Зеркало надежды

Прождал он еще часа полтора, потом Пахт появился и хозяйским жестом бросил на стойку горсть серебра.

— Эля всем!

Лоран не лез на глаза бандиту.

Пусть пыжится, пусть надувает щеки, пусть... потом сам придет. А то, что хотелось бы побыстрее... мало ли кому чего хочется? Терпение — тоже добродетель.

Так и вышло.

Выпив с ребятами, Пахт решил обратить внимание на Лорана — и перешел за его стол.

— Явился?

— Она здесь.

Все было уже заранее обговорено, теперь Лоран просто передал аванс. На стол лег синий кожаный мешочек с золотом.

— Когда?

— Я завтра днем приду, скажу, где и что. И завтра ночью...

Пахт кивнул.

— Я кодлу соберу. Справимся.

Лоран довольно улыбнулся.

Жди меня, Мария-Элена, я уже иду...

Ты мне за все ответишь, стерва! И за свинью, в том числе...

Рид, маркиз Торнейский

— Ваша светлость, проблема.

Рид посмотрел на дядюшку Стива.

Тот бы серьезен и чем-то сильно обеспокоен.

— Случилось что?

— А то ж. Этот болван, Ифринский...

Согласно теории вероятности, на сто человек всегда найдется пара идиотов.

Не просто найдутся, но и вляпаются. Вот и...

Молодой барон Ифринский принадлежал к этим самым. Которые — идиоты.

Нет, дураком он не был, ничуть, но вляпаться мог. Весело и с брызгами.

И ведь не скажешь, что дурак, что руки из задницы растут, что вояка плохой... в тренировочных схватках Ифринский и у Рида выигрывал, случалось. Но...

— Что на этот раз?

Слушая дядюшку Стива, Рид время от времени морщился. Где б, чего ни говорили, все равно все зло от баб. А от кого ж еще?

Если девушка идет в лес, понятно, что идет она не с подругой, за ягодами, а с желанием найти на свою голову приключений. Это же всем понятно!

Дочка старосты из деревеньки Лиснявки отправилась в лес именно за голубикой. Но...

Кой шервуль вынес туда же Романа Ифринского? Да случайно. Поохотиться мальчик решил, свежатинки в рацион добавить. Но гвардия — это не арбалетчики. Хоть у них и есть арбалеты на вооружении, но гвардейцы больше мечники, пикинеры, маршировать красиво они могут, а вот меткая стрельба — это другое. Да и вообще, арбалет — неблагородное оружие, которым рыцарю еще лет сто назад пользоваться было зазорно. И косуля, подраненная невезучим арбалетчиком, удрала от него в лес.

Ифринский, вместе с двумя приятелями, помчался вдогонку.

Гнался за оленем, наткнулся на девушек.

Одна оказалась поумнее, и тоже рванулась в чащу так, что только ветки затрещали. Естественно, ее не догнали.

А вот вторая, как раз дочка старосты, оцепенела от страха. И оказалась весьма легкой добычей.

Распаленные погоней охотники не стали церемониться с крестьянкой.

Девчонку изнасиловали и бросили в лесу. То есть, конечно, все было по добровольному согласию, и даже пару серебряных господа охотнички ей оставили...

Как оказалось, вторая девчонка далеко не убежала. Переждала погоню, вернулась, и видела, как насилуют подругу, а потом помогла ей встать, оправиться и добраться до деревни. И теперь стояла перед маркизом, и дрожа от страха, отвечала на вопросы.

Да, гербы видела.

Вон тот, тот и тот.

Особые приметы?

Уж простите, господин маркиз, а только как их разглядишь, вжимаясь личиком в сосновые иголки? Не хотелось ей оказаться второй на веселой пирушке.

Рид скрипнул зубами и повернулся к Ифринскому.

— Правду говорит?

Выглядел он так, что соплячье не стало отпираться. А стало бы...

Рид не задумываясь, спустил бы штаны с мальчишек при всем честном народе, и приказал позвать лекаря или повитуху, чтобы осмотреть. Девчонку они насиловали втроем, наверняка какие-то следы остались. Не на теле, так на белье. Кровь, к примеру.

