Вопреки. Хроники Империи. Мир. (часть 1)

— Но ответь мне на один вопрос, кузен, — с легкой усмешкой продолжил гость, — вспомнили бы вы обо мне сейчас, если бы я до сих пор оставался в Рокуэре?

Это было больно. Лесион сжал пальцы:

— Лоренцо, я... мы не могли рисковать...

Лоренцо согласно кивнул.

— Я понимаю. Поэтому, повторяю, у меня нет обид. Но я, так же, не считаю себя чем-либо обязанным вам. Что было, то прошло.

— Но ты пришел сюда.

Лоренцо молчал, потягивая вино. Лесион откинул голову, его взгляд стал таким же холодным.

— Королеве известно о встрече, — он не спрашивал.

— Разумеется. Не волнуйся, я пришел один, и за мной не следят — да будет тебе известно, ее Тайную стражу возглавляю я.

— Почему? — теперь Лоренцо не казался ему ни смешным, ни жалким. Он был смертельно опасен.

— Ты не поймешь, Алессио. И еще. Я прошу тебя, как принца Ренцио — отступи...

— Вот как?

— Да так! Трона и независимости Артании тебе не видать, как своих ушей. Но ты принесешь войну, а это не то, что нужно стране.

— Тебе нравится видеть на троне Аверно?

— Представь себе. Она — настоящая королева! Так что отступи, это в твоих интересах.

— За мою голову назначена награда, — уточнил Лесион.

— Это уладить легче всего, Лес.

— Ты говоришь слишком уверенно. Уж не вздумали ли вы объединить династии, кузен, — съязвил гость.

— Как дворянин — я забуду эти слова. Как придворный, поясню — мое происхождение слишком сомнительно, даже если бы до того дошло, — внук простолюдинки и правнук бастарда не подходящая партия для королевы...

— О принцессе Альберте тоже ходили слухи...

Лоренцо неожиданно рассмеялся:

— Не надейся. Она — дочь Железного Августа на столько, насколько это вообще возможно.... Но она умеет быть милосердной, когда захочет. Прощай, кузен. Не становись у нас на пути! — бросил он напоследок.

Лесион остался один, провожая глазами пышные перья... Маскарад...

Королева слушала его не перебивая, стоя лицом к окну. Лоренцо умолк, она тоже молчала.

Неожиданно мягко ткнулась лбом в стекло.

— Как я устала, Лоренцо, — тихо сказала Альберта, — Мне кажется, что я несу этот груз уже сотни лет!

Скользя головой по стеклу, она обернулась.

— Сотни лет... А дни пролетают так незаметно! Мне страшно...

Лоренцо оказался рядом, но она уже очнулась и отстранилась.

— Простите за лирику.

'Знать — ничего не значит...

Если бы я спросил...

Если бы ты ответила мне...

Ради тебя, я уничтожу твоих врагов, хотя в ушах до сих пор крики боли, а перед глазами — зрелища пыток... ради тебя мои руки в крови тех, кто уже взошел и еще взойдет на эшафот...

Кого это волнует?

Что ты сам знаешь о любви, дитя супружеских измен, семейных заговоров, политических интриг?! тебя учили дарить отравленный букет и убивать с улыбкой... Вот и занимайся, тем что знаешь... королевский убийца!'

Лоренцо собирался сделать королеве подарок, приурочив его ко Дню Рождения. Такой подарок, который она могла бы принять, который она безусловно бы оценила, и который мог сделать только он.

То, что он сотворил со своими подчиненными, — нормальными цензурными словами не описывается, но заключается в придании ускорения, имеющего целью повышение служебного рвения.

Заручившись благословлением отца Урбана, а значит Курии в целом, Глава тайной Стражи быстренько разобрался в том клубке, в котором запутались святые братья, взявшиеся за слишком многое и сразу.

Точнее, Лоренцо разобрался в том смысле, что изучив бумаги, определил список подлежащих аресту. А уж суровость тюремного быта при должной методике дознания — служит великолепным способом освежить память!

