Том 2. Сладкая волшебница Якумо-чан

— Да не спрашивала я про пароль! Мой вопрос был: что вы охраняете? — всхлипнула Май и коснулась своих трусиков.

— Тупая сука!!! — почему-то обиделся номер "1". Май-чан повысила напряжение, и голова у него лопнула, как арбуз на пляже.

В этот же момент Май погрузила палец себе между ног и вскрикнула. Бедра схлопнулись и снова разошлись в стороны. Она задрожала и осела на пол.

— Да, — выдохнула Май. — Вот так.

Аяо отвернулся, скрывая ухмылку.

4.

— Бесполезный идиот! Как же мне хочется выбить из тебя все дерьмо! — отец еще раз ткнул Такамуру лицом в мусорный бак.

Запах гнилой рыбы и недоеденных консервов был намного приятнее, чем золотистая вонь в кабинете премьер-министра, но Акинори об этом не знал.

— Я же тебе сказал: не до смерти! Не до смерти! А ты? А, выблядок?

Такамура Коске молчал.

— Вот ведь бесполезный идиот! — Акинори наградил его ударом по затылку и снова макнул в отбросы.

Наконец ему это надоело, и он отпустил Коске.

— На сегодня наш день отца закончен, — произнес Акинори. — Бывай.

Он оставил Коске валяться на тротуаре, а сам ушел.

"Жизнь тяжела," — меланхолично думал Коске.

Ему было лень вставать.

Конечно, он не имел права так лежать. Он должен найти способ избавиться от власти премьер-министра, должен найти способ проучить отца — ну, или хотя бы встать с тротуара. Но он слишком устал. Он хотел бы, чтобы небо заволокло облаками, и на него сверху пролился дождь — вот тогда станет хорошо и прохладно.

Но вечно лежать так было нельзя, поэтому Коске поднялся на ноги и поплелся куда-то по опустевшим улицам. Странно, нигде не было и следа людей. Ожидается землетрясение? Наводнение?

Коске поймал котенка, ковырявшегося в мусорном баке, и свернул ему шею. Стало немного легче.

Подумав, Такамура решил вернуться обратно в тот дом, где он жил вместе с Сакурой. В холодильнике должно быть немного еды. Есть кровать и телевизор. Идеальное место, чтобы расслабиться.

Дом был расположен в другой части города. Такамура позаимствовал машину, припаркованную прямо на тротуаре. Ее владелец спал на заднем сиденье. Такамура не стал его будить.

Он сначала ехал еле-еле, будто боясь кого-то, затем — быстрее. Спидометр замер на цифре "100". Дороги были пусты, и Такамура ничем не рисковал.

Остановившись у нужного дома, он вышел из машины и поднялся по ступеням. Владелец автомобиля так и не проснулся.

Такамура первым делом бросился в душ, где долго, с остервенением натирал себя мочалкой. Казалось, золотистая вонь въелась ему в кожу. Понадобилось почти полчаса, чтобы избавиться от нее.

Затем Такамура приготовил себе обед из найденных в холодильнике продуктов. Ничего особенного, простая домашняя пища. Усталость отодвинулась на задний план. Теперь это была не всесокрушающая, омерзительная меланхолия — а простое переутомление. Ему нужно поспать, и все пройдет.

Такамура вошел в комнату. На кровати сидела Сакура. Ее остриженная головка была безвольно опущена на грудь. Она была как неживая, только легкий шум дыхания свидетельствовал об обратном.

Такамура не особо удивился, увидев ее здесь.

— Привет, — сказал он, присаживаясь рядом. — Ты ведь тоже была под контролем?

Если честно, он сам не знал, зачем завел эту беседу. Может, ему хотелось выговориться, объяснить хоть кому-то, что он, Такамура Коске, ни в чем не виноват, что он не хотел причинять никому зла. Такамура искал понимания. И Сакура, которая, наверное, тоже слышала зов голосов — должна понять его, не так ли?

Сакура опустила и вновь подняла голову. Это, должно быть, означало "да".

