Жила-была девочка Маша(Осколки былого)

Пролог.

Это случилось ровно десять лет назад. Круглая дата, которую воистину можно было бы считать знаменательной для жителей Земли, если бы не череда невообразимо страшных, кровавых событий, что тянется за этим днем вот уже на протяжении долгого и долгого времени. В эпоху, когда люди вели активную деятельность по изучению космоса, проектировали спутники, шатлы, мечтали основать первую инопланетную колонию. Однако совершенно не подозревали, что вовсе не обязательно строить дорогостоящие космические суда, дабы соприкоснуться с чуждой им цивилизацией.

Начало этой истории уходит корнями вглубь веков, к множеству безрезультатных попыток многих непохожих друг на друга людей. Но для нас и для всей человеческой истории имеет значение лишь последняя личность в нескончаемой очереди. Личность, которой удалось то, что не выходило у прочих. Его звали Сэмюель Найджел Смит. Запомните это имя. Именно его деятельность, сложившаяся в нелепую цепочку случайностей, и привела к самой разрушительной войне за всю известную историю Земли. Войне, что изначально не могла привести людей к победе. Гибельной и безнадежной, тянущейся вплоть до сей мрачной поры...

Сэмюель Смит не выделялся особым умом среди сверстников. С трудом окончив школу, он вынес из ее стен только обиды, комплексы и разочарования. Он не набрал проходного бала для поступления в колледж, что, к слову, не очень расстроило этого неуклюжего долговязого парня. Недюжинные амбиции и фантастическая лень навели юношу на мысль, что мир рано или поздно сам падет к его ногам. Сэм лелеял в себе надежду, что его гениальное актерское дарование, каковым он мысленно себя наделял в сладостных мечтаниях, вот-вот вырвется наружу, сметая на своем пути все преграды. Однажды он пойдет в булочную, прачечную или отправится пропустить кружечку пива в любимом баре (где именно это произойдет, он еще не определился) и обязательно столкнется нос к носу со знаменитым на весь мир продюсером. Кинотворец всплеснет руками от снизошедшего на него озарения и просто не сможет пройти мимо (как это — не заметить великого Сэма?!). Всплеснет руками и воскликнет: 'Восхитительно! Как я долго ждал тебя, парень!'.

День за днем Сэмюель прокручивал в голове сцену своего триумфа: его вознесут в один ряд с ведущими голливудскими звездами, напечатают фотографии его прекрасного лица на обложках мирового глянца! Фото сессии, съемки — все то, чего он достоин и о чем мечтал с самого раннего детства! Наконец-то то он докажет всем: и сварливой матушке, и задаваке брату, бывшим одноклассникам, соседям, — кто есть на самом деле неповторимый Сэмюель Найджел Смит! Больше они не посмеют смеяться над ним, обзывать и понукать! Теперь настанет их черед завидовать ему!

— Эй ты! Убери руку со звонка!

Гневный оклик прервал вожделенную мечту на любимом месте. Сэм как раз представлял вытянутые, удивленные лица знакомых, когда он въедет во двор на новеньком спортивном Феррари и, блистая безупречным фирменным фраком, прошествует к дверям дома. Сам не заметив, как это произошло, парень вновь углубился в мечтания и очнулся только тогда, когда его с силой шлепнули по вытянутой руке, которой он с упоением давил на кнопку дверного звонка. Сэм обиженно спрятал конечность за спину и шмыгнул носом:

— Доставка, сэр. Вы заказывали пиццу.

Покинув обшарпанную парадную Сэм, к своему огорчению, обнаружил пропажу велосипеда. Это и явилось первой случайностью из списка, придвинувшей земную цивилизацию чуть ближе к краху.

Если бы тщеславный Сэмюель не замечтался у дверного звонка, если бы заказчик меньше брюзжал и быстрее отыскал в бумажнике нужную сумму, если бы престарелый продавец не всучил курьеру пару недель назад бракованный велосипедный замок, — парень не отправился бы домой пешком. Если бы дорогу перекрыли на ремонт часом позже, Сэм не изменил бы привычный маршрут. Если бы светофор на переходе работал, выскочившая из-за угла машина не стала бы для Сэма неожиданностью. И не вздумай миссис Сара полить свой газон пораньше, возможно мир так никогда бы и не узнал о том, кто такие шикары, а миллиарды судеб не изломала бы самая грозная и бессмысленная война из тех, что когда-либо затевались на Земле.

Однако же провидению было угодно, чтобы все произошло так и никак иначе. Мистер Паруэл не успел затормозить и сбил незадачливого курьера. Парня швырнуло в сторону и протащило несколько метров по скользкому после полива газону. Бедняга Сэм врезался затылком прямо в столбик почтового ящика. Это печальное происшествие в корне переменило его погрязшую в рутине жизнь. И подписало приговор миру, который многие знали и любили. Миру под названием Земля.

Глава 1. Сэмюель

Первые блики наступающего рассвета озарили далекий горизонт. Сэм не видел этого сквозь плотно зашторенное окно тесной, душной комнаты, но остро осознавал всем своим существом. После несчастного случая, имевшего место два месяца назад, он впервые в жизни перестал руководствоваться только зрением, слухом и обонянием. Он стал чувствовать мир, в котором живет, каждой клеточкой своего юного нескладного тела, и это новое умение пугало его до дрожи. Последний месяц он старался как можно реже покидать свою комнату, по сути превратив себя в добровольного отшельника. Затворника, стремившегося скрыть себя от мира. Отделиться от того, чего никак не в силах был понять.

Сэм пошевелился, поудобнее устроившись в глубоком, продавленном стареньком кресле, и тонкой, иссушенной рукой дотянулся до щербатого бокала. Прислонившись потрескавшимися губами к грязному краю кружки, он сделал щедрый глоток безнадежно остывшего и неимоверно противного растворимого кофе. Отвратительно горькая жидкость спустилась по пищеводу и булькнулась в пустой желудок, тут же отозвавшийся приступом тупой боли. Бывший разносчик пиццы согнулся пополам. Нет, он и раньше ни капельки не любил кофе, но за прошедшие дни и вовсе его возненавидел. Юноша травил себя лишь с одной целью: не позволить сомкнуться отяжелевшим распухшим векам, не дать сну увлечь себя в бездонную пучину, наполненную ими — чужими, странными голосами.

Тяжелая голова Сэма была девственно пустой. Мысли покинули разум два дня назад, когда подходили к концу вторые сутки без сна. Желудок скрутило в узел: он давно отчаялся молить хозяина хоть о крошке какой-нибудь пищи, захлебнувшись в десятках литров дешевого крепкого кофе. Сэм не ставил перед собой цели насмерть заморить себя голодом, все складывалось гораздо прозаичней. Просто своенравная его матушка, миссис Роза Смит, открыла для себя достаточно оригинальный способ лечения психоза, овладевшего ее сыном. Напрасно взывая к остаткам здравого смысла сынишки, она в конец отчаялась уговорить его покинуть наглухо зашторенную комнату. Слегка погрустив, миссис Смит призвала на помощь умудренную жизнью соседку. Мисс Андерс славилась умением решить всякую задачу, и уже следующим вечером план лечения юношеской депрессии был готов. Вместе подруги ликвидировали в квартире все запасы еды и, оставив на столе деньги, удалились с вещами все к той же мисс Андерс. Логика их была проста: мальчик проголодается и будет вынужден выйти из дома.

Первая часть плана удалась полностью: Сэм был очень голоден и слаб. Но это не помогло ему решиться покинуть квартиру, терпеть шутливые шепотки за спиной и ироничные взгляды. Он знал, что думают о нем люди: 'Дурачок! Псих! Больной!' Насмешки больно ранили и одновременно пугали, ибо более всего на свете парень страшился одного — сумасшедшего дома. И, как бы ни хотел он думать иначе, но именно к этому печальному рубежу, скверному финалу он и приближался изо дня в день.

Родной городок Сэма насчитывал в себе всего несколько тысяч жителей и оттого был необычайно жаден до всяческих новостей и слухов. Весть о том, что молодого Сэмюеля Смита сбила машина спешащего на работу мистера Пауэла, разнеслась по городку со скоростью молнии. Возможно, дело так и завершилось бы пересудами домохозяек о том, кто настоящий виновник несчастного случая, не допусти Сэм роковую оплошность. Он и сам отчаянно жалел, что не сумел сдержать язык за зубами, но только сказанного не воротишь.

Дело в том, что вследствие удара о почтовый ящик в черепе Сэма образовалась огромная вмятина, а один особо прыткий осколок кости оказался зажат в складках мозгового тела и не терпел хирургического вмешательства. Придя в себя, шокированный юноша непредусмотрительно и недальновидно пожаловался врачам, родственникам и приятелям, что слышит голоса в своей голове и видит странные вещи. Это стало сенсацией крошечного городка. Жители и судачили что только о Сэме и его помешательстве, строя причудливые теории.

Самой распространенной, конечно, стала версия о сумасшествии и это естественно. О чем в первую очередь думают люди, узнавая, что кто-то слышит внутри своей головы голоса? Разумеется, они сочтут беднягу чокнутым!

Но как уже приводилось ранее, городок был так мал и скушен, что жители не стали останавливаться на столь банальных доводах. Мистер Дорс, престарелый священник из городской часовни, недолго думая, объявил Сэмюеля мессией. Горстка верных его прихожан несказанно обрадовалась, призывая почитать и оберегать юношу.

Прослышав о самодеятельности святого отца, старуха Харрис так возмутилась, что организовала контр-движение из противников теории 'мессии' Сэма, провозгласив его исчадием ада, мерзким сатанинским отродьем. А как должно поступать с этакими негодниками? Правильно! Звать экзорцистов! Но откуда в захудалом городишке экзорцист? Потому, посовещавшись и не мудрствуя лукаво, сторонники миссис Харрис приняли решение сжечь нечисть на костре.

Мистер Хотхинс, не мыслящий и часа без бокальчика крепкого бренди, увидел в неприятностях Сэма подтверждение своих давних слов:

— Ага!!! Помните?! Помните?! В прошлом году я спалил сарай этого скряги Билла?! Ну, так я говорил тогда — это они! Марсиане! Они приказали мне так поступить! А теперь они добрались и до бедного мальчика! Это все их марсианские штучки!!

И, как ни странно, отыскались те, кто с готовностью поверил даже словам любителя бренди.

Нужно добавить, что затворничество, на которое обрек себя Сэм, вместо того чтобы сделать его незаметным, напротив, нагоняло в происшествие интриги, подливало масла в огонь. У дома несчастного постоянно дежурили разные люди: жаждущие благословения, прилюдного сожжения нечисти на костре, усекновения марсианского шпиона и просто любопытные бездельники. Большей частью по этому Сэмюель и откладывал поход в магазин, оттягивая неприятное изо всех своих скудных сил.

Но в этот день юноше не суждено было тихо отсидеться. Вялый, измученный мозг, наплевав на убийственную концентрацию кофеина в крови и игнорируя запреты хозяина, провалился в небытие. И сейчас же на юношу накинулось все то, чего он так отчаянно страшился:

'Сэм...Сэмюель! Не нужно сопротивляться! Впусти нас... Замкни круг... Мы не зло! Мы несем благо!'

Юноша метался во сне. Его исхудавшее тело покинуло объятия кресла. Он катался по полу, в исступлении хватая себя за волосы, и скулил, словно побитый щенок:

— Нет! Нет! Оставьте меня!

А голоса продолжали нашептывать с нарастающей силой:

'Сэмюель! Послушайся нас! Ты получишь все, о чем мечтаешь: машину, славу, поклонников, красоту! Только замкни круг! Впусти нас! Ты будешь счастлив! Вы все будете счастливы!'

Сэм вырывал волосы с корнем, расцарапал ногтями лицо, выл раненным зверем, но голоса и не думали замолкать, суля высшие блага ему, его семье и близким. Он не верил им, боялся, старался отгородиться, но потуги его ни к чему не привели. Он не мог проснуться и отогнать от себя наваждение.

Сэм не знал, что многие до него в разные отрезки былого терпели уже эти дьявольские муки. Одни и впрямь сходили с ума, другие добровольно уходили из жизни, а третьих растерзали доброжелатели, страшащиеся всего неизвестного. Сэм был достаточно крепок волей, чтобы не позволить помутиться рассудку, и слишком труслив, чтобы покончить с собой. А помочь ему было некому — он остался один на один с тем, чего не понимал и страшно боялся, чему с каждой минутой становилось все сложней противостоять.

Так, в метаниях, в борьбе с самим собой проходили дни, а затем недели. Люди ко всему привыкают, вот и Сэм смирился, что больше не одинок в своей голове. Он настолько осмелел, что начал внимательно вслушиваться в посулы голосов и, мало-помалу, проникся к ним доверием. Более того — ему нравилось то, что они говорят! Чужаки знали, чем можно соблазнить юношу, предлагали немыслимое богатство и славу. И вот, однажды ночью Сэм сломался...

Следующим утром юноша поднялся вместе с солнцем и, не теряя времени, сгреб в охапку смену белья, зубную щетку и документы. Прихватил деньги, оставленные на продукты, и отправился на железнодорожный вокзал. Для начала ему нужно было раздобыть немалую сумму, с чем он и отправился к любящей и безотказной бабушке. Насочиняв старушке с три короба про несчастную любовь с девушкой из богатой семьи, которую мечтает сводить в консерваторию, но не имеет на это средств, Сэм удалился крайне довольный. Его карман приятно оттягивали пожертвованные бабулей шестьсот долларов, которых вполне должно было хватить на букет, фрак и билеты. Однако Сэм планировал приобрести только одно наименование из списка — билет. И ни куда-нибудь, а на далекий Туманный Альбион. Туда настойчиво звали его голоса в голове.

Во время полета он получил подробные инструкции, куда ему следовать дальше и что иметь с собой. По тому первое, что он сделал при выходе из аэропорта — приобрел в магазине причудливый набор: красное вино, хлеб, кусок парной баранины, жидкость для розжига костров и серебряную ложку. К этим же вещам он приложил маленькую золотую серьгу, похищенную загодя у матери, и горсть песка, заимствованную из детской песочницы.

Цель его визита ждала не далеко, в каких-то ста тридцати километрах от Лондона. У Сэма не осталось денег на дорогу домой, но они ему и не понадобятся, если задуманное голосами и выполненное им исполниться. Чужаки из головы ведь недвусмысленно заявляли: 'Ты никогда больше не будешь нуждаться!'. Когда он, великий Сэм, замкнет круг, ему останется купаться в деньгах и славе! Это он откроет дверь в новый мир! Его имя запишут во всех исторических документах! Его биографию дети станут изучать в школах!

Но нужно спешить. Чтобы волшебство свершилось, на небе не должно быть луны. Сегодняшний день идеален — серебристый спутник земли вступил в фазу новолуния. Сэм приобрел очередной билет до Солсбери, от которого оставалось рукой подать до цели путешествия.

На ухоженный автовокзал Солсбери он прибыл к семи часам вечера. Сверившись с картой, юноша с вожделением всмотрелся в северную полосу горизонта. Скоро, уже совсем скоро его жизнь изменится к лучшему. Если верить подсчетам, Сэм прибудет к месту спустя два часа пешей ходьбы. Еще два уйдут на подготовку: нужно разведать, убедиться в свободном доступе и при необходимости нейтрализовать посторонних — им нет места на проведении обряда. А то, чего доброго, и им перепадет награда от пришельцев! Ну уж нет! Только он, Сэмюель, достоин щедрой платы за труды! Только ему, Сэмюелю, купаться в лучах мировой славы!

Но Сэм волновался зря. За время пешей прогулки ему не встретилось ни единой живой души за исключением одной трусливой лисицы, что поспешила ретироваться. Должно быть, никому не приходило в голову ждать пеших туристов во мгле безлунной ночи. И вот, к концу второго часа ходьбы по зеленым просторам графства Уилтшир практически в слепую, юноша увидел их — едва различимые в неярком свете звезд каменные исполины. Конечный путь его путешествия, легендарные громадины Танцующих камней. Тысячелетиями люди гадали, для чего был воздвигнут мистический комплекс стоунхенджа. Ему предписывались самые разные роли одна чудней другой. И только счастливцу Сэмюелю удалось разгадать его истинное происхождение.

Необычайно гордый собой, юноша позволил себе полюбоваться на творение неведомых зодчих. А голоса в его сознании настаивали на немедленных действиях. Сэм встряхнулся и принялся за работу. Скоро, уже совсем скоро мир будет благодарить его за смелый и решительный поступок, ведь он откроет великую тайну, познакомит жителей Земли с иным народом, желающим поделиться с людьми своей мудростью.

Сэм пробрался в самое сердце танцующих камней и замер у монолитного алтаря. Внимательно вслушиваясь в инструкции извне, он начал замысловатые приготовления. Перво-наперво юноша откупорил бутыль с горючей жидкостью и, бережно проливая ее тонкой струйкой на поросшую сочной травой землю, очертил непрерывный круг в обход алтаря. Затем началась самая ответственная часть. Сэма не настораживала просьба голосов пожертвовать для дела немного собственной свежей крови. В конце концов, чего не сделаешь ради общего (и в особенности своего) блага? Не колеблясь, юноша рассек складным ножом кожу на тонком запястье и сцедил добрую сотню миллилитров сокровенной алой жидкости в заранее прибереженную керамическую кружку с отбитой ручкой. Разбавив жертвенную кровь ровным количеством горючей субстанции из пластиковой бутыли, Сэм тщательно перемешал полученный коктейль серебряной ложкой.

Голоса поторопили его, и Сэм с готовностью и смирением выполнил следующий шаг. Встав с восточной стороны, откуда завтра по утру не смотря ни на что поднимется солнце, он рассеял горсть припасенного песка, а затем порывисто выплеснул приготовленную смесь прямо на поверхность древнего алтаря. Трясущимися от волнения руками, юноша зажег охотничью спичку и бросил ее в центр образовавшегося пятна. Он даже не удивился, когда на смену синеватому пламени по алтарю заструились кроваво-красные полосы света, сложившиеся в сложный узор колдовской пентаграммы — он ведь был заранее предупрежден. Впрочем, подготовленность не помешала юноше отметить шедевральную красоту творения древних магов.

Далее Сэмюель проделал следующие вещи. Он извлек из рюкзака баранину, хлеб, вино и сережку. Немного погодя добавил к ним и тщательно протертую о собственную футболку серебряную ложку. Настало время начать самую ответственную часть ритуала. Малейшая погрешность и все придется начинать заново. От Сэма требовалось правильно разложить имеющиеся предметы в искомые секции пентаграммы. Сосредоточенно вслушиваясь в шелест всеведающих собеседников внутри черепной коробки, он приступил к действиям. И так. Хлеб в верхний луч — сейчас же схема озарилась ярким всплеском кроваво-красного, означающим, что Сэм не ошибся. Баранину в правый средний луч — еще одна вспышка. Юноша отсек горлышко винной бутылки о край каменного алтаря и пролил немного терпко пахнущей жидкости на левый средний луч — все верно. Мамину серьгу в правый нижний — алое сияние нетерпеливо запульсировало. И последний штрих приготовлений — в левый нижний луч отправилась серебряная ложка. В центре сияющей пентаграммы вспыхнул и остался зажженным неясный Сэму символ, а магический рисунок воспылал так ярко, что осветил все древнее строение. Вот и отлично!

Выплеснув остатки горючей жидкости на алтарь, Сэмюель перевел дух, удовлетворенно потирая руки. Осталась самая малость. Юноша вынул из кармана коробок и выцарапал толстую охотничью спичину. Как вдруг...

— Эй! Вы что там устроили?!

Гневный оклик поверг Сэма в шок. Руки дрогнули, выронив вожделенное огниво. Юноша упал на колени, судорожно шаря в невысокой траве, и оглянулся. К громаде стоунхенджа быстро приближалась одинокая темная фигура, прорезая мглу белым лучом фонарика.

— Матерь божья! Что это тут творится?!

Вмиг растеряв всю свою уверенность и хладнокровие, Сэмюель начал задыхаться от ужаса. Чем он объяснит происходящее? И станут ли его слушать? Юноша наконец нашарил коробок и прижал его к груди как величайшую ценность. Мужчина с фонарем замешкался, явно не решаясь сократить дистанцию.

— Ну-ка, выходите по одному! Предупреждаю! Без фокусов! У меня оружие!

Мышцы Сэма свело от страха. Он не в силах был пошевелиться. Но тут вмешались голоса:

'Не бойся, Сэм! Спеши! Открой дверь! Мы защитим тебя! Скорее!'

Конечно! Конечно! Ему нужно завершить ритуал! Тогда явятся его благодетели, и ему уже не посмеют ничего сделать!

Отчаянным рывком юноша вскочил на ноги, поджег спичку и щелчком отправил ее к пульсирующему алтарю. Не медля ни секунды, он выпрыгнул за пределы очерченного на траве круга и обернулся, потеряв дар речи от творившегося светопреставления.

Алтарь вспыхнул, охваченный разноцветным огнем. Языки всех цветов радуги переплетались в причудливые фигуры, вздымаясь все выше в смолёно-черные небеса. Искры снопами сыпались из накалившегося до бела камня, порхая в воздухе словно живые существа. Потоки жидкого пламени растекались по траве, не причиняя ей никакого вреда, и вот, наконец, вспыхнул очерченный Сэмом круг. От яркости радужного огня слепило глаза, и всего на какую-то долю секунды юноша зажмурился. А когда вновь разомкнул веки, не смог сдержать вздох восхищения — над полыхающим алтарем возвышалась громадная огненная арка. Раздался резкий хлопок, и волна теплого воздуха повалила Сэмюеля на мягкое место. Он неловко заворочался, силясь подняться, и тут заметил их.

Прямо из бушующего пламени вынырнули четыре изящные фигуры. Если бы Сэм не был уверен в обратном, он вполне мог бы назвать их людьми. Статные, подтянутые мужчины спрыгнули с алтаря, и, не обращая внимания на застывшего с отвисшей до земли челюстью Сэма, принялись действовать. Их плавные движения напоминали слаженный грациозный танец и завораживали фантазию.

Юноша потерял счет времени. Сколько он любовался длинноволосыми пришельцами из иного мира? Минуту? Час? Год? Сэм опомнился, когда осветившее все вокруг пламя в одно короткое мгновение разом прекратило свой пляс. Мир погрузился в кромешную тьму. Совсем ненадолго, но достаточно для того, чтобы юноша успел нешуточно струхнуть. Но вот округа снова озарилась слепящим светом, теперь уже бледно-желтоватого оттенка, и Сэм смог оценить результат танцев четверки пришельцев. От увиденного перехватило дух. Из темного неоткуда у внешнего периметра стоунхенджа возвысились исполинские молочно-белые врата. От взгляда юноши их частично защищали силуэты каменных блоков танцующих камней, опоясывающих по кругу обгоревший алтарь.

Четверки пришельцев нигде не было видно, но со стороны врат долетали отзвуки чьих-то голосов. Сэм вскочил на ноги и храбро потрусил на шум. Ему нечего бояться — он выполнил все, чего они просили, а вот пришельцы имеют к нему должок. Если они решили, что могут надуть Сэмюеля Смита, воспользоваться его выдающимися способностями, а затем оставить с носом — пришельцы сильно ошибаются! Он это так не оставит!

Сэм выскочил из-за монолитного блока и пораженно покачнулся на одеревеневших ногах. Четверо изящных пришельцев не теряли времени зря: из белесых врат, открытых ими (ну а кем еще?) сотня за сотней выходили грозного вида воины. Именно воины, Сэм не мог ошибиться — броня и суровые, решительные лица вышагивающих строем мужчин недвусмысленно намекали на их намерения. Сэмюель испугался: разве может вооруженная армия нести благо для жителей Земли? Впервые за последний месяц юноша усомнился в добрых побуждениях и правдивости обещаний иномирянских пришельцев.

Недалеко от него, внимательно наблюдая за вратами, стоял один из четырех магов. Распущенные волосы цвета лунного сияния развивались по ветру, длинные руки сомкнуты в замок за спиной. Нет, не может такого быть, чтобы этот благородного вида пришелец с девчачьей прической собирался напасть на мир Сэма! Да что могут сделать эти бравые войны в допотопных латах с мечами наперевес против современного вооружения? Одного человека с автоматом достаточно, чтобы обратить их всех в бегство!

Сэмюель тряхнул головой и решительно зашагал к иномирянскому мужчине.

— Эй! — Окликнул его юноша. — А вы про меня не забыли? Кое-кто обещал мне награду!

Мужчина величественно обернулся на заискивающий голос Сэмюеля. Неторопливо смерил юношу брезгливым надменным взглядом, точно таким, каким достопочтенная миссис Роза провожала тараканов, хозяйничающих на кухонном столе, и, не слова не говоря, вернулся к созерцанию врат, потеряв всякий интерес к обескураженному Сэму. Будь парень хоть чуточку поумней, он немедля кинулся бы бежать куда подальше. Но алчность взяла верх над трусостью. Его решили надуть? Оставить без обещанной награды? Этому не бывать никогда! Гнев за пренебрежение к своей дражайшей персоне окрасил щеки юноши в пунцовый цвет. Сэм шагнул к пришельцу и протянул руку, чтобы схватить наглеца за плечо:

— Мы еще не...Уф!

Маг среагировал молниеносно. В развороте выбросил вперед правую руку, посылая импульс силы из раскрытой ладони точно в солнечное сплетение юноши. Парень отлетел на добрых несколько метров и рухнул в траву как тяжелый куль с зерном. Сэм извивался пойманной в паутину мухой, не в силах вздохнуть, скуля от боли и ужаса.

— Я сделал...все...вы...хотели...— всхлипывал он, тщетно стараясь отползти от надвигающегося мужчины с непроницаемым лицом. — Вы...обещали...заплатить...

По лицу пришельца пробежала волна отвращения:

— Так получи свою плату! — Холодно бросил седовласый иномирянин и звонко хлопнул в ладоши.

Сэм умер мгновенно, хоть конечности его еще долго продолжали конвульсивно подергиваться. Он даже не успел понять, что послужило причиной его смерти. Пришелец окинул отстраненным взглядом остывающее тело, чуть задержался на тонкой струйке крови, ползущей из уголка перекошенного в смертельной судороге рта, и безразлично отвернулся. Ему еще многое предстояло сделать.

В одном не ошибся Сэмюель Найджел Смит. Его имя не будет забыто, покуда жив хоть один человек на Земле. Нет более гнусного ругательства, более низкого, позорного прозвища, чем имя усопшего разносчика пиццы, что развязал войну. Тщеславный Сэм действительно числится во всех исторических летописях. Мир никогда не забудет о нем. Хоть и посмертно, но он все же обрел то, к чему стремился — славу, не меркнущую в столетиях...

Глава 2. Дезертир

Продираясь сквозь кусачие заросли крапивы, едва не превышавшие ее рост, Маша чертыхалась сквозь плотно сжатые зубы. Нет, как ни крути, а только ей под силу так облажаться! Подумать только! Она бессовестно проспала отбытие своей мобильной группы! Отошла подальше, чтобы не мешал гомон двух десятков устроивших плановый привал глоток, завалилась под кусток в теплый кружевной тенечек и забылась глубоким, спокойным, сладостным сном, наплевав на товарищей и возложенную командованием миссию! Браво, Мария! Двадцать человек теперь отдуваются за твою лень и, возможно, заплатят за нее собственными жизнями!

В праведном гневе, пыхтя как броненосец 'Потемкин', Маша с утроенной энергией принялась сражаться с крапивными дебрями, да только какой в этом смысл?! Ведь она отстала от группы на четыре часа! И снова по собственной глупости, решив срезать путь до искомого места операции. Да не учла, что местность для нее совершенно не знакомая, к тому же вдоль и поперек изрезанная глубокими оврагами, не обозначенными на карте. Если рассудить здраво, нет больше причины для движения вперед. Взглянув на наручные механические часы, Маша раздраженно тряхнула головой — операция завершилась более полутора часов назад. Но девушка не сменила направление. Что-то неясное неотвратимо влекло ее в точку, отмеченную жирным красным крестом в допотопной бумажной карте. Смутное ощущение тревоги грызло изнутри. Нет, она просто обязана убедиться, что план, составленный ее рукой, не дал сбоя. Что никто из товарищей не укрылся на века под неровным земляным холмиком, пополнив ряды 'безымянных жертв сопротивления' из-за того, что она, Мария, позволила себе урвать лишний часок сна...

Вырвавшись из гущи жалящих зарослей, девушка в изнеможении повалилась на колени, уткнувшись носом в сырую от утренней росы траву. Жадно хватая ртом воздух, она бессильно перекатилась на спину и немедленно зашипела от обжигающей боли.

— Гадство... — выдохнула сопротивленка, меняя позицию. Только три дня назад она перенесла жутко неприятную процедуру по изменению значения классового клейма. Маша имела неудачу испытать всю палитру болезненных ощущений далеко не впервые, потому достаточно быстро по своему мнению восстановилась и немедля отправилась участвовать в разработанной собственным скудным умишком операции. Ей пришлось долго уламывать командира базы Зотова, который стойко сопротивлялся ее сумасбродному желанию.

— Отдохни! — говорил он. — Ты не спала уже сутки! Ребята отлично справятся и без тебя. Ты составила хороший план!

В очередной раз товарищ Зотов оказался прав. Почему она замечает его мудрость только тогда, когда уже наломала целую поленницу дров?! Почему не раньше?!

Терзаемая муками совести, Маша терпеливо ждала, пока уляжется саднящая боль в области лопаток. Эта очередная выдумка шикаров с выжиганием на спинах землян классовых отметин огорчала девушку в данный период времени, наверное, более всех остальных их идей. Антигуманную меру предосторожности пришельцы впервые начали применять в самом начале бесконечного конфликта. Мария прекрасно помнила свою первую классовую отметину, состоявшую из двух численно-буквенных символов, вытатуированных на левом предплечье за неделю до собственного шестнадцатилетия. Тогда, после массового побега из детского приемника, она свела ее самостоятельно, попросту срезав лезвием отмеченный лоскут кожи.

Шикары быстро учились на своих ошибках, и вторая отметина в жизни девушки переместилась в межключичную зону. Возможно, в этом был смысл, так как кожа в том месте нежнее и чувствительнее, да и одеждой его сложно прикрыть. Эту метку Маша выжгла крепким марганцевым раствором.

И все бы хорошо, но не далее, чем два месяца назад девушка снова угодила в лапы чужаков. С момента ее последнего пленения утекло много воды, и прогресс шагнул чуть дальше. Поэтому очередную отметину ей оставили на спине, начав чуть ниже шеи и закончив у самой поясницы. Теперь шикары особо не церемонились, оставив позади технологию татуирования растительным соком. И вплоть до вчерашнего утра на спине Марии красовалась выжженная каленым железом метка классовой принадлежности, в оригинале звучавшая как 2А. В другой ситуации девушка бы похвалила захватчиков за изобретательность. Но это в другой ситуации... А в конкретной ей на своей шкуре пришлось почувствовать всю прелесть кошмарной процедуры. Ощутить прикосновение раскаленного добела железа, вдохнуть удушающий запах собственной тлеющей плоти...

— Фух! — Девушка вздрогнула от неприятных воспоминаний.

Со стороны шикаров такой способ довольно умен. Наконец-то они отбросили в сторону свое наигранное человеколюбие. Крупную выжженную метку практически невозможно свести, разве что полностью удалить кожный покров со всей области спины. Классовая отметина полагается каждому землянину без исключения, начиная с десятилетнего возраста. Первое, что требуют стражи при встрече — это предъявить метку. Не имеешь таковой? Изволь проследовать на тестирование. Сопротивляешься? Не беда, мы отведем тебя силой.

Весь фокус том, что метка присваивалась каждому человеку не просто за красивые глаза. Она освещала класс его опасности для действующего политического режима. Зотов шутил, называя ее 'шкалой ненависти', как оно в сущности и было. Шикары использовали две шкалы: численную от 1 до 10 и буквенную от А до Е. Буква обозначала уровень потенциальной опасности, а цифра так называемую 'уровневую напряженность', иными словами временной промежуток до перехода на следующий уровень. Люди по своим природным качествам и дарованиям условно делились на три основных категории: тех, чей уровень непрерывно возрастает; тех, чей снижается пропорционально адаптации к режиму; и тех, у кого он остается неизменным с момента начала конфликта и до сегодняшнего дня. В народе последних именовали середнячками.

Присвоению классовой метки предшествовал цикл унизительных и подчас очень болезненных экзекуций, ласково именуемый тестированием. Вспоминать его подробности Маша не собиралась, искренне надеясь, что больше никогда ей не выпадет в нем поучаствовать. Врагу не пожелаешь. Легче стерпеть двадцать раз по клейму на спину, чем единожды вынести 'тестирование'.

Уровень Е и Д чаще присваивался жителям нейтральных поселений. С и В сопротивленцам и заключенным трудовых лагерей. Классу А повезло больше остальных — этих счастливчиков немедленно ссылали в закрытые подземные шахты на мучительную смерть от отсутствия солнца, пищи и витаминов. И никто никогда не видел человека, носящего на теле метку свыше 5А уровня опасности. Не трудно догадаться, почему. В народе болтают, что для их ликвидации у пришельцев предусмотрены даже специальные площадки, которые они так красиво называют — 'кольцо последнего вздоха'...

Однако же люди и здесь отыскали крохотный просвет. Как выяснилось опытным путем, при наличии силы воли, острого желания и крепкого организма метку можно сфальсифицировать. В случае Маши это стало жизненной необходимостью. Девушку вновь передернуло при воспоминании о нескончаемой ночи, когда мастер кропотливо пережигал уже существующие линии на ее спине, придавая им новое значение. Зато поутру еще не отошедшая от наркотика Маша обнаружила на себе не метку смертницы, звучавшую в переводе как 2А, а вполне годную для жизни 3Д.

Принадлежность к возрастающему классу смертников и стала причиной, по которой Маша решилась отредактировать свою метку. Клеймо 2А, огнем горящее на лопатках, в скором времени грозило превратиться в смертный приговор. Хорошо хоть от шахт ее уберег своевременный побег... Если уж вдуматься как следует, то непонятно, что хуже: быстрая смерть в 'кольце' или медленное затухание без шанса на спасение в подземных шахтах.

Не справедливый, не оправданный страх шикаров перед обладателями А классов погубил огромное множество невинных жизней. Большую часть их ликвидировали в самом начале войны. В список неизменно входили выдающиеся умы старого мира. Особо люто пришельцы наказывали ученых физиков, химиков и ядерщиков. Еще бы... После того, что сотворила Америка... Между тем, мало кто из тех людей мог нести реальную угрозу их режиму. Так же, как и миниатюрная Маша Смородина. Да, девушка действительно обладала некоторыми талантами в области тактики и планирования, но умений этих было явно недостаточно для причинения хоть сколько-то ощутимого вреда шикарскому племени. Мария понимала это совершенно отчетливо, но вовсе не горела желанием пытаться добиться справедливости у иномирянской правящей верхушки.

Сопротивленка тяжко вздохнула и поднялась на ноги. Мысли мыслями, но лучше будет объединить их с ходьбой. До вожделенного крестика на карте не менее шести километров по пересеченной местности, и сам он к ней не придет.

Первые признаки того, что тщательно проработанный план отклонился от заданного курса, Маша обнаружила еще в двухстах метрах от точки. Сломанные ветви кустарников и поврежденный обувью дерн явно свидетельствовали о скорости и небрежности, с которой уходила мобильная группа. Маша нервно огляделась и прибавила шага. Что пошло не так? Ведь операция планировалась не на пустом месте, а на достоверных, перепроверенных несколько раз данных, полученных от надежных людей. Неужели осведомители рискнули подставить девушку? Маша скрипнула зубами. Если так, то им придется дорого заплатить за каждое ранение, нанесенное ее товарищам.

Целенаправленно пробиваясь сквозь низкий подлесок, девушка беспрестанно озиралась, боясь увидеть только одно — свежий дымящийся холмик безымянной могилы. Хоронить павших воинов прямо на месте сражения повелось еще в начале конфликта. Именно для подобных случаев командир мобильной группы обязан был иметь в комплекте походного ранца флягу с особой химической жидкостью и узконаправленный взрывчатый снаряд. Уходить с места атаки подчас приходилось очень быстро. Уцелевшие бойцы не могли позволить себе забирать трупы убитых товарищей, так же как и устраивать полноценные братские могилы. Потому за годы сопротивления был разработан особый алгоритм действий, названный ритуалом отдачи последнего долга.

Саперной лопатой в земле делалось небольшое углубление, куда укладывался взрывчатый снаряд, активирующийся тут же, на месте. Громкость взрыва у этого снаряда была в разы меньше, но все равно неизбежно привлекала внимание к действиям группы. Однако люди редко оставляли ритуал неисполненным. 'Отдать дань памяти', — так назывался риск быть обнаруженными при активации погребального снаряда. Силой взрыва в земле образовывалась глубокая, но малая по площади воронка. В нее и укладывались бездыханные тела. Сверху трупы поливали химической жидкостью, которая принималась медленно выжигать мертвую человеческую плоть. Плюс этого метода состоял в том, что в отличие от обычного горючего 'трупному огню' не требовалось кислорода. Сразу после его разбрызгивания можно было приступать к сооружению могильного холма. Как правило, его насыпали из подручных материалов: камней, земли, коряг, дерна. В таком укрытии трупы тлели не менее пяти часов до полного исчезновения, а между тем насыпной холм постепенно оседал, замещая освободившееся от тел пространство. Спустя сутки мало кто мог догадаться, что здесь были захоронены люди. О безымянной братской могиле напоминала только кроваво-красная капроновая лента, обвязанная вокруг ближайшего дерева или камня.

В очередной раз оперевшись ладонью на тонкий ствол молодого орешника, Маша вздрогнула как от удара током. С замиранием сердца повернула голову и горестно застонала, узрев трепещущую в легких струях ветра алую ленту. Колени безвольно подогнулись. Онемев от ужаса, горечи и разрывающего душу в клочья чувства вины, девушка безотрывно глядела прямо на слабо дымящийся земляной холм. Скольких он скрывает под собой? Кто из товарищей нашел здесь свое последнее пристанище из-за ее, Марии, безалаберности, самоуверенности и лени? Слезы застлали глаза и покатились по щекам. Она хладнокровно послала товарищей на смерть, а сама в это время мирно отсыпалась под кустом сирени. Только она виновна в преждевременной гибели неизвестного числа поверивших ей людей. Она и никто боле.

Сколько времени девушка сидела так, не в силах пошевелить и пальцем? Сколько раз пожалела, что не лежит рядом с ними? Что не умеет призывать смерть как воины-шикары? И сколько бы просидела еще, если бы еле слышный писк переносного радиоприемника в нагрудном кармане солнцезащитной куртки не отвлек ее от отчаянных, самоуничижительных мыслей? С третьей попытки Марии удалось извлечь маленький прибор и нажать кнопку приема трясущимися пальцами. Из мятого динамика полились суровые, с тяжелым свинцовым привкусом слова:

— База 850 передает всем действующим базам: сопротивленка, носящая кодовое имя Смородина, по паспорту Мария Смородина, имеющая наспинную метку последнего образца 3Д классификации, с настоящего момента внесена в списки дезертиров и перебежчиков! За выдачу назначена награда. Укрывательство и пособничество дезертиру Марии Смородине карается по всей строгости законов военного времени. Рост сто пятьдесят три сантиметра, худощавое телосложение, темные волосы с широкой прядью белого цвета у левого виска, мутировавшие глаза неестественного оттенка. Повторяю: укрывательство и пособничество дезертиру Марии Смородине карается по всей строгости законов военного времени. И...Смородина! Если ты меня слышишь: лучше явись сама! База 850 конец передачи.

