Хрен знат-2

Глава 1. "Кожаный мяч"

На 16 июня не выпало памятных дат и профессиональных праздников. Будничный серый лист, коих много в календаре. Там где дата — шахматная задача, с другой стороны — крохотная заметка из рубрики "Это интересно" о склеивании спутников. Я так часто туда смотрел, что выучил наизусть:

"В настоящее время, органическими клеями из смесей различных смол соединяются многие сплавы. Специалисты считают, что в принципе можно склеивать любые металлы, в том числе титан, нержавеющую сталь и все без исключения неметаллические предметы. Такие соединения применяются в самолёто и ракетостроении. На поверхность спутника связи "Курьер -1В" было наклеено около 20000 солнечных элементов. Такая конструкция имеет наименьший вес. Не исключено, что склеивание будет широко применяться и при сборке частей космических орбитальных станций".

Ох, как бы я удивился, если б прочёл нечто подобное в прошлом своём существовании. Столярный клей дед варил сам, в кастрюле с битой эмалью, канцелярский стоял на моём столе. Тюбик "БФ-2" я ещё в руках не держал, с эпоксидной смолой впервые столкнусь в мореходке. А тут натуральный космос!

Заветный листок согнут наискосок, чтоб выделяться в толще календаря. Но сколько бы дней ни прошло, мне всё равно казалось, что до возвращения мамки ещё далеко.

Потом как-то вдруг время понеслось вскачь. Мы с дедом опрыскивали виноград, когда вдоль двора, со стороны смолы, прошли пацаны с Луговой улицы. Было их трое, не сказать, что кодлом нагрянули. И видно по рожам, что мирный у них настрой. Сами побаиваются.

Сашку Полуяна я знал. Формально, он наш, железнодорожный. Только живёт хрен те где, у самого переезда. Ему к луговым ближе ходить, поэтому мы его предателем не считаем — сами бываем на том краю не чаще чем раз в месяц, когда ходим в лавку за керосином. А ещё потому, что старший его брат дружит с нашими взрослыми пацанами.

Качаю я тот насос до такой отдачи, когда зависаю на ручке. Давление в баллоне держу. И надо бы выйти, узнать, что там за дела, да у деда Степана не забалуешь! "Покуда не пошабашим, и думать не смей!"

Виноградник у нас большой. Шесть рядов по краям грядок из конца в конец огорода, не считая дикого, вьющегося. За час-полтора с перекурами всегда управлялись. Сейчас как назло: не клапан залипнет, так распылитель забьётся. Луговые уже обратно прошли, а мы только-только перевалили за половину.

После ужина к атаману наведался. Еле высвистал. Он вышел... весь из себя высокомерный, на кривой козе не подъедешь:

— Чё надо? По-быстрому сказал и свалил. Мне в эту ночь на рыбалку!

Дядька Ванька Погребняков приходится кумом директору Семсовхоза. Поэтому на прудах у Валерки бывает "зелёный свет". В такие промысловые дни он особо невыносим. Так взрослость и распирает. Ещё бы: добытчик!

Я ему по поводу Полуяна и чужаков на краю — он морщит хлебало, как от зубной боли и важно так, в нос:

— Знаю. То они до меня приходили.

— Что хоть хотели?

— Да так, ерунда...

Атаман отступил к калитке, но ещё не показал зад. Поэтому я ждал. Как оказалось, не зря. Валерка "почухал" спину о горячую железную стойку и нехотя произнёс:

— Объединяться хотят.

— Что? — возмутился я, — объединяться?! Против кого?

— Ты не понял, — ещё сильней сморщился атаман и целиком вышел на улицу. — За "Кожаный мяч" слыхал? — спросил он, сев на бревно и оттуда уже пояснил, — это такие соревнования.

— Ещё б не слыхал! — с жаром ответствовал я, и чуть не проговорился, что видел когда-то один из финалов по телевзору.

