И чтобы, никаких повторных атак. Запрещаю увлекаться! Потери нам не нужны. Все ясно? Тогда по машинам!

Коккинаки завершил это послание русской поговоркой 'bog ne vydast, svinja ne syest!', которая переводу не подлежала. Было ли это идиомой или, наоборот, славословием небес, Жаклин не задумывалась. В их с девушками задачу входила отработка в реальных условиях бомбовых ударов по Итальянскому флоту и порту. Задача была учебно-боевой, а вот риск был вполне реальным, хотя, возможно и ниже, чем при отработке ударов из Франции по Германии.

Взлетали по темноте, чтобы без помех проскочить над Адриатикой еще до утреннего вылета дальних дозоров и истребительных патрулей Реджиа Аэронаутики. Раскова оказалась мастером своего дела, поэтому к цели подошли очень удачно, со стороны суши, и перед самым рассветом. Ее успех был понятен, ведь тридцатилетняя кэптэн воюет не первый день, и к тому же имела опыт дальних перелетов. Как оказалось, она даже участвовала в потоплении фашистских эсминцев у Варны. А, чтобы ведомым в сумерках не пропустить команды ведущего, уже перед самым ударом по порту, Раскова на несколько секунд включала огни на крыльях, и выключала их перед самым моментом сброса. Сигнал 'Сброс' дублировался по радио, зажигательные бомбы ведомых уходили к цели после отсчета 'по ведущему', без использования прицела. После первого удара по складам, самолеты разошлись веером для ударов с разных углов. Штурмана разобрали цели, пилоты выполнили противозенитный маневр, и самолеты стремительно атаковали корабли. Прицел Герца, который оказался намного проще установленного на их 'Дугласах DB-7' нового 'Norten'а', но был, однако, не столь удобным. И все же, свои бомбы Джеки в тот раз положила кучно. Минимум одно прямое попадание и два положенных у борта разрыва Жаклин заметила. Зенитчики итальянцев проспали налет, хоть и успели пострелять им вдогонку. Несколько пуль и осколков задели хвосты и крылья, но серьезных повреждений не нанесли. А уныло стоящие на рейде два линкора или линейных крейсера были подсвечены взрывами пяти шестисотфунтовых бомб (или 'chetvert'tonki', как их зовут русские). Отметив, начавшиеся пожары, лидер звена громко скомандовал по-русски — 'Правая нога! Идем домой!', и развернулся в сторону далекой Греции. Но приключения их на этом не завершились. Со стороны Сицилии к ним уже спешили пара трехмоторных 'Савои SM-79'. Эти скоростные бомбардировщики-торпедоносцы летели без нагрузки, и были немного быстрее своих русско-греческих визави. Воинственные намерения фашистов вызывали ухмылку, но Коккинаки скомандовал 'приготовиться к бою', и не ошибся. Вместо того чтобы разойтись бортами над морем, итальянцы агрессивно пошли в атаку на превосходящий их числом вражеский строй. На 'Савоях' было по пять пулеметов, и огонь их оказался довольно мощным. Было ясно, что эта пара фашистов пытается связать врага до подхода своих истребителей. Греческим бомбардировщикам, оставалось не "купиться" на эту наглость, и тянуть подальше в море, отстреливаясь от вражеских атак из хвостовых турелей. Вставать в оборонительный круг было нельзя, хотя это и уменьшало количество бьющих по противнику стволов. Бой длился минут восемь, но всему наступает предел. Получив несколько ответных очередей по моторам и кабинам, настырные 'Савои' все-таки отвязались. Звено набирало высоту, ожидая ударов новых противников, но истребителям с Сицилии и юга Италии уже не хватило бы дальности, чтобы догнать, атаковать и вернуться. Новый курс звена был проложен к Татое. Теперь их смогли бы перехватить только базирующиеся в Албании новые скоростные монопланы-истребители 'Макки Саетта MС-200'. Однако, отрыв от противника обошелся звену недешево. В экипаже Жаклин был ранен стрелок. На самолете Расковой заглох мотор. И, самое страшное — куда-то пропал самолет левого ведомого, где штурманом была Вайолет Купер. Напрасно Джеки вызывала их по радио, связи с самолетом Ромека и Купер не было. Вся на нервах она летела за ведущим, в надежде, что пропажа вот-вот найдется. До Татои они долетели уже без приключений. И, лишь через два часа после приземления, узнали, что потерянные соратники все-таки сели в Лариссе. Вот, только, не раненных среди этих 'потеряшек' не оказалось. Но слава Небесам, все вернулись живыми...

Как потом рассказывала ей сама Вайолет, она даже не сразу поняла, почему их 'Илья' выпал из строя. И, лишь оглянувшись на пилота, сержант заметила от боли хватающего ртом воздух Ромека. Одной трясущейся рукой он еще держал штурвал, а второй судорожно пытался остановить кровь своим шелковым пилотским шарфом. Стрелок турельного пулемета 'Бреда' одной из этих 'бешеных Савои' все-таки добился цели. Было ясно, что с таким ранением вести и посадить самолет Иржи не сможет. Да и просто может истечь кровью. Вайли отстегнулась со своего сиденья, выхватив из кармана индпакет, зубами порвала упаковку, и резво кинулась перевязывать командира, как их когда-то учил Моровски. Пока шла перевязка, почти неуправляемый бомбардировщик летел со снижением куда-то на юго-восток. Самолетов звена видно уже не было. Перевязанный Ромек получил укол морфина, и сполз с пилотского кресла вбок. А Вайли быстро перехватила штурвал, пока самолет не потерял управления. В кабине было тесно. Автопилота на русском самолете не было, поэтому оттащить, и поудобнее уложить чеха в штурманской кабине, было нельзя. Они и так на всех этих маневрах потеряли больше трех тысяч футов высоты, и сейчас шли куда-то в неизвестность. Вайли припомнила карту, сменила курс с 220 на 170, и стала медленно подниматься до десяти тысяч футов, чтобы оглядеться. Пока лишь серое море было под крыльями...

Ориентировку они восстановили поздновато, из-за чего оказались в районе, регулярно посещаемом воздушными охотниками фашистов. Шестерка 'Фиатов' перехватила их ковыляющий самолет уже на подлете к аэродрому Лариссы. Дальше все замелькало в памяти Купер нечеткими образами. Вот она орет — Мэгги! Я кручу влево! Бей ведущего! На это Крафт успевала угукнуть, и сама, дико ревя, словно гризли — Вот вам, получите бастарды!!! — выпускала очередь за очередью из спаренного верхнего пулемета, периодически добавляя огнем из люковой установки. Уже после этого боя, Купер утвердилась в новой мысли. Не будь того самого первого их опыта в Монтгомери, когда холостой стрельбой из станкового 'Виккерса' они с Мэгги отгоняли с холма учебный штурм солдат национальной гвардии, в этом воздушном бою все могло закончиться плохо. Даже боевые тренировки 'амазонок' не столь сильно поменяли сознание девушек, как те короткие учения. А между тем, итальянцы трижды успели изрешетить крылья и кабину их машины. Сбить упрямого 'Илью' так и не смогли, хотя даром их атаки тоже не прошли. На правом крыле 'Гном-Рон' вдруг заработал с перебоями, выпустив тонкую струйку дыма. Мэг получила касательное ранение плеча и царапины на лице от осколков остекления, а к Купер прилетел рикошет от бортовой бронепластины. Пуля пятидесятого калибра вошла неглубоко под кожу голени. Поначалу боли Вайолет не чувствовала. Наконец Мэгги смогла зажечь одного фашиста, второго завалил русский 'Поликарпов-16', взлетевший с аэродрома Лариссы. Спасителем оказался командир сквадрона добровольцев кэптэн Григорий Бахчиванджи, остальных итальянцев отогнали его подчиненные. Вайли с трудом посадила малознакомую ей тяжелую русскую машину, на полосу, и расплакалась. Адам готовил их именно к таким боям и посадкам, и даже текст марша написал об этом же. Но вживую все оказалось намного страшнее.

Из последних сил Вайли заставила бомбардировщик сползти с полосы, и выключила моторы. Вокруг самолета сразу появилась толпа. Вперед вылез врач, и что-то громко кричал на своем греческом. Языка хозяев страны Вайли почти не знала. Когда их уносили на носилках, сбоку появился их спаситель кэп Бахчиванджи, и положил ей в ладонь какой-то медальон. 'Носи не снимая. Ты молодец!' сказал он по-русски, и очень ласково улыбнулся. И от его улыбки как-то сами собой высохли слезы. Тем же вечером в палате госпиталя Купер узнала, что спасенный ею Иржи Ромек, хоть и потерял много крови, но остался жив. Впрочем, летать он теперь сможет очень не скоро. Через пять дней их с Мэгги навестила внушительная делегация. Вместе с нервно закусившей губу Кокрэн, и улыбающейся Расковой, в палату зашли виденные ею в штабе Генерал Скулас, Генерал Корнильон-Молинье, штабные офицеры Амбруш, Будин и Коккинаки. А их спаситель Григорий Бахчиванджи где-то раздобыл цветов и, нарушая все требования субординации, первым вручил свой подарок им с Мэгги. А Маргарет, так засмущалась, что лицо её стало свекольного цвета. Когда потом остались в женской компании, над ней подтрунивали — мол, не буксуй, хватай русского и тащи его в церковь. Но Раскова огорчила великаншу, мол, в Русском институте военной авиации у Григория имеется жена с грозным именем Ираида.

Толпа гостей вела себя шумно, и даже получила замечание главврача. Но тут греческий генерал взял слово. На английский его спич перевел полковник Амбруш.

— Ваша доблесть леди навсегда останется в памяти греческого народа! Спасибо вам от всей Греции! Вставать не нужно, лежите. Через три дня состоится ваше награждение. И я буду очень рад лично наградить столь достойных воительниц дружественных нам стран.

Генерал их не обманул. Временно отпущенных из госпиталя американок, вместе с русскими летчицами, вскоре привезли в столицу Греции Афины. Одноцветные летные комбинезоны сменились на специально пошитую женскую офицерскую форму. Церемония прошла очень торжественно. Оркестр играл военные марши. На удивление четко были исполнены женский военный марш 'амазонок', и советский 'марш воздушного флота'. Местный генералитет соревновался в длине своих речей. А Купер во все глаза смотрела на восхищенно аплодирующих ей военных. Жаклин тогда несколько сумбурно выдала ответную речь. Сказав, что борьба с фашизмом дело общее и женщины не оставят мужчин одних в этой борьбе. Ее речь вызвала аплодисменты и выкрики греков и добровольцев. Потом был банкет...

Купер и Крафт получили тогда Греческий 'Добровольческий Крест' и специально для них учрежденный орден 'Афины разящей'. Такой же набор орденов достался девицам Расковой и самой Кокрен, хотя последняя считала свою награду не столь заслуженной. После выписки Вайли была переаттестована на лейтенанта греческих ВВС. До их отъезда во Францию, командированным американкам удалось совершить еще три вылета на ближнюю разведку. В дальние рейды заокеанских летчиц больше не выпускали. Вскоре они вернулись в Шербур, чтобы приступить к тренировкам их только что созданного франко-американского сквадрона, которым командовала Журжон. И вот теперь ситуация вывернулась на изнанку, теперь сама Кокрен ранена в боевом вылете. Это ей подруги говорят приятные успокаивающие слова, и выражают свою любовь и заботу. И очередная приятная церемония награждения еще впереди...

Все это Джеки ощутила под веселый щебет своих подруг и подчиненных. Ей вдруг стало очень уютно. Все-таки в мужском или смешанном коллективе, отношения между ними были бы несколько другими. Между боевыми подругами возникло бы соперничество за мужчин, и начались бы интриги. А интриги на войне это лишнее, и без того хватает сильных переживаний. Впрочем, от хорошего флирта она и сейчас отказываться не собиралась. Французы вели себя очень галантно. Не то, что их 'загадочный странник' Моровски, который словно какой-то ледяной принц, никак не мог выбрать себе достойную его принцессу. Пусть этот 'стоик' так и остается не взятой твердыней ('амазонки' все равно будут вечно ему благодарны за все, что он сделал). К тому же, она и ее крошки в монахини идти не планируют, и всегда легко найдут себе пару. Размышляя об этом, Жаклин лишь немного позавидовала подружке Вайли, которой Хьюз написал отдельное письмо, приглашая ее на главную роль в новом фильме. Что ж, Купер заслужила это, когда спасала от смерти своего командира Ромека и, когда водила в бой 'амазонок'. Вместе они стали легендой для многих девчонок в Америке и в Мире. Жаклин вдруг ощутила спокойную гордость. Все тревоги и душевные терзания куда-то отступили, и в этот момент Жаклин поняла, что ее мечта сбывается прямо на глазах. Что все у них будет хорошо, и уже совсем скоро их ждет Америка. Они побывали на настоящей войне, и своими делами доказали скептикам, что их обучение вовсе не блажь 'казановы' Моровского. И появилась уверенность, что честолюбивая мечта Джеки возглавить женскую авиацию когда-нибудь точно сбудется...

Черновое обновление от 09.05.18 / С ДНЕМ ПОБЕДЫ! Британский гамбит советской разведки.../ — не вычитано //

* * *

Войдя в кабинет и доложившись, Шеннолт сразу почувствовал раздражение своего шефа, но пока не понимал причин оного. Все текущие задачи группой были выполнены. И никакой иной вины он за собой также не знал. К тому же, всесильный командующий Авиакорпуса слыл человеком уравновешенным, и не склонным к импульсивным проявлениям. А, значит, дело было в чем-то другом. И в процессе дальнейшего общения, многое должно было проясниться.

— — Что там за рапорт вы привезли, подполковник?

— — Рапорт о готовности к переброске в Китай, генерал сэр! Как я вам уже докладывал, парни немного застоялись, и даже недовольны, что мы не можем отметиться в Дании и Норвегии. А пятеро уже взяли отпуска для лечения... Поэтому, я прошу санкционировать наш отъезд из Бельгии, как можно скорее. После недавних 'нейтральных учений', командиры звеньев и пилоты полностью обучены ведению боя. Дополнительную подготовку наземного состава можно будет провести уже в Китае. Сейчас все дело лишь в авиатехнике...

— — И какова общая готовность авиагруппы?

— — Авиазавод неделю назад передал нам для тестирования последние две дюжины новых Р-40. Звену приемщиков осталось опробовать восемь машин. После этого останется согласовать дату прибытия разобранных 'Кертиссов' в Бангкок. Оттуда мы их перегоним своим ходом на две базы выделяемые генералом Чаном на Юге Китая. Сразу после завершения нашей приемки, тыловики обещали отправить технику...

Арнольд оторвал свой взгляд от бумаг на столе. Ответная фраза остановила речь подчиненного. Причем, в спокойном голосе генерала пока еще негромко, но довольно, явственно, лязгнул метал.

— — Достаточно, подполковник. Ваши планы меняются. И меняются, довольно, сильно. Весь, этот груз вместе с экипажами должен быть срочно отправлен по другому адресу. С авиабазой Шербур вы достаточно знакомы?

— — Не слишком хорошо знаком, генерал сэр. Но простите, сэр, а в чем причина изменения нашего маршрута?

— — Ваш вопрос, Шеннолт, заставляет меня предположить слабое знание вами текущей политической ситуации. Вы читали свежие газеты, подполковник?

— — Читал, сэр. Но я не понимаю...

— — Шеннолт! Вы их слишком поверхностно читали! Иначе, вы бы знали, что ваш отъезд из Европы был бы, моментально, признан трусливым бегством. Причем, от этого пострадала бы, не только репутация 'Летающих Тигров', но и репутации всей американской Армии. А это недопустимо!

— -....

— -Вот, полюбуйтесь!

_____________________________________________________________________

* * *

Французская 'Le Parisien '

'Капитан Америка просит политического убежища у эскимосов и китайцев, испугавшись хруста баварских сосисок и тушеной капусты'.

* * *

Голландская 'De Telegraaf '

'Американцы просят бельгийцев делать вид, что они никуда не уехали, чтобы не терять свое лицо'.

* * *

Бельгийская 'De Morgen'

'Когда в мире спокойно, они лезут всех учить, а когда они нужны для защиты, их не доищешься'.

* * *

Шведская 'Dagens Nyheter'

'У Белого Орлана заболели крылья и клювик, он не может летать и клевать, а потому просит у тевтонского черного орла тайм-аут'.

* * *

Британская 'The Daily Telegraph '

'Американки из 'Неистовой Мари' единственные воины на американском континенте'...

* * *

Большевистская 'IZVESTIJA'

'Никто не заставит воевать Америку, если ей это не выгодно. Сострадание, удел бескорыстных'.

_____________________________________________________________________

— — Сэр, а какое нам дело до писак из Старого Света? В наших газетах, ведь...

— — В американской прессе чуть мягче тон, но ситуация комментируется почти теми же, словами. Мало того! Компания 'Marvel Comics' выпустила вот такой комикс 'Дымящиеся пятки. Или вечный поиск надежного укрытия'. В нем майор Синно, и капитан Америка, получив от Геринга хорошего пинка в первом же воздушном бою, дружно спасаются от войны, которая их везде находит. Но они от страха не хотят воевать, и прячутся даже в женском монастыре, и в султанском гареме. Чтоб вам стало понятнее, тот майор Синно из комикса, карикатурно, похож на вас, Клэр. А, вот, его напарник Америка больше смахивает на нашу вечную головную боль, капитана Моровски. Только с усами и эспаньолкой. Зато в том журнале превозносится настоящая героиня Мисс Америка, которая пачками сбивая немцев, и каждый раз вытаскивает из очередной передряги кэпа Америка и мейджа Синно. При этом, то и дело, восклицает — 'живите долго слюнтяи!'. Домохозяйки, студентки и школьницы скупают весь тираж, который постоянно допечатывается. Комиксы о победах этой воительницы уже проникли и в Европу. Ну, что? Оценили это 'творчество'?! И как вам таланты, эти мерзавцев — писак?!

— — Гм...

— — Вот именно, 'гм', подполковник!!! А в это время во Франции наши ветераны из польской воздушной бригады 'Сокол' создают новый 'Лафайет' и, судя по всему, готовы воевать под командованием французов. Кстати ваша пропавшая пятерка 'пилотов на лечении', всплыла именно там. Им просто стало стыдно за нашу страну, вот они по-тихому и сбежали на фронт. Прямо как дети!

— — Генерал сэр, все эти инциденты не отменяют поставленной штабом задачи об оказании помощи армии генерала Чана. Тем более что сроки были согласованы...

О том, что лично он, Шеннолт, с этого вояжа, может иметь некий побочный согласованный с Чан Кайши гешефт, Клэр благоразумно промолчал.

— — Шеннолт! Вы меня расслышали, или оглохли?! Тот китайский деспот будет ждать вас столько, сколько нужно. За несколько недель Китай не успеет провалиться в бездну!

— — Я все расслышал, генерал сэр! Но, как же, тогда политика невмешательства Америки в Европейские дела?!

— — Ваш последний вопрос, влезает на уровень высоких соображений правительства, вас не касающихся! Но я вам, так и быть, отвечу... На днях, при проходе датских проливов, нью-йоркской приписки грузовое судно 'Альбакор', с промышленным грузом для балтийских стран, было атаковано и потоплено торпедами. Повреждения получили многие суда нейтральных стран (даже большевики, чуть не потеряли тоннаж и приостановили трафик). Причем, в этих водах, уже не первый день хозяйничают германцы, закрывшие этот район для британцев и французов. И как выяснилось, не только для них! В Сенате уже идут слушания о военных преступлениях Германии! Войну объявить они еще не готовы, но если та оплеуха останется совсем без ответа... То правительство может получить недоверие, и уйти в отставку. В общем, подполковник... Принято решение, временно, для накопления боевого опыта, задействовать в Европе ограниченные силы.

— — Это в смысле...

— — Туда войдут все участвовавшие в учениях нейтралов части, и даже с некоторым усилением. Под эгидой 'Армии волонтеров' будет развернут отдельный американский волонтерский корпус 'Миротворец'. Возглавит генерал Фрэнк Маккой, вы с подполковником Мэтью Риджуэем — его заместители по авиации и сухопутным частям.

— — А политическое прикрытие и конвенции, сэр?

— — Все привлекаемые военнослужащие фиктивно выходят в отставку, и получают новые звания в Париже, одновременно числясь военными советниками у нас. Помимо вашей авиагруппы, штаб Авиакорпуса рассчитывает во Франции вернуть контроль и над сквадроном майора Кокрэн 'Амазонки'. Да и над, создающимся в Шербуре, новой авиагруппой 'Лафайет', тоже. Это уже политика, подполковник! Так что если все еще планируете получить когда-нибудь генеральские звезды на погоны, то ваша задача блеснуть в Европе против Люфтваффе. В первые ряды не лезьте, но и чтобы совсем в тылу не ошивались! Задача простая — отобьете первые удары колбасников, пополните свои досье воздушными победами, отступите вместе с французами и дождётесь стабилизации фронта. Газеты выжмут из этого все что можно — 'Американцы спасли Париж!'. И сразу после этого, уедете с вашими парнями в Китай. У вас неделя на развертывание в Шербуре, доучивание пилотов на Р-40, и достижение полной боеготовности. Срок маловат, но и вы в Европе отнюдь не новичок, поэтому штаб рассчитывает на ваши таланты. Вам все ясно, подполковник?!

— — Все ясно, генерал сэр! Может ли авиагруппа получить обратно капитана Моровски?

— — Моровски? Нет, у капитана будет другая задача. Хотя в воздухе вы с ним, возможно, встретитесь. Удачи в Старом Свете! А пока, вы свободны, подполковник.

— — Благодарю, сэр!

Выйдя из здания, Шеннолт поправил туго затянутый узел галстука, вытер лицо платком, и пригладил коротко стриженые волосы. Морщины над его орлиным носом выражали легкую досаду, и готовность смести нежданное препятствие. Однако спокойные движения, говорили о полном самоконтроле. Шеннолт водрузил на голову форменную фуражку и поправил козырек. Пусть его прибыльный восточный бизнес временно отложен, зато желанные им слава и признание были уже не за горами. Впрочем, к будущим европейским противникам Шеннолт испытывал двойственные чувства. С одной стороны, нордические корни подполковника взывали к восхищению германским ордунгом, и заставляли уважать победы войск Оси над силами 'комми' в Испании. С другой стороны, обидные 'щелчки по носу', полученные Люфтваффе от Сил Поветжных, рождали в его душе снисходительность к будущим визави. Уж если поляки с редкими вкраплениями добровольцев смогли им навалять, то настоящие-то американцы зажарят их живьем. Правда, предварительные итоги Датской и Норвежской кампаний свидетельствовали, что совсем уж легкой победа не будет. Но в целом, этой войны Клэр не боялся. Отложенная на время встреча с японскими пилотами, ему казалась, более серьезной 'проверкой боеготовности'...

* * *

Новый знакомый Джеймс Мелвилл был отличным инженером, а еще фанатом британского бокса. Для получения агента влияния в стенах подрядчика, советскому разведчику то и дело приходилось бывать с новым приятелем на боксерских матчах. Вот и перед самым отъездом на Континет, поступило очередное приглашение на элитный турнир, в котором должны были участвовать не простые спортсмены, а в основном дети политической элиты. Приходилось все это терпеть. К счастью, испытания уже подходили к концу. Нервюры в местах установки тяжелых и мощных пушек были усилены, внутри крыла добавлен легкий ажурный раскос к лонжерону. Мягкие протектированные бензобаки были разделены на несколько отдельных секций и сдвинуты, освобождая места для орудий с их барабанными магазинами на 17 патронов. Переделанные плоскости выдерживали без деформаций стрельбу короткой очередью на 2-3 снаряда (максимум на 5 снарядов), а большего и не требовалось. Инженерам 'Роллс-Ройс' по требованиям американского заказчика, удалось снизить массу орудия с первоначальных 152 до 143 килограмм (ствол был укорочен, а казенник с затвором максимально облегчены). Скорострельность при этом, также, несколько снизилась (с 245 до 220 выстрелов в минуту). За это пришлось расплатиться снижением начальной скорости снаряда до 690 м/с и дальности эффективного огня, но отдача все равно оставалась очень большой. Спасала проект изначальная избыточная прочность конструкции самого аппарата. В свое время, в виду недостатка опыта проектирования военных самолетов, инженеры 'Брюстер' перестраховались, и получили несколько перетяжеленную машину, которая именно из-за этого существенно проигрывала в маневре тем же японским истребителям А5М и Ки-27. За то, мощная отдача экспериментальных 40 мм авиапушек 'Роллс-Ройс ВН', после всех усилений крыла, уже не разрушала крылья летающей машины, чего так опасались британские военные. Даже шесть легких осколочных бомб удалось подвесить под плоскости 'Брюстера', что, впрочем, сразу исчерпало допустимую предельную нагрузку аппарата. А сам 'Заокеанский бычок', потеряв в скорости километров двадцать пять (сравнявшись в этом с истребителями 'Кулховаен-58'), превращался из грубоватого истребителя в, довольно, неплохой штурмовик и "истребитель бронетехники".

Этот проект как водится, был чистой импровизацией. Находясь в командировке на 'Эглин-Филд' по делам разработки пушечных установок для Авиакорпуса, Павле вспомнился пушечный 'Харрикейн' воевавший с 42-го года в Северной Африке. Воспоминание о 'заряженном конкурсе', между фаворитом и законодателем мод в артиллерии 'Виккерс-Армстронг', и дебютантом 'Роллс-Ройс', наделило советского разведчика гениальным озарением. Из британских компаний именно 'Роллс-Ройс' несла в себе наивысший потенциал инноваций, не считая конечно, фирм-разработкиков и производителей радарно-сонарной и прицельной техники. Из ТОЙ Истории помнилось, о закупленных в конце 40-х лицензий на два типа ТРД ('Дервент' и Нин'), позволивших Стране Советов выйти на первое место в послевоенной авиации, и накопить бесценный опыт для новых рывков в неведомое. Да и сейчас новейшие британские авиамоторы 'Мерлин' и 'Грифон' несколько опережали разработки остальных мировых держав. А, значит, оказав сейчас 'условно копеечную помощь', можно было получить неплохой канал получения новых бесценных технологий на долгие годы. Никто ведь не знает, чем закончится Вторая Мировая война в этом варианте Истории. А вдруг после войны к власти придут не лейбористы, а консерваторы, которые откажутся делиться современными реактивными моторами с 'комми'?

Первый рапорт ушел в штаб Авиакорпуса еще в январе 1940, до завершения тренировок на авиабазах Сан-Диего и Эль-Сегундо. Одновременно было отправлено письмо руководству 'Роллс-Ройс' о гарантируемом выкупе сорока орудий до начала мая. Аванс покрывал лишь часть расходов на разработку и производство опытной партии, но поначалу неспешные работы над орудием у британцев сразу пошли быстрее. Директорат автогиганта, конечно, мечтал диверсифицировать производство, в направлении производства оружия, но лишних иллюзий не питал. Корпорация 'Виккерс' зубами держалась за военные заказы, имела мохнатое лобби в Королевском закупочном министерстве, и обойти этого монстра в конкурсе на создание авиапушки было очень непросто, если вообще возможно. А вот эта, полученная из-за океана 'стипендия', позволяла в принципе не заморачиваться с интригами и гонками с конкурентом. Ведь орудия фактически шли на экспорт, а за слова Моровски имелось ручательство самого миллионера Хьюза. И пока 'Виккерс' умасливала свое лобби, дебютант в отрасли вполне мог получить пригодный к принятию на вооружение образец орудия, имеющий экспортные перспективы по обе стороны Атлантики. И, разумеется, внесенный аванс способствовал большему энтузиазму в работе, как самих начинающих инженеров-оружейников, так и их начальства. Первые три опытных образца орудия попали к Моровски в Бельгию, как раз ко времени наиболее интенсивных зимних контактов с Люфтваффе, и были им испытаны на своем трофейном 'Мессершмитте-110'. В основном тренировки проходили по наземным целям, но и в небе 'Роллс-Ройс ВН' сумели отметиться. Итогом испытаний стала пара десятков пробитых уголков, швеллеров и бронелистов разной толщины, и всего одно получившее повреждение экспериментальное орудие. К тому же, капитаном Моровски случайно был добит еще один уже подбитый британцами германский бомбардировщик, покинутый экипажем на границе с Германией. Даже паре, залетевших в чужое небо, 'Велингтонов', пришлось почувствовать на своих крыльях удары вылетевших из этих стволов болванок. Но главным тут было другое. Все три, проходившие испытания авиапушки и поврежденные ими мишени, были оперативно вывезены через Ла-Манш, на завод 'Роллс-Ройс' в Дерби. В том же направлении, убыл с бельгийской земли и один 'Брюстер В-339', поврежденный пилотами Шеннолта при вынужденной посадке. Самолет был отправлен Моровски 'в ремонт'. О том, что этот 'ремонт' производился за Ла-Маншем в мастерских вспомогательного производства 'Роллс-Ройс', командир 'Летающих Тигров' Шеннолт узнал только по прибытии из Штатов, перед самыми учениями. Моровски, как водится, получил выговор за самоуправство, не моргнув и глазом. Его не волновала карьера, ни в группе у Шеннолта, ни в Авиакорпусе в целом. Зато уже к середине апреля 1940 инженеры 'Роллс-Ройс' смогли наладить мелкосерийное производство, и самого доработанного орудия, а также магазинов, механизма перезарядки, и крыльевых лафетов к нему. А сурово понукаемая партнером Моровски, Кристофером Фарлоу, заокеанская самолетостроительная фирма-подрядчик смогла своевременно отправить в Британию две с лишним дюжины специально переделанных под установку в крыле нового орудия 'Брюстеров В-439' (синхронные пулеметы остались без изменений). Спешка Моровски объяснялась назревающими грозными событиями, о начале которых, теперь, оставалось лишь гадать. Если, в той Истории, немцы, вроде бы, начали свое наступление на Бельгию, Голландию и Францию в первую неделю мая, то после недавних событий сроки начала военной кампании на Западе могли, как отодвинуться, так и приблизиться. Так что, времени оставалось совсем немного, а Павла торопилась набрать и подготовить личный состав для фронтовых испытаний.

Согласие штаба Авиакорпуса советником Моровски было получено вместе с чековой книжкой отягощенной существенным долларовым счетом. Озвученные капитану, драконовские меры ответственности за возможные растраты казенных средств, разведчика ни разу не пугали. Ему фактически удалось "ухватить Фортуну за хвост", получив от начальства карт-бланш, ведь в этот проект никто из заокеанских бюрократов не лез. В новую авиагруппу Павла решила собрать всех доступных пилотов, оказавшихся не у дел в Британии. С осени 1939, на Остров перебралось несколько офицеров разбитых в Польше 'Сил Поветжных'. Пяток из числа отправленных для приемки 'Харрикейнов', но не успевших вернуться из-за капитуляции Польши к себе на родину, и столько же прибывших позже. Здесь же оказались и четверо польско-литовских, а также пятеро датских 'бывших варягов' капитана Терновски, вместе с ним самим. Эти, геройски вернувшиеся из Финляндии бойцы, были обстрелянными и готовыми драться дальше. Их здорово обидел итог Карельской кампании, и очень хотелось хоть где-нибудь доказать, что та неудача к ним отношения не имеет. А тут такой случай. Самого Анджея Терновского не составило труда уговорить остаться в Британии в качестве приемщика авиапушек у 'Роллс-Ройс'. Напарник даже обрадовался этой оказии. Уже месяц, как он торчал на Острове, но, даже, ни на шаг не приблизился к выполнению поставленного Центром задания, по выведыванию британских ракетных секретов. Все старшие командиры RAF, с которыми он успел пообщаться, глядели на орденоносного капитана, как на душевнобольного. Только что у виска не крутили. Совокупное мнение английских профессионалов от авиации о ракетах всех видов пока было крайне скептическим. А на 'Роллс-Ройс' Анджей неплохо пришелся ко двору, хоть и не имел официального статуса, такого же, как у своего напарника.

Но вернемся к созданию нового летного подразделения. Начальство расщедрилось и докупило полторы дюжины "Брюстеров", заодно проплатив и установку на них бомбодержателей, и авиапушек взамен крупнокалиберных "браунингов" в центроплане. Теперь дефицит пилотов стал ощущаться еще острее. Моровски даже пытался уговорить британское командование ВВС на участие во фронтовых испытаниях авиапушек пилотов RAF. Но добился лишь отправки одного офицера-наблюдателя, и разрешения привлекать свободных от службы канадских пилотов. И все-таки к концу апреля удалось собрать почти два десятка будущих воздушных штурмовиков, и даже потренировать их в пушечной стрельбе с опытного 'Брюстера', на выделенном RAF полигоне. Помимо этих кадров, нашлось и несколько американцев с различным летным опытом. Все они, и даже группа болтающихся без дела канадских летчиков, прошли ускоренное собеседование у орденоносного капитана, на предмет найма в штурмовую эскадрилью. Согласившиеся на контракт, стремительно подключились к тренировкам. В положении Моровски было и еще одно маленькое преимущество. У него имелось, дарованное бельгийским монархом вместе с орденом, право прямого обращения к Леопольду III. Чем разведчик, долго не раздумывая, и воспользовался. И не прогадал, телефонная беседа прошла успешно. Теперь платить за весь этот 'банкет' с штурмовой авиагруппой должно было Бельгийское королевство. Самолеты передавались в аренду королевству с возможностью последующего выкупа и, конечно же, снабжались бельгийцами. Последние выделяли приморские аэродромы и выкупали у Флота Его Величества соседнего монарха партию снарядов 40х158R от скорострельных морских пушек. Ну, а набранные в авиагруппу пилоты получали достойное денежное содержание. Легендарный командир группы 'Сокол' был демонически убедителен, потому за исключением нескольких отказников, собранный в Дерби 'пилотский неликвид' шустро втянулся в тренировки на первых же прошедших перевооружение истребителях-штурмовиках. Темп занятий капитаном был задан высокий, поэтому без аварий не обошлось. К счастью, жертв удалось избежать, хотя два самолета попали в средний ремонт. Британцы поглядывали косо, но в свете соглашений с Леопольдом III и с Армией Соединенных Штатов, процессу мешать не спешили. Тем более, что никто не мешал им дождаться результата и воспользоваться плодами усилий энтузиастов ("Роллс-Ройс" и заокеанского Авиакорпуса). Всех устраивала текущая ситуация, кроме... кроме, почувствовавшей конкуренцию компании 'Виккерс-Армстронг', но прицепиться им было не к чему...

Но все это также было фоном к разведывательным успехам. Для Павлы главным была возможность надавать по сусалам фашистам еще в 1940-м, и частично поломать им планы "освоения европейских арсеналов", необходимых для нападения на СССР. Вдобавок, молодому концерну, в котором немалая доля принадлежала Моровски и его компаньонам, удалось заключить с 'Роллс-Ройс' предварительный договор о разворачивании производства в Штатах авиационных моторов. Под залог акций американской группы компаний, была получена документация по мотору 'Мерлин-XII', и обещано предоставление в будущем новейшей модификации 'Мерлин-XX'. Помимо этого, три доработанных пушки 'Роллс-Ройс ВН' удалось получить для передачи их на испытания в США. Причем, уже через неделю, фото разрыва одной из них вернулось разработчикам. На самом деле, якобы взорвавшееся орудие, и копия документации на 'Мерлин', хоть и кружным путем, но довольно шустро, убыли в Ленинград. Убыли вместе с некоторыми комплектующими из ЗИП, и с полусотней бронебойных снарядов 40х158R. А в Германию через тайник ушла несколько измененная копия документации по мотору 'Мерлин', вместе с чистоплюйским вопросом юного агента, о причинах странного, если не бесчестного, нападения Фатерлянда на нейтральные страны, являющиеся гарантом защиты германских границ от вторжения с этой стороны альянса Британского Льва с Гальским Петухом. В своем сообщении этот агент демонстрировал свое разочарование в германской политике, и слабую надежду на получение объяснений.

Эту посылку Вильгельм Леман получил, как раз за три дня до начала германского вторжения по плану 'Гельб', и незамедлительно довел до начальства. И тут же получил от своего шефа Шеленберга приказ на 'срочную эвакуацию' агента 'Люфткомет' с Британской земли. По счастью личного участия Лемана в этой "эвакуации" не требовалось. Задуманная Шеленбергом операция, с вовлечением Пешке-Моровски в многообещающие игры с профашистскими силами в Британии, теряла свою актуальность, как из-за неудачного политического момента, так и в силу продемонстрированной агентом чрезмерной щепетильности. По мнению Шеленберга, всему виной была иная схема инфильтрации агента на Запад (организованная Герингом), вызвавшая потерю времени. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Капитана Пешке-Моровски нужно было срочно забирать из-за Ла-Манша, но задача эта была совсем не простой даже для штатного 'волшебника диверсий' из РСХА штурмбанфюрера СС Альфреда Науйокса.

А в это время, в Европе, только-только остывшая зимой Вторая Мировая Война, полыхнув новыми угольками в апреле, уже готова была разгореться в мае во всю ширь настоящего огненного шторма. И до победного окончания той войны пока было далеко всем ее нынешним и будущим участникам. Весы Судьбы еще покачивались в неустойчивом равновесии...

С ДНЕМ ПОБЕДЫ! ПОЗДРАВЛЯЮ С ЭТИМ ПРАЗДНИКОМ ВСЕХ РУССКИХ ПО КРОВИ И В ДУШЕ, А ТАКЖЕ ВСЕ ПРОГРЕССИВНОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО (презирающее фашизм, нацизм и поклонение Золотому Тельцу).

ЗА НАШУ ПОБЕДУ, ДРУЗЬЯ!

Черновое обновление от 26.05.18 / 'Белые Драконы'. Прощание с Британией, и 'Странной Войной'.../ — не вычитано //

* * *

Новое назначение Вильгельма не особо радовало. Это временное повышение могло ведь стать и концом его карьеры, после возвращения Шелленберга в рейх. Уж ревнивость-то шефа к чужим возвышениям, Леману была отлично известна. Вальтер умел влезть в душу любому, но при этом никому из подчиненных не позволял добиваться самостоятельного успеха. Все многообещающие проекты он делал СВОИМИ проектами, оставляя инициаторов лишь в роли помощников, допускаемых к наградам и почестям только в ореоле славы своего шефа. Ведь все триумфы должны были принадлежать лишь ему одному, а вот неудачами он щедро наделял других. И потому Леман, временно возглавив отдел, даже не стал переезжать в кабинет шефа, оставшись в своем. Некий авторитет им был уже наработан, и этого вполне хватало, чтобы начальство о нем помнило. Ну, а Шелленберг... Глава РСХА Гейдрих, конечно, постарался сгладить углы в том деле, для сохранения лица Управления Имперской Безопасности перед фюрером. Поэтому командировка Вальтера в Бельгию и Голландию была обставлена, как задание особой важности и срочности. А его обратное понижение до штурмбанфюрера, внешне обозначалось лишь, как конспиративная мера. Но в их шестом отделе все, включая Дитриха, знали о настоящей подоплеке. Грубо выполненная работа по внедрению Пешке (впрочем, не без помощи Геринга), привела не только к потере ценного агента. Но с этим Пешке-Моровски было много странностей с любой точки зрения. Силезец зачем-то усиленно готовил американцев и нейтралов к войне с рейхом (уж себе-то Леман не врал). И парень многого добился. Чего стоило одно лишь появление в Европе в самый разгар вторжения, добровольческого американского корпуса! А затем, юный агент демонстративно сорвался с крючка, причем со скандалом! Зачем ему это понадобилось, догадок у Вильгельма не было. Ведь, очевидно же, что более глубокое внедрение в рейхе (которое даже после сбитых над Бельгией воздушных нарушителей, оставалось вполне вероятным), куда лучше отвечало интересам Московского Центра. Конечно, о полном доверии к нему Гитлера речи не было, но для их неявного 'тандема' с Леманом, открывались интересные перспективы. А вместо этого, он прислал Фаттерлянду свое 'фе', за нерыцарское поведение с оккупацией нейтральных стран, и открыто перешел на сторону франко-британской коалиции. Сможет ли теперь, отправленная в прорыв вместе с войсками, айнзатцгруппа Шелленберга, хоть как-то минимизировать эти потери, серьезных надежд никто не питал. У Вальтера оставался лишь шанс импровизировать на месте, и добиться яркого успеха в чем-то другом. В чем-то столь же, или даже более важном для Рейха, что позволит забыть о его неудаче с вербовкой Пешке. Ну, а Леману оставалось двигать дальше все уже начатое отделом, доказывая свою незаменимость. Его операция в Швейцарии уже оказалась столь многообещающей, что попала под личный контроль рейхсфюрера СС Гимлера. Британские эмиссары пока торговались с агентом Лемана о покупке новейших материалов по германским радарам, а в Лозанну прилетел один из старших офицеров Ми-6. Под прикрытием этой завесы, Леман уже собрал для своих русских партнеров куда более достоверное досье по данной теме. Причем, все было, строго официально, в рамках подготовки дезинформации для 'лайми'. Труднее было доставать сведения по самолетам-снарядам...

* * *

Из Дерби вылетали по темноте, специально чтобы присесть на точке подскока перед самым Ла-Маншем. Гемпшир встретил заходящую парами на полосу авиагруппу ласковым майским солнцем и мощным морским ветром. Самолет лидера контролировал посадку, а сам кэп Моровски не без юмора комментировал по радио наблюдаемые огрехи подчиненных. Сразу после приземления на заштатном аэродроме в Фарнборо, попавший в руки британских техников 'Брюстер В-439' (последний из сорока двух машин группы) был заправлен и подготовлен к дальнейшему перелету. Обслуживание по обе стороны Канала было заранее согласовано с хозяевами, хотя на опознавательные 'триколоры' соседних ВВС, косилась местная наземная братия с легким удивлением. Зато на Бельгийской земле авиагруппу уже нетерпеливо ждала пара небольших грунтовых аэродромов с нанятым вольнонаемным персоналом, полевыми мастерскими, и с зенитно-охранными взводами бельгийской армии. Вообще-то был возможен и другой вариант их прибытия. Нью-йоркское начальство по телефону настаивало на морской транспортировке техники авиагруппы, но капитану Моровски удалось разъяснить всю пагубность такого решения. Помимо активности Кригсмарине и Люфтваффе в зоне Канала, важно было сэкономить время, не теряя его на разборку, упаковку, сборку и повторный облет аппаратов. Да и лететь-то здесь было совсем не далеко. Дальность перелета ни шла, ни в какое сравнение, ни с давним перелетом из Шербура в Торунь, ни даже с боле поздним перелетом 'Хариккейнов' из Британии во Львов. Но отдых пилотам был необходим, поэтому, сегодня их ждали экскурсия в Уинчестерский замок, стены которого, якобы еще помнили легендарный 'Круглый стол' с Королем Артуром во главе. Затем прибывший сюда днем раньше Джеймс, обещал познакомить своего орденоносного приятеля с заводом компании 'Супермарин' выпускавшей легендарные 'Спитфайры', с тем самым новейшим 'Мерлином -XII'. Коллеги Мелвилла, инженеры моторного отделения 'Роллс-Ройс', как раз занимались тестированием нового мотора на заводском аэродроме. Последним пунктом экскурсии должен был стать вид на акваторию Портсмута. Если, конечно, позволил бы запас по времени...

К удивлению разведчика, расположенный на месте будущего авиасалона аэродром оказался небольшим. Когда-то здесь поднимались в небо военные воздухоплаватели Великобритании. Построенная тут в 1908 году Его Королевского Величества фабрика воздушных шаров, еще и сейчас что-то производила. По всей видимости, баллоны построенных тут аэростатов воздушного заграждения, еще долго будут пользоваться спросом на Острове. Однако характерных черт будущего великолепия мировых выставок воздушной и космической техники, в Фарнборо еще было не отыскать.

'Мдя-я. Гэта 'Аэромекка' ще пока сама на себе не похожа. Как, впрочем, и виденный мной, Ошкош в Штатах. Деревня — деревней! Еще только впереди ваш расцвет, 'прекрасная маркиза'. Так сказать, сосите соску в своей колыбели. Кстати, в этот раз в Британии может все случиться несколько по-другому. А, что если 'Мохноусый' все-таки даст команду на 'Морского Льва'? Судя по намекам моего связного от Лемана, там уже готов прототип 'Гиганта', который даже крупнее и грузоподъемнее 'Мамонта' Ме-321/323 из ТОЙ моей Истории. Если к середине лета успеют 'фрицы' накопить хотя бы дюжины две таких, то вполне могут рассчитывать высадить за один рейс шеститысячную десантную дивизию прямо в британский тыл. А потом, за неделю довели бы контингент десанта и до полной армии в полсотни тысяч. И тут 'лайми' не помог бы их крутой флот. Угу. А если все-таки сначала на нас это бешеный крыс кинется? Эх-х! И, натворила же ты дел, попаданка хренова!'.

Вылет группы был назначен на завтрашний полдень, и личный состав был отпущен отдохнуть. А их строгий командир, сейчас закреплял полезные связи с инженерным корпусом 'Роллс-Ройс', составив приятелю компанию на любимом тем британском спортивном шоу. Мероприятие проходило в большом спортивном зале, до которого от аэродрома ехали на машине...

Разведчик с удивлением заметил мелькнувшее среди гостей Уинчестера лицо бывшего командующего Сил Поветжных генерала Зайоца, который беседовал с каким-то британским полковником. А на боксерском ринге в этот момент сражались совсем молодые парни. Павла ожидала чинных танцев с почти неподвижными перчатками в стойке, как у Ватсона с Шерлоком Холмсом в известном фильме. Но этот британский бокс оказался гораздо более динамичным, хотя и не дотягивал по зрелищности до будущих боксерских сражений, с сальто на ринге, и с откусыванием ушей в клинче.

'Ну, прям, как в том мультике 'Брэк' с пластилиновыми человечками, тут у них. Только соответствующей музыки не хватает. Угум. Скукотень, одним словом. Хоть бы мороженное продавали, что ли! Ромку Буланова бы против этих аристократов выпустить, он бы им показал бокс. Начистил бы морды, и сам бы с подбитым глазом остался. О! Гонг. Наконец-то! Скорее бы уж, улететь с этого острова...'.

Павлу тяготило бездействие. К реактивным секретам англичан приблизиться так и не удалось. Причем Терновский буксовал по этой теме на месяц больше. Проникнуть на аэродромы где испытывались первые британские реактивные 'Глостеры' было не реально. Даже попытки просто наладить в Британии производство уже отработанных во Франции и Польше компрессорных ускорителей встречали массу препятствий. На все были нужны разрешения. Впрочем, заказ на детали четырех ускорителей на 'Роллс-Ройс' как раз был удачно размещен, что позволяло рассчитывать на дальнейшее сотрудничество с автогигантом именно по части реактивных новаций.

