Зеркало надежды

Зеркало надежды

Герои

Его величество Аррель III — отец нынешнего короля Аллодии, дед Найджела.

Его величество Остеон II — ныне правящий король (45 лет)

Ее величество Лиданетта — умерла.

Его высочество Найджел — принц (28 лет).

Леди Френсис Сорийская — его любовница (20 лет).

Герцог Томор Домбрийский (55 лет).

Мария-Элена Домбрийская (сокр. Малена) (18 лет).

Лорена, герцогиня Домбрийская (35 лет).

Лорен, граф Рисойский, близнец Лорены.

Тарма Ифринская — 1-я жена Лорана, умерла родами.

Силанта Колойская — дочь Лорены от 1 брака, (18 лет).

Никор Колойский — 1-й муж Лорены Домбрийской, умер.

Рид, маркиз Торнейский, бастард Арреля. (33 года), Мать — Меган Торнейская, воспитательница — Мелисса Тарен.

Матильда Домашкина — для друзей просто Мотя. (18 лет).

Дорак Сетон — начальник охраны Марии-Элены, сопровождает ее в Донэр (26 лет)

Барист Тальфер — личный Его Величества стряпчий (38 лет), Жена — Жанетта Тальфер, в довичестве Вилойская (35 лет)

Реонар Аллийский — архон Аллодии (55 лет)

Карен — лекарь в Донэре

Шадоль — дворецкий в Донэре

Риний VI Эларский — король Элара (52 года). Столица Элара — Ларейя.

Дилера Эларская — третья дочь его величества Риния (22 года).

Анна-Элизабет Домбрийская — мать Малены, первая герцогиня Домбрийская. Умерла.

Граф Астон Ардонский — сосед Домбрийских (42 года). Сын, Динон (22 года), две дочери, Астела (18 лет) и Даранель (16 лет). Жена — Элинор (40 лет)

Его величество Самдий — король Саларина.

Шарлиз Ролейнская — незаконная дочь е.в. Самдия.

Ее величество Вивиан — жена Риния Эларского. (46 лет), в девичестве Салейнская.

Сельвиль — управляющий в Донэре.

Антон Владимирович — начальник Матильды.

Сотрудники — Нина, Валерия, Евгения.

Любовница Антона — Юлия Павловна Шареметьева.

Друг Антона — Давид Эдуардович Асатиани.

Матушка Эралин — настоятельница монастыря святой Эрталы Никийской. (52 года)

Лэ Стиорта — колдунья с улицы Могильщиков (ок. 26 лет).

Леонар Тарейнский — канцлер Аллодии. (ок. 40 лет)

Артан Иллойский — маршал Аллодии (ок. 47 лет)

Мария Ивановна Домашкина — мать Матильды. (ок. 37 лет).

Майя Алексеевна Домашкина — бабушка Матильды. Умерла.

Герман Вагин — отец Матильды (ок. 40 лет)

Лидия Германовна Вагина, Семен Германович Вагин — сестра и брат Матильды. (7 и 14 лет, соответственно)

Семен Семенович Никаноров — участковый.

Варвара Васильевна — соседка Матильды.

Шарельф Лоусель, барон Лоусель — комендант крепости Ланрон

Деонар — город неподалеку от степняков

Арман Тенор — палубный матрос на барже Шарлиз Ролейнской.

Симон Равельский — градоправитель Равеля, граф.

Секретарь — Ханс Римс

Ренар Давель — сотник армии Аллодии, предатель, который ведал разведкой и перешел на сторону кагана Хурмаха.

Кал-раны. Бардух — под Ланроном, Мурсун — отправлен к Равелю, Арук — идет по Интаре вверх, за кораблями

Варсон Шефар — королевский дознаватель

Командир первой сотни пехотинцев, Сашан Риваль

Командир второй сотни пехотинцев, Шерс Астани

Командир первой сотни пехотинцев, Симон Ларсон

Сотник арбалетчиков, Аллес Рангор

Инженер — Ланс Даран.

Хенрик Эльтц — обозник.

Станс Грейвс — разведка

Домоправительница в городском доме Домбрийских — Аманда Ирвен

Как в город многолюдный я пришла,

Который полем был для битв священных,

Как средь живых и мертвых я была

Меж злых людей, меж раненых и пленных,

Как я была за истину борцом

И ангелом в пещере у дракона,

Как смело, не заботясь ни о чем,

Я шла на смерть, не издавая стона,

И как вернулась я, когда погас

Надежды луч, — то горестный рассказ.

Перси Биши Шелли. "Возмущение Ислама" в пер. К. Бальмонт.

Матильда Домашкина.

Благословите боги, зеркало.

Другой мысли в голове у Матильды не появлялось. А Мария-Элена, уверенно забрав власть над телом в свои руки, смотрела на женщину.

И это — ее мать?

Господи, благослови зеркало...

Мать выглядела, страшно сказать, как сильно пьющая бомжиха.

Эта обвисшая туша, эти жуткие кудельки... а запах! Человека, который не привык мыться ежедневно, а то и два-три раза в день. Запах человека, который спокойно ложится спать в одежде, и не видит в этом ничего страшного.

И толстые пальцы рук...

Матильду замутило. Но это — только Матильду. А Мария-Элена была спокойна и доброжелательна.

— Вы настаиваете, что вы — Мария Домашкина?

— Доченька! — всхлипнула "бомжиха", пытаясь схватить Мотю за руку. — Кровиночка моя...

— Документы предъявите.

— Что?

Голос Малены был настолько холоден и спокоен, что айсберги обзавидовались.

— Документы. Паспорт, СНИЛС, свидетельство о рождении или браке, водительские права... если вы не помните, когда меня бросили, так я сообщу. В возрасте двух лет. Вы всерьез считаете, что я вас в лицо помню?

Тетка села, где стояла. Предусмотрительно, на скамейку.

— Да... как же...

— Документы. Или я ухожу.

Мария еще раз хлюпнула носом и полезла в безразмерную сумку. Этакая ковровая авоська из тех, что продаются на любом рынке за копейки и уже через месяц выглядят так, словно под самосвал попали. Щедро украшенная жуткими котятами с людоедскими мордами. Да, и брелок.

Куда же без брелка из самоварного золота?

Или это кистень такой?

Махнешь — улочка, отмахнешься — переулочек... боги, какая же чушь лезет в голову!

На колени Матильде легли несколько бумажек разных цветов.

Мария-Элена аккуратно взяла одну из них кончиками пальцев, развернула.

— Та-ак...

Свидетельство о браке. Между Марией Домашкиной и Германом Вагиным. Понятно, почему мамаша не стала менять фамилию, лучше уж Домашкина.

М-да...

Матильда Вагина...

Замучаешься поправлять паразитов, чтобы ударение на первый слог ставили.

— Так звали твоего отца?

— Да...

— Бывает. Держись, Мотя, я тебя в обиду не дам!

От подруги пришло ощущение тепла и благодарности, и Мария-Элена принялась копаться дальше.

ИНН.

Зеленая карточка — СНИЛС.

И паспорт.

Все на имя Марии Домашкиной. И из паспорта смотрит та же особь, иначе и не скажешь. Конечно, мордочка в паспорте молоденькая, но это — один и тот же человек, без сомнения!

— Она ведь не старая, меня родила лет в двадцать...

— И так выглядит?

Малена ужасалась не зря. Это ж надо же! Чай, не средние века, сейчас дамы в шестьдесят лучше выглядят, чем... эта!

— У нее еще есть дети?

Малена ловко пролистнула паспорт дальше.

Дети были.

Семен Вагин и Лидия Вагина.

— Почему мне дали фамилию матери, а Лидии — фамилию отца?

Малена говорила с чисто научным интересом. Женщина (воспринимать ЭТО матерью у Малены и Матильды одинаково не получалось) замешкалась ненадолго, но ответила.

— Герочка настоял. С тобой... там мать крутила. С ней спорить было сложно, она говорила, что смеяться будут.

— Бабушка, — грустно вздохнула Мотя.

Малена цыкнула на подругу — не время раскисать, на нас враг идет!

— А потом вас ничего уже не сдерживало.

— Да... ты не ревнуй, я о тебе и вспоминала часто, и приехать хотела...

Улыбка была... сногсшибательной. Редкие зубы перемежались черными дырами.

— Я такое только в своем мире видела. Не в вашем.

— У нас стоматологи хорошие. Не все, правда...

— А что с ней не так?

— Не знаю. Спроси.

— Будем считать, что вы приехали, — согласилась Малена. — Что дальше?

Глаза у "матери" были удивленные...

— Домой пойдем...

— Простите, куда?

Малена удивлялась совершено искренне. Что значит — домой?

О каком доме может идти речь, если ты! Бросила! Своего! Ребенка!

Про мать вообще не упоминаем. Кстати...

— Будь жива бабушка, она бы ее из окна выкинула, — подтвердила предположения Малены подруга.

— Д-домой...

Кажется, до женщины начало доходить, что здесь ей не все рады.

— У вас здесь есть дом? Замечательно. Давайте прощаться...

— Мотенька! Я же...

— Вы же?

— Мотенька?! — вскипела Матильда.

— Спокойно. Я сейчас разберусь.

— Я же твоя мама...

— Не советую употреблять это слово в моем присутствии.

— Но это так! Я думала....

— Вы думали, что явившись спустя столько лет, обретете здесь радушный прием? Зная мою бабушку? Вряд ли... кто вам рассказал про ее смерть?

Взгляд Марии метнулся по окнам первого этажа, остановившись на пластике коричневого цвета.

— Параша!!!

Матильда не ругалась, просто это были именно что окна тети Параши.

— Ага... И откуда у нее ваш номер?

— Я не теряла вас из вида, — вздохнула Мария. — Я не могла приехать. У Герочки были проблемы...

— И что?

— Он... его несправедливо обвинили в краже!

— И посадили? — повторила Малена подсказанное Матильдой.

Мария смутилась.

— Ну...

— На сколько лет?

— Два года. Но выпустили раньше...

— Понятно. Папахен что-то спер, попался, присел, а эта жена декабриста осталась ему каторгу портить, — подвела итог Матильда. — Спроси-ка вот что...

— У него один срок?

Мария замялась.

— Эммм...

— Три? Четыре?

— Два!

— Один на два года. Второй?

— На четыре. Но это все клевета!

— Кто бы сомневался, — кивнула Малена.

— Начинаю тебе завидовать, — вздохнула Мотя. — у тебя родители просто умерли. А тут... уголовник и кретинка.

Малена поглядела на стоящую перед ней тетку. Иначе и назвать-то не получалось.

Вспомнила свою маму.

Анна-Элизабет умерла. А если бы она превратилась... в такое?

Представить было жутковато. Да и не в превращении дело! Мать ты будешь любить — любой. Грязной, зачуханной, пьяной, больной — неважно! Но — МАТЬ!

А каким словом надо назвать бабу, которая бросила и ребенка и мать, потащившись за сбежавшим мужем и пятнадцать лет о себе знать не давала? И бросила, кстати, не в благополучной Швейцарии, а в криминальной России?

Это — не мать. И все.

— Я правильно понимаю? — мягко уточнила Малена. — Вы поехали вслед за моим отцом. Его посадили, и вы остались неподалеку, ждать его. Потом он вышел. Побыл немного на воле, его опять посадили... за это время у вас родились еще двое детей?

— Да.

— Что сказала бабуля, когда вы ей позвонили?

Вопрос был поставлен остро, как нож. И тон Малены не допускал виляний.

Мария и не стала крутить.

— Бросить его, развестись и возвращаться. Воспитывать дочь.

— Что помешало?

— Гера — мой муж! И твой отец, кстати! Он тебя любит!

— И где же счастливый папенька? Почему я его не вижу?

— Эээээ... дома. С детьми.

— Детьми?

— Сенечке четырнадцать, очень трудный возраст. Лидочке семь.

— Ага... и живете вы?

Название поселка ни о чем не сказало Матильде. Девушка задумалась.

— Так зачем вы, говорите, приехали?

— Я — твоя мама.

— Это — не причина.

— Мама меня на порог бы не пустила. Но сейчас, когда она умерла, ты можешь поехать, жить с нами.

— Зачем? — удивилась Малена. — Меня здесь все устраивает.

— Но мы же твоя семья! Мама, папа, брат и сестра...

— Об этом надо было думать раньше.

— Или мы можем приехать к тебе. Познакомиться...

— СУКА!!! — взвилась в глубине души Матильда. — НЕНАВИЖУ!!!

Малена почувствовала привкус желчи на губах. Подругу становилось все труднее удерживать. Надо было это заканчивать.

— Я считаю, что мы познакомились. В остальном... вы жили без меня больше пятнадцати лет? Можете продолжать в том же духе. Прощайте.

— Мотенька!!!

Малена поглядела на толстые пальцы, вцепившиеся в ее рукав.

— Отпустите немедленно!

— Или что?! Ты моя дочь!!!

— Или я найду на вас управу.

Если бы это сказала Матильда....

С криком, со слезами, с истерикой... кто бы поверил девчонке? Но сейчас говорила Малена. Наследница крупного герцогства, Домбрийская, аристократка до мозга костей...

Малене, в своем теле, достаточно было лишь бровью повести, чтобы солдаты палками прогнали этих людей по городу. И вон с ее земель. Мало того, она бы и не задумалась так поступить.

И это отразилось в ее глазах.

Мария никогда не была особенно умна, но даже она это поняла. И замерла на пару секунд.

Этого хватило.

Малена сделала резкий жест рукой, как показывала Матильда.

Вырываться из захвата тоже надо уметь. Вот и сейчас рука словно по волшебству слетела с одежды Матильды, и девушка быстро, почти бегом, влетела в подъезд.

Хлопнула дверь.

Мария осталась во дворе, растерянная и с документами на лавочке.

Как же так? Это же ее дочь...?

* * *

— Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!!

Матильда рыдала в голос, и Мария-Элена не знала, как утешить подругу. Не помогала даже Беся, которая, чувствуя настроение хозяйки, мурлыкала вовсю и терлась головой о мокрые щеки девушки, рискуя утонуть.

— Мать!!! Да она меня бросила! Променяла на мужика! Уехала! А теперь, пятнадцать лет прошло, является она!!! Паскуда!!! Люби ее и радуйся!!!

— Мотя....

— А где она была, когда бабуля заболела? Когда мы тут на копейки выживали? Когда я в двенадцать бегала, газеты разносила? Когда мы каждую монетку откладывали и одну овсянку жрали? ТВАРЬ!!!

— А чего она сейчас-то приехала?

Малене удалось сбить Мотю с истерики.

Слезы еще катились, но отвечала подруга уже осознанно.

— Эммм... не знаю?

— А ты подумай? Твоя бабушка умерла. Я сама с этим столкнулась... кто все наследует?

— Я.

— А кто об этом знает?

Матильда зависла, как старый пентиум. Потом собралась с мыслями...

— Постой. Я сама скажу. Ты считаешь, что она решила наложить лапку на то, что осталось от бабушки, и потому явилась?

— Тебя это удивит?

— Да ни разу! Вполне возможно.

— У нее это получится? Надо искать законника?

Матильда покачала головой.

— Нет. Бабуля знала, что умирает. И... она ведь знала, что мать жива! Точно!

— Почему ты так решила?

— Бабуля хотела несколько раз со мной о чем-то поговорить, точно! Я помню! Но как-то не складывалось, а потом ей вовсе плохо стало, последний месяц она была... не как в коме, но что-то вроде. Уже никого не узнавала, не видела...

Малена вздохнула.

Как бы ей сейчас хотелось обнять подругу, прижать к себе и сказать, что Мотя не одна. У нее навсегда есть Мария-Элена Домбрийская. Что бы ни случилось, она не бросит сестренку.

Зеркало не допустит таких вольностей...

Они никогда не протянут друг другу руки, но их души — рядом.

— Я с тобой...

— Спасибо, Малечка. Так вот, бабуля настояла, чтобы оформить не просто завещание.

— А в чем разница?

— Она оформила договор ренты и договор дарения.

— То есть?

— Дарение — на дачу и гараж. Она подарила мне их, как только мне стукнуло шестнадцать. На совершеннолетие.

— А рента?

— Это дарение за то, что я за ней ухаживаю. Примерно так...

— Не поняла?

— Я ухаживаю за ней до самой смерти, все покупаю, забочусь, а она отдает мне эту квартиру. Мы вызывали нотариуса и все это оформляли... ну, у стряпчего.

— И?

— Разница в том, что это намного сложнее оспорить, чем обычные дарение или завещание. Надо доказать, что я не заботилась о бабушке, а это — нереально. Я с шестнадцати лет работаю по трудовой книжке, ну и раньше подрабатывала, есть места. Могу справки принести об отчислениях... неважно, в общем доказать, что я зарабатывала не меньше бабушки — дело минуты.

— Ага... А твоя мать об этом не знает.

— Никто не знает. И эта... Параша — тоже! Твари!

— Стервятники. Может, им об этом надо сказать?

— Может, мы слишком плохо о них думаем?

Малена пожала плечами.

— Сложно думать хорошо о женщине, которая так поступила со своим родным ребенком....

— Она же знала, что я с бабушкой, а с той не пропадешь... и тех детей она не бросила?

— Не знаю, Мотя. Искренне — не знаю.

— И что нам делать?

— Разумеется, тянуть. Пусть твоя мать и отец, или кто там, сделают первый ход. А мы посмотрим, что будет дальше.

— Первый ход они уже сделали?

— Мы его отбили. Кстати, а где она ночевать будет? Не на скамейке же? Узнать бы!

Мотя подхватилась и помчалась к тете Варе.

* * *

Соседка у нее была неплохая. Ничего не скажешь...

Тетя Варя дружила с бабушкой Майей до последнего дня, ну и по старой памяти опекала Матильду. Выглядело это, правда, грустно.

В свое время муж у теть-Вари умер от рака. Перестройка, то-се, лечить надо было как следует, а не как получалось, ну и...

Не спасли.

Осталась женщина с тремя детьми на руках. Хорошо хоть квартира своя, но трешка ж! Квартплата зверская, зарплата...

Если кто не помнит, в те времена с деньгами было сложно у всех. Кроме воров.

Перебивались с хлеба на воду. Тетя Варя крутилась, как сумасшедшая, но поди, прокорми троих! Да одень. Да...

Бабушка Майя, со своей активной жизненной позицией, не смогла пойти мимо.

Трое детей, старшему пятнадцать, он уже от рук отбиваться начал, младшим десять и восемь.

А у нее на руках двухлетняя Матильда. Со сбежавшей мамашей-заразой. И как тут быть?

Выход нашелся на даче.

Бабушке Майе как раз от проектного бюро дали участок, в нехудшем месте. Речка, лес, земля, правда, паршивая, и до города около двадцати километров, но это и к лучшему! Майя отправилась к соседке, и изложила ей свой план.

Та пришла в восторг.

И дамы скооперировались.

Трое детей? Вот и замечательно, где трое, там и четверо. С утра деточки запихивались в автобус и отправлялись на дачу. Выдавался участок работы, от забора до обеда, выдавался с собой пакет продуктов, сварить-потушить, ну и вперед.

Жестоко?

Ага, теть-Варин сын попробовал что-то такое вякнуть. Наивный...

У бабушки Майи и не такие бегать начинали. Мальчишка, стимулированный щедрыми подзатыльниками, исключением не стал. Дури много, сила прет?

Лопату в руки и вперед! Лучше, чем трудотерапия, никто пока ничего не придумал. Поди, вскопай шесть соток, да посей картошку, да прополи, да окучь...

А кроме картошки есть еще помидоры-огурцы-перцы, есть еще яблони-груши... а потом урожай пойдет, и собирать-перерабатывать...

Куда там дурака валять? Вздохнуть бы!

Теть-Варю бабушка всеми правдами и неправдами устроила на полставки в свое бюро, уборщицей, правда, но и работа была — прийти вечером, махнуть тряпкой. А если что — бабушка ее и прикрыть могла.

Вот и получилось — дети под присмотром, какая-никакая копеечка есть, с голоду не помрем, а все дары огорода складировались в бабушкин гараж, и ключи от него были у обеих хозяек. Иди, да бери.

Понятно, что тете Варе больше требовалось, чем двум женщинам, но бабушка к этому не цеплялась. Мотя под приглядом, что еще надо?

А синяки-шишки...

Где вы видели ребенка, который вырос без травм? В стеклянной банке, в спирте плавал? Если только там...

Потом дети постепенно выросли, женились, замуж повыходили, и была тетя Варя сейчас счастливой бабушкой. Уже три раза. Младшая только пока была без детей, аспирантуру заканчивала. Кстати, бабушки-Майи в этом тоже была заслуга. Знания она вколачивала железно, куда там репетитору, а способности к математике у соседских детей были.

Мотя давно числила семью соседей кем-то вроде троюродной родни. А что? Люди-то неплохие, а что тесного общения не было...

Дети выросли, взрослые приболели, ну и постепенно, шаг за шагом, начали отдаляться друг от друга, да и выживать так уже не надо было. Справились.

Тетя Варя дверь открыла почти сразу.

— Мотя?

— Можно к вам? Пожалуйста...

— Иди, конечно...

Девушка бросилась к балкону, выглянула из-за занавески...

Однако?

Сидит наша блудная мамочка на лавочке, душевно общается с тетей Парашей... интересно, о чем? Полцарства за направленный микрофон!

Нету?

А жаль...

— Что случилось? Ну-ка, рассказывай!

Тетя Варя решительно потащила девушку на кухню, благо, окна выходили на ту же сторону. Проследила за ее взглядом.

— Что, Петюня так и вяжется?

Матильда подумала пару минут. Потом все же решилась. Чего уж, все равно все и всё узнают. Скорее рано, чем поздно.

— Тетя Варя, а вам вторая женщина на лавочке незнакома?

Варвара Васильевна вгляделась, сощурилась.

— Черт ее знает...

— А если омолодить лет на пятнадцать?

На этот раз вглядывались дольше. Помогло еще то, что блудная мать встала и под ручку с тетей Парашей направилась в дом! Это ж надо!

Тетя Параша к себе кого-то пригласила!

Луна на землю упала, не иначе. Или Параша выгоду почуяла. Варвара всмотрелась пристально.

— Погоди-ка... Машка, что ли?

— Угадали.

Тетя Варя уселась на табурет и выдала такое, из солдатского лексикона, что чуть герань на окне не повяла. Потом накапала себе корвалола, выпила, подумала, накапала валерьянки и заполировала.

— Нет, не помогает. Точно, что ли?

— Документы, вроде, те самые.

— Ох...! И что эта ... хотела?

— Дочерней любви, — усмехнулась Матильда. — Была уверена, что я сейчас тут устрою сценку из сериала. Мама, я так тебя ждала! Дай прижаться к твоей груди... к левой или правой, на выбор!

— Ох...ть! Серьезно?

— Вполне.

Тетя Варя только головой покачала.

— Бывают же твари! А что она с Парашей делала?

— Узнала, что бабушка умерла. И приехала меня поддержать.

Тетя Варя мгновенно стала серьезной.

— Как же! То к тебе эта тварь вяжется, теперь мамочку вызвали... где ж она раньше была? Когда ты тут убивалась на трех работах?

Денег, кстати, тетя Варя Матильде не предлагала. Понимала, что обидит девушку до глубины души. Но с бабушкой сидела, и заходила, приглядывала среди дня...

— Говорит, у себя.

— Это — где?

— Чуть не за Уралом. Папашу нашла, брата с сестрой мне родила...

— Та-ак... а вернуться не судьба была? — Тетя Варя мгновенно уловила главное. — Если муж сбежал, а потом не смог... сидел, что ли?

Матильда развела руками.

Опять-таки, вины за собой она не чувствовала. Не ее это позор, она папашу лет пятнадцать не видела, даже больше. И смысл скрывать?

Знает тетя Параша, знает вся страна.

— Понятно... Точно, деньги занадобились.

— Подозреваю, что да. Но что я могу сделать?

— Да ничего. Жить спокойно, а если что — зови, помогу. Гошке сказать?

— Пока не знаю. Да и вмешаться ему сложно будет...

Игорь, старший теть-Варин сын, в свое время решил работать врачом, и уехал поступать в соседнюю область. Там был отличный мединститут, чуть не с вековой историей...

Там же он прошел ординатуру, там же женился, и теперь до двух внуков тетя Варя добиралась раз в неделю, на рейсовом поезде.

— Не скажи. Знакомства у него есть, едут-то и отсюда. А нет — по людям поспрашиваем...

Матильда благодарно кивнула.

— Пока не надо, спасибо. А если что — буду иметь в виду.

— Вот-вот. Учти, если что... И давай-ка чайку попьем. У меня варенье есть, малиновое...

Матильда отказываться не стала. Вкусно же...

Мария-Элена Домбрийская.

В карету Малена садилась с тяжелым сердцем.

Как-то там подруга?

Сон свалил Матильду около десяти вечера. Тошнотный, тяжелый...

То есть был бы таким. Но сны оказались платой девушек за дружбу, и сегодня они жертвовали с особенной радостью.

— Что же с ней делать?

— Ждать. И только ждать.

Матильда поежилась.

Ждать она не умела. Вообще. Бабушка что сама умела, тому и научила, а умела она бороться и идти вперед. Не отступать и не сдаваться.

О том, что женщина должна быть мягкой и нежной, уметь выжидать и приспосабливаться ей не говорили. Наоборот, постаравшись защитить свою дочь от невзгод мира, бабушка Майя сделала все, чтобы не повторить эту ошибку с внучкой.

Матильда давно бы уже не выдержала. Устроила бы скандал, ругалась, пыталась все прояснить...

Мария-Элена по определению не могла так поступить. Не могла скандалить, ругаться, кричать и биться в истерике. Даже от вида Рисойских она просто цепенела. Замирала, замыкалась в себе...

Аристократия?

Да, наверное...

И сейчас это было к лучшему. Малена успешно сдерживала подругу, успокаивая и подбадривая.

— Я бы ей голову оторвала! — честно призналась подруге Матильда.

— Это — твоя мать.

— Это — матка на ножках. Она меня только выносила... матерью мне стала бабушка Майя.

— Все равно. Убьешь — будешь отвечать. Тебе это нужно — сейчас?

— Нет... Может, Антону рассказать?

Малена заколебалась.

— Не знаю. А что он сможет сделать?

— Ну... как с Ниной...

Зрелище Марии Домашкиной, вставленной головой в мусорный бак, на минуту согрело души девушек. Но по размышлении, они отказались от этого плана.

Малене не хотелось демонстрировать Антону эту сторону своей жизни. Для всех это — ее мать. И оценивать ее будут не только по собственным качествам, но и по Марии Домашкиной. Кто там будет разбираться, как дело было?

Бросила, не бросила... мать у тебя ужасная, вот и ты сама недалеко от нее ушла. Тот же социальный слой.

Матильда не отела быть должна. Если у них с Антоном что и будет, то не по чувству благодарности, а по собственному выбору. Лучше уж с участковым поговорить, они с тетей Варей давние знакомые...

Ждать и отбиваться. Отбиваться и ждать.

Но как же это тяжело! Особенно когда тебе всего восемнадцать лет.

Состояние госпожи заметила даже Ровена.

— Ваша светлость, все ли в порядке?

Малена покачала головой.

— Нет.

И... не удержалась.

— Ровена, скажи, хорошая мать может бросить своего ребенка? Погнаться за мужиком, наплевав на малышку...

— Нет...

Ровена говорила таким тоном, что даже Матильда отвлеклась от своих переживаний. И пристально вгляделась в лицо наемницы.

— Нет, ваша светлость. Это не мать, а мразь.

— Вот и я так же думаю.

— А почему вы спросили?

И что-то такое в голосе Ровены было... у нее то же самое случилось? Малена ненароком угадала?

— Одну мою знакомую мать бросила, когда той было около двух лет, — честно призналась Малена, понимая, что если сейчас соврет, дружбы с Ровеной ей не видать. Никогда. А отношения "начальник-подчиненный" — не совсем то, что требуется в условиях королевского двора.

— Так? — напряглась Ровена.

— Ее воспитывала бабушка. Как могла. — Наемница ощутимо расслабилась. — Мать появилась недавно, и потребовала любви. И, наверное, содержания?

— Гнать ее в шею, — резко высказалась Ровена. — Мало ли, кто кого рожал, кошки каждый год по нескольку раз котятся. И то котят не бросают. А эта... Такие женщины — не матери.

— У нее вроде как еще двое детей...

— Младше?

— Да.

— Замечательно! — голос Ровены сочился ядом. — Вот и нянька для ее последующих деток!

— Мы примерно так и подумали, — Матильда была согласна.

— И нянька, и наследство там осталось...

— Бедная девочка, — голос Ровены был полон сочувствия. Искреннего. — Она в столице?

— Нет. Но будет.

— Если от меня нужна будет помощь...

— Я скажу.

Разговор постепенно сошел на нет. Девушки подремывали под монотонное покачивание кареты. Молчала даже Матильда. Она устала от переживаний, и сейчас смотрела в окно на зеленые поля, деревья, крестьян... Расслаблялась, исцеляя душу.

Как хорошо, что есть на свете зеркала.

Кто бы ни создал их зеркальную пару, чем бы не пришлось платить — Матильда уже была согласна. И заранее благодарна.

Граф Ардонский всерьез оказался настроен на союз с Домбрийскими.

На выбранном им постоялом дворе все было обустроено даже для Ровены. Маленькая смежная комнатка, но с хорошей кроватью. И это говорило о многом.

Хочешь мне понравиться? Гладь мою собачку...

Ровена, конечно, была крупнее, но суть от этого не менялась. Граф хотел дружбы, и Малена решила пойти ему навстречу. Может быть, не в плане брака, но хорошие отношения — в наше время очень немало.

В любое время.

Матильда Домашкина.

Проблемы начались с утра. А именно — с тети Параши, которая поймала Матильду во дворе дома.

— Мотенька!

— Матильда Германовна, — Мария-Элена мгновенно перехватила управление, благословляя тот момент, когда они решили пораньше пойти в офис.

Дома из рук все валилось, начиная с ванной.

Сначала выпал из рук и разлился гель для душа, а смыть его с пола — задача для сильных духом. Потом Матильда заехала себе тушью в глаз, а под конец еще и чашка разбилась. Девушка плюнула, и удрала на работу пораньше, пока квартира цела.

Завтракать?

Чай на работе поить можно, а есть все равно не хотелось. Матильда и Мария-Элена были полностью солидарны в этом вопросе. Стоило им понервничать — и девушки не могли съесть ни кусочка. Спазмом сводило желудок, до рвоты, до желчи...

Съесть что-то?

Один раз Матильду вырвало на выпускных экзаменах.

Пятерку она получила, но экзаменатор сильно обиделся. А не надо было загораживать дверь и говорить, что не допустишь симуляции на экзаменах. Нечего тут списывать...

Экзамен пришлось перенести в другую аудиторию, а экзаменатора — отправить в туалет. Чиститься.

Так что накормить кошку — и на работу. У Беси-то переживаний нет. Никаких! Ее надо кормить, как и всякое порядочное животное — почаще и побольше, пожалуйста.

Далеко удрать Матильда не успела, перехватили ее на выходе из двора. И сейчас тетя Параша стояла, раскорячившись так, чтобы ее было вдруг не обойти.

— Ишь ты... не доросла до Германовны-то!

— Вы меня остановили, чтобы это сказать?

Ага, как же...

— Что ж ты делаешь-то! Мать гонишь...

Малена вскинула брови.

— Любезнейшая, по какому праву вы лезете в чужие семейные дела?

— Я ж тебя еще вот такусенькой помню!

— Хоть эмбрионом, — отрезала герцогесса. — Что вам угодно?

— Не по-христиански это...

— В своей семье мы разберемся без помощников. У вас есть еще вопросы?

Тетя Паша начала нервничать.

— Нетипичные реакции, — хихикнула Матильда. — Она ж меня и правда знает. Я бы ее давно послала, а тут такие цирлих-манирлих...

— Плевать, — отрезала набравшаяся от подруги нехороших слов герцогесса.

— Что ж ты мать-то выгнала вчера?

— Я не обязана вам отчетом в своих поступках.

— А я вот сегодня к участковому пойду! Не по-человечески это, чтобы дочь родную-то мать из дома гнала...

— Сделайте одолжение.

— Ишь ты, бескультурница...

— Ваше мнение для меня чрезвычайно ценно, — отрезала Малена.

И уступила управление Матильде.

Девушка ловким движением обогнула толстую тушу.

— Салют!

И помчалась по улице, что тот спринтер.

Тетя Параша посмотрела ей вслед со злобой, пробормотала какие-то ругательства, но этим все и закончилось.

Или началось?

* * *

В офисе Матильду ждал очередной презент от господина Асатиани.

Фиалки и плюшевый кот. Рыжий, со зверской мордой, скорее всего — Гарфилд.

Малена вздохнула, подхватила все добро, и отнесла в соседний кабинет. И наткнулась там на Евгению.

— Привет!

— Привет! Какая киса!

— Нужен? Бери!

Положа руку на сердце, от серого, в цвет Беськи, котенка, было бы куда сложнее отказаться. Видимо, котовладельцы чем-то от своих зверей все же заражаются...

— А, давай. Не все ж Нинке...

Малена спокойно вручила Жене презент.

— Держи.

— Тебе он совсем не нужен?

— Абсолютно.

— И не нравится он тебе никак?

— Вообще...

Малена не врала, и Женя это видела. Голос был равнодушным, глаза спокойными, руки не перебирали платье...

Ей правда был безразличен Давид.

— Он красивый...

— С удовольствием отдала бы тебе это сокровище.

— Не пойдет... Он с Леркой-то вчера не пошел.

Малена ухмыльнулась. Неожиданно, этот факт был приятен. Хотя...

— Конечно. Там, где охотятся — не гадят, а терпеливо ждут в засаде.

Теперь уже фыркнула Женя.

— Так себе и представляю, как Давид метит нам стену!

— Задрав хвост, — подсказала Малена.

Девушки рассмеялись, и секретарша отправилась на свое рабочее место, заваривать чай. Шеф был уже на месте, судя по открытому кабинету... легко на помине! Выглянул на возню...

— Малена, зайди.

Малена послушалась. Антон развалился в кресле и смотрел на нее с интересом.

— Долго ты Додика мучить будешь?

— Они что — сговорились? — взорвалась Матильда.

Малена прищурилась.

— Простите?

— Он мне всю работу срывает, паразит. Лерка сегодня точно не выйдет, вчера она так нализалась в "Колбасе", что смотреть жуть брала...

— Интересно, а откуда Антон это знает? — Матильда не дремала. — Небось, сам там был?

Малена пожала плечами.

— Антон Владимирович, что я должна сделать?

Антон замялся. Как-то под этим взглядом не выговаривалось: "дать Додику во всех позах, чтобы отвязался".

— Эммм... может быть, сходишь с ним куда-нибудь?

— Это официальное распоряжение?

— Это пожелание.

Малена развела руками.

— Простите. Господин Асатиани не в моем вкусе.

— А тебе его есть и не надо, здесь не Полинезия.

Малена выслушала с тем же вежливым интересом. Антон покачал головой.

— Что, совсем никак?

Малена покачала головой.

Никак. И вообще, что значит — легче дать, чем объяснить? У кого-то там засвербело? А она при чем? Где-то прописано, что она обязана ложиться с каждым самцом, которому захочется?

Щаззз!

Право мужчины — захотеть. Но право женщины — отказать. Не нравится? Не мои проблемы.

— А если для здоровья?

— Предпочитаю физиотерапию.

— Ладно, — махнул рукой Антон, осознавая, что секретарша у него — единственная неподдающаяся чарам господина Асатиани (или его денег?). — Сделай мне кофе, а? Башка гудит...

Малена кивнула и пошла делать кофе.

* * *

Звонок настиг ее в обеденный перерыв.

— Мотя, проблемы.

Тетя Варя времени на приветствия и разговоры о погоде не тратила.

— Что случилось?

— Тут сейчас весь кагал, твоя мамаша, Параша с сыном, участковый...

— И чего им надо?

— Требуют вскрыть квартиру.

— ЧТО?! — вскипела Матильда.

Малена тут же перехватила контроль, не давая подруге сорваться в откровенную брань.

— Якобы, она твоя мать, была здесь прописана, сейчас что-то там наследует... приехать можешь?

Малена прикусила губу. Подумала пару минут...

— Тетя Варя, вы не могли бы дать трубку участковому?

— Сейчас, детка...

Девушки вслушивались в шум, несущийся из телефонной трубки.

Шаги.

Щелчок замка.

Гвалт голосов, которые сложно различить, и один резкий, тети-Варин:

— Семен Семенович, подойдите к телефону, пожалуйста. Поговорите перед вскрытием замка с законной владелицей квартиры.

Шум скакнул сразу на сотню-другую децибел.

Плаксивый голос — мамашин. Визгливый и пронзительный — Парашин. Басок — это Петюня. Твари!

— Мы им не спустим, — успокоила подругу Малена. — Обещаю. Но выиграет лишь хладнокровный.

— И в кого ты такая умная? — буркнула Матильда.

— В принципе.

В трубке послышался голос участкового. Семен Семенович опекал их двор уж лет десять, и Малену знал. А уж ее бабушку-то...

— Добрый день, Матильда.

— Добрый.

— Что ж ты мать-то домой не пускаешь?

Матильда ощетинилась.

Малена сообразила, что в голосе мужчины звучат иронические нотки, и чуть успокоилась.

— А вы мне хотите дверь сломать?

— Я что — на дурака похож?

— Нет...

— Мотя, сломать тебе дверь можно. Но! Твоя мать не прописана в этой квартире. Она только наследница...

— Нет.

— Почему?

— На квартиру бабушка оформила договор ренты. На все остальное имущество написала на меня дарственные. Вплоть до сковородок.

— То есть?

— Еще при жизни все подарила мне. У нее же Паркинсон нашли, когда мне было лет пятнадцать...

— Ну да. Я помню...

— Вот тогда она и пошла по адвокатам. Когда мне исполнилось шестнадцать, она меня прямо в день рождения потащила к нотариусу, там была комиссия какая-то... я плохо помню, но бабушку признали психически здоровой.

— Вот даже как...

— Да. Это все есть и у меня какие-то бумаги, и у нотариуса должны быть копии.... Наверное. Я точнее не знаю. Но бабушка все оформляла очень дотошно.

— Это хорошо... А квартира у вас приватизирована?

— Да. Вот как бабушка заболела, ей пришлось уволиться, она и занялась.

— То есть твоя мать...

— Когда шла первая волна приватизации, меня еще на свете не было, а бабушка потеряла все доверие к правительству. Сказала, что она по их правилам играть не будет, и ничего не делала. Да и некогда было, выжить бы...

— Понятно. Юридически твоя мать — никто?

— Она моя мать. Биологически. И все. Если это она, конечно...

— Ты ее...

— Пятнадцать лет не видела. И сейчас в шоке. Как можно было себя так довести?

— Да вот так. И не такое видывать приходилось.

Матильде не приходилось. А для Малены, напротив, это было логично. В ее мире женщины и помоложе могли хуже выглядеть.

Плохая пища, тяжелые условия, пара плюх от супруга...

— А мне сейчас что делать?

— Ну, дверь вскрывать никто не будет, сама понимаешь.

— А вы...

— Я? С чего бы? Ни у кого таких прав нет. Но ты вечером бери копии документов, и подходи ко мне?

— Куда?

— На Новосельскую. Где мы сидим, представляешь?

— Нет.

— Новосельская, шестнадцать. Скажешь, что ко мне. Тебя во сколько ждать?

Малена прикинула.

— Не раньше семи.

— Вот на семь я эту компанию и приглашу. И... Матильда, я, конечно, знать не хочу ничего. Так что не отвечай. Но если у тебя все оригиналы документов дома, стоит их куда-нибудь перенести. Хотя бы и в банковскую ячейку. И ключ хранить у сердца.

— Спасибо, Семен Семенович, — искренне поблагодарила Матильда.

А ведь и правда...

Вот так придут, сломают дверь... доказывай потом.

А с бабушкиной смерти еще и полугода не прошло. Как же гадко!

* * *

Матильда была в таком душевном раздрае, что руководство на себя пришлось взять Малене. Герцогесса отлично справлялась, печатала, отправляла факсы, принимала посетителей, варила кофе, успокаивала подругу...

Вечером они с такой скоростью удрали с работы, что даже джип не заметили. Давид, который хотел, было, выйти и что-то сказать, не успел за ручку взяться. Малена пронеслась с такой скоростью, что спринтеры могли бы только завистливо вздохнуть.

Мужчина подумал несколько минут, а потом завел мотор и поехал в знакомый двор. Может, там представится случай поговорить?

* * *

Дома Матильда схватила сумку с документами.

Да, именно сумку, в которой лежало несколько толстых папок, подписанных именами. Ее и бабушкиными.

В папке с подписью "Матильда" нашли пристанище ее документы — аттестат, свидетельство о рождении, СНИЛС и прочее очень нужное.

Бабушки Майи.

Квартирные.

Разные.

Именно сумку, да. Случись пожар, все в одном месте, схватил на плечо, да и выбежал. Это бабушка так устроила.

В эту же сумку отправились бабушкины золотые часы, два кольца, серьги с изумрудами и медальон. Все достаточно дорогое, золотое, тяжелое. Бабушка дешевку не уважала ни в каком виде, и считала, что золото — на черный день. Придет край — продать можно.

Матильда была с ней согласна. Носить ей это не хотелось, но и оставить в доме?

Ну уж — нет!

Сбербанк!

* * *

Давид искренне удивился, когда увидел Матильду не входящей в подъезд, а выходящей из него. В том же рабочем наряде, но со спортивной сумкой на плече. И — не удержался.

— Подвезти?

Матильда могла бы согласиться, но Малена не собиралась церемониться.

— Благодарю. Вынуждена отказаться.

Через дворы она до сбербанка добежит за пять минут, на машине будут все двадцать. Да и ни к чему это...

Многие горести — от многих знаний. Позаботьтесь о ваших близких, пусть не горюют. А о дальних — тем более.

Давид и мяукнуть не успел, как Матильда исчезла во дворах. И что теперь? Догонять ее? Или...

Или — выглядело куда как привлекательнее.

Давид завел машину и решил проехаться по окрестностям. Может, и найдет кого порасспросить? С кем Матильда живет, дружит, может быть... встречается?

А ведь и такое возможно. И тогда объяснима странная холодность девушки....

* * *

Матильда тем временем оформляла на себя ячейку в сбербанке.

Да уж, недешево стоят подобные услуги. Но и не настолько дорого. Так что сумка с документами заняла свое место в уютном симпатичном сейфе, а ключ Малена, поколебавшись, повесила на шею. На цепочку.

Нет, не с крестиком. Вот уж чего бы бабушка Майя, пламенная коммунистка никогда не допустила, так это всяких крестов-медальончиков. Но и у Матильды были свои реликвии.

На цепочке висел маленький, размером с вишенку, медальон. Гладкий, закрытый. Бабушка Майя все собиралась сходить к ювелиру да разобраться, как он открывается, но не собралась, вот...

Он достался отцу Майи от его матери, а той от ее отца... одним словом -древность. А учитывая, что материал был — золото, да и цепочка старинная, хорошего исполнения...

Матильде бабушка его отдала, когда девушке шестнадцать исполнилось. Та и носила вместо крестика.

А может правда, сходить к ювелиру?

А, время терпит!

И Матильда помчалась через дворы к зданию УВД.

* * *

— К Никанорову.

— Фамилия?

— Домашкина. Эм Гэ.

— Паспорт.

Получив просимое, дежурный что-то записал в толстенном журнале, потом снял трубку внутреннего телефона.

— Никаноров у себя?

Выслушал ответ, кивнул и махнул рукой Матильде.

— Двести двенадцатый кабинет.

— Спасибо.

Матильда прошла через турникет, металлоискатель и решетку — поочередно, и поскакала вверх по лестнице.

— Малечка, возьмешь контроль?

— Давай.

— Боюсь, не сдержусь.

— Сестренка, ты знаешь, я тебе помогу всегда.

— Тогда... лови!

Малена перехватила контроль над телом, и тут же остановилась.

— Ты чего?

— Я — Домбрийская!

— Но я-то нет?

— Это не повод прибегать взмыленной лошадью! Где зеркало?

— Зануда. В сумке, в левом кармашке.

— Вот и отлично. Расческа...

— Оно же. Складное.

— Замечательно.

И ее светлость принялась приводить себя в порядок.

Вдох-выдох, чтобы кровь отхлынула от лица, а дыхание успокоилось, посмотреться в зеркало, убрать разводы от туши под глазами, здесь не цирк с очковыми медведями, волосы пригладить и заново стянуть в хвост...

Вот так.

И к двери кабинета подходит уже не взмыленная соплюшка, нет. В дверь кабинета властно постучала наследница рода Домбрийских.

Как это много значит! Осанка, поворот головы, выражение лица, движения тонких рук...

Не столь важно во что ты одета, дворяне и в лохмотьях оставались дворянами. Но внутреннее достоинство, которое заставляет тебя расправлять плечи...

Я — Домбрийская.

И улыбка. Легкая, вежливая, чуточку надменная...

Я оказываю вам любезность, придя сюда. И мы все об этом осведомлены. А потому — держитесь в рамках, господа!

Мария Домашкина сидела у стола Семена Семеновича и выглядела откровенно жалко и гадко.

Нищенская одежда, плаксивое выражение лица, какие-то бумаги, разбросанные на столе, толстые пальцы с коротко обрезанными ногтями, вцепившиеся в сумку и неприятно шевелящиеся, словно опарыш...

Матильда выглядела гораздо лучше. Но внешность ведь не главное, главное — карты? Карте место!

— Добрый день, Семен Семенович, Мария Ивановна.

— Мотенька! — возопила означенная Мария Ивановна.

— Попрошу без эмоций, — рявкнул Семен Семенович, догадываясь, что ничего толкового он не услышит. — Матильда Германовна, присаживайтесь.

— Благодарю.

Аристократы не разваливаются на стуле всем организмом. Они присаживаются с выпрямленной спиной, примерно на половину сиденья. Сумка занимает свое место на спинке стула, руки спокойно лежат на коленях, голова чуть склонена набок, на лице внимание и сосредоточенность.

— На вас тут заявление поступило.

Молчание. Только молчание.

— Мария Ивановна Домашкина жалуется, что вы ее не пускаете домой...

Малена молчала. Пусть выговорятся.

— На жилплощадь, которая после смерти ее матери, должна принадлежать ей. И еще не поздно вступить в наследство. Вы можете что-то сказать по этому поводу?

— Разумеется, Семен Семенович. На момент смерти у моей бабушки не было никакого имущества, соответственно, ее дочь ничего не наследует. Более того, я не понимаю, что нужно этой женщине на моей жилплощади.

— Как — не было?! — возмущенно возопила Мария Ивановна. — Да у мамы всю жизнь была квартира, вот эта, самая! И дача у нее была, и гараж...

Малена слушала с выражением вежливого интереса. Потом протянула руку за сумкой.

— Прошу приобщить к делу.

И выложила на стол документы.

— Дарственные. На все вышеперечисленное. Договор ренты. Это копии, но заверенные.

Семен Семенович пробежал глазами документы.

Мария Ивановна глотала воздух, как будто он внезапно закончился в кабинете. Или — не внезапно?

— Не дай бог, я в нее пойду, — вздохнула Матильда.

— Ты — уже не пойдешь, — утешила подругу Малена. — Молись за детей.

Матильда представила, что ее ребенок станет вот таким... и девушку реально затрясло.

— Ни за что! Сама пришибу!

Малена ответить не успела. Читал Семен Семенович быстро.

— Ну, что я могу сказать? Мария Ивановна, судя по документам, претендовать вы ни на что не можете. Ваша мать, Майя Алексеевна Домашкина, подарила все своей внучке. Можно, конечно, подавать в суд, дело ваше...

— Как — подарила?!

Толстые пальцы выхватили бумаги, вчитались...

— Обязательно оставлю это — здесь, — поморщилась Малена. — Коробит.

— Да уж. Хорошо, копии есть, а то я бы оригиналы хлоркой протирала, — поддакнула Матильда. — Ишь ты, гадина, приперлась она из своего Помойкина! За наследством и любовью! А не дождется!

До Марии доходило минут на пять дольше, чем до участкового, но все же...

— Н-но... как же так? Мама не могла так поступить! Она была не в себе...

— Там есть и заключение врачей, — Малена не собиралась никого щадить. — Бабушка была абсолютно нормальна.

— Это ты ее настроила! Ты!!!

— Против дочери, которую она пятнадцать лет не видела?