— Задумали луговые, — буркнул Валерка, проигнорировав начало моей оговорки, — команду от улицы выставить на турнир. А игроков не хватает. Поэтому и пришли. Ведь наша Железнодорожная улица тоже когда-то была Луговой.

— Да ну? — удивился я.

— Вот тебе и "да ну"! Не веришь — у деда спроси. Я маленьким был, и то помню. Ладно, бывай. С рыбалки приду, отосплюсь, обсудим, как с ними быть.

С того дня, пожалуй, и понеслось. За ночь Валерка всё хорошо обдумал. На первом же "военном совете" провозгласил: "идут луговые в баню", а мы соберём свою "команду мечты".

— На весь город прославимся, если первое место займём. Да что там, на всю страну! Финал, наверное, будет в Москве. Ты только, — он пхнул Лёху Корытько в бок, — не заводись: одного другого прошёл и мячик передавай. — И попробуйте у меня только пробздеть! — последняя фраза касалась уже всех.

Он мнил нас уже чемпионами. Так бы оно возможно и было, если б не та же проблема что и у луговых: личный состав. Если зачесть Серёгу, моего брата, который ещё не приехал, на круг выходило семь рыл. Валерка уже начал склоняться к объединению, да где-то нашёл "Пионерскую правду" с регламентом и понял что опоздал. Его "Кожаный мяч" был в позапрошлом году. Для этого он по возрасту уже не подходит.

Нет, сразу сказать: я, типа того что пас. Так он, падла, затихарился, три дня про футбол ни гу-гу. Как я понял потом, переживал. Не помню уже кто, кажется, Лёха Корытько заикнулся насчёт луговых, так Валерка спустил на него Полкана, включая подсрачник.

Обиделся Лёха и усвистал. А кто б на его месте не психанул? Сам звал, уговаривал в команду вступить. И за это за всё:

— Кому надо — тот нехай и объединяется. В моём возрасте не играют с дитями в футбол.

Посмотрел я на это на всё и сказал: "Ну, ты, Валерка и жлоб!", со всеми отсюдова вытекающими.

Ох, атаман лютовал! Слово "жлоб" где-то прочно вошло в лексикон. Но для нашей провинции было новым, потому обидным вдвойне. Закончилась экзекуция традиционной тирадой: "И баллон не забудь занести. Тот, что ты в позапрошлом году из рогатки раскокал".

Жил Полуян недалеко от вокзала. Наискосок от места, где годика через два под полотном железной дороги пророют пешеходный тоннель. Еле-еле до него достучался. Вышел Сашка хмурый и неприветливый:

— Тоже посмеяться пришёл?

— Нет, — отвечаю, — мне не до хихонек. С Валеркою, вон, поругались из-за тебя. Пришёл проситься в команду. Не сам по себе, а от имени улицы. Со мной будет пять пацанов. Или берёшь всех, или никого.

Он долго и пристально смотрел на меня, пока не поверил, что смеяться не буду. Только тогда присел на скамью, прихлопнул ладонью пространство рядом с собой и мрачно сказал:

— Смотри, а то запросто в рыло получишь. А с Валеркой ты это зря. Не будет для нас "Кожаного мяча". Ходили вчера толпой в райком комсомола. Там у них оргкомитет в седьмом кабинете...

— И чё?

— Ничё! Там нас не ждали. Длинный такой, поднял очки, спрашивает: "Кто у вас тренер-организатор?" Мы с пацанами переглянулись: "Нету, — отвечаем, — такого". Он, значит: "Как вы тогда собираетесь добираться до Армавира, на межзональный турнир?" Мне аж смешно стало. "Как и все, — говорю, — на автобусе. Будто не ездили никогда". А этот длиннобудылый: "Кто в таком случае будет нести ответственность, если кому-то из вас ногу сломают, или что-то в дороге произойдёт?" В общем, от ворот поворот...