Принц Ренцио надеялся подарить королеве на блюдечке убийцу ее брата. Тем более, что при этом он отсекал возможности для планов Лесиона, не трогая его самого.

Однако не все пошло так гладко, как казалось вначале. Докладывать все же пришлось, раз уж смертные приговора утверждаются лично Ее Величеством, и как он и предполагал, Альберта закусила удила, дотошно изучив каждую бумажку в истребованном деле.

— Это не он? — в голосе ее было столько разочарования, что становилось ясно: не смотря на годы ожидания, смерть принца Фредерика она прощать и забывать не собирается.

— Я в этом уверен. Этот парень даже не исполнитель. Однако, — подчеркнул Лоренцо, — он их знает, даже если не сообразил сам... вот только он слишком упрям!

Принц виновато развел руками, как бы говоря: я-то не волшебник! То, что ему не удалось осуществить задуманное, а королеве лишь напомнило о неприятном, — не просто злило, а представляло собой пятно на всей его репутации!

— Наверняка, здесь дело в высоких материях... — как обычно, чем более принц Ренцио был недоволен, тем более спокойно и мягко звучал его голос.

— Женщина? — сходу предположила Альберта.

— Вполне возможно, что и женщина...

Королева барабанила пальцами по стеклу.

— Как вы думаете... неужели этот... чародей — откажет своей королеве, если она его попросит?

— Не думаю, что это удачная идея! — королева Альберта во время процесса над заговорщиками довольно часто наведывалась в государственную тюрьму, но все-таки...

— Но ведь со мной будете вы! — Альберта улыбнулась.

Похоже, она прекрасно знала, какую власть над ним имеет подобный тон.

И получала огромное удовольствие ею пользуясь.

Раз уж она не могла позволить себе нечто большее.

* * *

С лязгом и грохотом дверь начала открываться. Свет факелов ударил по глазам. Гален стиснул зубы.

— Осторожно, Ваше величество.

Услышанное показалось продолжением фантазий измученного больного рассудка. Гален открыл глаза. Первое, что он увидел, было испачканное золотое шитье на алом бархатном подоле...

Как оказывается надо много сил, что бы поднять голову...

Он медленно с усилием скользил взглядом выше. На белой изящной руке — перстень с государственным гербом, золотые кольца... Звякнув цепью, Гален сделал попытку встать. Взгляд уперся в серые холодные глаза...

— Что ж, полагаю, разговор придется перенести, — сказала Королева, глядя на рухнувшего обратно в месиво из гнилой соломы узника.

Последнее, что почувствовал Гален, прежде чем провалиться в круговерть мрака и боли, было то, что его куда-то несут...

Стук в дверь среди ночи и отсвет факелов на стали, — никак не могут добавить вам душевного равновесия. Тем более, лишенному лицензии метру Фонтеро. 'Именем Королевы...' — звучит трубой Страшного суда, но метр старается хотя бы внешне выглядеть спокойно. Он тщательно оделся. По крайней мере, руки не дрожали...

Из окон тюремной кареты ничего не было видно, но когда он вышел, худшие опасения подтвердились. Кроскарцен, королевская тюрьма. В отличие от Жиоль для мелких уголовников, Кроскарцен была уважаема Королевским судом и Святым Трибуналом.

Его провели по коридорам. Одна из дверей открылась, и он оказался в небольшой комнате — решетка, голые стены, стол, два стула. Женщина у окна развернулась. Красивое холодно-решительное лицо. Королева.

— Извините за беспокойство, метр, — голос сух и холоден, — вас позвали по срочному делу. Я желаю знать ваше мнение.

Кивок страже:

— Проводите.

Один из них подал ему сумку с инструментами. Снова коридоры и — вниз, вниз, вниз...

На полу лежит человек, рядом — цепи, видимо только что с него снятые.

— Прошу вас, метр.

Осторожно поворачивает голову узника. В свете факела его взгляду предстает молодое бледное, как воск лицо. С серых губ срывается хрип...

Краткий осмотр. От ярости сводит скулы, но к этому примешивается облегчение — кажется, сегодня он Кроскарцен покинет.