Приемник щелкнул и замолк, но Маша так и осталась сидеть с приподнятой кверху рукой и расширенными в ужасе глазами. Она без труда узнала голос Андрея Зотова. Последние года не слишком счастливой жизни девушка провела бок обок с этим сдержанным, жестким, а порою даже жестоким, но неизменно справедливым человеком. Превыше всего прочего он чтил свой долг и честь бывшего полковника объединенной земной армии. Мария любила его как своего наставника и друга. К нему она обращалась за советом, зная, что может рассчитывать на понимание и поддержку в любой ситуации. Он с отеческим терпением журил ее за мелкое пакостничество и неподчинение, и именно его Маша никогда в жизни не посмела бы предать. Именно по этому обвинение прозвучавшее из его уст стало для девушки ударом поддых, начисто вышибив из груди весь воздух. Обвинение, в котором не проскальзывало и намека на сомнение или сожаление. Лишь неприкрытая злоба и ненависть, разящаие эффективней острейшего шикарского меча.

Маша ни в коем случае не отрицала тяжести своей вины. Она обязана была быть вместе с группой в момент нападения. Обязана была вылезти вон из кожи, чтобы свести к минимуму человеческие потери, к которым привел сотворенный ее головой и записанный ее рукой план. Но что должно было произойти с мудрым, на удивление терпимым Зотовым, чтобы он вынес приговор, не выслушав даже ее версии произошедшего?! Как он мог поверить в предательство Маши, а тем паче измене родине?! Зотов, которому она доверила все свои тайны, с которым плечом к плечу прошла три последних года?! Почему он не выждал хотя бы пару часов? Маша вернулась бы на базу, упала перед ним на колени, рвала бы волосы, сама вынесла себе смертный приговор и привела его в исполнение, лишь бы не слышать разочарования в его голосе, обвинений в измене, с такой легкостью слетевших с губ!

Она пойдет к нему теперь. Дезертира и предателя, каковым отныне считалась девушка, расстреляют уже у периметра базы. Ну и что? С такими обвинениями ее волен прикончить без суда и следствия любой желающий. А так, добровольно встав под пули пулеметчиков родной базы 850, она сможет хотя бы посмертно заявить Андрею, что не сбегала, не пряталась, не сдавала свою группу на заклание врагу. Да, так она и сделает.

Отерев грязной ладонью лицо, Маша поднялась на шатающиеся, ватные ноги. Один единственный час промедления! Знай она заранее, к каким последствиям приведет сморившая ее дремота, навсегда отказалась бы от сна. Часок в сени сиреневого куста унес жизни неизвестного числа товарищей, уважение и доверие единственного близкого человека и ее будущее. Отныне она проклятая всеми смертница. И поделом...

В грандиозном расстройстве чувств Маша не придала значения тому, что ноги сами вынесли ее к месту недавней схватки. Девушка опомнилась, только споткнувшись о заваленную на бок гужевую повозку пришельцев. Бегло оглядев поле брани, Мария впала в мрачную задумчивость, на время вытеснившую из мыслей опасное в своей глобальности нервное расстройство. Что-то здесь было не так...

Пару недель назад девушка получила рапорт разом от четырех внедренных в нейтралпоселения людей. Каждый сообщал о небольшом обозе с конвоем, передвигающемся по 24 транспортному тракту. Это было странно, ведь шикары осуществляют перевозки строго по графику. Но проверка дала результат: пришельцы возводят новый трудовой лагерь в двухстах километрах к северо-востоку и им срочно понадобились материалы и рабочие руки.

Странно, что маги-пришельцы путешествуют пешими? Вовсе нет. Вначале конфликта они покорили половину земного шара меньше, чем за неделю. Все потому, что раньше они могли путешествовать сквозь дырки в пространстве — порталы, прямо под стать героям фантастического романа. Но после того, как перепуганные до икоты американцы жахнули по Европе четырьмя ядерными боеголовками, шикары растеряли часть своей магической силы. Биополе Земли взбунтовалось, отравленное выбросами радиации, и отказалось питать их силы. Хоть чем-то можно оправдать выходку американских военных, сделавших четверть мира непригодными к жизни...

К слову, шикары путешествовали не совсем своими ногами. Ведя неустанную компанию по уничтожению любой земной техники, они презирали автомобили и другие средства передвижения. Но легко вышли из положения, натащив из своего родного мира Отольда кучу всевозможных, жутковатых на вид тварей. Последние не протестовали и охотно обживались на Земле. Самую неприглядную породу узаши, этакую помесь кошки, собаки и ящерицы, шикары использовали в роли верховых. Громадные гусеницы в непробиваемых молочно-белых панцирях играли роль тяжеловозов. Их иномиряне впрягали в колесные гужевые повозки.

— Вот оно! — Встрепенулась Мария.

Конечно! Именно повозки! Вот, что ее насторожило. Девушка впилась глазами в ближайшее перевернутое днище. Пришельцы пользовали два вида повозок: колесные и парящие. Да-да, парящие. В родном мире шикаров существовали исключительно последние. После ядерной атаки исстрадавшаяся Земля дала пришельцам энергетическую отставку, и несчастным, скрипя сердце, пришлось перенимать человеческую идею колеса. Правда, самые сильные их маги до сей поры способны править парящими повозками. К великой удаче землян талантливые колдуны среди их народа так же редки, как гениальные личности среди людей. Но что же привело одного из лучших магов пришельцев (а может, и не одного) на заурядный, второстепенный транспортный тракт? В том, что колдун здесь находился, Маша не сомневалась. Она насчитала три парящие повозки и ни одной колесной. Могла ли срочность постройки рабочего лагеря загнать в эту глушь одного из сильнейших существующих магов? Сомнительно...

Дельце принимало паршивый оборот. Индикатор боевой готовности в голове девушки перещелкнулся в рабочее состояние. Вытянув из кобуры полуавтоматический пистолет, Маша продолжила осмотр арены сражения. В двух метрах от повозки обнаружилась первая пара трупов: тут-то Марии и вовсе стало не по себе. При жизни иномиряне явно слыли не простыми сопровождающими обоза. Мускулистые, подтянутые мужчины-шикары имели при себе не только обычные для пришельцев маньефы, но и...

— Сэмова печень! — Эмоционально прокомментировала Маша свое открытие.

На спине у остывших красавцев болтались парные клинки с инкрустированными рукоятями, которые бедняги не успели высвободить из перевязи. Клинки, что носили исключительно воины элитного императорского полка.

— Ничего себе, скромный обозик! — Маша тряхнула головой и нервно ощупала виски. Защитные руны вроде бы в порядке, можно продолжать осмотр.

Поодаль уютно расположилась еще одна группа мертвых всадников с императорскими клинками сфайями. И ни малейшего следа перевозимого ими груза. Честно говоря, Маша очень сомневалась, что таковой когда-либо присутствовал в этих явно дорогих, искусно украшенных парящих повозках.

— Да как вас сюда занесло-то?! — Вопросила девушка у окровавленных мертвецов, не особенно рассчитывая на ответ.

Глава 3

Едва уловимый шелест в густом малиннике заставил Машу вздрогнуть. Пусть война давно превратилась в профессию, она все же молодая женщина, отнюдь не слабая, но и не Рембо. Маша не разучилась пугаться, удивляться и трусить. И визжать так громко и пронзительно, как умеют только девчонки. Что она и попыталась доказать на деле, узрев два светящихся желтых глаза на тупоконечной морде, глядящих на нее из кустов. Вот только голос не подчинился. От потрясения горло сдавило стальным обручем, и вместо запланированного душераздирающего визга с губ сорвался задушенный всхлип:

— Срань какая...

Желтые глаза мигнули, а тупоносая морда ощетинилась полусотней клыков, каждый размером с большой палец руки девушки. Узаши предостерегающе зарычал.

Маша вскинула пистолет, ствол дрогнул, а палец с готовностью замер на полуспущенном курке. Тварь под прицелом странно уркнула и нелепо дернулась всем телом. Правда, совсем не от того, что в него угодила пуля. Слегка опустив оружие, ошалевшая от ужаса Мария пригляделась. Поза зверя, принятая девушкой за готовность к нападению, таковой не являлась. Да, зубастая тварь угрожала Маше, но больше от отчаяния и беспомощности, чем от желания убивать. Сперва землянка решила, что хищная иномирянская зверюга припала к земле, готовясь к смертельному броску. У страха-то глаза велики! А несчастная животина умирала от ран, выбрав заросли малины последним пристанищем. Голова твари безвольно покоилась на траве, а жилы на мускулистых лапах то и дело подергивались. Узаши старался подняться, чтобы принять смерть достойно, но силы уже покинули его. Все, что оставалось несчастному животному — скалить клыки в отчаянной попытке отпугнуть недруга от...седока.

Маша только сейчас обратила внимание на тело шикара, распростертое рядом с тварью. И ужас в девичьей душе уступил место щемящему сердце уважительному сочувствию к покалеченному существу, до последней минуты сохранившему верность мертвому другу. Понимает ли узаши, что произошло? Что наездник-шикар больше никогда не поднимется на ноги и не потреплет по холке? Маша заглянула в желтые внеземные глаза — тварь понимает.

Об отношениях между узаши и их седоками в мире людей ходили легенды. Необычная преданность монстров многих заставляла верить в их разумность. Маша так же склонялась к этой версии, но не горела желанием подтверждать или опровергать теорию опытным путем. И наблюдать страдания невинного любящего существа она тоже не желала. Узаши умирал, а его шикар уже мертв, так зачем продлять мучения зверя? Дуло пистолета качнулось, палец побелел на спусковом крючке. Один точный выстрел, и зверь отправится в вечность следом за своим другом. Узаши осклабился и зашипел. Маша тяжко вздохнула и...

— Что за..?

Мертвый шикар надрывно закашлялся и пошевелил рукой. Девушка устремила недоуменный взгляд на животное:

— Так он что, живой что ли?

Существо зарычало.

— Ну так бы сразу и сказал! А то стою тут, рыдаю!

Одним отработанным до автоматизма движением Маша скинула с плеч ранец и зарылась в его бездонное чрево. Вынув на свет аптечку, она, не колеблясь, двинулась к раненному шикару.

Враг? Друг? Ни то и не другое. Многие осудили бы девушку. Но в данный момент она не делала разграничений. Все личные враги почили с миром от ее рук в самом начале войны. Последний друг скончался менее получаса назад, публично обвинив ее в предательстве. Целых десять лет у нее было, чтобы обдумать и решить, как именно она относится к вялой войне, неспешно текущей на любимой Земле, и к захватчикам, что ее начали. На взгляд девушки в конфликте нет правой и виноватой стороны. У каждой из двух сцепившихся рас имеется своя, вполне логичная правда. Люди думают, что защищают свой мир и привычный уклад жизни от посягательств наглых узурпаторов. Шикары уверенны, что творят для людей благо, перекраивая их на свой лад, к тому же спасают прекрасный зеленый мир от творений его неблагодарных детей. Все они правы и неправы по-своему. И каждый из них знает, чем кончится война. Каждый видит, что первичные ожидания не оправдываются, но все едино продолжает к ним стремиться. Люди проиграли это сражение. Уже очень давно, еще в те времена, когда шикары разгромили объединенную армию. Те жалкие кучки сопротивленцев, к которым и принадлежала Маша, ничегошеньки не могли изменить. Они до сих пор боролись, но их потуги в мировом масштабе были сравнимы с мелкими пакостями шаловливых котят, от того пришельцы и не торопились подавлять их активность.

А шикары... Они ведь тоже проиграли, как бы странно это не звучало. Видят ли они, что в попытках воспитать людей по образу и подобию своему, сами перенимают многие черты земной расы? Пройдет немного времени, и два мира ассимилируются, сольются воедино. Так какой же смысл проливать кровь и сражаться? Мария никогда не считала врагами иномирянских воинов. Да, она убивала. Но делала это без злобы, ненависти и удовольствия. Убивала, чтобы не быть убитой. За что винить таких же, как она, подневольных солдат? Если кого-то она и недолюбливала, так это правящие верхушки обоих государств. Ведь война — это их рук дело. Но увы, до них ей не добраться...

А здесь перед девушкой лежал распростертый на траве раненый. В битве она, не колеблясь и не сомневаясь, отняла бы у него жизнь. А после... Что она, монстр какой, чтобы добивать полуживых противников? Это как спорт: враги на ринге за его приделами могут быть лучшими друзьями. Шикар нуждается в немедленной помощи, и Маша способна облегчить его муки. Ведь, несмотря на все, что имело место быть в ее непростой жизни, девушка сохранила в себе человека. И сейчас она хочет одного — вырвать из лап этой сумасшедшей, никому ненужной войны хотя бы одну подневольную душу.

Узаши заподозрил неладное и недовольно заворчал, отметив странные, торопливые действия Маши. А когда она решилась подойти к седоку, собрал в кулак последние искорки воли и с поскуливающим рыком кинулся наперерез. Наверное, он желал, чтобы рычание казалось врагу грозным, но вышло у него лишь жалкое шипящее мяуканье. Маша замерла и серьезно заглянула в пару кошачьих...или собачьих...а может, ящеричных глаз.

— Слушай меня внимательно, зверь, — сухо обратилась девушка к узаши. — Я не враг вам. У меня было уже предостаточно времени и возможностей, чтобы пустить вам по пуле во лбы. Но вы до сих пор живы. Некоторые мои соплеменники считают тебя разумным. Я им верю, но мне не хотелось бы в этом разубеждаться. Посмотри, что я держу в руках — это аптечка. А это, — Маша покачала пистолетом, — оружие. Вот, я кладу его здесь.

Опуская пистолет в пожухлую листву, девушка не спускала цепкого взгляда с животного, а то, в свою очередь, пристально буравило ее желтыми глазищами. Пока все шло хорошо. Мария неоправданно рисковала, но что ей было терять? Все, что было ей небезразлично, закончилось полчаса назад после объявления девушки дезертиром. Не сожрет разъяренный узаши, так прихлопнет кто-нибудь другой. Никто не любит дезертиров и предателей. А так хоть польза какая — животинку накормит.

— Я постараюсь помочь твоему другу. Не уверена, что получится, но сделаю все возможное, чтобы отстоять его жизнь. Ты позволишь мне приблизиться?

Животное как-то особенно жалко обнажило клыки и прижало к голове тонкие острые уши. Гортанно заворчав, узаши бессильно уронил массивную голову на передние лапы. Он смирился. Отчаянье и страх за жизнь друга победили неприязнь к презренному врагу.

Маша кивнула, вполне оценив мудрость существа, и поспешила к распростертому на ковре телу шикара.

М-да... Товарищи из мобильной группы сотворили из пришельца знатное решето. Если бы не знаменитая шикарская кираса, он давно бы уже нуждался в могильщике.

Мария присела на корточки возле теплого тела. Дотронулась до выпачканного кровью лица и деловито приподняла веко мужчины, чтобы оценить реакцию зрачков. По телу шикара прошла дрожь, он дернулся и пришел в себя.

— Убей меня... — хрипло шепнули его губы, выплюнув бардовый сгусток. Кровь медленно скатилась по подбородку. Маша отвлеклась от поисков шприца и недовольно сдвинула брови.

— Ох уж мне эти ваши принципы! — Она мотнула головой, глядя в подернутые пеленой льдисто-серые глаза воина.

Шприц наконец-то оказался у нее в руках. Шикар дернулся и затих, лишившись сознания.

— Ну-ну, отдохни пока.

Маша вколола воину препарат обезболивающего с кровеостанавливающим и принялась за осмотр ран. Любой человек не выжил бы и с третью таких ранений. Но у шикаров отлично развита регенерация. Главное для его спасения — не дать погибнуть от потери крови, которой у него, судя по всему, и без того осталось немного.

Маша трудилась в поте лица не менее часа, прежде чем позволила себе удовлетворенно перевести дух. Устроившись на мягкой траве рядом с пришельцем, она расслабленно полюбовалась на плоды рук своих. Пара жгутов на предплечье и бедре, три извлеченные пули, разодранная на ленты нижняя рубаха, изрядно похудевшая аптечка и куча эмоций. Вот итоги ее напряженной деятельности. По какой-то причине раны не желали затягиваться, будто шикар препятствовал собственному выздоровлению. Что ж, вполне вероятно. Если в тот краткий миг, когда сознание к нему вернулось, иномирянин решил, что находиться в плену ( а что? Мария вылитый тюремщик! ), то, скорее всего, силой воли препятствует регенерации тканей. Маша уже видела такое раньше. Невероятно глупо с его стороны. Если в открытые раны просочится инфекция, девушка будет бессильна.

— Эй! — Мария оглянулась на напряженно замершего узаши. Подобрав с земли сухую легкую веточку, запустила ею в мохнатый бок зверя, дабы привлечь его внимание. Узаши оторопело тявкнул и глухо заворчал, устремив на девушку неодобрительный взгляд. — Я сделала, что могла. Остановила кровь. Но твой дружок не желает принимать моей помощи — не дает своим тканям начать регенерацию. Ты можешь на него как-нибудь повлиять?

Животное внимательно выслушало Машин вердикт и понуро опустило голову на лапы. Глубоко за узкими вертикальными зрачками узаши девушка различила клубящийся смог грусти, усталости и отчаяния. Огромный зверь тяжко вздохнул, в результате чего из широких ноздрей выступила кровавая пена. Маша встрепенулась, увидев этот нехороший признак глубоких внутренних повреждений, только сейчас осознавая всю серьезность ранений узаши. Хм... Если за долгие годы противостояния она научилась немного разбираться в премудростях физиологии шикаров, то об их верных спутниках узаши не знала решительно ничего. Обладают ли они регенерацией? Можно ли применять к ним медикаменты из стандартного набора аптечки?

Люди никогда не пытались приручить узаши. Еще в самом начале войны усвоив, что звери неистово сражаются в битвах до самого конца, их старались нейтрализовать в первую очередь. Если некоторые шикары и попадались в плен, их верные узаши никогда. Все они поголовно погибали на полях сражений.

Маша прочистила горло, гадая, как отнеслись бы к ней боевые товарищи, увидев, что она на равных разговаривает с вражеским верховым узаши. Но девушка чувствовала — зверь понимает каждое ее слово.

— Слушай, неведома зверюшка...

Узаши слабо огрызнулся не поднимая морды.

— Не обижайся, — виновато поправилась Мария, — никак не решу, как к тебе обращаться. Если бы ты позволил мне подойти и осмотреть твои раны...

Узаши негодующе вздернул морду и грозно оскалился, явно не горя желанием тесно общаться с землянкой. Девушка надулась от такого пренебрежения к свои добрыми намерениям:

— Ой, подумаешь! Не очень-то и хотелось! Помирай на здоровье, зазноба клыкастая!

Мария перевела вмиг ставший задумчивым взгляд на неподвижное тело шикара и озвучила свои мысли:

— А что мне-то делать? Вдруг ваши дружки обеспокоятся долгим отсутствием обоза? К тому же, они наверняка слышали погребальные взрывы...

Маша возвела глаза к небу и горько вздохнула. Воспоминание о погибших по ее вине соратниках по оружию ожгло душу хуже каленого железа пришельцев. Не время предаваться самобичеванию, для этого впереди еще целая жизнь. Встряхнувшись, девушка неимоверным усилием воли заставила себя думать о решении первостепенных проблем в лице бессознательного шикара, распластавшегося в малиннике, и его зубастого спутника.

— Ближайшее время мне категорически противопоказано встречаться с вашим воинственным племенем. Но и свои вряд ли обеспечат мне теплый прием. Эх...

Маша прислонилась спиной к поваленному трухлявому стволу дерева и вздрогнула от боли в потревоженном клейме.

— Я могла бы вас оставить...

Узаши пошевелился и навострил уши. Понятно, что в первую очередь его беспокоила их собственная судьба, а никак не переживания странноватой землянки.

— Пойти на север... — продолжала размышлять вслух оная. — Но что, если поисковая группа, посланная за вами, задержится? Твоему седоку не пережить ночь, а ты, как грозно бы не рычал, в защитники не годишься.

В подтверждение ее слов узаши грустно заскулил, не поднимая морды от земли.

— Вот если бы ты смог повезти его... — мечтательно протянула Маша. — Но ты, как погляжу, не в силах повезти и себя.

Животное тихонько тявкнуло.

— Н-дааа...

Мария прекрасно понимала, что не в меру щепетильная совесть не позволит оставить беспомощных пришельцев на ночь в лесу. Благоухание пролитой на землю крови разнеслось уже на многие километры, а значит, с наступлением темноты сюда стекутся оголодавшие толпы разномастных хищников и падальщиков. Полуживой узаши, слабеющий с каждой минутой, навряд ли отобьет им аппетит. К тому же, шикару грозит крышка без надлежащего ухода за его ранами, которого Маша не в силах обеспечить без горячей воды и чистых бинтов. Земная инфекция липнет на пришельцев как мухи на...не важно на что.

Но придет ли поисковая группа до ночи? Известно ли на пункте назначения о ценности обоза, который охранял десяток воинов императорского полка? Или, подобно мобильной группе сопротивленцев, это должно было стать для шикаров сюрпризом? В любом случае, Маша не могла позволить себе сомнительную роскошь пленения. Уж лучше позорная смерть дезертира и предателя, растерзанного бывшими боевыми товарищами! Поддельное клеймо на спине еще не успело затянуться, что не ускользнет от внимания тестирующей вражеской комиссии. Ее заставят вновь пройти через унизительные процедуры классификации, и, как только выяснится истинный коэффициент опасности, без лишних промедление сошлют в шахты смертников. В этот раз ей может и не посчастливится бежать...

В иных обстоятельствах Маша могла бы подождать поисковый отряд. Отойти на почтительное расстояние, затаиться в укрытии и посмотреть, найдут ли раненого шикара. Вот только, вдруг в конечном пункте планируемого прибытия обоза все же известно о ценности такового? В этом случае пришельцы, как пить дать, вышлют на поиски хотя бы одного сильного мага. А тип этот способен на всякие вещи... Иномиряне-маги умеют 'говорить с ветром' — с огромного расстояния распознавать чужие мысли и эмоции. Телепатическое разоблачение на месте преступления никак не вписывалось в планы девушки.

Десять лет назад, когда Англия была захвачена всего только за две ночи, мир хорошенько перетрухнул. Позже, когда люди сообразили, что подавить угрозу поодиночке не представляется возможным, земляне собрались в гигантское войско под названием Объединенная Армия Сопротивления. И именно ухищрения иномирянских магов привели к ее полнейшему краху. Мария хорошо помнила те времена, когда планету поглотило отчаяние: шикары знают наперед о каждом перемещении, о каждом самом хитром ходе, будто насквозь просвечивая людские головы.

Все переменилось одним летним днем, спустя четыре месяца после самой страшной, масштабной битвы в истории голубой планеты, вошедшей в летописи нового мира под названием 'последний день человечества' (немного апатично, но верно). Маша была там в звании подполковника объединенной армии сопротивления. В той резне она и обзавелась молочно-белой прядью в тогда еще курчаых каштановых волосах.

Так вот. Спустя четыре месяца после знатного побоища, по крайне нелепой, но судьбоносной случайности, рядовому под кодовым именем Сурок удалось захватить иномирянского мага. Мало кто знал, как все было на самом деле. Большинство считает, что к стойкому, гордому воину (других у шикаров не водится), для которого смерть в бою почитается за наивысшую награду, применялись жестокие, изощренные пытки. Настолько суровые, что он раскололся, выдав врагу многие тайны. Среди длинного списка затесался и вожделенный способ отпора для бесцеремонного проникновения в мысли. Как бы то ни было, всего один пленный шикар помог сохранить тысячи и тысячи человеческих жизней.

Маша стала одной из первых счастливых обладательниц защитных рун в височных областях черепа. Причудливые символы, выплетенные тончайшей нитью чистого серебра, вживили ей под кожу. С ними девушка и оставшееся еще не порабощенным человечество получили крошечный, но все же шанс продолжить сопротивление шикарским захватчикам, не страшась более провала каждого своего тщательно выверенного хода.

После последнего пленения Мария опасалась, что ее защита от телепатического проникновения перестала быть полноценной. Поймав сокрушительный удар сапога в левую сторону лица, она заподозрила, что тонкое плетение серебряной руны под кожей дало трещину. Во всяком случае, до того, как сознание покинуло ее, девушка абсолютно точно расслышала подозрительный хруст. Но что именно не выдержало натиска враждебного сапога разгневанного перебежчика — кость, руны или натянутые нервы — Маша поручиться не могла.

Ближайший к базе рунный мастер проживал в двухэтажном особняке внутри периметра нейтрального городка. Девушке, с не успевшей еще остыть меткой 2А классификации, соваться туда было строго противопоказано. Другого же способа проверить сохранность защитной руны не существовало. Потому Мария отложила поход в город до момента возвращения с задания, наивно полагая, что ничего сверхъестественного с ней не произойдет. И вот, пожалуйста! За несколько часов она превратилась в изгоя своего племени, дезертира и перебежчика, в буквальном смысле смертника. С не успевшим затянуться поддельным клеймом, возможно дефектной системой защиты от телепатического вмешательства, без четкого плана дальнейших действий, шатаясь на грани обширной депрессии. А главное, твердо задавшаяся целью спасти от смерти своего врага. Зачем? Кто его знает... Но отступать уже слишком поздно.

— Что ж, отлично! — С ноткой раздражения в хрипловатом сопрано заключила Маша. — Коль несознательная совесть отказалась идти на попятный, настало время продумать схему действий.

Вынув из нагрудного кармана куртки свернутую вчетверо карту, Маша расстелила ее на траве. На потрепанном бумажном полотнище не было нанесено никаких обозначений, дабы не раскрыть врагу расположение важных для сопротивленцев объектов. В случае внезапной смерти хозяина, посторонние не извлекут никакой пользы из поеденного временем пергамента. Все отметки и обозначения Маша несла в голове, и сейчас она занялась раскопками в покрытой плесенью памяти, стараясь грамотно наложить извлеченные данные на изображенную местность.

В каждом квадрате карты сопротивленцы имели замаскированное убежище с набором необходимых для выживания вещиц. В этом квадрате схронов было два — Маша точно помнила, ведь ей пришлось досконально изучить местность при разработке засады для собственной мобильной группы. Поводив пальцами по выцветшему листку, девушка пришла к выводу, что ближайшая лежка находится в двух километрах к северо-востоку отсюда. Не дурно. Осталось переправить туда раненого шикара. Маша оценивающе присмотрелась к бессознательному мужчине. Да... Дотащить тушу, втрое превосходящую девушку своими габаритами, может статься проблематичной задачей. Но делать нечего: решила помочь — помогай. Маша заглянула в раскрытую аптечку. Если дело станет совсем худо, она использует пилюлю-стимулятор, с давних пор хранящуюся на самый черный день. День же чернее этого и вообразить себе сложно.

Мария поднялась на ноги, с наслаждением потянулась и, в степени крайней задумчивости, почесала кончик носа.

— Жаль, что я не маг. Придется действовать по старинке.

Вынув из заплечного мешка рулон тонкой, но прочной нейлоновой бечевки, девушка освободила из ножен крупный охотничий нож и целенаправленно отправилась в заросли густой лещины. Узаши вопросительно уркнул, проводив ее тревожным взглядом.

— Нет, не ухожу. Сейчас вернусь, — отчиталась Маша и скрылась в подлеске.

Спустя двадцать минут импровизированные волокуши были готовы. Повалив четыре ореховые жерди с не обрубленными ветвями, Мария стянула их вместе бечевкой. В пяти местах. Соединив нижние их концы, она соорудила просторную петлю, которую планировала накинуть себе на грудь, дабы уменьшить нагрузку на руки. Прям аки бурлак со знаменитой картины старого мира! Отбуксировав шаткую конструкцию обратно на поляну, Маша пристроила ее параллельно вытянувшемуся на траве телу шикара и присела рядом на корточки:

— Карета подана!

Узаши напрягся, обнажив острые клыки, и утробно заворчал.

— Что? — Кивнула она животному. — Я хочу оттащить его в...

Инопланетный зверь не дал ей окончить фразы. Разъяренно взревев, узаши шатко поднялся на лапы, готовясь к нападению. От неожиданности Маша шлепнулась на мягкое место и нервно выругалась. А что? Не каждый день на тебя рычит ящерица-мутант, превосходящая ростом даже стоя на всех четырех конечностях! Куцый обрубок отстреленного хвоста чудовища подрагивал как у раздраженного кота, уши прижались к чешуйчатой голове, а с оскаленных клыков капала вязкая слюна с примесью крови. Незабываемое зрелище! Выражение ощеренной морды недвусмысленно намекало: 'Бежать бесполезно — человеческий бифштекс не сравнится со мною в скорости!'.

Мария с трудом преодолела сковавшее члены оцепенение и, сглотнув вмиг загустевшую слюну, постаралась исправить ситуацию:

— Угомонись, зверюшка! Ты неверно меня поняла!

Узаши взревел с новой силой и на шаг сократил дистанцию к своей предполагаемой жертве. Не отрывая глаз от впечатляющей до дрожи в коленках фигуры монстра, Маша пошарила по пустой кобуре на бедрах и в ужасе застонала — оружие так и валялось в траве, где девушка его оставила. Отсюда она никак не сможет до него дотянуться.

— Послушай, мы ведь подружились... Я помогла твоему седоку...

Узаши приблизился еще на два неуверенных шага. В его хищных глазах читалась отчаянная готовность защитить друга любой ценой.

Из курса выживания длиною в десять лет, Маша запомнила несколько важных советов на случай нападения зверя: ни в коем случае не выказывать страха, не отводить глаз и попросить Господа отпустить тебе грехи, ибо выполнить первые два пункта, когда на тебя надвигается истекающая слюной громадина, не представляется возможным. Да и молитва не выходила: от ужаса происходящего мысли спрятались в дальний угол черепной коробки и ни за что не желали выходить.

— Допрыгалась... — шепнула девушка пересохшими губами.

И тут провидение ниспослало чудо. Силы, дарованные яростью и отчаянием, покинули грозную инопланетную тварь. Узаши сделал третий шаг, к великому облегчению Маши ставший последним. Лапы подогнулись, не выдержав веса ослабшего тела, и животное рухнуло на землю, напоследок разразившись бессмысленным, но очень гневным лаем. А вы когда-нибудь слышали, как гавкают ящерицы? Лучше бы вам и не слышать — выходит довольно жутковато. Хищник не сдался так просто. С видимым усилием передвигая отказавшие подчиняться лапы, он упорно подтягивал мускулистое тело, все ближе подползая к очумевшей от страха девчонке, что вздумала забрать его седока.

Созерцание безуспешных стараний несчастного верного зверя в судорожных попытках защитить хозяина вернуло Машу к действительности. Спешно произнеся молитву благодарности, она зябко поежилась. Осознав, как близко была к участи тысяч разорванных в клочья, словно тряпичные куклы, людей, девушка выругалась. И ничему-то ее жизнь не учит! Расслабилась, решив, что отыскала с монстром общий язык, и едва не поплатилась за самоуверенность.

Призрачные видения минувших дней, проведенных в сражениях, отрезвили, наконец, разум. Маша стряхнула со спины нервные мурашки и начала действовать. Ощупав цепким взглядом неподвижную фигуру шикара (вот ведь счастливчик! Все ему до лампочки!), она, под зловещий аккомпанемент яростных рыков и завываний узаши, отстегнула от пояса пришельца заряженную маньефу. Ей не одну сотню раз приходилось становиться мишенью для этого дьявольски коварного оружия захватчиков. Каждая маньефа действует исключительно по воле владельца, по этому, не раздумывая лишнего, Маша сунула гладкую рукоять в обмякшую руку шикара и дважды сжала его прохладные пальцы. Едва доступный человеческому уху свист, и взбешенный на свое собственную беспомощность узаши свернулся в клубок среди желтых соцветий лютика.

— Прости меня, ужасная тварь, но мы не сошлись во мнениях...

Маша расслабленно выдохнула и, бережно высвободив оружие из руки ничего не подозревающего иномирянского мужчины, брезгливо отшвырнула его в загрубевшую от июльского зноя траву. Она не убила преданное животное — маньефа не несла в себе смерти. Она действовала гораздо коварнее...

Мария с глубоким отвращением воззрилась на оружие, принесшее столько неприятностей в ее и без того не особо радужную жизнь. Но, не смотря на физические и моральные убытки, она не смогла в очередной раз не восхититься шедевру шикарских оружейников. Округлая рукоять идеально повторяла все неровности и изгибы ладони и запястья владельца. Что не удивительно, так как маньефа изготавливалась индивидуально для каждого воина. Механизм действия несколько напоминал многозарядный земной арбалет, но лишь на первый взгляд. Будь это возможно, люди давным-давно позаимствовали бы полезную технологию, однако промышленному шпионажу мешал непреодолимый фактор, зовущийся магией. К чему утяжелять конструкцию громоздкими механизмами, если их успешно может заменить вездесущее волшебство? Из привычных человеческому оку деталей в шикарской маньефе наличествовали только барабан на сотню крошечных сонных игл диаметром менее миллиметра, узкое дуло, деревянный корпус, кожаный ремень для удобства пользования да острый металлический боек, приводимый в движение непостижимым для людей образом.

Мимолетным жестом кисти владельца, а если быть до конца точной — биополем упомянутого, в маньефе запускался таинственный магический процесс. Подчиняясь желанию своего хозяина, услужливый боек ударял по торцам спрятанных в барабане игл, отправляя их в сверхскоростной полет к цели. Игла впивается глубоко в мягкие ткани жертвы и мгновенно растворяется без остатка, погружая невезучий объект в глубокий сон без сновидений. Вернее, почти без остатка... Некоторый безымянный компонент сонного яда взял за правило откладываться в неприспособленных человеческих органах. И все бы ничего, но до сегодняшнего дня людям не было известно способа выведения ядовитых отложений из организма. В малых концентрациях они не причиняли вреда, и одно время сливки нейтральных поселений (а были там и такие) даже использовали иглы в косметических целях. Пока не выявились побочные действия. Так им, сливкам, и надо. Нечего ерундой маяться, пока полмира голодает. Яд этот начинал причинять вред по мере накопления и индивидуальной переносимости, пагубно влияя на дыхательную систему, вызывая астмы, бронхиты и прочие легочные недомогания. Шикары со своим показным гуманизмом были прекрасно осведомлены на сей счет, но не отказываться же от столь действенного оружия из-за горстки шибко болезненных земных сопротивленцев? Может, они и вовсе симулянты? У самих-то пришельцев яд никаких последствий не вызывал. А недовольным шикарская верхушка настойчиво советовала отказаться от продолжения агрессивной политики против нового режима и переселяться в нейтральные поселения, где из маньеф в них никто стрелять не собирается.

И конечно, так же как и на каждое вещество, на сонные иглы нашлись свои аллергики. Немного, всего тысячная доля от населения планеты. Этим счастливчикам приходилось особенно сладко. Каждое попадание сонной иглы отдавалось в их организме сумасшедшей болью, судорогами и сильнейшими дыхательными спазмами, зачастую ведущими к смерти. Но не смерть здесь самое страшное... Пожалеть стоило тех, кто всем сонным иглам назло оставался живым, а на пике очередного приступа всей душой искренне об этом сожалел. Накапливаясь в организме у таких людей, яд вызывал необратимые изменения физиологии. Прям как в косметическом салоне сливок нейтрального города, только в сотни раз больнее и явственнее. Проще говоря, аллергики, которым не удалось вовремя откинуться, медленно, но неуклонно мутировали.

Маша знала об этом непонаслышке, ибо волею судьбы сама принадлежала к невезучему меньшинству. Каждый раз после попадания очередной иглы, она неистово завидовала собратьям по несчастью, что погибли, не вкусив всей сомнительной прелести мутаций. Болевой или мгновенный анафилактический шок, удушье — вот судьба той тысячной доли, что страдала непереносимостью шикарского яда. Увы, неприятности Марии потекли по другому руслу, приняв иной характер, которому она сама с радостью предпочла бы участь задушенной отеком Квинке.

Учащенный, пропитанный адреналином пульс постепенно приходил в норму. А трусливое сердечко, попеременно вздрагивая, отважилось выползти из левой пятки, куда ухнуло, ища спасения от разъяренного узаши. Маша собрала в кучу уцелевшие после нападения нервные клетки, и опасливо приблизилась к спящему зверю. Задняя лапа прострелена на вылет в двух местах. Посыпав ровные отверстия порошковым антисептиком, девушка вернулась к шикару. Будь он в сознании, пожертвовал бы блузой ради перевязки ран своего верного узаши, чуть не отдавшего жизнь, защищая интересы седока? Маше не хотелось думать плохо об объекте своих нежных хлопот, поэтому она распорола просторное одеяние охотничьим ножом и аккуратно стянула его с мощного торса. Перевязав лапу зверя нарезанной лентами шикарской рубашкой, девушка припудрила антисептиком укороченный выстрелом обрубок хвоста и отверстие прострелянного уха. Но что поделать с прострелянной брюшной полостью, откуда непереставая сочилась густая темная кровь? Засела ли пуля во внутренних органах или прошла навылет и выскочила из правого бока, на который повалился узаши, застигнутый сонной иглой? Попыхтев пару минут над громадной тушей зверя, Маша поняла, что не в ее силах сдвинуть ящерицу с места. Делать нечего. Горестно вздохнув, девушка достала из аптечки капсулу с кровеостанавливающим. Если судьба благосклонна к узаши, препарат остановит кровопотерю. Если же нет... что ж, по крайней мере, он оборвет предсмертные муки зверя.

Закончив с первой помощью животному, к которому прониклась уважением до глубины души (нужно надеется, что взаимно — вторую попытку ее сожрать ее нервная система точно не переживет), Мария принялась за шикара. В несколько приемов она перекатила расслабленное тело на ореховые волокуши, не забыв при этом тщательно обыскать пришельца. Мало ли: откроется у него второе дыхание, решит еще с ней за доброту посчитаться... Собрала пожитки вместе с найденными у шикара мелкими прибамбасами в заплечный походный ранец и пристроила его в ногах пришельца. Парные императорские клинки приторочила себе за спину. Накинув петлю волокуши на грудь, в последний раз бросила взгляд на мерно вздымающийся бок узаши, пожелала ему поправиться и, сверившись с компасом, тронулась в путь.

— Нооо, лошадка! Будем надеется, ты не издохнешь по дороге, Мария...

Глава 4

Зацепившись ногой за колючую ежевичную плеть, Маша рухнула на четвереньки, да так и осталась лежать, не в силах подняться. Всей душой надеясь, что хотя бы первая половина пути минула за спиной, землянка отерла сочившуюся из носа кровь, силясь восстановить сбившееся дыхание.

Последние пять лет нос ее кровил по десятку раз на дню. Мария давно привыкла к этой неполноценности своего мутировавшего организма, но именно сейчас ее особенно нервировала запекшая в полостях и затруднившая дыхание жидкость. Хотя гораздо больше Машу все же беспокоила обожженная спина. Пот залил не успевшие затянуться ранки, и боль от этого стала попросту невыносимой. Девушка не была неженкой. За годы военной, а затем и сопротивленческой практики ее болевой порог значительно повысился. Терпеть, сжимая зубы, стало для нее обычным делом. Если бы не это сомнительное умение, она давно бы уже свалилась без сознания рядом с пришельцем. Кстати о нем...

Девушка грязно выругалась и перекатилась набок. Вывернув шею, поймала в фокус обзора тело иномирянского мужчины, привязанного нейлоновой бечевкой к волокуше из ореховых жердей.

— Разве такое возможно?! — Возмущенно выдохнула она. — Разве может вегетарианец весить добрых сто двадцать кило?! Это сколько же нужно сожрать капусты?!

Еще сотню метров назад Маша поняла, что не справится с ношей без чудо-пилюли стимулятора. Что может быть проще? Раз, и проглотил глянцевито-черную таблетку! Но Маша тянула до последнего, зная, чем придется расплачиваться за мгновенный приток энергии.

