Академия Яго Вяличества

И наступила, наконец-то, тишина. Вот только мертвящая какая-то. Потому что на руках у девчонок-воительниц лежала их умирающая златовласая подружка. И никто не был в силах ей помочь. Даже мои и Андрея вновь обретённые способности не простирались так далеко, чтобы исцелять смертельно поражённых демонами людей. Это мы с ним сразу поняли.

— Да, друг мой, твоё горе тяжело, — прогудел Золотистый Дракон.

Я только кивнул головой. Мне стало очень горько, что я так насмешливо и несерьёзно относился к этой девчушке. Что постоянно посмеивался над её чуть наивным, но светлым и добрым отношением к миру и людям. Что считал её маленькой и несмышлёной. Даже имя не удосужился узнать, мартышкой называл, зайцем, кроликом. Как угодно, только не по имени.

Внезапно словно невидимый полог отгородил меня от звуков окружающего мира.

— Она очень дорога тебе? — участливо спросил Золотистый Дракон.

— Она очень хорошая, — вздохнул я. — Не знаю, как у нас могло сложиться, но это очень несправедливо, что такая молодая девчонка должна уйти из этого мира. У неё было столько планов и надежд. И какое у неё сердце отважное и чистое, какая светлая душа, ведь не всякий сможет вот так, без раздумий, прикрыть собой других. Уж лучше бы меня этот демон приложил.

— Она неравнодушна к тебе, поэтому и закрыла тебя собой.

— Да она же видела, что демон сначала амазонке врежет, а только потом уже мне может достаться!

— Ты прав, она это видела. И я уловил всплеск её чувств и эмоций. Там был страх, страх, что ты остановишь свой выбор на этой амазонке, и смирение с таким твоим выбором. И всепоглощающее желание защитить тебя и всех, улавливай, всех, кто тебе дорог, даже если эта её счастливая соперница в любви. Можно ли допустить, чтобы такая чистая и светлая душа покинула столь стройное и изящное тело?

— Нельзя... но что мы можем сделать?

— Ну, вы-то — ничего...

— Слушай, а может, можно обменяться. Ну, она останется в живых, а я...

— Не дури, а то папашка голову оторвет и скажет, что так оно и было.

С этими словами Золотистый Дракон убрал непроницаемую завесу, приблизился к умирающей девчушке-воительнице и простёр над ней правую переднюю лапу. С лапы полилось сиреневое свечение, окутало девчушку, завихрилось вокруг неё. И тут же в этом сиянии стали видимыми, завертелись, закрутились чёрные змеящиеся плети и струи, оплетавшие девчонку. Они метались, извивались скручивались, но сиреневое свечение обволакивало их, опутывало, сминало, истончало, растворяло в своём потоке. И через какую-то минуту не осталось ни одной, даже мельчайшей, чёрной искры. А когда сиреневое свечение померкло, у девчушки на щеках сразу проступил румянец, а дыхание, до этого слабое и судорожное, стало ровным и глубоким.

— Ну, Зверобой, получай барышню, — подмигнул мне Золотистый Дракон.

Подруги девчушки, когда сообразили, что ей уже ничто не грозит, такой визг подняли радостный, дельфины от зависти свои хвосты отбросили бы. А потом бросились благодарить Золотистого Дракона. Вот тут-то я и понял, что единственная сила способная обратить его в бегство — стая барышень из Анимешных Пределов, воспылавшая желанием излить на него свою благодарность. Золотистый Дракон пятый угол искать начал. Но потом вспомнил, что он может сделать, и обратился в сиреневое сияние, разлившись по медальонам. И тут уже нам мало не показалось. Барышни принялись трясти нас как деревья во фруктовом саду, требуя вернуть дракона. Пришлось спасаться от них на соснах.

И можете себе представить, что я с сосны узрел? А всех наших папашек и матушек. Они преспокойно наблюдали за нашими мучениями из зарослей ельника. А папашка Альваро как всегда закусывал дежурным бутербродом и изводил моего родителя ехидными вопросами.

— Эй, алло, что за шутки?! — заорал я и кубарем слетел вниз. — Нас тут убивали всех смертным боем, а вы стояли и любовались, значит?

— Умерь громкость, — отозвался мой папашка, выезжая из зарослей на Вихре — своём огромном вороном коне.

