Дневник молодого человека (21+)

Денис разбавил свою рюмку минералкой. Я не стал, рассчитывая на то, что не отягощенный примесями спирт выветривается из организма очень быстро, и я не буду как дурак сидеть рядом с Ирой с глупым окосевшим лицом — иначе этот вечер будет последним.

Мы с Денисом дружно взяли рюмки.

— За женщин, — произнес я, вставая, так как мы что в студенчестве, что в армии, второй тост всегда поднимали за женщин, и всегда пили стоя — следуя древней гусарской традиции.

Встал и Денис (выше меня на полголовы). Чекнулись между собой. Я кивнул Ирине, приподнимая рюмку. Денис коротко ей поклонился. Ирина небрежно кивнула в ответ своими длинными густыми ресницами.

Мы выпили. Причем Денис залихватски поставил свою рюмку на локоть и выпил одним махом! Артист, однако, отобьет у меня Ирину — с ним вон как интересно! — с грустью подумалось мне. Мы сели. Денис тут же снова взялся за вилку. Такое ощущение, что он был сильно голоден. К тому же в отличии от меня он был разговорчив от природы и сейчас фактически завладел всем столом, в том смысле, что говорил только он один — мы с Ирой молчали, время от времени коротко отвечая на его вопросы. Вернее — отвечала одна Ирина — очень уж коротко и напряженно. Ко мне Денис фактически и не обращался. И таким вот образом, энергично поедая салаты, он быстро выяснил в какой школе она училась (О, в нашей!), и в каком году закончила — явно чтобы выяснить, сколько ей лет, и где она училась дальше, и все такое прочее.

Видя его аппетит, Ира встала и молча принялась готовить яичницу из пяти оставшихся яиц. А я посмотрел на часы — это время все же было только для нас с Ирой, а приходилось его тратить и на третьего. С Денисом ведь я могу встретиться и отдельно, и уж посидеть как в старые добрые времена, расслабившись.

Но Денис явно не собирался уходить — Ирина его очень уж сильно заинтересовала. Он искрился юмором (Не то что я! — с грустью подумалось мне). Сам уже разливал спирт (я фактически пить перестал, желая рядом с Ирой быть все-таки в адекватном состоянии), активно в одиночку поедая яичницу.

Стал расспрашивать Иру про работу (командует машиной бурильщиков, бурят по Новосибирску — пробы грунта — для строительства домов и так далее, журналы заполняет, таблицы рисует). И тут они, к моей зависти, нашли общие темы — железнодорожник все-таки, знает про грунты! Она охотно отвечала. Разговорились вдвоем, даже ревность какая-то меня одолела.

Потом Денис переключил разговор на кооперативы — он хочет после армии заняться этим. Весь такой серьезный. И дальше беседа пошла только о деньгах. Точнее — монолог Дениса, так как мы с Ириной молчали.

Но вот яичница наконец закончилась, и ему тут же захотелось попить чаю. И я понял — уходить он вообще не собирается. Ему здесь совсем хорошо.

И я сказал:

— Извини, когда тебе домой надо?

— Сейчас пойду, — тут же ответил Денис, вставая. Такое ощущение, что он давно уже ждал от меня этой фразы.

Молча прошел в коридор, быстро оделся.

— Я еще зайду. С Васей. Вспомним прошлое, — сказал он. — До свидания.

Поклонился Ирине и ушел. И Ира тут же перестала быть напряженно-серьезной. Весело рассмеялась.

— Вот здорово! — воскликнула она. — Такая наглость! Так друга выпроводить! Это надо же!... Я бы не смогла.

Но я почувствовал, что ей это понравилось, она это запомнит.

— Он-то может и завтра и послезавтра прийти. А вот ты... — сказал я в свое оправдание. — Я его понять могу — такая красивая девушка! Мне бы тоже очень уж не хотелось уходить. Но и все же — совесть-то надо иметь!

Ира только улыбнулась.

Я быстренько сложил посуду в мойку. Ира собралась было ее помыть, но я остановил ее — не хватало еще тратить наше совместное время и на это!