Рассказчик замкнулся. Руки его устали жестикулировать и парно упали на чашечки сбитых колен. Видок у него был настолько несчастный, что мне захотелось его ободрить:

— Ладно, не переживай. На следующий год будешь умней.

— Ага, не переживай, — вскинулся Сашка, — таких игроков в команду набрал! Один только Коган стоит троих. А Пашка Заяц с Петькой Вороной?

Руки его машинально взлетели и стали вычерчивать в воздухе японские иероглифы. Завёлся пацан — не остановить. Еле нашёл повод перебить его, чтобы уйти...

По дороге домой я сканировал память. Искал в ней крупицы того, что хоть каким-то боком казалось "Кожаного мяча". Городок у нас небольшой. Как скажет когда-то поэт Андрюха Чабанный, "здесь в лицо знают местных умниц и по голосу дураков". А тут... ни туда, ни сюда. Слухи ходили, что наша команда выступила бездарно, что заявлены были одни, а вместо них играли другие, на год постарше, под чужими свидетельствами о рождении. То ли местные организаторы посчитали себя умнее других то ли брались за дело "на отвали".

С позиции дней грядущих, понять их можно. Если сквозь сито отборов процеживать каждый район, пусть даже по олимпийской системе, в год не уложишься. Это каждую улицу обеспечь полем, судейством и протоколом. А работать когда? Вот и набрали с бору по сосенке одних нападающих по рекомендациям физруков. Каждому хочется выглядеть не хуже других. Да что далеко ходить? И сам Полуян хорош! В команде полно "подставных"! Заяц с Вороной живут через речку, на Первой Северной. Коган вообще хрен те где — на окраине Семсовхоза. Какие ж они луговые?

* * *

Любил я, выйдя на пенсию, просто бродить по нашей Железнодорожной улице. Если есть на земле места силы, то это одно из них. Здесь сохранился рядок тополей избежавших тотальной вырубки. Когда их собратья шли под топор, они ещё были маленькими. А когда подросли, люди изобрели новую фишку: не резать деревья под корень, а тупо ополовинивать ствол. Вот, что в них, казалось бы, тех тополях? А пройдёшься туда-сюда, вроде и ноги не так уж и сильно болят. Сейчас что? Силы невпроворот. Сейчас невозможно представить, что не за горами время, когда просто вскопать огород станет почти непосильной задачей...

Мысли мои опять и опять возвращались к судьбе Когана. Вот для кого "Кожаный мяч" мог оказаться спасением. Глядишь, и приметили бы его на турнире, взяли в какую-нибудь спецшколу, воспитали, привили спортивный характер. Такого не могли не заметить. Этот худосочный пацан выкидывал такие коленца, что даже на взрослом уровне увидишь не каждый день. Я на него внимание обратил, когда ещё даже не знал, кто это такой.

В сентябре дело было. Занесло меня после уроков к старому совхозному стадиону за листьями для гербария. Училка природоведения наказала: "Кто завтра не принесёт — пара в дневник". Брожу по посадке, под ноги смотрю, самые лучшие собираю. Вдруг слышу, через дорогу: "Ба-бах!!!" Обернулся непроизвольно, а на поле, у футбольных ворот перекладина сотрясается. Ни фига себе, думаю, кто ж так зарядил?! Не иначе, тридцатилетний мужик! А там не на кого смотреть. Худой доходяга примерно моего возраста и совсем уже мелкий пузырь, чуть ли ни дошколёнок. Эконом вариант Дон Кихота и Санчо Пансы.

Меня любопытство разобрало. Не, думаю, не уйду, покуда не разберусь. Сел на пенёк вникаю. Тощий курсировал метрах в сорока от ворот. Тот, что помладше, с пендаля, по-вратарски, запускал в его сторону навесные мячи с покушением на свечу. Но не хватало сил. Доходяга отслеживал траекторию, кошачьей походкой подбирался к месту падения и, не давая мячу удариться о газон, пыряком его, с ходу "на-на!"

