Псы войны

— Не похваляйся шкуркой, пока не ободрал зверька, а то еще останешься ни с чем.

После нашего разговора к Ди-шу вроде бы вернулся прежний веселый нрав, но сейчас страх вновь возник в его душе. — Сначала дойдем, а там и видно будет, сколько вина и мяса нам достанется.

После того, как Агунай увидел знакомые места, мы пошли веселее. Но, все же, к вечеру прошли только половину расстояния.

— Так часто бывает, — сказал Ди-шу. Мне это еще отец показывал, когда меня еще мальцом брал с собой на охоту. Он говорил, что утром земля дышит, и духи обманывают людей. Кажется что близко, а на самом деле далеко-далеко.

Ночевки в лесу стали для меня уже привычным делом. Мои спутники быстро научили меня, как найти подходящее место, как разложить костер так, чтобы его тепла хватило на всю ночь, как сделать из корья навес, да и еще многим премудростям, о которых цивилизованный человек знает совсем немного.

На следующий день мои спутники уже не шли, а просто летели, желая поскорее добраться до заветных сопок. Но все же, несмотря на все наши старания, нам снова пришлось заночевать в лесу.

Проснулся я оттого, что кто-то осторожно тронул меня за плечо. Еще не открывая глаз, я постарался, как можно более незаметно взять кроткий клинок. Кроме шума леса я ничего не услышал, поэтому стал медленно открывать глаза. Было совсем темно, костер погас, и даже света углей не было видно. Рядом со мной сидел Ди-шу и пристально смотрел на меня.

— Что случилось? — Спросил я.

Он приложил палец к губам, а затем, также тихо разбудил брата.

— Рядом какие-то люди. Я услышал какой-то шум и загасил костер. Кажется там лошади.

Я прислушался. Лес жил обычной ночной жизнью и ничего особенного я не слышал. Мои спутники видимо тоже ничего странного не слышали. Вдруг отчетливо послышался хруст веток и скрип камешков, как будто кто-то ходил вдалеке. Мы медленно двинулись в сторону шума и вскоре увидели свет костра, горевшего на небольшой поляне. Вокруг огня сидело три человека. Двое спали, а третий следил за огнем. Рядом паслись их лошади. Они-то и производили весь тот шум, который и привлек наше внимание.

— Это монголы! Осторожно сказал Ди-Шу. Наверное, это лесные духи, что заманивают путников, а потом съедают их живьем! Лучше уйдем отсюда, пока они не проснулись!

Суеверность моих спутников была просто неописуема, но духи духами, а лошади и оружие были у них самыми обычными, а раздвоенные меховые шапки, подбитые мехом халаты и тонкие загнутые клинки, выдавали в ночующих, всадников монгольской армии.

— Совсем ничего не боятся, словно у себя дома.— Подумал я про себя. — Уж совсем как-то беспечно, ни дозора, ни караульных.

Я внимательно смотрел на спящих. Легкое вооружение, луки и обтянутые кожей круглые щиты. На дезертиров они небыли похожи, да и я уже знал, как наказывается измена в монгольской армии. Вероятно, это был гонец и его охрана. Еще раз, убедившись, что их только трое, а охраны нет, я решил, что для нас будет совсем не лишним, если они сами объяснят, кто они такие и куда направляются. Мои спутники поняли все и без слов и через мгновение, все было кончено. Три тела крепко связанные ремнями были нагружены на лошадей. В сумке одного из всадников нашлось несколько свитков. Как я ни старался, но разобрать надпись мне так и не удалось.

— Вероятно это какое-то послание, киданьское письмо. Значки похожи и на наши и на Сун, но прочитать все равно не получается, — сказал Агунай, заглянув мне через плечо. Я свернул бумаги и для большей надежности сунул их под куртку, было тихо, только храп лощадей, да треск сучьев в кострах нарушали тишину ночи.

— Посмотрите господин! Мы скоро увидим наше селение! Отсюда уже совсем немного осталось. Ночное приобретение трех лошадей значимо сказалось на скорости нашего продвижения.

Радость моих спутников увеличивалась с каждым шагом.

Агунай просто взлетел на заветный пригорок и замахал нам, чтобы мы тоже присоединились к нему. Но когда мы подошли поближе, радость на его лице сменилась удивлением.

— Что-то я никого не вижу. Они что, все в дома попрятались. Дымов тоже нет и вообще как-то тихо, не слышно ни коров, ни кур, вообще ничего.

Я подошел к нему. Действительно, село было видно очень хорошо. Можно было рассмотреть каждый дом, и каждый двор, вот только весь пейзаж совершенно не производил впечатления людного места. Человеческая жизнь всегда связана с множеством звуков и запахов. Там кричит домашняя птица, там кто-то кого-то зовет, там песню поют и так далее. Обычно их не замечаешь, но сейчас их просто не было. Никто не ходил между домами, во дворах не играли дети.

Мне это совсем не понравилось, день уже клонился к вечеру, и я предложил дождаться темноты и проверить, что происходит на самом деле. К тому же ночь обещала быть светлой. Агунай оставался стеречь лошадей, а я и Ди-Шу должны были направиться в село.