Роман врать не стал.

— Было. И что?

А действительно, что?

Ситуация вполне житейская, другой командир и не почесался бы, разве что приказал еще пару монет дать. Или плетями прогнать наглых селян. В зависимости от командира и настроения.

Только не Рид.

Потому что была Мелисса Тарен, которая с риском для жизни спасла малыша, которая все сделала, чтобы ее сын... да, шервуль всех сожри, ее сын, она искренне считала несчастную Меган Торнейскую своей сестрой, а Рида почти своим сыном и любила малыша, как мать! И плевать, что была она не аристократкой!

Крестьянкой, такой же, как лежащая сейчас в доме старосты изнасилованная девушка.

Рид глубоко вздохнул, собрался с мыслями.

— Значит так. Деньги у тебя с собой есть?

Роман кивнул, отдавая маркизу кошель.

Рид принял его и так же тяжело посмотрел на двоих дружков Романа.

— Чего ждем?

Теперь в руке Рида оказалось три приятно тяжелых кошеля. И он, не заглядывая, протянул их старосте, чтобы услышать секундой позже три возмущенных вопля. То есть вопль и два булька. Видимо, кто-то понял и заткнул сопляков, которые возмущались по поводу ТАКИХ ДЕНЕГ, да крестьянке. И тех, что уже дали, хватило бы!

Оно и правильно.

Староста кошельки принял, но смотрел недовольно.

Рид спешился.

Посмотрел в глаза крестьянину, потом стоящим за его спиной парням. Судя по злым глазам и семейному сходству, один точно сын. Второй, может быть, еще какой родственник, а может и жених девчонки.

И что-то подсказывало Риду, что если не уладить ситуацию добром, то разные возможны проблемы.

Стрела — она не разбирает. Прилетит из чащи, и поминай потом по храмам.

— Все я понимаю, уважаемый... тебя зовут-то как?

— Вестенем кличут, ваша светлость.

— Знаешь, кто я.

— Кто ж маркиза Торнейского не знает в наших краях.

— Тогда сам понимать должен, казнить я их не смогу. И женить на твоей дочери — тоже.

— Можно подумать, ей такое в радость будет, — староста смотрел зло, глаз не прятал.

— То-то и оно. Я с них только деньги могу взять, авось, хватит на приданое? Или добавить еще?

Вестень прикинул мешочки на руке, вздохнул.

— Тут на доброе хозяйство хватит. С таким и мужа найти можно, который на дитя глаза закроет, если случится несчастье.

— Найди девушке такого? А коли ребенок будет, не губи невинную душу. Я еще не раз здесь проеду, заберу мальца.

Рид говорил достаточно тихо, чтобы никто не разобрал. И был серьезен в своем намерении. Бастард — это тоже интересно... в некоторых раскладах.

— Коли ребенок будет, вырастим, не изверги ж мы, ваша светлость.

— Так разное бывает.

— Слово даю, ваша светлость.

А взгляд был такой же, нехороший.

Кто-то другой мог бы и вытянуть крестьянина плетью, но... к другому крестьяне и не вышли бы. А Рид старался подобных вольностей не допускать.

Восьмилапый!

Да будь он здесь со своим отрядом, и не дернулся бы никто к девчонке, знали, что маркиз грозен. Но эти-то...

Гвардия!

Ар-ристократия!

Увидели, захотели... и мозги тут рядом не стояли!

Рид посмотрел на дядюшку Стива.

— Ты уж позаботься, чтобы эта троица жизни радовалась?

Мужчина молча кивнул.

Рид поглядел на старосту.

— Доволен, уважаемый?

Не доволен. Но понимает, что и того мог бы не получить.

— Благодарствую, ваша светлость.

И все же, все же...

Когда крестьяне, кланяясь, ушли, Рид посмотрел на парней.

— Вы, ... и ...!

Маркиз в паре энергичных выражений охарактеризовал всю родню как Ифринского, так и его друзей, сплюнул и махнул рукой.

