Новатерра-2. Часть 1. Целитель

— Спасибо! — с облегчением ответил он, ибо, заранее пытаясь смоделировать намеченную встречу, подобного радушия всё-таки не ожидал. Прекрасно! Начало любого предприятия — более чем половина всего.

К среднему контрабандисту... среднему не в плане способностей, удачи, нажитого капитала либо срока, проведённого в местах лишения свободы разных стран, но к среднему представителю некоей профессии, а то и социальной ниши общества, заезжий гетман относился совершенно равнодушно. Как, скажем, к среднему удмурту. Эскимосу. Борцу сумо. Ловцу трепангов. Тигру освобождения Тамил Илама... И сам никто, и звать его никак. До такой степени Никто Никак, что даже образ ярого контрабандиста, сформировавшийся в мозгу несовершеннолетнего Шурика и пронесённый через две не самых серых жизни, сегодня выглядел для опытного государственного мужа по меньшей мере архаично. А по большей — странновато. Вплоть до подозрения в дебильности... Итак, беспросветная ночь. Ни одной зги, естественно, не видно. Коварная Луна злодейски притаилась меж ветвей. Тро́пы в заболоченном осиннике, и так-то неприметные, с дичайшего похмелья перепутал леший. Поляна, что периодически снимают ведьмы у погранохраны под шабаш, теряется во тьме. На вышке спит в обнимку с верным пёсиком усталый страж Никита Карацюпа. А вдоль опушки топает, сопя и озираясь, небритый, грязный, сумрачный лицом мужик с тяжёлым 'сидором' за контрабандными плечами. Контра недобитая! А в 'сидоре' том — Господи, ты Бог же мой! — и кокаин в молочной таре, и 'жувачки', и порнография, и джинсы для растления советской молодёжи, и диски популярного в среде оппортунистов исполнителя Хип Хопа с убойным хитом сезона — синглом 'Бей жида-политрука!'...

Впрочем, однажды нынешний полковник и сам волею судеб оказался контрабандистом. Лет двадцать, кажется, назад, транзитом направляясь из Ростова к месту службы, антиукраински решил перевезти три литра водки. Перевёз два, один был реквизирован таможней в пользу своего сиротского имущества. Зато усвоил до кончины, что Черкесский ликеро-водочный завод находится в... Черкассах! Поэтому считал контрабандистов чем-то близкими ему людьми, а мытарей — большими сволочами.

Но вдруг на мир людей обрушилась Чума. И началась вторая жизнь. В которую вошла Любовь. По имени Алина. Инспектор украинской мытницы-таможни! Кстати, она до встречи с Александром терпеть военных не могла.

Но это — так, детали.

Существенно то, что испокон веков народы, открытые для торговли, рано или поздно выходили на примерно одинаковый — одинаково высокий — уровень развития экономики, политики, науки, права, социальной сферы, духовной культуры и искусств. Следствия множества неблагоприятных факторов, сдерживавших их развитие, нивелировались за счёт широкого взаимообмена. Взаимообмена не инфекциями, не одеждой 'second-hand', но знаниями, опытом и мастерством. Там же, где либо Природа сама, либо вкупе с 'мудрой' властью, хоть светской, хоть духовной, воздвигала препоны внешним коммерческим сношениям, народности и целые нации останавливались на пути к Прогрессу. Потому торговля, в особенности международная, по делу считается двигателем этого самого Прогресса. А контрабанда (без наркотиков) суть двигатель торговли там, где на её пути волею рока (природы, власти, церкви, — безразлично) возникают камни преткновения. Логичный вывод: контрабанда — двигатель Прогресса. Бей таможню! Всё, приехали!..

— Приехали! — шепнула гетману супруга, с интересом оглядев усадьбу благородного контрабандиста.

— Приехали, — ответил он. — И, кажется, удачно.

— Сплюнь!

Гетман благоразумно воздержался от её совета, так как обширный барский двор сиял какой-то запредельной чистотой. Вернее, сплюнул трижды, но в душе. Через плечо да прямо в душу. От души.

Обрызгать там кого-либо не опасался — нахальный спаниель-хранитель, который за период стычек с Орденом Бессмертия всю гетманскую ауру ушами вымел, вылизал чакры и блуждающие нервы перегрыз, не появлялся больше месяца, со скорбной годовщины Мирового Катаклизма.

