Весёлый Роджер (Слр)

Приятель тянет Артема за рукав, и они уходят, только тогда я возвращаюсь за столик, потирая и разминая пульсирующую руку. Хватка у него крепкая, надеюсь, его пальцы тоже побелели не меньше моих.

— Так, это что сейчас было? — осторожно спрашивает Джей-Ви, заглядывая мне в лицо. — Вы из-за Веры что ли?

Он был с нами в боулинге, так что прекрасно знает, с кем я сейчас встречаюсь. Уклончиво киваю.

— Неприятно такое слышать, наверное, — медленно говорит. — Причем обоим.

— Да похрену. Давай закончим уже, мне еще фотосессию сегодня разгребать.

— Точно в порядке?

Конечно же в полном, у меня же нет ВИЧ, и дома именно меня ждет женщина, которая потом, ночью, охотно позволяет моим исколотым, покрытым искусственной кожей, грубым рукам бесцеремонно лапать ее под целомудренным платьем, ощупывая тонкие кружева белья, лезть под него, потом стаскивать зубами, покусывать ее, брать так, как мне этого хочется, ставя на четвереньки, укладывая на кровать или стол. В такие минуты она забывает о своей скромности, не стесняется, тем самым выделяя меня из всех, позволяя то, что никогда не позволит другим. Да что там позволит, о чем я? Не то, что потрогать, посмотреть никому не даст! А мне разрешает смотреть везде, всегда, и у меня крыша едет от ощущений, запахов, картинок, ее стонов.

После этого я лежу, одетый, как всегда — под горло рядом с ней, голенькой, и думаю о том, что никогда не осмелюсь прикоснуться к ее идеальной коже, от бархатистой нежности которой покалывает пальцы, своей уродливой. Даже если бы физически смог бы, и триггер не сработал, а врач сказал, что однажды он просто не сработает, когда те воспоминания вытиснятся более сильными. Не смогу никогда раздеться и прижать ее к себе, кожа к коже. Исходя из того, сколько стоит "трудерма", я смогу заменить обгорелые ткани синтетическими, сносными, лет через семьдесят. Столько она ждать не сможет. Увы.

— Белов, прости за новую истерику, не знаю, что на меня нашло, — она целует по очереди мои пальцы, беззвучно благодаря за доставленное ей удовольствие. Всегда так делает. Вечером мы успели немного поругаться, ерунда, не стоит и внимания, потом долго мирились, извинялись. Вера догадывается, что из-за проблем с кожей ВИЧ мне категорически противопоказан, он убьет меня слишком быстро, девушка нервничает, винит себя за риски.

— Ш-ш, мы вместе дождемся августа и узнаем правду. Я в любом случае никуда не денусь.

Она кивает, отворачивается и засыпает, а мне остается только работать, поглядывая на нее, и гадать, сбудется ли в моем случае плохая примета: женщина на корабле — к катастрофе.

* * *

Смена выдалась жаркой. Пришлось отстоять ее в горячем цеху, так как попросили заменить коллегу, из-за чего Вера устала до нудящей боли в спине и ногах. В конце дня ее колени дрожат, волосы пахнут мясом, супом, она сама пахнет едой, и мечтает только о душе. Вечер пятницы всегда тяжелый, официанты делятся чаевыми, это единственный стимул дотянуть до вечера, и не рухнуть в обморок, в очередной раз чувствуя слабость и головокружение от высоких температур. В их ресторане, как и во многих других, экономят на количестве персонала, это обычная практика, и нередко приходится стискивать зубы и работать на одном упрямстве.

Выдержу, не сдамся, — Вера впивается короткими ногтями в ладонь до белых костяшек, перебивая неприятные ощущения от незначительного, но болезненного ожога паром. Этот ресторан послужит ей отличной стартовой площадкой для карьеры; если она удержится здесь хотя бы пару лет, перед ней откроются многие двери. Начинающих поваров, проработавших в "Веранде" два-три месяца и вылетевших с позором на улицу, — много, и Вера не намерена становиться одной из них.