— Ещё и громкость умерить?! — возопил я ещё громче. — Да у меня вообще могла минута молчания навеки наступить!

— Всё под контролем было, — усмехнулся папашка.

— Ага... под контролем. Под капельницей могло всё оказаться, или под надгробием!

— Ты уж выбери что-то одно. И вообще, сынуля, ты всерьёз думаешь, что я вот так всю жизнь буду тебя прикрывать? Не пора ли и самому уже на крыло становиться?

— Прекрасно! Обучение методом бросания в болото! Кто научится плавать, тот выплывет! Папаня, ты бы хоть предупредил! Сказал бы, что так, мол, и так, сынуля, пора тебе без моей помощи обходиться, я бы тогда знал... а, кроме того, у нас Меч-клинков с Очищающим Светом не наблюдается!

— И ты серьёзно думаешь, что мы только и делаем, что прибегаем на место и Очищающий Свет в дело пускаем? И больше ничего нам делать не приходиться?

— Нет, конечно, но когда такой аргумент в ножнах имеется, оно как-то уверенней себя чувствуешь.

Мой папашка рассмеялся, но потом стал серьёзным.

— Ладно, не сердись. Но для того, чтобы передать тебе и твоим друзьям наши Меч-клинки, мы должны быть уверены, что вы справитесь, и не будете по пустякам расходовать Очищающий Свет. Он тоже не бесконечен и не неиссякаем. К тому же, как ещё было пробудить в тебе магические силы, чтобы они не уснули сразу же опять?

— Ну, об этом я с ним побеседую, — улыбнулась матушка.

Правда, беседа та произошла уже вечером и была очень плодотворной. А тут анимешные барышни-воительницы не вытерпели и бросились брать автографы у наших папашек и матушек. А потом прискакали наши отцы-командиры. Скакали они на джипах с явным желанием устроить разносы за самовольную пальбу, без санкции высокого начальства. Но когда увидели груды бездыханных монстров и чудовищ, минут на тридцать задумались, что бы это значило. Ну, не на тридцать, поменьше. Потом, наконец-то, улицезрели моего папашку с его Воинами-Хранителями. И такие пляски вокруг него устроили благодарственные. Оказывается, они решили, что всё это побоище мой папашка устроил! Ну, ни фига себе! Украли победу!

— 11 —

Я задумчиво смотрел на амазонку и девчушку-воительницу из Анимешных Пределов и ничего не понимал. Сколько я сил потратил, чтобы эти две курицы-фифы не сошлись нос к носу, а они щебечут, как ни в чём не бывало. И по очереди ещё мне успевают лучезарно улыбаться. А ведь на Новогоднем Балу чуть друг друга не поубивали. Ничего не понимаю!

— Ну, что, сынуля, как дела на личном фронте? — положил мне руку на плечо папашка, отбрыкавшись от излияний благодарности отцов-командиров, отправившихся в очередной обход поля боя.

— Тягостные муки выбора, — тихо засмеялась матушка, тоже подошедшая ко мне.

— Хорошо вам, как увидели друг друга в первый раз, так никого больше и замечать не хотели, — буркнул я. — А тут глаза разбегаются.

— И в чём проблема? — хитро прищурилась матушка.

— Ну, понимаешь,... амазонка, ей уже восемнадцать, с ней можно на серьёзные темы поболтать, а... — тут я чуть замялся.

— И что мы запнулись?

— Да я ведь умудрился ни у амазонки, ни у девчушки-воительницы даже имён не узнать.

— Весь в отца... папашка твой тоже долго и упорно не удосуживался узнать, как же меня всё же зовут. Ну, не знаешь имени, и только в этом проблема?

— Да нет, девчонка из Анимешных Пределов, она же ведь даже младше Дианки! Ей лет шестнадцать от силы! Ну, совсем ещё ребёнок.

Папашка зажал рукой рот, чтобы не захохотать в голос. Матушка только возвела очи горе.

— Дорогой ты мой сынуля, юность, это такая вещь, которая очень быстро проходит. А если ты считаешь себя двадцатилетним пожилым человеком, то это только для лошадей кошек и собак — двадцать лет запредельная старость. Когда я с твоим папашкой познакомилась, мне ведь ещё и восемнадцати не было, а ему уже двадцать три стукнуло. И как-то всё нормально у нас сложилось, ты не находишь?

