— Ты кажешься успешной, — отметил собеседник. Мой внимательный оценивающий взгляд он разоблачил — один из немногих, кто в состоянии был это сделать, но предпочел тактично не комментировать. — Довольна сложившейся жизнью?
— Я юрист в крупной российской фирме. Возглавляю соответствующий отдел. Встречаюсь с неплохим мужчиной и... кажется, собираюсь за него замуж?!
— Ты у меня об этом спрашиваешь? — хохотнул Сэм.
— Нет, точно нет. Просто я не дала еще ответ. И это...
— Сложно, верно?!
— Сложно, — согласилась я. — Моя нынешняя жизнь выглядит такой, какой я ее планировала изначально. С самого детства. Все понятное, предсказуемое и у меня больше не возникает ощущения того, что я не девушка, а нянька... — я запнулась на последнем слове. И перевела тему. — А ты как поживаешь?! Как кафе?
Ответить мужчине не дала появившаяся с заказом официантка Алевтина.
Под строгим взглядом начальника, блондинка судорожно сглотнула, но все-таки смогла выдавить из себя очередную улыбку. Дружелюбную, но наполненную страхом. Трясущимися руками девушка разложила приборы, расставила на столе чашки, чайник и две порции сладких слоенных улиток, после чего тихо пожелала приятного аппетита и ретировалась с молниеносной скоростью.
Я с недоумением посмотрела в лицо Сэма. Никогда не замечала в нем ничего пугающего. Безобидным обывателем, правда, Сэм тоже не был. Но на моей памяти агрессию мужчина не проявлял даже в самых неоднозначных и сложных в интерпретации ситуациях и переделках. Сэм умел держать себя руках настолько, что я с трудом могла представить себе что-то, что могло вывести его из равновесия.
— Ты на глазах у подчиненных провел жертвоприношение? — ехидно схохмила я.
— Аля... — мужчина усталым взглядом проводил удаляющуюся неестественно прямую спину официантки. — Я пожалел ее. Девочка — сирота, осталась полгода назад на улице с младшим братом. В поисках работы почти отчаялась, пока не зашла в мое кафе. Погреться. Я предложил ей место. И сдал комнату. А ее благодарность постепенно переросла в романтическое увлечение. Я не давал повода, думал, сама поймет, что все ее улыбки и томные взгляды — бессмыслены. Даже просил Божену — другую официантку, брюнетку — с ней поговорить. Но все без толку. А вчера в "Астрэйю" заявились люди Феликса. К Божене.
— Она — ведающая?!
— Да. Не знаю точно, что громилам Феликса было нужно, но их приватный разговор вскоре перерос в заламывание рук, и я вмешался. "Астрэйя" в этот момент была закрыта и персонал я отпустил, но Аля... в общем она увидела то, что ей видеть не следовало. Вот сегодня и шарахается от меня весь день. А еще твой приход... и этот столик... За прошедшие четыре года к нам никто не заглядывал. Из прежней компании, я имею в виду. И столик пустовал соответственно.
— Ты же обещал, — криво улыбнулась я, поддерживая друга.
— Ага, — отзеркалил мою улыбку Сэм. — Обещал. А персонал тем временем столько теорий выдумал, что удивляться я перестал еще на двадцатой. Самая популярная, этот столик когда-то облюбовала моя жена, — будто доказывая правдивость догадки, Сэм поднял левую руку и продемонстрировал палец с обручальным кольцом, — и в память о ней я всегда держу его зарезервированным... А тут ты.
Захочешь, нарочно не придумаешь.
Я не удержалась и расхохоталась. Искренне, легко, заразительно. Неудивительно, что Сэм подхватил мое веселье и тоже рассмеялся. Мелодично, заливисто, притягательно. Почти непростительно для мужчины.