Звонкий стук сталкивающихся перчаток, и глухие шлепки пропущенных соперниками ударов, то и дело, заглушали подбадривающие выкрики из зала. В первых рядах сидела VIP-публика, чопорно аплодирующая успеху своих любимцев. Прошло уже три коротких схватки, но до конца соревнований было еще далеко. После очередного объявления победителя, и его ухода с ринга, в заботливые, видимо, отцовские руки, Джеймс, извинившись, отошел поздороваться с кем-то из знакомых. Поэтому уточнять состав следующих бойцов разведчику пришлось у пожилого джентльмена, сидящего рядом на трибуне. Тот оказался отставным майором, воевавшем в уланском полку Его Величества, еще в Великую Войну.

— Простите, сэр. А вот этот молодой человек, кто?

— Энтони Мортон? Неплохой боец. Редко тут появляется. Ему скоро исполнится девятнадцать. Обратите внимание, капитан.... У него, довольно, сильный, и всегда неожиданный удар слева! Хотя владеет он обеими руками очень достойно. Про него мне мало что известно. Впрочем, ходили слухи, что это внебрачное дитя сэра Арчибальда... О! Мое почтение, сэр Джастин! Простите, мистер Моровски, но я вас ненадолго покину!

'Ну, вот! И этот свалил! Все меня бросили! Грустно. Чегой-то устала я за последнее время. Никогда алкоголизмом не страдала, а тут просто напиться хочется до потери человеческого облика. К чему бы это? Словно яд какой-то в душе разлит. Ничего же, не радует. Все раздражает. Домой, наверное, хочу. А, может, это я так перед новыми боями трушу? Тело предчувствует перегрузки, вот и кобенится. Не? Ну, хоть чем-нибудь бы отвлечься, чтобы в порядок прийти! Уличную музыку, как в Мюнхене, слушать и искать мне некогда. А все эти рыцарские замки с круглыми столами, и прочие красоты... Да, глаза бы на них не глядели! Мда-а, уж. Ну, и высшее общество тут. Сплошь аристократы, да богема. Тоска. Слава Партии, я от крикета местного отмазаться сподобилась. Угу. Фламингом по ежику! И как же меня занесло-то сюда с моим пролетарским происхождением? И куда это делся мой местный дружище Джеймс?! Второй ниндзя ведь, сразу после полковника Петровского. Как исчезнет, так не доищешься! Скукатень тут смертная-аа! Кабы не мои связи с 'Роллс-Ройс', которые вскоре должны вывести меня на прототип ТРД 'Гоблин', плюнуть бы на все вот это, да и свалить, дальше готовиться к отбытию в Бельгию. У нас же там еще конь не валялся! Боекомплект к пушкам до сих пор не погружен. Запасные моторы вообще еще не прибыли! А я тут непонятно чем занимаюсь...'.

Зрители разбились на партии болельщиков, и шумно подбадривали своих кумиров. А, поочередно, сходящиеся в поединках, студенты и дети политиков получали свою долю их восторгов или противоположных эмоций. В зале становилось душновато. Выйдя в парк, разведчик огляделся. Вдруг какой-то более резкий шум привлек внимание, заставив обернуться на эти звуки. Где-то недалеко громко спорили, почти ругались, очень юные голоса. Через один ряд кустов от разведчика, назревал явный эксцесс. Несколько хорошо одетых молодых людей на вид от 17 до 20 лет, вели себя просто вызывающе. А предметом их нападок оказались более юные подростки, почти дети, обоего пола, непонятно как оказавшиеся на сегодняшних соревнованиях, или просто прогуливавшиеся в парке. Возможно, они с родителями приехали на экскурсию в 'Замок Короля Артура'. Накал беседы все нарастал. В этом месте традиционного английского парка о приличном поведении в британском обществе окончательно позабыли. Тут уже было явно не до этикета.

— Поглядите ка парни, кто тут к нам пожаловал!

— Так, так, так. Это же малышка Хелен со своим младшим братиком Мартином! Узнаешь это мордашку Никки?!

— Нне хочу даже видеть ее!

— Ты прав, их наглость не знает границ! Сегодня здесь собрались патриоты Британии, кроме вот этих 'розовых улиток' и их же 'розовозадого' папаши!

— Придется взять их на срочное перевоспитание! А, как думаешь, Николас?!

— Ддумаю, с них хватит и одного ннамека на 'воспитание', пусть идут куда хотят...

— Не-ет, дружище, я еще даже не начинал их воспитывать! Э-эй, пламенеющая юная мисс! Как вам пришла мысль, оказаться в нашем обществе? Вам известно, что в Уинчестере и окрестностях лейбористам и их отпрыскам вообще-то не место. Здесь территория 'Британского Союза'. Ну, а вам тут нечего делать в обществе Патриотов Британии, после предательства британских интересов вашим недостойным батюшкой?!

— Не смейте так говорить о моем отце!

— Твой отец, о, юная Эттли, с потрохами продался большевистским комиссарам!

— Точно! Он даже ездил в 37-м в Испанию к 'комми'. Целовался там взасос бандитами Фреда Коупмена, чтобы показать свою поддержку их трепыханиям, против патриотов Франко!

— Ппарни Франко — вот настоящие ппатриоты Испании! Как и мы, настоящие ппатриоты Британии! А твой ппредок ппредал всех нас!

— Отлично сказано, Николас! Хотя в остальном ты излишне мягок с этими личинками изменников.

— Да, джентльмены, этот слизняк уже давно перестал быть истинный британцем! Давно пора его выгнать из страны!

— Точно, его нужно гнать в Россию! Пусть там отморозит себе уши!

— И детей его туда же!

— Альфред, пппойдем. Ссссс... с них уже хватит!

— Успокойся Николас! С нами ты можешь ничего не бояться. Тут, конечно, не твой Итон, но в обиду мы тебя не дадим. Даже этой свирепой кошечке, Эттли.

— Ох, насмешил!!! Свирепая кошечка! Ха-ха-ха!

— Алльфред. Но, мне ннн.... ннужно найти отца...

— Сэр Освальд никуда от нас не денется. Будь спокоен. Да и, развлечение тут в самом разгаре...

Молодой предводитель хулиганов видимо решил перейти от слов к действиям и резко сократил дистанцию...

— А что это у вас за пятнышко на этой милой шляпке? О, свирепая и милая изменница Британии...

— Да, как вы смеете?! Вы-то что ли, с вашим Мосли, 'истинные британцы'?! В то время как наши моряки и пилоты сражаются с врагом в Европе и Медитеррании, вы превозносите до небес нацистских и фашистских вождей! Вот это настоящее предательство!

— За такие слова вам придется отвечать, дорогая Хеллен...

Но тут на защиту, видимо, старшей сестры, бросился мальчишка лет одиннадцати — двенадцати.

— Хеллен, не разговаривай с ними! Они не достойны даже смотреть на тебя! Ты права, это они с их мерзавцем Освальдом предатели Британии!

— Сам ты предатель Британии! Маленький гном, Мартин! Кто дал тебе право открывать здесь свой рот?! Рискнешь выйти с нами из парка, или ты трус и маменькин сынок!

— Не троньте Мартина! Альфред, Николас! Вам не стыдно вызывать ребенка, который вдвое младше вас?!

— Вот этого красно-розового слизняка, твоего братца?! Да я с восторгом раздавлю его каблуком!

— Альфред, х-хватит! Ннне надо! Ппп-пойдемте отсюда!

— Вот еще! Если ты такой чистоплюй, Никки, то наше звено не боится пыли.

— Майкл не отвлекайся, я его сам успокою. А ты, Николас, не бойся. Задачу по охране твоей драгоценной жизни наше звено выполнит. Просто постой в сторонке пару минут...

'Мать в детсад! Это что тут такое у них творится!!! В Британии... Ёж... На родине 'файфоклока', и 'Биг-Бена'. В стране кичащейся своей толерантностью. Это что я тут такое наблюдаю, нахрен! Эх! Видать мои молитвы были услышаны, сейчас я тут свою тоску-кручину развею...'.

Китель на плечах и локтях у Моровски уже натянулся в ожидании драки. Оглядывающемуся в поисках знакомого инженера капитану еще казалось, что перепалка вот-вот завершится, и стороны разойдутся миром. Или что с минуты на минуту появится констебль. Но тут к агрессорам подошло подкрепление из двух крепких молодых парней. После недолгой словесной пикировки, юная мисс с невысоким подростком внезапно оказались зажаты в круг что-то громким шепотом скандирующими фашистами. Теперь это было ясно, как день, что других защитников можно не ждать. Юного защитника девушки активисты фашистского Союза уже успели пару раз толкнуть...

— Не смейте!

'Ох, же ёлки-моталки! Цэж, патентованные британские бандерлоги, мать их в детсад! Глазам своим не верю! Тут в центре Британии, оказывается, есть своя 'пятая колонна'. Которой лишь дай ей волю, как она порвет страну, и заставит всех ходить в 'британских вышиванках', и зигуя, кричать — 'Слава Британии!'. Не знаю, кто эти дети, но мой долг офицера, взять их под охрану Бельгийской Армии. Надеюсь, из-под ареста меня выпустят, чтобы сразу улететь в Бельгию. А-то время упустим. Но, не дать им боя, тут в этом парке, я права не имею. Я ведь боевой офицер, ядрена-матрена, а не сикушка в бантиках!'.

И хотя до настоящей драки дело еще не дошло, но слова 'Позовите полисмена!' уже слетели с дрожащих губ девушки. Это и стало толчком к началу действий со стороны советского разведчика. Сил, смотреть на этот беспредел, у бывшего парторга уже не было. Рывок офицера заставил группу активистов раздаться в стороны и качнуться назад.

— Застыли все! Военная полиция! Отдел по борьбе с фашистами! Это, что тут у нас происходит, а?! А ну ка в сторону, мерзавцы! Не сметь прикасаться к этой юной леди и ее брату!

Но их растерянность продлилась недолго, боевики сразу попытались охватить противника полукольцом. К уличным дракам их кто-то готовил.

— Эй, ты чего?! Какая полиция?

— Да он же не 'Бобби'!

— Я вас научу уважать женщин! Разошлись отсюда, бездельники! Есть у вас с собой письменное разрешение, собираться больше, чем по два?!

— Парни, он точно не 'Бобби'?

— Эй, самозванец! Кто дал тебе право влезать в чужую беседу?!

— Да! Отвечай, кто ты такой?!

— Воспитанные люди, задавая свои вопросы, добавляют, 'сэр' или 'мистер'. Но я вам, неуважаемые мной молодые люди, отвечу. Я тот, кто надерет вам зад, фашистские слизняки! Тот, у кого на счету батальон и сквадрон тевтонцев! И тот, кто всегда уважает женщин и девушек, в отличие от разных неджентльменов вроде тебя, 'штурмовичок'. Я капитан Моровски! Запомните это имя! А ну брысь отсюда, мелкие пакостники!

— Это тот самый 'Лунный Моровски'! Бей его!

— Точно! Бей поляка, парни! Адольфи пощадил его, а этот трусливый гад еще смеет оскорблять наше движение!

— Зря вы так, ребята. Ой, зря! С этим у вас будут большие проблемы!

И видимо, в этот момент тщательно сдерживаемые эмоции захлестнули советского разведчика, прорвав, наконец, плотину самоконтроля. О том, что очередной эксцесс вполне может для 'защитника слабых' закончиться за решеткой, мозг думать категорически отказался...

— Звено вперед! Бей грязного поляка!

— А за грязного поляка, я ведь могу и нос сломать. А, вы мисс, отойдите пока в сторонку, и лучше вызовите полицию. Я вас ненадолго покину.

После первого же замаха приблизившихся агрессивных юных активистов БФС, кулаки и ноги недавнего ученика японского капитана Огиты замелькали с неожиданной для его противников скоростью. Прикрываясь одним избиваемым, Павла не подпускала к себе остальных. Несмотря на бешенный темп, все волны нападавших, были аккуратно разведены для последовательной встречи. Юные боевики уже валялись на земле, когда, наконец, раздался заливистый свисток, и в проходе между трибун появилась пара запыхавшихся полицейских в высоких шлемах. Из зала выходили встревоженные люди. Двое из них с фотоаппаратом на груди и блокнотом в руке, явно принадлежали к репортерской братии. Красная пелена начала потихоньку рассеиваться перед глазами, и победитель закончившейся схватки тут же сообразил начать информационное закрепление достигнутой победы...

'Прямо, дежавю, какое-то. Словно опять в Гавре с парохода высадились. Драка, полиция. Все до боли знакомо. Хотя, надо признать, настроение они мне повысили. За это рахмат бедолагам'.

— Долго же вас пришлось ждать, джентльмены!

— Констебль Уиппет, сэр. Что тут у вас произошло?!

— Да, вот... На двух беззащитных детей напали вот эти хулиганы с антибританскими лозунгами, но мне удалось часть из них обезвредить. Как офицер и джентльмен я не мог пройти мимо...

— Это, правда, мисс?

— Да, констебль. Так все и было. Мартин, ты цел?

— Все хорошо, Хеллен.

Но тут с земли раздался истерический выкрик одного из поверженных противников.

— Это ложь, мы из 'Британского Союза' и мы за Британию!

— Он первый к нам подошел! Он вообще не британец!

— Да, я не британец, но долга джентльмена это не отменяет. И кто это только что был не согласен со словами мисс о защите Британии от внешнего врага, а? Ну, а я не собираюсь спокойно смотреть, как кучка совершеннолетних трусов толкает и задирает одиннадцатилетнего мальчика и его старшую сестру. Или этого не было?!

— Сам ты трус! Мы бы тебя...

— А вот тут леди и джентльмены, в этой занимательной беседе пора поставить точку! ВНИМАНИЕ ВСЕМ! Я командир авиагруппы бельгийских ВВС капитан Адам Моровски. Завтра я улетаю на фронт, воевать против кумиров вот этой шпаны, против германских нацистов. Если среди вот этих слизняков найдется хотя бы один НАСТОЯЩИЙ патриот Британии... То завтра он подойдет и запишется добровольцем в мою авиагруппу, чтобы сражаться с внешним врагом Британии! Хотя бы просто заряжая на земле наши пулеметы. Ну, а коли такового не окажется, пусть вся Британия узнает, что ни один из членов местного 'Союза Фашистов' не является ее настоящим патриотом!

Импровизированному выступлению самодеятельного боксера и защитника Британии, помимо застывшего истуканом Николаса, охрана которого корчилась на земле, внимали спасенные брат с сестрой, пара полисменов, и стихийно собравшаяся группа из почти двух десятков зевак. Репортеры тут же почти синхронно клацнули затворами своих фотоаппаратов.

— Все меня слышали?! Вот и отлично! Где в Гемпшире расположен аэродром Фарнборо, вы все, наверняка, знаете! Ждать завтра мы никого не будем, но шанс защитить интересы Британии этим 'лже-патриотам' я предоставлю. Но только один!

— Простите, сэр...

— А любой их последующий писк об интересах Британии, и ее величии в мире, после отказа от моего щедрого предложения, станет не более чем лживым бахвальством. Так что мои юные друзья, либо бросайте свою фашистскую партию, и вступайте в бой за Британию с ее внешним врагом, либо снимите с себя 'овечью шкуру патриотов', и покажите британскому народу свое настоящее шакалье лицо! Лицо фашиста-предателя Британии! Третьего не дано! И мне почему-то кажется, что вот этот молодой человек по имени Николас, уже совсем скоро наденет на себя военную форму, для защиты Британии от вражеских полчищ. Не так ли, юноша?

— Простите сэр, я корреспондент утренней газеты, Бенжамин Трентон! Вы ведь тот самый Моровски?! Моровски-ракетчик?! Я не ошибаюсь?! Могу я взять у вас интервью?

— Все, что я хотел сказать, я уже сказал этим юным фашистам, и ничего к этому добавлять не планировал. Если они патриоты, то пусть докажут это делом. А если нет, то 'таких' нужно гнать с вашего славного Острова. С родины Ньютона, Шекспира, Бэкона, Нельсона, Дефо и Оскара Уайльда. Я все сказал!

В этот момент через толпу протиснулась группа взрослых. Впереди вышагивали два усатых джентльмена примерно одного возраста. Лицо наиболее высокого из них было вполне узнаваемым. А, на лице второго застыло выражение тревоги за детей...

— Хеллен! Мартин! С вами все хорошо?!

— Да, папа! Мартина стали толкать эти мерзавцы, но вот этот мистер капитан спас нас.

— Адам Моровски, к вашим услугам, сэр.

— Клемент Эттли. Благодарю вас, капитан. Вы поступили благородно.

Но в этот момент к Николасу подбежал второй усатый мужчина, и стал трясти его за плечо.

— Николас! Я же велел вам ждать меня тут?! Что с Альфредом? На вас напали?

— ...

— Мы ничего не делали, сэр Освальд!

'Ох, тыж, в бигуди твою шерсть! А мне уж подумалось, что всякая хрень от усталости мерещится. Неужели же, Освальд Мосли собственной персоной? Живое 'божество' британских романтиков фашизма. Ёпть. Не дай судьба, вот с таким на одно фото попасть. Пора бы мне отсюда ноги делать. Мной малина ему тут и так нормально испорчена. Пора бы и честь знать'.

— Сэр, этот поляк первый начал!

— Да! Мы просто стояли рядом с младшими Эттли. Это все он...

— Наглая ложь, сэр Освальд! Отец!!! Они кричали и замахивались на нас, и уже толкали Мартина.

— Николас, это правда?

— Ппп... отец, м-мы больше не будем!

— Кто из них толкал вас?

— Все кроме Николаса. Но даже он не слишком-то спешил их останавливать!

— Ах ты, маленькая лейбористская тварь!

На этот истерический выкрик, резко ответил старший Эттли, который уже все понял об инциденте, и в новых доказательствах не нуждался.

— Освальд уйми своих невоспитанных варваров! Раз ты не сумел научить их приличному поведению, запрети им вообще посещать общественные места! Констебль, благодарю вас, вы свободны, дальше мы разберемся сами...

— Да, сэр. Но если что, мы близко...

— Альфред, у вас минута, и я вас больше не вижу. Минута!

— Как скажете, сэр, Освальд.

— Все-все, леди и джентльмены, они уже уходят! Хватит! Это всего лишь, глупое недоразумение! Не нужно это фотографировать. Эй, мистер! Вы меня слышите!

Отец Николаса еще полминуты яростно глядел вслед убежавших к своей машине репортеров, но наконец, с участливой улыбкой развернулся к несостоявшимся жертвам нападения и их отцу.

— Я приношу самые искренние извинения за действия этих идиотов. Это была ошибка, за которую я строго взыщу с виновных. Капитан! Разрешите пожать вашу мужественную руку! Благодарю, что вы преподали юным глупцам этот урок! Давайте же все вместе, посетим кафе, где, наконец, забудем это досадное недоразумение, и восстановим мир! Освальд Мосли, к вашим услугам.

'Ага, сейчас! Сову на ежа, восемь раз и потом наоборот! Сейчас, прям, поздоровкаемся с главным британским фашистом, которому пробы ставить негде! Да ты ж, гад, на свободе свои последние дни гуляешь, и туда же — 'дайте вашу руку'. Чтобы я, советский летчик-разведчик, коммунист и комсомолец в одном флаконе, да еще твою грязную фашистскую 'граблю' пожал?! А вот хрен! Не бывать такому, во веки веков. Гитлеру руки не подала, и тебе четыре дули, а не мое рукопожатие!'.

Повернувшись к Освальду Мосли боком, словно бы не слыша его речей, и не замечая протянутой тем руки, спаситель поспешил коротко попрощаться с семейством Эттли. Найдя Джеймса, удалось в темпе отбыть машиной в Саутгемптон на завод 'Супермарин'. Там советского разведчика уже ждал для тренировочного полета, заправленный 'Спитфайр' с новым мотором и кинопулеметом. Сегодня три британских пилота-истребителя согласились проверить пилотажные умения американского капитана в учебном бою. И в этом полете Павла как раз собралась сбросить с себя все накопившееся за последнее время напряжение. По счастью, очередной неожиданный скандал обошелся для разведчика, без взятия под стражу...

Старший Мосли, несколько секунд, ошарашено, молчал от столь наглого игнорирования его 'величайшей' эгоцентричной личности. Но вскоре, хорошо знакомые между собой лидер лейбористов Клемент Эттли, и лидер британских фашистов Освальд Мосли, продолжили громко выяснять отношения по завершившемуся эксцессу. Первый сюда приехал по делу, а для второго Уинчестер был практически малой родиной. Именно здесь в юности обучался Освальд Мосли в закрытой гимназии для аристократов. И сейчас тут его позиции были все еще достаточно сильны. Настолько, что боевые звенья активистов без дополнительного вызова сами обеспечивали охрану своему кумиру. Но для Эттли, Освальд был врагом, и политическим и идеологическим. Когда-то собеседники даже были однопартийцами, но в 31-м Мосли разочаровался в левом движении и покатился резко вправо. Копируя своих кумиров Гитлера и Муссолини, он даже проводил яркие костюмированные шествия. В 34-м и 35-м годах его движение переживало расцвет, расширившись до полусотни тысяч участников и имея свои детские организации, отделения в армии, и в большинстве графств. Но те времена прошли. После сборища в 'Олимпии', фашистов теперь частенько били, и никто не удивился очередному рукоприкладству, а полиция сегодня даже не стала регистрировать инцидент. Сейчас 'Британский союз', резко уменьшился в размерах и своем влиянии, а начавшаяся война, и вовсе, грозила ему роспуском. Не столь давно штурмовикам Мосли запретили шествия в форме, поэтому сейчас глава БФС снизил градус политической риторики, сосредоточившись на интригах и альянсах с единомышленниками из других партий и на поиске спонсоров и покровителей. И со многими ему удавалось найти точки соприкосновения. Но только не с бывшим однопартийцем Эттли. А после драки в Уинчестере общение между ними и вовсе прекратилось. А вот молодого американского капитана, ставшего нежданным спасителем детей, член коалиционного правительства Черчилля Клемент Эттли смог хорошо разглядеть и запомнить...

А утренние газеты в Гемпшире и соседних графствах на разные голоса протрубили новости об отголосках той неожиданной встречи:

_____________________________________________________________________

— 'Фашистский Британский Союз — либо трусы, либо предатели британских интересов!'.

— 'Маленькому фюреру, Мосли, не подал руки, 'Лунный забияка Моровски'!'.

— 'Шесть местных фашистов посрамлены в боксе одним американцем!'.

— 'Капитан Пешке-Моровски призвал членов 'Британского Союза фашистов и национал-социалистов' доказать делом их патриотизм, добровольно вступая в армию, и воюя с внешним врагом'.

— 'Если наши фашисты откажутся воевать с Гитлером в Европе, то им не место в Британии!'

______________________________________________________________________

* * *

Спустя день после перелета, авиагруппа Моровски, получившая от короля Леопольда III почетное наименование 'Белые Драконы', уже сделала свои первые тренировочные вылеты с новых площадок. И как-то так совпало, что еще всего через двое суток первые ударные колонны Вермахта хлынули через границу, очищая перед собой путь мощными артиллерийскими налетами, и бросая в прорывы танковые ударные части. Вот только стремительных захватов фортов и мостов в этот раз почему-то не случилось. Бельгийское и голландское ПВО в первый же день вторжения смогли сбить без малого сотню самолетов и планеров агрессора. На ряде направлений укрепленные районы приковали к себе большие силы вторжения, и не спешили сдавать свои позиции. Держался 'Форт Эбен-Эмаль'. Держалась 'Крепость Голландия'. По приказам Объединенного командования Бельгии, Голландии и Люксембурга, наносили неожиданные контратаки по врагу моторизованные части и уцелевшие самолеты-штурмовики. Даже вытащенные из резерва и модернизированные 'финские' И-5 и Р-6, отметились ночными налетами по врагу. А дождавшаяся своего часа авиагруппа 'Белые Драконы' в первых же вылетах смогла частично уничтожить и рассеять несколько колонн панцерваффе. Французские и британские части, тоже не остались в стороне от веселья. Теперь над Западной Европой шла не вялая 'Странная Война', а настоящие сражения. Радиопередачи Геббельса еще кричали о скором прибытии на германских штыках 'Свободы европейским народам от еврейской плутократии'. Но запланированный в Берлине 'Блицкриг' уже начал явно отставать от графика...

Черновое обновление от 22.06.18 / Европа в огне.../ — не вычитано //

* * *

Вообще обстановка на фронтах мало походила на нормальное развитие наступления по планам операций 'Гельб' и 'Рот'. В Арденнах группу армий 'А' генерал-полковника фон Рундштедта, довольно неожиданно, встретила группировка из более тридцати дивизий, с полевыми фортами насыщенными артиллерией и мощными подвижными резервами (из сотни танков и нескольких бригад моторизованной пехоты с противотанковой артиллерией). Зенитное прикрытие войск союзников и мощное фронтовое воздушное прикрытие в значительной степени связали руки 'орлам Геринга'. Их потери сразу резко превысили такой же показатель первых недель Польской кампании. Налицо были стратегические ошибки планирования операций, или утечки сведений к противнику из самых верхов ОКХ и ОКВ. Досталось за утрату внезапности и Имперскому управлению безопасности (РСХА). Зимний инцидент с попаданием в руки нейтралов вместе с упавшим самолетом старого варианта плана 'Гельб' вряд ли мог дать такой эффект, но откуда-то явно текло. Вдобавок, сильно навредила делу активность Пешке в нейтральных странах. Из-за которой, вместо рыхлого конгломерата разрозненных частей голландцев, бельгийцев, англичан и французов, группа 'Б' генерал-полковника фон Бока получила перед собой достаточно сильный фронт, мало уступающий его группе армий по своей мощи. Объединенное командование в Брюсселе даром штаны не просиживало. В местах вероятных прорывов группировки были усилены. С первыми выстрелами на границе в Голландии были затоплены целые районы. А противоштурмовые батальоны на лодках и специально привезенных по суше транспортных и артиллерийских понтонах прикрывали оставшиеся транспортные пути, уничтожая германские авангардные части и десантников. Господства в небе над Бельгией и Голландией не имела ни одна из сторон. С обеих сторон количество сбитых самолетов росло, но Фортуна еще не сделала свой главный выбор. И поэтому, конца этому противостоянию, не усматривалось. Немцы подтягивали вторые эшелоны и готовились проламывать оборону всей своей мощью. А союзники также не теряли время, собирая отовсюду войска для усиления фронтов. К примеру, британцы ухитрились еще в апреле перебросить вокруг Африки две дивизии из Индии, и еще две дивизии прибыли из Канады. Этим соединениям сначала прочили участие в обороне Метрополии, но потом перенацелили их на позиции на Континенте. После эпического провала 'политики умиротворения' проводимой, отправленным ныне в отставку премьером Чемберленом, правительство его приемника Уинстона Черчилля, готовилось к настоящей борьбе с Гитлером за гегемонию в Европе. Сдаваться без боя никто не собирался, хотя получить ослабленную и повязанную долгами Францию британскому льву хотелось. И все же не все сюрпризы объяснялись утечками из штаба.

Как удалось узнать от старины Канариса, у французов оказалась на диво эффективная высотная воздушная разведка, что позволило им еще в апреле разглядеть сосредоточение крупной группировки войск на расстоянии броска от Арденн, и довести эти сведения до объединенного командования. И кто-то очень неглупый во французском Генштабе, осознав всю опасность прорыва к Седану, приказал даже заменить в укрепленных районах запасниками часть кадровых войск. Что позволило снять порядка двадцати дивизий с оборонительных узлов 'Мажино', и создать ее бледное подобие в Арденнских горах. Впрочем, оборона там была не слишком сильной, и сейчас пусть и сильно поредевшие, но еще грозные дивизии фон Рундштедта постепенно и методично продавливали фронт. Хотя разведка уже докладывала о мощной группировке французов уже развернутой в Шампани и далее на пути группы армий 'А' к Седану.

Штурмбанфюреру пришлось сходу включаться в процессы своей айнзацгруппы. Главными целями группы Шелленберга стали: дезорганизация союзного командования за линией фронта и вербовка пленных на отвоеванных территориях. Процессы шли нелегко. В штабе Группы армий 'В' под командованием генерал-полковника фон Бока, состоялась еще одна беседа, добавившая красок разведданным о штурмовой авиагруппе Пешке-Моровски. Шелленберг уже почти смирился со своей потерей, но только сейчас он по-настоящему понял, чего он на самом деле лишился, и к каким последствиям для Рейха привели его игры с агентом.

— И, представьте, дружище Вальтер. Этот, как они говорят, 'сосунок', Пешке, наплевав на все вопли рейхс-министра пропаганды и прикормленных им газет, преподает Вермахту и Люфтваффе один урок за другим. Слышали, как недавно тут 'отличился' Роммель?!

— Без подробностей.

— Ну, так вот вам подробности... Очевидно решив, что он самый хитрый лис в этом курятнике, любимчик фюрера попытался обмануть бельгийцев. И, что же у него вышло? Он, уходит в прорыв (устроенный фон Боком), и коварно поднимает над своим авангардом большие Бельгийские флаги, чтобы авиация союзничков, ослепла и не вздумала атаковать его 'ролики'. Движется ускоренным маршем во фланг французскому корпусу Вейгана у Самбра. Еще пара десятков километров и враг будет внезапно атакован и повержен!

— Но?!

— Именно 'НО'! Но в этот момент их заметил одинокий барражирующий район 'Церштёрер' (Bf-110). Пилот двухмоторника снизился, и ювелирно подстрелил мотоцикл передового дозора, кротко и застенчиво покачав колонне крыльями. Словно пальчиком им погрозил — 'Ай-ай-ай!'.

— Думаете, это был Пешке?

— Не спешите, мой друг, слушайте дальше. Командир идущей в авангарде полка танковой роты, вместо того, что отогнать нахала огнем зенитных пулеметов, просигналил ракетами этому якобы 'своему'. Мол, 'не стреляй, тут мы — СВОИ!'. Ну, не идиот ли?!

— Он сам же нарушил маскировку?!

— Угум. Мало того! Этот идиот, чтобы уберечься от 'дружественного огня', на полминуты убрал знамена королевства, выложив на крыше головного танка штандарт со свастикой. И вот тут-то и началось самое интересное!

— Представляю себе...

— Двухмоторный 'мессершмитт' как будто бы совсем успокоился. И, даже, покачал крыльями! Мол, 'простите камерады я не со зла, просто погорячился'. Внизу эти 'камерады' глубоко выдохнули, сменили мокрые подштанники, и успокоились! Недоразумения ведь на войне случаются. Но уже через пять минут на них налетели три восьмерки 'Белых Драконов', и размолотили своими скорострельными двухфунтовками все железяки авангарда Роммеля, потеряв от пулеметного огня слегка подбитыми всего пару машин. Да и те, хоть и шатаясь, как от шнапса, уковыляли к себе! Каково?!

— Каковы общие потери у Роммеля?

— Всего от первых налетов потеряно тридцать шесть танков и почти полсотни грузовиков. А забуксовавшие чуть дальше главные силы группы Роммеля, утром следующего дня были зажаты в клещи мобильным франко-бельгийским резервом, и за сутки практически уничтожены. Днем их остатки снова добивали 'Белые Драконы'. Вырвались из ловушки всего с пару десятков танков, и не более батальона пехоты.

— Вы уверены, что...

— А контролировал всю их штурмовую работу, угадайте, кто? Пра-авильно! Наблюдал за качеством их ударов спокойно висящий чуть в стороне 'Церштёрер' с эмблемами Люфтваффе!

— Какая низость! А где же было воздушное прикрытие Роммеля?

— Прикрытие появлялось, сильно потрепанным, после атак нескольких штафелей 58-х "кулховенов". Позже этого Пешке ловили целым штафелем 'BF-109', но он каждый раз вызвал себе на подмогу звено прикрытия на 'B-439'. В одном из боев, лично сбил двоих 'охотников', и ушел к себе. Кстати, придраться-то к нарушению гауптманом обычаев войны, уже не выйдет!

— Но почему не выйдет?!

— Да, потому, что перед их атакой Пешке снял на пленку танки со свернутыми бельгийскими и развернутым нашим флагом. А после той атаки, он сфотографировал, все то, что осталось от 'германо-бельгийской колонны'. И уже на утро, вместе с фотографиями статьи об этом были в десятке французских, голландских, бельгийских и британских газет! А еще через день, даже шведы с португальцами пару слов об этом написали!

— Но еще можно представить это дело, как фальшивку....

— Бросьте! Любой, кто после этого назовет Пешке молокососом и глупцом, сам окажется идиотом и недоноском. Ибо, такого хитрого, смелого и удачливого мерзавца нужно еще поискать! И очень жаль, что он не с нами!

'А ведь не с нами этот 'Дракон', как раз потому, что я упустил его в Британии. Увы, я был ослеплен самолюбованием. Адам мне тогда казался наивным романтиком, которого удастся держать на поводке. Я не успел повязать его кровью. Не спешил выбить из-под ног мировую известность. Увы, я был слишком самонадеян. И был наказан за это. Да и поделом мне...'.

— Ну, что ж, вы правы герр оберст! Но перетягивать его на нашу сторону теперь, это напрасная трата времени. Из волка не сделать сторожевой собаки. Но вы правы — очень жаль!

Вальтер вернулся из штаба к своей айнзац-группе. Досада не оставляла его, но уроженец пограничной с Францией провинции, с юных лет научился аристократичности во всем. Он так успешно умел держать в узде свои чувства, что порой мог улыбаться и говорить комплименты даже явным врагам. Такая уж у него была служба.

* * *

А по другую сторону фронта, в штабе сводной мобильной бригады, шел разговор об ином. Дискуссия обнажила явное противоречие между требованиями устава и патриотизма. Исполняющий обязанности командира сводной мобильной бригады подполковник Мэтью Риджуэй (он же заместитель по пехоте командира отдельного добровольческого американского корпуса 'Миротворец' генерала Маккоя) выглядел устало. За последнюю неделю его часть трижды затыкала дыры во фронте. Работали словно безумная пожарная команда. Дежурные батальоны, усиленные танками, бронеавтомобилями и моторизованной пехотой с противотанковыми пушками на буксире, срывались с места по первому приказу штаба, занимали оборону на неподготовленных рубежах и встречали прорвавшегося противника. Иногда случались и атаки врага прямо с колес. Потери бригады росли, подкреплений из-за океана прибыло куда меньше, чем рассчитывал Риджуэй. И потому инициатива подчиненного воспринималась двояко. С одной стороны прямое неподчинение, с другой их похвальное желание остаться в строю даже в ущерб личной карьере. И все-таки приказ есть приказ...

— Рэндалл успокойтесь! Ваша стажировка тут закончилась, и я не имею право вас удерживать, в Бельгии. Приказ есть приказ! Мы с вами не гражданские, чтобы воротить нос от приказов командования!

— Сэр! Я все понимаю... Но мы с Чарли отказываемся от офицерских званий, и остаемся здесь с вами крошить германскую колбасу! Подполковник сэр! Если нас снимут со взводов, то мы можем принять отделения на самых опасных участках! Можем даже остаться рядовыми. Со всем нашим уважением, но...

— Замолчите, Майкл! Вы, что думаете, свет клином сошелся только на этой заварушке?!

— Сэр, повторюсь, мы готовы...

— Да, мне чихать, на что там 'Вы готовы' с Роузом! Мне сейчас в бригаде и потом в десанте, как воздух нужны опытные офицеры, а не 'кадеты-недоучки' на сержантских должностях! Мне нужно чтобы уже к осени, вы оба могли командовать парашютными ротами! И не хуже, чем наш талантливый 'спортсмен' это делал на учениях в июле! А к следующей весне в Китае я хочу видеть двух опытных железных командиров парашютных батальонов! Но для всего вот этого, вам еще целых два месяца учиться на ускоренных курсах. Вам ясно!

— Ясно, сэр! То есть мы получим в августе свои звездочки. И потом, до конца наших дней, будем слушать за спиной от парней, что за свои офицерские регалии мы расплатились жизнями ребят, прикрывших здесь в Бельгии наше поспешное бегство. Не так ли, сэр?!

— ....

— Неужели нет другого способа выполнить этот приказ, подполковник сэр? Кэп Моровски учил нас всегда думать головой, а не тупо следовать букве бумаги...

— Ох уж мне этот, кэп Моровски! Если бы не он, все эти парни, и мы с вами, не угодили бы в эту передрягу! Вы знаете, скольких мы уже потеряли?!

— Но если поглядеть на это с другой стороны, сэр. То такого случая отличиться мы могли бы ждать еще пару лет. Думаю, Моровски, неплохо подпихнул с тылу нашу карьеру. Ведь ваше решение об отправке нас с Чарли на ускоренные курсы, тоже в свое время, попало под критику штаба.

— Ладно, сержант. Еще один способ выполнить тот приказ мы придумаем. У нас тут все равно намечалась ротация. Я перевожу ваши два взвода в Антверпен. Будете охранять штаб генерала Маккоя и одновременно доучитесь. Там пройдете срочную переаттестацию в бельгийской королевской военной академии. Проблемы со знанием языков мы как-нибудь решим. Командование получит рапорт о необходимости продлить ваши стажировки, и сдвинуть продолжение обучения. И в Форте-Беннинг мы с генералом замолвим за вас словечко, чтобы задержка не повлияла на срок выпуска...

— Благодарю, подполковник сэр! За себя, и за сержанта Роуза.

— Идите, сержант. Мне и без вас хватает хлопот. До отъезда на вас подготовка трех опорных пунктов. И свое взыскание за пререкание со старшим по званию вы с Роузом получите, как только бригада окажется на отдыхе!

— Да, сэр! Спасибо, сэр! Мы вас не подведем!

— Конечно, не подведете, если только вернетесь отсюда...

Последнюю фразу подполковник Мэтью Риджуэй тихо произнес уже в спину убегающего по ходу сообщения подчиненного. Как кадрового офицера его бесили нахальные выходки и пререкания этих бывших сержантов, а ныне, фактически, лейтенантов-стажеров. Но в душе подполковник согласился с Рэндаллом. Их новая оборонительная позиция пока еще была не готова. А в перспективе у них была встреча с танками и пехотой фон Бока. Эти двое будут 'землю рыть' от усердия, они настоящие солдаты, и в будущем неплохие командиры. Ну, а приказ... Пусть этот приказ командования временно не мог быть выполнен, зато у Риджуэя появлялся неплохой резерв на крайний случай....

Черновое обновление от 05.08.18 / Первые настоящие реактивные. Битва проектов, атаки и отступления гладиаторов конструирования.../ — не вычитано //

* * *

Сразу после той второй высотой воздушной победы, Григория с соратниками отозвали в Москву. Отбывали на Родину все пилоты-перехватчики обученные полетам на новой машине, охрана и все техники получившие опыт ее обслуживания. Командование забирало всех причастных, чтобы сохранить секретность. И тех, кого отбирали из 'греческого' сквадрона и обучили в апреле, и испытателей с инженерами НИИ ВВС. Да, и сама секретная техника уплывала морем до Одессы. Больше над Грецией вражеские 'высотники' не летали, а значит и надобности в высотных перехватчиках, тут больше не было. А на бывшем секретном аэродроме недалеко от Салоник, теперь снова могли дислоцироваться обычные летные части Греческих ВВС. Прощание вышло недолгим. Соратники по 'Добровольческой армии' устроили небольшой, как говорят буржуи, 'фуршет'. Генерал Корнильон-Молинье под дружные аплодисменты и свист вручил всем отбывающим памятные подарки, и озвучил на родном французском языке немало теплых слов, не нуждающихся в переводе. Капитан Бахчиванджи к своим советским наградам, двум Греческим крестам и знаку участника 'Греческой компании', получил еще и почетный знак 'Молнии Олимпа' за свой сверхвысотный перехват германского разведчика, выполненный на секретном мото-реактивном истребителе (последний факт дружно замалчивался в поздравительных речах). Друзья и бывшие подчиненные из Ларисского сквадрона надарили капитану всяких сувениров. Этот сквадрон 'ишаков', которым ранее командовал Григорий, теперь уже окончательно принял опытный капитан Алекса. Ну, а их временное 'особое звено высотных перехватчиков' и вовсе прекратило свое существование. Все четыре опытных аппарата И-180ВР возвращались на Родину. А орденоносный личный состав ждала Москва.

На деле, индекс высотной машины был типичным 'камуфляжем' для запутывания вражеской разведки. Примерно так, немцы свой рекордный 'Мессершмитт' Bf-209 называли 109-тым гоночной модификации, а такой же гоночный 'Хейнкель Не-100' объявили боевым самолетом. Об этих хитростях через московских кураторов поведали внедренные в гестапо советские разведчики, и СССР быстро научился у вероятных противников методам сокрытия своих тайн. К тому же, в ходе операции прикрытия, несколько обычных И-180 (6-й серии с пушками ШВАК-20), действительно, прибыли в Архипелаг на дополнительные войсковые испытания (и даже смогли пополнить свой счет, сбив четыре скоростных итальянских моноплана 'Фиат G-50', пять трехмоторных бомбардировщиков и три обычных биплана-истребителя). Вот, только, новый высотный перехватчик, с серийным фронтовым истребителем И-180 имел крайне мало общего. В лучшем случае от 'однофамильца' была частично унаследована поршневая винтомоторная группа. Да установки крыльевых 23-мм пушек МП-3 (такие же стояли на 8-й малой серии И-180, испытанной в феврале в Карелии). Да и тут в конструкции имелись существенные отличия. К примеру, винт самолет имел пятилопастной, увеличенного диаметра и с саблевидно загнутыми законцовками лопастей (в точности, как было на набросках, полученных Проскурой от Павла Колуна). Механическую систему автоматической установки шага винта подсмотрели на немецких 'Мессершмиттах' серии Е (один из таких аппаратов, был в марте получен из Франции в обмен на техническую помощь, моторы и вооружение). Гермокабина была взята от высотной 'Чайки' И-153 РУ-3, и доработана. Ну, а планер нового самолета и вовсе отличался от самолета Поликарпова, как небо и земля. Удлиненный цельнометаллический фюзеляж в хвостовой части был оснащен малогабаритным ТРД 'Кальмар-1-7М' со стальной жаростойкой обшивкой в районе сопла. Цельнометаллический киль был приподнят над соплом и увеличен в размерах. Убираемое шасси на удлиненных стойках с хвостовым колесом, также убираемым плашмя в нишу фюзеляжа под реактивным мотором. А вместо обычного крыла размахом 10,5 м, имелось нечто невообразимое с ламинарного профиля огромными консолями, и мощной механизацией. Общий размах нововведения составлял 13,2 метров. Со стороны заказчиков не было жестких требований по скоростям и дальности, машина была экспериментальной и не предназначенной для серийного производства, поэтому коллектив разработчиков ориентировался только на рабочий потолок и маневренность на больших высотах. В разработке этого высотного перехватчика с ноября 1939 принимали участие, помимо самого Поликарпова, его нынешний коллега Яценко, реактивщики — Люлька, с Лозино-Лозинский, Еременко, несколько специалистов ЦАГИ и МАИ, конструкторы Сухой и Грушин, а также конструктор высотных машин Чижевский, и конструктор высотных кабин Щербаков. Техническое задание на столь непростой истребитель родилось сразу же после случившегося в Карелии в конце осени воздушного боя курсантов на мотореактивных спарках 'Зяблик' против новейшего германского высотного разведчика HS-130. Командованием ВВС округа, командованием ПВО и УПР, совместно был сделан обоснованный вывод, что не окажись в тот раз учебной группы с курсантами на высоте 11 километров, и враг просто ушел бы к себе безнаказанным. А значит, ПВО стал необходим аппарат, способный достать любого современного 'высотника' даже на 15 тысячах метров (раз уж у немцев завелись такие 'высотники'). Вот только инженеры обещали пока потолок не более 14-ти, да и то при наличии большого крыла с ламинарным профилем и мощного мотора (и, желательно, с реактивным ускорителем). Компрессорные ускорители 'Тюльпан' к концу 39-го были хорошо отработаны, выпускались серийно, но выше 12-13 тысяч даже с ними, истребителю было не забраться (вернее, забраться-то он смог бы, а вот воевать уже нет). И тут консультант проекта профессор Проскура вспомнил об одном интересном решении, предложенном его студентом-заочником Павлом Колуном. У него в одной из предложенных концептуальных схем аппаратов, была предложена установка двух разных моторов. Поршневой впереди с тянущим многолопастным саблевидным винтом. И турбореактивный небольшого размера в хвостовой части аппарата. Сама схема была обозначена студентом как паллиатив, применяемый только для отработки реактивных моторов (чтобы при отказе ТРД не терять целиком самолет) и для сверхвысотных тренировочных полетов. Оставалось дело за малым построить модель, продуть ее в трубе с имитацией будущих режимов полета. Коллеги профессора не подвели, и смогли в течение одной недели набросать обоснование, подкрепив его результатами кратких испытаний модели и расчетами.

Предложение ХАИ, что называется, пришлось 'ко двору'. И поскольку единственными наиболее скоростными и высотными серийными самолетами на тот момент являлись серийные И-180 (и несколько малосерийных И-28), то и за основу нового проекта взяли в основном их (с глубокой переработкой конструкции будущего "высотника"). Макет был утвержден уже в декабре. А чтобы враг думал, что это просто очередная модификация 'улучшенной крысы' (так на Западе именовали истребители-монопланы Поликарпова), индекс остался с минимальными изменениями. Заказ оказался срочным, поэтому новые аппараты собирали из сильно доработанных агрегатов других машин, переделываемых прямо по эскизам без чертежей. Оперение увеличенных размеров использовали от первого таировского двухмоторника. Набор удлиненных консолей крыла взяли от опытных самолетов. Фюзеляж сильно напоминал конструкцию одномоторного бомбардировщика "Иванов"АНТ-51 (конструктора Сухого) с туннелем под реактивный мотор в хвосте, и с новой дюралево-стальной обшивкой. На первых испытаниях показалось, что аппарат вышел перетяжеленным. С не запускаемым ВРДК 'Тюльпан-6', установленным в хвосте, вместо еще не готового ТРД, (и используемым в качестве массогабаритного макета разрабатываемого параллельно ТРД), машина весила на старте почти четыре тонны. Один звездообразный М-88Р с трудом отрывал ее от бетонки где-то в самом конце полосы. Управляемость на малых высотах оказалась нормальной, но вел себя самолет, довольно, заторможено. В конце января провели один взлет с пороховыми ускорителями. В начале февраля на аппарат поставили опытный ТРД 'Кальмар-1-6' тягой 270кгс. С этого момента взлет осуществлялся сразу на двух моторах. Затем ТРД выключался, и самолет набирал высоту порядка пяти тысяч, и уже там снова запускался ТРД для определения потолка самолета. К середине февраля на трех опытных машинах удалось достичь высоты 12 тысяч метров. На такой высоте недостатки самолета превращались в его достоинства. Тут истребитель становился послушным и маневренным. Удалось даже разогнаться до скоростей 590 километров в час. Но доработка самолета и ракетного двигателя продолжалась. Одну машину потеряли в аварии, но московское руководство разрешило продолжить работы по доводке. К марту имелось уже четыре аппарата, и на всех шла отработка высотных перехватов против дальнего высотного разведчика РДД. Результаты были, довольно, скромными. Перехват удавался примерно в половине случаев. Начальство уже подумывало о временном закрытии проекта, и создании вместо него полностью реактивного перехватчика, как от берлинского резидента пришло сообщение, что в Австрии сосредоточены новые самолеты группы высотной разведки под командованием подполковника Ровеля. Новой машиной оказался не известный по Карелии HS-130, а модернизированный вариант старого бомбардировщика Юнкерс-86, способный летать на высотах более 13 километров. Целями этой группы явно должны были стать силы греческих ВВС и наземных войск союзников. Чтобы снизить риск неудачи с перехватом 'Юнкерсов' над Грецией решено было привлечь к программе несколько лучших пилотов советского добровольческого корпуса воюющих в Греции. Первым кого вспомнили, оказался Григорий Бахчиванджи, который еще полгода назад был штатным испытателем НИИ ВВС. Ему поручили негласно отобрать четырех лучших летчиков-истребителей, способных к высотному перехвату. Григорий с заданием справился довольно быстро, и вся пятерка убыла в Союз на переподготовку. Эскадрилью он временно передал своему заму. С любимой женой, по прибытии, встретился всего на полдня, да и отбыл к месту переподготовки.

