Главная цель

Тем неожиданней стало для нее странное чувство в груди. Теплая волна словно торнадо прошла по всему телу, заполнив каждую клеточку теплотой и чувством умиротворения. Обладательницу фиолетово-серых глаз на долгую секунду ослепило ярчайшая вспышка.

И схлынула, оставив лишь воспоминания некой силы, что мягко ее обняла за все тело и.... так же мягко оставила. Произошла кардинальная смена настроения.

Недопитая бутыль от судорожного движения улетела вниз, разбрызгивая во все стороны свое содержимое. И, благополучно миновав все встречные балки, мелкой мокрой крошкой разлетелась на только вчера поставленной плите перекрытия.

— Что? Сильный Аш-аш-шикаби? Но где? Как? Откуда он здесь? — после пары минут ступора девушка наконец прислушалась к своим ощущениям, и поняла — она знает, что он в городе. Но вот где именно он находился — оставалось загадкой. А загадки надо решать, и чем быстрее, тем лучше будет для нее же.

— — — — — — — — — —

Цукиеми мало чего любила в этой жизни. И еще меньше кого либо. Таковых персон за редчайшим исключением практически не было, но было ооооооочень много тех, кого она всем сердцем ненавидела. И номером один в этом списке нелюбви были — они. Презренные червяки и обезьяны, имя которым — ашикаби, эти.... эти..... слизни. Цукиеми и на людей смотрела как на слабых, недоразвитых, хрупких существ, которые разве что могли есть, спать и бесцельно жить. А уж ашикаби — эти низшие формы жизни, по какому праву они вообще могут распоряжаться секирей?! Да они просто мерзавцы, которых нужно не то что подпускать к себе, а гнать от себя, бить всеми способами. Ух если бы хоть один из них попал бы к ней, целым и невредимым точно не ушел, даже живьем и то с натяжкой, если ей, или не дай бог ему (сама мысль о мужчине-ашикаби была кощунством) захочется ее окрылить.

— Когда я найду своего ашикаби, я просто убью его. Да. Просто убью. Эти мерзкие существа никогда не посмеют осквернить меня! Даже прикосновением! — дыхание ветра и молчание крыш стали ей ответом.

На почетном втором месте по нелюбви после ашикаби стоял этот чертов Хомура... Этот огневик попадаясь ей на глаза в который раз выводит ее из себя! "Найди своего ашикаби, найди своего ашикаби!". Проклятье! А ведь у самого то этого проклятого ашикаби нет, а ей талдычит все одно и тоже. Как этот засранец в маске не поймет, что она не хочет иметь ничего общего с этими.... животными!

Ветер аккуратно обдувал ее, поигрывая с кончиками ее пшеничных волос и нежно касаясь искажённых от неприятных мыслей черт лица. Внизу жил своей повседневной жизнью город, громкий, шумный, и безразличный. К секирей, к ашикаби, к людям, ко всем.

Цукиеми недовольно остановившись начала лениво рассматривать этот копошащийся муравейник. Но в следующий миг ее без предупреждения накрыло стремительной волной что-то безразмерно теплое подарившее девушке ощущение силы, которая защищает и опекает человека от невзгод и опасностей, заставляет его идти вперед. Эта волна прошла, чтобы схлынуть спустя мгновение после появления оставив гнетущее ощущение тоски и потери чего-то родного и близкого.

Секирей знала, что означает это чувство. Она знала — но не понимала, почему случился такой резкий и почти сразу же потухший всплеск. Но это было для нее уже не важно. Важно было то, что теперь у нее появилась цель.

— Я убью тебя, Ашикаби! УБЬЮ! Кто ты, и где бы ты ни был, я найду тебя!

— — — — — — — — — —

Женщине одиноко сидевшей на кушетке было плохо, очень плохо, ее просто корежило и разрывало от глухой ноющей боли. Боль стальным стержнем прокатывалась по всему ее телу, даруя ощущение будто тысячи игл одновременно впились в молодое тело и раскачивались в такт биения ее сердца. Женщине приходилось терпеть и она терпела, окаменело сидя на и улыбаться в никуда. Но улыбка была настолько фальшивой и безжизненной что даже самой женщине было это понятно. Ее глаза метнулись на висевшие дорогие настенные часы — ох как медленно идет время, скорее ползет против своей воли.

