Архивы Конгрегации

— Ну, попробуй, — с ноткой сомнения произнес Райзе, поднимаясь. — А я пойду пока, отправлю кого-нибудь в эту "Ляжку", может, удастся что проверить.

* * *

Когда через полчаса Говард Шварц снова переступил порог допросной, следователь третьего ранга Дитрих Ланц был холоден и спокоен, во всяком случае внешне. В душе его продолжала бушевать буря, но он упорно загонял ее в дальние закоулки рассудка, не позволяя захлестнуть себя целиком.

— Итак, — проговорил он сухо, когда подследственный был водворен на прежнее место напротив допросчиков, — повтори еще раз, только кратко, кто, где и как тебя нанял.

— Я ж уже все рассказал, господин следователь, — заныл обвиняемый. — В "Доброй ляжке" в прошлый четверг подсел ко мне этот тип, в плаще, не назвался, денег обещал...

— Как он выглядел? — оборвал его Ланц. — Рост, фигура? Худой, толстый, широкоплечий, щуплый? Оружие при себе было? Голос молодой или старый?

— Толстый! — поспешно выдал Шварц, старательно закатив глаза к потолку. — И низенький. Он когда подходил, я еще подумал, дескать, вот же колобок катится...

— Ты вспоминай, а не ври, — с явной угрозой в голосе произнес Дитрих. В том, что парень сочинял на ходу, сомнений не было ни малейших.

— Да не вру я! — показательно обиделся Шварц. — Говорю, как на духу!

— Все же мало я тебе всыпал, — проговорил Дитрих, ощущая неожиданную усталость, погребавшую под собой даже злость и ненависть к убийце его детей. — Добавь-ка ему для вразумления, — велел он, обращаясь к исполнителю.

Тяжелая плеть хлестнула поджигателя по спине, вспарывая кожу. Шварц взвыл и изогнулся всем телом. Второй удар, похоже, зацепил место ожога, и последовавший за ним истошный вопль эхом отразился под каменными сводами.

Дитрих коротким жестом остановил exsecutor"а, уже занесшего руку для третьего удара, и вперил тяжелый взгляд в допрашиваемого:

— Теперь будешь говорить правду?

— Да не помню я, как он выглядел, — чуть не плача, простонал тот. Парня била крупная дрожь, дыхание сбилось, по иссеченной спине стекали струйки крови. — Не помню... Не приглядывался я, когда он подходил, а потом он сидел. Когда встал, тоже не рассматривал... обычный такой. Невысокий, а фигуру под плащом не разобрать было. Не запомнил я.

— Теперь верю, — кивнул Ланц хмуро, с сожалением понимая, что наемник, скорее всего, действительно не запомнил, как выглядел его наниматель. — Где и когда вы условились встретиться для получения денег?

— Он сказал, сам найдет, как узнает, что дело сделано, — буркнул Шварц. — Только ему надо было, чтоб вы, майстер инквизитор, того... А вы это, выжили, и весь город про то знает. Так что заказ я, выходит, не выполнил, и искать меня он не станет. Это правда! — горячо добавил подследственный, глядя на дознавателя с неприкрытым страхом.

— Ясно.

Дитрих потер виски, скользнул взглядом по разложенному перед Райзе протоколу и коротко бросил, обернувшись к исполнителю:

— Увести. Довольно на сегодня.

* * *

— Пока это все, что удалось из него вытрясти, — подытожил Дитрих свой краткий отчет и положил перед обер-инквизитором протокол допроса. — Завтра продолжу, когда появятся сведения от агентов Густава.

Керн одарил подчиненного хмурым взглядом и углубился в изучение протокола. По мере чтения брови начальствующего сходились все ближе, в какой-то момент он резко вскинул голову и даже открыл рот, явно намереваясь разразиться длинной тирадой, но затем передумал и вернулся к записям Густава. Дочитав, обер-инквизитор шумно вздохнул и махнул рукой на табурет у стены:

— Сядь.

Ланц подчинился, не говоря ни слова.

