— Да... — очнулся я. — Что-то не так?
Она погрозила мне пальчиком, и я вспомнил, как в детском садике точно также мне постоянно грозила одна девчонка, говоря при этом: "Ню!"
Я улыбнулся. Знахарка больше не смущалась. И хорошо, а то мне самому становилось не по себе, из-за того, что я причиняю ей всякий раз неприятности.
— Скажи мне, только честно, Ню: я смогу передвигаться когда-нибудь сам — без посторонней помощи?
Она заулыбалась, просияв лицом.
— Аки баишь: до свадьбы...
— Заживёт, — уяснил я: мы ещё заживём с ней как нормальные люди. — Кажется, я проголодался.
Чем несказанно порадовал знахарку. От счастья, она была едва ли не на седьмом небе.
Ну да, ведь аппетит — первый признак того, что я иду на поправку. Мне хотелось верить в это больше самому, как впрочем, и не огорчать лишний раз Нюшечку. Я даже подмигнул ей. И она снова растерялась. А после спохватилась, отправившись, наверное, на рыбалку. Я же тем временем опять решил проползти то же самое расстояние — для начала, а вообще наметил удалиться, пусть на сантиметр, но дальше.
И отметина имелась на песке.
Давай, инвалид, соберись! Борись за жизнь, и ту, кто верит в тебя! А за Коня, — сжал я зубы, пластаясь на животе. — За Папаню! За Акима-А-А...
За Багра-А-А...
За Доку-у-у... Ух...
Выдохся. Больше не сдюжу-у-у...
Соберись, тряпка! Ты мужик или му-у-у... Да-а-а...
Я достиг прежней отметки, выбившись окончательно из сил — продолжал тянуть трясущуюся руку с дрожащими пальцами дальше.
Есть! Новая отметка! Когда сам поставил бы себе неуд.
Подумаешь, перебил свой давешний рекорд в ползании на брюхе! И что с того? Это ещё ничего не значит! Ты, как был, слабаком, так и дальше остался им!
Накачав себя, я предпринял очередную попытку преодолеть новое расстояние, и удалился ещё где-то на метр, или это причудилось мне, как и Нюша. Она бросилась ко мне и вновь оттащила к остывающим углям — подкинула хвороста.
Больше я ничего не видел, что она делала там, почувствовав её прикосновение ко мне — пыталась накормить, тыча в губы горячий кусок запеченной рыбы, который растирала в пальцах до кашеобразного состояния. А раньше я не замечал этого и — возможно она жевала его для меня, как сердобольная мамаша, принося еду в зобе птенцу. И мысли брезгливой не возникало... до той поры, пока мне не приспичило до ветра.
— Нюша... — заставил я напрячься её. — Пожалуйста, оставь меня одного. Не спрашивай — почему? Так надо! Я тебя, как человека прошу! Ну же! Ну-у-у...
Она и с места не сдвинулась. Мне пришлось пояснить причину своего столь неожиданного отношения к ней в данный момент. На что она улыбнулась мне, чем несказанно удивила. Когда я решил: смутиться донельзя. А кто кого смутил, она — меня, засранца.
То-то понять не могла, зачем я постоянно стремлюсь отползти в сторону, заверила: поможет.
Да мы не за полярным кругом — вспомнился мне один дикий анекдот. И самому было не до смеха.
— Христом Богом молю, — рёк я словами Папани, запавшими мне в душу. Только теперь понял их смысл, не в силах дольше терпеть.
Но ничего, вытерпел, и Нюшечка — меня, засранца.
— Ты б вернула мои штаны, а? — смущённо молвил я, злясь на себя за то, что заставляю девчонку делать такое, чего не каждая санитарка согласится. А самому было противно и гадко. Если отбросить цензуру — насрал в душу. Иначе не скажу. Аж самому тошно. Да не тошнотик, пока держусь.
— А чем я буду рыбу удить?
Вот как? — растрогала меня до слёз Нюша. Ну и насмешила — куда ж без этого.
— И как — клюёт?
Она вытряхнула из мокрых, застиранных штанов очередную рыбёшку — да не одну. Спустила всё на шутку, заставляя меня смеяться.
