Последнее Лето

А комната... Я присвистнул. Стол был перевернут, причем левая ножка сломалась. Вокруг него была целая груда битого бутылочного стекла, а от сильнейшего запаха, хотя скорее даже вонь чистого спирта, меня чуть не стошнило. Плюс к тому, столик был обожжен в нескольких местах, серый пепел был рассыпан по всему полу, так что сильнейшая табачная вонь, смешиваясь со спиртовой, давала просто убойный эффект. Плюс к тому, пара полок на стенах была сбита, дверь в спальню висела на одной петле, а одеяло было не только влажным, но еще и крайне специфически воняло. Кажется, вчера была ну очень веселая вечеринка. И даже не удивительно, что я о ней помню примерно ничего. С таким похмельем странно то, что я вообще могу относительно связно думать. Но... Только сейчас я заметил небольшой кусочек желтовато-белой резины, наполненный чем-то клейким. Ох, блять.

— Белов, ты ничего не хочешь мне рассказать? — 'мразь'. Она этого не сказала, но слово повисло в воздухе.

Я выдохнул. Голова раскалывалась, а вдобавок путались воспоминания. Вот я сажусь за стол, вот я зачем-то, будто в полусне, мешаю медицинский спирт с водой... И все. Дальше — окутанная спиртовой дымкой пустота.

— Я... — я начал говорить, и в этот момент к и без того идущей кругом голове подкатил ком, и меня вывернуло на пол. С трудом удержался на локтях, не упав лицом в собственную желчь, но на этом силы в трясущихся мышцах закончились. Кажется, я даже потерял на миг сознание, слишком сильной оказалась интоксикация. Медицинский спирт, да еще и без закуски... Как я это вообще пережил? Окажись я чуть менее везучим, и оказался бы я в коме, из которой выход в этом лагере только один — вперед ногами.

Пока я валялся на полу, Славя, невыносимо громко цокая каблуками по полу, подошла к кровати, прикрыв нос. Двумя пальцами подняла резиновое изделие, похоже, не совсем понимая, что это, а затем... Черт. Затем она нашла красные женские трусы, валявшиеся где-то на краю постели.

Что же я вчера ночью творил то? И с кем? И...

Глаза застывшей Слави сверкнули влагой, а в следующую секунду я рухнул в лужу собственной желчи с разрывающейся от боли головой — кажется, по ней пнули до сих пор находившимся в руках девушки ведром. Дверь хлопнула о дверной косяк, закрывшись за выбежавшей девушкой, а я...

А я лежал на полу и даже не пытался как-то ее остановить. Потому что все признаки на лицо, а измена — это, как ни крути, измена. И сказать ей мне нечего.

Я вздохнул, но все-таки встал. Для начала, в комнате нужно убраться. Хотя бы вытереть обе лужи рвоты, вторая — слева от кровати, похоже девушка, после того, как проснулась, тоже не выдержала. Противно, разумеется, но кто тебя, мудака, заставлял пить? И зачем вообще было пить столько, причем такого откровенного дерьма?

Так, рвоту вытереть, благо вода рядом, чистой тряпкой промыть пол. Дальше — собрать весь пепел, дверь и окна открыть, пусть прокуренность выветривается. Плевать, что степень интоксикации почти смертельная, от слабости в теле хочется просто рухнуть, а солнечный свет почти выжигает глаза. Светобоязнь, слабость, сухость во рту, головокружение, главная боль — пять из пяти признаков, если вони от спирта тебе недостаточно. Вот и терпи, мудак.

Что еще... Женское белье и изгаженную форму — в мусорку, все равно не пригодится, да и не представляю я, с кем переспал. Запасных комплектов нет, второй куда-то делся, так что переоденусь в обычную одежду. Так, теперь... Убрать все стекло, вернуть на место сбитую спиной полку, собрать и выкинуть все использованные презервативы. Постельное белье — туда же, слишком много на нем пятен.

Я все-таки сполз по спинке кровати. В комнате отчаянно воняло смесью пота, курева, спирта и чего-то странного. Несмотря на открытую дверь и окна выветривалась эта смесь медленно, но сидеть внутри не было сил. А ведь еще перед Виолой за украденный спирт и презервативы извиняться...

