Звери пламени. Часть первая

— Да вот что-то этот расклад мне напоминает... А что за книга?

— Буфет, третий ящик справа, — сообщил Мара, внезапно подняв голову и хмуро глядя на доску. — Только там замок. Извините, мастер, меня зовут, — он медленно слез со стула. — Эсса, завтра дорешаем, скажи Нерхаре.

— Тетка? — со странным выражением спросил Сеширо.

— Она... Дала бы мне умереть спокойно, так нет... — вздохнул Мара и нехотя пошаркал к выходу.

Таэс недоуменно вскинула брови — не то чтобы с Ширануи они были близкими друзьями... Можно даже сказать, что, учитывая его принадлежность к враждебной группировке, по форме друзьями они не были вовсе, но она полагала, что кое-что о нем все же знает. Никакая тетка в этих знаниях не фигурировала. Тем более — тетка-псион, которая могла вызвать его к проходной, не прибегая к помощи дежурного.

Сеширо тем временем все-таки достал ту самую книгу — бумажную, с выпадающими от ветхости страницами: видимо, замок служил защитой исключительно от учеников. Вчитался в заглавие на обложке, пробежал глазами несколько страниц — с каждым абзацем его брови взлетали все выше.

— И как... успехи? — спросил он наконец, когда Таэс уже начала подумывать о том, чтобы не посмотреть, что же интересного в такой ерунде.

— Ну, Сеширо, что тут можно считать успехами? Решение дурацких задачек, которые он нам пачками подсовывает? И ладно бы что интересное, а то — тягомотина, Мара, вон, засыпает над ними постоянно. Или с ним самим играть? Так он же проигрывает в пятнадцать ходов, что мне, что Маре, если он проснется, конечно, — тоска, в общем...

— Проигрывает, значит, — Сеширо с шумом захлопнул книгу и небрежно поинтересовался: — Выигрывал хоть раз?

— Не, только пару раз ничья была — у него же не мозги, а решето, ни на чем сосредоточиться не может, — Таэс мотнула головой, отметая совершенно неинтересную ей тему. — Слушай, а ты ко мне в госпиталь приходил?

— Конечно, — он улыбнулся. — Как я мог тебя бросить в таком состоянии? Ты не помнишь?

— Нет. А... Со мной действительно все было... так плохо? — робко спросила она, поднимая глаза. Мужчина, посерьезнев, кивнул.

— Плохо. Совсем плохо. Хуже, чем в детстве. Помнишь, когда ты чуть не умерла от побочной мутации?

— Еще бы не помнить, мне Папаша тогда такую дозу из серии "клин клином" вкатил... Но почему тогда я оправилась... так быстро? И кто меня лечил? Это кто-то приезжий, из другого филиала, да? Ты ведь знаешь, кто?

— Ну, во-первых... — он говорил медленно, будто подбирая слова. — Аура — она либо есть, хоть какая-то, и тогда ты жив, либо ее нет — и ты мертв. Тебе просто восстановили базовые оболочки. Это... мало кто умеет и да, уже по одному этому я мог бы сказать, кто это, даже если бы не видел сам. Но, и это во-вторых, если ты не в курсе, значит, этот "кто-то" этого не хочет. Поэтому и я промолчу. Потому что, Таэс, так или иначе, он тебя спас. Какие бы цели при этом не преследовал.

Ей показалось, или в тщательно отфильтрованном нейтральном тоне действительно скользнула горечь?

— Он? — девушка выгнула бровь.

— Ты неисправима, — Сеширо коротко улыбнулся и спрятал книгу в ящик. — Предложение погостить все еще в силе — надеюсь, хоть в эти выходные никакие приключения тебе не помешают. И вообще — заходи завтра вечером.

— Не могу, — она снова поморщилась. — Я продалась в рабство. Так что все ближайшие вечера у меня заняты — либо кабаками, либо мордобоем, либо и тем, и другим по очереди — в зависимости от того, чего пожелает Его Престарелое Величество.

— Что, прости?...

