Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Церковь Святой Варвары построена в память египетской святой, — рассказывал Ильсар, — Отец заключил ее в тюрьму, хотел защитить от влияния христиан. Когда, несмотря на запрет, она все же нашла способ практиковать христианство, он лично пытал ее и казнил. Церковь Святой Варвары украшена символическими геометрическими узорами из красной охры. На одной из фресок Святой Георгий со Святым Теодором борются с драконом. Изображенная на стене огромная саранча — символ дьявола...
Александр отвел в глаза в сторону от изображения змеи, олицетворяющей дракона и встретился с взглядом, нарисованного на стене молодого человека с курчавыми темными волосами. Его очи, будто живые, прожигая душу насквозь, внимательно и безотрывно смотрели на Свиндича.
— Кто это? — спросил он у экскурсовода, когда группа направилась к выходу.
— Филипп, двенадцатый апостол Иисуса Христа. Распят в Памукалле, вернее Иераполисе. По преданию после его казни на город обрушилось землетрясение и разрушило его.
— 31 —
'Турецкая ночь' проходила в скальном ресторане. По сути, он представлял все туже пещеру, выдолбленную в туфе, но облагороженную. За стеклянными дверями начинался коридор с выровненными стенами, заканчивающийся залом с оштукатуренным сводчатым потолком и выложенным мраморной плиткой полом. Центр, служивший сценой, пустовал, а в нишах стояли сервированные столы. За несколькими уже сидели люди, наполняя обладающее на удивление хорошей акустикой помещение разноязычным говором: немецкий, итальянский, чешский и даже японский. Соплеменников Свиндич не расслышал. Единственными русскими в зале оказались они.
Едва сев за стол Эдуард Семенович с треском свернул пробку на бутылке с водкой, налил полную рюмку, выпил и хрустнул засахаренным орешком.
— Я только прошу, во время танца дервишей не пейте и не разговаривайте, — предупредил Ильсар.
— А фотографировать? — забеспокоилась Полина.
— Не надо. Вам дадут возможность снимать после основного выступления.
Пока передавали и наливали дамам вино: Алле белое, остальным красное, а Маше шипучею газировку, свет потух, оставив освещенной только сцену. Заунывный голос флейты заставил мгновенно стихнуть разговоры.
Первым в круг света вошел шейх. Его зеленый головной убор означал разрешение ритуала мистического общения с Богом в экстазе танца. За ним появились дервиши в продолговатых колпаках из войлока и черных накидках. Друг за другом они подходили к шейху и кланялись, а получив ответный поклон, сбрасывали накидку и, оставшись в белом одеяние с широкой юбкой, начинали медленное вращение. Постепенно скорость увеличивалась, юбки шатром нависали над полом. Дервиши вращались вокруг своей оси и одновременно вокруг шейха и своих братьев по ордену. Руки, первоначально сложенные на груди ушли в стороны, и ладонь правой повернулась вверх, левой — к полу. Дервиши словно впитывали в себя небесную благодать, чтобы затем излить на землю. Зрелище завораживало и внушало благоговейный ужас. Танцоры не испускали ни звука, не позволяли даже легкого движения головой или руками, а их неподвижные, бледные и ничего не выражающие лица напоминали маски живых мертвецов.
'Вот также и слуга этернела изжил в себе все человеческое, но отдавшись воле Создателя, слепо идет по указанному ему пути, неся злобу и смерть. Глупо мерить 'гения' человеческими мерками и пытаться таким образом отыскать его. Он — чужой и критерии его поведения не доступны людям', — подумалось Свиндичу.
Снова и снова он вглядывался в глаза спутников пытаясь уловить в них хотя бы крохотную подсказку. Эдуард смотрел на танец с легким раздражением, Константин со снисходительным пониманием. Его жена широко распахнула ресницы и не моргала. Во взглядах Полины, Маши и 'черепашки' с 'львенком' застыло выражение страха. Жанна смотрела на дервишей с восторгом, Вадим вовсе не смотрел, опустив голову.