— Я маму любила!!!

Малена посмотрела на участкового. С ее точки зрения, дискуссии здесь были неуместны.

— Семен Семенович, я вам еще нужна?

— Нет, Матильда Германовна. Вы можете идти. До свидания.

— До свидания.

Подняться, попрощаться со всеми присутствующими вежливым наклоном головы, и выйти, пока не разразилось.

И уже из-за двери.

— Ах ты...

И голос участкового.

— Мария Ивановна, послушайте меня. Все права у Матильды Германовны...

Дальше Малена подслушивать не стала. И медленно пошла вниз по лестнице.

— Какая ж бабуля молодец!

— Она тебя защитила, — грустно вздохнула Малена. Без зависти, близким не завидуют, но с тоской. И Матильда поспешила ее утешить.

— А тебя защитил отец. Насколько смог.

— Женившись на этой суке!

— Судя по завещанию, он потом пожалел.

— И отправив в монастырь.

— А думаешь, Лорена бы тебя пощадила? Или отравила, или еще чего...

— Вполне вероятно. Интересно, что она сейчас делает?

— Судя по времени — спит.

— А что будет делать, когда проснется? — Малена решила отвлекать подругу и дальше.

— Если не дура...

— А мы в этом уже убедились...

— То поедет в столицу.

— И мы с ней там столкнемся, — мрачно заключила Малена.

— Учтем и будем осторожнее, — припечатала Матильда. — Интересно, это все?

Ага, как же!

На улице, облокотившись на стену здания и покуривая на редкость вонючую сигаретку, ждал Петюня.

* * *

При виде Матильды сей достойный представитель рода ишачьих чрезвычайно оживился. Выкинул щелчком сигаретку, сплюнул под ноги, и раскинул в стороны руки.

— Мотя! Радость моя!

Малена выпрямилась.

— Ага... Петюня, зайчик, солнышко, рыбка...

Лицо парня все сильнее расплывалось в широкой улыбке, но Малена не собиралась давать ему спуска.

— Ты всерьез считаешь, что после такой подставы я к вам ближе, чем на километр подойду?

Лицо парня выразило недоумение.

— Какой подставы?

И ведь не врал, просто был слишком туп...

— Объясни матери, что я разобралась, кто навел на меня эту... р-родительницу. Я очень благодарна ей, и при случае выражу свою благодарность в доступной форме. Я внятно выразилась?

— Эммм...

— Ничего, передай, как запомнил.

Выглядела Малена настолько разъяренной, что дошло даже до дурачка Петюни. Он поежился, не рискуя задержать девушку, и проводил ее взглядом.

— А чего мы сделали-то такого? А?

Вопрос остался без ответа.

Кипя, словно чайник, Малена удалялась в сторону дома.

— Может, нам спортом заняться?

— Эммм?

— Ну, боксом, к примеру?

— Это — как?

Матильда спроецировала подруге картинку.

Она, в боксерских трусах и майке-алкоголичке, яростно лупит по груше, на которую прилеплена фотография Петюни.

Малена поежилась.

— Думаешь, стоит?

Матильда подумала минуту и заменила картинку в боксерских перчатках на картинку с бейсбольной битой. Потом поменяла ее на саперную лопатку, а то непатриотично.

— Как-то мне эта перспектива не нравится. А какие еще варианты?

Малена задумалась о карате, дзюдо, стрельбе, причем из пистолета, арбалета и лука — поочередно, потом о метании ядра в цель...

До плавания дошло далеко не сразу. Но идея утопить всю честную компанию Малене понравилась.

— Всегда мечтала научиться плавать.

— Так за чем же дело стало?

— А... можно?

— Конечно! Куплю купальник — и в бассейн!

— Купальник?

В ответ на картинку с мини-бикини Малена зажмурилась и затрясла головой, едва не встретившись со столбом.

— Нет! Не надо! Молчи! Не хочу это видеть... а у вас правда такое носить можно?

— Да.

— На людях?

— Я тебе сегодня покажу 'Спасателей Малибу'. Тогда поймешь, что можно, а что нельзя.

Фильм Малене понравился. Но на бикини она все равно не согласилась. Только закрытый купальник. Не стоит слишком рьяно демонстрировать себя, это непристойно!

Матильда спорить не стала. Как ни странно, вкус у герцогессы был лучше, чем у нее. И чувство стиля тоже. А раз так... Прислушаемся.

И то сказать...

Что такого принципиально нового может продемонстрировать женщина? Чего там мужчины не видели, если брать общую анатомию?

Все видели.

А раз так, возможно, имеет смысл не открываться, а закрываться. Пусть гадают, вдруг там есть что-то новенькое?

С этой мыслью Матильда и отправилась спать. То есть — наблюдать за подругой и лишний раз благословлять зеркала за то, что они есть.

Что бы она сейчас делала без Малены?

Бог ли, дьявол, и чем там придется платить...

Иногда любая цена кажется невысокой.

Рид, маркиз Торнейский.

— Привет, братик.

Остеон улыбнулся младшему брату, который без стука вошел в кабинет, отстранив секретаря.

— Ваше вели...

— Рид!

— Извини, привычка.

— Тогда привычно налей себе вина.

— А тебе?

— А мне такие радости не грозят, — вздохнул Остеон.

— Ост?

— Желудок болит. Сильно.

— Может, травы какой заварить? У нас на границе травницы есть, хорошие...

Остеон махнул рукой.

— Джель успокоился?

— Куда там! Ходит, фырчит, что тот ёж.

Его величество усмехнулся.

— Ладно, успокоится. Никуда не денется.

— Что тут у тебя интересного, и когда я смогу вернуться на границу?

— Письма, как обычно. От Риния, от Самдия...

— И?

— Шарлиз Ролейнская прибывает первой. Через два месяца, примерно так.

— А Джель?

— Дилера Эларская будет через три месяца. Даже чуть позднее...

— Как раз и скандал утихнет, и Джель успокоится.

— Будем надеяться на лучшее, — вздохнул Остеон. — Вот ведь... ему править, а он штаны не может удержать завязанными!

— Были и мы молодыми, — показно вздохнул Рид.

— И? — заинтересовался Остеон.

— Ну... бывало всякое, — Рид расплылся в улыбке, вспоминая дочку мельника. И папашу, который гонялся за ним с вилами, и ткнул бы точно, плевать, что маркиз... И кухарку, с которой они тесно общались под столом, благо, вышитая скатерть позволила относительно уединиться...

Остеон покачал головой.

— Коты мартовские. Женить вас надо!

— Хорошо хоть не кастрировать.

Остеон посмотрел так, что Рид поднял вверх руки.

— Понял-понял! Молчу, я вообще благочестив, как сам Брат.

— Побогохульничай мне еще...

Рид мило улыбнулся и развел руками.

— Если что — я каяться буду. Авось, грех и отпустят, ибо больше радости Брату с Сестрой об одном грешнике раскаянном, чем о сотне праведников, кои впали в грех гордыни.

Учитель богословия при королевском дворе свой хлеб даром не кушал.

— Есть в чем каяться? — не то, чтобы Остеон доверял брату, но ведь и сыну доверял тоже! Вдруг Рид что-то отмочит?

Рид задумался.

— Лофрейнские нам могут доставить неприятности?

— Нет. Ты кого из них огулял?

— Диану.

— А, эта... пусть ее.

По работе, Остеон знал о всех придворных куртизанках. Диана, конечно, в их стройные ряды пока не влилась, но стремилась. И упорно работала над собой и окружающими мужчинами.

Что ж, тоже дело нужное...

Рид кивнул. И даже улыбнулся, вспомнив сегодняшнее пробуждение, на смятых простынях, с красавицей под боком. Вот еще бы говорила она поменьше, а то ведь рот только одним способом ей заткнуть можно... ладно, двумя. Балаболка!

— Проблем не будет?

— Не ты первый, не ты последний. Муж все знает, просто ему так удобнее. Дуэли или наемников можешь не опасаться, к-котяра.

Рид показно невинно улыбнулся.

— Я хороший...

— И чего тебе нужно, хороший?

— Почему сразу — нужно?

— Так я и поверю, что ты пришел помочь мне в бумагах копаться, — огрызнулся Остеон. Брата он отлично знал, и понимал, что того осенила какая-то идея.

Авось, не слишком опасная.

— Ну... — Рид выглядел не особенно виноватым. — Ост, я тут с ума схожу.

— И?

— Можно я поеду, встречу Шарлиз?

— Хм-м...

— Возьму с собой приличный эскорт...

— Человек сто гвардейцев.

— Дядюшку Стива, который нас с Джелем меч учил держать, он тоже загрустил...

Остеон недолго подумал, а потом согласно кивнул.

— Давай. Ты как поедешь?

— До Арвеста, а потом к Инкору. Вдоль Интары.

— Езжай.

Остеон и не подумал сопротивляться брату или запрещать.

Рид — не придворный. Ему удобно в седле, в походе, в битве... и пока у него есть такая возможность. Пусть развлекается. Это одна из причин.

Вторая — выказать уважение к соседям, в преддверии намечающегося союза, это не лишнее.

Третья же...

Его величество искренне желал брату только добра и счастья. При дворе Шарлиз наденет маску, подготовится, и предстанет во всем блеске. А вот так, неожиданно...

Пусть брат посмотрит, кого берет в жены. Если у них не срастется, для Ролейнской найдется другой муж. Конечно, долг для Рида превыше всего, но быть на всю жизнь привязанным к смазливой стерве или круглой дуре, к примеру?

Нет, такого Остеон брату не желал.

Так что на следующее утро дворец покинули сто гвардейцев под командованием брата короля. Они собирались проехаться по Аллодии и встретить Шарлиз Ролейнскую на границе, у крепости Инкор.

Мария-Элена Домбрийская.

— Ваше сиятельство.

— Ваша светлость...

Граф Ардонский и герцогесса переглянулись, и обменялись улыбками.

— Дядюшка Астон, вы отправили письмо в столицу?

— Да, Малена. На всякий случай — нескольким людям.

— Они надежны? Поймите меня правильно, дядюшка Астон, я верю в ваши таланты, но я всего лишь девушка. И я волнуюсь...

Астон улыбнулся.

— Мария-Элена, доведись мне пережить столько же, сколько вам, я бы, наверное, с ума сошел. А вы держитесь великолепно. Что касается моих людей... Я не стану вам пока называть имен, но расскажу о них.

— Замечательно!

— Один из них вращается в высшем свете. Есть такая порода людей, которые не могут жить без балов, приемов, охоты...

— И при этом все обо всех знают, и в какой-то момент такие люди — незаменимы?

— Именно. Второй — рангом пониже. Вы слышали о королевских дознавателях?

— Дядюшка Астон, ну что я могла слышать в своем монастыре?

— Примерно лет тридцать назад, его величество Аррель учредил департамент дознания.

— Полиция? — заинтересовалась Матильда.

— А чем они занимаются? — принялась уточнять у графа Малена.

— Есть вещи, которыми надо, увы, заниматься.

— Шпионы? Враги королевства?

— Эти проходят по ведомству департамента иностранных дел, — отмахнулся Астон Ардонский. — Но иногда... в жизни бывает всякое. Случаются убийства, тяжбы за наследство и прочее...

— И их расследованием занимается этот департамент?

— Да.

— Такие люди должны много знать...

— Один из этих людей мне обязан.

Малена не стала спрашивать — чем, она просто посмотрела восхищенным взглядом.

— Дядюшка Астон, я в вас не сомневалась. Если ваш сын такой же умный, как и вы... влюблюсь! Честное слово!

Астон отечески улыбнулся девушке. Он прекрасно все понимал, но даже союз — уже неплохо. А там...

Если получится — он выдаст Марию-Элену замуж за Динона. Нет? Всегда можно заключить договор на внуков... да и хорошие отношения с соседями, и прямая выгода...

— Поживем — увидим, не так ли?

— Дядюшка Астон, скажите, а среди ваших знакомых в столице — никого нет из простонародья?

Эту идею подсказала Малене Матильда. И она имела определенный успех.

— А зачем?

— Если есть кто-то, кто может устроиться на работу в дом Домбрийских...

Граф удивился совершенно искренне.

— Это можно устроить. Но — зачем?

— Дядюшка Астон, ведь моя мачеха... я буду очень удивлена, если Рисойские сейчас не мчатся в столицу. И им потребуется полный штат прислуги. А это те люди, которых не замечают. Они все видят, слышат, могут рассказать, но слугам почему-то совершенно не уделяется внимания. А если у нас будет кто-то свой в доме....

— Нам смогут рассказать, кто друг, а кто враг, кто будет шпионить в пользу вашей мачехи, кто ворует.... Мария-Элена, будь я лет на двадцать помоложе — я бы плюнул на все и украл вас! Даже из храма!

Астон сообразил, о чем ему говорят, и исполнился... ну, не восхищения, но одобрения — точно. Его бы дочери подумали о слугах?

Да нет! И Астела, и Даранель искренне считают, что слуга — это такая одушевленная вещь. С которой что хочешь, то и делай. А ведь они действительно — рядом. Все видят, слышат...

— Мария-Элена, я напишу в столицу, своим знакомым. И у нас будет как минимум, двое-трое своих людей в вашем доме.

— Причем, о ком-то не буду знать даже я? — чуть-чуть пококетничала Мария-Элена. — Дядюшка Астон, будь я лет на десять-пятнадцать постарше, я бы ни перед чем не остановилась. И бросилась бы вам на шею...

Граф весело рассмеялся, и поцеловал руку девушки.

— Малена, вы чудо.

Ответом ему была сияющая улыбка.

— Ну, своего он не упустит, — вздохнула Матильда.

— И доверяться ему глупо.

— Но больше пока — некому. Вот ведь беда...

Малена только вздохнула в ответ.

Монастырь. И этим все сказано. Там были и девушки из знатных родов, но... о, это вечное 'НО'!!!

Это — гадюшник. Это вечное кто кого подсидит, кто подсмотрит, кто наябедничает, это место, которое выявляет худшие качества в воспитанницах. И особых подруг у Марии-Элены просто не было.

Герцогесса же...

Из благородных и с некоторыми привилегиями, а потому особенно ненавистная.

Поэтому обратиться было не к кому. оставалось лишь держать ушки на макушке. А больше всего угнетало, что Мария-Элена не знала ничего о Рисойских. Предполагать могла, а вот знать...

Рисойские были в том же положении, но у них было больше опыта, возможностей и... чего уж там! Желания призвать отбившуюся от рук падчерицу к ответу.

А вот получится ли у них это осуществить?

Малена не знала. Но Матильда неутомимо лазила по интернету в поисках рецептов.

Яды, противоядия, оружие... смешно?

Пусть! Хорошо смеется тот, кто смеется последним. И — без последствий.

А Матильда еще добавляла, что никогда! Никогда не знаешь, что тебе пригодится, когда пригодится и каким образом! Поэтому знания — наше все.

Интересно, ФСБ не заинтересуется таким активным пользователем?

Да вроде бы не должно, она ж не рецепт тротила ищет... а ведь и этим заняться стоит?

— Мотя, ты не перегибаешь палку?

— Знаешь, когда мы встретимся с Рисойскими, как бы не оказалось, что я ее еще и недогнула.

Малена не стала спорить. В чем-то она безоговорочно признавала главенство Матильды.

— Хорошо.

И девушки принялись за завтрак. А Рисойские?

Подождут!

Лорена Домбрийская.

Матильда угадала. Или Малена?

Сейчас Лорена ехала верхом, искренне мечтая придушить падчерицу.

У нее болели ноги и спина, у нее растрепались волосы и испортилась кожа, у нее вся одежда пропахла мерзким конским потом, она чувствовала себя совершенно ужасно.

Но так было быстрее.

Силанта тоже хныкала, плакала и жаловалась, но Лорена была безжалостна.

Верхом и только верхом.

Нет?

Приедешь потом. Верхом быстрее, чем в карете, а это имеет сейчас первоочередное значение. Лорене надо оказаться в столице быстрее падчерицы, и она там окажется. Малена приедет на ее территорию, и уж тут...

Мысль о том, что один раз это уже произошло, и в выигрыше осталась вовсе не Лорена, женщина гнала от себя грязной тряпкой. Это случайность.

Это просто досадная случайность, а в этот раз она подготовится, и все пройдет иначе.

Мария-Элена тоже будет готовиться?

Эту мысль Лорена тоже гнала прочь. В отличие от Лорана, она не могла допустить мысли о том, что кто-т о окажется умнее, сильнее и красивее, чем ОНА! Это же — ОНА!

Она поднялась самого низа, от дочери разорившегося дворянина до супруги одного из знатнейших герцогов королевства, она всего добилась своим умом (и попрошу без идиотских шуточек о месте расположения ума) и трудом, и никакая тварь ей не помешает....

Лорена ненавидела Малену. Именно ненавидела со всей силой души.

Если бы Лорану удалось осуществить свой план, переспать с этой соплей, и запереть ее в Донэре, Лорена не тратила бы на Марию-Элену столько чувства. Подумаешь, герцогесса!

Лорена-то умнее и красивее! И уж точно удачливее!

Но Рисойским указали их место. Указали жестко и нагло, уложив Лорана в постель... со свиньей! Погубив их репутацию в глазах соседей, и дав понять, фактически, что их место в хлеву. Они — не ровня Марии-Элене.

Герцогесса оказалась достойна своего титула, и этого Лорена ей простить не могла.

Ревность?

Зависть?

И это, и простая ненависть к той, которая не просто обладала какими-то благами по праву рождения, но и была их достойна. И Лорена не могла утешаться словами о слепоте судьбы. Раньше она мужественно боролась с обстоятельствами, сейчас же, на фоне Марии-Элены... она просто выгодно продавалась.

И ненавидела герцогессу за эту правду.

Не осознавала до конца своих чувств, не разбиралась в мотивах, но ненавидела. И сделала бы все, чтобы насолить Марии-Элене.

Еще и сделает, дайте только до столицы добраться!

Лорена знала, она не успокоится, пока не укажет мерзавке на ее место. Раз и навсегда.

Матильда Домашкина.

— Я скоро из дома буду бояться выходить.

— Будем спускаться по веревочной лестнице с балкона?

— Ага... А может, отравить их всех, к едрене фене?

— Маму?

— Какая она мне мать!

Матильда и Малена красили глаза и привычно препирались.

С момента визита участкового прошла уже неделя. Даже побольше.

И... затишье.

Девушки не удивились бы скандалам под дверью, попыткам воззвать к совести, жалости или порядочности Матильды, попыткам вломиться силой...

Тишина пугала и настораживала.

Мысль о том, что любящая мамочка сдастся, девушкам и в голову не приходила. Чушь какая! Стремление людей к халяве неизбывно и безгранично. И отказываются они от попыток, только крепко получив по морде. А пока этого не было...

Так где же мамочка?

Срочно уехала к другим деткам?

А на какие, простите, деньги?

Матильда поглядела в интернете, до нужного поселка было добираться больше тридцати часов в одну сторону. Поезд, еще один поезд...

Примерно треть Матильдиной зарплаты за месяц. Дорогое удовольствие.

И чего ждать самой Матильде?

Девушка нервничала, а Малена ее успокаивала.

— Вот подожди, доберусь я до столицы — и мы поменяемся местами.

— Ты будешь нервничать, а я тебя успокаивать?

— Именно.

— Хорошо бы до этого времени разобраться с моей мамашей.

— Как прикажешь с ней разбираться, если она не показывается?

— Ждем-с...

Ожидание и выматывало. А уж когда к нему добавлялся господин Асатиани... черти б его побрали!

Вот и сейчас.

Опять цветы, опять игрушка, конфеты...

Малена скривила губы, но отправить все в комнату менеджеров не успела. Заявился Антон под ручку с давешней блондинкой.

— Марин, ты сядь, посиди пока, я кое-что сделаю, и поедем.

— Да, дорогой, — томно проворковала жертва косметики, опускаясь костлявым задиком на диван. Матильда посочувствовала мебели. Интересно, у блондинки на попе костяных гребней нет? А то ведь прорежет!

— Малена, сделай Маринке чай.

— Лучше кофе. Черный. С лимоном...

— С сахаром?

— Конечно, нет!

Малена перехватила управление у подруги и принялась заваривать кофе. Матильда тем временем комментировала прическу блондинки и полкило косметики, наложенных с утра.

Или не смытых с вечера?

Кто бы объяснил дурочкам, что вечерний макияж с утра — это не просто дурной тон, это еще и плохо смотрится при дневном освещении... тени в свете неоновых ламп углубляют глаза, но в дневном свете ты выглядишь, как клоунесса.

— У нас вообще не красятся. Только продажные женщины.

— У нас примерно так же. Чем сильнее женщина красится, тем больше она хочет продаться.

— Я бы не купила.

— Думаю, Антон тоже ей не платит, — согласилась Матильда, окидывая блондинку нечитаемым взглядом и ставя перед ней кофе с лимоном.

Мельком она заметила, что дверь в кабинет прикрыта неплотно, так что Антон может услышать их разговор. Есть у шефа такая привычка.

Ну и ладно, все равно она предельно вежлива со всеми его пассиями. То есть Малена. Пробить герцогессу на хамство было невозможно, хотя пытались многие.

Блондинка сощурилась.

— А вы тут секретарша....

— Да.

Малена поглядела на игрушку и цветы.

Сейчас отнести?

Придется подождать, не оставлять же эту блондинку одну, в приемной?

Нет, никак не оставишь.

Блондинка проследила за взглядом девушки, и лицо ее стало гадко-ехидным.

— Я смотрю, Давид выиграл пари? Или пока еще примеряется?

— Пари? — удивилась Малена.

Улыбка у блондинки стала еще более пакостной.

— Между Давидом и Антоном.

Малена прищурилась в ответ, не показывая своих чувств.

— Я не в курсе условий... не посвятите?

— Кто быстрее затащит вас в постель, тот и выиграет. Давид, да? Вы ему скажите, пусть хоть на колечко расщедрится...

Дверь кабинета распахнулась.

Антон воздвигался на пороге, злой, как три черта.

— Маринка!

Блондинка захлопала глазами.

— А что не так?

Малена молчала, но столько всего выражал ее взгляд...

Сейчас Матильда и Малена ругались между собой. И слава богу, что телом не управляла ни одна из них, оно так и застыло со скрещенными на груди руками и приподнятой в насмешливом удивлении бровью. Кто бы сказал, что Малена из последних сил удерживает взбесившуюся подругу? А Матильда была не просто в бешенстве, она готова была убивать.

— Суки!!! Твари, сволочи!!! Пари!? Обоих зарою!!!

— Успеем. Пусть сначала объяснятся.

— Козлы!!! ... и ...!!!

— Она могла и соврать.

— Ты в это веришь???!!!

— Нет. Определенно не врет, просто укусить хотела побольнее.

— ВОТ!!!

Малена вздохнула.

— Матильда, милая, дай мне вы этом разобраться. Ладно? Сестренка...

Матильда зашипела, но первый приступ ярости схлынул, миновал. Держаться стало легче. Сказывалось бабушки-Майино наследство, фамильная вспыльчивость. Но после первого приступа ярости становилось легче, Матильда уже могла размышлять здраво... только раньше у нее не было Малены.

Она бы треснула Антона по голове ксероксом, выдрала бы блондинке патлы и попала бы в милицию.

Она.

Малена же стояла, будто так и надо. И не при ней злой как черт, Антон, нависает над блондинкой.

— Ладно. Но если что — я им размножалки с корнем вырву!

— И я помогу.

— По рукам!

Диалог казался долгим, но в реальности занял меньше десяти секунд. Мысли же. Самое быстрое, что есть на земле...

Антон едва успел отреагировать, стащив блондинку за руку с дивана, да так, что Марина плеснула на себя кофе и запищала.

— Ой! Кажется, я обожглась...

— Все. Вали отсюда.

— Тоша!

— Сказал, вали! — рявкнул Антон. И таким было у него лицо, что даже крашеная кукла что-то сообразила. К примеру, что сейчас вылетит в окно.

Чашка кофе полетела на пол, а блондинка попыталась повиснуть на любовнике.

— Тоша...

— ВОН!!! — взревел благородный герой так, что дрогнул светильник на потолке.

Малена выключила кофеварку и заняла свое место за столом. Блондинка вышла, виляя задом, а Антон сделал два шага по комнате.

— Малена...

Девушка молча смотрела на него.

— Я... мы не спорили с Давидом.

Малена с ним тоже не спорила. Пусть выговорится.

— Давид просто попросил меня оставить тебя в покое. Ты ему понравилась.

Молчание.

— У нас не было спора, как такового, мы решили, что выбор предоставляется тебе.

— Это очень благородно с вашей стороны, Антон Владимирович.

Малена говорила тихо и глухо. Ей было больно, и Антон это понял.

— Маринка — дура! Пойми....

— Я все понимаю. Давайте закроем эту тему?

— Ты не сердишься?

— У вас есть какие-то вопросы по работе?

Малена всем видом показывала, что это — не тема для обсуждений. И Матильда восхищалась сестрой.

Ах, как легко было бы сейчас сорваться в базарную истерику. Как просто...

И как невозможно для герцогессы. Малена так же не могла устроить скандал, как не могла бы пройти голой по улице (леди Годиву в пример не приводим, там были обстоятельства), не могла бить посуду, кричать...

— А жаль. Так было бы легче.

— И мне жаль. Что в нашем мире больше этого нет...

— Может, есть? Только мы не сталкиваемся?

— Может быть...

Антон хлопнул дверью кабинета. Вопросов по работе у него не было.

Малена посмотрела на кофейную лужу на полу, на чашку... и пошла убирать. Здесь замка с прислугой нет, здесь надо ручками.

Хорошо хоть, чашка не разбилась.

Малена взяла ее и отнесла в санузел, вымыть.

Там ее и нашла Женя.

— Малечка... ты как?

Раньше Евгения ревновала шефа. Потом поняла, что Малене он не нужен (герцогесса своего интереса никогда не показывала), и успокоилась. И даже хорошо относилась к девушке, особенно после появления Давида. Ясно же, друзья поделили поле боя, и Малена достанется Давиду, а на Антона никто не посягнет.

— Что? — спохватилась Малена. — А, да, все в порядке.

— Ты плачешь.

— Это от моющего средства. Оно в глаз попало.

Девушки так и не поняли, кто из них плакал.

Матильда?

Малена?

Горько, когда на месте рыцаря в сверкающих доспехах оказывается... его ишак. Или даже ишак его оруженосца. Горько и гадко.

Благородный человек никогда не позволит себе обсуждать женщину в таком ключе. Тем паче, женщину, которая ему небезразлична. А если вот так, в мужской компании, как будто перебирают стати породистых кобыл... Малена никогда не позволила бы себе обсуждать любимого мужчину с другими. Никогда...

И уж точно не низвела бы свои чувства до... до такого.

Больно...

— Антон мне все рассказал.

— Да неужели?

— Маринка — тварь и гадина. Она и наврать могла.

— О чем?

— О пари.

— Могла. Но... не на пустом месте.

— В смысле? — не поняла Женя.

— Как ты думаешь, это порядочно — трепать мое имя перед каждой встречной?

Малена даже знала, когда это произошло. Когда она отказалась ехать с мальчишками, наверняка...

Гадко это. Словно мыла наелась... того самого, с мыловарни.

Больно и тошно было Малене, а Матильда разделяла ее эмоции. Сестра же страдает!

— Ну...

— Я не давала повода. И мне сейчас очень неприятно. Можешь так и передать Антону Владимировичу.

Женя вздохнула.

— Ладно... Ты справишься?

— Не дождетесь, — огрызнулась уже Матильда. — Из принципа переживу всех, особенно эту парочку ловеласов!

Женя фыркнула и вышла из санузла.

* * *

Антон больше ничего не говорил по этому поводу. С Давидом он, похоже, созвонился сам, потому что вечером перед конторой джипа не было.

— Отвязался? — не поверила в чудо Матильда.

— Благословением Сестры и Брата...

— Не было бы счастья, да несчастье помогло?

— Значит, это не несчастье, а предпосылка для счастья, — философски ответила привыкшая к софистике Малена.

— Аэссе.

— Аминь.

Его величество Остеон

Король работал.

Упорно, серьезно, вдумчиво, он разбирал бумаги в присутствии канцлера. Что-то подписывал, что-то откладывал к рассмотрению, что-то кидал в корзину, когда...

— Ваше величество, беда!!!его величество проехался пером по столу, и конечно, сломал его к шервулям.

Канцлер аж чернильницу опрокинул, укоризненно глядя на Бариста Тальфера, который влетел (с его-то тушей!) в королевский кабинет.

— Что случилось?

— Степняки перешли границу! Захватили Инкор и движутся вглубь страны! Голубь прилетел...

Канцлер, Леонар Тарейнский, забыл обо всем на свете. Иначе никогда не протянул бы руку вперед короля.

— КАК?!

Барист сунул в протянутую руку скатанную в крохотную трубочку бумагу.

Его величество перехватил донесение в воздухе, проглядел...

И медленно, словно в дурном сне, начал оседать на ковер, под взглядами стряпчего и канцлера.

— Ваше величество!!!

Канцлер едва успел подхватить короля, и осторожно уложить на ковер.

Каким чудом Барист успел прикрыть дверь, знал только сам Тальфер.

— Лекаря!!! — едва не в голос взвыл канцлер.

Вроде бы толстяк, неуклюжий, малоподвижный, но Барист мигом оказался рядом с Леонаром, стиснул его руку.

— Нет! Капли в ящике стола!

— ГДЕ!?

Барист ловко вытащил ящик, вытряхнул на ладонь пузырек темного стекла, накапал капли прямо в кубок с вином, и принялся осторожно, явно привычно поить короля.

Канцлер поддерживал его величество под плечи.

— Что с ним?

Стряпчий посмотрел на канцлера, и решил махнуть рукой на тайну. Такое не скроешь... пусть его величество сам потом разъясняет... или казнит.

— Его величество болен.

— Что говорят лекари?

— Простите, ваша светлость, я ничего не могу сказать без разрешения его величества.

Канцлер поглядел весьма многообещающе, но Баристу было не до того. Он даже не заметил, потому что вливал в губы короля вино с настоем.

Остеон пошевелился, глубоко вздохнул.... На серые щеки начал возвращаться румянец.

— Кто здесь?

— Лежите, ваше величество, — канцлер чуть потеснил Бариста, наклонился над королем.

— Кто... знает?

— Обещаю, я буду молчать.

Остеон медленно прикрыл глаза. Силы возвращались к королю.

— Кто-то меня видел? Сейчас?

— Нет, ваше величество.

— Никто не должен знать... — в голосе короля звенела сталь, обещая мучения и смерть любому проговорившемуся. — Никто.

— Клянусь, ваше величество! — это явно относилось не к Баристу, и канцлер отвечал.

— Дайте донесение.

Мужчины замялись, но... выбора не было.

Второй раз король пробежал его глазами уже более спокойно, протянул Леонару.

Канцлер прочитал несколько строчек, и едва не улегся рядом с королем.

— Степняки? Взяли Инкор? Собрали большое войско, чуть ли не сорок тысяч человек, и теперь движутся вглубь Аллодии, вдоль Интары! Брат воинственный!

— Это-то понятно, где бы они еще прошли!

Остеон переключился на более важное. С самочувствием-то там все ясно, лучше уже не станет, только хуже, а значит, и волноваться не о чем. Интара была достаточно глубокой речушкой. А что главное для войска?

Вода.

Надо поить людей, надо поить коней, степнякам последнее особенно важно...

— Откуда у них такое войско?

Канцлер сжал в кулаке бумажку.

— Если этот... еще не сдох, то я ему помогу. Обещаю, ваше величество.

— А разъяснить? — Остеон уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вернуться в кресло.

Леонар фыркнул, словно кабан в камышах, и принялся объяснять.

Последнее время на границе со Степью царило просто умилительное спокойствие. Прямо-таки восхитительное.

Набеги почти прекратились, вылазки стали редкими... народ порадовался.

Рид — насторожился. Так уж был устроен маркиз Торнейский, что везде видел в первую очередь подлость, а потом...

Рид поговорил со своими подчиненными. Сотник Давель командовал разведчиками, он и отправлял их в Степь... он уверял Рида, что все в порядке. Просто у степняков сменился каган, старый умер, новый воссел на трон, ну и... естественный процесс. Пока внутренних врагов не перережет и друзей не наградит, ничего серьезного ждать не стоит.

А поди ж ты...

Маркиз Торнейский написал в столицу, и говорил при встрече с канцлером, но... ничего не было известно. Тишина и покой.

Леонар с себя вины не снимал, но клялся и божился, что разведка ничего не доносила. Хотите, ваше величество, рубите голову, а только есть у нас предатели, есть...

Его величество это ожидаемо не утешило, но менять сейчас канцлера?

Вводить нового в курс дела?

Некогда! Не до того...

И его величество принялся отдавать приказания.

Объявить всеобщую мобилизацию.

Подтянуть войска к границе.

Перехватить, остановить, не пустить...

Разослать голубей по всем крепостям. И...

Маршала к королю!!! Немедленно!

Канцлер вылетел из кабинета, словно под зад пнутый. Слуги метнулись на поиски маршала. А его величество посмотрел на Тальфера.

Вообще, король должен быть несгибаем и властен, но...

Принц был где-то в городе, а король — тоже человек. Он не может быть символом двадцать четыре часа в сутки, ему иногда тоже надо выговориться. Перед человеком, которому все безразлично, кроме обожаемых цифр.

— Мы справимся? Что у нас по финансам?

Набег — это ведь в первую очередь расходы. На войска, на продовольствие, фураж... на все.

Барист принялся излагать цифры. Которые знал на память.

Он понял, что королю это не так важно, просто его величеству надо собраться с духом... и высказать что-то такое. Что-то, на что не хватает сил даже у короля.

Вторжение?

Да, это бы подействовало на короля, но не так сильно. Аллодия сильна, и они бы справились... маркиз Торнейский...

Восьмилапый!

Барист сообразил, в чем дело. Но...

А, семь смертей не увидать, а одной не миновать.

На плечо королю, который сидел за столом, сгорбившись в кресле и прикрыв лицо, легла мягкая ладонь. Барист Тальфер обычно не позволял себе таких вольностей, но сейчас...

— Он справится, ваше величество.

— Сорок тысяч человек. Сорок. Тысяч.

— Это степняки. Они не умеют воевать, государь.

— Сорок тысяч.

Что мог сказать Барист?

Да только одно.

— Ваше величество, давайте созывать войска. Раньше начнем, раньше поможем маркизу.

Остеон с трудом вытащил себя из кресла, подошел к окну. Проклятая слабость после приступа, и виски до сих пор ломит...

Сто человек гвардии. Маркиз...

Где-то там, где едет Шарлиз Ролейнская, где идут сорок тысяч степняков, где граница...

Брат воинственный, Сестра милосердная, сберегите моего брата!!!

Остеон знал Рида.

Маркиз не полезет в лобовую атаку, а задержать врага, измотать, дать время...

Интара подлая речушка, она течет по оврагу, по полям, лесам, перелескам, там подходящие места для партизанской войны. Рид обязан уцелеть, должен!

Война...

Никогда не знаешь, что, как, где...

— Где маршал?

— Я сейчас, ваше величество...

Барист выглянул за дверь, и заговорил со слугами.

Остеон молча молился.

— Ваше величество?

Маршал, Артан Иллойский, вошел быстрым шагом.

— Мне сказали... ваше величество?

Остеон взял себя в руки. Кто бы сомневался, весь дворец уже в курсе.

— Маркиз, если вы уже знаете про степняков... объявляйте мобилизацию, собирайте войска...

— Да, ваше величество.

— Выступайте, как можно скорее.

— Слушаюсь, ваше величество.

— И... возьмите.

Король открыл стол.

— Ваше величество!

Маркиз ахнул, увидев эту вещь.

— Приказ отдаст Барист.

Вещь в руках у короля была личной королевской данзой.*

*— ближайший аналог в русском языке — пайцза, прим. авт.

Золотая пластинка, выполненная в форме королевского герба Аллодии. Единственное отличие — громадный черный камень, вделанный посередине в золото. Своего рода отличительный знак, благодаря которому данзу нельзя было подделать или подменить. Таких камней и было-то всего шесть штук. Корона, скипетр, кольцо, нагрудный медальон короля, и две данзы.

Золотые пластинки.

Неограниченная власть на территории королевства.

Человек, которому доверили данзу, мог распоряжаться так, словно сам король стоял на его месте. Ему не могли отказать ни в чем, кто же отказывает королю? Более того, он мог начать или закончить войну, казнить или миловать... он был волен в жизни и смерти людей, как сам король. Одно слово...

— Это вам, маркиз. Единственный, кому вы ее можете отдать — маркиз Торнейский.

— Да, ваше величество.

Остеон помолчал пару минут.

— Он сейчас там.

Маркиз дураком не был.

— Ваше величество, я все сделаю, чтобы ему помочь.

Остеон молча кивнул. Горло перехватило.

Маркиз вышел. Барист, незаменимая голова, уже подготовил проект приказа. Остеон пробежал его глазами, все правильно. Мобилизация, война, большая королевская печать, осталась подпись...

— Прикажи отдать маркизу.

А оставшись один, опять уставился в окно.

Брат светоносный, Сестра милосердная, спасите моего брата...

Аллодия, неподалеку от р. Интары.

Каган Хурмах оглядел свое войско.

Как и положено кагану, он передвигался на платформе, которую тянули вперед быки. Испокон веку так заведено, нищета и рвань пешком, простые степняки, чикан, верхом, знатные, дакан, в колесницах, а каган — на платформе. Вызолоченной и разукрашенной, чтобы все видели его знатность и богатство.

И — бесстрашие.

Ясно же, что на платформе передвигается каган, сюда будет нацелен удар врага, но правитель страха не ведает. Хотя это было сказано не о Хурмахе.

Он знал, что такое страх.

Не за свою жизнь, нет... За другое.

Хурмах был третьим из шести братьев. И где теперь остальные сыновья его отца?

Нет их...

Ушел в небытие книгочей Бурат, ушли в небытие сладострастники Чихей и Журмей, погибли храбрые Арват и Санат. Всех унесли кого клинки, кого болезни. Всех...

И даже своей подушке не признавался Хурмах в том, что причиной трех смертей был он сам.

Хурмах хотел величия для своей страны.

Прекрасна и многообразна степь, обильный в ней поля, тучны стада, изобилен приплод в них, но кто сейчас считается со степью?

Никто.

Их превратили в собак, сидящих в конуре, загнали, как волков, и не выпускают за кольцо сторожевых башен. Хурмах искал способ это изменить, и нашел.

Всегда, везде два понимающих человека смогут договориться.

Вот он, человек, который его понял.

Сотник Давель.

Сейчас он не сотник, он личный кал-ран самого кагана. И когда наступит момент дележки добычи, Хурмах щедро одарит союзника.

Давель неглуп, именно он привез наложницу, прекрасную, словно луна, но больную дурной болезнью для Журмея, он помог устроить засады, в которых сгинули Арват и Санат...

Именно он.

Кое-что сделал и сам Хурмах, но это сейчас неважно. Важно то, что его признал Круг. Его имя выкликнули перед кострами, как и полагается по старинному обычаю, а его призыв откликнулись храбрые воины, и сейчас он собирается пощупать мягкое подбрюшье Аллодии.

Пройти до берега моря и омыть ноги в соленой воде.

И это — справедливо.

— Давель!

Кал-ран отозвался почти сразу. Позвали.

— Мой каган!

Хурмах цыкнул на наложниц, чтобы скрылись с глаз долой, кивнул Давелю на подножие трона. Кал-ран понятливо вскарабкался на платформу.

— Ваше величество?

Титул согрел душу. Но...

— Рано меня еще так называть.

— Ваше величество, вы уже король. Степи. А Аллодия ждет своей очереди.

— Ты уверен, что нас не остановят?

— Вы взяли Инкор почти без потерь. И другие крепости падут вам под ноги...

Каган поморщился.

Инкор они взяли потому, что сотник с верными людьми просто открыл ворота своему кагану. И степняки ворвались в крепость. А вот дальше...

— Король соберет войска...

— Король стар, принц глуп.

— Есть еще Черный волк, — прошипел каган.

Маркиза Торнейского в степи называли именно так.

Черный волк.

Есть такое предание, и когда его рассказывают, дети степняков жмутся к кострам, не смея отойти от них до самого утра, а их родители вспоминают свои страхи, и подбрасывают в огонь кизяк. Это — не просто страх.

Это — волк.

Черный, кривой на один глаз и хромой на одну лапу, он бродит по степи. И нет того, кто его одолеет. Красны его глаза и белы его клыки, и падает с них на землю густая пена, а там, где касается она земли, вырастает белена.

Волк уносит детей, режет скот, и даже воины склоняются перед ним. Перед его мощью и силой...

Так прозвали и Торнейского.

— У вас есть союзники в столице, ваше величество. Торнейский не придет. Или придет, но почти без войска. Человек пятьсот, семьсот... что он сможет сделать?

Хурмах поежился, сотворяя знак, отвращающий зло.

Что может сделать Черный волк?

Об этом узнает тот, кто попал ему в зубы. Но — поздно. Слишком поздно.

Только вот каган не должен ведать страха. Хурмах оглянулся на свое войско.

Степняки с арканами, степняки с копьями, с саблями, все смотрят на него, все готовы умереть за своего кагана...

— Пусть приходит Торнейский. Мы его встретим.

Аланея. Дом на окраине.

Высокий светловолосый мужчина проглядел донесение с границы, и довольно улыбнулся.

Замечательно. Пока все идет по плану.

Что нужно для смены власти?

Первое — опасность. Когда волк угрожает овчарне, овцы становятся послушными.

Второе — пастух. Его надо или убрать, или скомпрометировать... с Остеоном разберемся, руками его же сына.

Лэ Стиорта уверяет, что настой скоро будет готов, принцу она его всучит, за хорошие деньги, кстати, деньги лишними никогда не бывают, и Найджел бодро побежит травить отца.

Не сразу, конечно. Но где-то через полгода-год, в зависимости от везения и крепости здоровья остеон скончается, и Найджел займет трон.

Попробует.

К тому времени в битве на границе погибнет Торнейский, а сам мужчина...

У него уже готово войско, которое не только вышвырнет кагана из Аллодии, но и отвоюет изрядный кусок степи.

Хурмах — трус и сволочь, но не дурак, поняв, что для его драгоценной шкуры есть угроза, он предпочтет договориться.

Договориться можно вообще с любым человеком. И светловолосого поддерживала примерно пятая часть дворянства, а это много.

Очень много...

И в результате победитель вернется в столицу. А тут к его услугам и принцесса, и трон.

Кому будет нужен Найджел, к которому приклеится ярлык отцеубийцы?

Да никому. Палачу, разве что...

Заговор вступал в решающую стадию.

Полгода, максимум, год, и в Аллодии сменится король. Разумеется, для блага самой страны. Как истинный патриот Аллодии, мужчина просто не мог допустить, чтобы на ее троне сидел подлец, убийца и дурак, впридачу.

Мужчина вообще был за мирное решение проблем, он бы и с Торнейским договорился...

Но маркиз был слишком предан своему брату. Это и Диана отметила в своих донесениях. Пусть покоится с миром.

Спишем маркиза в расход...

Мирная картина, не правда ли?

Мужчина, с бокалом красного вина, в уютном кресле, у камина...

А если заглянуть в его разум?

Клубок змей — намного более приятное зрелище, чем его мысли. И менее ядовитое, кстати. Как часто внешнее и внутреннее не совпадают?

Это вопрос философский. Мужчину волновали вопросы житейские. Согласится ли Риний отдать за него Дилеру? Что делать с Шарлиз? Как поступить с Сорийскими?

Как договориться с Тальфером?

На все эти вопросы ему предстояло еще найти ответы. Но он ведь умный и хитрый. Он справится...

Не пройдет и двух лет, как на его чело опустится корона Аллодии. Не пройдет и двух лет.

Человек грезил о своем будущем величии...

Матильда Домашкина

— Пора праздновать?

— Думаю, да...

Давид не появлялся вот уже третий день. Ни игрушек, ни цветов, ни джипа...

Надоело? Или понял, что здесь не обломится?

Антон же решил свести все отношения к вежливому общению начальника и секретарши.

Устраивало ли это Матильду?

Да более чем. А вот Малена вздыхала. Но сестра нашла, чем ее развеселить.

— Мы сегодня после работы идем в бассейн.

— Здорово... а куда?

— В клуб 'Атлант'. Там первое занятие бесплатно, а потом купим абонемент, если захотим.

— Давай сходим!

Малена проявляла столько искренней радости, что Матильда готова была прослезиться. А и правда, не учат приличных девушек с монастырским воспитанием плавать в бассейнах. И в море им поплавать не дадут, и по песочку босиком побегать...

Малена и не страдала от этого, она же не знала, чего лишается. А вот когда ей показали, да рассказали...

Теперь Малена требовала бассейн, и в пакете дожидались своей очереди заботливо сложенные купальник, шапочка, полотенце и тапочки. А то ж!

Вечером девушка вышла из конторы, и направилась к клубу.

Не понравилось ей там сразу. Матильде.

Малена не видела разницы между марками автомобилей, различая их пока по цвету-размеру, а вот Матильда прекрасно понимала, сколько стоит Кадиллак, сколько мини-Купер, сколько БМВ, пусть не в подробностях, но все же!

Эти машины на стоянке были представлены.

А вот Жигулей не было. Почему?

Наверное, не приглашали. Но ладно...

Пусть это все останется на совести владельцев. И стоянка, забитая элитными машинами, и роскошные стеклянные стены клуба, через которые видно роскошную барную стойку и сидящих за ней девушек, и крупные позолоченные буквы 'Фитнес-центр 'Атлант'...

Матильде все это решительно не нравилось, просто потому, что продав свою квартиру, она могла бы купить себе как раз половинку во-он той машины.

Ненависть победившего пролетариата к проигравшим буржуям, не иначе.

— Я бы помогла, но...

— Все в порядке, — успокоила Матильда сестру. — Бывает.

И решительно толкнула дверь клуба.

Почему-то в эту минуту она себя чувствовала, как грязное пятно на ковре. Очень неудобно. Очень неприятно. Особенно под взглядами девиц, которые тут же захихикали и начали перешептываться между собой. Но кое-чему Матильда уже успела научиться у сестры.

— Я — Домбрийская!

И никак иначе. Неважно, что Матильда де-факто не была одной крови с Маленой, они все равно были ближе родных. И девушка, подняв голову и расправив плечи, улыбнулась окружающим.

Спокойно, снисходительно...

Аристократка никогда не будет принимать во внимание разговоры скотников. Она не станет ими брезговать, но...

Не тот круг. И обсудить им нечего.

Матильда медленно, держа спину, прошла к стойке администратора. Красивой девушки лет двадцати пяти, в белоснежной блузке. И конечно, с идеальной фигурой, волосами, зубами...

Живая реклама центра. И улыбается так... выучено. Жаль, что одними губами, глаза остаются холодными.

Матильда окинула девушку внимательным взглядом.

— Ну да, будь на моем месте тот же Антон...

— Она не замужем, — заметила Малена.

— Может, просто кольца нет. Но в любом случае...

— Думаю, она бы и на Давида согласилась.

— Тут главное — большой и толстый...

— Мотя!

— Бумажник! Малечка, исключительно бумажник. А ты о чем подумала, насмотревшись интернету?

— Зараза.

Матильда улыбнулась. Ей доставляло удовольствие поддразнивать сестренку. Как и сестричке — троллить ее отсутствием манер.

Но...

— Добрый день.

— Здравствуйте. Я могу вам чем-то помочь?

— Можете. Запишите меня на пробное занятие в бассейн.

Девушка тоже пригляделась к Матильде, и улыбнулась. Исключительно вежливо.

Интересно, где их такому обучают? Разговаривать, как с человеком, а смотреть, как на помойку?

— Мотя?

Малена привычно перехватила у сестры контроль. И в следующий миг девушка за стойкой поежилась. Таким на нее арктическим холодом повеяло от невысокой фигурки, что рука сама собой дернулась за шубой.

Ледяные серые глаза, осанка, приподнятая бровь...

В своем мире Малене было сложно, а вот здесь, где никто не имел представления о хороших манерах, то принимая за них избыток высокомерия, то отсутствие воспитания...

— Д-да... К-когда?

— Можно прямо сейчас, — милостиво разрешила Малена.

— Конечно... Ваш паспорт?

На стол легла маленькая книжечка. И девушка принялась заполнять строчки.

Малена опять уступила сестре контроль, и администраторша смогла чуть расслабиться. Хотя и сама не понимала, почему так происходит.