Боль не сдается, не ослабевает, а мелко долбит нервную систему.

'Ну как, тебе же больно, скажи об этом, крикни, облегчи сои страдания, выплесни их, ну пожалуйста'. Женщина закрыв глаза, принялась мысленно отмахиваться от настойчивых мыслей как от назойливых мух. Но мысли лезли, боль беспощадно терзала внутренности... а перед глазами пусть и закрытыми, стали появляться призрачные лица. Мужские и женские, пожилые и молодые, красивые и не очень они мелькали, стремительно отпечатываясь и надолго пропадая в глубинах разума. И они все кричали, бесшумно кричали, корчили рожи и извивались, напоминая ей что они, да-да они еще вернутся и она все-таки закричит от боли и будет извиваться вместе с ними. И помнить об этом, крепко все помнить эту боль до самой черточки.

И как только исчезло последнее лицо, пришло.... нет не облегчение. Словно учуяв что назревает пробел в ожидании когда же все закончится, как по команде стали размеренно чередоваться события всей ее жизни, напоминая о сделанном и прожитом и показывая их изнанку, то, что никто и никогда не хочет вспоминать.

Женщина продолжала улыбаться.

Затем она, не издавая звука бесшумно выпрямилась и начала расхаживать по просторной комнате. Ни единого звука, ступая быстро и грациозно как хищница, она терпеливо ждала пока утихнет боль. Сейчас проронить хоть слово, это все-равно что расписаться в своем бессилии. Бессилии. Женщина остановилась и не мигая посмотрела в окно. 'Воздух стал слишком спертый' подумала она и зябко передернув плечиками распахнула окно— не помогло ни на йоту. Снова заныло в груди, и в голове, в руках, везде, и боль не отступала. Женщина ждала. Лекарства — они не помогут, она почему то знала это абсолютно точно.

Постепенно нарождалось именно то чувство, которое обычно именуют страх. Страх от боли и неизвестности. Капля за каплей, он накапливался в душе у женщины, и уж его-то так просто не заткнёшь, не отмахнешься, не перетерпишь и не переждешь — ему нужен выход.

Маска начала постепенно сползать, и лицо уже стало искажаться в причудливой гримасе. Еще немного, еще несколько секунд, и....

Внезапно раздавшийся звук приближающейся машины чудесным образом совпал с моментом, когда боль постепенным начала угасать. Женщина быстро привела себя в норму — скоро придет ашикаби, которого она ненавидит и предложит ей очередную миссию.

Боль — она и раньше иногда заглядывала к ней на огонек, но никогда так сильно не жгла ей тело, да что там тело, это терпимо. Она всегда умудрялась погасить ее, даже иногда посмеяться над ней похвалив себя. Однако боль еще никогда не была настолько прямолинейно-долбящей и выворачивающе ноющей.

Разум путано начал рыться в памяти в поисках ответа на поставленный вопрос, но боль опять все прервала заставив горло торопливо глотнуть воздуха.

Боль это страх, страх это бессилие, бессилие это слабость. Страх!— и ни ашикаби, ни другие, никто никогда не должен увидеть, услышать, даже знать что ей страшно и она может быть бессильна. Никто, и никогда и она сама в первую очередь. Ее ладонь медленно сжалась в кулак. Она ждала своего ашикаби. В груди на секунду кольнуло.

Женщина снова одела на лицо улыбающуюся маску, и упруго двигаясь вымеряя каждый шаг (и не прилагая особых усилий) двинулась к выходу. А боль... над этим стоит потом подумать.

— — — — — — — — — — — —

Мусуби внутренне ликовала: наконец, нет, не так, НАКОНЕЦ ее ашикаби полностью признал ее и окрылил. Это было.... было великолепно, грандиозно, нереально, за гранью возможного, это было..... оно. Ощущение нужности ему, важности и нужности для него. Это же так важно когда ты нужен близкому человеку. Хотелось схватить ашикаби и не отпускать его от себя ни на секунду, быть с ним всегда и везде. И поскольку мысли у нее шли в унисон с действиями то руки потянулись к ставшему таким родным человеку. И нащупав со всей силы (а сил внезапно стало много) прижала к себе. Все ближе и ближе.

