Жила-была девочка Маша(Осколки былого)

— Мне ведь ничего не стоит снять твою защиту от телепатического проникновения, — скучающе сообщил я девчонке, чтобы урезонить ее пыл и заставить бояться. — Взять и уничтожить височные руны.

Девица не испугалась. Она даже не напряглась и не сменила удобной для себя позы. Что там, она даже не удостоила меня взглядом!

— Не-а, — копируя мой собственный тон, отозвалась она. — Уничтожь защиту, и ты вместо информации обретешь мой хладный труп: у меня миароновы руны.

Руки мои дрогнули, а глаза расширились вопреки сотни лет тренировок в искусстве владения собственными эмоциями. В это мгновение мне было не стыдно показать слабость, ведь у меня в руках сокровище! Бесценный, наиредчайший клад! Миароновы руны! Я знал! Знал, что они существуют!

Это предание обрело свою популярность и стало передаваться из уст в уста сразу после переломного сражения, когда шикары полностью истребили объединенную земную армию. Никто не знает, что послужило причиной, но всем известно следствие того памятного дня, что случился спустя несколько месяцев после разгрома людских войск. Я склонялся к самой распространенной версии, хотя и понимал — подтверждения ее достоверности не найдены до сих пор.

В общем, случилось это так... Ранним утром Миарон Пекуль двигался сквозь развалины разрушенного человеческого города к месту расположения шикарского штаба. Он шел не один: вместе с ним двигалась целая группа воинов сопровождения. Тогда на поверхности голубой планеты еще царил неуправляемый хаос, и никто не удивился, встретив на выжженной прогалине хнычущего человеческого ребенка. Беспризорников в то время хватало... Чувство вины тисками сжало сердце Миарона. Ведь это он разрушил город ребенка и возможно убил его родителей. Отделившись от группы, он приблизился утешить плачущего мальца. С того дня больше никто и никогда не видел Миарона Пекуля и его группу. Одни говорят, что это страшные пытки людей заставили его выдать секретные сведения. Иные поговаривают, что он стал первым и единственным шикаром, предавшим свой народ и перешедшим на сторону врага. В одном мнения сходятся: именно Миарон Пекуль создал для землян защиту от телепатического проникновения в разум. И еще многие верят, что земляне долго не могли понять, как заговаривать височные руны (сущая ерунда, но это же земляне!). Потому Миарон несколько десятков раз демонстрировал на личном примере. Его подопытные получили лучшую из возможных защит. Шикары наловчились обходить механизм самоуничтожения обычных заговорных рун. Но никто и никогда не смог бы снять Миароновы руны, не убив при этом носителя.

Я слышал, что несколько раз обладатели Миароновых рун всплывали в том или ином месте. Большинство моих соплеменников считали эти данные не более чем обыкновенными слухами. Но я верил, что слухи не возникают на пустом месте. И вот Отоль вознаградил меня за упорство. Передо мной землянка, обладающая мистическим сокровищем. Я знаю, что она не соврала. Зачем лгать и скрывать, если все раскроется само собой после первого пытливого досмотра? В том, что моя землянка не глупа, я убедился сполна в самом начале нашего знакомства.

Почувствовав на себе внимательный взгляд землянки, я мысленно выругался и встряхнул себя за шкирку. Хватит уже служить музейным экспонатом на потеху единственной зрительнице. Достаточно того, что она уже несколько минут изучает меня с научным интересом и дотошностью, а я только сейчас обратил на то свое внимание. Напустив на лицо значительности и суровости, я сообщил внимающей землянке:

— Сегодняшней ночью я отбываю на Отольд, чтобы лично проконтролировать лечение своих друзей. Через одну земную неделю я вернусь обратно, и тогда ты подробно расскажешь мне обо всем. И о поддельной метке, и о встрече со связкой, и о миароновых рунах. Тебе не удастся избежать объяснений.

Впечатлений на сегодняшний день мне вполне достаточно. Есть о чем подумать и без продолжения занимательного диалога. К тому же мне нужно собраться и переосмыслить технику ведения беседы. Эта землянка явно не вписывается в общепринятые рамки для работы с пленными.