Бедная сфера! Что там за векторы в этот момент на неё действовали, но летела она с такой сумасшедшей силой, что в пору за штангами прятаться.

Бил тощий с разных углов и дистанций. Где мяч приземлится, оттуда и заряжал. В ворота попадал не всегда, но сами моменты ударов подгадывал безошибочно.

Как мне потом рассказали знакомые пацаны, Коган уже года три "такой ерундой страдал". На футбольное поле, как на работу. Не случайно потом, неполных шестнадцати лет, он станет главной "звездой" взрослой команды семеноводческого совхоза. Если не врут, с поляны без гола не уходил. Сам-то я видел только пару его бенефисов.

Будет это годика через четыре. Оквадратится Коган, заматереет. Гетры приспущены, футболка не выпуск. И фишка такая появится: после того как забьёт: колотит мячом в сетку пустых ворот, покуда судья не отымет. Глаза у него при том пустые, как у обкуренного. Я это хорошо рассмотрел. Мы с Жохом как раз за сеткой сидели, метрах в пяти от него.

Ладно, футбол. Он по жизни говнистым стал. Испортила пацана ранняя слава. На меня как-то наехал. Выхожу из совхозного магазина, а он на моём велосипеде перед дверью круги нарезает. Чтоб я, типа того, немного за ним побегал. Фаны его, чуть поодаль, на поляне сидят с баночкой красненького. Стаканчик в ладонях лелеют, одобрительно подхихикивают.

А я злой-презлой. С куревом в городе начались перебои. Где дед всегда покупал, шаром покати. Вот он и сунул мне в зубы трояк, в руки велосипед и сказал: "Где хочешь, но чтобы добыл. На все". Знает, что я ради него горы сверну.

Нечасто мне доводилось его выручать, а тут подвернулся случай! Так что представьте моё настроение. Где только меня не носило! Все магазины с ларьками перешерстил — нигде не нашёл даже пачки махорки. Последняя надежда на Семсовхоз — и здесь тоже йок. Собрался уже ехать за город, по хуторским сельмагам, а тут "суперзвезда" со своими дебильными шутками.

— Слазь, — говорю, — а то упадёшь, ударишься головой, остатки ума растеряешь.

Не ждал он возникновений с моей стороны. Думал, гордиться буду тем, что сам Коган на дедов велосипед глаз положил...

Что было потом, уже не скажу. Давно дело было. А память такая штука: место, где мы стояли, хоть сейчас покажу, а слова нематериальны. Помню только, что ушёл я небитым, но гадостей мы друг другу много наговорили. И кажется, в словесной баталии Коган меня перещеголял. Почему кажется? Пас я его, оттырить хотел. Один на один, без свидетелей. Пацаны из совхоза через железку к центру ходили. На танцплощадку, или в кино, "Фантомаса" смотреть. Каждый вечер выходил на охоту.

Потом появились другие обиды, а эта ушла на второй план. С весенним призывом, Когана загребли в армию. Через год с небольшим вернули назад, упакованным в цинковый гроб. По официальной версии, у него на учениях парашют не раскрылся. Только кажется мне, виною тому наносные замашки суперзвезды. В суровых условиях, такие как он, не выживают.

А память не умерла. Долго ещё на футбольном поле я слышал примерно такой диалог:

— Что ж ты момент запорол?

— Э, брат, такие голы только Коган умел забивать...

* * *

Закончилась футбольная эпопея, и наш календарь похудел. Настолько, что дед начал задумываться: успеем ли закончить ремонт? Стены и потолки взрослые побелили сами. "Обошлись без сопливых". Да я б на их месте так же сказал. Куда мне с таким ростом? А вот покраску окон и пола в парадной большой комнате мне удалось выгавкать. Верней, так сложилось, что кроме меня некому. Бабушка потянула руку в запястье, а дед собрался с вениками на рынок. Пополнять семейный бюджет. Сегодня пятница. Какой-никакой, а базарный день. Не суббота конечно, но может, хоть что-то удастся продать. Перед уходом напомнил:

— Смотри, чтоб тебе самому не было стыдно...