Танец закончился. Один из артистов сделал еще несколько па, позируя перед камерами, и удалился, а зрители зашумели, возвращаясь к прерванному застолью. Свиндич почувствовал окутывавший его аромат — сидящий напротив Ильсар открыл бутылку ракы, виноградной водки, настоянной на анисовом корне, и плеснул в тонкий высокий стакан. Затем разбавил водой, кинул в него несколько кусочков льда, и прозрачная жидкость приобрела цвет молока.
— Попробуйте, в народе ее называют 'львиное молоко'. Мужской напиток, — предложил экскурсовод, чем вызвал саркастическую улыбку у Эдуарда.
— Мужские напитки водой не разбавляют, — со знанием дела заметил он.
Свиндич попробовал, правда, водой разбавлять не стал, а ограничился кубиками льда. У напитка оказался приятный сладковатый вкус.
Тем временем задорные танцы в исполнении разудалого местного коллектива сменяли друг друга, становясь все задорней и зажигательней. С каждым новым номером повышался и градус в зале. Когда дело дошло до традиционного для 'турецкой ночи' танца живота, присутствующие мужчины откровенно ели глазами гибкий стан и пластичные движения танцовщицы, а та в свою очередь крутила ими, как хотела: вытаскивала из-за стола, заставляла снимать рубашку или майку и повторять за ней движения. Стоит заметить, стол Свиндича в этом соревновании любовных доминант не участвовал. Эдуарда Семеновича целиком поглощало общение со стеклянной подругой, стоящей перед ним на столе. Пытаться заигрывать с Константином в присутствии Аллы могла только девушка с заоблачной самооценкой. Вадим не мог пошевелиться под тяжестью навалившейся на него подруги, сконцентрировавшей всю свою любовь на мочки его уха. Что касается Ильсара, то по мере уменьшения в бутылке ракы, он все чаще и чаще кидал взгляды на Жанну и с каждой минутой они становились все горячее и горячее.
Выпив очередную рюмку, Эдуард достал сигарету, и нерешительно покрутив ее в руке, посмотрел на Ильсара. Тот отрицательно покрутил головой и кивнул в сторону выхода. Жертве никотинной зависимости пришлось не слишком устойчивой походкой отправиться на свежий воздух. Через пять минут он вернулся, распространяя вокруг себя неприятный запах выкуренного табака.
— Эдуард, зажигалку не одолжишь? — попросил Виталий.
— Ты же бросил, — упрекнула мужа Светлана.
— Бросил, — согласился десантник, — Но день-то сегодня какой! Смотри, свадьба у людей.
На сцене действительно разыгрывалась турецкая свадьба, и в данный момент в торжестве происходило представление толи жениха, толи невесты старшему поколению. Виталий миролюбиво чмокнул жену в щечку, взял зажигалку и встал из-за стола.
— Можно мне с вами? — неожиданно попросила Жанна, хотя раньше Александр ни разу не видел ее с сигаретой.
— Конечно.
— Пойду тоже отдышусь. Душно, — Ильсар направился вслед за девушкой и десантником.
А свадьба кружила по залу в неистовом хороводе, вовлекая все новых и новых участников. С глупыми улыбками на лице висели на руках могучих дружков жениха пьяненькие японцы, мелькали среди многочисленных подружек невесты лица Маши и Полина.
'Что-то долго их нет', — решил Свиндич и тоже двинулся к выходу. В коридоре он встретился с Виталием.
— Зажигалка чистая, — поведал тот, — Даже разобрать и собрать успел. Ничего.
— А Жанна где?
— С нашим путеводителем воркует.
— Воркует? Пойду, посмотрю.
Жанна стояла недалеко от входа и улыбалась. В одной руке у нее дымилась длинная тонкая сигаретка, пальцы второй перебирал Ильсар и что-то тихо рассказывал. При виде Александра женщина осторожно убрала руку, выбросила сигарету и вернулась в помещение. Проходя мимо Свиндича, спросила:
— Как там Машуля моя?
— Танцует.