— Ключ от вашего шкафчика. Если у вас чего-то нет, шапочки...

— У меня все есть. Благодарю, — вежливо ответила Матильда. И прозвучало это так, что девушка прикусила змеиный язычок. — Как я могу попасть в раздевалку?

— По зеленой стрелке, пожалуйста.

Девушка успокаивалась. Матильда не вымораживала все пространство вокруг себя, рядом с ней было спокойно. А вот Малена, особенно когда было на то ее желание...

Матильда пригляделась. На полу действительно были стрелки.

Зеленая — раздевалка.

Синяя — бассейн.

Но нам пока нужна зеленая.

* * *

Раздевалка тоже была роскошной. С душевыми кабинками, с хромированными дверцами шкафчиков, с зеркалами... красиво. Но неуютно.

Матильда быстро переоделась в купальник, ополоснулась под душем и вышла.

Теперь по синей стрелке.

Итак, бассейн.

* * *

Большой, красивый, с синей плиткой на полу, отчего вода казалась голубой и прозрачной, с мозаикой на стенах... пальмы, чайки...

На двух стенах картина тропического берега, на двух других — горизонт с птицами. Красиво.

Матильда медленно, перебирая руками по поручню, спустилась в бассейн. Немного поежилась...

Вода приятно обволакивала тело.

— Как приятно, — шепнула Малена.

— Да...

И Матильда упала на спину.

Лежать на спине она умела. И плавала неплохо, бабушка в детстве ее частенько водила на речку. Так что сейчас девушка медленно двигалась по бассейну, разглядывала стеклянный потолок, через который было видно небо и получала удовольствие.

— Поберегись!!! — раздался вопль.

И Матильду окатило фонтаном брызг.

Она чертыхнулась и перевернулась. Малена испуганно визжала где-то в глубине души, но контроль не перехватывала. Понимала...

В бассейн явилась толпа 'золотой молодежи'.

Два парня, общим весом под два с половиной центнера, и пять девушек примерно с тем же весом. Все увешаны золотом так, что хоть в ломбард сдавай. И смотрели вторые на первых...

— Они голодные? — не удержалась Малена.

— Мне тоже так кажется... поплыли, а то им еще закусить захочется, — согласилась Матильда.

Один из парней просто решил показать себя умелым пловцом и супермужчиной. Он забрался на вышку и бомбой прыгнул в бассейн.

К сожалению, не отбив себе ничего о воду. А, впрочем, через такой слой сала...

Но Матильду окатило изрядно.

Второй парень ничего из себя корчить не стал, просто слез в бассейн и попробовал поплавать.

Ага, как же.

Сезон 'русалок на нересте' был открыт спустя три минуты.

Девушки умело загоняли, окружали, подплывали с вопросами, демонстрировали себя...

Матильду это забавляло только первые две минуты. Потом она начала злиться. Бассейн не был разделен на дорожки или зоны, поэтому парни плавали бессистемно. И не там, где хотелось бы Матильде.

Вот плывешь ты, решив пять раз проплыть бассейн из конца в конец, и натыкаешься на одного идиота.

Оплываешь его, а за тобой еще три загонщицы плывут с вопросами.

Типа 'сколько времени, вы не подскажете?', 'вы не знаете, где здесь бар?', 'скажите, что вы думаете о последнем чемпионате мира по футболу?'. Опытные девушки попались...

Плывешь обратно по другой стороне бассейна, а там еще две 'русалки' атакуют второго бедолагу.

'Как вы думаете, здесь вода хлорированная или озонированная?'

'Не хотите после бассейна выпить по чашечке горячего крепкого... коффффэээ?'.

Тьфу!

Матильда почувствовала себя лишней на этом празднике жизни. Вот правда, что она здесь делает? Банально плавает?

Фу, какая пошлость!

Это в то время, как люди делом занимаются!

Парни демонстрируют себя и приглядывают девочек поаппетитнее.

Девушки демонстрируют себя и приглядывают парней побогаче. Все заняты, а она тут — плавать изволит!

Только мешается, паразитка!

Добавим к этому, что Матильда оказалась единственной героиней в купальной шапочке. Парни на это наплевали, а девушки щеголяли прическами разной степени сложности. Да и вообще...

У одного из парней столько шерсти было на организме, что хоть вычесывая на носки.

— Его бы не в купальную шапочку, а в гидрокостюм обрядить, — ухмыльнулась Матильда.

Малена хихикнула.

— А у вас вроде бы есть...

— Или в гигантский презерватив. А потом уже к людям.

Девушки дружно рассмеялись. И наткнулись на один заинтересованный взгляд и пять злобных. М-да...

Парень, которого она обозвала 'шерстяным клубком' смотрел с любопытством, и 'русалки' уже вострили когти.

— Придется сваливать, — вздохнула Матильда.

— Да, наверное... Жаль.

Не успели.

— Малена?

Девушки чуть не утопились. Единовременно и единодушно.

Вот объясните мне, какая нелегкая занесла сюда же Давида Асатиани?

* * *

Давид спускался в бассейн под восхищенными девичьими взглядами. И.... надо отдать парню должное, на фоне 'колобков' он выглядел очень даже...

Фигура равнобедренным треугольником, кубики бицепсов, узкие бедра... и поразительно мало растительности на теле.

На ногах, немного на животе и на груди.

Не заросли, а так... аккуратная плантация.

— Мотя!

— Малечка, ты лучше смотри. А то останешься в первую брачную ночь с мужем и под кровать с воплем полезешь? Я вам свечку держать не буду, и так за тебя с Лораном целовалась. Бэээ...

— Неприлично так разглядывать мужчину!

— А если он в одних трусах?

— Эммм...

Мир Малены таких ситуаций не предполагал. А Матильда не видела в красивых мужчинах ничего плохого. Она и на Давида смотрела, как на произведение искусства. Но как не поиздеваться над сестренкой? Чуть-чуть, беззлобно...

— Могу утопиться...

— Не надо.

— Тогда вообрази, что это — античная статуя. Они и без трусов ходили, климат позволял.

Малена, уже ознакомленная с античным искусством, фыркнула.

— Как нам быть? Я плавать не умею.

— А я... м-да, поплыли к стене бассейна, буду контроль передавать. А то ведь утоплю гада.

— Давай...

Малена прочно заякорилась к поручню. И вовремя — Давид продемонстрировал себя всем и подплыл, словно Нептун.

— Малена, здравствуйте.

— Добрый день, господин Асатиани.

Фамилию явно услышали 'русалки'. Отлично.

— Минут пять — и они атакуют. Продержимся?

— Должны.

— Давай тогда двигаться по поручню к выходу?

— Давай...

— Малена, нам надо бы поговорить, — Давид не обращал внимания на окружающих. Что они ему?

Это же ОН! Сам Асатиани!

— Говорите, — вежливо разрешила Малена.

— Я... Антон мне все рассказал.

Давид явственно подбирал слова, чтобы не обидеть девушку, и выглядело это очень забавно. Но смеяться Малена не спешила. Только поощрила мужчину наклонением головы, мол, продолжайте, любезнейший, не стесняйтесь.

— Мы действительно разговаривали о тебе с Антоном. И наверное...

Малена молчала. И постепенно продвигалась к лесенке.

— Я бы хотел...

На этом печальном и ответственном месте Давид был основательно протаранен боевой пловчихой. Которая так вписалась в него грудью, что Матильда даже присвистнула.

— Крепкий у нас силикон выпускать стали!

— Что?

— Потом покажу...

Действительно, девушки были венцом косметологии.

Полные губы, груди, попки... при узкой талии и костлявых тельцах явно не обошлось без торжества химии. Но это их проблемы...

Малене все это было безразлично, равно как и Матильде.

— Ой! Простите, я такая неловкая, — защебетала 'русалка', намертво вцепляясь в Давида.

Малена бы так не сказала.

Девушка умудрилась вклиниться как раз между ними, намертво вцепиться в Давила, прижаться к нему грудью, да еще и поглядеть на Матильду этак... предупреждающе-злобно. Вали отсюда, мол, пока не притопили!

Занято!

Малена и спорить не стала. Наоборот, послала девушке благодарный взгляд, отчего та даже рот открыла и хлебнула водички. И помахала Давиду одной рукой.

— Ничего страшного, господин Асатиани, не смею вас отвлекать от важных дел.

И рванула по лесенке наверх.

Жаль, далеко уйти не удалось, она наткнулась на Антона.

Великий и Тщеславный шествовал к бассейну в окружении еще трех девушек.

— Додик, плыви сюда! Тут такие... Малена?

'Такие' тут же зашипели, но Малене было не до них.

— Антон Владимирович, приятно было повидаться. Всего наилучшего.

— Малена!

— До свидания.

Если Антон и хотел что-то сказать, то девушки ему такого шанса не дали. Вцепились намертво.

— Что-то мне подсказывает, что мы сюда ходить не будем, — подвела итог Матильда.

— А у вас в городе есть места, где можно просто поплавать? Без... этого?

— Ванная.

— А бассейн?

— Будем поискать.

Одевалась Матильда, как солдат-срочник, за время горения спички. И вылетела из раздевалки.

Поздно!

— Черрррт!

— Матильда!

— Лови контроль!

Девушка выпрямилась, расправила плечи и спокойно пошла к стойке.

Спина прямая, голова поднята, ноги ступают легко и уверенно. И совсем не важно, что на ее пути стоят и Давид и Антон. Оба в одних плавках.

Кстати, очень симпатичные мужчины.

У Давида плечи пошире и шерсти побольше.

У Антона кубики на прессе лучше проработаны, а ноги покороче.

— Мотя, ты о чем думаешь?

— А плечи у Давида пошире.

— А у Антона руки изящнее... МОТЯ!!!

Малена повелась в очередной раз, но какое там стеснение? Какие комплексы?

Помилуйте, о чем вы?

Девушка улыбнулась.

Она бы прошла мимо, не останови ее Антон.

— Малена, уделишь нам пару минут?

— Как прикажете, Антон Владимирович.

— Пошли, посидим в баре.

Вслух Малена ничего не сказала, но взгляд у нее был очень выразительным, потому что Давид фыркнул.

— Кто платит, тот и танцует. Хоть голым приди...

Малена промолчала. И каких же трудов ей стоило заткнуть Матильду. Но взгляд ее был очень выразительным. И направлен он был в сторону девушек, уже шести штук, которые кучковались неподалеку и злобно косились на девушку.

Вот что в ней нашли парни?

Есть же ОНИ! Красивые, умные, на все готовые, раскованные... а тут мышь серая? И все ей? За что такая несправедливость?!

Малена думала примерно так же. Но ее уже вели под руки к бару. С двух сторон, чтобы не сбежала.

Марсельеза вспомнилась как нельзя более кстати, жаль, никто не оценил шутки, когда Матильда принялась ее насвистывать себе под нос. Ее просто взгромоздили на барный стул.

— Что будешь?

— Ничего. Спасибо.

— Малена. — надавил голосом Антон.

— Минеральной воды. Без газа, — озвучила слова Матильды герцогесса, которая и не знала, что можно заказать в таких ситуациях.

— Мне грейпфрутовый фреш, Додик, а тебе?

— Гранатовый сок.

Стаканы материализовались на стойке словно по волшебству. Бармен смотрел заинтересованно, видимо, ему такая ситуация тоже была в новинку.

Малена покрутила стакан. Красивый, тяжелый...

— Хрусталь. Не дешевка.

— Ты в этом разбираешься?

— Так, немного... — Матильда не то, чтобы разбиралась, просто по весу это было не обычное стекло.

Первым слово взял Антон.

— Малена, извини. Мы были неправы.

Девушка едва не навернулась с табурета.

Они?

Неправы?

Точно, где-то сдох последний динозавр.

— Мы не хотели тебя обидеть, — вставил свои пять копеек Давид.

Малена смотрела спокойно. Парни ждали. Чего?

Прощения?

Разрешения вести себя дальше так же?

Ну уж — нет.

— Я могу идти, господа?

— Малена, давай это забудем? — Антон смотрел, как чеширский кот.

— Я уже забыла, Антон Владимирович.

— Ты сюда тренироваться пришла? — а это уже Давид.

— Да.

— Оставайся. Составишь нам компанию?

— Простите, господин Асатиани, этот вечер у меня занят.

Равно как и все остальные. Фраза повисла в воздухе.

— Кем? — уточнил Антон.

— С двух сторон атакуют, гады, — Матильда занервничала. Для Малены в этом ничего странного или страшного не было, в монастыре и похуже бывало.

— Я могу идти, Антон Владимирович?

— Малена, я бы хотел, чтобы ты осталась.

— Простите, Антон Владимирович, этот вечер у меня занят.

Девушка мило улыбнулась, намереваясь покинуть компанию. Давид перехватил ее руку, явно начиная терять терпение.

— Малена, хватит. Мы перегнули палку, конечно...

— Простите!

И на Матильду опрокинулся стакан вишневого сока.

Девушка вскочила с визгом. Специально взяла ноту повыше...

— Ой! Простите!

Извинялась одна из 'русалок' очень искренне. И почему ей никто не поверил?

Матильда оглядела себя. На майке вишневое пятно, напоминающее очертаниями Австралию. И на джинсы немножко попало. М-да...

Очень хотелось удрать куда подальше, но воспитание не пропьешь. И не прольешь.

— Простите, господа. Мне надо привести себя в порядок. Надеюсь, вы не будете скучать?

Милая улыбка всем троим, включая девушку. И старт за угол.

В гостеприимные объятия 'пловчих'.

— Ты! — Включила режим наезда самая грудастая. — Ты вообще кто такая?

Малена сориентировалась мгновенно.

— Где тут запасной выход?

Девушки растерялись.

— Девочки, еще раз — где тут запасной выход, пока эти два героя не опомнились? — потребовала Малена.

— Туда, — указала одна из девушек. — А ты что...

Малена поманила ее пальцем.

— Я — его сестра. Только меня в младенчестве потеряли.

— Чего?

Все настолько опешили, что Малена прекрасно и вырвалась из окружения, и нырнула в запасной выход. Аккурат за минуту до появления в коридоре Давида.

Парни догадались, что их покинут, не прощаясь, но изменить уже ничего не могли.

Девушки сдвинули ряды плотнее, выпятили губки, округлились грудями и пошли на штурм. Давид аж попятился, но было поздно. Его профессионально взяли в окружение.

* * *

— Спасибо той девчонке.

— Да уж... Хорошо, кофта с собой есть.

Майку Малена с удовольствием выкинула бы, но уж очень та была удобной. Черный цвет, череп из стразов... Отстирать — запросто.

И заметно не будет.

Так что...

Девушки шли домой. Настроение было... сложным.

С одной стороны — извинились.

С другой...

Кому нужны такие извинения? Когда не от души, а для своих целей? Не Матильде с Маленой.

— Как ты думаешь, чего они хотели?

— Черт их знает. Скорее всего, это синдром кота.

— Чего? Кого?

— Попробуй взять в руки кота. Цапнет. Попробуй прогнать эту заразу. Час будет лезть, куда не пускают.

Малена вспомнила Беську и фыркнула.

— Не даем, а им охота?

— Если б мы не были так завязаны, я бы подумала над этим вариантом. Иногда дать проще, чем объяснить.

— А иногда проще дать по морде.

— И это монастырская воспитанница. Ай-яй-яй, Мария-Элена Домбрийская, чего вы от меня нахватались! Позор! Кошмар! Поколения ваших благородных предков...

— Меня одобрят.

— Почему? — удивилась Матильда.

— Потому что герцогство завоевывалось огнем и мечом. И отстаивалось так же. Силой и отвагой. Хитростью и подлостью. Так что... одобрят.

— Если только...

Так, за разговором девушки и дошли до дома, где их радостными воплями встретила соскучившаяся Беся. Но день все равно завершился несахарно. Вечером, вынося мусор, Матильда обнаружила в почтовом ящике извещение.

А на следующий день получила на почте повестку. Ее вызывали в суд. Мария Домашкина подала в суд на свою дочь, по вопросам наследства. И первое заседание должно было состояться через две недели.

* * *

Вечером Давид сидел дома один.

Непривычно, да.

А все же.

Мать и отец ушли в театр, с ними пошли и сестры. Сам Давид намеревался провести веселый вечер в обществе Антохи и девочек, но почему-то передумал.

Антон подобрал себе двоих телок из 'Атланта', а вот Давиду не хотелось. И не надо тут идиотских шуток про потенцию, с ней все было в порядке. А вот с настроением — нет.

Почему он не может отделаться от мыслей о Малене?

Что в ней такого?

Не слишком роскошная фигура, не слишком красивое лицо, дешевая одежда и простая прическа. Косметики — и той не найдешь.

Давид честно говоря, предпочитал блондинок с полными губами и высокой грудью, но...

Что-то его зацепило в Малене. Что?

Он и сам не понимал.

Но стояла перед глазами худощавая фигурка, и милая улыбка на розовых губах, и бесенята, которые плясали в глазах девушки. Она ведь обо всем догадалась. И что ее облили нарочно — тоже. И использовала выходку этой дуры, чтобы удрать.

Но почему?

Что в нем не так?

Он Асатиани, у него есть деньги, есть красота, молодость, и в постели с ним будет хорошо... замуж? Малена и не хочет замуж, это точно. Но почему тогда — нет?

И это не игра. Не набивание себе цены. Не...

Давид плюнул на все, налил водки на два пальца и выпил.

Потом повторил. Не до пьянки, а то будет радости от родителей, так стресс снять. И решить, что делать.

Хотя последнее и так ясно. Если его не оставляют мысли о Малене, значит, ему нужна Малена. Для начала на пару месяцев, в кровати, а там видно будет. И если не сработали подарки-цветочки, то надо подумать, как поменять методику.

И — нет.

Давид не собирался задумываться о насилии. Это удел безнадежно убогих, которым ни одна женщина по доброй воле не дает. Но всегда можно найти подход к той или иной проблеме...

Не все задачи решаются простым сложением.

Где-то в дело идут формулы сокращенного умножения, где-то интегральное исчисление, где-то матрицы...

Надо найти свой ключик. И начнет он завтра.

Рано или поздно, так или иначе... против математики не устоит ни одна женщина. Крепости — и те падали. Так что — вперед.

С этой мыслью господин Асатиани-младший и отправился спать.

Если бы Давид видел Антона, он бы по крайней мере встревожился.

В настоящий момент Антон выкидывал из своей жизни 'русалок'. Как — выкидывал? Вежливо выставлял после бурных двух часов, хотя раньше не возражал бы продолжить с утра. А сейчас, вот...

Может, Матильда и не хотела никого заинтересовывать. И Малена тоже.

Но средневековые герцогессы на дороге не валяются. Так что у девушки были все шансы вляпаться в любовный треугольник. Утешало в этой ситуации лишь одно.

Четвертого соперника ни Давид, ни Антон точно не потерпели бы. Хотя кто его знает, что покажет жизнь?

Его высочество, принц Найджел.

Принц не трусил.

Не боялся.

И даже не опасался, он сказал! Просто мужчине было немного не по себе. И улица Могильщиков в неверном свете фонарей казалась особенно зловещей, и ступеньки скрипели как-то гадко, и Лэ Стиорта, вставшая на пороге, казалась жрицей древних культов, адепткой самого Плетущего и Путающего нити...

Черная мантия окутывает женщину, черные локоны падают на плечи.

Белое мраморное лицо. И только губы алые, как кровь. И бездонные черные глаза...

Спасибо вечерним сумеркам. Чтобы добиться такого эффекта, пришлось извести полбанки свинцовых белил, и при дневном свете это было бы очень заметно. А так...

— Ты пришел...

— Я пришел, — подтвердил Найджел, испытывая желание пуститься наутек.

Лэ Стиорта подняла руку — и слуга тут же подвел к ней коня. Она устроилась в седле боком и взглянула на принца.

— Поедем. Нам надо успеть...

Слуга уже подводил лошадь и принцу, и вел себе коня. Он и поехал первым.

Лэ Стиорта не управляла лошадью, слуга намотал поводья на луку своего седла. Она ехала, отрешенно глядя по сторонам, и люди отводили в сторону глаза. Слишком уж неживой мраморной маской казалось ее прекрасное лицо.

Найджел подумал, что Лэ Стиорта красивее леди Френсис, но совершенно не вызывает желания. Только ужас и отвращение, как ядовитая змея.

Лэ Стиорта, для которой мысли принца не остались закрытой книгой, изо всех сил 'держала лицо'. Холодное, отстраненное...

Какой же дурак!

Какой же потрясающий идиот!

И ЭТО будет править Аллодией?

Ну уж — нет!

Они проехали городские ворота, на которых стражники и не попытались остановить троицу, а только осеняли себя святым ключом и кажется, хватались за амулеты. Сколько им было заплачено за спектакли, знал только Вереш Трипс. Подготовка была полностью на его совести. В доме Ластара обходилась своими силами, но за городом ей требовалась помощь.

И Вереш не подвел.

На перекрестке трех дорог уже был разведен костер, Вереш помог своей любимой спешиться, перехватил поводья коня у принца, и отошел в тень.

Теперь дело за Лэ Стиорта. И женщина не подвела.

Она красивым жестом сбросила плащ на дорогу, оставшись в глухом черном платье. Пошито оно было так, что совершенно не стесняло движений, а еще правильно развевалось, воздавая иллюзию черных крыльев. Особенно в темноте.

Много секретов было у этого платья.

Главное было держаться подальше от костра, мало ли... попадешь так, вспыхнешь...

Неприятно будет.

Один раз с Лэ Стиорта так и получилось. Но сейчас она не могла себе позволить проколов. А потому...

Один проход, так, чтобы принц побледнел еще больше. И встать с другой стороны от него, у костра.

— Великая! Мать ночи, царица Тьмы. Повелительница дорог, взываю к тебе!

Лэ Стиорта красивым жестом простерла руки над костром. Пламя изменило свой цвет на мертвенно-зеленый. Ненадолго, но Найджелу и того хватило, чтобы шарахнуться.

Матильда бы фыркнула 'профанация'. Уж что-что, а химию она в школе учила. Но ее тут не было, и принц верил, по морде видно.

— Услышь меня! Дай силу моему голосу, напитай травы своим соком! Да свершится по моему слову, да будет исполнена Твоя воля, воля той, что выше Иных...

Пламя поменяло свой цвет на фиолетовый, потом опять на зеленый.*

*— соли калия — фиолетовый цвет, бария — зеленый. Никакой мистики и достать несложно. Прим. авт.

— Лэ арраша ассе шен

Шарра таррше асса хен

Вирен лэрша ин саввир

Тасса ранше дер ханнир!!!

Лэ Стиорта закончила заклинание.

Пламя сменило свой цвет с зеленого на малиновый, вспыхнуло, что есть силы, по лесу пронесся тоскливый волчий вой, а потом в руке у женщины, словно из воздуха, материализовался флакон синего стекла.

— Благодарю тебя, Госпожа!

Костер опять взметнулся зеленым.

Лэ Стиорта, откровенно жуткая в этом пламени, протянула принцу флакон.

— Возьми, господин. Госпожа ответила на твою просьбу. Подливай по три капли в день, и через месяц увидишь результат.

Найджел протянул дрожащую руку, и Лэ Стиорта вложила в нее склянку.

— Деньги!

Принц кое-как отцепил от пояса кошелек. По лесу пронесся волчий вой, в этот раз еще сильнее, еще злее...

— Ее слуги пришли. Они зовут.

Найджел вздрогнул.

— Уходи, господин. Я останусь, чтобы ты смог уйти...

В руку Найджела ткнулись поводья. Он судорожно сжал их, вскочил на коня — и что есть силы ударил его каблуками по бокам.

Бедное животное заржало и взяло с места в карьер. Миг — и только пыль столбом на дороге.

Лэ Стиорта откинула назад голову и расхохоталась.

— Отойди от костра. Нанюхаешься, — Вереш был спокоен и хмур.

Лэ Стиорта послушалась, но продолжала посмеиваться.

— Ты видел, как он дрожал? А как пятился?

Вереш умело затаптывал пламя.

— Да уж...

Лэ Стиорта вытащила из ноздрей кусочки корпии, пропитанной маслом. Не просто так костерок был разведен, и не простые травы в него полетели. А кое-что дурманящее, снижающее критичность восприятия.

Чтобы не нанюхаться, приходилось принимать меры.

Жрица не может быть пьяной, хохочущей, терять координацию... она должна быть жуткой и величественной.

Вот и приходится соответствовать.

Верешу — прятаться в темноте и выть.

Лэ Стиорта — доставать кроликов из шляпы, то есть сыпать в костер химикаты и пользоваться потайными карманами.

Ловкость рук и никакого мошенничества. Так-то!

И пусть дураки верят. Пусть их...

— Заклинание получилось очень душевным, — ухмыльнулся Вереш.

Он тоже знал язык степняков. Это знать им брезговала, а Лэ Стиорта учила в свое время, от матери, и ее друг тоже учил. Мало ли...

Позволь побыть с тобой наедине

К твоим губам прижаться

Не расставаться больше никогда

Навек с тобой одной душой остаться.

Страшное заклинание, не правда ли?

Хозяин Интары Сиарошт любил поэзию. И читал ее иногда... в процессе. Вот и запомнилось.

— Может, здесь переночуем? — предложила Лэ Стиорта. — Не хочу сейчас в город...

Вереш улыбнулся подруге.

— Ты сходи, умойся. Тут ручей недалеко. А я пока нормальный костерок разведу, да и одеяла у меня с собой, и корзинка с едой...

— Вереш — ты чудо! Я тебя обожаю!

Лэ Стиорта удалилась в темноту, умываться. Вереш проводил ее взглядом и вздохнул.

— Но не любишь, Ласти. Пока еще ты любишь другого... пока. Что ж, я подожду. Я терпеливый. Все равно ты моя будешь.

И принялся обустраивать стоянку. Надо ведь позаботиться о любимой.

Заодно и кошелек сунул в карман... тяжеленький.

Это хорошо, деньги им нужны. Определенно.

Потом он отсыплет чуточку, а остальное отдаст Ласти. И — нет. Он не ворует. Он все отдаст любимой, когда придет время. А пока — вот так.

Больше никто этой ночью не вспоминал о Найджеле.

* * *

Его высочество рухнул на кровать, как подкошенный.

Жуть жуткая!

Кошмар!

Мужчине было страшно, очень страшно. Он никогда не видел такого... с кем же он связался?

Но ночь оставалась за окнами, а в покоях было спокойно и привычно. Вино, опять же, помогло, и Найджел уже без страха достал из кармана склянку, вгляделся.

Самая обычная темная жидкость. Острый пряный запах.

Травы?

Или...

Страшно.

Найджелу было страшно, но снявши голову — мечтают о короне. А он мечтал.

И точно знал, что завтра подольет отцу первые три капли зелья. Сам подольет, никому не доверит.

Все равно душу губить, так пусть хоть корона его будет. И Аллодия.

И вообще, отец сам виноват...

Найджел так и забылся пьяным сном, не выпуская из рук заветного пузырька, в котором плескалось его будущее.

Балы, красавицы, роскошь, преклонение, власть...

И все это будет его. Уже скоро, очень скоро...

Неподалеку от крепости Ратон, северо-запад Аллодии.

Каждый рыбак знает — ловить надо на рассвете. Но сома, к примеру, ловить надо ночью. И чем глуше, тем лучше, он крупнее будет.

А чтобы ловить ночью...

Встать надо к полуночи, собраться, лучше с вечера, уложить все в лодку-плоскодонку, а как все в доме уснут, выпить чашку горького травяного взвара, ну и к Интаре.

Подождать по дороге друга, с которым уговорились пойти таскать сомиков, крепко поручкаться — как взрослые, да и взрослые уже, чай, десять-то каждому есть... ну... почти есть! Сесть в лодку, оттолкнуться веслом — и туда, где с вечера заботливо разбросали приваду. И разбрасывали уж несколько дней подряд. Далековато, конечно, от деревни, а что делать, если сомики водятся только в натаньиной заводи? А это два часа вверх против течения... пешком-то все четыре топать, как бы не больше. А обратно до Ухаровки Интара донесет...

Обратно, конечно, не раньше полудня, но ежели с уловом придут, то матери и ругаться не будут. Всем известно, что сомик — рыбка вкусная и для детей пользительная, болеет малышня потом меньше...

— Слышь, Мих, а что это там?

Симар и Мих дружили давненько, с детства, рыбачили вместе, проказничали вместе, и удачно дополняли друг друга.

Высокий худой Сим, который всегда готов был на любую шалость и проказу, и обстоятельный толстенький Мих, который не соглашался ни на что, не просчитав последствий.

Вот и сейчас, с рыбалкой, идея была Сима, воплощение — Миха. Удочки — Сима. Плоскодонку нашел Мих.

Сим был повыше, зрение у него было получше, ну и... первым замечал все интересное тоже он. Мих вгляделся туда, куда тыкал грязноватым пальцем Сим.

Сначала мальчишка даже и не понял, что видит.

Звезды?

Так низко? Так много? Непонятно...

А потом...

Темнота, да...

Но это мальчишки на реке и в темноте, а эти...

Степняки и не скрывались.

Сорок тысяч.

Кто может им противостоять7 Здесь7

Аллодийская кавалерия, да, но не ночью ведь? Не в темноте?

А мальчишек просто не увидели.

Степняки расположились как раз неподалеку от той самой Натаньиной заводи с сомами (по преданию некая девица Натаня в ней утопилась, спасаясь то ли от свадьбы с нелюбимым, то ли боясь травить плод, с той поры сомы-то в заводи и появились), и видно их с воды было просто отлично. Мальчишки замерли.

По счастью, Интара была речкой коварной и извилистой, и деревьев по ее берегам было достаточно. Вот и им повезло.

Старая ива склонила ветви аж к воде, под нее-то и заползли мальчишки, считая, один — огни справа от себя, второй — слева...

В среднем, на один костер приходилось десять человек... Мих и Сим сбились, когда закончились пальцы ног, и в ужасе переглянулись. Степняков они узнали сразу. Гортанно-шипящую речь, черные косы, остроконечные шапки, и сейчас...

— Что делать-то, Мих?

— Обратно править. И к старосте бежать.

— Выдерет он нас...

— А коли не поверит, то криком кричать, народ поднимать и уводить. Хоть своих, — Мих шептал, и на круглом лице его была решимость. — Придут твари, младенцев на копья взденут, баб заголят, да и мы... сам знаешь.

Сим кивнул.

Он знал о степняческом обычае не оставлять в живых ни одного ребенка, который поднялся макушкой выше стремени коня. Чтобы не вырастить мстителя.

Можно подумать маленькие дети на это не способны! Ха!

— Услышат нас...

— А мы потихоньку... делай, как я.

Плоскодонка — лодка невысокая. И мальчишки принялись за дело.

Тихо-тихо, только что не зубами отгрызали ветки ивы, обматывали весла рубахами, обмазывались придонным илом, чтобы не сверкнуть в темноте белой кожей... кой — холодно? С них пот лил в четыре ручья!

Лодку забросали ветками, скрадывая очертания, получился этакий пловучий островок, весла обмотали тряпками тоже не просто так, а чтобы плескало тише, сотворили святой ключ, помолились, и поползли. Не вдоль берега, чуть поодаль, медленно...

Повезло еще то, что шли они по течению, а мало ли всякой дряни лесные речки носят? Ой, много... Тут и коряги, и травяные островки, и дохлые твари.

Ребятам и помогать речному течению почти не пришлось, так, чтобы к берегу не пристать, чтобы из лодки не высунуться...

И повезло мальчишкам еще в другом.

Река же...

Степняки ждали нападения с суши, на суше засады ставили, там они бы мигом разведчика заметили. А с реки...

В сознании степняков река угрозой не была. Всадники ведь...

* * *

Староста Бурим давно уж спал, когда в дверь забарабанили что есть сил.

Первой подскочила его жена, Натанья, а за ней уж и дети, и родители.

— Что... как?

В дверь молотили, что есть силы. А когда Бурим, вооружившись топором для верности, распахнул ее, два тела упали ему почти в ноги.

Топор вернулся в угол.

— Эт-то что такое?

'Таким' оказались двое мальчишек. Симар и Мих, обоих Бурим отлично знал, только вот не водилось за ними — такого.

Шкоды — были, вредности были, но вот так, среди ночи...

— Бур, да ты погляди, — вступилась жена. — Их же трясет всех...

И верно, мальчишки были полуголыми, грязными, что те шервули, растрепанными, и колотило их так, что за шкирку вздерни — сами мотаться будут.

Видимо, что-то их так напугало, что добежать смогли, а потом и упали. На самом пороге, осознавая, что все, они — дошли. Видел Бурим такое, бывало... только вот вспоминать не хотел. Ни где видел, ни что делал...

Кое-как староста закинул мальцов на лавки, и потопал к печке, где с вечера сберегался горшочек молока. Раз уж такое дело...

Теплое молоко помогло. Мальчишки опамятовали.

— Что случилось?

Бурим не был бы старостой, не будь он умным и серьезным мужчиной. И услышав рассказ мальчишек о том, как они порыбачить взялись, а в Натаньиной заводи степняки...

Бурим и заводь знал, и протоку, и...

Повоевал он в молодости. Бывало.

Расспрашивал мальчишек, и понимал, что все верно. Неоткуда им такие подробности знать. Про степняков, про все...

Молчала, прикусив уголок платка, жена, прижались друг к другу дети... наконец, Бурим принял решение.

— Ната, беги по домам. Народ поднимай, кажи, пусть берут, что могут, через час уходить будем. Скотину... эххх! — одна мысль была противна крестьянину, но... — Скотину пусть хоть режут, хоть выгоняют, с собой не потащим, если только кого посмышленнее. Будем уходить в Северский лес. Я сейчас к Дорту, а потом к Гаселю. Надо гонцов разослать по соседним деревням, людям знать дать. И в крепость кого послать.

Мальчишки просто на глазах расправляли плечи.

— Дядь Бурим, мы можем... — заговорил Сим.

Бурим только рукой махнул.

— Вы, мальцы, уже сделали, что могли. Всех нас спасли...

Мальчишки переглянулись. Герои ж...

И с небес на землю их спустили только грустные слова старосты.

— Теперь бы мне деревню убедить, да увести всех...

Впрочем, Бурим действительно не зря был старостой.

Ухаровка собиралась быстро и молча, подстегнутая страшным шепотом и обрисованными перспективами. Несколько воинов. В том числе и бурим, о развлечениях степняков знали не понаслышке. И рассказывали так, что у людей мороз по коже бежал.

Инкор?

Шервуль его знает, тот Инкор. Если там и правда столько народа, могли с налета взять. Или еще чего похуже... ох, могли.

Бурим и размышлять не стал.

Послал пару охотников на разведку, а сам...

Не в степи живем, в лесу. Туда и уходить будем.

Чтобы у приличной деревни да лесного схрона не было? Ох, разное в жизни бывает, разное... Был такой схрон и у ухаровцев. Лесной овраг, в котором были обустроены землянки. Век не проживешь, но даже зиму перезимовать — и то сгодится. Мало ли...

Туда и уходить собирались.

Лес — он и прокормит, и укроет, если понятие иметь. Да и...

Лучше уж пару дней пересидеть да дураками оказаться, чем попасть степнякам в лапы. Ох, лучше.

К тому времени, как вернулись посланные на разведку охотники (эти мудрить не стали, а просто повторили то же, что сделали мальчишки, сплавав вниз по реке), в деревне, считай, никого почти и не осталось. Разве что над скотиной причитали самые упрямые... но услышав, что все правда...

Угроза жизни придает людям потрясающую прыть! И так убавляет желание спорить...

Еще до рассвета Бурим командовал обустройством деревни на новом месте. А Мих с Симаром распускали хвосты перед сверстниками.

А то ж!

Сплавали!

Разведали!

Всех предупредили!

Герои? Конечно, герои!

Мысль о том, что на пути степняков окажутся и другие деревни, пока мальчишек не посещала. Им и своих хватало...

А вот Бурим думал и об этом. И мрачнел с каждой минутой.

От Инкора — два перехода. Степняков всяко больше десяти тысяч. И как их останавливать? И кто окажется в жерновах? Аккурат между степняками и своими? Или на пути у степняков, когда тех прочь погонят? Оххх...

Матильда Домашкина.

— Доброе утро, Антон Владимирович.

— Доброе утро. Малена, а чего ты вчера так рано ушла из клуба?

— У меня были дела дома, Антон Владимирович.

— Жаль...

Малена пожала плечами.

Жаль там, не жаль... вот ей — нормально, а остальных и не спрашивали.

— Тебе в 'Атланте' понравилось? Ходить будешь?

— Нет.

— Не понравилось — или не будешь?

— И то, и другое, — вежливо ответила Матильда. Голова у девушек была занята совсем другим. Повесткой из суда, к примеру.

Вот ведь дрянь!

Что самое обидное, в повестке ничего не сказано ясно.

Вызывается такая-то, число, время и куда! Т.е. адрес суда.

А что, почему, зачем...

Она уже в суд звонить пыталась, но справок не давали. Самой сходить, что ли?

А смысл?

Матильда и так догадывалась, кто мог ей удружить. Мамочка, при Парашиной поддержке. Или есть сомнения?

А вот чего они хотят?

Она назначена ответчиком, но на какие именно обвинения придется отвечать? Черт его знает! По вопросам наследования? Это что угодно, от завещания до дарственной, слишком расплывчатые формулировки.

Нанять адвоката?

Она уже проконсультировалась по знакомым, сколько что стоит. Это тоже не так дешево, и уж Матильде точно не по карману. Просто прийти, обратиться, чтобы ее выслушали и отправились с ней в суд, придется четверть зарплаты отдать. Может, и понадобится, конечно, но сначала лучше сходить самой. Посмотреть, с чем столкнуться придется.

Сериалы Матильда поглядывала, примерный порядок заседания знала, язык у нее тоже был подвешен, авось отболтается?

Не осудят же ее на первом заседании?

Взять с собой имеющиеся бумаги, ксерокопии паспорта-регсвидетельства, чтобы не словами едиными, благо, в свое время ксероксов наделали с запасом, и сходить. Посмотреть, поговорить за жизнь...

Вот ведь твари!

Оригиналы занимали свое место в банке, ключик висел на шее у Матильды, копии лежали дома...

Сначала сходим, потом будем продумывать защиту или нападение, как получится. По крайней мере, она ничего не тратит, а то суды у нас — дорогое удовольствие.

За заявление плати, юристам плати, госпошлину плати... что-то там еще тоже платить надо. А она ответчик, то есть просто прийти и послушать. Пока...

— ...зря.

И что она прослушала, интересно?

Оставалось просто промолчать. Антон понял, что ничего от девушки не услышит, и кивнул.

— Ладно. Иди. И договора за май прошлого года мне принеси, хорошо?

Малена упорхнула из кабинета.

Вот... как же не ко времени все эти мужчины! Они что — сами не понимают? Не до них девушке, проблемы у нее!

Проблемы!

Хорошо хоть у Малены все было мирно и спокойно. Она ехала в столицу, Ардонские буквально пылинки с нее сдували, с Астелой и Даранель Малена нашла общий язык, Динон пытался ухаживать, но без особого энтузиазма, а граф и графиня выполняли роль пастушьих собак при стаде невинных овечек.

И неплохо выполняли, надо заметить.

Пресекали неподобающие разговоры, следили, чтобы девушки не отбивались от 'стада', не настаивали на тесном общении Малены с Диноном, так, делали зарубку на будущее...

Одним словом — благолепие.

Жаль, у Матильды был слишком беспокойный характер, чтобы просто наслаждаться путешествием, об этом она и завела разговор с Маленой.

Ехать — хорошо, но мало. Рано или поздно они доедут. А что потом?

А потом столица, которая по определению, болото с гадюками. Да такое, что нормальной змее там ловить нечего. Отравится в первые пять минут.

Об этом Матильда и заговорила с подругой.

— Малена, а что мы будем делать в Аланее?

— Эммм...

— Вот мы приехали. Что дальше?

— Мы отправляем письмо в королевскую канцелярию, с просьбой об аудиенции.

— И долго эту просьбу удовлетворять будут?

— Я — Домбрийская...

— И? Это на что-то влияет?

— На скорость рассмотрения. Дней пять-шесть.

— Ага. Потом мы приходим к королю.

— Следует разговор, как я понимаю. По итогам которого его величество решает, вводить ли меня в права, или предпринять что-то другое.

— К примеру?

— Выдать меня замуж. Передать титул моим детям — если я недостойна. Перевернуть герб и засыпать Донэр солью...

— Последнее — крайний вариант?

— Да.

Матильда вздохнула. Насколько она знала... ох, плохо зависеть от воли одного конкретного человека. Согласно закону подлости, он обязательно окажется сволочью. Вот.

— Что получаешь ты — понятно. А король? Какую выгоду поимеет с тебя — он?

Теперь пришла очередь Малены недоумевать.

— То есть?

— Я тебе вечером 'Анжелику' поставлю. Там героиня могла получить многое, если ляжет с королем в постель.

— И получила?

— Нет. Она не смогла, у нее была большая и чистая любовь к мужу, для короля там щелочки не осталось.

Малена вздохнула.

— Не хотелось бы до этого доводить...

— А если поставят ультиматум?

— Не знаю. Не хочу знать...

— И все же? Каждый за себя, один Бог за всех... что получит для себя его величество?

— Крепкое герцогство?

— Это мы знаем, что ты в состоянии и взять его, и удержать. А он? На тебе не написано, что ты умница.

— И что тогда делать? Как я могу это доказать?

Как-как! Динамит изобрести, ясное дело. Но подруге Матильда этого говорить не стала, ни к чему. Просто многозначительно хмыкнула.

— Есть у меня одна идея. Как раз на этот случай...

— Расскажешь?

Матильда отрицательно покачала головой.

— Сейчас это не столь важно. Понадобится — расскажу.

— Хорошо...

Малене тоже не хотелось разговаривать о таких грустных вещах. И Матильда перевела тему.

— Если тебя решат выдать замуж... что мы будем делать?

— Только соглашаться. С королем не спорят.

— И ехать в Донэр?

— Ну... а что ты предлагаешь?

— Малечка, вот не знаю, как ты, а я бы не собиралась подчиняться супругу, о котором известно только то, что его король назначил. Не королю же с ним жить и спать?

— И?

— Во все времена были и дурочки, которые покорно ехали в деревню, и их противоположности. К примеру, Таис Афинская, или Аспазия, но это из древности, а из современности, Нинон де Ланкло, Диана де Пуатье, или Марта Зелле, к примеру...*

*— исторические личности, оставшиеся в человеческой памяти исключительно с помощью ума и обаяния. Прим. авт.

— Это кто?

Историю Матильда знала неплохо, хотя и достаточно однобоко. Но на Малену ее рассказ произвел впечатление. Особенно про Мату Хари. Но и про гетер тоже...

— И что я должна делать? Я же не смогу обнажаться...

— Не надо. Ни обнажаться, ни спать с кем попало... ты должна стать уникальной.

— А как?

— Стихи, к примеру. Этого добра я достаточно знаю.

— Некрасиво выдавать чужое — за свое.

— А ты не выдаешь, это иначе называется.

— Как?

— Набери в поисковике 'Баллада о любви', Высоцкого.

Мария-Элена послушалась. И через минуту внимала хрипловатому голосу, вслушивалась в стихи...

— Как красиво... Как невероятно красиво...

— Неужели ваш мир не заслуживает того, чтобы узнать их?

— Заслуживает. Но под его именем, иначе это нечестно и жестоко...

— Мы не сможем рассказать, откуда взялись прекрасные стихи. Но мы можем подарить их вашему миру. Разве этого мало?

— Очень много...

— Тогда стихи — первое. Музыкальный инструмент...

— Я умею играть на клавикордах.

— Покажешь...

У Матильды в анамнезе было фортепиано, но играть она не любила.

Тем не менее.

Музыка, стихи, танцы, острый ум и характер. Что еще нужно, чтобы блистать в высшем свете?

Девушки не знали, но готовиться начали.

Аллодия, крепость Ланрон.

— Господин стражник...

Мальчишка был изрядно запылен и измучен. Конь у него тоже был пыльным и усталым. Сейчас он стоял, опустив голову и поводил боками. Устал, бедолага, явно устал...

Дарн Варат, стоявший в этот момент у ворот крепости Ланрон на часах, неодобрительно посмотрел на крестьянского сопляка.

И чего ему тут нужно?

Крепость была — из пограничных. То есть — не подразумевала рядом деревенек и сильного прирастания народом. Овальная, вытянутая вдоль реки, стоящая на холме, с высокими стенами, из которых на врага выдвигались башни с остроконечными крышами.

Сама крепость окопана рвом, через него переброшен подъемный мост.

Массивный донжон, хозяйственные постройки, скотный двор.

Постоялый двор для проезжающих, вынесенный за стену. Ибо — нечего. Вдруг ты не мирный купец, а вражеский лазутчик, посланный, чтобы сосчитать численность гарнизона или подсыпать в вино снотворное? Вот и не шляйся по крепости.

Для того и часовые стояли у ворот... сейчас — один Дарн. Напарника его сегодня разбил жестокий понос, и у ворот он стоял весьма условно, то и дело отбегая в кусты.

Двести человек гарнизона, примерно столько же обслуги, не сами ж воины будут навоз выгребать, за скотиной следить и прочее... надобное.

— Чего тебе, малец?

Мальчишка мяться или стесняться и не подумал. И благоговеть от того, что к нему стражник обращается — тоже. Вот ведь нахаленок!

— Мне бы к коменданту, господин староста грамотку дал...

— Ага, будет комендант ваши писульки читать...

Мальчишка пошатнулся, оперся на бок коня. Шатались они теперь на пару, что одного что второго плохо держали ноги, но сдаваться гонец не собирался.

— Степняки же!

Дарн насторожился, но нее сильно.

— Рядом с границей живем, чего тут удивительного. А ну, пошел, не то копьем огрею!

Мальчишка стиснул зубы.

Староста Бурим действительно был мудрым человеком. Послав гонцов к соседям, он решил не ограничиваться полумерами.

Пока степняки встали лагерем у Натаньиной заводи. Надолго они там останутся?

Конечно, нет. Пойдут вниз по течению реки. Что у нас вниз по течению?

Городок Равель. Только до него два дня верхом.

Что поблизости?

Крепость Ланрон. А там наверняка есть почтовые голуби. И одно дело, когда прилетит голубь из крепости, другое, когда крестьянин попытается бегать по городу и орать, что степняки идут. Ничего ему там не достанется, кроме плетей, и слушать никто не станет.

Сам пропадет, и людей не спасет.

Значит, надо послать кого-то в крепости. В Ланрон, в том числе. И во вторую — Доран. Но во вторую ехать дольше. Доран ближе к Саларину, кто знает, может, и там уже степняки...

Остается Ланрон.

Кого посылать?

Тоже вопрос мудреный. Гонец не должен быть совсем мальчишкой, ему не поверят, не должен быть взрослым — ему лошадь гнать, тут каждый грамм веса значение имеет, но высказаться он все же должен. Естественным образом, выбор старосты пал на его среднего сына. Карима.

Мальчишка?

Двенадцать лет ему уже есть. В этом возрасте и замуж выдают, если девочек. Бойкий, неглупый, добиться своего сумеет... что еще надо?

Письмо Бурим ему сам написал, и запечатал своей бляхой. Служил ведь, вот солдатскую бляху и прихватил с собой, с гербом полка.

Рысью...

Так многие делали, все ж — память.

Бурим строго наказал сыну хоть сдохнуть перед воротами, но чтобы комендант услышал. И Карим отца понял.

А сейчас...

— Дядя, пропусти! Степняков тысяч двадцать, не меньше!

Дарн и не подумал верить.

— Из Инкора не сообщали.

— Инкор захвачен.

— Ты чего несешь? А ну, брысь отсюда, дрянь малолетняя! Я тебя щас...

Дарн всерьез разозлился. Это ж надо — такое ляпнуть! Инкор захвачен и сюда идет двадцать тысяч степняков! Убивать за такие шуточки надо! Уж точно — пороть, чтобы мясо с задницы слезло! Ишь, гаденыш!

А если не шуточки?

Тем более — убивать! Гонца, принесшего дурные вести, как известно, карают первым.

Карима покарать не успели.

Отчетливо поняв, что сейчас ему влетит копьем куда придется, и хорошо, если хоть древком развернут, мальчишка отпрыгнул в сторону — куда и усталость девалась? А потом огляделся по сторонам, и...

Орать под стенами можно долго. А как привлечь к себе внимание?

Бурим подсказал сыну способ. Рискованный, серьезный, после которого его могли действительно убить на месте, но...