Из дома я не вышел — выполз. Меня в буквальном смысле пошатывало, а солнце, почти сжигающее глаза, совершенно ослепляло. Настолько, что я почти рухнул в воду, даже не скидывая одежду, тут же уйдя под воду.

Мне было плохо, мне было противно, и я чувствовал себя мразью. А еще вода оказалась ледяной, и всплывать не было ни малейшего желания. Мышцы, ослабшие из-за интоксикации, почти не держали, а глотать воду было даже приятно, пусть даже легкие уже горели от недостатка кислорода.

Резко выдохнув, я вспылил, и закашлялся. Хватит заниматься глупостями. Я уже умер один раз — легче не стало. К тому же... Перед Славей нужно извинится — не исправить произошедшее, так хотя бы объяснить, что я действительно сожалею, хоть и мудак. Вряд ли ей от этого станет лучше, но нет ничего хуже недосказанности. Мда. А ведь достаточно было просто держать член в штанах.

Вздохнув, я привалился к дереву. Вода в озере была умерено чистая, влажная одежда приятно холодила мышцы, и последствия интоксикации постепенно проходили. Значит, пока досижу, а как станет легче — схожу в медпункт, у Виолы должен быть аспирин.

Очнулся я от похлопывания по плечу. Забавно, но я даже не дернулся — настолько хреново мне было. До того, как все-таки заснуть, меня вырвало еще два раза, а выпил я воды из озера, наверное, литра два в общей сложности. Воды сырой, и как бы мне потом не оказаться на койке в медпункте с отравлением, но слишком сильно хотелось пить — организм требовал. Не знаю, сколько я проспал, но солнце стояло уже достаточно высоко.

— Ау! Ты меня вообще слушаешь?! — у меня перед глазами помахал рукой. Похоже, пока я тупил, мне что-то говорили.

— А? — я наконец сфокусировался на стоящей передо мной рыжей девушке четырнадцати лет. — Что?

Она вздохнула, и развела руками. Похоже, она рассказывала что-то действительно долго.

— Тебя Ольга вызывает. — она покачала головой. — Орет на всех, Алису ни за что кухню убирать отправила.

Ольга это... А, да. Значит, про мой загул уже узнали. Прекрасно.

— А до этого мной не интересовалась? — я вздохнул. Все-таки мне дали какое-то время привести себя в порядок, ну, или Ольге просто было не до того.

Девочка, черт, как же ее зовут... Ульяна, что ли, задумалась.

— Не, ей не до тебя было. — она легкомысленно махнула рукой. — Родительский день же.

Ого. Значит, сейчас в лагерь приперлись целые делегации из соскучившихся по своим отпрыскам взрослых, которых нужно проконтролировать, плюс там наверняка затесалась пара проверяющих... А тут ко всему этому такой красивый я. Ну просто прелестно.

— А сейчас время, значит, появилось? — я улыбнулся, покачав головой. — И кто родителям лагерь показывает?

Ульяна задумалась.

— Должна была Славя, но она куда-то пропала. Не знаю, нашли кого-то. — я вздохнул. Похоже, сегодня я испоганил не только первые отношения Слави, но и чуть не сорвал план проверки Ольги.

Даже интересно, что мне за это будет. Вернее, даже так — хотя бы вещи собрать дадут?

* * *

Лагерь шумел десятками голосов. Дети, которых в первый раз за последние несколько недель, навестили родители, пылали энтузиазмом, и все дорожки были забиты. У домика вожатой было пусто, а дверь закрыта — похоже, Ольгу выдернули по одному из пары тысяч невероятно срочных дел, имеющих свойство внезапно возникать каждый раз, как нагрянет проверка. Вздохнув, сел на скамейку, стоящую совсем рядом с шикарным кустом сирени, раскинувшимся у дома. Было тепло, немного душно, хотелось пить и голова снова начала кружиться. С таким отравлением хорошо бы улечься на койку в медпункте на денек-два, но хрен мне. Сам заварил, самому и разруливать.

Хотя Славю жалко, конечно. К такому она, девочка толком нецелованная, была совершенно не готова. К тому же...

Никто не согласится делить партнера с другим. Для нее найти меня в постели какой-то девки все-равно, что мне найти ее под каким-то другим парнем.