Саша смотрел на экскурсовода, и в душе росла неприязнь. Почему-то в сознание возникала картина: Марина в окружение турецких ребят из бара и каждый норовит ухватить ее за руку. Ильсар правильно истолковал взгляд:
— Зачем такой жадный? Не твоя ведь женщина, свободная.
Не дождавшись реакции на слова, экскурсовод продолжил:
— Такой красавицы в жизни не видел. Муравьи в волосах бегают. Ничего плохого не хочу, розами усыплю. Ты мужчина, я мужчина, пойми — у нас мусульманская страна. Все очень строго. До свадьбы нельзя, жениться — денег много надо, — от волнения и выпитого акцент у Ильсара акцент стал проявляться гораздо сильнее, — Она женщина одинокая. Ребенок, работа весь год. На себя времени нет, мужчины нет. Лета ждет сердцем отдохнуть. И вас понять могу. Жил в России. Суровая страна. Стресс вечный. То зима ранняя, то зима поздняя. Мужчинам тоже отдохнуть надо. Приезжаете к морю. Расслабиться надо. Виски — пиво, а ей куда?
— Делайте, что хотите, — Свиндич махнул рукой и отвернулся. Прямо перед ним за низеньким парапетом лежала укрытая ночью Каппадокия, но тьма не властвовала над ней. Зажженный в пещерах огонь создавал ощущение, будто скалы светятся сами собой, и превращал их в таинственные обители волшебных существ.
'Так вот откуда название 'камины фей', — догадался Александр. Ноги налились тяжестью. В голове мысли застилал легкий туман, — Коварный напиток ракы. Пьется легко, и не заметишь, как опьянеешь. Чего уж теперь Ильсару удивляться'. Свиндич сощурил глаза и увидел парящий среди сияющих камней лик ангела по имени Марина.
В гостиницу они вернулись к часу ночи. Сил хватало лишь добраться до постели.
Филлип (сон)
Стахий разомкнул очи, лишь первый луч солнца проник сквозь узкое оконце в каморку. Гости спали на своих ложах и дабы свет нового дня не лишил их нескольких лишних минут отдыха, накинул на проем в стене, за отсутствием ставень, полотнище, закрепив его на паре крючков. Данная с рождения слепота не давала человеку возможности жить в полную силу. Сидение у храма в надежде мелкого подаяния, которое даст пропитание на ближайший вечер, не позволяло думать о благоустройстве жилища. Тем удивительнее стало появление на пороге чужестранцев, проповедовавших учение, осуждаемое родственной диаспорой города. На своем обычном месте Стахий не раз слышал откровенно насмешливые высказывания о распятом в Иерусалиме Христе. Если римляне смотрели на христиан, как на одну из сект чужого и непонятного народа, то сам народ смотрел на них с раздражением, видя, лишь желание возвыситься над остальными напускной праведностью и отрицанием естественных желаний.
Какими смешными и глупыми казались теперь высказывания соплеменников Стахию, благодаря Филиппу и его сестре Марием, познавшему после сорока лет тьмы свет.
— Подаст ли хозяин уставшим путникам глоток воды? — спросили гости, и хозяин горько усмехнулся.
— Подаст, если гости подождут. Слепой не так быстр в своих движениях.
— Так пусть учитель мой дарует именем божественного отца своего зрение этому человека, дабы увидел он свет как внешний, так и внутренний, — изрек Филипп и буйство красок, неожиданно явившимся Стахию чуть не заставило сойти с ума. С тех пор каждая капля его крови принадлежала пришельцам, проповедовавшим в Иераполисе Христа и их небесному отцу, а город переполняли идолы и поклонявшиеся им. В руках же проповедников оставалась лишь сила их слова, но оно насмерть убивала ехидн, главная из коих Кибела, почитаемая безумцами.
Стук в дверь заставил Стахия, встревожившегося за покойный сон гостей, метнуться к входу и отворить засов. На пороге жилища стояли римские воины. Лучи восходящего солнца играли на медных нагрудных пластинах. За легионерами четыре раба держали носилки.