Ее шеф — стальная Елена Леонова, не женщина, а бетонная плита. Может задавить, уничтожить за одно мгновение. Ей сорок три, она весит сорок пять килограммов, замужем, воспитывает трех дочерей. Еще у нее синий пояс по "Айкидо", безупречное каре и белоснежные зубы. На кухне она орет так, что, кажется, посетители в зале вздрагивают, хотя это неправда, иначе бы ей давно сделали выговор. Елена Леонова лучший повар из всех, с которыми Вере удавалось поработать вместе, и в будущем Вера мечтает стать такой, как она.

На кухне "Веранды" даже в такие горячие вечера, как сегодняшний, когда официанты носятся галопом, повара готовят одновременно по пять блюд, идеальная чистота.

Елена Леонова может подойди и сказать замечание тихо, почти на ухо, но так, что держать слезы сложно даже взрослому мужику, не то, что молоденькой девушке.

"Милочка, ты вылетишь с моей кухни так быстро, что Лева и задницу подтереть не успеет, — Лева как раз скрылся в туалете, — если ты еще хоть раз превратишь голландез к яйцам Бенедикт в майонез. Поняла меня? — металлическим голосом сказала она Вере в первый день ее работы. — Если ты сейчас покинешь рабочее место в поисках носового платка, можешь вытирать свои розовые пузырящиеся сопли на остановке, ожидая маршрутку домой. У меня здесь тряпок для мытья полов и без тебя достаточно".

Вера тихонько, украдкой ревела весь тот бесконечный вечер, но осталась на кухне. С тех пор прошло почти восемь месяцев, и, коллеги не раз говорили с завистью, будто в упрек, что Леонова Веру ценит, на что последняя не спорила — она же видит, какие премии ей складывают в конверт.

Леонова весь вечер строит новенького, а остальные с любопытством наблюдают, чем это закончится. Посвящение нужно пройти. Если ты не выдержишь напряга кухни "Веранды", "KFC" тебя примет с удовольствием. Все зависит от тебя.

— Вера, Маша, на следующей неделе поедете на мастер-класс шефа Симоне Райана по десертам, потом расскажете нашим.

Вера быстро кивает, продолжая работать. Ее руки двигаются с огромной скоростью, движения точны. Она практически не смотрит на таймер, интуитивно чувствует, как долго нужно обжаривать стейк, варить соусы, запекать индейку. Она все это знает, уже много месяцев практически не портила продукты, в нее верят, иначе бы не пихали на каждый мастер-класс, не доверяли такую ответственность, и не вкладывали бы в нее деньги.

Белов ждет у выхода, должно быть, уже минут сорок. Она задерживается, они не успевают обслуживать очередной корпоратив, удается только выскочить на минуту в подсобку, чтобы написать: "Вик, море работы, меня не отпускают. Прости, езжай домой. Спишемся позже". Освобождается только в начале одиннадцатого, пошатываясь, выходит на улицу, жадно вдыхая свежий, прохладный ночной воздух. Не верится, что этот безумный бесконечный день закончен, впереди отдых, ванная и сон. Как же сильно она устала от жара кухни, руки горят, она обожглась, по меньшей мере, раз пять. Несильно, конечно, но дискомфорт чувствуется. Это часто случается, она давно привыкла не обращать внимания на такую боль.

Белов ходит вокруг машины, с кем-то разговаривает по телефону. Ждет все это время? Он точно не в своем уме. Вера надеется, что он уезжал домой, а не торчал тут два с половиной часа. Подходит ближе, он ей машет, быстро говорит: "минуту", — и продолжает разговор, который ведется на повышенных тонах:

— Да ничего подобного, — говорит раздраженно, глаза выпучены, выражение лица такое, будто вот-вот бросится в драку, вот только оппонент для физических контактов недоступен, с ним возможно общение только посредством трубки. — Я свои условия контракта выполнил. Нет, это вы меня послушайте... Марат Эльдарович... Мать вашу, меня сейчас послушайте! — его голос звенит, Вера вздрагивает, отходит на пару шагов, чтобы не мешать. Белов ходит вперед-назад. — Планы вам были переданы в точные сроки, вы не имеете права разрывать договор, не уплатив неустойку. Это вы не знаете, с кем связываетесь... Нет, я говорю не за себя, а за "Континент"...