Я уже развернулся с целью покинуть темный подвал, когда в голову пришла неожиданная идея:

— Возможно, ты хочешь, что бы я что-нибудь передал Верешу от твоего имени?

— Кому передал? — Удивилась девчонка.

— Шикару, которого ты доставила в лагерь! — Раздраженно поправился я. Она что, не поинтересовалась именем мага, ради которого сдалась в плен?

— Ааа! Вон, оказывается, как его кличут! — Протянула землянка. — Передай ему, что он балбес. И добавь, чтобы он берег то, что имеет.

Я моргнул от изумления. А как это обрадует Вереша! О! Я уже представляю его яростно сжатые кулаки и поджатые губы на вечно бесстрастном лице!

— Что-нибудь для Кадола? — С затаенной надеждой поинтересовался я.

— Да. Передай страшному зверю, что знакомство с ним стало одним из приятнейших событий моей жизни. Я искренне сожалею о непродолжительности нашей дружбы и буду помнить о нем, до последнего вздоха.

— Как это романтично! — С холодным сарказмом комментировал я, пожелав увидеть смущение на ее бледном лице. Но не тут-то было...

— А то! — С улыбкой похвалилась несносная девчонка. — Смотри, не перепутай! Ляпнешь такое шикару, — и он скончается на твоих руках от смертельного ущемления гордости!

...

Глава 16

Мария

Спустя некоторое время после того, как Миарон покинул границы моей темницы, появились новые посетители. Четверо вооруженных до зубов воинов-шикаров закинули мне на плечи обтесанное бревно диаметром с ногу взрослого мужчины, кожаными ремнями привязали к двум его концам мои разведенные в стороны руки и согнутую шею. В таком эквиваленте земных колодок особо не побегаешь. В них и в двери то только боком войти можно, а смотреть исключительно под ноги. Видимо дружок спасенного шикара разглядел во мне нешуточную угрозу. Я даже чувствовала бы себя польщенной, если не тридцати килограммовый дрын, придавивший меня к земле.

Упакованную таким немилосердным образом, да еще и осчастливленную конвоем, меня привели в комнату без окон. Однако ее убранство разительно отличалось от затхлого подвала, где меня держали раньше. Помещение хоть и не впечатляло размерами и роскошной отделкой, было чисто прибрано, сухо и проветрено. Этакий люкс для пленных дезертиров. Кроме застланной койки, здесь был даже стол и стул. Но особый восторг у меня вызвало наличие нормального туалета, заботливо отгороженного от комнаты фанерными стенами.

Мне в обязанности вменялось вести себя скромно, молчать в тряпочку и покорно дожидаться возвращения Миарона. Задача более чем посильная. А после того, как меня навестили две землянки с бадьей, водой и куском мыла, я и вовсе воспрянула духом. Взамен пришедшей в негодность одежды мне вручили комплект форменной трудовой робы, что носили заключенные лагеря. Материал был грубым и местами колючим, но это такая мелочь по сравнению с его чистотой! Женщинам, что доставили банные принадлежности и забирали их назад строго-настрого запрещалось вступать со мной в разговоры. Да я и не пыталась особо. Поздоровалась и ладно, зачем кликать на них барский гнев?

Минувшая беседа с Миароном оставила в душе двоякие чувства. С одной стороны это было облегчение от того, что мне таки удалось, у меня получилось. Я до последнего не верила, что смогу пробиться сквозь лагерную оборонительную стену. Но удача симпатизировала мне, позволив с блеском провернуть задуманное и спасти страшного зверя. Отрадно, что и его шикар остался жив, узаши это порадует. Но гораздо сильнее, нежели облегчение, меня терроризировала горечь от того, что я вряд ли увижу Кадола вновь. От того, что Миарон вернется и продолжит спрашивать, а не получив добровольных ответов, перейдет к более радикальным методам. Горечь от того, что бежать мне некуда и незачем. И от того, что я подсознательным чутьем ощущала близкий конец. Не то, чтобы я боялась смерти. Нет, иногда я страстно призывала ее забрать меня. К примеру, терпя приступы обостренной аллергии от попадания сонных игл. Или переживая ночные атаки воспоминаний и совести. Но после того, как меня помыли, переодели, накормили и уложили в чистую, мягкую постель, стало как-то обидно умирать в двадцать пять лет. Я и не подозревала, что эта ночь станет единственной, что мне позволят провести в теплой, комфортабельной постельке.