И напутствовал напоследок.

— Лучше вам даже до ветру втроем ходить. А то прилетит стрела, да куда не надо.

— Я дворянин! — взвился Ифринский.

— Вернусь в столицу — лебедями из гвардии полетите, — пообещал Рид. — И даже ждать не стану. В Равеле развернетесь, да и проваливайте. Жалуйтесь, сколько захотите...

Роман дернулся. Друзья удержали, а то Рид бы его с удовольствием проткнул насквозь. Эх, жалость какая...

Маркиз махнул рукой и отвернулся от сопляков.

Скоро уж Равель будет, прогнать их там, к Восьмилапому и всем его слугам, пусть убираются обратно. Доедут — их счастье.

Не доедут...

И не жалко.

Дуракам, которые в своей стране ведут себя, как в завоеванной, в гвардии делать нечего.

— Не круто ты взял? — тихо осведомился дядюшка Стив.

Рид покачал головой.

— Ты в столице крутишься. А я, вот, на границе...

— И? Люди-то везде одинаковы...

— Поверь, лучше б этим соплякам из Равеля по реке уплыть. Или еще как, но этой дорогой не возвращаться. Сам знаешь, земли здесь бывшим воякам дают... видел, как староста смотрел?

— Не поднимут же они руку на благородного?

— Стреле — все равно.

Рид даже не сомневался в этом.

Когда под смертью живешь, когда степняки налететь могут, когда то сам отбиваешься, то соседям на помощь летишь... тут себя крепко уважать начинаешь.

— Крестьянка...

— Будь она твоей дочерью?

Стив махнул рукой и замолчал. Так и ехали, не подозревая, что их ждет впереди, не обращая внимания ни на взгляды, ни на перешептывания...

День, может, два, и Равель будет...

Город Равель. Градоправитель, его сиятельство граф Равельский.

Равель стоял на земле графства Равель, и по традиции, градоправитель выбирался тоже из графской семьи.

Сейчас его сиятельство лично занимался делами города.

И плевать, что сие недостойно аристократа.

Благополучие Равельских во многом проистекало из Равеля. Интара несла на себе корабли с товарами, и чтобы получать выгоду...

Что-то купить, что-то продать, придержать, накрутить цену вдвое или наоборот скинуть...

Не графское это дело?

И плевать. Зато Равельские — не последняя фамилия при дворе. И последнюю корочку без соли не доедают, как некоторые, в коих только и есть благородства, что титул. А так — кальсоны под штанами — и те дырявые. Новые заказать — денег нет.

Равельский себя искренне считал рачительным хозяином, да так оно и было.

Высокий, статный, с хорошо округлившимся животиком и сильными руками, он даже внешне больше походил на купца, чем на графа. А когда он ради интереса один раз отрастил бороду, так и вовсе опростился. И стал похож больше на крестьянина, чем на графа.

Пришлось спешно бриться и больше никогда ничего не отращивать.

Сейчас Равельский думал, что его городу повезло. Через Равель проедет Шарлиз Ролейнская. Это Повод.

Именно так, с большой буквы.

Обязательно надо хорошо принять принцессу, чтобы она отписала отцу.

И устроить празднества на несколько дней, и...

Планов было много. В том числе — познакомиться с знатными саларинцами из свиты принцессы, а там, глядишь, и договориться о чем-то удастся. Дело житейское.

На встрепанного секретаря, который влетел в кабинет, Симон Равельский поглядел почти с раздражением, хотя в обычное время Римс был незаменим, даром, что из простых горожан.

— Что случилось?

— Голубь! Из Ланрона! Степняки!

— И?

Симон воспринял новость с привычным равнодушием.

Ну, степняки. Ну, набег...

Это происходит два раза в год. Весной, когда степь подсохнет, и осенью, после сбора урожая. Правда, сейчас что-то рановато, но мало ли?

— Инкор захвачен!

Симон опрокинул чернильницу.

— Что?!

— Это не набег. Это война...