Он слушает, слушает, глаза становятся еще круглее, стискивает зубы, сжимает ладонь в кулак, ударяет себе по бедру несколько раз.

— Я на вас не ору, — на пределе. — Нет. Не ору, — опять слушает, пораженно выдыхая, и качая головой. — Вам не дадут построить мой отель на халяву. Вы считаете, что первый такой умный? Я вам не хамлю... Не хамлю... Вы поставьте себя на мое место... Ну посмотрим. Хорошо, увидимся в суде. И вам хорошего вечера.

Он заканчивает разговор и несколько раз в ярости с разбегу пинает колесо машины.

— Черт, черт, черт! — проводит руками по волосам.

— Что-то случилось? — напоминает о своем присутствии Вера. И видя его раздраженный взгляд: — В смысле я вижу, что случилось. Насколько все плохо?

— Плохо? Не плохо, нормально все, — он снова смотрит на мобильный, ругается сквозь зубы. — Клиент кинул. Такое бывает, но редко. Нашел лазейку в договоре, якобы я предоставил эскизы и планы позже сроков, и разрывает контракт. Черта с два, у него это получится, я ему не пацан, чтобы позволить себя грабить. Садись, поехали.

Вера запрыгивает в машину, поглядывает на Вика, раздумывая, стоит ли ей что-то говорить, и если да — то что именно?

— Большой проект был? — спрашивает нерешительно.

Он кивает.

— Я им одним, считай, занимался последние месяцы, отделка уже заканчивается, материалы закуплены. Кстати, с моей личной скидкой. Я свою работу практически сделал. Да, считай, сделал, остался только контроль, но это по ходу отделки. А этот ублюдок просрочил все платежи, а теперь оказывается, его юристы с нами контракт расторгают, дескать, спасибо за ваш труд, дальше мы сами!

— Много денег?

— Много, — рявкает он. — Сейчас суд затянется на пару лет, но чувствую, выиграют они. Такие связи, знаешь. Уверенный в себе козел, по голосу чувствуется, что есть за чью спину встать. Но ничего, поборемся еще. В "Континенте" тоже не идиоты работают, не он первый вдруг в середине проекта решает, что сам бы сделал не хуже. Жаль только, деньги нескоро увижу.

— У тебя нет оклада?

Он поворачивается к ней:

— Пятнадцать тысяч минус налоги, — усмехается, — остальное процент со сделок. У меня сейчас остаются только "Трахельки" да еще пара бассейнов, но это в частных домах, там не слишком много платят, учитывая процент "Континента". Мать вашу, гребаный трындец! — он с психу ударяет ладонью по пластику машины. — Что за отстой! Я столько интересных проектов отклонил из-за этого отеля, и все зря! Голова пустая, все силы он из меня выжал. Самое обидное, Вера, вот увидишь, съездим туда через полгодика, — сделает все в точности так, как по моим эскизам. На машину могу поспорить. Ни на сантиметр не отклонятся. Только вот я за это ни гроша не получу!

— Неужели вас никак не страхуют от такого?

— Я разговаривал с боссом сегодня, тот мне и сказал о том, что отель на Яблоневой отплывает. А что сделаешь? Судиться будут. Мне мои пятнадцать минус налог выплатят в этом месяце, как и в трех предыдущих, и до свидания. А у меня ипотека, да кредитов еще дохрена.

— Ого, — Вера понятия не имеет, как поддержать. Его поведение настораживает, с другой стороны, он сейчас на грани, зол, как никогда раньше при ней. Да что там, он просто в бешенстве! Крупнейшая сделка провалилась, потерял деньги, — скоро она узнает, каков Белов на пике гнева.

Смотрит на него во все глаза. Она знает, что когда злится Артем, лучше его не трогать, он себя не контролирует, может прилететь. Не кулаком, конечно, грубым словом. Потом будет долго извиняться, повторять, что стыдно, сорвался. Но клещи обиды еще долго не отпустят сердце.