Ровно в пять часов утра меня выдернул из сна гудок общей побудки. Приведя себя в порядок и одевшись, я отодвинула единственный стул к стене (сказалась привычка защищать спину) и приготовилась ждать завтрак. Заняться мне все одно было нечем. Разве что сделать разминку, но с саднящим ожогом во всю поверхность спины физические упражнения сравнимы с пыткой.

Около половины шестого за утяжеленной дверью послышалась возня, вслед за чем ровный голос громко возвестил:

— Заключенный — к стене! В случае неповиновения веду огонь на поражение!

Я огорошено выпрямилась в струнку. Это еще что такое? Где-то под костью черепной коробки пронзительно пискнули тревожные шепотки. В деревянной двери на уровне моей груди имелось специальное окошко для подачи пищи. Отчего же шикары надумали посетить меня лично? Вой-вой... Не нравится мне их назойливое внимание. Не к добру...

Дверь отворилась, явив моему сосредоточенному взору двоих воинов с маньефами наизготовку. Пытливо исследовав комнату на предмет угроз и посторонних (действительно, а вдруг я насовала под кровать пару десятков тяжеловооруженных сопротивленцев?), грозного вида плечистые дяденьки заняли позиции с разных сторон входа. А следом за охраной вошел иномирянин, одного взгляда на которого мне хватило, чтобы понять — вот они мои проблемы собственной персоной...

Властный, уверенный в собственном превосходстве и напрочь замороженный тип. Он был холоден не тем наигранным льдом, с помощью которого скрывал свои эмоции давешний Миарон. Нет, этому шикару и скрывать ничего не стоит — он от рождения лишен всего, что хоть как-то связанно с чувствами и переменами настроения. Проморожен насквозь, до самой глубины. Машина, идущая к цели напролом и без передышек. В общем, вывод неутешительный: влипла ты, Маша, по полной.

Ощупав меня с ног до головы скучающим взглядом прозрачных, практически бесцветных глаз, шикар обернулся к сопровождавшим его воинам и на беглом шикарском отдал сухой, не терпящий возражений приказ. Родной язык пришельцев давался мне с трудом, однако я отчасти поняла, отчасти логически додумала значение его фразы. Получилось примерно следующее:

— Оставьте нас. Не думаю, что это человеческое недоразумение настолько глупо, чтобы причинить вред Окошу.

Пока стражники-шикары торопливо ретировались, тот, кто пожелал остаться со мной наедине выжидал, отрешенно глядя в потолок, сложив за спиной руки и раскачиваясь с пятки на носок. Я же, пользуясь отсрочкой, впала в состояние крайней задумчивости.

Окош, значит... Сопоставимо перечню званий, что использовала объединенная земная армия, Миарон слыл чем-то вроде генерала. У шикаров с этим делом было попроще: никаких вам 'миарон-полковников' и 'миарон-лейтенантов'. Миарон — он Миарон и есть. Компоновать его не требовалось. Всего Миаронов числилось тридцать шесть. И их никогда не станет на одного меньше или на одного больше. С давних пор повелось, что у Императора Отольда, а по совместительству и командующего всей шикарской армии, на подчинении ровно тридцать шесть Миаронов, непосредственно которым он и раздает свои поручения, с которыми держит совет. Вроде как рыцари короля Артура. На смену павшему в боях тут же придет другой. Но будь ты хоть трижды достоин — тебе все-равно никогда не стать тридцать седьмым Миароном.

Окош числится в шикарском табеле о рангах на ступень ниже Миарона. Что-то вроде полковника в человеческом смысле. Звание уважаемое и ответственное. От того радости мне его общество добавляло мало. Но, признаюсь, было мне любопытно, с чем пожаловал сей высокопоставленный сухарь в мою скудную обитель. По этому, едва за последним воином претворилась тяжелая дверь, я настороженно встретилась глазами с Окошем. Чего от него ждать?

Разве может быть хуже, нежели сопротивленке, пусть и с недавних пор объявленной предателем и дезертиром, да к тому же несущей отметку А класса на спине, оказаться в плену шикаров? Очень даже может. И ответный взгляд Окоша недвусмысленно на то намекал. От колючих, пытливых, словно просветивших меня насквозь глаз, по коже пробежали мурашки.

— Значит, это тебе Миарон Вереш обязан своей жизнью? — Протянул гость, и благодарности в его словах было меньше всего. Скорее замечание его следовало назвать обвинением.

Миарон! Вот ванькин сын! Я вытащила из леса шикарского военачальника высшего ранга! Чуть не задохнувшись от возмущения коварством мага и своей глупостью, я медленно выдохнула и скромно промолчала.

— Своим поступком ты вызвала в лагере небывалый ажиотаж. Ходят слухи, что ты очень заинтересовала Миарона Алтаэя. Он лично распорядился освободить тебя от исправительных работ и приказал беречь как зеницу ока. Что вызвало его к тебе расположение?

Я сглотнула. На кого ж ты меня покинул, Миарон по имени Алтаэй? Этот Окош со мной церемониться не станет...

— Я хочу видеть твою метку.

У меня и мысли не возникло, чтобы сыграть с ним в ту же игру, как до селе с Миароном. Этому шикару можно только подчиняться. Вывести его из себя, или того хуже — оскорбить, значит нажить могущественного врага. Смерть в этом случае покажется избавлением. Отправка на рудники — самое малое, что грозит мне вследствие его недовольства.

Я поднялась со стула, и шагнула в центр комнаты. Безропотно расстегнув пуговицы мешковатой рубашки, выпуталась из коротких рукавов и повернулась спиной к шикару. Действие мне это далось с трудом, ибо Окош был не из тех, к кому можно обратить тыл и не ждать смертельного удара в ответ. Хребет так и ныл под его взглядом, тянущая боль ожидания худшего распространилась по всему телу, связывая в спазматические узлы мышцы. У меня даже испарина на лбу выступила.

— Я так и думал, — заключил шикар. — Ты необычная пташка. Высший класс опасности да еще и свежая подделка... Требуется сильная воля, чтобы вторично подставить спину для клейма. Как раз таких Миарон Алтаэй и выбирает для своих экспериментов.

— Экспериментов? — Сипло уточнила я, в волнении позабыв, что имею право заговорить с шикаром исключительно после его разрешения. Но фраза Окоша прозвучала настолько зловеще, что тут не до соблюдения этикета.

— А ты надеялась на что-то другое? — Шикар по прежнему стоял позади меня. Он не позволил мне повернуться или хотя бы одеться. Может, он жаждал унизить меня наготой? Или попросту наслаждался моей нервозностью и зарождающимся страхом? К чему-то подготавливает меня, пытаясь сломить волю к сопротивлению? Или наоборот? Подстегивает к необдуманной, спонтанной активности? — Думала, что Миарон вдохновился необычайным оттенком твоих глаз, и по этому велел переправить из подвала? Алтаэй хитер. И чрезвычайно любопытен в своем стремлении разгадать человеческие тайны. Ты не первая и не последняя подопытная в его исследовании. До тебя были многие: мужчины, женщины, дети... Все исключительные, не похожие друг на друга. Всех отличало от масс что-то выдающееся. То, чего не было у остальных. Вот и ты: тощий, болезненный заморыш с фиолетовыми глазами и высшим классом на бледной коже. Сначала он заполучит твое доверие, выкачает всю возможную информацию, вывернет наизнанку, а затем обязательно заглянет, что у тебя внутри. Тоже из научного интереса — выясняя, с чем связанно твое физическое несовершенство.