Сказка - ложь...

Пытаясь сдержаться и максимально доброжелательно донести до царевича мысль, что при любых обстоятельствах, независимо от чьих-либо предпочтений и вкусов, он сейчас в принципе не намерен рассматривать возможность ни интрижки, ни чего-то серьезного, — Кощей не заметил, как сам же себе старательно расковырял и без того не унимающуюся, основательно растравленную покойным Иваном-старшим язву... Отчего уже был более чем не рад поднятой теме.

Не знал, как бы с нее быстро и поаккуратнее свернуть, привычно прикрываясь намертво приклеившейся к губам усмешкой пополам с язвительностью. Безусловно, усердно неупоминаемый обоими тезка-родственник вознес предательство прямо-таки в ранг высокого искусства, но ведь он был не первый и не единственный, доверие к кому оборачивалось развеянными иллюзиями. А поддаваться им, к сожалению, в самом деле свойственно любому живому человеку, как бы не приходилось потом себя упрекать... Вот и сейчас отличился.

Идиот! Еще б на плече у Ванечки поплакался бы! Не говоря уж о том, что Кощей неосторожно запамятовал об уникальной Ваниной способности ставить происходящее с ног на голову, особенно если дело касалось одного конкретного чародея... И вот куда теперь его завела его откровенность?!

Вопреки надеждам, царевич Иван отнюдь не собирался проникаться пониманием, что бессмертный колдун, к тому же бесконечно уставший от всяческих страстей, поскольку именно ему они всегда выходили боком, — абсолютно не подходящий объект для пылкой юношеской влюбленности. Больше того, похоже Ванечка пришел к прямо противоположным выводам... Что и поспешил озвучить своим шокирующим предложением.

Вот и как с ним быть, с таким?! То от поцелуя шарахается, то 'на все согласен'...

Казалось бы, чего уж проще, чем пойти до конца, как грозился. Напугать, продемонстрировав во всей красе беспринципного, не шибко разборчивого злодея-растлителя, — от романтических бредней гарантированно избавляет и не такого щепетильного человека, как Ваня! И понятно, что в Ванечке-царевиче говорила скорее обычная горячность, чем что-то иное. Свойственная молодости безбашенная готовность к свершениям, подчас доходящая до абсурда... А вот поди ж ты, — задело!

Не смог. И признаться, мужчина был неприятно удивлен, насколько уязвленным себя почувствовал! До чего-то подобного он никогда не опустился бы и в более худшие дни!

А еще Кощей сильно подозревал, что несмотря на все логические рассуждения, результат его действий снова вышел бы совершенно иным. Уж очень непредсказуемым оказался царевич! И непробиваемым.

— Пожалуйста, выслушайте! Я же не хотел вас оскорбить!

'Легок на помине...' — обреченно вздохнул чародей, чувствуя, как боль начинает вгрызаться в виски и затылок.

— Я имел ввиду, что не понимаю: вы же такой... Вы необыкновенный!!! Я словами выразить не могу, насколько вы привлекательный мужчина...

— Спасибо за комплимент, я в курсе! — уже почти рявкнул доведенный до ручки всяческими объяснениями Кощей. — А еще я, мягко говоря, не обделен Силами, знаниями, и сокровищницы тоже не пустуют!!!

— Да зачем вы все время так?! — Иван тоже сорвался на крик. — Я же только хотел сказать, что если вы не против мужчины в постели, если не испытываете отвращения лично ко мне... Если дело только в том, что вы не верите, что мне ничего не нужно, кроме как быть с вами, — я докажу... Я найду как заслужить!!!

— ...

Чародей аж воздухом поперхнулся и сел, где стоял. Хорошо, хоть рядом скамья была. Попросил жалобно:

— Ваня, не надо...

Вместо ответа тот вдруг опустился у ног мужчины, прижимаясь разгоряченным лбом к лежащей на сидении ладони и бережно обнимая ее своими. Так и замер, оставляя Кощея в полной растерянности любоваться на встрепанную макушку: дообъяснялись!

— Ва-анечка-а... ты же мне сейчас Слово дал...