Путь обратно. Королева сидит за столом. Бархат ее платья такой же алый, как и кровь мальчика там, внизу...

— Что вы думаете, метр?

— Я не тюремный врач, Ваше Величество.

— Я знаю, — ее тон не допускает дальнейших пререканий.

— Никогда не видел, что бы человек был так изувечен.

— Он выживет?

— Возможно...

Королева помолчала, потом, наконец, повернулась к собеседнику.

— Метр Фонтеро, наше противостояние длится уже не первый год. Полагаю, самое время его закончить. Вы получите лицензию на врачебную и преподавательскую деятельность. Вы получите Королевское покровительство. Если он выживет.

Они смотрели глаза в глаза. Метр Фонтеро почтительно склонил голову.

— Не здесь.

Королева согласно кивнула:

— Сиреневая Долина к вашим услугам.

Смерть... Да... О, как он звал ее, как молил о ней, не в силах выдержать новых мук... Но она опять ускользала... Боль... Снова боль... Гален застонал... 'Нет... Не могу...'

'Что-то не так...'

Он не успевает додумать эту мысль. Он снова погружается во мрак...

Его разбудил солнечный луч. Гален открыл глаза.

'Я сошел с ума...'

Он лежал на постели в небольшой уютной комнате. Окно было зашторено, но солнце упрямо проникало сквозь щели. Оттуда доносился веселый птичий пересвист... Гален закрыл глаза.

'Это слишком жестоко...'

Рядом кто-то был.

Над ним склонился человек в темном.

— Где я? — собственный голос был едва различим...

— Сиреневая Долина, — ответил метр Фонтеро в полубезумные черные глаза.

— Кто вы?

— Метр Фонтеро, врач Королевы.

Больной пришел в сильное волнение.

— Королева... Значит, это был не бред, — черноволосая голова заметалась по подушке.

— Боюсь, что нет, — тихо сказал метр.

Гален почти не воспринимал ничего вокруг. Единственной реальностью для него была боль. Она была океаном, из которого он никак не мог выплыть, со своими приливами и отливами. Он кричал в голос, когда метр Фонтеро заставлял его двигаться, сгибать и разгибать изувеченные руки и ноги, — выздоровление было мучительнее самих пыток.

В Сиреневой Долине были, похоже, только пятеро — метр Фонтеро, домоправительница Ханна Керстеен, слуги Ланс и Греттель, и сам Гален. Его не трогали. Его ни о чем не спрашивали. А Гален был слишком слаб, чтобы гадать и мучиться вопросами, что будет дальше. Он часами лежал, бездумно глядя на весну за окном...

Иногда его даже выносили в сад.

— Вам надо набираться сил, молодой человек, — говорил врач, — а для этого нет ничего лучше, чем свежий воздух и солнечный свет.

Когда он начал вставать, то стал уже сам спускаться туда и подолгу сидеть так, словно пробуя эту жизнь на ощупь. Заново привыкая ощущать мир, ведь чувствовать биение жизни и жить — не всегда одно и тоже.

Слишком близко он ощутил пламя костра... 'Я сойду с ума, если все начнется с начала',— думал он, вдыхая аромат сирени.

Гален скорее почувствовал, чем услышал движение рядом и, вздрогнув, повернул голову. По дорожке неторопливо шла молодая женщина в строгом темном платье. На руке, вертевшей маленькую веточку, был перстень с государственным гербом...

— Сидите. Вы ведь еще нездоровы, — Королева опустилась на скамью напротив. Гален снова закутался в плед. Его начало трясти, хотя тон Королевы был вполне доброжелательным и теплым.

— Метр Гален, я не люблю долгих вступлений, — начала она, — У Тайной Стражи и Святого Трибунала вы на особом счету.

Гален поежился. Начали ныть переломанные в тисках пальцы.

— Я ни о чем вас не спрашиваю. Не собираюсь ограничивать вашу свободу. Не предлагаю предательство. Я просто предлагаю вам жизнь. Я предлагаю вам Королевское покровительство. И Сиреневую Долину.

