Сшивающий время

Неделю назад он отдал часть чертежей, дабы они воплотились в металле и если всё пройдёт удачно, то вскоре можно будет отправляться в Тулу, а если повезёт, то к концу года будет что показать и самому военному министру.

За два часа до полуночи Иван Матвеевич всё ещё стоял за чертёжным станом, как вдруг сквозь шум ветра и стук дождя услышал звон дверного колокольчика.

— Кого там принесло? — проворчал он, откладывая карандаш в сторону.

На мостовой стояла крытая непромокаемым полотном повозка, своими огромными колёсами больше похожая на войсковую фуру, чем на крестьянскую телегу, а рядом с ней, не кто иной, как Алексей Николаевич в своём неповторимом дождевике с фонарём в руке. В начале каждой недели к Бранду привозили детали кремниевых курков и уже более полугода мальчишки-подмастерья обтачивали напильниками, шлифовали на воловьих наждаках, воронили в масляной ванне и собирали их, сдавая на приёмку мастеру, по двадцать пять штук за смену. И вторая повозка за неделю вызвала как минимум непонимание. Мальчишки не успеют, а если уж и его собираются посадить за верстак с напильником и отвёрткой, то согласие на это он не даст.

'Эти причудливые вывески на домах, — подумал я, рассматривая близстоящие дома, — явно вызваны необходимостью. Так как многие люди, особенно посыльные, не умеют читать, то названия улиц, заведений и номера бесполезны. Однако соседи Бранда постарались сделать вывески как можно более оригинальными, выдавая в них фантастическую доходчивость. Этот — медник, а это — краснодеревщик. Всё всем понятно'.

— Доброй ночи, Иван Матвеевич, — поздоровался я, как только дверь открылась. — Прошу простить меня за столь поздний визит, но обстоятельства вынуждают беречь каждый час.

— Проходите Алексей Николаевич. Боюсь, Ваши поздние визиты войдут в привычку.

— Иван Матвеевич, надо бы фуру загнать во двор. Со мной кучер и пара солдат.

— Солдаты то зачем? — удивлённо поинтересовался Бранд.

— В ящиках абсолютно секретное оружие. Пока мы станем его собирать, солдаты будут охранять дом.

— Но отчего Вы не собрали у себя? У вас же станки, рабочие, паровик, наконец.

— Оттого, мой дорогой Иван Матвеевич, что ежели со мной что-нибудь случится, Вы единственный, кто будет знать, что и как делать. Надеюсь, заказанный мною лафет готов?

— Готов, уже как неделю готов.

— Тогда ведите.

— Бог мой, — пробормотал Иван Матвеевич. — Где ж мне всё это разместить?

* * *

Когда последние чучела из соломы и старых мешков были усажены на макеты деревянных лошадей, несколько мальчишек приволокли длинные жерди с заострёнными концами и флажками. К манекенам для правдоподобности их привязали, а капитана, лейтенантов и су-лейтенантов обрядили в ржавые кирасы и шлемы, привезённые из 'польского похода' и выделили красными бумажными лентами. Вроде бы всё готово и я отошёл от ровного ряда мишеней. Девяносто шесть 'страшил', построенных как французский эскадрон, заняли практически всё стрельбище. Подобрав оставшуюся не у дел кривую жердь с флажком, и воткнув её в землю, я обратился к своим солдатам.

— Так вот, кавалеристская пика — интересное оружие, — сказал я. — И полезное, когда сражаешься верхом на лошади. Но когда ты пеший, а против тебя с ней кирасир, до сего момента противопоставить ей можно было лишь такую же пику, или штык на крепком ружье. Но военная наука не стоит на месте. Уже сейчас у вас самые лучшие ружья на всём свете, а в скорострельности вас никто не превзойдёт. На вас кирасы, которые не пробивает ни одна пуля. На голове каски, которые не разрубит ни одна сабля. Однако этого не достаточно для сохранения ваших жизней. Поэтому и появилось оружие круче плотного строя и острого штыка.