Достать свое 'секретное оружие' Карим не успел. Из кустов выбрался напарник Дарна — Ригей Вилор. И обратил свой взор на мальчишку.

— А это что такое?

Карим церемониться не стал.

— Степняки идут! Инкор взяли! Меня предупредить послали! Пустите, дяденьки, к коменданту!

Ригей был постарше Дарна лет на десять. И повоевать успел, Дарн-то и четверть века еще не минула. Так что...

— Ты ополоумел, что ли, малец?

Карим понял, что если разговаривают, то бить не будут, и чуть успокоился.

— Дяденька стражник, как Брат весть — Инкор захвачен. Ребята наши на ночную ловлю пошли — чуть на степняков не наткнулись, потом охотники проверили. Говорят, их тысяч двадцать...

— Да бред! И никто...

— Мне к коменданту нужно, — выдохнул Карим. — Пусть выслушает... хотите — на колени встану! Люди же! Родные мои там!

И столько отчаяния было на лице мальчишки, что Ригей засомневался.

— Может, и правда его...

— А потом нам от коменданта так влетит, — Дарн не собирался прощать мелкому паршивцу дурных вестей. Со страху не мог...

Это же...

Степняки.

Война, смерть, может, и его, Дарна, кровь, боль, ужас... Кому хочется в такое верить?

Дарну не хотелось. Точка.

Ригей покачал головой.

— Это верно. Нам потом так достанется... ты вот что, малец, присядь, отдохни. Мы с караула сменимся, может, чего и получится сказать. Постараюсь я шепнуть словечко коменданту, а там уж как получится, сам понимаешь....

Бурим действительно был умным человеком.

То, что в крепость пропустят крестьянского мальчишку... ну... как повезет. И что он дойдет до коменданта — тоже. А потому...

— Нет у нас времени! — выдохнул Карим. — Когда вы сменитесь?

— На закате.

До заката еще было больше половины дня. И как тут быть? Ждать?

А ведь степняки ждать не будут, у них все преимущество в скорости. И Карим решился.

Достал из седельной сумки бережно врученный ему отцом предмет и развернул.

Рог.

Медный, закрученный... отец его сберег, когда со службы уходил... ну, почти сберег. Немножечко унес без ведома командира. На долгую и добрую память, и ведь пригодилось же! И детям Бурим свой рог показывал, и сигналы их подавать научил. Так что Карим спрятался за боком лошади, поднес инструмент к губам — и грянуло.

— ПОЖАР!!! ВРАГИ!!! ВРАГИ, ВСТАВАЙ, ВРАГИ!!!

ВСТАВАЙ, ВРАГИ! ГОРИМ! ПОЖАР! ГОРИМ!

Старинный сигнал разносился над крепостью. Звонко, чисто, пронзительно и очень, очень громко.

Привлечь внимание у Карима получилось просто отлично. Дарн переглянулся с Ригеем — и рванулся, было, отлупить наглого мальца, но напарник его придержал.

— Ты с ума сошел? Куда ты лезешь?

— А чего он...

— Молчи! Мы его не пропустили, все правильно. С нас спроса нет, а что он нашел способ... комендант сейчас точно выйдет. Хоть людей пошлет...

— Ты в степняков, что ли, веришь?

— Лучше в них поверить и обмануться, чем не поверить и подохнуть. Это такие, брат, твари...

Дарн все равно навешал бы мальчишке люлей, хотя бы попытался, но в этот миг на стене появился комендант Ланрона.

Достопочтенный Шарельф Лоусель, барон Лоусель, был мало того, что неглуп — он еще был воякой до мозга костей. А потому днем обходил крепость. И за нерадивость мог так взгреть...

Ничего удивительного в этом не было.

Ланрон входил в стражевой пояс замков на границе со Степью, и был непосредственно подчинен маркизу Торнейскому, незаконному брату короля. А маркиз у себя на службе дураков и лентяев не одобрял.

Не у себя, у короны, но вы жалуйтесь, господа, не стесняйтесь. Король, конечно же, поддержит окраинного барона или графа, а не единокровного брата, правда?

Да и не требовал ничего особенного Торнейский.

Держать свежие запасы и в достаточном количестве, держать гарнизон в готовности, хороших коней и фураж...

Раньше, при старом короле, на границе главным был герцог Ренский, вот, с ним проще было. Выпивал он, что ни день, а спьяну что хочешь увидишь. Хоть коней, хоть войска...

Все об этой слабости знали, все ее учитывали и пользовались. Но всему приходит срок, допился Ренский до синих белочек, и вместо него король поставил бастарда старика Арреля.

Маркиз Торнейский быстро навел порядок. Года не прошло.

Жестоко уморил с десяток интендантов, заставив их сожрать плохие продукты, которые они поставляли в войска. Имущество ворюг по его приказу было конфисковано и на эти деньги закупалась нормальная провизия.

Поставщиков плохих коней конями и разорвали. Или они всерьез надеялись, что маркиз примет престарелого одра за резвую трехлетку?

Да, прелое сено тоже поставщикам жрать пришлось.

А в драных сапогах бежать от маркиза, который прогнал негодяя-купца по полям хлыстом.

Жестоко?

Зато теперь в каждой крепости был запас провизии и воды на случай осады, и нормальное обмундирование, и кони, и оружие...

За небрежение оружием маркиз своих шуточек не устраивал. Просто вешал на воротах крепости.

Постепенно, за десять лет Ридова самоуправства на границе, ушли в историю вороватые интенданты (и рады бы, да жить охота, а тут риск большой...), сейчас если чего и тащили, то по мелочи. Исчезли престарелые коменданты — верные собутыльники Ренского, и их сменили вояки. Вот, как барон.

Повоевал он двадцать лет, на благо Аллодии, в одной из последних стычек был ранен, лишился ноги, но тот же Торнейский не бросил незнатного дворянчика.

Шарельфа вызвали ко двору, пожаловали бароном, женили, дали неплохое приданое за супругой и отправили в крепость, комендантом. Конечно, за маркиза Шарельф был готов и в огонь, и в воду, но пока, вроде как не требовалось.

А вот сигнал тревоги заставил старого вояку прищуриться.

— Это что такое?

Бойницы — штука не только для стрелков удобная. Еще высунуться и гаркнуть, этак вот, грозно...

Мальчишка не растерялся.

Сплюнул в пыль и заорал что есть силы:

— Дяденька, мне к коменданту надо! Набег! Большой! Степняков аж двадцать тысяч!

Шарельф долго не раздумывал. Взгреть сопляка он всегда успеет, сначала расспросить надо. Потом уж, если не подтвердится...

— Пропустить!

Дарн скривился, но проход освободил.

— Иди. Повезло тебе, щенок!

Ригей пнул напарника, чтобы тот глупостей не наделал.

— Пошли, малец, провожу. Коня оставь...

— Вот еще! — огрызнулся Карим. — Серко нашей семье не один год служит... его расседлать надо, выводить, напоить...

Вот теперь Ригей посмотрел на сопляка с уважением.

Если человек заботится не столько о себе, сколько о лошади... ведь тоже и устал, и пить хочет, вон как слюну сглатывает. А молчит.

Зато за коня готов биться. Это заслуживает уважения.

Ригей кивнул конюху, подождал, пока тот заберет коня, а мальчишка проводит их испытующим взглядом, и отцепил от пояса флягу.

— Глотни.

— Это что?

Мальчишка подозрительно принюхался.

— Квас это. На сухарях... моя делала.

Карим осторожно сделал глоток. Второй... и не остановился, пока фляга не опустела, а сам мальчишка не стал выглядеть куда как живее и бодрее. Еще бы пыль с него смыть.... или отколупать, что ли...

— Спасибо, господин стражник.

— Не за что... — Ригей подвесил флягу на пояс — и вытянулся перед комендантом.

— Господин комендант, по вашему приказанию...

Шарельф махнул рукой. Но тут уж не сплоховал мальчишка.

— Дозвольте говорить, господин комендант?

А вытянулся-то, вытянулся, хоть сейчас в строй ставь...

— Дозволяю, — более одобрительно кивнул барон.

Такие вензеля мальчишка мог крутить, только если научил кто-то из старших. Имел, значит, дело с вояками, уже неплохо.

— Мой отец — бывший десятник 'Рысей'. Бурим Сарей.

Взгляд коменданта окончательно смягчился.

— Рыси, говоришь... Эх, ведь было время. Сколько ж ему сейчас?

— Полвека недавно справили, господин комендант.

— Время, время...

— Господин комендант. Этой ночью двое наших ребят наткнулись на степняков. Отец проверил рассказ, послав охотников. Говорят, отряд больше двадцати тысяч человек. Отец отправил меня к вам. Вот письмо.

Упасть на одно колено — и протянуть свиток, запечатанный солдатской бляхой.

Десятничьей.

У солдат бляхи круглые, у десятников квадратные, у сотников — треугольные. Но рысь на них одна и та же, распластавшаяся в прыжке...

Шарельф Лоусель вовсе уж одобрительно взглянул, кивнул и только плохонький сургуч под сильными пальцами хрупнул...

Карим знал, что именно написал отец, и не удивился, когда ему начали задавать вопросы.

Кто плавал, куда, где заводь, сколько дней пути оттуда, отсюда...

Тропинки и дорожки, деревни и люди...

Карим все это отлично знал, чай, сын старосты, не скотника. И далеко не дурак.

Шарельф слушал и мрачнел. А потом отдал приказание Ригею.

— Мальчишку на кухню, накормить, приставить к делу. Из крепости не выпускать, куда его пока!

И развернулся, чтобы позвать людей. Не обращая больше внимания на Карима.

Ригей усмехнулся. Положил тому руку на плечо.

— Молодец, сынок. Все ты правильно сделал, пошли, поешь.

— Почему мне домой нельзя?

— Сам понять не можешь? А если на степняков наткнешься? Ты ж не знаешь, где они. Лучше пересиди в крепости, целее будешь.

Карим задумчиво кивнул. И то верно, уж отдохнуть всяко не помешает...

— А...

— Сейчас тут не до тебя будет. Сам посмотришь...

И верно, часа не прошло, как полетели быстрокрылые голуби во все стороны, помчались гонцы в столицу и ближайший крупный город — Деонар, а сам Шарельф носился по стенам, даже думать забыв про костыль и деревянную ногу, и раздавал указания.

И тащили на стены смолу и котлы, и готовились к осаде...

В некоторых случаях лучше перебдеть, чем обделаться. Так что...

Рид, маркиз Торнейский

Рид, маркиз Торнейский, удобно устраивался на привале.

Сотня гвардейцев?

Это не просто красивое зрелище и почетный эскорт, это еще и определенный темп движения. Вполне четкий и заданный. А еще сотня коней, сотня людей, заводные кони, которых тоже надо накормить-напоить, а строевой конь травкой не прокормится, то есть на ночлег встаем не там, где хочется, а там где надо.

И не в деревнях, нет. И даже не рядом.

Гвардейцы же...

Слово 'самоволка' Риду было отлично известно. Чтобы солдат в любом мире не нашел себе вина, бабу и приключений на задницу?

Не бывает таких солдат.

Конечно, можно было застращать своих людей, но...

Теория вероятности. Из ста человек обязательно один или двое окажутся дураками. Судьба такая. И будет им плевать на все запреты, и вляпаются они за всю сотню, и расхлебывать придется долго и с фантазией.

Оно ему надо?

Значит, надо становиться на ночлег подальше от людей, закупаться днем, чтобы на всех провизии хватило, и выбирать место. Сухой паек, конечно, есть у каждого, но какая ж это дрянь!

Степняков Рид не любил, но некоторые достоинства за ними признавал, к примеру, они как-то перемалывали мясо с ягодами и мукой так, что получались длинные сухие лоскутья, которые можно было или размочить водой, или погрызть просто так...

Вкус отвратительный, но очень питательно. *

*— пеммикан, прим. авт.

В походах — вещь незаменимая, но когда есть, что поесть...

Сейчас в котелки летела подстреленная по дороге дичина, прикупленные в деревне куры, ждала своей очереди крупа...

Рид мог бы и сам покашеварить, но не хотелось. И он просто лежал на ворохе собственноручно нарубленного лапника, смотрел в огонь и чувствовал... напряжение?

Да, что-то такое.

Он не сказал бы — опасность, но что-то... Как лягушки чуют грозу за несколько часов, так и Рид настораживался. Почему?

Он и сам бы не ответил. И связывал свое состояние с невестой. Но....

— Отдыхаете, ваше сиятельство?

Вопрос был задан теплым чуть ироничным тоном. Рид повернул голову и расплылся в широкой улыбке.

— Дядюшка Стив! Составишь мне компанию, пока каша варится?

Дядюшка Стив, а точнее капитан личной гвардии его величества барон Стивен Варраст, широко улыбнулся.

— Если приглашаешь... чего такой смурной?

Никто другой не говорил с Торнейским в таком тоне, но старик, который учил их с принцем держать мечи, который вырезал им лодочки из еловой коры, который прикрывал их вылазки в город...

Да и не старик, в общем-то. Пятьдесят шесть лет — разве это возраст? Стив только что морщинами покрылся, а фехтовал все так же хорошо, и Рид видел, как он стоял один против четверых, не отступая и не сдаваясь. Наоборот, противники лишались мечей и вылетали из круга.

Старик...

Ха! Всем бы такими в старости быть, горя б не знали!

— Не знаю. Давит что-то...

Дядюшка Стив насторожился.

— Ишь ты... я смотрю, как мы Арвест проехали, ты сам не свой.

Рид развел руками, мол, и рад бы объяснить, да не знаю, что со мной.

Стив вздохнул.

— Знаешь... может, это из-за встречи с невестой?

— Наверное...

А тревога не уходила. И почтовые голуби в небесах, которых видел Рид, только усугубляли его состояние.

Дядюшка Стив покачал головой.

— Ты знаешь, и меня что-то давит. Уходить пора, молодежи дорогу давать.

— Дядя Стив!

Мужчина взмахнул рукой.

— Рид, когда я чего сгоряча говорил? У меня уж силенки не те, ох, не те... Познакомить тебя хочу.

— С кем?

— Десятник Вельский у меня служит....

— Вельские, — задумался Рид. — Вельские... а, графы? Из небогатых?

— Очень. Сам понимаешь, парню прямая дорога была в гвардию. И очень он меня в молодости напоминает... я уж стар, а вот ты за ним пригляди, далеко пойдет мальчишка, если не сожрут наши гадюки.

— Познакомишь? — Рид лениво потянулся.

— А то, — дядюшка Стив кивнул, хитро улыбнулся и махнул в сумерки рукой.

Долго ждать знакомства не пришлось, графенок сидел у соседнего костра. И кажется, прислушивался к разговору.

Но впечатление он производил хорошее.

Ясные голубые глаза, умное лицо, твердый подбородок, каштановые волосы, обрезанные неожиданно коротко, даже у Рида длиннее.

Не во внешности дело, конечно, взгляд у мальчишки был хороший. Прямой, открытый...

— Подслушивал? — прищурился Рид.

— Нет, ваше сиятельство. Осведомлялся.

Рид фыркнул.

— И как?

— Как скажете, ваше сиятельство. Вы командир, я подчиненный.

Нахал малолетний...

— А вот как скажу — десять кругов вокруг лагеря — бегом!

Никто парня бежать не заставил бы, конечно, Риду просто интересна была его реакция. Мальчишка и глазом не повел.

— Оружие снять дозволяете, или так бежать, ваше сиятельство?

— Вольно... Присаживайся. Ты Стивену не родственник?

— Никак нет, ваше сиятельство.

— Но капитаном стать хочешь.

— Кто ж откажется, ваша...

— Рид. В походе я Рид.

— Мне, ваше сиятельство, не по возрасту неуважение проявлять.

— Ладно. Тогда завтра, на рассвете, приходи. Потренируемся. Посмотрю на тебя в деле.

— Обязательно, ваше сиятельство, — понимая, что аудиенция окончена, мальчишка вскочил с лапника.

Отдал честь и отправился обратно в темноту.

— Как он тебе?

Стивен спрашивал с интересом. Ему было любопытно, что скажет бывший воспитанник. Рид улыбнулся.

— А что? Хороший парень, далеко пойти может. А чтобы не скушали, я позабочусь.

— Спасибо...

— За что, дядюшка Стив? О себе же забочусь! С хорошим капитаном гвардии у меня забот втрое меньше будет.

Душевный разговор с приятным собеседником, вкусный ужин и хорошее вино немного разогнали тоску в груди Рида. Но...

И что ж так давит-то? Что ж так цепляет!

Надо написать в Аланею и отправить завтра, благо, голубей с собой взяли. Пусть тоже напишут, все ли у них в порядке. В Равеле Рид это письмо и получит, а там и до границы недалеко...

Интересно, как там его невеста?

Шарлиз Ролейнская, внебрачная дочь е.в. Самдия.

Шарлиз искренне считала себя самой-самой лучшей девушкой на свете, и имела для этого все основания,

Внешность?

Безусловно! Роскошные светлые волосы пышными прядями падают почти до талии. Громадные карие глаза, великолепное личико и точеная фигурка. Разве мало?

Нет такого мужчины, который не побывал у ее ног. А некоторые и между, но это дело другое, об этом помолчим...

Титул?

Пусть и незаконная, но дочь короля. И Ролейнская.

Есть титул, а что поместья нет, так ей пожалован доход от одного из королевских. И ей хватает.

Ум?

В нем Шарлиз и не сомневалась. В отточенном на множестве придворных интрижек коварстве.

Что еще надо?

Да ничего! Достойного мужа, вот...

Отец нашел ей такового, и Шарлиз ехала к супругу, собираясь осчастливить его своим присутствием. Будет она маркизой Торнейской, неплохо для бастарда.

Но и на солнце бывают пятна. У Шарлиз оно тоже было, крохотное такое...

Шарлиз не могла плавать на кораблях.

Вообще.

Никак и никогда, хоть ты корабль золотом обшей от носа до кормы.

Стоило ей почувствовать под собой не почву, а зыбкое содрогание деревянной палубы, как ее начинало стремительно и неудержимо рвать. Потом она задыхалась, падала в обморок, и если ее успевали унести с корабля, то все было неплохо. Если же нет...

Всякое бывает в жизни. в том числе и такое.

Его величество Самдий, который все же любил свою дочь, пару раз попробовал приучить ее к кораблям, но — бесполезно. И махнул рукой.

Девочке по морю и не плавать. И мужа найдем на суше.

Только вот как ее к жениху доставить?

Море отменялось, таким путем Шарлиз не к жениху доставлять придется, а в сумасшедший дом. Суша?

Да, разве что так.

По суше до Интары, а потом вниз по Интаре. Как ни странно, речные суда не вызывали у Шарлиз такой же истерики. Так что его величество принял решение.*

*— лично встречала человека, который спокойно катался по реке, но в море чувствовал себя именно как Шарлиз. Видимо, разница в типе и силе волн, прим. авт.

И вот уже третий день речная галера с Шарлиз Ролейнской сплавлялась вниз по Интаре.*

*— весной 1767 года Екатерина II отправилась в путешествие по Волге 39-метровой галере 'Тверь' в составе флотилии из 23 судов. В сопровождении свиты (1122 человека) императрица за месяц с лишним прошла от Твери до Симбирска, прим. авт.

Рид хотел перехватить галеру с невестой там, где она должна будет опять перебраться на сушу, то есть в Равеле или даже немного пониже, не на реке ведь ее ловить...

Шарлиз, разумеется, об этом не знала, и продолжала наслаждаться поездкой.

Три галеры, каждая длиной метров по тридцать, одна с принцессой, две с сопровождением, небольшой отряд, двигающийся по берегу, мало ли что...

Всего в посольстве было около сотни человек, не считая обслуги.

Сама невеста, десяток сопровождающих ее дам и десяток придворных, два дипломата, остальное — охрана. Гвардейцы Саларина.

Ах, какие мужчины!

Шарлиз облизывалась, словно кошка на сметану, но мать отлично знала родное чадушко и подобрала ей не фрейлин, а настоящих церберов. Куда уж там уйти из-под надзора!

Шарлиз понимала, что это к лучшему, что не стоит крутить интрижки незадолго до знакомства с женихом, что надо блюсти себя... хотя бы пока.

Понимала.

Но хотелось до ужаса.

Хотелось ощутить горячие мужские руки на своем теле, двигаться с ним в такт, стонать — и ловить губами ответный стон...

Судьба, видимо, уловила просьбу Шарлиз и решила выполнить ее. Как и обычно — по-своему.

Мало ли — сорок тысяч степняков на дороге? Или много?

Для отряда Шарлиз этого с лихвой хватило. Так вот и меняется жизнь...

Ты возлежишь в кресле на палубе, вокруг тебя суетятся слуги, ты обсуждаешь с фрейлинами что-то очень важное, вроде ткани для нового наряда, а потом...

Потом начинается УЖАС.

Галера резко останавливается так, что люди летят головами вперед, за борт. Вообще, она наткнулась на цепь, которой степняки перегородили русло реки, но Шарлиз в этом не разбиралась. Она просто вскочила — и тут же полетела навзничь. Еще и порадовалась, что так повезло.

С берега летят стрелы, небо темнеет, отовсюду слышны крики и хрипы, и ты беспомощно молишь Брата и Сестру спасти, защитить и смилостивиться, но услышат ли они?

Шум стоит такой, что ты и крика своего не слышишь...

Ты прячешься под стол, под кресло, прижимаешься к крашеным доскам палубы, и молишься, чтобы все обошлось.

И смотришь, как рядом раскинулась твоя фрейлина, которую ты знаешь вот уже несколько лет. Графиня Менар, мамина знакомая, которая ехала в другую страну с мыслью найти себе мужа. Сейчас она лежала на палубе, и из ее груди торчала короткая черноперая стрела. И самым страшным для Шарлиз было то, что стрела двигалась в такт дыханию графини.

Сначала двигалась, а потом перестала.

Шарлиз рада была бы потерять сознание, но настолько небеса не смилостивились над ней. Увы...

Описать бой она тоже не смогла бы. Просто в какой-то момент на палубе появились степняки. Откуда?

С небес?

Или из-под воды?

Они убивали всех на своем пути, не щадя матросов, те сражались, но силы были неравны, слишком неравны. И падали защитники Шарлиз, и лилась кровь по палубе, звенели клинки и стонали умирающие.

Беглецов добивали стрелами.

А потом под стол заглянула плоская узкоглазая харя, в шапке, отороченной лисьим мехом, и потянула к Шарлиз руку.

А на пальцах у степняка была кровь, и на палубе кровь...

Беспамятство показалось Шарлиз благословением.

* * *

В отличие от изнеженной принцессы, Арман Тенор, палубный матрос, разобрался в ситуации мгновенно. И понял, что произошло.

Набег степняков?

Э, нет...

Для набега их слишком много. Это — война. Они идут вдоль Интары, идут в глубь Аллодии, их много и настроены они крайне серьезно.

Как они справились с галерами?

Да просто.

Разведка доложила, что сверху вниз по течению, из Саларина, идет несколько галер с сопровождением. Остальное — дело техники.

Выбрали место, где река поуже, натянули цепь, устроили засаду. И дождались, пока глупая дичина в нее на явится.

Арман, правда, в числе дичи не оказался.

Интара — полулесная река, а он на воде вырос. Потому и матросом стал, что иной жизни для себя не представлял. Сейчас на речной галере, потом на морском корабле, туда тоже сразу так не устроишься, это в сказочках можно в порт прийти, комкая шапку и попроситься, и тебя тут же возьмут, хоть в матросы, научат...

Ага, пять раз подряд, линьками...

Кому нужны неумехи на корабле? Пушечное мясо, разве только... а этого не хотел уже Арман.

Так что гонял он галеры по Интаре, присматривался к кораблям в портах, что в Саларине, что в Аллодии, он хоть и саларинец, но работать лучше там, где платят больше и условия лучше, сведения о капитанах, уже даже прикинул к кому пойдет. Вот, сезон откатает — и можно топать, наниматься.

Хорошего матроса — его завсегда видно, и ценят его намного больше, чем вчерашнюю дубину только от сохи.

А что сделает хороший матрос, вылетев за борт?

Правильно. Нырнет поглубже, чтобы не размозжило голову веслом, или еще чем... Арман и нырнул. Вот как вылетел, еще в воздухе соображая, что не просто это так, ой, не просто.

Нырнул, потом на миг высунул голову, оглядеться, оценил обстановку — и опять нырнул. Чтобы под водой проплыть к берегу. И укрыться в густых ветках топляка.

Там Арман и собирался пережидать весь ужас. И даже УЖАС.

А что?

Класть голову за его величество и за Саларин в целом? Ага, нашли дурака. Спешу и падаю, валяюсь и ругаюсь...

Арман отлично видел, что степняков... нет, не много. Их слишком много.

Тысяча, не меньше, а то и побольше. И это наверняка не все.

Галеры налетели друг на друга. Передняя на цепь, две других на нее, река же, им идти было вниз по течению, вода сама несла...

Как быстро можно остановить галеру?

Да уж поверьте, не так быстро, да против течения, да когда гребцов осыпают стрелами... столкновения избежать не удалось.

Половину команды выбили в первые пять минут, как ни ругайся, а стрелять эти шакальи дети отлично умеют, их лук со стрелами кормит. У степняков даже поговорка есть, что хороший стрелок должен попасть в глаз любопытному суслику, который на миг высунулся из дальней норки, или как-то так...

Не слишком Арман ими интересовался. Ему в Степь не идти...

Степь сама пришла.

Остановив галеры и выбив большую часть народа, степняки посыпались на палубы. Горохом из распоротого мешка.

Как?

Вот так.

Подошли на лодках, под прикрытием стрелков, закинули на борта галер кошки, а кто и по веслам вскарабкался, и на палубах началась настоящая резня. Тела так и летели за борт.

Арман стиснул кулаки. Потом зубы.

С этими людьми он несколько лет ходил по реке, делил кров и пищу, смеялся и шутил, дружил и враждовал, играл в кости и бил морды...

Сейчас он бросил их без зазрения совести. Но что он мог бы сделать?

Выскочить и кинуться вперед?

Ага, героически проплыть два метра, и схлопотать стрелу в голову. В глаз, к примеру, он всяко больше, чем суслячий. Или сусличий? А, Восьмилапый его знает!

Драться надо там, где можно хоть что-то изменить. А здесь...

Разве что переждать, запомнить все и потом рассказать. Кому?

А кому понадобится. Война — дело такое, тут главное, чтобы не прибили сразу, ни свои ни чужие, а потом разберемся.

Арман внимательно наблюдал, и высмотрел-таки кое-что интересное.

Капитаны были убиты почти сразу. Матросов и гребцов перерезали. А вот бабы....

Арман отлично знал, куда и зачем они идут. И (между нами) сильно сочувствовал Торнейскому. Шарлиз сильно напоминала матросу портовых девок. Только и того, что ухоженная, но взгляды, что у тех кошек блудливых. Так что...

Маркиз там, не маркиз, все одно — олень будет. И рога по весне спиливать.

Есть некоторые вещи, в которых и простой матрос будет счастливее маркиза. Первый может подвесить блудливой женушке фонарь под глаз, поучить ее плетью, да и выгнать из дома. Всяко бывает.

А у второго политические моти-ивы...

То есть — даже прибить нельзя будет.

А еще матрос может жениться на шлюхе — но по своей глупости. А маркиза могут заставить. Во имя государственных интересов.

А вот и...

Шарлиз Ролейнская, как и еще восемь дам из ее свиты, те, что помоложе и посимпатичнее, покинули корабль на плечах степняков. То есть — перекинутые через плечо.

Но — живые.

Потом степные гады пробили кораблям борта, подожгли — и ушли. А Арман остался.

Из воды он вылез только вечером, а пробираться к людям решил ночью.

Страшно же...

И погибнуть не хотелось. Столько раз везло, а теперь он по своей дурости подставится?

Э, нет. Не дождетесь, господа.

* * *

Каган Хурмах с интересом разглядывал добычу.

Перед ним лежала красивая женщина. Даже сейчас, грязная и растрепанная, она была очень красива.

Тонкое лицо, точеная фигурка... каган предпочитал женщин в теле, но от этой он тоже не откажется..

— Кто это?

— Мой каган! — кал-ран Бардух ударил себя кулаком в грудь. — Мой каган, это дочь Самдия.

Вот как?

Хурмах с новым интересом вгляделся в пленницу.

Дочь короля Саларина?

Очень, очень интересно... тогда должно быть что-то... ага!

Хурмах сделал жест рукой — и с руки пленницы сорвали браслет.

Изумруды, рубины, и — герб.

Незаконнорожденным полагается герб с косой полосой. А вот королевским бастардам — тоже герб рода их матери, но полоса будет золотая. Королевская.

Вот и тут...

Есть и греб, и полоса...

— Чей это герб?

— Мой каган, это Ролейнские.

Сотник, ныне кал-ран Давель опять удачно оказался рядом.

— Ролейнские?

Хурмах задумался, потом вспомнил.

— А... та шлюха...

— Шарлиз дорога королю, — мягко подсказал кал-ран.

Каган кивнул. Что ж, дочь Самдия может быть полезна. Ее можно использовать, как заложницу, а можно...

— Династический брак, — мягко подсказал кал-ран.

Хурмах кивнул еще раз.

Да, кагану можно взять несколько жен. И если он сумеет отгрызть и удержать кусок Саларина, разумно будет посадить туда сына Шарлиз. Человека, несущего в своих жилах королевскую кровь с двух сторон.

А что бастард...

Хурмах это так не рассматривал.

У мужчины может быть столько прекрасных девушек, сколько он в состоянии содержать и отстоять. И оплодотворить. Но глупая вера белокожих варваров разрешала мужчине иметь только одну жену.

Что ж.

Жену можно и одну, а вот иметь...

С точки зрения кагана, Шарлиз была такой же законнорожденной, как и он сам. А значит...

— В мой шатер. И людей приставить, стеречь, — отдал приказ каган. — Если кто пальцем тронет, по одному вырву.

Кал-ран ударил себя кулаком в грудь, в знак повиновения.

— Да, мой каган...

— Ее никто не трогал?

— Нет, мой каган.

Да Хурмах и сам видел, что не трогали. Небось, маковым отваром напомнили, чтобы не орала, да и довезли, справедливо рассудив, что не простолюдинка. А сообразительность стоит вознаграждать.

Хурмах снял с пальца перстень с рубином и протянул Бардуху.

— Скажешь казначею, что я приказал выдать тысячу золотом. Заслужили.

— Да, мой каган.

Хурмах отослал кал-рана и задумался. Кивнул Давелю.

— Кал-ран Давель, что у нас?

Давель задумался ненадолго.

— Инкор мы взяли с налета. Я посла людей к Дорану и Ланрону. Пять тысяч на крепость хватит с лихвой. Там гарнизон крохотный, но я взял с лихвой, чтобы никто не убежал и не подняли тревоги.

— Ловчих соколов взяли?

— Да, мой каган.

— Отлично.

— Мы сейчас идем вниз по течению Интары, к Равелю. Думаю, если все удастся, мы сможем отвоевать себе кусок Аллодии вдоль реки и выйти к морю....

Каган кивнул.

Да, если получится это сделать, его имя будут повторять все певцы Степи. А если нет... стоит смотреть правде в глаза, всякое бывает в жизни.

Он уже обессмертил свое имя, начав Большой поход. Он уже останется в веках.

И Хурмах довольно улыбнулся.

Матильда Домашкина.

— Что должен сделать приличный попаданец?

— Что?

— Перепеть Высоцкого, напроситься в гости к Сталину и пойти учиться в Шаолинь.

— Эммм?

Малена откровенно не понимала, о чем речь. Матильда вздохнула.

— Мы с тобой неправильные попаданцы. Я в тебя, ты в меня, а толку?

— Мне казалось, что польза есть? — иногда Малена не понимала, шутит ее сестра или говорит всерьез.

— Для нас — да, а для мира?

— Для мира?

— Понимаешь, я иногда почитываю фантастику. Каждый, кто попадает в другой мир, старается обессмертить свое имя. Можем тоже попробовать.

— Как?

— У вас, наверняка, есть баллады. Можем записать их и издать здесь. А вам подарим Высоцкого.

— Давай попробуем, — Малена не собиралась останавливать подругу. Пусть из их затеи ничего не получится, но вдруг? Кажется, это называется культурным обменом?

— Давай тогда забежим, нотные тетрадки, что ли, купим? И может, какие ноты в 'Букинисте' попадутся?

— Давай посмотрим....

'Букинист, куда после работы собирались девушки, был небольшим книжным магазинчиком 'из старых'. Что там было нового — платежный терминал. Хозяин принимал любую оплату, справедливо рассудив, что сто тысяч в кармане не поносишь, карман порвется.

А цены там были тоже разные.

'Букинист' специализировался на книгах, выкупая библиотеки подешевле, а продавая подороже. Или тоже подешевле...

Книги за десятку?

Запросто!

Книги за пятьдесят тысяч рублей?

Тоже легко.

Здесь можно было найти и дешевку, и раритеты, здесь были и романчики, отпечатанные на серой туалетной бумаге — и солидные издания в кожаных переплетах с золотым тиснением.

Ноты листами, россыпью и такими же солидными изданиями.

И каким же наслаждением было рыться в этих книгах, картах, листах...

Малена сюда часто забегала. Книги она, конечно, качала в интернете, но что-то...

Есть ведь написанное по принципу: 'прочитал — забудь быстрее', а есть те книги, которые хочется поставить на полку, и под настроение, забравшись под плед, с любимой книжкой и большой чашкой чая, перелистывать странички.

И оттуда потянет ветром странствий, огнем любви, или просто, запахом печенья с корицей, потому что у автора было хорошее и теплое настроение, когда он писал эти строчки.

И — да. Не всегда есть деньги на понравившуюся книгу.

Матильда до сих пор помнила, как облизывалась на 'Доктора Лектера', все книги в одном томе и в замечательном переводе, но стоило оно — стипендию. А потом нашла ту же книгу в 'Букинисте'. Без обложки и слегка потрепанную жизнью, но по копеечной цене.

Оставалось только купить — и уйти домой, перелистывая странички и стараясь не вписаться лбом в столб. Бабушка, кстати, тоже прочитала с удовольствием.

Кто бы сомневался, что при капитализме маньяков разведут! Не все у них так сахарно, если люди — людей жрут. Точно — оголодали!

'Букинист' располагался в переулке, неподалеку от главной улицы города и производил странное впечатление.

Казалось, вот они плитка, скамеечки, парки, магазины, отделанные только пластиком и стеклом, все современное, у всех сотовые в руках...

Ты сворачиваешь в переулок, и плитка сменяется на старый асфальт, из тех, что уже вперемешку с гравием. Открываешь металлическую дверь, и оказываешься... в прошлом?

Дерево, бронза, старинные полки, запах книг и пыли, спокойствие и уют...

Но до магазина девушки не дошли.

* * *

Главная улица города — это... обязывает. И в том числе...

— Гардемарины, — опознала Матильда. — Тема разлуки...

— Красиво...

Малена знала о гардемаринах, и фильм ей безумно понравился, но петь вот так, вживую?

— У вас есть менестрели?

— Теперь студенты подрабатывают...

— Посмотрим?

— Обязательно.

Консерватория в городе была. Или музыкальный институт — Матильду это никогда не интересовало. Как ни назови, оттуда выходили исполнители для местных ансамблей и педагоги для трех музыкальных школ, вот и все. Мировой известности никто пока не достиг, на 'Грэмми' не номинировался.

У самой Матильды таланта было столько, что не стоило и в гости забегать. 'Собачий вальс' — ваш потолок, сударыня. И то... пожалейте собачек!

Нельзя сказать, что у Матильды не было слуха, или голоса...

Не было самого главного, того, что из медведя сделает соловья.

Желания не было. Ни совершенствоваться, ни трудиться, ни заниматься музыкой... дань традиции — и только. Это понимали и педагоги, и Матильда, так что...

Сейчас Матильда сделала несколько шагов, повернула за угол дома — и оказалась неподалеку от молодого парня. Он сидел на складном стуле, играл на гитаре и сам себе негромко подпевал:

— Не вешать нос...

Получалось красиво.

Перед ним лежал футляр, но денег там было маловато... Матильда порылась в карманах и нашла пару металлических десяток. Протянула руку, чтобы бросить, но не успела. Парень поднял голову и улыбнулся.

Нельзя сказать, что он был симпатичным. Типичный ботаник.

Светлые волосы стянуты в хвост, узкие плечи, мягкие, словно смазанные черты лица, серые глаза... нет, вовсе не образец мужской красоты.

Но улыбка у него была замечательная.

— Привет?

— Привет, — с замедлением отозвалась Матильда. — Ты кто?

— Сережа. Фоменков. А ты?

— Матильда. Можно — Малена.

— Красивое имя...

— А ты красиво пел, — не осталась в долгу Матильда.

— Рад, что тебе понравилось.

— Мне и правда понравилось. У тебя получилось почти, как у автора. А тему любви не споешь?

— Второго голоса не хватит. Там ведь и женщина поет...

Матильда весело улыбнулась.

— Хочешь — вместе попробуем?

Кто предложил? Она или Малена?

Девушки и сами не знали. Но...

Бывает у человека мечта?

Бывает. У Матильды она тоже была. Вот такая, немножко смешная, спеть под гитару на площади, с уличным оркестром. Или хотя бы с одним музыкантом, почему нет? Она этим не зарабатывает, она развлекается....

Малене тоже хотелось попробовать себя. А потому...

Сережа тронул струны и полилось по улице вечное и неповторимое...

— Как жизнь без весны...

Малена уверенно подхватила с того места, где и надо было. И повела свою партию.

Голос у нее был слабенький, но это ведь не опера. Слух хороший, в ноты попадает, не фальшивит — чего еще?

Дуэт прошел на ура, и Сережа поднял глаза от гитары.

— Споем еще?

Парня тоже можно было понять. Заработать толком не удалось, а тут все ж развлечение.

Матильда подумала и махнула рукой.

— А, давай!

'Букинист' работал до восьми, время еще было, почему бы и не спеть?

Да и хватает в музыке песен на два голоса. Не все из них Матильда знала, но...

Через час у нее откровенно заболело горло. А в футляре лежало рублей пятьсот-семьсот. Неплохо за час...

Сергей не прочь был продолжить, люди идут с работы, слушают, оценивают, но когда Матильда раскашлялась второй раз, понял, что пора закругляться и махнул рукой.

— Хватит на сегодня?

— Думаю, да... Кхе!

— Приходи послезавтра, а? Я опять буду здесь в это же время...

Малена подумала.

Прикинула.

— Слушай, а можно у тебя будет ноты скопировать? Ты же в консерватории нашей учишься?

— Ага.. Люблю консервы... Что тебе откопировать?

Матильда задумалась.

— Я тогда прикину, что мне нужно и скажу. Хорошо?

— Договорились. Деньги возьми...

Малена покачала головой. Или Матильда?

Обе, наверное. Матильда посчитала несправедливым брать деньги у парня. Ему нужнее... Малена же....

Она — Домбрийская.

Домбрийские могут ради шутки спеть с уличным менестрелем, но зарабатывать этим на жизнь?

Только если не будет другого выхода.

— Пока! До послезавтра!

— Пока!

Сергей помахал рукой — и Матильда удрала.

В 'Букинист'.

Можно скачать ноты из интернета, можно скопировать... но прийти в магазин и порыться в старых книгах! В старых нотах...

Это такое удовольствие, которого никогда не объяснить 'нормальному' человеку, не любящему читать. Удовольствие поиска, перелистывания страниц, запах книжной пыли и какой-то едва уловимый запах... времени? Знаний?

Запах слова. Ибо вначале было — Слово.

Эх, разорение...

* * *

Крепость Доран, Аллодия.

Голубь с предупреждением опоздал.

Ненадолго, но степнякам хватило этих часов, с избытком хватило.

Доран стоял ближе к Саларину, и чуть выше по Интаре, чем Ланрон, а потому степняки добрались до него быстрее.

Недаром староста Бурим гнал сына, ой, недаром.

И — опоздал, все равно опоздал.

Ланрон предупредить успели, хотя и в последнюю минуту. А вот Доран...

Разъезды аллодийцев, которые патрулировали местность, были вырезаны подчистую, да и что они могли против такой силы противника? И сбежать никто не смог, и своих предупредить...

Комендант просто не успел ничего сделать. Таких налетов давно не случалось, а потому, когда хлынула из дальнего леса волна конных степняков, когда взлетели черные стрелы, когда в минуту свалились убитыми двое часовых...

Сколько времени нужно, чтобы проскакать от леса до крепости?

На галопе?

Примерно два километра?

У степняков лошади хорошие, управились за несколько минут, а стрелы летят еще быстрее.

Конная лава хлынула во дворе крепости, и началась резня. Жестокая и беспощадная.

Степняки не жалели никого.

Обливаясь кровью, падали солдаты, кричали женщины, которых волокли за волосы, плакали дети, которых отшвыривали пинками, если те попадались под ноги...

В горячке боя воины не щадили никого.

Задержаться им пришлось только у донжона, в котором комендант крепости, высокий сухопарый старик, смог организовать хоть какое-то сопротивление.

Когда степняки хлынули из леса, он успел крикнуть тех, кто был в самом замке, народ похватал оружие со стен — и встали насмерть. В дверях. Потом, когда их выбили, пришлось отступить дальше, чтобы не ударили в спину. Их было мало, а степняки все прибывали, и конца им не было.

Комендант и еще десять человек воинов защищали лестницу, которая вела наверх, к их женам и детям...

Долго они продержаться не надеялись, нет. Минут двадцать, хотя бы, час — уже вряд ли, сейчас явятся степняки с арканами, а это верная смерть.

Но хотя бы так. Каждая лишняя минута — шанс на спасение для тех женщин и детей, которые находились в донжоне. Жена коменданта, жены и дети сотников и десятников. Их было немного, всего человек пятнадцать, из них девять женщин, шесть детей, от трех до десяти лет...

Не бывает крепости без потайных ходов. Жена коменданта знала их все и не мешкала.

Она знала, что идут последние минуты жизни, ее, ее мужа, а потому не стоит их тратить бестолку.

Полетел в сторону гобелен, открывая потайной ход.

И туда скользнули десять человек.

Дети — и их матери. Те, кто помоложе, те, кто сможет спастись...

— Бегите! Отсидитесь несколько дней в подземельях, потом попробуете выглянуть наружу. Степняки не захватывают крепости, да и наши подойдут, должны подойти. Провизии хватит, там на сто человек рассчитано.

Один за другим, люди скрывались в темноте.

Подземелье — хорошая штука. Там можно отсидеться, там хранится запас продуктов, есть колодец, факелы, даже одеяла, кое-какая одежда. И если их не найдут, у девчонок появится шанс...

Даже если найдут не в горячке боя, уже лучше. Сгоряча не убьют, лишь бы сами глупостей не наделали.

Насчет себя женщина иллюзий не питала, таких, как она, степняки в плен не возьмут. А бежать?

Возраст не детский, полсотни уже разменяно, дети выросли, внуков она увидела в столице этим летом, остается умереть так, чтобы предкам не было за тебя стыдно. Гобелен отправился обратно на стену, женщина повернула рычаг, намертво блокируя вход снаружи, оглядела оставшихся, а потом, решившись, достала из небольшой шкатулки вовсе уж крохотный пузырек.

— Глотка хватит.

И первая, подавая пример женщинам, отпила тягучего горького снадобья. Она знала, яд своей силы не потерял.

Что могут защищать воины?

Детей и женщин.

Если степняки никого не найдут, они будут искать. А если найдут тела, подумают, что защитники крепости давали время женщинам уйти безболезненно и неопозоренными. Так делали.

Жена десятника Сарра, видевшая из окна, как степняк наколол на копье ее мужа, словно свинью на пику, молча протянула руку за склянкой.

Только в романах женщины пытаются драться с кинжалом защищая свою честь. В жизни...

Много ты навоюешь против опытного воина, да еще в кольчуге или кожаном жилете, хорошо вооруженного?

Это не роман, это жизнь. Скрутят, по кругу пропустят, еще и помучают напоследок... молить о смерти будешь и мечтать о яде.

В подземельях донжона можно отсиживаться долго. Ушедшие должны спастись, а степняки найдут в комнате пять тел.

Яд дурманил голову, холодели пальцы ног... она знала, это не больно. Она просто уснет, чтобы проснуться стоящей перед Братом и Сестрой, под руку со своим мужем.

Самоубийство — грех?

Нет. Ромейцы в такое не верили. Наоборот, считали, что время и место своей смерти человек волен выбирать сам. А уж Брат с Сестрой рассудят, как ты выбрал. И если нагрешил — и после смерти не скроешься от возмездия...

Снизу донесся чей-то предсмертный крик — и пузырек с ядом живее пошел по рукам.

Женщины уже не увидели, как падали последние защитники крепости, как арканы захлестнули коменданта, как извернулся старик, выхватывая из рукава небольшой кинжал и вонзая себе в сердце...

Они спали, и смерть мягко входила в их сон, закрывая отважным женщинам глаза.

Когда степняки ворвались в комнату, их ждали только трупы.

Оставалось плюнуть — да и пойти дальше.

Потайной ход?

Кто искал этот ход?

И в голову никому не пришло...

Десять человеческих жизней. Сколько это на весах Вечности? Много или мало?

Защитники крепости своими смертями дали им этот шанс. Хотя бы так. Хотя бы этим людям...

Доран пал.

Голубь покружился над развалинами, но испугался мертвецов и не стал спускаться. Он полетит обратно, в Ланрон...

Он опоздал. Безнадежно опоздал...

Арман Тенор, матрос из Саларина.

Вода — холодная.

Если кто не верит, может сам просидеть в речке малым не четыре часа. Каким чудом Арман не утонул?

Да только потому, что не просто цеплялся за топляк, а еще и ремнем к нему привязался. А все степняки, сволочи.

Захват корабля — дело небыстрое. Разграбление — тоже. Часа два ушло только на это. А потом еще два часа вся эта мразь рыскала по берегу, и Арман боялся даже дернуться. Не был он героем, не был...

Обычный человек, из тех, что в первую очередь спасают свою жизнь, во вторую — свой огород, а государство.... а, на то король есть, пусть он думает.

Судороги сводили раза четыре, хорошо хоть моряцкий нож был при себе, можно было себя в ногу уколоть, но с каждым разом становилось все труднее, последний раз Арман едва ножа не лишился. Пальцы дрожали так, что хоть в петлю.

Когда Арман решился вылезти на берег, уже смеркалось. Но если он еще останется в воде, он точно умрет, он это понимал. И так уже его начинала бить крупная дрожь, отчего топляк шевелился, словно живой.

Мужчина кое-как, цепляясь чуть ли не зубами, вылез на берег, и тут его накрыло. За все четыре часа сразу, словно стрела с тетивы слетела.

Мышцы сводило так, что становилось страшно, трясло, корчило, хорошо хоть опасности утонуть уже не было.

В таких случаях спасение лишь одно — тепло. Или движение, что почти одно и то же, разогнать кровь, согреться....

Когда где-то неподалеку рыщут степняки, это почти самоубийство.

Арман решил проблему проще.

Технология 'упасть-отжаться' вовсе не армейское изобретение. Она была известна еще с тех времен, когда два пещерных человека взяли палки, а третий решил ими командовать.

Вот и Арман последовал примеру умных людей. Упал — отжался, вскочил — упал.

Упражнение было хорошо еще и тем, что выполнялось почти на одном месте. Раз сто сделать — и пот с него потек ручьями. Сил все равно не было, но соображать мужчина уже начал.

Оставаться на месте?

Или идти?

Ночью? Хм-м...

С одной стороны, ночью меньше шанс наткнуться на степняков, они должны или спать, или встать лагерем, а такое войско не спрячешь. С другой стороны, всегда есть разъезды и караулы. И наткнуться на них человеку, который плохо ориентируется на суше — несложно.

К тому же, он устал и голоден. В таком состоянии идти, а если что — бежать и прятаться, дело гиблое. Куда пойдут степняки?

А вот сам Арман куда бы пошел?

А, вниз по Интаре. Кони, люди...

Только отсюда следует несколько выводов.

Верховья Интары степняки уже захватили, и наверняка оставили своих людей. Хоть несколько отрядов, а оставили.

Если он пойдет вниз по Интаре — обязательно на них наткнется, вверх — тоже наткнется, и он — один. А степняков много, и они вооружены. А у него только моряцкий нож.

Неразрешимая задача?

Да нет...

Не для человека, который вырос на реке.