Экспериментальный препарат выпустила французская фармацевтическая компания для нужд действующей тогда армии. Черные пилюли сочли панацеей, ответом вражеской магии. Солдаты, употребившие стимулятор, могли не есть, не спать и не отдыхать целыми неделями. Пилюли шли 'на ура'. И только спустя месяц тестирования на военнослужащих выяснилась неприятная обратная сторона монеты. Зачастую люди, съевшие чудо-таблетку, начинали ощущать себя супер-героями и переставали делать необходимые перерывы между приемами. Хуже того — препарат вызывал полное привыкание у девяносто пяти процентов военных. Закономерный итог: вернувшись с успешно проведенной операции погиб целый полк солдат. Вечером они праздновали свою победу, а утром товарищи обнаружили на койках их хладные трупы. Вердиктом врачей стало критическое нервное и физическое истощение из-за неконтролируемого приема стимулирующих пилюль. Выпуск препарата запретили, с чем Мария была полностью солидарна.

Одна чудо-таблетка не сможет навредить ей слишком сильно, но за оглушающий всплеск энергии девушке придется заплатить несколькими днями немощной дряблости и приступами сильнейшей головной боли. Однако иного выхода нет: если она действительно желает оттащить не в меру упитанную тушу шикара до скрытой в глубине леса лежки и не останавливаться на ночлег в чаще, Маше просто необходимо употребить коварную пилюлю. Простонав колкое нелитературное словечко, девушка снова перевалилась на четвереньки и неуклюжей коровкой поползла к заплечному мешку, покоившемуся между икр шикара.

Вяло копаясь в содержимом рюкзака, Маша бросила взгляд на лицо пришельца и вздрогнула, от неожиданности выронив раскрытую аптечку обратно в сумку. Льдисто-серые глаза мужчины были открыты и безучастно наблюдали за ее действиями. Увидев, что Мария обратила на него внимание, шикар твердо произнес:

— Убей меня! — Короткая фраза-приказ не приемлющая неподчинения.

Брови девушки столкнулись на переносице:

— Не могу, я вымоталась до предела, — сухо ответила Маша. — Если есть желание, убей себя сам.

Мария совладала с раздражением слишком поздно и тут же осеклась. Умеет же она поддержать тяжелораненого! Шикар больше не слушал — он вновь провалился в омут забытья. Холодной волной на девушку нахлынуло понимание: дав волю чувствам, она прозевала шанс убедить шикара в его безопасности. Маша должна была сказать, что он не пленник в ее руках, настоять на необходимости регенерации, а вместо этого посоветовала ему убиться! Наверняка после ее слов шикар с удвоенной энергией продолжит сопротивляться своему исцелению!

— Да, Мария Смородина! Сама доброта и сочувствие...

В расстроенных чувствах она снова принялась ворошить содержимое рюкзака. В животе послышались пронзительные рулады. А ведь и правда, когда она последний раз ела? Маша сморщилась и постучала по исхудавшему брюшку:

— Потерпи, мой маленький. Не время, сейчас стимулятором травиться будем.

Нащупав гладкий прохладный овал капсулы, девушка поколебавшись отправила ее в рот. Надкусив оболочку, Мария высвободила горькое содержимое, растекшееся густой лужицей на сморщившемся от ужаса языке. Землянка вздрогнула от отвращения и на корню подавила рвотный позыв. Гадость редкостная... С минуту она не чувствовала никаких изменений, только сердце быстро наращивало частоту ритма. В висках застучало, обжигающая волна растеклась по ослабшим членам и вот, наконец, девушка воспрянула духом, готовая к немедленным действиям. Энергия и самоуверенность забила ключом. Не задерживаясь боле не секунды, Маша вернулась в лямку волокуши:

— Ух! Вот это витаминка! Где пришельцы? Подавайте их сюда! Хотя нет, мне, пожалуй, одного достаточно...

С помощью стимулятора скорость движения по лесу возросла втрое. Еще бы! Да Марие сейчас и море было по колено, и горы по плечо! Поддавшись накатившему вдохновению, девушка едва не прозевала скрытое по всем правилам убежище. Так и прошла бы мимо врытой в землю партизанской лежки, если бы вовремя не споткнулась о выпирающее из почвы бревно кровли. Осмотревшись, она заключила:

— Тпррууу, приехали!

Чудо-пилюля требовала выхода. Мария высвободилась из бечевки, лишь мельком обратив внимание, что тонкий нейлон прорезал дыру в рубахе и растер в кровь нежную кожу груди. Не придав тому значения, — что есть эта кошачья царапина для супер-героя? — девушка отыскала заросший мхом и лишайником деревянный люк в убежище. Спустившись вниз по крутым ступеням, в ветхом мраке жилища она решила на ощупь отыскать керосиновую лампу, и только несколько минут погодя додумалась, что сподручнее будет воспользоваться походным фонариком. Выкарабкавшись наружу, слепо сощурилась в предзакатном солнечном свете. Шикар все еще был без сознания. Вытряхнув из заплечного мешка светодиодный фонарик, девушка вдохновленно устремилась к темному зеву убежища.

Внутренности землянки представляли собой одну, не очень-то просторную комнату. Пол из вертикально вбитых в почву древесных чурбанов не отличался ровностью. Стены безымянные мастера выложили осколками разнокалиберного песчаника. Пара отсыревших бревен по центру поддерживала бревенчатый же потолок, сплошь увитый гирляндами выпавшей из щелей паутины и пакли. У дальней стены возвышалась простая каменная печь, местами выпачканная сажей и копотью — Маша с шикаром не первые гости сей славной обители. Меблировка более чем скромная, этакий яркий пример абстракционизма, когда смотришь и недоумеваешь: как оно вообще стоит, от чего не падает и для каких целей предназначено. Пара узких не то коек, ни то лавок из нетесанных кривоватых бревен, колченогий стол, покосившийся табурет — вот и вся простецкая обстановка. В первую очередь строители думали о безопасности и практичности. Вряд ли их посещали мысли о красоте и уюте внутреннего убранства. У неровных, вырубленных в слоях глинистой почвы ступеней возвышалась древняя гора пустых консервных банок. Похоже, кто-то основательно подчистил неприкосновенный запас провизии. Что ж, того и стоило ожидать.

По всем правилам у дальней от входа стены рядом с очагом должен был иметься небольшой земляной погребок, исследованием которого безотлагательно занялась Маша. Там явно похозяйничал кто-то весьма неряшливый — большинство вещей были свалены с деревянных полок в одну неопрятную кучу на полу. После беглого осмотра Маша удовлетворенно покивала головой: того, что оставили прежние жильцы, вполне достаточно для жизни в минимальном, но все же комфорте. Выудив пыльную керосиновую лампу (к чему без толку тратить заряд фонарика?) и пластиковую канистру с остатками топлива, девушка занялась приведением жилища в подобающий для заселения вид.

Первым делом Мария организовала шикару постель. Решив, что на эту роль подойдет ближайшая к очагу койка, девушка удалила с нее тонкий, прогнивший насквозь матрас. Запасного обнаружить не удалось, но в кладовой нашлись четыре вакуумные спайки с утепленной армейской формой. Две из них были повреждены и впустили внутрь гибельную влагу. Но остальные прекрасно сохранились от влияния агрессивной окружающей среды. Две пары толстых форменных брюк и теплых курток отлично исполнили роль, отведенную матрасу. С бельем тоже повезло: на верхней полке нашелся неповрежденный герметичный сверток с надувной подушкой, сухим холафайберовым одеялом и бумажной простынью. Не бог весть что, но лучше, чем вообще ничего.

Маша торопилась. Действие чудо-пилюли могло закончиться в любой момент, а ей нужно переделать еще множество дел. Завладев в кладовой мало пригодной для носки, но еще довольно крепкой плащ-палаткой, девушка выкарабкалась на поверхность. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и лес погрузился в серый полумрак. Аккуратно распутав нейлоновые путы, не дававшие телу шикара сползти на землю с ореховых жердей (разрезать, конечно, проще, но крепкая веревка может не раз пригодиться в хозяйстве), она бережно перекатила пришельца на расстеленный рядом плащ.

— Ну-с, поехали, — Маша поднатужилась, сдвигая ношу с места. — Чуть-чуть... Еще немного... Раз ступенька, два ступенька — будет лесенка... Ой-ой! Не падай! Нам только переломов недостает...

Перед кроватью ее задумка встретила затруднение. Очень весомое — килограмм так сто двадцать. Поднять тяжелую тушу на высоту полуметра нешуточная задача даже для пропитанных стимулятором девичьих мышц.

— И что теперь?

Тут бы парочку домкратов. Но вот беда — вряд ли домкраты входят в список обязательного снаряжения убежища.

— Ладно, попробуем по частям...

Конечно же, Маша не намеревалась распилить шикара на части и сшить обратно на койке, хотя идея показалась ей крайне заманчивой. Девушку выручили пустые жестяные бочонки из-под солярки, нашедшие свой приют в уютном закутке у печи. Лежа на боку, они практически совпадали по высоте с бревенчатой койкой.

Первый бочонок Мария поместила под колени многострадального иномирянина. Потянув беднягу за обутые в высокие кожаные сапоги лодыжки, девушка заставила бочонок переместиться к пояснице. Под колени она подсунула вторую емкость, подтянув мужчину еще. Скоро свешенной на пол осталась только верхняя часть туловища, под которую и уместился третий бак. Оценив плоды своих стараний, Маша кивнула:

— А дальше ловкость рук и никакого мошенничества.

Девушке не понадобилось применять много усилий, чтобы бережно перекатить несчастного шикара с подложки из жестяных бочонков на узкую застеленную койку.

Стянув с мужчины кирасу, надетую на голое тело, так как рубашку она уже позаимствовала раньше для нужд обозлившегося узаши, Мария осмотрела загорелое тело в неверном свете керосиновой лампы. Запекшаяся кровь смешалась с пылью, образовав крайне не гигиеничную корку на коже шикара. В прошлом мягкие, светлые брюки пришли в полнейшую негодность — бурые заскорузлые пятна покрывали большую их площадь. Сняв кожанные сапоги, Маша размотала влажные от пота портянки. Безжалостно вспоров ножом грязные брюки, она брезгливо откинула их в угол. Переведя дух, задумчиво уставилась на нижнее белье воина, пожала плечами, взмахнула ножом и отправила тряпку вслед испорченным брюкам. Прикрыв обнаженное тело одеялом, девушка отправилась решать проблемы с горячей водой.

Перво-наперво Мария решила проинспектировать колодезную скважину. Источник питьевой воды неизменно присутствовал в любом скрытом партизанском убежище, как и запас консервированной пищи. Недаром укрытия носили говорящее название 'лежки'. Небольшая мобильная группа могла автономно прожить в них долгое время, пережидая неприятности и скрываясь от погони. Оснащение лежки позволяло более месяца не высовывать носа на улицу, а значит остаться не обнаруженным.

Запасы провианта предыдущий жилец уничтожил подчистую, если не считать четырех сиротливых банок с фасолью. Мария искренне надеялась, что уходя ему хватило совести по всем правилам законсервировать скважину. У дальней стены кладовой Мария отыскала большой обломок песчаника, призванный придавливать крышку колодца. Использовав печную кочергу в роли рычага, она сместила груз в сторону и подцепила вросший в землю край просмоленной деревянной крышки. На первый взгляд скважина показалась вполне функционирующей. Подобрав маленький острый камушек, отколовшийся от отделки стены, девушка запустила им в узкий темный зев колодца. Где-то глубоко под землей раздалось отчетливое мокрое 'плюх'. Значит, вода не ушла. Возликовав, Маша сняла с полки древнее пластиковое ведро с привязанной к ручке веревкой. Последняя истлела практически в труху. Вот здесь-то бережливость девушки и сослужила добрую службу общему благу: в ход пошел аккуратно отпутанный нейлоновый шнур с отслужившей свое волокуши.

Кряхтя от напряжения, Мария вытянула на свет керосиновой лампы пробную порцию воды. Прозрачная, прохладная. Девушка шумно втянула носом воздух над живительной влагой — и пахнет ключевой свежестью, а не торфяным болотом. Но запах запахом, а всяких злостных кракозябр в воде носом не учуешь. Стоит подстраховаться, если такая возможность имеется. Мария вынула из кармана куртки пластиковый футляр. Одно отточенное движение, и в воду нырнуло несколько обеззараживающих таблеток. Глядя, как они растворяются в кристально-чистой жидкости, девушка загрустила. На момент первого вооруженного столкновения с армиями шикаров ей было пятнадцать полных лет. Потому она отлично помнит, каким голубым было небо, какой вкусной была родниковая вода и каким ласковым теплом грело солнышко. Но большинство детей, родившихся во время опостылевшего сопротивления, запомнят только пожухлую сероватую зелень листвы, грязное запыленное небо, в котором плывет губительное для людей светило. И вместе с этим детские закрытые лагеря Виялилы. А о том, что совсем недавно все было подругому, они станут недоверчиво перечитывать в учебниках истории и тормошить наставников вопросами: 'А что, правда, так было? Не может быть!'. Но со временем и взрослые привыкнут. Как привыкли многие товарищи Маши, да и она сама... Довоенное прошлое сейчас кажется прекрасным, фантастическим сновидением, о котором можно с настальгией вспоминать долгими ночами и украдкой мечтать.

Маша зачерпнула пригоршню очищенной воды и энергично плеснула в лицо, разгоняя навалившуюся апатию. Почмокав мокрыми губами, девушка сочла жидкость годной к употреблению.

— Так, теперь дровишки.

Выбравшись из недр укрытия, Мария с удивлением отметила, что ночная мгла полностью оккупировала затихший лес. Благо топлива здесь было навалом. Быстро насобирав охапку сухих веток под ногами, девушка вернулась в землянку, плотно притворив за собой низкую дверь. Растопить печь не составило труда, сухие дрова занялись мгновенно. От тепла, разбежавшегося вокруг печи, да от уютного потрескивания огня в очаге и на душе стало особенно приятно.

Перелив обеззараженную воду в тонкостенный котел и водрузив сей на печную плиту, Маша занялась перевязочным материалом. Чудо-пилюля стимулятора потихоньку ослабляла влияние на организм. Силы покидали перетруженные мышцы, уступая место чудовищной усталости. Раскопав упаковку стерильного бинта в темноте кладовой, Мария воодушевленно приступила к самому важному делу.

Не было смысла кипятить и без того обеззараженную воду. Сняв подогретый котел с печи, девушка перенесла его к постели раненого. Срезав пропитанные кровью повязки, Мария повторно оглядела шикара. Навылет простреленное плечо, глубокая царапина от локтя до запястья, рваная рана в брюшной полости, и чуть не задетая пулей бедренная артерия. Если не помрет, то жить будет! Тщательно промыв все повреждения, при этом очень стараясь не намочить постель, Маша густо засыпала раны антисептиком и прикрыла тугими стерильными повязками. Все еще надеясь на хваленую шикарскую регенерацию, она не стала накладывать швов. Отерев остатками воды основные грязные разводы с лица и туловища своего пациента, Мария впервые обратила внимание на его внешность. А ведь было на что посмотреть.

По человеческим меркам все шикары без исключения считались поразительно красивыми. Даже те, что на самом деле таковыми и не являлись, выглядели гораздо лучше подавляющего большинства человеческих мужчин. Возможно виной тому был образ жизни, ведь в шикарах с младенчества тренировали воинов. Подтянутые, поджарые, высокие, мускулистые атлеты — женщины и на лица их почти не глядели, все больше фигурами и пластикой любовались! Мария не разделяла общественного мнения на счет иномирянской красоты, на то у нее были личные мотивы. Шикары буквально сводили с ума все женское население Земли. Чего стоили одни их хрустально-серые глаза и выбеленные лунные волосы, которые они, будто подозревая о влиянии на женские сердца, растили строго до поясницы. Высокие скулы, аристократические носы с легкой горбинкой, мужественные подбородки — типичное описание среднестатистического принца.

Однако шикар, доставшийся Маше, являл собою некоторое исключение от общего стереотипа. Не менее двух метров ростом, широк в плечах. Но его льняная грива доходила всего только до лопаток. Странно, Мария была уверенна, что длина волос — это непреложная дань их культуре и обычаям. За десять лет она ни разу не встречала шикара с шевелюрой длиннее или короче поясничного отдела.

Недостаток волос не единственный изъян в облике ее пациента. Загорелое до шоколадного оттенка тело шикара, а вернее плетеную гору стальных мышц без грамма жира, обтянутых тонкой эластичной кожей, сплошь и рядом испещряли мелкие загадочные шрамы. И это притом, что благодаря способности иномирян к регенерации у них не оставалось следов и от самых глубоких ран! А тут картина маслом под названием 'боевая слава матерого воина'. Даже грубые, жесткие черты лица шикара не избежали участи быть отмеченными: кривой белый рубец разделил пополам левую бровь, спустился к переносице и переполз на правую щеку до самого подбородка. Многие сочли бы это ужасным, вот только Маша видела и пострашнее, достаточно просто представить себе собственную спину. Но среди своих безупречных соплеменников воин-шикар все же смотрелся белой вороной.

— И где же тебя так угораздило..?

Глава 5. Мария

Мое тело обмякло, мышцы превратились в дряблое желе. Но я не могла позволить себе отключиться прямо сейчас. У меня оставалась еще одна, не менее важная задача — достучаться до сознания шикара, дать ему стимул бороться за свою жизнь. Дважды выронив из ослабших, дрожащих рук верткий флакончик нашатыря, мне все же удалось его открыть. Сперва нюхнула сама — полегчало... Затем сунула под нос бледному иномирянину. Шикар слабо зашевелился и попытался отстраниться.

— Эй! Эй, воин! Смотри на меня! — Я легонько тряхнула его за плечи. — Открой глаза!

Веки мужчины приподнялись, моргнули и окончательно распахнулись. Мутный взгляд невидяще ткнулся в потолок.

— Эй, я тут, прямо по курсу!

Светло-серые глаза сфокусировались на моем лице и замерли:

— Убей меня, — еле слышно выдохнул воин.

Я раздраженно поморщилась:

— Молчи и слушай. Внимательно. Ты не пленник мне, а я не твой тюремщик. Это, — я сделала неопределенный жест, обведя рукой нехитрый интерьер лежки, — военное убежище, где мы с тобой оказались по некоему неприятному стечению обстоятельств. Здесь нас только двое: ты да я да мы с тобой. Земным сопротивленцам ничего о тебе не известно. А я, в силу все тех же обстоятельств, не собираюсь о тебе заявлять. Так что, прошу, оставь свои замашки самоубийцы и позволь ранам затянуться! Глупо умирать лишь потому, что рядом с тобой оказался вражеский дезертир! Имей в виду, что в противном случае я заштопаю твои раны нитками, как проделала бы с любым своим товарищем-человеком! Мне пришлось столько поработать, чтобы сохранить твою жизнь до настоящей поры, и я вовсе не желаю, чтобы мои старания оказались напрасными!

От слабости в глазах у меня плыло, а ветхая землянка вертелась вокруг подобно карусели в детском парке моей юности. Я прижала прохладную ладонь к пылающему лбу и несколько раз глубоко вдохнула. Напрягая последние силы, я поднялась на ноги и отступила к соседней койке:

— Я все сказала. А сейчас разрешите откланяться. Что-то дурно мне...

Пол покачнулся на океанских волнах, чуть не сбив меня с ватных ног. Как я доволокла гудящие мощи до постели, остается только удивляться. Энергии не осталось даже на то, чтобы снять ботинки. Потому я ничком повалилась на койку в полной боевой экипировке: солнцезащитной куртке, грубых поношенных брюках с пристегнутой на бедре кобурой, и в грязных, пропитанных вечерней лесной росой берцах. Не потрудившись убедиться в успешном приземлении, уснула еще в падении...

* * *

Сквозь липкий сон в мое сознание ворвались странные, шуршащие звуки. Отработанная за десятилетие чуткость не подвела даже сейчас, в бессильном дурмане после приема таблетки стимулятора. Глаза открывать категорически не хотелось, да я и не торопилась. Умереть во сне было гораздо более для меня желанно, нежели терпеть болезненный откат препарата.

Звуки повторились. Несмотря на сонливость, вялость и головную боль, я все же обеспокоилась. Если судить по самочувствию, минуло около получаса с того момента, как я погрузилась в вожделенное забытье. Но внутренние часы, скорее всего, сбились с правильного хода, не выдержав моих издевательств над организмом. Нос, уткнувшийся в стык между двумя нетесанными бревнами койки, затек до полной бесчувственности. Силясь прийти в себя, я некоторое время бездумно таращилась перед собой в затхлую, подгнившую от многолетней запущенности и сырости древесину. Состояние моего нестояния оказалось настолько плачевным, что память не сразу сообщила мне о том, кто я такая, где нахожусь и что все это означает. И когда на меня свалилось внезапное озарение, я пожалела, что вообще очнулась.

Горестно застонав, я повернула на бок голову, расслабив задубевшую шею. Шум, нарушивший мой выштудированый сон, доносился с соседней кровати. Я не могла видеть, что происходит с раненым шикаром, так как его царское ложе располагалось дальше вдоль стены, да и керосин в стоявшей на столе лампе выгорел подчистую. Потому мне осталось только строить предположения, чем вызвана повышенная активность пришельца: шелест одеял и невнятная тихая ругань сквозь сжатые зубы немного утешили мое эгоистичное я. Это так здорово, когда ты мучаешься в компании! В одиночку намного обиднее.

-Эй, воин... — собственный голос показался мне чужим, так хрипло и слабо он прозвучал в кромешной тьме убежища. — Ты что там делаешь?

Звуки с постели шикара немедленно стихли.

— Сбежать, что ли, надумал?

Ноль реакции. А что ему стоило отозваться?! Сказал бы: 'нет-нет, как можно?!'. В настоящий отрезок времени меня бы это удовлетворило и позволило с чистой совестью уснуть обратно. Но пришелец-то у меня гордый! Станет он с врагом разговоры разговаривать!

— Тьфу на тебя! Вставать придется...

Медленно, сантиметр за сантиметром, я сползла с шершавой возвышенности койки и уселась попой на продуваемую сквозняком поверхность пола. Каждая клеточка гудящего тельца отзывалась тянущей болью в перетруженных, отравленных чудо-таблеткой мышцах. А грудь так и вовсе горела адским пламенем. Поковырявшись в недрах памяти, раскопала отрывочную информацию о натертой бечевкой ранке. Тогда, под действием пилюли, она показалась мне незначительной царапинкой, а сейчас ныла, словно залитая серной кислотой.

— Села...а больно то как... — прокомментировала я. — Еще рывочек, и может даже встану...

Я немного посидела, морально подготавливая себя к предстоящему подвигу. Развернув корпус на сто восемьдесят градусов, оперлась о покинутую койку и, тяжело пыхтя, выпрямилась во весь свой ста пятидесяти сантиметровый рост. Да, я не внушаю врагам ужаса своей худощавой и низкорослой фигуркой. Вздумай я в рукопашную напасть на двухметрового шикара, у меня будет лишь один шанс его победить — уморить хохотом. Ну и ладно, я уже упоминала однажды, что мой талант заключается не в физическом превосходстве, а в тактическом даровании. Моя задача — строить далеко идущие планы и порой украдкой пострелять из-за густого куста. Ходить в рукопашную дело больших, сильных и смелых мужчин. Как и таскать по пересеченной местности откормленных не в меру раненых.

— Ууу... — с безграничной жалостью к себе любимой протянула я, выпрямляя сведенную судорогой спину. — Все мои страдания из-за того, что один молчаливый шикар слишком много ест! Ай!

Я запнулась о покосившийся стол и зашипела. Вчера (или все-таки сегодня?) в удаленном от стола углу я пристроила вожделенную канистру с топливом для чадящей керосиновой лампы. Найти на ощупь крошечный фонарик не представлялось возможным, я категорически не помнила, куда сунула его перед сном. Через несколько осторожных шагов с вытянутыми вперед руками, я наткнулась на стену. Уже неплохо. Слепо нашарив угол, выругалась, угодив растопыренными пальцами в липкую паутину. Нет, паутина меня не пугала, а вот ее непосредственный хозяин с детских лет повергал в дрожь.

— Канистра...где ты? Ага, вот! Ааа!!! Он ползет! Ползет!!!

На какое-то время мы с рассудком разминулись. Я увлеклась хаотичными прыжками на месте с попеременными вскриками и хлопками по всем доступным частям тела. Дело в том, что паук в той памятной паутине вовсе не дремал. Не знаю, что он себе напридумывал, может, решил, что такой огромной мухи как я ему на всю жизнь хватит? Может, мстил за поломанный дом? Или же просто с перепугу заскочил ко мне на руку. Шутка ли: ночь, темнота, тишина — и тут к вам в новенькую паутинку лезет дезертир с пистолетом! Как бедняга вообще от разрыва сердца не скончался? Но когда я почувствовала суетливое прикосновение его восьми мохнатых лапок к своей обнаженной шее, разум мой (если таковой когда-либо присутствовал) ухнул в пучину паники. Война войной, но и некоторые женские фобии мне не чужды.

Проделав все соответствующие поводу процедуры, а именно: всласть поматерившись, поскакав, стянув куртку и взлохматив волосы, я обнаружила, что в помещении вовсе не так темно, как было всего мгновение назад. Сердце все еще бешено стучало в груди, но мозг уже анализировал природу слабого зеленоватого мерцания у меня над головой. Узрев источник, я окончательно избавилась от истерики, сменив ее на парализованное, благоговейное оцепенение. В центре комнаты, под низким потолком, висела крошечная светящаяся сфера, источавшая грязно-болотистое свечение. Я слышала, что шикары так умеют, но ни разу мне не приходилось своими глазами видеть осветительный огонек. Страшно, но очень классно!

— Так ты маг?!

Ноги подкосились сами собой, благо рядом услужливо нарисовалась шаткая табуретка. Кое-как переварив сей неприятный факт, я трясущимися руками наладила керосинку. В то самое мгновение, когда вспыхнул фитилек древнего как сам мир осветительного прибора, зеленая сфера растаяла в воздухе. Я потрясла всклокоченными в разгар битвы с пауком волосами и, обхватив голову руками, уставилась на бледную фигуру шикара. На его лице и обнаженном торсе играли блики пламени, создавая причудливое ощущение театрализованного представления теней.

— Ну, знаешь! — Изрекла я обвинительно. — О таких вещах обычно сразу предупреждают. В следующий раз вместо 'убей меня, убей меня' тверди 'я маг, я маг'. Действеннее получится. Найдется больше желающих отправить тебя на тот свет.

Устремив взгляд немигающих глаз в бревенчатый потолок, пришелец молчал. Напряженные мышцы лица выдавали весь спектр его неприязни. Не желает говорить со мной, не желает замечать моего присутствия, словно меня и нет здесь. Словно не я из кожи вон лезу, пытаясь сохранить ему жизнь. Мне то что? Я и не ждала благодарности. Сомневаюсь, что кто-то из шикарского племени вообще знает, что это такое. Но все равно обидно. И ведь понимаю, что пришелец-маг не завяжет милую беседу с земной сопротивленкой, но хоть бы слово произнес! Можно даже ругательное, только непременно вслух! Неприятно это — чувствовать себя предметом мебелировки... Но жить можно. Уймись, Маша! Будто никогда с шикарами не сталкивалась! Но все-таки любопытно, что же он хотел провернуть, шебурша и ругаясь под своим одеялом?

За бурлящими внутри черепной коробки мыслительными процессами я и не заметила, как сильно мне нужно по малой нужде. Лишь только представив себе это, я сразу услышала настойчивую мольбу организма: ' Хозяйка! Имей совесть! Давно пора воспользоваться кустиками! Из последней мощи терплю!'. Я уже собралась последовать зову природы, как вдруг меня осенило. Шикар-то хоть и не человек, но нужду справляет так же! Наверняка он старался подняться на ноги и отправиться на поиски уборной, а самочувствие не позволило ему этого выполнить. Гордыня военного мага никогда не даст ему просить о помощи человека, к тому же женщину.

Со свистящим стоном я встала с насиженного места. В кладовой мне довелось видеть несколько емкостей, годных сослужить роль больничного судна. Вот этот закопченный котелок придется как нельзя кстати. Приблизившись к постели нахмуренного шикара, который упорно не обращал на меня своего дррагоценного внимания, я потеснила край одеяла и примостилась рядом с пришельцем. Он содрогнулся от омерзения и поторопился отстраниться к стене. Сделав вид, что не заметила гримасы отвращения, отразившегося на его искалеченном лице, вкрадчиво произнесла:

— Вот, я тут тебе принесла...эээ...биотуалет, — вытянув руку, я потрясла котелком.

Пришелец смотрел мимо меня. Не понятно, были ли мои слова вообще им услышанны. Лишь скулы напряглись, да под загорелой кожей заиграли желваки.

— Оставляю это рядом с твоей постелью, — потрясла я в воздухе котелком, старательно давя в себе вновь встрепенувшееся раздражение. — Сейчас я уйду в лес, возможно, удастся отыскать съестного. Мы с тобой крайне ограничены в плане продовольствия. А ты не теряй времени даром — делай свои дела в котелок. По возвращении я все вынесу и осмотрю твои раны. Как там у тебя с регенерацией?

Шикара перекосило. С ненавистью он воткул в меня взгляд своих странных нечеловеческих глаз:

— Твои грязные руки не посмеют больше коснуться меня, человек!

Вот и поговорили. Кровь бросилась к моей голове, огромным усилием воли мне удалось сдержать рвущиеся наружу резкие слова. Ну что на дураков обижаться, в самом деле? Сжав зубы, я опустила котелок на пол у изголовья койки и медленно поднялась на ноги:

— Не стоит благодарностей, а то я смущаюсь. Такая мелочь для меня — придать свое племя, спасая шкуру раненого шикарского мага. А протащить его жирную тушу на себе два километра по лесу — тьфу, мне это раз плюнуть. Извести на него всю аптечку — ерунда! Дезертиру вторая с неба свалится. Только знаешь что, мой не в меру заносчивый друг? Будь твоя регенерация хоть трижды скоростная, с этой постели тебе не подняться еще пару дней точно. И если ты считаешь, что плавание в собственных экскрементах добавит тебе мужества и превосходства над грязной землянкой — дело твое. Я не в праве тебе запретить.

Накинув куртку, я проверила свой арсенал и, не оглядываясь, отправилась к выходу. Закрывая за собой трухлявую дверцу, холодно бросила в недра убежища:

— Оставляю тебя наедине с самомнением, развлекайтесь.

Глава 6

Над лесом занимался рассвет. На травах и кустах поблескивали бусинки росы, уже частично согретые бледными лучами смертоносного солнца. Кавалькады по-утреннему мелодичных птичьих голосов оглашали нехоженые дебри густо заваленного валежником леса. А недремлющие дикие пчелки давно принялись за свою обычную работу, трудолюбиво кружа над цветочными головками. Я глубоко вздохнула, до отказа наполняя легкие свежим, прохладным воздухом, и огляделась. Все в огромном мире идет своим чередом. Каждый занят своим собственным ремеслом. Никому из множества обитателей дремучего леска нет ровным счетом никакого дела до крошечной по вселенским масштабам драмы, развернувшейся в жизни человеческой сопротивленки и шикарского мага.

Если поисковые отряды не достигли места недавнего побоища до ночи, то сегодня с утра у них гораздо меньше шансов обнаружить следы и трупы. Хищники и падальщики хорошо поработали в течение ночи. После их тщательной, многоступенчатой уборки на месте происшествия вряд ли осталась хоть одна косточка.

Я похлопала себя по правому бедру, где в кожаной кобуре обитал полуавтоматический пистолет, и прислушалась. Где-то там, в глубине вековых зарослей, бегает мой завтрак. Смогу ли я его изловить в своем настоящем плачевном состоянии? Для начала следует справить немедленные физиологические нужды. С этой мыслью и ноющей болью нетерпения в переполненном мочевом пузыре я бодренько зашагала к ближайшим зарослям бузины. На ходу расстегивая ширинку, не потрудилась даже оглядеться как следует. А зря... Всегда знала, что невнимание, рассеянность и вечное упование на 'авось пронесет' меня погубят. Ума не приложу, как мне удалось дожить да двадцати пяти лет в условиях царившей в мире неразберихи и агрессии?! Каждый раз попадая в неприятности по собственному недосмотру, я клялась в будущем быть осмотрительнее. Однако, как наглядно продемонстрировали события следующих минут, неприятный опыт прошлого ничему меня не научил.

Скрывшись в кустах с самыми невинными намерениями в по-утреннему бесхитростных мыслях и приспущенными в надежде на несколько минуток одиночества в укромном уголке штанами, я с негодование поняла — место занято. Спустя первое мгновение отупляющего шока, я так же отметила — ждали именно меня. Падая на лопатки и шипя от боли, придавленая весом бурой туши, созерцая оскаленные клыки прямо перед своим лицом, заключила — ждали не для того, чтобы пожелать доброго утра.

Я лежала, не смея пошевелиться, чувствуя горячее дыхание узаши и многообещающее покалывание на собственной шее его несомкнутых клыков. Вот и пришел мой последний день на отравленной радиацией зеленой планете! Вот и делай после этого иномирянам добро! Представляю, как будут надо мной потешаться в мире мертвых: нашумевшую в свое время Смородину разорвали на части в кустах бузины при попытке пописать! Стоило ли рождаться на свет, чтобы так позорно завершить свое существование?

По туше сбившего меня с ног зверя прошла слабая дрожь, а в моей замутненной неуместными мыслями голове раздался отголосок чужеродной мыслефразы. Я поежилась: вторжение в глубоко личностное мозговое пространство пугало меня больше, чем немедленная смерть. Похоже, опасения насчет рунической защиты оправдывались, и она действительно дала трещину. Я протестующе заворочалась под чешуйчатой тушей своей хищной погибели и еле слышно, задушено просипела:

— Не смей лезть в мою голову, хам..!

Как ни странно, но это подействовало. Сбитый с толку узаши чуть отстранился и отнял удивленную морду от моей шеи:

— Урр? — Гортанно изрек потрясенный земной наглостью зверь.

Только сейчас я смогла разглядеть прострелянное левое ухо животного, узнав в нем полумертвого, а ныне вполне живого дружка заносчивого шикарского мага. Воскрес, значит...

— И тебя с добрым утром, не мышонок, не лягушка.

Узаши грозно заворчал и подался вперед.

— Погоди-погоди! Мне есть, что тебе сказать! — Засуетилась я.

Зверь замер в нескольких сантиметрах от моей многострадальной шеи. Я воспряла духом и поторопилась сбивчиво оправдаться:

— Твой маг... Ну тот, не знаю, кем он тебе приходиться. Хозяин? Седок? Товарищ? В общем, тот, которого ты охранял. Он жив, почти здоров и здесь неподалеку. В нескольких шагах. Я устроила его в подземном убежище. Хочешь — проверь!

Зверь недоверчиво прянул ушами и приподнял верхнюю губу, обнажив наводящие ужас клыки.

— Я не лгу! — Голос сорвался на писк. — Можешь съесть меня, если это ловушка! Пойдем со мной, сам убедишься!

Рыкнув напоследок, не иначе как в воспитательных целях, узаши убрал закованные в прочные чешуйки тяжелые лапы с моей груди и устроился рядом в позиции ожидания. Его прищуренные желтые глаза словно говорили: 'Заметано, девочка. Только дернись, и превратишься в нежнейший мелко нарубленный фарш'.

Кряхтя и морщась от боли в обожженной спине, я потерла продавленную животиной и без того пострадавшую от лямки волокуши грудь. Обиженно поглядела на терпеливо ожидающего узаши. Зверь не сводил с меня настороженных глаз, а его куций обрубок хвоста, до сих пор обмотанный обрывком шикарской рубахи, гневно подрагивал на мокрой от росы траве. После пережитого потрясения ноги подгибались, отказываясь держать подрагивающее в адреналиновом дурмане тело. Да что там! Я была уверенна, что отыщу в волосах вторую седую прядь! Разве ж можно так людей пугать! Зафиксировавшись в стоячем положении, я одернула задравшуюся куртку и накинула капюшон — солнце уже начинало жечь кожу. Зацепившись ладонью за расстегнутую ширинку, вспомнила, зачем полезла в злосчастные кусты. Смущенно глянув на узаши, я обозлилась на саму себя: вот ведь неудачница! Мало того, что лично сунула голову в его оскаленную пасть, а теперь еще вздумала стесняться в обществе ни то кошки, ни то собачки. А может, вполне вероятно, ящерки. Но ведь разумной вроде как...

— Послушай, я...ээ...пришла сюда как бы с определенной целью...

Узаши склонил на бок голову, давая понять — он весь во внимании.

— Я хотела...ээ...ну ты понимаешь! — Меня бросило в краску.

По озадаченной мордашке животного было ясно, чтоон не понимает ровным счетом ничегошеньки. Я собралась с духом:

— Я искала уединения! Ну...чтобы облегчиться!

Я почувствовала, как запылали мои уши, а чертова невоспитанная кошка (?) так и сидела, изображая пристальное внимание. Смущение сменилось раздражением:

— Да отвернись ты! Я вот-вот штаны намочу!

Узаши и ухом не повел. Только со всей доступной его звериной мимике красноречивостью уставился на мою набедренную кобуру.

— А морда не треснет?! — Задохнулась я от возмущения.

Но зверь проигнорировал мое восклицание. С самым невинным видом он повел головой и сладко, с удовольствием зевнул во всю ширину пасти, тем самым позволив мне вдоволь налюбоваться на впечатляющий ассортимент из острых как бритвы зубов. Я прониклась. Да еще как!

— На! Подавись, проклятый узурпатор! — Застонав от ярости и беспомощности, я всплеснула руками. Порывисто высвободив оружие, поставила на предохранитель и шмякнула его в траву к передним лапам зверюги. — Отвернись!

Терпеть уже не было мощи. Торопливо отступив несколько шагов, я сдернула брюки. Не потрудившись убедиться в выполнении узаши моей просьбы, опустилась на корточки.

'Как же жизнь все-таки хороша!' — думала я, застегивая ширинку. Кажется, такая малость, а ведь даже краски вокруг стали ярче. Воспрянув духом, поспешила повернуться к зверю и замерла на месте как вкопанная: не в меру прозорливая животинка подобрала с земли мой пистолет и теперь сжимала оружие в слюнявых челюстях, похоже не собираясь возвращать его законному владельцу. Я нахмурилась:

— И что это значит?

Зверь воспринял мой заискивающий вопрос как сигнал к началу движения и грациозно перетек в стоячее положение. Но я пошла на принцип и, сложив руки на груди, важно заявила:

— С места не двинусь, пока не получу оружие назад!

Громкий, полный нешуточной угрозы рык стал мне ответом. Сама не заметив, как это произошло, я уже резво трусила по направлению к убежищу, нервно оглядываясь на ковылявшего позади узаши.

В пути стало ясно, что зверь чувствует себя вовсе не так хорошо, как мне показалось при встрече. Каждый шаг давался ему с трудом. Узаши тяжело дышал и приволакивал заднюю лапу. На подходе к убежищу он стал заметно пошатываться. Должно быть, львиная доля энергии ушла у него на образцово-показательную засаду, устроенную в кустах бузины. Так ему, нечего людей пугать!

Поколдовав над дверным запором, я обнажила темный зев входа и, недолго думая, сунула внутрь голову:

— Маг! К тебе тут гости!

Не нужно быть телепатом, чтобы прочувствовать осязаемую волну презрительной ненависти, выкатившуюся из глубин землянки в ответ на мое жизнерадостное предупреждение. Узаши навострил длинные уши. Хмыкнув, я махнула рукой в пригласительном жесте:

— Он тебе очень рад! Спускайся!

Зверь нерешительно вильнул куцим хвостом и настороженно понюхал воздух.