— Как тебе Денис? — поинтересовался я, взяв ее под локоток и ведя в темный зал. Мне было любопытно — Денис всегда пользовался вниманием девушек!

— Честно? — спросила она, перестав улыбаться.

— Честно, — подтвердил я серьезность своих намерений.

— О деньгах слишком много думает, — ответила она, по-прежнему глядя на меня. — Ну и также только о себе. Мне такие никогда не нравились.

Я подивился точности ее суждения. Только я к такому выводу пришел через несколько лет общения, а она — буквально минут за сорок. Вот что значит женщина! Видать мы, мужчины, для них совсем не являемся загадкой! Они нас видят насквозь, а мы и не догадываемся об этом! И я невольно поежился, подумав, что Ира меня тоже видит насквозь, и возможно сейчас прочитала и эти мои мысли. Мне стало неловко и я отвел глаза.

Мы снова расположились на диване. Я хотел было сесть напротив нее — тогда бы я мог гладить ее коленки. Но передумал и сел рядом с ней — так я мог гладить ее шейку, щечки и мочки ушей.

— Спирт сильно резковат, — сказала Ира. — Вот у Алки Архипенко, что на Лазурной, тесть такой самогон приятный гонит! Как в гости к ним приезжаю, так сразу выпиваем по рюмочке!

— Надо как-нибудь заехать, попробовать, — сказал я, кладя руку на спинку дивана и слегка касаясь пальцами ее плеча. — Думаешь, не приеду?

— Да нет, верю, — засмеялась она. — Если ты уж друга выгнал, то не знаю!...

— Дом я помню, — решил поддержать я эту шутку, проведя кончиками пальцев ей по шейке. — А какая у нее квартира?

— Триста пять, — тут же ответила Ира, и мне показалось, что на нее бы это произвело впечатление, если бы я вдруг приехал к Алле, в то время как она там уже гостила.

Я кивнул, якобы запоминая.

— Навеяло армией, — произнесла она, блестя печальными глазами. — Наш физик, когда я училась в седьмом классе, сделал мне предложение — стать его женой.

— Это какой физик? — растерянно стал вспоминать я. — Высокий такой или маленький?

— Маленький.

— Ну надо же! — только и вырвалось у меня. Этого физика я хорошо знал. Маленький, худенький, но — из казаков, и значит, жилистый и смелый. В свое время служил в Египте, охранял Ассуанскую плотину. Воевал. Но как-то совсем не ожидалось, чтобы он к четырнадцатилетней так сильно воспылал! Впрочем, у нас в седьмом классе некоторые девочки выглядели на все 25 — и по поведению, все в жизни уже повидавшему, и по тому, как они смотрели на меня, на моих одноклассников, на учителей... Да и водку им продавали, не требуя паспорта — чем мы довольно часто пользовались.

— А как-то на практике ночью — спим в палатке с Галькой, — продолжила Ирина. — И что-то вдруг стали балдеть, бороться, и как давай ржать! Поднялся шум. А в соседней палатке жила повариха — тетя Таня. Отругала нас. Утром студент приходит: Это вы так ржали? — Нет, это тетя Таня, — отвечаем мы. А за завтраком уже тетя Таня к нам подходит: Что вы так ночью ржали? — И как даст мне по лбу поварешкой! — закончила Ирина смеясь. — Так было смешно!

Я попытался представить, как Иринку бьют поварешкой по лбу — совсем не сильно, так — чисто символически, но смешно все равно почему-то не было.

— А раз в трамвае ехала — такая тоска нахлынула, — переключилась она на другую тему. — Вспомнила детский садик, нянечек, и как запою на весь трамвай — все попадали.

А я, под действием спирта видел и воспринимал Ирину уже в несколько других тонах и красках, причем, в более возвышенных, и полностью сосредоточился на ее шейке, гладил с каким-то внутренним трепетом, фактически уже не слушая то, о чем она рассказывала.

— А Вадик так здорово рисовал, такие карикатуры, — звучал ее голос. — А Саша Березин собирал их, и эпиграммы. А меня Крысой звали — это еще отец в четвертом классе так назвал. Галка, подруга, перенесла в школу, а потом и в технарь. И Вадик нарисовал — Галку в виде тощей вороны, а меня — жирной крысой, сидящей на яйцах.