Теперь мне понятно, как она ловила прежде рыбу — на куртку, стирая от крови.
С Нюшей, я давно потерял ход время, не обращая внимания: на острове день или ночь. И мне со знахаркой было хорошо. Понемногу она заставила меня забыть о том, что я не из этого мира, и мне в видениях, кои с большой натяжкой не назвать сновидениями, больше не являлись покойнички. Нет, я не забыл о том: кто я, и откуда. Но временами просто наслаждался жизнью здесь с той, кто по-прежнему нежно ухаживала за мной.
В очередной свой "забег" по-пластунски, я побил все прежние рекорды, установленные мной, наконец-то добравшись до кромки воды, и впервые напился — сам, пуская от счастья пузыри. Чем перепугал знахарку, превратившуюся на миг в настоящую дикарку. Нюша отругала меня, как непоседливого ребёнка, и в качестве наказания, заставила готовить рыбу. В жизни столько её не ел, а тут ежедневно по три-четыре раза на дню. И что самое интересное — нисколько не приедалась и не надоедала. Настолько вкусной была — из неё получалась еда, — что даже солить не требовалось. И я не замечал: рыбёшка несолёная.
Знахарка научила меня набивать брюшко тушки разнообразными пахучими травками, кои сушила иной раз, подвешивая пучками над углями, постоянно жевала их, смазывая мне раны, давно затянувшиеся, но продолжавшие ныть, а не болеть, как прежде. Что для меня было большой разницей.
Кулинар из меня, доложу, получился не ахти какой, если не заметить больше: посредственный. Но Нюша слопала всё, вдобавок поблагодарив меня за "прекрасную трапезу" — и пусть не при свечах, зато под звёздами.
Романтика — одним словом. И ничего лишнего не добавишь, иначе испортишь.
Я не удержался, и затребовал оплаты, намекнув недвусмысленно на поцелуй, подставив щёку, но Нюша смахнула у меня там остатки еды и... сунула мне палец в рот. Его и чмокнул, заставив дикарку отдёрнуть от меня руку так, словно я, какая-то тварь, и укусил её, а не поцеловал.
Да что же это такое? Чего я опять сделал не так? Ведь то, что естественно — не безобразно! Или повёл себя как мальчишка? Так не на первом же свидании — живём тут столько времени, а сколько — понятия не имею.
Нет, пора мне уже становиться настоящим мужиком — вставать на ноги и...
Прежде я перешёл с ползанья брюхом на четвереньки, часто спотыкался, чем постоянно вызывал улыбку на лице Нюши с последующим смущением. Знать не всё так плохо у нас с ней, и всё ещё может получиться — нужные взаимоотношения меж нами рано или поздно наладятся.
И это я не о сексе!
Да чего греха таить, влюбился не то что по уши в Нюшу, а даже не знаю, как правильно сказать. И вообще, можно ли передать словами чувство эйфории, испытываемое мной при одном взгляде на неё, мою возлюбленную.
Теми же горящими глазами она смотрела на меня. И мне пока этого хватало. Нет, опять я лукавлю, в очередной раз про себя, когда недостаточно. Любовь без плотских отношений — жалкая пародия на то, о чём не хотелось говорить открыто или к чему не желал силком принуждать Нюшу. Вот когда она будет сама готова к тому же, к чему и я, тогда, а не раньше, и произойдёт между нами то, что заложено природой. А раньше я сам — ни-ни. Зарок дал, но схиму не принимал, то и дело поглядывая и вздыхая на ту, кто меня привлекала каждое мгновение.
Научившись сносно передвигаться на своих двоих в пределах острова в одну сторону, я заявил Нюше: отправляюсь на рыбалку. Снова вызвал улыбку.
Ну и пускай она смеётся с меня, и не верит, что я сам способен наловить рыбы. Потом сюрприз будет.
Добравшись кое-как до кромки воды, я затеял смастерить из торчащих кустов некое подобие рогатины-гарпуна. Руками и зубами отломал нужный кусок лозы, и всё тем же способом обгрыз наконечник, оставляя необходимые по краям зазубрины.