Ну а я, чуть отстранившийся после затяжного поцелуя и помимо спокойно переносимого тщательного утрамбовывания все ближе к ее груди, еще попутно переживал когнитивный диссонанс совместно с легким ступором — к шквалу ринувшейся ко мне маны был то морально и магически готов, но вот к непроизвольному ментальному воздействие сразу сотен с гаком существ с разным уровнем сил, мыслей и так далее на меня — это было порядочно напрягло. В один присест ощутить все эти женские мечты, помыслы и другие неудобоваримые вещи хлынувшие на меня, было тяжеловато для мозга. Что интересно — среди всего этого калейдоскопа особенно отчетливо уловил по отношению к себе два противоположных желания: желание меня обнять, обогреть и накормить, ну и второе касавшееся моей аннигиляции с последующим развеиванием пепла. И остро, как молния промелькнуло ощущение дикого, почти неконтролируемого страха, но его почти сразу же вытеснили чувство лени, сытости, недовольства... в общем все это я пропустил через свой мозг.

А меня тем временем явственно сдавливали нежные ручки моей секирей, в чем активно помогала ее выдающаяся грудь примерно пятого или шестого размера. И все бы ничего (естественно было откровенно приятно) но воздуха в легких становилось все меньше, сдавливало все сильнее, кажись сейчас непреднамеренное убийство ценного индивида из любви к нему же. Сбоку от нас стояли, вникали и не вмешивались а что я им был благодарен.

— Аааааашшшиииикааааабиииии — сааааааммммааааа!!!— растягивая слова, Мусуби продолжала радостно сдавливать меня уже в области шеи.

— Да. — сипло выдохнул используя остаток кислорода и начинаю потихоньку разжимать ее руки. Но она была на своей волне и так просто не сдавалась. Позади недоуменно на нас поглядывали начиная тревожиться, точнее Акицу начинала волноваться, Кахо же сжав кулачки просто болела за подругу.

— Аааааашшшиииикааааабиииии — сааааааммммааааа!!!— на меня продолжала давить женская сила и упорство.

Не сразу, но методом щекотки и напряжения своих ладоней разжал стальные объятья сжимавшие меня Мусуби, похлопал ее по спине. Она радостно открыла глаза и улыбнувшись... снова бросилась меня обнимать. Снова все повторилось. Но наконец окончательно избежав смерти от удушья и приведя себя и Мусуби в психологическую норму взглянул на свою троицу, изгнал из памяти мягкость и запах девичьего тела, вспомнил собственно, что мы собирались делать, проверил карманы на наличие основных инструментов (очки целы, ключи от жилья на месте, нож радостно брякнул приветствуя меня) и прислушался к внутренним ощущениям.

Магическая нить ощутимо вибрировала от произошедших с ней изменений, циркуляцию маны по нити тоже лихорадило не по детски, в сторону то увеличения то сужения. Сравнив 'на глазок' все три нити своих подопечных выявил следующие результаты — две из трех нитей если брать аналогию, то были уже не нитями а полноценные 'провода' с циркулирующей в них маной: в результате окрыления, нить Мусуби примерно сравнялась в толщине с нитью Акицу и превосходила ее по перегонке потоков маны. С этим я ночью разберусь а пока надо приступать к реализации намеченного на сегодня.

И еще такой момент — в результате окрыления на раздербаненной нашими тренировками земле, аккурат под нашими ногами образовался выжженный кругляшок земельки, а весь многочисленный лед досрочно растаял (я понимаю, лето туды-сюды но не за пару минут жеж).

— Я вижу вы все готовы, поэтому так приводимся в порядок... Мусуби все-все хватит, ф-фух... — получив эти ценные указания, всей четверкой направились в сторону города перепрыгивая через ново прочерченные пахотные полосы с плескавшейся в ней водой.