Для начала Арману требовалось подкрепиться. Он вырезал несколько рыболовных крючков, паршивеньких, откровенно говоря, но на одну-две ловли хватит, надергал ниток из рубахи и грубо свил их в одну, потолще. И отломил прут от выручившего его топляка.

Получилась грубая удочка, на которой после нескольких забросов забился карасик. И еще один.

Небольшие, с ладошку...

Арман и не вспомнил про огонь, что вы!

Рыба была наскоро почищена тем самым матросским ножом, выпотрошена и съедена сырьем, с костями и головой, только хрящики на зубах хрупнули.

После десятого карасика Арман напился из реки и выдохнул. Голодная смерть отменялась.

Но оставались степняки...

Арман посмотрел на реку.

Передернулся.

При мысли о том, что придется опять в нее лезть, мужчину аж колотило, но другого способа он не придумал, тем более, что плыть придется вниз по течению. Только надо бы...

И Арман опять взялся за нож.

Через два часа была голова ивовая плетенка, вроде корзины. Арман обмазал ее грязью, щедро утыкал ветками, листьями и даже прибрежного камыша повыдергивал, чтобы больше было похоже на плавучий островок, которые встречаются на Интаре.

Хуже было с веслами.

Арман нашел пару досок, которые можно было приспособить под них, но...

Плеск, да и неудобно будет.

Мужчина разделся, скатал одежду и накрепко привязал полоской ткани к своей плетенке. Рубаха хоть и грязная, а все ж светлее его кожи. Он загорелый, целыми днями на палубе работать — темнее степняков станешь, да и волосы темные, и то хорошо...

А лицо и испачкать можно.

Не сейчас, конечно, в воде все смоется, а вот потом, когда степняков заметит... Арман поудобнее пристроил свое добро, чтобы случись что — он все схватил, да и нырнул, помолился Брату с Сестрой — и пошел в воду, толкая перед собой островок-плетенку.

Сейчас он поплывет вниз по Интаре.

Это просто сидеть в воде холодно, а когда ты гребешь — намного лучше. Хоть тепло будет. Если ногу опять сведет, есть чем уколоть, можно уцепиться за плетенку, благо, она неплохо держится на воде и переждать пару минут, пока не отпустит...

При судороге главное не паниковать, тонут-то больше не от нее, от страха. Биться начинают, дергаться... почему спасатели, как правило, оглушают спасаемого? Да вот поэтому. Чтобы и сам не утонул и за собой не утянул.

Арман же собирался спасать себя лично, и сейчас ему нужен был весь ум, все хладнокровие...

Он не принцесса Ролейнская, за него папа-король выкуп не даст. Ему себя спасать надо.

Сейчас он поплывет за островком. Будем надеяться, что речку степняки на лодках не перекроют, лодок или ума не хватит. А когда услышит врага, или увидит, он нырнет, и поплывет под островком. Благо, плел как корзину, есть место голову высунуть и дышать.

Почему поплывет, а не пойдет?

Быстрее. Так — быстрее, если вы плавать умеете. Особенно по течению, особенно ночью...

Арман сотворил святой ключ — и решительно шагнул в реку.

Шарлиз Ролейнская, дочь е.в. Самдия.

Шарлиз пришла в себя не скоро. Видимо, сказалось все сразу. И истерика, и сонное зелье, которым ее опоили...

Девушка открыла глаза — и над собой увидела тонкую ткань, несколько слоев...

Что происходит?

Где она?

Память вернулась одним ударом, накатила волной, заставила захлебнуться собственным криком.

Степняки!

Стрелы!!

Смерть!!!

Шарлиз, хоть и была стервочкой, но силы человеческие небеспредельны. А отоспавшийся организм тут же потратил их на истерику.

Служанки, неотлучно находившиеся при принцессе, чтобы та не дай бог, ничего с собой не сделала, кинулись ее успокаивать и уговаривать, но куда там?

Истерика раскручивалась в лучших традициях, по спирали, от слез к стонам, от стонов к крикам, потом к битью посуды и рукоприкладству...

Заглянувший в шатер главный евнух только головой покачал, и отправился докладывать кагану о состоянии пленницы.

Хурмах выслушал, кивнул, но плетей евнуху за нерадивость отвесить не приказал. Некогда.

Здесь поход, а в походе не до девок... просто всему свое время. Через три-четыре дня армия должна выйти к Равелю, а город взять не так-то легко. А надо...

Либо захватить с налета, либо осадить, запереть и идти дальше, иначе никак. Промедление не смерти подобно, это они и есть. Смерть и поражение.

Матильда Домашкина.

День начался вполне обычно.

Антон, кофе, болтовня с Маленой, отправка писем, прием почты, посетители...

До обеда все было нормально. А в обед...

Увидев в окно тот самый джип, Матильда малодушно застонала.

— Малечка, ЗА ЧТО?!

— Вестимо, за грехи твои тяжкие, — язвительно отозвалась подруга.

— Малечка!!!

— Передавай управление, — Малена беззлобно подсмеивалась над подругой. Да, не с Матильдиным характером вежливые переговоры вести. У нее метод один... два. Либо в нос, либо по печени. А как там дальше пойдет — врачу виднее. Боевая у нее сестренка.

Матильда радостно отдала весь контроль над телом в руки Малены, а сама расслабилась. И приготовилась наслаждаться представлением.

Малена автоматически поправила волосы, улыбнулась своему отражению в зеркале и принялась печатать. А нечего время терять...

Такой ее и увидел Давид.

Светлая прядь падает на щеку, лицо спокойное и сосредоточенное, пальцы легко бегают по клавиатуре, голубое платье подчеркивает летний загар...

Не красавица. Но есть в ней нечто такое, выше красоты. Порода, воспитание...

— Добрый день, — чуть кашлянул Давид.

Малена оторвалась от компьютера и одарила его нечитаемым взглядом больших серых глаз.

— Добрый день, господин Асатиани.

— Малена...

— Антон Владимирович у себя. Я доложу о вашем приходе?

— Не надо. Я к тебе.

Малена не стала изображать изумление. Аристократки не гримасничают нелепыми обезьянами в попытке показать то, чего не чувствуют. Это нелепо и глупо, они не комедиантки.

Они либо выказывают эмоции, которые испытывают в данный момент, либо держат на лице вежливую маску. Малена сейчас поступала именно так.

— Я хотел извиниться.

— В нашем мире сдох последний мамонт, — прокомментировала Матильда.

— Может, у него совесть проснулась?

— Ты в это веришь?

— Нет. Но вдруг?

Вслух комментировать Малена ничего не собиралась, вот еще. Она молча смотрела на Давида, заставляя того нервничать.

И — продолжать.

— Мы с Антоном действительно поступили недостойно. Ты не давала нам никакого повода, и обсуждать тебя при посторонних людях, да еще в таком ключе, было непорядочно с нашей стороны.

— Фигасе! А мальчик-то небезнадежен? — от души изумилась Матильда.

— Придется прощать, — согласилась Малена.

Давид правильно понял, что покоробило девушку, а это уже заслуживало внимания.

Малена чуть улыбнулась.

— Господин Асатиани, ваши извинения приняты. Я не держу на вас обиды.

Давид расцвел в ответной улыбке. По мнению Матильды — непропорциональной.

— Тогда... ты позволишь?

Малена вскинула бровь.

Матильда в очередной раз позавидовала этой гримаске. Вот у подруги она получалась совершенно органично, а когда то же самое попробовала изобразить перед зеркалом Матильда — вышла удивленная обезьянка. А вот не гримасничай, если не умеешь!

— Позволю — что?

На стол опустились два небольших листочка.

— Это билеты на концерт органной музыки. К нам приезжает Филип Новак, знаменитый органист, и сегодня вечером будет концерт.

— Где?

— В костеле на Садовнической.

— ГДЕ?! — искренне удивилась Малена. — В храме?

Удивление было ненаигранным, но все же, все же...

Костел в городе был не один. Было их три штуки, центральный, на Садовнической, еще один на окраине города, маленький, и второй такой же маленький вообще в пригороде, но орган, хороший, настоящий, большой, был только в одном из них. И раз в месяц там проводились концерты органной музыки.

Приглашались музыканты, два-три часа играли, потом уезжали.

Доступ на концерт был открыт для всех желающих. В конце концов, к Богу приходят и через музыку.

Матильда туда не ходила, и конечно, ни о чем таком не знала. Вот Малена и удивлялась вместе с подругой.*

* для тех, кто завопит о святотатстве — в нашем городе концерты действительно проводятся, люди приходят, не обязательно католики, даже с детьми. И Бог пока не протестовал. Прим. авт.

Давид развел руками.

Да, в храме, и что такого?

— Приглашаю тебя посетить концерт в знак примирения.

Малена даже растерялась.

— Тильда?

Матильда вздохнула. Она знала, если она сейчас запретит Малене идти, та не пойдет. Но ведь...

Не в Давиде Асатиани дело, в концерте! А запретить сейчас Малене, это как показать ребенку конфетку и отнять ее. Напрочь...

Можно сходить в другом месяце, но это еще когда будет! А с их режимом жизни, с их нервами, с их проблемами...

Может, Малена уже будет в столице, какой тут концерт?

— Надо идти, — вынесла вердикт Матильда.

Малена чуть склонила голову.

— Господин Асатиани, я с благодарностью принимаю ваше приглашение.

Давид улыбнулся еще шире.

— Я за тобой заеду после работы?

Малена посмотрела на билеты.

— Концерт начинается в шесть вечера?

— Да.

— Что ж...

С работы она уходила где-то полшестого. Как раз будет...

— Надеюсь, моя одежда подойдет?

Давид улыбнулся еще раз.

— Это же костел. Строгих правил там нет, не стоит ходить с вырезом до пупа, или в джинсах, а так... не погонят.

Малена оглядела себя.

Простое платье чуть ниже колен, крой — футляр, рукава три четверти, из украшений цепочка с кулоном в виде жемчужины, волосы заплетены в 'колосок'...

Нормально.

Давид, кажется, тоже так думал.

— Пусть билеты остаются у тебя?

— Зачем? — удивилась Малена.

— Если передумаешь и решишь пойти без меня, я не стану тебя осуждать.

Малеена впервые взглянула на парня без раздражения. И даже мысленно поставила ему плюсик. Но...

— Господин Асатиани, я уже дала вам слово.

Давид поднялся со стула и изобразил легкий поклон.

— Тогда вынужден откланяться. Пойду, зайду к Антохе...

— Одну минуту, — рефлексы никуда не делись. Малена коснулась селектора. — Антон Владимирович, к вам господин Асатиани.

— Пусть заходит, — отозвался шеф, и Давид скрылся за дверью.

Матильда коснулась ладонью билетов на концерт.

— Так странно...

— У товарища развито творческое воображение.

— Орган... никогда не слышала.

— У вас их пока нет?

— Наверное, нет...

Матильда нашла ссылку в компьютере и щелкнула мышкой. Наушники заполнила 'Аве Мария' под орган.

Малена слушала. Пока не закончилась музыка, а потом медленно положила наушники на стол. Покачала головой.

— Нет. Этого у нас нет. Но... я хочу!

Матильда вздохнула.

— Рехнешься строить.

— Все равно!

— И кто на нем играть будет?

— Эмммм...

— Малена, давай так — посмотрим все в интернете, если срастется, попробуем чертежи скопировать, или что там, ну и у вас построить. Если у вас клавесины делают, то и орган смастерят. А вот ноты и игра... отдельный вопрос.

— Но решаемый?

— Попытка — не пытка, — Матильда пожала плечами. — Попробуем, потом посмотрим.

— Спасибо...

— Не за что, сестренка. Не за что...

* * *

Матильда разговаривала с Маленой, Давид с Антоном.

— Как дела?

— Нормально. А у тебя?

— Не жалуюсь. Каким ветром?

— Все тем же, — Давид кивнул на дверь, за которой сидела Малена. — Решил наладить отношения.

— Девочка же не в твоем вкусе.

— Но что-то в ней есть. Наверное, характер.

— Гонор, — отмахнулся Антон, — и только... все они, телки, одинаковы.

Давид спорить не стал.

— Я сегодня за ней заеду, ты девочку не задерживай.

— Не буду. Куда пойдете тусоваться?

— В костел.

— КУДА?!

Антон удивился намного сильнее Матильды.

Давид? И костел?

Свят-свят-свят... приснится же такое.

— В костел. Знаешь, такие католические храмы, — вежливо пояснил Давид.

— Я-то знаю. Ты там что забыл?

— Буду молиться.

Антон повертел пальцем у виска, но спорить не стал. Бывает...

Куда только бабу не поведешь, чтобы трахнуть... ко всем разный подход нужен. Пусть друг получает удовольствие.

— Ладно. Не задержу.

— Отлично. Бывай.

— Давай...

Парни попрощались, Давид раскланялся с Маленой и ушел.

Билеты заняли свое место в ящике стола.

Антон смотрел в окно.

Костел, говорите?

А что у нас там интересного?

Недолгий поиск в интернете дал ответ. Концерт...

Сходить, что ли?

Нет... столько времени он эту нудятину не выдержит. Можно подъехать к концу представления, посмотреть, куда направится парочка. Только взять у кого-нибудь машину, чтоб не на своей...

Решено. Так и сделаем.

Зачем?

Привычки к самоанализу у Антона Владимировича не было. Сделать — и все тут... а чего она согласилась? И вообще... хочется!

* * *

Не успел уехать Давид, как в приемную просочилась Женя, аж вибрирующая от интереса.

— Привет!

— Привет.

— Малена, а чего этот заезжал?

На размышление у Малены ушла пара секунд. Скрывать их встречу? Сказать, что Давид заезжал к другу?

Можно. Потом можно попросить его не афишировать отъезд, благо, телефон она знает. Спрятаться, таиться...

Что за сопливое детство? Игра в шпионов за сараем!

— Давид Асатиани заезжал, чтобы пригласить меня на концерт.

— Да ты что! — глаза у Жени стали круглыми, как у совы. Очень озабоченной.

— Именно так.

— А ты чего?

— Я решила съездить на концерт, — честно призналась Малена.

Женя расплылась в улыбке.

— Уломал? Решилась?

На лице Малены было откровенное недоумение.

— Не понимаю сути вопроса.

— Ну... — замялась Женя. И рубанула со всей пролетарской прямотой. — Знаешь, Давид он симпатичный, и с девчонками, говорят, щедрый...

Малена пожала плечами.

— Женя, ты можешь мне верить, можешь не верить, но если бы не концерт — я бы не согласилась.

— А что за концерт-то?

— Органной музыки.

— Ух ты! Круто!

— Следующий будет еще не скоро. И я решила воспользоваться случаем...

— А не боишься, что он приставать будет?

Малена об этом и не собиралась думать. Но если спрошено...

— Вряд ли.

— А то говорят, кто девушку ужинает, тот и танцует.

— На ужин я не соглашалась...

— А на концерт...

— А что не так с концертом? Женя, ты уверена, что моя цена — один билет?

Девушка зависла.

— Ну... как бы...

— Или где-то написано, что я обязана за концерт лечь с человеком в постель?

— Динамо крутить будешь?

Малена вздохнула.

— Жень, я против товарно-денежных отношений в личной жизни.

На лице Евгении было написано откровенное недоумение. И если бы Малена могла заглянуть в кабинет — она бы увидела точно такое же выражение на лице Антона. А вот нечего подслушивать чужие разговоры...

Пришлось разъяснять.

— В последние годы произошло обесценивание личных отношений. Бытует мнение, что если мужчина тебя куда-то приглашает, дарит подарки и прочее, ты можешь расплатиться за это собой. Чуть ли не обязана.

— Как-то это неприглядно звучит.

— И выглядит со стороны так же гадко. Но ведь есть такое...

— Ну да.

— С другой стороны, я о чем-то просила господина Асатиани?

— Нет...

— Делала что-то, чтобы привлечь его внимание?

— Нет.

— Чем я ему обязана?

— Ну....

— Я могу спокойно оплатить свой билет на концерт — и все. Не стала я этого делать, потому что цена билета смешная, сто рублей. Пять раз на автобусе проедешься, и считай — концерт.

— А если тебя дальше пригласят... ну там поужинать?

— Откажусь.

— Почему?

— Потому что я согласилась на концерт. А господин Асатиани идет довеском к музыке.

Из кабинета послышался грохот.

Антон, который легкомысленно раскачивался на стуле, от такого заявления, не удержал равновесие, и грохнулся на пол вместе с креслом. А еще пребольно треснулся коленкой о край стола.

Из селектора донесся голос Малены.

— Антон Владимирович, все в порядке?

— Да,. — прохрипел Антон, кое-как выбираясь из-под стула. — Все нормально...

Вот ведь зараза!

Но почему-то парню было приятно.

Довесок, говоришь? И ведь не врала, ни минуты не врала...

Женя тоже это поняла и заулыбалась.

— Слушай, а он тебе совсем не нравится?

Малена закатила глаза.

— Жень, мне восемнадцать лет.

— И что?

— Ни образования, ни профессии, ни стабильного дохода — ничего.

— Не поняла?

— У тебя родители есть?

— Да.

— И как, если ты забеременеешь? Выгонят?

— Ты что — рехнулась? Ну, поорут...

— А у меня — только кошка. Поэтому в ближайшие десять лет для меня все любови под запретом. Вообще. Пока я на ноги не встану.

— А если...

— Москва — слезам не верит.

Малена эту фразу пока не понимала, но произнесла. И увидела, как в глазах Жени проявилось понимание.

— Да, ты права. Извини...

— Тогда я работаю, ладно?

— Да, конечно... я себе кофе сделаю?

Малена сделала щедрый приглашающий жест в сторону кофеварки и принялась печатать.

Концерт там, концепт, а работу никто не отменял...

* * *

В чем разница между Маленой-рабочей и Маленой-концертной?

Ни в чем.

Разве что у второй косметика освежена, и волосы уложены иначе. Колосок Малена расплела и уложила в сложную ракушку.

Матильда предлагала оставить их распущенными, но Малена не согласилась. Не тот стиль. Одежда диктует многое, и прическу, и косметику...

Так что Малена выпорхнула из конторы, Давид распахнул перед ней дверь джипа и даже помог залезть. Не из вежливости. Просто дотронуться хотелось.

Но лишнего себе мужчина не позволил, отчетливо понимая, где проходит граница между допустимой вежливостью — и намеком. Было ясно, что второго Малена не потерпит.

У костела Давид нагло запарковался на месте для инвалидов, а в ответ на вопросительный взгляд Малены, махнул рукой.

— Да, фигня, отмажусь...

Малена оглядела здоровущий джип, и промолчала. Кто бы спорил, так и выглядят машины, на которых у нас инвалиды ездят.

Руку Давид предлагать не стал, но дверь перед девушкой открыл и к месту ее сопроводил честь по чести. И даже купил ей программку и диск.

Малена поблагодарила за любезность и принялась оглядывать орган.

— Как же это сложно...

— Малечка, а ты как хотела? Но мы найдем решение и проект, обещаю...

— Спасибо!

Долго ждать органиста не пришлось.

Невысокий седой мужчина во фраке вышел из какой-то дверцы, присел к органу, и...

На следующий два часа Малена забыла обо всем.

Об окружающем мире, о Давиде, о Донэре и Аллодии... не было ничего. Только она и музыка, только здесь и сейчас...

И это было так красиво!

* * *

Давид смотрел на профиль девушки, сидящей рядом.

И снова нестандартная ситуация.

Ходил он раньше на концерты с девушками?

Да!

Мало, что ли, к нам знаменитостей приезжает? Да до фига...

Программа проста. Концерт, ресторан, потом позавтракали вместе и разбежались. И девушки отлично обо всем знали, и старались привлечь его внимание.

Одна решила начать прямо на концерте, пришлось пиджак снимать и прикрывать лежащую на его коленях даму от посторонних взглядов. Косились, конечно, но молчали.

М-да, было.

А тут что?

Давид четко осознал, что если сейчас, вот в эту минуту, он провалится сквозь землю, Малена будет последней, кто это заметит. Она вся была там, в органной музыке. И по щекам девушки текли слезы.

Настоящие, не наигранные...

Малена их даже не замечала, и не стирала. Давид сунул руку в карман, вытащил носовой платок и коснулся ее лица.

Бесполезно. На него и внимания не обратили, настолько девушка провалилась в музыку. И ведь ни капли не играет.

Вот как ее, такую, соблазнять? Если она даже внимания не обратит?

Поцеловать, что ли?

Так ведь и не заметит. И вообще, в храме как-то... пусть он и католический, и ни одной агрессивной бабки здесь нет, * но как-то некорректно. Не по себе...

* насчет бабок — сама видела. Почему-то в католических храмах в нашем городе их не водится. Прим. авт.

Оставалось слушать музыку и ждать конца представления.

Давид вздохнул и откинулся на спинку скамьи.

Послушаем... музыка и правда, красивая....

* * *

Два часа спустя Малена выходила из костела, словно пьяная.

— Как же это прекрасно!

Матильда деликатно не мешала подруге. Ведь и правда красиво... она в таком диком восторге не была, но она дитя современности, чтобы ее удивить, постараться надо. А Малене все в новинку...

Давид поддерживал девушку под локоть. Без малейших намеков, просто — Малене это требовалось.

— Какая встреча!

Голос принадлежал симпатичной высокой блондинке в излишне коротком и кричащем платье алого цвета с черными вставками. Давид поморщился. Вот уж некстати...

— Диана, здравствуй.

— Привет, зайчик. Не знала, что ты любишь классическую музыку. Тетушку привозил?

Малена медленно пробуждалась от прекрасного сна. Органная музыка... это надо слышать. И именно вживую.

— Твое какое дело? — грубо отбрил Давид. — Поздоровалась? Свободна!

— Фу, как невежливо. Девушка, вы чего молчите, как засватанная?

Малена перевела взгляд на женщину. Мило улыбнулась.

— Простите... я прослушала. Вы что-то сказали?

Диана открыла рот.

— Я... ты...

— Боюсь, я вас не понимаю.

— Я тебе еще объясню, — недобро прищурилась Диана.

— А ну исчезни дальше, чем я вижу, — рявкнул Давид, подхватил Малену покрепче под локоть, и шагнул вперед с таким решительным видом, что блондинка стушевалась и сделала шаг назад.

Прошипела что-то нелестно-матерное и растворилась в толпе выходящих.

Да и черт с ней...

Усаживая Малену в джип, Давид невольно сравнивал между собой девушек, и проигрывала вовсе не Малена. Как ни изощряются в изобретении уловок дамские журналы, но женщина, которая себя уважает, всегда выглядит лучше той, которая себя продает.

— Поехали. Подвезу тебя до дома, — решил Давид.

Малена кивнула. Мыслями она была еще там, где торжествующе гремела органная музыка, и неслась к небесам душа, и реяли по ветру белые знамена, и сияло солнце в чужих небесах...

И только у подъезда она более-менее очнулась.

— Спасибо за чудесный вечер.

— Не за что, — отмахнулся Давид. — Я точно прощен?

— Да...

— О поцелуе просить не буду. Но проводить тебя до квартиры — можно?

— На чашку кофе приглашать не буду, — честно предупредила Матильда.

— И не надо. А если я тебя еще раз приглашу? Пойдешь?

Малена, уже Малена, рассмеялась.

— Смотря куда.

Давид улыбнулся.

Это было не кокетство, но сегодня в глазах странной девушки он поднялся на несколько ступенек вверх. И это радовало.

Неясно почему, но — радовало.

— Пошли, провожу.

И вылез первым, чтобы открыть девушке дверь. Вот ведь... никогда раньше так не делал, а тут... до чего музыка людей доводит!

Взгляд в спину Малена почувствовала всем телом, и не удержалась. Оглянулась.

Петюня.

И смотрит так... сидит с друзьями на лавочке, потягивает пивко и зло сверлит ее глазами. Словно она ему что-то должна... гад! Ладно, может впредь поостережется?

Одно дело — мотать нервы беззащитной девушке, другое — беззащитной девушке, которую подвозит домой мужик на крутом джипе. Нерусский мужик, заметим.

И — нет, это не расизм, просто неизвестного боятся больше. Кто его знает, вдруг зарежет? Или еще чего?

Малена поднялась на свой этаж, и уже приготовилась попрощаться...

— Какого черта?

Вопрос задавала Матильда, а потому никто ее не услышал.

На двери были отчетливые царапины, на замке и вокруг него, даже на дверном косяке, словно его пытались взломать, но не преуспели.

Давид присвистнул.

— Это еще что такое?

Малена покачала головой.

— Не знаю...

— Надо вызвать полицию. Пошли.

— К-куда?

Девушка растерялась настолько, что даже не сопротивлялась, пока ее сводили вниз и заталкивали в джип. Только там она опомнилась.

— Бесенька!

— Что?

— Моя кошка.

— Потерпит немного. Пока менты все следы не соберут, — отмахнулся Давид.

— А если...

Произнести вслух Малена не смогла.

Если дверь взломали и с Бесей что-то сделали? Она же ласковая, доверчивая, добрая малышка, она не знает, какими сволочами могут быть люди, уже забыла....

Давид посмотрел на растерянное лицо девушки и смягчился.

— Успокойся. Дверь не взломана, твоя кошка просто сидит внутри.

— Д-да?

— Точно. Давай, успокаивайся, сейчас менты приедут.

— Хм-м...

Вслух Малена ничего не сказала, но Давид понял.

Как же!

Спешат и падают! Поедет наша полиция с рекордной скоростью на вызов к какой-то девчонке? Которая живет на зарплату, без связей, да и вообще — почти никто?

Ой ли....

— Асатиани — это не фамилия, а репутация, — коротко ответил Давид на невысказанные сомнения. — Сиди, мне позвонить надо. Хорошо?

— Да. Я тебе очень благодарна...

— Не за что. Может, тебе эту ночь в гостинице переночевать? Я сниму номер...

Малена покачала головой.

— Нет. У меня кошка...

— Договорюсь?

Малена расправила плечи. И в глазах ее блеснула та же сталь, что и у ее предков, которые отвоевывали себе земли огнем и мечом.

— Ни одна мразь не выгонит меня из своего дома!

— А если придут ночью?

— Беся услышит, — коротко ответила Малена.

— И что тогда ты сделаешь?

— Буду оправдываться в суде за превышение законной самозащиты, — без лишней аффектации ответила Малена. — Дома и стены помогают.

Самое опасное оружие, как это ни забавно — кухонный нож. По статистике, от него погибает больше людей, чем от огнестрела. Не дрогнет ли рука?

Вряд ли.

Давид недоверчиво покосился на девушку, но не стал спорить. Махнул рукой и вышел из джипа, зачем-то оглядел дом...

И принялся разговаривать по телефону.

Первыми подъехали полицейские.

Вежливо подошли к джипу, поздоровались, и направились в подъезд. Исследовать, фотографировать, снимать отпечатки пальцев... впрочем, последних там наверняка нет. Сейчас даже полный кретин знает, что на дело надо идти в перчатках.

Один полицейский представился Малене и принялся заполнять протокол. Выспрашивать паспортные данные и обстоятельства дела. Увы, рассказать Малена могла очень мало.

Была на концерте. На работу ушла рано утром, пришла только сейчас, сами видите. У двери наткнулась на следы взлома, спасибо господину Асатиани, который оказался рядом. Он вызвал полицию, а то сама Малена растерялась.

К чести полицейского, ухмылок и намеков он себе не позволил. А может, и не при чем здесь честь, просто Малена так выглядела, что пошлости в ее присутствии говорить не получалось. И Давид косился зверем.

Кто мог быть свидетелем?

Знать бы!

Тетя Варя уехала к сыну, он в другом городе, она к нему регулярно на пару дней ездит с внуками повозиться... да, соседка. А кто еще?

Сложный вопрос. Хрущевка, стандартная, на площадке четыре квартиры, в подъезде двадцать квартир, но половина из них пустует. Лето же, август...

Вот кто куда и разъехались.

Есть квартиры, которые сдают внаем. Таких три штуки, и там жильцам все трын-трава, они и увидят что-то, все равно рукой махнут.

Старики, которые выходят только в поликлинику.

Семьи, в которых все работают...

Может, кто-то что-то и видел, но обратил ли внимание? Малена искренне сомневалась. На их площадке была тетя Варя, одна квартира в настоящий момент сдавалась, и ждала своего съемщика, а четвертая...

В четвертой жил дальнобойщик. Жил один, ездил в рейсы, и застать его дома было нереально. Работа...

Матильда честно вспоминала всех соседей, с которыми общалась, но...

Тем временем, вокруг дома началась какая-то подозрительная активность.

Подъехал белый автобус из которого выскочили шесть парней в одинаковых комбинезонах, старший подошел к Давиду и о чем-то с ним заговорил. Малена не слишком обращала на это внимание, все силы уходили на то, чтобы слушать Матильду и передавать ее ответы полицейскому. Саму Мотю выпускать было просто нельзя, она плевалась ядом и мечтала оторвать неизвестным взломщикам все ненужное. Начиная с пальцев ног — и вверх по организму.

Тем временем парни разбежались вокруг дома — и взвыли сверла.

Хрущевка украшалась видеокамерами. По одной у каждого подъезда, и на всякий случай — с противоположной стороны. Мало ли?

На это с одобрением взирали бабушки на лавочках, потом одна из них, самая смелая, подошла к Давиду.

* * *

— А ты кто будешь-то, мил-человек?

— Давид Асатиани. Добрый вечер.

Вежливость к старшим вбивается в некоторых с пеленок. Даже если ты ни во что не ставишь человека, ты будешь вежлив.

— Добрый. Что Асатиани — это хорошо, только вот неясно, что с домом-то делают?

— Камеры ставят. Чтобы ворье не ходило.

— Ишь ты... это что — программа?

— Нет. Это... — Давид споткнулся на полуслове. А правда, как тут скажешь? Но потом он нашел подходящие выражения. — Человека, который работает на меня, сегодня едва не обокрали. Наша фирма заботится о своих людях.

— Это кого же?

— Малена, — кивнул Давид в сторону джипа.

Бабка прищурилась. Глаза у нее видимо, были соколиные. Или любопытство способствовало обострению?

— Домашкина, что ль?

— Да.

— А... это правильно. Кем ее взяли-то?

— Секретарем, — честно ответил Давид, не уточняя только, что к Антону.

Бабка прищурилась.

— Не обижаешь девочку?

Мужчина рот открыл. От изумления.

Ничего себе вопрос?

— Нет. Не обижаю...

— Вот и не надо. И ты учти, она не из таких, которые на директоров бросаются, она девочка порядочная. На работе — только работа.

— Да я уже понял, — вздохнул Давид. А жаль...

Бабка тоже поняла смысл вздоха, прищурилась.

— Меня, если что, Мария Михайловна зовут. Я Матильду с детства знаю, еще когда мать ее на севера умотала... вот уж дрянь девка была. А Тильду бабка воспитала, вырастила, земля ей пухом. Майя редкостным человеком была. И внучка в нее, тоже дельная.

— Не понял? — честно переспросил Давид.

И получил полный отчет. Да столько, что частным детективам и за год не накопать. Ох, не стоит недооценивать бабушек на лавочках, они знают все. И еще немного сверху.

Мария Михайловна выложила Давиду обстоятельства жизни Малены, присовокупила, что девочка хорошая, что с парнями ее никто и никогда не видел, и что с ней бы гулять не надо. Кому забава, а кому и жизнь так сломать можно...

Давид не испугался. Но задумался.

А ведь и правда... не шалава какая, росла с бабушкой, себя блюла, долг отдала, учится, работает, выживает, как может... нужен ли он в ее жизни?

Вот вопрос...

Ответ Давид тоже знал. Но озвучивать не хотел. Ни капельки.

Вместо этого он поговорил с бдительной бабушкой еще минут двадцать, и направился к следующему подъехавшему автомобилю типа 'Газель'.

Этот заметила и Матильда.

А поди, не заметь, когда грузчики сноровисто вытаскивают из кузова металлическую дверь и тащат в подъезд?

Из джипа Малена не выскочила, но Давид ее взгляд заметил и пришел сам.

— Ребятам часа полтора потребуется. Значит так, камеры у вас поставили, программу скачаешь, коды тебе сейчас Михаил оставит. Поделишься ими с соседями, чтобы каждый из вас мог войти на сервер. Поняла?

— П-поняла... то есть — нет.

Давид закатил глаза. Полицейский понятливо сунул Малене на подпись протокол и вылез из машины.

— Малена, если к тебе приходил взломщик, он может и вернуться. Кошка — не защита. Проще поставить камеры и новую дверь. Ключи ребята тебе отдадут.

Малена потерла лоб.

— Не могу собраться с мыслями... сколько я должна?

Давид вздохнул.

— Для меня это не деньги.

— Но для меня — деньги. И я не могу принять такие подарки.

Мужчина понимал. Действительно, для Малены это дорого. Но...

— Хорошо. Тогда отплатишь мне услугой за услугу. Сможешь?

— Смотря какой.

Давид шкодно улыбнулся.

— Отец меня собирается женить.

— Поздравляю?

— Было бы с чем. Я еще не нагулялся... вот, могу представить тебя семье, как свою девушку.

Малена не стала вскрикивать: 'Что?' или 'Как?'. Она предпочла помолчать минуту.

— Что ты от этого выиграешь?

— Время.

— Звучит неубедительно.

— Уж как есть, — вздохнул Давид. — У нас другие обычаи. Я должен слушаться старших, но отец не станет ломать меня через колено. Постарается аккуратно разубедить.

Малена пожала плечами.

— И зачем тут я?

— Как ты думаешь, если я приведу к себе домой Диану? Или эту вашу... как ее, рыжая такая?

Как-как, паршиво. Приведи сын Малены такое в дом, она бы костьми легла, но не допустила бы, чтобы мальчик так вляпался.

— Они меня тут же женят, — прочел ее мысли Давид. — Мгновенно.

— Я тоже не лучший вариант.

— На роль любовницы? Или влюбленности? В это хотя бы можно поверить. Неглупая воспитанная девочка, из приличной, но бедной семьи, которая не станет устраивать скандалы и от которой можно достаточно легко отделаться.

Звучало логично. В мире Малены так поступали, находили иногда сыну любовницу, чтобы тот не набрал дурных болезней, а когда приходила пора его женить, выплачивали девушке крупную сумму и прощались честь по чести. Или не выплачивали... в монастыре такие истории были не редкостью.

Барышня-крестьянка?

Барин и крестьянка. Реальный вариант.

— Эта игра будет надолго?

— Нет. Думаю, пару месяцев, не больше. Побываешь пару раз у нас в гостях, если пригласят, думаю, родители рестораном обойдутся, для встречи с моей девушкой, несколько раз сходим, к примеру, в кино... все.

— Действительно — все?

— Мне хватит. Потом я буду сильно переживать наш разрыв, хотя и покорюсь отцовской воле... отыграю еще годик. А там и еще что-то придумаю.

— Странно это звучит, — Матильда не скрывала недоверия.

Малена как раз в ситуации ничего странного не видела, но здесь-то на дворе двадцать первый век! Не десятый... нельзя все прямо сказать родителям? С трудом верится.

Это она и озвучила, стараясь быть максимально корректной.

Давид только фыркнул.

— Малена, не обижайся, но у вас, русских, иное представление о жизни. Слишком вольное поведение, непочтение к родителям, да много чего! У нас не так.

— Но вы живете в России?

— Мои сестры выходили замуж по сговору. Понимаешь? И они счастливы.

Малена покачала головой.

А ведь раньше ей казалось, что это неплохая судьба. Тогда, в монастыре...

Сейчас же...

Попробуй кто, реши ее судьбу за ее спиной! Да она в горло вцепится... ладно, Матильду попросит. Но уж точно не смирится просто так, не станет плакать и покоряться обстоятельствам. И когда оно вот так... получилось? Даже странно.

Но и Давида она понимала.

Был бы жив отец, она могла бы сейчас ехать в столицу к жениху. Вполне возможно...

И неблагодарность — тяжкий грех.

Малена посмотрела в глаза Давиду. Красивые глаза, с длиннющими ресницами, которым позавидовала бы не одна девушка.

— Хорошо. Я согласна.

— Вот и отлично, — расцвел в улыбке Давид. — Договорились. Сейчас полиция закончит, потом мастера поставят дверь — и пойдешь отдыхать. А я позвоню или заеду на той неделе, хорошо?

— Да. Я тебе очень благодарна за помощь... одна я столько сделать не смогла бы. Никогда.

Давид махнул рукой.

— Все в порядке. Бывает...

— Что — бывает?

Малена едва не застонала.

Вот шефа-то сюда откуда принесло? Каким-таким недобрым ветром?

Давид посмотрел на осунувшееся лицо девушки, на недоумевающего Антона, и подхватил друга под локоть.

— Пошли, поговорим вон там...

Антон и не подумал сопротивляться. Ему хотелось объяснений.

* * *

Оказывается, на концерте органной музыки можно встретить очень полезных людей.

Антон сегодня насчитал одного депутата, чиновника, за которым уже месяц гонялся, и с ужасом поглядел издали на директрису школы, в которой учился. И это далеко не весь список.

И чего он сюда раньше не ходил?

Конечно, после концерта он задержался.

Черт с ним, с Додиком, но вопрос с чиновником хотелось обсудить сегодня. И это парню удалось. Договорились более предметно встретиться завтра, что означало — готовь деньги. И отлично!

Если Антон сейчас продавит себе помещение...

Аренда офиса — удовольствие дорогое. А если поучаствовать в тендере, и взять его в аренду у города, не у частника, есть возможность сильно сэкономить. А потом и выкупить помещение, да еще получить деньги на ремонт от администрации...

Конечно, это не так просто, как пишется. Но лиха беда начало, а урезать расходы на офис вчетверо — ради этого стоит побегать.

На Додика он упустил.

Зачем поехал к дому Малены?

Антон и сам не знал. Посмотреть на окна, там Малена или нет, подождать, пока она появится. Посмотреть, в каком виде она приедет...

Чего Антон не ожидал, так это кучи народа рядом с домом, полицию, каких-то мастеров, бледную Малену в джипе Давида...

Что тут вообще происходит?

* * *

Полученные ответы Антона не обрадовали. Но...

— Я тебе деньги верну.

— А Малена — тебе? — ехидно уточнил Давид.

— Вычту у нее из зарплаты. Постепенно, за год-два.

— Мы с ней уже без тебя договорились, — припечатал Давид.

— Сейчас со мной поговорим.

Давид сверкнул глазами, но крыть было нечем.

— Пошли. Поговорим...

Своего шефа Малена не ожидала увидеть. Вежливо поздоровалась, и только.

Антон тоже не стал тянуть, взяв быка за рога.

— Я знаю, что Давид решил установить камеры и новую дверь. Если хочешь, фирма это оплатит, а ты мне вернешь деньги в рассрочку, за несколько лет.

— Опа! — зависла Матильда. — Фигасе предложеньице?

— С чего бы?

— Кажется, ты ему нравишься. Иначе бы он в это не лез...

— Тогда у меня только один вариант ответа, — Малена даже и колебаться не стала.

— Антон Владимирович, я благодарна вам за заботу, но мы уже заключили соглашение с господином Асатиани. Отказываться от данного слова я не стану.

Давид расцвел подсолнушком.

— Вопросы есть?

Антон нахмурился.

— Малена, подумай еще раз, пожалуйста.

— Я очень благодарна вам, Антон Владимирович, но согласись я так поступить. И господин Асатиани вправе будет оскорбиться. За то, что я оценила его благородный порыв так дешево.

Парни прокрутили это в голове. Переглянулись, и Антон скрипнул зубами.

— Ладно. Завтра на работу к обеду, поняла?

— Да. Спасибо, Антон Владимирович.

— Не за что. Додик, ты тут разберешься?

— Уже, собственно, — и не подумал отказываться Давид.

Антон пожал ему руку, кивнул на прощание Малене и отправился к машине. Был бы у него хвост, как у кота, сейчас бы точно все углы им обтрепал... и чего он так разозлился?

Давид проводил друга взглядом, а потом сделал то, чего от себя и сам не ожидал. Взял руку Малены и коснулся ее губами.

— Я правда от всей души.

— Я знаю, и я тебе благодарна.

Вслух не было сказано ни слова, но парень и девушка отлично поняли друг друга.

Бывает такое.

Выходим мы из магазина, на крыльце сидит и мявчит кошка — и мы покупаем ей рыбы. Или подаем деньги мальчишкам в метро. Или...

Просто порыв.

Движение души, не требующее ничего в ответ. И не стоит опошлять его реверансами.

Дверь и камеры стоят дороже кильки? Безусловно. Только мерки у всех разные. Давид эту сумму, а то и больше, тратил в месяц на бензин для своего внедорожника. Да и знакомые все сделали подешевле... дверь вообще с одного из отцовских объектов, камеры у них и так ставят на каждой стройке...

Нет, не так дорого ему это обошлось.

Просто помог. И не надо ему было оплаты, он и эту игру придумал больше, чтобы Малена не чувствовала себя обязанной. Он был не против уложить девушку в постель, но не покупать же?

Хотя почему нет?

Наверное потому, что эта — не продается.

* * *

Пока Давид занимался самокопаниями, Малена тоже беседовала с Матильдой.

— А правда, чего ты отказалась?

— Давид это сделал не думая. Просто позаботился, понимаешь?

— Ну да. Но...

— Антон мне нравится. Если бы я взяла у него деньги...

— Ты была бы обязана их отработать. И все.

— С нашей жизнью? Когда неясно, что будет завтра?

Об этом Матильда не задумывалась.

— М-да.

— А еще Антон мне слишком нравится. Я не могу взять у него деньги, понимаешь? Это неправильно получится! Не так! Мне проще договориться с Давидом, который мне безразличен.

Матильда понимала.

— А еще учитываем, что Антон принимает оплату натурой...

Малена поморщилась. Она не поступила бы так, но... пусть даже шанса на такие отношения не будет. Гадко...

— Что обидно, я бы с легкостью оплатила тебе хоть дом, хоть что. Но мы не переправим сюда деньги.

— Остается их отрабатывать. Кажется, в мужском варианте это называлось 'чичероне'?

— Это не совсем так. Мы просто играем. И — да, у нас так делали. Нанимали девушек для обучения ребенка 'хорошим манерам'...

— Кстати, можно сходить к нотариусу и написать завещание на Давида.

— Ты всерьез? — удивилась Малена.

— А что такого? Ты же видела мою мамашу...

Малена задумалась.

— Почему бы — нет?

— Тогда завтра так и сделаем. Как раз утро свободное...

— Да... спать пора.

По счастью, все уже заканчивали, и с дверью, и с камерами. Давид лично проводил Малену до дома, почесал Беську за ушком, попрощался — и удрал.

Малена повесила новые ключи в прихожей и повернула защелку, чтобы никто, даже с ключом, снаружи не вошел.

— Мой дом — моя крепость, — прокомментировала Матильда.

— Именно так.

— Тогда в душ и спать.

Что девушки и претворили в жизнь.

Арман Тенор, матрос из Саларина.

Никогда и никому не расскажет Арман, какого страха он натерпелся той ночью.

Уж простите за некрасивые подробности, но не был бы он в реке, степняки бы его по запаху нашли. Обгадился он не раз и не два. И когда заметил костры степняков, и когда они рыскали по берегу, и когда ногу свело судорогой, вода-то холодная, и когда течение, мерзость такая, повлекло островок прямо к трем степнякам, которые отливали в реку с берега...

Сволочи!

Непроизвольная реакция организма на страх.

Арман таких слов не знал, но медвежья болезнь на него напала...

Сколько раз он прощался с жизнью — знать бы.

Только не было другого выхода, и другого пути тоже не было. Потому и плыл он, и молился Сестре и Брату, чтобы спасли, защитили, да хоть бы что сделали...

Арман бы и Восьмилапому в ту ночь душу запродал, да вот беда — ни одного шервуля рядом не оказалось, договор подписывать не с кем было.

Только под утро он выбрался на берег, поймал еще с десяток карасиков, опять слопал их сырыми — и вновь полез в реку.

На суше он степнякам не соперник, а на реке хоть чуть, да обгонит.

Перед глазами стоял Равель. Хоть и нечасто, а погуливали там матросики, на день, на два, делали стоянку, брали товар....

И степняки, которые врываются в мирный город.

Страшно.

Как же страшно...

Избавившись от непосредственной угрозы своей жизни, Арман смог мыслить более здраво.

Ему надо в Равель. Предупредить людей. Выслушают его — хорошо.

Нет?

В любой толпе есть с десяток человек, которые прислушаются и поверят. Хоть чьи-то жизни он спасет.

Но это-то героизм. А практика проще.

За спиной степняки, туда не вернешься. Единственный шанс — в городе устроиться на корабль и уйти вниз по Интаре, к морю. Вряд ли купеческими лоханками будут воевать со степняками. У самого Армана положение хуже некуда. Руки есть, голова есть, но даже нормальных штанов — и тех нет, на палубе он не в лучшей своей одежде работал. Деньги канули на дно вместе с кораблем, да и было тех денег не так, чтобы много, сбережений особых нет, до родственников еще добраться надо, да и...

Не слишком богатая семья у Армана, вовсе даже бедная. Он своим помогал, конечно, потому и не отложил на черный день. Зато родители корову купили, младших молочком поить начали, сейчас, вот, приплода дождались, когда была в Саларине. Арман к ним заходил, сестра милостива, ни одного малыша в эту зиму не умерло. Сестренку вот, замуж выдали, ей помог на приданое...

Арман стиснул зубы.

А ведь если Аллодия, то и Саларин... неужели эти твари и туда пошли?

Нет, не должны. Аллодия — государство сильное, да и удобнее сюда идти.

Степь...

Равнина, которая неподалеку от границ Аллодии переходит в лесостепь, а потом и в лес. А вот в Саларине не совсем так... часть границы со Степью охраняет болото. Интара хоть тут помогла, река она своенравная, и у истоков ее лежит топь. Не то, чтобы серьезная трясина, а все ж конному туда соваться не стоит. Гать лежит, да только гать — штука такая, поджечь — и останется войско ссреди болота. Но если болото обойти...

Откуда лучше нападать на Саларин?

Да из Аллодии. Считай, дорога открыта.

Арман стиснул зубы.

Ради своих родных он доберется до Равеля и заставит себя выслушать. Есть у него знакомые на кораблях, найдется и кому к градоправителю пойти...

Класть свою жизнь на алтарь войны он по-прежнему не собирался, но сделать все возможное, чтобы там еще несколько тысяч человек не оказались?

Это можно. Это — нужно.

Мария-Элена Домбрийская.

— Винель...

Карета, покачиваясь на брусчатке, въезжала в портовый город. Малена и Ровена смотрели в окно.

— Я рада сюда вернуться, — честно призналась Малена.

— А я рада, что мы здесь встретились, ваша светлость, — Ровена не кривила душой. — Вы меня очень выручили.

Малена кивнула.

Спорить с этим фактом было сложно. Но кто еще кого выручил? Выяснять не хотелось, и Малена сочла за лучшее перевести разговор на другие темы.

— Тебе нужен выходной?

Ровена задумалась.

— Не знаю, ваша светлость. Мы задержимся в Винеле?

Малена кивнула.

— Думаю, дня на два. Не больше. Надо еще с господином графом посоветоваться...

Ровена позволила себе легкую усмешку.

Обнаружив, что Мария-Элена Домбрийская не просто симпатична, но еще и умна, обаятельна и весьма практична, граф окончательно сменил свое отношение к девушке.

Сильная личность — замечательно!

С ней можно дружить, договориться, заключить союз...

Но жить под одной крышей?

В этом случае кто-то должен признавать главенство, а кто-то подчиняться. Граф Ардонский понимал, что подчиняться девчонке не будет, но точно так же он понял, что согнуть под себя герцогессу не выйдет. Личность она достаточно сильная, рано или поздно...

Что происходит, если сгибать саблю?

Либо она распрямляется — и тут уж держись, либо ломается и становится непригодна. Ни для чего.

Так что союз казался графу оптимальным вариантом. И может быть, даже договоренность о помолвке одного из детей Малены с ребенком Динона.

Предварительно обе стороны были согласны. Более того, Малена обещала графу, что воспользуется всем своим влиянием, чтобы помочь его семейству.

Казалось бы — смех?

Какое там влияние, сопля, вчера из монастыря, что она может?

Ан нет.

Домбрийская — это не просто титул. Это одно из крупнейших землевладений. И сколько девушек воспитывалось в монастыре?

Сколько их потом замуж повыходило, с выгодой, с пользой для семьи, со сколькими из них знакома Малена?

Со многими.

Да, все будут преследовать свои интересы, но в мутной водичке крупная рыбка ловится. И граф намерен был выловить все возможное.