— А в целом, — отсмеявшись, Сэм разлил по чашкам чай. Манерно, едва ли не изысканней, чем это получалось даже у Иосифа. Я почти по-доброму позавидовала. Мой столовый этикет на фоне мужчин безбожно хромал. С наслаждением вдохнув терпкий аромат чая, Сэм сделал небольшой глоток и спокойно продолжил, — кафе процветает. Местные турагенты включили его в путеводитель по "столице", как лучшее атмосферное заведение общественного питания на Главном проспекте. Мы затмили даже "Вечернюю звезду" в категории самая вкусная и свежая выпечка.
— Поздравляю, — искренне порадовалась я успехам друга. Глаза мужчины сияли гордостью, торжеством и удовлетворением.
— Андрея я не видел, — резко перевел тему Сэм. Радость улетучилась. У меня внутри все оборвалось, сердце остановилось, запнулось и нехотя, будто следуя только приказу моего разума, продолжило биться дальше. Торжество вместе с гордостью в глазах собеседника сменились серьезной обеспокоенностью. — Знаю только, что у него все неплохо. Вроде бы. Но в "Астрэйю" он больше не приходит. И на телефонные звонки не отвечает.
Я внутренне съежилась. Боль казалась нестерпимой. В памяти неожиданно всплыли отрезвляющие подробности недавнего падения. Взгляд скользнул на циферблат наручных часов.
"20:35".
На решение всех вопросов осталось двадцать пять минут.
— Сэм, — ровным голосом обратилась я, достала из сумки две папки и протянула их в руки другу. — Я вообще-то по делу. Нужна твоя консультация.
— По телефону я решил, что ты хочешь обсудить...
— Нет, — я не дала закончить. Знала, все что он хотел спросить и сказать, и боялась услышать одновременно. В конце концов, его имя до сих пор причиняло мне боль. Каждый произнесенный вслух звук, слог резал, словно по живому. Сегодняшний лимит был исчерпан. Я больше не хотела содрогаться от каждой из шести букв, а потом вновь экстренно собирать себя по кускам, чтобы понять, что дальше хочет сказать собеседник. Я не хотела больше страдать. Сегодня, по крайней мере. Хотя знала, что раунд еще не закончен.
— Взгляни, пожалуйста. И обрати особое внимание на фотографии. Меня интересуют сигиллы. Их значения и... оружие, которым они были нанесены. Любые предположения. Там также есть описание мест преступления... Может, что-то из всего покажется тебе... ну не знаю, достойным внимания?!
Сэм посмотрел на меня пристально, не мигая. Я подумала, откажется. Даже несмотря на факты, которыми снабдило меня падение. Однако всего через мгновение друг, так и не произнеся вслух ни слова, забрал папки, сдвинул в сторону свою порцию выпечки, столовые приборы и чашку с чаем, положил папки на стол и под моим настороженным взглядом открыл их. По очереди сразу обе.
Его взгляд, быстро перебегая по строчкам и страницам, будто сканировал предоставленную информацию, сопоставлял ее между собой.
Наверное, стоило закончить диалог сейчас. Ведь суть того, что мне после прочтения досье мальчиков, собирался сказать Сэм, я уже знала. Падение показало, что он соврет. И что он также поймет, что я в курсе, что он врет. И хотя я точно знала, что чтобы я ни делала сейчас, будущее, которое показало мне падение, непременно произойдет...
Даже если я встану и попытаюсь воткнуть свою вилку Сэму в грудь. Будущее, которое мне уже открыто — неизменно ни при каких условиях. Порой страшно было даже попытаться нарушать цепочку событий. Хотя когда-то давно я пробовала. Из этого не получилось ничего.
Но сегодня, сейчас я не хотела рисковать, испытывать свои личные способности и Силу. Я смирилась с тем, что не в состоянии изменить, и научилась действовать в слепых зонах — между фактами падения я была свободна в принятии решений.
Слойка в повисшем над нашим столиком молчании минут на десять показалась мне совершенно безвкусной. Хотя я помнила, насколько повар-кондитер "Астрэйи" был талантливым. В категории самая вкусная и свежая выпечка в "столице" и на сотни километров вокруг "Астрэйя" и в самом дела была лидером. Хвастовство Сэма не являлось бахвальством.