На ближайшей остановки, там как ждал умеренно забитый экскурсионным автобусом. Автобус подвернулся очень в тему — и так мы были выжаты как использованные лимоны, так еще и начало припекать в районе сороковничка с гаком, засим решил обойтись без эквилибристики и прибыть в Токио нормально.

Расплатившись карточкой и рассадив своих умниц да красавиц у окна, наконец со вздохом облегчения занял причитающееся мне место возле входа-выхода. Прислушался к внутренним ощущениям, все было в норме: дыхание сбитое и разбитое, ноги после лошадиной скачки и козлиных прыжков в полном отрубе, глаза воспалились и неудержимо чесались, вся шкура из-за влияния демонического ядра внутренне горела напоминая нервной системе о активно вертящейся на языке нецензурщине. Задумчиво шмыгнул барахлившим носом — тот пребывал в перманентном режиме 'только дышать', с улавливанием и распознаванием посторонних запахов было все туго, то есть они почти не ощущались. Пошевелил враз затекшими пальцами кисти... ооох, чую, что придя в хату сниму перчатки вместе с отслоившейся кожей и буду долго и упорно намазываться всякими мазями и припарками собственноручного приготовления и бинтуясь как мумия. Ноют корни зубов. Чувствую себя как, как... приноровился и притерпелся вот как. Было бы все еще хуже но прошедшие деньки не дались заздря поэтому все было пока терпимо, неприятно и плечо как назло разнылось тем противным зудом, который не дает сосредоточиться на повседневных делах. Хорошо что меня окружала моя единственная отрада и смягчающее средство от боли в наличии трех экземпляров, на которых просто по человечески хотелось просто бездумно любоваться. Что-то меня потянуло в эстетическое лежебокство, нет, будучи в демоническом обличье все эти повседневные заботы и тяготы ощущались более привычно и менее напряжно.

Автобус мягко и бесшумно двигался по ровной дороге чуть убаюкивая меня и даря ощущение расслабленности, приятно жужжал кондиционер. Антураж за окном показывал привычный развитой капитализм с урбанизмом.

Моргнув, отгоняю налетевшее желание закрыть глаза и давя в зародыше зевок, сохраняю привычное непроницаемое выражение своей рожи и внимательно обшариваю взглядом окружающее меня пространство — все пока что в норме, никто никаких резких порывов и неожиданностей не проявляет, водила рулит, на нас любопытно смотрит несколько людей задерживая взгляд сначала на девушках, юбке Мусуби и на моих перчатках. Перевожу взгляд на питомиц — Кахо с Мусуби тихо (что для 88 было странно) обоюдно созерцали окрестности совместно вертя своими головками, смена обстановки, интересно же! Акицу державши меня за руку, вперилась взглядом в окно и поглядывая на меня, полностью игнорировала шепотки и взгляды бросаемые на нас пассажирами.

Медленно вдыхаю воздух полной грудью, подсознание впитывало поток информации пока разум витал где-то близко и одновременно далеко. Что-то вокруг меня неуловимо менялось в окружающем пространстве, как-то нутром чую, что меняется. Но никаких видимых и невидимых причин для беспокойств и страха не было: мана поступала по нитям в порядке, память полностью держала все проведенные тут дни, девушки спокойно сидели, автобус ехал, никто не рыпался и не дергался, нож надежно спрятан и при возникновении какой-либо ситуации был готов верно мне послужить.

Еще размышлял над тем, что из себя представляют другие ашикаби — чем похожи, как попали в 'игру' и используют свои силы, чем отличаются от меня. Ну, чем они отличаются от меня предположим это я точно знал, а вот насчет использования маны... Интересно, а существуют ли специально натасканные на розыск и тренировку секирей ашикаби которые работают на корпорацию? И снова разум натыкался на бетонную стену незнания и за неимением новой инфы принимался деятельностно анализировать, разбирая до мелочей значимые и не очень события моей новой жизни — вновь и вновь разбирал и проигрывал в уме тот бой с тем Мутцу, ну или как там его звал тот мелкарь, прикидывал достоинства (быстрота) и недостатки (требует полного сосредоточения, а воздушные потоки совместно с неопытностью так и норовят выдать мне подлянку) передвижения по секирейски, свои первые шаги в этом мире.