— Ваня-я, а ты точно царевич? — с обреченной тоской наконец вопросил Кощей, глядя куда-то вдаль поверх поросшего лесом склона. — А то я то и дело во мнении колебаться начинаю! Ты хоть соображаешь, чего творишь?..

Иван с вызовом поднял голову:

— А я не жалею!

— Да я не сомневаюсь, что ты не жалеешь! — в тон прошипел Кощей. — Правда, вот, я уже не понимаю, за кого ты меня при этом держишь: толи за королевну заколдованную, толи за дьявола какого...

— За вас самого и держу, — спокойно отозвался Иван по-прежнему не поднимаясь. — Вас ни с кем не спутаешь! Да и как мне иначе быть? Это ж не девке ленты дарить!

— Хоть на том спасибо, Ванечка! — съязвил Кощей. — Уж что-что, а ленты мне точно не к чему. Только ты забываешь, что теперь лишь мне решать, принимать вообще твое Слово али нет!

— Так что ж в том нового? — недоуменно пожал плечами молодой человек. — И без того все от вас зависело... Просто так у меня хоть единый шанс есть.

— Шанс моей игрушкой стать? — ядовито уточнил Кощей.

— Зачем вы опять! — мягко укорил Иван своего кумира. — Вас такое недостойно.

Нахмурился слегка, решительно кивнув:

— Впрочем, как и то, о чем вы говорили! Я бы по-другому смог...

Чародей обреченно откинулся к стене, с облегчением впитывая затылком ее прохладу:

— Все с тобой ясно, Ваня... — процедил с досадой сквозь зубы. Взбесился снова, едва стоило взглянуть на парня. — Ну, я тебе условия еще не назначал, чему ж ты тогда так радостно-то улыбаешься, царевич?!

Иван и в самом деле тихо улыбался одними глазами, а затем сказал прямо в потемневшие от бури зеленые очи то, на что и слов никаких не находилось:

— Вы руки до сих пор не отняли...

* * *

Уж казалось бы, сколько раз слышано, говорено, со всех сторон обсосано: слово — не воробей, вылетит — не поймаешь... А видать, и впрямь ты дурак конченный, Ванечка!

Ну, как? Вдосталь порадовался, что он тебя ни совсем блажным, ни подонком не считает, ничего худого о тебе не думает, что, попросту говоря, не воротит его от тебя?! Сладко ли теперь?

Да уж слаще любого лиха, сам ведь виноват! Очертя голову, ухватился из ямы обеими руками за настолько заманчиво замаячившую вдруг перед глазами веревочку, а она под пальцами — взяла и рассыпалась вся! Бывает...

Что, Ванечка, так разлакомился, раз смог наконец хоть недолгий миг ладонями его касаться, что голову снесло? Вот и хватит с тебя! Что и кому ты тем доказал, если лицо у него после твоих слов такое стало, что от увиденного — жить не хочется?!

Зашлось все в груди, обмерло, и отказался бы сразу, — ан поздно уже... Слово не стрела — запросто щитом не отгородишься, в сторону не отобьешь!

Из себя не выдернешь, не увернешься... Ведь ни в чем не соврал, в самом деле только рад был, покуда не поразмыслил толком и не понял, что как раз этой своей безграничной, бесшабашной и вообще-то вовсе бездумной радостью своими же руками на всем хорошем, — и что было, и что может когда-то случиться, — могильный крест ставит!

И почему понял. Да, уж Ваня, что еще сказать? Пусть и разными дорожками, зато бодро ты идешь по стопам незабвенного дядюшки, а хотелка твоя вовсе поперед тебя бежит!

Что ж, что со слова начнётся, то, словом и кончится. Так что спустя отведенный срок Иван входил в парадную залу решительно, гордо даже. Поклоны клал по-начертанному, говорил прямо, серьезно и сосредоточенно, как по-писанному:

— Царь-Кощей, я принес ответ на ваше условие. Правда, зная, что нагличаю, все-равно дерзость имею просить сначала: на меня не гневаться, а прежде до конца выслушать!