Он начал было протестовать, но Ди-Шу быстро его успокоил. Еще час мы пристально наблюдали за селением, однако ничего нового так и не увидели. Вскоре стало достаточно темно, и мы осторожно двинулись вниз по склону.

Подойдя к околице, мы уже были полностью уверены в том, что село брошено. В домах было темно. Словно призраки мы переходили от дома к дому и видели везде одну и ту же картину полного разорения. Темнота скрывала большую часть разгрома от наших глаз, но и того, что мы видели, было достаточно.

— Странно, почему же никого нет, ведь если монгольская армия прошла здесь, то они должны были убежать, а потом вернуться, и почему так противно пахнет падалью?

Я не стал отвечать. Да и как можно было что-то объяснить этому простому деревенскому пареньку, который еще совсем недавно мирно жил в своем селе, а убийство видел только во время охоты.

Неприятный запах усиливался, постепенно мы подходили к центральной площади. Я пытался убедить своего спутника повернуть назад, но он сказал, что должен побывать в отцовском доме, который стоит совсем недалеко. Но тут вышедшая из-за тучи луна залила все пространство мертвенно бледным светом.

Ди-Шу неожиданно вскрикнул и замер на месте. В одно мгновение я подскочил к нему, и, повалив на землю, оттащил в спасительную тень.

— Т...т...там.— Сдавлено прохрипел он. Показывая вперед трясущейся рукой.

Я посмотрел, но ничего не увидел, луна снова зашла за тучу, и на поселок опустился мрак.

Мой спутник больше напоминал куль муки, поэтому я поднял его на ноги и прислонил к стене. Его била крупная дрожь. Убедившись в том, что он не ранен, я успокоился и стал спрашивать его о том, что он увидел, но Ди-Шу только дико вращал глазами и мычал, указывая руками на площадь.

Поняв, что толку от него я все равно не добьюсь, я сам стал вглядываться в темноту, ожидая, когда луна вновь появится из-за туч.

Ждать пришлось недолго. И в белом свете ночного светила я увидел то, перед чем вся виденная мной ранее жестокость показалась лишь детской забавой.

На площади возвышалась пирамида из отрубленных человеческих голов.

— Что же это? Ди-Шу вновь обрел дар речи. — Как же это?

Теперь стало ясно, откуда шел тот противный запах.

Мы подошли ближе.

— Великие духи! Это дед Юн-Ла, а это его брат! Это старая Лунь! Здесь все старики нашей деревни! Зачем? Кто же сотворил такое?

Я сел на какое-то поваленное бревно и молча наблюдал, как мой спутник узнает лица своих соседей и знакомых.

Дикие звери и птицы уже потрудились здесь, но все же не настолько, чтобы полностью уничтожить все черты лиц. От этого становилось не только страшнее, но еще и приходило на ум, что это злодеяние сделано не так уж давно. Скорее всего, прошло два или максимум три дня, после того как мирная деревенская площадь превратилась в место страшной казни.

Ди-Шу подошел и сел рядом со мной.

— Что же будем делать? — спросил он после долгого молчания.

— Ничего. Просто уйдем отсюда. Сварить для них кашу мы все равно не сможем, пламя могут заметить те, кто сделал это, а, добавив свою голову в эту кучу, ты уже не сможешь как-нибудь помочь их душам.

Ди-Шу кивнул. Я понимал насколько ему сейчас тяжело. До этого времени война представлялась веселым приключением, наподобие охоты. Ну, может быть, и были неприятности в виде плена, ранений, но это все было составляющими одного большого и интересного дела. Теперь он увидел и другую сторону.

Мы, молча, вышли из деревни и поднялись в лагерь.

Агунай сидел, завернувшись в попону, и что-то жевал.

— Я думал, что вы там и остались, — произнес он обиженным голосом. — Что же вас так задержало? Наверное, уже ни один кувшин вина выпили.

Нужно было как-то объяснить ему, что мы видели, но Ди-Шу опередил меня.

— Не надо господин, я сам поговорю с ними. Лучше ложитесь спать.

Утром, я проснулся оттого, что мне на лицо упал солнечный луч. Мои спутники уже встали и развели огонь.

— Чего же вы не разбудили меня? Уже солнце встало, собирались выйти на рассвете, а сейчас уже полдень.

В ответ они встали, а затем повалились предо мной на колени.

— Господин! Возьмите нас с собой! Мы будем вам служить до самой смерти как рабы. У нас теперь не дома, нет родных, монголы лишили нас всего. Помогите нам отомстить за своих родичей, чтобы их души обрели покой, а не скитались бы по земле до скончания времени!

Я смотрел на них и в глазах этих мальчишек, увидел такую смесь мольбы и решительности, перед которой не существует никаких преград.

Вскоре мы покинули перевал и устремились на юг. Перевалы, сменялись долинами, по которым текли шумные и холодные речки. В дальнейшем пути мы смогли узнать гораздо больше о нравах и обычаях монгольских войск.