— Да один он там! Один! — Рыкнула я, теряя терпение. — Я пойду первой, а ты ступай мне в след. Торжественно позволяю тебе меня съесть, если заподозришь подвох. Но только предупреди сначала!

Не оглядываясь, я спустилась по неровным земляным ступеням в освещенное неярким пламенем керосинки помещение. Слепо поморгала, привыкая к полумраку убежища после света утреннего восходящего солнца. Обведя комнату взглядом, не удержалась от ядовитого хихиканья, сопроводив его саркастическим комментарием:

— О, страшный зверь! Спускайся скорее, а то твой дружок забьет меня кочережкой!

В мое отсутствие шикар не терял времени даром. Уж не знаю, что придало ему сил для совершения подвига, но он умудрился не только сползти с постели, но и обзавестись грозным оружием в виде печной кочерги. Наверное, у него имелся коварный в некотором роде умысел: притвориться спящим, а когда я подойду поближе, хорошенько посчитаться со мной при помощи кочерги за нанесенное ему унижение. Как мужественно! Вот только вторая часть плана дала слабину: то ли я возвратилась раньше намеченного срока, то ли шикар не рассчитал своих возможностей. Как иначе объяснить то, что суровый с виду воин восседал на полу рядом со своей кроватью, наспех прикрыв наготу сдернутым одеялом, и со зловещим выражением украшенного шрамами лица сжимал в побелевших от напряжения пальцах орудие неудавшейся мести?

По-кошачьи мягкие шаги узаши раздались за моей спиной, и я с наслаждением увидела, как в немом изумлении вытянулось лицо моего агрессивного 'пленника'. Не желая становиться свидетельницей душещипательной сцены встречи двух друзей, до сей поры считавших друг дружку покойниками, я поспешила ретироваться:

— Отдавай мой пистолет! — Потребовала я у остолбеневшего, не сводящего желтых фосфоресцирующих глаз со своего шикара узаши. Челюсти животинки разжались, и я едва успела подхватить свое оружие до столкновения с полом.

— Страшный зверь, отвлекись на минуту от своего заносчивого дружка.

Зубастая морда медленно повернулась на звук моего голоса.

— Ты кажешься мне многим разумнее своего шикарского седока, поэтому именно к тебе я обращаюсь с вопросами безопасности. Я оставляю вас наедине и прошу всего о двух вещах: первая, и самая главная — не покидайте убежища. Ну, разве что по нужде, но очень осторожно! До своих вам, двум калекам, все-равно не добраться. Вряд ли случайные свидетели будут в восторге, увидев, как по лесу слоняется раненый узаши или шикарский боевой маг. Твой сумасшедший дружок еще очень слаб: присматривай за ним, не позволяй сильно напрягаться. Пусть заползает на койку и боле не двигается, и так вон одна рана снова открылась... И второе. Прошу! Не нужно устраивать мне сюрпризов! Я уже говорила твоему невменяемому дружку — сейчас я уязвима наверное больше, чем вы. Каждый сопротивленец на континенте знает меня в лицо и жаждет лично привести в исполнение смертный приговор, грозящий мне в свете недавних событий. Так что не нервируйте меня, не усугубляйте ситуацию. Не набрасывайтесь на меня из-за кустов и не встречайте на пороге с кочергой в руках. Я девушка добрая, но и пальнуть могу с перепугу. Или вообще обидеться... Ладно. Желаю вам славно провести время, вернусь — сообразим завтрак. Не спускай глаз со своего дружка! Он на всю голову отмороженный!

Закрепив оружие на отведенном ему месте у правого бедра, я поспешила к выходу. Пусть пообщаются, а я пока изловлю таки свой завтрак. Война войной, а обед по расписанию. Да огляжусь немного, проверю, как обстоят дела с шикарской поисковой группой.

Глава 7. Вереш

Вереш Пьиэлю, что в переводе на земные языки можно было трактовать как Дремлющий Ураган, не спал. Задумчиво уставившись в приподнятое изножье бревенчатой лежанки, он размышлял о превратностях судьбы и о том, как найти выход из сложившейся ситуации. Кадол дремал рядом. Узаши крепко досталось в той лесной бойне с людьми. С его приходом жизнь будто снова обрела смысл.

С этим зверем Вереша связывали не просто теплые, дружеские отношения. Нет, что-то намного большее, что крайне редко возникает в связке узаши и седока. Чувства сродни братской любви, отеческой опеки и еще что-то... ' Мы так не похожи, но порой мне кажется, что у нас одна душа на двоих' — эта цитата из мемуаров древнего воина, написанная о его отношениях с собственным узаши, идеально характеризовала дружбу Вереша и Кадола.

Мужчина перевел вмиг потеплевший взор на мерно вздымающиеся бока животного. Кадол не успел сказать многого. Усталость одолела его прямо на середине тесной комнаты. Все, что шикар успел почерпнуть из его краткого рассказа — это полная готовность доверять странноватой земной сопротивленке.

Увы, но Вереш не мог похвастаться таким же легковерием к врагу. Его обширный опыт общения с людьми недвусмысленно показывал: доверяй, но спиной не поворачивайся. Земляне, а в особенности обитатели сего крупнейшего из всех континента, существа неуравновешенные, непредсказуемые и коварные. Чем больше Вереш с ними общался, тем прочнее укреплялся во мнении, что попытки шикаров понять человеческую расу никогда не увенчаются успехом. Люди во всем ищут выгоду для себя. Им плевать на других, плевать на последствия, им плевать даже на собственный, стонущий в предсмертной агонии мир. Вереш всегда прислушивался к мнению узаши, но в вопросе отношения к земной сопротивленке был склонен держаться собственных выводов, основанных на горьком опыте и бесплотных попытках.

Где она сейчас? Землянки нет уже более двух часов. Наверняка отправилась передать весточку своим друзьям. Это огромная честь: в одиночку захватить живого шикара, не последнего в числе императорских наследников. Как ей удалось так легко запудрить мозги принципиальному в людском вопросе Кадолу? Интересно, сколько человек узаши успеет отправить на тот свет, когда землянка приведет своих воинственных соплеменников? В том, что это произойдет в самом скором времени, Вереш не сомневался ни секунды. Более того, он искренне удивлялся, почему землянка не сдала их сопротивленцам сразу. Но они не получат его живьем.

Отсыревший заслон на выходе пронзительно скрипнул. Вереш напрягся, готовый задействовать в бою все кропотливо скопленные силы. Интуитивно шикар почувствовал, как подобрался разбуженный резким звуком Кадол. 'Сопротивленцы на своих шкурах убедятся, чего стоит наша связка', — подумалось Верешу за секунду до того, как чуткий слух уловил жизнерадостное мурлыканье одинокого женского голоса. 'Девица напевает песню', — услужливо подсказал внутричерепной анализатор данных, в простонародье именуемый мозгом. Вот она делает неуверенный, осторожный шаг, еще один...

— Темно тут у вас и страшно!

Мысли Вереша пустились в пляс. Неужели он ошибся насчет корыстных намерений землянки? Или главные сюрпризы еще впереди?

— Ой! — Девушка запнулась о неровности пола и едва устояла на ногах. — Вы тут? Ничего не вижу.

Мглу подземного убежища пронзил синеватый луч фонаря:

— Вот, так гораздо лучше!

Девушка пристроила карманный источник света на нетесанной столешнице, скинула туда же объемистую ношу с плеча и, облегченно вздохнув, опустилась на косой табурет. Впервые за время, проведенное рядом с ней, Вереш смог лучше разглядеть, кто именно претендует на роль ни то его тюремщика, ни то спасителя. Первое, что бросилось в глаза в неярком свете фонаря — это фантастически по меркам Отольда крошечный рост землянки. 'Едва ли ее макушка дотянется до моей груди', — решил Вереш. Так же выделялась и ее худоба: одежда висела безразмерным мешком на высушенном теле, скулы на довольно миловидном лице болезненно заострены, щеки провалились. Шикар пожалел, что в полутьме не может определить точно оттенок ее глаз и волос. Единственное, что он мог сказать — последние были темного цвета. Как это недоразумение умудрилось затащить его в убежище, да еще и уложить на кровать? Ведь если верить зрению, она в добрых три раза легче его тренированного тела! В этом деле явно имеются пробелы и несоответствия, которые шикар был твердо намерен прояснить.

Девушка занялась осмотром принесенного груза. Судя по звуку, это было что-то мягкое. Хмыкнув себе под нос, землянка заговорила, не отвлекаясь от своего таинственного занятия:

— А вы слыхали, что кролики — это не только ценный мех, но и пять-шесть килограммов диетического, легкоусвояемого мяса? А зайцы, надо отметить, и того лучше!

Вереш удивленно моргнул. О чем она? Кадол осклабился. ' Она принесла двоих маленьких пушистых зверьков', — услышал шокированный шикар в своем подсознании заинтересованный комментарий друга.

— Что? — Девица обернулась к Кадолу. — Ты, страшный зверь, тоже предпочитаешь капусту? И как же вы такие огромные вымахали? Диву даюсь!

Поврежденный выстрелом варварского оружия землян, хвост друга в раздражении заметался из стороны в сторону: 'Скажи! Пусть знает мое имя!'. Вереш мысленно хмыкнул: 'Но ее вариант вполне подходит'. В слух же произнес, тщательно поработав над голосом и лишив его даже намека на эмоции:

— Его имя Кадол.

Нож вывалился из рук девицы и с глухим стуком ударился о столешницу. Землянка всем корпусом развернулась к узаши (и шикару, так как Кадол лежал прямо у его постели) и сипло выдохнула:

— Ты тоже это слышал, чудище? Он сейчас что-то сказал?! — Тонюсенький палец указал на мага.

— Урр! — Согласно муркнул Кадол и прокомментировал: ' Она напугана, повтори'.

— Сказал, — послесекундного промедления подтвердил иномирянин. — Его имя Кадол.

— Обалдеть! Он прям как настоящий! — Моргнула девчонка, заворожено вперившись взглядом в фосфорисцирующие глаза Вереша.

Пока он раздумывал, как реагировать на это вопиющее неуважение к своей персоне, в голове его раздался смех узаши:

* * *

— Она смешная! Самая забавная из всех, что мы видели !

— Не могу разделить твоей радости, — недовольно отозвался шикар. — Меня оскорбляет ее поведение.

— Она нарошно, — последовал мысленный ответ. — Хочет разозлить!

— Да вы, погляжу, спелись! — Возмутился маг. — Когда только успели?

— Пока ты гонялся за ветром.

* * *

Не дождавшись от Вереша ответа, девчонка переключилась на узаши.

— Значит, Кадол, — задумчиво произнесла она. — Как-то мелковато для такого страшного зверя. Тебе бы больше подошло Гадзила или Кинг-Конг. Ну, может еще Лохнесское Чудовище... Как тебе? По-моему, звучит!

Кадол показал в оскале клыки и заворчал.

* * *

— Можно, я откушу ей голову?

* * *

Не удержавшись, шикар хмыкнул:

— Его зовут Кадол, и он хочет откусить тебе голову, когда наберется достаточно сил.

— Ай-яй, страшный зверь, — покачала головой непрошибаемая землянка, — зачем же так нервничать? Я ведь любя! Ты подумай все же. По-моему, сменить тебе имя — дельное предложение.

Девица отвернулась и продолжила прерванное занятие. Умело орудуя ножом, она поинтересовалась:

— Как же быть с вашим пропитанием, мои неблагодарные недруги? Для тебя, шикар, у меня найдется банка фасоли. Еще я на обратной дороге орешков нащипала и малинки. Но тебе то, Кадол, просто стыдно быть вегетарианцем! Зачем природа оснастила тебя отпугивающим обликом? Клыками и когтями? Чтобы воровать капусту с соседского огорода?

Узаши раздраженно фыркнул и отвернулся от обидчицы.

* * *

— Шутки помешают ей прожить долгую и счастливую жизнь, — посетовал зверь.

— Она права, Кадол. Нам действительно не выжить без пищи. Наши запасы канули вникуда вместе с обозом. Так что волей-неволей придется отведать местной кухни, — уговаривая друга, Вереш на самом деле уговаривал себя. Кадолу не привыкать, а вот маг оказался в такой ситуации впервые. — Это омерзительно... Да что там! От одних только мыслей становиться нехорошо! Но иначе нам не востаноить силы. Мы обязаны выжить и вернуться в строй. Без нас Алтаэю придется туго...

— Он будет грустить, — подтвердил узаши.

— Мягко говоря, — согласился воин. — Некоторые мои подчиненные вкушают земные блюда добровольно, даже находят в них некую прелесть... Я не желаю им уподобляться, но хочу максимально ускорить регенерацию.

— Нужно быть смелыми, — как всегда точно почувствовал зверь тщательно укрываемое чувство своего седака. — Нужно бороться и жить. Могло быть и хуже.

* * *

— Ребята, я рада, что вам есть о чем поговорить, но не могли бы вы делать это поживее? — Бесцеремонно прервала мысленный диалог раздраженная землянка. — Я все еще жду ответа на свой вопрос. Не для того я столько от вас стерпела, чтобы в результате вы оба скончались у меня на руках от голода! Принципы — это хорошо, но в некоторых ситуациях не стыдно ими попуститься.

— Шикары не приемлют мяса, и никакие 'принципы' здесь не причем, — надежно укрыв все намеки на эмоции, ответил маг.

— Н-да? А что тогда причем? — Нешуточно удивилась девчонка.

— Эта информация не подлежит разглашению, — со стальными нотами в голосе откликнулся иномирянин. Вести с сопротивленкой задушевные доверительные беседы он был не настроен.

— Да ладно, расслабься, я иного и не ожидала, — пожала плечами девица. Вереш скрипнул от досады челюстями. Его проверяли? Нет, пожалуй, он не позволит Кадолу откусить ее пустую голову! Он сделает это собственноручно и с большим наслаждением!

— А что насчет страшного зверя? — Землянка кивком указала на моего друга.

* * *

— Пусть знает, — пришла от узаши мыслефраза.

— Твоя воля, друг...— откликнулся Вереш, недоумевая его необычайной покладистости.

* * *

— Узаши плотоядны.

— Ясно дело! С такими то зубами.., — усмехнулась землянка. — Кролики сойдут?

— На Отольде узаши питаются исключительно белыми личинками гохаре. Их сложно добыть в естественной среде, так как взрослые гохаре чрезвычайно агрессивны. С давних пор мы разводим гохаре в специальных песчаных питомниках. Здесь, на Земле, так же существуют подобные.

— А что они собой представляют, эти гохаре? — От любопытства девчонка вновь отложила нож и обратила на шикара свои странно очерченные глаза.

— Гигантское по вашим меркам хищное насекомое, — маг старался смотреть мимо нее, но взгляд сам собой то и дело притягивался к хрупкой на вид фигурке.

— Вы притащили эту жуть на Землю?! — Воскликнула девица.

— Питомники хорошо охраняются. Тут нет повода для беспокойства.

Землянка как-то странно покосилась и, отвернувшись, подобрала нож.

— Значит, кролики подойдут? — Слишком, на взгляд иномирянина, спокойным, даже несколько омертвевшим голосом вопросила девчонка.

— Вполне.., — неуверенно сообщил он, а узаши вновь осклабился. Чтобы сломать волю этой своенравной человеческой девчонки понадобится много усилий, но шикарские воины не боятся сложностей.

Глава 8. Мария

В молчании сложив нарезанную зайчатину в котел и водрузив сей на растопленную загодя печь, я устало присела на одинокий табурет. Слабость от побочного эффекта чудо-таблетки давала о себе знать, и утренний длительный переход только усугубил симптомы. Стоило подумать о своем плачевном состоянии, как из носа тут же хлынула кровь.

— Чтоб тебя... — шепнула я и достала из кармана куртки тряпицу, служившую многоразовым платком как раз для таких случаев. Узаши заволновался и привстал с пола, забыв о своей на меня обиде. Даже шикар приподнялся на локтях и ощупал цепким, внимательным взглядом:

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Я тронута твоей заботой. Конечно, плохо! — Едко ответила я. Уж не знаю, почему изо рта так и рвуться грубости, когда надобности в них нет. Наверное, всему виной чудовищная усталость и усиливающаяся головная боль. Или просто период в жизни такой неудачный? Плююсь ядом, словно гадюка какая. — Однако нос тут не причем. Просто сутки назад моя жизнь перевернулась настолько круто, что у меня до сих пор не выходит вписаться в поворот. Угробила группу с твоим треклятым обозом... Кстати, шикар! Почему вас не ищут?

— Откуда тебе это известно? — Ох, сколько угрозы в охрипшем от волнения голосе! Будь я повпечатлительнее, прямо сейчас бы ударилась в бега.

— Пошла и посмотрела, нужно ведь знать, как дальше быть. Вообще я рассчитывала, что поисковая компания прибудет на поляну до ночи, однако ее не оказалось там и с утра. Нечисто с вашим обозом. Вот и спрашиваю, почему никто не спешит на поиски целого отряда императорского полка и, что более важно, хотя бы одного известного мне мага?

Ой-ой! А пришелец-то, похоже, не ожидал! Вон как тонкие пальцы стиснули одеяло! А зубы сжались так, что я всерьез опасалась услышать их крошащийся хруст. Узаши шипяще мяукнул, как умеют только ящерицы-кошки, и ткнулся в плечо своего друга. Не просто нечисто с их обозом, а прямо таки смердит. Вот только не могу пока понять, чем?

— Ты лжешь, землянка, — механическим от внутреннего напряжения голосом обличил меня шикар.

— Нет, не лгу, — просто ответила я. — Сама удивлена, ведь ожидала другого. Что или кого вы перевозили в том треклятом обозе? Для чего понадобилась такая впечатляющая охрана? — Не ответит, точно знаю. Но попытаться все-таки следует.

— Тебе ли этого не знать? — Зло усмехнулся пришелец. — Вы, сопротивленцы, никогда не нападаете на бесполезные для вас группы. Вы всегда ищете выгоды!

— Ты прав, — кивнула я. А чего тут стыдиться? Нас, свободных людей, осталось катастрофически мало. Если бы мы не научились действовать осторожно, не осталось бы уже никого. И кушать иногда хочется, и патроны заканчиваются... Признаться, иногда я чувствовала себя подобно бандиту с большой дороги, но только иногда. Все-таки не все наши действия ограничивались добычей провианта. — Мы получили информацию, что по 24 транспортному тракту будет двигаться слабо охраняемый обоз с продовольствием и конфискованной техникой. Как видишь — просчитались. Впервые на моем опыте, потому меня это особенно беспокоит. Ведь из-за подсунутой мне ложной информации, в чем теперь я уже не сомневаюсь, погибло неопределенное число моих товарищей. Кто-то должен ответить за их смерть. Может, ты просветишь меня на счет таинственной личности лгуна?

Шикар угрюмо молчал. Может, знает, а может, и нет. Кто их, пришельцев, разберет? В любом случае не скажет. Ну и пусть с ним!

— Ладно, переваривай полученную информацию, советуйся со страшным зверем, а я пойду в кладовку умываться.

Отняв от лица пропитанную кровью тряпицу, я шатко поднялась и, заглянув по дороге в соблазнительно пахнущий и сытно булькающий котелок, удалилась в кладовую. Я действительно хотела умыться, а заодно обдумать создавшееся положение. Хорошо бы еще смазать ожоги на спине мазью, но самой мне это сделать не по силам, а просить пришельцев... Страшный зверь возможно и согласился бы, но эти его когти — как бы мне хуже не стало. А шикар... Нет! От одной мысли, что его пальцы могут коснуться моей обнаженной кожи, мне хотелось спрятаться под лавку от ужаса и гадливости. Но в первую очередь от возможной помощи со стороны мага меня отвратило поддельное клеймо. Оголив перед ним спину, я раскрою свою главную тайну. И кто знает, чем это может аукнуться? Не нахожу ничего привлекательного в неоправданном риске. Хватит мне неприятностей. Не нужно искать новых, не расплевавшись со старыми.

Устроившись на земляном полу в обнимку с ведром обеззараженной водицы, я загрустила. Четверо осведомителей. И все выдали мне заранее ложную информацию. Перекупили? Запугали? Какая теперь разница..? Случившегося не изменить. Но зачем и кому это было нужно? Ясно, что целью была не моя группа. Шикары не любят хитрить. Тем более так — подставлять под огонь целый обоз, хоть и отлично охраняемый. Знай заранее проводники и защитники обоза о готовящемся на них нападении, ни один человек из моей мобильной группы не успел бы даже пикнуть, нито что уцелеть и похоронить павших. Наверняка в обозе находилось что-то или кто-то, недолжное добраться до места назначения. А мы же явились лишь слепым инструментом, орудием чьей-то сторонней воли, благодаря чему истинные виновники останутся в тени.

М-да, дела... Я плеснула пригоршню воды в лицо. Прохлада живительной влаги несколько отогнала в сторону усталость. И так, какая забавная выходит история! Кто-то влиятельный настолько, что смог позволить себе выявить и подчинить (не важно, каким именно методом) минимум четырех моих осведомителей, замыслил стереть с лица планеты один загадочный обоз. И ему (им) это вполне удалось. Конечно, он не мог предугадать, что одна сопротивленка окажется настолько глупа, что проспит собственный отряд да к тому же примется спасать уцелевшего в битве шикара вместе с его узаши. Самый изощренный ум не мог бы предсказать такого бреда! Однако глупая сопротивленка таки сделала свое дело. Шикар жив и узаши тоже. И они оба очень удивлены случившимся. Но более всего отсутствием поисковой группы. Из чего я могу заключить, что в месте прибытия должны были знать о неугодившем кому-то обозе, но по какой-то причине не узнали. Значит неизвестный, по вине которого полегла часть моей мобильной группы, позаботился так же и об этом. Зачем? Переживал, что у сопротивленцев может не получиться уничтожить охрану? Не зря, кстати, переживал! Отряд императорского полка в купе с магом можно взять только полнейшей неожиданностью.

Вот тут мы и подходим к самому интересному. Явится неизвестный недоброжелатель проверить, хорошо ли земные сопротивленцы справились с работой? Мне бы ой как не хотелось с ним встречаться! Тип, похоже, серьезный. Но уйти прямо сейчас я не могу: столько сил приложено, чтобы поставить на ноги шикара и его страшного, но такого забавного зверя! Они слишком слабы, чтобы идти своим ходом, а помочь им в этом я ничем не могу. Единственное, на что остается надеятся — это время. Время, пока тот, кто очень не хотел, чтобы обоз добрался до места, будет искать наше укрытие. Время, за которое я просто обязана выходить двоих пришельцев до состояния, когда у них получится своими силами добраться домой. И лучше, чтобы во время перехода они смогли бы сражаться. Не думаю, что путь их будет легким.

Кряхтя от боли и усталости, я поднялась на одеревеневшие ноги и отправилась в комнату, делиться с пришельцами своими домыслами. Шикар сидел на постели, свесив ноги, и сосредоточенно ковырял повязку на плече.

— Не тронь! — Возмутилась я. От неожиданности пришелец опустил руки и резво прикрылся одеялом. — Не ты накладывал — не тебе и снимать!

Доковыляв до очага, я заглянула в котел. Отлично, кушать подано! Отложив в миску получившееся мясное варево для себя, львиную часть я оставила в котелке для узаши, сняв емкость с огня, чтобы похлебка немного остыла. Поработав охотничьим ножом вместо открывашки, вывалила консервированную фасоль во вторую жестяную миску и поставила разогреваться на печную плиту. Присев на табурет, обернулась к завороженно следившим за моими действиями иномирянам:

— Вы подумали?

Ответом мне стало гортанное ворчание узаши иотстраненное, сосредоточенное лицо шикара, на котором я прочла: подумал, но обсуждать со мной свои соображения не собирается.

— Это был риторический вопрос, — хмыкнула я. — В общем, не знаю, к каким выводам пришли вы двое, а я — к неутешительным. Озвучить?

Брови мужчины встретились на переносице. И без того не в меру серьезное лицо закаменело окончательно :

— Говори!

— Да пожалуйста, — пожала плечами я и вкратце изложила свою теорию, выведенную из крупиц полученной информации. С каждым произнесенным мной словом шикар все больше мрачнел. К концу же монолога он стал напоминать собою тучу, из которой во-вот сыпанет град размером со страусовое яйцо. Что фантазии мои оценили по достоинству, я поняла по его задумчивому взгляду, устремленному на меня.

— Каков твой класс опасности, землянка? Покажи мне метку!

Ой! Он что, мысли мои прочел? Запоздало заметив, как рука непроизвольно тянется к виску, где слабым беспокойством отзывалась поврежденная руна, я встрепенулась и сделала вид, что поправляю выпавшую из-за уха прядь волос.

— Держи карман шире! Буду я перед тобой раздеваться! — Наигранно возмутилась я. — Мой класс 3Д.

— Растет, снижается или замер? — Внимательно ощупывая меня глазами, допытывался шикар.

— Замер, — соврала, не моргнув глазом.

— Ты сделала поразительно точные выводы практически на пустом месте, из чего я могу заключить, что тестирующая комиссия допустила ошибку в твоей классификации.

Ах, вот оно что! А я было возгордилась. А пришелец, оказывается, просто волнуется, как бы я ему ночью кислород подушкой не перекрыла! Потрясающая у него выдержка. Вот бы мне так научиться. Но вместо того, чтобы придать лицу непроницаемости под стать своему собеседнику, я только прошипела:

— И что? Отправишь меня на повторную процедуру?! — Да что ж такое?! Вымоталась, не иначе. Нервы ни к черту.

— Я могу это сделать, — спокойно, глядя на меня пронизывающим, изучающим взглядом, сообщил шикар.

Тут уж самообладание и вовсе покинуло меня. Нет, я не сорвалась на крик, не выцарапала наглецу глаза, как того требовала моя женская суть. Тихо, но очень внушительно я заявила:

— А я могу пустить тебе пулю в лоб, — в подтверждение высвободила из кобуры оружие. Так бы и стало в мире на одного шикара меньше. Я слов на ветер не бросаю. Но верный узаши в который раз вступился за своего мерзкого до дрожи в коленях седока. Его обеспокоенная фигура выросла прямо перед моим оледеневшим взглядом и вопросительно произнесла:

— Урр?

— Не шучу! И тебе за компанию, чтобы не встревал, когда взрослые разговаривают! — Серьезно пообещала я. Злиться, а тем паче убивать, сразу расхотелось. Ну нравилась мне эта ящерица-переросток! Вроде и страшный с лица, но такой... Хочется ему верить. Как только он терпит своего несносного шикарского дружка? — Тьфу на вас! Помогаешь им, из кожи вон лезешь, а у них только одно на уме — переаттестация!

Я чуть резче, чем мне того хотелось, поднялась с табурета и сняла с печки фасоль. Подгорела немного, пока мы с шикаром препирались. Так ему и надо, хамлу! Ишь чего! Тестировать он меня заново собрался!

— На вот, жуй свою фасоль, — уже вполне нормальным тоном произнесла я, протягивая миску пришельцу. — И ложку на, мне не жалко.

Мой взгляд случайно встретился со светлыми очами шикара.

— Я не забываю добра, землянка, — вдруг тихо проговорил он.

— В таком случае, ты оставишь меня в покое. Просто дашь мне уйти, забудешь о моем существовании. Больше мне от тебя ничего не нужно.

Шикар медленно, серьезно кивнул. Вот и славно, я доверяю слову воина. В моей жизни было много всякого, но данное шикаром слово не нарушалось никогда. Взгляд нащупал кровяное пятно на белоснежных бинтах, и я встрепенулась.

— А, нет, погорячилась! — Быстро поправилась я. — Еще мне нужно осмотреть и перевязать тебя.

Мне показалось, или скулы пришельца действительно тронула краска? Зубы-то однозначно скрипнули. Да и пальцы побелели, судорожно вцепившись в края миски.

— Время, пришелец! Время очень дорого! — Напомнила я мужчине о возможном преследовании.

Переступив через себя, через ненависть и презрение к сопротивленке и моему народу в целом, шикар хрипло рыкнул:

— Хорошо...

— Отлично! Ты раньше земную пищу ел?

Пришелец отрицательно мотнул головой, переведя взгляд светящихся светлых глаз в миску с фасолью. На суровом лице проступила какая-то отчаянная решимость, будто от принятого только что решения зависит судьба его народа. Не знай я, чем наполнена битая миска, могла бы впасть в заблуждение: маг словно огнедышащего монстра живьем кушать собирался. Ну, или труп полуразложившийся...

— Ведро дать? — Бодро поинтересовалась я.

— Зачем? — Не отрывая глаз от кушанья, уточнил иномирянин.

— Так если обратно полезет, чтобы постель не запачкал, — весело хмыкнула я. А что, спрашивается, веселюсь? Убирать то все равно мне... Добровольно ведь подписалась за больными и немощными ухаживать.

— Нет, не нужно.

Я снова умиленно улыбнулась решительности и собранности воина: точно циркач перед особо опасным, смертельным трюком.

— Смотри, второй раз предлагать не буду, — пожала плечами и обернулась к замершему у табурета узаши. — А тебе ведро дать?

Зверь презрительно фыркнул, смешно дернув встопорщенными густыми усами. Я улыбнулась и сняла со стола котелок с порцией для Кадола.

— На тогда.

Иронично пожелав обоим приятного аппетита и награжденная в ответ угрожающим рыком хвостатого существа, я водрузила на печь закопченный чайник и устроилась за столом. Как бы мне не хотелось посмотреть на мучения моих подопечных (а таковых будет предостаточно!), я нашла в себе силы усмирить любопытство и проявить такт. Скрипя сердцем, отвернулась к глухой стене лицом и пояснила:

— Не хочу вас смущать. Видала я уже такое — то еще представление!

Не вру: правда, видела. Давным-давно, еще во времена полномасштабных военных действий. Зрелище, скажу я вам, непритягательное. Так что можно поспорить, кому я оказывала услугу, отворачиваясь спиной к парочке пришельцев. Им, чтобы не смущать и не отвлекать от стараний, или себе, чтобы не испортить аппетит.

Глава 9. Вереш

Подносяк губам первую ложку, я едва нашел в себе силы не зажмуриться. Только соседство несносной землянки не позволило мне ударить в грязь лицом. Но как порой сложно держать марку стойкости и непоколебимости!

То, что девчонка отвернулась к стене, милостливо избавив меня от своих язвительных нападок и ехидных взглядов, оказалось настоящей удачей. Мое лицо, прежде никогда не отличавшееся выразительностью, перекосилось от запаха незнакомого кушанья. Из-за тщательнейшего контроля мимики на протяжении всей жизни я решил, что львиная часть мышц на лице вовсе отмерла за ненадобностью. Но бурая субстанция, глядящая на меня из мятой железной миски, быстро доказала обратное. Такой гаммы эмоций за всю жизнь, должно быть, не возникало у меня на лиц. За всем тем большую их часть вызвала все же не иноземная пища, а злость на самого себя, на свою слабость и несовершенство.

Скосив глаза на спокойно лакающего похлебку узаши, я устыдился. Зверю местная кухня тоже была в новинку, но это обстоятельство видимо вовсе не доставляло ему неудобств. Так чего же я впадаю в истерику от подобной ерунды?! Взяв себя в руки, задержал дыхание и резким движением отправил ложку в рот. Желудок возмутился, попытавшись исторгнуть незнакомое. Землянка знала, ведь не зря же она предлага ведро. Видимо ей действительно приходилось уже наблюдать подобные мучения. Любопытно, когда и где это происходило...

Не вывернуться наизнанку мне помогло единственно лишь чувство собственного достоинства, и без тогоизрядно пострадавшее рядом со странной девицей. Не дать ей повода для подтверждения правоты и ехидных насмешек показалось почему-то едва ли не важней, чем сохранить собственную жизнь. Кадол недовольно зыркнул на меня желтым глазом, вновь заставив устыдиться. Ведь друг делит со мной все самые сокровенные чувства пополам, а я мало того, что не постарался хоть сколько-нибудь уменьшить негатив от транслируемых эмоций, так еще и усугубляю испытываемым раздражением и досадой.

Внезапно зверь поднял перепачканную морду от котла и заявил на мыслеречи:

* * *

— Ты нарошно заставил ее разозлиться!

* * *

От неожиданности я поперхнулся. Он обвиняет меня?!

* * *

— Кадол..?

— Ты видел, что ей неприятно, но не перестал! — заявил друг, не отрывая от меня горящего взгляда.

— Но она и не сопротивлялась искушению! — Парировал я. Что происходит?! Почему Кадол уже не в первый раз встает на сторону чокнутой землянки?! Хотя, признаться, он вмешался очень вовремя. Если бы не узаши, девчонка, не раздумывая лишнего, подтвердила бы намерения делом. Тогда, глядя на ее побелевшее лицо, я успел пожалеть, что перегнул палку. Однако теперь точно знал, что землянка где-то солгала. В классификации или шкале роста? Любопытно...

— Она помогает! Зачем злишь ее?! — Возмутился узаши.

— Люди не помогают просто так, друг мой. У нее есть на это каки-то причины.

-Назови! — Велел зверь.

— Мне они пока не известны, — мысленно поморщился я. — Но что бы сделал ты, обнаружив в лесу раненого человека, соратники которого только что уложили большую часть твоих друзей?

— Вспорол ему глотку.

— Почему же она поступила иначе?

— Ты был не прав! — Уперся ящер. — Теперь она нам не верит!

— Очень мудро с ее стороны.

— Не трогай ее! — Рычание Кадола поставило меня в тупик. Чтобы узаши вступился за человека наперекор своему шикару? 'Быть такого не может!' — сказал бы я, не услышь подобного в собственных мыслях. Эмоции Кадола подтверждали — будет стоять до последнего. Помешать в открытую не посмеет, но об особых отношениях между нами можно будет забыть раз и навсегда. Узаши не прощают предательства. А мои угрозы в адрес землянки расцениваются им именно в таком свете.

— Не волнуйся, мой друг. Твоей протеже ничего не грозит, — постарался я успокоить разнервничавшегося зверя. — Я умею помнить добро. Но если она попадется мне вторично...

— Просто отпусти ее.., — с налетом грусти попросил узаши. — Ей тяжело...

— Что ты имеешь в виду? — Встрепенулся я. Эмпатический аппарат у Кадола от природы намного чувствительнее моего. Неужели он распознает чувства девчонки, несмотря на рунический блок? — Ты слышишь ее?

— Только эхо сквозь щелку в стене. Она бы выстрелила...

— Это было понятно, — мысленно поморщился я. — Что еще?

— Ничего, но ее стена защиты треснула.

— Почему она передумала стрелять? Почему слушает тебя?

— Я ей нравлюсь, — неудержавшись, узаши самодовольно заурчал вслух.

— Такое может быть? Я считал, что от одного твоего вида людей кидает в дрожь.

— И с ней так было, но она быстро приспособилась. Что-то более страшное не дает ей бояться моих когтей и зубов.

— Что же это?

— Я хорошо слышу тебя, а от нее идет только эхо, — напомнил зверь. — Почему у нее была кровь?

— Не знаю, — задумчиво проворчал я. — Ты на ней помешался?

— Я хочу сделать для нее добро.

— Я бы посоветовал тебе оборвать ее муки и откусить голову, но ты ведь все равно меня не послушаешь...

Вдруг узаши вскинулся и игриво склонил набок голову:

— Она тебе интересна!

— Что? — нешуточно изумился я смене темы.

— Ты хочешь знать про нее больше! — фыркнул зверь, обнажив клыки.

— Что ж, возможно, — нет смысла спорить с читающим души. — Только я предпочитаю действовать другими путями. К примеру: привязать землянку к стулу, влить в глотку пару литров ашхаша и узнать все, что мне нужно.

В чувствах Кадола вновь вспыхнуло недавно улегшееся раздражение. Отчего-то узаши стал очень болезненно реагировать на угрозы в адрес полюбившейся ему девицы. Но в споры он вступать не пожелал, резко сменив тему:

— У нее синие глаза. Этот мир не рождает таких цветов.

Я задумался. Значит, ее глаза неспроста показались мне странными?

— Быть может, это очередной экземпляр земных оптических приборов? — предложил я свое обьяснение. — Мы с тобой видели нечто подобное.

— Ее кожа не тронута солнцем...

— Земное светило стало опасным для своих детей, — мысленно развел я руками.

— Она тебе не скажет, как ни проси, — с ноткой хитринки заметил узаши.

По отголоскам эмоций моего друга я распознал провокацию. Он ненавязчиво подстрекал меня к беседе с землянкой, старался еще более пробудить интерес. Брал на 'слабо', дескать: 'Тебе ни за что не выпытать у нее правды!' А мне полагалось ответить: 'Да на раз плюнуть! Я выводил на откровение лидеров земной армии и предводителей повстанцев! Что мне какая-то девчонка?!' Мыслено улыбнувшись, с теплотой глянул на лукаво скалящегося друга: ведь я попался, заглотил наживку. Что ж, посмотрим, что из этого выльется...

* * *

Алюминиевая ложка шкарябнула по опустевшему донышку миски. Вот это да! За разговорами я совершенно позабыл, каким тошнотворным делом занят! Более того, желудок перестал отвергать предлагаемую ему пищу и не старался боле всяческим путем исторгнуть ее назад. Я внимательно прислушался к своим ощущениям. Послевкусие во рту не вызывало отвращения, а внутри брюшины обосновалось приятное чувство сытости. Когда произошли разительные перемены? Я не успел этого заметить.

Полностью поглощенный своими ощущениями, я очнулся, лишь заметив промелькнувшую перед глазами ладонь. Встрепенувшись, обратил взор на встревоженную фигуру землянки перед моей постелью:

— Ты живой? — спросила она.

Я отстранено кивнул.

— Слава мне! Я успела испугаться, что вы оба сошли с ума от счастья, что наконец-то отведали местной пищи! Страшный зверь вон тоже медитирует.

Я покосился на своего друга. По блуждающему выражению чешуйчатой морды мне стало ясно — узаши занят тем же, чем и я мигом назад, а именно анализом полученных в ходе трапезы ощущений.

— Вы крепкие ребята! Молодцы! — Хрипло похвалила девчонка и отобрала из моих рук опустевшую посудину. — Чайку?

Не дожидаясь моего согласия, землянка не твердой походкой отправилась к печи, на которой плевался паром закипевший сосуд со странно изогнутым носиком. Пристроив по дороге на край стола две металлические миски, в которых я опознал свою и ту, из которой ела она сама, девушка потянулась за парующим сосудом. Отметив, что снедь в ее тарелке едва тронута, я обеспокоился. Похоже, узаши был прав, и с нашей благодетельницей действительно не все впорядке. Скорее уронив, чем поставив посудину на покосившийся стол, девушка схватилась за край столешницы. Ее сильно знобило.

— Что-то дурно мне... — Шепнула землянка.

Я мысленно просигналил Кадолу. Узаши немедленно вынырнул из пучины собственных переживаний по поводу трапезы и взволнованно воззрился на девчонку.

— Пойду что ли прилягу...

Качнувшись в развороте, землянка сделала нетвердый шаг. Кадол кинулся наперерез, но опоздал. Закатив глаза, девчонка мягко осела на подогнувшихся ногах и растянулась на полу. Она не пошевелилась даже тогда, когда острые клыки узаши бережно сомкнулись на ткани ее куртки, и порыкивающий Кадол оторвал ее невесомое тело от деревянной поверхности, ставшей ей пристанищем. Аккуратно упаковав землянку на вторую в помещении, не застеленную койку, узаши встревоженно глянул на меня желтыми глазами.

* * *

— Чем помочь?!

* * *

Я неопределенно пожал плечами. Откуда мне знать?

Глава 10. Мария

Липкая темнота отступила так же неожиданно, как довече утянула меня в свои объятия. Кто я? Где я? Не торопясь поднимать зажмуренные веки, я ждала, пока в пульсирующей черепной коробке с воспаленным мозгом внутри стихнет бой невидимых барабанов. Бах...бах... Что это ползает у меня на груди?! 'Бах-бах-бах-бах!' — ускорили ритм неугомонные барабаны. Вой! Да лучше бы ты, Маша, не вспоминала! Жуть какая! Только меня могло угораздить вляпаться в такую огромную кучу смердящего... Да что все-таки ползает по моей груди?! Как в таких условиях предаваться самобичеванию?

