— А ну-ка тихо, ребята!
* * *
— Ну-ка тихо, ребята! — те же слова произнес и полковник КГБ Максимейко.
Он внимательно прослушивал запись, сделанную его хлопцами, и терялся в догадках. Полковник не понимал, что заставило всех троих срочно сорваться с места и безоглядно ринуться навстречу своей смерти. От их "Жигулей" остались только куски окровавленного металла.
Максимейко напрасно просил тишины. Сотрудники 7-го отдела, не задействованные в работах на месте взрыва, и так потрясенно молчали.
* * *
— Признайся, майор, ты ведь тоже поверил, что он утонул? — при звуках этого голоса Максимейко вздрогнул.
— Это была очень хорошая имитация. Для милиции могла бы сойти. Поди, разберись без наших экспертов, что кровь на шапке из вены?
— Антон основательно подготовился. О чем это говорит, майор? Позорный, печальный факт: он вычислил ваших людей буквально навскидку. Растет, гаденыш! Город блокирован?
— Мышь не проскочит!
— Этот парень не мышь. Он на двести процентов использовал единственный шанс — вырвался из замкнутого пространства окруженного водой корабля. Нет, надо было топить. Как говорил Гейдрих, "топи их всех на хрен!"
— Простите, не понял?
— Это шутка такая! К чему мы, майор, пришли? Теперь у него для маневра огромный город. Ваши кордоны он обойдет, можешь не сомневаться. Я бы, во всяком случае, нашел не один способ. Теперь его ход. Его шанс. Мы выиграем только в одном случае, если правильно рассчитаем, в каком направлении он последует...
* * *
Голос, привыкший повелевать. Максимейко готов был поклясться, что слышал его не один раз. И слышал совсем недавно. Он снова и снова перематывал микро-кассету, вслушивался в интонации, но искомый образ в памяти возникать не хотел.
Глава 10
— Мы выиграем только в одном случае: если правильно рассчитаем, в каком направлении он последует, — Мушкетов с шумом отодвинул пепельницу и налил по второй. — Давайте еще раз повторим пройденный материал. Итак, что нам известно об этом человеке? Я слушаю вас.
Устинов пригубил содержимое рюмки, задумчиво пожевал кружочек лимона.
— Даже не знаю с чего начать.
— Начните сначала.
— Впервые объект упомянут в наших архивах 14 июля 1974 года. Место действия — внешний рейд порта Александрия, пик напряженности на Ближнем Востоке, арабо-израильский конфликт. В 12 часов 17 минут, если верить записям в судовом журнале, теплоход "Руза" Северного ордена Ленина морского пароходства, был атакован двумя израильскими ракетными катерами. После взрыва на главной палубе, в районе второго трюма, произошло смещение груза. Крен достигал десяти с половиной градусов. Возникший на судне пожар, удалось потушить силами экипажа. Никто из людей, по чистой случайности, не пострадал. По данным военного спутника, почти в то же самое время, был зафиксирован массированный налет израильской авиации на грузовые причалы порта. Теперь уже не осталось сомнений, что причина двух этих крупномасштабных акций — пассажиры в составе "Рузы", — два человека по линии нашего ведомства. Они должны были получить и проверить информацию, свидетельствующую о причастности "Моссада" и спецгрупп ЦРУ США к пропаже двух наших зенитно-ракетных комплексов.
Как давно это было! — печально подумал Мушкетов. — Стоит немного выпить, и опять меня память возвращает к этому дню. Где исток этой грусти?
* * *
...Тем утром он проснулся от шума. Кто-то стучал палкой в броняшку иллюминатора. Мушкетов оделся и вышел на палубу. Боцман отбил три склянки — три смычки якорь цепи в воде. "Руза" застыла на внешнем рейде порта Александрия. Стук повторился. Несколько человек свесились через леер. Где-то внизу танцевала утлая джонка. На ней восседала продувная, небритая рожа и "шевелила" веслом.