— Будь по-твоему Иван-царевич! И выслушаю, и гневаться пока не собирался, — процедил чародей на троне. — Во всяком случае, пришел ты точно в назначенное время.

— Вы правы! — тяжело кивнул Иван. — Ровно три дня и три ночи. Правда, не великая заслуга, прийти вовремя. Солнце и Луна с небосвода покуда никуда не делись.

— И то верно, — криво усмехнулся чародей.

— В пути я ни с кем даже не заговаривал, и тем более не просил о помощи...

— Признаю и это, — неохотно подтвердил Кощей.

Иван кивнул согласно: такие задачи на самотек не пускают.

— Я думал о первом условии: 'Пойти туда-не-знаю-куда' и 'принести то-не-знаю-что', — продолжил царевич. — С первой частью просто: ежели человек сам не знает куда идет, то и никому другому знать неоткуда. А со второй, рассудил я, что даже великий мудрец может все же о чем-то и не знать, мало ли чего на белом свете есть. Так что смысл явно не в том, чтобы догадаться и отыскать нечто вам неведомое. И выходит, что условие по-настоящему выполнимо в лишь одном случае: если этого 'чего-то' еще не существовало. О том, чего нет, не придумано еще, — и знать невозможно! Разве нет?

Кощей аж побелел, признавая слегка севшим голосом:

— Что ж, Ваня, в уме тебе не откажешь! Продолжай, удивляй меня и дальше: как же ты принес то, чего не было?

— Сделал, — спокойно и веско сообщил Иван, выставляя небольшую скляночку. — Специально для вас и сделал. Да, это тинктура. Она лечебная от головной и сердечной боли помогать должна, для хорошего сна способствовать. Ничего такого, но рецепт мой, и кроме меня его знать некому.

— Однако! — наконец с трудом проговорил Кощей: так челюсти свело от ярости. — Допустим! Только сам же сказал — ничего особенного. А состав я уж разобрать смогу... А-ах!

Оборвал сам себя, вскочил, не совладав с крайней досадой, — и оказался с Ваней лицом к лицу, с бессильным бешенством прожигая его глазами. До нервного зуда захотелось ударить в ответ, — наотмашь, чтобы кровью умылся... Значит, парень простой, за душой ничего не держит?! Плюнь себе в лицо, если сможешь, колдун хренов! Умник-разумник... Разбирай теперь — не разбирай, он ведь и впрямь разложил все по полочкам, что не поспоришь... Ай, да Ванечка! Подловил, сученыш!

На удивление Иван его взгляд выдержал и проговорил так же твердо:

— Зачем же? Я вам и так скажу: здесь основа — цветок майский в лунном свете собранный.

И, видно, чтобы уж совсем добить, следом выложил скромный букетик из белых с резными зубчиками цветов.

Кощей молчал. И с совершенно непередаваемым, нечитаемым вовсе выражением в шоке переводил глаза с Вани на цветы, потом на флакон, затем снова на цветы и опять на Ваню.

А тот между тем горячо и торопливо продолжил:

— Вы только не переживайте сильно! Я же понимаю, что это не совсем честно: я эту тинктуру и без того для вас сделал бы. Я лишь хотел, чтобы вы меня тоже поняли, поняли, что требовать с вас что-то у меня и мысли не возникало! Что мне действительно хочется для вас что-то сделать, но именно для вас и именно сделать, а не что-то там украсть, добыть или укротить — это же все пустое. Что я очень хочу быть с вами, но не за-ради каких-то условий! Это же неправильно и где-то подло даже... — расстроенный Иван все же отвернулся в сторону, сбившись и выпалил. — Только не так!

Кощей, не перебивая, внимательно слушал его, в самом деле зримо успокаиваясь, хотя все еще бросал несколько отстраненные взгляды то на неуместные посреди лета цветы, то на напряженно застывшего перед ним парня.

Выдохнул глубоко. Взял цветок и тут же нервно вздрагивающими пальцами положил обратно. И уже отошел было, как вдруг развернулся в своей стремительной манере, ударил как всегда метко:

— Вот как, Ванечка? — мужчина резко дернул губами, а зеленые очи вновь поплыли болотным туманом. — Так и есть, здесь твоя правда взяла!