С превеликим трудом разлепив правый глаз, я судорожно сглотнула и зажмурилась пуще прежнего. Голый шикар на моей постели. Дайте веревку — я утоплюсь. Барабанная дробь сорвалась в туше. Срань какая! А может, померещилось? Приоткрыв для разнообразия левый глаз, я подавила рвущееся из горла ругательство. Это же мой шикар! Ну, тот самый, с которым я нянькаюсь уже вторые(?) сутки! Решил, значит, воспользоваться моей беспомощностью? Будешь, Маша, знать, как где попало в обморок хлопаться. Нашлась тоже кисейная барышня! Неужели нам с тобой хуже не бывало?! Бывало, и не раз! Так чего же ты валишься как героиня тургеневского романа? 'Старею...' — грустно подумала я и тут же поправилась: 'Глупею!'. Кто его знает, что этот иномирянский субчик уже успел с тобой натворить? А что натворит еще, пока ты здесь раздвоением личности страдаешь? Ну сейчас я ему натворю по самое не балуйся! Держите меня семеро!

Резко распахнув оба глаза, я, пылая праведным гневом, уставилась на шикара:

— А ну убери от меня лапы, шикарское отродье!

Умей я плеваться ядом, харкнула бы прямо в наглый серый глаз!

— И срамоту прикрой, — добавила уже спокойней, так как пришельцу и первой фразы за глаза хватило.

Шикар дернулся, словно кнутом по спине охаженный. Стиснув зубы, подобрал сползшее на пол одеяло и укутал оголенные бедра. Тщетно пытаясь придать лицу невозмутимость, он терпел поражение — ни смотря на все старания, предательские красные пятна на окаменевших скулах выдавали его истинные чувства.

— Вижу, тебе уже лучше, — процедил он.

— Бывало и хуже, — бросила я, исследуя свою одежду на предмет повреждений. — Ты зачем, бесстыдник, мне куртку расстегивал?!

Пылая искренней яростью, шикар поднялся с края лежанки и царственным жестом запахнул одеяло на бедрах поплотнее:

— Я хотел помочь.

— А каким боком к твоей помощи относилась моя куртка?

Мужчина уже справился с собой, вернув облику внешнюю бесстрастность. Жаль, так приятно было смотреть на его смущение...

— Ты потеряла сознание. Я думал, что ты ранена, и хотел осмотреть.

— Не, не ранена, — это кому же пришло в голову уложить меня на спину? Ууу... Закусив губу, я сменила положение, перевернувшись на бок. От боли на глаза набежали слезы. — Почти...

— Оно и видно, — холодно усмехнулся шикар. — Наверное, ты от слишком хорошего самочувствия легла отдохнуть на полу.

— Воды лучше дай, юморист... — простонала я.

Рот сушило, словно в разгар вселенской засухи. Перед глазами плыли золотистые мушки. И зачем мне так паршиво? Не хватало еще поменяться с пришельцами ролями. Нет уж, Маша! Немедленно бери себя в руки! Покряхтев, я рывком села на койке и тут же поплатилась за поспешность. Комната дрогнула и поплыла перед глазами. Чтобы не завалиться лицом в пол, я откинулась на стену и зашипела от пронзившей спину острой боли. Чтоб этих шикаров вместе с их клеймом! Как бы заражение не началось...

— Что с твоей спиной? — Неожиданно раздалось прямо над ухом.

Я вздрогнула и отпрянула. Напротив, с самым суровым видом замер иномирянин с мятой жестяной кружкой в руке. Это он что, водички принес? Куда мир катится... Я так изумилась, что не сразу нашлась с ответом. Опомнившись, потянулась трясущейся рукой за вожделенной жидкостью и слабым голосом откликнулась:

— А что с моей спиной?

Мужчина подал мне кружку и ледяным голосом заметил:

— Она причиняет тебе беспокойство.

Беспокойство! Тебя бы так беспокоили, шутник проклятый!

— Ревматизм старческий замучил, кости ноют к перемене погоды.

Я с наслаждением присосалась к кружке. Пусть вода в ней была теплой и отдавала пластмассой (с чего бы, интересно, в металлической-то кружке?), но все недостатки с лихвой перекрывал один жирный плюс — она была жидкой. Что-то ткнулось в мое правое колено, свешенное с кровати. От неожиданности я поперхнулась и закашлялась, расплескав часть воды на материю солнцезащитной куртки. Откашлявшись, в негодовании уставилась на два желтых глаза, перечеркнутых вертикальными зрачками.

— Страшный зверь! Я же чуть не захлебнулась! Ты, оказывается, коварный — не голову откусить, так хоть в кружке утопить?

Узаши виновато вильнул обрубком хвоста и немного отодвинулся.

— Кадол переживает и просит, чтобы ты позволила помочь, — перевел шикар смысл заискивающего и одновременно сочувствующего взгляда животного.

Я умилилась. Ужасный снаружи, но добрый внутри. Примостив опустевшую кружку в стыке между бревнами, из которых была сколочена койка, я благодарно заглянула в чуждые этому миру глаза зверя:

— Спасибо тебе, Кадол. За сочувствие и за готовность. Но от вашей помощи я откажусь, пусть все останется как есть. Моя слабость — временное явление. Скоро она пройдет. Не ранение ей причина, а всего-навсего последствия приема стимулирующего препарата. Твой шикарский дружок тяжелый. Своих скудных сил мне не хватило, чтобы дотащить его сюда. Не волнуйся, скоро я приду в норму.

— Стимулирующего препарата? Это не того, который едва не уничтожил вашу объединенную армию? — Вклинился иномирянин.

— А ты уши не развешивай! — Отфутболила я наглеца. — Я вообще не с тобой разговариваю.

— Действие этой отравы на человеческий организм непредсказуемо и крайне опасно, — ровным тоном просветил меня надоедливый шикар, не обратив внимания на нежелание с ним беседовать.

— Это ты говоришь мне?! — Я аж рот забыла прикрыть от изумления. — Позволь тебе напомнить, что я, хоть и бывшая, но все же земная сопротивленка. Кому как не мне доподлинно знать о последствиях приема земных отрав? Если уж на то дело пошло, действие его более чем предсказуемо и не так уж и опасно, как ты себе нафантазировал. Просто меру знать нужно. А насчет армии... Если ты не заметил, то в конечном итоге ее угробили вы, а не стимулятор. Возникает закономерный вопрос: что опаснее? Шикар или таблетка? Я голосую за первого кандидата. Теперь, пожалуйста, оставь меня в покое. Я хочу передохнуть перед тем, как начать осмотр твоих ран.

На самом деле отдыхать я не собиралась. В моем нынешнем состоянии дать себе слабину значило вообще не подняться с постели. Проводив взглядом шикара, гордо удалившегося к своей койке, я усиленно занялась самоубеждением. Давай, Маша. Загони-ка усталость и жалость к себе куда подальше. Нужно действовать. Не время играть в умирающую, не то сейчас место и не то общество.

Неимоверным усилием воли я заставила себя подняться. Нималых затрат так же стоило удержать рвущийся с губ стон. Нет уж, незачем давать шикару повод для торжества. Не следует ему знать, как мне на самом деле тошно.

Сколь я не сетовала на зияющие пустоты в черепной коробке, иногда ум все же давал о себе знать и баловал дельными советами. Таким стало своевременное предостережение, обдумав которое я поняла, насколько опасно валяться в беспамятстве на пару с шикаром. Вон он какой бодренький — расхаживает туда сюда в своем одеяле, словно царь в бане. И не скажешь, что еще сутки назад его тело от решета без подсказки было не отличить! Мне о столь молниеносном восстановлении и мечтать не приходится. Хорошо, что я загодя надежно припрятала вне стен убежища весь позаимствованный у него боекомплект. Кто знает, что взбредет в голову пришельцу в следующий момент? Конечно, он дал мне обещание, однако непреложная истина гласит: доверяй, но проверяй... Когда с тобой рядом шикарский маг, сложно успокоиться и расслабиться. А так хоть не вооружен — уже легче.

К слову, вместе с оружием шикара я припрятала и подавляющую часть своего багажа. В некоторых случаях уходить приходится быстро. Бывает, что и штаны надеть некогда, не то, что вещи собирать. К тому же я еще и в обмороки хлопаться начала... Лежу без чувств, а иномирянин вещи мои своими ручищами цапает. О том, что использует мое же оружие против меня, я не переживала, — он и голой рукой пополам перешибет не напрягаясь. Да и один конкретный узаши будет куда опаснее пятнадцати моих арсеналов вместе взятых. Но отчего-то хотелось верить, что зверь не станет обращать свою мощь против беззащитной Машеньки. А вот за шикара не ручаюсь — премерзкий тип.

Как бы то ни было, но ответственность за жизнь этого заносчивого, мнительного, хамоватого наглеца я возложила на свои хрупкие плечи по доброй воле. И совесть ни за что не позволит мне бросить начатое в середине пути. Вовсе не потому, что я вся такая морально-положительная. Подобные качества скверно сочетаются с современной жизнью на Земле. Но мы в ответе за тех, кого приручили... А так же за тех, кого подобрали в лесу. К тому же бросить на произвол судьбы успевшего надоесть хуже горькой редьки шикара, означает бросить и его узаши. Кадол ни за что не оставит в беде своего седока и не уйдет со мной. Спасать свою шкуру (чешую, если точно), когда противному до зубовного скрежета дружку угрожает опасность, он не станет. Страшный зверь каким-то неизвестным образом успел основательно закрепиться в моей одинокой душе. Уважение к нему и сострадание привело к закономерному результату — зверь быстро стал для меня чем-то большим, нежели товарищем по несчастью. Сомневаюсь, что с его стороны теплые чувства взаимны, но ответа мне и не требуется. Бросить шикара, — значит бросить котоящера. Бросить же его, — значит предать. Предать в свете последних событий, — значит потерять ту крохотную искру, что еще тлеет в груди, удерживает на грани. Итог неутешительный: придется и дальше терпеть навязчивые попытки шикара бесцеремонно влезть в тайны моей богатой биографии, хотя я с великим удовольствием придушила бы его полотенцем.

Приволакивая гудящие ноги, я поплелась в кладовую. Нужно было разыскать шикару какую-нибудь одежку, не вечно же ему передо мной голышом гарцевать. Сомневаюсь, что там найдется одежда на его два с гаком метра росту, но хоть что-то ведь должно подойти? Еще требовалось набрать воды на будущие траты и хоть как-то постараться обработать саднящую спину. С нее я и решила начать.

Подцепив по дороге походный ранец, я извлекла из его недр круглую баночку с противовоспалительной мазью. Хорошо, что мне пришло в голову прихватить ее с собой по выходу с базы, на всякий непредвиденный случай. Забаррикадировав изнутри дверь кладовой, чтобы всяким любопытным зверям и магам не удалось застать меня за пикантным занятием обработки поддельного клейма, я впервые за двое суток, прошедшие с момента моего отбытия с базы, сняла с себя солнцезащитную куртку.

Причина моей трепетной любви к этому предмету одежды крылась в жизненной необходимости. Моя мутировавшая кожа стала настолько бледной и нежной, что совершенно не переносила касания лучей отнюдь не ласкового солнца. Если рядовому землянину долгое пребывание под прямыми лучами светила доставляло только неприятное беспокойство и солнечные ожоги (шикарам так и вообще было по барабану на активность солнца, в своем далеком мире они и не к такому привыкли), мне же потеря защитной экипировки грозила мучительной гибелью. А потому хранила я мешковатую куртку как зеницу ока.

Следом за курткой последовала рубашка, оснащенная высоким, под самый подбородок, воротником. Плотная материя, из которой была пошита одежка, настолько прочно пристала к обожженной плоти, что отдирая ее я даже позволила себе прослезиться — никто же не видит.

Отдышавшись после затянувшегося раздевания, встряхнула эксклюзивный предмет одежды и оценила практичным взглядом. Внешний вид и пригодность вещи несколько подпортили ремни волокуши — зияющая прореха в области груди была тому наглядным доказательством. Рубашка так же несла для меня особую функцию в дополнение к той, что автоматически причисляется любой одежде. Высокий воротник прикрывал от посторонних глаз шрам от сведенной в юности классовой татуировки. Так что расставаться с полезной вещью из-за какой-то там дырки я не собиралась, свернула и отложила ее в сторону — подштопаю на досуге.

Кульминационный момент настал. Отмотав кусок бинта длиною с руку, я смочила его в воде и, взяв за оба конца, закинула за спину по методу банной мочалки. Собрав в кулак всю имеющуюся храбрость, принялась попеременными движениями влево-вправо стирать с обожженного участка пот и засохшую сукровицу. Плача и тихонько подвывая от боли, кусая губы в кровь, я два десятка раз промывала бинт и повторяла все снова. Наконец пытка закончилась. Руки тряслись как у алкоголика с утра, перед глазами то и дело возникали алые всполохи. Наверное, сейчас как никогда я ненавидела проклятущую расу пришельцев с их тестами и классами.

Глава 11.

В дверь тихонько поскреблись.

— Мяшшш... — раздалось с той стороны ни то мяуканье, ни то шипение узаши.

— Занято...зайдите позже... — простонала я.

Не стоит тянуть со следующей процедурой. Я положила на язык таблетку обезболивающего и добыла из рюкзака резиновую полоску жгута. За неимение лучшего сойдет и такой инструмент. Вымазав середину полоски противовоспалительной мазью, я поступила с ним так же, как давеча с мокрым бинтом. Гладкий жгут вкупе со скользкой густой мазью причиняли гораздо меньше страданий. Потому времени у меня ушло в разы меньше.

Обработав за компанию и натертую лямкой волокуши грудь, я повеселела. Спину по прежнему саднило, но теперь я точно знала, что виной тому мое немилосердное лечение, а не грязь и инфекция.

Отдышавшись, я отправилась на поиски чистой одежды для себя и пришельца. Большинство герметичных упаковок было повреждено. Искать в них что-либо представлялось пустой тратой времени. Но мне снова повезло. В двух пакетах я разжилась хлопковой нижней рубашкой огромного размера, форменными брюками канувшей в лета армии, парой носков и тянущимся вовсе стороны, как жевательная резинка, свитером. Недолго думая, натянула на себя последнюю находку, стремясь поменьше беспокоить настрадавшуюся спину. Остальное же сгребла в охапку и поспешила осчастливить шикара.

Бах! Резко распахнув дверь кладовой, я услышала гортанное ворчание узаши, которому чувствительно перепало по филейной части туловища. Зверь караулил мое появление и не успел вовремя отскочить от деревянной створки.

— А неча под дверью сидеть, — назидательно произнесла я. — Сказали же: занято!

От переизбытка чувств, возмущенный до глубины души Кадол разразился шипящим гавканьем.

Невозмутимо свалив тряпье на табурет, я произнесла:

— Ты, страшный зверь, помниться, предлагал мне помощь?

Кадол тут же смолк, выжидательно устремив на меня желтые глазищи.

— Я согласна, помоги ведро из колодца вытянуть.

Следующие несколько минут мы занимались совместным извлечением из недр скважины тяжелого полного ведра. Я направляла тонкую веревку, а узаши самозабвенно тянул за ее край, заметно облегчая мне труд. Когда ведро встало на земляном полу подле моих ног, я сыпанула в воду обеззараживающих таблеток и, отвязав от ручки емкости бечевку, распорядилась:

— Теперь неси к койке своего друга.

Узаши покорно подцепил зубами ручку и аккуратно, стремясь расплескать как можно меньше добытой из-под земли жидкости, поплелся в жилую комнату. Я последовала за ним.

Маг лежал вытянувшись на кровати во весь рост и упорно игнорировал наши приготовления. Заговорить он, слава небесам, со мной больше не пытался. Присев на край его постели, я шутливо произнесла:

— Ну, больной, на что жалуетесь?

Шикар и бровью не повел. Устремив серые глаза к потолку, он прохладным голосом, словно между делом, поинтересовался:

— Что ты делала в кладовой?

Накаркала! Только что радовалась, что со словесными дебатами покончено на неопределенный срок, и вот, пожалуйста!

— Ведро из скважины тянула.

А что? Правда, тянула. Маг промолчал. В неверном свете керосиновой лампы я различила, как в раздражении дернулся уголок его изувеченных шрамом губ. Ну-ну. Он не в восторге от моих ответов, а я от его расспросов. Мы квиты.

— Я хочу посмотреть, что там у тебя под повязками.

Пришелец напрягся всем телом и тоном, способным проморозить все насквозь в радиусе пары километров, проговорил:

— В этом нет необходимости.

— Значит, процесс отнимет меньше времени, — против подобной заморозки у меня имелся иммунитет, выработанный годами практики.

— Советую не тратить его впустую, а заняться более важными делами, — тон иномирянина похолодел еще на несколько градусов. Запугать меня решил? Не выйдет.

— Я не следую советам мало знакомых мне шикаров. Или ты решил отказаться от данного слова? — Напомнила я о втором условии былого разговора о благодарностях.

Под загорелой кожей шевельнулись стальные мышцы:

— Ты смеешь сомневаться в слове воина?

Чудно это — вроде обращается ко мне, а глаз с потолка не сводит! Ну, если ему так легче, я только за. Неопределенно пожав плечами, я заключила:

— В таком случае, начнем, пожалуй, с плеча.

Придвинувшись ближе к пришельцу, я легко прошлась рукой по шикарскому плечу, ища узел на бинтах. По телу мужчины прошла дрожь, и маг заерзал, стараясь отстраниться.

— Не рыпайся, — хмуро бросила я ему. — Я тоже не в восторге от столь тесного общения. Но чем меньше ты станешь ворочаться, тем скорее это закончится.

Бережно смотав бинт в клубочек (кто знает, вдруг пригодится?), я оценила состояние пулевого ранения и завистливо покивала. Обработки повреждение не требовало. Края раны стянулись, образовав красное уплотнение. Спустя еще одни сутки о дырке в прострелянном насквозь плече и вспоминать не придется. Накрыв заживающую рану тонким слоем чистого бинта, я потянулась к другой руке мужчины:

— Слушай, шикар... — отважилась задать терзающий вопрос, — откуда твои шрамы? Они же в принципе у вашего брата оставаться не должны.

Сглотнув, — похоже, прикосновения землянки приносили ему большие неудобства, — шикар ответил:

— Не твоего ума дело.

Я поморщилась. Впрочем, по большей части на ответ я и не рассчитывала, но в глубине души теплилась искорка надежды. Любопытство не желало так просто сдаваться.

— Подумаешь, не очень-то и хотелось, — вяло огрызнулась я. — Дай руку.

Пришелец уложил поверх одеяла перебинтованную от плеча до запястья конечность. Избавив жилистую лапищу от повязки, я недовольно покачала головой. Здесь дела обстояли не так радужно, как на плече. Глубокая царапина заживала, но неохотно. Края ее покраснели, а на сгибах так и вовсе разошлись врозь.

— А все потому, что дергаешь много! — Раздосадовано упрекнула я. — В покое держать нужно! Давай, заштопаю?

— Не смей! — Рыкнул шикар, впервые наградив меня вспыхнувшим ненавистью взглядом.

— Тогда не шевели лишний раз, — не слишком обиделась я. Кто ж на дураков обижается? — Не на курорте. Уходить придется — тебе обе руки понадобятся. Страшный зверь вечно за тебя отдуваться не сможет.

Промывать царапину я не стала. Только густо смазала той самой мазью, которой обрабатывала собственные ожоги, и наложила чистую повязку.

Закончив с верхней частью туловища, потянула за край одеяла и оголила торс пришельца. Грудная клетка помимо белесых полосок застарелых шрамов была густо усыпана желтеющими синяками в местах, где пули ударялись о непробиваемую кольчужку. Повязка, прикрывшая рваную рану на пояснице мага, сползла набок. Тут как ни старайся, а закрепить хорошо не получится. На съехавших бинтах проступили кровавые пятна. Наверное, рана открылась, когда шикар хотел забить меня кочергой. Так ему, паршивцу! Вынув нож, рассекла запачканную побуревшей кровью материю.

— Кадол, подай, пожалуйста, водички, — обратилась я к замершему наготове узаши.

Зверь был рядом с того момента, как я начала экзекуцию с его дружком шикаром. Он, словно экзаменатор в медицинской академии, занял положение у меня за спиной и внимательно следил за каждой манипуляцией над магом. Переживает, как бы я в рану мышьяка не засыпала. Согласно уркнув, зверь подтянул ко мне ведро. Смочив кусок бинта водой, я выжала его над присохшей к ране повязкой. Что ж я садист какой — рвать на живую? Пускай отмокает. А я пока займусь бедром.

Скомкав край одеяла, я оголила пришельца полностью. Он не протестовал, а я не монахиня, чтобы смущаться при виде обнаженного мужского тела. Волновалась напрасно: рана затянулась полностью, как и плечо шикара. Облегчив повязку, я не удержалась от завистливого замечания:

— Везет вам, шикарам! Заживает быстрей, чем на собаках.

Узаши за спиной жизнерадостно мявкнул.

Покончив с бедром, потянулась к отмокшим бинтам на пояснице. Вот оно... Не может же все быть хорошо. Удалив повязку, я поморщилась:

— Поторопилась с выводами.

Неровные рваные края воспалились. Земные микробы добрались таки до аппетитной, по их мнению, шикарской плоти.

— Кадол, принеси, пожалуйста, мой рюкзак. Я оставила его в кладовой.

Узаши безропотно перетек в стоячее положение и отправился выполнять поручение.

— Золото, а не друг, — шепнула я, проводив зверя взглядом. — Смотри, шикар, береги его так же, как он тебя.

— Ты ему тоже нравишься, — тихо ответил мужчина.

— Отрадно слышать. Я дважды чуть не поседела, пока нашла с ним общий язык, — наигранно недовольным тоном проворчала я.

— Почему же 'чуть'? — Пришелец указал глазами на заправленную в косу белесую прядь в моих волосах.

— Это не по его вине, — отрицательно мотнула я головой.

— А по чьей? — Пришелец на краткое мгновение поймал мой рассеянный взгляд и тут же отвел глаза в сторону.

— Ты опять начинаешь? — Раздосадовано ответила я. — Не буду я перед тобой исповедоваться!

Мужчина вознамерился сказать еще что-то. Не миновать бы нам очередной ссоры, но у кровати вовремя материализовался узаши с моим вещмешком в зубастой пасти.

— Ушш! — Недовольно вставил он свое веское.

— Он первый! — Пожаловалась я, ткнув пальцем в шикара.

Зверь фыркнул и уселся на пятую точку. Его дружок иномирянин только хмыкнул.

Тщательно промыв воспаленную рану, я густо засыпала ее порошком антисептика. После лечения двух пришельцев этого незаменимого в аптечки снадобья у меня осталось катастрофически мало. Раздобыть еще будет очень нелегко в моем нынешнем статусе предателя и дезертира. Но невыполнимых задач не бывает, выкручусь. Прикрыв добросовестно обработанную брюшину тугим бинтом, я обратилась к шикару:

— Меньше шевелись. Как только начнет сползать, говори мне. От инфекции тебя регенерация не спасет. Помрешь — мы тебя со страшным зверем хоронить не будем. Да, Кадол?

Ни то согласившись со мной, ни то возмутившись черному юмору в отношении седока, узаши коротко рыкнул.

— Чего рычишь? Ты следующий! — Осчастливила я зверюгу. — Давай свой хвост!

Зверь зашипел и клацнул в мою сторону челюстями.

— А вдруг отвалится? И так коротенький стал, — насмешливо фыркнула я.

— Его хвост отрастет до прежней длины за пару земных недель, — нежданно вмешался шикар.

— Да ладно! — Удивилась я. — А если ему лапу отрубить?

Узаши разразился заливистым тявканьем. Я ухмыльнулась.

— Отрастет, если этому не препятствовать, — показалось, или в голосе мужчины прорезались ироничные нотки?

— Круто! — Восхитилась я. — А если тебе отрубить?

Тут узаши не выдержал. Гавкнув в полный голос (впечатляюще вышло, до костей пробрало!), он взвился на задние лапы, а передними завалил меня на вскрикнувшего матом шикара. Я взвизгнула от страха и затараторила:

— Я ж для науки стараюсь, клыкастая ты махина! Слезь! Ревматизм придавил!

Картина маслом под названием 'Будни дезертира'! Снизу голые ноги ругающегося на родном языке шикара, сверху туша рычащего узаши. Дожилась ты, Мася!

— Кадол! — Гаркнул иномирянин. Видно, лопнуло его терпение.

Узаши тотчас отстранился от трепыхавшейся жертвы в моем лице, и даже помог оной подняться, подтянув за полу свитера.

— Ыыы..! — Прокомментировала я его действия. — Ужасное существооо!

Глава 12

Ночь прошла спокойно. С вечера мы с узаши плотно поужинали остатками тушеной зайчатины, а шикар уговорил вторую банку фасоли, закусив собранными мной в лесу орешками. Я предложила ему молоток, но он только отмахнулся, ловко луща ореховую скорлупу пальцами на манер семечек. Спать легли рано. Я так и вовсе уснула, едва приземлив тело на бревенчатую лежанку.

С утра облаченный в трофейную одежду шикар самостоятельно покинул недра убежища. Котелок был ему больше не нужен. Немного погодя, я решила последовать его примеру. Спускаясь с кровати не разглядела впотьмах вытянувшуюся на полу тушу узаши, встав прямо на его больной хвост. Трусливо ретировавшись с места происшествия, я еще долго различала доносившиеся из землянки звуки его шипящего лая вперемежку с поскуливанием.

После завтрака из второго вареного кролика и очередной банки фасоли для иномирянского мужчины, я изъявила желание прогуляться по лесу. Чувствовала я себя гораздо лучше. Усталость после приема стимулятора несколько ослабила влияние на мой тщедушный организм. Спина тоже болела куда меньше вчерашнего. Не шикарская регенерация, но не менее хорошо. Озвучив в слух свои намерения, я взгрустнула — Кадол решил составить мне компанию. Напрасно я убеждала его остаться с седоком. Зверь игнорировал мои возражения, а шикар молчал. Должно быть они обсудили это заранее при помощи мысленной связи и пришли к обоюдному согласию. В конце концов, исчерпав все свои доводы, я махнула рукой. Пускай топает, если неймется.

Надо отметить, мне ни разу не пришлось пожалеть, что узаши увязался следом. Гулять по лесу с впечатляющей охраной в виде огромной зубастой ящерицы намного спокойней. Не один заблудший искатель приключений не отважится сунуться. Да и повеселилась я от души! Чего стоил один случай с вороной, которая гостеприимно угостила незадачливого узаши какашкой промеж желтых глаз. Кадол долго еще бесновался и отчаянно пытался забраться на дерево, где восседала пернатая пофигистка. Но увы, оказалось, что узаши не умеют карабкаться по голым шершавым стволам. А земные дезертирки очень даже! В этом мне пришлось убедиться, когда расстроенному Кадолу осточертело слушать мой заливистый смех и подначки. Пришлось устраиваться на соседней от вороны ветке и пережидать, пока приступ кровожадности отпустит страшного зверя. А как я завидовала его грации и прыткости, когда он гонял по полянке обезумевшую со страху лесную мышь! В общем, три утренних часа были потрачены с пользой и удовольствием.

Наше приподнятое настроение изменилось в считанные секунды. Мы уже возвращались к подземному укрытию, где нас дожидался шикар. Возвращались не с пустыми руками: мой рюкзак оттягивала ноша из пары десятков диких яблочек на десерт пришельцу, а узаши тащил в зубах честно побежденную им в скорости и ловкости молоденькую косулю. Замерев на полушаге, Кадол вдруг насторожился и выронил из пасти добычу. Не обратив внимания на мой обеспокоенный, вопросительный взгляд, зверь навострил уши и припал к земле, усиленно отстукивая нервную дробь обрубком своего хвоста.

Не раздумывая лишнего, я споро последовала его примеру. Остроте моего слуха далеко до звериного чутья узаши, однако я отчетливо распознала вибрации почвы, расползавшиеся от следовавшего невдалеке транспорта. Водородный двигатель, а это был именно он, работал тихо. Но у меня был солидный опыт общения с военной техникой, а потому без особого труда я опознала гул мотора легкого наступательного броневика, что нередко использовала разгромленная объединенная земная армия. Шофер вездехода точно знал расположение цели следования и правил самым коротким курсом. Не спешил, уверенный в собственной безопасности.

Таких совпадений попросту не бывает. Решение просто — нас выследили. То, что я и узаши отлучились за добычей провианта — счастливейшая из всех случайностей. Будучи запертыми в четырех стенах землянки, мы были бы обречены. А так у нас есть вполне реальный шанс выкрутиться самим и постараться вытащить шикара. Главное не высовываться раньше времени. Как можно быстрее подойти к убежищу с тыла (время у нас есть, ведь транспорт вынужден закладывать виражи, выискивая для себя проход меж древесных стволов и валежника, и бегом опередить его вполне возможно), посмотреть, послушать, подумать и...

— А, черт тебя задери! Куда..?!!

Задние лапы узаши стремительно скрылись в зарослях шиповника. Судя по спешке, Кадол пришел к противоположным мне выводам. Наращивая скорость, он, не скрываясь, мчался прямиком к земляному убежищу, обращая в прах мои далеко идущие планы. Мне ничего не осталось, как, проклиная нетерпеливость узаши, броситься за ним вслед.

Вслушиваясь на бегу в приближающийся рокот двигателя (слава провидению — всего лишь один), я что есть мощи корила себя за излишнюю подозрительность. Ведь только по моей вине шикар остался совершенно безоружным! Уходя в лес, я подумала о том, чтобы оставить пришельцу что-нибудь из снятого с его тела арсенала, но отказалась от этой идеи, страшась, что при возвращении оное обернется против меня. Чертова паранойя!

До убежища оставалось не больше двух сотен метров, когда до моего слуха донесся громогласный рык узаши. Уже очень давно потеряв зверя из вида, я выкладывалась на полную из страха не успеть предотвратить трагедию. В ответ на леденящий душу рык раздалась короткая автоматная очередь. Затем еще одна и еще. Наконец пальба превратилась в хаотичное, паническое изведение боеприпасов, которое сопровождали предсмертные визги тех, кому не повезло познакомиться поближе с неукротимым норовом зверя, и отборная ругань вперемежку с отрывочными командами уцелевших.

— За что же мне это наказание?! — Выдохнула я из разрываемых болью легких.

Долгий быстрый бег — не мой конек. А долгий быстрый бег спустя всего лишь сутки после приема стимулятора — действие попросту самоубийственное, о чем и кричал мой выдохшийся организм. Увы, кроме того, что в наглую игнорировать вопли собственного тела, помочь себе я больше ничем не могла.

— Слева заходи! Она там, в кустах засела!

'Узаши жив, пока еще жив...' — эта молнией промелькнувшая в подсознании мысль открыла во мне второе дыхание. Я ускорилась, на ходу расстегивая набедренную кобуру. О шикаре в тот момент я не думала вовсе...

— Я ее, кажись, задел! Кусты кровью перемазаны! — Третье дыхание привело с собой четвертое, а там подтянулось и пятое.

Взвившись на невысокий холм в тени разлапистой ели, я потратила целое бесконечно долгое мгновение на оценку ситуации. Да, слух меня не подвел — транспорт у преследователей был один. Разношерстная компания мужчин, которых я отнесла в разряд типичных, но хорошо оснащенных мародеров, опасливо окружала густые кусты на краю прилегающей к убежищу полянки. Там, судя по их отрывистым высказываниям, укрылся наделавший не мало шума зверь. А кроме неразберихи Кадол успел наделать и шесть видимых мне трупов. Батюшки святы! Откуда столько народу?! Один легкий броневик, будь он даже резиновым, ни за что не вместил бы внутрь два десятка вооруженных людей! Пришли пешком? Когда ж успели?! И где, чтоб ему до конца дней мясом давиться, шикарский маг?!

Глубоко вдыхая подогретый на солнце воздух, я медленно выпускала его через рот, одновременно обдумывая свои следующие действия. Дверь в землянку была распахнута настежь. Это указывало на то, что искать внутри живого шикара более чем бесполезно. Мародеры безжалостны ко всем, кто слабее их. Узаши опоздал. Он стремился опередить транспорт в то время, когда убежище уже окружила пешая засада. Что же, печально. Лечила, терпела, а его взяли и пристукнули. Жизнь — коварная штука! Жалею ли я? Однозначно нет. Разве что о бесполезно растраченных медикаментах из походной аптечки. Надменный шикар, мягко говоря, не пришелся мне по вкусу. Но от того, что убивцы беззащитных иномирян собирались проделать с симпатичным мне зверем, бросало в холодный пот, заставляя волосы подниматься дыбом.

Стал бы узаши отсиживаться в кустах из осторожности? Какая тут осторожность!? Позволить врагу взять себя в оцепление, выжидая, пока круг сузиться, перекрыв все ходы к отступлению — очень странный план. Скорее всего Кадол действительно ранен, как утверждает вон тот безусый молодчик, и не в силах боле оказывать сопротивление. Плюс моральная подавленность из-за смерти седока. Итог: шевелись быстрей, Маша, иначе зверюшке крышка!

Так. Мне предстоит вывести из строя четырнадцать человек. Получится? А как же! Не дрейфь, Маша! Мы с тобой и не в таких переделках бывали! Восемь мужчин из четырнадцати (надо полагать, самых смелых или, что вернее — малоценных по убежденности лидера группы ) с разных сторон подбирались к кустам, в коих скрылся раненный узаши. Четверо выстроились чуть поодаль, держа на прицеле все те же кусты. Как я их понимаю! По собственному опыту известно, насколько сложно убить разъяренного шикарского зверя. Еще двое спешно выносили из убежища какие-то ценные для себя вещи. Мародеры — они и в Африке мародеры: чего добру пропадать? Самые натуральные падальщики среди человеческого племени.

Все же удачно, что они разделились. Хотя я бы предпочла, чтобы расстояние между занятыми своими делами группами было метров на триста побольше! Наполовину согнув ноющую спину, я обошла поляну вокруг короткими перебежками вдоль границы зеленых зарослей. Не заметили — слишком увлечены развязкой интриги с узаши. Кому как не мне было знать о потайном ходе (вернее, аварийном выходе) из подземной лежки? Задний выход, непременно присутствующий в каждом убежище, спас не одну человеческую жизнь. Сейчас ему предстоит помочь еще двоим: трепетно любимой мне и грозному, но чрезмерно вспыльчивому иномирному хищнику.

Отыскав заросший мхом и лишайником люк у корней ближайшего к землянке дерева, я тихонько приподняла прогнившую крышку. Темно, хоть глаз выколи. Хорошо хоть, проход не обвалился — это я проверила еще при первом обыске кладовой. Зажав в зубах тусклый фонарик, я нырнула в кромешную тьму тесного лаза. Следующая остановка — отверстие в задней стене кладовой, которое заботливо прикрывал легкий стеллаж с пустыми пластиковыми канистрами.

Стараясь издавать как можно меньше шума, я бережно спустила на пол четыре емкости из-под топлива, что преградили мне путь. Фонарь я выключила, как только нащупала выходное отверстие из туннеля — незачем лишний раз привлекать к себе неуместное внимание. Дверь в кладовую мародеры сорвали вместе с проржавленными петлями, и в образовавшийся проем попадали заблудшие пучки уличного света из отворенного настежь переднего входа. Гостей они явно не ждут. Почему? Узнав о наличии двух пришельцев, их разведка не могла проворонить меня. Ведь из всех нас именно я чаще остальных покидала стены лежки! Или... Нет! Не может быть! Ни за что не поверю, что нашествие мародеров, всего-навсего досадное совпадение! Слишком много этих совпадений происходит в последнее время.

Я двигалась на ощупь, благо на зрительную память жаловаться никогда не приходилось. Навернув на дуло пистолета извлеченный из специального кармашка на пояснице глушитель, крадучись просочилась в жилую комнату.

Первый из встреченных мною налетчиков умер от выстрела в спину. А что? Я отнюдь не герой и не приверженец равного боя. Я девушка слабая, в меру коварная, потому мне простительно и в спину пострелять. Нефиг подставляться! Разворовываешь чужое добро — так будь на чеку! Вдруг хозяин вернется? Второй молодчик, что избрал своей профессией обирать мертвые тела и заброшенные здания, успел заметить только вспышку пламени от второго моего выстрела. Пуля пробила лоб и вынесла заднюю стенку черепа.

О! Автомат! Как кстати! Я сняла с плеча мародера боевой трофей. Снаружи было тихо. Остальные налетчики еще не отважились напасть на узаши. Или нападать уже не на кого? Вздрогнув от неприятной мысли, я шепнула себе в утешение:

— Не время сопли пускать...

Подобравшись к высеченным в почве ступеням, боковым зрением приметила третье мертвое тело в тесной жилой комнатушке. Шикар полусидел, привалившись спиной к стене. Видимых повреждений на нем мне разглядеть не удалось, но остекленевшие глаза, замершие на неподвижном лице, говорили о многом. Как сообщить об этом узаши? Не обезумит ли зверь от горя? Не разорвет ли меня в клочья от ненависти к погубившей его седока расе? Одно точно:

— Кадол очень расстроиться.

— Ихерен ра! — Внезапно слетело с мертвых губ усопшего шикара.

— Сам такой, — на автомате откликнулась я. Секундой позже, осознав произошедшее, очумело добавила: — Ты что, снова живой?!

— Ише про...хива, — выдавил несостоявшийся труп иномирянина.

— Чего обзываться-то?! — Возмутилась я.

Родной язык шикаров я разбирала плохо. Но сказанное сейчас худо-бедно поняла. Обе фразы не лестно характеризовали мои действия в целом и личность конкретно.

— Тут сиди, никуда не ходи.

— Кадол? — Вопросительный тон шикара я расшифровала как беспокойство о нынешнем состоянии его зубастого друга.

— Не знаю. Молись, чтобы он был жив. Иначе я с тобой возиться не стану.

Поудобнее перехватив милый сердцу полуавтоматический пистолет и сменив початый рожок автомата, я медленно высунула нос на поверхность. Солнечный свет ненадолго меня ослепил. Проморгавшись, я поняла: за время моих перемещений по сумрачному ходу и разборок с двумя любителями чужого добра, ситуация на полянке мало изменилась. Прислушалась, чтобы узнать, что затевают налетчики, и едва не расхохоталась в голос.

— Иди-ка ты первым, толстый...

— Почему я?!

— А кто предложил?! Тот пусть и делает!

— А вдруг ее веревка не удержит?

— Вот и поглядим. Зато представь, сколько бабла срубишь, если дельце выгорит!

— Но он ведь ясно сказал — прикончить обоих...

— Да какая ему разница?! Что ему эта тупая ящерица?! А продать ее можно дорого!

Уху-ху! Они решили продать узаши! Связать веревкой и продать! Если бы я не тряслась так за жизнь этого конкретного зверя, то обязательно осталась бы поглядеть, скольким из кучки самоуверенных придурков удастся сохранить свои никчемные жизни. О, храбрые моськи! Нет, не так... О, отчаянные самоубийцы! За десять лет могли бы и усвоить, что иномирные хищники живьем не сдаются. А зверь, защищающий седока, и подавно. Хотя, мародеры — особый контингент людей. Трусливые, шустрые, они и не знали толком, что такое война. Предпочитали отсиживаться в укромных уголках, пережидать, пока спадет накал страстей. Вылезали из своих нор они только для того, чтобы собрать ценные вещи почивших в боях сограждан. Не удивлюсь, если Кадол — это первый узаши, которого они видят живьем. И последний, судя по тому, что болваны решили с ним сделать.