Вообще-то я и сам уже подумывал, что не всё время же девчушке будет шестнадцать. И слова матушки только придали мне дополнительной уверенности.

— Так что, сынок, давай-ка быстро вперёд и узнавай имена у девчушек, — почти приказал папашка. — Кстати, они твое имя знают?

— Не-а! Только прозвище!

— Тогда вперёд, гроза джунглей и саванн!

Я поплёлся к амазонке и барышне из Анимешных Пределов.

— Привет, красавицы, — со вздохом поприветствовал их.

— Зверобой, а что это ты такой унылый? — хитро прищурилась амазонка.

— Да вот, сообразил, наконец-то, что так и не удосужился ваши имена узнать, — покаялся я. — И пришёл терпеть экзекуцию.

— Боже мой, Ричард Будаев согласен терпеть экзекуцию! — всплеснула руками амазонка.

— Да, Дик, это на тебя не похоже, — согласилась девчушка-воительница из Анимешных Пределов.

Представляю, какой у меня в этот момент был вид. Пыльным мешком из-за угла по голове шарахнутый Зверобой.

— А-а... э-э... вы это... вы что, сразу узнали, как меня зовут? — обрёл я дар речи через пару столетий, вернее, через пару минут.

— Конечно, — самодовольно ухмыльнулась амазонка. — Чтоб я, да не узнала имени парня, из-за которого едва не сцепилась с девушкой-воительницей из Анимешных Пределов? За кого ты меня держишь?

Анимешная барышня тоже кивнула и лучезарно улыбнулась мне.

— А как вас обеих зовут? — спросил я. — Честное слово, мне так стыдно, что я до сих пор так и не узнал ваших имён.

— Да ладно, — рассмеялась амазонка. — Меня Артемисой зовут. Почти Артемида.

— А меня — Мейо, — с обворожительной улыбкой представилась анимешная красавица.

— Красивое имя... и Артемиса тоже.

Обе барышни вдруг дружно прыснули в ладошки.

— И что такое смешное я сказал? — обиделся я.

— Да не сказал, ты посмотри вон на ту парочку, — сквозь смех ответила амазонка и показала рукой в сторону.

Меня тоже стал разбирать смех, когда я увидел эту картину. Дианка уже успела прискакать вслед за нашими родителями. И теперь, всхлипывая и охая, обхаживала своего Панцеръягера. И когда это только Андрюха успел по морде лица схлопотать? Левый глаз заплыл, левая щека опухла, правое ухо оттопырилось, словно его оторвать собирались, вся левая сторона лица кровью залита. И Дианка ему ласково так кровь вытирает, заговоры разные шепчет, чтобы опухоль и боль снять. Андрюха, хоть ему и больно было, просто млел. Я ещё посмотрел по сторонам. Звонимир и мой братец двоюродный нежно ворковали со своими барышнями. В общем, царила полная идиллия.

— Ласточка, а тебе не кажется, что надо поручить нашим отпрыскам разобраться с теми магами и чародеями, что всех здешних зверюшек так изуродовали, — громко сказал вдруг мой папашка. — По-моему, жучки, богомолы и муравьи получились чересчур большими и излишне кровожадными.

Вся наша компания друзей-одногодков насторожилась. Ну, с всякими разными монстрами бодаться, это ещё куда ни шло. Но попытаться взять за хобот магов и чародеев — это уже совсем другая опера.

— Не думаю, — покачала головой моя матушка.

— И что же, несчастным юнкерам-курсантам теперь до скончания веков с этими комариками-переростками биться?

— Ну, это не проблема, — рассмеялась матушка. — Диана, решим проблему?

— Конечно, сестрица, — отозвалась моя тётушка.

Не было никаких заклинаний, никаких магических книг, никаких пассов руками. Матушка и тётушка посмотрели друг на друга, вскинули вверх правые руки, опять обменялись взглядами, кивнули, серебристые диадемы в их волосах цвета тёмной меди заискрились, волосы взметнулись. С вскинутых вверх рук сорвались россыпи искр и небольших золотистых молний. И унеслись в разные стороны. И всё. Ни тебе землетрясений, ни ураганов, ни вихрей. Зато по окрестным зарослям разлился знакомый нам звон. Это комарики с мошкой сразу же загудели.

