Я тебе верю!

-Ой, Сашок, — вскочила одна из них, заметив подошедшего сержанта, -Погоди, не уходи...

Она повернулась спиной, и достав что-то из сумки, переложила в черный целлофановый пакет.

-На, вот тебе...

Женщина слезла с дрезины и протянула пакет сержанту.

-Пасибки, — лениво проговорил тот, заглянув туда, — Медок когда будет?

-Будет, будет, — затрясла головой та, — На неделе съезжу к золовке, и будет. Благодетель ты наш...

Она погладила сержанта по предплечью и начала карабкаться обратно.

-Курбатов, выкинь этих двоих у главного хода! — крикнул сержант машинисту, указав взглядом на ребят, и ленивой походкой направился к зданию вокзала, слегка помахивая пакетом.

Толик с Геной не стали заходить внутрь — после всего происшедшего, находиться рядом с машинистами им было мерзко. Они расположились на улице позади кабины, подстелив опять выручавшее их покрывало. Машинист посмотрел сквозь мутное стекло, но ничего не сказал. Скоро дрезина тронулась. Ребята закурили и молча глядели на убегающую за краем дорогу.

Докурив сигареты почти до самого фильтра, они отбросили их и одновременно посмотрели в глаза друг другу. Взгляд Гены сделался тем самым — пристальным и суровым. Кажется, он хотел что-то сказать, но... промолчал. Промолчал и Толик.

Они только лишь крепко, до боли, сцепились пальцами.

7.

Было уже совсем поздно, когда выглянувший из кабины железнодорожник сказал им:

-Сейчас остановимся и слезайте. Станция — прямо...

Ребята потянулись и поднялись на ноги. Толик аккуратно сложил и засунул в рюкзак покрывало.

'Теперь уже до дома', — подумалось ему при этом.

Вторую половину пути они проехали, завернувшись в него с головой, поскольку изрядно замерзли, а переходить в кабину все-таки не хотелось, хотя там было уже достаточно свободного места. Дрезина часто останавливалась, подолгу стояла на станциях. Прихваченные пассажиры постепенно исчезали, сходя на некоторых из этих остановок, так что, к московскому ходу они приехали уже одни.

Спрыгнув с дрезины, они пошли в темноте по указанному железнодорожником направлению и очень скоро вышли к станции. Заблудиться было трудно: станционные пути освещались мощными лампами, и свет от них был виден издалека.

Мимо промчался пассажирский поезд, огласив пространство вокруг себя звуком мощного тифона, а навстречу ему прогремела электричка, начиная тормозить у видневшейся уже вдали платформы.

Толик почувствовал приближение чего-то привычного и близкого. Это еще была не Москва, но эти рельсы вели туда, да и сама станция, пусть была еще далекой, провинциальной и не такой большой, но уже носила на себе отпечаток времени. Сверкали яркие лампы на высоких мачтах, освещавшие голубоватым светом блестящие рельсы, светофоры мерцали из темноты разноцветными огнями, как лампочки на новогодней елке, слышались объявления по громкой связи.

Да, это еще была не Москва, но Толик уже ощущал знакомый ритм жизни.

Гена уверенно шагал рядом, и чувствовалось, что тоже рад возвращению. Хоть ему возвращаться было некуда, но рядом был Толик, и это вселяло надежду. Он не знал, что и как будет, но он верил. Он верил, что сказанные ими друг другу слова окажутся правдой. Верил, наверное, первый раз в жизни. Никому и никогда он не верил так, как верил Толику.

Вот и вокзал. В этот поздний час он был почти пустым, но после тех мест, где они побывали, показался им многолюдным, а темнота уже не выглядела зловещей. Люди были везде — на привокзальной площади, возле касс, в буфете, в зале ожидания, на платформах. Их было немного, но они были. Кто стоял, кто сидел, кто прохаживался, и невольно возникал уверенный деловой настрой, который возникает всегда, когда куда-то едешь.

Первым делом они подошли к расписанию. Поездов на Москву было много. Понятно, что, наверное, не на все были билеты, но им стало ясно — они уедут. Сядут в вагон и сойдут через три с небольшим часа на Ленинградском вокзале.

-А на что мы поедем? — спросил Толик.

Гена улыбнулся и достал паспорт. Он поддел ногтем незаметную прорезь на ребре плотной обложки, запустил туда пальцы и вытащил ту самую банковскую карточку.

-Этот тупорылый всего меня обшмонал, чуть не в жопу влез, а сюда заглянуть не догадался, — улыбнулся он.

-Теперь проблема — найти банкомат, — сказал Толик, озираясь по сторонам.

Но и эта проблема решилась. То ли время все-таки уже начало, вопреки всему ходу истории, вторгаться в провинцию, то ли начальник вокзала тут был продвинутый, но банкомат был. Был прямо в здании вокзала. Он сам попался им на глаза, призывно мигая лампочками и приветливо меняя рекламные картинки на дисплее. Гена приготовил карточку.

-Я покурю пока, — сказал Толик и вышел на улицу.

Скоро появился Гена, и по его понурому виду можно было определить, что произошло нечто непредвиденное.

-Этот пидор прочухался и заблокировал счет, — зло и отрывисто сказал он в ответ на вопросительный взгляд Толика.

-Это точно? — спросил он.

-Точно — не точно..., — раздраженно отозвался Гена и протянул ему распечатанный банкоматом чек, — Куда еще точнее!

-Выбрось карточку, — сказал Толик, прочитав и скомкав чек, — Зачем тебе нужна улика?

Гена перегнул ее пополам и зашвырнул в урну, возле которой они стояли.

-Отсюда можно на электричках доехать, — мрачно сказал он, — До Твери, а там пересесть на московскую. Пошли, посмотрим еще раз расписание.

Они вернулись в вокзал, и Гена недоуменно остановился, глядя вслед направившемуся совсем в другую сторону Толику.

-Ты куда? — догнал он его.

Толик молча продолжал идти, пока не оказался у банкомата, сыгравшего с ними такую злую шутку. Тут он развязал кроссовок на левой ноге, скинул его, залез под стельку и вытащил оттуда свою банковскую карточку.

-Ну, ты даешь, — протянул Гена.

-У меня тут, конечно, не столько, сколько было там, но до Москвы доехать хватит, а на домик с козой заработаем сами, — сказал Толик, завязывая кроссовок и подняв на Гену смеющиеся глаза.

Их взгляды встретились, и Толик заметил, как сердитые глаза Гены озаряются изнутри преданностью и нежностью. Он не знал, как сказать, чем еще, но оно тоже было, и он это чувствовал. Чувствовал и безгранично верил. И не было ночного вокзала, людей вокруг, проносящихся за окном поездов, были только эти глаза, слегка повлажневшие у обоих.

-Молодые люди, вам банкомат нужен?

Неожиданно прозвучавший вопрос вывел их из оцепенения.

-Пользуйтесь, мы потом, — ответил Толик, уступая дорогу подошедшей женщине.

Та подозрительно посмотрела на них, и подойдя к банкомату вплотную, стала запихивать карточку, закрыв по возможности его всем телом и постоянно косясь в их сторону.

-Отойдем, хватит с нас жизненных реалий, — тихо проговорил Толик, увлекая Гену в другой зал.

Они подождали, пока силуэт той женщины промелькнул в проеме, и вернулись к банкомату.

-Трех с половиной тысяч хватит?— спросил Толик, произведя операцию.

-Ты снял все деньги? — спросил Гена.

-Мы же домой едем, — как о само собой разумеющемся сказал Толик.

Они подошли к кассе.

-Нам на Москву, на ближайший, — сказал Толик сидящей за прозрачным окном кассирше.

Та окинула их оценивающим взглядом. Незажившие окончательно следы побоев на лице, грязные растрепанные волосы, хоть и подвергавшаяся дважды за эту неделю стрике, но вновь перепачканная одежда не позволяли ей отнести их к категории платежеспособных пассажиров.

-А ближайший для вас только в девять утра будет, — чуть грубовато ответила она.

-Что значит, для нас? — вежливо, но твердо поинтересовался Толик.

-А то и значит. На новгородский ничего нет, на ленинградский тоже, а Боровичи сегодня не ходит.

-А на другие питерские?

-На какие другие-то? У нас тут что, Бологое? На тридцать седьмой есть, но он фирменный. И только мягкие и СВ. Поедете на фирменном? — насмешливо спросила она.

-А сколько это будет стоить? — не сдавался Толик.

Названная кассиршей сумма поставила перед фактом, что ночь придется провести на вокзале.

-Плацкарт только на псковский. Едете? — решительно спросила она.

Похоже, ей начал надоедать этот затянувшийся диалог.

-Два до Москвы, — ответил Толик.

Кассирша защелкала клавишами.

-Можете места раньше занять, — смягчилась она, протягивая им билеты, — Он у нас почти час стоит, Сапсан пропускает.

Ребята отошли от кассы. Перспектива вокзальной ночевки не испортила им настроения. Да и что это было по сравнению с теми ночами, что достались на их долю за эту поездку? К тому же, в кармане у Толика похрустывали оставшиеся купюры, сулившие им не остаться голодными.

-Пошли в буфет, мы с тобой не жрали ничего целый день, — предложил Толик.

-Ну. Нам же с тобой медку не принесут, как тому Сане... — отозвался Гена и вдруг громко и от души сказал, — Да пошли они все на х...!

И Толик не укорил его за матерное слово. Ему неожиданно самому захотелось крикнуть эту фразу во весь голос, на весь полусонный вокзал. Ему показалось, что он вырвался из каких-то опутывающих его невидимыми нитями сетей. И не было ему больше дела до этих Саней, Тимофеев, недоумков машинистов, шпаны из райцентра и всех им подобным. Пусть они остаются тут, грабят, гнобят и убивают друг друга, сколько им влезет. С ним рядом Гена, они живы, они вместе и они едут домой!

Ребята подошли к буфетной стойке, и Толик оставил там без сожаления почти вдвое больше, чем ему обошлись билеты. Зато сейчас они сидели за почти полностью уставленным тарелками столиком. Нашлось даже горячее. Пива, правда, не было, но взамен им предложили какого-то кислого вина.

-Не Шардоне? — улыбнулся Толик, когда они, чокнувшись стаканами, отпили.

-Не суть, — ответил ему с улыбкой Гена, — Все равно классно. Мне почему-то никогда не было так классно, как сейчас, с тобой, на этом сраном вокзале.

-Мне тоже, — тряхнув головой, сказал Толик, — Давай запомним эту ночь.

Он поднял стакан, они чокнулись и залпом допили вино.

Народу в буфете было мало. В другом углу сидели два мужика, женщина с большой сумкой ела пирожки, запивая их кофе, да двое парней лет тридцати, расположившиеся, очевидно, надолго, периодически подходили за очередной порцией чая. Им, судя по всему, просто нравилось здесь сидеть больше, чем в общем зале.

Заглядывали иногда любопытные, но, покрутившись около стойки и рассмотрев витрины, уходили обратно. Зашел и еще один посетитель. Толик обратил на него внимание сразу, поскольку тот выделялся из остальных. Это был высокий мужчина с аккуратно подстриженной короткой бородой и усами, в черном длиннополом пальто и в черной вязаной шапке на голове. В руке он держал большой объемный портфель, напоминавший скорее саквояж, тоже черного цвета.

Мужчина посмотрел на часы, подошел к стойке, попросил стакан чая и сел за соседний с ребятами столик. Он подобрал распахнувшееся пальто и стал задумчиво смотреть в окно, размешивая сахар пластмассовой ложечкой. Когда он запахивался, Толик заметил промелькнувший под пальто подрясник.

Толику вдруг стало неприятно, как бывает, когда в разгар праздника ликование оказывается нарушено непрошенным вторжением чего-то напоминающего о серых буднях. В памяти возникли Тимофей с его разглагольствованиями о святой Руси, официозные заклинания иерархов и продвинутых иереев, которые ему приходилось слышать по телевидению или читать в Интернете. Толик даже слегка повернулся корпусом в другую сторону, чтобы не видеть перед собой этого человека, но стал ловить себя на мысли, что тот все время притягивает к себе его внимание.

Человек смотрел в окно, изредка подносил к губам стакан с чаем, отхлебывая глоток, иногда обводил глазами окружающих. Трудно было определить, сколько ему лет, но Толику показалось, что он еще относительно молод. Несколько раз их взгляды пересекались, но выражение лица у мужчины при этом не менялось.

Послышалось объявление о прибытии поезда, и в вокзале возникло оживление. Задвигались в разных направлениях люди, в воздухе повис шум в виде смешения шагов, шарканья, хлопков дверей, стуков и скрипов, в которых утонуло следующее объявление, касающееся электрички на Бологое.

Человек за соседним столиком чуть сощурил глаза, прислушиваясь, а потом все-таки решил переспросить, обратившись к Толику:

-Простите, вы не расслышали, что объявили про электричку?

-Электропоезд на Бологое задерживается по прибытию. Ожидаемое время опоздания — в пределах часа, — продублировал Толик.

-Спасибо, — сказал человек, — Я так и понял, но решил уточнить. В пределах часа — это, очевидно, не раньше часа.

Человек улыбнулся. Улыбка очень шла ему — лицо сделалось добрым и приветливым, а глаза обрели выражение, как будто успокаивали и убеждали, что все будет хорошо.

-А вам так срочно понадобилось в Бологое? — резко и чуть насмешливо спросил Толик.

Он изначально не собирался вступать в разговор, но то ли стакан вина на голодный желудок оказал свое действие, то ли включилось подсознательное, свойственное ему, желание подчеркнуть свою обособленность от неприятных ему людей, а разговор был начат.

-Мне не в Бологое, — спокойно ответил человек, игнорируя скрытый вызов, — Мне всего несколько остановок надо проехать в ту сторону, а вот сидеть приходится дольше.

-Это из-за Сапсанов все, — сказал Гена, — Как Сапсаны пустили, сразу такой бардак начался.

-Не только, — мягко возразил человек, — Скоростному поезду, безусловно, необходимо большое окно, но такое здесь было в порядке вещей еще до Сапсанов, к сожалению.

-А вы давно здесь ездите? — поинтересовался Толик.

-Почти десять лет уже.

-И все время ночью?

-Видишь ли, — сказал человек, придвигая свой стул ближе, однако не подсаживаясь при этом за их столик, — Я священник. Живу здесь, а мой приход почти в двадцати километрах, да еще от станции семь надо пройти пешком. Но, приходится. Там мне с семьей разместиться негде.

-Как это — негде? Нашли бы себе богатого спонсора, он бы особняк себе выстроил на халяву на церковной земле и вас бы не обидел. Денежки бы вместе отмывали — пожертвования ведь налогом не облагаются.

-Мой храм в таком месте, что вряд ли привлечет богатого спонсора, да и прихожан у меня очень мало. Есть благодетель, который помогает, но, в основном, обходимся своими силами. Худо-бедно, а один придел с Божией помощью восстановили полностью. Весь путь прошли, — лицо священника озарилось едва заметной улыбкой, — Когда-то под открытым небом молиться начинали — были, так сказать, обуреваемые, потом в притвор перешли — стали оглашенные, ну и вот, наконец — верные. Миром храм поднимали, прихожане его по праву своим считают — сейчас приеду, а они уже натопят его, вымоют...

-А нужно ли это все? Вы не задумывались? — перебил его Толик.

-Что — нужно?

-Да все, чем вы занимаетесь? Лучше бы больницу построили.

-Видишь ли, если тебе не нужно, не надо делать вывод, что никому.

Он продолжал говорить спокойно, упорно не замечая сарказма Толика.

-А кому? Говорите, что сеете разумное, доброе, вечное, а на самом деле несете всякий взор и промываете людям мозги.