Таэс в очередной раз поведала историю своего знакомства с настырным охотником, не забыв пересказать в красках историю с борделем. Остановилась она, только заметив, как у учителя подрагивают губы. В конце концов он не выдержал и рассмеялся.

— Девочка моя, ты, как всегда, неотразима во всех смыслах этого слова. И, мой тебе совет, не позволяй этому добровольцу слишком сильно рассиживаться по кабакам в ущерб тренировкам — лишним для тебя это не будет в любом случае.

— Ну спасибо, — проворчала Таэс.

Запиликал переговорник. Сеширо вскинул руку к уху, несколько раз повторил короткое "да", и вышел, кивнув на прощанье.

Таэс украдкой зевнула, глянула на таймер, обругав попутно неизвестно где застрявшего Папашу, и уже было собиралась пойти следом — отбой еще никто не отменял — как заметила на полу у буфета пластиковый квадратик, явно выпавший из книги.

Она дернула ящик, но тот снова оказался заперт. Подобрав находку, Таэс обнаружила, что это просто фотография. Но какая... Или, вернее, чья...

Иногда Таэс всерьез задавалась вопросом, охотник ли сам Папаша — потому как представить его на учебном полигоне, а тем более, в настоящем бою ей не удавалось никакими силами. Теперь же она держала в руках вполне реальное доказательство. Жизнерадостно топорщащиеся белокурые волосы, улыбка во всю физиономию, широко распахнутые глаза — не слишком-то он изменился за... Таэс перевернула снимок — дата смазалась, можно было только разглядеть число — первое. Жаль, можно было бы раскрыть еще одну великую тайну — его возраст. Папаше здесь лет шестьдесят, не больше.

А рядом с ним... Таэс наклонила голову к плечу. Ей нравились брюнеты, особенно такие — длинноволосые, темноглазые и, как выражался Фрей, "с признаками интеллекта на лице". Таэс склонила голову к другому плечу. С такого ракурса неизвестный парень выглядел странно — едва заметный холодок в глазах не вязался с вполне искренней улыбкой.

Таэс со вздохом сунула квадратик в карман — при желании можно будет вытрясти из Папаши за этот раритет что-нибудь интересное.

Например, имя ее таинственного благодетеля, если это белобрысое недоразумение тоже будет запираться, как и все вокруг.

Конец года приближался неотвратимо, так же, как и зачет, вечеринка, аттестация групп и еще два десятка неприятностей, из которых, похоже, теперь и состояла жизнь.

Худшей из них оказался Лео. Два дня после того, как его выпустили из карцера, они не пересекались, но на этом везение Таэс и закончилось.

Если раньше его неприязнь проходила малоприятным, но не слишком отравляющим жизнь фоном, то теперь она стала навязчивой и агрессивной. Он цеплялся к ней везде, где бы ни встретил, сколько бы посторонних не было вокруг и были ли среди них преподаватели. Толкал, подставлял подножки на тренировках, и просто подставлял — с последней контрольной ее просто выгнали, обнаружив подброшенную им шпаргалку. Восемь раз они дрались — пока один на один, но банда Лео регулярно маячила неподалеку. Впрочем, Роан и Фрей не менее бдительно следили, чтобы Таэс не болталась по территории одна.

Впрочем, иногда страдал и сам Лео — затеяв свару чуть ли не под носом у Железной Девы, он заработал три сломанных ребра и трещину в предплечье, Таэс же отделалась синяками — все же какое-то чувство, похожее на справедливость, оказалось и у преподавательницы. Тем не менее, мелкие провалы его не урезонивали. И чем ближе был Первый День Года, тем злее и ожесточеннее становились перепалки и драки.

Мара только пожимал плечами и странно улыбался, на прямой вопрос непонятно пробормотав: "Скоро он дозреет, и тогда тебе будет худо, Морой".

Таэс сделала очевидный вывод и удвоила бдительность.

А потом, за четыре дня до смены года, за Роаном и Фреем пришли. Из административного корпуса, что еще никому не приносило ничего хорошего — слухи об этом поползли во время первой же лекции, с которой их сняли. Они вернулись странно притихшие и растерянные, и волны слухов хлынули с новой силой.