— Что еще ты хочешь из него вытрясти, Дитрих? — спросил Керн, сворачивая листы протокола. — Он сказал все, что знал и помнил.

— Может, посидит до завтра в камере, вспомнит еще что-нибудь полезное, — пробормотал Ланц, сам не слишком-то веря собственным словам.

— Не вспомнит, — качнул головой Керн. — Разве что придумает, чтобы ты отвязался. Ты, разумеется, поймешь, что он врет, опять сорвешься... Толку не будет, не хватало еще, чтобы он околел у тебя на допросе. Кого мы тогда будем прилюдно казнить за покушение на жизнь служителя Конгрегации? Пойми, Дитрих, — продолжил Керн, не дождавшись от подчиненного ничего, кроме угрюмого молчания, — как ни прискорбно, мы не всесильны. Естественно, этот кабак мы перевернем вверх дном и встряхнем каждого, кто был там в тот вечер, но ты и сам должен понимать, что шансов найти нанимателя почти нет. Да ты это и без меня знаешь, потому и срываешься на этом подонке. Не беспокойся, он свое получит.

— А тот, кто его нанял? — глухо выговорил Дитрих. — Он заслужил не меньше этого недоноска.

— Заслужил, — тяжело проронил Керн. — И рано или поздно и ему воздастся, не в этой жизни, так в следующей.

— Только Марте от этого мало радости, — понуро проворчал Дитрих. — Да и мне тоже... Дорого бы я дал, чтобы этой мрази так же тошно было, как сейчас Марте.

— А вот это, — мягко заметил обер-инквизитор, — уже в твоих руках. Ты для того на своем месте служишь, чтобы таким, как он, воли не давать, чтобы как можно больше из них платили за свои грехи в этой жизни, а что еще важнее — успевали причинить как можно меньше зла людям. И лучшее, что ты можешь сделать — это исполнять свой долг честно и старательно. За своих детей ты, может, и не отомстишь, а чьих-то еще спасешь. Ясна моя мысль?

Дитрих молча кивнул. Он всегда работал не за страх, а за совесть, но сейчас был готов удвоить усилия, лишь бы только они приносили плоды. Вальтер прав, сыновей не вернуть, даже если бы удалось отомстить за их смерть. Пусть покарать виновника не удастся, и устрашением на будущее послужит лишь казнь Шварца, уберечь других людей от подобного горя вполне в его силах.

— А теперь ступай домой, — после недолгого молчания проговорил Керн. — С отчетом вполне справится Густав, а ты нужен Марте, что бы она тебе ни говорила сгоряча.

Дитрих поднялся, попрощался и вышел из рабочей комнаты. Вальтер был прав и здесь. Он не мог знать о его вчерашнем разговоре с женой, но бывший аббат отлично умел читать в людских душах.

Кукольник

Автор: Марина Нотт

Краткое содержание: Курт приезжает в маленький немецкий город для того, чтобы расследовать таинственное происшествие, и, как всегда, блестяще справляется со своим заданием.

Пролог

"Кто такой творец, и что такое творение? Где проходит грань между телом, которое двигается, ест, пьет и дышит, и бессмертной душой, которую не потрогать, не увидеть, но которая неизменно присутствует в каждом из нас?

Меня назовут Кукольником. И проклянут в веках за попытки найти ответ на этот вопрос. Глупцы. Я научился тому, что не умеет ни один из них — ни король, ни нищий, я научился делать людей".

I

Бывают такие города, которые не нравятся с первого взгляда. Может быть, если бы ему довелось увидеть эти места в свете солнечного дня, посреди яркого лета, впечатление было бы совсем иным, но ледяной ветер, который ухитрялся непостижимым образом задувать под полы фельдрока и пробирать до самых костей, еще и швырял в лицо крупные дождевые капли. Курт мотнул головой и надвинул капюшон поглубже.