— Гадкий человек господин премьер-министр, — протянул Коске. — И зачем мы ему понадобились? Только для того, чтобы повеселиться в свободное от работы время? Чувствовать себя оружием неприятно — а чувствовать себя игрушечным пистолетиком неприятнее вдвойне, Сакура-чан. Ты ведь согласна со мной?

Он осознал, что просто жалуется ей. И ему не было стыдно. Наверное.

Сакура опять кивнула.

— Он еще меня отравил твоими руками, вот ведь урод. Не понимаю, зачем? Неужели это весело? Не вижу здесь ничего веселого. Вот расстрелять человека в упор — это весело, а травить его... нет, это скучно и противно. Скажи, Сакура-чан, зачем?

— Онее-сан сказала, что так нужно, — ответила Сакура мертвым, безэмоциональным голосом.

Такамура некоторое время смотрел на нее, затем пробормотал: "Ах, онее-сан, вот как," — и пошел на кухню, где налил себе чаю.

Сакура осталась сидеть на кровати.

— Ты всегда делаешь то, что говорит онее-сан? — спросил Такамура, вернувшись в комнату.

— Да.

— И что, она часто дает тебе указания, как себя вести? — Такамура отпил немного чаю. Ему нужно было успокоиться.

— Да. Постоянно. Она всегда со мной.

— А когда ты со мной в ванне сидела, онее-сан тоже была с тобой? А когда ты член сосала, тоже?! — поразился Такамура.

Снова кивок.

— Тогда сейчас я, получается, разговариваю не с тобой, а с твоей сестрой?

— Нет, — мотнула головой Сакура. — Связь прервалась.

— Вот как?

— Я не знаю, что мне делать, — пожаловалась она. — Помоги мне.

"Любопытно, — думал Такамура. — Всю жизнь жить с чужим присутствием в голове, однако. Может, она уже привыкла, что является всего-навсего дополнением к личности своей старшей сестры? у нее нет собственной личности? Или она просто не осознает ее?"

Сакура пуста. Просто пустая человеческая оболочка, которой управляли дистанционно.

"А я? — Такамура сжал кулаки. — Я что, чем-то от нее отличаюсь?"

Премьер-министр использовал его, чтобы воплощать в жизнь свои темные желания. Для этого Такамуре Коске стерли память, дали ложные воспоминания. Встреча с Ацумори Аяо все изменила — на некоторое время Коске смог стать самим собой. Он увидел и отца, и премьер-министра, и омерзительно пахнущий золотистый туман, окутавший город. Он осознал, что он — не более чем пес на поводке.

И, ксо, это было отстойно.

"А потом они, видимо, снова подкорректируют мои воспоминания, — подумал Коске. — Чтобы я даже не помышлял о том, чтобы выйти из-под контроля. Так со временем моя личность окончательно сотрется, и я превращусь в недочеловека, живого мертвеца, вроде Сакуры. Полный отстой".

Он сам не заметил, как активировал свою способность — кружка рассыпалась у него в руках, и чай выплеснулся на пол.

— Сакура-чан, убери, — сказал Такамура.

Она вытерла пятно собственной одеждой и снова села на кровать.

Такамура наблюдал за ней. Ему пришла в голову одна мысль, но он тут же отмел ее в сторону.

— Да ну, — сказал он сам себе. — Не буду я воздействовать на собственный организм. Это опасно, а результат непредсказуемый.

Разрушить систему контроля и разорвать связь между собой и премьер-министром — вполне реальная задача. Только велик шанс при этом самоуничтожиться.

— Что мне еще сделать? — спросила Сакура.

— Откуда я знаю? — огрызнулся Такамура. — У меня идет борьба с самим собой, душевные терзания, между прочим. Воздействововать на себя или нет? Есть два варианта: либо я ничего не буду предпринимать, и жизнь моя вернется в старое русло — либо я разрушу связующее звено, и все изменится. Рассмотрим плюсы и минусы обоих позиций. Умирать я не боюсь. Скорее, я даже немного хочу этого. Значит, значит... Хм, это значит, что у второй позиции — сплошные плюсы, а у первой — одни минусы. Выходит, выбора у меня нет? Дерзать и бороться за свою свободу?

— Выбора нет, — послушно повторила за ним Сакура.