Ардонские....

Не самое крупное графство на окраине Аллодии. Влияния — мало. Полезных связей... нее все предки Астона Ардонского обладали его здравомыслием и хозяйственностью, далеко не все. И союз с Маленой был для него удачей.

Можно пристроить дочерей, можно женить сына, а если еще подружиться с будущим герцогом Домбрийским...

Перспективы были хорошие, граф это понимал, понимала и Малена, а потому общались они, как союзники. Вежливо, уважительно и очень осторожно, чтобы не было недомолвок.

Потом, узнав друг друга получше, они смогут позволить себе дружеские отношения, ведь лучшая дружба та, которую скрепляет взаимная выгода. Но это — потом. А пока...

— Полагаю, господин граф будет не против.

Малена улыбнулась в ответ.

— Мне повезло, что я еду в столицу с ним, а не с Рисойскими.

При упоминании о близнецах лицо Ровены резко помрачнело.

— Да, госпожа. Вам повезло. Но я уверена, что эти твари так просто не успокоятся.

Малена даже не сомневалась в этом.

— Что они могут мне сделать?

— Не знаю. Но лучше не отходите от графа или графини.

Малена и не собиралась.

По ее рекомендации, они остановятся ненадолго 'У матушки Берты', в доме госпожи Ливейс. На пару дней. Потом найдут корабль и отплывут в столицу.

Авось, за два дня ничего и не случится? Хотя кто их знает, тех Рисойских?

Лоран Рисойский.

Лоран выслушал донесение мальчишки и довольно прижмурил глаза.

Приехала, детка.

Прилетела птичка в клетку...

В Винеле он находился вот уже восьмой день. И успел договориться обо всем.

Был готов отряд, была готова комната в борделе. В борделе Лоран сейчас и находился.

А где еще можно спрятать на какое-то время девушку? Хоть благородных кровей, хоть нет...

Лист прячут в лесу, девушку — среди других девок. Здесь хорошая охрана, удобные комнаты и подвалы, и много полезных вещей, с помощью которых можно сломать даже самую несговорчивую стерву. Что и требуется.

Лорену с племянницей, конечно, Лоран сюда не тащил, они честь честью поселились в хорошей таверне, и ждали корабля до Аланеи. Он как раз загружался и послезавтра отплывал.

Они отправятся в столицу, а он ненадолго задержится, и позднее приплывет в Аланею. С женой.

После долгих раздумий, Лоран решил, что надо венчаться с Марией-Эленой здесь, и брюхатить ее тоже здесь, а потом уже плыть в столицу. Слишком уж норовиста кобылка. А когда в пузе ребенок зашевелится, тут женщина на все готова будет...

Чтобы с ребенком не разлучили, чтобы не били ее дитятко...

Чадолюбием Лоран не отличался. Единственным существом, которое он любил, была Лорена. И это не мешало ему использовать сестру в своих целях. Подкладывать под мужчин, пользоваться определенными выгодами...

А что такого?

Если он ее любит? Пусть сестрица поработает для общего блага... его личного, в том числе, он ведь ее не под портовых крыс подкладывает, а под знатных и богатых.

Крыс...

Но это неважно, совершенно неважно.

Лоран бросил пареньку монетку.

— Разузнаешь все. Где они остановились, сколько при них охраны, кто с ней... ты понял?

— Да, господин. Я все сделаю.

— Вот и отлично.

Мальчишка вылетел из комнаты, торопясь выполнить поручение доброго и щедрого господина,, а Лоран принялся одеваться.

Не самому ж ему похищать девушку?

Там может быть охрана, там убивать придется...

Надо наведаться к Сиплому Пахту.

* * *

Сиплый Пахт не был крупной рыбкой в мутной водичке городского дна, отнюдь. Так, средней паршивости, ближе к мелкой. Но другая Лорану и не была нужна.

Разбойник должен быть достаточно глупым, чтобы пойти на похищение девицы из лап Ардонского, достаточно умным, чтобы не устроить большой резни... ладно, допустимые потери есть всегда. И должен удовлетвориться достаточно скромной по меркам Лорана суммой.

Не так уж много денег у Рисойских. Драгоценности, да... но закладывать их в портовом городе, рискуя получить вместо золота в кармане — железо между ребер? Нет уж.

Это — в столице, если что.

Так что Пахт устраивал Лорана со всех сторон. Не прошло и часа, как Рисойский усаживался за стол в небольшой таверне 'Сиплая чайка'.

Название было дано неспроста, и Пахту очень нравилось. Его шайка устроила себе здесь штаб-квартиру, и посторонние в кабак заходили очень редко.

Лоран сначала привлек внимание, но потом его опознали и махнули рукой.

К главарю, по делу... лучше не задевать. Пахт не отличается долготерпением и всепрощением, может и пришибить ненароком, если ему дело испортишь.

Вот и сидел Рисойский в углу спокойно, потягивал дрянное пиво, ждал...

Прождал он еще часа полтора, потом Пахт появился и хозяйским жестом бросил на стойку горсть серебра.

— Эля всем!

Лоран не лез на глаза бандиту.

Пусть пыжится, пусть надувает щеки, пусть... потом сам придет. А то, что хотелось бы побыстрее... мало ли кому чего хочется? Терпение — тоже добродетель.

Так и вышло.

Выпив с ребятами, Пахт решил обратить внимание на Лорана — и перешел за его стол.

— Явился?

— Она здесь.

Все было уже заранее обговорено, теперь Лоран просто передал аванс. На стол лег синий кожаный мешочек с золотом.

— Когда?

— Я завтра днем приду, скажу, где и что. И завтра ночью...

Пахт кивнул.

— Я кодлу соберу. Справимся.

Лоран довольно улыбнулся.

Жди меня, Мария-Элена, я уже иду...

Ты мне за все ответишь, стерва! И за свинью, в том числе...

Рид, маркиз Торнейский

— Ваша светлость, проблема.

Рид посмотрел на дядюшку Стива.

Тот бы серьезен и чем-то сильно обеспокоен.

— Случилось что?

— А то ж. Этот болван, Ифринский...

Согласно теории вероятности, на сто человек всегда найдется пара идиотов.

Не просто найдутся, но и вляпаются. Вот и...

Молодой барон Ифринский принадлежал к этим самым. Которые — идиоты.

Нет, дураком он не был, ничуть, но вляпаться мог. Весело и с брызгами.

И ведь не скажешь, что дурак, что руки из задницы растут, что вояка плохой... в тренировочных схватках Ифринский и у Рида выигрывал, случалось. Но...

— Что на этот раз?

Слушая дядюшку Стива, Рид время от времени морщился. Где б, чего ни говорили, все равно все зло от баб. А от кого ж еще?

Если девушка идет в лес, понятно, что идет она не с подругой, за ягодами, а с желанием найти на свою голову приключений. Это же всем понятно!

Дочка старосты из деревеньки Лиснявки отправилась в лес именно за голубикой. Но...

Кой шервуль вынес туда же Романа Ифринского? Да случайно. Поохотиться мальчик решил, свежатинки в рацион добавить. Но гвардия — это не арбалетчики. Хоть у них и есть арбалеты на вооружении, но гвардейцы больше мечники, пикинеры, маршировать красиво они могут, а вот меткая стрельба — это другое. Да и вообще, арбалет — неблагородное оружие, которым рыцарю еще лет сто назад пользоваться было зазорно. И косуля, подраненная невезучим арбалетчиком, удрала от него в лес.

Ифринский, вместе с двумя приятелями, помчался вдогонку.

Гнался за оленем, наткнулся на девушек.

Одна оказалась поумнее, и тоже рванулась в чащу так, что только ветки затрещали. Естественно, ее не догнали.

А вот вторая, как раз дочка старосты, оцепенела от страха. И оказалась весьма легкой добычей.

Распаленные погоней охотники не стали церемониться с крестьянкой.

Девчонку изнасиловали и бросили в лесу. То есть, конечно, все было по добровольному согласию, и даже пару серебряных господа охотнички ей оставили...

Как оказалось, вторая девчонка далеко не убежала. Переждала погоню, вернулась, и видела, как насилуют подругу, а потом помогла ей встать, оправиться и добраться до деревни. И теперь стояла перед маркизом, и дрожа от страха, отвечала на вопросы.

Да, гербы видела.

Вон тот, тот и тот.

Особые приметы?

Уж простите, господин маркиз, а только как их разглядишь, вжимаясь личиком в сосновые иголки? Не хотелось ей оказаться второй на веселой пирушке.

Рид скрипнул зубами и повернулся к Ифринскому.

— Правду говорит?

Выглядел он так, что соплячье не стало отпираться. А стало бы...

Рид не задумываясь, спустил бы штаны с мальчишек при всем честном народе, и приказал позвать лекаря или повитуху, чтобы осмотреть. Девчонку они насиловали втроем, наверняка какие-то следы остались. Не на теле, так на белье. Кровь, к примеру.

Роман врать не стал.

— Было. И что?

А действительно, что?

Ситуация вполне житейская, другой командир и не почесался бы, разве что приказал еще пару монет дать. Или плетями прогнать наглых селян. В зависимости от командира и настроения.

Только не Рид.

Потому что была Мелисса Тарен, которая с риском для жизни спасла малыша, которая все сделала, чтобы ее сын... да, шервуль всех сожри, ее сын, она искренне считала несчастную Меган Торнейскую своей сестрой, а Рида почти своим сыном и любила малыша, как мать! И плевать, что была она не аристократкой!

Крестьянкой, такой же, как лежащая сейчас в доме старосты изнасилованная девушка.

Рид глубоко вздохнул, собрался с мыслями.

— Значит так. Деньги у тебя с собой есть?

Роман кивнул, отдавая маркизу кошель.

Рид принял его и так же тяжело посмотрел на двоих дружков Романа.

— Чего ждем?

Теперь в руке Рида оказалось три приятно тяжелых кошеля. И он, не заглядывая, протянул их старосте, чтобы услышать секундой позже три возмущенных вопля. То есть вопль и два булька. Видимо, кто-то понял и заткнул сопляков, которые возмущались по поводу ТАКИХ ДЕНЕГ, да крестьянке. И тех, что уже дали, хватило бы!

Оно и правильно.

Староста кошельки принял, но смотрел недовольно.

Рид спешился.

Посмотрел в глаза крестьянину, потом стоящим за его спиной парням. Судя по злым глазам и семейному сходству, один точно сын. Второй, может быть, еще какой родственник, а может и жених девчонки.

И что-то подсказывало Риду, что если не уладить ситуацию добром, то разные возможны проблемы.

Стрела — она не разбирает. Прилетит из чащи, и поминай потом по храмам.

— Все я понимаю, уважаемый... тебя зовут-то как?

— Вестенем кличут, ваша светлость.

— Знаешь, кто я.

— Кто ж маркиза Торнейского не знает в наших краях.

— Тогда сам понимать должен, казнить я их не смогу. И женить на твоей дочери — тоже.

— Можно подумать, ей такое в радость будет, — староста смотрел зло, глаз не прятал.

— То-то и оно. Я с них только деньги могу взять, авось, хватит на приданое? Или добавить еще?

Вестень прикинул мешочки на руке, вздохнул.

— Тут на доброе хозяйство хватит. С таким и мужа найти можно, который на дитя глаза закроет, если случится несчастье.

— Найди девушке такого? А коли ребенок будет, не губи невинную душу. Я еще не раз здесь проеду, заберу мальца.

Рид говорил достаточно тихо, чтобы никто не разобрал. И был серьезен в своем намерении. Бастард — это тоже интересно... в некоторых раскладах.

— Коли ребенок будет, вырастим, не изверги ж мы, ваша светлость.

— Так разное бывает.

— Слово даю, ваша светлость.

А взгляд был такой же, нехороший.

Кто-то другой мог бы и вытянуть крестьянина плетью, но... к другому крестьяне и не вышли бы. А Рид старался подобных вольностей не допускать.

Восьмилапый!

Да будь он здесь со своим отрядом, и не дернулся бы никто к девчонке, знали, что маркиз грозен. Но эти-то...

Гвардия!

Ар-ристократия!

Увидели, захотели... и мозги тут рядом не стояли!

Рид посмотрел на дядюшку Стива.

— Ты уж позаботься, чтобы эта троица жизни радовалась?

Мужчина молча кивнул.

Рид поглядел на старосту.

— Доволен, уважаемый?

Не доволен. Но понимает, что и того мог бы не получить.

— Благодарствую, ваша светлость.

И все же, все же...

Когда крестьяне, кланяясь, ушли, Рид посмотрел на парней.

— Вы, ... и ...!

Маркиз в паре энергичных выражений охарактеризовал всю родню как Ифринского, так и его друзей, сплюнул и махнул рукой.

И напутствовал напоследок.

— Лучше вам даже до ветру втроем ходить. А то прилетит стрела, да куда не надо.

— Я дворянин! — взвился Ифринский.

— Вернусь в столицу — лебедями из гвардии полетите, — пообещал Рид. — И даже ждать не стану. В Равеле развернетесь, да и проваливайте. Жалуйтесь, сколько захотите...

Роман дернулся. Друзья удержали, а то Рид бы его с удовольствием проткнул насквозь. Эх, жалость какая...

Маркиз махнул рукой и отвернулся от сопляков.

Скоро уж Равель будет, прогнать их там, к Восьмилапому и всем его слугам, пусть убираются обратно. Доедут — их счастье.

Не доедут...

И не жалко.

Дуракам, которые в своей стране ведут себя, как в завоеванной, в гвардии делать нечего.

— Не круто ты взял? — тихо осведомился дядюшка Стив.

Рид покачал головой.

— Ты в столице крутишься. А я, вот, на границе...

— И? Люди-то везде одинаковы...

— Поверь, лучше б этим соплякам из Равеля по реке уплыть. Или еще как, но этой дорогой не возвращаться. Сам знаешь, земли здесь бывшим воякам дают... видел, как староста смотрел?

— Не поднимут же они руку на благородного?

— Стреле — все равно.

Рид даже не сомневался в этом.

Когда под смертью живешь, когда степняки налететь могут, когда то сам отбиваешься, то соседям на помощь летишь... тут себя крепко уважать начинаешь.

— Крестьянка...

— Будь она твоей дочерью?

Стив махнул рукой и замолчал. Так и ехали, не подозревая, что их ждет впереди, не обращая внимания ни на взгляды, ни на перешептывания...

День, может, два, и Равель будет...

Город Равель. Градоправитель, его сиятельство граф Равельский.

Равель стоял на земле графства Равель, и по традиции, градоправитель выбирался тоже из графской семьи.

Сейчас его сиятельство лично занимался делами города.

И плевать, что сие недостойно аристократа.

Благополучие Равельских во многом проистекало из Равеля. Интара несла на себе корабли с товарами, и чтобы получать выгоду...

Что-то купить, что-то продать, придержать, накрутить цену вдвое или наоборот скинуть...

Не графское это дело?

И плевать. Зато Равельские — не последняя фамилия при дворе. И последнюю корочку без соли не доедают, как некоторые, в коих только и есть благородства, что титул. А так — кальсоны под штанами — и те дырявые. Новые заказать — денег нет.

Равельский себя искренне считал рачительным хозяином, да так оно и было.

Высокий, статный, с хорошо округлившимся животиком и сильными руками, он даже внешне больше походил на купца, чем на графа. А когда он ради интереса один раз отрастил бороду, так и вовсе опростился. И стал похож больше на крестьянина, чем на графа.

Пришлось спешно бриться и больше никогда ничего не отращивать.

Сейчас Равельский думал, что его городу повезло. Через Равель проедет Шарлиз Ролейнская. Это Повод.

Именно так, с большой буквы.

Обязательно надо хорошо принять принцессу, чтобы она отписала отцу.

И устроить празднества на несколько дней, и...

Планов было много. В том числе — познакомиться с знатными саларинцами из свиты принцессы, а там, глядишь, и договориться о чем-то удастся. Дело житейское.

На встрепанного секретаря, который влетел в кабинет, Симон Равельский поглядел почти с раздражением, хотя в обычное время Римс был незаменим, даром, что из простых горожан.

— Что случилось?

— Голубь! Из Ланрона! Степняки!

— И?

Симон воспринял новость с привычным равнодушием.

Ну, степняки. Ну, набег...

Это происходит два раза в год. Весной, когда степь подсохнет, и осенью, после сбора урожая. Правда, сейчас что-то рановато, но мало ли?

— Инкор захвачен!

Симон опрокинул чернильницу.

— Что?!

— Это не набег. Это война...

Ханс был бледен, как меленая стена.

— Война?

— Их не меньше двадцати тысяч, и они пришли не в набег. Это завоевание.

Симон схватился за сердце. Вообще, оно было совершенно здоровым, но от таких новостей что хочешь заболит.

— Вина налей...

Ханс повиновался, и Симон кивнул ему на второй кубок. Такую новость требовалось запить.

Дорогое крепленое вино Ханс махнул, словно воду, и положил перед градоправителем крохотную бумажку. Голубиная почта...

Симон отлично знал скоропись, расшифровывать не требовалось.

Инкор захвачен. Двадцать тысяч степняков идут на Равель. Сообщи в столицу.

Всего девять слов и два предлога, а сколько в них всего?

Война — это страшно.

Это сожженные деревни, убитые старики, изнасилованные женщины, угнанные в рабство мужчины, это дети, которых ради забавы утыкали стрелами или побросали на копья...

Кому-то видятся награды и почести. Кому-то торговля оружием. А кому-то и разоренная земля.

Симон был из последних. Даром ему не нужна была та война, и с доплатой не взял бы...

А придется.

Симон посмотрел на секретаря.

— Закрываем город. Собираем ополчение... что с вояками?

Ханс только вздохнул.

Что можно ждать от торгового города? Не так уж много здесь людей, человек четыреста. Городская стража, портовая стража, конечно, кое-какие бойцы у купцов, матросы с кораблей...

— Надо объявлять всеобщий сбор. Ополчение, припасы, оружие...

Симон кивнул.

Надежды, что война минует — не было. Если уж Инкор захвачен...

— Корабли мобилизуем. Сажаем на них баб с ребятишками — и отправляем вниз по течению.

— Не перехватят? — засомневался секретарь.

Симон махнул рукой.

— Не должны. Степняки на суше хорошо воюют, а на воде — плевать на них три раза. Опять же, поди, догони корабли. Только это надо быстро делать...

— Вечером начнем, и пусть всю ночь грузятся...

— Прикажи портовой страже, пусть ко мне капитанов кораблей пригласят. Через три часа. Я со всеми поговорю, и пусть только кто-то откажется...

Зная градоправителя, Римс даже не сомневался — ничего хорошего упрямцев не ждет. А Симон, окончательно придя в себя, и грустно покосившись на кувшинчик с вином, принялся отдавать приказания.

Объявить военное положение.

Собрать ополчение, открыть склады с оружием и раздавать его. Кольчуг на всех не хватит, ну и черт с ним, кожаных курток с лихвой.

Баб и детишек готовить к эвакуации. Нечего им тут делать.

Кто хочет — пусть остается, но без щенков. Что делают степняки с бабами в захваченных городах — все знают, опять же, и осаду переносить легче, когда не думаешь каждую минуту о родных и близких, а еще, если Равель попадет в серьезную осаду...

Кстати — стены проверить, катапульты и баллисты вытащить, запасы смолы, стрел, ядер...

Одним словом — все, что возможно.

Симон не собирался сдавать город. Это ж какие убытки! С ума сойти можно! А вот жену и детей он отсюда отошлет в числе первых, сейчас сходит, поговорит...

Когда король пришлет войска?

Неизвестно. Остается вцепиться зубами в родной город — и держаться, держаться...

Загоняем в город весь скот, проверяем колодцы... дел было немеряно. Даже подумать страшно, сколько всего,..

А не позаботишься — степняки придут, потом сто раз пожалеешь.

Мысль о том, что Шарельф Лоусель ошибся, или был введен в заблуждение, даже в голову мужчине не пришла. Не из тех людей барон, чтобы ошибаться.

Что самое главное в торговле?

Знание. Информация...

У Симона она была, и он не собирался терять ни единой минуты.

Так что...

На клочке бумаги написать пару слов — и отдать секретарю.

— Скажи, пусть отнесут на голубятню и пошлют птицу в Ланрон.

— Да, ваше сиятельство.

В столицу сообщу. Держитесь.

А что тут еще напишешь?

Война...

Да что б этих степняков шервули сожрали! Чего им не сиделось на месте? Одни убытки!

Аллодия, крепость Ланрон.

Примерно то же самое думал в эту минуту и достопочтенный Шарельф Лоусель, расхаживая по гребню стены.

И радуясь, что не отмахнулся от мальчишки.

Выслушал, принял к сведению, и теперь не стоит перед степняками беспомощным ягненком на заклание. Нет...

В крепости хватит и продовольствия, и воды.

Люди готовы ко всему, оружие вычищено, ворота закрыты.

А это что за ...?

Алое знамя?*

Переговоры?

*— символ мирных переговоров. По легенде, однажды его величество Эдвина преследовали враги, король был ранен, но не терял надежды добраться до своих... когда впереди показались его люди, он хотел замахать им своим знаменем, но то стало красным от крови... С тех пор алый цвет — символ мира в Ромее. Прим. авт.

Что ж, послушаем...

Понятное дело, Шарельф не собирался на что-то соглашаться, но...

Слышите стук молотов? Это работают кузницы. И каждая выигранная минута — еще один наконечник для стрелы. Еще одна нашитая на кожаную куртку бляха. Еще одно ведро смолы, втянутое на стену.

Каждая минута, вырванная перед штурмом у врага — уже ценна.

— Махни красным, — приказал Шарельф Кариму.

Мальчишку он решил оставить при себе, как порученца. А что?

Расторопный, смышленый, возвращаться ему нельзя, точно степнякам попадется, придется пережидать осаду. Вот и польза будет.

А хорошо себя покажет, можно и в войско взять... потом. Все лучше, чем весь век в земле копаться, пусть послушает звон стали...

Вот и сейчас Карим не растерялся. Мигом метнулся к башне, а там уже и ухватил один из сигнальных флагов. И замахал им.

Мол, стрелять не будем сначала послушаем.

А Шарельф оглядывал окрестности — и грустнел.

Тысяч пять. Не меньше.

Хватит, чтобы числом взять его крепость. Может хватить, у него-то и десятой части нет. Но это же не повод сдаваться?

Степняки считали иначе.

Вперед выехал один из них, побогаче одетый, с черным конским хвостом на шапке.

— Кал-ран Бардух* желает говорить с комендантом Лоуселем!

*— в армии степняков есть десятник (кан), сотник (кан-гар), пятисотник (кан-ар), тысячник (кал-ран). Более мощной армии они обычно не собирают, прим. авт.

Шарельф усмехнулся.

Ишь ты, знают, хвостатые... и чего тут удивительного? Странно, если б не знали, с кем столкнуться придется. Он бы точно разведкой озаботился, так с чего врага-то считать глупее себя?

И кивнул мальчишке.

Много чего староста рассказывал сыну, много...

Карим вновь не подвел.

— Достопочтенный Шарельф Лоусель слушает кал-рана! Говорите!

А что голос мальчишеский дрогнул и сорвался... так мальчишка же! Ломается у него голос, ломается! И вовсе он ничего не боится!

Степняк отъехал в сторону и на его место выехал другой. С белым хвостом на шапке.

Шарельф напрягся. Это уже был кал-ран, доверенное лицо кагана. Вот бы кого сейчас стрелой... нельзя! Обычай, шервуль его сожри, поднявший алый флаг — неприкосновенен. Или на тебя все ополчатся. Честь потеряешь...

— Ты — комендант Ланрона? — голос у кал-рана был ленивым и спокойным. А чего ему паниковать? Часа не пройдет, его люди принесут ему головы всех присутствующих на копьях!

— Я. Чего надо? — не стал церемониться Шарельф.

— Мой каган не хочет губить людей и рушить крепость, которая может ему пригодиться. Он предлагает вам сдаться.

— Условия?

— Вам отрубят большие пальцы рук, чтобы вы не смогли вновь взять мечи, но сохранят жизнь...

— И продадут в рабство.

Кал-ран пожал плечами. Он не видел в этом ничего удивительного. Если ты не можешь отстоять свою свободу, ты ее не заслуживаешь.

— Мы никого не убьем. Ни женщин, ни детей. Если вы сдадитесь. Если на землю упадет хот ь одна капля нашей крови — вы заплатите десятью жизнями. И будете преданы мучительной смерти.

Шарельф сплюнул, постаравшись, чтобы это было видно.

— Напугал гадюку ж...ой.

— Вы отказываетесь от милости кагана?

— Передай своему кагану, чтобы он ... а потом взял ... и засунул в ...!

Шарельф бы еще кое-что объяснил, но и того уже хватило. Лицо кал-рана исказилось от злости.

— Ты умрешь на колу, собака!

— Раньше я тебе кол загоню туда, где уже стадо ишаков побывало, — огрызнулся со стены Шарельф.

— Умирать ты будешь долго!

Шарельф сплюнул еще раз — и витиевато послал степняка по матери, постаравшись оскорбить пострашнее. Скотоложцем и рожденным от осла и козы...

Он знал, что поношение родителей в Степи смывается лишь кровью. Но...

Злой враг — глупый враг. Чего Шарельфу и надо. Пусть Бардух, или как там его, расшибает себе голову в атаке. Гробит людей, тратит силы и припасы, чтобы добраться до Лоуселя и вырвать тому глотку. Пусть...

— Готовьтесь к штурму! — прокричал он людям. И посмотрел на мальчишку.

— Ты почему без куртки?

Кольчуги на Карима не было, а вот куртку с бляхами ему нашли. Кожаную, толстую, тяжелую... не всякой стрелой такую пробьешь.

— Господин...

— Живо надеть! Увижу еще раз — выпорю!

Карим засопел, но куртку натянул — и вовремя.

Степняки пошли на приступ. И вверх взметнулись сотни коротких черноперых стрел...

* * *

Крепость взять можно. Для этого надо либо открыть ворота, либо преодолеть стены.

Первое уже невозможно, предателей в Ланроне не было. С налета, как Доран, крепость тоже захватить не получилось. Да и Доран... расслабились они там, без постоянных стычек-то, вот так и вышло, как вышло. А оглядывались бы на каждый чих и крик — не полегли б за понюшку табаку.

Ворота открываются либо изнутри, либо тараном.

Стены — тут нужна осадная башня.

И у степняков был таран.

Они обстреливали крепость 'зажигалками', которые хоть и не причиняли сильного урона людям, но заставляли прятаться. А там временем к стенам шел таран.

Массивная 'черепаха' была укрыта сырыми воловьими шкурами, а внутри нее на цепях мощно раскачивалось бревно.

Шарельф скрипнул зубами.

— К воротам!!!

Как и любую черепаху, таран можно убить, если пробить панцирь, но сделать это просто так не удастся. Подстраховались...

А он тоже не на грядке репкой делан!

Казалось бы — зачем? А вот затем! Все он предусмотрел, все сделал правильно, хотя каких трудов стоило затащить эту пакость наверх, к воротам — сейчас и вспомнить страшно.

Сделали...

Шарельфу стоило громадных усилий не помчаться туда, где сейчас ждали приближения тарана. Ждали, закрываясь щитами от обстрела. Ждали, готовя для вида котлы с кипящим маслом.

И ждать было самым страшным.

Но вот, прикрываясь щитами от летящих обратно стрел с огнем, черепаха доползла до ворот.

Первый удар потряс подъемный мост.

Второй...

Шарельф махнул рукой.

— Поджигай!!!

Голос его перекрыл шум битвы.

Ворота испокон веков были самым уязвимым местом в крепости. А потому делались они обычно не в стене, а в специальной надвратной башне. Вот на ее верхушку-то и затащили под чутким руководством Лоуселя здоровенное бревно. А то, что его попутно смолой облили, да просушили хорошенько, так, что вспыхнуло оно от первой искры...

— Клинья!!!

Команда была тут же исполнена, и громадное бревно покатилось вниз.

Прямо на нос тарану.

Победно закричали защитники крепости, понимая, что им все удалось, закричали и степняки, но было поздно, непоправимо поздно...

Нос черепахи превратился в лохмотья. Жалобно щепилось дерево, мотались на ветру лохмотья кож, криком кричали придавленные степняки, впрочем, их вопли заглушались радостными криками защитников. И громче других вопил Карим!

Кому еще из сверстников удастся такое увидеть! Да поучаствовать!

Вернется в деревню — все от зависти сдохнут.

Увидевшие врага лучники крепости обрадовано расстреливали всех, на кого взгляд падал, так что крики быстро стихли.

А бревно горело.

Это шкуры, которыми был обит таран, были сырыми. А сам таран из дерева, просмоленного, хорошего... отлично горящего!

Шарельф довольно улыбнулся.

Был таран — и нет тарана. А не позаботился бы он о подарочке, так и стучались бы в ворота гости незваные. А нечего!

Ворота казенные, имущество надо беречь. На то он комендантом и поставлен.

* * *

Кал-ран Бардух в ярости прикусил кожаную рукавицу.

Твари хитрые!

К воротам теперь легко не подберешься. Надо таран оттащить, надо его чинить, а таранов мало. В степи дерево — роскошь, потому и осадных башен пока не подвели, и тараны были на счет. Не похвалит каган за такое...

С другой стороны... если он возьмет крепость, то на утрату тарана могут и посмотреть сквозь пальцы. Найдется, чем его починить. И умельцы в крепости наверняка найдутся.

Что ж... время для себя эти негодяи выиграли, пока подойдут осадные башни, пусть посидят. А потом... потом все равно их верх будет!

Их много, а защитников крепости мало. Числом задавим.

Можно бы и сейчас, но проще подождать несколько часов. Подойдут осадные башни, тогда уж никуда им будет не деться. А сейчас Бардух только людей зазря положит.

Ни к чему это...

Подождем.

Его величество Остеон.

Кого его величество не ждал, так это сына.

Найджел решительно вошел в кабинет, отстранив Тальфера. Барист, не будь дурак, посмотрел на короля — и выскользнул за дверь с неожиданной ловкостью. Правда, щелочку оставил.

Остеон это заметил, но решил не ругаться и не приказывать.

Война, а здоровье у него уже не то, если сейчас сынок чего подбавит, может и новый приступ настигнуть...

Пусть Тальфер подслушивает, все равно ничего нового для себя он не услышит.

— Что происходит, отец?

— Война, — Остеон мельком подумал, что мальчишка решил повзрослеть. Отлично, пусть так. Давно пора.

— С кем?

— Со степняками.

— С этими немытыми скотокрадами?

Изумление Найджела было вполне искренним.

Степняки действительно не воевали.

Не собирали войско, не рассылали ультиматумов, не объявляли официально....

Граница со Степью была вечным источником проблем в другом смысле.

Набеги.

То есть от десятка до сотни степняков пересекали границу, мчались до ближайшего селения, там захватывали всех, на кого взгляд упал, и рвали когти обратно.

Получалось?

Хорошо, в степи прибавится рабов.

Нет?

В степи убавится дураков.

На то и были ориентированы пограничные крепости. Не на войну, на прекращение-отслеживание набегов. А войны со Степью не было очень, очень давно. Потому что каждый род считал себя главным, а каждый старейшина — умным. И ссорились они, и сварились, кто знатнее, кто древнее, кому вперед идти...

Чтобы два рода договорились? И пошли в набег?

Ладно, это еще реально.

Но два-три десятка родов?

Война?!

У Найджела это в голове не укладывалось. Никак.

— Они собрали войско чуть не в сорок тысяч человек и движутся вдоль Интары, — сухо проинформировал сыночка его величество.

Все равно не укладывалось.

Найджел только что рот не открыл от изумления.

— Да откуда их там столько?

Остеон покачал головой.

Вот ведь... шервуль. А что ему стоило надавить на Лиданетту? Чтобы мальчишку учили всерьез, а не баловали?

Но так вот срослось. Сначала любовь... много вы сами-то рассуждаете, когда влюблены? Конечно, нет.

Потом история с Ридом. Тяжелые роды у Лиданетты, после которых ей объявили, что детей она иметь не может, смерть отца, государственные дела... и когда тут было заниматься сыном? На жену едва времени хватало.

Вот и избаловали мальчишку до последнего предела, а теперь-то как?

Шервуль его знает...

— Кочевников много, добычи им мало, — коротко ответил Остеон.

— А... наше войско? Пошли гвардию, пусть она их...

Остеон только вздохнул.

— Я уже послал Артана. Надеюсь, он справится. Сейчас степняки должны идти по Интаре и выйти к Равелю.

— Равель... — задумался Найджел. — А, есть такой, помню. Погоди... не туда ли Рид за невестой собрался?

Его величество вздохнул еще печальнее.

— Туда.

— Ну так что печального? — искренне обрадовался Найджел. — Там же Рид! И месяца не пройдет, как он их прогонит!

И вроде ведь не дурак, а — как?

— Сорок тысяч. А у Рида с собой сотня гвардейцев.

Найджел махнул рукой.

— Найдет он себе вояк. Гарнизоны крепостей, ополчение, и прочие. Он же у нас вояка...

Вояка, да. Но воевал он тоже в набегах. А войны, настоящей войны, давно не случалось. Последняя была при дедушке Остеона, города бунтовали. А с тех пор как-то утряслось, все поделили, сферы влияния разграничили, и драться особенно было не из-за чего. И не дрались.

А пограничные набеги сильно отличаются от настоящей войны. Очень сильно.

Справится ли Рид?

Успеет ли к нему на помощь Артан?

Остеон этого не знал. И болело, ныло в груди. Хоть и говорят, что для короля есть только его корона, а все же любил его величество и брата, и сына... и волновался за них, и переживал, и тошно ему было всерьез.

— А если не найдет?

— Ты за нас — или за степняков? — искренне удивился Найджел.

Терпение Остеона лопнуло на бородатой шуточке.

— Так. Тебе что нужно, сынок?

— Помириться пришел, — выдавил из себя Найджел. — Но вижу, тебе не до меня...

Остеон махнул рукой.

— Джель, ты понимаешь, что у нас война? Вой-на...

— Да прогонит Артан этих скотоложцев! И Рид тоже... давай бал устроим?

— Какой бал?

— Ну... скоро моя невеста должна приехать.

Остеон скрипнул зубами.

— Найджел, я не возражаю. Устраивай. Я сейчас скажу канцлеру, пусть выдаст средства. И заодно приготовь для Дилеры летний дворец, вы же не сразу в храм отправитесь, а жить в посольстве ей будет невместно.

— Хорошо. Сделаю. Ты на меня больше не сердишься?

Остеон посмотрел на сына.

Вот как есть — Лидди. Только мужской ее вариант, но такой же очаровательный, с таким же взглядом, и манера склонять голову к плечу — тоже ее...

— Не сержусь. Иди сюда, сынок...

Кто сказал, что королю нельзя обнять родимое чадушко? Даже если оное на голову выше отца вымахало?

Так Остеон и сделал.

Брат, Сестра, давно ли по дворцу бегал мальчишка с золотыми локонами, который глядел умильными глазенками, лез ко всем не ручки и требовал сладостей?

Куда ушло то время?

Куда ушла молодость?

На миг отец и сын застыли в объятиях, потом Найджел осторожно высвободился.

— Выпьешь? Чуток вина?

Лекари запрещали, но Остеон махнул рукой на их запреты. К шервулям! Что бы они понимали, трубки клистирные?

— Давай чуток...

Вино горчило. Но это точно из-за травяных отваров, которыми его пичкали последнее время.

Остеон поморщился, и поставил кубок на стол.

— Джель, мне работать надо...

— Сейчас я позову твоего Тальфера, — скривился принц. — Сейчас...

Тальфер едва успел отскочить от двери, когда та распахнулась.

— Иди, тебя отец зовет. Да проследи, чтобы Тарейнский к отцу зашел, а то объясняй ему, идиоту...

— Да, ваше высочество, — угодливо поклонился Барист.

И отправился к королю, думая, что его величеству Найджелу служить будет намного хуже. Если вообще — будет.

Найджел вышел из кабинета походкой победителя.

Пузырек из темного стекла, казалось, прожигал карман насквозь. Но...

Отец сам виноват! А война...

Таким мелочам принц даже не придавал значения. Понятно же, что наши их прогонят! Быстро и качественно. Так что незачем отменять или откладывать свои планы.

Матильда Домашкина.

Утро было холодным и серым.

Бывают даже летом такие дни, когда небо противно-пасмурное, за окном капает, и больше всего хочется залезть под теплое одеяло, и не вылезать.

А надо.

Будильник, который Матильда вчера просто забыла отключить, запищал в привычное время — полседьмого.

Пришлось вставать, хотя Беська и смотрела на хозяйку с недоумением.

Ты что? С ума сошла? Иди сюда, давай лучше помурлыкаем!

Беся честно перебралась на руку хозяйке, развернулась, подставляя брюшко и заурчала. Чеши, давай.

Матильда так и сделала. А потом все же выползла из постели.

Сегодня ей дали отгул на полдня, и надо использовать их по делу.

Завещание.

Так уж повелось на Руси, что завещание здесь чуть ли не синоним скорых похорон. Вот и не спешат люди с важным делом. Или живут по принципу 'После меня — хоть потоп'. И опять-таки, завещания не составляют, а в результате после их смерти начинается бордель. И это мягко сказано.

Все умудряются перессориться со всеми чуть ли не из-за пары старых валенок. Или еще чего такого же важного.

Это не Америка, где принято расписывать все до мелочей, в России, если ты напишешь свою последнюю волю, и будешь указывать, кому какую чашку отдать, или платок — тебе пальцем у виска повертят.

Но Матильде такое и не было нужно.

Она точно знала, что напишет.

* * *

Нотариус.

Отдельная песня.

Очередь к нотариусу занимают заранее. Потому что работает сей страшный человек медленно и печально, принимая примерно по одному посетителю в два часа. Займешь очередь первой — тебе повезет.

А еще у нотариуса есть секретари и помощники, с высо-окой квалификацией. Которые будут раз по шесть документ перепечатывать, чтобы без ошибок.

Так что стоило поторопиться.

Матильда знала удачное место, где в одном доме сошлись три нотариальных конторы, и не прогадали. Люди шли сюда, справедливо полагая, что хоть к кому-то, но попадут. Вот и она пришла. Второй. Первый, мужчина лет сорока, видимо, очередь с ночи занимал, выглядел он ужасно усталым, но Матильда и сама была не лучше.

Она заняла очередь, дождалась третьей — симпатичной женщины лет сорока пяти, которая заняла очередь за ней, и отбежала на пару минут.

Хвала тем, кто придумал круглосуточные магазины и автоматы с горячим кофе.

Американо?

Матильда предпочитала капучино, но половина кнопок была замазана чернилами, что означало — не работает.

Ну и черт с тобой, выпьем американо.

Девушка глотнула горькую жидкость, и отправилась обратно. Может быть, через час она начнет искать по округе кустики, но это же потом! А сейчас спать хочется. И вообще...

Нотариусы не подвели, появились в девять — целых две штуки.

Матильда переглянулась с мужчиной, который стоял первым, и почти без слов поделили кабинеты. Она пошла направо, мужчина налево.

К счастью, для написания завещания хватит одного человека. А именно — самой Матильды. Давиду Асатиани здесь делать нечего, да и не надо ему ничего знать.

— Ты уверена? — Малена тоже сомневалась.

— А больше и некого.

— А подруга твоей бабушки? Варвара...

— Тетя Варя? Понимаешь, она в это не ввяжется.

— Не ввяжется — во что?

— Если я сейчас умру, моя мамаша обязательно объявится и начнет войну за наследство. Тетя Варя не станет с ней спорить, и постарается договориться. У нее возраст, силы не те...

— Но трое детей?

— Старший живет в другом городе и себе денег уже заработал. Средняя удачно замуж вышла, младшая учится, но вернется ли она сюда? Не знаю.

Малена вздохнула.

— Что ж нам так не везет с родными?

— Не знаю. Но уверена, что с Асатиани эти твари тягаться не будут.

— А нужны ли ему будут эти медяки?

— Не уверена. Но... может упереться просто из принципа.

— А теперь что делать будем?

— Поедем на работу. Антон нас хоть и отпустил до обеда, но злоупотреблять не стоит.

— Поехали.

* * *

Антона на месте не было. Но Женя не могла оставить такие события без внимания. Не успела Малена прийти на работу, как та налетела на девушку.

— Привет!

— Доброе утро?

— А правда, что тебя вчера ограбили?

Матильда аж рот раскрыта. Но прежде, чем она ляпнула что-то вроде: 'жаль, не изнасиловали', Малена привычно перехватила управление.

— Как интересно. Откуда такие известия?

— Антон сказал... — удивленно ответила Женя.

— Это ложная информация. Ничего не случилось, — отрезала Малена.

Как же! Остановишь Женю такими мелочами!

— А Антон сказал, что вы вчера с Давидом загуляли, а когда вернулись, оказалось, что тебя ограбили. Так что ты задержишься.

— Вот козел! — закипела Матильда. — Не мог не насплетничать!

— Должен он был что-то сказать, — вступилась за свой идеал Малена.

— Промолчал бы. Или послал бы ко мне.

— Может, не подумал...

— Все равно — козел.

Малена спорить не стала. Вместо этого она улыбнулась Жене.

— Помнишь первое правило фирмы?

— Шеф всегда прав?

— Вот именно. Как он сказал — так и будет.

— Но ты же...

— Евгения, шеф всегда прав. Ты же не собираешься с этим спорить?

Женя вспыхнула.

— Ты не слишком сильно нос задираешь?

Малена сочла ниже своего достоинства отвечать на подобные вопросы. Смотрела с легкой насмешкой, улыбалась...

Женя покраснела еще сильнее, развернулась и гордо удалилась, бормоча себе под нос что-то нелестное.

Малена вздохнула, и принялась успокаивать Матильду и разбирать почту. И то, и другое удавалось с трудом, но трудолюбие как всегда, победило.

* * *

Антон появился через час.

— Привет. Я тебя отпустил до обеда?

— Я вам очень благодарна, — заверила Малена.

— А чего тогда пришла раньше?

— Так получилось.

— Интересно, а если с вас плату за вход брать? — задумался Антон.

Малена этого анекдота не знала, но Матильда тут же его озвучила подруге, хорошо не вслух. И мысль Матильды о том, что с доплатой такое добро и на помойке не нужно — тоже.

— Каждый решит для себя, — Малена безразлично пожала плечами.

— А ты?

— А я — человек небогатый, — улыбнулась Малена.

— Почему ты вчера отказалась? — Антон посерьезнел. — Дал бы я тебе эти деньги, так немного. Отработаешь за полгода...

— Я вам очень благодарна. Но не могу позволить себе такие долги.

— Думаешь, Давид тебе все это простит?

Малена не думала. Она точно знала. Вчера Давид все сделал просто так, по велению сердца, и он не оскорбит девушку. Может пожалеть о щедром жесте... а может — и не пожалеть.

— Или будешь ему отрабатывать? Тогда советую покраситься в блондинку, ему светленькие нравятся.

— Он что — думает, что я буду натурой отдавать? — окрысилась Матильда. — Сам такой! Козел!!!

Малена опустила ресницы.

— Господин Асатиани повел себя, как настоящий рыцарь. Не сомневаюсь, на его месте вы были бы столь же благородны.

Антон побледнел — и хлопнул дверью кабинета.

Матильда злилась.

Малена разбирала документы. И мысли у нее были о том, что дуэли — благо. В ее мире за такое убили бы. А здесь даже пощечину дать не получается, разве что словесно.

И почему так гадко на душе?

* * *

Долго гадостями Матильда не страдала.

Малена — та да, могла. В ее мире так было принято. Так девушку научили. А Матильда, недолго думая, предложила дать обидчику в нос.

Не получится?

Ну и черт с ним, с носом. А слабительного подлить?

Нет? Жаль, очень жаль. Тогда давай — споем?

На это Малена согласилась. И вечером отправилась на то же место, к 'Букинисту'. Сережа уже был там, и расплылся в широкой улыбке, увидев Малену.

— Привет!

— Привет...

— Ты чего такая грустная?

— Не знаю... настроение такое.

— Какой негодяй испортил настроение красивой девушке? Я вызову его на дуэль и жестоко убью гитарой!

Малена представила, как Сережа, подпрыгивая (а то не дотянется), гвоздит Антона гитарой по голове. Настроение определенно поползло вверх.

— Хотя нет... гитару жалко. Я его удавлю гитарным ремнем — и инструмент не пострадает. И руки — тоже!

Девушка фыркнула.

— Какие практичные мушкетеры пошли.

— Милая леди, неужели вы думаете, что мушкетеры были непрактичны? — рассмеялся Сергей. — Честное слово, они также искали себе богатых невест, как и аз, многогрешный...

— Ну, это не ко мне, — рассмеялась Малена.

— Так я и не замуж приглашаю, а спеть?

— Так давай споем, — настроение поднималось, и пара песен это должны были закрепить.

— Ты фильм 'Не покидай' смотрела?

— Да.

И не так давно, кстати. И рыдали они с Маленой над ним вместе, и Марселлочку было безумно жалко.

— А песни оттуда знаешь?

— Конечно.

— Турниры отменили?

— Давай!

И грянуло над площадь, понеслось бессмертное 'Турниры отменили', и хоть и не была похожа Малена на принцессу, но столько чувства звучало в песне...

Неужели нет на свете ни отваги, ни любви?

Неужели...?

Два голоса сплетались, взлетали в небеса, и хоть не были они классическими, и не сопровождал их оркестр, но столько в них было искренности, и столько чувства, что люди останавливались, слушали, и шли дальше с улыбкой. А что не все бросали деньги...

Так ведь не ради денег.

Ради песни...

Надолго Малены, как и в тот раз, не хватило. Но спустя час, когда они попрощались, Сергей попытался отдать ей пятьсот рублей.

Девушка покачала головой, и не взяла.

— А ты еще придешь?

— Не знаю...

— Я здесь послезавтра опять буду...

Малена развела руками. Она действительно не знала, что и как сложится. А загадывать...

— Может, телефон оставишь? Я позвоню, как соберусь?

— Почему бы — нет?

Ребята обменялись телефонами и разошлись, взаимно довольные друг другом.

Матильда шла домой. И настроение у нее было намного лучше, чем то, с которым она выходила с работы.

Чего уж там, день не задался. После своего хамства Антон замолчал, ограничиваясь обычными рабочими командами. Давид так и не появился. Сама Малена не рвалась общаться ни с кем.

Зашла Валерия, посмотрела на лицо девушки, налила себе кофе и молча вышла. Почувствовала, что если откроет рот, то получит и за себя, и за того парня. Интуиция у нее работала хорошо.

К Сергею на спевку Малена шла по обещанию, но настроение ей песни подняли хорошо, и во двор она входила с улыбкой на губах.

И бабушкам на лавочке улыбнулась вполне привычно.

— Здравствуйте.

Обычно этим и ограничивалось, но сейчас одна из соседок (не в Матильдином подъезде, в соседнем, но все ж соседка по дому) решила пообщаться предметнее, и направилась к девушке. Пришлось остановиться.

— Тильди, вечер добрый?

— Здравствуйте, Мария Михайловна. Как ваше здоровье?

По понятной причине Матильду нежно любили все дворовые бабушки. А что?

Не пьет, не курит, не шалавится, живет с бабушкой... жила. И ухаживала за ней до последнего дня, и вообще — девушка положительная. Таких сейчас мало, чаще соплюшки личную жизнь устраивают, да мужиков подыскивают.

А эта — на работу, с работы и никаких парней.

Бабки одобряли.

— В моем возрасте если что болит — значит, жива. Авось, и еще поскриплю.

— И подольше, — искренне пожелала Матильда. — И на своих ногах...

Мария Михайловна махнула рукой.

— Жива — и то хорошо. Как у тебя дела-то?

— Спасибо. Хорошо.

— Не нашли, кто все это утворил?

Малена развела руками.

— У нас убийц депутатов не находят, а вы хотите...

— Депутатов у нас много, одним больше, одним меньше, все одно, воровать будут, — отмахнулась бабка. — А лез к тебе, либо, Петюня.

Матильда открыла рот.

— Эээээ...?

— Мы тут поговорили, крутился он возле вашего подъезда, пивко попивал. А потом куда-то и делся.

— У него же ключей нет...

— Домофон — он от честного человека, сама понимаешь. Да и Паша, мать его...

Ну да. Может дворник разжиться ключами от домофона?

Вполне.

— Но доказательств-то нет...

— А ты в милиции намекни, авось и прислушаются?

Матильда пообещала. Но вряд ли будет толк.

— И зачем ему это надо? — недоумевала Малена.