Ждать не имело смысла. Если зверь кинется в самоотверженную атаку, умрут многие. Но, скорее всего, погибнет и сам Кадол. Еще есть шанс все поправить, и я попросту не имею права его упустить.

Удобно устроившись на ступенях землянки так, что над уровнем почвы торчала лишь макушка, я прицелилась. План был прост: стрелять из пистолета с глушителем в спины врагов ( не слишком благородно, зато как действенно!) до той поры, пока они не сообразят, откуда ведется огонь. После обнаружения пойду в открытую — трофейный автомат приятно оттягивал правое плечо. Ну, держитесь, ванькины дети! Я вас, мародеров, с юности не люблю!

Глава 13.

Первая моя жертва осела в мягкую траву тихонько, прямо таки шепотом. Дружки паренька и не заметили его скоротечной кончины.

Нравится ли мне убивать? Что за странный вопрос? Я ведь не маньяк полоумный. Просто иногда в жизни случаются ситуации, в которых иначе нельзя. Тут либо ты их, либо они тебя. Трупы мародеров не станут преследовать меня во снах, заставляя раскаяться в содеянном. За десять лет с оружием в руках нервы мои окрепли достаточно, чтобы не терзаться муками совести за каждую отнятую жизнь. Я не считаю себя наделенной правом вершить над кем либо суд. Даже над теми, кто на мой взгляд того заслуживает. Другое дело защищать от посягательств свою жизнь и жизни тех, кто мне небезразличен. Здесь я беспощадна. Разве пощадили бы они меня? Или узаши? Нет. В их алчных мозгах лишь жажда наживы любым путем. Каждый из них отдавал себе отчет, на что он идет. Вот и пусть пожинают плоды.

Второй пораженный моей пулей мужчина завалился неудачно. В падении он ухватился за штанину впереди стоящего, от чего тот не на шутку струхнул. Еще бы! Ждать атаки спереди, а отхватить со спины! От неожиданности палец его дрогнул на спусковом крючке автомата, выпустив шальную очередь в своих же товарищей. Что тут началось! Играй гармонь, пляшите ноги! Каждый палил бог весть куда, в стороны, в небо, друг в друга, не забывая при этом истошно вопить, бегать кругами и материться. Я охотно помогала, но, в отличие от мародеров, всякая выпущенная мною пуля находила цель. Впрочем, нужно отдать молодчикам должное — паника прекратилась так же быстро, как и началась. Шестеро оставшихся в живых после хаотичной пальбы в друг дружку и моей прицельной помощи мужчин попрыгали в зелень кустов.

— Миха! Прекрати палить! Мы договаривались, что ты уберешь только Паху и Боцмана!

Ошалело сморгнув, я промолчала. Вряд ли ребяткам понравиться, если Миха ответит им женским сопрано.

— Чего молчишь? Зачем такую суматоху устроил?! Не мог что ли им по-тихому пулю в лоб? Или ты решил и нас за компанию, а? — Тон говорившего наполнился подозрительностью. — Чтоб себе побольше отхватить, да, крысеныш? Только вот хрен тебе, а не бабки! Как на заказчика выйти, только мне известно!

— Дела... — прошептала я. Это ж надо, какие у них в коллективе отношения теплые! — Что делать — то..?

— Остынь, Михась! Выходи! Нам еще девку по лесу выискивать нужно! А вдруг она сюда больше не заявиться? Перепугалась поди и пришельцев своих забросила!

Это он что, про меня? Странный какой-то... Не, я, конечно, все понимаю, но с чего такие глубокие выводы? Если узаши вернулся один, так значит 'девка' обязательно 'перепугалась' и 'забросила'? А что зверь банально бегает быстрее им в головы не приходило? Так вот почему они раньше не упоминали про недостачу в количестве одной меня! Просто не приняли всерьез тщедушную девчонку болезненного вида! Как мило с их стороны!

Медленно выдохнув, я заставила себя успокоиться. Нужно решать вопрос и немедленно. Тянуть больше некуда. Мне нужно выманить их из кустов или труба дело. Потерев висок, я фыркнула: в голову пришел наверное самый дурацкий из всех возможных планов. Времени на раздумья у меня отсутствовало, потому я собралась с духом и начала действовать.

Прочистив горло, я громко закашляла. Импровизировать и играть мне приходилось и раньше, но сегодня я впервые изображаю из себя мужчину. Получиться ли? Стараясь вложить в кашель как можно больше хрипов, стонов и бульканья, как то подобает умирающему, я понизила тембр голоса до возможного предела и страдальчески выдала:

— В меня срикошетило...кхе-кхе...

— А не брешешь? — После недолгих раздумий опасливо осведомился мой невидимый собеседник.

Перезарядив пистолет, я перехватила его в правую руку. Ну конечно не брешу! Так, привираю маленько... От души размахнувшись, я выбросила из укрытия сослуживший мне добрую службу автомат:

— Безоружный я...кхе-кхе...

В кустах послышалась возня. Должно быть, там активно обсуждали мое поведение. Наконец, мой оппонент ответил:

— Ща, Михась. Поможем!

Ну-ну. Помогите. Высовываться я больше не рисковала. Поймут, что подстава — мне несдобровать. Подожду-ка я, пока 'помощники' подойдут поближе.

Топот ног, приглушенный лесной травкой, отчетливо раздался совсем рядом с входом.

— Вот и настал твой час! — Торжественно шепнула я маленькой осколочной гранате. Последняя в своем роде, даже от командира базы утаила. Все думала: вдруг однажды она мне жизнь спасет? И гляди, правда пригодилась! Дернув чеку, я задержала 'подарочек' в ладони чуть дольше, чем следовало и, с ехидной ухмылкой на губах, заслала снаряд точно под ноги подошедшим мародерам.

'Бубух' вышел знатный! Мощной взрывной волной с бревенчатой крыши убежища сорвало слой ветвей и глины, наваленных строителями в целях конспирации. От вибрации с внутренних стен посыпались осколки песчаника. Охов и стонов пораженных взрывом мужчин я не услышала. Оно и понятно: поверивших моему актерскому дарованию мародеров разметало по сторонам, словно слепых котят.

Стряхнув с головы деревянные щепки и комки глины, я выбралась из укрытия. Посреди полянки образовалась неглубокая черная воронка, вокруг которой живописно разлеглись пятеро тел. Стоп, пятеро?! А шестой где?! Забористая автоматная очередь стала мне ответом. Живо плюхнувшись на брюхо, я откатилась в сторону и, споро подобравшись, рыбкой нырнула за не высокую земляную насыпь у входа в убежище.

— Сука! Вот сука!!! — Эмоционально неслось мне вслед.

Куски свинца, щедро изрыгаемые дулом автомата, вгрызались в сырую почву в каком-то полуметре от меня. Тонкий слой насыпной глины — единственная причина, почему я до сих пор оставалась живой. Противник мне достался явно недалекий. Понимаю — расстроен, но разве же можно так расточительно относиться к боеприпасам? Кончатся, и что он будет делать? Забьет меня прикладом? Так для этого ему подойти ко мне придется.

— Сука!!! — Бесновался мародер. Последний в этом сезоне...

— От кобеля слышу! — Откликнулась я, скручивая с пистолета глушитель. Теперь он уже ни к чему, только прибавляет оружию и без того порядочного веса.

В ответ на мои слова очень злой мародер (и с чего бы, интересно?) утроил частоту огня, не переставая выкрикивать гадости в мой адрес. Никто меня не любит! Шикар обругал, мародер обругал, узаши то и дело голову откусить хочет...как он там?

Мой противник распылился не на шутку. Может смелости ему добавляло отсутствие ответного огня? Или это так проявляется паника потерявшего всех своих товарищей мужчины? Он выскочил из своего укрытия и быстро приближался, рассыпая вокруг жалящий землю рой свинцовой смерти и град проклятий в мой оскорбленный адрес.

— Вонючая шикарская подстилка!!! — Выкрикнул сквернослов и замешкался на долю мгновения. Словарный запас иссяк, что ли..?

— Нее, ну это ты зряяя... — протянула я, и быстрым, отточенным годами практики скачком сменила базировку. Моментально сориентировавшись, прицелилась из положения лежа и нажала на спуск. Некоторое время безвозвратно мертвое тело мародера еще сохраняло стоячее положение. Из аккуратной дырочки точно промеж высокого лба тонкой струйкой пролилась по переносице кровь. Глаза бессмысленно застыли в одной точке.

— Не хорошо ругаться, — сообщила я трупу. Как бы в подтверждение своей вины, тело мужчины сложилось пополам и грузно осело в траву.

Обведя взглядом превратившуюся в кладбище полянку, я холодно прокомментировала увиденное:

— Они жили счастливо и умерли все в один день...

Не убирая оружия, перешагнула спасшую мою жизнь насыпь:

-Кадол! Страшный зверь, ты живой?

Тишина. Никто не уркнул в ответ, не мяукнул, не гавкнул и даже не зашипел.

— Твой шикар-то целехонек..!

Я спешила к злополучным кустам, в которые мародеры загнали узаши и куда так и не успели заглянуть. От страха, что зверь не дождался моей помощи, затряслись мелкой дрожью руки. Почему он не отзывается? С каждым шагом я все ускоряла ритм, под конец перейдя практически на бег. Тугой комок дурного предчувствия внизу живота вырос до размера баскетбольного меча. Раздвинув руками ветви, я сунулась в гущу и застыла. Узаши действительно был там. Вытянув задние лапы, он лежал на боку. И без тщательных осмотров я видела с десяток глубоких пулевых ранений на чешуйчатом теле. Голос предательски дрогнул:

— Кадол, если ты умрешь, я не буду возиться с твоим шикаром! Добью его, чтобы не мучился. Слышишь?! Слово даю! Пристрелю паршивца на месте!

По телу гигантского зверя пробежала судорога. Узаши тяжело дышал, не открывая желтых глаз, не издавая ни звука. Но он был жив! Пока...

Слезы затмили взор влажной пеленой. Нет! Это не правильно! Не должно грозному воину, пережившему схватку с мобильной группой сопротивленцев, погибнуть от пуль трусливых мародеров! Этого не будет! Я не допущу.

Опрометью метнувшись к землянке, я кубарем скатилась со ступеней, приземлившись на колени.

— Шикар! Шикар!

— Ты солгала мне, — тихая речь пришельца донеслась ровно от того места, где я и оставила его. — Твой истинный класс далек от 3Д.

Я всхлипнула:

— Да какая разница! Помоги! Там...там... Кадол...

— Что случилось? — Ледяным тоном вопросил мужчина. Держась за стену, он с трудом поднимался на ноги.

— Ранен, умирает... Я не знаю! — Простонала я срывающимся голосом.

— Помоги мне выбраться! — Властно приказал мертвенно бледный маг.

Я подчинилась. Такая малость, но если это спасет жизнь узаши, я готова хоть всю жизнь ему портянки стирать!

— Я учту, — отметил шикар, опираясь на мое плечо.

— Вон из моих мыслей! — Слабо возмутилась я, свободной рукой утирая с глаз сырость.

— Твои чувства слишком громкие. Учись сдерживать себя.

— Да пошел ты...вперед! — В последний момент сменила я пункт назначения, куда хотела послать наглого шикарского зануду. — Там твой друг умирает, а ты меня жизни учишь!

— Всегда есть время поделиться опытом с несмышленышем, — парировал мужчина.

— Как же ты меня раздражаешь! — В сердцах высказалась я. — Руку давай!

Вытянув шикара из темноты убежища, я потянула его к заветному кустарнику. Прихрамывая на ходу, воин обозрел поляну и высказался:

— Ты сильно занизила свой класс.

Я только шмыгнула носом, не видя смысла вступать в пререкания. Втащила пришельца под сень укрывших узаши кустов и застыла недвижимой статуей:

— Сделай что-нибудь...

Шикар не заставил себя ждать. Упав на колени возле распростертого друга, он что-то прошептал на родном языке. Быстро и тихо, я не разобрала. Если честно, то и не пыталась особо вникать — не то настроение для проявления лингвистического любопытства. Было видно, каким неимоверным усилием иномирянин удерживает на лице холодное бесстрастное выражение. Прикрыв глаза, он самозабвенно водил раскрытыми ладонями над головой зверя, непрерывно шепча непонятые мною слова. Длилось это не менее пяти минут. Изредка шикар прерывался, чтобы утереть с лица выступивший от напряжения пот. Наконец он смолк и опустошенный, вымотанный до предела, примостился в заляпанную кровью траву.

Оценив взглядом плоды его рук, я поняла — ничего не изменилось. Сердце кольнуло ржавой иглой:

— Что ты сделал?

— Прекратил его стремление к ускоренному восстановлению и на короткий срок нормализовал работу жизненно важных органов. Но это бесполезно... — На краткий миг ледяная бесстрастность оставила черты лица иномирянина. Усталость, тревога и боль от своей собственной беспомощности — вот, что на самом деле испытывал маг.

Я приложила дрожащую руку ко лбу. Все напрасно? Нет, я не желаю опускать руки!

— Почему бесполезно? Ты не можешь ему помочь? Ты же маг!

— Мой дар не успел восстановиться. Я не могу применить его в полную мощь. Все, что мне удалось — это отсрочить неизбежный финал. — Последнюю фразу мужчина насильно вытолкнул сквозь сжатые в тонкую нить губы. Ему очень не хотелось признаваться в бессилии. Но еще больше он боялся потерять друга.

— Но как же так?! Неужели он обречен? — Шепнула я, все еще не веря в очевидное.

— Ему могли бы помочь. Там, куда направлялся наш обоз, не мало полноценных магов, способных открыть переход. Лишь общими усилиями многих возможно победить смерть. Однако нам туда не добраться.

Злость на несправедливость судьбы в отношении Кадола придала мне сил:

— Это еще бабушка надвое сказала! — Всхлипнув, я яростно потерла кулаком нос. Ох уж мне эта женская суть! Сплошные эмоции, слезы и сопли. Никакой рациональности и выдержки! — Будь здесь!

Ранее я сочла бы упоминание шикара об обозе и месте его прибытия завуалированным намеком, не будь оно высказано им с таким неподдельным отчаянием. Пришелец уверен, что ему не удастся добраться до туда в срок так же, как и получить от меня хоть сколь-нибудь реальную помощь. А ведь я могу ускорить путешествие! Сильно сократить путь. Чем мне грозит отчаянный жест, я старалась не думать. Сохранить жизнь узаши, за пару суток ставшим таким близким и родным — вот задача номер один. А потом... Может, мне повезет, и шикары пощадят мою шкуру? Верится с трудом, но случаются же чудеса на свете!

С такими отнюдь не радостными мыслями я и подбежала к бесхозному после смерти всех владельцев-мародеров броневику. Наскоро проведя технике беглый осмотр. Выяснилось, что бак автомобиля наполовину пуст (или наполовину полон?), впрочем, как и вместительное нутро транспорта. Мародеры рассчитывали на солидный улов, потому потрудились освободить в кузове как можно больше свободной площади. Как это кстати! Знак судьбы, не иначе!

Ключи мне оставить не додумались. Ну и черт с ними, мы и без них поедем! Выдрав из-под приборной доски пару проводов, я спешно зачистила хлипкую изоляцию. Только бы получилось! Мотор взревел с первой попытки. Я возликовала: после впечатляющей череды фантастических неудач мне ведь должно повезти хоть в чем-то?

Плюхнувшись на водительское сиденье, я выжала сцепление. Была-не была! Если у жизни единственный возможный исход — смерть, тогда я хочу умереть с чистой совестью, совершив на последок что-то хорошее. Броневик рывком сдвинулся с места, подчинившись моему настойчивому желанию. Водила я из рук вон плохо, но ключевое слово здесь — водила. Дискомфорт мы потерпим, главное, чтобы ехала!

Притормозив ближе к кустам (насколько то стало возможным), где оставила обоих пришельцев, резво покинула кабину.

— Шикар! Ты тут?!

Маг беззвучно выступил мне на встречу.

— Карета подана, грузи Кадола назад. Ему там хватит места. Утащишь в одиночку?

Мужчина молча смерил меня взглядом, сурово насупив брови.

— Чего уставился? Я помогу тащить, только толку с меня, как с козы молока! Отомри уже, статуй проклятый!

Шикар не двинулся с места:

— Мы не поедем.

Я судорожно сжала кулаки, чувствуя, как деревенеют мышцы лица.

— Почему же? — Вежливо осведомилась, не нуждаясь в ответе.

Да, я прокручивала в мыслях возможность такого варианта развития событий, но все же надеялась, что пришелец умней. А нет! Умом тут и не пахнет! Проблема в том, что принципиально отвергая любую земную технику, иномиряне порой доходили до полного абсурда. Один боевой командир однажды утопил пол своего отряда в болоте просто из нежелания воспользоваться человеческой рацией. А сколько смертей шикарских воинов произошло лишь потому, что они считали зазорным разить землян их же 'варварским' оружием, и посчитать сложно. С моей точки зрения то был полнейший идиотизм, но кто ж меня спрашивал? И вот теперь передо мной с убежденным видом стоит шикар, готовый заплатить за принцип жизнью своего узаши, не однократно доказавшего безоговорочную преданность недоумку седоку! Где тут несчастной Маше сохранить невозмутимость?!

— Я никогда не сяду в это омерзительное изобретение вашей извращенной мысли, — подтвердил шикар мои опасения.

— Ах ты ванькин сын! — Прорычала я. — Разве я приглашаю тебя с собой?! Мне плевать с высокой башни, куда ты сядешь и зачем! Но разве твои глаза ослепли?! Твой друг умирает! Хотя, друг ли он тебе, если ты готов пожертвовать им, лишь бы не ущемить свою гордость?!

— Будь Кадол в сознании, он согласился бы со мной. Непрошибаемый тип! Хотя, нет. Ледяной тон шикара на сей раз несколько подрастерял убежденности.

— Мы никуда не поедем. Ни я, ни узаши.

Пистолет сам прыгнул мне в руку, дуло уставилось в бестолковый лоб пришельца:

— На счет тебя я полностью согласна, но не его. Грузи узаши в броневик. Я знаю, ты на это способен.

— Ты мне угрожаешь? — Кажется, мне удалось вызвать удивление в высушенной шикарской душе.

— Не просто угрожаю — я не колеблясь пущу тебе в лоб пулю, если ты ответишь отрицательно. Считай, что я взяла тебя в заложники. Чего не сотворишь, чтобы спасти заживо похороненного тобой друга!

— Тебе не напугать меня смертью, — задумчиво наморщил лоб иномирянин.

— Знаю, от того и не пытаюсь. Я просто довожу до твоего сведения, что если в ближайшую минуту ты не начнешь переносить зверя в машину, я размажу твои не шибко умные мозги по зелени этих кустов.

Пришелец перекатился с пятки на носок и сцепил за спиной руки:

— Я подчинюсь тебе. Исключительно для того, чтобы лично увидеть, как Кадол перекусит твою тонкую шею, узнав, на что ты вынудила меня пойти.

— Была бы рада подставить ему эту свою нежную часть тела, но боюсь, нам с ним свидеться уже не доведется.

Пистолет я не убрала. В сделанном шикару заявлении не было и доли шутки. Давно бы уже пристрелила, если бы не узаши.

Наблюдая, как пришелец ковыляет к Кадолу и принимается за транспортировку, я хмыкнула. Не просто так он из землянки носа не казал! Безымянный мародер прострелил ему здоровое бедро и уже продырявленную в одном месте брюшину. Так тебе, гаденыш! Шикары выносливы и крайне сложно истребляемы, а несостоявшийся убийца не потрудился удостовериться в его гибели. Жаль, очень жаль, что магу снова повезло.

Я не ошиблась: мужчине действительно хватило физической мощи, чтобы волоком дотащить узаши до машины и, приподняв, погрузить внутрь. Правда, из-за напряжения мышц из его ран снова хлынула кровь, но на сей раз я не собиралась оказывать ему первую помощь. Он окончательно потерял в моих глазах зачатки уважения, когда отказал в помощи другу ради призрачных, надуманных принципов. Пусть заботится о себе сам.

— Хорошо, — кивнула я, когда шикар выполнил поставленную задачу. — Там в боковых стенах должны быть ремни для перевозки тяжелораненых. Да, эти. Закрепи их за карабины напротив. Умничка, вылезай.

Эластичные привязные ремни должны хоть немного уменьшить пагубное влияние тряски на изрешеченного пулями зверя.

— Сядешь со мной на переднее сиденье, покажешь дорогу.

Молча, внешне не проявляя недовольства, шикар устроился на указанное место. Вот и славно, предпочитаю держать его на виду. Оседлав водительское место, я взмолилась вслух:

— И да не оставят нас высшие силы... Трогай, Маша!

Глава 14. Алтаэй

За секунду до того, как дозорные подняли тревогу, Алтаэй уловил, как дрогнула порванная магическая нить. Неделю назад, когда угроза его жизни перестала быть призрачной, он сам обернул невидимой нитью прилегающую к лагерной стене просеку. Пусть это потребовало от него почти полностью выложиться в магическом плане, но порой даже одна лишняя секунда может изменить итог битвы.

Алтаэй был не из тех, кто прячется за спины своих воинов. Среди нации шикаров трусы отсутствовали вовсе. Схватив перевязь со сфайями, иномирянин преодолел крутую лестницу, распахнул тяжелую дубовую дверь и оказался на самом верху лагерного заградительного сооружения. Высокая бревенчатая преграда, называемая на людской манер 'стеной', открывала отличный панорамный обзор ровной плоскости просеки, что пару лет назад отделила лагерь от рослого соснового леса. И там было на что посмотреть!

Петляя по засеянному рожью полю, уклоняясь от шквального огня оборонительных орудий к воротам лагеря на полном ходу мчался человеческий транспорт. Что сопротивленцы задумали на этот раз? Что может сделать одинокий броневик против первоклассно укрепленного, защищенного двойной стеной и тремя сотнями воинов лагеря? Люди спятили окончательно, если надеются прорваться внутрь!

Воззвав к своему дару, Алтаэй сформировал в руках огненную сферу. Град стрел, каменных метательных снарядов и слабых магических атак обороняющих стену воинов не останавливал бешено лавировавшую машину. Некоторые шикары попадали в верткую цель, но та упорно продолжала движение. Алтаэй знал — корпус человеческого броневика может выдержать многое, но и ему не устоять против удара настоящего сильного мага. Алтаэй же слыл среди своего народа одним из самых могущественных.

Прокрутившись на пятках, шикар взмахнул поднятыми руками, посылая пылающую сферу в ревущее транспортное средство. Он высчитал траекторию движения машины, учел скорость полета своего полыхавшего оранжевым пламенем снаряда, направление ветра. Он не мог позволить себе ошибиться! Ибо повторной возможности у него не будет. Одного не учел мудрый маг — опыта человеческого водителя. А реакция у последнего оказалась отменной. Землянин за рулем машины вовремя заметил огненный смерч и резко вдавил тормоза. Слух Алтаэя резанул металлический скрежет и визг колодок. Автомобиль занесло, он закрутился по замысловатой дуге. Пассажирам, если таковые имелись, пришлось не сладко. Своим маневром шофер добился главного — огненная сфера ударила в землю совсем рядом с машиной, не причинив видимого вреда. Не дожидаясь, пока рассеется пыль, поднятая впустую потраченным огромным снарядом, водитель с надрывным воем вернул броневик к жизни и, обогнув воронку, продолжил движение к воротам.

Что задумали люди?! К чему это маниакальное желание умереть? На что они надеются? Алтаэй многое знал о человеческой культуре и их технике. Последние годы его очень занимало изучение не оцененных шикарами изобретений гордой, жестокой, алчной и одновременно гениальной расы. Однако особенности странной логики землян так и остались для него загадкой. В первые годы противостояния среди людей широко распространился терроризм, унесший многие и многие жизни. Но на сегодняшний день это мало приятное движение угасло. Все благодаря вовремя принятым мерам по конфискации и уничтожению всех запасов оружия и взрывоопасных материалов. Или не всех? Возможно ли то, что сопротивленцам удалось раздобыть где-то взрывчатки и начинить ею броневик? Но в этом опять же нет смысла из-за двойной конструкции защитной стены и разбросанности внутренних строений лагеря. Что же тогда за коварная задумка руководит людьми в мчащейся машине?

Ответ был совсем близок. Транспорт набрал максимальную скорость, неизменно уворачиваясь от большей части посылаемых в него разномастных снарядов. Вот он выравнивает курс, приноравливаясь к расположению наглухо запечатанных двустворчатых ворот. Пятнадцать метров до столкновения, десять, пять... Броневик не снижая скорости начисто снес правую створку, разворотив ее в мелкие щепки. Взрыва не прозвучало. Среди защитников лагеря поднялась суета, и Алтаэй хорошо понимал ее причину. На протяжении трех последних лет земляне не осмеливались на лобовые атаки крупных лагерей. Шикары успели привыкнуть к относительному спокойствию. Что же переменилось?!

Алтаэй до хруста сжал кулаки. Водитель автомобиля не удовлетворился результатом. Защитные стены были спроектированы таким образом, что входные ворота одной никогда не находились против ворот другой. Чтобы попасть за внутреннее кольцо, нужно было проделать внушительный путь по территории между обоими стенами. Зона эта звалась 'мертвой' и не спроста. Отлично простреливаясь с верховых площадок, имея в запасе множество опасных ловушек и обманок, она несла незваным визитерам только лишь смерть.

Так было всегда, но не сейчас. За три года спокойствия гарнизон расслабился. Расставлена только третья часть необходимых ловушек, магические преграды убраны вовсе. Зачем тратить время и силы, если сопротивление землян сломлено, и на протяжения длительного времени гостями лагеря являлись исключительно продовольственные обозы и небольшие военные отряды шикаров? Сегодняшняя реальность наглядно продемонстрировала, что защита ослаблена рано, а неприятные неожиданности от людей не изжили себя за дальностью лет.

Корпус броневика, измятый тяжелыми наконечниками стрел, метательными ядрами, болтами ручных арбалетов и прочими обращенными против него снарядами, от которых находясь в замкнутом пространстве внутренней зоны ему сложно было увернуться, стремглав пролетел прямо под взирающем на это безобразие сверху Алтаэем. До ворот внутренней стены оставалось всего-ничего. Маг не сомневался — экипажу автомобиля повезет и на сей раз. Удача явно была на стороне отчаянных наглецов.

Алтаэй не ошибся. Внутренние створки являлись облегченной копией внешних ворот, которые транспорт снес с легкой небрежностью. По тому маг не был удивлен, когда с громогласным грохотом рассыпались и эти. Он опрометью бросился вниз по лестнице во внутренний двор.

Гораздо большее изумление вызвали дальнейшие действия прорвавшегося броневика. Въехав на открытый участок вблизи административного здания, машина с визгом остановилась. Водительская дверца распахнулась. Из нутра покореженного, измятого, побитого авто торопливо выпрыгнул человек с высоко поднятыми руками. Как знал Алтаэй, этот жест означал у людей беззащитность и покорность. Защитники лагеря, спешившие к месту предполагаемой атаки земной пехоты со всех сторон, в нерешительности замешкались. Остановился и сам Командир лагеря Алтаэй. А человек с вытянутыми вверх руками воспользовался на миг воцарившийся тишиной и звонким женским голосом закричал что есть мощи:

— Я безоружна!!! В машине раненный шикар и узаши! Они нуждаются в помощи!

Что за бред?! Алтаэй стряхнул с себя изумленное оцепенение и высвободил из поясничной петли маньефу. Сходным образом поступили еще два с половиной десятка подоспевших воинов. Шикар и узаши? Самая бездарная ложь из всех когда-либо слышанных магом! Где землянка могла повстречать их? Гуляя по лесу? Обозов и отрядов в лагере не ожидалось еще две недели. Тогда откуда в глуши взяться одинокой связке?! Но чего она пытается добиться, желая ввести Алтаэя в заблуждение наиглупейшим из всех способов?!

— Я сдаюсь! Прошу, только не усыпляйте! Я одна и совершенно безоружна! Да загляните вы в фургон!!! — Вибрирующим голосом надрывно убеждала землянка.

— Не стрелять! — Неожиданно для самого себя отдал приказ Алтаэй.

Быстрым пружинистым шагом он сократил расстояние до на удивление низкорослой женщины и замер, сохранив между ней и собой дистанцию в десяток метров. Направив на землянку тонкое дуло маньефы, маг отрывисто и властно задал первый вопрос:

— Кто такая?

— Дезертир с базы сопротивленцев. — Не дрогнув, прохладным ровным тоном отозвалась женщина. Хотя, какая женщина? Девчонка! Возможно не достигшая еще и двадцати лет. Болезненно худощавого телосложения, ростом едва по нижние ребра шикару, в плотной черной куртке с наброшенным капюшоном, частично скрывающим лицо. Такой и автомат поднять с земли — задача непосильная. Кому пришло в голову зачислить ее в ряды сопротивления? Неужели, люди до такой крайности нуждаются в кадрах?

— Классовая принадлежность?

Рядовой вопрос, с давних пор заменивший на допросах людей интерес к личностному имени (имя можно назвать любое, а данные о нательной метке легко сверить с оригиналом), заставил тщедушную землянку замешкаться с ответом. Нехотя, словно через силу, девчонка процедила:

— 2А...

Вот те на! Алтаэй напрягся, давая маньефе сигнал к готовности. С обеих сторон послышались тихие щелчки — это его верные воины проделывали тоже самое со своим оружием. Хрупкое создание с вызывающим сочувствие внешним обликом и меткой смертницы на теле. Алтаэй сказал бы, что тестирующая комиссия в ее случае допустила ошибку, но вот ведь в чем загвоздка — за десять лет она не ошибалась ни разу. Было и еще одно возможное объяснение, достоверность которого маг не замедлил проверить.

— Уровневая напряженность?

Все просто. В начале войны ненависть людей к захватчикам их мира достигла заоблачных высот. Многие, получившие классовую метку в то время с годами остывали, снижая свой класс. Скорее всего так вышло и с этой девчонкой. Однако ответ землянки заставил лицо Алтаэя вытянуться от изумления:

— Возрастает. — Буркнула она.

Немыслимо! Растущий класс смертницы! Алтаэй полагал, что ему уже никогда не доведется столкнуться с этой легендарной, но практически истребленной категорией людей. И меньше всего рассчитывал встретиться с носителем высшего класса, подобным сегодняшнему образом! На рудниках и шахтах — да, но не праздно слоняющимся по лесу и от скуки выбивающим ворота трудовых лагерей! Интересно, как давно девчонка получила свою метку?

— Образец метки? — Голос Алтаэя ничем не выражал сумбура, творившегося в голове.

Из недр просторного капюшона, скрывшего от посторонних большую часть лица, яростно сверкнула пара темных глаз:

— Послушай, шикар! — Гневно процедила девчонка. — Я сдалась на твою милость, и у тебя будет куча времени для утоления любопытства. Так не мог бы ты с этим обождать и заглянуть таки в фургон?! Там ваш маг без сознания и узаши кровью истекает, пока ты тут со мной язык чешешь!

Снова эта ложь про связку... К чему? Наверное, доля недоверия все же отразилась на лице, так Алтаэя, так как землянка распылилась окончательно. Странно, но в ее голосе улавливались нотки отчаяния.

— Да не лгу я, твердолобый ты чурбан! Думаешь, я стала бы соваться к вам с одним фургоном?! Тут вас столько, что и танковой дивизией не перебить! Я, может, и слаба умом, но не настолько. Хрен с ним, с шикаром... Ты Кадолу помоги!

Имя узаши близкого друга, слетевшее с уст ненормальной землянки, заставило мага нервно сглотнуть. Как она узнала?! Только сегодня с утра курьер доставил срочную депешу от внедренного агента. В ней говорилось, что Вереш узнал что-то важное и собирался немедленно поделиться с Алтаэем. Но вот уже неделю о его местонахождении и деятельности ничего не известно. Есть подозрение, что на Вереша совершено нападение с подачи правящей палаты. Может ли землянка быть связанна с планами Вияхоша?

— Откуда тебе известно это имя? — Подкрепив нешуточную угрозу в голосе резким движением маньефы, прорычал шикар.

— Чтоб тебя черти драли, ванькин ты сын! Загляни в фургон!!! — Прошипела не менее расстроенная землянка.

Крепко сжав зубы, командир лагеря кивнул ближайшему к себе воину. В свете последних слов девчонки он более не мог игнорировать ее просьб. Если в фургоне действительно тот самый раненный шикар и его узаши, Алтаэй никогда не простит себе промедления...

Воин скрылся в глубине броневика. Мгновение длилась тишина, которую нарушил взволнованное восклицание:

— Лекарей! Скорее!!!

Кровь отлила от лица мага. Землянка говорила правду. Но как?! Где?! Зачем?! Рой вопросов заполонил лихорадочно соображавший разум. Почему Вереш и Кадол ранены? Как попали в человеческую машину? Куда двигались? Кто виноват в их плачевном состоянии? Взгляд Алтаэя сам собой выцепил среди царившей суеты замершую фигуру девчонки. Спаситель или враг? Одно ясно точно — если погибнет хоть кто-то из связки, он разорвет девицу в клочья своими руками! Направив дуло маньефы в грудь не сводившей с него глаз землянки и, едва сдерживая кипевшую внутри ярость, Алтаэй холодно выдавил:

— С тобой мы продолжим позже...

— Только не усыпляй! Пожалуйста! — Спохватилась девчонка. — Только не...

Он не стал тратить время и нервы на выслушивание ее трусливых причитаний. Послав мысленный импульс оружию, всадил в землянку пять сонных игл. Пусть выспится перед допросом.

...

Глава 15

Алтаэй.

Спустя сутки после беспрецедентных событий, имевших место в подконтрольном мне лагере, я спустился на подвальный этаж административного здания. Во время войны здесь, в темных зарешеченных камерах, содержались вражеские лазутчики и особо опасные пленные. Последние пять лет казематы пустовали. Лишь вчерашним вечером по моему приказу в одну из них въехал непростой постоялец. Целые сутки я был занят улаживанием вопросов несовершенства безопасности лагеря, остро вставшими передо мной после вторжения одинокого земного броневика. Но основной проблемой, отнявшей кучу времени и большую часть сил, стала переправка связки Вереша и Кадола на Отольд. Мои друзья едва не погибли. Шикар был полностью истощен магически, узаши держался лишь за счет отданной ему Верешем жизненной энергии. Оба они так и не пришли в сознание. Это значит, что пролить свет на их злоключения могла только плененная землянка, непосредственная участница событий.

В погоне за ценными крупицами информации я и спустился в затхлое нутро подвала, не смотря на запреты лекарей. Мне докладывали, что ночью с девчонкой творились странные вещи. Тело ее билось в непроизвольных судорогах. Из носа, рта и ушей сочилась кровь. А на полные страдания и боли крики сбежались все лагерные лекари и сочувствующие. Кстати, вот и один из них очень удачно поднимается мне на встречу.

— Как она? — Не то, чтобы меня тревожило состояние ее здоровья. Я просто желал знать, способна ли девчонка говорить.

Лекарь почтительно склонил голову в знак приветствия и ответил:

— Судороги прекратились. Кровотечение то и дело возобновляется. Сейчас она в сознании, но я не советовал бы подходить к ней близко. Природа ее недуга мне не понятна. Вполне возможно, что это заразное инфекционное заболевание. Мы окружили камеру непроницаемым барьером. Пише Миарон Алтаэй, в целях безопасности я назидательно рекомендую не пересекать границ купола.

Я кивнул, давая понять, что принял во внимание совет лекаря, но поступлю так, как сочту нужным. При виде своего командира, постовой прищелкнул каблуками и поспешил отодвинуть тяжелый засов на металлической двери. Выразив признательность едва уловимым жестом руки, я миновал высокий порог и очутился в темнице. На меня сразу навалилось чувство безысходности и безнадежности, что хранили осклизлые каменные стены. Я передернул плечами и зашагал в направлении единственной занятой камеры, узнав ее по вздрагивавшему на сквозняке чадящему свету настенного светильника.

Вот она, обитель таинственной землянки. Каменный мешок два на два метра, с одной стороны отгороженный толстыми частыми плетями кованной решетки. Может, я поступил с ней жестоко, приказав поместить сюда. Однако, пока Вереш лично не выскажется на счет ее роли в неприятной истории, девчонка будет носить статус военнопленной и терпеть соответствующее к себе отношение.

Но где же сама временная хозяйка апартаментов? Я напряг зрение, вглядываясь в мутный полумрак тесной камеры. Узкая откидная койка, небрежно прикрытая тонким шерстяным одеялом, пустовала. Нахмурив брови, я создал крошечную световую сферу и отправил ее к дальней стене помещения. Не сразу распознав в забившемся в угол неопрятном комке свою вчерашнюю посетительницу, я приблизил зеленый огонек почти вплотную. Землянка лежала на полу, прижавшись спиной к каменной кладке. Руками она обняла подтянутые к перепачканному кровью лицу колени. Жалкое зрелище... Глаза девчонки были широко распахнуты и, не мигая, смотрели в одну точку где-то посреди неровностей противоположной стены. Я засомневался — жива ли она вообще? Придав голосу максимум суровости, заявил:

— Я пришел задать тебе несколько вопросов.

Землянка не откликнулась, не пошевелилась и даже не моргнула. Неужели мертва? Как это некстати!

— Ты меня слышишь? — Чуть увеличив громкость, отчетливо спросил я.

— К сожалению, да, — ответила девчонка после продолжительной паузы, за время которой я успел распрощаться с надеждой выяснить у нее что-либо полезное.

— Ты больна? — Задал я следующий интересующий меня вопрос.

— Разве только на голову. Но это не заразно... — Откликнулась землянка.

Я хмыкнул. Шутит — значит не умрет. По крайней мере в ближайшие пол часа.

— Почему ты на полу? Не можешь подняться?

— Могу, но не хочу. Пламя сжигает меня изнутри, а от стен и пола хоть какая-то прохлада.

Что за пламя? О чем она говорит? Несомненно, мне было любопытно. Но я решил оставить выяснение сего напоследок. Сейчас следовало задать главные тревожащие меня вопросы. Вдруг девчонка снова провалиться в забытье? Или в процессе разговора отдаст душу своему богу? А мне многое хотелось у нее спросить...

— Я хочу увидеть твою классовую метку, — отдал я не терпящий возражений приказ.

— Хотеть не вредно, — скучающим тоном парировала землянка.

Да как она смеет!? Я не приемлю такого к себе обращения! Разве она не понимает, что от меня зависит ее жизнь и судьба?

— Будь осторожна в выборе выражений, землянка! Я — тридцать пятый императорский Миарон! И я не стану терпеть неуважения! — Ледяным тоном пояснил я нахальной девчонке, сгорая от скрывающейся в недрах души ярости. — Поднимись и покажи мне метку. Иначе я временно забуду о том, что ты оказала услугу моему другу, и добьюсь твоего послушания без долгих уговоров.

Мои слова подействовали на девчонку. То-то же!

Землянка со стоном сквозь сжатые зубы перекатилась на колени. Опираясь о пол, волоком подобрала под себя ноги и медленно, пошатываясь, распрямилась. В процессе глубокий темный капюшон, наконец, покинул ее голову, и я, немея от изумления, увеличил яркость световой сферы в четверо. Растрепанные черные волосы девчонки отливали синевой ночного звездного неба. Кожа лица, в местах, где не была перепачкана бурыми кровавыми разводами, поражала снежной бледностью. Так же, как и широкая выбеленная ранней сединой прядь волос над высоким лбом. Но не эти странности в облике заставили меня истратить начавший восстанавливаться магический резерв на увеличение яркости световой сферы. Ее глаза! Я смотрел в два огромных глубоководных озера, не имея воли оторваться. Ярко-фиолетовая радужка, испещренная частыми вспышками крошечных сапфиров, и бурлящий водоворот скрываемой за ними боли. Они гипнотизировали, завлекали, заставляя снова и снова возвращаться к ним взглядом, любоваться чарующей, неправдоподобной игрой красок и чувств, нераздельно сплетенных в сверкающий, переливающийся радугой мир.