Новость о том, что сегодня будет показано новое оружие, среди солдат распространилась с быстротой степного пожара, и они хотели узнать что за 'чудо' привезли из мастерских. Им было любопытно, что скрывается под мешковиной, расположенное напротив деревянных макетов всадников, и каждый раз я ловил их заинтересованные взгляды. Собравшаяся передо мной группа солдат с одноногим наставником слушала и смотрела с острым интересом. Избежавшие службы в регулярной армии и фактически оставшиеся служивыми были из разных уездов, разного роста и телосложения, разные по характеру и уму; но полугодовая муштра сделала из них уже податливую глину однообразной консистенции, из которой уже можно было что-то лепить. Они больше не интересовались, хватит ли прошлогоднего урожая дотянуть до весны и останется ли домотканого полотна на рубаху. Все крестьянские чаянья выбивались в первую очередь с одной единственной целью — солдат ни о чём не должен думать, кроме как о войне. Если упростить, то в Борисовке был создан прообраз военного поселения, подобие которых будет поручено сформировать Аракчееву, но без функции сельскохозяйственной автаркии. Не думаю, что молодые люди были довольны своей судьбой, но каждый из них знал, что по контракту ему полагается ежемесячное денежное довольствие, он будет сыт, одет, обут и уже через год-другой может рассчитывать на земельный надел. А там и дом построить и семью завести не возбраняется, вплоть до тридцати пяти годков. Тем не менее, с юридической стороны дела, воинское формирование представляло собой частную армию, сиречь, ополчение под предводительством помещика. Вообще история ополчений довольно интересна. Государство в трудную минуту обращалось к своим подданным, и каждый раз, когда угроза миновала, старалось их обмануть. Если не брать во внимание инициативу Казанской губернии в связи с восстанием Пугачёва, то крайний случай созыва ополчения был совсем недавно, а именно в 1806 году. После разгрома прусской армии в сражениях при Иене и Ауэрштедте, Наполеон имел все возможности вторгнуться в пределы Российской империи и тридцатого ноября того же года Александр I объявил манифестом об учреждении внутренних временных ополчений, или милиций. Естественно, вслед за манифестом была издана особая инструкция, где было указано, что больше тысячи в одном месте не собираться, огнестрельным оружием вооружать только четверть и следить, чтоб не дай бог вооружённые ополченцы не обратили штыки против помещиков. Правда, были и грамотные советы о необходимости давать людям некоторую военную подготовку в периодических учебных сборах, а так же заблаговременно создавать запасы обмундирования и снаряжения из пожертвованных средств. Между прочим, арсенал Есиповича как раз и был собран для отрядов Пореченского ополчения. Спустя год ополчение распустили, однако была оговорка в Манифесте о роспуске Земских войск . Там чёрным по белому писалось, что по желанию помещиков сельских общин и казённых селений некоторые ратники могут остаться на военной службе (в милиции). Мало того, за них будут выданы 'узаконенные рекрутские зачётные квитанции', подобно тем, что выдавались за раненых, покалеченных либо убитых и умерших от болезней ратников. И если учитывать эти документы, то с большой долей вероятности, выяснялась нехорошая вещь: хитрый майор, с ведома Есиповича, провернул аферу. Они повесили на моё содержание двадцать милиционеров, за которых помимо денег с меня, получили ещё и некоторые преференции. Когда Ромашкин узнал о солдатах-милиционерах, то во всех подробностях объяснил мне это. Но даже эти махинации оказались мне на руку. Я имел полное право обучать людей военному делу, делать запасы, вооружать их и охранять мастерские. А большего мне было и не надо. Конечно, когда объявят войну, мои солдаты будут призваны, но зная историю Пореченского ополчения, мне переживать было не за что.

— До этого дня, — продолжал я, — атака кавалерии при поддержке артиллерии на строй пехоты практически всегда заканчивалась поражением последней. Даже удачное построение и манёвры не спасали от разгрома. Однако времена меняются. Изобретение, которое вы станете осваивать, позволят вам драться хоть стоя, хоть согнувшись, хоть лёжа, хоть ползком и выходить победителем.

Произнеся эти слова, я сбросил мешковину, и все смогли обозреть творение Бранда. Пулемёт хищно взирал гранёными стволами и блестевшая отполированная прицельная рамка, гипнотически притягивала взгляд. На эту рамку хотелось смотреть, даже невзирая на то, что именно благодаря ей будет решаться, куда станут посылаться пули.

Подготовив оружие и убедившись, что два десятка ротозеев стоят за моей спиной я скинул предохранитель и стал вращать ручку. Стволы закрутились, заряды по жёлобу заскользили вниз, и после первого выстрела тут же последовал второй, третий... Капсюля на каморах срабатывали практически без осечек. Свободной рукой я поворачивал пулемёт в горизонтальной плоскости, а Иван Матвеевич следил за зарядами и когда стих последний выстрел, а дым рассеялся, почти все соломенные чучела либо лежали на земле, либо вот-вот готовы были слететь с деревянных лошадок.

— Что нужно сделать после стрельбы? — спросил я, вынимая вату из ушей.

— Почистить ружжо! — ответили из строя.

— Как звать?

— Демьян Колесо, вашблагородие, — ответил вместо него одноногий фельдфебель и чуть слышно добавил: — отведаешь ты у меня шпицрутенов.

— Пойдём чистить, Демьян.

Солдат неуверенно вышел из строя и под злобный взгляд фельдфебеля доложился.

Иван Матвеевич кратко дал характеристику механизмам, после чего показал принцип чистки мыльным раствором, используя хитрое приспособление, для всех стволов разом. Не с первой попытки, но Демьян вскоре смог всё повторить. Оставшиеся не у дел солдаты отправились просеивать песок на бруствере в поисках свинца.