В Раменском греческих ветеранов ждали очень странные и совсем не красивые аппараты. Назвать их истребителями язык не поворачивался. Хвост длинный, крыло большое, шасси, как оглобли, а винт и вовсе кривой, словно с похмелья. Командированные краскомы напряглись, уже готовые писать рапорт о возвращении их обратно на греческий фронт, но первый же показ в деле новой авиатехники их расслабил. Эти несерийные, а вручную собранные машины имели не только поршневой, но и реактивный двигатель, и могли сбивать врага запредельно высоко. Тут было о чем подумать, прежде чем отказываться. Обучение как всегда началось с показа и теории, и лишь через пару недель 'грекам' разрешили погонять на новых аппаратах в рулении и подлетах. Машина еще непослушная — на взлете она словно бомбовоз медлительная. Под каждым крылом висит небольшой обтекаемый блок на четыре реактивных снаряда. Григорий знает, бывают на семь и больше, а этот столь компактен, наверное, чтобы аэродинамику не снижать. В центроплане самолета стоят две 23-мм пушки МП-3. Пушки очень мощные и дальнобойные, жаль только что не скорострельные, и патронов всего по шестьдесят на ствол. Промажешь, и уйдет супостат. По хорошему освоение таких боевых машин требовало нескольких месяцев интенсивной учебы, но времени оказалось очень мало. Первый полет 'Юнкерса-86Р' в сторону Афин уже состоялся. Сейчас он там летает безнаказанно. Дальше учеба пошла в разы быстрей. Взлет, полет по маршруту на средних высотах, и отработка посадки. Пробег у машины, как у бомбера, полоса будет нужна не маленькая...

Приехал серьезный майор из Разведупра Генштаба РККА. Его рассказ о будущем противнике интригует. Пилоты рады, что скоро вернутся в Грецию, а германский 'высотник' вызывает лишь сильный интерес. Страха, или еще каких переживаний, ни в одном глазу. Наконец, начинается настоящая боевая учеба. Перехваты Р-10 на высоте восьми километров. Тренировки полета в облаках, за лидером РДД. Перехваты такого же 'высотника' на одиннадцати тысячах. И, наконец, полет на полный потолок и стрельба по конусу, который тащит за собой высотный разведчик РДД на тринадцати с половиной километров. Выше РДД не подняться, а вот 'Юнкерс', наверно, сможет. Последние тренировки и экзамен. Вместе с боевыми пилотами, на корабле, идущем к проливу, маются от качки трое московских летчиков-испытателей (некогда соратники Григория по НИИ ВВС). Звено особого назначения укомплектовано двойным составом пилотов специально. Полет высотного истребителя длится более четырех часов, и второй полет в день один и тот же летчик производить не имеет права. Но, если потребуется, то всегда есть второй летный состав готовый к немедленному вылету, даже для одновременного повторного взлета полным звеном. После прибытия на аэродром у Салоник, роли меняются. Там форсили испытатели. Теперь 'греки' натаскивают 'москвичей' в местном ориентировании. Горы, это не равнина, а рядом еще и море с береговой линией, которую нужно выучить, 'как отче наш'. Полеты на УТИ-4 — тренировки поиска аэродрома. Полет на 'Дугласе DС-2' вдоль береговой черты. Ветеранам это лишь как напоминание, а московским испытателям подготовка к зачету. Проигрывание ситуаций на картах. 'Что делать, если разведчиков окажется несколько? А если у границы Албании или Болгарии его будет ждать сильное прикрытие, как у того 'Хеншеля' в Карелии? А если уходить будет вообще над морем?'. Игры сменяются полетами. Летают ранним утром и до позднего вечера. Кто не летает, устает еще больше от наземных тренировок. Но, вот, тренировки завершены. Звено признается боеготовым. Бахчиванджи докладывает в штаб 'добровольческой Армии'. Пока тренировались, один пролет 'Юнкерса' все же случился, но их специально не поднимали. А, вот теперь можно охотиться по-настоящему. Немец летает не часто. Ожидание в кабинах выматывает. Чтобы не потерять форму, одну машину ежедневно поднимают до 12000м. Каждый раз по разному маршруту. Больше вылетов делать бессмысленно — израсходуется ресурс ТРД, и машина встанет на прикол. Первым врага должен обнаружить патруль обычных 'ишаков', но 'Юнкерсы' как будто затаились. Ждут, летают, проводят профилактическую замену моторов. Снова ждут. И вот неожиданно команда от штаба. Воздушный патруль нарушителя засек.

— Сотый, это Гора. Вам взлет. Хорек идет с севера.

— Гора, Сотый взлет подтверждаю. Хорек далеко?

— Должен быть примерно над вами.

— Сотый понял. Взлетаем!

Немец пролез со стороны Болгарии на высоте больше 12 тысяч. Григорий решает лететь парой с Таракановским. Кстати, у ведомого есть опыт высотных перехватов в Монголии, так что неизвестно, кто из них лучше подготовлен к этому вылету. Набирают пять километров, и включают 'кальмары'. За кабиной гудит с посвистом 'реактивный моллюск'. Рабочая высота 'полдень' (так условно обозначена 12000 м) В прицеле только облака лежащие внизу. Небо пустое. 'Упустили?'. По команде Григория пара расходится километров на тридцать. Радиостанции французские намного мощнее обычных истребительных, поэтому связь устойчивая. 'Юнкерс' уже проскочил дальше, и ушел куда-то к столице, но туда лучше за ним не ходить. Вдруг, шуганется, и в Турцию уйдет, и там сядет. Теперь этого гада можно взять, только на обратном пути. А если он пойдет домой другой дорогой? Вопросы-вопросы. На высоте от кислородной маски чешется лицо. Глаза устают от однообразия. Час проходит в нарезании кругов. Михаил по радио предлагает все же сходить до столицы, топлива пока хватает. Григорий решает по-другому. Поднять еще одного перехватчика, и перекрыть путь в сторону Флорины. Третью машину ведет 'москвич' Вася Степанченок, у него боевого опыта поменьше, зато он испытатель со стажем. Если придется идти наперехват, форсируя 'Кальмара', то у него это выйдет лучше, чем у любого из 'греков'. Должен справиться. Снова минуты тянутся как планерный амортизатор. Григорий запрашивает штаб, чтобы подняли пару звеньев для наблюдения за 'хорьком'. 'Хорь уже в курятнике' и пока себя не проявляет. Михаил Таракановский снова вызывает, напоминая об остатке горючего — до возвращения чуть больше часа. Обидно, что не успели встретить над границей. Еще обидней будет, если 'немец' уйдет. Василий сообщает, что на средних высотах кто-то летает, но явно не наш клиент. И вдруг снова оживает радио от Таракановского.

— Сотый! Гриша, я его вижу! Идет курсом 300 — 320. Удаление пятнадцать! Ниже 'полпервого' (высота меньше 12500 м).

— Срежь его! Я от линии фронта прикрою, чтоб не прорвался.

— Понял, Сотый!

Командир звена вызывает штаб с просьбой через три минуты забить радиочастоту немцев. Сам уходит ближе к лини фронта. Туда, где греческие войска окопались против болгар. Григорию очень хочется помочь Михаилу, но у него сейчас другая задача, подстраховать на пути отхода вражеского разведчика. Снова радио от Михаила.

— Сотый! Эрэсами не попал! Из пушек бью по моторам и кабине — хорек уходит к тебе. Высоту набирает!

— Понял тебя. Встречаю!

Григорий включает ТРД и забирается на самый потолок. Высота больше тринадцати километров.

Над головой видны звезды. Вглядывается в синь неба, до рези в глазах, и наконец, видит 'немца'. Тот идет на максимальной скорости чуть ниже, так что моторы дымят от натуги, а с концов крыльев срываются белые ленты инверсии. Григорий осторожно приближается, на дистанции в километр выпускает все ракеты разом, и открывает огонь из орудий.

— Есть! Зацепил! Теперь не уйдет! Сто пятый слышишь меня?

— Слышу, но я пустой!

— Это ничего. Обгони его и встань за мной.

— Понял тебя, Сотый! Может вчетвером, а? Поднимем Стопятнадцатого?

— Рано еще. Сто десятый! Василий возвращайся, ты тут нужнее.

— Буду, через четверть часа, Сотый.

— Понял.

Ракеты видимо все же повредили 'Юнкерс', а после третьей очереди из пушек брызнули осколки остекления и разведчик посыпался вниз. Дымить не дымил, но и не управлялся. Проводили его до самой земли. Лежал с отломанной консолью и хвостом на спине. Один мотор от удара улетел куда-то в расщелину. Парашютов экипажа советские пилоты в небе так и не увидели. К упавшему восемьдесят шестому тут же отправилась группа охраны с задачей снять и увезти все, что можно, что нельзя, снять на пленку и тоже увезти.

Разбор вылета Григорий провел, стараясь не улыбаться. Получалось плохо. Так и хотелось пуститься в пляс. Стрельбу из пушек они с Михаилом хвалили, но отмечали малую скорострельность и малый запас снарядов. Из главных проблем в этом вылете все отметили ненадежную стрельбу ракетами. Но отказываться от них никто не предлагал. Не ахти какое оружие, и все же лишний шанс, зацепить 'хорька'. Михаил отметил перебои в работе своего 'Кальмара' сразу после пуска ракет. Быстро составили отчет для Москвы, и передали шифровальщику. А дальше был праздник. Первая высотная победа здорово взбодрила личный состав. Если б не грозный окрик из штаба по телефону, то так и отмечали бы греческим вином до самого утра. А утром все началось сначала. Но первым заданием для техников стала замена всех 'Кальмаров' (всего на каждый борт имелось по четыре комплекта ТРД). Ресурс реактивных моторов был уже близок к нулю, и риск остаться без ускорителя рос с каждой летной минутой. После опять переговоры с наблюдателями. В этот раз решили ждать второго 'хорька' и встречать его у самой границы. Для этого нужно было поднимать перехватчики минимум два раза в день, а лучше, три. Надолго ли хватит ресурса аппаратов при такой интенсивности оставалось лишь гадать. Но по всему 'Юнкерс' должен был прилететь, через день-два. На крайняк, через неделю. Пилоты сменяли друг друга в кабинах. Уставали от ожидания больше чем от полета. Ежедневно звено выполняло три вылета вдоль линий фронта. На пятый день очень рано утром 'Юнкерс' появился. Ждала его вся 'Добровольческая Армия', поэтому наблюдателей хватало — не упустили. Тут Григорий решил не мелочиться, и поднял сразу всех четверых. Ресурс ТРД и запас горючки жалеть не стали — сразу 'на факеле' набрали почти 14000 и стали зажимать 'хорька', не выпуская. Наземные радисты устроили гвалт в эфире, не давая экипажу 'Юнкерса' вызвать подмогу. Дальше бой был похож на медвежью охоту. Эрэсы оставили как последний довод, огонь вели короткими очередями по пять-семь патронов. Двое отвлекают, третий бьет из пушек, четвертый на стреме. Потом меняются. В пятой атаке 'Хорек' загорелся, и пошел к земле. А четыре аппарата с настоящими хоть и слабенькими турбореактивными моторами поочередно пошли на посадку. Теперь осталось сфотографировать останки второго 'Юнкерса', собрать все самое интересное на месте падения. Передать все материалы и отчеты под роспись начальнику охраны для отправки в Москву. Дальше можно было разбирать перехватчики, и готовиться к отплытию. Звено особого назначения свою боевую задачу выполнило. Впереди их ждало воздушное путешествие. Морем уплывала только секретная авиатехника. На случай попытки захвата советского корабля, тот был надежно заминирован. Григорий вдруг понял, что Грецию он теперь покидает по-настоящему надолго. Стало немного грустно. Вспомнил о жене Ире, и стало легче. Жизнь ведь штука долгая, глядишь, когда-нибудь они с Ирой вдвоем приедут сюда, как туристы. Это было бы волнительно...

* * *

После смены руководства, жизнь народного комиссариата авиационной промышленности пусть и не сразу, но начала входить в нормальную колею. Благотворное влияние на эти процессы оказало укрупнение конструкторских бюро, улучшение их МТБ (включая, станочный парк), улучшение снабжения, и более разумная унификация. Так, созданные в конце 1939 года отдельные конструкторские бюро по шасси, самолетным кабинам, бронезащите и ВМГ, частично разгрузили самолетостроителей, от регулярного 'изобретения велосипеда'. Новые истребители, бомбардировщики, штурмовики и разведчики теперь должны были иметь улучшенную эргологию (так в 30-40-х называли эргономику). Для достижения улучшенных условий обитания и боевой работы самолетных экипажей, целая группа инженеров и летчиков, занималась изучением и систематизацией параметров зарубежной авиатехники. Были отобраны лучшие типы пилотских и штурманских кабин, кабин стрелков-радистов, и бортинженеров. Теперь качество обзора из кабины, удобства входа-выхода и покидания борта с парашютом, а также удобство расположения приборов, кнопок и тумблеров, лючков и прочего, определялось заранее, еще до появления чертежей аппаратов. Впрочем, часть новых аппаратов уже находилась в постройке, и вот их конструкцию, с принятыми в конце 1939 года стандартами, приходилось увязывать. Если внедрение в серийном производстве СБ 'агрегатно-панельного метода' останавливало производство, лишь на переоборудование (кроме сборки аппаратов из оставшегося задела). То, для имевших высокую агрегатную готовность опытных самолетов, КБ Яковлева, Таирова, и 'триумвирата' (Горбунов, Лавочкин, Гудков), наступали непростые времена. Нужно было наряду с постройкой прототипов по исходному проекту, срочно создавать переработанный проект. И столь же срочно строить по нему вторую стандартизированную версию самолета, принципиально готовую к массовому производству (которую и предстояло передавать на государственные испытания). Пример КБ Мессершмитта у всех был на слуху. Немец в 1935-м создал не просто хороший, но технологичный, простой в постройке и обслуживании, самолет с большим резервом для модернизации. Поэтому самолеты 'однодневки', либо чрезмерно дорогие в постройке, либо устаревающие уже через год, почти без шансов на улучшение летных качеств, были СССР не нужны. В оснащении новых машин подход оказался революционным. Многие решения конструкторы получали в готовом виде, уже отработанными на базе других самолетов — таких как И-180, И-19 (развитие И-17 Поликарпова), И-40 (развитие МПИ, ВИТ-1), ПБ (развитие ВИТ -2), И-39Ф (модернизированные французские 'Девуатины D-510/511С' с русскими моторами, шасси и вооружением). Кстати, о новой версии 'Девуатина', замеченной в период войны в Польше, советские разведчики докладывали еще в сентябре-октябре. Мнение пилотов-разведчиков было однозначным — 'с улучшенным мотором самолет заткнет за пояс 'мессершмитта''. И поскольку именно эта задача считалась приоритетной и для молодых советских КБ, то представителей этих коллективов еще в 1939 году направили во Францию для изучения уже летающего 'будущего конкурента Bf-109'. Поначалу французы держали форс, и не спешили делиться сведениями по новейшей технике, еще проходящей доводку (в это время они мучились с ненадежными нагнетателями и вооружением). Помимо некоторого снобизма, на это немало повлияли и агрессивные планы армейского генералитета буржуазной республики. Тон в этом планировании задавал генерал Вейган, выступавший за совместные с британцами бомбардировки Баку, и отторжение от СССР части Кавказа, в пользу прозападного правительства Ирана. Но все начало быстро меняться, после нападения Италии на Грецию. Военная опасность росла с каждым днем, а мощнейшая авиапромышленность Третьей Республики раз за разом срывала сроки поставки в 'Арме дель Эйр' современных самолетов. При этом союзники что-то не сильно торопились на приемлемых условиях делиться своим авиационным вооружением (попросту 'драли три шкуры', как говорят русские — что было вполне в деловом стиле англо-саксонцев). Парижские политики, вдруг почувствовали, что при сохранении Британией 'курса на умиротворение Оси', вскоре уже и сама Франция вполне может оказаться один на один с агрессором, как совсем недавно случилось, с Абиссинией, Австрией, Чехословакией и Польшей. И осознав столь зловещие перспективы, французское министерство авиации пошло на ряд серьезных, хоть и небескорыстных, уступок Советской России. Помимо совместной работы по внедрению и совершенствованию авиамоторов 'Гном-Рон' и 'Испано-Сюиза', и производства самолетов для Греческих и Абиссинских ВВС, были приняты и новые решения. В первую очередь, по продаже коммунистам оборудования, и в предоставлении советским конструкторам и пилотам-испытателям доступа к французским авиационным новинкам, к купленным в США и Британии аппаратам (и даже к трофеям). Война переставала быть 'Странной', и потомки Наполеона озаботились скорейшим качественным и количественным обновлением собственного боевого авиапарка, в том числе с помощью готовых на сотрудничество большевиков. Вскоре это сотрудничество укрепилось в совместной доводке 'Девуатинов D-520' в 'Святая Святых' французских конструкторов и испытателей...

В работе французского авиационного испытательного Центра CEMA в Виллакубле теперь не было пауз. Пусть, часть пилотов-испытателей была призвана в ВВС, и уже вовсю воевала на новейших и импортных крылатых машинах, проводя совмещенные с боевой работой фронтовые испытания боевых аппаратов. Но и в самом летно-испытательном Центре работа тоже кипела. Наконец-то министерство авиации, окончательно, определилось — какими боевыми самолетами будут оснащаться ВВС третьей республики. Заказы на бомбардировщики были приняты раньше, но сроки уже были сорваны, а вот, что касается истребителей... В лидеры, ожидаемо, вышел новейший аппарат объединенного авиационного концерна созданным конструктором Косталльо в 1938 году. За прошедший 1938 год 'Девуатин D-520' действительно обошел всех конкурентов. Его предшественник D-513 проиграл конкурс с 'Мораном MS-406', но зато серьезно подтолкнул своим поражением конструкторов на создание лучшего французского истребителя. Не доведенные еще прототипы, как уже было сказано, успели повоевать в Польской компании под индексом D-514. Там на них летали французские офицеры-испытатели Розанов и Дестальяк. И та командировка многое дала для совершенствования машины. Фактически детские болезни самолета были в значительной степени побеждены. Но главной проблемой остался — мотор 'Испано-Сюиза' с сопутствующими агрегатами. Сам мотор пока не додавал мощности, двигатель перегревался, нагнетатели сбоили. В ноябре двигателисты 'HS' клялись Марией Девой и всеми святыми, что к декабрю они доведут уже 1000-ти сильную версию. В декабре они не менее истово клялись, что это случится в январе. Русские, допущенные к испытаниям и доводке самолета, выражали скепсис, но зато фонтанировали идеями. Они предлагали массу технических решений опробованных во время войны в Карелии на 'Девуатинах D-511C' с русским вариантом 'Испано-Сюизы' М-105, даже привезли из СССР образцы нагнетателей и водо-масло-радиаторов. Было даже начато совместное производство арматуры под Парижем. Но создатели 'Девуатина' и командование ВВС ждать не могли, самолеты требовались для освоения строевыми пилотами 'уже вчера', и потому заказали в Британии новейшие моторы 'Мерлин', в США моторы 'Алиссон', а в Советской России заказали партию новых клонов 'Испано-Сюизы' (М-106) и даже более тяжелый и габаритный мотор М-35. Американцы прислали свой мотор, сразу выкатив запредельный ценник. Британцы, поломавшись, прислали союзнику только два мотора, и предупредили, что крупных поставок моторов не будет. Обе марки моторов к тому же были в дюймовых размерах и не предусматривали установки 'мотор-пушки' в развале цилиндров (в отличие от русских М-105/М-106). Вдобавок русские прислали вместе с моторами несколько вариантов моторамы к ним и своих испытателей с техниками. Смешанные делегации с участием Яковлева, Антонова, Синельщикова, Пашинина, Горбунова, Алексеева, Гудкова и других советских инженеров, фактически занимались отработкой агрегатов своих будущих аппаратов, на базе испытываемых малосерийных французских истребителей D-520, и опытных 'Потез — 230', 'Арсенал VG-33'. Представители коллективов Ильюшина и Архангельского получили доступ к серийным бомбардировщикам LeO-451, Amiot-351/354 и к пикирующему бомбардировщику 'Ньюпор Ni-140'. Конструктор Таиров со своими коллегами и парой испытателей изучал в это же время двухмоторные и двухкилевые французские машины 'Поте-670' и 'Поте-633', Вреге-693/695' и 'SE-100' со звездообразными 'Испано-Сизами-14' и 'Гном-Рон-14' воздушного охлаждения (параллельно он также изучил пикировщик 'Ньюпор Ni-140'). Оставшиеся дома в СССР их коллеги, пока пересчитывали цифры и приводили проекты И-26, И-301, и ИП-21, БШ-5, СР-РКП, ДБ-3Ф, и ОКО-6 (будущий Та-1) к обновленным стандартам серийного производства.

СССР легко шел на сотрудничество, даже отдавая техдокументацию на доведенные в Союзе ВМГ. Но за все это и прочие поставки, русские сразу захотели получить два D-520, и один 'Поте-671' на испытания. А также комплект документации и еще несколько комплектов наборов деталей и агрегатов для изучения конструкции. На обмен французам предлагались партии легких пулеметных истребителей 'Кулховен FK-58' и пушечных 'Поликарпов И-16' последней модификации, существенно более дешевые, чем выпускаемые во Франции сопоставимые с ними по ТТХ серийные истребители 'Блох МВ-151/152'. В отношении заказанных в СССР М-105 / М-106, русские честно предупредили, что моторы дадут, но ресурс у новых моторов не более 40-50-ти часов. В общем, идеальный вариант для ВВС 'Бель Франс' так и не появлялся. Но как утопающий хватается за соломинку, так и французское авиационное начальство сейчас усердно думало, уже не о красоте своих военных аппаратов, а о массовом производстве истребителей, не сильно уступающих в летных и боевых качествах пресловутому 'Мессершмитт-BF-109Е'. С бомбардировщиками была почти та же история. Прекрасные относительно новые аппараты 'Луар эт Оливье LeO-451' были лучше большинства русских, американских, немецких и британских аналогов. Но на них вместо малосерийных винтов 'Гном-Рон' с которыми машины разгонялись до 500 км/ч, вынужденно стояли винты 'Ратье', с которыми аппараты теряли 20 километров скорости, да и самих бомбардировщиков по сравнению с Люфтваффе было смехотворно мало. Но и помимо трудностей с моторами и винтами, Франции хватало проблем с организацией массовых производств. Предвоенные эксперименты со слияниями компаний не дали ожидаемого эффекта. Ни в плане массовости выпуска авиатехники, ни даже в плане стандартизации. Так, что пока 'французская гора рождала мышь'. Но война с Германией уже шла, поэтому не время было 'лить слезы', и французы выкручивались, как могли. Партию из пятисот дорогущих 'Алиссонов' для бомбардировщиков LeO все же заказали, со сроком поставки в середине марта. Для использования партии из шести десятков 'Мерлинов' начали выпуск комплектов крыльев 'Девуатина' с установленными в центроплане пушками 'Испано-404'. А за поставку большой партии русских 'Испано', вместе с немалым потоком, сделанных в России истребителей 'Кулховен FK-58', французы скрепя сердцем отдали не только документацию по 'Девуатину', но и не слишком современное оборудование пары небольших авиазаводов, стоящих без заказов из-за жесткой предвоенной экономии. Бизнесмены стенали, правительство давило. Попытки сроить пятьсот двадцатые 'Девуатины' и 'LeO-451' на других заводах, пока приводили к еще большему бардаку. Но перспективы, вроде бы проглядывали. Если этот 'революционный' курс удалось бы удержать, то к середине июня 1940 предполагалось вывести авиазаводы Франции на массовый выпуск новейшей авиатехники, не уступающей германской. Если конечно находящаяся в состоянии войны с Францией гитлеровская Германия даст ей этот шанс. А пока все силы бросались на освоение в серии лучших из имеющихся аппаратов. Хотя и от принятых ранее на вооружение более слабых в сравнении с новым 'Девуатином', 'Блох МВ-152' министерство авиации отказываться пока не спешило. А вот 'Мораны МS-406' решено было снимать с производство, постепенно заменяя на новый 'Девуатин' и на значительно более дешевый 'Кулховен FK-58' (не уступавших МВ-152 в летных данных). Руководство обиженной фирмы, уже готово было подавать иск, но получив предупреждение о суровых мерах по борьбе с саботажем, благоразумно заткнулось. Французская промышленность 'засучила рукава' пытаясь догнать ускользающее время. Но в мае, когда бои на Западе Европы уже разгорелись не на шутку, заводы едва выходили на уровень более-менее регулярных поставок новой техники. Тогда Франции пришлось влезать в долги, и спешно закупать любое оружие. Импортное оружие Франция получила. СССР предоставил на льготных условиях 450 комплектов для сборки истребителей-бипланов 'Дрозд' (развитие И-153), почти две сотни истребителей 'Кулховен FK-58', шесть сотен И-16 вооруженных пушками, две сотни СБ и даже два десятка ДБ-А (3-й серии) вместе с такими же машинами переданными Бельгийским ВВС и ВВС 'Добровольческой Армии', получилась довольно мощная авиационная группировка, которая вместе с французскими самолетами не один месяц успешно воевала в небе Западной Европы.

А вернувшиеся в Советский Союз командированные инженеры и испытатели с новыми силами впряглись в создание современных боевых самолетов для ВВС РККА. На совещании в Кремле несколько раз поднимался вопрос об опытном конструировании в СССР. Звучали предложения ввести в НКАП должность заместителя наркома по опытному самолетостроению. Сталин симпатизировал конструктору Яковлеву, и даже предложил его кандидатуру (не забывая, что в истории с реактивным опытным самолетостроением тот повел себя слишком осторожно, если не сказать пугливо). Однако присутствовавший на совещании Давыдов, поставил вопрос иначе.

— Товарищ Сталин. Действующий конструктор не сможет совмещать постройку своих самолетов, при этом чутко и беспристрастно контролируя чужие работы. Нужен человек, видящий всю картину целиком.

— Такой как вы?

— По своей кандидатуре, вынужден взять самоотвод, занят по массе не менее важных тем. Думаю, нужен опытный инженер, ученый и летчик.

— Вот как? Три специальности в одном человеке! И вы знаете такого человека?

— Виделся с ним всего пару раз при моих поездках в ЦАГИ. Это заместитель директора ЦАГИ, подполковник Петров Иван Федорович. Империалистическую он начал матросом Балтфлота. В 1917 выучился на авиамеханика, и служил в школе воздушного боя в Красном Селе. В 1920 стал морским летчиком, а несколько лет спустя, он стал уже летчиком-инструктором в Севастопольской школе морской авиации. В 29-м закончил Академию имени Жуковского, стал летчиком испытателем в НИИ ВВС, а в прошлом году стал заместителем директора ЦАГИ. И при этом человек очень принципиальный, знающий и бескорыстный.

— Что скажете товарищи? Клим, как тебе кандидат?

— Если он с самых низов все постиг и до ЦАГИ дошел то, на мой взгляд, лучшего нам и не найти!

— А вы как думаете, товарищ Хруничев?

— Я с Иваном Федоровичем немного знаком. Новые опытные машины он изучает очень внимательно и всегда видит перспективу. Согласен с Климентом Ефремовичем, достойней его других не вижу.

— Товарищ Берия?

— Вспомнил я этого Петрова. Он еще требовал от конструкторов уметь летать, чтобы понимать, что и для кого они делают. Вот уж действительно принципиальный! Ко мне бы в НКВД такого.

— Ну, хорошо. А не помешает ли это работе товарища Петрова в ЦАГИ? Товарищ Громов?

— Я тоже знаком с Иваном Федоровичем. Хороший пилот-испытатель, инженер и ученый. Кстати, ЦАГИ и так постоянно с опытными машинами возится. Кому как не им НКАП и НИИ ВВС консультировать? Там же не на два дома жить придется, а практически на один. Дать ему помощников, чтобы рутину на себя взяли. Съездили они на завод, где опытную машину делают, или в войска, где войсковые испытания проходят, собрали результаты прогонов и испытаний, проверили все, и обратно к 'трубе' и расчетам. Сравнили между собой проекты и прототипы, прикинули, что из этого 'взлетит', а что нет. А заодно и в ЦТЭ материалы привезут.

— А наш Центр Технической Экспертизы материалы обработает, с ЦАГИ рекомендации согласует, и обратно на завод выдаст вместе с рекомендациями ЦАГИ.

— Я ж говорил — самое оно и выйдет!

— — Главное, чтобы для постройки новых серийных самолетов отбирались именно лучшие машины. Чтобы не как раньше — пять лет устаревший самолет делали, потому, что других принятых к серии нет, а опытные никак заключения не получат. А все шарлатанские и авантюрные проекты за борт!

— Будем надеяться, что товарищ Петров справится с этим важным заданием. Тут важно с 'грязной водой не выплескивать ребенка'. Вдруг идея стоящая, тогда ее нужно развивать дальше, даже если сразу не получилось. Все согласны с кандидатурой подполковника Петрова?

— Возражений нет, товарищ Сталин.

— Ну что ж, хорошо. Если других более достойных кандидатов нет, то пишите приказ.

Хватка у нового замнаркома авиапромышленности оказалась железная. Проинспектировав опытные производства, Петров обратился к начальству для изменения схемы работ. На серийных заводах должны были оставаться опытные цеха в первую очередь для доработки серийных машин и для создания модификаций в том же русле развития конструкций. Там могли создаваться новые аппараты, но доделки их должны были производиться в специальных мастерских. Отдельно в Горьком с его подачи началась постройка филиала ЦАГИ с аэродинамической трубой размером 20 метров, и с опытным производством по доработке испытываемых там аппаратов. Чтобы не тащить каждый опытный самолет сначала в Москву, а потом обратно на завод на переделку. Новая схема должна была частично перераспределить нагрузку, снизить время в пути и ускорить доводку опытных машин. В качестве примера Петров привел доработку немцами 'Мессершмитта-109', во время Гражданской войны в Испании. Сам Вилли Мессершмитт так построил свои процессы, что минимальные доработки производились прямо на аэродроме, за счет доставленных из Аугсбурга новых усиленных деталей. Нарком обороны Ворошилов слегка пожурил за 'восхищение конструктором-фашистом', но смету расходов, со своей стороны, утвердил. Регулярные встречи со Сталиным, также помогли в продавливании изменений в системе опытного самолетостроения. И не только там. Петров, опираясь на принятые НКАП, ЦАГИ и ЦТЭ решения о стандартизации и пригодности опытных машин к серийному массовому производству, уже через месяц после вступления в должность, пробил в Кремле решение о снятии с серии сразу шести моделей аппаратов. 'Под нож' попали программы выпуска ББ-22 Яковлева, ДБ-3 Ильюшина, И-153 и И-16 Поликарпова, Р-10 Немана, ТБ-7 Туполева и Петлякова, И-28 Яценко. При этом заделы деталей отправлялись на сборку. А вместо дальнейшего производства этих устаревающих или не слишком технологичных машин, три завода с согласия наркома Хруничева встали на модернизацию. Остальные освободившиеся производства были переориентированы на массовый выпуск наиболее необходимых ВВС И-180М (доведенной 10-й серии с панельной сборкой, пушками Березина Б-23 и с более-менее отлаженными моторами М-88Р). Параллельно, на этих же заводах, был начат выпуск комплектующих для производства голландских истребителей 'Кулховен FK-58'. В цехах производивших цельнометаллические аппараты начиналось массовое производство СБ-РКП (пикирующих вариантах известного скоростного бомбардировщика Архангельского). В не особо большую серию пошли комплектующие и агрегаты для французских 'Девуатинов D-520' (несколько таких машин построили для испытаний, остальной задел везли морем во Францию). Часть рабочих из серийных цехов остановленных заводов были вместе с семьями командированы на другие заводы. Пострадала и часть планов опытного конструирования. Были прекращены работы по крылу изменяемой площади. Вынужденно отдал свой проект высотного истребителя в ОКО Микояна и Пашинина Павел Сухой.Сам Пашинин также потерял отдельную тему. Закрылась темы скоростных аппаратов Бисноватта, Болховитинова,и бомбардировщиков Беляева и Грушина.Прекращены все работы по бипланам, в том числе и со складывающимся крылом. Но не все было столь печально для создателей опытных машин снятых с плана работ. Порой им приходили фантастические сверхсекретные предложения, от которых нельзя было отказываться. Такие предложения получили конструкторы Черановский, Болховитинов, Чижевский, Москалев, Грушин, Петляков, Сухой, Боровков, Флеров, Томашевич, и некоторые другие. Но их истории подождут отдельного повествования. А конструкторы, 'обиженные' снятием с серии и опытного производства их машин даже ходили жаловаться на Петрова и Хруничева, но Сталин один раз лично разъяснил 'ходокам', что — 'Сейчас, товарищи, не нужно плодить уродцев, которые не будут иметь развития. А нужно готовить промышленность к массовому выпуску превосходных боевых машин'. Так, столь же 'обиженному' Яковлеву (ББ-22 которого был снят с серии), указали на необходимость ускорения выпуска на испытания переработанной версии его И-26. Решение было вполне рациональным, так как ББ-22 при попытке превратить его в бомбардировщик, из-за худшей аэродинамики терял качества гоночного аппарата, и становился вполне заурядной боевой машиной (что подтвердил не только ЦАГИ, но и ЦТЭ). В коллектив КБ Яковлева влили группу конструкторов во главе с Бисноваттом (не слишком удачно строившим свой скоростной самолет СК-1/2), при этом забрав от него конструктора Антонова. С учетом опыта испытаний и малосерийного производства 'Девуатина D-520', объединенный коллектив КБ Яковлева и Бисноватта обязан был уже к маю выпустить на совмещенные с государственными испытания отличный и пригодный к массовой серии фронтовой истребитель. А покинувший КБ Антонов вскоре получил собственное КБ для постройки десантных планеров. На заводе ГАЗ N1 был создан Опытно-конструкторский отдел (ОКО) Микояна и Пашинина, которым из КБ Поликарпова была передана тема высотного перехватчика с рядным мотором (вместе с материалами по проектам И-19 и И-200). Микоян, до этого бывший всего лишь инженером на заводе ГАЗ N1, главным конструктором стал очень странным образом. Замнаркома авиапромышленности Петров понимал, что тут задействованы связи в высшем эшелоне власти (Анастасом Микояном), поэтому в бутылку не полез. Указание ЦК, подтвержденное наркомом Хруничевым, он выполнил, но по-своему. Конструктора Гуревича и ряд других ведущих конструкторов затребованных себе Артемом Микояном, Петров своей властью оставил в КБ Поликарпова, обязав расставшийся с одной из своих тем коллектив КБ, к концу апреля выпустить новый опытный истребитель И-185. Темы развития двухмоторных машин у Поликарпова также вскоре забрали. Но его несколько ужавшийся в размерах коллектив, и в этих условиях справился с задачей совершенствования производства И-180 и постройки И-185.

* * *

К слову сказать, любимчиков у Петрова не было. Принятое правительством постановление обязывало присваивать самолетам индексы, основанные на фамилиях конструкторов и короткие названия, как это делалось в других странах. Петров ввел единое для всех конструкторов требование — уметь совершать подлеты на собственных машинах. А для нескольких инженеров каждого КБ обязательным было и полноценное управление самолетом в полете. Разработчики боевых крылатых машин должны были четко понимать, что чувствуют пилоты в их аппаратах. Те из них, кто в своих проектах гнался за скоростями и другими характеристиками в ущерб рекомендациям В.Н. Мясищева, А.Л. Щеглова и др. специалистов по эргологии самолетов и удобству их обслуживания, сначала получали выговор и лишались премий. Потом их заставляли многократно прочувствовать на себе лично все созданные ими неудобства, и за свой счет (а порой и в часы отдыха) вносить исправления. А в случае выявления повторных нарушений, инженера, могли и понизить в должности со вполне вероятным скорым привлечением по статье за вредительство... КБ неспособные выдать удовлетворяющий заданию проект, без затяжек реформировали (меняя руководителя). А то, и расформировывали, передавая их сотрудников и ресурсы другим коллективам. Забежав немного вперед, стоит заметить — под чутким, но строгим руководством Ивана Федоровича Петрова, опытное самолетостроение СССР развивалось довольно быстро и осмысленно. К концу лета 1940 года на совмещенных испытаниях находилось множество полноценных боевых самолетов. Все аппараты достигали довольно высоких скоростей (хотя помощник Яковлева Бисноватт считал, эти скорости недостаточными, и уговаривал начальство, разрешить, построить новую машину со скоростью 800 км/ч). Высотный истребитель МП-1 'Метеор' Микояна и Пашинина развил фантастическую скорость 631 км/ч. Фронтовой истребитель ЯкБ-1 Яковлева и Бисноватта 'Ястреб' разогнали до 585 км/ч (примерно как серийные И-180). Другой фронтовой истребитель ЛаГГ-1 'Ласточка' (Лавочкина Горбунова и Гудкова) достиг 605 км/ч. Истребителю-штрумовику Та-1 'Тигр' КБ Таирова с двумя моторами М-88Ф удалось достичь 563 км/ч. Но все это были совсем новые машины. А вот фронтовой истребитель И-185 'Стриж' оказался удачным дальнейшим развитием серийного И-180, показав 590 км/ч с форсированным мотором М-88Ф (1260 л.с.). А с новым пока еще не ресурсным мотором М-82 скорость была уже 637 км/ч. И вскоре с новейшим мотором М-90 скорость 'Стрижа' должна была приблизиться к 700 км/ч. Поликарпов и Яценко не смогли придумать совместной аббревиатуры индекса, оставив исходный 'И-185', зато самолет построили хороший. Вернулся с испытаний в КБ Ильюшина на доработку и установку турели стрелка бронированный штурмовик Ил-1. Ему еще предстояло вскоре получить новый двигатель дефорсированный М-38 с большим, чем М-37 и М-35 ресурсом и достаточно высокой мощностью. Пошли в серию неплохие пикирующие бомбардировщики АР-2 конструкции Архангельского. Бартини, Ермолаев, Мясищев и Беляев, построили и выкатили на первые испытания пока единственный экземпляр нового дальнего высотного бомбардировщика с двумя спаренными ВМГ многолопастными соосными саблевидными редукторными винтами (редуктор соосных винтов достался от экспериментального истребителя 'Кулховена', подаренный фирмой 'китайскому' заказчику). Эта машина была крупнее 'Сталь-7' и ДБ-240 должна была утащить до шести тонн бомб на большую дальность. Вот только 2500-3000 сильные моторы для нее еще не поспели, хотя британцев удалось уговорить продать партию несерийных моторов 'Бристоль Центавр' походящей мощности. К осени на испытания ожидались фронтовой пикирующий бомбардировщик Ту-2 конструкции Туполева, созданный под моторы М-37 и М-82. Все эти машины строились с разными новшествами, но без применения реактивных моторов. Однако реактивные моторы уже выпускались серийно, и под них были созданы совсем другие аппараты. Но разговор о них еще впереди...

* * *

Черновое обновление от 12.08.18 / Борьба с 'колодцем тяготения'. Пилоты, против 'домашнего фашизма'.../ — не вычитано //

* * *

Про случившуюся с ракетой Моровсого аварию, в газетах, и на очередном собрании Европейского аэрокосмического агентства почти не упоминали. Ходили слухи, что, мол, сам ракетонавт что-то там напутал, но ничего серьезного не случилось. Детали были известны лишь обоим Обертам и советским специалистам, обслуживавшим полет... А дело было так. В декабре профессор Стечкин получил от своего заокеанского коллеги по Европейскому аэрокосмическому агентству (EASA) преинтереснейшнее письмо. Соавтор ракет Германа Оберта, договаривался о создании Центра космической медицины в СССР, и об использовании в испытаниях ракет обезьян из Сухумского питомника. Логика им приводилась железная — что будет происходить с человеком в эпохальном полете еще никому в мире неизвестно, а бесхвостые приматы по своим медицинским параметрам, намного точнее псовых, покажут самочувствие космических ракетонавтов. Вот только новых 'пассажиров' нужно было загодя адаптировать к перегрузкам и шумам, да и просто обучить правильному поведению во время полета. Эту работу Моровский просил начать сразу после новогодних торжеств. Стечкин тут же доложил об этих предложениях на коллегии советской секции EASA. Михаил Громов и Сергей Королев моментально поддержали инициативу. А в январе новое заведение уже начало свою работу в Себеже. Местоположение нового Центра было напрямую связано с близостью к Даугавпилсу, в котором несколько ранее был согласован февральский Мировой Форум всех причастных к запредельно высоким полетам, и к спасению участвующих в них пилотов. К февралю, конечно, ни одного шимпанзе подготовить не успели. А в феврале появились новейшие требования к подопытным, Базировались они на опыте реальных пилотируемых ракетных полетов, и даже покидания ракеты с помощью кресла-катапульты Драгомира. Все эти новшества 'неудержимый пионер ракетонавтики' Моровский несколько безответственно испытал прямо на себе, и на прибывших на Форум пилотах-испытателях.

Советские единомышленники были несколько шокированы смелостью проделанных опытов, но тут же, приняли эту подачу. Моровский сумел убедить Оберта провести следующий пуск ракеты с одним человеком, и с четверорукими пассажирами на борту. Будущих 'членов экипажа' еще предстояло отобрать. Профессор Оберт был сильно огорчен задержками в планах, но прилюдно признал необходимость столь продвинутых исследований. За кадром была его кровная заинтересованность, в благополучном возвращении из такого полета собственного сына Юлиуса. Работа началась. В Сухумском питомнике отобрали семерых кандидатов. Их возили в Нестеровское училище. Под нестерпимый грохот их выстреливали из кабины тренажера-катапульты. И катали на учебных мото-реактивных самолетах 'Зяблик'. Все это сопровождалось фиксированием массы жизненных параметров с помощью медицинской аппаратуры, снималось и на кинопленку. В общем, когда в апреле в СССР на два дня буквально свалился сам Моровский, многое уже было готово к испытаниям. Гость хоть и шокировал всех своими идеями, но к своим приездам заблаговременно готовил телеграммами. В этот раз, 'условно воюющий' на учениях нейтралов капитан, заранее попросил подготовить одну из своих ракет для взлета на максимальную высоту. В кабине аппарата, названного 'Файербол-I', планировалось разместить не только пилота-человека, но и пару "сильно небритых" пассажиров, в таком же, как у ракетонавта катапультируемом кресле. Советские инженеры просьбу выполнили, и заскочивший перед своим отъездом с Континента новатор, убедил русских коллег, в необходимости его личного участия в этом новом испытании. Москва дала 'добро', и в полет, из-под брюха ДБ-А, с капитаном вместе отправились сразу две самки шимпанзе (получившие псевдонимы Роза и Клара). Сброс происходил с высоты одиннадцать тысяч метров. Подобную высоту носителю ракеты — ДБ-А с прицепленным под фюзеляжем грузом удалось достичь по специальной методике. Оборудованный ракетными ускорителями и огромными четырехлопастными винтами на мотоустановках бомбардировщик взлетал с ракетой под брюхом и с минимальным запасом топлива. При этом он был связан длинным подпружиненным тросом-шлангом со стартующим впереди него танкером-буксировщиком. До высоты восьми километров летели не расцепляясь. Потом начиналась перекачка топлива, и заправленный носитель, производил отцепку. Затем включались ракетные ускорители, чтобы тяжело нагруженная машина могла быстро выйти на максимальный 'потолок', и отпустить свой груз. На этапе набора высоты проблем не возникло. Поволноваться пришлось в процессе заправки. Шланг грозило вырвать, и вызывало опасение, облившее буксируемый носитель, топливо (не вспыхнет ли оно, попав на моторы). Моровски уверенно поддерживал радиообмен на английском. Мощные разгонные ракеты он сбрасывал вручную, не доверяя капризной автоматике отстрела. С дополнительным баком, и с более мощными советскими моторами, его ракета в этот раз взяла штурмом высоту более восемнадцати тысяч метров. Отсутствие спортивных комиссаров международной авиационной федерации ФАИ, не позволило сделать всеобщим достоянием достигнутый мировой рекорд. Да и неизвестно был ли бы он вообще засчитан и зафиксирован. Ведь 'Файербол-I' взлетал не с земной поверхности, а из-под живота четырехмоторного носителя. И, вот, такой статистики у ФАИ пока не имелось. Но главное, что до верхней точки подъема полет проходил нормально. Как потом рассказывал коллегам Моровский, обезьяны, покричав, утихли. Снова впали в легкую панику, только в момент проваливания в пикирование, после прохождения верхней точки, но потом снова притихли. Крылатый аппарат с отключившимся ракетным мотором, нормально планировал с высоты восемнадцати километров. Сам Моровски внимательно следил за приборами, поддерживал радиосвязь с землей, не позволяя, ни себе, ни наземным наблюдателям, расслабиться. И как выяснилось, не напрасно. На высоте порядка пятнадцати километров в кабине пикирующего со сверхзвуковой скоростью 'Файербола', то ли от тряски, то ли еще по каким причинам, случилась разгерметизация. Остекление треснуло, скоростной поток прорвался в кабину, задымилась тлеющая пластмассовая отделка. Фактически случился, пусть и не сильный, но пожар. Последствия могли быть самыми печальными, попади огонь на жгуты бортовой электросети. Тогда пилот не смог бы, ни запустить систему пожаротушения, ни сбросить тормозными ПРД скорость спуска, ни перед посадкой произвести выпуск посадочной лыжи. А без этого гибель пилота и двух его короткошерстных пассажирок были весьма вероятны. У Моровского конечно оставался шанс, вручную сбросить верхнюю часть фонаря и вручную же запустить катапульту Драгомира (бросив обезьян погибать), но по счастью делать этого не пришлось. Вовремя включенные распылители углекислотных противопожарных баллонов, предотвратили трагедию. Сам пилот был облачен в проходящий испытания плотный высотный костюм. На спине у того имелся плоский кислородный баллон, от которого, почти как у водолаза, дыхательная смесь по трубкам попадала прямо в оснащенный изогнутым бронестеклом дюралевый шлем. Ожогов при пожаре удалось избежать, хотя копоти в кабине осталось немало. Обезьяны перепугались, и устроили несколько минут панических воплей, но в своем резиновом мешке-скафандре с толстыми иллюминаторами, также не пострадали. Спустившись до восьми километров, командир корабля, как и планировал, запустил катапультирование правого кресла с пассажирами. Отстрел кресла был произведен до главного сброса скорости, еще на сверхзвуке. Внизу первых 'сверхзвуковых парашютистов' уже ждала поисковая команда с инженерами и врачами, и даже самолет У-2 в санитарном варианте. По счастью, реанимация не потребовалась. Обе четверорукие 'пассажирки-испытательницы' получили легкую контузию, но остались в сознании, тут же, попав в добрые руки врачей, и получив вкусное угощение.