— Сидишь, значит? — до меня донесся женский голос. Ольга, явно усталая, несмотря на то, что сейчас только полдень, зло смотрела на меня. — Заходи.

Судя по тону и взгляду — она меня презирает. Забавно. Не особенно оправданно, но вполне себе неплохо. Вздохнув, я вошел в дом. Он ничуть не изменился с прошлого раза — даже белье так же было разбросано вокруг кровати. Сев на стул, я внимательно посмотрел на нее.

— Вы что-то хотели? — почему-то мне было смешно. Да, я мудак, да, я фееричный мудак, но какое ей вообще до этого дело? — Мне казалось, сегодня родительский день.

'У вас других дел нет?' — так и повисло в воздухе.

— Не хами. — женщина покачала головой. Было видно, что она устала, заколебалась и совершенно не рада этому разговору. Что ж, это взаимно. — Белов... Сегодня ко мне прибежала Славя, с нервным срывом. Бедную девочку пришлось положить к Виоле. Как ты думаешь, кто в этом виноват?

Я выдохнул. Все-таки слышать это было очень и очень болезненно. Хотя бы потому, что я тут уже ничего не исправлю. Все-таки Славя, похоже, впервые в жизни влюбилась, дав себе отдых от бесконечных дел и поверив, что отдых может быть приятным. А получилось...

— Потому что я — мудак. — я вздохнул, и открыто посмотрел ей в глаза. — Чего вы от меня хотите? Покаяния и объяснительной в трех экземплярах?

Ольга покачала головой. Похоже, она с трудом сдерживалась от того, чтобы начать кричать.

— Оставь ее в покое, Белов! — мою фамилию она выговорила с явным оттенком нецензурности. — Сначала ты вертишься у Двачевской, потом ломаешь жизнь Славе, а кто завтра? Хацуне? Или я пишу заявление об аморалке, или...

Это было, словно удар по голове. Я выдохнул, разогнав накатившую на глаза багровую пелену. Она может сколько угодно материть меня, эту блондинку, шлюху-Двачевскую... Но Мику она упоминает очень, очень зря. Эта сука всерьез решила, что имеет право шантажировать меня. Кажется, я услышал треск — подлокотник треснул от резкого усилия. В голову ударила кровь. Я ненавижу, когда меня упрекают, когда я сам осознаю свою вину. Я ненавижу, когда кто-то считает себя умнее меня, когда это не так. И я очень, очень не люблю, когда мне пытаются угрожать.

— И что тогда? — я улыбнулся. Широко, открыто — хотя больше всего мне сейчас хотелось впечатать ее лицом в столешницу. — Пишите. Прямо сейчас. О том, как допустили, что пионерка у вах ходит как последняя блядь, с блузой, из которой вываливается грудь, и юбкой короче, чем мои трусы. О том, как чуть не допустили долбанный суицид одного из членов вверенного отряда. Mein Gott, да хоть бы и о том, как вверенная золотая девочка почти замкнулась в тяжелейшей депрессии, игнорируя все лагерные мероприятия. Давайте, пишите. Расскажите начальству, как облажались по всем пунктам. И посмотрим, кто из нас первым вылетит отсюда. — я ухмылялся — эта комбинация карт буквально просилась в руки, и я не собирался отказываться от ее использования. Ты ведь в жопе, Ольга. — Не вам решать, кого и когда мне трахать.

Давление всегда вызывает агрессию. В этот раз — у нас обоих.

— Ах, вот как? — женщина улыбнулась. — Может мне тогда Двачевскую выгнать, раз ты так настаиваешь?

Я покачал головой. Ольга не паниковала — она методично прощупывала меня, перебирая в голове аргументы. Это было заметно по наклону головы, по взгляду, да и просто опыт говорил мне, что она не сдалась и не отвалила. Пока.

— И оставите золотую девочку без единственной подруги? — говорить о Мику было... Больно. Но что еще остается. — Терпели ее две недели, выдержите еще две. Испорченные отношения с Масаси Хацуне все равно повесят на вас.

Угроза так себе, на самом деле, Мику полностью поглощена первым в жизни романом, и дела до Алисы ей, в общем-то, нет — да и проблем у нее в оставшиеся две недели в любом случае не будет. Если Сыроежкин хотя бы подумает о том, чтобы последовать моему примеру, я оторву ему яйца, и он это знает.