Абориген улыбнулся, обрадовался, что заметили:
— Махмуд комсомолец, — церемонно представился он и для верности, стукнул себя кулаком в грудь. — Эй, Гагарин, Титов, Терешкова, что нужно? Алескандрия все есть: порнография есть, нож автоматик есть, шпанский мушка есть, гондон-усы есть! Алескандрия все есть!
— Уйдите, Виктор Игнатьевич, — раздался знакомый голос, — Не вздумайте связываться. Не народ, а одно название. Родную сестру продаст за браслет от часов. А ворье несусветное! Стоит на палубе, смеется, смотрит тебе в глаза, а сам голой пяткой медную пробку выкручивает. Матросы ее вчетвером затягивали, а он — голой пяткой!
Ты разве здесь раньше бывал?
Увидев Антона, он опять испытал чувство неловкости. Впрочем, нет, не опять — после того самого случая, они впервые столкнулись так близко: с глазу на глаз, без посторонних. Мушкетов хотел уйти, не дождавшись ответа, но выручил Векшин. Не выспавшийся и мрачный, он потянул его за рукав. Пришлось возвращаться в каюту, чтобы снова погрязнуть в суете суматошных дел. Москва торопила. Ей, как воздух, нужен был результат. Под высоким начальственным задом шаталось кресло. Наконец, позвонили из консульства, сказали, что катер за ними придет часа через два.
Наскоро пообедав, они с Векшиным вышли на палубу. На душе было муторно. А потом его накрыл с головой приступ холодной ярости: это ж надо? — какой-то ублюдок играючи проникает в тренированный мозг разведчика! А на что он еще способен, этот Антон? Жаль, что Женька носится с ним, как дурак с писаной торбой, а то б... интересно, знает ли он, о чем я сейчас думаю?
Антон работал, взобравшись с ногами на леер. Руки у него были заняты. Он смешно шевелил губами, сдувая капельки пота с кончика носа. На лице, припорошенном разноцветными хлопьями, сияла улыбка:
— Да вот, изоляторы чищу, — сказал он, предвосхищая возможный вопрос. — братья матросы краской измазали, а Владимир Петрович ругается. Нет, говорит, никакого приема — сплошное не прохождение... вы от нас навсегда?
Ну вот! Он уже знает, что мы уезжаем!
Антон спрыгнул на палубу, вытер руку подолом рубахи — хотел протянуть ее для прощания. И вдруг, он застыл. Что-то такое в его глазах заставило Мушкетова обернуться.
Если след летящей ракеты имеет вид огненной линии — она не твоя. А если, как огненный "шарик" — значит, ты — ее цель. В данном конкретном случае огненных шариков было два, а сколько других линий — не было времени пересчитывать. Он очень испугался за друга.
Говорят, в минуты смертельной опасности, человек вспоминает о самом важном. Мушкетов вспомнил Вьетнам, весну в горах Чьюнгшонга и себя, разбитого в хлам. Все это вылилось в крик:
— Женька, атас, Женька!!!
Векшин схватил мальчишку за шиворот, что есть мочи, отшвырнул в сторону и упал на него всем телом. Сверху на кучу малу навалился Мушкетов.
Сначала рвануло у грузовой мачты, в районе третьего трюма. Осколки барабанили по надстройке, прошивали ее, как консервную банку, влетали в раскрытые иллюминаторы. Дверь над их головами сильно тряхнуло. Одна из задраек с треском вышла из паза. Это срезало дужку большого навесного замка. Вторая ракета упала у правого борта, окатила холодным душем. Стальные цепи, крепившие палубный груз, разошлись как гнилые нитки — не выдержали чудовищной перегрузки. Взрывная волна ударила в днище. Пароход покачнулся, загудел всей своей громадной утробой и медленно лег на бок.
Аборигены на джонках, шакалившие по рейду, прыснули было вон, но завидев большую халяву, рванулись вперед, на стену огня. В море сползали пылающие пакеты лучшего в мире северного пилолеса. Если проявить расторопность, можно хорошо поживиться. Добычи хватит на всех!