Михаил Громов потом проводил разбор того полета совместно с испытателями НИИ ВВС и учеными из УПР НКВД. По случившемуся инциденту, общее мнение было единым — 'чудом не накрылись'. Хотя у чуда имелось имя. Чудом и 'ходящим противоречием' был сам, отчаянный, но и очень осторожный создатель этой ракеты, ее первый испытатель — новатор ракетных полетов Моровский. Трудно было понять, как безумная отвага сочеталась в нем с холодным и педантичным умом, отменной реакцией и железной выдержкой. И как его же циничный расчет, сочетался с непоказным человеческим участием. Не прояви капитан в этот раз должной расторопности и хладнокровия, мог бы запросто расстаться с жизнью. Уж Громов-то это понимал как никто другой. Покидать неуправляемую машину ему пришлось в 1927-м году первым из пилотов-испытателей и из всех военных пилотов СССР. И там скорости были далеко не сверхзвуковыми, и даже не околозвуковыми, а гораздо меньшими. А с этим 'американцем' они потом не раз и не два провели обсуждение той аварийной ситуации. Адам (или, если не лукавить, то имя ему было — Павел Колун, которого трудно было не узнать, когда он говорит по-русски, но после беседы с 'чекистами' Громов зарекся его так называть) скрупулезно делился самыми мелкими и неожиданными наблюдениями от полета со своим московским коллегой. Было видно, что в первую очередь этот 'разведчик-испытатель' думает о спасении жизней советских ребят — будущих ракетных пилотов. А, вот, на публике, он вел себя предельно аккуратно (даже чуть спесиво). Не давая никаких намеков, на знакомство с Михаилом Громовым и Георгием Шияновым, и инженерами ХАИ. Не давал ни малейших поводов для сомнений, в своей инородности к СССР, куда якобы приехал лишь для полетов, на ракетах (конструкции Оберта и своей собственной).

В общем, та история завершилась хорошо. Моровский не пострадал. А обе обезьяны вернулись домой живыми, хоть и сильно испуганными. В полете, помимо общей для обеих подопытных камеры-скафандра, они испытали качества легких костюмов и шлемов. Причем заставлять их надевать эту одежду, на тренировках и в боевом старте, было наиболее сложным делом. Ракета была тяжелее февральского варианта за счет установки кислородной и измерительной аппаратуры. Мощность советских ЖРД, сбрасываемые большой топливный бак и ускорители, вполне допускали некоторое усиление и утяжеление аппарата. Самописцы и приборы фиксировали пульс, давление, подвижность, голосовые звуки, и другие параметры небритых пассажирок. Кинокамеры снимали их поведение, и даже динамику движения зрачков глаз. Аналогичные показателя снимались и с пилота ракеты. Так что Центру космической медицины, практически сразу достались бесценные данные, для подготовки всех последующих экипажей. Ну, а сам Моровский, устно озвучил свое видение программы тренировок ракетонавтов. Программа, должна была включать тренировки в барокамере. Катание кандидатов в центрифуге с перегрузками до 12 G. Испытание их кратковременной невесомостью, в пикирующем с высоты около 12 тысяч метров самолете 'Сталь-7' (который еще предстояло усилить и оснастить ракетными ускорителями, для набора такой высоты и 'гермо-салоном' пригодным для таких тренировок). Также планировались испытания 'водяной невесомостью' в бассейне. Помимо этих измышлений, которые ввергали в ступор коллег, Моровский сумел убедить своего соратника Германа Оберта благоразумно повременить со следующим пилотируемым пуском ракеты конструкции самого Оберта. Имело смысл, дождаться получения рекомендаций от медиков, и скорой доработки двухместной кабины с учетом нынешнего пробного полета и полученного опыта сверхзвукового катапультирования обезьян. Оберт, как обычно, несколько расстроился, но вынужден был согласиться. Ну, а сын профессора Юлиус, от таких новостей, эмоционально нагрубил отцу. Честолюбец в гневе обратился к советскому начальству с просьбой о получении советского гражданства, и с условием, гарантированного предоставления ему права участия в первом полете на высоту свыше тридцати километров. Своего конкурента Моровского он ненавидел с каждым ракетным пуском все сильнее...

* * *

Закрывшая небо облачность позволила Объединенному командованию произвести перегруппировку частей. Одновременно, в столице Восточной Фландрии Генте, состоялось совещание командиров объединенных ВВС. Планировалось оно еще неделей раньше, поэтому собрались на него командиры от уровня эскадрильи и выше, достаточно быстро. Кто-то прибыл автотранспортом, других привезли в порт Гента быстроходные корабли, а командиров ВВС соседней Франции доставили летающие вдоль берега над морем транспортные 'Дугласы'. Риск перехвата командование посчитало незначительным. Куда опаснее смотрелись низкая облачность и другие выверты погоды. Но, так или иначе, совещание состоялось. На кону стоял новый этап воздушной битвы за нейтральные страны и Францию. Всех прибывших, на два дня разместили в ближайших к площади Коренмаркт отелях. А само совещание должно было проходить в здании Фламандской Оперы. Но командиры воздушных частей и подразделений традиционно начали свой вояж с посещения местных питейных заведений. Там-то в одном из кафе Велдстраата, советский разведчик неожиданно столкнулся с толпой военных. В этой шумной компании, сразу удалось опознать многих знакомых по апрельским учениям коллег-пилотов, и даже нескольких шапочно знакомых командиров наземных частей. Но первыми 'пропащего Моровского' опознали несколько его горячих почитателей, еще со времен Польской компании.

— Хлопаки, глядите!

— Вот это встреча!

— Эй! Здесь Сокол!

— Все сюда, друзья!

— Глядите, кто сегодня с нами!

— О-о! Добже день, пан, Адам!

— Здравствуйте пан капитан! Ой, простите! Вже пан майор!

— Приветствую всех, панове, месье и минеерен! Откуда вас так много здесь?

— Да помимо совещания со штабом, тут еще с нами команда перегонщиков прибыла, на сорок прибывших морем 'Харрикейнов'...

— Вот это здорово! Над Арденами, они нам сильно помогут. Рад снова летать с вами в одном небе!

— А уж как мы-то рады! Все помнят, панове? Где Моровски, там?

— Где Моровски, там победа!

— Слава 'Поморскому Соколу'!

— Друзья, друзья! Тише! Не стоит столь бурно славить обычного офицера ВВС!

— Адам, вам их не удержать! Даже не пытайтесь.

— Пан Стахон. Наконец, это просто несправедливо! Все это нужно говорить в ваш, а не в мой адрес. Вы командовали бригадой, в которой я лишь имел честь летать.

— Не скромничайте, мой друг. Правильно воевать с бошами, большинство присутствующих училось именно на ваших победах. Не, правда, ли, друзья?!

— Точно так, пан генерал!

— О! Я не сразу заметил. Вас можно поздравить майором?!

— И мы сегодня же отметим новый этап вашей стремительной карьеры!

— Давно произведены?

— Уже неделю как, получил звезды из рук Его Королевского Величества Леопольда III.

— Целую неделю??? Так, за ваше летное и рыцарское счастье необходимо срочно выпить!

— Земан, молния тебя раздери! Только не это! Панове, поверьте бывшему безродному шоферу и автомеханику — не в больших звездах и выпивке счастье! Отнюдь не в этом! Да и не пью, я почти...

— Вы с ума сошли, дружище! А в чем же, тогда, счастье?!

— Должно быть, в его амурных победах, Франтек?

— Умру от смеха, Карел! В этом нам нашего Сокола никогда не догнать. Ну, держись, пан Адам! Мы сегодня качественно обмоем новые звезды, или намнем тебе бока! От нас не уйдешь!

— Франтек! Отпусти, а то раздавишь своего бывшего командира! Рад всех вас видеть, друзья, только отпустите душу на покаяние!

— Эгей! Хлопаки! Не задирайте, и не мните совсем уж сильно бока майору! Он еще нужен нам всем в небе. А вы, пан, Адам, бросайте ваше притворство. Здесь все вас знают как облупленного! И мы все ждем приглашения...

— Да-да, дорогой друг! Никто не позабыл, как ты споил нас тогда во Львове!

— Франтишек, это неудачный пример!

— Удачный-удачный, пан Адам. И ты, пан майор на наше прощение, да и на субординацию, даже не надейся!

— Янош, помнишь, как он отметелил тот наряд военной полиции у кафе?!

— Ха-ха-ха! За тот 'концерт', нам тогда знатно досталось от генерала Прхала!

— Панове, помилосердствуйте, я же только с вылета! Выпивку готов выставить хоть сейчас. Но в Опере нас ждет командование, а уже завтра у меня новые вылеты. Вино с меня, но надолго гульнуть сегодня не сможем.

— Это отговорки! Спросите любого, пан майор — у всех ожидаются вылеты! Вашим геройским 'Драконам', бесспорно, достается немало, но это не повод ускользать от компании!

— Да-да, майор. Отговорки не принимаются! Или вы уже разучились пить!

— Адам, не буксуй. У нас впереди еще целый час...

— О, боже, снова ледяные компрессы на утро! Ладно, панове! Но только на час!

В общем, на совещание в объединенном штабе союзников лидеру авиагруппы 'Белые Драконы', как и многим из встреченных им друзей и знакомцев, идти пришлось слегка подшофе. Два дня погода стояла нелетная, поэтому в шикарном зале Фламандской Оперы удалось собрать не только командиров авиагрупп, но и большинство командиров эскадрилий. Так, что часть 'провокаторов пьянки' оказалось вместе с новоиспеченным майором в зале совещаний. Были там и представители наземных войск, и даже дипломатический корпус. Особого внимания собравшихся в зале удостоился специальный учебный фильм, отснятый в сквадроне 'Белые Драконы'. В короткометражке показывались приемы штурмовых атак наземных частей Вермахта, и приемов воздушных боев известных далеко не всем пилотам объединенных ВВС. Фильм был немым. И майору Моровски пришлось давать, как пояснения во время просмотра, так и отвечать на многочисленные вопросы после него. Основной целью совещания, было обсуждение плана удара по германским аэродромам и скоплениям войск, с почти одновременным подлетом групп к своим целям. Последующие волны авиации союзников должны были закреплять успех на земле, и встречать в небе противника, пытающегося совершить удар-возмездие. Причем вылет первой волны планировался перед рассветом, с полетом к целям на предельно малой высоте. Операцию предстояло начать по радиокоманде из Шербура, без длительной подготовки, сразу же, как установится погода. Задачей контрразведки было отследить активность шпионов противника вокруг совещания и не допустить потери внезапности. Представители наземных частей, должны были умело и своевременно воспользоваться результатами воздушного удара, и перехватить у врага инициативу. У советского разведчика в голове крутились куча опасений утечек сведений со столь массового совещания, но полезность самого мероприятия не оспаривалась. Многие присутствующие здесь командиры ВВС понятия не имели о тактике таких 'звездных налетов', и даже не готовили своих подчиненных к бреющим полетам. Именно сейчас они начинали понимать специфику такой боевой работы, могли получить бесценные советы ветеранов, и даже 'пеше по летному' отрепетировать действия своих групп и сквадронов.

Не смотря на легкий шум в ушах, оставшийся от утреннего возлияния, сразу после совещания, майору Моровски пришлось остаться на фуршет. Слава небесам, тут с тостами не зверствовали. И можно было слегка перевести дух, скромно присев у окна. Соблюдая приличия, нужно было остаться в зале, хотя бы на час. Видимо от выпитого вина мысли текли чрезмерно расслаблено. Изучая лица в зале, Павла, пыталась вспомнить, где и с кем из присутствующих довелось раньше встречаться. Один красивый подтянутый человек, явно дипломатического звания несколько раз привлек своими манерами внимание. Он в чем-то снисходительно, но настойчиво убеждал своих собеседников — чешского командующего танковой дивизии Алоиза Личку, и пехотного генерала Рудольфа Виста. Рядом стояли президент чешского правительства в изгнании Эдвард Бенеш, и чешский посол Стефан Осуцкий. Тут явно имели место неформальные закулисные переговоры польского и чешского правительства. Павла даже не сразу поняла, что в этом факте напрягало. Ну, подумаешь, беседуют себе соратники по несчастью, ну и что. И вдруг глаза подтянутого дипломата встретились с глазами советского разведчика. Губы поляка тронула аристократическая улыбка, и Павле остро захотелось помотать головой. Показалось, что улыбнулся ей не нынешний дипломат, а сам главный советник по антисоветской и антироссийской политике госдепа будущих США Бжезинский. Этого быть не могло, но это было! Лица одного и другого не сходились почти ни в чем, кроме улыбки, и стойкого ощущения, что эти люди не просто родня, но фактически один из них аватар другого. Имя отца Збигнева, ранее в той будущей жизни неоднократно звучало в исторических передачах. Вот лицо его в деталях не запомнилось. Но сейчас у разведчика сомнений не было, в зале был Тадеуш Бжезинский, сбежавший в Канаду из Польши от немецкого нашествия дипломат и мерзавец. Человек, сделавший ставку на фашизм, и русофобию. И, прямо сейчас, вспомнив достижения этого 'папаши' и его детей, советский разведчик, застыл от осознания всей будущей мерзости, которая вскоре прольется в адрес Родины от этой семейки.

'И что мне с этим знанием делать? А? Может, достать подаренный мне в Сан-Диего 'Браунинг' и пристрелить этого милейшего и мирного человека. Чтобы потом, все что я попытаюсь сделать полезного для нашего общего антифашистского дела, затмилось одним фактом неспровоцированного убийства. Эх! Нельзя. Нельзя, хоть и очень хочется! А оставлять эту тварь в живых, чтобы он и дальше воспитывал в духе польского фашизма своих детей (Збигневу сейчас лет 10-12), значит, можно?! Что же мне с этим знанием делать! Хоть бы одну идею родить!'.

Отвернувшись, от мерзавца, Павла с застывшими глазами, в растерянности, тянула мелкими глотками мадеру. Приемлемый вариант действий все еще не посетил мозг, когда компанию непрошено составил колоритный бородатый чешский капитан ВВС Франтишек Файтл, с которым вместе летали еще в Польше. Но, тогда он был поручником, и летал замкомэска у Куттельвашера.

— Тебе тоже тут тошно, среди этих напыщенных павлинов дипломатов и политиков?

— Угу.

— Как я тебя понимаю, друже Адам. У меня в Чехии осталась родня. А недавно получил письмо, что племянник посажен в тюрьму бошами. А все это случилось из-за этих проституток в смокингах. Вот гляжу я на Бенеша, и думаю, ну почему он не отдал нам приказа на вылет. Почему!? Да, меня могли сбить в первом же бою. Но почему он сдал нашу страну без боя?! Зачем мы тогда учились воевать?!

— Возможно, затем, чтобы сейчас умыть фашистов кровью, В Арденнах, на полях Фландрии, и в низинах Голландии? Бенеш конечно не святой, но он пытался сделать как лучше. Хотя и бестолково. Да и помимо него тут в зале есть мерзавцы, которым пробы ставить некуда...

— Угу, как же, как лучше он хотел. И где ты увидел мерзавцев?

— Я не успел тебя поздравить капитаном, Франтишек. Давно присвоили? Отмечал со сквадроном?!

— Дали капитана сразу после Дании в первых числах мая. У меня как — никак девять сбитых. Отметили мы знатно! Вот только от того состава моего сквадрона осталось едва треть. Ждем собираемые 'Харрикейны' поэтому к ближайшему налету можем и не успеть. Кстати, ты в курсе, что франки наладили выпуск комплектов модернизации для всех 'Моранов-406'?

— Вот это да! И как они тебе?!

— Вроде перспективные. Новая модификация MS-450 с русским М-103 или вашим американским 'Алиссоном', уже практически догнала новые D-520 по скорости. Во втором случае его оснащают 404-ми пушками 'Испано' на каждом крыле. Нам, таких, конечно, не дадут. Рылом мы не вышли. Хотя, если французы наладят массовый выпуск MS-450, то шансы появятся. Вот только пополнение наше...

— А что там с пополнением?

— Да, пять дней назад прислали двадцать 'птенцов'. В воздушных боях не были, летать могут в лучшем случае на учебных машинах. Больше половины из школ гражданской авиации, а также из аэроклубов, семеро из недоучившихся курсантов военной академии принятых как раз в 38-м. Самостоятельный налет минимальный.

— Ничего доучишь их...

— Думаешь, мне просто так досталось это пополнение. Я почти уверен, что нас скоро снова бросят в бой впереди французов, чтобы им сберечь свои задницы. А этот 'расстрига' Бенеш расточает всем похвалы, чтоб ему... И, представь себе, этот 'непротивленец злу' до сих пор не понимает, что отдавая в 39-м нашу землю бошам, ОН ИХ УСИЛИЛ! И теперь они воюют НАШИМ чешским же оружием, против тех самых мальчишек, которых мне прислали на убой! Наши бомбы, летят нам на голову, и наши пули терзают крылья парней! И дай бог, чтобы чешских мальчишек не сажали в кабины 'мессеров' и 'юнкерсов'!

— Тише, Франтек! Люди смотрят.

— Да, наплевать! Он не понимает, что солдаты, и офицеры, погибшие в Польше, Дании Норвегии, да и тут тоже, это его... Именно его личное кладбище. Его это совсем не трогает! Слушай, Адам! Спой здесь свой реквием, а я мигом уговорю публику умолкнуть. Я хочу глянуть в глаза этого 'святоши', и увидеть в них хоть каплю раскаяния за его глупость и предательство Чехии...

— Прости, Франтек, но реквием я тогда пел только для своих. Их здесь тоже много, но для чужих, я петь не буду. Ты правильно сказал, раскаяния от них мы не увидим. Будем дальше лить нашу кровь, а они пусть жируют на наших могилах. Про Бенеша я ничего сказать не могу, просто не знаю. Но вот, при наличии в зале известных мне идейных фашистов, такое исполнение точно станет кощунством.

— Здесь фашисты?! Ты с ума сошел! Где?!

— Вон, видишь того пана в темно-синем костюме, который разговаривает с твоим Бенешем?

— И что?

— Это польский дипломат Тадеуш Бжезинский. Ничего не слышал о таком?

— Нет, откуда мне? Где мы, и где дипломатия. Ты не шутишь, сейчас?

— Не шучу. Я и сам только недавно узнал из Канады, о грязных делишках этой сволочи. Ну, так слушай. Этот Бжезинский лично знаком с Гитлером и его сворой. И он до сих пор боготворит их самих и их людоедскую идею расовой чистоты и культивированного рабовладения. В 34-м он с польской делегацией ездил в Берлин и участвовал в заключении с бошами 'Договора о ненападении' и торгового договора. Ни одна страна еще не признала власть Гитлера, а наши варшавские идиоты, с вот этим гадом во главе, поспешили легимитизировать будущих убийц наших стран и народов.

— Хм. Договор о ненападении? Бенеша я считаю предателем. Но в дипломатии, я ни хрена не смыслю. Что тебе в том договоре?!

— Слушай дальше. Ярый сторонник союза с фашистами, и по косвенным данным сам тайный фашист. Как ты думаешь, на основании чего Рыдз-Смиглы оттяпал у вас Ораву, Спиш, и Тешинский край, и от радости устроили пляски людоедов? Ну, что, нет версий?! Так вот, все это было в их планах еще в 34-м. Мало того! Такие же, как вот этот, негодяи в Варшаве, рассчитывали, что Гитлер поделится с ними и захваченными в Африке новыми колониями. Но они чуток просчитались! Бешенный волк не станет кормить смердящего шакала. А вот этот конкретный мерзавец, кстати, был в 38-м в России послом Великой Польши, пока консульство в Харькове не закрыли. Именно он огласил Советам грубый отказ пропустить союзные вам русские дивизии с танками и артиллерией, готовые выступить на защиту Судет в составе Чехословакии. Сколько серебряников Бжезинский получил за это от Гитлера, я не знаю, но предал наши страны в первую очередь именно он. Тогда он мечтал поделить с Гитлером Россию, но временно удовлетворился тремя вашими провинциями. А сейчас в Канадском Монреале, он пытается представлять фашистские интересы в Новом Свете. Глянь, какое благородное выражение на его мерзкой роже. Если эта тварь переживет войну и наплодит своих наследников, то народы Мира долгие века будут, словно марионетки, сцепляться между собой по любой мелочи, во славу его фашистской идеи. Хочешь видеть его послом в Праге после войны, а то и вовсе министром иностранных дел Польши, который будет втягивать Прагу в свои мерзкие игрища.

— Адам. Только честно. Ты, уверен, что он фашист?

— Я тебе лгал когда-нибудь? Можешь проверить, я нигде с ним не пересекался. И вообще вижу его впервые. И чтоб ты знал. В Британии есть фашистская тварь Мосли (недавно я бил морду его молодчикам в Гэмпшире). В Италии есть урод Муссолини. Про Гитлера все в мире знают. Но мало кто знает, что в Польше был Бжезинский, а вскоре его фашистская вонь появится в Америке и Канаде. Он сейчас врастает в высшее общество Нового Света, и скоро его будет оттуда не выкорчевать. И тогда, мне даже некуда будет вернуться после нашей победы. Дышать с ним одним воздухом? Нет у таких людей ни стыда не совести. Твой Бенеш, наверное, просто глупец, которого обвели вокруг пальца. Кстати Бжезинский, по-моему, рассчитывает с ним породниться, так что, он, всегда, будет водить Бенеша на крючке. Он же не просто так посмел прийти сюда, вместе с канадской военной миссией. В Канаде он сейчас сидит Генконсулом Польши. Там он лишь начал авторитет зарабатывать. Но в методичности ему не откажешь. Своего он добьется, если вовремя не остановят. Прекрасно знает, тварь, что в скором будущем станцует на наших костях. Вот такая, это мразь,..

— Мда-а.

— Франтек. Прости. Для тебя я спел бы реквием, но в присутствии этого merde делать этого не буду. Я бы даже стрелялся с этим гадом, под любым предлогом. Но я дал слово королю Леопольду, что до победы или хотя бы в течение года, не буду затевать дуэлей. А я свое слово, как ты знаешь, держу.

— Если ты прав, то тебе не нужно нарушать свое слово! Я буду стреляться с ним за всех нас!

— Нет, Франтек! Капитан! Ты не имеешь права ставить на кон жизнь, когда она нужна для нашей победы! Давай потом, напишем о нем в газете. А застрелим, когда уже наступит мир? Я даже в тюрьму готов сесть ради этого...

— Чтобы потом его дети сплясали на твоих костях? Или чтобы он ускользнул, прикрывшись судьями и политиками? Нет уж! Мы многих уже потеряли в войне с бошами. Но победа в поединке с такой сволочью, стоит не одного сбитого 'мессера'. О! Вон Бенеш с нашими генералами отошел от него. Значит, 'небо слышит меня', и правосудие свершится. И не беспокойся ты за меня, друже. В нашей Летке, я всегда был чемпионом по стрельбе. Даже преисподняя не спасет этого Бжезинского. Заберешь меня сразу к себе в 'Драконы'?

— Не вопрос. Забрать-то я тебя заберу! Но, как же, тогда твой сквадрон?!

— А! Пока мои не освоят 'Харрикейны' к 'Звездному налету' их все равно не привлекут. А так, я успею вместе с вами отметиться. Да, чтоб ты знал, я тут видел генерала Свободу (кстати, Бенеш подтвердил ему генеральское звание). Так вот он звал наших, вступать в ряды Чехословацкой Армии, которую в России формируют Советы. А мне всего-то и нужно, переждать у тебя 'разлив нечистот', чтобы не успели лишить капитанского звания, да и забыли эту вонь. Войну то никто не останавливал! А там, буду воевать дальше, где придется. Сквадрон мне все равно потом достанется.

Такого в планах советского разведчика не было, но Файтл уже завелся, и не думал отступать. Поймав штабного лейтенанта, он грозно потребовал себе пару листов бумаги, и тут же накатал два рапорта, один об отпуске для поправки здоровья, второй об увольнении из иностранных частей 'Арме дель Эйр'. Найдя пару своих сослуживцев, он быстро пошептался с ними. Спустя еще пару минут он подбежал к присутствующему здесь же в зале заместителю начальнику штаба иностранного легиона французских ВВС полковнику Флоберту, и выпросил недельный отпуск для поправки здоровья, и тот даже подмахнул рапорт Файтла. А уже через четверть часа капитан со своими парнями развязной походкой подходил к группе высоких польских гостей. Громко прозвучал тост, за который предлагалось выпить. Павла глядела во все глаза, но момент когда из-за ловко подбитого локтя Бжезинского, вино выплеснулось из его бокала, прямиком в бородатое лицо капитану Файтлу пропустила. Тот секунду гневно глядел в глаза дипломата, а затем залепил ему звонкую пощечину. На весь зал прогремело требование немедленно стреляться на пистолетах. Тут же нашедшиеся секунданты (двое чехов и двое поляков), моментально зачитали права дуэлянтам, спросили о возможности примирения и получили от Франтишека гневный отказ.

Общавшиеся перед этим, с 'оскорбителем капитана', дипломаты, куда-то быстро рассосались и исчезли из вида. А, все еще находящегося в ступоре Бжезинского мягко, но ловко и настойчиво вытолкали в соседний зал. В зале прозвучало несколько неразборчивых команд, а через пару минут прозвучали два выстрела, на который сбежалась куча народу. На полу лежали оба. Файтл получил пулю в бедро и лежал в небольшой лужице крови. А, вот его противник оказался убит выстрелом в правый глаз. И пока медики констатировали смерть одного из дуэлянтов, а второго забирали в больницу, для оказания экстренной медпомощи, все остальное собрание застыло еще не в силах осознать произошедшее. Как ни хотелось остаться в стороне, но советский разведчик принял единственно-возможное решение, взять в свои руки подведение итогов случившегося. В результате его энергичных усилий, со всех секундантов, тут же были собраны показания. Свои голоса о причине дуэли присовокупили также и присутствовавшие на самом 'моменте оскорбления' дипломаты. Все это было тут же в пяти экземплярах (по одному на французском, английском, чешском и два на польском языке) составлено и подписано. Каждый из экземпляров тут же под роспись был передан высшим чинам союзных военных миссий. Второй польский экземпляр достался польскому послу Осускому. После этого марафона, Моровским были составлены сразу четыре собственных рапорта о происшествии. По одному ушли в адрес Отдела военных советников Авиакорпуса Армии САСШ, в адрес канцелярии Его Величества Короля Леопольда III, в адрес генерала Сикорского, и в адрес начальника штаба французских ВВС генерала Келлера. К последнему была добавлена просьба-вызов о переводе капитана Файтла в Бельгийские ВВС. Фактически это решение моментально снимало остроту проблемы. Связи покойного с президентом Бенешем, могли негативно отразиться на карьере Файтла. Но тот уже покинул чешские части французских ВВС и де-юре, вступил в интернациональную бельгийскую авиагруппу. Польский дипломатический корпус (попади ему шлея под хвост), также не мог за своего Генконсула в Канаде требовать крови чеха от Франции, которой тот служил добровольцем. Ну, а Бельгия принимала пилота на службу, после инцидента, а значит, не несла за его прежнее поведение ни какой ответственности. И к тому же все протоколы и показания свидетельствовали в пользу самого капитана Файтла, который лишь защищал свою честь. Оставалось странное 'послевкусие' от столь поспешной дуэли. Но, ни единого голоса о нарушении дуэльных правил не прозвучало. Польские офицеры-секунданты, целиком подтверждали версию честного поединка. Видимо даже они не любили фашистов-двурушников из Варшавы. Так что несколько дней спустя, эта трагичная история стала забываться союзниками. На кону были новые военные операции, и ссориться с соратниками из-за покойного 'грубияна' Бжезинского никто не собирался. Ожидания пилотов вскоре сбылись — погода начала исправляться. Дождавшись благоприятного прогноза, на рассвете, тридцать два пушечных 'Брюстера В-339' из авиагруппы 'Белый Дракон', атаковали своими 40-мм орудиями 'Роллс-Ройс ВН', пулеметами и мелкими бомбами сразу несколько площадок подскока Люфтваффе. На земле горели, взрывались самолеты со свастикой и уложенные в ряды авиабомбы. В этот же примерно час, кто чуть раньше, а кто чуть позже, еще почти тысяча крылатых машин нанесла мощные удары по важным германским объектам. Капитан Файтл, с перевязанной ногой участвовал в вылете личным ведомым самого командира авиагруппы. Удержать его на земле было не возможно. Авиация союзников в этом вылете понесла потери. Несколько самолетов на выходе из атаки врезались в землю. Одиннадцать машин сбили зенитки, еще пять машин попали в аварии на посадке. Но даже столько утраченных машин и экипажей, не могли уменьшить размеры общего успеха налета. На несколько дней активность Люфтваффе на Западном фронте снизилась на порядок. И наоборот авиация союзников, могла себе позволить атаковать даже тыловые объекты врага. Нанесенные же со стороны Шампани и Фландрии мощные контрудары сухопутных войск, выбили ряд фронтовых соединений Вермахта и даже сдвинули местами фронт на Восток и на Северо-восток. Ничего еще было не решено в этой войне. Но, в Берлине, как и после прошлогодних польских внезапных налетов сильно забеспокоились...

* * *

Новый этап ракетных испытаний начался в июне. К тому моменту главный шеф-пилот программы Пешке-Моровский, благополучно застрял на Западе Европы, воюя против Отечества своих предков. Оберт до сих пор не мог понять, зачем все это было нужно его молодому соратнику, и воспринимал военные приключения не иначе, как блажь. А вот сын профессора, ожидал нового старта, как манны небесной. Пройдя ускоренные курсы пилотов-испытателей в Институте военной авиации Советской России, он горел желанием стать первым человеком, кто вылетит за пределы атмосферы. Даже недавний аварийный полет Пешке, ни сколько не охладил его пыл. Тренировался он самозабвенно. Стал завсегдатаем спроектированного Пешке-Моровским комплекса космических тренажеров. Восемь раз он успел слетать на учебной ракете Пешке-Годдарда, сбрасываемой из-под крыла русского 'Дугласа' (ПС-84). Последней набранной на ракете вместе с испытателем Шияновым высотой, была десяти километровая отметка. Георгия Шиянова Москва прочила в самые первые испытатели высотной ракеты после Моровского. За это время на учебных ракетах слетало много народа. И сами испытатели (включая Стефановского и Громова), и инженеры (включая Королева, Глушко, Дрязгова и Лозино-Лозинского), и даже воздухоплаватели, летавшие на стратостатах. У каждого имелись свои достоинства и амбиции. Громов имел непререкаемый авторитет, в его способности подняться в космос никто не сомневался. Но получивший после Карелии комдива пилот-испытатель, оказался заложником собственной славы. Позволить ему и Стефановскому рисковать собой в самом первом полете не разрешил Сталин.

На его строгий вопрос,

— Что должен лучше всего уметь делать первый ракетный пилот?

Громов честно ответил.

— Должен лучше всех суметь спасти свою жизнь, в случае любой аварии. Товарищ Сталин.

— Есть у нас такой человек? Как его фамилия?

— Такой человек есть, товарищ Сталин. Это капитан Георгий Шиянов. Он мастер парашютного спорта, имеющий опыт, как ракетных тренировочных полетов, так и опыт полетов боевых ракетопланов во фронтовых условиях. Да вы его знаете...

'Знаю? Да, помню я этого Шиянова. Вася мне про него много рассказывал. Это ведь тогда его командир дивизиона был. Два финских самолета в Карелии только он сумел на ракетоплане сбить. И еще он очень дотошный командир. Кстати, если память не изменяет, то в Саки именно он с Кантонцем первый сдружился. Все время этот Кантонец вспоминается. Заколдованный он что ли?!'.

— Хорошо. Пусть в первый экипаж высотной ракеты 'Шаровая молния-2' войдут товарищ Шиянов и Юллиус Оберт. Нам важно постараться оставить этого румынского немца в СССР, и с политической и с пропагандистской точки зрения.

— Только, товарищ Сталин...

— Что еще у вас?

— Создатель ракеты Адам Моровский, описал программу тренировок экипажей, и еще он предупреждал, что всегда нужно готовить два экипажа, один основной, второй дублирующий. А еще, лучше дополнительные запасные экипажи готовить.

— Кого порекомендуете в дублеры?

— Думаю, экипаж из двух испытателей — старшего лейтенанта Степанченка и капитана Бахчиванджи, должен справиться с задачей. Оба боевые летчики и мастера сверхвысотных полетов. Недавно вернулись из Греции. Думаю, товарищ Сталин, стоит и третий экипаж подготовить в составе майора Таракановского и майора Супруна, они сейчас в программе испытаний ракетопланов для ПВО задействованы. Это на всякий случай.

— Согласен, пусть будут. Готовьте экипажи ракет товарищ Громов...

Отобранных кандидатов, собрали в Институте космической медицины, и начали мучить разными исследованиями. Центрифуги пока позволяли имитировать перегрузки только до 7G. Барокамеры тоже появились. С невесомостью, пока ничего еще готово не было. Параллельно шла доработка сразу трех ракет. Первым была та сама 'шаровая Молния-2'. Две ракеты конструкции Оберта с модернизированной двухместной кабиной каждая, и с новыми ракетными моторами. Разработанный Моровским еще в Германии ложемент удалось скрестить с катапультным креслом Драгомира, и получить новое двухместное герметичное катапультное кресло для высотных полетов ККВП-1-2 (имелось и такое же одноместное ККВП-1-1). С учетом апрельского опыта сверхзвукового покидания аппарата, новое устройство должно было одновременно спасать весь экипаж на высотах от 1,5 до 14 километров и на скоростях с числом Маха от 0 до М1,5. Всех шестерых будущих ракетонавтов долго гоняли на разных тренажерах. Катапультирование из смонтированных на Т-4 (двухфюзеляжном ТБ-3) новых катапультных кабин отрабатывали до автоматизма. Если Моровский смог подняться на своей 'Шаровой Молнии-1' свыше восемнадцати километров, то новая ракета должна была штурмовать в полтора-два раза большую высоту...

Черновое обновление от 04.09.18 / Обмены секретами и моторные танцы. Причуды тяжеловесов ракетонавтики. Гигантизм и честолюбие. Атака 'важнейшего из искусств'.../ — не вычитано //

* * *

Затворничество в Калвер-Сити и отдых в компании кинозвезд, на время ослабили свою хватку. Сейчас на первом месте в жизни Говарда вновь оказались 'волшебство кадра' и небо... Небо, в котором он ничего не боялся, ни чуждой микрофлоры от простого рукопожатия на светском рауте, ни собственных затмений на публике, ни еще какой-нибудь неловкости. А после встречи с 'амазонками' и их странным наставником в Сан-Диего, вкус к жизни вернулся к пилоту и конструктору, и не желал более надолго покидать его. Даже неотступно следовавшие за вдохновением депрессии стали посещать много реже. Борьба за стерильную чистоту как-то сама собой трансформировалась в искреннюю радость от горячего пара и холодной воды после него. Везде, где ему доводилось жить сравнительно подолгу, Говард находил (или финансировал постройку) подобие русской бани, впервые испытанной после совета приятеля Адама Моровски. Даже во французском Шербуре, он построил вполне достойную реплику этого 'этнического храма чистоты'. Но и эта новая привязанность была лишь фоном...

Жизнь оказалась столь кипучей, что в течение одной недели, перелеты следовали за перелетами, и одни дела сменялись другими. Несколько раз в неделю Говард мотался между своей прифронтовой съемочной площадкой и Веллизи-Вилакубле. В Шербуре и на других аэродромах бурлил съемочный процесс, а под Парижем его ждали испытательные полеты на русском бомбардировщике. В Центре СЕМА уже вовсю шли испытания сверхмощных авиамоторов на летающем стенде (русском четырехмоторном бомбардировщике 'Болховитинов ДБ-А3' с русским же экипажем, не считая летевших пассажирами французских инженеров и самого Говарда). Причины присутствия русских американцу рассказал командированный с фронта пилот-испытатель подполковник Розанов (кстати, хороший приятель Адама Моровски еще с Польской Войны). И хотя Хьюза несколько удивлял этот альянс с 'комми', но в том, что разработка сверхмощных моторов ускорилась, он убедился собственными глазами. На месте правого внутреннего мотора бомбардировщика, теперь как перчатки, менялись вместе с моторамами опытные 24-цилиндровые изделия. Первым опробовали 'Аллисон-3420', затем опытный 'Фэйри Р-24 Монарх', затем это место заняла сдвоенная французская 'Испано-Сюиза' HS 24Y тип 90. Во всех испытаниях, как уже упоминалось, участвовали русские. Большевики не только поставляли французской республике самолеты и построенные в Сибири реплики 'Гном-Ронов' (М-88). Московское начальство пошло на беспрецедентный шаг. Французам были предложены собственные наработки советских инженеров по моторам увеличенной мощности М-89 (развитие 14-ти цилиндровых 'Гном-Рон'), по новому мотору М-90, а также по 24-х цилиндровому мотору М-130, разрабатываемый на заводе N27 в Казани с 37-го, и по его менее мощному аналогу МБ-100 разработанному конструкторской группой Добротворского в прошлом году. Оба последних были аналогами 24-й 'Сюизы HS24', но спроектированными на основе блоков советских моторов М-105. Русские предложили вести эти разработки совместно, а серийное производство налаживать в обеих странах. Отдавая свои наработки, большевики рассчитывали при массировании усилий, быстрее получить доведенные моторы заданных характеристик, и техническую помощь французов в их серийном освоении.

Вдобавок, коммунисты были готовы наладить ремонтно-сборочное производство доведенных М-88 и М-89 (под этим индексом собирались выпускать "Гном-Рон 14R" и его дальнейшие развития). Причем, не только у себя в Сибири, но и на небольшом моторном заводе в портовом городе Туамасина (на французском Мадагаскаре). При этом оборону острова предлагали усилить частями 'Добровольческой Армии', которая за свои услуги получила бы в длительную аренду участок земли с небольшим портом и правом содержания военно-морской базы. Там же можно было расширить и нефтеперегонное производство для резервного снабжения мазутом дружественных флотов и авиабензином, дружественных ВВС. Комплектующие и материалы для производства авиадвигателей должны были поступать на Туамасинский завод несколькими путями. В обход Африки, по морю из метрополии. Из Советской России, морем через Владивосток, или через Иран. Вариант с доставкой через Суэцкий канал и Красное море в силу господства германо-итальянских флотов и ВВС в Медитеррании, пока был отложен на будущее. Но и без него схема получалась принципиально реализуемой. И вот таким образом, обеспечивалась 'моторная безопасность' колоний, даже в случае вполне реальной блокады портов и французского побережья. Оторванные от метрополии колониальные летные части должны были получать вполне годное снабжение и восстановительный ремонт моторов. Голландия, так же могла бы получать в регионе авиадвигатели, подписав соглашение с Францией и СССР. Предложение и впрямь выглядело интересным, ведь местоположение производства удачно оказывалось на пересечении морских путей. Даже Великобритания могла бы впоследствии стать клиентом, и ставить такие моторы на свои боевые самолеты в Британских колониях Индийского океана. Времени на долгие раздумья у хозяев не было. Наступление немцев в Арденнах оказалось лучшим 'патентованным мотиватором' для правительства, и вскоре международная кооперация получила спешное благословление Парижа. Договоры были подписаны.

Теперь, с разрешения французского военного командования и министерства авиации, на многих секретных ранее объектах французской промышленности, на постоянной основе, 'паслись' русские. Инженеры конструкторского бюро Урмина поселились в опытных цехах 'Гном-Рон'. Несколько инженеров из КБ Климова, Добротворского, Ро и Колосова, прописались на 'Испано-Сюизе'. Причем периодически русские производили ротацию своих кадров, лишь по им одним понятному закону. А в Центре СЕМА регулярно 'маячили' испытатели НИИ ВВС и эксперты из Центра Технической Экспертизы. Причем, они имели допуск ко всем новым моторам, и вдобавок, шифрованную радиосвязь с московскими коллегами. За кадром остался, тот факт, что ряд инженеров КБ Урмина, были переведены в КБ конструктора Швецова, и занялись спешными работами по доводке мотора М-82 (сам же Швецов ускорил работы по более мощному М-71). КБ Климова было также усилено кадрами. А во Франции русские и французские пилоты-испытатели, и инженеры, совместно с представителем разработчика, спешно систематизировали и документировали выявленные в испытательных полетах проблемы и особенности эксплуатации моторов и агрегатов. Без задержки эти данные вместе с решениями по модернизации, уходили разработчику для внесения изменений в следующие партии опытных изделий. Новые, доработанные комплектующие поступали из СССР самолетом, иногда даже быстрей, чем с французских и американских заводов. Говард, наблюдавший за испытаниями, был заинтересован в их успешном завершении не меньше самих русских и французов. Количество цилиндров, 'от двух дюжин', сулило Хьюзу неплохие шансы на реализацию проекта носителя. Ведь с такими моторами добиться требуемой грузоподъемности от будущего носителя тяжелой ракеты, было намного реальней, чем с полутора десятками обычных моторов. Но, вот, обеспечить требования Моровски полностью... Адам настаивал на тридцатипятитонной грузоподъемности (а это, между прочим, вес тяжелого бомбардировщика) и высоте сброса ракеты, не менее сорока тысяч футов. А для этого и впрямь нужны были особые мощности, и особые технические решения. Стимулом служила и таинственная информация о германском восьмимоторном 'Гиганте' Вилли Мессершмитта, который якобы уже способен поднимать двадцать пять тонн. Так, что эпопее с отработкой в малой серии сверхмощных 'Алиссонов-3420', двадцатьчетвертых 'Испано-Сюиз', и их британских и даже русских аналогов, предстояло ускориться. Сравнение аналогов приводило к объединению лучших решений в наиболее удачной итоговой конструкции (снимая с гонки аутсайдеров). А, отдельные узлы, агрегаты и детали даже не слишком удачных конструкций моторов тщательно изучались, чтобы затем попасть в альбомы технических решений, и в 'Парижский музей агрегатов и моторов'. Хьюз в силу личной заинтересованности успешно координировал поставки из-за океана. Там тоже хватало проблем и препонов. Хорошо, что авторитета и связей Говарда хватило для закупки опытных экземпляров ВМГ 3420-х со специально спроектированными для них огромными восьмилопастными винтами изменяемого шага. Приходилось скрывать истинные причины заказа от всех, чтобы не всполошить не только Мессершмитта, но и Германа Оберта в России, который еще не знал о проекте своих заокеанских конкурентов. А моторостроителям скармливали дезу. Якобы все это требовалось только для подготовки налетов на Берлин с максимальной бомбовой загрузкой, и еще для огромного кругосветного лайнера проектируемого Хьюзом. Такие аргументы были понятны, и французам, и британцам, да и родным 'янки' тоже. Проект переделки поставленных русскими 'волонтерам' и бельгийцам бомбардировщиков 'Болховитинов ДБ-А-3' под четыре сверхмощных мотора со стартовыми ускорителями и подвесными топливными баками, даже получил 'зеленую улицу' Министерства авиации Франции. А ведь тема, была всего лишь прикрытием...

Но и космические проекты не могли полностью отвлечь Говарда от его вдохновенного кинотворчества сразу над двумя сериалами. И эта работа также требовала напряжения всех сил, хотя и расцвечивалась неожиданными и приятными моментами. Прежде всего, из головы Говарда не выходила новый лидер сквадрона Вайолет Купер. Он видел ее в кабине 'Дугласа DB-7'. Поражался ее эрудиции и харизме при обучении молодых 'амазонок' в учебном классе. И даже с восторгом наблюдал за исполнением зажигательного танго в паре с французским майором. В этой женщине было редкое сочетание, женственности и логики, строгости и артистизма, педантизма и мужества. Вайли был не чужд легкий флирт, но дистанцию она держала мастерски. Для нее на первом месте были война и дочь. На втором месте находилась забота о подругах и подчиненных. И лишь на последующих местах размещалось все остальное. Кстати вместе с недавним пополнением во Францию прибыла и дочь лейтенанта Купер, 11-тилетняя Саманта. Юную воспитанницу 'амазонок' Говард тут же решил привлечь к съемкам детства главной героини. Там она должна была играть свою маму во времена обучения той балету в Петрограде, и в момент бегства из России. И мать девочки, чутко, позволяла той творить самой, не зажимая дочь в тисках своей заботы и диктата. Во время съемок Говард старался быть галантным, но и требовательным. Легкие ухаживания Хьюза, Вайли принимала, как должное. А его просьбы о показе вместе с дочерью балетных номеров, выполняла легко и без кокетства. Говард чувствовал, что даме он нравится, но сама она никогда не сделает шага навстречу. Возможно, из-за горького опыта в прошлом, а может, и по иным причинам. В кадре они оба играли самих себя, но по сюжету имел место скорее флирт, чем настоящий роман. И, уж всяко, ни он за ней не волочился, ни она за ним не бегала. Но, как выяснилось, у сторонних наблюдательниц могли быть и другие мнения об их с Вайолет совместных делах. Как-то, вернувшись из СЕМА на авиабазу Шербур, Говард стал невольным свидетелем беседы летчиц о главной героине снимаемого им сериала, по совместительству, являющейся лидером их сквадрона. От услышанного, он чуть не подавился прикуриваемой сигаретой. Поначалу, наиболее громко свое отношение высказывала девушка из недавно прибывшего с Мамашей Мэнсон пополнения (с которым прибыла и Саманта). Но вскоре ее апломб подвергся резкой критике сослуживиц...