Повисло молчание. Гален с трудом разлепил пересохшие губы:

— Почему?..

— Я читала ваши работы. В них много дельных идей. Вы молоды и талантливы. Мне хотелось бы обратить это на пользу стране.

Гален молчал. Недосказанное висело в воздухе.

— Я даю вам время подумать, — Королева поднялась, — Известите меня о своем решении. Вы мне нравитесь. Я надеюсь, вы примете мое предложение.

Гален остался один. Его била неудержимая дрожь. Нечто подобное следовало ожидать, но он не был готов к тому, что это случиться так быстро. Он смотрел в сторону, куда удалилась молодая государыня, лично почтившая его визитом, и чувствовал липкие пальцы страха на своем горле. Что же делать, Боже, что же ему делать?!

* * *

Гален сидел один в темноте.

На костер взойти было бы, наверное, легче: легче, чем вынести это!

В Гильдии на него смотрели как на привидение — с суеверным ужасом. Не все. Не долго. Если смотрели...

Они смотрели — как на предателя. Они не хотели говорить с ним... Они отворачивались от него и уходили, если он шел к ним... Его друзья... Соперники... Вивена...

Не забыть — ее лица, холодных глаз, равнодушного поворота головы...

'Любовь моя, за что?! Я молчал о тебе... Любовь моя, не оставляй меня одного... это слишком... — больно?... Любовь моя...'

Опустошенный, выжженный этими взглядами, слепо глядя, как вползает рассвет, уже в который раз за эту бессонную ночь, — Гален шептал: 'За что?'...

Он молчал, когда ему изувечили руки... Молчал, когда уже не мог даже кричать от невыносимой боли — единственного, что еще был способен ощущать... Молчал, хотя рассказать мог много...

Хотя довольно было и нескольких имен.

А он знал достаточно, несмотря на то, что всегда старался быть в стороне от обожаемых его коллегами интриг.

Знал и видел не раз Лесиона Ренцио...

Но у него была одна страсть — наука магии... И все же он молчал. Молчал и сейчас, здесь.

И под занавес:

— Мы рады, что ты жив, Гален. И ты по-прежнему член Гильдии. Но тебе лучше уйти.

Он только и смог проговорить непослушными губами:

— Я понимаю, метр Герхад. Разумеется.

Уйти... Куда? Ему некуда идти...

Гален встал. Пошатываясь, почти ощупью спустился вниз. Не сознавая, не видя ничего вокруг, но спиной ощущая их взгляды:

'Ты выжил, — значит, ты предал...'

Двери закрылись за ним...

У окна стояли трое, глядя, как по улице бредет человек, сильно хромая и наталкиваясь на прохожих...

— Вы уверены, что он нас предал? — с сомнением спросил один.

— Он может сам не знать об этом, принц. Так это или нет, мы не можем рисковать, — бросила ему девушка с небесно голубыми глазами, — гадая, что он им сказал. Или скажет.

Лесион покачал головой. В глазах человека был пепел...

— Он просто пойдет и повесится!

И все-таки: она — вздрогнула.

Темные карие глаза внимательно следили за хромающим молодым человеком в черном. Уголки красивых губ ползли вниз. Когда тот остановился у канала, наблюдающий указал на него глазами одному из прохожих и сделал едва заметный жест. Молодого мага обошли двое и, подхватив под руки, посадили в проезжающую мимо карету.

Королева молча выслушала доклад. По ее лицу ничего нельзя было понять.

— Жаль, — наконец сказала она, — я надеялась, что он станет нашим посредником в Гильдии. Еще одна ошибка.

Невероятно, но несмотря на прошедшие годы и состояние узника, она его узнала в первый же момент: юного чародея, когда-то творившего иллюзии на бале по случаю ее коронации... И почему-то захотелось его спасти.

К тому же она действительно была потрясена тем, до какой степени его пытали, и не могла не чувствовать своей вины. Особенно после того, как увидела его глаза, — там, во время разговора в беседке... Этот человек действительно не мог иметь отношения к какому-либо преступлению!