Для моряков это пыль — четыре окошка и двадцать квадратных метров ровной поверхности. Когда-то за час я радиорубку покрасил. Как говорится, "от рог до копыт": подволок, палубу, переборки, включая труднодоступные ниши за передатчиком. Не по работе, не на спор, просто устал ждать, когда у матросов руки дойдут до моего хозяйства. С утра подошёл к боцману:

— Выдай мне кисточку, грунтовку, эмаль...

— Зачем тебе?

— Красить.

— А колер?

— Сам подберу.

Сунул он мне ключи от кандейки:

— Ну, иди, подбирай!

И усмехнулся. Думал, не хватит у меня голове извилин, чтобы салатную краску на четверть разбавить белилами. Заходил он потом в радиорубку, как лицо, ответственное за общий ремонт помещений. Любопытствовал, как тут "переводят добро на говно". Хвалить не хвалил, но поинтересовался:

— Скоренько ты. Откуда талант?

— От деда. С детства ещё...

Он, правда, сегодня с утра учил меня этому ремеслу. Вскрыл жестяную банку с масляными белилами и тщательно перемешал содержимое.

— Смотри и запоминай. Краску нужно втирать, а не просто размазывать по поверхности. Вот так... сверху вниз, или слева направо. Чтобы не было у тебя "тут густо, а там пусто"...

— Да понял я, понял! — Ох, не терпелось мне взяться за дело. Показать на что я способен.

— Ну, добре!

Дед не стоял над душой. Загрузил на велосипед пару охапок, связанных бечевой, взял денег на чебурек, сел да поехал. Сказал на прощание бабушке:

— День не базарный, поэтому как пойдёть. Стоять буду до последнего. К обеду не жди...

С утра, как всегда по пятницам, шла радиопередача "Взрослым о детях. Беседы о воспитании в коллективе". Мудрая женщина проталкивала в эфир прописные библейские истины, которые известны давно. Мы все выходили из школы идейно подкованными. Но быстро теряли веру, столкнувшись со взрослой действительностью, где нужно не "быть", а "казаться". В школах не назначают лучших. Ими становятся по заслугам. Было б так на каждом участке, мы бы жили в честной стране, где не лезут к кормушке по головам, не подсиживают, не врут.

Часом дело не обошлось. В голове все алгоритмы, а руки под эту работу ещё не заточены. И кисточка, чёрт бы её подрал, жестковата. Не фабричный флейц, а домашняя самоделка, сработанная дедом Иваном из хвоста лошади Лыски. Пока приноравливался, несколько раз мазнул по стеклу. Нет, думаю, быстротой деда не удивишь. Сдохну, а сделаю так, чтобы ни мне, ни ему не было стыдно. Надо ж когда-то завязывать с этим ремонтом. Последние пару ночей я спал в половине Ивана Прокопьевича, а мои старики на топчане под виноградником. Хорошо хоть дождя не было!

Я докрашивал второе окно, и вдруг... "Друзья потеснитесь немного — торжественный час настаёт. Своей интересной, чудесной дорогой к нам новая книга идёт..."

Будто свежий ветерок по душе. Давно я не слышал эту мелодию и голос Николая Литвинова. На первых аккордах откладывал учебник и авторучку, замирал в ожидании волшебства. И оно началось. Звучала глава из недавно вышедшей повести Владислава Крапивина "Оруженосец Кашка" о турнире рыцарей лучников в пионерском лагере Подмосковья.

По мере повествования, я невольно проникал в этот мир, пронизанный лёгкой грустью и щемящею ностальгией. Действие завораживало, рождало ассоциации, будило воспоминания. Мне ли не помнить, не понимать, каков он, вкус одиночества? В детском лагере "Чайка", принадлежащем по моему военно-морскому училищу, хлебал эту горечь сполна.