— А как же жизнь, о которой ты мечтала и которую распланировала с детства? — наконец, друг закончил чтение, поднял голову и с удивительной проницательностью, от которой становилось неловко порой даже мне, посмотрел в упор.
— Это... сложно, — кажется, в сотый раз повторила за сегодня. Припомнила, что в падении Сэм говорил, что я была обеспокоена и попыталась состроить на лице это выражение. Наверное, получилось. Однако мне на ум пришли причины моего приезда сегодня; ответы на свои вопросы в падении я так и не получила. Беспокойство реальное отразилось на моем лице. Проняло даже Сэма.
— В падении я видела подробности... — я сглотнула. — Все такое... мерзкое... И... Личность убийцы я не узнала. Но сигиллы... То, чем они были нанесены... Даже по фото с места преступления можно понять, что...
Сэм опустил взгляд к папкам, снова посмотрел сначала на одну, потом на другую. Поверх всех документов лежали фотографии убитых обнаженных, заключенных в пентаграмму из собственной крови Николая Долгова и Станислава Рыбчика.
Я заметила, как на лбу мужчины появилась испарина, жилка на шее запульсировала так, что мне показалось, будто сердце друга вот-вот вырвется из грудной клетки. Он задышал чаще, резче, сбиваясь после каждого второго выдоха. Пальцами Сэм принялся вертеть ободок обручального кольца — то перекручивая, то снимая его на половину, то надевая обратно. Жест нервозности и переполняющих его переживаний.
— Это бред... — едва слышно, пробормотал мужчина через минуту себе под нос; поднял голову и уже увереннее, справившись с собой, произнес, — ты — не права!
— Можешь прочитать эти сигиллы?
Я приготовилась к его ответу, нацепила на лицо маску максимальной деловой сосредоточенности, серьезности и хладнокровия. И все равно внутри что-то оборвалось, когда он твердо сказал:
— Нет.
— Почему?
— Никогда не сталкивался с таким... начертанием. Если сигиллы и имеют какое-то значение, то появилось оно гораздо раньше меня. Или это на самом деле — тарабарщина.
— А оружие... оружие, которым они могли быть... точнее... были нанесены?
— Существует масса вариантов кроме... очевидного. Я слышал об отварах, обращениях. Есть даже знак — сигилла, которой если ведающий клеймит оружие, оно приобретает специфические свойства. Всегда острое, смертоносное. А если добавить сигиллу повышения температуры и сигиллу алмазной твердости, думаю, по-настоящему, можно сделать аналог "раскаленного пламени"!
— Сэм.
Он отвлекся от бестолкового озвучивания вслух идей, насквозь пропитанных фальшью и паранойей, посмотрел на меня в упор и считал мое болезненное вперемешку с печалью недоверие, как строчки из открытой книги. Осознал.
— Ксана, пойми Ан... он не сотворил бы подобного. Я в это верю. Ты в это верила. Раньше. Так почему подозреваешь его сейчас?
— Прошло четыре года. Маленькая жизнь. Люди меняются.
— Не все. И не так сильно.
— Мы расстались при тяжелых обстоятельствах, — воспользовалась я последним аргументом. Хотя знала, для Сэма — это пустой звук. Старый добрый друг не был в курсе причины моего отъезда из "столицы" четыре года назад. Просто спустя полгода, после автомобильной аварии, когда я смогла держать в руках телефон самостоятельно, я написала ему сообщение. Больше не вернусь. Прости. Не жди. Все сложно.
Мужчина тяжело вздохнул, откинулся на спинку дивана и закатил глаза.
— Не понимаю.
Я перевела взгляд на часы. Рефлекторно.
"20:50".
Пора.
— Думаю, тебе стоит закрыться сегодня пораньше.
— Что? — на лице собеседника возникло удивление.
— Я знаю, что ты связался с ним. И сказал, что я приеду сегодня.
Сэм поморщился, но отрицать не стал.