В Кранихфельде было целых два замка и ни одного постоялого двора, это обстоятельство делало город еще менее привлекательным, потому что, с одной стороны, противостояние богатого рыцаря, выстроившего себе новое добротное оборонительное сооружение, с местным бароном, скорее всего, вносило непередаваемый колорит в местные нравы, с другой же — городок стоял в стороне от всех больших дорог и торговых путей, а это значит, что жители варились в своем соку (конечно, в переносном смысле), возможно, не первое столетие, знают друг друга как облупленных и на приезд следователя (читай, большого начальства) могут отреагировать заговором молчания, который усложнит и так непростое дело.

Курт остановился посреди площади, на которую выходили местная церквушка, кусок городского кладбища, единственный в городе кабак и крохотная ратуша, в которой, должно быть, заседали отцы города. Кабак, как и следовало ожидать, был закрыт в этот глухой час ночи, и вряд ли даже святая Инквизиция смогла бы достучаться сейчас до его обитателей.

Курт развернул лошадь, подъехал к церкви и спешился. Стучаться в высокие дубовые двери смысла не было, церковь была очевидно заперта на ночь, но дом священника, скорее всего, располагался неподалеку, и, ведя лошадь в поводу, он отправился в увлекательное путешествие вокруг святого сооружения, обходя грабли, вилы, лопаты и прочий садово-кладбищенский инвентарь, который был аккуратно сложен рядом с храмом. Почему церковное имущество ржавеет под проливным дождем, было вопросом не его компетенции.

На стук в дверь ответили не сразу, его пришлось сопроводить зычным: "Святая Инквизиция, откройте", после чего он услышал в глубине небольшого аккуратного домика быстрое шарканье босых ног по полу. Когда же дверь распахнулась, за ней оказался невысокий, тучный и пожилой человек, который уставился на Курта с недоумением:

— Ч-чем м-могу по-мочь? — в голосе священника можно было прочитать страх, но к такой реакции на свое появление Курт уже давно привык.

— Следователь первого ранга, особые полномочия, — он отработанным жестом выставил вперед Сигнум. — Нужна постель, коновязь и ужин.

Его собеседник, которого тот явно вытащил из-под одеяла, несколько секунд осознавал, что происходит и чего от него требуют, но осознав, вздрогнул и лишь затем посторонился, пропуская Гессе в дом.

— Пожалуйста, м-майстер... э... инквизитор.

II

Раннее утро не принесло городу ни красок, ни обаяния — дождь продолжал лить, хоть ветер и поутих, но серый цвет неба нависал над головой тяжелой каменной плитой.

С чего начинать данное расследование, Курт, как, впрочем, и всегда, представлял смутно. Чем его высокопреосвященство Сфорцу зацепил именно этот донос, он не предполагал. Очевидно, что нужно поговорить с родственниками Зигфрида Рауха и его жены — Марты. Еще бы неплохо было вычислить, кто именно написал донос.

Размышляя об этом всем, он вышел из дома священника и свернул не туда, куда отец Франк указал ему, объясняя, где живет семейство Раух, а пошел прямиком по дорожке, ведущей на церковное кладбище.

Здесь, среди могил, можно было поразмышлять не только о вечном, но и о том, сколько историй об оживших мертвецах он слышал сначала за свое обучение, а потом за службу в Конгрегации. Эта история отличалась от прочих лишь тем, что оживший мертвец не пытался съесть никого в городе, не докучал живым, не вставал из могилы, а преспокойно вернулся, а точнее, вернулась к себе домой и жила с мужем, как ни в чем не бывало. Как ни крути, это не обычное поведение для покойника.

Кстати, о могилах: искомая нашлась легко — кладбище было не очень большим и довольно старым, новые могилы, особенно те, которые были украшены памятниками, а не простыми надгробиями, виднелись издалека, и могилу Марты Раух можно было беспрепятственно осмотреть. Было очевидно, что ее никто не вскрывал, и тем более никто оттуда не вылезал, вряд ли даже самый неспокойный оживший мертвец смог бы приподнять памятник, не оставив никаких следов.

И еще более вряд ли милейший отец Франк опустил в могилу пустой гроб, да и свидетелей погребения, скорее всего, было немало.