— Выполнять ее приказы?! Подумаешь, миллионер ее тут приметил...

— Ты о чем это? Кстати приказы в Армии выполнять придется, если хочешь служить...

— Да, если бы не он! Да, кем бы она здесь была? Замухрышкой была бы, с нажитым на стороне ребенком. Вот! Корчит из себя балерину с Бродвея! А тут, между прочим... Тут, есть дамы и красивее, и намного свежее ее! И если бы Говард был повнимательней...

— Чего?! Ну, ка повтори, что ты сказала!

— Сказала, что ты слышала! Подумаешь, 'вылежала' себе лейтенанта у французов. А теперь, она тут строит из себя кинозвезду! И ведет себя с ним...

— А, ну, заткни свой ржавый выхлопной патрубок, тварь! Ты знаешь, кто такая Вайли?!

— Сама ты тварь! И чего там знать-то?! 'Мастер по раздвиганию ног' она. Да еще и старуха с бастардом...

— Клаудия объясни ей, или я за себя не ручаюсь! Вот, как поставлю сейчас этой нью-йоркской сучке фонарь, прямо под ее накрашенными ресницами...

Вечерние посиделки девушек, явно превращались в жесткие переговоры. Голос главной оружейницы сквадрона штаб-сержанта Клавдии Чествик был тих, но звенел металлом. И другие подруги были солидарны с нею.

— Кэрролл, ты последний раз такое сказала про нашего лидера сквадрона. Чтоб ты знала, Вайолет была САМЫМ ПЕРВЫМ сержантом 'Амазонок'. Она первая из нас освоила строевые приемы и стрельбу из пулемета. Первая научилась бомбить и прокладывать курс. Первая прыгнула с парашютом. Наши марши и строевые — все это заслуга Купер. Первый инструктор и первый штурман сквадрона. После Джекки, она во всем ПЕРВАЯ!

— Чего ты тут морщишься, как от лимона?! Да, Клаудия права, Вайли ПЕРВАЯ. Первая за штурвалом вернулась из фашистского тыла. И в свою стройную балеринскую ножку, она первая... ПЕРВАЯ ИЗ ВСЕХ НАС получила пулю от атакующего 'Фиата'!

— Тебе Кэрролл этого не понять, но после того, как ее Саманту один раз украли фашисты, Вайли, решила с ними биться насмерть, чтобы защищать народ и демократию. И свою дочь, и других людей, даже таких дрянных как ты...

— Кстати, она профессиональная актриса, и выступала бы на Бродвее, если бы тот мерзавец не бросил ее с крошкой Самантой без единого цента в Нью-Йорке...

— Да, она даже свою родную дочь оставила в казарме в Монтгомери! Чтобы научиться самой, и потом научить воевать молодых кривляк, вроде тебя!

— И, в отличие от тебя, у нее на счету один сбитый 'мессершмитт', и за полсотни боевых вылетов, сквозь разрывы зениток и трассы 'ягеров'.

— И из них половину она совершила, в роли лидера. А то, что она не носит на вечеринки и на съемки свои две награды за Грецию, одну за Данию, да и французский орден тоже... Это лишь делает ей честь. А тебе-то самой, 'героиня', есть чем таким гордиться?!

Финальную точку в дискуссии поставил, хриплый голос великанши Маргарет Крафт, и последующее предложение Мамаши Мэнсон.

— Добавлю. Она спасла жизнь раненому чешскому пилоту, да и мне тоже. И вообще, рядовая Райз... Как только ты еще раз вякнешь что-нибудь против Вайли, так сразу недосчитаешься зубов в своем поганом рту. А потом, я лично заставлю тебя чистить нужники, причем, не только женские...

— Погоди Мэгг! Сестрички, а чего мы тут время теряем? Давайте ка решать, нужна ли нам такая 'сестра', как вот эта 'красотка' Кэрролл? Ну, ка, все в круг!

Дальнейшего Говард уже не слушал, направившись к своему коттеджу. Мысли крутились, вокруг главной актрисы 'Крыло и Вуаль'. Он, конечно, был избалован женским вниманием, но ТАКОЙ дамы, как Вайолет Купер, ему раньше не попадалось. К тому же влечение к ней не было примитивным животным инстинктом, но являлось каким-то совсем новым ощущением. И тут было, о чем поразмыслить. Хотя о браке он даже не помышлял...

* * *

Съемки греческого эпизода сериала, пришлось разделить на части. Поскольку нужного количества авиатехники во Франции не имелось, взяв двух кинооператоров и запас пленки, Хьюз полетел в Испанию. Нищая страна, как раз сейчас искала по всему свету кредиты, для ликвидации последствий завершившейся Гражданской Войны. Приезд американского миллионера стал событием. Разрешение на посещение нескольких штормо 'Авиясьон Национале' и заводских аэродромов было быстро дано командованием ВВС. Помимо экскурсии, Говард устроил небольшой банкет на Заводе в Реусе, в честь торжества Кастилии-Ла-Манча. Там офицеры-приемщики проверяли самолеты после ремонта и замены моторов, и к радости киношников, авиапарк завода оказался впечатляющим. Разгоряченные вином и пафосом застолья 'летающие кабальерос' с радостью согласились на дружеский показ в небе эпизодов воздушных боев. Нашлись и холостые патроны, да и боевые с трассирующими пулями, тоже. А Говард, проинструктировал пилотов и тщательно отобрал авиатехнику, предназначенную для съемки аппаратов изображающих 'Реджиа Аэронаутику'. В итоге он стал обладателем нескольких шикарных кинофрагментов. В кадре брутально молотили винтами, и ходили в широких виражах, настоящие трофейные республиканские 'Туполев СБ'. Столь же знаменитые трехмоторные итальянские бомбардировщики 'Савойя SM-79', истребители-бипланы 'Фиат CR-32' и даже новые истребители-монопланы 'Фиат G-50', были также запечатлены на цветную пленку. Все это богатство было отснято, под предлогом 'увековечивания триумфа асов Франко в Гражданской войне'. Будь это официально согласованные съемки, они бы обошлись миллионеру в кругленькую сумму. Но экспрессивные испанцы, к тому же, разгоряченные совместным празднованием, лишь за небольшую мзду непосредственно в карман пилотов, их командиров, и заводского начальства, радушно согласились даже покатать приезжих американцев с их кинокамерами. Единственным условием, было не снимать номера самолетов (впрочем, некоторые машины, как раз перекрашивались, и с ними проблем вообще не было). Хьюз с кинооператорами выполнили условие, и снимали самолеты только в проекции, так, что даже эмблемы испанских ВВС были видны нечетко. Это, позволило потом с максимальной достоверностью изобразить итальянские ВВС в воздушных боях с греками (а русские СБ должны были изображать дальние бомберы, бомбившие итальянскую ВМБ в Таранто).

Вторая часть съемок прошла в Бельгии. Несколько двухместных учебно-боевых бельгийских бипланов SV-5 со снятыми капотами моторов, и нарисованными трехцветными эмблемами греческих ВВС, реалистично изобразили на съемках ночные полеты женских экипажей 'Поликарпов U-2'. В прифронтовом Генте нашлись и несколько закупленных в Италии истребителей-бипланов 'Фиат CR-42'. С согласия бельгийского командования их даже удалось на один день перекрасить в соответствии со стандартами 'Реджиа Аэронаутики'. За это Говард обязался поставить королевским ВВС запчасти к моторам. Потом был перелет во Францию, и там начались уже игровые съемки с актерами. Первый же пробный показ отснятых и смонтированных эпизодов вызвал шумные восторги женской авиагруппы Ивон Журжон. 'Амазонок' здесь почитали 'старшими сестрами', но легкого соперничества никто не отменял. И, увидев их в кадре вместе с русскими летчицами (крупные планы которых сыграли капитан Раскова и капитан Казаринова, прибывшие в Париж с испытателями НИИ ВВС), француженки ревниво потребовали продолжения съемок, но уже на чисто французском материале. К тому же майор Ивон Журжон, пообщавшись с капитаном Казариновой, решила новаторски создать истребительный женский сквадрон ПВО. В виду нехватки современных истребителей и в первой линии, дамам должны были достаться пошедшие в малую серию 'мобилизационные' деревянные истребители 'Арсенал VG-33'. Аппарат еще предстояло доводить, но используя стандартные решения конкурентов, войсковую серию уже готовили. Русские обещали выделить для них дополнительно моторы М-103, но не раньше июля (один экземпляр машины делался как раз для русских, а Казаринова даже опробовала прототип в полете). А пока дамы учились воевать на старых D-511 с установленными на них убираемыми шасси, и со старыми, но перебранными 860-ти сильными 'Испано-Сюизами'. Рядом с ними тренировался мужской сквадрон на американских палубных бипланах-пикировщиках 'Кертисс SBC Хэллдайвер'. Машина не была передовой, но по своим боевым свойствам неплохо перекрывала нишу, занятую в Люфтваффе "Штуками" Ju-87. Обучали пилотов пикированию инструктора палубной авиации ВМФ Третьей Республики. И вместе с ними снова появились русские. На этот раз ими были пилоты-инструкторы, воевавшие в Польше на трофейных Ju-87, и в Карелии на них же, и на двухмоторных ПБ (пикирующем ВИТ-2 с бомбами вместо пушек). Среди них выделялся мускулистый и колоритный капитан носивший псевдоним Рене Буланье. Он оказался боксером, и в перерывах между полетами, пытался учиться французскому ножному боксу "сават" у таких же, как и он французских энтузиастов кулачных поединков. Штаб ВВС в Париже, наконец-то, осознал всю пагубность глупого отказа от 'нерыцарского оружия'. Какое тут может быть рыцарство, если противник своими пикировщиками 'Юнкерс Ju-87', с методичностью артиллерии сметает опорные пункты обороны и колонны войск на марше?

* * *

В перерыве между съемками, Говард, снова и снова возвращался к альбому с чертежами, и отработке конструктивных решений. Проект 'аэрокариера' получившего имя 'Дедал', на бумаге смотрелся изящно, хоть и несколько монструозно. Огромное семидесятиметровое и слегка стреловидное крыло с кессонной конструкцией для размещения топливных баков, должно было нести на себе восемь мотогондол с трех-четырех тысячесильными моторами и многолопастными винтами. Две мощных фюзеляжных балки, с 'П-образным' оперением. Между двух высоко поднятых килей, работал цельноповоротный стабилизатор с сервокомпенсатором. В балках скрывалось убирающееся шасси. В каждой по две передних поворотных стойки со сдвоенными колесами, и по многоколесной тележке с толстыми одиночными колесами. В носовых отсеках балок располагались кабины пилотов и инженеров-ракетчиков. А в самом центре тяжести аппарата, под несколько выгнутым вверх широким центропланом, находился мощный четырехточечный узел, для крепления и сброса массивной и габаритной ракеты. Ширина бетонной взлетной полосы для этого монстра получалась не меньше пятидесяти метров, не считая свободных от препятствий обочин. Дистанция разбега выходила около трех-четырех километров, что предполагало постройку специального аэродрома. Зато по расчетам выходило, что до высоты сорок тысяч футов 'Дедал' должен был поднимать вес около тридцати (на пределе тридцати пяти тонн) тонн. Топлива должно было хватать на спиральный набор высоты ракетного пуска. Мощности восьми огромных моторов должно было хватать на удержание всей системы в наборе высоты, в момент отцепки ракеты. На посадку обладающий отличными планирующими свойствами аппарат должен был идти на четырех моторах, при четырех зафлюгированных многолопастных винтах восьмиметрового диаметра. Позади остались яростные споры с командой ракетчиков Годдарда. Мэтра ракетонавтики несколько цеплял тот факт, что в проекте испытанной в Латвии ракеты, с его именем в названии, кроме принципиальной схемы жидкостных ракетных моторов, иного его вклада не было. Получалось, что 'Ракета Моровски-Годдарда' есть, а ракетного проекта с участием самого Годдарда нет. Это било по самолюбию, поэтому привезенный Хьюзом в институт чертеж внешнего вида двухступенчатой ракеты был критически изучен Годдардом. Основу этой ракеты составлял январский набросок, выполненный еще самим Адамом Моровски. Но в трио конструкторов в этот раз его фамилия должна была звучать последней ('Ракета Годдарда-Хьюза-Моровски'). На меньшее американский патриарх ракетонавтики был не согласен, и вложил максимум усилий, чтобы его участие не было фикцией. Впрочем, спорить с ним о размере личного вклада никто и не собирался. Одному Хьюзу, даже со всеми его богатствами такой проект было не потянуть. Даже постройка прототипа носителя из собственных средств могла привести к разорению. Требовался мощный финансовый фонд. И такой фонд, по совету все того же Моровски, оказывается, уже был создан в ноябре 1939-го неким фабрикантом и меценатом Винцентом Фрогфордом, и назывался 'Фонд Развития Национальной Астронавтики'. Пока в нем крутились не слишком впечатляющие суммы. Но, как говорят русские 'лиха беда-начало', и акции будущего космического гиганта, уже начали распространяться в Америке. Государство тут же выкупило контрольный пакет, чтобы контролировать финансовую пирамиду и не допустить ее неправильного развития или банкротства. А также для введения режима секретности. С апреля месяца в фонд потекли тонкие и не очень струйки капиталов, и началось финансирование постройки 'аэрокариера', который не зря получил имя 'Дедал'. В этой истории 'Икаром' был назван пока еще только аванпроект новой тяжелой ракеты рассчитаной на трех ракетонавтов. По замыслу создателей, первый космический полет должен был проходить на высоте около 80 километров. На деле, до настоящего космического аппарата было еще далеко. Теоретически, в металле он мог появиться не раньше середины-конца 1941-го года, и для этого требовалась широкая кооперация ряда компаний. По счастью, и доктор Годдард, и сам Хьюз смогли убедить своих знакомых в правительстве, и с конца осени 1940-го, проект мог получить дополнительное финансирование. Но полной уверенности в успехе, все же, не было...

* * *

Космос манил все сильнее, но кино и воздушные рекорды, тоже никак не хотели отпускать миллионера. Не смотря на весь его трудоголизм, Говард Хьюз не мог слишком долго оставаться погруженным в один единственный проект. Поэтому подготовка к кругосветному беспосадочному перелету на 'Боинге-307' продолжалась. Конечно, сверхмощные авиадвигатели ставить на эту машину он не собирался. Ведь прожорливость 24-х цилиндровых моторов, резко увеличила бы потребность в воздушных заправщиках, а значит и стоимость проекта (хотя и сокращало длительность полета вокруг света). Параллельно подготовке к 'воздушной кругосветке', не останавливались и съемки. Хорошим толчком для творчества послужила январская поездка в Советскую Россию. Говард слетал к русским с единственной целью, оценить прогресс ракетного проекта своего друга Моровски и его наставника Оберта, и перспективность их затеи. Однако, устроенный ему в кинозале Ленинградского Дома Красной Армии на Литейном проспекте показ двух серий нового советского фильма 'Соколы', не на шутку раззадорил продюсера и режиссера 'Ангелов Ада'. Молодая советская кинокомпания 'Звезда' словно собралась передвинуть еще выше планку трюкового кино, поднятую им самим в его фильме про военных авиаторов Великой Войны. И, у русских это отлично получилось, вызвав у Хьюза творческий зуд соперничества. Вдохновение требовало результата немедленно и в превосходящем конкурентов количестве. Поэтому снимались сразу две многосерийные картины. 'Крыло и вуаль' о смелых военных летчицах, и серия из трех фильмов 'Крылья Сокола' ('Взлет Сокола', 'Соколу не до скуки', 'Последний полет Сокола'). Вторая линейка картин оказалась фактически биографией его друга Адама Моровски. Сценарий начал писаться еще в январе, 'но в нем не хватало жизни'. И тут Говарду повезло подружиться с репортером Полем Гали, который и помог с важными дорисовками образа главного героя. К главной роли Хьюз привлек практически ровесника капитана Моровски — девятнадцатилетнего перспективного актера Монтгомери Клифта, дебютировавшего два года назад в спектакле 'Дама природа', и внешне очень похожего на оригинал.

Клифту осветлили волосы и сделали прическу под прототип. Покрасили и выщипали его густые брови, и сшили тематические костюмы. А Моровски, узнав, как зовут актера, который будет его изображать в фильме, жизнерадостно прыснул в кулак, и подарил тому через Говарда, свой порезанный ножом форменный китель. Этот дар сопроводила странная фраза — 'Кесарю — кесарево, а Клифту — клифт'. Вскоре начались съемки. Главных женских ролей в фильме не было, но в эпизодах снялись сразу несколько известных киноактрис. Так, Констанс Беннетт снималась в роли матери главного героя. Мерл Оберон играла женщину спасенную от побоев на аэродроме, а Вивьен Ли, играла польскую красавицу, вывезенную из-за линии фронта на "Шторхе". Джоан Беннетт сыграла германскую агентессу в Мюнхене и в Сан-Диего. И еще ряд эпизодических ролей играли участницы реальных событий, майор Ивон Журжон, майор Жаклин Кокрен, лейтенант Вайолет Купер и их соратницы из женской авиагруппы. Ни один яркий момент жизни прототипа главного героя не остался обойденным, а ряд моментов соратники (режиссер и сценарист) на ходу придумали сами. Так, по сюжету — учился летать будущий 'Сокол' у якобы бывшего пилота Лафайет, воевавшего в 'Великой Войне' и позже ставшего ветераном Испанской Гражданской Войны, некого Джона Дугласа (которого сыграл Лесли Говард). Были ярко выведены юношеские метания героя. Побеги из школы. Аварии на гонках, драки на ножах, опасное восхождение на гору, и парашютные прыжки в Великом Каньоне. Схватка с мерзавцем, ударившим женщину на аэродроме. И выступление по трансляции с просьбой о дисквалификации их обоих. Внезапный арест, давление прокурора, спасение от тюрьмы, и блистательная победа в гонке. Все эти моменты не давали расслабиться кинозрителям. Краткое упоминание создания 'Лиги Юных Командос'. Следом шли чикагские учения, и приземление вдвоем на одном парашюте. Пилотаж на 'Кертисс Хок Р-36' в Баффало, отказ бюрократов в содействии реактивному проекту. Похороны отца. И, наконец, Франция с первым реактивным полетом. Затем, бои в Польше. Водоворот грозных событий. Штурмовые удары на оснащенных стартовыми ракетами и тяжелыми бомбами старых польских истребителях. В роли "Пулавски Р-7" снимались внешне похожие на них французские высокопланы 'Луар-46' (съемки шли в мае 1940 прямо на тыловом аэродроме, готовившем штурмовиков). Бомбардировка броненосца в Гданьской бухте. Кадры боев с опытными пилотами Люфтваффе, и падение сбитых самолетов. Захват вражеского самолета и возвращение через линию фронта после вынужденной посадки. 'Дуэль с кровником', превратившаяся в нечестный воздушный бой против трусливого врага с его многочисленной поддержкой. Дерзкий десантный рейд, и захват самолетов на аэродроме Люфтваффе. Атака тяжелыми ракетами по скоплению танков. Для пущей зрелищности даже ракетный удар показывался по настоящим немецким танкам, оперативно вывезенным с фронта в Бельгии помощниками Хьюза (правда, сами ракеты были бутафорскими). Наконец был отснят бой с вражескими шпионами на аэродроме и плен. Стойкость в заточении, обет молчания, и отказ от всех предложений о сотрудничестве. В фильме показывалось, как жесткость, так и уважение немцев к бесстрашному юному противнику. Затем поставленное Герингом условие — отпустить домой в Штаты, если 'Сокол' собьет своего кровного врага в воздушной дуэли, оснащенных ракетными ускорителями истребителей. В кадре Геринг говорит заместителю — 'А ведь, летят без парашютов. Что ж, пусть этот нахал, наконец-то, свернет себе шею'. Но победа вновь достается герою. Новое требование — 'Я не желаю рисковать настоящими немцами. Поэтому свободу вы получите, не раньше, чем вам покорится скорость в 500 миль'. Опасный рекордный полет. Триумф незарегистрированного рекорда, и 'Сокол' снова в заточении. Обещания ему данные забыты. Новое испытание — запуск ракеты с мышами с взрывоопасного 'аэростатного ракетодрома' в Румынском небе. И ночной прыжок с парашютом, из-под сдвоенного аэростата, скупо освещенного огнем из ракетной дюзы. И когда новое обещание пленителями было в очередной раз забыто, в герое просыпается протест. Он эпатажно аранжирует музыкальную классику в Мюнхенском парке, и дерется с обнаглевшей охраной. Газетные статьи о пленнике. Правительственный запрос из Вашингтона. Наконец, Герингу это надоело, и он выполняет свои обещания. Героя увозит домой пароход. Встречи в Бостоне. Потом обучение в Монтгомери. Тавтология про Клифта — 'Монтгомери в Монтгомери', в свое время рассмешила Хьюза. Создание женского сквадрона, и даже свою личную встречу с Моровски Говард также включает в фильм. Шпионская тревога в Лос-Анджелесе и Сан-Диего. Блок посты на дорогах, облавы на местных бандитов, и драка на ножах с германским агентом. Спасенного ребенка раненый герой передает сдерживающейся из последних сил матери. Вайолет Купер отказалась играть в этом эпизоде саму себя, поэтому их с дочерью заменили француженки. Говард старался сохранить как можно больше действительных событий. Даже их совместные с Адамом приключения Бельгии и Латвии, лишь чуть чуть приукрашивались, но оставались вполне реальными (кроме смонтированного ракетного полета Моровски). И наконец, в кадре стремительные атаки 'Белых Драконов' и горящие танки. В финале киноленты, на сером экране сквозь схватки воздушных противников, проступали титры, рассказывающие о реальных событиях, и появлялись настоящие фотографии Моровски и его сослуживцев, отснятые Полем Гали. Первые фильмы были сверстаны на скорую руку уже к июлю. Тогда же в Лондоне, Париже, Амстердаме и в Брюсселе состоялся показ первых двух серий обеих кинокартин. Публика тепло принимала оба сериала. К этому моменту напряжение на Западном фронте достигло предела, и выпущенные яркие военные фильмы, должны были стать не просто лидерами просмотра, но и агитационным материалом. А за океаном выход обеих картин вызвал фурор. К генералу Арнолду выстроилась очередь желающих вступить в авиагруппу 'Белые Драконы'. Почему-то среди кандидатов в другую авиагруппу 'Летающие Тигры' такого аншлага не было... Авиакорпус сотрясали волны рапортов молодых лейтенантов и даже не слишком молодых капитанов, настаивающих на расширении военного присутствия во Франции и Бельгии. Появилась даже идея запретить фильмы Говарда Хьюза, но прикинув заголовки прессы, от нее отказались. Доклад начальника штаба Армии Джорджа Кэтлетта Маршала младшего, перед сенатской комиссией ясно показал, что американские части корпуса 'Миротворец' несут большие потери во Франции. Стабилизация фронта почти достигнута, но вывод американских частей, может сильно ударить по силам союзников. И однозначно будет воспринят всеми, как бегство и предательство, с соответствующей потерей репутации. А решение оставить корпус в нынешнем составе, попахивает жертвоприношением. Выводов было ровно два. Или вступать в войну, или слать новых 'волонтеров'. И если САСШ не могут вступить в открытую войну, то, вероятно, стоит, хотя бы, довести численность 'миротворцев' до полной армейской группы. Штаб Армии Соединенных Штатов, предлагал подготовить к отправке в Старый Свет дополнительный контингент. Его состав должен был включать три пехотных дивизии, две танковые бригады, и четыре авиагруппы (две на 'Кертисс Р-40', одна на 'Брюстер В-439' с 40 мм пушками и еще одна на 'Дугласах ДБ-7'). Еще одна дополнительная авиагруппа на тяжелых бомбардировщиках 'В-17' должна была начать отработку ударов ночью с британских воздушных баз. Это предложение вызвало скандал. Видимо кому-то из важных людей в Вашингтоне и Нью-Йорке, эти предложения пришлись сильно не по нутру....

Черновое обновление от 14.09.18 / Пока без названия.../ — не вычитано //

* * *

К новому июльскому старту оказалось готово сразу две ракеты. Легкая ракета 'Файербол-II' (авторства Моровски и НИИ-3, с минимальным участием в разработке Германа Оберта) и более тяжелая ракета 'Зарница-I' (конструкции самого Германа Оберта, с некоторыми доработками, выполненными НИИ-3 и их подрядчиками). Новое название понравилось владевшему русским языком профессору, своим смыслом в оригинале и удачным созвучием для румынского и германского слуха. В этой последней модели преломился опыт реальных пусков обеих 'ветвей' ракетостроения. Если на легкой ракете стояли более мощные русские ракетные двигатели Глушко-Душкина (но с меньшей, чем у конкурента емкостью баков), и отработанные в предыдущем полете Моровски катапультные кресла Драгомира (модернизированные УПР), было высотное оборудование, но не имелось гермокабины. То, на тяжелой герметичная спасаемая капсула имелась, были смонтированы ЖРД конструкции самого Оберта, произведенные в апреле на голландской фирме 'Фоккер', и стояли огромные топливные баки. Все было бы здорово, но новое 'изделие', хоть и проектировалось с учетом опыта 'конкурента', но не имело, ни одного пуска в активе. Не считать же за таковой запуск собак, на сильно упрощенном прототипе ракеты с совсем другими маршевыми моторами, баками, насосами, стартовыми ускорителями и кабиной. А на "Файерболе" было выполнено два высотных, да еще и пилотируемых полета, с участием автора ракеты Моровски. Естественно возник вопрос, какую ракету из двух запускать первой? Командир экипажа капитан Георгий Шиянов стоял за проверенную ракету капитана Моровски. У московского руководства также, было больше доверия к опробованной с пилотом на борту легкой ракете. Но включенный в основной экипаж 'научный эмигрант в СССР' Юлиус Оберт, при тихой поддержке своего отца, упрямо настаивал на первом пуске тяжелой ракеты. С дополнительными ускорителями, и с подвесным топливным баком (почти таким же, какой был у Моровски в полете на 'Файербол-I'), ракета 'Зарница-I', по расчетам, могла бы преодолеть сорока километровый рубеж подъема. Профессор Борис Стечкин на специально устроенном совещании, доказывал, что в первом пилотируемом полете тяжелой ракеты важна не столько высота подъема, сколько надежность самого изделия. Но отец и сын Оберты, в этот раз выступили единым фронтом. И хозяева решили пойти навстречу пожеланиям гостей, стребовав с тех письменное ручательство в осознании имеющегося риска.

Как уже повелось со времен февральского Форума в Даугавпилсе, все этапы старта скрупулезно снимались несколькими кинокамерами, дабы не упустить важных моментов для последующего анализа. Специальная десятиканальная рация, должна была передавать показания наиболее важных бортовых приборов. И на аэродроме, и в полете съемка не прекращалась, и шла запись звуков на несколько компактных магнитофонов. Из них, один магнитофон и три камеры, стояли на борту ракеты, остальные были смонтированы на носителе — шестимоторном ПС-124. Причем запись до расцепки, писалась на магнитофоны носителя. Сам аппарат-носитель также был модернизирован. Решением правительства Советской России, самолет-гигант (брат 'Максима Горького') был навсегда 'разжалован' из пассажирских авиалайнеров, и подготовлен специально для задач высотных пусков ракетных аппаратов. Впервые на столь крупном аппарате появились две гермокабины. Одна для пилотов штурмана и бортинженера, и еще одна для инженеров-ракетчиков. Были поставлены большие криволинейные бортовые окна 'блистеры' для наблюдения за пуском ракеты. Доработана механизация огромного крыла, что позволяло летать с несколько бОльшими предельными углами атаки, без срыва в штопор. Да и консоли крыла получили законцовки большего размаха, что увеличивало аэродинамическое качество аппарата. В хвостовых отсеках мотогондол теперь уже на постоянной основе прописались реактивные моторы. Помимо них, на специальных узлах под крылом могли монтироваться твердотопливные стартовые ускорители (для ускорения взлета, или для ускорения набора высоты). Новые поршневые ВМГ включали в себя все последние новшества, используемые в высотных полетах. От мощных сдвоенных турбокомпрессоров на каждом из оснащенных специальными редукторами АМ-35, до саблевидных пятилопастных ВИШ гигантских размеров. Конструкция планера была усилена, как и узлы крепления и сброса самой ракеты. Модернизированный носитель ПС-124М (бывший АНТ-20 бис), как и в 'собачьем рейсе', снова управлялся Михаилом Громовым. Вместе с комдивом-испытателем в экипаж воздушного корабля вошли оба дублирующих состава ракетонавтов (Бахчиванджи со Степанчонком и Тараканоский с Супруном), а также инженеры НИИ-3 во главе с Сергеем Королевым, и, конечно же, сам Герман Оберт. Профессор сидел у иллюминатора, как на иголках, но в отличие от предыдущих полетов, он стойко молчал. Если раньше Оберт беспокоился, лишь, за успех предприятия, то в этот раз на кону было будущее его семьи. Ведь на штурм высоты уходил его сын и надежда, его Юлиус.

Капитан Шиянов видел зажатость и мрачную решимость своего напарника, но не решился его тормошить. Ему самому также было не до веселья. Одно дело летать на небольших сравнительно тихоходных ракетопланах, пусть и под пулеметным огнем финских штурмовиков, или на тех же учебных ракетах Моровского, до десятикилометровой отметки. И совсем другое дело совершать сверхвысотный полет, в котором они, как и в апреле Моровски могут превысить скорость распространения звука. А если что-то случится, то именно ему Георгию предстояло принимать решение на покидание ракеты. И никак нельзя ошибиться. За три дня до вылета состоялась личная беседа руководства с основным и дублирующими экипажами. О чем шла беседа с Юлиусом Обертом, советские пилоты не узнали. А вот, главная задача полета, поставленная основному составу лично товарищем Сталиным, звучала так.

— Товарищ Шиянов. Запомните главное. Вам нужно не только достигнуть максимально возможной высоты. Такой высоты, на которую еще никто в мире не забирался. Вам нужно вернуть оттуда вашего напарника, Оберта младшего, и вернуться самому. Вернуться живыми и не ранеными! А потом, нужно рассказать на земле все, что сможете о том, что нужно новым ракетонавтам в таких полетах. И о том, как нужно готовить и оснащать экипажи таких ракет. Вот это самое главное, товарищ Шиянов. Вы меня поняли?

— Так точно, товарищ Сталин. Я сделаю для успеха этого задания ВСЕ.

— Ну, что ж, 'сделать ВСЕ', будет достаточным. Возвращайтесь с Обертом, победителями. Желаю вам удачи.

— Спасибо, товарищ Сталин!

Белая ночь раскинула свои крылья над длинной полосой Каргопольского аэроузла. Еще несколько месяцев назад отсюда тяжело гудя, взлетали перегруженные смертельным грузом воздушные транспортники, чтобы приземлиться на лед Ботнического залива. И вот война отступила, оставив людям отличную бетонную полосу, с которой самый тяжелый на данный момент аппарат планеты, мог поднять в небо мощную ракету на штурм земного тяготения. Сегодня здесь царил мир. Хотя прямо сейчас, где-то на юго-запад, всего в нескольких тысячах километров от застывшего в предутренней дымке аэродрома, рвались снаряды и мины, летели трассирующие пули, и даже сгорали в своих самолетах убитые пилоты. На западе Европы во Франции и Бельгии не было белых ночей, но даже перед рассветом там случались ночные атаки танков и пехоты, и ПВО частенько отбивала ночные воздушные удары бомбардировщиков. Там шла война, а тут царил мир. И свой мирный бой, ученые, техники, инженеры и пилоты-испытатели вели за выход человечества из его 'колыбели'. Такое поэтическое сравнение некогда дал людским мечтам о космосе и звездах, еще патриарх российской космонавтики Константин Циолковский. И осознание собственной роли в этом 'мирном бою' пьянило командира ракеты 'Зарница-I' капитана Шиянова. Вроде бы понимал, что нельзя волноваться перед стартом, но ничего с собой поделать не мог. Вдруг, ему ясно вспомнился тот день на авиабазе Саки, когда они стояли с Громовым и глядели на фигурный полет Паши Колуна — фантазера и энтузиаста ракетонавтики. И лицо его вспомнилось, с упрямым, немного наивным, и очень требовательным взглядом. Взгляд словно бы требовал у людей отчета, за все ими сделанное во имя славы и безопасности Родины. Несколько недель назад, то же самое лицо глядело на Шиянова с киноэкрана. Показ проводило НИИ-3, фильм о полете ракеты 'Файербол-I' комментировал Сергей Павлович Королев, бывший командир первой ракетной бригады, в которой Шиянов впервые взлетел 'на факеле', без воздушного винта. А с белой плотной материи, сквозь огрехи пленки, из кабины ракеты, сосредоточенно кивнул стартовой наземной команде, их с Юлиусом Обертом предшественник — первый ракетный пилот планеты, Адам Моровски. Словно брат-близнец шебутного саратовского старлея-истребителя взглянул в глаза с экрана...

Думать и разговаривать об этом, было нельзя. При первых же вопросах коллеги, Громов лишь мотнул головой и ушел от ответа. Потом была воспитательная беседа с въедливым и жестким сотрудником контрразведывательного отдела ГУ ГБ. Требование было одно — забыть Павла Колуна, словно и не встречались с ним никогда. Подпись под обязательством, и очень неприятные намеки (от которых сквозило расстрельной стенкой). Впрочем, все было логично. Если Колун теперь работал в советской зарубежной разведке, да еще со столь специфическим заданием, значит, не сметь давать даже малый повод врагу, для компрометации старшего лейтенанта! Шиянов понимал это. Понимал и свою ответственность, но забыть друга никак не мог. Но за пару десятков секунд до завершения стартового отсчета, мысли капитана все же, встали на правильный курс, и до самого приземления, уже не покидали оного. Ракета отцепилась от носителя и стартовала на высоте одиннадцати километров. Что чувствовали покорители больших высот, впоследствии было описано в мемуарах, а пока лишь скупые реплики радиообмена связали между собой экипаж и штаб полета. Сброс стартовых ускорителей, а затем и первой ступени прошел штатно (запаздывание на полторы или чуть больше секунды, не в счет). Умеренная тряска была, но в пределах нормы. Дальнейший набор и увеличение вертикальной скорости происходили спокойно, без каких либо отклонений до высоты двадцать шесть километров. А потом... Потом в хвостовой части ракеты раздался громкий хлопок, и аппарат затрясло, как на ухабах. Замигали лампы на приборной панели, и раздался предупреждающий зуммер о пожаре в моторном отсеке. Автоматически сработала система пожаротушения. Перестал работать гироскоп, прекратилась связь с Землей и с носителем. По инерции ракета набрала еще километра полтора, и стала падать.

— 'Эверест' ответьте! 'Сопка' ответьте! Я 'Зарница один'.

— хшшшпшш...у вас....шшшшззвшшш...им...шшпшпшшп

— Не слышу вас. На борту ракеты был взрыв и пожар, полет прекращаю! Перевожу аппарат в пикирование!

— Георг! Что с нашей ракетой?!

— У нас больше нет тяги основных дюз, Юл! Будем тянуть вниз к безопасной высоте катапультирования. А, там...

— Но, мы ведь сгорим?! Сделай же, что-нибудь!

— Юл, не сейчас! Не мешай мне!

— О, найн! О майн готт! Майн либбе Муттер!

— Покинем борт на семнадцати километрах! Отключи кислородную магистраль ракеты. Подключи к воздушным трактам баллоны с кислородом, сними фиксатор креплений, проверь герметизацию, и приготовься к катапультированию! Эй! Ты слышишь меня?!

— О, найн! Нихт!

— Так, успокойся, парень! ЮЛИУС!

— Найн!

— АХТУНГ!!! БОРТИНЖЕНЕР ОБЕРТ!!!

— Яволь! Их бин Оберт... Георг? Что со мной? Что с нами?

— Бортинженер Оберт! ПРИКАЗЫВАЮ! Отсоединить кислородную магистраль ракеты от капсулы. Подключить к воздушным трактам баллоны с кислородом. Снять фиксатор креплений капсулы, и проверить герметизацию. Приготовься к отстрелу капсулы с ракеты. Приказ ясен?!

— Цу бефель! В смысле, хорошо, Георг! Я все сделаю!

— Вот и нормально.

— Прости меня за минуту слабости.

— Пустяки.

Через несколько секунд, командир услышал почти бодрый доклад второго ракетонавта.

— Капсула к сбросу готова! Кислород из баллонов подается! Фиксатор снят. Индикатор герметичности горит!

— Отлично! Держись, Юлиус! По нам хотя бы не стреляют, значит, прорвемся!

— Командуй, герр гауптман. Я уже в норме.

— Закрыть шлем скафандра!

— Есть, закрыть шлем!

Капсула была отстрелена с ракеты на скорости порядка М 1,73. Тут же последовал рывок, с грохотом и резкими бросками. Перегрузки оказались чрезмерными, и сознание временно покинуло ракетонавтов. Свет внутри погас, осталась лишь подсветка приборов. Сама капсула треснула, но многослойная резиновая мембрана внутри корпуса сохранила герметичность. По счастью, на высоте около четырнадцати километров Шиянов очнулся, и смог выпустить стабилизирующий парашют (автомат должен был сделать это на десяти, но капитан решил перестраховаться). Кислорода им должно было хватить. На восьми километрах в себя пришел и младший Оберт, которому Шиянов открыл забрало шлема, и держал у лица маску с кислородом. У самого командира шла носом кровь. На высоте пяти километров Шиянов включил первую тройку тормозных ПРД, отвернул атмосферный вентиль и попытался открыть основной парашют капсулы. Купол не вышел, о чем сразу же загорелся индикатор отказа. Недолго думая, Георгий, дернул рычаг, идущий к тросу механического раскрытия запасного купола. 'Запаска' с сильным рывком раскрылась, гася скорость снижения. Лишь после этого поглядев на манометр, он увидел, что дыхательной смеси оставалось почти впритык. Посадка получилась мягкой, потому что на высоте пары-тройки десятков метров, Георгий запустил вторую пару тормозных ПРД. Почти тысячекилограммовая капсула приземлилась в лесном массиве, зацепившись куполом грузового парашюта за кроны, и частично согнув и сломав их, коснулась днищем земли. Люк не был зажат, и вскоре соскочил с креплений, открыв путь наружу.

— Ффух! Здравствуй земля! Ну, как, ты жив, рекордсмен?

— Георг! Я жив! А почему сразу рекордсмен?

— Гм. Видимо потому, что, судя по приборам, мы с тобой успели набрать двадцать девять тысяч метров с хвостиком. То есть прошлогодний рекорд подъема мышей на ракете твоего фатера, нами побит.

— По сравнению с возможностью просто дышать этим чистейшим воздухом, это такая мелочь, Георг!

— Эй, Юлиус! Ты, что же излечился от своей лунной мечты?!

— Не до конца. Но, по-видимому, отец прав. Пусть лучше первым рискнет Пешке-Моровски. Он и вправду чеpтовски удачлив. И еще позволь искренне поблагодарить тебя, за мое спасение! Если бы не ты...

— А, вот, это ты брось! Все делали вместе, так что наше спасение, это наша с тобой общая заслуга. У нас в России, говорят — 'друзья познаются в беде'. Сегодня, в самый трудный момент наступления беды, ты сделал самое главное в жизни — ты собрал свою волю в кулак, и все от тебя зависящее выполнил. Так, что отставить уныние! Давай лучше найдем полянку, очистим от травы пятачок земли, соберем валежник, и у костра с тобой посидим. А то, с этой испытательской работой, когда еще такой случай представится...

В полном соответствии с программными документами 'Всемирной ассоциации спасения аэрокосмических экипажей', поиск спасательной капсулы производили с воздуха (четырьмя самолетами), и четырьмя наземными моторизованными группами. Обо всех этапах поиска снимался учебный фильм. Развернутые недалеко от предполагаемого районы приземления две радиометрических станции 'Редут' смогли засечь примерный район посадки капсулы и место падения обломков основной ракеты. Через пять часов, поиск затерянных в вологодском лесу ракетонавтов успешно завершился. Сразу после осмотра врачами Центра аэрокосмической медицины, экипаж был доставлен в штаб высотного полета в Каргополе, где доложил обо всем случившемся. Лицо старшего Оберта то и дело каменело от страшных подробностей. Громов акцентировал внимание коллег на необходимости беспилотных полетов каждой новой модификации 'изделий'. Сергей Королев, предложил после устранения всех выявленных проблем конструкции, к каждому старту всегда готовить три одинаковые ракеты. Первая и вторая, как основная и дублер для полета, а третья в качестве технического макета. На макете можно, получив сообщение об аварийной ситуации на борту, отследить свойства отдельных агрегатов и систем, и даже придумать и подсказать экипажу решение проблемы. Предложение получило концептуальное одобрение, но на текущий год принято не было ввиду высокой стоимости реализации. Профессор Стечкин оценил огромный вклад этого полета в развитие космических полетов, и предложил ввести специальные звания для тех, кто летал на пилотируемых ракетах (профессор не был в курсе проведенных фронтовых испытаний ракет-перехватчиков в Карелии). Его коллега и соратник по 'Европейскому аэрокосмическому агентству' профессор Оберт горячо благодарил всех. Речь его была излишне эмоциональной. Он восторгался мастерством пилотов тяжелого носителя. Отдавал должное поисковым службам, и с восторгом говорил о героизме экипажа ракеты (магнитофонную пленку с паническими воплями Юлиуса ему решили не прокручивать). Главным событием, конечно, стало возвращение живых людей с беспрецедентной высоты. Почти тридцать километров над уровнем моря, это был действительно научный прорыв. Но сильнее всего профессора взволновали трагические события на борту ракеты. Как никто другой он понимал, что экипаж был в шаге от гибели. Профессиональные действия командира ракеты Шиянова он оценил беспримерно высоко, и попросил присутствующего в штабе полета, маршала Ворошилова, наградить капитана достойной наградой. Ворошилов, не мелочась, со всей пролетарской простотой резюмировал.

— За такие сумасшедшие полеты, не жалко им и 'Героя' присвоить! Но это потом. А пока, товарищам ракетчикам предстоит получить утвержденный на днях 'Знак испытателя космических ракет и аппаратов'. Дивизионный инженер Королев!

— Я!

— Вручайте ваши профессиональные нагрудные знаки товарищам ракетным испытателям.

— Есть, товарищ маршал! Только разрешите вручить, так сказать, 'по-семейному', тут все-таки не только красные командиры и советские граждане?

— Добро! Действуй.

— Георгий Михайлович, за беспримерный по сложности полет, вам вручается знак под номером '2'. Поздравляем вас, и желаем успеха в аэрокосмических полетах!

— Служу Трудовому Народу! И спасибо, товарищи!

— А вам, Юлиус Германович, за этот подвиг вручается знак под номером '3'. Примите наши поздравления и пожелания долгой и яркой ракетной карьеры!

— Благодарю вас, майн геррен и товарищи. Это ценнее многих наград. Я сегодня многое понял в этом полете. Не будь всех тех предварительных полетов и тренировок на учебных ракетах, мы могли бы и не вернуться. Поэтому, я скажу, неважно, кто первым выйдет за пределы атмосферы! Важно чтобы труд всех участников этого проекта не был забыт. А я все же, хочу оторваться от тяготения планеты, вместе с такими профессионалами, как Моровски, Шиянофф, Громофф. Пусть и не первым, но я хочу увидеть нашу планету с орбиты.

— Зер гут. Майн либбе... Вот, сейчас ты прав, мой мальчик.

— Хорошо сказано, герр бортинженер. Вами могут гордиться, не только ваши родители, но и все человечество.

— Ура, смелым 'ракетчикам' товарищи!

— Ура-аа!

Под внезапно, возникшие, словно бы из воздуха, рюмки с коньяком и легкую закуску, стихийно начавшееся после совещания, торжество ракетчиков, продолжилось уже в более спокойном ключе. Начальство тому не препятствовало.

— Я так понимаю, под номером '1' отложен знак для мистера Моровского.

— Правильно понимаете, товарищ Стечкин. Мистеру Моровскому знак вручат, когда он вернется с войны. Кстати, для наземных специалистов и экипажей носителей ракет утвердили 'Знак участника запусков космических ракет и аппаратов'. Так, что никого не забудем. И давайте, товарищи, стараться, чтобы такие вот запуски в дальнейшем стали безаварийными.

Второй запуск был отложен на неделю, и задачу в нем ставили, в чем-то скромнее, но и амбициознее. Ракета 'Файербол-II' должна была набрать всего двадцать пять километров. Зато в программу полета включили эксперименты с питьем и питанием экипажа в полете, отправлением естественных надобностей (хотя пользоваться полиэтиленовым писсуаром, при изменении высоты полета было бы явно непросто), и даже эксперименты по оказанию первой помощи. Ракетным пилотам предстояло отрабатывать действия при отказах техники. А второй пилот должен был катапультироваться на высоте около восемнадцати тысяч метров с дублированной на катапультном кресле кислородной системой, и с раскрытием основного купола на трех тысячах метров. В то время как его командир должен был совершить посадку полупустой ракеты в заданном районе, поставить палатку и расставить вокруг посадочного лагеря несколько спасательных радиомаяков.