По привычке она помалкивает, просто слушает.

— Да, такой вот хреновый из меня бойфренд, по уши в долгах и кредитах, — усмехается, легонько толкает ее в плечо. — Не переживай, Вера, прорвемся. На самом деле, это не в первый раз, когда меня кидают. Просто так сильно — впервые. Я потому и работаю на фирму, а не на себя, иначе просто не выжить. Любой гавнюк, у которого родственник в мэрии, считает, что может вытереть об тебя ноги.

— Слушай, у меня есть немного денег, — начинает она, на что он откровенно хохочет, обнимает ее за шею и грубо притягивает к себе, целует в лоб.

— Добрая щедрая Вера. Я не настолько бедный, поверь, — подмигивает. — На киношки и цацки тебе найдем. На кредиты тоже, придется, правда, залезть в копилку.

— А на что копишь? Не лучше ли скорее рассчитаться с долгами, и потом уже откладывать?

Он пожимает плечами, уклончиво качает головой.

— Коплю на разные крутые штуки. Ты прости за маленькую истерику, просто только сейчас смог дозвониться до этого козла. Ладно, у меня переписки, квитанции, этапы проекта с его подписями и датами сохранены. Повоюем.

Они подъезжают к его дому, но парковка битком, поэтому приходится искать место в соседнем дворе. Идут, держась за руки, начинается дождь, поэтому приходится ускорить шаг.

— Да мать вашу, что за хреновый день! — вдруг восклицает он, замирая. — Вера, держи ключи, — пихает ей в ладонь связку. — Дуй домой, разогревай ужин, я быстро.

Вера кивает, пробегает к подъезду, замечая, как он останавливается в нескольких метрах рядом с девушкой в красном платье. Лицо кажется знакомым, и только в квартире, вскипятив чайник и разложив по тарелкам приготовленные ей отбивные с овощами, она вспоминает, где видела ее раньше. Вера медленно поднимается из-за стола, подходит к окну, ища взглядом Белова. Он прямо под дождем о чем-то разговаривает с Алисой, которая сжимает ладони в умоляющем жесте, его руки в карманах, он над ней нависает, лица не видно.

Это та самая Алиса, чей лифчик Вера нашла под комодом. Становится не по себе, почему-то хочется уйти домой немедленно. Они встречаются уже три недели после того, как приехали из Сочи. Вместе проводят вечера, ходят в кафе, даже в кино, болтают обо всем на свете. Занимаются сексом, или как говорит Белов, ненастоящим сексом. Он считает, что настоящим он заниматься не умеет, и неестественно, якобы беззаботно смеется при этом, она тоже улыбается, потому что происходящее между ними в спальне уж никак нельзя назвать баловством. Ну и подумаешь, что нет проникновения, ей и так нравится. Белов стоит того, чтобы смириться с его правилами.

Она почему-то решила, что он свои странности открыл только для нее. Глупости. Вон, Алиса по всей квартире раскидала белье. Может, если поискать получше, удастся найти еще что-нибудь?

Он о чем-то с ней разговаривает уже пятнадцать минут. Потом звонит, говорит, что отъедет на полчаса, но чтобы Вера непременно оставила ему еды, не налегала, как она это умеет. Но сегодня не смешно от его шуток.

Они никогда не говорили об отношениях или будущем, словно его не существует позднее середины августа. Все происходило само собой, с ним никогда не получается серьезно поговорить, вечно он ее смешит, да переводит тему.

Но Вера никуда не уходит. Презирая себя, она ползает по полу, заглядывая под диван, кровать, проверяет ящики в его шкафу, комоде. В последнем по-прежнему лежат сексуальные игрушки, наручники, ленты, перчатки, всякие непонятные баночки. Теперь она понимает, зачем все это, и становится противно.

Больше чужих вещей она, к счастью, не находит. Но от этого легче не становится. Ей хочется продезинфицировать его квартиру, а все эти мерзкие, пользованные другими женщинами штуки выбросить. Но она не может это сделать без разрешения, потому что у нее по-прежнему нет статуса в его доме.