Я меланхолично кивнул, весь погруженный в теплоту и нежность ее шейки.

— А парни-старшекурсники такие юморные! Приехали на Новый Год — сидели до девяти утра. Маг так ни разу и не включали — так они пели! Так здоровско было! — Доносилось до меня сквозь туман какими-то отрывочными кусками.

...

— Храню все записки — но только смешные. Рядовые выбрасываю.

...

— Из хобби — интересно собирать камни. Люблю глубокие бурения — там иногда такие замечательные образцы лезут!

...

А я все сидел рядом с ней на диване, тихо, как мышь, слегка касаясь пальцами мочки ее ушка, и осторожно поглаживал ее шейку — от плеча и до подбородка.

...

— Вадик, кстати, тоже мне письма шлет сейчас из армии, — вдруг долетел до меня ее голос. Снова повеяло армейской темой, — как-то даже снисходительно подумалось мне. — Так смешно рисует себя в форме!

...

— Я в школе всегда сидела с Галкой на первой парте, — словно издалека доносился до меня ее голос. — Балдели. Раз на HВП (начальная военная подготовка) — засмеялась. Галка: Что? — Да анекдот вспомнила! — Расскажи. — Только рот открою — смех меня разбирает. Галка смотрела, смотрела и тоже стала смеяться. Учитель нас обоих выставил за дверь — охладиться. Вышли. Рассказывай! — Да не смешной. — Посидели немного, успокоились. Собрались заходить обратно. Галка: Я — первая. Подошла, дверь открыла, да как вдруг засмеется на весь класс!

...

Все это время я неотрывно смотрел на Иру, все также поглаживая ее шейку, и чувствуя, как пары спирта многократно усиливают романтику вечера, добавляя ярких красок даже там, где их и в помине не было. Но вот она замолчала. Обернулась ко мне.

— Что? — спросила она.

Я пожал плечами.

— На мой взгляд, — неторопливо ответил я, — ты — ярый оптимист. Все у тебя хорошо, все замечательно, плохих людей совсем не бывает.

Она, не мигая, как-то странно смотрела на меня минуты две. Потом медленно покачала головой.

— Плохих людей не бывает, потому что я их просто вычеркиваю из своей памяти, — очень серьезно произнесла она. — Забываю все эпизоды, связанные с ними, выкидываю их из головы. А так, тоже конечно плачу. Иногда. Вот когда с рабочими в поле поругалась. А до этого — с матерью.

Из-за меня?! — тут же промелькнула очень смелая мысль, но уточнять я не стал.

— А у нас в армии все повально писали заявы в Афган, — зачем-то заметил я, находясь все еще под впечатлением армейской темы. — Написал и я. Но не взяли.

— Да уж, армия, — вдруг вздохнула она. — Служи солдат, служи родной. С твоей подругой спит другой, — неожиданно произнесла Ирина.

Я с некоторым удивлением посмотрел на нее.

— Это точно, — наконец вынужден был согласиться я с этой старой истиной.

— А я сколько знаю афганцев — все придурки, — заметила Ирина. — Только один — Аркаша — нормальный. Но и то в драке что-то с ним происходит, отключается, не соображает, бьет всех подряд, своих, чужих. Раз на гулянке — драка. Парни так жестоко дрались!

— А вы что делали?

— А мы с подругой разнимали.

Я покачал головой. Девчонкам, конечно, легче разнимать парней. Если же парень будет разнимать — вся их злость перекинется на него. А девчонки как раз эту злость охлаждают. Но и все же — придурки тоже разные бывают.