Был я тогда в возрасте оруженосца Кашки. Восемь лет и четыре месяца. Везли нас туда на служебном "бобике". Ещё по дороге мамка сказала брату и мне:

— С этой минуты я для вас только Надежда Степановна — заместитель начальника лагеря по воспитанию. Меня называйте по имени-отчеству, без всякой там, фамильярности. Будьте как все.

Серёге того и надо. Он с детства коммуникабельный. Быстро со всеми перезнакомился. В соседнем отряде нашёл очередную зазнобу. Это ему раз плюнуть, мальчишка красивый, в мать. Только для младшего брата времени не нашёл. Нет, вру. Разыскал меня как-то. На шахматной доске показал, как ходят фигуры. Для лучшего усвоения, влепил мне подряд шесть "детских" матов, погыгыкал в своё удовольствие да отпустил восвояси.

И остался я как разведчик в тылу врага. С мыслями наедине. На общих мероприятиях замыкающим. Отрядную песню разучивали — я только рот в такт раскрывал. Купаться ходили на Воробьиное озеро — следом за всеми в воду не прыгал, в сторонке стоял. Боялся что засмеют, если увидят, что я не умею плавать.

Бука короче. Я и в своём первом "б" за год не со всеми перезнакомился. Руку вверх не тянул наперегонки. С соседом по парте общался посредством локтя, когда на его территорию посягну. А тут просто море неведомых рож!

Посовещались ребята из младшего двенадцатого отряда, и так про меня решили: "Вот тумбочка. Стоит в изголовье кровати и пусть стоит. И это — то ж самое. Только с ушами и ходит". Обращались ко мне коротко: "Эй!" В драку не лезли. Пробовал сначала один, да не очень-то получилось. Толкнул пузом в дверях, да сам же потом отступил. На полголовы длиннее меня, а по глазам видно — струхнул. Но громогласно сказал, что не хочет связываться. А не была б моя мамка заместителем начальника лагеря, он бы мне показал!

Понял наверно, что я хоть и мебель с ушами, а постоять за себя могу. У нас ведь, со старшим братом даже настольные игры заканчивались "боями без правил". Он страсть как не любит проигрывать! Если дело к тому идёт, начинает менять правила. Взять ту же ходилку "С утра до вечера"... Ну. ту, помните?

"Ты пришел, шумишь, поешь,

Брату думать не даешь.

Ты мешаешь человеку,

Он ушел в библиотеку,

И пока твой брат дойдет,

Ты пропустишь целый ход!"

Вот в ней. Мне, к примеру, до финиша шаг, а Серёгина фишка торчит где-то посередине. Брату вообще тот раз не фартило: то лифт до "десятки" опустит, то вниз по периллам слетит. Вот и злобствовал:

— Что зубы скалишь? Ходи!

Ну, выбросил я наугад. Пятёрочка выпала.

— Всё, — говорю, — победил, с тебя шалабан.

А эта скотина:

— Не-ет! Чтоб выиграть, нужна единица, чтоб под расчёт, а у тебя пять. Значит, делаешь ход вперёд, и четыре назад.

Я ему:

— Стоп! Ты ж у меня вчера точно так же выигрывал.

— Вчера я не знал, что такое правило есть.

— Брехло!

— Что ты сказал?! — и затрещину мне "ты-дымс"!

Я, в свою очередь, хватаю, что под руку подвернётся, и с рёвом вперёд! Один раз схватил ложку из алюминия, лёгенькую на вес. Ударил вполсилы,

по заднице угодил. Вдруг, к моему удивлению, Серёга заойойокал, упал на кровать — и в слёзы. А я ещё громче реву. Ему больно, мне жалко. Родной ведь, братан. А тот отлежался, очухался, да всыпал мне пендалей от души. Я и не сопротивлялся. Чувствовал, что сам виноват. Синячара был иссиня-чёрным, размером с яйцо. А врезал бы в полную силу?