Вздохнув, я встал. Этот разговор был бессмысленным. Она хотела отпугнуть меня от своей блондинки, даже отдаленно не понимая, что я и без того собираюсь это сделать.

— Я буду делать то, что считаю нужным. — я положил руку на ручку двери, и вздохнул. — А вы идите и поваляйтесь на пляже. Или чем вы там еще обычно занимаетесь.

Дверь хлопнула, заглушив ответ Ольги, но мне было уже глубоко плевать. Она облажалась и с Сырежкиным, и с Двачевской, и, единственное, что я не готов ей простить, с Мику. Я — с блондинкой, как ее там зовут. Этот вопрос я решу, так или иначе. А остальные... Плевать. Разберусь. Вздохнув, я пошел куда-то вперед — голова уже почти не болела, но было как-то муторно и противно. Так бывает, когда вляпаешься в дерьмо.

А еще, когда оказывается, что дерьмо — это ты сам.

* * *

Не знаю, почему меня понесло на пляж. Просто голова, забитая мыслями и самобичеванием, оказалась слишком перегружена, чтобы принимать какие-то решения, и ноги просто несли куда-то вперед, пока я не уперся в воду, рухнув на горячий песок. Разговор, похмелье — голова шла кругом, и я даже не до конца понимал, от интоксикации или просто от количества произошедшего. Слишком много событий за слишком короткий промежуток времени. Господи, я в лагере всего четвертый год — и когда успел вляпаться в вот это вот все?

Пляж был переполнен — дети, пользующиеся прекрасной погодой, вожатые, расслабляющиеся на песке, посматривая в сторону подопечных... Но все это было довольно далеко от меня, благо, небольшой пятачок пространства у лодочного домика был пуст.

Вздохнув, привалился к стене. Мне было... Плохо. И физически, и морально — наверное, в таких случаях и лезут в петлю. Просто в один момент накапливается такое количество проблем, нерешенных вопросов, недомолвок и открытых вопросов, что желание в них разбираться просто исчезает, и вместо этого хочется просто сбежать, бросив весь этот ворох. Сбежать в другой город, страну, а если этого не хватает — то и на тот свет.

Правда, мне бежать дальше некуда. И без того уже рекордсмен по побегам.

Покачав головой, я присмотрелся к воде. Что-то меня беспокоило. Ныло, подергивалось, упрямо возилось в висках, не давая расслабиться, и заставляя раз за разом обшаривать озерную гладь в поисках чего-то. Чего-то? ТВОЮ МАТЬ!

В следующий миг по ушам ударила вода, и я медленно развел руки, застыв, чтобы от разницы температур не начались судороги. Ожидание — рывок вперед, гребок, вынырнуть, оттолкнуть в сторону оказавшегося на пути пионера, быстрее, сука, быстрее! Линия буйков проскользнула мимо. Теперь вздох — нырнуть, не закрывая глаза. Пара гребков — плевать, что жжет глаза, подплыву спереди — могу не уплыть вообще, рефлексы не дадут. Вынырнуть сзади. Так, парень, хотя скорее мальчик лет двенадцати. Еще немного барахтается, хорошо, не перестал, пока я плыл. Под руки тебя, на спину — поплыли. Сука, ну почему этот берег так далеко?

На пляже уже разбежались и место освободили, отлично. Теперь положить на ногу животом, голову поднять, рот открыть — рукой надавить между лопаток...

— НЕ МЕШАЙТЕ, БЛЯТЬ! — протянутая рука какого-то вожатого резко отдернулась.

Пять — десять — хватит, воды вылилось достаточно. Без сознания. Дыхание — нет. Пульс — нет. БЛЯТЬ! Где мой дефибриллятор? Нет дефибриллятора. Время идет, дергаться он перестал на середине озера, секунд сорок остановки сердца. Чем больше — тем меньше шансов его снова запустить. Рот в рот — поработаю твоими легкими. На спину — нижняя треть грудной клетки — тридцать сантиметров примерно — удар. Еще раз. Сонная артерия? Нет. Еще раз, для верности. Нет.