— Аллё, поаккуратнее! — вдруг тявкнул кто-то в гетманской душе.

Несовершеннолетний дух, — обрадовался Александр. Очень вовремя!

— Привет, ушастая скотинка! Где ты пропадал?

— В отпуске был, гы-гы! На лыжах катался, гы-гы-гы, в Арабских Эмиратах... Здорово, человечинка! Себя не забывал, пока меня не было?

— Такого разве забудешь? Ты же всех лопоухих сучек за собой увёл!

— Гляди-ка, начинаешь соображать! Так, чего доброго, станешь когда-нибудь нормальным кобе... ладно, не об этом. Как жив-здоров? Как семья?

— Будто не знаешь! — горько усмехнулся гетман.

— Да уж знаю...

— И что бы ты сказал на эту тему, разговорчивый ты мой?

— А что тут скажешь? — буркнул пёс. — Надеяться вы, люди, умеете, вот и надейся на лучшее. Потом расскажешь, как это — 'надеяться'... Дерзай, полкан, раз уж собрался в дальний путь! Дорогу осилит идущий.

— Она хоть верная? — напрягся гетман.

— Почём я знаю? В конце любой дороги есть что найти и что потерять...

— А без понтов своих ты выражаться не умеешь? Просто скажи, да или нет!

— Умный ты больно, Человечина Разумный! Привык всё надвое делить... Забыл уже, что Будущего нет? Я ведь говорил тебе! Будто горох о стену, ей-Хозяину!.. Самая распрекрасная дорога может привести куда угодно, даже к смерти, а жалкая тропа — к спасению. Иди! Собьёшься — подскажу. Пока могу... Пока, полканчик, мне пора!

У Александра сразу полегчало на душе — ангел-хранитель, разумеется, нахален беспредельно, однако не умеет врать. Как человек. Как человек, который врать как раз таки умеет беспредельно...

— Спасибо, сучий дух! — в сердцах воскликнул он. Конечно, про себя. Не про себя, конечно, не про духа сучьего, пусть даже в человеческом обличии... Тьфу, сам себя вконец запутал!

— Опять плюешься, хам и этот... как его?.. короче гавкая, пошёл ты на..!

— Пойду-пойду, — полковник усмехнулся, — только погоди ещё минуту! Такое дело, брат... Алёнка говорила как-то мне, что к ней почасту прилетает твой коллега, ангел-лебедь...

— Допустим. Дальше что?

— Дальше? Ну, ты не мог бы его попросить... в общем, чтобы не чирикнул малой, незачем ей знать... понял, о чём я?

— Да уж не дурнее среднего полковника... Бывай! — махнул плюшевой лапкой пёс, и саркастический смешок его был заглушен раскатистым громоподобным Голосом. — Сынок... Иди! Никто не может знать заранее, как сложится твой скорбный путь, чем он в конце концов закончится... Иди! Иного выхода всё равно нет... Спаси Её! Ты был Её Хранителем, отныне ты — Целитель! И пусть же ноша эта не покажется тебе невыносимо тяжкой. Сынок...

— Не покажется, Господи, — практически без паузы, лишь проглотив возникший в горле ком, заверил гетман. — Я ведь люблю Алёнку! Больше жизни люблю!

Он не дрожал, как несколько недель назад, при первом своём разговоре со Всевышним. Не замирал от понимания того, что дочь его приёмная сверхчувственна, она, возможно, и не человек вообще или, напротив, больший Человек, нежели все они. Не холодел при появлении в душе нахального хранителя. Привык. С Хорошим, Добрым, Щедрым и Полезным такое иногда случается. К такому быстро привыкаешь, даже начинаешь злоупотреблять. И гетманы — не исключение. Во всяком случае, не гетман Александр Твердохлеб...

— И это хорошо, сынок. Точнее, правильно. Кто может знать, как это — 'хорошо'? Нет, знать-то может, а вот чувствовать... Не обращай внимания на стариковское брюзжание!

— Ничего, Господи, я всё понимаю...

— Да что ты понимаешь?! Господи! Сынок... Хм, хочу предупредить тебя: хоть Будущее мне, естественно, не ведомо, путь твой не будет гладким и приятным, ибо нет мира в Мире людей...