— Здесь пребывает Филипп, проповедник иудейской секты?
— Это я, — курчавый мужчина поднялся со своего ложа и накинул шерстяной плащ на тонкий хитон. Сквозь его темные волосы и бороду обильно пробивалась седина,
Центурион небрежно отпихнул в сторону стоящего в дверях Стахия.
— Заносите.
— Зачем трогать невинного человека? — вступился за хозяина апостол, — Он не твой раб, а того, кому и ты подвластен.
— Слава императору, — возвестил центурион, неверно истолковав слова, — Эту женщину укусила змея и она просила отнести ее к тебе. Люди говорят — ты искусный лекарь. Сможешь ли ты спасти ее от смерти?
Филипп подошел к носилкам. Бледная богато одетая римлянка тяжело дышала, лицо покрывала розовая, смешанная с кровью испарина.
— Не я лечу людей, а мой учитель посредством меня. Положите ее на пол.
— Так ты вылечишь?
— Если воссияет над ней свет познания истины, — проповедник опустился на колени рядом с носилками и зашептал молитву. Дыхание женщины выровнялось, она открыла глаза.
— Веруешь ли ты в Иисуса Христа?
— Да, — чуть слышно прозвучал ответ.
— Тогда целуй крест и получи исцеление и физическое и душевное.
— Кого ты излечил? — спросила Марием, когда римляне покинули дом. Сестра выглядела гораздо моложе брата и в отличие от него имела длинные светлые волосы, волнами ниспадающие на плечи.
— Разве это имеет значение? Человек, вставший на путь спасения.
— Но она выглядела как женщина из семьи патриция. У меня нехорошие предчувствия.
Они не обманули Марием. Через час легионеры вернулись, но без носилок и на этот раз вели себя по-другому. Первый же удар в ветхую дверь, чуть не снес ее с петель.
— Именем Императора! Открой!
Петли вылетели из пазов в дряхлой древесине, и легионеры ворвались внутрь. Они уже знали, кто им нужен и, не сговариваясь, набросились на апостола.
— За что вы схватили его? — возмутился Стахий, загораживая от солдат девушку.
— Хочешь пойти с ним и узнать причину у проконсула? Я бы советовал лучше припрятать вещи, пока их не сожгли вместе с домом.
Регент Фракии Никанор, лысоватый мужчина с одутловатым лицом ждал Филиппа в центральном зале личного дворца, восседая на пуховой подушке, смягчающей жесткое сиденье мраморного кресла. Рядом стояли его помощник, квестор, и военный трибун. При виде апостола проконсул швырнул к его ногам маленький медный крестик на шерстяной нити.
— Что это?
— Символ господа нашего Иисуса Христа и путь к бессмертию души.
— Ты витиевато изъясняешься, но мне дела нет до внутренних дрязг иудеев. Вам недостаточно разрешения поклоняться своему богу Яхве? Разве ты не слышал о повелении Императора, запрещающем вовлечение в иудейские секты граждан Великого Рима?
— Слышал.
— Тогда почему это очутилось на шее моей жены? — Никанор указал на валяющийся в пыли крестик.
— Ей открылась истина, и она встала на путь спасения.
— Спасения от чего?
— От идолов, ранее живущих в ее душе.
— Кого ты называешь идолами?
— Нет Бога кроме Единого и Иисус воплощение его во плоти.
— Следует ли понимать тебя так, будто и гений Императора всего лишь идол?
— Я ответил на твой вопрос.
В гневе проконсул ударил кулаком по подлокотнику кресла.
— Безумец! Своими словами ты обрекаешь на смерть не только себя! Думаешь, я не знаю, где прячутся последователи Назаритянина? Ты спас от смерти мою жену, поэтому я даю тебе еще один шанс. Признаешь ли ты божественную сущность Императора?
— Нет Бога кроме Единого и Иисус воплощение его во плоти.
— Казнить. Дом, где проходили сборища секты сжечь. Трибун, направьте три когорты к подземному городу мятежников.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |