Книга 1. Воздушный стрелок. Боярич

Импульс, еще один, поймать ритм... В такт шагу. Ступня касается земли, импульс в Эфире, ступня, земля, импульс. Удар-импульс... держим темп, держим. Во-от, выравниваем дыхание... еще чуть-чуть. Есть. Все, они в трансе. Получилось. Ура! Ну, и чем я хуже Гаммельнского крысолова? Правильно, я не хуже, я лучше. Тот придурок крыс водил, а за мной вон какие девчонки бегают... Сволочи, правда, но это лечится.

Постепенно, все так же используя эфирные импульсы, замедлил ход до шага и как по ниточке привел сестер во двор. А сколько удивления во взгляде охранника... Ну да, зрелище то еще. Глаза у девчонок закрыты, движения мерные, неестественно согласованные. Пугающая картинка, чего уж тут...

Отмахнувшись от высунувшегося из окна "вездехода" водителя-бодигарда, веду учениц на свой мини-полигон, уже даже не подправляя импульсами скорость и направление движения. Сами за мной идут, словно загипнотизированные. Впрочем, почему "словно"? Это и есть своего рода гипноз. Ну-у, почти...

— Сели, — подкрепляю слова соответствующим старательно контролируемым посылом в Эфире. Усаживаюсь наземь, сложив ноги "по-турецки". Есть контакт. Близняшки садятся на песок, повторяя мои движения. Так, теперь надо заставить их чуть-чуть "всплыть", и можно начинать учебу. Понеслась!

В чем проблема всех стихийников, почему их способность к оперированию Эфиром начинает развиваться по-настоящему, лишь когда они достигают своего "потолка" в управлении родной стихией? Отец Кирилла считал, что ответ на этот вопрос лежит в области чувственного восприятия одаренного. Ведь что такое стихийные техники? Это пропущенная одаренным через себя преобразованная его разумом и волей энергия все того же вездесущего Эфира. И первая сложность при создании эфирных техник возникает у одаренного от того, что его тело и разум, привыкшие преобразовывать энергию Эфира в одну из стихий, пытаются действовать тем же путем, когда это совсем не требуется. А уж когда эта привычка отягощена хоть сколько-то продолжительным доступом к так называемой "наследной" стихии, задача неизмеримо усложняется. Такая родовая склонность дает одаренному большую легкость в обращении со стихией или определенными техниками, но взамен нарабатывает чуть ли не рефлекторное преобразование Эфира в потоки силы нужной стихиальной направленности... Фух. Спасибо Николаю Георгиевичу за его любовь к долгим объяснениям и наплевательское отношение к возрасту аудитории. Ничуть не сомневаюсь, что больше половины сказанного восьмилетний Кирилл, занимавшийся под присмотром родителя, просто не понимал. Но запомнил... Впрочем, есть у меня подозрение, что и лекции свои отец читал сыну именно в расчете на такое вот автоматическое запоминание... Хм.

Вот подчинением тела и возобладанием воли над привычками и рефлексами мы сейчас и занимаемся. Способность к оперированию техниками у сестер перекрыта, но это не значит, что они не могут пропускать Эфир через себя. Я же проконтролирую, чтобы, вбирая энергию, они выплескивали не стихийные потоки, которые будут обязательно сорваны подавителями, а все тот же Эфир. В трансе проделать такой фокус куда проще, чем сходу добиться осознанного контроля над течением энергии. Отец, помнится, именно так Кирилла и учил, когда ему надоело, что тот вместо ровного потока Эфира выдает то легкие порывы ветра, то облачка пара. И ведь сработало. Разум, привыкший в трансе абстрагироваться от текущей через тело энергии, в конце концов перестал пытаться сходу преобразовывать ее в стихии. Да и в моих "прежних" воспоминаниях транс был действенной частью обучения новичков, правда, тогда у нас не было таких проблем с неосознанным преобразованием энергии, собственно, как не было и всех этих стихийных заморочек. Но цель обучения была той же: я старался "сроднить" своих учеников с прививаемыми умениями. Так и тут. Надо? Выдал стихийную технику. Нет? И через тело течет ровный поток Эфира. Как-то так.

Два часа спустя вывожу девчонок из транса, и они тут же заваливаются друг на друга. Ну, тут уж ничего странного. Вымотались они сегодня до предела. Ладно, в первый раз всегда трудно. Это я по себе помню, да и кое-кто из моих учеников мог бы подтвердить. Из тех, у кого был дар и кому я достаточно доверял, чтобы обучать "несуществующим штукам" вроде отвода глаз и прочего "мракобесия".

— Пруд за вашими спинами, халаты на веранде. У вас есть четверть часа, чтобы привести себя в порядок. Следующее занятие в понедельник. Всего хорошего. — И, пока близняшки хлопают глазами, я, стараясь держать спину прямо, поднимаюсь с песчаного покрытия площадки и, засунув руки в карманы, чтобы скрыть дрожь, ухожу в дом.

Запершись в доме, я доплелся до ванны, наскоро принял душ и, не обращая никакого внимания на тарабанящих в двери сестер, кое-как перебрался в спальню и, рухнув на постель, с наслаждением зевнув, отрубился. Не только ученикам тяжело дается первый урок.

С другой стороны, спать я лег совершенно довольным. Ощущение любимого дела в руках, казалось, давно и прочно забытое, потерянное навсегда еще Там, вернулось с новой силой, подарив ни с чем не сравнимое чувство правильности... Такого подъема я не испытывал очень давно, фактически с тех самых пор, как меня отправили в отставку, отобрав работу и... пожалуй, самый смысл моей жизни Там.

Проснувшись следующим утром, отдохнувший и довольный жизнью, я принял душ и, с сожалением покосившись на измятые брюки и посеревшую сорочку, которые вчера не успел сменить перед тренировкой, полез в шкаф за чистой одеждой.

Вот, кстати, надо будет присмотреться, насколько жесткие правила в гимназии насчет формы... Черт с ним с френчем и сорочкой, но вместо брюк я бы предпочел джинсы... они все-таки куда удобнее в ежедневной носке, чем этот официоз, да и черт его знает, не придется ли мне повторять вчерашний бег и прочие экзерсисы. Не хотелось бы, чтобы в самый неподходящий момент брюки просто треснули по шву. Приеду в школу — обязательно провентилирую этот вопрос...

Сделав зарубку в памяти и приготовив одежду на выход, я нацепил шорты и, не обуваясь, отправился на свой "полигон". Пропускать утренний комплекс — последнее дело, так что следующие полтора часа у меня ушли на тренировку и медитацию.

В дом я вернулся с разыгравшимся аппетитом. Заглянул в холодильник и, обнаружив в нем все тот же одинокий пакет с брокколи, вспомнив вчерашнее шоу, отправился в чуланчик. Откинув в сторону кучу ветоши, сваленной в дальнем углу этой маленькой комнатки, я хмыкнул. Вовремя. Энергия десятка кристаллов из комплекта, купленного мною недавно в Алексеевских рядах, за сутки почти иссякла, и запитанный от кварцев воздушный пузырь еле-еле держал нужную температуру. Полюбовавшись на затейливо расписанную морозными узорами полусферу метрового диаметра, чуть искрящую в лучах света, льющегося в распахнутую дверь чулана, я осторожно отключил почти сдохшие кристаллы, и... легко хрустнув, узорчатая полусфера рассыпалась снежинками, чтобы тут же взвиться небольшим искрящимся облаком, тающим, исчезающим прямо на глазах. Красиво.

Вздохнув, я вернул продукты, спрятанные мною от сестричек, в холодильник и, сварганив себе быстрый завтрак из чая с лимоном и бутербродов с сыром, помчался в школу, радуясь, что сегодня пятница и завтра — выходной.

Школа-школа... "Лисенок" миновал въезд под моментально взлетевшим вверх шлагбаумом. Охранник сегодня был другой, но... вот что пропуск животворящий делает!

Запарковав Рыжего рядом все с тем же гигантским вездеходом, принадлежащим некоему Комарову, я сложил свои мотоциклетные причиндалы в рюкзак и тут же, не сходя с места, облачился в "уставной" френч. Вот теперь я готов к труду и обороне. Где этот булыжник науки, подать сюда, я его грызть буду!

— Кирилл! — Я покрутил головой и, заметив шагающую в мою сторону сестру, демонстративно постучал по браслету... левому. Дескать, время-время, цигель-цигель, ай-лю-лю...

Не, не понимает. Подхватила под руку и повлекла меня, несчастного, в холодные подва... а, собственно, куда это меня так вежливо тащат? И с какого перепугу?

— Стоп, Мила, — влив энергию и "вцепившись" ногами в асфальт, застыл на месте. — Куда ты меня так настойчиво ведешь?

— В класс, — неожиданно зло рявкнула кузина, тряхнув локонами.

— Хм. Понятно. Но... я как бы и сам прекрасно могу дойти. — Пожав плечами, я позволил сестре сдернуть себя с места и, перехватив инициативу, решительно двинулся вперед. — В чем дело, Мила?

— Ну... а как ты догадался, что это я? — невпопад ответила кузина. Это что, она таким образом пытается тему перевести?

— Слишком серьезная. У Линки такого умного выражения лица сроду не было, — вздохнув, пояснил я, не забывая поглядывать по сторонам... и чем больше глядел, тем больше мне не нравилось происходящее. На нас пялились. Не смотрели, нет. Именно пялились, провожая взглядами, пока мы шли через фойе, по коридорам, поднимались по лестницам... И Эфир бурлил эмоциями, разными... но чаще всего проскальзывало удивление, непонимание и... неприязнь. Хм? — Мила... а что здесь происходит?

— Ничего, — сестра отвела взгляд.

— Ну-ну... Ладно, сам разберусь, — пробурчал я.

А когда мы остановились у входа в мой класс, кузина и вовсе вогнала меня в ступор. Отпустив руку, она нервно улыбнулась, "клюнула" в щеку и, растрепав мою и без того пребывающую в хаосе прическу, проворковала что-то по поводу удачного дня и хорошей учебы. После чего развернулась и поплыла куда-то по своим старшеклассным делам. И... Что это было?!

Постаравшись сохранить невозмутимое выражение лица, я окинул беглым взглядом заполненный учащимися коридор и, вздохнув себе под нос: "Охренеть, не встать", — направился в класс.

Правда, для этого мне пришлось отодвинуть стоящего в дверном проеме Бестужева.

— Хороший ход, — с самым задумчивым выражением лица проговорил Леонид и, тут же встрепенувшись, кивнул. — Привет, Кирилл.

— Здорово, — я пожал Бестужеву руку и, окинув его настороженным взглядом, спросил: — Тебе что-то известно... об этом?

— Кхм... Скажем так. У меня есть предположения. Но они подождут до большой перемены. А пока взгляни на список факультативов. Я тут пробежался по ребятам, набрал кое-какие варианты, но есть затыки... Что-то не подходит для внеклассной работы, кое-что слишком специфично и не встретит понимания у учителей... В общем, глянь. Может, что присоветуешь?

Ой, ма-ать! Посадил себе на шею "энтузиазиста"...

* * *

Мила, шатаясь, подхватила падающую от усталости сестру под руку и, стараясь не обращать внимания на шум в голове, двинулась в указанную этим... чудовищем сторону. Шум в голове? А, это Линка что-то бормочет... Мила попыталась прислушаться, но мозг совершенно отказывался расшифровывать издаваемые ею звуки.

Добравшись до пруда, сестры кое-как стянули с себя запыленную, покрытую грязными разводами одежду и, не сговариваясь, дружно рухнули в теплую воду. Прудик оказался невелик, но на то, чтобы сестры смогли с комфортом устроиться в воде, места хватило.

Постепенно головная боль ушла, а тело перестало стонать от усталости... почти... Мила открыла глаза и тут же зажмурилась от полоснувшего по ним солнечного луча.

— О, проснулась! — Слабым, но уверенным тоном проговорила Линка и окатила сестру водой. — Выбирайся давай, пойдем этого... гипнотизера хренова пинать.

— Пинать? — вновь открывая глаза, отозвалась Мила и, выбравшись на тиковый бортик пруда, не вставая на ноги, окинула сестру изучающим взглядом. — Да, мы его сейчас отпинаем... ты на себя посмотри! Бледная, дрожишь, и... тушь потекла. Чем ты его пинать собралась? Грудью? Так не выйдет. Упругая, пружинить будет.

— Милка, ты чего! — Лина присела на корточки рядом с валяющейся на бортике сестрой и, обеспокоенно заглянув ей в глаза, попыталась пощупать лоб. Схлопотала по рукам и надулась.

— Шестнадцать лет Милка! — нахмурившись, проговорила та, даже не делая попыток подняться на ноги. — А ты дура. Не поняла еще? Это он после медблока с катушек съехал. Не знаю, откуда у него эти умения, но он же сейчас хоть тебя, хоть меня, хоть Лешку на тот свет отправить может. Гипнотизер... представь, что он вот так вот тебя загипнотизирует и под ближайший грузовик шагнуть уговорит или с крыши сигануть...

— Ну уж... это вряд ли, — неуверенно покачала головой Лина. — У меня же голова на плечах имеется.

— Ага. Что же ты тогда за ним как хвостик сегодня бегала? Или понравилось? — фыркнула Мила. — Нет? Ну, так надо было головой воспользоваться и остановиться. Хотела? Не получалось? Вот и у меня то же самое. А ты... пинать.

— Слушай, так, может, это дядькины знания у него... ну...

— Чего "ну"? — кое-как вставая на ноги и накинув на плечи протянутый сестрой халат, проворчала Мила.

— Отец говорил, что дядька Николай в эфирных техниках разбирался не хуже, чем дед в Огне и Тверди. И специализировался на менталистике... Ну, там, внушения, гипноз... — Голос Лины постепенно затих.

— Хочешь сказать, что он своему сыну в голову залез и... вот это вот все заложил? Бред, — помотала головой Мила, но, подумав, хмыкнула. — Хотя... Про дядьку я много всякого слышала.

— Ну да, — обрадовалась Лина. — А еще отец с Санычем теперь довольные ходят, словно дед обещал еще лет двести прожить и их от дел отстранил.

— А это здесь при чем? — удивилась Мила.

— Так ведь они в таком состоянии пребывают с тех пор...

— Как Кирилл эмансипировался и подписал договор о нашем обучении, — безэмоциональным тоном договорила Мила за сестру. И встрепенулась. — Ой, как мне это не нравится, ой, не нравится... Надо потолковать с... ним.

— С ума сошла? — опешила Лина. — Это же Кирилл!

— Вот именно. Внук главы рода Громовых. Наш брат... двоюродный, но брат! — резко махнула рукой Мила. — И вокруг него идет какая-то нездоровая суета.

— Да какое тебе до этого дело, а?! — взбеленилась Лина. — Пусть он хоть сдохнет, уродец мелкий! Мало тебе сегодняшнего опыта — хочешь, чтобы он и дальше из тебя куклу делал?

— Прав Кирилл. Ты — дура, — выслушав гневную филиппику сестры, заключила Мила. — Скажи мне, Малина Федоровна, чем он отличается от нас? Ну, кроме пола, разумеется. Он такой же внук боярина Громова, как ты и я. Где гарантия, что завтра такая же возня не начнется вокруг нас? Или вокруг Алексея?

— Отец не позволит... — фыркнула Лина.

— И вся разница, — тихо заметила Мила и, задумавшись на секунду, договорила вовсе почти неслышно: — Вот интересно, а если бы дядя Коля был жив, он бы такое позволил?

Они молча переглянулись, но Лина почти тут же отвела взгляд. Мила вздохнула и, не дожидаясь сестры, пошла к дому Кирилла. Да только на стук ей никто не ответил.

— А я Инке в школе намекнула, что Кирилла изгнали, — призналась Лина, когда их машина уже миновала Садовое кольцо...

Мила смерила сестру изумленным взглядом и, хлопнув себя ладонью по лицу, тихо застонала.

* * *

Сопоставляю два момента. А именно — сообщение Бестужева о гуляющих по школе слухах насчет моего изгнания и поведение Милы. Что получается в итоге? Правильно. Кузина пыталась показать всем и вся в гимназии, что слухи беспочвенны. Но есть один нюанс. Где вторая близняшка? Нету? Почему? Вопрос: какая сволочь назвиз... в смысле, насвистела, — больше не стоит. Лина заработала пару-тройку... десятков дополнительных кругов вдоль забора моей маленькой усадьбы и отдых в медблоке.