* * *

Но июль 1940 года был знаменит не только ракетными полетами в СССР, которые стали бы мировым событием, не будь военного противостояния Оси и Западного альянса. А теперь к боям на Западе и в Медитеррании должны были добавиться и активные военные действия в Африке. Вообще-то в планах было наступление совместно с британскими и французскими экспедиционными силами, но эти планы пришлось менять. Король Хайле Селассие, согласился на эту авантюру, лишь потому, что в случае поражения Франции в войне на Западе (а в июле неустойчивое равновесие могло нарушиться от любого воздействия), его собственные шансы на отвоевание Абиссинии развеялись бы утренним туманом. К тому же, содержать обученную и вооруженную армию без войны, ему было просто не на что. Русские требовали за свою помощь довольно много. В Масауа, они хотели иметь военно-морскую базу подскока для своих рейдерских сил и аэродром для базирования дальней и транспортной авиации, и прикрывающих базу истребителей. Их неприятное требование о формальной отмене рабства, конечно же, било по самолюбию монарха, но оказалось мизерным, по сравнению, с требованиями британцев и французов. Те, рассчитывали сделать из Абиссинии полуколонию, вроде Ирана. Так, что с коммунистами альянс получался гораздо более справедливым и выгодным для обеих сторон. За прошедшие полгода вооруженные силы королевства прошли обучение в СССР, и действительно обрели мощь достаточную для начала освободительной войны. Абиссинцам приходилось обучать военному делу и племенные ополчения, перешедшие границы соседних с оккупированной Абиссинией стран. Помимо учебных частей, остающихся в советской Средней Азии и на Кавказе, и, не считая двух американских 'черных легионов' эквивалентным отдельным гвардейским полкам ('Легион Саванны' под командованием полковника Дэвиса и 'Легион Пустыни' под командованием подполковника Бен Салема, остались без авиации, включенной в состав ВВС королевства), теперь у Хайле Селассие была и настоящая армия. В ее составе имелось семь пехотных дивизий, одна кавалерийская бригада, два тяжелых артполка, инженерный полк, пять авиагрупп и медицинская бригада в составе восьми медсанрот и центрального армейского госпиталя. На вооружении абиссинцев имелись три сотни бронетехники, около полутора тысяч автомобилей, более тысячи артиллерийских орудий и минометов, и почти две сотни самолетов. И примерно половину такого же количества войск и техники, было вполне реально получить до конца года. Вооружение, правда, было несколько устаревшим, но вполне боеспособным (в основном времен Великой Войны). Впрочем, русские даже поставили небольшое патронное производство для переснаряжения гильз 8-мм патронов, и к тому же, щедро поделились противотанковыми и танковыми орудиями. Так, 200 единиц 37-мм противотанковых пушек 1-К образца 1930 года (по сути, прототипов немецких пушек ПАК-36), еще сто единиц аналогичных, но более старых штурмовых орудий времен "Великой Войны". Танков массовых советских моделей типа Т-26 и БТ-5/БТ-7 с 45-мм пушками, русские дать отказались, чтобы не снабжать абиссинцев снарядами калибра 45-мм через множество границ и морей. Выпуск приемлемых для Африки и относительно дешевых бронированных машин оказался возможным на базе шасси и корпусов Т-26 первых серий 1933 года, и поставленных на них, вместо стандартных башен с орудием 20-К, трофейных немецких пушек 7,5 cm leIG 18. Эти короткие и легкие полевые орудия в значительных количествах попали в СССР из Польши в 1939. В "абиссинские танки" устанавливались тела пушек, снятые с разбитых полевых лафетов. Машина названная для секретности "Виккерс МК-ЕА" (где "А" означало — абиссинский) получила менее мощный, но достаточно тяговитый 6-цилиндровый дизель ФИАТ-326 (5,75 л., 70 л.с.) с непосредственным впрыском и камерами сгорания в поршнях. Коробку передач также пришлось дорабатывать для сопряжения агрегатов. Моторы удалось получить из Греции, где "добровольцы" расколотили более тысячи стандартных итальянских грузовиков ФИAТ-626 разных модификаций (четыре десятка таких же грузовиков, после ремонта отправили в Иран через СССР, для частей абиссинской армии). Сам танк потерял башню, получил вместо нее подкрепленную палубу с установленной на ней короткой тумбой для германской пушки, прикрытой удлиненным коробчатым щитом толщиной 16-мм. Орудие было способно разрушать полевые укрепления,а спаренный с ним пулемет "Гочкисс" калибра 8-мм, позволял прижимать к земле пехоту противника. Из всей партии на тридцати машинах остались обычные башни Т-26, но с демонтированными крышами, а вместо пушек в маске устанавливались спаренные с 8-мм "Гочкиссом" авиапушки ШВАК-20. По сравнению с Т-26 масса обеих модификаций танка снизилась до 7,6 тонн, а скорость упала до 24-25 км/ч. В такой комплектации этот танк вполне мог вести артиллерийскую дуэль с любыми итальянскими типовыми легкими танками 'Фиат-Ансальдо' и со всеми моделями имеющихся в Африке бронеавтомобилей. Ранее обещанная абиссинцам польская бронетанковая техника в своей массе ушла на Запад, воевать в рядах 'Добровольческой армии' (туда же отправились все остальные 37-мм системы, от которых отказывалась РККА, включая оставшиеся не у дел танковые башни БТ-2 и Т-18). Последние вместе с другим вооружением отправлялись морем, и в дальнейшем ставились на танки и самоходки "добровольцев" в ходе ремонтов, и даже на импровизированные бронедрезины. Для королевской абиссинской армии замена оказалась вполне боеспособной и недорогой. Черному воинству теперь нужно было доставить все свои полки и дивизии в регион, и начать отвоевывать обратно свою родину. К тому же со стороны французских африканских колоний уже несколько месяцев велась активная разведка занятой итальянцами территории и даже случались мелкие стычки, в которых нарабатывали опыт оба 'американских черных легиона'. Но не все было так просто. Доставка войск требовала серьезных вложений и уступок. Иран выставил свои условия, а британцы свои. И со всеми пришлось договариваться. И все же, это было куда лучше, чем просто плясать под 'тамтамы' западных 'гарантов', которые свои твердые обещания способны сильно размягчить, а то и вовсе, забрать назад...

* * *

На западе Европы война шла все более яростно. Французы и их союзники показывали стойкость в обороне и контратаках. Этому способствовал подъем боевого духа войск альянса. С мая французские газеты и радиоэфир заполонили сюжеты, живописующие героизм защитников западных демократий. И удачное спасение главного героя в таких сюжетах, порой соседствовало с самопожертвованием. Часть статей совершенно точно была художественным преувеличением, но все равно принималась читателями, почти столь же, горячо и восторженно, как и во времена Вердена и Соммы. Новые американские фильмы Говарда Хьюза, нашли живой отклик в сердцах граждан Третьей Республики, и практически сразу были поддержаны в прокате и чисто французскими военными кинолентами. Конечно, поспешность влияла на качество кинокартин, но не фатально. После завершенного в конце 1939-го фильма 'Двенадцать женщин', киностудии республики до конца апреля не выдали чего-либо яркого. Более того, существовал правительственный запрет на показ в кино военного реализма и депрессивных сюжетов. Вышедшая в январе патриотическая кинолетопись Дювивье 'Отец и сын...' оказалась провальной в прокате, и вскоре, была убрана с экранов. Зимой, кризис французского киноискусства был налицо, но в апреле, после мартовского камерного показа коллегам по цеху первой серии фильма Хьюза 'Крыло и вуаль', эту плотину прорвало половодьем творчества. За три дня до начала очередного июньского наступления немцев в Бельгии, вышел на экраны, и взорвал кинопрокат, фильм 'Луиза'. В нем рассказывалось о краткой, но яркой военной карьере малоизвестной французской летчицы лейтенанта Луизы Левалье. Она была пилотом-любителем, вступила в женскую бомбардировочную эскадрилью Ивон Журжон, и погибла вместе со своим экипажем в битве за Данию. В конце показан общий вылет всей эскадрильи 'Неистовая Мари', и горящие корабли тевтонцев под крыльями отважных летчиц. Следом вышла кинокартина режиссера Карне 'Доброволец'. В этом фильме история любви идет на фоне приключений молодого француза и француженки в Испании и Польше, где они сражались против фашистов. В начале июня третьим лидером показа стал фильм известного кинорежиссера Ренуара 'Besame mucho', про любовь девушки, к призывнику из Парижа, которого ждет фронт. В финале герои встречаются уже после войны на набережной Сенны, оба с наградами на военной форме. Идею фильма, автор одноименной песни, 24-летняя пианистка и композитор Консуэло Веласкес сама отдала режиссеру, прислав в Париж записанную ею пластинку с песней 'Бесаме Мучо'. В приложенной записке, было сказано, что эта песня была написана пианисткой в ответ на письмо некого мистера, пожелавшего остаться неизвестным. Он прислал ей пластинку с ариями из оперы 'Гойески' Энрике Гранадоса, фрагмент стихотворения, и попросил написать хорошую песню о любви, и как можно быстрее отправить ее во Францию вместе с идеей сценария, чтобы солдаты увидели фильм перед своим уходом на фронт. И вот, теперь она выполнила эту просьбу, сделала из этого отрывка стиха песню, и шлет ее вместе с дополненным сценарием борющейся за свою свободу стране. Все три картины имели оглушительный успех во Франции и в союзных ей странах Европы, а также за океаном. А затем, на экраны кинотеатров Франции валом повалили жизнерадостные короткометражки о маленьких победах 'пуалю' над 'колбасниками'. От плотины кризиса киноискусства не осталось и следа...

Депрессия закончилась, французы поняли, что от войны им не спрятаться, но врага можно победить. Как и два с лишним десятилетия назад, за ними был неповторимый Париж, отдавший свое спасение в руки солдат. Столь же неповторимая Эдит Пиаф выступала на площадях городов перед изготовившимися к маршу дивизиями, в ореоле рвущихся в небо привязных аэростатов воздушного заграждения. Ей вторили другие вокалисты. Артисты ехали выступать перед солдатами прямо на фронт. Снизилось дезертирство и уклонение от призыва. Французских призывников тепло провожали в армию оркестрами. Как-то само собой, стало 'не комильфо' уклоняться от военной службы. Некоторые пацифисты, соглашались служить в тыловых частях. А иные допризывники, вдохновленные разными историями в духе произведений Коннан-Дойля и Буссенара, обивали пороги военных лицеев и краткосрочных курсов. Большинство из таких соискателей вскоре оказывалось на курсах унтер-офицеров, и о погонах лейтенантов могло только мечтать. Но штаб Армии в Париже, все же, разрешил снизить возрастной ценз (на полгода), и, аналогично, понизил образовательный ценз для молодых людей, поступающих на краткие офицерские курсы. Это позволило провести большой набор курсантов из числа студентов, и из долечивающихся в госпиталях унтеров-ветеранов. Ведь Франция несла потери, и уже к концу лета ожидалась острая нехватка субалтернов в воюющих частях. Из запаса уже массово призывали старшие возраста. Даже количество ветеранов Великой Войны резко прибавилось в запасных полках. Комплектовать вторые эшелоны войск пока еще было кем. Сложнее было удержать фронт, который опасно прогибался под методичными ударами германцев.

Проблемы с нехваткой вооружения уже с конца мая активно решались за счет внешних поставок. Британская компания 'Роллс-Ройс' сразу после появления в Бельгийском небе 'Белых Драконов' получила от 'Арме дель Эйр' беспрецедентный заказ на полтысячи 40-мм авиационных пушек. Из САСШ шел в основном бензин, и небольшими партиями стали поступать мало на что годные средние танки М-2 (с пулеметами в спонсонах и верхней башней с орудием калибра 37-мм) и бронеавтомобили. Наиболее ценными поступлениями из-за океана оказались крупнокалиберные браунинги М-2, и опытные 75-мм авиационные орудия, полученные из арсенала 'Эглин-фильдс' в количестве всего полусотни единиц (в свое время к испытаниям этого орудия успел также приложить руку командированный из Монтгомери Моровский, представивший несколько проектов использования такого оружия). Все 'авиационные трехдюймовки' вместо самолетов были установлены на новые танки 'Somua' вместо 47-мм пушек, и неплохо показали себя в первых же боях. Из-за чего новый заказ сразу на пять сотен орудий был тут же оформлен. А что же русские? Коммунисты тщательно скрывали свою помощь, всякий раз подделывая документы на груз, и отправляя сразу два одинаковых корабля (систершипа), которые встретившись в океане, менялись только документами. Немцы до 1942 года не знали об этом. Таким методом, бакинский бензин, и партии вооружения, из Мурманска, вместо Монреаля и Мехико шли во французские порты. После войны выяснилось, что в первой половине 1940-го года СССР поставил во Францию около трех тысяч артиллерийских орудий, и одиннадцать тысяч 50-мм минометов, огромное количество боеприпасов и топлива (для покрытия этих потребностей в СССР были даже построены новые нефтеперегонные заводы и заводы, производящие боеприпасы). Из противотанковых пушек Армия Третьей Республики получила больше тысячи 47-мм пушек собранных на шасси старой советской противотанковой пушки 19-К образца 1933 года. Не менее трех тысяч авиационных пушек ШВАК также ушли во Францию. И, конечно же, туда отправлялись и самолеты. Русского производства 'Дрозды' и 'Кулховены FK-58' на целый месяц, пока разворачивалось массовое производство D-520 и MS-450, стали одними из самых массовых самолетов ВВС Франции. Наличие большого контингента опытных польских, чешских и голландских пилотов, позволило поддерживать численность и боевую мощь объединенных ВВС на должном уровне, даже в период тяжелых потерь. Помощь приходила вовремя, поэтому оборона союзников, уже много раз местами прорванная на небольшую глубину, каждый раз затягивала свои раны, и становилась все прочнее. Войска Третьей Республики, проходя сквозь кровь и трупный смрад мелких поражений, и через торжество небольших тактических успехов, учились воевать по-настоящему. Катастрофы Седана в этот раз не случилось...

* * *

А по другую сторону фронта, нарастало паническое раздражение командования, и угрюмая подавленность у нижних чинов. В Арденнах продвижение давалось группе армий 'В' дорогой ценой. К середине июля, больше половины всей бронетанковой техники Панцерваффе было потеряно в боях. Ремонтные части не справлялись с восстановлением вытащенного тягачами в тыл металлолома. Перед самым вторжением, французы спешно понастроили массу передовых и запасных полевых укрепленных линий. А теперь, зарывшись в землю по самые уши, выбивали у противника его ударную силу (в первую очередь танки). На каждом рубеже незваных пришельцев встречали точный артиллерийский и минометный огонь на пристрелянных позициях, и столь же точные авиаудары. А 'благодарить' за это следовало французских арткорректировщиков и авианаводчиков, засевших в пехотных укрепленных пунктах. А иногда наведение осуществлялось и высотными разведчиками, выдающими расположение германских тяжелых батарей и скоплений живой силы и техники. На всех танкоопасных направлениях врага ожидали сюрпризы. От бьющих во фланг, из деревоземляных укрепленных точек, малокалиберных пушек (зачастую старых морских) и крупнокалиберных 'Гочкиссов' и 'Браунингов', до взрываемых по проводам мощных фугасов с взрывчаткой и зажигательной смесью (для постановки фугасов, в ход шла масса устаревших боеприпасов французского флота и осадной артиллерии). Минные поля и противотанковая артиллерия не давали Вермахту развить темп. Французы еще в апреле минировали танкопроходимые участки местности, пригодные для проезда танков и вездеходной колесной и полугусеничной техники. При этом они силами батальонов 'трудовых добровольцев' и нанятых ближайшими муниципалитетами сезонных рабочих, вскапывали целые полосы открытого грунта, чтобы это было заметно. То есть все признаки минирования были налицо, а вот, понять, где конкретно заложены мины и фугасы, могли только саперы с миноискателями. Да и то не всегда могли. Часть противотанковых мин были в фаянсовых, пластмассовых и даже деревянных корпусах (а фугасы, бывали даже в тонкостенных бетонных). А, ведь, у каждого такого препятствия, иллюстрированного чадящим костром горелой техники, приходилось останавливаться и ждать специалистов по разминированию, по которым частенько работали вражеские снайперы. И очень часто над крышами забуксовавших 'панцеров' и 'ластвагенов' (грузовиков) снабжения оперативно появлялись самолеты. Порой ими были морские пикировщики LN-402 вооруженные пушками 'Испано' и четвертью тонн бомб, или их американские аналоги беспушечные бипланы 'Хеллдайвер'. Но, еще чаще прилетали мобилизованные из резерва верткие верхнепланы 'Луар-46', вооруженные небольшими фугасками и крупнокалиберными пулеметами (на деле, это были русские 20-мм авиапушки ШВАК). И тогда, те из экипажей танков и бронемашин, кому повезло быстро покинуть свои кабины, или успеть отъехать под кроны деревьев, хмуро оглядывали картины чадящих костров своих невезучих товарищей. Бронированная крыша любого германского панцера никак не могла защитить, от выскочившей из кассеты 50-мм кумулятивной мины Эргара Уильяма Брандта, которых к июлю было выпущено несколько сотен тысяч (такими же минами били и пехотинцы из 50-мм взводных минометов образца 1937 года). Зенитные 'флаки' и 'машиненгиверы' пехотных и панцерных региментов отнюдь не спали. Они собирали свою жатву, в иные дни, сбивая до четверти атакующих наглецов, но Вермахт, все медленнее полз вперед, иногда получая встречные удары и даже откатываясь назад. Да и это движение давалось ему большой кровью. Количество штурмовых авиационных полков у союзников уже перевалило за полтора десятка. Смертность среди их экипажей была высока, но пополнение уже готовилось из числа французских запасников, а также их польских, чешских и датских эмигрантов, вступивших в 'Добровольческую армию'.

В своей полевой ставке в Саарбрюккене Гитлер ежедневно оценивал текущие результаты кампании и темп продвижения войск. И новости не радовали 'вождя нации'. Сильный отпор на Севере Западного фронта, и в Арденнах, заставили заново планировать все операции. Причем фюрер начал лично отдавать приказы, по сути, вмешиваясь в прерогативу Генерального штаба сухопутных войск. График наступления менялся ежедневно, а потери уже многократно превысили все предвоенные расчеты. В ставке царили истерические настроения. Гальдер, Йодль и Браухич, постоянно спорили о направлениях отправки подкреплений, а между средним и нижним звеном пошли нехорошие разговоры, что 'гений фюрера' всего лишь блажь и некомпетентность в военных вопросах. Наступление в сторону Соммы только что сорвалось, а сильная группировка противника, нанесла несколько контрударов в Бельгии. Линия Мажино все еще не была прорвана на всю глубину, хотя вклинения имелись. Отдельные укрепления переходили из рук в руки по многу раз. Война шла все ожесточенней. Если в прежних директивах фюрер настаивал на незамедлительном введении гражданского управления оккупированных территорий, то с середины июня об этом уже не было и речи. О 'рыцарстве' и прочих нежностях никто даже не помышлял, ни немцы, ни союзники. По светлому времени, на поле боя никакого перемирия для оказания первой медпомощи практически не случалось. Для эвакуации еще живых с поля боя, противники ждали ночи. Зачастую раненых не успевали передать медикам, многие гибли на пути к сортировочным медицинским пунктам. Даже ночью по стонущим и кричащим на своем языке подранкам, и даже по выносящим их санитарам, визави могли отработать минометами и трассирующими пулями. А разъяренные же гибелью своих камрадов солдаты, потом в пылу боя, расстреливали и добивали штыками даже сдающихся врагов. Ожесточение на отдельных участках все сильней напоминало трагические времена Вердена.

Бои на уничтожение шли и в небе. По парашютам еще не стреляли, но практически в каждом бою потери несли обе стороны. Авиатехника еще имелась в резерве, а, вот, с опытными летными кадрами у Люфтваффе наметился дефицит. RLM уже призвало из учебных частей всех, кого только могло. Даже туземные летные части при Абвере, были направлены на пополнение летных частей второй линии, прикрывавших границу с Советской Россией. Италия не могла дать своему союзнику по Оси почти ничего. Максимум на что можно было рассчитывать это на отправку пары-тройки дивизий для усиления ударов по южному флангу 'Мажино', да и то, не раньше середины июля. Все силы 'макаронников' сейчас тратились на сдерживание югославско-греческого наступления в Албании. Ее союзница Болгария уже потеряла пятую часть своей территории, и дальше все шло к поражению. Ждать помощи от Токио, Берлину также не стоило. Поэтому на Западе 'германский меч' сражался в гордом одиночестве. Во Франции были замечены истеричные попытки выступлений местных фашистов, которые жестоко подавлялись армией и жандармерией. С этого момента, всех посмевших высунуться с фашистскими лозунгами, фактически ждал 'Суд Линча'. Толпа уже затоптала не одного националистического активиста, а полиция смотрела на такой самосуд сквозь пальцы. Стратегические цели по разрезанию сил союзников надвое, также не были достигнуты. ОКХ и ОКВ срочно перерабатывали планы операций, но 'поезд уже ушел'. Блицкрига не было. Всем командующим группами армий срочно требовались резервы. Яростно отчитывая в ставке фон Бока и фон Рундштедта, фюрер, достигал обратного эффекта. Инициатива на местах лишь сильнее замирала, в ожидании частых и нелогичных изменений директив. Отправляя все новые подкрепления, Гитлер понимал, что решающего преимущества перед войсками союзников у Вермахта уже нет. Что в настоящий момент устойчивость фронта практически висела на волоске. Притом, что время работало на французов и британцев. Прибывающие к союзникам подкрепления, состоящие из индийских, австралийских, южноафриканских и канадских дивизий, а также частей добровольцев, все более уменьшают шансы на завершение войны до холодов. Нужно было на что-то решаться. На тотальную мобилизацию фюрер пока не был готов, выжимая все, что можно из запасных частей и заводов. Для возмещения потерь, эшелоны с новой боевой техникой, спешно гнали к границе. Но сама техника — еще не войска. Без экипажей, расчетов, пехотного прикрытия, штабов и ремслужб, и времени на сколачивание боевых подразделений, слаженных частей и соединений не будет. А переброшенные с места на место 'затычки' много не навоюют. Да и большая часть резервов в группах армий оказалась уже израсходованной. Снять войска с восточных и южных рубежей рейха, и усилить ими группы армий на Западе было можно, но рискованно. Как поведет себя Сталин в этой ситуации, предсказать было сложно. Внешне Советская Россия показывала Германии свою лояльность, и пунктуально соблюдала все соглашения по поставкам. А вот за кадром... Абвер докладывал, что количество русской военной техники и вооружений, имеющихся, у французов чрезмерно велико. В основном это были 5см минометы, которых у французов было более двадцати тысяч (сколько из них русских, а сколько производства Брандта понять было сложно, оценочно, около половины). В меньшей степени встречались 3,7см зенитки и старые пушки: 7,6см полевые орудия, а также 15,2см гаубицы. Объяснить это изобилие накоплениями времен Гражданской Войны в Испании никак не получалось. С добровольцами и инструкторами все было понятно, но сравнительно новые русские 2см авиапушки Шпитально-Владимирова и мобилизационные боевые самолеты, конструкции которых явно несли в себе 'русские мотивы'. Все это говорило о том, что даже если прямых поставок и нет, то торговля оружием с врагами Германии может вестись СССР через нейтральные страны. Вполне вероятно, что какие-то объемы были поставлены через Грецию, Югославию и страны Латинской Америки. Второй настораживающий момент относился к численности и оснащенности соединений Войска Польского, которые, внезапно выросли в разы. К тому же, при помощи британского и французского флотов из Адена и Джибути на побережье Итальянских колоний высадились пять полностью вооруженных и оснащенных дивизий абиссинских войск. Из них две дивизии, усиленные полутора сотнями легких танков, нагло высадились в Масауа с грузовых и пассажирских судов под нейтральными флагами, и захватили Эритрею. Гарнизон итальянской ВМБ сражался в течение пяти часов, а потом капитулировал. В отчетах едва сумевших унести оттуда ноги агентов Абвера, фигурировало наличие британских танков "Виккерс МК-Е" (за которые принимались доработанные для абиссинцев Т-26). Как потом выяснилось, два корабля с танками, по документам шедшими в порты Барисан и Праджоад голландской Ост-Индии, 'неожиданно' столкнулись на рейде Эритреи. Итальянские портовые власти наблюдали, как суда борются с затоплениями, и не препятствовали устранению повреждений на рейде, тем более что разгрузка в данном пункте не планировалась. Командование ВМБ куда больше занимал сигнал 'SOS' от крейсерской подводной лодки 'Галилео Галилей', патрулировавшей подходы к британскому Адену, и судя по всему атакованной и погибшей. Чтобы разобраться с этой проблемой, из Масауа в сторону Адена по тревоге вышли еще две подводные лодки 'Реджиа Марины'. Пароходы простояли в порту два дня, командование местных сил 'Реджиа Марины' лишь выдвинуло к ним поближе эсминец типа 'Орионе', дабы с 'подранков' не выгружали контрабанду. Кроме эсминца и наблюдающих с берега в бинокль итальянских пограничников, 'гостей' никто не охранял. И напрасно, поскольку столкновение на рейде оказалось коварной уловкой. На закате со стороны йеменского порта Ходейда пришел конвой из одиннадцати кораблей под нейтральными флагами. Днем позже выяснилось, что на кораблях прибыли две абиссинских пехотных дивизии. А ночью их догнала небольшая британская эскадра в составе крейсеров типа 'Ахиллес', трех эсминцев, двух тральщиков и двух подводных лодок. Первыми по итальянской базе отработали бомбардировщики из Джибути. Вышедшие на бой легкие силы итальянцев взяли на себя британские эсминцы и тральщики. Затем, морские шестидюймовки 'Виккерса' своими 130-фунтовыми полубронебойными снарядами 'коммон' и несколько более мощными фугасными, за пару часов раскатали корабли в порту, и несерьезную береговую оборону римлян, обеспечив высадку десанта. Авиационное прикрытие осуществляли два бомбардировочных полка, один на 'Леопардах-I' (Р-6БМ), и второй на 'Леопардах-II' (СБ-2), а также истребительная авиагруппа на 'Барсах' (И-152М 'Дрозд'), под командованием капитана Дэвиса (за эту операцию он получил чин майора ВВС королевства). Откуда все эти войска там взялись, можно было, только догадываться. Германские агенты в районе Персидского Залива докладывали, что к переброске сухопутных войск короля Хайле Селассие через воды залива, вероятно, причастны американцы и латиноамериканцы, чьи торговые суда участвовали в высадке. А, вот, участие в этом русских было под сомнением, хотя вооружение черных дивизий старым австрийским стрелковым оружием и японской артиллерией, вполне могло быть связано с Кремлем.

На севере Европы также хватало своих проблем. Польские дивизии там были планово сменены датчанами и канадцами. А группировка поляков численностью около полусотни тысяч вскоре оказалась в нейтральной Латвии, якобы для интернирования. Абверу было известно про эту неотправленную во Францию армию. Датские проливы уже были блокированы рейхом, поэтому, прорыва на кораблях в Атлантику никто не опасался. Патрульные корабли и самолеты появлялись в районе Риги. Агентура из местных активистов-фольксдойче, и из кадровых агентов Абвера, регулярно пересчитывала поляков по головам. Болтливость самих 'ляхов' позволяла собирать свежие новости из разряда слухов. Имелись даже сведения, о вывозе этой группировки в Британию, через советский порт Мурманск. Правда, становилось непонятно, для чего тогда поляки перешли границу Демократической Лапландии, и морем дошли из Ботнического залива до Риги? Впрочем, среди поляков гулял стойкий слух, что когда Сикорский договорится со Сталиным, их всех вывезут в Скапа-Флоу на кораблях с серпастым и молоткастым красным флагом. Немцы нервно поглядывали на северо-восточного соседа, но как потом выяснилось, опасались немного не того.

Первой от удара с тылу посыпалась союзница рейха Болгария. Размещенные в румынской Добрудже интернированные поляки, сидели там вполне тихо и мирно. Пока на переходе морем от морской базы Каламата в порт Саламин, болгарским миноносцем 'Тырново' и торпедным катером типа 'Люрсен' не было потоплено пассажирское судно 'Мирабель' под аргентинским флагом. Судно отказалось остановиться в нейтральных водах и, получив торпеду в корму, быстро потеряло ход и стало тонуть. К несчастью, на борту потопленного парохода оказалась делегация 'польского правительства в изгнании' во главе с главкомом Войска Польского генералом Сикорским и его заместителем генералом Кукелем. Первый в результате этой атаки погиб, а второй оказался в болгарском плену. Сам рейс был секретным, в планах польских военачальников была отправка кружным путем польских солдат во Францию (причем Сикорский дал согласие даже на отправку войск через Советскую Россию и далее морским путем). Как потом выяснилось, болгар кто-то весьма своевременно известил. Да еще им кто-то слил недостоверные сведения (но вполне правдоподобные), о том, что приезд Сикорского обусловлен планируемым ударом поляков из Добруджи. Удар якобы должен был быть нанесен прямо через румынскую границу, в тыл воюющей на два фронта Болгарии (чего быть не могло в принципе, из-за позиции румынского правительства). У границы болгары усилили свою группировку войск прикрытия, ожидая удара из Добруджи, но именно здесь-то удара и не случилось. Тем не менее, пиратский акт со стороны Болгарии случился, и глава Войска Польского Владислав Сикорский вместе с рядом офицеров своего штаба погиб. Последствия могли бы и не выйти за пределы дипнот и политического торга, не произойди усугубление ситуации в другом месте. Днем позже во Франции и Бельгии были убиты снайперскими выстрелами главы правительств в изгнании Бенеш и Рачковский. Информация об этих трагедиях и злодействах оперативно достигла Добруджи, и вызвала ярость и гнев поляков. Поэтому, прибывшее из Одессы днем позже в Констанцу большое грузовое судно с оружием, в коносаментах которого был указан порт Варна, при попустительстве румынских властей, оказалось оперативно разгружено в порту, несмотря на яростные протесты австралийского капитана. И снова информация о грузе очень удачно попала в нужные руки. Неделей позже, Румыния, в счет полученного полгода назад польского золота, оказала своим потерявшим независимость польским соседям новую услугу. Румынские военные корабли отконвоировали почти к самому порту Варна шестнадцать зафрахтованных гражданских посудин с сорокатысячным польским корпусом. Высадка прошла суматошно, но без больших потерь. Всего за полдня порт был захвачен, и вскоре туда стали морем прибывать подкрепления из Крыма, где тренировались еще две дивизии будущей Польской народной армии. Командующий ими бригадный генерал Берлинг, как старший по званию, принял в Варне командование над всей группировкой, и повел наступление сразу в двух направлениях. На второй порт Бургас, и на ближайший крупный город Шумен. И как-то так совпало, что почти одновременно на Болгарию посыпались удары с греческого и югославского фронтов. Оборона страны сразу оказалась прорвана в нескольких местах, и стала разваливаться. Югославский корпус под командованием принца Павла, устремился к Софии, а греки рванулись навстречу полякам атакующим Бургас. Царь Борис III, видя приближение катастрофы, вместе с женой Джованной Савойской (дочерью итальянского короля Виктора Эммануила III) и с остальными членами семьи бежал на самолете из страны в Вену, а оттуда выехал поездом в Берлин. Глава Абвера адмирал Канарис в Берлине получил из болгарской столицы подробное донесение от 'Бюро Делиуса' ('Абверштелле София'), еще за день до приезда в Берлин самого болгарского монарха. Для стран 'Антикоминтерновского пакта' и без того непростая ситуация превращалась в трагедию. Два потенциальных союзника Германии, Греция и Югославия, после полугода пограничных сражений в стиле 'тяни-толкай', теперь фактически разгромили, третьего германского союзника Болгарию, и приступали к методичному измочаливанию албанской армейской группировки дружественной рейху Муссолиньевской Италии. И это случилось, как раз в момент отправки к 'Мажино' трех дивизий союзной итальянской армии. Причем, зная о скором подходе подкреплений союзников, немцы стали готовить перегруппировку, для массированного удара в направлении Седана. Но, когда в Албании явственно запахло катастрофой, Дуче панически потребовал вернуть дивизии на юг, и отложить запланированное на западе наступление. Естественно, все эти перипетии негативно отразились на силе и координации германских ударов. Но, еще сильнее подкосило наступательный порыв тевтонцев кое-что другое.

Как известно, беда не приходит одна. Не успел Берлин хоть как-то отреагировать дипнотами на болгарские события, как и сам же получил обидную пощечину. И, было бы от кого... В самый момент подготовки к наступлению в Арденнах, призванному развалить фронт французов, очень похожую на болгарскую дерзкую операцию, снова провели трусливые поляки. Под прикрытием дерзких налетов на армейские склады в Торуни, Пуцке, Лескове и Быдгощи, захват вошедшего полгода назад в состав рейха, порта Данцинг, совершила все та же 50-тысячная польская армия (расквартированная в Латвии, Эстонии и Швеции). В бывших польских городах и местечках, ночью внезапно загорелись здания, и топливные танки. За начавшимися пожарами раздались взрывы боеприпасов и хранилищ ГСМ. Гарнизоны генерал-губернаторства оперативно выставили мобильные ротные и батальонные группы, в районы совершенных диверсий, ослабив собственную оборону, что лишь сыграло на руку бойцам диверсионных частей 'Армии Свободы'. Однако главный удар неожиданно для немцев пришелся по тыловому порту. Выйдя поодиночке из вечерней Риги, Таллина и Стокгольма, нанятые по всей Балтике грузовые пароходы, полным ходом рванулись к своей цели. И к утру вошли в занятый 'Кригсмарине' бывший польский порт. Поляки и чехи высадили там десант прямо на германские военные корабли, и береговые батареи. С борта кораблей по защитникам города и порта стреляли тяжелые и полевые орудия. Небольшие пароходы выбрасывались прямо на берег, тем самым создавая временные молы для разгрузки следующих волн десанта. В гавани начался массовый абордажный бой, постепенно переходящий в городские бои, в которых атакующие неуклонно брали верх. И уже к вечеру, как только по радио прозвучал сигнал 'Гданьск свободен', по большинству польских воеводств неожиданно для оккупационных властей прокатилась волна восстаний. Отряды 'Армии Свободы' после атаки и пожога складов, начали массово громить небольшие гарнизоны и захватывать склады с оружием. После прибытия из СССР самолетами нескольких сотен польских офицеров, началось спешное формирование ополченческих полков и дивизий, на основе новой воинской повинности, приказ о которой был подписан генералом Берлингом, принявшим командование над всеми частями Войска Польского воюющими на Востоке. Еще через несколько дней на освобожденной от противника территории был высажен крупный десант с больших десантных планеров, буксируемых русскими ТБ-3. Фактически это стало почти повторением январского 'ботнического десанта'. За пять ночей, в генерал-губернаторстве появилось сразу несколько мощных очагов восстания, каждый, из которых, вполне мог оказаться главным. Общая численность частей Войска Польского превысила четыреста тысяч. Массовость выступлений и их размах, парализовали волю германской гражданской и военной администрации. Когда началась переброска армейских подразделений для подавления восстания, момент уже бы упущен. А из захваченной врагом Болгарии, отчаянный бросок в Остмарк (Австрию) совершила все та же 'добружская армия'. В Чехии также началось восстание, но куда меньшего размаха. Покойного Бенеша в Чехии все еще уважали, но теперь он стал лишь 'жертвенным агнцем', запустившим народную войну. Начавшиеся в протекторате и генерал-губернаторстве восстания вызвали транспортный коллапс сразу нескольких провинций рейха. Отправленные было на запад подкрепления, не доехав до Мюнхена, разворачивались на Северо-восток. Из отпусков срочно отзывали всех, кто мог быстро встать в строй. Даже из фенрихов старших курсов военных училищ спешно формировали охранные роты, чтобы воспрепятствовать атакам на Пиллау и Кенигсберг. Впрочем, атаки на эти пункты все равно состоялись. Неизвестные подводные лодки нанесли торпедные удары по двум военно-морским базам. А тактический воздушный десант на многоместных планерах, захватил и уничтожил Кенигсбергский аэропорт Девау, откуда в Польшу были угнаны два десятка 'Хейнкелей-111', штафель Bf-109 и десяток Ju-52, с прицепленными к ним десантными планерами (почти как в сентябре под Краковом). Таким образом, завершившаяся в октябре 1939 года Польская Война запылала с новой силой.

* * *

Получив известие, о начавшемся в самый разгар боев на Западе, польском восстании, Вальтер не стал медлить. Фаттерлянду нужен был резкий ответ на невозможную польскую дерзость. Но отвечать нужно было не самим полякам, а их хозяевам. И первое, что можно и нужно было сделать, это развалить фронт альянса на Западе Европы, выведя из игры Бельгию. Выбор цели был обусловлен симпатией короля Леопольда-III к германскому рейху, выяснившиеся еще в апреле. План 'Гельб' вполне мог бы пройти вообще бескровно, не будь инициированных Пешке-Моровским 'Нейтральных учений'. Поэтому поставленный в сложную и щекотливую ситуацию бельгийский монарх, вполне мог заключить сепаратное соглашение с Германией. На него нужно было лишь слегка надавить. А надавить на него можно было через его родного брата. Ну, а командование Вермахта всегда славилось своим умением, быстро реагировать при изменении обстановки. Уж Гальдер, наверняка сможет красиво сыграть с такими картами на руках. Многое для операции уже было подготовлено, но на этом этапе частенько приходилось импровизировать и рисковать. Вальтер уже трижды маскарадным образом побывал на той стороне фронта, налаживая связи и подготавливая почву для своего внезапного броска к цели. После Голландии это получалось у него все непринужденней. Риск был, безусловно, велик, но зато, если все у него получится, то... Этот успех мог вознести Вальтера на самый верх властной пирамиды СС, поставив штурмбанфюрера, лишь на полступени ниже его же, руководителя группенфюрера Гейдриха. А вот про неудачу думать Шеленбергу совсем не хотелось. Если его не настигнет пуля охраны брата монарха, то можно было просто погибнуть во время ближайших сражений. Это ли достойный конец для мастера интриги и интеллектуала-разведчика? Вальтер умел считать шансы и риски, и потому сделал свой ход.

Поначалу все шло успешно. Гейдрих получив донесение Шелленберга о хороших шансах получить рычаги воздействия на Леопольда, не раздумывая, согласовал с флотом отправку к Антверпену сразу двух субмарин. Вальтер впервые столь близко видел боевую работу 'волкодавов Науйокса'. Диверсанты, заблокировав дымящим дымовыми шашками грузовиком дорогу машине охраны, штурмовали оба автомобиля принца, замерших перед второй преградой в конце улицы. Охрана пыталась отстреливаться, но быстро была обезоружена. Шелленберг специально предупредил боевиков, чтобы старались обойтись без убийств. Чем чище пройдет операция, тем меньше будет отторжение у бельгийского монарха, при заключении сепаратного мира. Шарль Теодор Анри Антуан Мейнрад Бельгийский — принц Саксен-Кобург-Готский, герцог Саксонский, граф Фландрский, и одновременно офицер флота Его Величества британского короля, вживую выглядел неважно. На лице молодого англофила в британском мундире с аксельбантами замерло выражение испуга. Паники добавляло обмундирование его похитителей в мундиры канадских военно-морских сил. То, что он похищен германской секретной службой пока не дошло до сознания принца. Грузовая машина с фальшивыми номерами уже увозила всю группу в сторону военного порта. В кузове стремительно шло переодевание диверсантов в форму бельгийских моряков. Вдоль борта лежало несколько длинных пустых оливкового цвета ящиков с черными номерами. Шелленберг уже облачился в форму бельгийского капитана, и своей улыбкой подбодрил похищенного. Тот с тревогой в голосе спросил ...

— Ггоспода! Что здесь происходит?!

— Ничего особенного, Ваше Высочество. Просто вас пригласили в гости

— В гости? Но как же...

— Как же быть с почтением к августейшей особе, вы хотели спросить? Не волнуйтесь, принц. Если вы не дадите нам повода применять к вам строгие меры обездвиживания, то вас даже не будут связывать и вставлять кляп. Итак! Я могу рассчитывать на ваше благоразумие?

— Но зачем все это?

— Затем, что народы Европы устали от этой войны, и ее пора заканчивать. Задумайтесь, Ваше Высочество, вы тот человек, который даст мир народам Европы!

— Вы рассчитываете на шантаж моего брата?

— Зачем столь грубо упрощать. Мы предложим ему стать первым, кто решит прекратить военные действия и обратится к правительствам своих союзников и противников, с предложением о перемирии.

Я со всем уважением прошу вас занять вот это ложе. Тут вам будет немного тесновато, зато вполне безопасно. Если команда катера выполнит все наши инструкции, а соответствующий письменный приказ их к этому вынудит, то проблем быть не должно. Кстати, попрошу вас оставить личный автограф вот на этом документе.

— А если я откажусь?

— Не советую вам этого делать. Зачем добрые личные отношения менять на суровые военные традиции. Ну, так, как?

— Хорошо. Я это сделаю. Только...

— Я даю вам слово офицера, что ни один волос не упадет с вашей головы, пока вы соблюдаете свою часть соглашения. От вас требуется лишь молчание. Иначе...

* * *

Вильгельм Леман, узнал о планируемой в Бельгии операции всего за два дня до ее начала. Моментально просчитав ситуацию, он сразу же оповестил находящегося с тайной миссией в Лозанне своего нового-старого куратора Зарубина. Куратор по каналу экстренной связи доложил в Центр и убеждал воспользоваться ситуацией. Предложение Зарубина звучало следующим образом. Пусть похитители без стрельбы получат 'свой ценный приз', сядут на сторожевой катер и начнут движение к ожидающей их подлодке. Захват можно произвести, в момент посадки на катер (в этом случае требовалось точно знать, на каком катере будут вывозить принца). Был вариант освобождения принца, и при начале высадки на подводную лодку, которую необходимо повредить и принудить к сдаче. Эта комбинация должна была привести к расстройству германских планов о заключении перемирия на Западе, что давало СССР еще минимум год для подготовки к участию в большой европейской войне. Попутными достижениями стали бы окончательная дискредитация Шелленберга, и продвижение его преемника в РСХА Вильгельма Лемана в ключевые фигуры в СС и СД. Вот, только светить диверсантов НКВД в этой операции было нельзя, а поручить захват похитителей кому-то другому (например, разведчикам и контрразведчикам штаба Добровольческой Армии под командованием полковника Винарова), было технически трудно. Слишком малое время давалось на подготовку группы. Зарубин ждал ответа напрасно. Время уходило, Центр не отвечал. Видимо в Москве все еще просчитывали последствия вмешательства в данный инцидент, и опасались компрометации разведчиков. А возможно, Фитин и его начальство увидели иные выгоды от такого политического инцидента. Зарубин решил, что отсутствие ответа, это еще не запрет, и сам решил воспользоваться моментом. Вылетев из Лозанны в Шербур, он намеревался пообщаться с Иваном Винаровым лично, но не повезло. Штабной лейтенант сообщил, что главный контрразведчик 'Добровольческой Армии', отбыл через Швецию в Ригу по своим вечно секретным делам. До похищения брата бельгийского монарха оставались часы, и Зарубин ничего не мог сделать. Вернее, почти ничего...

— Алло, лейтенант, подскажите, кто сейчас командует штурмовыми авиачастями в Антверпене?

— Майор Моровски, мсье. Хотите отправить ему послание?

— А соединить с ним возможно?

— Будет трудно, но попробуем, мсье.

Даже точный план похитителей был неизвестен Зарубину — берлинский агент передал ему только примерное местоположение точки эвакуации, на траверсе Флиссингена. Чего конкретного он хотел добиться от этого звонка, Зарубин и сам, не знал. Просто, будучи весной временным куратором этого агента, он с удивлением понял, что 'Кантонец' большинство решений принимает сам. И, как ни странно, большая часть решений принятых им, оказывались удачными. Вот на эту-то удачу разведчик и положился, не имея к тому никаких серьезных оснований. Дальнейшее стало известно подполковнику внешней разведки только из газет. 'Кантонец' ничего сверхъестественного не придумал. К Флиссингену вышли в засаду несколько сторожевиков Марине Роял, а сам он с ведомым вылетел на 'Брюстере' с аэрофотокамерами вместо бомб, двумя небольшими ПТБ и с полным боекомплектом к пушкам и пулеметам. Обнаружив всплывающую подводную лодку, и несущийся в ее сторону катер, майор, недолго думая, расстрелял половину боекомплекта в борт субмарины, после чего атаковал катер, расстреляв ему моторное отделение в корме, и уничтожив расчет зенитного 37-мм орудия и пулеметчиков. И как-то так получилось, что две пули винтовочного калибра ранили его старого знакомого, одетого в форму бельгийского офицера, а рядом на это в ужасе глядел сам наследный принц и родной брат монарха...

Вальтер стоял на палубе медленно кренящегося торпедного катера, вяло удерживая в захвате шею своего венценосного заложника. Висящей вдоль тела правой руки он не чувствовал, была лишь сильная боль. А перед ним танцевал, рисуя над морем восьмерки 'Белый дракон' гауптмана Пешке-Моровского. Совсем не так представлялась их новая встреча после бегства его блудного агента. Совсем не так. Вальтеру очень хотелось провести с гауптманом допрос с устрашением, чтобы узнать, на кого же тот в действительности работал. Сейчас он понял, насколько был ослеплен своей прозорливостью и опытом в сравнении с этим мальчишкой. Он тогда думал дергать за ниточки души этого юного фольксдойче, но просчитался. А вот Леман сразу что-то заподозрил, просто не смог привести нужных аргументов. Нужно было признавать, что карьера Вальтера Шелленберга прервалась уже окончательно. Как тут оказался Моровски, было не важно. Они не смогли сработать чисто при захвате катера, стрельба все равно случилась. Надо честно признаться самому себе, весь план был натуральной авантюрой. И закончился, так как только и мог закончиться. У горизонта терпела бедствие пробитая четырехсантиметровыми снарядами субмарина. Захват заложника не удался. Теперь его можно только убить, но тогда нужно и самому застрелиться. И тогда история офицера СД, штурмбанфюрера СС и до недавнего времени руководителя целого отдела в Имперском министерстве безопасности, а ныне экскомандира уничтоженной айнзатцгруппы, и без пары минут убийцы принца крови, прекратится прямо тут. Кем его запомнят потомки? Ловким разведчиком, сыгравшим свою партию в Голландии, или всего лишь тупым убийцей? Со стороны берега к тонущему катеру приближались сторожевые катера. Вальтер вгляделся в их флаги. Помимо флага бельгийских ВМС, по ветру трепетал знакомый вымпел морских частей 'Добровольческой Армии' (той самой 'Сражающейся Европы', которую в августе создал Пешке). Двойное унижение! А сам капитан все кружил рядом, перекладывая свой пушечный 'Брюстер' с крыла на крыло. Сегодня он был здесь победителем. Что бы сейчас ни сделал Шелленберг, все будет зря. Где этот нахальный мальчишка научился интригам, теперь было не важно. Его слава неслась впереди его самолета. У него получались почти любые глупости и авантюры. Даже предъявлять ему обвинение в измене в пользу Германии теперь бессмысленно. Пешке постоянно ускользал из расставленных ему ловушек. Вальтер так и не смог закольцевать этого 'Сокола', из которого вырос настоящий 'Дракон'. Даже взорвать принца Шарля и свалить вину на Пешке, теперь уже не выйдет. Во-первых, руки заняты. Во-вторых, Вальтер почему-то он был уверен, что американец выкрутится из этой ситуации. А что делать ему? Что он должен сделать ради Германии? Додумать свою мысль Шелленбергу не дали. Два рослых бельгийских матроса, зайдя со спины, быстро обезоружили его, после чего он успел увидеть летящий в лицо кулак, за которым пришли темнота и забвение.