— Оставшихся в живых после Чумы, — бестактно перебил гетман.

— Ты прав, сынок, после Чумы, после других, земных, привычных вам болезней, после войн, переворотов, стычек, стачек, даже футбольных матчей 'Спартака'...

— Я раньше за 'Зенит' болел.

— Я — тоже... Не перебивай!

— Борзеет, змей траншейный, да, Хозяин? — из Ниоткуда долетел до Александра приглушённый лай.

— Прошу прощения! — он приложил руку к груди. Кажется, даже наяву...

— Пустое! Я просто кратко перечислил тебе разновидности Конфликта. Будь осторожен и опаслив, ибо Мир опасен. И многолик. Ты лишь внимательно гляди в Него, и многое тебе откроется. Возможно, даже то, чего никак не ожидаешь увидать... Иди, сынок, счастливого тебе пути!

— Спасибо, Господи!

— Ты ещё здесь?! — протявкал беспокойный ангел. — Сказали же тебе: иди! Вот и иди себе... Знаешь куда?

— И ты туда же...

— Так нужно отвечать, когда ты пожелал кому-нибудь 'ни пуха ни пера', а тебя послали к чёрту, — назидательно проговорила Алина, закончив обозрение поместья, и обернулась к Александру. — Боже!!!

— Вот именно, — неверным голосом ответил он.

— Опять?! — она мотнула головой в сторону ясного ультрамаринового неба.

— Снова, Алька, снова... По мне заметно, да?

— Ничего не заметно. Совсем ничего. Будто и нет тебя здесь... Соберись, Аль, хозяин возвращается!

Пономаренко бодро топал навстречу дорогому гостю через обширный барский двор, сиявший чистотой ватерклозета после обработки 'Кометом' и поражавший аристократической ухоженностью. Гетман даже устыдился своих немного запылённых рейнджерских сапог. На гладком асфальтобетоне без единой трещины не было заметно ни листочка, ни соринки. Только вблизи он разглядел, что деревянные постройки вскрыты бесцветным лаком, отчего выглядели первозданно и свежо. Двое здоровенных бугаев — рабы? сыновья? батраки? — в полотняных рубахах, кроссовках и армейских галифе натирали ветошью и без того сверкавший бронзовым металликом 'Гранд Караван', еще один возился с рыболовной сетью перед мощным катером на стапелях. Симпатичная чернавка лет восемнадцати и миловидная стройная женщина возраста примерно Александра, стоя в махровых халатиках на невысоком парапете круглого бассейна, с нескрываемым интересом оглядывали небесных пилигримов. У ног их примостился, чутко поводя ушами, огромный черный... водолаз.

Судя по тону, каким Пономаренко спросил гетмана: 'Ну, как?', тот слишком откровенно пялился на женщин. Алина только хмыкнула ему в плечо. И он, чуть не присев от ощущения неловкости, обвёл усадьбу восхищённым взглядом.

— Великолепно!

Великолепно дурачком прикинулся. И думал: 'Понимает ли контрабандист, что..?' А тот, видимо, думал: 'Интересно, понимает ли полковник, что я понимаю, что..?' А гетман... А Пономаренко мягко приобнял свалившегося на голову гостя.

— Люблю, знаете ли, порядок, комфорт и уют. Вы простите, Алексан Саныч, дамы, конечно, несколько не одеты, но всё же не могу удержаться от соблазна, рискну вас взаимно представить. Дражайшая моя супруга, Инна Анатольевна...

Женщина постарше обольстительно улыбнулась, подавая Александру мягкую ладошку, а тот едва не поперхнулся приготовленным комплиментом: Инна Анатольевна, Алина Анатольевна...

— ...и доченька моя, любимая и единственная, Илона. Дан, фу!

Гетман же именами был сражён: Илона — Алёна, Дан — Дэн! Определённо добрый знак!.. Вот только добрый ли? Как оно дальше сложится? А ещё дальше? А потом? А вообще? А...

— А перед вами, любезные чада мои, тот самый знаменитый гетман Новороссии, гроза воров, убийц и бандитов, великий воин, полковник Твердохлеб Александр Александрович!