В волнении Такамура стал шагать по комнате.

— Сама Япония хочет, чтобы я восстал, — пришел он к очевидному выводу. — Кстати, на случай, если я вдруг умру, нужно и господина премьер-министра с собой прихватить. Не оставлять же его здесь, на земле? В следующей жизни мы вместе с ним реинкарнируем в тараканов и будем жить в одном чулане. Сакура-чан, иди-ка сюда.

Решение созрело у Такамуры спонтанно, под влиянием момента. Ямамото Фумио сказал, что ему понравилась Сакура. Если сейчас намекнуть ему на секс с ней... Предвкушая дефлорацию невинной девочки, премьер-министр "приникнет к экрану", и связь между ним и Такамурой Коске станет максимально крепкой. И тогда Ямамото Фумио станет уязвим для удара.

Тут Такамура вспомнил, чего он лишился, и поник духом. Теперь в трусах у него было только одно отверстие, через которое он справлял малую нужду. Что делать? Как быть? Такамура бросил взгляд на стол, покачал головой, затем полез на полку и достал оттуда ложку. Обмотав ее туалетной бумагой и хорошенько смазав кремом для рук, Такамура Коске получил готовый инструмент.

— Твой первый мужчина, Сакура-чан, познакомься с Ложкой-куном, — пропел он, торопливо раздевая девочку.

В этот же миг комната наполнилась шепотом голосов. Ямамото Фумио наблюдал за ним.

"Дрочишь небось на эту сцену," — злобно думал Такамура, снимая с Сакуры трусики. — Дрочи-дрочи, кончить все равно не успеешь".

Когда смазанная кремом ложка вошла Сакуре во влагалище, девочка даже не вскрикнула. Выражение лица у нее по-прежнему оставалось невозмутимым. По бедрам заструилась кровь, стекая на пол. Такамура ввел ложку до упора, затем чуть вытащил ее из влагалище — и снова ввел поглубже.

— Нравится, господин премьер-министр? — бормотал он лихорадочно. — Нравится? Не молчите же, господин премьер-министр, скажите только, вам нравится? А вот Сакуре-чан нравится, да, Сакура-чан?

Девочка опустила веки.

Движения Такамура стали еще быстрее. Ложка ходила туда-сюда, с хлюпанием погружаясь во влагалище. Шум голосов стал громче; связь была крепкой, очень крепкой. И Такамура решил, что хватит.

Мысленно потянувшись к Ямамото Фумио, он нанес свой удар. Те канаты, что связывали их, рассыпались в прах. Такамура видел, как они медленно, по ниточке, растворяются во тьме, перестают существовать, он видел, как порча и гниль быстро распространяются во по обе стороны, стремясь охватить все и вся. Он даже увидел, как Ямамото Фумио дернулся в своем кресле, и уже ликовал, предвкушая победу. Прижав к себе Сакуру, Такамура погрузил в нее ложку до предела.

— Нет, нет, — недовольно ответил ему премьер-министр и достал из кармана пульт. Он нажал на кнопку, и связь распалась сама собой, до того, как порча успела добраться до Ямамото Фумио.

Такамура ощутил сильную боль в животе, внутренности скрутило в спазме. Даже когда Фредерика оторвала ему член, он не испытывал подобного. Мир вокруг него задрожал, изменил цвет и стал таять.

"Ладно, я хотя бы постарался", — пронеслась в голове мысль. Впрочем, его она особо не утешила.

5.

— А правда, что под Токио расположено дополнительное метро? — спросила Май, когда они спускались на лифте. — Говорят, что все правительственные здания в городе как-то связаны с метрополитеном через разные коридоры и подземные этажи. Представляешь, Аяо-кун, мы будем первыми из простых людей, кто побывает во втором метро!

— Наверное, — Аяо не испытывал особого энтузиазма по этому поводу.

Хироко застонала и вновь пошевелилась у него на плече.

Лучше ей не видеть Май-чан в таком состоянии, подумал Аяо.

Лифт медленно, тяжело опустился на землю. Двери разъехались, и Аяо с Май-чан увидели огромное помещение, напоминавшее по масштабам стадион.