Черновое обновление от 04.10.18 / Встречи под огненным небом / — не вычитано //

* * *

Как его нарекли в газетах, 'Мальтийский мясник' Геринг, конечно, оставался для союзников хвастуном и мерзавцем, но свое обещание он с маниакальным упорством пытался сдержать, и даже почти сдержал. После первых же британских бомбовых налетов на германские города, Люфтваффе нанесли серию мощных ударов по столицам и важным политическим центрам стран Альянса. Над городами разгорались жестокие воздушные схватки, живо напоминающие своей яростью и масштабом бои в Монголии и Испании. У Люфтваффе были все шансы сломить сопротивление и вновь, как и в Польше, отнять у противника небо. Вот, только время было уже другое. Случись такой воздушный навал в мае, все могло бы выйти по желанию рейхсмаршала. Но в мае Геринг, в таких количествах, резервы в бой не бросил. Сначала, потому, что не верил в сорванные планы налетов, и в реальный уровень потерь (а потери оказались примерно равными с врагом). Затем он не мог поверить, что все это не случайно, и что их встретила тренированная и готовая к боям авиация под единым командованием, с отличной системой наблюдательных постов и грамотным маневрированием авиачастями. Все-то 'партайгеноссе Герману' казалось, что французы и их союзники уже почти совсем сдулись. А еще через пару недель, все же, осознав тяжесть ситуации, 'Наци-2' уже просто не смог переломить ход боев с тем, что у него осталось в строю. Шанс был им упущен. Потом была оперативная пауза на 'зализывание ран' из-за ухудшения погоды. Казалось вот сейчас, все вернется на круги своя... Но авиация Альянса неожиданно, однако, очень знакомо, ударила сразу по многим военным аэродромам в ближних тылах и в Баварии (в сентябре 1939-го точно так же, только в Польше был нанесены почти одновременные воздушные удары с последующим десантом). За этими оплеухами снова торчали уши 'злого гения Моровски'. Тяжелые бомбардировщики Альянса отбомбились даже по нескольким площадкам за Франкфуртом, на которых своего часа ждали сцепки брандеров 'Драйблиц'. Зарево стояло до небес. Самому себе Геринг сознался, что в дуэли воздушных разведок, Люфтваффе впервые понесло жестокое поражение. Враг летал над Рейхом, все примечал, и знал, куда нужно ударить. А его любимец Ровель вдруг "утратил нюх', теряя одну высотную машину за другой. Четыре 'Юнкерса' упали на Западе, и еще пара рухнула в Греции. Враг нашел противоядие, и чтобы не терять матчасть и экипажи 'высотников', нужно было срочно выходить на новый уровень превосходства техники. СД и Абвер докладывали, что 'польские ускорители Моровски' уже строятся во Франции серийно, и ставятся на самолеты 'Арме дель Эйр', а Мильх все никак не мог доложить о налаженном массовом выпуске таких же компрессорных ракет. И потому над рейхом врага встречали не полноценные группы мото-реактивных машин, а лишь чахлые учебные штаффели. Одного высотного разведчика они все же сбили над Арденнами, но французы поставили на свои разведчики такие же ускорители, и дуэли снова пошли на равных. К августу промышленность рейха и запасные полки выдали долгожданные подкрепления. Но ПВО Франции и соседних стран Альянса к тому моменту уже получило неплохое радиолокационное прикрытие, и новые самолеты. Летящие в небе колонны бомбардировщиков днем всегда встречали сильные истребительные заслоны Альянса. А Геринг все рвался вперед в надежде на победу. Его 'охотники', уже без всякого удивления, стреляли по вражеским самолетам, на бортах которых были намалеваны феи, принцессы и крылатые дамские шляпки с вуалью. Благородные попытки посадить на свой аэродром противостоящие им женские экипажи 'Неистовой Мари' канули в прошлое. Потери женских звеньев росли, и что ни день, в небе шли настоящие 'собачьи драки' за победу. По другую сторону фронта, наступило понимание, что гибель женских авиачастей врага не остановит. Объединенный штаб ВВС, хорошо понимая, что на некоторое время ослабляет части первой линии, все же, провел ротацию, и убрал девушек на итальянский фронт, в ночные бомбардировочные полки и в ПВО. Их место в боях заняли французские, польские и чешские части второй линии, получившие новые MS-450 с бомбовыми подвесками, и двухмоторники разных моделей. Появились там даже какие-то диковинные югославско-болгарские авиагруппы. И случилось это очень вовремя...

* * *

Газеты и радио истошно вопили об истекающих кровью восстаниях в Польше и Чехии. Американцы собрали уже второй волонтерский корпус. Италия терпела поражение в Албании. Да и недавний германский бросок, сильно забуксовал во французской обороне. Были и новости не для лишних ушей, озвученные главным контрразведчиком 'Добровольческой армии'. Рассерженный попыткой шантажа бельгийский монарх, провернул аферу с русскими и китайцами. Продав большевикам концессию в Конго на добычу урана 'для бронебойных боеприпасов' (кстати, обмен бельгийской недвижимости на поместье в тех же краях, Павла совершила по совету Винарова, именно после этих новостей), Леопольд III выторговал себе мобилизационный резерв, численностью более чем в полсотни тысяч китайских штыков. Китайцам за это доставалось русское оружие и русско-голландские самолеты. А взаимообразно полученные пять пехотных дивизий и две кавалерийских бригады (частично с монгольским командным составом), русские должны были дней за десять вооружить, доучить и доставить по Транссибу в Европу. Процесс начался, еще во время лечения спасителя принца, и как раз через пару недель пароходами из Мурманска эти дивизии должны были попасть в Антверпен. В общем, новости бодрили. В такое время, отлеживаться в госпитале или соблюдать домашний постельный режим, не позволяли совесть и ненависть к врагу. Поэтому, как только болячка более-менее зарубцевалась, новоиспеченный орденоносный барон, он же подполковник бельгийских ВВС и африканский латифундист, сразу отправился в путь. Новости ожидали повсюду. Немцы пытались бомбить цели, летая выше потолка эффективного зенитного огня, но идея оказалась тухлой. В Шербуре французы все-таки поставили на крыло свои мотореактивные истребители 'Арсенал VG-40' (тот же 'Арсенал VG-32/33' с усиленным крылом и компрессорными ускорителями 'Светлячок-1' под крыльями). Вооружены они были одной новой 23-мм авиапушкой 'Испано' (в организации выпуска которой помогли все те же русские, чьи опытные пушки такого же калибра стояли на первых машинах). За счет дополнительной тяги, максимального облегчения аппарата и увеличенного боекомплекта орудия, выкрашенные в бело-голубой цвет стремительные машины, теперь успешно отбивали высотные налеты. И почти треть боевых вылетов приходилась на женские авиачасти. Полевые ремонтные бригады от фирм 'Альстом' и 'Турбомека', там же, на аэродромах проводили обслуживание и замену реактивных ускорителей 'Светлячок'.

Подполковника Моровски тут знали. Еще крутились вхолостую винты на крыльях связного 'Латекоера', а ноги вновь прибывшего едва успели коснуться французской земли, как на шее офицера с восторженным визгом повисли сразу две девицы в летных комбинезонах. Николь не узнать было невозможно, а вот в лицо 'малышки Лизи' пришлось вглядываться по нескольку раз. А через минуту вокруг приезжего собралась толпа в полтора десятка знакомых, малознакомых и вовсе незнакомых дам и девиц, с румянцем на улыбающихся лицах.

— Ну, вот и свиделись, сестрички вы мои! А изменились-то как!

— Адам, как вы могли нас бросить?!

— О чем вы глупышки? Хорошие вы мои! А повзрослели-то! И не узнать вас!

— Где вы были?! Почему вас с нами не было, когда нас тут 'джери' гоняли?!

— Стоп, подруга! Ты забыла, что Адам не по тылам прохлаждался, а так же как и мы, под пулями свои награды зарабатывал?! Кстати он только что из госпиталя. И не будь с нами его тренировок в Штатах, потери наших звеньев не были бы самыми низкими в авиации Альянса.

— Да это я от радости! Хочется снова себя мелкой засранкой почувствовать, как тогда в Монтгомери. Помните, когда он нас гусиным шагом на пробежке гонял?!

— Ха-ха! Вот за это, надрать бы уши нашему первому лидеру!

— Ну, держитесь, сэр!

— Не смущайтесь, подполковник, сэр. Это мы так, ворчим по-старушечьи. Просто, мы безмерно рады видеть нашего дорогого 'Казанову из Монтгомери'.

— Точно! Теперь, хоть один настоящий мужчина в ПВО появился. Не оставишь ведь нас своим вниманием, дружок, а?!

— Лиззи! Как тебе не стыдно!

— Так, стоп, внимание, сестрички! Подполковника словом 'дружок' не зовем! Делить его будем по графику, в соответствии с утренним разводом.

— Э-эх! В такие наряды я готова ходить даже без смены. Хи-хик!

— Да уж, красавицы. Я смотрю, вы мне уже и роль альфонса заготовили, а у нас с командованием были совсем иные планы.

— Какие там еще планы?!

— А, ну, ка, признавайся, коварный изменник!

— Леди! Леди, пощадите! А то врачи снова меня на лечение упекут!

— Ладно уж. Прощаем вас! Так, что там за планы у командования?

— Да вот, назначен заместителем командира бригады ПВО полковника Петри. Вроде как там смешанный состав французы с югославами и болгарами. Задача освоить ночные перехваты со 'Светлячками-2', по радиокомандам наземных радаров и 'Летающего штаба'.

— Э-хе-хе, подружки! Ну, вот почему, все самое лучшее достается всяким там славянским молокососам, а не нам?! Нам ни вторых 'светляков', ни бравого и галантного командира.

— Видимо потому, сестрички, что мы с вами уже не 'зеленые гусеницы', а вставшие на крыло 'махаоны'. Но, ты права очень жаль, что Адама забирают гонять эту мелкоту.

— Что-то я не понял, о какой 'мелкоте' речь, а?! И, вы, что тут о себе возомнили 'старушечки'?! Забыли, что вашему бывшему командиру сквадрона самому еще только второй год третьего десятка идет?! Или, может, напомнить вам?

— Мон дье! Девчонки нас снова взяли в плен! Ха-ха-ха!

— Да, помним мы, Адам. Хотя по вот этому бравому подполковнику даже и не скажешь, что он столь молод.

— О, мой бог! Адам! Да, у вас уже седые волоски на висках! Ужас! Неужели, и мы все скоро также постареем?!

— Отставить кудахтанья подружки! Мы сами выбрали этот путь, и некого в этом винить! Уж точно не Адама, который подарил нам это счастье. Счастье — защищать свободу в небе.

— Спасибо, Николь. Ты немного преувеличиваешь, но все равно приятно. Так что там с какой-то 'мелкотой'? Я что-то ничего не понял.

— Сами все увидите на Плесси-Бельвиль, подполковник, сэр. Пфф! Думаю, эти юные поляки-сержанты (или болгары, кто их там разберет)... Думаю, они вообще несовершеннолетние! Вот лейтенанты у них там вроде бы ничего, хотя слишком уж робкие, и косноязычные. Нет, чтобы....

Оторваться от этой теплой встречи удалось только через полчаса. Даже совсем новые 'амазонки' из пополнений, с которыми Моровски вообще не был знаком, все спешили перекинуться фразами с легендарной личностью. Вскоре нашелся попутный связной борт до Плесси-Бельвиль. По прилету Моровский доложился французскому полковнику командующему авиабазой. Бригада ПВО стояла на двух дальних площадках, прикрытых отдельным охранным подразделением с очень серьезными и строгими часовыми на КПП. Проверив документы, посетителя пустили внутрь. Глаз чиркнул по замаячившему на холме у леса какому-то странноватому экскаватору. Других необычностей вроде бы не наблюдалось. Гость прошелся мимо стоянок, заметив укрытые чехлами двухмоторники, и отправился доложиться своему новому командиру полковнику Петри. Про нового командира он слышал, что тот, несмотря на французскую фамилию, вроде бы тоже, то ли поляк, то ли болгарин, и привез с собой полторы сотни каких-то югославско-болгарских мальчишек-курсантов (видимо на стажировку). Впрочем, пилоты постарше в подчинении полковника тоже имелись. Кстати, удалось рассмотреть и самих юных пилотов, сидящих в паре беседок, и под веселый треп, своими ладонями рассказывающих о своих недавних небесных приключениях. Что-то неправильное от их веселых выкриков резануло мозг, но задумываться было некогда. Из штабной залы особняка, едва не столкнувшись с Моровски, резко выскочил смутно знакомый офицер во французском мундире, и унесся по своим делам. Секретарь-француженка, не прекращая свою 'пулеметную очередь' на пишущей машинке, улыбнувшись, пригласила в кабинет к полковнику. Павла вошла, и от узнавания потеряла дар речи. В горле встал ком, память, словно динамитная шашка, тут же рванула потоком воспоминаний. Даже имя встреченного на входе молодого командира, как-то сразу вспыхнуло в мозгу разведчика. Почему же полковник Винаров не предупредил об этом?! Да, видимо просто не успел... А новый командир, ни капли не смутившись неожиданной встрече, спокойно шагнул навстречу. Несколько секунд пристально глядел в глаза, а затем, без спроса, до хруста в костях, стиснул гостя в своих богатырских объятиях, и очень тихо прошелестел прямо в ухо.

— Ну, здравствуй, Паша. Эх, и засранец же ты у меня все-таки...

* * *

Но история на базе Плесси-Бельвиль случилась много позже той схватки с торпедным катером на Шельде. Вот, там советскому разведчику в очередной раз свезло, потому что пуля из зенитного 'Браунинга', вполне могла поставить точку в судьбе этого странного человека с памятью о будущем, и острой болью за судьбы современников в очерствевшей душе.

В госпиталь 'Добровольческой Армии' в пригороде Антверпена пациенту довелось прибыть своим ходом, посадив свой самолет прямо на шоссе. Решение было рискованным, но правильным, поскольку аэродром был дальше, а потеря крови уже давала себя знать. А перед этим пришлось ждать и терпеть. В груди у плеча все время дергала пульсирующая боль, живо напомнившая и 'монгольский подарок', и долгие мучения страшного заболевания предыдущей жизни. Ведомый, не смотря на полученный им строгий запрет на ведение огня по катеру, отомстил за своего ведущего, ювелирно точно, расстреляв зенитчиков. Сейчас Файтл продолжил свои пролеты с фотографированием цели, и крепкая ругань командира, его ни капли, не смущала. Надо признать, Франтек, и в правду, оказался воздушным снайпером, и принца своей очередью не задел. А вот, из похитителей на ногах остался лишь один, который сообразительно закрылся заложником. Так что трудная задача поставленная куратором 'товарищем Максимом' была практически выполнена. Вот только гадская боль отвлекала от пилотирования все сильнее. Мундир слева в районе раны сильно намок, нормально перевязаться в воздухе было трудно. Выпущенная из зенитного пулемета, и замедленная толстым дюралем обшивки 'Брюстера', бельгийская пуля оказалась очень вежливой. Как потом доложили врачи, она пробила грудную мышцу пилота, прошла между ребер, скользнув по нижнему, отклонившись, и уже на излете, чиркнула по вершине легкого, а затем уперлась в лопаточную кость. Ребро треснуло, легкое травило, но не сильно. А, вот боль была сильной. Только терпение той прошлой жизни не давало потерять концентрацию. Колоть себе из бортовой аптечки морфин разведчик не хотел, чтобы не учудить от глюков на посадке. Сейчас ничего сделать было нельзя. Оставалось лишь ждать самого момента захвата, а уже затем уходить. В прицеле и в бортовом остеклении Павла видела стоящего за спиной заложника, Шелленберга. Тот явно был ранен, и левой рукой с 'браунингом', неловко придерживал принца. Показалось, что и немец узнал своего бывшего агента.

'Ну, вот и свиделись, 'дружище'. И в этот раз вариантов у тебя не так уж и много. Будешь 'рассказывать сказки', получишь свою пулю. Станешь сотрудничать, предашь свой горячо тобой любимый Фатерлянд. Захочешь меня прижать фотоматериалами плена и смонтированными целлулоидными аудиозаписями? Да и на здоровье. Только кто ж тебе поверит? Тут и кино Хьюза, и газеты, и речи политиков, и даже решение суда, все против тебя. Кстати, после такого, пристрелят тебя очень быстро. Думаю, ты сыграешь много тоньше. Понять только бы как?'.

По самочувствию, было ясно, что уже пора лететь 'домой', и предаваться в руки врачей. Но пока катера 'добровольцев' не взяли на абордаж тонущую посудину, заставить себя покинуть место боя, командир штурмового авиакрыла не мог. Лишь разглядев с воздуха, что заложник уже свободен, пилот, наконец-то, вспомнил о себе. На пару секунд перехватить штурвал левой рукой, и рывком засунуть под реглан лишь слегка размотанный бинт, все, на что хватает сил.

'Что же нам с тобой делать, 'майн фройд', Вальтер? Ради Германии ты, конечно, на многое готов (в тот раз ты мне не врал), но, вот, геройская смерть все же, совсем не твое. Игра, вот твой конек! Ради игры ты рискнешь всем, что имеешь. Кстати, два из трех катеров подошли под флагами 'волонтеров', и, мне думается, это очень неплохо. А что если нам...'

— Сокол вызывает базу. Пфф! Мерзость!

— База на связи. Это Новак. Что с вами, пан майор? Вы ранены?

— Чеслав свяжитесь с катерниками. Принц и его главный похититель нуждаются в медпомощи, пусть их везут сразу в наш госпиталь. Немцев всех обезоружить, и не дать им покончить с собой. Они наверняка из СС, а их внутренний кодекс, к чему-то такому, вроде бы склоняет. И сразу же, пригласите к ним в палату подчиненных полковника Винарова. Без личного приказа полковника никому пленных не отдавать! Никому! Даже королевской гвардии, и генералам свиты не отдавать! Мало ли где еще сидят берлинские агенты. Рисковать мы не можем. Я сам сейчас двину туда же лечиться — в груди пуля. Сяду прямо у самого госпиталя, там широкая дорога. Как понял меня?

— Хорошо, пан майор. Вы только не теряйте сознания, а нам все ясно. Мы все, что нужно сделаем!

— Не потеряю, и не сомневаюсь, что сделаете. Франта, слышишь меня? Меня до посадки не провожай. У тебя топлива мало. Садись сразу на базу.

— Я с тобой, майор!

— Курс на базу, капитан! Это приказ! А то, за неповиновение, спишу тебя в дупу из 'Драконов'! Как понял меня?!

— Тьфу ты, заноза! Понял, принял!

— Капитан Новак включить трансляцию офицерам штаба авиакрыла!

— Трансляция включена, пан майор!

— Внимание всем! Друзья... Для меня было честью служить вместе с вами. Когда мне разрешат летать неизвестно, но я убедительно прошу всех продолжать драть хвост 'бошам' и дальше. Не давайте им передышки! Пилотам-штурмовикам для достойного исполнения воинского долга, дожидаться моего возвращения не нужно. Повторяю, воюйте без меня! Воюйте, так чтобы чеpтям в аду тошно стало! Покажите германским мерзавцам, что мы здесь думаем о похищениях принцев крови и шантаже королей! Нового командира нашего штурмового авиакрыла пришлет генерал Стахон или объединенный штаб ВВС. Командование авиагруппой я передаю капитану Файтлу. Повторяю! Сокол командование авиагруппой 'Белые Драконы' сдал заместителю! Командование группой только что принял капитан Файтл...

— Адам не смей! Никто не сможет командовать нами, так как ты!

— Нэсэр мэ, Франтек! Как друга тебя прошу, не лезь сейчас, ладно?! Мне нужно сесть, а не рухнуть, и времени на споры нет. Просто не мешай. Приказываю, принять группу!

— Так ест, пан командир! Командование группой 'Белые Драконы' принял! Только ты там...

— Не дождетесь... Всем вам летной удачи, друзья! Конец связи...

— Держитесь, майор! Мы верим, вы к нам вернетесь!

Накатывала слабость, но сознание оставалось ясным. 'Брюстер' то и дело, соскальзывая с курса, садился на дорогу под раскатистые ругательства шоферов, съехавших с асфальта на обочину машин. Разогнавший перед этим всех с шоссе, и все-таки пытавшийся повторить маневр командира Франтишек Файтл, был грубо послан командиром, в сторону аэродрома. Колеса шасси штурмовика плавно катились к въезду в ворота занятого под госпиталь особняка, шуганув с дороги выскочивший из-за поворота мотоцикл. Выключенный мотор фыркнул и затих. У самых ворот зашуршали тормоза, и тряска завершилась. Место было знакомое. Командир штурмового авиакрыла не раз лично отвозил сюда раненых на штабном 'Рено', и потом приезжал их проведать с пакетом гостинцев. Первоначальный ступор персонала быстро прошел. Увидев, что ослабевшему от раны пилоту самому не выбраться из кабины, сразу несколько человек кинулись на помощь. Дальше воспоминания пилота потускнели...

Очнувшись от наркоза, удалось понять, что хирургическая операция, видимо, уже завершилась. Пулю, наверняка извлекли, поскольку боль стала тупой тянущей, и больше не пульсировала. Голова кружилась. В палате кто-то был. Сфокусировать взгляд удалось со второй попытки, но лицо посетителя сразу было опознано. С этим человеком знакомились в Шербуре в главном штабе 'Добровольческой Армии'. Контрразведчик тихо спросил по-английски...

— Как вы, майор? Вам лучше? Можем сейчас побеседовать?

— Голова гудит, но в целом, в норме. К беседе готов. Шелленберга взяли?

— Взяли. Считая вместе с ним, четверых шпионов получили в разной степени вами продырявленных. Еще семерых вы надежно порвали своими пушками. Да еще с утонувшей субмарины сняли четыре десятка германских подводников. Вторая лодка от сторожевиков, к сожалению, ушла.

— Главное, Шелленберг. Остальные пешки.

— Это нам известно. Кстати, наш госпиталь уже два дня атакуют бельгийские власти, требуя выдать им всех захваченных диверсантов. И мы их им вскоре отдадим. Между прочим, ваш хитрый план, увы, не сработал. Штурмбанфюрер 'покончил с собой с помощью яда'.

— Как это случилось?

— Бельгийские матросы забыли снять с него китель, опасаясь повредить раненую руку, вот, в палате и разыгралась сцена, достойная пера Шекспира. Свидетелей пригласили на опознание, после того, как реанимация не увенчалась успехом.

'Свою байку ты, полковник, травишь спокойным чуть трагичным тоном, а вот, глаза смеются. Стало быть, забрали вы Шелленберга в Москву живехоньким. Ну, что ж, поздравляю с уловом...'.

— Его венценосный заложник вчера уже опознал труп, хотя смерть от яда сильно искажает черты лица...

— Жаль, что не взяли живым. Что, неужели, 'совсем молча, покончил с собой'? Хоть что-то сказал напоследок?

— Увы. Вместо него передадим бельгийцам всех остальных немцев. Вот из них главную информацию уже вытрясли, так что даже не жалко отдавать. А, за 'покойника' вам все равно отдельное спасибо. За этим мерзавцем контрразведка Голландии и Франции давно охотились.

— Сочтемся, мсье полковник. Для меня еще что-нибудь есть?

— Много всякого, майор. Кстати, помимо подарков от пилотов и командования Альянса, сегодня вас посетит спасенный вами принц Шарль. Ну, и видимо, грядет награждение...

— Гм. А вы уже рассказали Его Высочеству, что покойный Шелленберг, вероятно, был двойным агентом не только СД, но и 'Интеллидженс-Сервис'?

В глазах коминтерновца сразу отразились интерес, сомнение, понимание и оценка поданной идеи.

— Даже так? Думаете, королевскому дому Бельгии стоит об этом знать? Расскажите о вашем видении поподробнее...

— Разумеется, Его Величеству королю Леопольду вместе с братом стоит знать. Ведь по слухам, принц Шарль ярый англофил. Вот вам более-менее подробный обзор. Полагаю, вся операция похитителей имела под собою цель подставить Париж, и оставить его 'тет-а-тет' с Берлином. Бельгия при этом, выходила из войны, но смиренно принимала на постой германские войска. С ее побережья немцы вполне могут наносить авиаудары через 'Канал', и чем чepт не шутит, могли держать под прицелом тяжелых ракет даже Лондон. Британия пробомбив бельгийское и голландские побережья, умывала бы руки — мол, глядите, как тут все само получилось. После чего, инцидент признавался бы, 'недоразумением между цивилизованными странами'. И сразу бы заключался 'наступательный союз против подлых русских', в составе 'лайми', 'джери', и с примкнувшим к ним марионеточным правительством капитулировавшей Франции. А, вот Голландию и саму Бельгию, ожидала бы участь германских протекторатов с новой администрацией. Кстати, в войне на Востоке Гитлеру очень бы пригодились десятка полтора 'союзных рейху дивизий'. Как раз столько фашистов и сочувствующих найдутся в стане его нынешних противников. И Леопольд, никак не сможет отвертеться от березовых крестов на могилах соотечественников. Ну, и еще пару дивизий пришлет Гитлеру его приятель Каудильо. Вот только, после победы русских (а она неизбежна в силу их весовой категории) про монархию в Бельгии пришлось бы забыть. Русские таких подлых номеров никому не прощают. Думаю, недавний заложник и его царственный брат имеют полное право знать, к чему могло привести это похищение. И если король и принц люди чести (а я в этом уверен), то, они сделают из этого правильные выводы. Впрочем, это, конечно же, мои догадки, решайте сами, что королю Леопольду и его брату рассказывать...

— Версия весьма интересная, мсье, Адам. Мы подумаем и посоветуемся, пока ничего не могу вам обещать. Вы сами в общении с принцем постарайтесь не переусердствовать. А вот с 'новопредставленным' сможете проститься перед вашим отъездом.

— И куда же за меня проложили курс?

— Сначала в Шербур, а затем в Ригу. Вы ведь с апреля совсем забросили авиастроение в последнем из пунктов. А ваш знакомый Северский очень серьезно взялся за дело. Он решил строить мобилизационные версии польских самолетов с собственными усовершенствованиями. Благо со стороны Советской России ему оказана неофициальная поддержка. И эта поддержка не ограничивается поставками дюралевых заготовок силовых элементов фюзеляжа и оперения, а также дюралевой и фанерной обшивки и деревянного набора для крыльев. Так, что в Риге вас ожидает экскурсия по налаженному производству истребителей PZL-51 'Ястреб-II', и PZL-58 'Лис-II' (прототип первого 'Лиса' был разбит на посадке на украинском аэродроме Мурмелон). Последний аппарат являлся дальнейшим развитием PZL-38 "Волк" но с более мощными моторами. Перед самой войной с Германией инженерами Мишталем,Тарчинским и Хощовским была построена первая версия машины под индексом PZL-48 "Лампарт". Кстати шесть тренировочных PZL-38 'Волк' с двойным управлением и французскими моторами вернули северо-восточные соседи Польши. Сейчас там же в Риге обучают пилотов для воссоздаваемых Сил Поветжных. И пока новый президент Польши в изгнании еще не определен (хотя многие уже склоняются к кандидатуре генерала Берлинга), вам предлагается возглавить создаваемую в Латвии авиабригаду. Фактически вы получаете генеральскую должность с перспективой возглавить все Воздушные силы Польской Республики, воюющие на Востоке. Так что у вашей карьеры хороший потенциал. Но сначала помогите французам с организацией ПВО, тем более, что летать вам разрешат еще не скоро...

— Гм. Все это, безусловно, интересно. Но, не слишком ли быстро получены эти результаты с 'Ястребами' и 'Лисами'? Думаю, спешка может аукнуться большими потерями не прошедшей нормальной доводки техники с недоученными экипажами. Может, стоит, согласовать с русскими доучивание пилотов у них, и перевооружение возрожденных дивизионов на 'Кулховены-58'?

— Ошибаетесь, мон амии. С вашим опытом, экипажи вы доучите сами, да и самолеты у ваших знакомых получились очень неплохие. Тут постарался Александр Северский, который выкупил у Хьюза не слишком нужную тому в Калвер-Сити вторую аэродинамическую трубу. Он доставил ее в Ригу, и на первых же экземплярах "Ястребов" и "Лис" всего за месяц решил массу мелких проблем улучшения аэродинамики. Приезжавший вместе с ним Крисс Фарлоу, съездил в Ленинград, и договорился с северными соседями о поставках станков и комплектующих для производства самолетов, в дополнение к имеющимся. Теперь для аппаратов 'Лис-II' и 'Ястреб-II' СССР поставляет элементы планера, моторы 'Гном-Рон' русской модификации (М-88), вместе с винтами, шасси, остеклением и оборудованием кабин. Да и 20-мм пушки Шпитального-Владимирова, как и 'Виккерсы' под германский винтовочный патрон, получены из Советской России. Поэтому столь быстро оба аппарата встали на крыло. И получились даже более быстрыми, чем 'Кулховены-58' летающие с теми же моторами. Из сборочных цехов, как раз к началу боев в Польше, уже вышел самолетный парк достаточный для вооружения несколько авиационных дивизионов. К концу года в Силах Поветжных будет три бригады...

Речь полковника выглядела убедительной, но впереди еще было лечение. Впрочем, совсем заскучать герою не дали. Встреча со спасенным стала предвестием важных событий. Спустя неделю госпиталь посетил и сам бельгийский монарх. Помимо нового звания подполковника ВВС королевства, Пешке-Моровски получил в награду недавно учрежденный 'Военный крест' под номером '5' с позолоченной пальмой и королевским вензелем. В дар от бельгийского королевского дома спасителю брата короля достался роскошный дом в пригороде Антверпена, и небольшой особняк во Флиссингене, а также наследный титул барон Валхерен (по названию острова, на котором стоит Флиссинген, на траверсе которого была одержана победа над диверсантами). Особняк новоиспеченный барон, по совету Винарова, тут же попросил сменять на небольшое поместье в дельте Конго, под тем предлогом, что всю жизнь мечтал побывать в Африке. Впрочем, зваться Пешке-Валхерен с дворянской приставкой 'ван', разведчик совсем не был настроен.

* * *

Черновое обновление от 06.10.18 / Танцы под звездами. / — не вычитано //

* * *

В июле в Кремле прошли совещания по изменению доктрины применения сухопутных частей РККА и ВВС. В свете накопленных сведений по ожесточенной военной сваре на западе Европы, обсуждались перспективы развития, как вооружений, так и тактики их применения. А также вопросы сотрудничества с Западным Альянсом, при наличии 'Договора ненападения с Германией'. И первый же обсуждавшийся вопрос был многими участниками совещания встречен в штыки. Этот вопрос подняли французские военные представители в СССР, подполковники Шарль Люге и Марсиаль Вален. Побывав с визитом на учениях ПВО под Лугой, оба доложили своему командованию впечатления, и тут же получили полномочия, запросить технической помощи от Советской России. Речь естественно шла о радиолокации, называемой в переписке по-разному, то радиоулавливанием, то радиометрированием. Советские станции РУС-2 еще во время Карельской кампании, получившие второе название 'Редут', как оказалось, во многом превзошли обе поставленные во Францию импортных системы. И британский радар MRV, и американскую станцию SCR фирмы 'Вестингауз'. Нет, в теории у союзников Франции были прекрасные системы, и даже 'лучшие в мире'. Однако, по точности и надежности обнаружения целей, советские системы, как выяснилось, не уступали и даже превосходили конкурентов. Да и не хватало радаров во Франции, Бельгии и Голландии. Американцы свои две станции SCR-271 поставили стационарно на угрожаемых участках в направлении Парижа, а свою единственную мобильную систему SCR-270, во Францию прислали только для прикрытия аэродромов корпуса 'Миротворец'. Остальные станции они зачем-то увезли в Панаму (словно боясь нападения на свой панамский Канал). Британцы поступили еще хитрее. Они прислали к Антверпену крейсер с установленной радарной станцией, и звено оснащенных мобильными станциями 'Бленхемов', которые должны были обеспечить обнаружение германских ночных налетов. Должны-то были, но по факту они нормального обнаружения вовсе не обеспечивали. И все это на фоне планов развертывания двух авиакрыльев ПВО, одно из которых планировалось смешанным 'женским-мужским'. Как раз об этом аспекте сотрудничества свой доклад зачитала, вернувшаяся из французского Шербура, майор Раскова. С ее слов, фашисты, наконец, начали системно бомбить французские, бельгийские и голландские города. И поскольку днем они встречают в небе жесткий отпор (в основном из-за слаженной работы визуальных постов воздушного контроля и штабов авиачастей, и лишь в малой степени из-за чахлого радарного прикрытия), то вскоре, вполне вероятно, основная масса налетов будет перенесена на темное время. Тем более что отдельные ночные налеты уже были, и далеко не всегда британские и американские радары оказывались полезными. А предлагала майор, не много, ни мало, создать и бросить в огонь войны, два женских ночных истребительных авиаполка ПВО. Логика Расковой была понятна. Во-первых, мобилизационный момент, связанный с подготовкой обученного резерва летчиков-истребителей с боевым опытом. Во время нападения врагов на СССР, фронту будут нужны все мужские авиачасти. А, значит, применение женских авиачастей для прикрытия тыла и наиболее важных объектов, будет вполне оправдано. Этому даст хороший толчок, имеющийся большой резерв подготовленных женщин-пилотов, и появившийся в этом году контингент летчиц-ветеранов. Во-вторых, имелся важный политический аспект. Да, греки и американцы уже немного знают о вкладе русских летчиц в войне в Средиземноморье. Да, истребительная эскадрилья капитана Казариновой уже тренируется ночным и дневным перехватам вместе с француженками в тыловых резервных частях французских ВВС, и даже имеет пару сбитых дальних разведчиков. Но, где гарантия, что буржуазные правительства Запада, в случае большой войны, не бросят своих женщин-пилотов против СССР? Может ли СССР так рисковать?! А, ведь, судя по западной прессе, именно присутствие женщин на фронте, подвигло тех же американцев к использованию своего добровольческого экспедиционного корпуса 'Миротворец' (не будь которого, не было бы во Франции и американских радаров). И, как показала весна этого года, именно пропаганда участия женщин в боевых действиях легко раскачает кампанию поддержки практически любой войны. Захотят западные буржуи 'пойти на мировую' с Гитлером, да и начнут на радио, в газетах, и в кино кампанию против нашей страны. Единственное, что в этом случае, могло бы убрать хотя бы женский фактор из пропагандистского арсенала капиталистов, это нежелание самих девушек-пилотов воевать со своими дорогими боевыми подругами из России. Вот и получается, что такую гарантию может дать только боевая женская дружба, спаянная совместными утратами, проверенная в воздушных схватках с фашистами над Францией. С такой постановкой вопроса присутствующим пришлось согласиться, но критике подвергся сам подход к комплектованию ночных авиачастей ПВО. Локтионов стоял, за преимущественно мужские эскадрильи. В которых свое дело делают 'выносливые мужики', и в которых 'максимум паре-тройке девиц', да и не в каждом вылете, будет 'дозволено летать в пропагандистских целях'. Мол, не справятся девушки с нагрузками и прочие аргументы в том же духе.

— А как же, мы тогда в Карелии и Греции справлялись, товарищ командарм? Над Рованиеми мы за ночь трижды финнов бомбили! Сквозь зенитный огонь! Да и над Болгарией тоже не филонили! Чем это французское небо от любого другого отличается? Может, оно тверже нашего?

— Майор Раскова! Как вы разговариваете со старшим по званию?! Ну, ка, смирно, мне!

— Погодите, товарищ Локтионов. Не нужно повышать голос на товарища Раскову. Ее вопрос и недоумение нам вполне понятны. Давайте сейчас обсудим, насколько реально использование таких женских частей именно в ПВО во Франции? Объясните нам этот момент, товарищ Раскова.

— В ПВО, товарищ Сталин, требуется хорошая ночная подготовка, и у моих девчонок она имеется. Взлетать, садиться, ориентироваться, и даже стрелять ночью, умеют все мои. Сбитые воздушными стрелками в ночных боях итальянские истребители тому наглядное доказательство! Кстати, у истребительной группы Казариновой есть свой боевой счет в Греции, правда, только, в дневных боях. Вот по ночной подготовке мы их еще погоняем и подтянем. Кстати все девушки с боевым опытом освоили двухмоторные машины, так что пересадить их на И-40, или на французские двухмоторники, дело не долгое. Радары, конечно, штука полезная, но тут нужен подход в комплексе. Вот, если будет у моих радиометрическая поддержка, такая же, как и в наших частях ПВО... В идеале поставить бы станции прямо на самолеты!

— Ты хоть соображаешь, что предлагаешь, Раскова?!

— Товарищ Локтионов! Пусть расскажет. Мы вас слушаем, продолжайте, майор.

— Вон, британцы на 'Бленхемах' свои радары поставили! Пусть станции там слабенькие, но это шанс. Шанс, не проспать фашистов! Ведь во Франции нет 'белых ночей'. Будь пилот хоть с котами из одного помета, не хватит его ночной зоркости в той темени, да и в дымке тоже. А вот с радаром на борту... Ну, а нам сгодятся в первую очередь двухмоторные истребители, которых у французов имеется немало. В принципе сгодится и голландский двухмоторный 'Жнец', который 'Фоккер G-1' сибирской сборки. Вот только влезет ли в него радиоуловитель вместе с оператором? Но это уже вопрос к инженерам! Несколько таких двухмоторных машин имеется в Шербуре, и тренировки наших летчиц, правда, без уловителей, уже начались. На худой конец, можно ведь, как в Карелии сделать.

— Это как?

— А, повесить в ночном небе пару подобных карельским 'летающих НП'... Где-нибудь в ближних тылах. И пусть они девчонок на цели наводят. Вот только с опытными специалистами из ПВО, да еще имеющими боевой опыт, как быть? А французы-то ведь на свои перехватчики сейчас уже реактивные компрессорные ускорители ставить начали. Отстаем, получается? Вот бы и наших девчонок поучить, на таких летать!

— Разрешите ответить, товарищ командарм?

Локтионов хмуро кивнул, передавая слово заместителю командующего ВВС комкору Рычагову (Смушкевич, в этот раз улетел в Китай проверять завод в Урумчи).

— Товарищи, у нас в ВВС есть несколько командиров полков и бригад с опытом службы в ПВО, и знающих работу с радиоуловителями. И даже с опытом ведения боевых действий на мотореактивных самолетах. И, как правильно заметила майор Раскова, французы выпустили свои аналоги ускорителей 'Тюльпан', и вроде бы как раз для ПВО наиболее важных объектов.

— Товарищ Рычагов, а кого вы порекомендовали бы во Францию?

— Товарищ Сталин. Думаю, на эту роль хорошо сгодится комбриг Петровский. Очень опытный командир. На боевом счету летчика Петровского шесть сбитых вражеских самолетов, причем боевой опыт имеет со времен Гражданской, и с конфликта на КВЖД. В мае прошлого года он принимал участие в испытаниях на аэродроме 'Померки' самых первых ускорителей 'Тюльпан'. Потом в учебном Центре развивал новую тактику. В июле воевал в Монголии, командуя отдельной эскадрильей, а потом и полком на мотореактивных И-14 РУ. Вернувшись, принял свою родную 69-ю бригаду в Житомире, где до этого служил комполка. А затем служил командиром экспериментального полка ПВО на Северо-западе страны. Это его пилоты на мотореактивных И-40 и И-153 РУ-3 сбили перед войной в Карелии несколько воздушных нарушителей по наведению 'Редутов'. Сам Петровский отлично освоил все 'пвошные премудрости'. После налаживал боевую работу нового Закавказского района ПВО. В Финской войне отлично командовал смешанной авиабригадой в Тихвине. Прикрывая 'Ботнический десант', лично сбил финский истребитель в ночном бою. Насколько мне известно, владеет французским и немного польским языками.

— Ну, что ж, товарищи. Если командарм Локтионов не возражает, то в качестве заместителя французского командира ПВО, которому будут подчиняться полки с русскими летчиками и летчицами, товарищ Петровский подходит. А вот, что делать с радиоуловителями? Что по этому поводу думает, наиболее знающий здесь на совещании капитан первого ранга Берг?

— Товарищ Сталин. Товарищи. Наши новейшие секретные системы, раскрывать, конечно, не хочется. А старый 'Ревень' слишком громоздкий, и дальность у него мала. Но есть одна идея. Мы тут в виде опыта, ставили РУС-2 ('Редут') на самоходную баржу, курсирующую по Неве и Ладоге. Такая плавучая станция, по идее, может, используя систему рек Маас и Шельда, 'пролезть' к прифронтовым районам, и дать им радарное прикрытие. Одной такой станции, конечно, будет мало, нужно штуки четыре, благо производство налажено, и запасные комплекты имеются. А чтобы с неба немцы не опознали, замаскировать все четыре под большие экскаваторы, перевозимые по реке, или там, под землечерпалки. Как раз у такой техники крупная будка с мотором и кабиной, а также, обычно, мощная длинная стрела или мачта имеется. И выводить на позицию такие плавучие 'Редуты' нужно в сумерках, а к утру ставить их на якорь под маскировочными сетями.

— А если фашисты к позиции 'Редута' сквозь фронт прорвутся?! Или если они десант в тылу высадят?! Что тогда?! Сдавать новейший радиоуловитель врагу?!

— Нет, товарищ Мехлис. Сдавать 'Редут' врагу мы не будем! Пусть в расчет станции входит пара отделений бойцов НКВД оснащенных взрывчаткой. Баржа допускает нагрузку в сотни тонн, потребуйте от французов шесть тонн старых морских снарядов (по полторы на каждую баржу), и дополните их жидким горючим или отработанным маслом, а также привезенной из Союза взрывчаткой, с подрывом от электровзрывателей, и все. Мелочи углядят в обломках, а с воспроизведением умоются...

— Что скажет командующий ПВО, комдив Поляков?

— Поддерживаю эти предложения капитана I ранга, товарищ Сталин. Кстати, спасибо вам Аксель Иванович за вашу идею с баржами. Нам в ПВО по любому, отработку отражения массированных налетов, проводить нужно. Развернем мы такие системы, и в Одесском, и в Херсонском лиманах. Да еще на Днепре, на Припяти, и на Амуре. И в акваториях морских портов они нормально поработают. Франция с Бельгией, со своими системами рек для отработки такой тактики дальнего обнаружения лучше всего годятся. Ну, а кандидатуру комбрига Петровского я также готов поддержать. Отличный командир, летчик и настоящий коммунист. Даже хочу просить двигать его на заместителя командующего ПВО, после новой командировки.

— Ну, что ж, значит с отправкой комбрига Петровского, мы решили. А с последним вашим намерением не спешите, товарищ Поляков. Сначала нужно французские дела разгрести. А там, может, и новые задачи найдутся для комбрига.

Решения были приняты и начали воплощаться в жизнь. На отечественных баржах отработали монтаж, станций РУС. По ходу дела пришлось решать массу вопросов технического плана. Три странных 'землечерпалки' проводили тренировки на Волхове. И как раз, в связи с малой загрузкой каргопольско-тихвинского аэроузла, на аэродромы ожидающего перебазирования в Киевский и харьковский военные округа ОКОНа, сел необычный десант. Вообще-то таких 'пришельцев' тут уже видывали еще в ноябре. Не зря их прозвали 'пионерами'. Детскость трех сотен стажеров, так и перла из всех щелей. Впрочем, неполные три десятка их сослуживцев среди этой подростковой массы казались 'утесами спокойствия и выдержки'. А кое-кто из них щеголял орденами 'Красной звезды' и обрел некое подобие степенного поведения. После ноябрьского боя с финским разведчиком, авторитет этих 'варягов' перед сверстниками в тот раз взлетел на самый динамический потолок. Уже никто не возмущался, почему им командует не настоящий командир, а такой же пацан. И вот во время совместных тренировок двух учебных авиабригад, укомплектованных инструкторами и учлетами Ефимовского и Нестеровского училищ, и тренирующихся рядом женского истребительного полка ПВО, 'случилось страшное'... Ну, пусть не особо страшное, но однозначно неприятное. Неведомыми путями секретные сведения об ожидаемой в августе отправке полка ПВО во Францию, оказались злостно разглашены, и преступно впитаны неокрепшими мозгами курсантов-воспитанников. А через курсантов разглашенные кем-то сведения попали к комдиву Филину и его заместителю подполковнику Грицевцу. За инцидентом последовал доклад в НКВД. В таком деле лучше самим себя сдать, чем ждать оргвыводов и трястись в неизвестности. Доклад об утечке информации ушел по инстанции, а Филин со своим замом, решили атаковать первыми, и 'возглавить безобразие'. Они, недолго думая, накатали рапорт по начальству, и приготовились отстаивать на начальственном ковре свой спонтанный проект. Но ковер в кабинете Начальника УПР Давыдова, оказался заменен таковым в еще более высоком кабинете. Решение такого уровня даже нарком НКВД Берия сам принять бы не смог. На этом совещании у Сталина, кроме Филина, Грицевца и Давыдова, присутствовали Ворошилов, Берия, Буденный, Молотов и глава Коминтерна Георгий Димитров. Первым свое негодование высказал нарком обороны Ворошилов, которому оппонировал комдив Филин.

— То есть вы хотите, вот этих вот, шестнадцатилетних мальчишек отправить хрен знает куда, с фашистами воевать?! Это вы, товарищи, предлагаете?!

— Не совсем так, товарищ маршал. Дело в том, что 'пионеров' в смысле курсантов Ефимовского училища, мы учим в Каргополе как раз воздушным перехватам. Фактически они тренируются против женского полка, как раз в условиях моделирующих боевую работу ПВО французов. И к тому же, на объекте 'Пустыня' уже начались тренировки с учлетами на полностью реактивных бомбардировщиках 'Дуглас DB-7К' с турбореактивными моторами. Машина пока еще не боевая, но зато позволяет учиться пилотировать реактивные аппараты, и даже вести стрельбу по планеру. Кстати, почти такие же машины (естественно, без реактивных моторов) имеются и в добровольческих частях ВВС Альянса.

— Вот как? И чем же этот самолет так хорош? И хорош ли?

— Самолет хорош, товарищ Сталин. Первое, это, конечно, его схема шасси с носовым колесом. Именно такая, как у всех строящихся в СССР реактивных самолетов. В виде опыта, сейчас, в СССР, уже строятся малые экспериментальные серии двухмоторных машин с таким же шасси. Это переделанные серийные и опытные машины: СБ-РК, И-40, ББ-22, ВИ-100, ОКО-6 и голландский 'Фоккер G-1' (производящийся на авиазаводе в Сибири). Все эти машины пока только учатся летать с носовым колесом, с прицелом их в дальнейшем использовать для обучения пилотов реактивной авиации. Но пока только седьмые 'Дугласы' (в силу их надежности и доведенности), действительно, могут применяться для обучения, без серьезной опаски за жизнь пилотов. Второе важное свойство аппарата, это наличие управления в кабине штурмана. Инструктор сидит впереди обучаемого, и контролирует управление аппаратом. Кабина достаточно просторная, поэтому место пилота сдвинули влево, обеспечив проход в бомбовый отсек. На наших модификациях за кабиной пилотов, в бомбовом отсеке шириной 1,2 м сделали десантный отсек с сиденьями по бортам на пять человек сидящих в шахматном порядке. Теперь можно пилота-стажера, прямо в полете, по команде инструктора, заменять следующим стажером. Так мы экономим ресурс реактивных моторов, и довольно, быстро отрабатываем задания с курсантами.