Опять приблизился тесно, пристально вглядываясь в отчаянные синие глаза вровень. Улыбнулся в них и с кошачьей вкрадчивостью предложил:

— Тогда поцелуй меня, Ванечка! Не робей! Покажи мне, как же для тебя правильно...

Кощей безотрывно смотрел на молодого человека, теперь стоявшего к нему практически вплотную, и прекрасно видел, как тот дернулся. До малейшей черточки разобрал, как на миг исказилось от горечи его лицо, и будто от боли расширились глаза, должно быть при воспоминании о прошлом подобном предложении, однако не остановился:

— Что же ты обмер, Ваня? — безжалостно протянул чародей, насмешливо выгибая бровь. — Я серьезно! Отталкивать тебя не буду, проклинать тем более. Объясни мне делом, раз уж словами плохо получается, как ты нас вместе представляешь. Смотри, я второго шанса давать тебе не стану!

Он еще успел уловить, как у Ивана глаза вдруг стали пронзительно яркими, взгляд затвердел, а в следующее мгновение парень сделал решительный шаг, преодолевая последнее разделяющее их невеликое расстояние. Одна рука обвила чародея за плечи, вторая же потянулась к лицу, однако не коснулась его сразу, а словно бы мягко очертила по воздуху контуры и только затем опустилась у шеи, зарываясь пальцами в волосы. Иван потянулся, но не ко рту, а выше, к виску, вначале оделяя коротким, легким, почти невесомым прикосновением его. Следом так же обозначил губами кончик брови и сдвинулся еще капельку, нечаянно задев ресницы. Как бы не был напряжен Кощей, — а Иван это отчетливо чувствовал, — тот и впрямь не отпрянул, лишь отвернулся немного, тем самым невольно подставив под сыпавшиеся дождем поцелуи скулу... Надо признать, дождь этот, все более учащавшийся, обильно пройдясь уже по линии челюсти, оставался теплым и ласковым.

Оба исподтишка наблюдали друг за другом из-под ресниц, и Иван сдался первым, едва добравшись все же до плотно сомкнутых губ. Забывшись напрочь, он снова и снова приникал к ним буквально лелея: неумело, немного неловко, но с такой исступленной нежностью, трепетной бережностью, что невозможно было не отозваться! Кощей все же позволил поцелую стать вначале чуть глубже, приоткрыв губы, а потом и совсем обоюдным, изредка провоцируя встречаться у их границы уже языкам.

Да и по правде сказать, вскоре выглядело происходящее так, словно не Иван удерживает чародея, и Кощей упреждающе уперся в его плечи, а будто они цепляются друг за друга, тем не менее остановившись и замерев на настолько пронзительно звенящей ноте, будто истинно, — не двое людей из плоти и крови предавались вполне понятной утехе, а в самом деле лунное сияние купало в своем свете прозрачные лепестки зачарованного соцветия...

Мужчина все же опомнился, отстранился. Точно не в силах остановиться, Иван тут же прижался к тыльной стороне его ладони у себя на плече — сперва губами, затем щекой, спрятав лицо, — да так и замер, тяжело дыша.

И лишь спустя долгое время, беспомощно сглотнув, смог прошептать просяще:

— Пожалуйста... вы только сейчас не говорите ничего, ладно?

— Я и не собирался... — почему-то тоже шепотом отозвался Кощей, глядя невидящим взглядом поверх Ваниных кудрей и в неверии дрожащими пальцами трогая губы.

'Не одному тебе прийти в себя требуется...'

И не в том даже суть, что чужие откровенные касания вовсе не вызвали отторжения, неприятия или гнева, как-будто ничего естественнее них и быть не могло! Мало ли, память тела... Отчего бы за несколько лет где-то на самом глубинном уровне глупому телу не запомнить того, кто за тобой ухаживал, принося облегчение от страданий? Несколько неловко, однако полностью объяснимо, а Ваня все-таки его не лапал пошло, хотя вон, парня до сих пор трясет не только от волнения, но и самым прозаическим образом от возбуждения.