— Мы созваниваемся раз в год, на самом деле. Просто чтобы убедиться, что оба еще живы. Я обещал рассказать, если узнаю о тебе что-то конкретное. Или вдруг ты появишься в моем кофе, — мужчина пожал плечами. — Только так я мог убедиться, что он не кинется сломя голову и, сметая все на своем пути, искать тебя. Только так я мог убедить его дать тебе время.
Я протянула руку, взяла стоящий рядом с сумкой на диване бумажный пакет с недавней покупкой и вывалила содержимое на стол. Большой металлический гвоздь с широкой шляпкой прокатился по столу между нами с неприятным звуком и остановился рядом с чашкой Сэма.
— Время еще не пришло.
— Без диалога у вас не получится построить нормальное будущее, — возразил друг.
— Сейчас я не уверена даже, что у нас есть это самое будущее.
— Ксана...
— Сэм, — я прервала готовые сорваться с его губ аргументы. И без дюжего ума Сэма, я знала их все наизусть. Но пропасть между нами не давала принять ни одного, не уступить, не пойти на компромисс. Даже сейчас эта пропасть — из многих факторов, на самом деле — не позволяла мне остаться. Хотя где-то в глубине сознания, я знала, что это было правильно, и даже хотела. — Сегодня мы не должны встретиться. Я прошу. Сделай, как сказала. Я знаю лучше.
Друг не ответил. Убрав гвоздь в верхний карман своей жилетки, мужчина поднялся, с грустью кивнул в знак прощания и отправился раздавать указания персоналу.
Заведение закрывалось раньше времени. Что было, кстати, не в новинку.
Падение сбывалось у меня на глазах.
Я убрала папки с досье обратно в сумку, вызвала такси и чиркнула Мише сообщение, что буду в "Вечерней звезде" минут через пятнадцать-двадцать. Получив в ответ ласковые слова, я почти до боли сжала в руки свой смартфон, после чего встала и на негнущихся ватных ногах направилась в сторону выхода.
Предательница!
Эмоции сыграли со мной злую шутку. Я не успела. Буквально на пару минут затормозив в общей толчее спешащих покинуть заведение людей, которым Сэм пообещал оплатить счет за сегодняшний ужин, если они войдут в положение и немедленно по учебной пожарной тревоге покинут заведение, выскочив наружу, я столкнулась лицом к лицу с паркующимся автомобилем.
Снежно-белая ауди.
Мне без труда удалось узнать модель. Когда-то я водила такую же.
Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, на кого именно напала ностальгическая сентиментальность.
Мое такси притормозило выше по дороге.
Я развернулась быстрее, чем на самом деле хотела. Край сознания зацепил выбежавшего на улицу без верхней одежды Сэма. Звук хлопнувшей дверцы я услышала даже сквозь грохот оживленного автомобильного движения Главного проспекта. И тихое, робкое, шепчущее:
— Ксана...
Я дернулась и побежала, не чувствуя высоких каблуков сапог, промозглой погоды, еще по-весеннему холодной вечерней температуры.
Я боялась обернуться и посмотреть, знала, что меня преследуют, хотят поймать. Была непроходимой дурой.
В такси я запрыгнула с разбега. Крикнула водителю громкое: "Гони!" и сжалась в комок, когда вслед отъезжающей машине услышала оглушительное:
— КСАНА! ОКСА-А-АНА!
Я так и не позволила себе обернуться.
Ужин с Мишей прошел как в тумане. Я односложно отвечала на вопросы, не особенно вслушиваясь в смысл сказанного, вяло ковыряла вилкой еду в тарелке и витала где-то — если и не в облаках, то настолько глубоко и далеко в своих мыслях, что случись вокруг революция, не заметила бы.
Испытывая чувство вины перед мужчиной за испорченный вечер, я в очередной раз согласилась остаться у него на ночь.
На пробежку утром в четверг я встала с совершенно пустой головой. Мой внутренний котел с эмоциями выкипел настолько, что вчерашние переживания, мысли, проблемы последних дней будто испарились сегодня, оставив после себя ржавый воняющий налет.