На моей родине тоже хватало жестокости, но ни одному правителю еще не приходило в голову проводить такое тотальное истребление народа, которое я видел здесь. В общем, тактика была крайне проста. Здоровые и крепкие уводились в северные степи, где становились рабами, а те, кто не мог идти и работать, уничтожались самым варварским способом так, что в тылу монгольской армии оставались только развалины, да дикие леса. Конечно, если рассуждать объективно, то нельзя было не оценить дьявольской гениальности такого способа ведения войны. Если бы монгольская армия оставляла после себя нетронутое население, то, в конце концов, это бы привело к бунту и появлению стойкого очага сопротивления в тылу, как это уже случалась и в Коре, и в Бохай, и в Ляо. Но в данном случае, монголы решили исправить ошибки предшественников, по принципу нет людей — нет проблемы.

Поэтому и был так беспечен монгольский гонец, встреченный нами в темном лесу. Он-то точно знал, что там, где прошли войска уже никого нельзя встретить кроме диких зверей. Те же, кому удавалось спрятаться в лесах, боялись вернуться в родные места, их гнал оттуда страх перед неотомщенными душами своих родичей.

Последняя битва

Разгромленная армия отходила на юго-восток, через горные перевалы. Император надеялся, что монголы не смогут пройти через тайгу и горы, и эта передышка даст возможность собрать новую армию. Не известно, думал ли император привлечь на свою сторону дикие племена лесных людей, или надеялся на помощь князей старой ветви рода Ваньян, но события повернулись совсем не так, как хотелось.

В тот год стояла сухая осень, которая плавно перешла в теплую зиму. Снега почти не было, поэтому все горные дороги были открыты. То, что раньше казалось прочным, рассыпалось теперь прямо на глазах. Многие князья поддались монголам и принесли им присягу. Те, кто не поддался, объявили о своей независимости и решили искать милости у золотой империи. Но и те, и другие оказались в проигрыше. Союзники монголам были не нужны, а на покорение отдельных маленьких крепостей, они не тратили много времени.

К весне все очаги сопротивления были подавлены. Монголы объявили о полном разгроме армии Восточной Чжэнь и о смерти императора. Вся территория государства объявлялась землями великого хана Угедея. Города и крупные селения были сожжены, а жители угнаны в Пекин и северную степь.

Полгода постоянных сражений, оставили в рядах императорской армии не более тысячи человек, измученных постоянными стычками с превосходящим по силе врагом. Император уже не ехал в своей крытой повозке, а шел вместе со своими людьми, словно простой воин, пытаясь поддержать и ободрить тех, кто остался верен ему. Писцам было приказано составить особый указ, в котором все его воины награждались офицерским чинами не ниже сотника, и право носить этот чин получали все их потомки. Это немного подняло боевой дух, но, к сожалению, не прибавило, ни стрел, ни мечей.

Монголы методично оттесняли нас к восточному побережью, в дикие лесные края, для того, что бы окончательно сбросить нас в море. По таежным тропам, мы вышли на восточное побережье, к старому бохайскому морскому порту, который и стал последним оплотом некогда великой империи.

На большом острове, прикрывающем бухту, стояла древняя сторожевая крепость, которая и стала нашим убежищем. В спешном порядке, восстановились постройки, и укреплялись стены. Наше положение облегчало то, что для того, чтобы попасть на остров, нужно было переправиться через узкий пролив, дорога к которому проходила по узкому каменистому мысу. В этом месте даже небольшой отряд стрелков, мог длительно удерживать целую неприятельскую армию.

В двенадцатый день раннего лета, монгольские сунские отряды вышли на побережье и начали штурм крепости.

Монголы действовали по своей обычной тактике, подходя под стены крепости, они выпускали множество горящих стрел и быстро отходили. В ответ мы запускали в них каменные ядра, но вскоре пришлось это прекратить. В крепости стояло несколько китайских камнеметов, приводимых в действие одновременным усилием нескольких десятков человек, но как только они собирались вместе, то сразу же становились легкой добычей для лучников. Более эффективными были станковые самострелы, позволяющие стрелять сразу пучком стрел, но запас тяжелых стрел был ограничен.

Но вскоре монголы изменили тактику. Используя легкие прикрытия, они медленно стали подходить к стенам, подтаскивая лестницы и шесты. Подойдя на достаточно близкое расстояние, они ринулись на стены. Первую волну удалось отбросить, но они не прекращали попыток, и все новые и новые воины поднимались на парапет. Битва закипела на стенах. Выпустив последнюю стрелу, я сбросил тяжелый самострел со стены, и ринулся в бой.

Мой противник оказался опытным воином, который ловко уходил от ударов и я никак не мог найти слабину в его защите. Клинки постоянно сталкивались, высекая яркие искры. Но все же, на какое-то мгновение он замедлил движения, и я со всей силы ударил его по голове. Лезвие со страшным звоном лопнуло, шлем у моего противника оказался цельнокованым, но он все же рухнул к моим ногам.

Бросив бесполезный обломок, я подхватил его клинок. Волна нападавших схлынула.

— Словно муравьи из муравейника, — услышал я знакомый голос. — Прямо лезут и лезут, как будто здесь им медом намазано.

Рядом со мной стоял молодой воин и вытирал свой меч краем одежды. Я подошел и протянул ему кусок шелка.