Нет, я, конечно, не бобёр, но всё же лучше то, что соорудил для... не совсем рыбалки. Удить рыбу я не собирался, а скорее загарпунить какой-нибудь приличный экземплярчик, чтоб не бегать по три раза на дню к реке за рыбой, как иной "профессионал-рыбак" в магазин за очередной бутылкой.
Ловить, так ловить, — решил я.
Оставалось найти наживку. Чем-то же должна питаться рыба?
Прежде, чем впустую плескаться в прибрежной полосе острова, я, отдыхая, пригляделся, как в воде плещутся знатные экземпляры, гоняясь по речной поверхности за тем, что иной раз садиться или падает туда.
Насекомые! Но шустрые! Мне казалось: проще рыбу голыми руками изловить, нежели их. Неожиданно пришиб одного такого паразита у себя на лбу. Ну и себя неслабо так, размазав вожделенное насекомое.
Вот теперь порыбачим! — бросил я в непосредственной близости от берега приманку, и занёс руку с жалким подобием на гарпун для броска, изготовившись пронзить любую рыбёшку, что кинется на наживку.
Не тут-то было. Рыба не реагировала... на наживку, и скорее на меня — не подплывала.
Да и... — махнул я с досады рукой.
И в то же самое мгновение какая-то рыбёшка стащила у меня приманку прямо из-под носа. Только я и видел эту "золотую" рыбку, помахавшую мне напоследок хвостом, обрызгав с головы до ног.
— Ладно, в следующий раз буду внимательнее, — рассердился я на себя.
Рыбалка завела меня, точнее рыбина, и я пообещал: достану её, во что бы то ни стало, даже если мне придётся тут провести остаток дня и ночь напролёт. И в моём случае, лучше поздно, чем никогда, вернуться к Нюше с уловом.
Мне было стыдно от одной мысли, что она высмеет меня. И пускай, потом смутится, легче мне от этого не станет. Я должен был научиться выживать в этом мире сам, не завися ни от кого. Иначе мне не стоит думать о том, о чём я постоянно во время всего нашего проживания с Нюшей на этом жалком островке.
Нет, он не казался мне тесным, как и этот дикий мир. И Хорса нынче понял: почему он доставил нас с ней именно сюда, поступив мудро и разумно. А я ещё обозвал его варваром, когда обязан отблагодарить — надеялся свидеться в будущем с ним и родовитами.
Очередной паразит провёл меня, как та самая рыбина — я шлёпнул себя полбу впустую.
И поделом мне, бестолковому, — вбивал я себе в голову простую истину. — Обидно, досадно, но ладно! Наберись терпения и жди! Научись контролировать эмоции!
Застыл на месте, вращая зрачками глаз вслед выписываемым пируэтам очередного аса-паразита над собой.
Пару раз я махнул мимо него рукой, но он продолжал жужжать. По-видимому, я пах для него весьма и весьма заманчиво, и отказываться паразиту от такой кучи "добра" явно не хотелось, и как мне — набить своё брюшко.
Я настолько увлёкся полётом паразита с его непредсказуемыми элементами высочайшего пилотажа, что не заметил, как Нюша подкралась ко мне и прибила паразита на голове, заставив ойкнуть от неожиданности.
Сунула его мне.
— Благодарю, Ню. Угу.
— Ага... — просияла она обезоруживающей улыбкой на лице, заставив меня забыть на мгновение о рыбалке.
Но всплеск воды — рыбы в реке, — и я снова подался за уловом, а моя "половинка" уселась на песке, пожелав посмотреть на мои мучения. Чем и отвлекала меня — я из-за неё не мог сосредоточиться должным образом на рыбалке.
Очередная наглая рыбёшка увела у меня из-под носа наживку, а я, упустив её, в сердцах ударил "гарпуном", как настоящий дикарь, впервые ловивший рыбу палкой, по воде, поднимая волну брызг.
Нюша довольно взвизгнула, и рассмеялась... с меня.
— Заодно и искупался, — прибавил я в шутку, выбравшись на берег из реки. А что мне ещё оставалось, неумеке? Не сознаваться же в том, что и без того очевидно.