— Документы. Которые мы отнесли в банк.

— Думаешь, за ними лез?

— Мог. Вполне.

— Но... своровал бы он их, а что потом?

Матильда задумалась.

— Не знаю. Все можно восстановить. У нас с бумагами строже, чем у вас...

— А если суд? Пока то, да се...

— Вряд ли. Проблем было бы много, но я тут же заявила бы о краже... да много чего можно сделать. Не знаю. Смысл?

— А если тебе нервы помотать?

— Это могло бы сработать, — согласилась Матильда. — Если бы не ты. Если бы я была одна, никому не нужная... а так еще кто кому и чего перемотал. Давид Асатиани — аргумент серьезный.

Малена хмыкнула.

Рука девушки коснулась зеркала, с которым она теперь не расставалась.

Единственная и главная драгоценность.

Настоящая драгоценность.

Бриллианты? Платина?

Да смешно все это, и никому не нужно, по большому счету. Наша главная ценность — наши родные и близкие, только часто мы это понимаем, когда разменяем их на дешевку вроде золота и останемся одни.

— Козлы, — Матильда не стала церемониться. — Но ведь не пойман — не вор...

— И то верно, — глаза старушки зло блеснули. — Дерьмократия...

Малена развела руками.

Политику она не обсуждала принципиально, полагая, что ее мнение ничего не значило, не значит и значить не будет. И смысл копья ломать?

Какая ей разница, кто там ворует? С ней-то не поделятся в любом случае?

— Ладно. Ты своему-то спасибо скажи?

Матильда открыла рот.

— Моему?

— Вчерашнему мальчику. Давиду?

— Да, — кивнула Матильда. И не удержалась. — Только он ни разу не мой...

— А о чужих так не заботятся.

— Пффф... сдалась я ему три раза. Прихоть у человека — и все.

— Так ты поощри прихоть-то, — бабка подмигнула. — Мне бы лет на сорок поменьше, я бы точно занялась. Сразу видно, парень горячий, не дурак... и кстати, детская площадка во дворе нам тоже не помешает.

Малена только рот открыла.

— А... э...

— Да я шучу, — подмигнула одна из самых вредных бабушек. — Успокойся. И так всем видно, что ты девушка порядочная. От людей не скроешься, хоть ты как хвостом крути, а все одно, гиену за голубку не продашь. А к парню все ж приглядись...

Малена пообещала, чтобы отвязаться — и наконец удрала домой.

К Бесе.

Кошка грустила, кошка скучала, кошка успела облагородить кухонные занавески элегантными разрезами от когтей и ничуть в этом не раскаивалась.

Малена — тоже.

Вопрос — шить или не шить, не стоял. Девушка решила пока оставить занавески на месте, и на неделе наведаться в секонд-хэнд. Там же и шторы продаются, и одеяла, и накидки на стулья...

Тряпки — они и есть тряпки.

Если попадется что-то подходящее, надо будет поменять занавески, и поискать полотенца, прихватки и накидки в цвет. Обычно, хоть и не сразу, но искомое находится. И за копейки.

Беську оттрепали за ухо, но кошка смотрела с такой недетской грустью во взгляде, что Малена быстро смягчилась, и принялась чесать заразу мелкую. А что с ней еще делать?

Паразитка...

— Как бы я хотела кошку...

— Подожди! Будет день — будет и кошка, — утешила подругу Матильда. — Вот выдадим тебя замуж, освоишься — и заведешь шесть штук. Чтобы мужу в случае чего в сапоги писали.

— Зараза ты, Тильда.

— Зато я умная, красивая и обаятельная.

И ведь не поспоришь. Сама такая...

Арман Тенор, матрос из Саларина.

Останавливаться пришлось несколько раз. Разминаться, ловить рыбу, потом опять лезть в воду. Но наконец на горизонте показался Равель.

Арман вылез на берег — и вознес искреннюю хвалу Брату и Сестре.

Что довели до цели, что жив, что здоров... апчхи!!! Ладно, простуда — пустяк, а ведь могли родное тельце и железом побаловать. А у него с детства непереносимость острых предметов. Особенно когда ими тычут в печенку.

Последние пару километров до города Арман решил преодолеть бегом. Активным бегом, чтобы согреться, чтобы разогнать кровь... да и одежда, может, хоть чуть подсохнет. Река же....

Как ни береги от брызг, а все влажное, все сырое... такое наденешь — и от холода загнешься.

Дорога шла вдоль Интары, так что Арман выбрался на нее и побежал.

Шервуль!

Коровья лепешка!

Еще одна... и еще...

Да что тут происходит?

Стадо коров, что ли, по дороге гнали?

Арман пригляделся. Матрос, конечно, не следопыт, но поверьте, после стада коров остаются такие выразительные следы (и лепешки тоже), что не спутаешь.

По этой дороге гнали скот. Много. В город...

Зачем?

Арман пригляделся.

А ведь и верно, похоже... знают?

Ноги на миг ослабели, и матрос едва не шлепнулся прямо в коровью лепешку. Устоял чудом.

Знают.

Тогда его задача сильно упрощается. Ему надо рассказать все страже на воротах, а там — посмотрим. Но вполне возможно, что часть его проблем будет решена.

Какая б там шлюха не была Шарлиз Ролейнская, а все принцесса. И за известия о ее судьбе градоправитель может и наградить. Или хотя бы не прогнать. Значит, будет где переночевать и пожрать, хотя бы разок, а дальше...

Работу он себе найдет, чай, не дворянин, руки дельные...

С этими мыслями Арман и пустился бегом к воротам.

* * *

Действительно, стража на воротах была другая.

Что такое обычный городской стражник? Навидался Арман таких, особая порода. Воришек гонять — в самый раз, а так...

Морда хитрая, пузо жирное, кольчуга не сходится, руки загребущие...

Так вот.

Этих — не было.

Стояли крепкие мужики, десятка два, которые в любой момент могли захлопнуть ворота и поднять тревогу. И на Армана посмотрели без доверия.

— Кто таков?

Оно и понятно, иные нищие лучше выглядят, да только Арман нищим не был. И себя понимал.

— Арман Тенор. Матрос я...

— Саларинец? — прищурился один из стражников. — Выговор у тебя...

Это верно. Язык один, и схожий, но саларинцы чуть растягивают 'а' и чуть-чуть картавят на букве 'н'. Она у них получается как бы смягченная, не 'н', а 'нь'.

Выглядит это достаточно мило, но в речь въедается, и саларинцев опознают по этим признакам влет. Так же, как аллодийцев по четко произносимой 'о', а эларцев, по рычащему утробному 'р'. Есть и другие признаки, но эти основные.

— Шли вниз по реке. Нас степняки перехватили, — честно признался Арман.

Лица стражников посерьезнели.

— А ты как спасся?

— Моей заслуги тут нет, — Арман и не подумал что-то скрывать от мужика с нашивкой десятника. — Эти сволочи поперек реки в узком месте цепь растянули, корабли и налетели. Передний на цепь, задние на передний.

Стражники закивали.

Вообще, Интара была рекой своеобразной. Где-то поуже, где-то пошире, но везде глубокой и судоходной. И в некоторых местах ее действительно легко было перегородить, до сих пор и камни были, и цепи, но степняки?

Чтоб эти скотокрады сообразили?

Арман понял сомнения и махнул рукой.

— Их много было. Я не считал, но ночью через их лагерь плыл, их тысяч тридцать, а то и больше.

— Плыл?

— Они вниз по Интаре идут. Я не так надолго их опередил, день, может, два... край — три.

— Тебя к градоправителю надо бы, — задумался один из стражников.

— Надо бы, — согласился Арман. — На нашем корабле плыла Шарлиз Ролейнская...

Стражники переглянулись. Кто это такая по городу знали, встречать готовились.

— И?

— И то. У степняков она.

— Пошли-ка, я тебя лично к градоправителю отведу, — вздохнул старший. — Дело такое...

И то, дело важное. Хоть и не виноват Остеон в набеге, а пропала-то дочь у Самдия на территории Аллодии. Еще странам сцепиться сейчас не хватает.

А и потом...

Надо же знать, куда делась принцесса.

* * *

Симон Равельский, хоть и занят был по уши, но Арману время уделил.

Лично, не чинясь, усадил в кресло, налил вина и принялся расспрашивать. Арман таиться не стал, и честно поведал, как прятался, как боялся, как по реке плыл, как принцессу утащили....

Симон выслушал, как на исповеди, и вздохнул.

— Ты что делать-то хотел, парень?

— На корабль наняться, господин, — буркнул Арман. — Денег нет, ничего нет...

— Уж прости. Придется тебе в Равеле задержаться.

Арман дернулся, было, но тут же понял, что никто его хватать, тащить и заключать под стражу не будет. Не с таким видом все это делается.

— Ее высочество все же королевская дочь, сейчас начнется скандал, потребуется хоть один свидетель происшедшего.

— Чтобы меня потом за трусость повесили? — недобро огрызнулся Арман. — Что не спас, а удрал?

Градоправитель тихо рассмеялся.

— Ага. То-то навоевал бы ты с одним ножом против нескольких тысяч степняков. Нет, ты все правильно сделал. Увидел, предупредил... Значит так, я секретарю скажу, побудешь пока в городе. Во время осады каждый защитник на счету.

Арман возражать не стал, но не был бы Симон градоправителем, если б не умел в людях разбираться.

— Не пошлю я тебя на стены. Мне тебя прямой резон беречь, чтобы никто не обвинил. Поживешь пока в казармах, со стражниками, а там, Брат поможет, и отобьём мерзавцев.

Ага. Отобьют такие... сразу не полегли бы.

Симон фыркнул.

— Наше дело продержаться, пока подмога не подойдет. А дальше видно будет.

Еще когда она будет, та подмога... и поможет ли? Да и будет ли кому помогать?

Но вслух Арман ничего не сказал. Поклонился, поблагодарил, и послушно проследовал за секретарем. Что б там дальше ни было, но поесть горячего, а не сырой рыбы, поспать на мягком, переодеться — хотелось. А там можно и придумать чего, его в казармы отправляют, не в тюрьму.

Секретарь, Ханс Римс, который не менее своего патрона был опытен в чтении чужих мыслей по выражениям лиц, помалкивал.

А что тут скажешь?

Скоро последние из кораблей уйдут, и превратится город в одну тюрьму. А стражу будут степняки нести, под стенами...

И смысл человека в камере держать? Пусть пользу приносит...

Арман об этом не догадывался, не то бросился бы опрометью в порт. Но...

Казармы оказались неподалеку, там Армана накормили мясной похлебкой, в которой плавал большой кусок говядины, налили стакан вина, и мужчина почти без сознания упал на кровать. Спать вдруг захотелось так...

В эту минуту на него могло сотню степняков вынести — его бы убили, не добудившись. Безумно усталый мужчина спал.

Мария-Элена Домбрийская.

Госпожа Ливейс весьма обрадовалась постояльцам. Как же, ее домик так герцогине понравится, что она и второй раз заглянула. Теперь тетушка Берта будет об этом всем постояльцам рассказывать.

Была она рада видеть и Ровену, но по другой причине.

Пока граф с сыном отправились корабль искать, графиня с дочерями еще спали, а Малена и Ровена спустились вниз и с удовольствием завтракали с госпожой Ливейс, как и в прошлый приезд. Тут-то тетушка Берта и выложила новости.

— Тебя, девочка, один человек спрашивал.

— Кто? — вскинулась Ровена.

— Имени он своего не назвал. Рыжий такой, что твой костер. Сказал, ты знаешь.

Ровена знала. Она прикусила губу, посмотрела на герцогессу.

— Ваша светлость... я отлучусь?

— Разумеется.

Разговор этот состоялся на следующий день после приезда ее светлости, сразу после обильного завтрака. Почему не раньше?

Так пока договорились, пока устроились, пока поужинали, тут и спать пора... не до разговоров. А вот с утра и поговорить можно.

— Я побыстрее постараюсь.

Малена покачала головой.

— Нет. Ты беременна... госпожа Ливейс, у меня к вам вопрос. Можно ли кого-то нанять, чтобы они сопроводили Ровену по делам?

— Можно, ваша светлость. А с вами...

— Это не мои люди. Графа Ардонского.

— То-то я и смотрю, нет того красавчика...

— Нет. Не приехал.

Берта замялась.

— Ваша светлость... показалось мне, верно?

— Что — показалось? — клещом вцепилась в оговорку Матильда.

— Кажется, я его не так давно в городе видела.

Малена посмотрела на Ровену. Получила в обратную такой же недоуменный взгляд — и передала управление Матильде.

— Госпожа Ливейс, — мягко начала поклонница Шерлока Холмса, а давно ли вам показалось?

— Дней пять-семь как...

— А на какой улице, ежели не секрет?

— Чего тут секретного. В порт я ходила, рыбку с утра покупала, морскую, свежевыловленную, иду обратно с корзиной, окунька умудрилась купить, да такого жирного, аж лоснился, а тут мимо меня человек десять проезжает. И один из них явно капитан Сетон, только он меня не узнал. И то, чего ему смотреть на старух, когда с ним такая красотка ехала?

— Светловолосая? — уточнила Матильда. — с голубыми глазами, такая...

Округлости Матильда показывала на себе, хоть и не надеялась отрастить их до Лорениных. Не с ее фигурой...

— Да. Хоть и в возрасте, а все ж хороша... Хоть и в мужской одежде, бесстыдница.

— А одна она была?

Берта Ливейс задумалась.

— Так человек десять было....

— И одна женщина?

— Нет, вроде как две. Одна постарше, вторая помоложе, обе в плащах, и обе в мужской одежде.

— Лорена, — припечатала Матильда.

— Что этой твари здесь надо?

— Малечка, не разочаровывай меня. Я же умная, и ты должна быть....

— Тильда!

— Малена, — Матильда даже вздохнула. — Винель — самый подходящий порт на твоем пути. Если Лорена захочет тебя перехватить, ей даже стараться не надо...

— Хм-м... а если не захочет?

— Отправится отсюда в столицу. Вот, кстати...

— Ваша светлость? — обеспокоилась госпожа Ливейс неожиданным молчанием герцогессы.

— Скажите, тетушка Берта, а она одна была светловолосая? Дама?

Берта задумалась.

— Да, пожалуй что. Точно, одна, остальные потемнее были...

— Одна женщина?

— Нет, с ней еще помладше была, такая...

Судя по гримасе, Силанта была при мамочке.

— А такого светловолосого красавца вы не приметили?

— Нет...

— Вот. Значит, Лорана с ними не было.

— И о чем это говорит?

— Либо он не поехал, оставшись в Донэре...

— Мне в это верить? — язвительно спросила Малена.

— Либо поехал раньше. И сейчас в Винеле.

— Зачем?

— А ты бы на его месте не захотела отплатить за все наши шуточки?

Малена поежилась.

— Они первые начали...

— Подозреваю, что они хотят и закончить.

Каким образом они собираются это сделать, Малена решила не уточнять. Потому что Матильда посмотрела на Ровену.

— Ты сейчас пойдешь... поспрашивай? Про Рисойских или Домбрийских?

Ровена послушно кивнула.

— Расспрошу, ваша светлость.

Матильда поглядела на госпожу Ливейс.

— Тетушка Берта, у вас тут по соседям нет ли ребятни посмышленее?

— Хм-м, — задумалась почтенная домовладелица. — Кто посмышленее — тот родителям помогает. А кто поглупее, ваша светлость, вам и самой не надобен?

— Неужто никого не найдется, чтобы заработать хотели за пустяковое дело?

Волшебное слово 'заработать' заставило Берту улыбнуться.

— Это завсегда, ваша светлость.

— Мне нужно человек десять. Мальчишек. Плачу по серебряному за день работы.

— Ваша светлость? Такие деньги?

— За дело, не за безделье. Мне нужно будет чтобы они побегали по городу и выяснили, где остановились мои... родственники. Капитан Сетон должен был состоять при моей мачехе, если он здесь, надо полагать, и она здесь.

Госпожа Ливейс задумалась.

— А если уплыли ваши родные, ваша светлость?

— То навести справки в порту. Когда, кто, на чем...

— Я поговорю, ваша светлость. С родителями, а если деньги им отдадите...

— Кто работал, тот деньги и получит, — отмахнулась Матильда. — Родители побегают — родителям отдам.

Берте Ливейс это не слишком понравилось, но Матильда стояла на своем. И хозяйка вышла, извинившись.

Ровена посмотрела на госпожу.

— Ваша светлость, вы думаете...

— Уверена, что Рисойские захотят со мной поквитаться. Вопрос только — здесь или в столице?

— И что вы делать будете?

— Дома сидеть, — пожала плечами Матильда. — Ты пойдешь с охраной, а я побуду здесь. Днем не нападут, а до вечера, глядишь, что и прояснится.

— Например?

— Может, мы завтра отплывем? Тогда надо будет грузиться, дел по уши... тут не до Рисойских.

— А если нет?

— Тогда будем готовить подарки незваным гостям.

— Ваша светлость?

— Ровена, если Рисойские здесь... думаешь, они не постараются до меня добраться?

Ровена и не сомневалась, что постараются. Но сюрпризы... какие?

— Я не стану губить людей графа в стычках с Рисойскими. А потому... иди по своим делам, а я подумаю, что здесь можно сделать.

— Может, мне остаться, ваша светлость?

Матильда фыркнула.

— А что ты сделаешь, если останешься? Тяжести тебе передвигать нельзя... нет я сама справлюсь. Может быть, слуги помогут...

Ровена поежилась.

Ей очень и очень не понравилась улыбка, которая скользила по губам девушки. И откуда ей было знать о богатстве фантазии людей иного мира?

Матильда уже прикидывала, что можно позаимствовать из 'Трудного ребенка', 'Один дома' и 'Вождя краснокожих'. По всему получалось, что многое, но только с разрешения графа и хозяйки дома. Что ж, время пока есть, возможности тоже есть... надо только запастись кое-какими полезными вещами, а дальше...

А дальше, как получится.

Свинью здесь подкладывать некому, да и повторять шутки по нескольку раз — дурной тон. Но на свинке свет клином не сошелся...

И вообще, это законная самозащита. Матильда твердо была в этом уверена.

Если никто не полезет — никто и не пострадает. А если полезет...

Рядом с дачей Матильды была еще одна. И воровали там безбожно. Вот, сосед-химик и заложил на огороде петарды. Такие, которые взрываются, когда на них наступишь.

И уехал.

Петарды взорвались, наделав шума на весь дачный поселок. Воровку нашли по следам. Она их за собой оставляла такие, что собаки не требовалось, человек запах чувствовал...

А ведь рецепт прост. И отлично известен Матильде, только примени...

Местные законы плюс Матильдины знания...

Убить, пожалуй, было бы милосерднее...

* * *

Мальчишек госпожа Ливейс собрала быстро. И Матильда, чувствуя себя, как минимум, леди Холмс, озвучила задание.

Требовалось пробежаться по городу и найти, где остановились Рисойские или Домбрийские. Если уплыли или уехали — то когда и на чем.

Известия надо принести ее сиятельству. После этого они проверяются (судя по поскучневшей ребятне, это было в новинку, но не отдавать же деньги на халяву? Просто так, за болтовню?) и Малена отдает на руки деньги.

Серебряную монету.

Одну сейчас на всех, в качестве задатка, вас тут два десятка, неплохо получится, но ведь можно заработать и по монете каждому...

Ребята согласились с этим — и разлетелись в разные стороны. А Малена принялась готовиться.

Попросила пару солдат, и ее сопроводили к кузнецу.

Потом к красильщику.

И под конец в лавку за бумагой и пергаментом. Это, кстати, обошлось дороже всего.

Сера тут была, и недорого, селитра тоже, уголь вообще копеечный... кто-то в детстве не делал петарды?

Матильда делала, за что получила по рукам и по заднице от бабушки, но ведь взрывалось! И бабахало!

Ладно, в условиях двадцать первого века такими мелочами никого не впечатлишь, но здесь?

Убегут вперед своего визга!

Эх, йодистый азот я вам не синтезирую. Но может, на корабле будет время заняться, или в столице?

Я бы вам, гадам, устроила день триффидов! Штаны бы выкидывать пришлось...

У петард был один недостаток — их требовалось поджигать, но эту проблему тоже можно было решить. Сделать примитивный кремневый замок, привязать куда надо веревочку...

Может, и не пригодится. А может...

Запас Малена сделала. И сидела, под чутким руководством Матильды, набивала петарды.

— Тильда, а это не слишком?

— Не знаю... а чего они к нам лезут?

— А нельзя как-то еще? Ну...

— Настучать властям? А к нам прислушаются?

— К господину графу — точно прислушаются. А партизанскую войну оставим до столицы?

— Хм-м... ладно. Ты работай, а то если не прислушаются к нам, мы потом ничего не успеем.

— Ладно. Но надо сперва послушать, что детки скажут...

— Разве ж это дети? Это чудовища, — перефразировала известную фразу Матильда. Чадолюбием она не отличалась.

Малена с ней согласна не была, но и спорить смысла не было. Им детей пока не рожать, а как дойдет до дела, там и разберемся...

* * *

Ровена оглядела кабак 'Вопящая свинья'.

Ну, что сказать... помести сюда свинью, та бы взвыла в голос. И было от чего...

Ровена сама едва не взвыла, когда рядом с ней с потолка свалился жирный таракан. Еще и удирать не поспешил, смотрел с такой укоризной...

Явились тут, понимаешь, на его территорию...

Как же хорошо, что за спиной стояли двое наемников. Так, что к стойке Ровена подошла спокойно, и монетку на нее положила тоже вполне равнодушно.

— У вас тут один человечек остановился, рыжий такой...

— Рыжих много, — кабатчик оглядел монету с хитро вырезанным краем, подвинул к Ровене кружку с плохим элем, пожал плечами и принялся размазывать грязь по стойке. А что монетка после этого вернулась к Ровене, никто и не заметил. Талант...

— Рыжих много, ражих — нет.

— Так вам ражий нужен? — просиял кабатчик? — Это дело другое, это можно... вы присядьте, сейчас мальчик его кликнет.

Ровена послушно присела на стул.

Ждать пришлось недолго, вскоре по лестнице принялся спускаться высокий рыжий громила. И опять женщина подивилась, как ему это удается. Ведь весит в два раза больше, чем она, но ходит бесшумно, как кот. И хоть бы где и что скрипнуло.

— Здравствуй, Ро.

— И тебе не хворать, Карст.

— У тебя все в порядке?

Голубые невинные глаза обежали фигурку женщины, особо остановились на выпирающем животе (а то ж, пятый месяц), прищурились...

— Не жалуюсь.

— Я узнал, что ты нанялась к герцогессе Домбрийской.

— Я при ней и состою. Это все?

Карст вздохнул.

И как-то расслабился, словно из него струну вытянули, на которой все и держалось. Опустил руки на стол, уткнулся головой в запястье, вздохнул...

Ровена молчала.

Карст прекратил спектакль и поднял голову.

— Ро...

И столько грусти было в его глазах.

Раньше Ровена растрепала бы ему волосы, и рассмеялась. А Бернард...

Не думать!

Не вспоминать!

НЕЛЬЗЯ!!!

— Что я могу для тебя сделать?

— Ничего не можешь.

— А для... него?

— Я не знаю, сын будет или дочь.

— Но... когда узнаешь?

— Это будет мой ребенок, Карст. Только мой....

— Не только. Бернард умер, но...

Ровена медленно подобралась. Словно кошка, которая готовится для прыжка. Или — огреть что есть силой когтистой лапой, метя в глаза.

— Ты... рассказал?

— А ты не считаешь, что они имеют право....

— НЕТ!

Ровена действительно так не считала.

Это — ее ребенок. И никому она его не отдаст, и никто не посмеет...

— А ведь могут...

— Я состою при герцогессе Домбрийской.

Карст вздохнул.

— Это не самый худший для тебя выход. Сможет ли она тебя защитить?

Ровена нахмурилась.

Сможет ли?

И ответ пришел сам собой. Она видела Марию-Элену... разной. Решительной — и бесхребетной, спокойной — и в ярости, но трусливой она ее не видела никогда.

— Если захочет.

— А она... захочет? Она — знает?

— Нет. Для нее я просто Ровена Сирт. Мы ведь не были женаты.

— Иногда это неважно. А вот кровь...

— Чтобы с этим ребенком сделали то же, что и с Бернардом? Не дам! Не позволю!!!

Карст не стал спорить. Смысла не видел.

— Я скажу об этом.

— Скажи. И скажи еще, что нам ничего не нужно. Вообще ничего.

— Я передам.

Ровена вздохнула.

— Обо мне... знают?

— Да. Я рассказал, что вы были вместе, — Карст осторожно подбирал слова, чтобы не оскорбить, не обидеть, — И что у вас может быть дитя — тоже.

— Может?

— Ну... разве не так?

Ровена фыркнула.

— Может. И будет. И?

— Меня попросили найти тебя — и убедиться.

— И — убить?

— Нет. Вот это — нет.

— Что, все плохо? — ехидно спросила женщина. — Настолько плохо?

— Да, Ро. Ты даже не представляешь, насколько...

— И не хочу. Я помню, как выглядел Бернард. И поверь, своего ребенка я не отдам. Никогда...

— Поэтому я и спросил про герцогессу.

Ровена улыбнулась.

— Насколько я знаю герцогессу, она не встанет за меня горой. Но и в обиду не даст. Будет подсчитывать шансы... ввяжется, если поймет, что выиграет.

— Хм-м...

Это отношение Карст понимал. Действительно, глупо же драться за человека, которого не знаешь, за вещи, которых не понимаешь... все должно быть в меру.

— Ты сможешь как-то на нее повлиять?

— Посмотрим.

— Тогда... мне надо вернуться и рассказать про ребенка.

— Промолчать ты не сможешь?

— Нет. Прости...

— Спросят, почему ты меня не привез?

— Я должен похищать человека из свиты герцогессы Домбрийской? У меня не было такого приказа.

— Хм-м...

Ровена задумчиво кивнула.

Карст давал ей отсрочку. Большую... на несколько месяцев. Пока он съездит, пока поговорит, пока все решат, пока он найдет ее... ребенок может и родиться. И будут ясны остальные расклады.

Мальчик или девочка.

Мать...

— Тебе бы замуж выйти, — Карст словно прочитал мысли Ровены.

Женщина даже поежилась.

— Я не хочу. Но...

— Ровена Сирт в свите герцогессы — это одно. А вот если... ты понимаешь.

Ровена понимала.

— Муж — это еще и в постель друг с другом ложиться. А я...

— Ро, ты еще молода. И Бернард...

— Если ты скажешь, что он не хотел бы, или еще что-то в этом духе... я тебя кружкой наверну!

Карст рассмеялся.

— Узнаю безумную Ро.

Ровена слабо улыбнулась.

— Ты меня ждал? Или хотел поехать в Донэр?

— Я размышлял над этим вопросом. Думаю, месяца через два, если бы ты не приехала, я бы добрался до Донэра.

Ровена выдохнула.

Карст обозначил свою позицию достаточно четко. Он не враг. Может быть, не друг, но и врагом он не будет. И похоже, он сам не знает, как будет лучше.

— Если будет девочка?

— Думаю, будет уже все равно...

Ровена только покачала головой.

— Если меня решат убить? Ты меня хотя бы предупредишь?

— Я постараюсь сделать все, чтобы этого не случилось.

— Постарайся.

— Вы сейчас едете в столицу?

— Да. Ко двору.

— Это хорошо. Это очень хорошо...

Ровена кивнула.

Да, это неплохо. Она сделает все, чтобы у нее не отобрали ребенка. Все возможное.

Брат и Сестра, вот за что ей это?

Но положа руку на сердце, Ровена и так знала ответ. В нашей жизни за все приходится платить. И за любовь — тоже. Она позволила себе быть счастливой, безумно, бездумно и безрассудно, и теперь придется за это платить. Но ей, боги милостивые, пусть только ей, а не ее ребенку.

Может быть, есть смысл поговорить с герцогессой. Во время плавания у них будет возможность, наверняка...

Ровена доверяла морю.

Суеверие?

Может быть. Но море проявляет истинный характер человека. Показывает его, словно на ладони, растворяет наносное, срывает маски...

Хочешь увидеть настоящее лицо человека? Возьми его с собой в море. Не факт, что тебе понравится увиденное, но и врать в море не получится.

Ровена в это верила. И собиралась уже на корабле поговорить с Марией-Эленой.

Может, ничего и не получится. Но вдруг?

Что-то подсказывало женщине, что герцогесса поможет.

И кстати... помощь должна быть взаимной. Есть ведь возможность...

— Карст, а ты здесь один?

— Нет. Нас здесь два десятка. Все с 'Безумной'. А что?

По губам Ровены скользнула улыбка.

— Богатые тоже плачут...

— И что?

— Так говорит герцогесса.

— Не понимаю...

— У нее есть небольшая проблема. И если я помогу ее разрешить, обязана она будет мне, а не графу Ардонскому. Или королю. Или...

Карст подумал пару минут.

— Рассказывай... отчего плачут богатые?

* * *

— Чего им, сволочам, не хватает?

— Денег.

— А я тут при чем?

— а ты как раз при их деньгах.

— Их? Вообще-то это мои деньги! Я — Домбрийская!

— Во-первых, Лорена как бы тоже. Во-вторых, это обычная практика. Вопрос, почему у нее есть, а у меня нет? Чем она лучше меня? И напоследок — как бы сделать так, чтобы у меня все было, а мне за это ничего не было?

Матильда успокаивала подругу,, хотя сама кипела ничуть не меньше.

Ну надо же — расклады?

Дражайшая мачеха с братцем не успокоились, и не собирались успокаиваться. Рисойские, не долго думая, отправились в Винель. И если Лорена с дочкой просто сидели в порту и ждали отплытия корабля с красивым названием 'Стерегущий', то Лоран...

Этот не просто — ждал.

Его видели в таверне, которая была притоном местного криминала. И что-то подсказывало Малене, что не просто так он в ней трется.

Мальчишки...

Хотите что-то выведать?

Поручите это детям. Да, и приплатить не забудьте, и побольше...

Эксплуатация детского труда?

Да ни в коем разе! Все равно эти малолетние негодяи носятся по всему городу, а так им за это заплатят. И очень неплохо, по местным меркам.

Опасность?

Вопрос спорный. Но опасность есть всегда.

На данный момент Малена знала, где остановилась Лорена с дочкой. Где нашел приют Лоран.

И — главное.

За домиком Берты Ливейс следили. Один из мальчишек опознал 'наблюдателя' — это был подручный в банде некоего Сиплого Пахта, так, сопля на побегушках. Но...

В любом мире больше всего задаются 'шакалята'. Они же 'шестерки', прихлебалы, мелкие подручные... чем ближе к уборщице, тем выше начальник. Чем мельче шпана, тем больше она из себя строит. Это какой-то непреложный закон мироздания.

Вот и этот сопляк, когда к нему подошли местные ребята и вежливо спросили, какого-растакого ему надо на их улице, начал гнуть пальцы.

В результате, по ним же и получил. Больно.

И выложил многое.

В частности, что Пахт послал его следить за этим домиком, свистнуть, если герцогесса уедет. Ну и проследить — куда. Но не должна. Поручение простое и глупое, поэтому его и отрядили, чего тут? Поглядывай на дом, да жди, не выедут ли кареты.

А если нет? Если герцогесса никуда не собирается?

Тогда... у Пахта какие-то планы.

Какие — сопляк не знал. Но что к бандиту приходил 'этакий аристо', 'весь из себя'...

Малене было достаточно. Матильде тоже.

— Кажется, нас похищать придут, — голосом записного Бегемота протянула Тильда.

— И что мы делать будем?

— яЯ вот, думаю...

— Сдать их городским властям?

— Или разобраться самим.

— А граф согласится?

Матильда загрустила. Это было в плане слабым местом. Согласится ли граф подставлять свою шею? Ладно, своих людей?

Сложный вопрос...

— Как это вообще может выглядеть? Наше похищение?

Малена пожала плечами. Вот уж чего она не представляла. Ее ни разу не похищали, только изнасиловать пытались...

Пришлось напрягать фантазию уже Матильде.

— Вот смотри. Если пролезть через окно, завернуть тебя в одеяло...

— Служанка. Которую надо еще убрать, и которая заорет на весь дом.

— Но теоретически?

— Ага. И вытащить меня на крышу, а потом уйти по крыше? Черепичной? Не перебудив полквартала?

Матильда осмотрела окружающие крыши. Доверия они ей не внушили. Это вам не 'хрущевка', по крыше которой можно расхаживать хоть как, это островерхие крыши, с коньками и весьма покатой черепичной кладкой. С таких навернешься — ни один костоправ не поможет. А ночью-то... да мгновенно! Ниндзя могли бы справиться, но где Ромея, а где Япония?

— А если не по крышам уходить, а спускаться на землю?

— А собаки? — Малена решила поработать 'за врага'.

— Можно их угостить отравленным мясом, или просто пристрелить.

— И люди господина графа...

— Ага. Их тоже пристрелить. Всех сразу.

— Тогда остается только силовой вариант.

— Или 'троянский конь'...

— Это что такое? — Малена не была знакома с древнегреческим мифом.

Матильда коротко объяснила. Малена подумала пару минут.

— А вот это возможно. Добавить что-нибудь в еду, за деньги...

— И пока все наши будут спать, все их проберутся — и украдут тебя. Бууууу!

Малена поморщилась.

— А кто может это сделать? Добавить что-то?

— А зачем Лоран приехал сюда раньше, чем его сестрица?

— Ты думаешь, он нашел кого-то из прислуги тетушки Берты? Но это нереально. Мы и сами не знали, где остановимся.

— А у нас большой выбор? Мы же ничего не знаем в Винеле, а узнать, где мы останавливались — несложно, того же Сетона спросить.

— У графа Ардонского выбор намного больше.

— Граф небогат. А тут чисто и неплохо. И граф уже лет пять сидит в поместье.

— Хм-м...

— Будь я на месте Рисойского, я бы подстраховалась. И нашла кого-то здесь, ну и...

— Надо расспрашивать слуг? — подхватилась Малена.

— А ты бы призналась? — съязвила подруга.

Да уж. Это только в книгах дилетанты бодренько всех расспрашивают, и их никто не посылает подальше. Более того, у каждого из них есть встроенный детектор лжи. Они так лихо определяют вранье... у того пальцы дрожат, у этого глаза бегают, а вон от того мне самому убежать хочется. В реальной жизни так никогда не получится.

— Нет. Но что тогда?

Матильда только руками развела.

Что-что. А кто ж его знает? Информации маловато. Но судя по всему, надо готовиться к бурной ночи. А как готовиться? То ли своими силами разобраться, то ли графа предупредить... наверное, все-таки последнее. С подонками и грабителями должна разбираться городская стража, а не хрупкая девушка.

— Да, стража милосерднее, — съехидничала Малена.

— Я плохо на тебя влияю, — Матильда откровенно смеялась. — Раньше ты бы предложила помолиться за грешные души негодяев...

— Так я и сейчас. За упокой...

Вслух Малена никогда такого не скажет. Все же монастырское воспитание — это серьезно. Но девушки явно менялись.

Матильда становилась более сдержанной. Малена — решительной.

Какими они станут?

Время покажет. Главное, чтобы оно было — это время.

* * *

— Ваша светлость?

— Ровена?

Ровена вернулась первой.

Господин граф пока еще был в порту, и Малена уже начала переживать. Все же встречу надо было готовить пораньше. Но...

— Что случилось?

Ровена была непривычно серьезной.

— Ваша светлость... Рисойские в городе.

— Да.

— Они наверняка захотят...

— Уже захотели.

Ровена вздохнула.

— И что мы будем делать?

— Ты? Держаться от всего этого подальше, ты беременна. Я — отбиваться.

— Вы, ваше сиятельство? Лично? Не господин граф?

— С ним мы пока не разговаривали, — Малена развела руками.

— Ваше сиятельство, я встретила здесь старых знакомых...

— И?

— Они могут нам помочь. Вам помочь, ваше сиятельство.

— Интересное предложение. И что я за это буду должна?

— Должна буду я, — подняла руку Ровена. — Эти люди кое-чем мне обязаны. И... я буду считать, что мы с ними в расчете.

— А ты у нее окажешься в долгу, — подсказала Матильда подруге.

— Поможешь?

— Передавай управление, сестренка.

Конечно, Ровена не слышала этого диалога. Но нельзя было не заметить, как прищурились у девушки глаза, как поменялся взгляд, выражение лица, сама осанка... сейчас это была уже не благородная дама, на Ровену смотрел кто-то другой.

Не плохой, не злой, но герцогесса поменялась в мгновение ока.

— Предложение соблазнительное, — протянула Матильда, прохаживаясь по комнате. — Ровена, ты в курсе, где бывает бесплатный сыр?

— Ваша светлость? — этой поговорки ромейцы не знали.

— В мышеловке.

— А...

— И только для второй мышки.

Ровена опешила. Матильда, а разговор сейчас вела именно она, улыбалась.

— Либо тебе придется сейчас рассказать мне, кто эти люди, почему они помогают тебе и чего хотят, либо я договорюсь с господином графом. Мы не расстанемся, но прости — я не ем сыр.

Ровена потеребила пояс.

— Я не могу рассказать все.

Матильда развела руками. На нет — и спроса нет.

— Я... могу я попросить клятву, ваша светлость?

— Какую?

— Огнем и кровью.

Матильда об этой клятве представления не имела. Но что сказать — сообразила мигом.

— Дай мне минуту подумать. Это вещь серьезная...

Ровена кивнула.

Матильда отвернулась к окну.

— Малечка?

— Это язычество, сестренка.

— Подробнее?

— До того, как Брат и Сестра... одним словом, это клятва на крови рядом с открытым огнем. Тебе надо капнуть несколько капель крови в огонь — и произнести формулу клятвы.

— Это запрещено?

— Скажем так, не одобряется.

— Ага...

Суть Матильда уяснила. Это как в христианстве. К примеру, обычай прыжков через костер — языческий, но им пользуются и по сей день. Приметы, те же...

Принимают ли это всерьез?

Безусловно! Кто не вернется домой, если заметит черную кошку с пустым ведром наперевес? Матильда бы вернулась.

— Тогда рассказывай формулу.

И уже вслух, Ровене.

— Разведешь огонь в камине?

Ровена кивнула. И отправилась поджигать лучину. Матильда не хотела постоянно меняться с Маленой, а кремнем и огнивом у нее пользоваться получалось не слишком хорошо. Зажигалку изобрести надо...

Вскоре огонь плясал в камине.

Ровена протянула герцогессе свой нож, предварительно лизнув его — не отравлено, и Матильда примерилась.

Колоть себя ножом, или резать...

Вот ни разу не садо-мазо. И радости у нее такие развлечения не вызывают. А придется.

— Хочешь — я сделаю? — Малена тоже не была в восторге, но надо ведь. И ей — больше.

Матильда покачала головой. Подставлять сестренку под то, что самой не нравится? Нет уж...

— Хватит того, что у тебя порез болеть будет.

И Матильда ловким жестом кольнула безымянный палец руки. Аккурат в подушечку пальца.

А что? Анализы так сдают, тут тоже крови надо немного...

Капелька крови послушно растеклась по металлу, потом еще одна и еще.

Матильда повернула нож над огнем так, что кровь капнула в пламя.

— Клянусь огнем и кровью, что не раскрою тайну Ровены Сирт, если от этого не будет зависеть жизнь и здоровье. Моя, ее или наших близких. Пусть огонь зажжется в моей крови, если я наружу клятву.

Ровена кивнула.

Она бы предпочла 'никому и никогда', но Матильда была безжалостна. Мало ли что случится в жизни? Не угадаешь. И жизнь и здоровье всяко важнее сохранения тайны.

Тут Ровена была согласна полностью. И заговорила.

— Я из семьи наемника. Мой отец после ранения остался работать при... замке знатного господина. Женился, родилась я. Потом мой брат. Они с матерью умерли от горячки, когда мне было шесть лет. Второй раз отец не женился, а меня решил воспитывать, как мальчишку. Что сам умел, тому и научил.

— Метать ножи?

— В том числе, ваша светлость. Я могу потягаться с любым мужчиной. Они сильнее, да, но я — могу.

Матильда кивнула. Мол, верю. И Ровена продолжила.

— Я воспитывалась и росла. И... я подружилась с сыном нашего господина. Бернардом.

— Дружба переросла в любовь? — деловито уточнила Матильда. — И его близким это не понравилось?

Ровена открыла рот.

— Д-да. Но...

— Тоже мне, бином Ньютона. Ты продолжай, продолжай...

Ровена тряхнула головой, и послушно продолжила.

Влюбленные решили не расставаться. Бернард поругался с родней. Деньги у него были, ему оставили наследство, на эту сумму он купил корабль, назвал 'Безумной Ро' и стал жить так, как ему всегда хотелось. Выходить в море, брать заказы, торговать. Стал капитаном, и команда подобралась хорошая. Они и нашли Ровену сейчас, они и предлагали помощь.

Потом Бернард погиб.

Матильда поглядела на живот Ровены.

— Твой ребенок — единственный наследник семейства?

— Я пока сама не знаю.

— Вы не были женаты?

— Ваша светлость...

— Ладно. Я не спрашиваю имен и подробностей. А вот про команду подробнее. Где они были, когда ты нанималась ко мне на службу? Ты о них не упоминала?

Ровена опустила глаза.

— Кое-кто погиб вместе с Бернардом. А остальные... я не знала, но кое-кто работал на родителей Бернарда.

— Кто бы сомневался.

— Я осталась тогда одна. Кто занимался собой, кто вновь нанялся на корабль, Карст отправился на доклад к хозяину. И вернулся сейчас.

— Он хочет увезти тебя с собой? — судя по лицу Ровены, Матильда задавала правильные вопросы. Малена могла бы постесняться, а вот Тильда резала правду-матку в глаза, и не собиралась краснеть. Чего там, о ее жизни речь!

— Нет. Пока — точно нет.

— А почему он хочет мне помочь?

— Бернард... нам тяжело пришлось в свое время. Карст все видел. Он не на моей стороне, но не против меня. И помочь может...

— Хм-м... Он поможет мне, чтобы я помогла тебе? Примерно так?

Ровена опустила глаза долу.

— Ну...

— На это я согласна.

Глаза женщины были откровенно удивленными. Матильда передернула плечами.

— Я и так помогла бы. Я тебе должна за Донэр.

— Но я же ничего не сделала?

— Ты была рядом, не продалась Рисойским, помогала, чем могла...

— Вы мне платите, ваша светлость.

— Хм-м... Лорена могла заплатить больше.

— Она не предлагала, — решила пошутить Ровена.

Матильда махнула рукой.

— Ладно. Карте место. Сколько их?

— Два десятка, ваше светлость.

— Уже неплохо. Военные?

— Моряки.

— Но оружием владеют, — Матильда не спрашивала, утверждала.

— Да.

— Что ж. Тогда ждем графа Ардонского. Надо переговорить с ним, и будем готовиться к ночным приключениям.

Ровена хмыкнула. Матильда развела руками.

— Приключения — они разные бывают.

Рид, маркиз Торнейский.

Равель встретил маркиза без особого почтения — запертыми воротами. И весьма нелюбезными выражениями лиц стражников.

Это уж минут через пять кто-то присмотрелся, и лица стали потеплее. Вроде как свои. А до того...

Сто человек, выезжают и направляются к городу. Может, это уже авангард степняков? Хоть и далеко они были, но кто их, тварей, знает?

— Кто?

— Маркиз Торнейский! — рявкнул Рид.

Со стены его внимательно осмотрели, и решили открыть ворота.

В Равель Рид въезжал с нехорошим предчувствием. И недолго думая, спросил у стражника:

— Что случилось?

— Вам бы, ваше сиятельство, к градоправителю, — вздохнул мужчина. Кстати, тот самый, что и Армана встретил. — Степняки напали.

— Опять набег? Далеко ж они забрались.

— В том-то и дело, ваше сиятельство. Не набег. Война.

— Война?

— Письма есть, человек несколько спаслось, — Арман был не единственным, но самым адекватным. — Их тысяч тридцать-сорок идет, как бы не больше.

Рид простонародно присвистнул.

— Сорок тысяч?

— Да, ваше сиятельство.

— Повешу Давеля. К градоправителю — проводишь?

— Да, ваше сиятельство.

* * *

Рида Симон Равельский принял незамедлительно, и куда как радушнее, чем Армана. Разлил вино, выставил закуску...

— Ваше сиятельство, все плохо.

— Не сомневаюсь. Что известно? — Рид решил не тянуть время вежливыми разговорами.

— Крепость Инкор пала. Ланрон в осаде. Доран тоже пал. Их тридцать-сорок тысяч, точнее неизвестно, основное войско идет вниз по Интаре, и скоро окажется под стенами Равеля.

— Так...

— Ее высочество Шарлиз Ролейнская захвачена степняками. Чудом спасся один матрос с ее корабля, он рассказал.

На ее высочество Риду сейчас было откровенно плевать. Три раза.

Если они не отобьются, будет не до принцессы. А если отобьются, тогда и о ней можно подумать. Не по-рыцарски?

Да и восьмилапый с ним, с рыцарством.

— Сколько у вас людей?

— Мало, ваше сиятельство. Очень мало.

— А все же?

— У меня есть около тысячи ополченцев, три сотни матросов, двести стражников, двести кавалеристов и еще пятьсот человек пехоты.

Симон ждал чего угодно, но не последовавшего кивка Рида.

— Вы вызвали подмогу?

— Да. Но людей у нас очень мало.

— Сколько придет?

— Две тысячи человек идут к нам. Будут дней через десять. Может, раньше.

Рид прикинул масштабы.

— Всего две тысячи? Конница? Пехота?

— Поровну, ваше сиятельство. Теперь нам остается только держаться, когда эта нечисть полезет на стены.

— Вы не продержитесь против сорока тысяч и двух дней. Даже против двадцати тысяч не продержитесь.

Симон отлично это знал. Но выхода-то нет?

Рид еще раз вздохнул. И озвучил то, чему сам был не рад.

— Я заберу у вас пехотинцев. Три сотни.

— Ваше сиятельство?

— И мы попробуем отыграть время у врага. Хотя бы несколько дней, до прихода подмоги.

— Ваше сиятельство!

Больше Симону ничего на ум не приходило.

Рид развел руками.

— Я тоже в этом виноват. Поверил, доверился... проморгал, болван. Мне и исправлять.

— Вы там погибнете.

— И не один. Но когда эти твари окажутся под стенами города, будет куда как хуже.

Симон это понимал. Положа руку на сердце... когда окажутся?

Да скоро, очень скоро. Если ничего не предпринять, то дня через два-три. А если предпринимать? Как потом отвечать перед его величеством?

Это Симон и озвучил. Рид только фыркнул.

— Остеону я сам напишу. А еще... вы понимаете, что я не вернусь?

Симон это отлично понимал. Идеально.

— С гвардейцами я сам поговорю. С пехотой... постройте их на площади, пусть со мной идут только добровольцы. У них тут семьи, дети... понимаете, да?

Градоправитель понимал. И кивнул.

Три сотни пехоты. Много это или мало?

На стенах они вряд ли что-то решат, разве что полягут. Но если отыграют хотя бы несколько дней для своего города — и то неплохо?

— Может быть, кавалерия, ваше сиятельство?

— Рид. Сейчас не до церемоний.

— Симон, к вашим услугам. Так все же...?

— Степняки — отличные кавалеристы. С арканами они управляются ловчее, чем наши люди со штанами. Кавалерия просто погибнет. Нет, мне нужна именно пехота. Желательно, старики...

Симон понимающе кивнул.

Конечно, до римских легионеров ромейцам было идти и идти, но что такое строй — они знали. И о строевой подготовке представление имели. И коннице противостоять тоже могли. Знали, что такое 'каре', догадывались о 'гуляй-городе', неплохо орудовали копьями. Как водится, старики — получше, молодежь — похуже. Потому Рид и говорил о ветеранах. Опытных, обкатанных в стычках...

— Хорошо, Рид. Вы...

— Выступим завтра с утра. Сегодня уже не успеем. Собирайте людей, я пока напишу брату.

Симон ушел.

Рид посмотрел в окно. Небо смурнело, скоро закат. Придется ли ему поспать этой ночью?

Ох, знал он ответ. Хорошо хоть остановились днем, пока была самая жара, удалось покемарить. Если еще пару часов урвет — во благо будет.

Где там пергамент?

Прости, Остеон. Но выхода иного у меня нет. Так хоть кто-то да уцелеет, а иначе все поляжем. Что там с моей сотни гвардейцев? В поле вывести — смешно сказать. Но если мы встретим этих шакалов где-нибудь в удобном для нас месте, их удастся задержать.