— А если грохнутся они на том 'Дугласе', то сразу шестерых мальчишек хоронить придется. Так, что ли, новаторы?!

— Там резервирование двойное-тройное. Все наши 'Дугласы' оснащены четырьмя ТРД 'Кальмар', по два на каждом крыле. Даже на одном моторе, самолет сесть должен. Да и не могут все четыре сразу отказать. А вот чем больше налет у мальчишек, тем больше шансов, что потом долго и безаварийно летать будут. Да и после таких учебных вылетов в боевых условиях, дома они куда больше навоюют, а значит, в живых останутся, и свой опыт другим передадут.

— Что скажет нарком иностранных дел?

— Прикрыть их дипломатически мы сможем, также как и 'добровольцев', через штаб в Шербуре. Французы им документы выдадут. Для всех назовем этот детский сад какими-нибудь 'балканскими фенрихами'. Югославы или болгары на Западе ведь не воюют, а понять разницу в языке смогут только болгары, югославы и русские эмигранты, которых охрана из НКВД к курсантам и близко не подпустит. Остальных можно не особо опасаться. Мало ли кого 'Сражающаяся Европа' к себе под крыло берет? К тому же возраст у всех явно не призывной. Вот только большие финансовые затраты на эту командировку...

— Финансы страна для стажировки своих защитников всегда найдет. Нам важно понять, что само дело стоящее. Как думаете, товарищи, справятся наши мальчишки?

— Вы уж простите за прямоту. Справятся-не справятся, на кофейной гуще мы с вами, товарищи, гадаем. Ну, а если собьют там фашисты этих хлопцев, что мы тогда их мамкам скажем?! Их же даже в армию еще не призывали, а мы их под пули! Стыдоба!

Присутствующие в кабинете дружно нахмурились после слов главного инспектора кавалерии РККА. Сергей Грицевец, оглянулся на Филина и, получив от своего начальника разрешающий посыл (прищуром глаз), ответил на резкое заявление Буденного.

— За любого сбитого летчика, перед его мамкой ответ держать трудно, товарищ маршал. А, вот, у этих ребят родителей нет. Сироты они, воспитанники детдомов. Но дело тут даже не в этом. В ноябре в Карелии эти 'пионеры' на учебных мотореактивных 'Зябликах' с небоевыми пулями, по-настоящему дрались с финскими истребителями и с германским высотным разведчиком. Трое из них получили тогда легкие ранения, а разведчика они практически сами сбили. И ни один из пацанов не отказался потом учиться дальше. Вот таких бойцов мы во Францию пошлем. Чтобы, когда вернулись оттуда, можно было смело их против любых фашистов в бой за Советскую родину бросать. Чтобы знать, что страна все для них сделала. И что теперь они по-настоящему готовы к боям. Потому, этот риск потом спасет их жизни уже тут... в нашем небе. Врага будут знать в лицо. В себя будут верить. А, те, кто во Франции не был, будут верить в своих сверстников-командиров, зная, что те уже били этого врага, и что в бою все сделают правильно.

После выступления заместителя Филина, решение прошло без серьезных возражений. Одновременно на ТВД должно было находиться сто двадцать стажеров. Всего через командировку планировалось прогнать от трехсот и более курсантов, в зависимости от ситуации на фронтах на Западе Европы. Срок стажировки был определен в четыре недели для рядовых летчиков. И в пять-шесть недель для стажеров на командиров звеньев и комэсков. Еще десяти 'орденоносцам' (восьмерым 'карелам' и двум награжденным медалями за спасение самолетов в аварийных ситуациях) и пяти их коллегам, имеющим должность курсанта-инструктора, предстояло пробыть во Франции почти три месяца. Они первыми убывали для подготовки мест дислокации и освоения района базирования. С ними отправлялась группа инструкторов объекта 'Пустыня'. Туда же убывали батальон охраны для прикрытия объектов ПВО, две ПАРМ, пять рот ПВО особого назначения (с личным составом, наполовину разбавленным бойцами ОСНАЗ НКВД), а также три десятка пилотов с греческим опытом, вернувшихся из санаториев Крыма. И уже на месте ожидалась встреча с летчицами женских полков истребителей-перехватчиков Расковой и Казариновой. Радиоуловители отправлялись кораблями, для последующего монтажа на предоставленные французами баржи. Помимо этих мер, дополнительные силы для оказания содействия должен был выделить командир особого добровольческого корпуса генерал Кароль Сверчевский. Летнее наступление немцев сорвалось, но дорого обошлось и французским и добровольческим частям. Корпус Сверчевского был сильно обескровлен и выведен с передовой для пополнения. Под нажимом генерала брони Берлинга, Каролю Сверчевскому все же подтвердили его генеральское звание в штабе Войска Польского. Сейчас, шла жестокая война с фашистами и на западе и на оккупированных землях Польши. Большая часть командного состава польских вооруженных сил уже пала в боях. Часть из них была потоплена болгарами вместе с командующим Войска, многие попали в плен. Поэтому даже самые упертые из членов правительства в изгнании уже понимали, что для интриг и подковерных назначений на должности, время нынче совсем неудачное. Нужно было выстоять в тяжелейшем противостоянии. И помочь этого добиться, могли только авторитетные в армии командиры соединений. А таких командиров в Войске осталось немного...

* * *

Боевой путь полков ПВО с русскими пилотами отнюдь не был усыпан розами. Поскольку наступление на Льеж захлебнулось, а дневные налеты получали мощный отпор, Гитлер решил ночными бомбовыми ударами смешать с землей Париж, Реймс, Лиль, Руан, и другие города. Освещение городских улиц не действовало, маскировка ложные ориентиры сбивали прицеливание, но оставались реки, которые спрятать было невозможно. Точность германских бомбовых ударов была относительная, и все же некоторые бомбы находили себе в цель. Горели подожженные 'зажигалками' кварталы, рушились дома и корпуса заводов. Взрывались застигнутые на путях цистерны с бензином и вагоны со снарядами. Зенитное прикрытие сбивало крылатые машины врага, но не в каждом налете. Пока счет был не в пользу Альянса. Да и схватки в ночном небе, тоже пока выигрывало Люфтваффе. Не так-то просто, оказалось, воевать ночью. Французские 'ночники' сбивали противника, но также несли потери. В эскадрилье Казариновой от огня стрелков германских бомбардировщиков уже недосчитались одного экипажа. И, как раз перед приездом нового заместителя командира бригады. Разбор боя сразу провели, приданных бригаде радиометристов пропесочили (те, почему-то не слишком точно определили высоту прорвавшейся девятки 'Хейнкелей-111'). Погибших девушек и француза-стрелка оплакали и помянули. Мальчишек из бригады Петри пока в серьезные схватки не пускали, основную тяжесть ночных боев пока несли на себе взрослые инструктора и ветераны греческой кампании. Подполковник Моровски, едва появившись, сразу же, убыл в полки Казариновой и Расковой, для их усиления. Врачи были резко против. Но заместитель полковника Петри, наплевав на все их запреты, сразу включился в боевую работу. Сначала устроил 'слепые полеты' по приборам в дневное время. В затемненных шторками кабинах 'Дугласов' девушки учились взлетать и садиться, под пристальным наблюдением, сидящего впереди орденоносного инструктора. По радиокомандам и приборам учились доворачивать борт на 'курс перехвата'. Тренировались в правильном запуске компрессорных ракетных ускорителей, работе тягой ВРДК в ближнем бою, со стрельбой по конусу, и в наведении по командам 'Редута'. Против них тренерами летали на своих аппаратах 'греки', вывозящие своих юных учлетов. Замкомбриг был требователен и неутомим. Интенсивность тренировок затмила даже 'Каргопольские учения'. Моровски очень точно и наглядно указывал на допущенные ошибки, применяя образные саркастические сравнения, столь чувствительные, что одну ошибку никто не хотел повторять дважды. Вскоре результаты обучения дали о себе знать. Немцы повадились летать растянутыми группами с интервалами между звеньями в пять-восемь километров по глубине. Курс у звеньев 'ночников' оказывался примерно один и тот же (видимо ходили по радиокомпасу). Моровски разбил три доступных для атаки вражеских маршрута на участки. На каждом маршруте две пары с ПТБ висели выше эшелона на удалении десяти километров друг от друга. А восемь пар с максимальным боекомплектом и без ПТБ вылетали по команде от 'Редутов' дальнего обнаружения установленных на баржах. Каждая пара "ночников" уходила в свой квадрат, располагаясь в шахматном порядке, несколько ниже эшелона полета цели. Они вступали в действие только по радиокомандам, когда противник оказывался уже на подходе. В нескольких вылетах смогли подловить и сбить целых семь бомбардировщиков. Вроде бы есть чему радоваться, но начальство срочно вызвало заместителя в штаб. И повод был явно не веселый. Хоть в мужских полках инструктора у него уже сбили с десяток 'Хейнкелей', но Петровский встретил подчиненного мрачнее тучи. Ночью на посадке столкнулись, и разбились две машины. Выжил только один из двух учлетов. Погибло трое летчиков, один из мальчишек. Траурный залп отзвучал, и грустная церемония завершилась. Отозвав в сторону своего зама, комбриг негромко заметил.

— Вот так, Паша. И как мне теперь этих пацанов снова в ночной бой посылать? Отвечай! Это ведь твоя была идея, сопляков в кабину боевых истребителей сажать.

— А, вот, как в Монголии, мсье полковник, недоученными курсантами Харьковского пограничного училища, вы по радио над Северным плацдармом командовали. И, как в том ночном бою, вместе с мальчишками, самураев эрэсами на встречных...

— Без твоих подколов тошно! Тут тебе, Паша, не Монголия, где нам все было ясно и понятно. Тут...

— Пардон, мсье полковник. Мое имя, не Паша, а Адам. Просьба не путать...

— Ночные полеты не всякий опытный пилот осилит! А тут дети! Вроде бы столько раз проговаривали все, тренировали, а тут... Один по радио не услышал... Другой не поверил, и соседа не пропустил... И даже боя никакого не было, а троих уже нет! Вот так, товарищ новатор... Не имеем мы права... мальчишек зеленых, вот так вот... Не за понюх табаку, в могилу...

— Не за понюх табаку, значит?! Не имеем, значит?! А таких же вот мальчишек в штыковые атаки на танки имеем право гнать, всего с одной винтовкой на троих?! А под германские бомбы их головы подставлять? Имеем мы право, мсье полковник Петри?!

— Павел, ты сейчас бредишь? О чем ты...

— Не Павел, а Адам. Если первые неожиданные авиаудары 'коршунов' Геринга одним-двумя налетами выбьют основной костяк ВВС РККА в приграничье, то именно этим и, таким же, как они, ребятам придется 'стальных змей' германских танковых армий останавливать. И когда сгорит под ударами с земли, с воздуха, и будет потеряна в отступлениях половина вооружения западных фронтов... Нет никакой гарантии, что даже опытных пилотов не погонят затыкать дыры, как обычную пехоту! Что уж о наших стажерах говорить. Начальники с большими звездами и ромбами, будут тогда истерически бросать в огонь все! Все, что под рукой есть! И не большой силой подготовленной, а 'пригоршнями' — полками, батальонами, ротами, взводами недоученных курсантов! Это вот им, мальчишкам, вместо зениток палить в небо по атакующим 'Штукам' из осоавиахимовских 'мосинок' с расстрелянными стволами, и бросаться под 'панцеры' с бутылками с бензином. Им вырывать у врага оружие в рукопашных схватках, и умирать под бомбами и снарядами. Ну, как, сгодится нам такая альтернатива, Василий Иванович?!

— Сказочник, ты Паша. Если бы не угадал ты в тот раз с Польшей, заставил бы я тебя новый шелковый галстук съесть. Ладно, не до конца убедил, 'Нострадамус', ты наш. Что предлагаешь-то?

— Для начала покрутить пару дней кино ребятам. А я их чуток потренирую.

— Кино?

— Да, именно, кино. В первый вечер показать им фильм 'Луиза'. Фильм трагический, причем там не парни гибли, а девушки. И в тот же вечер 'Крыло и вуаль' им показать. Пусть наши 'орлята' проникнутся и взгрустнут немного посильнее. Следующим вечером, показать пару серий про 'Сокола' с польской озвучкой. Не моей гордыни ради, предлагаю. Там ведь герой по возрасту недалеко от них ушел, вот пусть на себя и примерят. У Расковой коробки с пленками есть, она поделится. А затем, кой чего подготовим, и я привезу к вам в гости делегации женских полков. Не только наших, но и американок с француженками. Маленький праздник всем устроим. Чтобы не скисали...

— Это что еще за 'Пир во время чумы' ты тут задумал? На костях танцевать, да?!

— Иваныч, не перегибай! Нужно настроение людям поднять, чтобы врага могли нормально бить! А чтобы перед красавицами лицом в грязь не ударить, заберу ка я, Иваныч, на денек, самых голосистых, танцевально продвинутых, и пару командиров звеньев с ними.

Петровский с замом спорить не стал. Бывший старлей, также как и раньше, привычно нес пургу. Вот только как-то так каждый раз получалось, что практически все его бредни приносили пользу. Многие предсказания уже сбылись. Как бы по-идиотски не звучали его новые предложения, а все же, стоило попробовать...

А через два дня в бригаде начался форменный цирк. Первым забил тревогу прикрепленный к штабу бригады особист 'Сражающейся Европы', хромой капитан Диас, воевавший лейтенантом в своей родной Испании. Ему вторила охрана авиабазы. Дело в том, что замкомбриг привез в секретную часть несколько каких-то подозрительных голодных оборванцев, с обшарпанными музыкальными инструментами. По национальности они оказались итальянцами, и в воюющей с их родной Италией Франции, все они оказались гонимы и проклинаемы. За месяцы активной фазы войны, эти бедолаги наслушались разных проклятий и угроз, хлебнули горя и нужды. Уехать из воюющей страны им не хватало денег, а подозрительность Сюрте, не давала шанса более-менее прилично устроиться на работу, или на отходящий корабль. В армию их не призывали, из-за подозрений в шпионаже. Перебивались несчастные случайными заработками, и всякой грязной работой. Жили впроголодь, и ходили отмечаться в полицию. Старшему было под пятьдесят, младшему едва стукнуло двадцать. Вот так, неожиданно, в бригаде ПВО появился сомнительного мастерства военный оркестр, собранный из уличных музыкантов, и пополненный временным составом из юных пилотов, имеющих соответствующие навыки. Всех пришлых постригли, побрили, переодели в голубую форму французских ВВС, заменили им инструменты, накормили и поставили на довольствие. Через день они уже вдохновенно наяривали, пока еще никому здесь неизвестные марши и песни. Замкомбриг Моровски успевал везде. После занятий по музыкальному искусству, он проводил с временными сержантами, тренировки 'слепых перехватов', затем занимался с техниками разборкой и обслуживанием компрессорных ракет. Когда он умудрялся спать, было неясно. А еще через три дня, бригаду всколыхнула новость — 'ЕДУТ!'. На разноцветных французских автобусах прибыли делегации женских авиачастей. Американки из группы 'Амазонки', француженки из 'Неистовой Мари', и 'Жанны д'Арк', сводный контингент русских летчиц из авиагрупп 'Комета', и 'Жар-птица'. Встречали их прибытие в строю (благо в силу хмурой погоды, дежурства радиометристов и наличия в небе дежурных пар, налета можно было не опасаться). Оркестр сыграл 'марш воздушных леди', хоть и не совсем точно, но с душой. После представлений начался концерт, который открыло выступление юных чечеточников под зажигательную музыку, в которой только подполковник Моровски смог бы узнать, путь и несколько упрощенный вариант, номера 'Гаучо чечеточник', из видимо, не имеющего шансов быть снятым фильма 'Зимний вечер в Гаграх'. Затем восьмерка юных командиров, сверкая на своей форме, заслуженными еще в Союзе орденами и медалями, с непередаваемым хриплым и резким пацанским нахальством исполнила забойную песню 'Каблучки'. Приезжие русские летчицы дружно прыснули в кулак, услышав слова — 'Сосед полковник третий день сам не свой как больной. Она не хочет вот беда выходить за него. А он мужчина хоть куда! Он служил в ПВО!'. На командира бригады Петровского дамы дружно и заинтересованно стали коситься. Но он, улыбаясь, сорвал аплодисменты, продемонстрировав на правой руке обручальное кольцо (сейчас кольца многие женатые не носили, но в 20-е такой моды еще не было). Американкам и француженкам кто-то переводил тексты песен, но они восторженно хлопали, даже не пронимая, о чем эти веселые юноши поют. Потом лучшие юные вокалисты исполнили вместе с подполковником Моровским новую жизнеутверждающую и созвучную чувствам аудитории песню. Слова ее оказались столь простыми, что уже со второго куплета все, кто знал русский язык (и некоторые из тех, кто не знал), весело подпевали выступающим очень подходящий по смыслу припев.

Небо выбрало нас...

Сделай шаг за звездою.

Отогрей этот мир.

Дай ему этот шанс.

Оторвись от земли.

Поднимись над собою.

Наше время пришло...

Наше время пришло!

Небо выбрало нас!

Никто не знал, что эту песню, напевший ее молодой подполковник, слышал в исполнении автора, за месяц до своей смерти, в том покинутом времени. В прошлом пилот Ан-2, а к тому моменту известный поэт-песенник Евгений Муравьев, выступал тогда в уже пятнадцать лет, как переименованном Ленинграде, перед летчиками и работниками аэродрома 'Ржевка'. Павла там оказалась случайно, просто ездила по врачам, в надежде побороть свой рак, и ее знакомые пригласили послушать. О том, что через полтора года после той встречи вышел фильм, в котором несколько измененная песня стала саундтреком, умирающая женщина так и не узнала...

Концерт удался на славу. Завершала его столь же новая для слушателей и исполнителей бодрая и жизнеутверждающая песня 'Надежда'. Пацаны в военной форме смотрелись орлами, галантно приглашая дам к накрытому столу. После застолья начались танцы, в которых сходу умудрились отличиться четверо будущих комэсков — Гандыба, Орловский, Серебровский и Тарквелли. Оказывается, помимо привычной парням чечетки, все они отлично знали вальс. И, по приказу заместителя командира бригады, в течение нескольких дней усиленно тренировались танцевать незнакомое им танго. Партнершами стали четыре девушки из авиагруппы Расковой. Номер получился зажигательным, и гостями был принят 'на ура'. Кстати, сверкающий своей медалью курсант Тарквелли, вместе со своим земляком курсантом Миридзе, заранее выпросили у начальства четыре боевых кортика, и красиво показали настоящую лезгинку. Дальше начались уже совсем взрослые танцы. Юные пилоты, словно бы устроили соревнование, кто с большим количеством дам перетанцует. Но, конечно же, и взрослые командиры не отставали от 'молодежи', приглашая красавиц в военной форме. Дамы были приятно поражены сноровкой и активностью кавалеров. Не танцевали лишь дежурные по штабу и оба хозяина вечера — Петровский и его заместитель.

Праздник потом долго вспоминался всеми участниками. И хозяевами и гостями. Настроение у юных пилотов явно повысилось. А вскоре вырос боевой счет воздушных перехватов. Инструктора все еще летали в передней кабине, но решение на вывод борта к цели, и на открытие огня все чаще принималось самими стажерами. А еще через несколько недель появились в частях пять летающих радиоулавливающих станций на базе седьмых 'Дугласов'. Монтаж систем выполняла бригада инженеров и техников, под командованием разработчика Андрея Борисовича Слепушкина. Идею системы Слепушкин разрабатывал совместно с флаг-штурманом Данилиным из АОН-1. Система должна была выдавать целеуказание на дальности до 5-8 км, но пока не вышла на такие параметры. Сам капитан первого ранга Берг, приезжал проверять работу новых систем. Во Франции он находился в ранге заместителя командующего ПВО по радиолокации, и успешно справился с задачей изучения систем конкурентов. Прекрасно зная французский и английский язык, капитан первого ранга во французском флотском мундире приезжал 'с инспекцией' на американские и британские радарные посты. Деловито заваливал хозяев вопросами, и внимательно фиксировал, все новшества. Поэтому с начальником лаборатории НИИ-20 Слепушкиным им было что обсудить. К тому же, система Берга 'Гроза' воевавшая в Карелии также базировалась на многомоторных самолетах, но была более громоздкой и более ориентированной на работу по земле. Из научной дискуссии двух лучших советских специалистов по радиолокации рождались концепции совсем новых систем. ВВС РККА был необходим, легкий и компактный радиометрический прицел. Причем, не только для всепогодных истребителей, но и для оборонительных установок тяжелых дальних бомбардировщиков, и высотных разведчиков. Да и мощный летающий локатор с дальностью обнаружения в сотню километров также был нужен прифронтовым истребительным частям, и пограничникам...

* * *

Черновое обновление от 27.10.18 / Финал буранного года. Ракетные рекорды над Москвой и брандеры над горящим Берлином... / — не вычитано //

* * *

До октября 1940-го года состоялись еще три высотных ракетных пуска. Максимальная достигнутая высота превысила 38 тысяч метров. После полета американца, очередной рекорд был установлен одноместным вариантом ракеты 'Оберта-Моровски-Стечкина', получившим индекс 'Зарница-3'. Аппарат был модернизирован НИИ-3 и другими предприятиями УПР НКВД. Фамилия советского профессора Бориса Стечкина была добавлена к названию аппарата из идеологических соображений. А то, получалась странная ситуация. Ракеты взлетали на территории СССР. Большую часть стартовых команд составляли советские граждане и командиры Красной Армии. Начинка ракет, начиная с третьего экземпляра, уже была по большей части советской. Несколько заводов уже производили агрегаты для ракет и топливные смеси. Да и носителем этих ракет также всегда были советские самолеты, либо ТБ-3 (АНТ-6), либо ПС-124 (АНТ-20 бис). Но названия самих высотных ракет, по странному стечению обстоятельств, не несли в себе, ни единой советской фамилии. И вот, несправедливость была исправлена. Герман Оберт легко согласился на переименование аппарата. Дольше пришлось убеждать самого Бориса Стечкина, который упрямо твердил, что не заслуживает такой чести. В итоге, профессора, все же, уговорили. Пилотом рекордного 'изделия' с неимоверным трудом стал главный испытатель страны Михаил Громов. Это нелегкое решение было принято узким кругом в Кремле, только после жаркой и продолжительной дискуссии. Наиболее ярым противником участия комдива в ракетном полете, был сам Сталин. Потеряв в 1938 Валерия Чкалова, генеральный секретарь компартии Советского Союза всеми силами противился возможному риску для жизни второго 'знамени советской авиации', которым для него был Громов. Лишь согласованные усилия всего ближнего круга, заставили согласиться с решением 'вернуть нам престиж советского ракетного рекорда', но все равно не убедили вождя. От присутствия в наземном 'Штабе Полета' Сталин резко отказался, и демонстративно уехал к себе на 'Ближнюю дачу'. Взлет сцепки носителя с ракетой прошел без проблем. Самолет-носитель, как и в предыдущем полете с 'Файерболом-4', отрывался от земли с минимумом топлива. Дозаправка происходила на высоте семи километров с 'летающего танкера' на базе Т-4 (клон самолета 'Правда'). Потом начался долгий подъем на высоту запуска. Реактивные ускорители несколько увеличивали скороподъемность, но совсем уж стремительным, подъем не делали. С погодой им сильно повезло, было ясно.

До самого приземления волновались все причастные. Позывной 'Скала' получил 'Штаб Полета' в Каргополе. Для поиска ракеты были готовы автомобильные и пешие отряды, усиленные самолетами и автожирами. Из-за постоянного радиообмена, название 'Эверест' уже давно прилипло к обновленному самолету-гиганту ПС-124НР (новый индекс НР означал носитель ракеты). Его доработанная конструкция включала шесть новых ВМГ с саблевидными винтами и турбокомпрессорами, новые реактивные ускорители, увеличенные в размахе консоли крыла, опустошенный для максимального облегчения салон, и прочие новации. Пилотировал многомоторную машину в тот раз инженер-подполковник Стефановский, в правом кресле от него сидел опытный испытатель Синельников. Третьим человеком на борту был дивизионный инженер Королев, а четвертым кинооператор от УПР НКВД. Остальные члены 'летающей стартовой команды', в этот раз, летели на двух других самолетах АНТ-6 высотной модификации. Сброс ракеты произошел на высоте чуть меньше двенадцати километров. В эфире голос Громова звучал олимпийски спокойно. Судя по результатам его действий, при сбросе ускорителей и подвесного бака, испытатель-комдив уже мог считаться лучшим ракетным пилотом планеты. Такой точности не было ни у одного, из летавших до этого экипажей, даже у 'пионера ракетных полетов' Моровского. У самого комдива Громова в активе, помимо многочисленных сбросов с подвески пилотируемого им носителя различных ракет, имелись шесть личных стартов на учебных ракетах 'Моровски-Годдарда', и два старта на упрощенном аналоге 'голландских' ракет 'Оберта-Моровски', собранных на ракетных производствах УПР. До этого рекордного полета, максимальной высотой предыдущих подъемов Громова являлась отметка чуть больше пятнадцати километров. Наработанный в СССР опыт, позволял воспринимать ракетные старты на высоты менее шестнадцати тысяч метров, как вполне себе рутинные. Вот только отметку в тридцать тысяч до Михаила Громова смог превысить лишь сам Адам Моровски, на специальной версии своей же ракеты 'Файербол-4'. Причем после полета поляк-подполковник честно признался, что высотный ресурс его 'Файерболов' почти исчерпан, и в дальнейшем не стоит летать на них выше одиннадцати-тринадцати километров. Все это касалось двух первых ракет, показанных в Даугавпилсе, и затем модернизированных советскими инженерами и учеными. Но про третью, очень сильно доработанную в НИИ-3 ракету своей конструкции, 'американский полукровка' даже не заикался. Тот аппарат уже негласно готовился к штурму высоты свыше 50 тысяч метров. Ориентировочно это могло состояться в ноябре-декабре 1940 года. Единственным членом экипажа должен был стать шимпанзе по кличке 'Прометей' на борту, пассажиром-дублером 'Прометея' был назначен его кузен шимпанзе 'Гефест'. Но все это было только в планах, а пока, в полете находился лучший испытатель Страны Советов, Михаил Громов. Телевизионный репортаж с борта его ракеты, через три самолета-ретранслятора, в реальном времени, принимался на земле на экраны новых американских иконоскопов 'Ортикон', и затем снимался на кинопленку. На борту ракеты 'Зарница-3' также были кинокамеры. На высоте около 37 тысяч метров, Громов зафиксировал непонятные показания приборов, и самостоятельно принял решение о прекращении набора высоты. Как по радио доложил командующему стартом Сергею Королеву сам ракетонавт — '...наблюдаю странные тревожные сигналы от двигательных систем аппарата, и датчиков герметичности, подъем ракеты прекращаю, перевожу в пологое снижение...'. Но до запланированного на высоте двадцати одного километра катапультирования спасаемой одноместной капсулы, Громов успел выполнить целый комплекс полетных задач. Помимо целого ряда сложных аэродинамических маневров в стратосфере, в него входили краткие астрономические наблюдения (замер углов небесных светил), радионавигация по нескольким 'маякам', высотное фотографирование поверхности земли внешними фотокамерами ракеты, сброс нескольких капсул с отснятыми кинопленками. Финальным упражнением стал сброс специальной радиоуправляемой ракетной капсулы. Запуск этого сбрасываемого малого ракетного аппарата, одновременно имитировал отправку сообщения с орбиты, при отсутствии на борту радиосвязи, а также моделировал химико-физическое зондирование атмосферы другой планеты (капсула посылала ракетонавту меняющие тональность звуковые радиосигналы об изменении внешнего давления и температуры за бортом макета ракеты). Но даже в штабе полета лишь несколько человек знали, что сброс этой малой ракеты фактически являлся отработкой боевой ракетной бомбардировки из стратосферы. Настоящих боевых радиоуправляемых ракет столь малых размеров еще не было нигде в мире, как и опыта управления ими. Кстати, втиснуть в двухсоткилограммовое изделие систему телеуправления, оказалось делом непростым. Однако сброшенный комдивом Громовым макет ракеты смог держать радиосигнал на всем протяжении своего двадцатикилометрового маршрута. Ракетная капсула несколько раз меняла курс, выключая и вновь запуская свой ЖРД, и в итоге приводнилась в небольшое озеро. Двигательный отсек большой ракеты вместе с записывающими приборами и наиболее ценным оборудованием, был, как и спасательная капсула с Громовым, отстрелен от 'Зарницы-3' и спускался на отдельном парашюте. Следовательно, имелась вероятность дознаться о причинах странных показаний приборов, из-за которых сорокакилометровую отметку подъема взять так и не удалось. Михаил Громов в очередной раз был награжден званием Героя Советского Союза. Прилетевший из США Роберт Годдард также привез всем летавшим в России ракетонавтам, и главным действующим лицам ракетных испытаний, учрежденные в США гражданские ордена 'За выдающиеся научные заслуги'. В подоплеке его приезда, оказалась просьба вернуть в США, хотя бы одну из двух ракет 'Моровски-Годдарда', чтобы на ней можно было начать готовить ракетонавтов за океаном. Встретившийся с ученым Сталин, пообещал прислать одну ракету в конце ноября, чтобы не прерывать запланированных опытов. За кадром осталось указание Давыдову и Королеву, перед отправкой в САСШ одного из 'Файерболов' заменить все новейшие агрегаты и приборы более простыми, на подобие тех, что стояли на этой ракете в феврале в Даугавпилсе. С американцем Сталин обсуждал постройку международной ракеты и тяжелого носителя. Вкладывать озвученные суммы в такой проект СССР не был готов, о чем советский вождь прямо и заявил. Тем не менее, расстались тепло. Сам Годдард получил новый орден 'Знак Почета', в поздравительном адресе было указано, что награда вручена 'за выдающиеся научные заслуги в деле создания высотных ракет'. Мировые информационные агентства очередной раз, опубликовали новость о 'Ракетном чуде в России'. Посол Германии в Москве граф Шулленбург, уже через три дня после ракетного полета, прислал Герману Оберту официальное приглашение выехать в Берлин вместе с сыном и с его 'шведскими соратниками' (имелись в виду два инженера SAM 'Свенска-Америка Мотор', выполнявшие контрактное обслуживание боковых управляющих ЖРД всех ракет 'Зарница'). В приглашении были озвучены весьма привлекательные начальные кондиции будущего контракта. Вот только пылающая в Европе война убедила румынско-немецкого профессора, не спешить с этой поездкой. Мертвому ученому деньги не пригодятся, а тот самый Берлин уже несколько раз бомбился авиацией Альянса. Несколько ранее, очень похожее на германское предложение, но только из-за океана, получил и подполковник Моровски, который также не спешил со своим ответом. Вместо этого первый пилот превысивший высоту в 30 километров, сразу после своего рекорда убыл в Ригу. Там его ждали три истребительно-штурмовых дивизиона на новой польской летной технике. Чин подполковника недавнему рекордсмену подтвердили и в штабе Сил Поветжных. Возрожденная авиабригада 'Сокол' теперь базировалась на три полевых аэродрома вблизи границы с СССР недалеко от Бреста. Этот район Польши был освобожден еще в августе сначала диверсионными отрядами 'Армии Свободы', а затем и регулярными частями Войска Польского. И широким потоком через границу соседних прибалтийских стран лилось снабжение. Обратно вывозились раненые польские военнослужащие и добровольцы, для которых были организованы полевые госпиталя.

Гитлер был в ярости, когда узнал о предоставлении поддержки полякам Латвией и Литвой. Поначалу он лишь сыпал дипломатическими угрозами (прямая оккупация этих стран сталкивала его лбом с СССР). Но в начале октября 1940 терпение фюрера германской нации лопнуло окончательно. Со стороны Восточной Пруссии, без объявления войны, границы сопредельных прибалтийских стран перешли дивизии Вермахта с целью прекращения заграничного снабжения польских войск. По счастью, эти пехотные дивизии не были моторизованными и даже оказались неукомплектоваными до полного штата, поэтому стремительного рывка к соседним столицам не получилось. К тому же, НКВД заранее получил из Берлина сведения о начале этого наступления, моментально информировал соседей и стремительно провел свои собственные контр-операции. Все три прибалтийские республики, не только успешно отразили первые удары тевтонцев, но и внезапно, одновременно попросились в состав СССР. Их правительства в течение одних суток ушли отставку, а спешно проведенные выборы, привели к власти просоциалистические политические силы, заключившие с СССР договор о вхождении в состав Советской державы сразу трех новых советских социалистических республик (окончательную ратификацию договоров должен был обеспечить плебисцит). И пока в трех де факто воюющих с Германией республиках проводилось это народное волеизъявление, в приграничные с Германией районы всех трех стран стремительно высадились мощные воздушные десанты из бригад ВДВ и обученных высадке с самолетов стрелковых бригад РККА, усиленных самоходными орудиями и гаубичной артиллерией. Успех десантной операции был полный. Причины лежали на поверхности. Репетиции такого воздушного охвата прошли еще в январе в финской Остробортии. А, затем, в конце августа подобные операции были, негласно, отработаны в Польше. Вот, поэтому 'Прибалтийский десант' был проведен столь быстро, обошелся практически без потерь, и поставил надежный барьер перед ползущими от границы германскими войсками. В германское посольство в Москве тут же были переданы ноты НКИД о том, что германские войска находятся на территориях добровольно вошедших в состав СССР, и должны незамедлительно их покинуть. Командовавший немецкой экспедиционной группой, призванный из запаса престарелый генерал-майор Фогель, был вынужден остановить наступление, доложить о ситуации в штаб, и ждать его решения. Министр иностранных дел Третьего рейха Риббентроп получил от фюрера указание, требовать от соседей закрыть, наконец, границу для снабжения поляков, но не доводить дело до военного конфликта с СССР. В Европе наступала новая эпоха. Жители Латвии, Эстонии и Литвы были сразу оповещены, что вхождение в состав СССР, предотвратит оккупацию их стран Германским рейхом (а значит и их участие в войне вместе с рейхом, против Западного Альянса), поэтому плебисцит прошел достаточно единодушно. Прогерманские группы экстремистов в республиках, пробовали устроить беспорядки, но по большей части попали в расставленные НКВД ловушки. Другая часть фольксдойче и сочувствующих Третьему рейху спешно продавали свою недвижимость, и готовились выехать в Кенигсберг, Штетин и Гамбург. Кое-кто рванул в Швецию, другие ехали в Румынию и Венгрию через СССР...

* * *

Вот так закончился год. Не календарный — 1940-й, другой год. Год с начала большой европейской войны, из которой все явственней торчали когти уже настоящего мирового противостояния. За тот год стальные метели и бураны, то утихая, то снова приходя в неистовство, перепахали сотни тысяч гектаров земной коры. В большинстве стран этот год стали отсчитывать с византийской новогодней даты 1 сентября. Именно в этот день в прошлом 1939 году была пройдена 'точка невозврата', как всегда ведущейся под благородными девизами, всеевропейской бойни (а на самом деле мировой бойни). Германия под властью своего фюрера, наконец, отбросив всякий стыд и скромность, показала себя во всей своей захватнической красе. Никакие приличия международных мирных соглашений, выступлений с трибуны Лиги Наций и дипломатических нот ее более не сковывали. Никакие заступники, вроде Чемберлена, рейху больше не были нужны, и потому не прожившие и полутора лет 'Мюнхенские скрижали', словно отсохшая пуповина, были им выброшены 'на помойку истории'. Рывок к мировому господству взял свой старт. Причем, в своем 'Майн Кампф' Гитлер давно, и почти открыто, предсказывал все свершившееся. Но финансисты Запада, прикармливали свою 'ручную зверушку', не только для этого. Польша и Франция, были лишь приманкой зверю. Сами же они надеялись, в будущих боях остаться за канатами ринга и потом знатно попировать над телом поверженного ими победителя.

На Востоке, точно также набухали кровью рассветы будущих нашествий. Там уже другая 'ручная зверушка мирового капитала' — Япония, задумчиво решала, можно ли уже самой выбирать себе места для игр и кормлений, или стоит продолжать играть в послушание. Но 'Старушка Европа' всегда была слишком самолюбивой, чтобы признавать по-настоящему значимыми столь удаленные от нее события. Война в Китае, для европейцев шла словно бы на другой планете. Запад нарцисически любовался собственной неповторимостью и значительностью. Осведомленные 'бенефициары хаоса' готовились сорвать куш в этом 'кровавом тотализаторе', все остальные близоруко занимались самими собой, до самого падения Копенгагена. О том, что с 1935-го года мир уже активно погружается в кровавую пучину войн, европейские обыватели долго не хотели задумываться. Ну, кем для них являлись какие-то там эфиопы? Дикарями и не более. Путь крещеными в ортодоксальную веру, но дикарями. Потому столь мягкими к агрессору (Италии) были осуждающие решения Лиги Наций. То же было и с терзаемым Японией Китаем. Да и на поляков глядели с почти таким же презрением. Славяне, ведь суть — азиаты (хоть и католики), для всякого 'осененного цивилизаторским бременем белого человека' коренного европейца. Похмелье от сладких снов наступало медленно. Однако, в середине-конце 1940 года, слипшиеся от сладкого успокоения глаза жителей Западной Европы, наконец-то, широко раскрылись, в изумлении от созерцаемой ими картины 'куда только катится Мир'. Полыхающие войной пространства уже протянулись от Балтики до Средиземного моря и от, Индийского до Атлантического океана. И хотя Дальняя Азия по-прежнему считалась задворками, но ведь происходящие там грозные события уже разбудили заокеанских соседей из США. В газетах шли свои отдельные сражения. 'Свободная пресса', почему-то с восторгом и упоением обсасывала недавнее столкновение Советской России с одной из Стран Оси, Финляндией. Казалось скоро СССР и страны Оси также схватятся между собой не на жизнь, а на смерть, как уже дрались страны Оси и страны Запада. В чьих-то 'розовых мечтах', гонг уже прозвучал, а Берлин и Москва яростно сцепившись в клинче. Были, правда и иные публикации, вскрывавшие всю двуличную политику Запада. В них показывалось, как одной рукой подталкивались в спину 'коми', а другой рукой тянулись за шлею 'джерри'. Дабы после их эпического столкновения, 'менеджер этого боя' мог получить разрушенные страны в собственное владение. И в Европе многие уже начали-таки понимать, куда на самом деле катится мир. К тому же, в самом центре 'Старого Света', спровоцированная 'финансовыми падальщиками' война, шла уже по-настоящему. И становиться кормом для одной из 'ручных зверюшек' народы воюющих стран вовсе не хотели. Общественное мнение все чаще подвергало критике 'мюнхенских умиротворителей', вскормивших 'адского пса Гитлера'. И все союзные Гитлеру страны на страницах газет становились посмешищем. Даже Польша, несмотря на свое кровавое возрождение в боях за свободу, частенько обливалась сарказмом, по поводу недавнего участия ее в разделе Чехословакии. На фоне других стран, наибольшее сочувствие вызывали сражающиеся из последних сил бывшие 'нейтралы'. Голландия с наполовину затопленной и превращенной в акваторию территорией, с трудом, но держалась. Потерявшая часть своей территории Бельгия, уже бросала в бой даже дивизии китайцев и черные батальоны, прибывшие из Африки. Британия, как и всегда, участвовала 'ограниченными силами', куда больше которых союзникам помогали прибывшие из британских доминионов дивизии с Юга Африки из Австралии, Индии и Канады. Заокеанские кузены британцев, больше говорили, чем делали, но корпус 'Миротворец' все же, оставался на французском фронте. И уйти оттуда он мог, лишь после начала хоть какого-нибудь переговорного процесса между враждующими сторонами.

В Польше все так же шла маневренная война, для остановки которой немцам попросту не хватало сил, поскольку большая часть соединений оказалась занята на Западном фронте. Тыловые части СС уже начали сжигать деревни, о которых имелось подозрение в оказании помощи партизанам 'Армии Свободы'. В протекторате Богемия и Моравия шла вялая борьба с саботажниками и диверсионными группами 'асовцев' устроивших рельсовую войну. Поезда под откос не пускались, но эшелоны постоянно стояли в ожидании починки пути, да и паровозы частенько дырявились, из непонятно откуда взявшихся крупнокалиберных пулеметов, авиапушек и противотанковых ружей. Рейх трещал по швам пузырящихся военными язвами фронтов и границам недавно завоеванных новых провинций. Наконец, Гитлер решился объявить тотальную мобилизацию. Нынешний, как говорят русские, 'тришкин кафтан', его устроить не мог. А главной причиной стала обидная пощечина, от тех, кого еще недавно почитали уже навеки покоренными. Созданная подполковником Моровски 'специальная ударная группа брандеров' на трофейных Не-111, все-таки нанесла свой удар по Берлину. Пусть и через год после первого нападения на Польшу, Рейхстаг был частично разрушен. Досталось и авиазаводам фирм 'Хейнкель', 'Мессершмитт' и 'Фокке-Вульф'. Железнодорожные узлы в Польше не бомбились, по ним работали диверсионные части 'асовцев'. Геринг был 'публично выпорот' в Ставке фюрера. Он лишился погон рейхсмаршала, обозван 'крылатым импотентом' и удрал пить вино в свой замок 'Карин-халле'. Бывшего своего знакомца Пешке-Моровски, фюрер объявил своим 'Личным врагом N1', и поклялся отомстить ему персонально. Вот только для всей Германии это стало очередным свидетельством слабости и некомпетентности их вождя. Быстро появившийся заговор генералитета и финансовых кругов, конкурирующих с американским капиталом в Германии, ставил своей целью смещение фюрера (желательно в форме его выдачи Западному Альянсу в живом виде, крайний вариант — 'смерть от руки еврея-коммуниста'). Вот только 'параноик с усиками', сразу почувствовал крамолу, и ввел жесточайший полицейский произвол в Германии, а заодно усилил себе охрану из доверенных членов СС. Даже регламент совещаний в Ставке был изменен, чтобы предотвратить покушения. И все же несколько безуспешных покушений произошли. За позднее выявление измены досталось уже группенфюреру Рейнхарду Гейдриху, которому поставили заместителя Кальтенбрунара. Этот австриец в любой момент мог занять место своего шефа, буде такие ошибки повторятся. Впрочем, кое-кому в Главном Управлении Имперской Безопасности, все эти события только прибавили прыти в карьере. На ведущие роли в РСХА попали, недавно повышенный до штандартенфюрера глава 'гестапо' Генрих Мюллер, и новый глава отдела политической разведки Вильгельм Леман, получивший чин оберштурмбанфюрера. Адмирала Канариса ждала опала. Звания он не лишился, но часть подразделений у него забрали и переподчинили СС. Но вся эта 'мышиная возня' почти не влияла на содрогающиеся в военной лихорадке фронты. Война и не думала затухать, и пламя ее становилось все жарче.

Прекрасная Франция все также корчилась от сильных ударов, местами сдавая позиции, а местами умудряясь больно отвечать своему оппоненту. Так, после жестоких налетов на города Франции, в конце августа в газетах пронеслась новость об ответных бомбовых и ракетных ударах по Германии. Раскупорив кубышку, французы выкупили за океаном четыре десятка стратегических бомбардировщиков 'Фортресс' — 'Боинг В-17'. Американцы, лицемерно открестившиеся от европейских войн, продали бомбардировщики через бразильскую фирму-посредника. Точно такие же четырехмоторники и ранее уже летали по ночам с аэродромов Британии, нанося удары по Руру совместно с британскими 'Уиттли' и 'Велингтонами'. А теперь эти красавцы летали в одном строю колонн сквадронов с машинами французской и русской постройки, и несли на крыльях трехцветные эмблемы ВВС Третьей Республики. Целями для них стали германские самолетостроительные и военные производства. В первую очередь ударам подверглись заводы, расположенные в недалеко лежащей Баварии. Немцам не помогли даже их радары. Налеты выполнялись на малых высотах, с подскоком на высоту бомбометания уже перед самой целью. Вслед за польскими брандерами Моровски, рейсом в один конец к германской столице отправились старые французские бомбардировщики 'Блох', с гофрированной обшивкой, с фюзеляжами напичканными взрывчаткой и с легкими авиетками на спинах. Наследники 'особой львовской эскадрильи брандеров' из числа воюющих во Франции польских пилотов смогли возродить свое 'брандерное искусство' и доказать тевтонцам, что те лишь жалкие плагиаторы, а отнюдь не создатели такого оружия и тактики воздушных налетов. Оказавшиеся на земле поляки пилоты авиеток, с которых управлялись брандеры, в плен предпочитали не сдаваться. Сразу после сообщений о таких ударах, на сторону Сил Поветжных перелетели практически все пилоты этнических частей, дислоцированных на востоке. До них дошли слухи, что их всех казнят, за удары брандеров, в назидание. В первой волне почти полсотни брандеров-бомбардировщиков прорвались к германской столице со стороны Швейцарии, во второй всего полтора десятка. Но свое дело они сделали. Вместе с ними германскую столицу атаковали двадцать четырехмоторных машин советского производства, с подвешенными под фюзеляжами тяжелыми крылатыми ракетами Дамблана. В Берлине Гитлер сыпал новыми проклятиями, называя своими 'личными врагами' малоизвестные германскому слуху фамилии, но уже всем было ясно главное. Германию снова ввергли в ужасы войны и страданий. Кошмар войны на два фронта случился, пусть и не в тех же масштабах, что и в 'Великую Войну'. Еще через три недели случилось неизбежное. 'Толстого Германа', походя, застрелил какой-то офицер Люфтваффе, и сам погиб от пуль охраны. На груди мстителя было найдено письмо, в котором молодой гауптман-ветеран польской и французских кампаний писал, что он глубоко разочаровался в своем командовании и в фюрере. Он понял, что его Германия снова втянута в войну, конца которой не видно. И как верный сын Фатерлянда и ее солдат, 'отдает свою жизнь на алтарь мира'. Эта жертва нашла отклик в душах германских военных. Геринга все проклинали, в победу на Западе верило все меньше немцев. Одной Польши и Мальты оказалось ничтожно мало, чтобы навсегда уверовать в гениальность замыслов фюрера. И поскольку быстрых новых побед не случилось, вера эта все быстрее иссякала. Германия еще жила по инерции, но головы германского офицерства все чаще посещали крамольные мысли...

* * *

Ford 15P — гипотетический прототип ракеты авторства ГГ