— Ну, парни, сегодня у нас будет весёлая ночь, — только и сказал Эса.

— Можешь не переживать, — рассмеялись моя матушка и тётушка. — Комары и мошки вернулись к нормальным размерам. Но мы заодно и заклятие на них наложили, теперь они от вас будут шарахаться. Как и слепни с оводами. Так что теперь здесь ни один комарик или овод вашу компанию не потревожит, ну, а заодно мы и ваших друзей из вашего взвода в оберег включили. И любой комар, если залетит сюда, сразу же вас и ваших друзей начнёт пугаться.

Для нас слова матушки были как бальзам на душу. Теперь наши перспективы в летних лагерях становились просто радужными. Тут у нас недалеко чудная речка протекает с прелестным озером, прозванным Биг-Мамайкой. Но злобствовавшие комары и мошка не давали по-настоящему насладиться водой, солнцем и воздухом. И вот, когда комары, оводы и слепни будут облетать нас десятой дорогой, как же можно будет расслабиться на бережке! Тем более, что пляж там огромный, а в озере никаких водорослей нет, дно чистое. Жаль, вот только, что пары палаточек с прохладительными напитками и пончиками не имеется. Надо будет указать отцам-командирам на этот пробел.

Чёрт! И надо же было вспомнить об отцах-командирах! Их обход поля боя нашего доблестного взвода с всякими разными там монстрами и злодеями и любование грудами поверженных врагов закончилось, и они вдруг вспомнили, что тут, оказывается, есть ещё и неприкаянные юнкера-курсанты, которые почему-то до сих пор ничем не озадачены. И тут же принялись распоряжаться. Не нашли ничего более умного, чем приказать откатить орудия в парк боевых машин и вооружений на руках. Ближний свет! Километра четыре, самое малое! Они что, решили, что мы буйволы? Сами-то попрыгали в свои джипы и ускакали.

— И что это мы такие хмурые? — насмешливо спросила матушка.

— А чему радоваться?! — возмутился я. — Четыре километра это железо на руках тащить по щиколотку в песке! Новая порода гужевых животных — юнкера-курсанты!

— Фу, Зверобой, — фыркнула Артемиса. — Или я ошиблась, или ты со своим братом не показывал здесь чудеса магии?

Я ошеломлённо посмотрел на неё. И вспомнил слова матушки о том, что пора свои силы использовать постоянно, а не только тогда, когда сильно рассержен. Я быстренько сосредоточился, сконцентрировался на своих ощущениях, и заставил опять подняться волну силы. Теперь уже почти послушную, повинующуюся. И почти сразу же раздалось бодрое, жизнерадостное ржание. Рядом с орудиями ржали и били копытами три упряжки по восемь могучих першеронов, впряжённых цугом в орудийные передки. Мы с братом горделиво подбоченились, но толпа сто тридцать первого взвода тут же популярно объяснила нам, что вообще-то все ожидали другие тягачи — механические.

— Алло, Зверобой, а мы того, как будем с ними обходиться? — опасливо спросил затем Стёпка.

— Зверобой, мы не конно-копытная, а моторизованная артиллерия, — уточнил Серёга Старчук. — Оно, конечно, шпоры с малиновым звоном, это прекрасно, но меня кузов тягача как-то больше прельщает, чем седло.

— Спокойно, Балбес, спокойно, Старый, вы что думаете, я просто так в иных Альма-матер обретался, — ухмыльнулся я. — Щас всё в ажуре будет. Вот только с копытными контакт установлю...

Я осторожно приблизился к ближайшей упряжке. Левый конь первой пары скосил на меня глаз и переступил ногами. Я быстро сотворил горбушку хлеба с солью и протянул ему. Но тут правый конь бесцеремонно оттолкнул морду своего собрата и слопал хлеб, хотя удила, конечно, ему и мешали. Я уже собрался высказать ему за эту наглость, но коняга вдруг принялся прихватывать губами ухо первого коня, что-то фырчать, тереться своей мордой об его шею. Я присмотрелся. Да, это был, как бы сказать, не совсем конь. А конкретно — кобыла. И она беспардонным образом пользовалась благосклонностью своего напарника. Вот он-то был точно конь. Чёрт меня побери, и у копытных, оказывается, дамы тоже себя ведут нахально и бесцеремонно.