Тихий вздох вырвал меня из плена цвета и жизни. От неожиданности я вздрогнул и устыдился, надеясь, что мой интерес и восхищение остались незамеченными со стороны землянки. За время, пока я имел неосторожность любоваться ее цветущим миром, девчонка успела подойти к решетке камеры. Она замерла в метре от металлической преграды, теперь нас разделяла всего пара шагов. Оценив ее состояние, я расслабился. Не знаю, что мучает носительницу самых необыкновенных глаз, что мне доводилось когда-либо видеть, но моей секундной слабости она не заметила. Девчонка в принципе была не в состоянии обращать внимание на окружающий ее мир. Боль владела ее телом, и все силы уходили на то, чтобы скрыть сей факт от меня. И я бы действительно не заметил, если бы секундой раньше не всматривался так пристально в потайные глубины фиолетовых глаз. Землянка стояла, обхватив руками хрупкие плечи, а из носа ее струилась по губам и подбородку свежая кровь. Да что же с ней происходит?!

Развязав свой шейный платок, я помощью телекинеза переправил его за воздвигнутый лекарями барьер.

— Утри кровь, — тихо проговорил я, потому как проснувшаяся неожиданно жалость не позволила отдать жёсткий приказ.

Ее рассеянный по камере взгляд наконец-то сфокусировался в одном месте. Подцепив тонкой бледной рукой презентованный мной платок, она выдохнула:

— Спасибо за щедрость.

Скомкав в кулаке шелковую материю, она зажала свертком кровоточащий нос. Выждав несколько минут в полной тишине, я дождался, пока у нее получилось совладать со слабостью своего организма.

— Я жду, — напомнил я о себе, глядя, как девчонка отирает кровь с выпачканного подбородка.

Землянка тут же прекратила процедуру очищения и спрятала приведенный в полную негодность платок в один из карманов брюк. Ни следа эмоций не возникло на грязном фарфоровом лице, пока девчонка освобождалась от просторной плотной куртки. Я ожидал, что сейчас она закатает рукав или отогнет высокий ворот. И совершенно не был готов к тому, что девчонка повернется ко мне спиной и ловко стянет через голову просторный свитер, надетый на голое тело.

Когда глазам стала доступна классовая метка землянки, к моему горлу подкатила тошнота. Я уставился на воспаленные рубцы свежего ожога, на время выпав из реальности. Метка последнего образца...

Император утвердил ужасную процедуру с подачи правящей палаты несколько лет назад. Палата и сам наследник Вияхош утверждали, что таким путем посеют в сердцах неутомимых людей ужас и заставят многих отступиться от движения сопротивления. Но жестокая процедура клеймения посеяла лишь ненависть к пришельцам со стороны людей и презрение к самим себе вынужденных следовать указу Императора шикаров за то, что они делают с невиновными. Ведь метки получали не одни сопротивленцы, а все люди поголовно. И женщины, и дети, и старики...

Свежие ожоги землянки свидетельствовали о том, что меткой она обзавелась не более двух недель назад. Скорее всего, путешествовала по лесу она это время в одиночку, иначе раны получили бы должный уход, и воспаление не тронуло бледную кожу. Но, Великий Отоль! Как она вообще передвигается?! Самый крепкий земной мужчина после процедуры клеймения лежит пластом минимум неделю! Ведь часто каленый метал прожигает плоть до кости! И что это за странная мешанина линий..? Не разобрать, то ли 3А, то ли 2Д... Да это же подделка!

От обуявшего меня возбуждения, я часто задышал. Мне приходилось слышать огромное количество баек про то, что люди научились подделывать и последний образец метки. Якобы существуют смельчаки, отважившиеся на повторное клеймо в кустарных условиях, лишь бы снизить уровень классовой принадлежности. Я отмахивался от подобных сказок, но как выяснилось, зря. Воистину эта девчонка — целый кладезь загадок и сведений, которые я попросту обязан из нее вытянуть!

— Где тебе ставили поддельное клеймо? — Чудом мне удалось не выдать голосом своего волнения.

— Синички в лесу, — бесстрастно откликнулась землянка, не поворачивая головы.

Артачится. Ничего, я знаю множество способов выпытать у человека нужную информацию. Но это подождет. Есть у меня одна догадка...

— Покажи правое плечо!

Не растрачивая силы на сопротивление, землянка безропотно повернулась ко мне боком. Так и есть, на плече ее белело пятно старого шрама. Именно в том месте, где в первый год конфликта проставлялась классовая татуировка. Тогда землянка была еще совсем ребенком. Скорее всего, ей помогли избавиться от знака отличия соплеменники.

— Теперь грудь.

Девчонка повернулась передом, вздернув окровавленный подбородок. Ее взгляд упал в точку чуть выше моего плеча. В межключичной впадине я разглядел еще один уродливый шрам, что остался после сведения метки второго образца. Переведя глаза чуть ниже, я качнул головой. Грудь девчонки пересекала поперек свежая рана. Отоль, как же землянка худа!

— Одевайся, — бросил я ей.

Пока девчонка сражалась со свитером, я приводил мысли в состояние хотя бы отдаленно напоминающее порядок. Итак, следствие. Девица проходила классовое тестирование минимум трижды. Значит, имела сомнительное удовольствие трижды попасть в плен. Но не отказалась от своих убеждений и продолжает сопротивление. Но, что гораздо важнее — ей трижды удалось сбежать. Более двух предыдущих меня интересовали подробности ее последнего побега. 2А класс — это особо охраняемый контингент пленных. Недаром их прозвали 'смертниками'... Но этой загадочной землянке удалось уйти до отправки на закрытые рудники, в том я был уверен абсолютно. Иначе и быть не может. Из рудников нет возврата. Как многое я хочу с ней обсудить!

Девчонка натянула мешковаты свитер и окаменела напротив в вольной стойке. Я отдал должное ее выдержке — она еле держалась на ногах, но сесть не попыталась. Решив облегчить ее жизнь, увеличив тем самым продолжительность нашего разговора, властно велел:

— Садись.

Девчонка шагнула к подвесной койке и примостилась на край, немного откинувшись назад. 'Чтобы материя одежды не касалась страшного ожога и не причиняла боли', — догадался я. Землянке удалось не выказать внешне, какое облегчение ей принесло сидячее положение. Молодец, не безнадежна.

— Могу я задать вопрос? — Размеренно произнесла землянка.

Ее обращение застало меня врасплох. Чтобы пленный сопротивленец вдруг начал задавать вопросы Миарону? Такого в моей практике еще не встречалось, оттого стало интересным. С вежливым вниманием на лице я утвердительно кивнул, позволив девчонке говорить.

— Я хотела бы узнать, каково состояние доставленных мною пришельцев. Зверь, он...

Землянка запнулась, устало потерла раскрытой ладонью лицо, опустив припухшие веки. Я понял ее. Девчонка боялась, что узаши не пережил жесткой транспортировки в кузове броневика. Только вот, чем был вызван ее страх? Тем, что смерть связки может усугубить ее положение? Навлечь гнев и месть воинов шикаров? Или все же жалостью и теплотой к умному и проницательному зверю? Я невесело хмыкнул последней своей мысли. 'Люди'-'теплота'-'узаши' звучит невероятно, режет слух и просто смешно. Девчонка банально трясется за свою шкуру. Но я отвечу ей откровенно. Это поможет мне расположить землянку к себе и сделать первый шаг к полноценному доверию.

— Они оба живы и вчерашним же вечером переправлены на Отольд для лечения и реабилитации. Им серьезно досталось, но я со всей ответственностью тебе заявляю, что в родном мире их жизням ничто не грозит. Более того, они будут в строю по истечению пары недель.

Выслушав мой вердикт, девчонка чуть заметно вздохнула и расслабленно опустила плечи. Мне кажется, или лицо ее на долю мгновения посетило умиротворенное выражение? Да что же связывает ее с моими друзьями? Тщательно обдумав с чего стоит начать очень важный для себя разговор, я высказал вслух следующий вопрос:

— При каких обстоятельствах ты повстречала связку?

— Прости, что я повстречала? — Два фиолетовых озера уставились на меня с неподдельным недоумением.

— Повстречала шикара и его узаши? — Поправился я.

Землянка понимающе кивнула и подняв глаз к потолку начала повествование:

— Следуя курсом на северо-запад, я набрела на остатки разграбленного обоза. Движимая любопытством, осмотрела следы схватки и обнаружила затаившегося в кустарнике узаши. Перетрухнув, едва не убила зверя, но вовремя заметила, что он серьезно ранен и не представляет для меня угрозы. Осталась понаблюдать, ибо не часто видела вблизи живого иномирянского хищника. Тогда-то и наткнулась на его полуживого седока. С разрешения узаши я оказала шикару первую помощь...

Почувствовав, как брови ползут вверх от изумления, я прервал девчонку:

— Зачем ты помогала врагу?

— Я дезертир, у меня нет врагов, — пожала плечами землянка. — К тому же женщины от природы существа сострадательные и любознательные. Мне продолжать?

Я поспешно кивнул. Думаю, она не договаривает. На мой взгляд единственная причина, по которой человек окажет помощь раненому шикару — это надежда на благодарность последнего. Люди алчные и жадные существа. Они ничего не делают просто так. Только исключительно ради своей выгоды.

— Так вот, — вернулась девчонка к крайне занимательному рассказу. — Шикар был очень плох, а поисковая группа запаздывала. Он не пережил бы ночь под открытым небом. Тогда я переправила его в одно из тайных убежищ сопротивления, что располагалось поблизости.

— Как ты это сделала? — Никогда не поверю, что сие тщедушное существо могло оторвать от земли моего друга Вереша!

— Волоком. В том мне значительно помогла пилюля военного стимулятора.

— Все они давно конфискованы и уничтожены, — поймал я ее на несоответствии.

— Брось.., — вяло отмахнулась землянка. — Таких полезных вещиц в мире еще предостаточно. Автомашины, как ты знаешь, так же входят в списки 'конфискованного и стертого с лица Земли'. Но не человеческий ли броневик протаранил пару ворот шикарского трудового лагеря некоторое время назад?

Я поджал губы. Что можно противопоставить этому факту? Только молчаливое согласие.

— Продолжай.

— Узаши я не смогла сдвинуть с места и волоком, потому постаралась помочь ему на месте, положившись на авось. Самостоятельно излечить их у меня не вышло. Я раздобыла транспорт и доставила их сюда. На этом, думаю, достаточно... Если они захотят, то сами поведают тебе подробности своих приключений.

Девчонка смолкла. От досады и неудовлетворенности я чуть не переступил границ защитного купола, чтобы встряхнуть наглую своевольницу за плечи, но вовремя одернул себя. Землянка права: сначала мне должно выслушать версию друзей, а потом уже ловить дезертирку на лжи. Сейчас это не имеет смысла, ведь я все равно не смогу проверить ее слова. Но после, когда я вернусь с Отольда, ей не отвертеться так просто! Она выложит мне все, что знает! Все тайные подробности своей и не только своей жизни!

— Мне ведь ничего не стоит снять твою защиту от телепатического проникновения, — скучающе сообщил я девчонке, чтобы урезонить ее пыл и заставить бояться. — Взять и уничтожить височные руны.

Девица не испугалась. Она даже не напряглась и не сменила удобной для себя позы. Что там, она даже не удостоила меня взглядом!

— Не-а, — копируя мой собственный тон, отозвалась она. — Уничтожь защиту, и ты вместо информации обретешь мой хладный труп: у меня миароновы руны.

Руки мои дрогнули, а глаза расширились вопреки сотни лет тренировок в искусстве владения собственными эмоциями. В это мгновение мне было не стыдно показать слабость, ведь у меня в руках сокровище! Бесценный, наиредчайший клад! Миароновы руны! Я знал! Знал, что они существуют!

Это предание обрело свою популярность и стало передаваться из уст в уста сразу после переломного сражения, когда шикары полностью истребили объединенную земную армию. Никто не знает, что послужило причиной, но всем известно следствие того памятного дня, что случился спустя несколько месяцев после разгрома людских войск. Я склонялся к самой распространенной версии, хотя и понимал — подтверждения ее достоверности не найдены до сих пор.

В общем, случилось это так... Ранним утром Миарон Пекуль двигался сквозь развалины разрушенного человеческого города к месту расположения шикарского штаба. Он шел не один: вместе с ним двигалась целая группа воинов сопровождения. Тогда на поверхности голубой планеты еще царил неуправляемый хаос, и никто не удивился, встретив на выжженной прогалине хнычущего человеческого ребенка. Беспризорников в то время хватало... Чувство вины тисками сжало сердце Миарона. Ведь это он разрушил город ребенка и возможно убил его родителей. Отделившись от группы, он приблизился утешить плачущего мальца. С того дня больше никто и никогда не видел Миарона Пекуля и его группу. Одни говорят, что это страшные пытки людей заставили его выдать секретные сведения. Иные поговаривают, что он стал первым и единственным шикаром, предавшим свой народ и перешедшим на сторону врага. В одном мнения сходятся: именно Миарон Пекуль создал для землян защиту от телепатического проникновения в разум. И еще многие верят, что земляне долго не могли понять, как заговаривать височные руны (сущая ерунда, но это же земляне!). Потому Миарон несколько десятков раз демонстрировал на личном примере. Его подопытные получили лучшую из возможных защит. Шикары наловчились обходить механизм самоуничтожения обычных заговорных рун. Но никто и никогда не смог бы снять Миароновы руны, не убив при этом носителя.

Я слышал, что несколько раз обладатели Миароновых рун всплывали в том или ином месте. Большинство моих соплеменников считали эти данные не более чем обыкновенными слухами. Но я верил, что слухи не возникают на пустом месте. И вот Отоль вознаградил меня за упорство. Передо мной землянка, обладающая мистическим сокровищем. Я знаю, что она не соврала. Зачем лгать и скрывать, если все раскроется само собой после первого пытливого досмотра? В том, что моя землянка не глупа, я убедился сполна в самом начале нашего знакомства.

Почувствовав на себе внимательный взгляд землянки, я мысленно выругался и встряхнул себя за шкирку. Хватит уже служить музейным экспонатом на потеху единственной зрительнице. Достаточно того, что она уже несколько минут изучает меня с научным интересом и дотошностью, а я только сейчас обратил на то свое внимание. Напустив на лицо значительности и суровости, я сообщил внимающей землянке:

— Сегодняшней ночью я отбываю на Отольд, чтобы лично проконтролировать лечение своих друзей. Через одну земную неделю я вернусь обратно, и тогда ты подробно расскажешь мне обо всем. И о поддельной метке, и о встрече со связкой, и о миароновых рунах. Тебе не удастся избежать объяснений.

Впечатлений на сегодняшний день мне вполне достаточно. Есть о чем подумать и без продолжения занимательного диалога. К тому же мне нужно собраться и переосмыслить технику ведения беседы. Эта землянка явно не вписывается в общепринятые рамки для работы с пленными.

Я уже развернулся с целью покинуть темный подвал, когда в голову пришла неожиданная идея:

— Возможно, ты хочешь, что бы я что-нибудь передал Верешу от твоего имени?

— Кому передал? — Удивилась девчонка.

— Шикару, которого ты доставила в лагерь! — Раздраженно поправился я. Она что, не поинтересовалась именем мага, ради которого сдалась в плен?

— Ааа! Вон, оказывается, как его кличут! — Протянула землянка. — Передай ему, что он балбес. И добавь, чтобы он берег то, что имеет.

Я моргнул от изумления. А как это обрадует Вереша! О! Я уже представляю его яростно сжатые кулаки и поджатые губы на вечно бесстрастном лице!

— Что-нибудь для Кадола? — С затаенной надеждой поинтересовался я.

— Да. Передай страшному зверю, что знакомство с ним стало одним из приятнейших событий моей жизни. Я искренне сожалею о непродолжительности нашей дружбы и буду помнить о нем, до последнего вздоха.

— Как это романтично! — С холодным сарказмом комментировал я, пожелав увидеть смущение на ее бледном лице. Но не тут-то было...

— А то! — С улыбкой похвалилась несносная девчонка. — Смотри, не перепутай! Ляпнешь такое шикару, — и он скончается на твоих руках от смертельного ущемления гордости!

...

Глава 16

Мария

Спустя некоторое время после того, как Миарон покинул границы моей темницы, появились новые посетители. Четверо вооруженных до зубов воинов-шикаров закинули мне на плечи обтесанное бревно диаметром с ногу взрослого мужчины, кожаными ремнями привязали к двум его концам мои разведенные в стороны руки и согнутую шею. В таком эквиваленте земных колодок особо не побегаешь. В них и в двери то только боком войти можно, а смотреть исключительно под ноги. Видимо дружок спасенного шикара разглядел во мне нешуточную угрозу. Я даже чувствовала бы себя польщенной, если не тридцати килограммовый дрын, придавивший меня к земле.

Упакованную таким немилосердным образом, да еще и осчастливленную конвоем, меня привели в комнату без окон. Однако ее убранство разительно отличалось от затхлого подвала, где меня держали раньше. Помещение хоть и не впечатляло размерами и роскошной отделкой, было чисто прибрано, сухо и проветрено. Этакий люкс для пленных дезертиров. Кроме застланной койки, здесь был даже стол и стул. Но особый восторг у меня вызвало наличие нормального туалета, заботливо отгороженного от комнаты фанерными стенами.

Мне в обязанности вменялось вести себя скромно, молчать в тряпочку и покорно дожидаться возвращения Миарона. Задача более чем посильная. А после того, как меня навестили две землянки с бадьей, водой и куском мыла, я и вовсе воспрянула духом. Взамен пришедшей в негодность одежды мне вручили комплект форменной трудовой робы, что носили заключенные лагеря. Материал был грубым и местами колючим, но это такая мелочь по сравнению с его чистотой! Женщинам, что доставили банные принадлежности и забирали их назад строго-настрого запрещалось вступать со мной в разговоры. Да я и не пыталась особо. Поздоровалась и ладно, зачем кликать на них барский гнев?

Минувшая беседа с Миароном оставила в душе двоякие чувства. С одной стороны это было облегчение от того, что мне таки удалось, у меня получилось. Я до последнего не верила, что смогу пробиться сквозь лагерную оборонительную стену. Но удача симпатизировала мне, позволив с блеском провернуть задуманное и спасти страшного зверя. Отрадно, что и его шикар остался жив, узаши это порадует. Но гораздо сильнее, нежели облегчение, меня терроризировала горечь от того, что я вряд ли увижу Кадола вновь. От того, что Миарон вернется и продолжит спрашивать, а не получив добровольных ответов, перейдет к более радикальным методам. Горечь от того, что бежать мне некуда и незачем. И от того, что я подсознательным чутьем ощущала близкий конец. Не то, чтобы я боялась смерти. Нет, иногда я страстно призывала ее забрать меня. К примеру, терпя приступы обостренной аллергии от попадания сонных игл. Или переживая ночные атаки воспоминаний и совести. Но после того, как меня помыли, переодели, накормили и уложили в чистую, мягкую постель, стало как-то обидно умирать в двадцать пять лет. Я и не подозревала, что эта ночь станет единственной, что мне позволят провести в теплой, комфортабельной постельке.

Ровно в пять часов утра меня выдернул из сна гудок общей побудки. Приведя себя в порядок и одевшись, я отодвинула единственный стул к стене (сказалась привычка защищать спину) и приготовилась ждать завтрак. Заняться мне все одно было нечем. Разве что сделать разминку, но с саднящим ожогом во всю поверхность спины физические упражнения сравнимы с пыткой.

Около половины шестого за утяжеленной дверью послышалась возня, вслед за чем ровный голос громко возвестил:

— Заключенный — к стене! В случае неповиновения веду огонь на поражение!

Я огорошено выпрямилась в струнку. Это еще что такое? Где-то под костью черепной коробки пронзительно пискнули тревожные шепотки. В деревянной двери на уровне моей груди имелось специальное окошко для подачи пищи. Отчего же шикары надумали посетить меня лично? Вой-вой... Не нравится мне их назойливое внимание. Не к добру...

Дверь отворилась, явив моему сосредоточенному взору двоих воинов с маньефами наизготовку. Пытливо исследовав комнату на предмет угроз и посторонних (действительно, а вдруг я насовала под кровать пару десятков тяжеловооруженных сопротивленцев?), грозного вида плечистые дяденьки заняли позиции с разных сторон входа. А следом за охраной вошел иномирянин, одного взгляда на которого мне хватило, чтобы понять — вот они мои проблемы собственной персоной...

Властный, уверенный в собственном превосходстве и напрочь замороженный тип. Он был холоден не тем наигранным льдом, с помощью которого скрывал свои эмоции давешний Миарон. Нет, этому шикару и скрывать ничего не стоит — он от рождения лишен всего, что хоть как-то связанно с чувствами и переменами настроения. Проморожен насквозь, до самой глубины. Машина, идущая к цели напролом и без передышек. В общем, вывод неутешительный: влипла ты, Маша, по полной.

Ощупав меня с ног до головы скучающим взглядом прозрачных, практически бесцветных глаз, шикар обернулся к сопровождавшим его воинам и на беглом шикарском отдал сухой, не терпящий возражений приказ. Родной язык пришельцев давался мне с трудом, однако я отчасти поняла, отчасти логически додумала значение его фразы. Получилось примерно следующее:

— Оставьте нас. Не думаю, что это человеческое недоразумение настолько глупо, чтобы причинить вред Окошу.

Пока стражники-шикары торопливо ретировались, тот, кто пожелал остаться со мной наедине выжидал, отрешенно глядя в потолок, сложив за спиной руки и раскачиваясь с пятки на носок. Я же, пользуясь отсрочкой, впала в состояние крайней задумчивости.

Окош, значит... Сопоставимо перечню званий, что использовала объединенная земная армия, Миарон слыл чем-то вроде генерала. У шикаров с этим делом было попроще: никаких вам 'миарон-полковников' и 'миарон-лейтенантов'. Миарон — он Миарон и есть. Компоновать его не требовалось. Всего Миаронов числилось тридцать шесть. И их никогда не станет на одного меньше или на одного больше. С давних пор повелось, что у Императора Отольда, а по совместительству и командующего всей шикарской армии, на подчинении ровно тридцать шесть Миаронов, непосредственно которым он и раздает свои поручения, с которыми держит совет. Вроде как рыцари короля Артура. На смену павшему в боях тут же придет другой. Но будь ты хоть трижды достоин — тебе все-равно никогда не стать тридцать седьмым Миароном.

Окош числится в шикарском табеле о рангах на ступень ниже Миарона. Что-то вроде полковника в человеческом смысле. Звание уважаемое и ответственное. От того радости мне его общество добавляло мало. Но, признаюсь, было мне любопытно, с чем пожаловал сей высокопоставленный сухарь в мою скудную обитель. По этому, едва за последним воином претворилась тяжелая дверь, я настороженно встретилась глазами с Окошем. Чего от него ждать?

Разве может быть хуже, нежели сопротивленке, пусть и с недавних пор объявленной предателем и дезертиром, да к тому же несущей отметку А класса на спине, оказаться в плену шикаров? Очень даже может. И ответный взгляд Окоша недвусмысленно на то намекал. От колючих, пытливых, словно просветивших меня насквозь глаз, по коже пробежали мурашки.

— Значит, это тебе Миарон Вереш обязан своей жизнью? — Протянул гость, и благодарности в его словах было меньше всего. Скорее замечание его следовало назвать обвинением.

Миарон! Вот ванькин сын! Я вытащила из леса шикарского военачальника высшего ранга! Чуть не задохнувшись от возмущения коварством мага и своей глупостью, я медленно выдохнула и скромно промолчала.

— Своим поступком ты вызвала в лагере небывалый ажиотаж. Ходят слухи, что ты очень заинтересовала Миарона Алтаэя. Он лично распорядился освободить тебя от исправительных работ и приказал беречь как зеницу ока. Что вызвало его к тебе расположение?

Я сглотнула. На кого ж ты меня покинул, Миарон по имени Алтаэй? Этот Окош со мной церемониться не станет...

— Я хочу видеть твою метку.

У меня и мысли не возникло, чтобы сыграть с ним в ту же игру, как до селе с Миароном. Этому шикару можно только подчиняться. Вывести его из себя, или того хуже — оскорбить, значит нажить могущественного врага. Смерть в этом случае покажется избавлением. Отправка на рудники — самое малое, что грозит мне вследствие его недовольства.

Я поднялась со стула, и шагнула в центр комнаты. Безропотно расстегнув пуговицы мешковатой рубашки, выпуталась из коротких рукавов и повернулась спиной к шикару. Действие мне это далось с трудом, ибо Окош был не из тех, к кому можно обратить тыл и не ждать смертельного удара в ответ. Хребет так и ныл под его взглядом, тянущая боль ожидания худшего распространилась по всему телу, связывая в спазматические узлы мышцы. У меня даже испарина на лбу выступила.

— Я так и думал, — заключил шикар. — Ты необычная пташка. Высший класс опасности да еще и свежая подделка... Требуется сильная воля, чтобы вторично подставить спину для клейма. Как раз таких Миарон Алтаэй и выбирает для своих экспериментов.

— Экспериментов? — Сипло уточнила я, в волнении позабыв, что имею право заговорить с шикаром исключительно после его разрешения. Но фраза Окоша прозвучала настолько зловеще, что тут не до соблюдения этикета.

— А ты надеялась на что-то другое? — Шикар по прежнему стоял позади меня. Он не позволил мне повернуться или хотя бы одеться. Может, он жаждал унизить меня наготой? Или попросту наслаждался моей нервозностью и зарождающимся страхом? К чему-то подготавливает меня, пытаясь сломить волю к сопротивлению? Или наоборот? Подстегивает к необдуманной, спонтанной активности? — Думала, что Миарон вдохновился необычайным оттенком твоих глаз, и по этому велел переправить из подвала? Алтаэй хитер. И чрезвычайно любопытен в своем стремлении разгадать человеческие тайны. Ты не первая и не последняя подопытная в его исследовании. До тебя были многие: мужчины, женщины, дети... Все исключительные, не похожие друг на друга. Всех отличало от масс что-то выдающееся. То, чего не было у остальных. Вот и ты: тощий, болезненный заморыш с фиолетовыми глазами и высшим классом на бледной коже. Сначала он заполучит твое доверие, выкачает всю возможную информацию, вывернет наизнанку, а затем обязательно заглянет, что у тебя внутри. Тоже из научного интереса — выясняя, с чем связанно твое физическое несовершенство.

Если шикар планировал меня запугать — это ему удавалось отлично. Хотя было у меня и одно неприятное подозрение... С каждым словом, произнесенным в бесстрастной, прохладной манере убеждения, мне все больше начинало казаться, что Окош намеренно старается выставить Миарона в невыгодном свете. Сделать так, чтобы я, клацая зубами от ужаса, молила его о помощи и спасении от ненормального маньяка в лице Алтаэя. Некоторое время Окош поартачится для вида, а затем со скрипом согласиться, сказав нечто вроде: ' Я очень рискую, но, возможно, мог бы кое-что для тебя сделать. Взамен я попрошу о маленьком одолжении...' В моей теории есть лишь одна неувязка — о чем Окош может просить пленную землянку?!

Несколько раз сжав и разжав побелевшие от напряжения кулаки, я заставила себя хоть немного успокоиться. Не дело это — идти на поводу у второсортного внушения. Послушаю, что дальше скажет, а там решу, стоит пугаться или нет.

— Первые шаги к взаимопониманию и доверию уже положены, — продолжил увещевания шикар, медленно огибая меня по дуге. — Миарон Алтаэй удержал твою отправку в закрытые шахты. Как видишь, он не посчитал нужным осведомить о твоем классе даже меня. Улучшил условия твоего существования. Согласись, это помещение разительно отличается от подвальных казематов. Твоя худоба, должно быть, связана с заболеванием, от которого он пообещает излечить тебя. Есть ли у тебя семья? Миарон обязательно вытрясет все о твоем происхождении. Тебе он скажет, что готов оказать им какого-либо рода помощь, но не советую обнадеживать себя на сей счет. Алтаэй сделает это вовсе не для того, чтобы облегчить им участь. Просто без досконального изучения твоих корней исследование не будет завершенным. Миарон захочет знать, от кого ты унаследовала ген, определяющий степень классовой принадлежности. И как он станет это делать, тебе лучше не знать.

Окош остановился против меня, все так же заложив руки за спину и чуть расставив ноги. Очень внимательно оглядел лицо, не упустил шрама от сведенной в прошлом татуировки, чуть задержался на выпуклостях оголенной груди, спустился ниже. Не желая предоставлять ему времени для посторонних мыслей, что могли (не дай боги) зародиться в его голове при созерцании моих обнаженных телес, я задала вопрос, к которому так настойчиво подталкивал меня шикар:

— И...что же мне делать? — Голос дрогнул. Вот и хорошо, правдоподобней будет.

Взгляд шикара немедленно вернулся к моему лицу. Я украдкой выдохнула. Не хватало еще домогательств со стороны иномирянского воина для полного счастья!

Немного помолчав, Окош задумчиво протянул:

— Не уверен, но мне кажется, что я смог бы уберечь тебя от любопытства Миарона...

Вот оно! Браво, Маша. Ну и что дальше? Ведь этот субчик не потерпит отказа.

— Я сильно рискую, берясь за устройство твоей судьбы. Сама понимаешь, как опасно перечить Миарону.

Да уж, понимаю. А еще понимаю, что гораздо опасней перечить тебе. Что ж ты задумал-то, Окош?

— Но если ты согласишься помочь мне в одном непростом деле, то я приложу все усилия, чтобы укрыть тебя от Алтаэя.

'Ты скорее приложишь меня чем-нибудь тяжелым по затылку', — подумалось мне. А в слух сказала:

— Ты сможешь меня спрятать?

— Не вижу в этом сложности. Поддельное клеймо у тебя уже имеется. Нужно только подождать, пока заживут рубцы. Я смогу оформить тебе документы, чтобы ты беспрепятственно поселилась в нейтральном городе. Или устроить твой побег.

Ишь ты, какой щедрый! Прям слезы от умиления наворачиваются.

— Что мне нужно сделать?

Окош отступил к стене и опустился на покинутый мною стул. Одеться он мне так и не предложил. Хорош благодетель! С минуту шикар с самым настоящим интересом занимался инспекцией состояния своих ногтей, должно быть, собираясь с мыслями. Затем сцепил руки в замок на колене и поднял глаза:

— Видишь ли, девочка... Сохранив жизнь одному конкретному шикару, вывезя его из леса, ты весомо перешла дорогу одной очень серьезной организации. Миарон Вереш не должен был вернуться из своего похода, но твоя доброта или скорее глупость спутала кое-кому все карты. Я не спрашиваю — как и зачем. Я предлагаю тебе исправить собственную ошибку. Ты понимаешь, о чем я?

Ах вот оно, где собака зарыта! Что же за ерунда твориться в шикарском стане? Окош предлагает землянке извести Миарона! До сего момента я считала, что это человеческому племени свойственна склонность к интригам и заговорам. Мораль, честь, благородство, принцип, лояльность к власти своего Императора — вот, что внушали о себе шикары в широкие массы земного населения. Образцы для подражания, открытые, честные — они, стало быть, вынашивали за душой коварные планы. И им не чужды такие недуги, как подлость, ложь или удар исподтишка. Как иначе назвать стремление чужими руками убрать с дороги помеху для 'очень серьезной организации' в лице с таким трудом и жертвами спасенного мной шикара? Но, с чем же это связанно? Почему один из тридцати четырех, пользующихся особым доверием Императора воинов, вдруг попал в опалу? Отчего Владыка Отольда просто не сместит неугодного с должности? Либо Императору не известно о трудностях в жизни верного воина? Или не такого уж верного? И что за таинственная 'организация'? Ох, Маша! Влезла ты туда, куда дедушка Макар и в страшном сне телят не гонял! Скучно тебе было на базе карты зубрить и планы составлять? На-ка, получай. Веселье через край бьет.

Сообразив, что слишком затянула с ответом, я передернула плечами и жалостливо произнесла:

— Но как я смогу это сделать?

— Очень просто, — откликнулся Окош. — Я лично знаю Миарона Вереша. Его с Алтаэем связывают общие интересы. Не сомневайся, как только он придет в себя после курса реабилитации, то тут же примчится поддержать друга в его экспериментах под предлогом высказать тебе благодарность за спасение.

— Как я смогу причинить ему вред без фатальных для себя последствий? Вряд ли Миарона Алтаэя порадует смерть друга от руки землянки. Или ты думаешь иначе?

Эх, слишком по деловому прозвучали мои слова. Нужно было добавить отчаяния или страха, а то вон коварный Окош насторожился.

— Это я так же предусмотрел, — шикар ожог меня внимательным заинтересованным взглядом. — Я снабжу тебя одним любопытным веществом. Вам, людям, ихапра не причиняет вреда, кроме как кратковременного зуда в области нанесения. Но для любого шикара она означает смерть. Не мгновенную, а отсроченную. Пока будет длиться затяжной период действия яда, я успею помочь тебе бежать.

Ага, слыхала я про ихапру. С зудом он, конечно, загнул! По моим сведениям у человека после прямого контакта с этим веществом поднимается огромная температура и случаются припадки, во время которых он совершенно перестает контролировать свои действия. Не жалеешь ты меня, Окош! Еще и за дуру держишь.

— А узаши? Он не отходит от Миарона ни на шаг. У зверя тонкое обоняние, он раскусит меня в два счета.

— Его я возьму на себя. Отвлечь узаши — задача трудная, но выполнимая. Но гораздо легче ликвидировать звено связки навсегда. Имитировать несчастный случай в лагере, неожиданное нападение — способов много. Тогда и Миарон Вереш станет гораздо уязвимее.

Убить страшного зверя?! Это после того, что мы с ним пережили вместе? С превеликим трудом мне удалось сдержать рвущиеся на поверхность возмущения. Не время, Маша. Не пора.

— Это все, что от меня требуется?

Шикар откинулся на спинку стула, и, чуть склонив голову, еще раз ощупал оголенную часть моего туловища нехорошим взглядом. Мне захотелось прикрыться. Инстинктивно дернув рукой, я остановилась. Продемонстрировать ему свою слабость? Показать смущение? Ну уж нет, не дождется.

— Пожалуй, есть еще одно. — Окош порывисто поднялся и приблизился вплотную. Правой рукой подцепил мой подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. У меня едва колени от ужаса не подкосились. Как удалось не отшатнуться? До сих пор не понимаю... — Я навещу тебя сегодня ночью. Будь послушной, и мы быстро придем к взаимопониманию.

Ах ты, ванькин сын!!! Худая, больная — и туда же! Все, Маша! Теперь пора! Все равно помирать, так хоть не зря! Пред тем, как огрызаться, я все же решила использовать последнюю возможность. Холодно глянув на шикара, вкрадчиво произнесла:

— Я больна. Близость со мной может пагубно сказаться на твоем здоровье, Окош.

В некотором подобии удивления, пришелец вздернул тонкие брови:

— Так ты понимаешь шикарский?

А, чертов язык! Моя болтливость меня погубит! Хотя, тут и без болтливости, кажется, занавес. Куда не плюнь — везде тупик.

— Думаешь, я вошел бы сюда, не проконсультировавшись с лекарями? — Шикар не выпускал из плена моих глаз. — Они не могут определить природу твоего недуга, но совершенно точно уверены, что для других он не несет угрозы. В целом ты не представляешь для меня интереса. Но вот по отдельности... Твои глаза, волосы, цвет кожи. Даже твоя худоба. Но в особенности твой характер — у меня еще не было подобного опыта. И я собираюсь это исправить в самое ближайшее время.

Прохладные пальцы шикара изучающе прошлись по выпуклости моей груди. Меня передернуло, озноб заставил кожу покрыться мелкими пупырышками. Я понимала, что последняя возможность спасти или хотя бы отсрочить свою смерть потеряна. Стерпеть его прикосновение стало выше моих сил. Зная, чем мне аукнется непокорность, а тем паче, причинение вреда драгоценному здоровью Окоша, я извернулась и хорошенько засадила развратнику локтем в солнечное сплетение. Хотела еще добавить кулаком по морде, но не успела. Большому, сильному и выносливому шикару мои старания — как слону дробина. Разгневанно зашипев, пришелец отшвырнул меня к стене. В полете я успела подумать, что жизнь крайне не справедлива к несчастной девочке Маше. Но, встретившись затылком с твердой поверхностью, растеряла все желание над чем-нибудь размышлять. Не до того как-то, когда кости трещат и глаза из орбит выпрыгивают.

— Неужели тебе не дорога твоя шкура? — Прошипели совсем рядом с моим лицом. Теплое дыхание Окоша ожгло щеку похуже каленого железа.

Слепо похлопав веками, я кое-как согнала красную пелену, мешающую видеть, и простонала:

— Ну как сказать? Не то, чтобы очень...

Окош резко отстранился.

— Что ж, — процедил он с такой интонацией, что у меня волосы на помятом затылке зашевелились. — Тогда я сделаю тебе царский подарок. Я сохраню тебе твою жалкую, никчемную жизнь лишь затем, чтобы во всей красе показать, как она хороша! Позволить сполна насладиться ее прелестью. Я никогда и ничего не предлагаю дважды. У тебя был шанс. Желаю тебе отлично провести время!

Круто развернувшись на каблуках, Окош направился к двери. А я, цепляясь соскальзывающими пальцами за неровности стены, честно попыталась подняться. Увы, вбежавшие охранники мои вялые потуги не оценили. Не растрачивая попусту сонные иглы на недобитую землянку, они слаженно приласкали меня пинками нескольких ног, обутых в высокие сапоги. Ребра затрещали, я инстинктивно свернулась в клубок и прикрыла голову руками. 'Масечке крышка...' — успела истерично подумать я, прежде чем тьма накрыла меня своим спасительным крылом...

...

Глава 17

Вереш

С трудом приподняв тяжелые, опухшие веки, я уткнулся взглядом в мутную молочную дымку. Некоторое время лежал неподвижно, силясь вспомнить, кто я такой. Кое-как разрешив сложную головоломку своего происхождения, я ненадолго вздохнул с облегчением. Однако, чувство удовлетворения от успешно выполненного мозгового штурма быстро сошло на нет. Хорошо помнить свое имя, но неплохо бы вспомнить хоть что-то и о своей жизни...

Последние события предшествующих дней роились в голове раздробленными вспышками, не неся никакой смысловой нагрузки и упорно не желая складываться в целостную картинку. Наверное, стоит начать с другого конца. Возможно, поняв, где нахожусь в данный момент, я сумею построить логическую цепочку былых приключений.

Сощурив глаза, я бережно свернул на бок гудящую голову. Хм... Белоснежная стена, окутанная струящимся паром молочного тумана, определенно мне что-то напоминала. Проглотив тугой ком вязкой слюны, я неожиданно осознал, насколько сильна терзающая меня жажда. За стакан прохладной, целительной влаги я бы отдал очень и очень многое.

Странно, но мое не высказанное в слух желание мгновенно претворилось в реальность. Изголовье ложа, на коем с комфортом расположилось мое тело, плавно приподнялось, зафиксировав спину в полусидячем положении. На коленях возник прозрачный поднос с графином искрящейся в неверном млечном свете жидкости. Рядом сформировался пустой стакан. Не став утруждать себя ритуалом переливания живительной влаги из сосуда в сосуд, я удалил пробку и с наслаждением приложился к узкому горлышку. Вода растеклась по пищеводу, смочив ссохшуюся глотку, и прохладным водопадом упала в желудок. Мысли отчасти прояснились, выдав первую порцию обработанных воспоминаний.