— В поезде в плацкарте едем — афганец по соседству, — продолжила Ира. — Галке хорошо, залезла на верхнюю полку и спит себе спокойно. А этот болтает и болтает — мол, вас бы туда, и так далее. Надоел ужасно. Вышла в тамбур, думаю, может он успокоится и спать ляжет. Так он тоже за мной! Хорошо, дядька какой-то зашел покурить. Я тут же выскочила. Только собралась ложиться — и он со мной рядом на полке пристраивается! У меня аж глаза по полтиннику! Вскочила. Бродила. Ушла в соседний вагон. Постояла. Вернулась, гляжу — а он лежит на моей полке по пояс раздетый. Тогда я пошла на его место. А там вещи разбросаны. С трудом нашла себе другую полку. Там и проспала. А Галка утром просыпается, смотрит вниз — ничего понять не может — вроде как Ира по пояс раздетая лежит, но вроде у нее бицепсов таких не было.

Не зная что и сказать на все это, я только дипломатично произнес:

— Ты ведь девушка очень красивая. Сама это понимаешь. Вот все и стараются с тобой познакомиться, кто как умеет. Впрочем, наверное, как и я.

Ира быстро обернулась ко мне, пристально посмотрела мне в глаза, потом вдруг как-то по-детски улыбнулась.

— Да уж, — произнесла она, — со знакомствами у меня полный избыток. Как-то сидим в аэропорту, подходит один: Девчонки, где работаете? — Там-то, там-то. — И много денег получаете? — Нам хватает. — А у нас в торговле зажимают. — А у самого золотых зубов полный рот. Смотреть неприятно. А когда садились в самолет, он на досмотре зазвенел. Голос из толпы: Челюсть вытащи!

Я тактично улыбнулся.

— В автобусе едем с Галкой. Я одна сижу. Входит парень — как куколка. Ну точно Димка, который, по ночам мне звонил. Подходит, садится рядом со мной. Извините, — говорит — вы случайно не Ирина? — Случайно Ирина, — отвечаю я. — А там-то, там-то не работали? — Нет, не работала. А вы случайно не Дима? — Дима. — А там-то, там-то не учились? — Нет, не учился. — Так смешно стало!

Она действительно слегка рассмеялась от воспоминаний, подтянув зачем-то платье.

— А как-то шла с одним по лесу. А он вдруг полез приставать. Я испугалась и бежать. Страшно вдруг стало!

Я успокаивающе погладил ее виски, ушко и шейку, прижал ее слегка к себе.

— А в техникуме парни наприглашают меня в кино, — продолжила она тему знакомств. — Обычно это "Маяковский". Я им всем одно и то же время назначу. Потом приду, смотрю со стороны. Вот они все соберутся. Стоят по разным углам — как бы друг друга не замечают. Смешно. Подойду, соберу их всех вместе. И в кино всей толпой. А один как-то в гости ко мне прикатил. А у меня свидание было уже назначено! Ну, делать нечего, взяла его с собой — не бросать же! Сходили втроем в кино. Купили ему билет. Потом проводили.

Что я делаю?! — со звенящей грустью подумалось мне. — У нее вон сколько разных знакомых! Всех она приглашает, со всеми общается. Может, я просто один из многих? И мне стало совсем уж тоскливо, и я никак уже не поддержал этот ее рассказ.

— А как-то на практике в Чите пять месяцев в полях были. Потом приехали в город, а жить негде. Один местный работник нам и предложил: Давайте ко мне. Жена, мол, уехала рожать в Москву к своим. Квартира пустая. — Вдвоем с Галкой поселились. Получилась малосемейка. Он приходил с работы около двух ночи. Раз мы с Галкой пошли гулять, а у ресторана мужики силой девок в машины кидают — даже в кузов грузовика. Те визжат. Их увозят. Больше мы одни не ходили.

— Ну да, — тут же искренне согласился я. — Не даром Читу еще называют Читаго.

Она с легким удивлением посмотрела на меня, явно не зная про это. Кивнула, принимая к сведению.

— А как-то раз он разбудил меня в четыре часа ночи, — продолжила Ирина. — Давай, мол, анекдот расскажу. Я глаза протерла — Ну давай! — делать-то нечего. Рассказывает: Волк лежит в бабушкиной кровати. Красная Шапочка: Бабушка, почему у тебя такой хвост? — Это не хвост, — ответил волк и густо покраснел. — И вообще у тебя молоко на губах не обсохло. — Это не молоко, — сказала Красная Шапочка и тоже густо покраснела.

Однако — только и поморщился я, но промолчал.