Где-то высоко терялся купол, образованный радиальными арками. Его поддерживало четыре мощных столба, облицованных мраморными плитами, отполированными, способными отражать свет. Их зеркальная поверхность скрывала тяжесть опор. С потолка лился мягкий свет, в котором словно растворялись и стены, и потолок, и столбы. Грандиозные размеры помАещения скрадывались; здесь чувствовался уют.

В самом центре расположился механизм, напоминавший гигантский телескоп. Его матовая поверхность впитывала в себя свет, поглощала его.

А к телескопу была подключена девочка в инвалидном кресле.

Ужасно худая, с сухими паучьими руками, она была одета в зеленую больничную робу. Голову закрывал шлем, от которого отходили многочисленные провода. Кожу на щеках аккуратно удалили, а в кости проделали два отверстия-разъема. Через них девочка была соединена с механизмом над ее головой.

То, что Аяо сперва принял за инвалидное кресло, оказалось неким проволочным подобием трона. Он был намертво приварен к полу; сама же девочка была, с свою очередь, прикована к своему сиденью. Осводиться самостоятельно она никак не могла.

— Аяо-кун, может, ей помочь? — предложила Май. Аяо не знал, что и сказать; неужели она в самом деле сочувствует неизвестной девочке? Вполне в духе Май-чан, конечно, но после расправы над спецназовцами Аяо не ждал от нее чего-то подобного.

Девочка, услышав незнакомые голоса, вздрогнула в своем кресле.

— Кто здесь? — спросила она тонким голосом.

— Друзья, — ответила ей Май, после чего обернулась к Аяо. — Давай убьем ее поскорее и пойдем домой.

— Вы убьете меня?! — девочка сорвалась на крик. Новоприобретенный цинизм Май-чан шокировал ее.

Аяо, не обращая внимания на них обеих, сгрузил Хироко на пол. Ему нужен был ее совет.

Получив несколько ударов по лицу, Хироко пришла в себя.

"Хватит меня бить", — пробормотала она, перехватив руку Аяо в воздухе.

Понадобилось некоторое время на то, чтобы объяснить ей ситуацию, и гораздо больше — на то, чтобы обосновать необходимость проделанного Аяо на станции. Хироко никак не желала прощать его. Жалкая парочка ударов по почкам лишила ее всякого доверия к людям.

"Хорошо, можешь потом меня на костре сжечь, — пожал плечами Аяо. — Вот только что нужно сделать с ней?"

Он показал на девочку в кресле. Май стояла рядом с ней и что-то шептала ей на ухо. Девочка замерла, боясь пошевелиться.

Хироко мгновенно забыла о произошедшем с ней самой.

"Вот и она. Я думала, мы уже не сможем до нее добраться..."

"Кто это?"

"Такамура Мию, дочь Акинори-сенсея. Способность — контролировать человеческое сознание. Отвратительное существо, ее нельзя назвать человеком. При мысли о том, что кто-то может вторгнуться в мой мозг и перекраивать мысли на свой лад, меня тошнит".

"Ты мало чем отличаешься от нее, разве нет?"

"Нет, я не такая, как она! — воскликнула Хироко. — Я же не указываю людям, как им жить и как им умереть. А Мию способна на это. Поэтому неудивительно, что отец посадил ее сюда. Он нашел способ держать ее дар под контролем. Эта штука, — она показала на телескоп, — позволяет правительству использовать дар Мию по свему усмотрению. Жмешь на нужные кнопки, и ты можешь контролировать любого человека в городе. Сама же Мию свою способность контролировать не может. Как иронично — потенциального монстра превратили в жертву".

"Вот как, значит," — Аяо задумчиво оглядел поникшую в своем кресле Мию.

"Убьем ее, и правительство лишится своего главного оружия", — неуверенно произнесла Хироко. Перспектива убивать кого-то ее пугала.

Они подошли поближе к креслу.

— Такамура Мию-чан, значит, — сказал Аяо. Девочка слепо заозиралась по сторонам в поисках нового голоса.

— Ты знаешь ее? — удивилась Май. — О, Хироко-чан. Ты в порядке?