Ханс был бледен, как меленая стена.

— Война?

— Их не меньше двадцати тысяч, и они пришли не в набег. Это завоевание.

Симон схватился за сердце. Вообще, оно было совершенно здоровым, но от таких новостей что хочешь заболит.

— Вина налей...

Ханс повиновался, и Симон кивнул ему на второй кубок. Такую новость требовалось запить.

Дорогое крепленое вино Ханс махнул, словно воду, и положил перед градоправителем крохотную бумажку. Голубиная почта...

Симон отлично знал скоропись, расшифровывать не требовалось.

Инкор захвачен. Двадцать тысяч степняков идут на Равель. Сообщи в столицу.

Всего девять слов и два предлога, а сколько в них всего?

Война — это страшно.

Это сожженные деревни, убитые старики, изнасилованные женщины, угнанные в рабство мужчины, это дети, которых ради забавы утыкали стрелами или побросали на копья...

Кому-то видятся награды и почести. Кому-то торговля оружием. А кому-то и разоренная земля.

Симон был из последних. Даром ему не нужна была та война, и с доплатой не взял бы...

А придется.

Симон посмотрел на секретаря.

— Закрываем город. Собираем ополчение... что с вояками?

Ханс только вздохнул.

Что можно ждать от торгового города? Не так уж много здесь людей, человек четыреста. Городская стража, портовая стража, конечно, кое-какие бойцы у купцов, матросы с кораблей...

— Надо объявлять всеобщий сбор. Ополчение, припасы, оружие...

Симон кивнул.

Надежды, что война минует — не было. Если уж Инкор захвачен...

— Корабли мобилизуем. Сажаем на них баб с ребятишками — и отправляем вниз по течению.

— Не перехватят? — засомневался секретарь.

Симон махнул рукой.

— Не должны. Степняки на суше хорошо воюют, а на воде — плевать на них три раза. Опять же, поди, догони корабли. Только это надо быстро делать...

— Вечером начнем, и пусть всю ночь грузятся...

— Прикажи портовой страже, пусть ко мне капитанов кораблей пригласят. Через три часа. Я со всеми поговорю, и пусть только кто-то откажется...

Зная градоправителя, Римс даже не сомневался — ничего хорошего упрямцев не ждет. А Симон, окончательно придя в себя, и грустно покосившись на кувшинчик с вином, принялся отдавать приказания.

Объявить военное положение.

Собрать ополчение, открыть склады с оружием и раздавать его. Кольчуг на всех не хватит, ну и черт с ним, кожаных курток с лихвой.

Баб и детишек готовить к эвакуации. Нечего им тут делать.

Кто хочет — пусть остается, но без щенков. Что делают степняки с бабами в захваченных городах — все знают, опять же, и осаду переносить легче, когда не думаешь каждую минуту о родных и близких, а еще, если Равель попадет в серьезную осаду...

Кстати — стены проверить, катапульты и баллисты вытащить, запасы смолы, стрел, ядер...

Одним словом — все, что возможно.

Симон не собирался сдавать город. Это ж какие убытки! С ума сойти можно! А вот жену и детей он отсюда отошлет в числе первых, сейчас сходит, поговорит...

Когда король пришлет войска?

Неизвестно. Остается вцепиться зубами в родной город — и держаться, держаться...

Загоняем в город весь скот, проверяем колодцы... дел было немеряно. Даже подумать страшно, сколько всего,..

А не позаботишься — степняки придут, потом сто раз пожалеешь.

Мысль о том, что Шарельф Лоусель ошибся, или был введен в заблуждение, даже в голову мужчине не пришла. Не из тех людей барон, чтобы ошибаться.

Что самое главное в торговле?

Знание. Информация...

У Симона она была, и он не собирался терять ни единой минуты.

Так что...

На клочке бумаги написать пару слов — и отдать секретарю.

— Скажи, пусть отнесут на голубятню и пошлют птицу в Ланрон.

— Да, ваше сиятельство.

В столицу сообщу. Держитесь.

А что тут еще напишешь?

Война...