Однако, я не успел обмозговать полученную информацию, так как был бесцеремонно прерван. Прямо против моего ложа в сплошной стене раскрылся темный проход, откуда грациозно выскользнул...Миарон Алтаэй?!? От поразившего меня потрясения, я с такой силой стиснул горлышко графина, что на узорчатом хрустале расползлась паутина мелких трещин. Эмоциональная встряска положительно сказалась на процессе активации дремлющих где-то в глубине мозга воспоминаний. Меня, как любят выражаться земляне, будто обухом по голове приложили. Яркое озарение восполнило все пробелы. Ну, почти все...

Я глухо выругался. Значит, девчонка все же справилась... Сумела доставить нас в лагерь. Или же нет?! Возможно, воины Алтаэя перехватили ее по дороге? Не хорошо... Не разобравшись в истинном положении вещей, они могли причинить ей вред. А мне бы того совершенно не хотелось. И где Кадол? Почему...о великие Прародители! Да это же реабилитационная палата целительского корпуса! Я на Отольде? Как?!

— Расслабься, дружище! — Раздалось прямо над моим ухом. — Я прямо слышу, как с бешеной скоростью ворочаются в голове твои извилины! Побереги мозги, они только что освободились от оков восстановительного сна. Перегрев им противопоказан!

Обратив взгляд на источник ироничной речи, я скривился. От пышущего весельем лица Алтаэя и неистребимого оптимизма в его облике, мне захотелось взвыть в голос. Так и влекло затолкать ему в глотку чего-нибудь по-кислее, чтобы стереть выражение безоблачной радости с молодого лица. Иногда мне казалось, что в теле моего друга непостижимым образом уживаются две совершенно разные личности. Одна из которых являла собой безжалостного воина с острым, пытливым умом, а вторая принадлежала смешливому странствующему барду, что видит смыслом жизни вызывать у зрителей улыбку. Алтаэй одинаково раздражал меня в обоих своих ипостасях. А еще я безумно дорожил его дружбой, испытывая крепкие братские чувства к переменчивому, странноватому Миарону.

— Да что ты смотришь, как на земного перебежчика? — Возмутился уязвленный Алтаэй. — Я уже третий день под дверью палаты караулю твоего пробуждения, а ты, оказывается, вовсе не рад меня видеть?!

Мысленно пожелав полностью выпрямить спину, я с удовлетворением отметил ответную реакцию ложа. Изголовье податливо приподнялось, издав скорее осязаемый, нежели слышимый гул. Привычным движением руки я смахнул упавшую на щеку прядь волос и кивнул другу:

— Рад. Очень рад. И буду рад еще больше, если ты прямо сейчас напомнишь мне, каким именно образом я оказался на Отольде, когда мои собственные впечатления обрываются на безумной гонке по пересеченной местности в человеческой автомашине и дулом пистолета у виска?

Выражение легкомысленного веселья тут же слетело с лица вмиг растерявшего все свое дружелюбие Алтаэя. Скулы заострились, на лбу и в уголках тонких губ обозначились суровые морщины, взгляд покрылся непроницаемой коркой прозрачного льда. Чуть расширившиеся ноздри сполна выдавали негодование и гнев от того, что кто-то из землян посмел угрожать Миарону. Присев прямо на сгусток млечной дымки, мой друг не стал тратить время на придание той привычной формы стула. Чопорно одернув полу парадного камзола, Алтаэй сцепил руки в замок на колене и сдержанно поинтересовался:

— Выходит, что я ошибся. Мне следовало сгноить мерзость в подвалах, а не вести с нею доверительные беседы. Прошу прощения, Пише Миарон. Видимо, я снова пострадал от своего легковерия. Даю слово, что после возвращении в лагерь заставлю девчонку пожалеть о всех причиненных тебе неудобствах.

— Значит, она жива.., — от овладевшего мною облегчения я позволил себе чуть прикрыть веки, запрокинув назад гудящую голову.

Алтаэй по своему истолковал мою фразу, так как поторопился уверить:

— Ненадолго.

— Не торопись с выводами, друг, — заглянул я в глаза Миарону. — Землянка поступила единственным верным способом, просто в той ситуации я не смог оценить всей правильности и самоотверженности ее поступка. Девчонка была вынуждена пойти на крайние меры. Понять ее можно, лишь выслушав всю историю от начала до конца, и я обязательно поделюсь с тобой всеми нюансами. Но прежде ответь на один важный вопрос: что с Кадолом?

Алтаэй немного расслабился, но все же не вернулся к ироничному тону, с коего начал наш диалог. Но я больше чем уверен — выдержки Миарона хватит ненадолго.

— Благодаря своевременной помощи, — вкрадчиво ответил он, — на данный момент здоровью узаши ничего не угрожает. Чего не скажешь о его эмоциональном состоянии... — Мой друг не выдержал и, подтвердив правоту моих расчетов, скинул маску отстраненности и вежливого почтения. Теперь передо мной сидел уставший, явно вымотавшийся за последнее время шикар с отчетливым огоньком любопытства в ясных дымчатых глазах. — Знаешь, друг, Кадол пришел в себя сутки назад. Он так рвался к тебе, никакие уговоры не могли остановить его в желании сею-минутно удостовериться, что с тобой все в порядке. Он пытался что-то рассказать мне, но я ведь не могу слышать его мысли так как это выходит у тебя. Одно могу сказать точно — в его чувствах царил полный сумбур и кавардак. Я и не думал, что узаши бывают настолько не сдержанными. Его словно подменили! Весь персонал не мог удержать его в палате, потому целители приняли решение снова погрузить узаши в восстановительный сон. Не поведаешь мне, что выбило из колеи этого непробиваемого сноба?

— Могу ли я предположить, что ты надлежащим образом позаботился о спасшей нас землянке? — Решил удостовериться я, прежде чем начинать свой рассказ. — Ей не стоит перенапрягаться и, скорее всего, девчонка нуждается в помощи лекарей. Она неважно чувствовала себя во время нашего непродолжительного общения. Особо сильное беспокойство ей причиняла спина.

Алтаэй невесело хмыкнул и воззрился на меня с неподдельным изумлением. Я ответил ему непонимающим взглядом, рассчитывая на разъяснения друга. Однако, переменчивый Миарон вновь удивил меня, разразившись хрипловатым негромким смехом. С каждым мигом его неуместного веселья я все больше раздражался. Но Алтаэй полностью игнорировал мой тяжелый, обещающий скорое возмездие взгляд. В итоге я не выдержал и угрюмо заметил:

— Не понимаю, что веселого в моей заботе о состоянии той, что спасла жизнь мне и моему узаши?

Алтаэй кое-как отдышался и сочувственно произнес:

— Друг, ты что, и впрямь не догадываешься о причине недомогания девчонки?!

Я только поджал губы.

— Ну ты даешь! А еще заслуженный Миарон! Да у твоей землянки наисвежайшее клеймо во всю спину! Ты доверил ей свою жизнь и даже не проверил класс?!

Я напрягся всем телом, чувствуя, как трещат зубы меж сжатых челюстей. Так вот какая догадка не давала мне покоя! Почему же я сразу не доверился интуиции? Естественно клеймо! Это объясняет взвинченность девчонки, когда разговор коснулся тестирования. Мало кому придутся по вкусу нововведенные с подачи Палаты методы диагностики класса. С моей стороны было крайне рискованно заговаривать на эту щекотливую тему с землянкой, которой бесцеремонность нынешней диагностики коснулась вплотную несколькими неделями (или месяцами?) ранее. Странно, что девчонка не воспользовалась поводом и устояла от соблазна использовать оружие.

Приложив максимум усилий, чтобы Алтаэй не сумел прочесть на моем лице ни одной из промелькнувших мыслей, я заметил:

— Я был не в том положении, чтобы приказывать ей раздеться в ультимативной форме. Но она поведала мне об уровне классовой напряженности устно. 3Д — не та метка, что внушает беспокойство.

Алтаэй довольно улыбнулся во весь рот.

— Знаешь, — качнул он головой, — я все больше начинаю уважать и даже восхищаться своей земной пленницей! Ввести тебя в заблуждение задача не из легких!

— Что ты имеешь ввиду? — Рыкнул я. Недоговоренности и драматичные паузы в стратегически важных местах меня всегда раздражали. А за надменную усмешку и тон полный превосходства и иронии я был готов собственноручно задушить смешливого Миарона. Останавливало меня только одно — кто в случае его смерти просветит меня по поводу тайн изворотливой землянки? А их, как видимо, имелась объемная вязанка.

— Только не убивай меня, грозный Миарон! — Сложил мой друг ладони в умоляющем жесте. — Я все скажу! Дело вот в чем. Твоя спасительница не просто носит на спине клеймо недельной давности, хотя это уже само по себе интересно. Ты ведь знаешь, что мало кто из награжденных меткой последнего образца поднимаются на ноги и спустя десяток земных суток? Так вот, не срок тут главная загвоздка... Думаю, тебе будет отрадно узнать, что жизнь тебе спасла носительница запретного класса, а именно 2А напряженности. Но и это еще не все! Поверх подлинного клейма у землянки проштампована подделка, что едва не привела ее к гибели. И липовый класс как раз и гласит озвученный тобой уровень 3Д. Ожог четырехдневной давности воспалился. Лекарям с трудом удалось предотвратить заражение. А теперь обобщим: неделю назад девица прошла процедуру тестирования и заработала свеженькое клеймо. Того ей показалось мало, а быть может землянка получает удовольствие от истязания своего тела болью? Как иначе объяснить второе клеймо, что неизвестный 'благодетель' выжег ей прямо поверх первого, не успевшего даже как следует затянуться?! С двойным клеймом она как ни в чем не бывало бегает по лесам, да не просто так, а с пользой — спасает жизни заблудшим шикарам и их узаши. Плюс мысли ее защищают самые настоящие Миароновы руны, а здоровье, не смотря на все выше перечисленное, крепостью не блещет. В том я наглядно убедился, созерцая ее странные приступы и неконтролируемое, беспричинное как говорят лекари, носовое кровотечение. Из всего этого так и напрашивается один крайне любопытный вопрос: что за исчадие пламенной бездны ты, дорогой друг, умудрился подцепить в глухом лесу?! И что нам с тем исчадием делать?! Рискну предположить, что ты не жаждешь отдавать землянку на растерзание Правящей Палаты? Тогда самое время обсудить, как спрятать от вездесущих прихвостней Вияхоша такое сокровище.

Глава 18

Мария

В очередной раз вынырнув из омута наркотического сна, навеянного сонным ядом, я сипло вздохнула и, не мигая, уставилась на дощатую стену. Конечностей как продолжения себя я уже давно не ощущала. Руки, скрученные грубой бечевкой за спиной, затекли до полной анемии. Ноги в плену все той же бечевки опознавались мною как два инородных предмета, два бревна, привязанных к нижней части туловища. Поза, в коей я путешествовала уже не первые сутки, счастья мне так же не добавляла. Шутка ли, провести в виде вывернутого наизнанку бублика несколько дней? Точное число этих самых дней я озвучить не могла, да и догадывалась смутно. Но воду мне давали уже более четырех раз.

Я слабо пошевелилась, пытаясь хоть немного переменить свое положение в пространстве. Выгнутое колесом туловище отдалось резкой болью, вопреки законам логики не мало меня порадовавшей. Ведь если болит, значит я еще жива.

Кисти моих рук пришельцы привязали к ступням, сведя их за спиною. Лежала же я на правом боку, плотно прижавшись щекой к пахнущему несвежей рыбой полу. Поверхность под моей многострадальным тельцем, кстати говоря, мерно покачивалась. В начале путешествия, когда я чувствовала себя еще на порядок лучше, я слышала крики чаек и плеск набегающих на борта судна волн. Тогда и решила, что нахожусь в трюме грузового корабля.

Не весело хмыкнув, я подавила рвотный спазм. Когда бы мне еще пришлось поплавать по морю, если бы не милостивые шикары? Так бы и померла в своем лесу, не зная, что страдаю жестокой морской болезнью. Правда, насладиться последним своим несовершенством в полной мере я не могла, потому что большую часть времени проводила в вязком бардовом забытьи.

Уши уловили скрип не смазанных петель и на какое-то краткое мгновение в трюме стало несколько светлее. Ноги в тяжелых сапогах протопали по деревянной обшивке и остановились у меня за спиной.

— Жива, девка?

Я бы обязательно откликнулась, если бы могла. Ведь точно знала, что последует за этим вопросом. Но грязная, пропитанная слюной и кровью тряпка, пропущенная меж моих челюстей и связанная узлом чуть ниже затылка, не оставляла мне возможности даже мычать. Хотя, я могла бы мычать носом, но тут тоже свои нюансы — кровавая корка внутри обоих ноздрей едва позволяла дышать, не говоря уже об издании каких бы то ни было звуков.

— Я тебя спрашиваю, тварь!

Человек (да-да! это был человек!) пнул меня по ногам мыском сапога. Боли мне это не причинило, ибо разве могут ощущать боль приделанные к туловищу бревна? Не добившись реакции, человек подцепил меня за руку и, протащив по полу, перевернул на левый бок лицом к себе. По глазам неприятно резанул свет от чадящего факела.

— Надо же, живая! — Резюмировал учтивый гость. — Все вы, бабы, живучие словно кошки!

На некоторое время мужчина пропал из поля моего зрения. Пристроив факел в держателе на стене, он загромыхал ведрами.

— Велено напоить и веревки ослабить, — услышала я его недовольный голос. — Не пойму, и что капитан с тобой нянькается? Давно бы уж за борт и дело с концом.

Знал бы этот мужик, насколько я с ним солидарна! Действительно, уж лучше бы за борт! Однако я то как раз понимала мотивы капитана. Скорее всего обиженный в лучших чувствах Окош дал четкие указания сохранить мою жизнь. Конечно же не из альтруизма и человеколюбия. Сомневаюсь, что Окошу знакомо значение этих понятий. Просто после морского путешествия меня ожидает нечто гораздо худшее. Самое страшное, что может случиться с пленным сопротивленцем смертного класса. А именно — прославленные рудники...

Струя ледяной воды, обрушившаяся сверху, мигом вывела меня из философских размышлений по поводу своей дальнейшей судьбы и не справедливости мироздания. В нос вместо вожделенного воздуха угодила жидкость, а я, как назло, даже закашляться нормально не могла. Бестолково задрыгалась, фыркая залитым носом. Перед глазами потемнело. Далеким уголком сознания отстранено подумала, что вот оно, наверное, и все...

— Дыши-дыши, девка! Не вздумай подохнуть в мою смену!

Что-то с силой ударило по спине, заставляя выплюнуть из освобожденного рта кровяные сгустки и угодившую не в то горло воду. Сотрясаясь в спазмах выворачивающего внутренности кашля, я судорожно хватала порции затхлого, но такого необходимого воздуха.

— Давай, давай!

Веревки, соединившие руки и ноги воедино, исчезли. Впервые за долгое время я смогла разогнуть спину. Насладиться сполна мне не дали. Мужчина пинком перевернул меня на спину, и снова в лицо обрушился водопад холодной воды. Я с новой силой зашлась кашлем, отплевываясь и царапая бесчувственными пальцами доски.

Когда спазмы почти что сошли на нет, процедура повторилась в третий раз, но не так радикально. Мужчина просто ухватил меня за растрепанные волосы и по самые плечи окунул голову в ведро. Сил на сопротивление не было. Перебирая руками и ногами, я не выдержала и вдохнула полные легкие воды. Только тогда мой мучитель откинул меня назад, позволив вывернуться и исторгнуть из себя лишнее вместе с желчью из пустого желудка.

— Очухалась? — Скучающе поинтересовался он, спустя несколько не самых приятных минут моей жизни.

Утирая руками слезы, слюни и кровавые подтеки, я резко кивнула. Пусть омовение было совершено не самым ласковым образом, но после него мне действительно полегчало. Вода вымыла запекшуюся кровь из дыхательных путей и освежила голову.

— На, пей.

Передо мной со стуком приземлилось еще одно ведро. После умывания пить мне хотелось ничуть не меньше прежнего, и я понимала, что в следующий раз воды мне предложат еще не скоро. Все эти глубокомысленные рассуждения о быстрой и гордой смерти — конечно хорошо. Но природа и инстинкты, что велят бороться за жизнь до конца, порою сильнее доводов собственного разума. В этом я на практике убедилась, глотая затхлую, несвежую, явно отработанную воду, приложившись к краю грязного жестяного ведра.

— Норова то у тебя явно поуменьшилось с нашей последней встречи! — Хмыкнул неприятный бородатый тип человеческой наружности.

Я не обратила внимания на его ядовитые слова. Свое пребывание на судне я помнила смутно и чем успела досадить этому образчику не самой лучшей половины человечества в том числе. Утолить жажду до конца он мне не позволил, вырвав ведро из слабых трясущихся рук и ударом ноги в плечо откинув меня к стене.

Кровь начала поступать к онемевшим конечностям, принеся с собой нестерпимую боль. Свернувшись в углу между какими-то ящиками я хрипло застонала. Занятая попытками не выть во весь голос, я не заметила исчезновения своего собеседника. Кажется, сознание снова покинуло меня.

Мощный пинок в солнечное сплетение вернул меня к жизни.

— Эй, падаль! Выползай из своей норы! Капитан на тебя взглянуть желает!

— Оставь ее, Грег. Я могу подойти к ней сам.

О! Это что-то новенькое! Второй голос с явным шикарским акцентом в выговоре я слышала впервые. Заставив опухшие веки подняться, поморщилась от яркого света магического светильника. Зеленоватые всполохи выхватили из тьмы чеканные породистые черты иномирянина. Он взирал на меня с отвращением и...жалостью?! Осознание последнего ввело меня в шок. Я резко переместилась в сидячее положение и не сдержала хриплого вздоха. Перед глазами поплыло, но я заставила себя собраться и сфокусировала взгляд на статной фигуре шикара.

— Грег, отправляйся на палубу, — с железными нотками в голосе распорядился капитан.

Но.., — ошарашенно пробасил мой мучитель, однако шикар не дал ему закончить начатой фразы. Капитан прожег его суровым, холодным взглядом фосфоресцирующих нечеловеческих глаз, и мужчина предпочел не испытывать его терпения.

Дождавшись, пока ноги подчиненного скроются в люке, иномирянин снова обернулся ко мне. Я же хлопала глазами, не зная, чем вызвано столь неожиданное внимание.

Ощупав меня взглядом прищуренных глаз, капитан заговорил:

— На сей раз советую тебе быть сдержаннее, человечка. Мое терпение не безгранично.

Я моргнула и подтянула на место отвалившуюся челюсть.

— Первая наша встреча не удалась, — продолжил шикар. — Надеюсь, теперь ты подумаешь, прежде чем кидаться на меня с кулаками.

Я сглотнула. Кидаться с кулаками? Похоже, я была не в себе и очень расстроена, когда меня доставили на палубу корабля. Увы, но отрывок памяти, повествующий о происшедшем с того информативного разговора в трудовом лагере вплоть до сегодняшнего дня, был безвозвратно для меня утерян. Не удивительно, если припомнить, как обманутый в лучших побуждениях Окош не вежливо стукнул меня стеной по голове, и как поддержали его в этом начинании верные войны.

— Эта война мне противна, — услышала я из уст капитана и тут же усомнилась в своем умственном здоровье. Чтобы иномирянин заявил такое человечке? Украдкой я ущипнула себя за тыльную сторону ладони. Капитан же в это время продолжил: — Я не имел воли перечить своему наставнику, отправившему меня на войну, так же, как не смел отказать прямому приказу Окоша. Будь я способен жить, подчиняясь только лишь своим желаниям, я ни за что не взял бы тебя на борт своего корабля. Но Окош торопился, а в порту не было ни единого военного судна.

Шикар сделал паузу, будто надеясь на ответ с моей стороны. Но что мне требуется сказать? Чего он ждет? Сочувствия? Одобрения? Ошалело тряхнув слипшимися волосами, я решилась задать эти вопросы в слух:

— Зачем ты говоришь мне все это, капитан?

Я испугалась — таким чужим показался мне собственный голос, похожий скорее на карканье простуженной вороны.

Шикар окинул меня изучающим взглядом:

— Поведение Окоша поставило меня в тупик. Зачем навязывать рыболовецкому судну пленную человеческую девчонку, если спустя сутки он мог отправить ее на специально приспособленном для подобных нужд корабле? Я надеялся, человечка, что ты сможешь хотя бы частично прояснить мне его мотивы. Я не люблю выступать пешкой в чьих-то грязных играх.

У меня с души отлегло, когда я поняла, что движет капитаном. Признаться, я побоялась, что шикар решил излить мне душу. Это было так не похоже на уроженца Отольда, прямо таки противоестественно для иномирянского племени. Но теперь все стало на свои места. Капитан просто почувствовал себя ущемленным. Плавал себе по морям, рыбку ловил, в портах приторговывал, а тут явился какой-то напыщенный Окош и без объяснений мобилизовал для своих нужд его корабль! Никому бы не понравилось такое обращение.

Расслабленно прислонив затылок к стене, я ответила:

— Мы с Окошем не сошлись во мнениях. Ждать он не мог, потому что услышанное мной ни в коем случае не должно было достигнуть ушей некоторых Миаронов Вереша и Алтаэя.

— От чего же он не обезопасил себя более надежным методом? Почему попросту не убил тебя? — Нахмурился капитан.

Я мрачно хмыкнула:

— Потому что пообещал мне сладкую жизнь, а обещания выполнять — дело чести.

— Что же такого ты услышала? Что важного мог Окош доверить человечке? — Шикар недоверчиво сплел на груди могучие руки.

Я устало прикрыла веки. Зачем ему это надо? Почему бы просто не доставить меня в пункт назначения и не забыть о досадном инциденте? Зачем совать нос в чужие тайны?

— Ведомо ли тебе, капитан, скольких людей и нелюдей свело в могилу любопытство? Спешишь стать следующим? Надоело бороздить моря?

Иномирянин поморщился и отступил на шаг. Неторопливо подвесив магический светильник на выступающий из стены крюк, он притулился на край деревянного ящика и скрестил ноги. Похоже, странный капитан готовится к долгой и обстоятельной беседе. Задумчиво окинув меня взглядом, он изрек:

— Не думаешь же ты, что я всегда командовал этим торговым судном?

— Конечно нет, — я потерла ноющую грудь, — лет десять тому назад тебя здесь и быть не могло...

— Шесть лет назад я был воином в звании Рата, — проигнорировал мою неуклюжую шутку шикар. — Однажды я попался на обаяние вот такой же как ты девчонки и помог ей избежать отправки в рудники, подменив отчеты тестирующей комиссии.

Умм..! — Только и смогла сказать я. Было с чего удивляться. Намеренное фальсифицирование отчетов комиссии — одно из непростительных преступлений в военном кодексе шикаров. За него полагается смерть. И не просто смерть, а смерть с позором для воина. Я скептически прищурилась, на что шикар пожал плечами:

— Я был глуп и очарован, за что и поплатился. Та девчонка не оценила моего благородного порыва. Она отправилась прямиком к Окошу Миеолу и доложила о моем преступлении. Наверное, она хотела выслужиться, а может надеялась на смягчение приговора. В любом случае, мне не суждено узнать причину ее предательства. В тот же вечер ее расстреляли. Меня ждала та же участь, но неожиданно вступился Миарон Вереш. Не знаю почему и для чего, но он сумел замолчать некоторые факты. В итоге мне оставили жизнь и не стали придавать позору мое имя. Миарон посоветовал закончить карьеру воина. Он подобрал мне чудный корабль и не ошибся. Здесь, в море, я впервые почувствовал себя счастливым.

Шикар замолчал. Глаза его затуманили призрачные видения прошлого. Он замер, невидяще уткнувшись взором в грузовой контейнер. И я молчала, обдумывая сказанное им. Вереш... Надо же! Я и не думала, что в занудном друге Кадола местами присутствует благородство...Я и сама понимала, что отношусь к Миарону предвзято, но поделать с собой ничего не могла, по прежнему замечая исключительно не лучшие стороны его личности.

— Так каким образом касается твоей судьбы имя Миарона Вереша? — Вернул меня к действительности напряженный голос очнувшегося капитана.

— Неужто в мире Миаронов мало? Почему именно из-за этого конкретного в моей жизни все летит кувырком..? — Посетовала я, возведя очи к потолку. Вернее, это для меня он был потолком, но для команды судна являлся палубой.

Шикар напрягся. И без того тонкие губы его превратились в нитку. Похоже, его не мало раздражала и я, и моя манера вести беседу.

— Если ты внимательно меня слушала, то поняла, что перед Пише Миароном у меня имеется неоплаченный долг. Потому я настаиваю, чтобы ты озвучила сведения, из-за которых плывешь сейчас на моем корабле. Возможно, это важно.

— Да пожалуйста! Что мне жалко что ли? Вместе с тобой на рудники пойдем: все веселее вдвоем будет...

Привычным жестом я потерла переносицу. А что, мне ведь действительно не жалко.

— Какие-то странности творятся в твоем государстве, капитан. Разлад в правящих кругах. Что да как — я не знаю, никогда не интересовалась вашей политикой. Окош, что служит в трудовом лагере под руководством Миарона Алтаэя, непрозрачно намекнул мне об одной интересной вещи. Дескать твой Миарон перешел дорогу таинственной группе лиц. И все бы ничего, но перешел он ее, видимо, качественно. Окош обещал мне помощь и покровительство, если я соглашусь выполнить для него одно маааленье поручение. Такую малость, что даже волноваться не стоит. Всего лишь отравлю исподтишка твоего Миарона. И еще одну малость, позначительнее. Всего-то проведу с Окошем ночь. Когда я отказалась, он и определил меня на твой корабль. Подозреваю, что конечная точка назначения — закрытый рудник.

Капитан ничуть не удивился сказанному мной. Судя по его виду, мои слова лишь подтвердили его потаенные мысли. Шикар откинулся назад, опершись о край ящика крепкими загорелыми руками и задумчиво произнес:

— Хм...Я знал, что Палата попытается устранить неугодных, но чтобы пасть так низко..! Воспользоваться руками человеческой девчонки! Во истину наследник Вияхош не чурается самой грязной игры.

— Эм...капитан, — привлекла я к себе его рассеянное внимание. — Я ведь все-равно обречена завершить свою недолгую жизнь в руднике, оттуда нет возврата. Так неужели моих заслуг не достаточно, чтобы узнать подробности интриги, в которую неосторожно сунула свой нос?

Шикар молчал, рассеянно шаря взглядом где-то над моей головой. Когда я уже окончательно уверилась, что не услышу от него ответа, он вдруг произнес:

— Что ж, я расскажу тебе. Ты права, в твоих устах это знание не сможет причинить неприятностей, разве только потешит обреченных на смерть узников рудников.

Капитан еще немного помолчал, решая, с чего начать повествование. Затем спрятал руки за спину и заговорил тихим вкрадчивым тоном:

— Знаешь ли ты, сколько лет Раффу Императору Отольда?

Не утруждая осипшее горло ответом, я отрицательно помотала головой. К моему удивлению собеседник подарил мне жидкую улыбку:

— Сомневаюсь, что Императору самому известен его точный возраст. Он очень и очень стар, девочка. Так стар, что некоторые шикары во главе с наследником Императорского Престола Раффином Вияхошем усомнились в трезвости принимаемых им решений. Наследник труслив и слаб духом, чтобы заявить о том Императору напрямую, потребовать от Отца сложить полномочия и уступить трон. Вияхош боится потерять доверие Императора, которого, по мнению большинства, Отец оказывает ему слишком много. Вияхош — единственный прямой наследник трона, единственный приближенный сын Императора. А потому ослепленный привязанностью Владыка допускает в его адрес много послаблений, закрывая глаза на некоторые шалости юного наследника.

Последнее время Раффин расшалился не на шутку. Он создал и утвердил Палату Советов, встав в ее главе. Издревле власть Императора Отольда была абсолютной. Теперь же Владыка вынужден принимать во внимание мнение зарвавшегося сына и кучки его приближенных, что гордо зовутся Советом. Но полученная свобода не вполне устраивает наследника. Что есть место у трона, когда можно завладеть троном целиком? Последние несколько лет он активно агитирует массы в несостоятельности нынешнего Императора, ведь Отец не желает уступать ему трон на законных основаниях. Пока не желает, а что будет завтра? Хорошо что многие из нас трезво глядят на вещи и понимают, чем грозит обретение Вияхошем власти. Тирания, диктатура, деспотизм...

За время своего монолога, капитан то и дело кидал на меня изучающие взгляды, анализируя мою реакцию. Все больше и больше хмуря брови над сверкающими в полумраке глазами, он наконец не выдержал. Гневно сжав кулаки, прошил меня жёстким, полным негодования взглядом:

— Почему ты улыбаешься?!

А я ничего не могла с собой поделать. Чем дольше слушала про шикарский правящий гадюшник, тем шире и лучезарней ухмылялась. Как отрадно слышать из иномирянских уст подтверждение собственных мыслей! Как радостно на душе от сознания, что среди интеллигенции 'высшей расы' присутствуют все те же дрязги, разногласия и пороки! Что мы не слишком-то и отличаемся от самозаявленных 'образцов для подражания'! Что их мир такая же самая алчная продажная гнилушка, каким был когда-то мой...

— Извини, капитан, — безрезультатно пытаясь согнать с губ глуповатую улыбочку, развела я руками. — Слушаю о сложностях в организации вашего общества и прямо таки бальзам на душу льется!

Мой ответ явно расстроил серьезного до не могу шикара. Он подобрался, мышцы его напряглись и четко обозначились под загорелой обветренной кожей. Черты лица заострились, выдавая хищные намерения обиженного в лучших ожиданиях собеседника. А на лбу появилась яркая надпись крупными прописными буквами: 'Кому я решил доверить тайны Императорского Дворца?! Вот этой дикой, полоумной идиотке?!' Еще немного, и в воздухе вокруг него заискрились бы электрические разряды.

Вопреки его мнению идиоткой я не была. Ну, может иногда, моментами... Но не сейчас. Оценив грозящие мне неприятности, я таки изловчилась и стерла с губ выводящую шикара из себя ухмылочку. Нужно было срочно разрядить опасную обстановку. Извиняться мне не хотелось — все равно ведь не смогу объяснить за что. Потому я поступила единственным верным образом, а именно, пока капитан не опомнился, решила закидать его уточняющими вопросами:

— Послушай, а почему если Император так любит своего сына, он до сей поры не уступил ему трон?

Несколько мгновений шикар боролся с собой. Я осязаемо чувствовала, как он уговаривает себя успокоиться и тушит воспылавший пожар гнева в душе. Еще бы, не каждый день пленные человечки насмехаются над правящим режимом! Но вот гневные всполохи в серых глазах перестали прожигать на мне дыры, сжатые кулаки распались, и шикар вновь привалился к боку грубо сколоченного ящика для провианта. Придя к умственному консенсусу, он таки вывел для себя, что на дураков и дур не обижаются. Честно сказать, я думала, он плюнет и уйдет, но капитан вознамерился до последнего защищать Императорскую честь. Меня этот факт порадовал — тема, может, и не самая интересная, однако на что только не пойдешь, чтобы подольше остаться не связанной по рукам и ногам!

— Не смотря на то, что Император стар и болен, он все же остается мудрым и опытным правителем. Он видит, к чему может привести владычество Вияхоша, и не торопится отдавать Отольд в его беспощадные и алчные руки.

— Хорошо, — кивнула я. — Тогда такой вопрос: если Императору известны наклонности сына, от чего он позволил тому ограничить свою власть? Почему не пресек на корню создание Палаты Советов? Ведь то было в его полномочиях.

Шикар смерил меня бесстрастным и очень внимательным взглядом:

— А ты не так уж безнадежна, как мне показалась в начале беседы.

— Еще бы! — Наигранно польщено откликнулась я. — Разве же безнадежных на рудники отправляют?

Шикар иронично дернул бровью:

— Отвечу на твой вопрос. Император позволил наследнику некоторые вольные действия, поверив его лживым уговорам. Вияхош сумел прикинуться чутким и любящим сыном, настоять на том, что Владыке сложно справляться со всем в одиночку. Он убеждал, что Палата принесет только благо. Так оно изначально и продолжалось, пока бдительность Императора не была достаточно крепко усыплена.

-Но теперь, — настаивала я, не удовлетворившись ответом, — когда намерения наследника не вызывают сомнений, разве не может мудрый и опытный правитель покончить с тем, что так неосмотрительно позволил наваять своему сыну?

— Не все так просто, девочка, — погрустнел шикар. — Привязанность Императора к единственному сыну так велика, что он попросту не желает замечать очевидное. Ему трудно смириться с предательством наследника, что он предпочитает вовсе закрывать на то глаза. Более того, я слышал, что в понятии твоего народа есть следующий тезис: 'казнить гонца, принесшего дурные вести'. Как не печально, но именно это и происходит с теми смельчаками, что решаются указать Раффу Императору на его вопиющую неправоту в отношении Вияхоша. Постепенно количество желающих лично приоткрыть завесу доверия на императорских очах поубавилось. Теперь трезво мыслящим шикарам приходится вести противостояние Палате скрытно. В ряды противников Вияхоша входит и Миарон Вереш. Ему приходиться быть особенно осторожным, так как наследник чувствует в нем сильного противника.

— Да уж! — Присвистнула я. — Ну и впутал меня твой Миарон! Знать бы заранее, к чему приведет наша встреча, я бы его за километр обошла. Жаль, что я ему в глаза не смогу посмотреть! А как бы хотелось! Хотя, что для него может значить малая жертва в составе одной пленной сопротивленки, положенной на алтарь благого дела? Эх...

— Отчего ты уверена, что путь твой лежит в железные рудники? — Вопросил капитан, склонив голову на бок.

Я опешила:

— А ты разве не получил соответствующих указаний?

— Окош вменил мне доставить тебя в Северный порт и передать в руки тамошней стражи. Провожать тебя в рудники приказа не поступало.

— Все одно, — качнула я головой. — Что в первую очередь требует стража у любого встречного человека вне границ нейтрального поселения?

— Предъявить классовую отметку, — откликнулся шикар.

— Ну вот... Мой класс 2А возрастающий последнего образца плюс еще подделка. Как думаешь, куда меня отправят после проверки?

Иномирянин не ответил. Вместо этого он задал вопрос:

— Когда ты в последний раз видела Пише Миарона Вереша?

— Это зависит от того, сколько времени я уже путешествую на твоем корабле. Если верить моим подсчетам — не менее четверых суток. Приплюсуем сюда сутки до появления в моей жизни Окоша и двое суток до первого допроса Миароном Алтаэем. Итого в сумме выходит с неделю назад.

— Я правильно понял — до пленения ты была сопротивленкой?

— Не совсем, пленили меня в качестве дезертира, что так же произошло в некоторой степени по вине твоего Миарона.

— И почему же ты отказала Окошу? Отравить Миарона, провести ночь с шикаром — разве это неподъемная цена за спасение собственной жизни?

По тону капитана я заключила, что все предыдущие вопросы были заданы с целью подготовить меня к этому, самому главному. Мой ответ от чего-то был очень важен шикару, сосредоточенно всматривающемуся в мое лицо. Это внимание так позабавило меня, что я решила рассказать все до последней мелочи. Очень было любопытно узнать мнение независимого эксперта.

— Знаешь, капитан, у меня ведь просто не было выхода. Я и впрямь не питаю теплых чувств к твоему Миарону. Но тебе должно быть известно, что Миарон никогда не остается один — за ним по пятам всегда следует верный, преданный друг.

— Ты говоришь об узаши, — догадался шикар. — Так ты испугалась расправы со стороны зверя?

— Не совсем. Дело в том, что к страшному зверю Кадолу я прониклась глубокой дружественной симпатией. Истребив его седока, я бы причинила ему сильную боль, не говоря уже о банальном предательстве. Кадол был со мной добр и терпелив, всегда вставал на мою защиту, переча своему седоку. Так могла ли я отплатить ему такой гнусностью? Разрушить едва успевшую зародиться дружбу?

Я в упор посмотрела на сбитого с толку иномирянина. Мне хотелось услышать его мнение, но в данный момент шикар был явно не способен выражаться членораздельно. Потому я не стала дожидаться, пока он переварит услышанное, и продолжила изложение причин:

— И это только верхушка айсберга. У меня еще три объективные причины для отказа Окошу. Слушай вторую, она же, кстати, явилась и основополагающей. Когда я спросила у Окоша, каким образом должна буду обмануть звериное обоняние узаши (они же в момент распознают яды), мой искуситель ответил: ' Это я беру на себя. Нейтрализовать узаши подстроив несчастный случай в лагере не составит мне труда'. И это после того, что мы с Кадолом пережили! После того, как мне чудом удалось спасти его жизнь!

Третья причина прозаичней: моя жизнь прошла в рядах армии и сопротивления. Все эти десять лет я только и занималась тем, что пыталась выжить путем 'убей, либо будешь убитым'. И уж кое-что о ваших ядах я за это время выяснить успела. Окош предложил мне использовать против Миарона ихапру, замолчав, как в последствии эта дрянь повлияет на меня.

— Да как он посмел?! — Взвился капитан, вскочив с насиженного места.

Я, конечно, догадалась, что шикар имел в виду грязное посягательство на жизнь одного из Миаронов и по совместительству своего кумира, но не смогла удержаться от ироничного фырканья:

— Во-во! И я тоже расстроилась! В общем, я заранее предполагала, что Окош замыслил подставу, ну а это обстоятельство заставило меня убедиться в его намерениях.

Шикар растерял знаменитое хладнокровие, присущее его расе. Судорожно сжимая и разжимая гигантские кулачищи, он мерил свободное от ящиков пространство нервными размашистыми шагами:

— Я должен во что бы то ни стало оповестить Миарона Вереша! Какая подлость! Гнусный предатель обязан поплатиться за свое коварство! Но, как?! Мы прибудем в порт через двое суток, обратный путь займет еще неделю! Мне нужно найти мага и...

Отрешенно следя за его мельтешением, я услышала жалобный призыв своего желудка. Мдя... Покушать бы не помешало... Рудники рудниками, но до них еще двое суток пути. А кушать-то страсть как хочется...

Только я отважилась намекнуть иномирянину, что не плохо бы было вознаградить меня за откровенность чем-нибудь съестным и питательным, как шикар резко затормозил и впился в меня тяжелым взглядом. От неожиданности я шарахнулась к стене и зашипела от пронзившей спину боли.

— Ты озвучила три причины. Какова четвертая?

Я проглотила рвущееся с губ ругательство и отстранилась от дощатой опоры.

— Ничего криминального. Просто есть у меня некие принципы по поводу проведения приятных ночей со лживыми шикарами. Да и с правдивыми тоже. Попуститься ими все-равно, что потерять себя. Я ценю свою внутреннюю свободу. Потеряю ее, и жизнь окончательно утратит смысл.

Шикар кивнул каким-то своим мыслям.

— Я хочу, чтобы остаток пути ты проделала в достойных своего поступка условиях. Я ничего не могу обещать, но приложу все усилия, чтобы задержать отправку тебя в рудники до того момента, пока Миарону Верешу станут известны все обстоятельства этого дела. Он милостив и помнит добро. Уверен, он найдет способ отблагодарить тебя. Я распоряжусь приготовить для тебя каюту. Но рисковать здоровьем экипажа я не намерен. Мне хорошо запомнилось твое прибытие на борт судна. Потому ты отправишься туда спящей.

— Спящей?! — Я ощутила, как по телу пробежало стадо леденящих мурашек. Уж не решил ли он...

Я выругалась, заметив в руках капитана ненавистную маньефу. От ужаса язык прилип к небу и дар речи вернулся не сразу. За время моего промедления иномирянин успел прицелиться. Липкие щупальца паники сжали мое горло и я хрипло взмолилась:

— Нет, капитан! Только не усыпляй! Пожалуйста! Только не...

Тонкая ядовитая игла впилась в мою шею и мир погрузился в клубы лилового тумана.