На судне сыграли тревогу. Люди тушили пожар, спасали все, что еще было можно спасти. Во всех четырех трюмах были точно такие же доски. Они запросто могли загореться от высокой температуры. У забранных брезентом горловин трюмов было жарче всего. Матросы брандспойтами отсекали пламя, оттаскивали баграми горящую древесину. Внизу, под железной палубой, сработала автоматика, включилась автоматическая система пожаротушения.
Мушкетов поднялся на ноги, окинул глазами замкнутый круг горизонта. Над причалами порта клубился дым. Где-то там завывала сирена, гремели взрывы, слышались выстрелы.
— За что они нас? — тихо спросил Антон. Из прокушенной нижней губы на рубаху капала кровь.
— За то, что мы есть...
* * *
Зачем я тогда крикнул, зачем упал, — с удивлением подумал Мушкетов, — зачем прикрывал своим телом? Отойди я тогда в сторону, и осколок, срезавший дужку замка, попал бы мальчишке в горло, а Векшину в грудь. И не было бы проблем в Мурманске, и не нужно бы было задействовать Кривича. Порою одно слово тяжелей прожитой жизни. Государственная машина запущена, она не имеет обратного хода... Кажется, Устинов устал говорить. Он уже не так безупречно ведет свою партию. Нужно вмешаться, проявить искренний интерес:
— Я помню тот случай. О нем подробно писали все наши газеты. Была еще нота МИД, иск на крупную сумму. Но судно, по-моему, пострадало не очень?
— Весь палубный груз оказался за бортом. Вышли из строя грузовые лебедки и стрелы. Что касается порта Александрия, то там не осталось ни одного портального крана. "Руза" чисто технически не могла приступить к выгрузке. Во-первых, сохранялась опасность обстрела, а во-вторых, наше ведомство на этом не настояло. Источник на берегу бесследно исчез, предположительно, во время налета. После интенсивного обмена радиограммами, уточнений и согласований "Руза" была отбуксирована к причалам порта Алжир для частичной выгрузки. Там оба наших товарища были арестованы местной полицией под каким-то очень надуманным предлогом. Никаких рабочих встреч у них в тот момент не намечалось, и намечаться уже не могло. Как профессионалы они понимали, что все разворачивающиеся вокруг "Рузы" события направлены против них.
— Бывают цепи случайностей, накладок и совпадений, — Мушкетов машинально надел часы и выставил точное время по висящему на стене хронометру, — но не столь непомерной длины. А с какой стороны состыкуется наше звено? Случайно ли там появился Антон, или... как его? — Сид? Кстати, что у него за кличка такая, к чему эти американизмы?
— Сид — производное от двух слов в английской транскрипции — "море" и "черт". Что же касается самых невероятных случайностей, то это как раз тот случай. Я копался в архивах, и выяснил, что морской канал доставки людей был утвержден наверху, когда Сид уже более месяца работал на судне.
Устинов играл просто здорово, как подобает профессионалу. Да и сюжет, которым еще предстоит насладиться любителям государственных тайн, стоил того:
— Инцидент произошел в городском зоопарке, у клетки с обычной дойной коровой. В момент задержания наших сотрудников, там находилась группа матросов с "Рузы". Всего человек восемь и Антон в том числе. Когда разведчиков увезли, люди вернулись на пароход. О происшествии было доложено капитану. Пока Юрий Дмитриевич выходил на посольство, от причала, главным судовым передатчиком, в нарушение всех международных конвенций и правил, кто-то "скинул" шифровку на Московский радиоцентр.
— Оба-на! Это был он?
— А кто же еще? Кроме него, некому. Юрий Дмитриевич Жуков, бывший капитан "Рузы", прекрасно помнит тот случай. Я долго беседовал с ним и выяснил любопытное обстоятельство. Назначение Сида матросом-уборщиком было вызвано производственной необходимостью. Летом людей никогда не хватает. Всеми правдами и неправдами они рвутся в отпуск. Возможность подзаработать была предоставлена практиканту, курсанту четвертого курса Ленинградского мореходного училища, будущему радисту.
— Текст?
— Сигнал нештатной ситуации, принятый в нашей конторе.
— Частота?
— У радиооператора хватило ума не светить секретный канал. Частота обычная, судовая.