Нюша стала ловить для меня паразитов, а я прикармливать рыбу, и вскоре речная живность настолько осмелела, что сама начала выхватывать у меня наживку едва ли не из рук — выскользнула, оставив мне чешуйку в качестве оплаты. Да рыбка не золотая, и чешуйка у неё обычная.
Я лишь облизнулся как обленившийся кот, в ожидании: меня вот-вот покормит моя хозяйка, подсунув полную миску отменного корма под нос, и станет кормить с руки.
— Га... — Нюша позвала меня к костру.
— Не, не пойду, — не сдавался я, хотя кишка уже липла к кишке, но пока не била по башке. — Ещё чуток порыбачу. Угу?
— Га... — Нюша в свою очередь не уступала мне, проявив впервые характер за наше время проживания с ней на острове.
— Уже, последний раз, и если не удастся поймать рыбёху... Угу, Ню?.. — заставил я её уступить мне. А куда денешься — оба на острове. Конечно, не как моряки на подводной лодке, но и у нас с Нюшей получалось близкое по смыслу времяпрепровождение.
Я забросил паразита в качестве наживки в реку, а затем туда же гарпун, и сам плюхнулся.
Мои труды были вознаграждены, я всё-таки сумел вытолкнуть на берег рыбёшку, и пускай она была невыдающихся размеров, зато улов имелся, какой-никакой. А если честно, то никакой — тут и кота не накормить им. Однако делом доказал: рано Нюше списывать меня, как рыбака. Вот чуток поднаторею, и набью руку, тогда как моя "половинка" могла мне и кое-что другое набить.
— Га!
— Иду-иду, — пошёл я у неё на поводу, еле стерпев, когда она отпустила мой улов назад в реку.
Да как же так? Малёк сошёл бы мне при новой рыбалке за отличную наживку!
У очага Нюша удивила меня снова, выковыряв из углей вместо уже привычной рыбёшки какие-то булыжники. Ими оказались яйца.
Вот это да! У нас оказывается сегодня диетическое меню, и виноват в этом, похоже, я сам.
Ничего, исправлюсь, как только, так сразу, — клятвенно заверил я Нюшу: голодать со мной, она не будет. И после ужина подался на ночную рыбалку в тайне от моей знахарки. Она мило посапывала, подсунув ладошки под щеку, видела, наверное, прекрасные сны, а я тем временем барахтался в реке у берега, и провозился там до утра, а затем грязный, уставший и голодный свалился на прежнем месте.
По пробуждении Нюша уставилась на меня округлившимися глазами.
Я соврал, не краснея, списав всё на непогоду.
— Дождик был, вот и намочил меня.
— Тогда почему я сухая? — удивила Нюша в свою очередь меня.
— Ты ж у меня — чародейка, — напомнил я, кто она. — Наколдовала, чтоб непогода обошла тебя стороной.
— А угли!? — ткнула она меня едва ли не носом в них.
— Рыбачил я, — признался не сразу, выдав себя чуть ранее сморившей меня зевотой с дремотой.
— Поймал чего?
— Ага, время! Зато удовольствие получил — ты себе не представляешь!.. Не всё же время думать о брюхе!
Ближе к полудню оно предательски заурчало у меня, требуя набить чем-нибудь, и без разницы чем, но желательно съедобным.
Пришлось грызть корешки и жевать траву, но я быстро понял: не козёл, да и цветочки не из крема с торта. Снова пошёл на рыбалку — не удержался и подглядел за Нюшей.
У неё, оказывается, имелся садок, и там, в искусной заводи, плескалось прилично рыбёшки.
— Ах, ты... — не выдержал я. — Обманщица! Кормила впроголодь, когда у нас рыбы — девать некуда!
Она быстро осадила меня, объявив сей запас неприкосновенным, и как раз на чёрный день, поскольку таковой из-за меня, у нас начинался всякий раз с восходом дневного светила.
Вот я и решил доказать ей: зря она списала меня как рыбака на берег. Не моряк, но тоже плавал! И знаю как!
Подглядев у неё, как она ловит рыбу, я обнаружил подходящую лагунку и натыкал в дно кольев, потратил немало времени и сил — плевался горькой слюной вперемежку с корой, понимая, сколь несладкая жизнь у бобра.