III

— Святая Инквизиция, откройте, — слова были привычны, но в этом городе звучали впервые за всю его историю — с таким населением завести собственных малефиков, даже фиктивных, нужно было постараться, но жители не старались.

Дверь распахнулась почти сразу, и на пороге показался высокий статный мужчина — явно из зажиточных горожан — с тяжелым, неприятным взглядом.

— Что надо? — не слишком любезно отозвался он.

— Ответить на несколько вопросов, — вряд ли кто-то мог переплюнуть Молота Ведьм по части нелюбезных тонов. — Рихард Раух, я полагаю? Ваш сын пропал месяц назад.

— Не пропал, а сбежал, — пожал плечами Раух, не торопясь впускать следователя внутрь. — И рассказывать мне нечего. Не знаю я, куда он подался и что натворил.

— И все же придется, — Курт двинулся вперед, фактически вталкивая собеседника в прихожую.

Раух вынужденно отступил и попытался пронзить инквизитора испепеляющим взглядом, но инквизитор спокойно и уверенно прошел мимо него, оказавшись в комнате. По обстановке здесь можно было мало что сказать о хозяине дома — старая, но не добротная мебель, явно поставленная здесь когда-то "на время", но так никогда и не замененная, полки с утварью и табуретки, которые были сколочены неумелыми руками, скорее всего, самого хозяина или же соседнего лавочника, но никак не плотника.

— Ваш сын живет здесь?

— Он здесь не живет! Он уехал.

— Покажите мне его комнату, — голос Курта не допускал возражений, но Рихард замялся.

— Я... — он стушевался и отвел взгляд. — Там ничего не было... ну, такого... я не думал, что святая Инквизиция может заинтересоваться отъездом моего сына... ну, он же ничего такого не совершал.

— Ведите, — отмахнулся следователь с особыми полномочиями от неуверенности свидетеля.

Рихард вздохнул и кивнул на узенькую лестницу, притулившуюся у дальней стены.

— Только вы там ничего не найдете... вещи свои он собрал, а я там прибрался... Думал, что сдам комнату, там и выход отдельный есть на задний двор, да кому тут у нас сдавать? Приезжих-то нет...

Курт слушал внимательно, слушал и оглядывался, в комнате действительно не было ничего особенного, и тщательный осмотр не занял больше, чем десять минут, все это время хозяин дома стоял на пороге и неприязненно смотрел на следователя. Эта неприязнь плохо сочеталась с попытками оправдаться перед инквизитором:

— Он, конечно, непутевый... и глупец, каких поискать... да ничего такого не делал...

— Ваш сын служил в городской страже?

— В баронской... нету у нас городской стражи, да и от кого бы нам защищаться?.. Стену вокруг города и то не ремонтировали уже лет тридцать, через нее перебраться — раз плюнуть.

— А ваша невестка?..

— А что невестка? Умерла она в этом году. От лихорадки.

— Откуда?

— Та, сирота. Ее жена кабатчика на воспитание взяла, когда той годика четыре было. А что?.. Девка здоровая, застенчивая, ничего такого...

Последующий допрос все больше растрачивающего уверенность и неприязнь свидетеля новых особенных подробностей не выявил — да, умерла, да, любил сын ее, жили душа в душу, да, после смерти пил и буянил, что барон его из стражи попросил, а потом привел домой какую-то девку, вроде похожую, да не она это была, одета хорошо, глаза подведенные, явно гулящая, да не местная, с ней и сбежал, когда люди стали говорить, что таким в нашем тихом городке делать нечего.

Вышел из дома Рауха Курт задумчивым, с одной стороны, все было ясно — не в меру ретивые соседи, у которых в жизни происходит мало интересных событий, решили подсуетиться и обеспечить себе развлечение — сожжение неблагонадежных и наказание невиновных. Ему оставалось только написать на доносе резолюцию, собрать вещи, освободить отца Франка от своего общества и отправиться дальше. Он бы так и сделал, если бы не одно обстоятельство — отчетливо пульсирующая головная боль, которая была тем сильнее, чем дальше рассказывал Рихард Раух свою нехитрую историю.