— Как же тогда информация нашла адресата?
— Наряду с уже знаменитым сигналом бедствия "СОС", в арсенале радистов есть еще "ХХХ". Это так называемый "сигнал безопасности", предшествующий сообщениям о событиях, представляющих опасность и угрозу для человеческой жизни. Этого хватило, чтобы поставить на уши весь центральный радиоцентр. Стоит ли, помимо всего прочего, говорить, что все радиосообщения с "Рузы", в том числе и частная переписка, в течение всего рейса контролировались нашим ведомством?
— А вот это уже конфуз! Обычному практиканту вдруг стали известны секретные коды! Как, почему, вы не пытались выяснить?
— Вы не поверите, но многие свидетели утверждают, что этот самый Антон умеет читать мысли. Впрочем, об этом лучше всего может рассказать только он сам.
— Не повторяйте глупости! — строго сказал Мушкетов, внутренне потешаясь — он представил себе лица тех, кто прослушивает эту беседу. — Что там было и как, он безусловно расскажет. Когда-нибудь, все расскажет!
— Сигнал был огромной мощности. В прилегающих к порту кварталах Алжира вышла из строя вся бытовая радиотехника. На судно нагрянули полицейские, какие-то люди в штатском. Они вскрывали все закрытые двери, несмотря на протесты. Особенно тщательно обшарили каюты наших сотрудников. Но совершенно ничего: ни белья, ни бритвенных принадлежностей, там не нашли. Радиорубка была заперта изнутри. Практикант спокойно спал на диване. Его в меру поколотили и увезли. В дальнейший ход дела вмешались руководители нашего ведомства. Надавили через посольство. Всех троих арестованных выпустили ровно через сорок шесть минут после задержания Сида.
Мушкетов прекрасно помнил этот момент. Их с Векшиным даже не вербовали — знали, что бесполезно. Они тогда уже числились в картотеках всех уважающих себя мировых разведок. Основной удар господин Эрик Пичман направил на этого сопляка.
К ожидающей у входа машине, их сопровождал советский посол. Эрик — каков наглец! — не тяготился его присутствием. Он в наглую предложил Антону от имени правительства США "остаться свободным в свободном мире". Тот даже присел:
— Так вы, стало быть, настоящий американец? — спросил Сид с глуповатым восторгом.
— О, да! — скромно потупился Пичман.
И тут он его убил:
— А мне почему-то казалось, что индейцы более смуглые! — И прошел мимо остолбеневшего Эрика, победно поблескивая свежим фингалом.
Мушкетов согнал улыбку вместе с воспоминаниями:
— Так хорошо все закончилось?
— Нет, были последствия. Антона и наших разведчиков официально назвали "врагами нации" со всеми вытекающими отсюда последствиями. Им пожизненно запрещено пересекать границы Эль-Джазаира в любых направлениях. Запрещено под угрозой расстрела! Да и "Рузе" тоже не повезло. Теплоход назвали "скопищем советских шпионов" и в течение трех часов вышвырнули за пределы территориальных вод. Короче, кругом "нон грата". Да той же ночью в Гибралтарском проливе его попытались взять на абордаж два быстроходных катера неустановленной принадлежности. Четверо из штурмовиков погибли, вроде бы, "по собственной неосторожности", еще двое — сошли с ума. Остальные ретировались в полном смятении. Падкие на сенсации репортеры испанских газет раскопали тот случай. Пресса на все лады смаковала слова одного из корсаров: "Это были проделки морского черта!" Оттуда, кстати, и прозвище "Сид". Человек, открывший Антона для нашего ведомства, взял это слово из заголовка одной из газетных статей, в память о том случае. Дальнейшее не столь интересно. Наутро пришло распоряжение начальника пароходства. "Руза" проследовала в устье реки Рона, в маленький порт Руан. Был заказан экскурсионный автобус. На нем наши люди выехали в Париж, и далее, самолетом, — в Москву. Антон закончил учебу. Работал по специальности. В дальнейшем его уникальные возможности неоднократно использовались в интересах страны. Но штатным сотрудником отдела, который его курировал, он так и не стал.