'Великий воин' приосанился, Алина, ущипнув его за за... за разное, тактично отошла на задний план, а самого 'грозу' хозяюшки мгновенно подхватили под руки.

— Что вы говорите, батюшка?! Да неужели?! Какая честь нашему дому! — и тому подобное.

'Пожалуй, удивление в связи с раскрытием инкогнито небесного скитальца несколько наиграно, — подумал гетман. — С момента приземления хватило времени обкашлять мою личность с головы до ног. Ни у кого больше на много сотен вёрст в округе, кроме новороссов, сегодня вертолётов нет. А кто ещё может так запросто летать на раритетной ныне технике, если не сам Верховный? Всё логично'...

Весьма довольный сам собою по поводу великолепной наблюдательности и железной логики, он с удовольствием локтями ощущал набухшие комочки на 'Венериных буграх' хозяек, когда услышал за спиной тягостный вздох супруги.

— Пойдём, Алёнушка, осмотрим катер дяди Фёдора. Похоже, мы чужие на этом празднике жизни...

По-настоящему чужим на празднике по случаю прибытия невиданных гостей на самом деле оказался только лётчик Никоненко — успев лишь окунуться в тинистом Осколе и на бегу перекусить, он поднял в небо вертолёт за следующей походной партией: бойцами, вооружением, оставшимся имуществом. Дэн с новоявленным дружком чинно обхаживали барские владения, старшина с дамами развеселилась за большим столом в гостиной — особенно Серёга с Нинкой Андреец, которых хлебом не корми, лишь дай пожрать, — а гетман и хозяин дома уединились на песчаном бережку, под сенью разметавших косы ив.

— ...Такая, значит, у тебя проблема, да? — сочувственно вздохнул Пономаренко. — Бедная девочка! Что творится, а?! Ни мира на этой злой земле, ни счастья, ни здоровья!

Лишь осветив перед хозяином сложившуюся ситуацию, гетман сообразил, что поступил бестактно в отношении Афони Золотницкого. Ему-то не сказал! Впрочем, он и не спрашивал...

— Это уж точно, Федя.

— Ещё бы!.. А ты гляди, Сашко, как интересно получилось: твои — Алина и Алёна, мои — Инна и Илона. Мы с тобой, считай, как будто сестроё... ну, не совсем чужие люди. Бывает же! — хозяин-барин поднял рюмку. — Давай, брат гетман, за них и выпьем, пусть будут здоровы и счастливы, малышка в особенности. Быть добру!.. Ух-х-хороша!

— Быть добру, — согласно кивнул гетман. — Если это ещё возможно... Спасибо тебе, Иваныч!

— Нэма за що... Давай теперь, пока всерьёз не надрались, о деле поговорим. Помочь тебе (гетман напрягся) я, конечно, помогу, это даже не вопрос (опять расслабился). Знаю, люди вы достойные, ибо слухом земля полнится, да и с Золотницким связь держу, тебя, видишь, признал сразу даже без его писульки безграмотной. Ещё знаю, что ты справедливый, добрый и щедрый человек, но платы за услугу не возьму... и не возражай! — прикрикнул он, заметив, что гетман вздумал было возмутиться. — Что бы там ни болтали о нас, хм, бизнесменах, а на чужом горе выгоду искать — смертный грех, пусть даже не библейский. Доведётся когда, так и ты меня выручишь, все под Богом ходим.

— Даже не сомневайся, — улыбнулся гетман. — Мы ведь, как ты говоришь, не совсем чужие люди.

— Во-во, по-женски! — хохотнул контрабандист. — Тебя с людьми размещу на столько, сколько пожелаешь, обихожу, припасов любых в дорогу дам, мы, чай, не бедствуем покуда. Вертокрыл твой прямо посреди двора запаркуем, места хватит на целую... эту, как ее?.. вот чёрт, забыл уже!.. ага, эскадрилью. Горючку на обратную дорогу пусть летун с собой не тащит, у меня керосина целая цистерна. Теперь о судне...

С большим сомнением поглядывая на Оскол-речушку, гетман всё не мог сообразить, что именно имел в виду купчина Золотницкий, уверяя, мол, у самогонщика там 'целый флот'. Чего? Байдарок? Стругов на колёсах? Плотиков из тростника? Пирог? Но не с индейцами. С грибами! Или творогом...