Таэс узнала об этом позже, много позже — затеявший очередную авантюру Папаша продержал ее в этот день в лаборатории до самого вечера.

А потом...

Мара назвал это "пришибленные счастьем".

Виноватые, потерянные лица. Четыре слова: "Нас забрали в резерв".

Те самые две вакансии, что еще оставались свободными. Пройдет десять, двадцать лет — они станут Лучами. А может — сегодня, завтра, через неделю... Никто не скажет, когда погибнет Луч, которого страхуешь. Но, рано или поздно...

Рано или поздно...

Они будут жить. Долго, быть может, в несколько раз дольше, чем ты.

Ты этого хотела. Этого и ничего другого.

Или — нет?...

— Чья это фотография? — пластиковый квадратик прыгает в пальцах, и это заметно.

Светлые глаза бросают взгляд — мельком, кривятся губы в усмешке, роняя встречный вопрос:

— Просчитывать последствия — вот что важно, не правда ли?

Пальцы с коротко остриженными ногтями назидательно барабанят по полосатой игровой доске. На полях — ушедший в глухую оборону Светлый Двор. Мужчина наклонятся вперед, локти глухо ударяются о стол. Дело совсем не в фотографии, и им обоим это известно. Она — только предлог, и предлог глупый.

— Так почему же ты так удивлена?

— Я не удивлена, — короткая, рубленая фраза.

— Конечно, — легко соглашается собеседник. — Ты просто совсем этого не ожидала. А стоило бы.

— Да, — Таэс кривит губы. Стоило... Еще бы. Не было бы барьера, размело бы город к матери коврюжьей. Такая сила... Их сила. Всех троих.

Троих!

Да, она скорее бы съела собственные ботинки, чем согласилась бы работать с Йенерисом, да и есть у него резерв, но ведь... Извещают даже о постановке на очередь. Молчат. О ней одной — молчат.

Кривятся губы.

— Так чья фотография, Папаша? Не ответишь — не отдам.

— И не отдавай, — Нерхара улыбается, коротко и странно. — Это будет забавно. Нравится парень?

— Какая разница, если он твой погодок, — фырканье не слишком удачно скрывает срывающийся голос. — Нужен мне старик!

Он внезапно заливается смехом — в своей обычной глупой манере.

— Котик, но ты же не знаешь, сколько мне лет!

— Сомневаюсь, что шестьдесят, — Таэс запихивает фотографию в карман и уходит, провожаемая традиционными жалобами на жизнь.

Сегодня все выглядит странно — даже Папаша.

Только охотник-северянин успокаивает своей неизменностью — все те же потоки яда и сарказма, и откуда в нем столько...

Стягивая куртку на заднем дворе "Заведения", — ленивый старик не утруждал себя поиском более подходящего места, — Таэс с остервенением отвечала тем же: стоящие в глазах слезы уже не удерживались ничем другим.

— А ты у нас случаем не экспериментальный экземпляр? — процедила она. — Змеиные гены не прививали?

Охотник глянул на нее почти удивленно, а потом закинул голову и расхохотался на весь дворик.

— Зато твои гены, деточка, никакими прививками не перебьешь, — сообщил он, сбрасывая плащ в соседний сугроб. — А откуда такой интерес?

— Чтобы так плеваться ядом, надо его вырабатывать в промышленных дозах!

— Да нет, ты просто представить себе не можешь, как долго я его копил. И даже сейчас приберегаю исключительно для особых случаев, — северянин задумчиво потер серебристую бровь и добавил: — А на самом деле я...

— Знаю, белый и пушистый.

— Нет. Как же это... "Злобная, на всю голову отмороженная скотина без малейшего чувства юмора", если не ошибаюсь. Дальше нецензурно, так что продолжать не буду.

— Согласна целиком и полностью, — Таэс встала в базовую стойку, энергично похрустев всеми суставами и одним броском вскочила на спину наивно повернувшемуся к ней тылом противника. Намертво зажала захватом беззащитное горло, процедила сквозь зубы: — Кто ж это такой проницательный? Бывшая подружка?

— Дружок.

Резкий бросок на землю с разворотом, мерзлая земля бьет в спину, в грудину врезается чужое плечо. Захват разбит одним неуловимым движением, и уже собственное горло пережато ледяным металлом до темноты в глазах.

— Я знала, что ты извращенец, — просипела Таэс. Мелькающий перед глазами свитер трещит под пальцами. Рывок — и он разлетается по швам, черной тряпкой оседая на снегу. Доля секунды, которую ее машинально провожают взглядом — это много. Почти столько, сколько нужно, если толчком в грудь из упора свалить с себя тяжелое тело, впечатав костяшки пальцев в нервный узел.

Последнее, рассчитанное на нормального противника, было ошибкой — у охотника отнялась только одна рука, второй же вполне хватило, чтобы схватить Таэс за шкирку и начать методично окунать головой в сугроб, заодно прикладывая лбом о землю.

— Остынь-ка, киска, — без улыбки сказал он. — Для тех, кто не в курсе — мы на тренировке, а я — не Железная Дева. Поэтому не советую пытаться убить всерьез — я ведь могу и ответить. И, уж поверь мне, у профессионального убийцы это получиться лучше.

— А, так ты еще и убийца. Дивно, — ей наконец удалось упереться в землю руками и остановить болтанку. С онемевшим лицом и слезящимися глазами Таэс вынырнула из сугроба и, из последних сил сдерживая слезы, зло прошипела: — Какие интересные открываются подробности.

Тассей выпустил измочаленный воротник и опустился на ржавый ящик, доставая из кармана "юлу". Сунул в рот, закурил, наблюдая, как она встряхивается, вставая.

— А ты кто — по-твоему? И не реви.

— Что я тебе — трехлетка, чтобы реветь?! — она упрямо вздернула подбородок, но дыхание уже предательски срывалось. — Я, к твоему сведению, охотник! Или скоро буду им.

— Довольно скоро — если доживешь — ты будешь убийцей, а точнее, наемным убийцей, как и я, впрочем, — спокойно сообщил северянин. — Или, по-твоему, те, кто убивают разумных существ за деньги, называются как-то по-другому?

— Солдаты на войне тоже убивают — чтобы выживали другие! И никто не называет их убийцами!

— Видишь ли... Не реви, говорю. Отставить сырость! Отставить, я сказал!... О боги, за что мне это...

Дракой — настоящей, от души, еще можно было не допустить позора, но просто крика не хватило — и вот уже по щекам катятся горячие капли, смерзаясь на морозе в колкие ледышки.

Северянин подхватывает под мышки и рывком поднимает к себе на колени. Светлые глаза в упор рассматривают свежую ссадину на лбу.

— Что, ударил слишком сильно? Ну извини... Сама же должна понимать...

— Д-дурак... — она резко отворачивается, вздрагивая всем телом. Слезы катятся все быстрее, и теперь огромных усилий стоит не зарыдать в голос, как тот самый трехлетка...

— Горе ты мое... — он обнял ее одной рукой и, положив подбородок на встрепанную макушку, вздохнул: — Личная жизнь не ладится?... Не переживай, тут ты не одинока...

Она судорожно замотала головой, и, зарывшись лицом в густые волосы, серебряные, как мерцающий вокруг снег, все-таки разрыдалась — в голос, как ребенок.

Ее и укачивали — как ребенка, приговаривая все полагающиеся в таких случаях глупости. И, кажется, в порыве малодушия с языка все-таки успела сорваться истинная причина происходящего. Охотник только качнул головой:

— Да, фарра, для вас вопросы карьеры навряд ли затмит что-то еще... Раз это единственное, из-за чего ты еще можешь плакать.

Минут через двадцать, всхлипывая уже скорее по инерции, Таэс наконец осознала, в каком положении находится, и как все это выглядит со стороны.

Ее выводы подтвердил протяжный свист и радостный рев:

— Ты смотри, какая девка шустрая, кого себе загребла? А говорил — недотрога замороженная!