Хоть на какое-то время.

И подмога успеет в Равель.

Итак... писем должно быть два. Одно — для его величества Самдия.

Ваше величество.

Прибыв в Равель, я обнаружил, что моя невеста попала в лапы к грязным степнякам. Как человек благородный, я отправляюсь, чтобы отбить ее — или полечь самому. Верю, вы поймете меня правильно, это мой долг. Все мое имущество я завещаю Короне, и прошу выделить десять тысяч золотом моей кормилице Мелиссе Тарен.

Остаюсь ваш верный слуга.

Рид, маркиз Торнейский.

Вот так, коротко и по делу. Печать, подпись. Второе письмо получилось чуть длиннее.

Брат, прости меня, но иного выхода я не вижу.

Прибыв в Равель, я опередил степняков лишь на пару-тройку дней. Подмога придет сюда дней через пять-десять, за это время они пять раз успеют и дойти, и взять город. Да, и разгромить наше подкрепление. Что такое две тысячи человек? Они просто не пробьются к осажденным.

У меня остается лишь один выход.

Смею надеяться, я достаточно ненавидим в Степи, чтобы привлечь к себе внимание. Чем больше времени я отыграю, тем больше шансов будет у людей. В том числе у нашего маршала.

Я очень постараюсь, чтобы меня не убили. Или хотя бы не сразу, дней за десять.

Помолись за меня. И обними Джеля, он хоть и балбес, но это пока молодой.

Я вас обоих очень люблю.

Позаботься, пожалуйста, о моей приемной матери. Мелли с ума сойдет от горя, я ее знаю... деньги тут не утешение. Но ты ей тысяч десять-двадцать выдели, чтобы ни в чем не нуждались.

Еще раз прости меня за все.

Твой брат.

Рид, маркиз Торнейский.

И вновь капает воск на пергамент. Симон отошлет письма сегодня же.

А завтра с утра Рид выступит из ворот Равеля со своим смешным войском.

Триста пехотинцев, сто гвардейцев... что это такое? Капля в море.

Что ж, и на капле масла поскользнуться можно. А смерть... кто ее минует?

С этими мыслями Рид и остался ждать градоправителя. Смотрел в окно, любовался закатом и думал, что женитьба — зло. Вот не поехал бы он за невестой, остался бы холостяком, и не пришлось бы принимать такое решение.

Говорят, лучше в петлю, чем жениться. А тут и выбора-то нет, и жениться не дали... Невезение.

* * *

Симон вернулся очень быстро. Рид едва письма дописать успел.

— Пехота построена, ваше сиятельство.

— Быстро вы...

Симон улыбнулся.

— Ваше сиятельство, в такой ситуации...

Ну да. Что такое хороший хозяин?

Это хозяин, у которого любая вещь на своем месте и в полной готовности. В том числе и ополчение.

— Ополченцев я строить не стал, ни к чему. Там не те, кто вам нужен.

Рид кивнул.

Ну да, что такое городское ополчение?

Да все подряд!

Лавочники, купцы, наемники, хоть бы и крестьяне с вилами. И они могут достаточно ловко управляться с оружием, но!

Степняки же!

Рид воевал с ними половину жизни, и отлично знал, что в Степи без коня — не мужчина. Не воин...

То есть — основная ударная сила степняков — это конница. А что можно ей противопоставить?

Либо такую же конницу, что нереально. Даже гвардейцы не потянут.

Либо — пехоту.

Обученную, хорошо вооруженную и умеющую держать такие натиски.

Лучше бы, конечно, еще и артиллерию, но чего нет, того нет. Стрелометы, катапульты...

— Ваше сиятельство, у нас есть несколько баллист. Мало, конечно, но...

— Тогда сейчас к людям, а потом к баллистам, — согласился Рид.

Не факт, что они подойдут, но...

На площади было тихо.

Люди не переговаривались, не шумели, молча стояли и смотрели. Понятное дело, не до шуточек, враг у ворот.

Рид смотрел на них с небольшой трибуны, представлявшей собой несколько столов, сдвинутых вместе и накрытых каким-то ковром... не до роскоши.

Люди смотрели, и произносить красивые речи вовсе не хотелось. Рид, чуть пошатнувшись, влез на стол — подводила нога. Хоть и освоился Рид с хромотой, а кости иногда ныли... к непогоде или к беде.

— Жители Равеля, вы знаете, что к нам идет беда. Степняки напали, вероломно и подло...

Сотни, сотни глаз. Синих, серых, карих, черных... а выражение одно на всех.

Беда.

Идет...

Люди все знали. Не знали только, как остаться в живых.

— К нам идет подкрепление, — выдал Рид 'страшную тайну'. — Только они еще далеко. Для вас, для вашего города каждый день может оказаться бесценным, а потому я соберу отряд и выйду навстречу врагу. Сколько-то да протянем, на нас отвлекутся — сюда меньше придет. А то и задержим их на пару-тройку дней. Сразу говорю — не вернемся. Если чуда не случится — все там останемся. Меня вы знаете, может не все... Маркиз Торнейский. Слышали?

— Черный волк, — крикнул кто-то из толпы.

Рид усмехнулся.

— Верно. Так что меня постараются взять живьем. И не для дружеской беседы. А вы решайте сами. У меня есть сто гвардейцев. Мне еще нужно хотя бы три сотни человек — смертников. Никого не прошу и не принуждаю. Враг — у наших ворот. Кто захочет пойти, пусть записывается...

— У Ханса... — шепнул стоящий рядом Симон. — Ханса...

— У уважаемого Ханса, — кивок в сторону градоправителя, и означенный Ханс вскинул руку. — Я обманывать не стану. Идем на смерть, так что...

Рид взмахнул рукой, и спрыгнул со столов. Покачнулся, выпрямился...

Люди молчали минуту, две...

А потом толпа вздрогнула, взволновалась.

Раздвинув ее, из середины вышел мужик таких объемов, что Рид почувствовал себя хрупким подростком.

— А что? Меня пиши! Джок Грас!

Ханс взмахнул невесть откуда взявшимся свитком. Рид сделал шаг вперед, второй... протянул руку мужчине. И плевать, что так не положено, что он маркиз и брат короля... плевать!

Здесь и сейчас есть двое мужчин, которые бок о бок будут защищать свою страну. А какие там титулы...

Нет их. И не было никогда.

— Спасибо, Джок.

Ладонь маркиза утонула в широкой лапище.

— Надо, ваше сиятельство.

— Командир. Некогда там будет титулы разводить, — махнул свободной рукой Рид.

— А и то ж... Дальше-то куда?

Ханс показал кивком на сторону слева от себя.

— Вон там, у стены обожди. Оружие надо будет получить, заменить старое, справу посмотреть...

— Дело...

Джок отправился к стене, и уселся прямо в пыль, обхватив руками колени. Может, он и не вернется. Но умрет не крысой, а воином. И врагов с собой постарается забрать.

Рид кивнул и развернулся к градоправителю.

— Симон, где баллисты?

И это слова будто плотину прорвали. Вышел еще один человек, и еще, и еще двое, потом трое...

Умирать — так умирать. Взял оружие — знай, что однажды твою жизнь оборвут с его помощью. Судьба такая...

* * *

Баллисты Рида порадовали.

Это были легкие передвижные орудия, которые легко было приладить на телеги, везти с собой, жаль — мало. Всего шесть штук.

— Больше бы...

— Нет больше, ваше сиятельство. Дорогие, сволочи...*

* — этот вариант получил название карробаллисты. Душевно использовались римлянами, причем Вегеций писал, что на одну центурию полагается одна такая машина. И обслуживается 11 солдатами. Прим. авт.

Это Рид понимал.

— И отдаете?

— Ваше сиятельство, а что — есть выбор? На стенах они так не нужны — легкие, да и катапульты у нас стоят. Те получше будут. А эти... Берите. Плотников дам, пусть проверят, ну и снарядов наделают, сколько получится.

— Благодарю, Симон.

— Что уж там... свой город защищаю. Свою страну, — усмехнулся краем рта Равельский.

Рид кивнул. Это он понимал. И понимал другое.

Каждый отыгранный им для Равельского час, каждая минута будут использованы с толком. А значит...

Жизнь?

Подавитесь моей шкурой, шакалы степные!

Мария-Элена Домбрийская.

— Дядюшка Астон, так надо.

— Малена, ты уверена, что не стоит привлечь градоправителя?

Малена устало потерла виски руками.

— Дело-то семейное... слухи поползут, потом вовек не отмоемся.

Астон это отлично понимал. Радости-то будет при дворе...

Герцогиня Домбрийская натравила брата на герцогессу Домбрийскую... зачем?

А кто ж ее знает?

Может, чтобы женился, а может, и чтобы грех прикрыл. Или...

Насколько молва может раздуть самый невинный поступок, Ардонскому объяснять не надо было. А он в этой драке поставил на Малену Домбрийскую, пятно на ее репутации — пятно на его репутации. На его дочерях, на их надеждах, их шансах на достойное замужество...

Если привлекать власти... градоправитель скажет жене, та подругам, и пойдет, пойдет... и до столицы дойдет. Наверняка.

Сплетни летают быстрее любых голубей.

А вот если они сами отобьются...

Ну, пошумели ночью немного. Бывает.

Или даже так... пьяный до изумления Рисойский ломился в дом к ни в чем не повинной мещанке. И искал там зачем-то падчерицу своей сестры.

Зачем?

А кто ж его знает, что он выпил — и сколько? Не было там ни графа, ни Малены...

— А ты справишься?

На розовых губах девушки появилась такая ухмылочка, что граф едва не вздрогнул. Мало приятного... на миг ему показалось, что это лицо шервуля. Голодного и в предвкушении трапезы.

— Свиней у меня, конечно, нет...

— Может, на рынок за поросятами послать? — не удержался граф.

— Повторяться — пошло, — фыркнула Матильда. Уже Матильда. — Я купила у нашей хозяйки несколько подушек. Это намного лучше...

— Да?

— Конечно. Дядюшка Астон, мне ничего не грозит, честное слово.

— Ой ли?

— Со мной будет пять человек, в случае чего меня вытащат на руках через окно...

— Герцогессу...

— А кому я еще могу это доверить?

Тоже верно. Астон Ардонский и половины ловушек не понимал, а уж установить и активировать...

— Не заметят наши приготовления?

— Уже заметили.

— И?

— Два золотых — лучший аргумент. Просил пять, стервец...

— А у него ничего не треснет?

— Теперь — нет.

Матильда многообещающе улыбалась.

Вы смотрели 'Один дома'?

Мы смотрели. Осталось приобщить господина Рисойского к мировой культуре. Что там говорят на съемочной площадке?

Дубль первый?

Камера, мотор...

Эххх... а какие были бы съемки! Какой сюжет...

Девушки сожалели вместе. Обе — о возможности заработать на ютубе. Просмотры их ролику были бы обеспечены... наверное?

Войско степняков, где-то в районе Интары.

— Мой каган...

Кал-ран Давель смотрел преданными глазами.

Хурмах вскинул брови.

— Что тебе?

— Мы должны двигаться быстрее. Иначе Равель мы с налета не возьмем...

— Что они могут нам противопоставить? Сорок тысяч... ладно, тридцать нашего войска — и их! Сколько там, тысяча солдат? Две? — Хурмах был настроен оптимистично.

Давель напротив, о чем-то печалился.

— Я бы не стал недооценивать Равельского.

Хурмах кивнул.

— Ладно. Утром выступим.

— Может, хотя бы отряд отправим? — кал-ран смотрел умоляюще. — Пусть хотя бы сидят за стенами...

— Ладно. Завтра с утра я отправлю пару тысяч вперед.

Давель почтительно поклонился. Но из шатра кагана уходил не в лучшем настроении.

Сорок. Тысяч. Человек.

Это немало, уж поверьте.

А еще есть кони, заводные кони, обоз... много чего. В том числе и платформа, на которой передвигается сам каган — символ армии! Символ Степи! Не верхом же ему ездить?

Так что армия двигается достаточно медленно. А еще добавьте фактор сборности. Или сотрудничества. Или...

В королевской армии все четко определено.

Конница. Пехота. Артиллерия. Обоз.

И части не выясняют, кто главнее или важнее. У каждого полка своя задача, у каждого свое обеспечение... Степь не воевала подобным образом... да никогда!

Род мог послать своих людей в набег. Могли объединиться несколько родов, два, иногда три. Но не больше, никак не больше.

Хурмах же...

Он собрал войско по всем степным кланам и родам. И конечно, хорошего в этом было мало. Степняков объединяла лишь жажда наживы — последнее время им редко удавалось поживиться на границе.

Торнейский, сожри его шервуль!

Если раньше поддерживался какой-то баланс, и степняки получали свою долю людей, рабов, скота и прочего, что можно достать у 'круглоглазых'*, то сейчас им перекрывали все пути.

А денег хочется.

И власти, и рабов, и рабынь, белокожих и покорных...

На этом и сыграл Хурмах, собирая войско.

Но все равно. Люди ссорились, воины выясняли, кто сильнее, чей род выше и больше, кому сколько добычи получать, кому где ехать...

Да много чего.

Армия кагана напоминала Хлебного Человека из старой детской сказки. Он громаден, страшен и ужасен, но это хлеб. Рыхлый и рассыпающийся.

Может убить. Может убиться. Тут уж — как повезет.

Один степняк — замечательный воин.

А несколько сотен — это орда. Часто бессмысленная.

Давель это понимал лучше кагана и всех остальных. Но что тут поделаешь?

А, ничего!

Значит, и переживать не о чем. Или есть о чем?

Ренар Давель шел к своему шатру и думал, что сейчас надо поесть и выспаться. И без девок.

Как кал-рану, ему полагались наложницы, но в поход он взял лишь одну — самую покорную и сообразительную. Чтобы разминала спину, готовила поесть, а иногда помогала снимать напряжение после боя. И только-то.

Когда они победят — будет многое. И свой дворец, и покорные наложницы, и новые победы... потом. Все потом.

А сейчас лучше обходиться малым...

Пока не...

Пока Ренар не увидит голову Торнейского, насаженной на копье.

Аллодия, крепость Ланрон.

Крепость Ланрон держала осаду.

Кал-ран Бардух приказал забрасывать ее стрелами, чтобы защитники не знали ни минуты покоя — и степняки повиновались.

Стрелы летели то чаще, то медленнее, стрелы летели обычные и горящие, стрелы падали во двор крепости, принося определенный ущерб... и только.

В крепости нет соломенных крыш — только черепичные.

В крепости нет дураков — как только начался этот обстрел, людям сразу раздали щиты. Не хочешь стрелу в голову — ходи под щитом.

Ну а некоторое количество убитой скотины и подожженные коновязь, коровник и еще кое-что, по мелочи...

Мелочи и есть.

Бывает.

Шарельф Лоусель прогуливался по стене, словно по главной улице Аланеи. Неторопливо, едва не помахивая тросточкой — бесил степняков, стрелки просто жить без него не могли, так пытались со стрелами донести свою горячую любовь.

Плевать коменданту было на этих тварей.

Доспехи крепкие, чтобы их пробить, еще постараться надо, да и щит при нем. И двое ребят со щитами, которые его сопровождают, готовы в любой момент прикрыть коменданта. И прикрывают.

Есть умельцы, которые на скаку суслика в глаз бьют, но это — не степь. И война не с сусликами.

На штурм степняки пока не шли, ни к чему. Ждали осадных башен, а те запаздывали. Не привыкли степняки передвигаться по пересеченной местности. Аллодия — не Степь. Это лесополоса, подлесок, перелесок, канавы, болота, ручьи и речки.

Дороги?

Да, безусловно.

Но осадная башня — не телега с упряжкой. Это здоровущая махина чуть выше стен крепости.

Кал-ран не соврал, осадные башни доставили... не целиком. Пока еще даже не целиком, часть повозок застряла где-то по дороге.

И — несобранными.

Они и собираются на месте, под стенами конкретного города, иначе везти эту дуру просто нереально. Никаких лошадей не хватит.

Так что у Ланрона было несколько дней. Может быть, три, или четыре... край — дней пять-шесть. Больше?

Это если очень повезет...

Пока соберут башни, их две, пока пойдут на штурм...

А пока степняки тупо обстреливают крепость дряными стрелами, которые даже поджечь не жалко, не дают покоя, тревожат, раздражают... насколько могут раздражать силы неприятеля, стоящие под твоими стенами.

Шарельф не собирался раздражаться попусту.

На 'черепаху' нашелся камушек. Против осадных башен у него тоже было средство. Безумно дорогое, и откровенно ненужное в пограничной крепости, но купил, вот, по случаю...

Обычно 'жидкий огонь' применяется против кораблей. Снаряд закладывается в катапульту, поджигается перед выстрелом, и горят невезучие корабли. Горят так, что даже вода загорается под ними.

Шарельф прикупил это зелье по случаю. Вез его купец, ввез в тот же Равель, продавать корабелам против пиратов...

Не довез. Слег с лихорадкой, и вынужден был задержаться в Ланроне.

Так-то дорого, но Шарельф по такому случаю купил злое зелье с большой скидкой, даже казначей не сопротивлялся, хотя в обычное время выцарапать у этого скряги хоть медяк — удавиться проще. Зато сейчас оценил...

Пока гром не грянет, мужик нигде не перекрестится, ни на Руси, ни в Аллодии. Но Шарельф был предусмотрителен, и именно поэтому сейчас прохаживался по крепостной стене, разъяряя степняков.

Пусть бесятся, пусть злятся, пусть...

Люди видят всю эту свору шакалов под своими стенами, и боятся. Они знают, что с ними сделают, когда эта орда ворвется в крепость.

А степняки видят обратное.

Спокойствие, безразличие и презрение. И Шарельф собирался сделать так, чтобы они видели это до самого конца. Его ли, войны ли, крепости ли....

Неважно!

Его дело — стоять насмерть, но не пропускать врага. Или хотя бы предупредить, задержать...

Шервули бы тех степняков сожрали! И чего им у себя не сиделось? С-сволочи!

Его величество Остеон.

Безумно болела голова.

Болела, да так, что хотелось шарахнуться ей о стену. Казалось, что корона стягивает виски, с каждым часом становясь все уже и уже... Остеон и не помнил, когда он себя так плохо чувствовал.

— Ваше величество, — сунулся в дверь секретарь...

— Да?

— Отец, это я.

Найджел выглядел великолепно. И чувствовал себя тоже великолепно, сразу видно. Его величеству даже захотелось отвесить затрещину родимому чадушку.

Степняки напали, донесения идут со всей границы, и с каждым днем они все более панические, от Артана ни слуху, ни духу, от Рида тоже...

А Найджел доволен и счастлив.

— Для бала почти все готово.

— Замечательно, — остеон отложил перо, потер виски. — Что-то затылок ломит... к дождю, что ли?

Найджел посмотрел в окно. Погода была замечательная, солнышко светило...

— Вроде, нет...

— Значит, устал.

— Хочешь, помогу чем-нибудь?

Остеон с благодарностью посмотрел на сына. Ну хоть так-то....

— посиди со мной, хотя бы недолго...

— Вина налить?

— Нет. Вон там, в кувшине травяной отвар...

— Отвар? — искренне удивился Джель.

— Найджел, мне уже не двадцать лет...

— И все же? Отказываться от вина? От красивых женщин?

Остеон покачал головой.

— Придет и твое время.

— Лучше сразу умереть, — убежденно высказался сын и принялся разливать настой по кубкам. — попробую, чем тебя пичкают.

Его величество фыркнул. Но кубок с отваром из рук Найджела принял, и сделал несколько глотков.

Трава травой. Гадость редкостная...

Найджел тоже скорчил рожу.

— Фу. Пошел я отсюда, пока тебе лекари ослиную мочу не прописали.

— Иди-иди...

Остеон отослал сына и подошел к окну.

Голова болела все сильнее, тошнило...

Прилечь, что ли? Хотя бы на пару часиков?

Его величество позвал личного слугу и побрел в спальню

— Разбуди меня через часик, а лучше — через два.

— Слушаюсь, ваше величество.

Глаза Остеона закрылись, как только его голова коснулась подушки. И сон короля был тяжелым и тошнотным.

Лэ Стиорта, ведьма с улицы Могильщиков.

Та же комната, созданная для запугивания доверчивого клиента. Но в этот раз ее стены выслушивают совершенно другие звуки.

Вздохи, стоны,, вскрики плотской радости...

Наконец под потолок взлетает совместный стон высшего наслаждения — и любовники раскидываются на ковре.

Колдунья выглядит растрепанной и усталой, краска на ее лице размазалась, придавая ей нелепый и даже клоунский вид, но женщина не обращает на это внимания. Она трется щекой о плечо мужчины, оставляя на нем след краски.

Любовник видит это, и в глазах его мелькает тень брезгливости, но дело — прежде всего. Можно и потерпеть немного, тем более, партнерша старалась. Ладно уж...

Потом просто помыться. Тщательно.

— Мой господин...

— Лэ, ты была великолепна. Если ты будешь еще лучше — я просто умру рядом с тобой.

— О, нет!

— Но это будет счастливая смерть.

Лэ смеется грудным глубоким смехом, и впечатляющая ее грудь колышется так, что мужчина даже забывает про краску. Зачем женщине, столь богато одаренной — еще и красивое лицо? Вовсе даже ни к чему...

— Я спасу вас, мой господин.

Женщина сползает ниже с явным намерением начать спасательные работы. Но мужчина чуть придерживает ее.

Лучше всего получать информацию после сеанса любви, хоть от мужчин, хоть от женщин. Тут выигрывает та сторона, которая оставляет голову холодной, а мужчина...

Он-то влюблен не был! Одной дурой больше, одной меньше...

Слова 'люблю', 'женюсь', 'дам денег' начисто отключают у женщин логическое мышление. И редкие исключения тут только подтверждают правило.

Для Лэ Стиорта годятся два первых выражения, только надо произносить их в постели и с нужной интонацией...

— Лэ, милая, скажи, как скоро начнут действовать твои травы? Которые ты продала блондинчику?

Женщина подумала пару минут.

— Месяц. Может, чуть больше, это зависит от нескольких факторов.

— Каких именно?

— Сколько раз в день, в каком количестве принимать, употребляет ли клиент вино, или нет...

— Если — нет? — насторожился мужчина.

— Тогда хуже. С вином они действуют быстрее, почему-то.

— А с травяными отварами?

— Там надо смотреть, — надула губки Лэ. — что за отвар... к примеру, зверобой или ромашка ослабят действие моего снадобья...

Мужчина задумался.

— Или березовые почки. Земляника, опять же...

Землянику Остеон как раз уважал, и мужчина нахмурился.

— Ослабят? Или сведут на нет?

— Нет! Вот второе — как раз нет! — возмутилась Лэ. — мой господин, как вы можете сомневаться в моей любви?

Как-как... спокойно. Как и во многом другом. И сомнениям подвергается вовсе даже не любовь, а квалификация. Идиотка...

Но на лице мужчины эти мысли, как и прежде, не отразились. Наоборот, оно было исполнено любви и понимания.

— Я не сомневаюсь, милая, — мягко произнес мужчина. — Но хочу учесть все факторы.

Лэ улыбнулась, показывая, что любовник прощен.

— Если бы я знала, что именно пьет... тот человек, я бы сказала точнее. Но так — месяц, может, два. Три — это крайний срок.

— Это хорошо. Очень хорошо...

Лэ улыбалась.

— Когда все это закончится, я смогу, наконец, вывести тебя в свет. Знаешь, тебе пойдут рубины... мои, фамильные...

Ластара Стиарошт счастливо улыбается.

— Мой господин... как же я люблю вас!

Темная головка спускается вниз, к чреслам любовника, и тот расслабляется, отдаваясь ласкам умелых рук и губ. В конце концов....

Потом эта дура все равно умрет, так что надо наслаждаться здесь и сейчас.

Но она так наивно верить, что ей можно увлечься всерьез, что ее можно ввести в свой дом... ублюдка от степняка, из плохой семьи... ха!

Дура, несчастная дура. Но жалеть Лэ мужчина не собирался, с чего бы?

Пусть делает свою работу. А потом...

Какой дурак оставит за спиной предателя? Отравительницу? Убийцу?

Только полный и безвыходный дурак. Который безусловно заслуживает удара в эту самую незащищенную спину.

Мужчина себя к таковым не относил. Так что...

* * *

О чем не знали ни мужчина, ни Лэ...

Они знали, что комната оборудована глазками, с помощью которых можно наблюдать за происходящим. И подслушивать, и подсматривать.

Но оба они не знали, что за любовными утехами наблюдает Вешер Трипс.

Белый от злости, со стиснутыми кулаками... каково это — видеть, как твоя любимая женщина занимается любовью с другим?

Не просто спит, не использует свое тело, это бы он понял... именно — занимается любовью. Отдает и тело, и душу, любит, пресмыкается...

А он?

Чутьем влюбленного мужчины Вешер улавливал эманации брезгливости, надменности, презрения в голосе партнера Ластары. И — не верил, не верил...

Вешер был слишком практичен для высоких мечтаний, он отлично знал свой потолок и не собирался зарываться. Если ему обещают десять золотых — их отдадут.

Сто золотых?

Убийца стоит в пять раз дешевле. А то и в десять раз дешевле.

Обещать Лэ могут многое. И даже кое-что дать. А вот исполнить все свои обещания...

Нет, на это аристократ не пойдет.

Вешер с удовольствием нанял бы для него убийц, но...

Аристократия, этим все сказано.

К Лэ он приезжал без свиты, но Вешер знал, что охрана за ним следовала. Просто вдалеке, не приближаясь. Все равно, убить или похитить подонка не получится, нет у Вешера таких денег. И были бы...

На дыбу неохота.

Это аристократ, и не из последних, приближенный ко двору, к королю... его убийц будут искать со всем тщанием и могут найти. Вешер не стал бы недооценивать Королевский департамент, или, как их называли, ищеек Короны.

Искать они действительно умели. И копать, и спрашивать, и...

Вешер попадется.

И Лэ вместе с ним...

Доказать, что этот подонок устроил заговор против короля?

Как?

Ваше величество, вот, ваш сын у нас купил яд, чтобы вас травить и сводить с ума.

Замечательно! После такого заявления радости в жизни Вешера не ограничатся дыбой, нет. Наверняка король что-то интересное придумает.

Ваше величество, этот человек хочет вас убить! И ваш сын по его наводке купил яд, который приготовила моя любимая женщина...

Еще лучше.

Что так, что этак, все вилы в спину. Все плохо...

Вот и остается по крошкам собирать информацию, копить, складывать листочек к листочку... найдется время, когда за эти знания можно будет выкупить и свою жизнь, и жизнь Лэ. Но...

Надо, чтобы Лэ сама разлюбила этого подонка. А иначе все бессмысленно....

Вешер бросил взгляд в комнату. И отвернулся, стиснув зубы.

С-сволочь блондинистая.

Рубины, говоришь?

Чтоб они у тебя из глотки вылезли... ничего, доберусь я до тебя, обязательно доберусь...

Мария-Элена Домбрийская.

Все было готово и ожидало дорогих гостей.

Девушки нервничали.

Им впервые предстояло не спать.

То есть Матильда оставалась без чуткого руководства Марии-Элены, а у нее тоже сложная ситуация. И как быть?

Сомнения разрешил Карст.

Оглядел все, приготовленное для Лорана и компании, покачал головой и вынес свой вердикт.

— Ваша светлость, как хотите, а только вы отсюда уходите.

— Почему? — искренне возмутилась Матильда, которая и управляла сейчас телом.

— Потому что. Ваша светлость, там, где будут присутствовать испуганные, вооруженные и опасные мужчины, девушкам не место. Вообще...

— Но вы же не сможете...

— Да неужели? — прищурился Карст. — вы все хорошо придумали, ваша светлость, тут и последний дурак справится. И я справлюсь.

— Вы уверены?

— Полностью...

Матильда вздохнула. Посмотреть очень хотелось, а то и поучаствовать, но Карст, наверное, прав... это в кино мальчик может низводить и курощать. А в жизни так никогда не получается, слишком уж опасно. Обязательно что-то пойдет не по плану...

Карст вдруг расплылся в широкой улыбке.

— Ваша светлость, будь вы мужчиной, я бы вас в свой отряд взял.

— А?

— С такой фантазией... наши враги сами бы вешались. Уж простите, коли не так сказал...

Матильда прищурилась в ответ. В серых глазах рыжика вспыхивали веселые искорки. Неизвестно, что о ней рассказала Ровена, но вопрос явно тестовый.

Как-то ты себя поведешь?

Герцогесса — или боевой товарищ?

Конечно, не совсем товарищ, и не очень боевой, но отношение разное. Что ж...

— Извиняю, любезнейший. Я понимаю, что вы не хотели принизить мои таланты...

Не такова Матильда Домашкина, чтобы шутку в ответ не отсмеять.

Карст почесал в затылке. Но развивать тему не стал.

— Покажите мне все еще раз, ваша светлость, и пусть ребята вас проводят. Потом вернетесь, выйдете через задний двор — и в безопасное место. От греха...

Матильда вздохнула.

— Хорошо.

И повела мужчину по дому.

Многое она сделать за такое время не могла, а потому...

Сюрпризы были в тех местах, которых незваные гости не могли избежать.

Гостиная.

Лестница.

Две двери и комната Марии-Элены. Было бы время, она бы весь дом заминировала и нашпиговала ловушками, но что ты сделаешь за два часа? Пока отправишь всех из дома, пока граф договорился с тетушкой Бертой, пока всех эвакуировали... Петарды она, кстати, никуда не приспособила. Решила, что и так сойдет.

Ей же не нужны трупы.

Ей нужно, чтобы негодяи ушли на своих ногах, только сопротивляться не смогли и злости прибавили, а если еще Лорана пришибут по дороге — вообще замечательно будет.

Карст еще раз все осмотрел, покачал головой.

— Да, ваша светлость, не хотел бы я вас иметь во врагах. Никак не хотел бы...

Мария-Элена улыбнулась.

— Посмотрим, что будет ночью.

Карст кивнул. Ему тоже хотелось посмотреть. Вот уж чего он не ждал от герцогессы — это такой... извращенной фантазии. Но раз уж ее проявили...

Можно бы просто порубить нападающих в капусту, но сколько их будет?

Сколько своих он при этом потеряет?

А сколько будет объясняться со стражей?

Неприятные вопросы возникают. А если сработает хотя бы половина из придумок герцогессы...

Шервули нападающим потом котятами покажутся. Однозначно.

Матильда наблюдала за рыжиком из-под опущенных ресниц.

— Кажется, он нас зауважал, — решила Матильда.

— То ли еще будет...

— Что именно будет, — мы, к сожалению, не увидим.

— Но надеюсь, нам расскажут, — согласилась Малена. Еще раз показала, что и как работает, попросила Карста повторить — и откланялась.

Герцогессе предстояло осваивать новое упражнение. Называется — лазить под забором.

* * *

Другого выхода у девушек не было.

Возможно, за домом наблюдают. Возможно, они кого-то не заметили. А потому...

Тетушка Берта решительно осталась в доме. Остались и все слуги, просто они все запрутся у себя в комнатах. Ну и оружие возьмут... хоть бы и те же сковородки. Здесь над ними смеяться не принято. Тяжелые, чугунные, с длинными ручками... один раз такой приложишь, и никакая реанимация не поможет.

А вот граф Ардонский с семьей эвакуировался. Тем же путем, через задний двор, под живой изгородью, к соседям, с которыми договорились на одну ночь. За хорошие деньги те с удовольствием и приютят, и наблюдательный пункт предоставят...

Что до вояк...

Заменить одних на других несложно.

Кто там вглядывается в лица, когда есть одежда в цветах Ардонских и плащи с гербами Ардонских?

Никто и не вглядывался. Ни к чему.

Так что солдаты дядюшки Астона выходили, словно бы по своим делам, потом возвращались, а что в трактире они менялись одеждой с людьми Карста и возвращались уже не те люди...

Бывает.

Сам Карст ждал.

С его точки зрения, убить Рисойского было бы проще. Но...

Поди, оправдайся.

Лорена-то, как ни крути, вдовствующая герцогиня Домбрийская. И за брата она порвет пополам. Будет добиваться справедливости у короля, у архона, да хоть бы и у Восьмилапого. И что там получится...

Нет, Карсту такое не надо.

Обойдемся без разбирательств и прочих излишеств...

Сделать так, чтобы Лоран просто исчез? И концов не нашли?

Квалификация не та. Совершенно не та. Карст — вояка, моряк, абордажник, на худой конец, он будет воевать на твердой земле и неплохо, но не убивать из-за угла. А найти убийцу, потом убить его... тоже уметь надо.

Организовать Рисойскому пьяную драку?

Это в перспективе.

А пока приходится довольствоваться, тем, что есть.

Вот и вечер. Как там пела герцогесса?

Спи, моя гадость, усни?

* * *

Мария-Элена смотрела на дом тетушки Берты.

Вот опустилась темнота, погасли огни в окнах...

И на девушку накатил вдруг такой приступ сонливости...

— Ваша светлость? — Ровена даже обеспокоилась.

Мария-Элена покачала головой.

— Я в порядке. Только... спааать хочется.

— Так вы присядьте пока в кресло, когда что-то интересное начнется, я вас разбужу. А пока ничего не видно и не слышно...

— Кажется, мы не сможем сопротивляться, — заметила Матильда. Она тоже ощущала состояние Малены.

— Да... может, пару часов, но и только.

— Тогда не стоит затягивать. Мне на работу надо...

— Что ж. Идеальных подарков не бывает. Но это — невысокая цена.

Матильда была полностью согласна с подругой.

Девушка заползла в кресло, укрылась пледом, свернулась клубочком — и мгновенно отключилась. Да так крепко, что ее не разбудил ни граф Ардонский, ни шум в соседнем доме.

А шума было...

Ох, сколько же шума там было!

* * *

Двенадцать человек во главе с Лораном и Сиплым Пахтом медленно приближались к дому.

— Двое у калитки, двое у черного хода, — отдал приказ Пахт. — где мальчишка?

Наблюдатель подбежал к нему мгновенно.

— Здесь, господин.

— Она внутри?

— И она, и граф... я все-все узнал! Ее комната на втором этаже, как поднимешься, сначала хозяйка, потом еще одна комната, а потом ее! И господин граф в конце коридора...

Пахт кивнул мальчишке. Молодец, хорошо стараешься, если и дальше так же себя проявишь, в банду возьмем. И не заметил злой искры, которая проскользнула в серых глазах подростка. Кто будет в эту мелочь вглядываться?

— Спят они?

— Ага... почти сразу после ужина всех свалило. Я сам видел, кто-то аж в гостиной прикорнул... сейчас просто свет не горит, вот и не видно.

Лоран довольно улыбнулся.

Осел, груженый золотом, возьмет любую крепость. Но в данном случае хватило одной подкупленной девчонки и мешочка с сонным зельем.

Риск, конечно, после него можно не проснуться, особенно если много съешь, но какая Лорану разница? Когда на кону Домбрийское герцогство?

— Хорошо. Стереги у калитки.

Мальчишка кивнул, и остался снаружи. Ненадолго. Как только последний из бандитов скрылся в доме, мальчишка сделал шаг, другой, а потом вжарил по улице так, что его и ветер не догнал бы.

Два золотых.

Крошка на столе для Малены, никак не решающая ее проблем, но для бездомного нищего мальчишки — целое состояние. Местные не просто побили его, они приволокли сопляка показать герцогессе, и та не разочаровала никого. Юные 'холмсовцы' получили премию, а мальчишке было сделано предложение, от которого не отказываются. Он уже купил себе место в почтовой карете. Купил бы и раньше, просто нужно было слишком много денег, у сопляка столько не было...

Малена предложила ему деньги с тем, чтобы он соврал Пахту и завел его в ловушку. И паренек согласился, не раздумывая.

Один золотой у него еще остался.

И задерживаться в городе он не собирался. Эту ночь он проведет уже в почтовой карете, в крайнем случае, в сарае, рядом с каретой. Найдется и для него местечко. Отъезд на рассвете, потом месяц в дороге, а потом он начнет новую жизнь в новом городе, подальше от моря. Вступит в гильдию, учиться будет...

Мало кому нравится всю жизнь (заметим, короткую) ходить под петлей. Мальчишка исключением не стал и предложение Малены принял, продав Пахта вместе со всей его бандой за новую жизнь. Спокойную, сытую и свободную. Относительно, конечно, но кожевников или красильщиков у нас вешают намного реже, чем грабителей.

Пахт переглянулся с Лораном.

— Отлично.

И кивнул одному из своих подручных.

Взломать дверь?

Это несложно, если умеючи. И даже если она заперта изнутри на засов... надо просто петли поддеть. И снять ее с петель.

Как выглядит доходный дом тетушки Берты?

Прихожая, где висят плащи, где обметают грязь с обуви и лежат разные полезные вещи, за ней большая гостиная и кухня. Здесь же на первом этаже находится комната для слуг, кладовка, подсобные помещения...

Лестница на второй этаж. Первая комната — хозяйкина. Мало ли кто пройдет ночью мимо, потом гостевые комнаты.

Туда и лежит путь незваных гостей.

Лежал.

Через прихожую надо было еще пройти... разве можно было не оставить сигнализацию?

Матильда просто сгоняла слуг на рынок за тухлой рыбой. Да побольше, побольше...

Слуги и принесли.

Загадить прихожую тетушка Берта разрешила. Но не дом.

Дальше — дело техники.

Рыба складывается в мешок, в потолок вбивается крюк, еще один в стену, и мешок возносится вверх. А веревка, которая его стягивает, привязывается к дверной ручке. А лучше еще один крюк вбить, чтобы не сразу заметили.

И таки заметили не сразу...

Малена размышляла над разными вариантами, к примеру, смола, или разведенный мед, но одно дело подвесить мешок, другое — несколько ведер. Да и не так эффективно будет, и не всех заденет.

Рыба тоже не всем попадет, но у рыбы есть одно важное преимущество.

Прихожую от гостиной отделяет дверь.

Стоило начать открывать ее, как туго натянутая веревка лопнула.

Вниз, с потолка (почти) обрушилось тридцать килограмм тухлой рыбы. Досталось всем, кто был в прихожей, примерно так две трети банды, восемь человек оказались по уши в мальках, потрохах, водорослях, еще какой-то непонятной дряни...

И мало того, что рыба тухлая, вонючая и мерзкая, так она же еще оказалась в итоге на полу, а она еще и скользкая...

Устоять было просто невозможно. Бандиты скользили, падали, хватались друг за друга, опрокидывали стоящих рядом... законы физики действуют везде.

Прихожая огласилась стонами боли.

Какой бы ты головорез ни был, а если поскользнувшись на гадкой селедке, вписываешься копчиком в пол — это больно. А еще обидно. Не от бандитского ножа ты пострадал, не от врага на крутой разборке, а... так. От тухлой рыбины, которую и пнуть-то противно. По прихожей пошел мат-перемат.

Кое-как, оскальзываясь и цепляясь друг за друга, а самые сообразительные и просто на четвереньках, миновали 'рыбное поле'. И двигались они не из дома, а в дом.

Уходить?

После первой же трудности? Вот уж — нет!

Хотя Лоран начал понимать, что это — неспроста. Не каждый же день здесь так?

Или — что?

Но ведь заплачено! Значит, пусть ищут ему эту стерву, если она здесь!

Вымазавшись и воняя, как рыбные ряды, бандиты выползли в гостиную. Но сюрпризы от Матильды не ограничивались одной рыбой — к чему мелочиться? Пусть никто не уйдет необиженным и на своих ногах, насколько это удастся.

Шаг, другой, третий, один из бандитов таки задевает струну, натянутую вдоль пола.

Мало того, что падает, и сверху падают еще и на него, так струна тоже рвется. И по комнате проносится мучительный стон. Мужчины замерли, но стон не повторялся.

— Что это? — шепотом спросил кто-то, но ответа не было. Ответ могла дать Малена.

Матильда обожала детективы. Вот к чему пристрастили, то и полюбила. И отлично помнила замечательный детектив 'Убийство на рождество' миссис Агаты Кристи...

Там для жуткого предсмертного крика был использован воздушный шар. Здесь каучука не было, но были бычьи пузыри. И рыбьи пузыри, ими даже окна затягивали.

Купить несколько штук труда не составило, правда, звук получился не совсем визгом, скорее, стоном. Ну так и материал не совсем подходящий.

Веревку протянуть по гостиной, в надежде, что кому-то не повезет, другой конец к пузырю, чтобы выдернуть колышек в нужный момент — и вот тебе трагический стон, слушай, не обкакайся.

Трое бандитов, зло сверкая глазами, поднялись с пола. Синяков у них прибавилось, но переломов, к сожалению, не было.

Но это было только начало.

По лестнице медленно летело... нечто.

Белое, страшное...

Вторая веревка была длиннее, и была протянута через систему блоков. А дальше... Гугл в помощь, ютуб навстречу. Простыня пролетела над потолком — и скрылась. Не надо никакого Карлсона, надо только знать физику за седьмой класс.

Бандиты занервничали.

Прийти ночью — ерунда. Убить, похитить — тоже не страшно. А вот когда начинаются такие потусторонние явления, в любой душе поселяются сомнения. И внутренний голосок тихо нашептывает: 'хозяин, а может ну ее, эту заразу? Не связывайся, пошли отсюда, тебе столько не заплатили...'

Первое явление было вполне земным, даже немного морским, но оно почему-то тоже никому не понравилось. Не угодишь нынче на людей...

Карст, который все это видел, ехидно улыбался в усы. А что?

Хотели дешево и легко отделаться? Не рассказал вам Рисойский, что с ним эта пигалица проделала? А зря, ой как зря... вы бы с него тройную цену содрали.

Но рано или поздно проходит любой страх, тем более, что кроме 'привидения' и стона ничего нового не появлялось. И бандиты, вздрагивая и оглядываясь, направились к лестнице.

Темнота.

Относительная, но все же. Что вы будете делать?

Возьметесь за перила.

За что двое негодяев сразу и поплатились.

Ах, кто из нас в золотом детстве не наклеивал кнопки на перила? Или хотя бы стекло? Или...

Кнопки у Малены как раз были. Лично заказанные у кузнеца, еще в первый приезд в Винель. Планы у нее были, а случая подложить Лорене или Силанте полезную вещь не представилось. Но хорошее изобретение всегда дождется своего часа.

Смазать чем поядренее, приклеить на перила, и — попались сразу двое. Нельзя сказать, что они выбыли из строя, но кураж уже не тот. Да и смазывалось далеко не горчицей, Матильда, не собираясь беспокоиться о здоровье каждого подонка, тупо смазала приклеенные шипы содержимым ночного горшка. Будет там заражение крови, не будет, пусть боги судят.

— Сука, — прошипел все осознавший Лоран.

Тихо-тихо, так, чтобы никто не услышал.

И сдвинулся в конец отряда. От греха...

Ему повезло.

Одну ступеньку Мария-Элена просто подпилила, и на нее наступил сам Пахт. Лично.

Вопль, намертво застрявшая нога и перелом лодыжки.

Тут уж и до самых непонятливых дошло, что ничего хорошего их здесь не ждет. Но не уходить же вот так, ничего не увидев, и потеряв троих человек? Над ними даже селявки* смеяться будут!

* Мелкая рыбешка, прим. авт.

Что было-то? С чего вы все оттуда удрали?

Да ничего такого и не было, вроде как! Вот что обидно! Рыба на них упала, что-то стонало, что-то летало, два парня руки занозили, а главарь ногу сломал.

После такого им даже в кабак спокойно зайти не дадут, на смех поднимут.

Разве передашь простыми словами эту атмосферу неприятия? Это тяжелое, давящее ощущение, когда за тобой явно наблюдают, но кто? Откуда?

И главный вопрос — что у него (нее?) еще на уме? На что предстоит напороться? К чему готовиться? Резня — она привычнее, даже стенка на стенку, даже с моряками... всякое бывало. Но чтобы — так?

Эххх... Матильда сожалела лишь об одном — генератор инфразвука она на коленке, из 'гвоздя и палки' не соберет. А то бежали бы отдельные герои вперед своего визга!

Пахт, которого теперь поддерживали под руки, просчитал эту ситуацию, кивнул своим ребятам, и пришлось идти вперед. На лестнице больше сюрпризов не было, а вот дверь в комнату Марии-Элены поддалась не сразу.

И она была не закрыта, просто что-то ее придерживало изнутри.

Удар... и двое ребят ввалились в комнату.

И тут же вопль...

Если человек заходит осторожно, он никогда не поскользнется на сале. А вот если вламывается в дверь... скорость в таких делах только помеха. Мужчины, которые выломали дверь, проехались на сильно смазанном полу и разложенных шкурках от шпика, заскользили, потеряли равновесие, зацепили по дороге веревку...

ГРОХ!!!

Пару чурбачков со двора Матильда тоже принести не поленилась. Правда, результат был разный, один из негодяев таки вписался головой, а второй — плечом.

Но в любом случае — минус еще двое. Обморок у одного, вывих у другого — итого пять штук. Даже не увидев противника, пострадали пятеро.

Матерясь, как сапожник, пришивший себе дратвой пальцы к подметке, Пахт приказал зажечь свечи, все равно уже спалились. И увиденное их не порадовало.

Смазанный пол. Чурбачки. Веревка.

И — стул посредине комнаты. На котором сидит чучело в платье Марии-Элены (стул и две подушки на формирование тела, ручка от щетки и кочан капусты вместо головы).

Их ждали.

И приготовились, и это...

— СУКА!!! — не выдержал один из негодяев, пиная стул.

Где ж ему было знать физику?

А вот Матильда ее знала на минимальном уровне.

Несколько веревок, пара гвоздей, блоки, простыня...

Матильда угробила три подушки.

В воздухе взметнулось и осело громадное облако перьев вперемешку с куриным пометом. Смола была бы лучше, но ее жидкую надо, это с системой противовесов намучаешься, а мокрые перья весят слишком много... пришлось ограничиться полумерами. Что в курятнике нагребла, то и в дело пошло. Досталось всем. И раненым, и уцелевшим... ругани было пожалуй что в два раза больше, чем перьев.

А с учетом рыбы, которая была сырой, и от которой негодяи были до сих пор перепачканы в вонючей слизи...

Банда Сиплого Пахта выглядела, как орава птенцов-переростков. Островки пуха там, тут, здесь, перья...

— Где эта ...?! — завопил Пахт. — Я ее ... и ...!!!

Карст решил, что наступило его время. Постучался в открытую дверь комнаты герцогессы и вежливо покашлял.

Не зря мальчишка сказал, что комната Малены третья от входа, Карст и его люди ждали именно во второй.

Хотя если бы Пахт вломился туда, ему бы просто не повезло немного больше. Два десятка арбалетов, да в умелых руках — живых не осталось бы.

Но таскать трупы, прятать их, или того гаже, разбираться с городской стражей, с градоправителем...

Бандиты развернулись, но выглядел Карст так, что агрессию проявлять не захотелось никому. И милая улыбка, и арбалет в руках, и еще двое арбалетчиков за спиной, и открывшиеся двери других комнат...

— Господа в перьях, вы что-то потеряли?

Лоран заскрежетал зубами.

— Где она?

— Простите, вам кого? Курятник на улице, рыбы в море, — откровенно поиздевался Карст. — Что выберете?

— Мария-Элена! Где эта тварь?! — Лоран тоже едва сдерживался.

Это ж надо — так!

Готовился, ждал, собирался решить дело одним ударом, уже прикинул, что и как будет делать и с герцогессой, и с ее поместьем, и — опять! Его снова провели, причем обидно и жестоко.

Что, нельзя было этих людей посадить на лестнице? Встали бы они, нацелили арбалеты и объявили, что лезть сюда не надо. Кто не понял, два шага вперед, прощай, дурень.

Кто понял — пошел вон.

Малена, кстати, рассматривала и этот вариант, но...

У него тоже были свои минусы. Загнанная в угол крыса может кинуться даже на кошку. И кидается.

А полудохлая крыса — нет. Она молча дохнет.

Так что бандитов просто измотали, и ударили, когда те не слишком-то были готовы сопротивляться.

И не ждали они отпора, никак не ждали, Лоран же заплатил судомойке, та должна была добавить сонного зелья в ужин... не добавила?

Что вообще с ней случилось?

На этот вопрос могла бы ответить Берта Ливейс, которая рассвирепела не на шутку, узнав о таком 'маленьком гешефте', оттрепала девчонку за волосы и передала людям Карста.

Те, недолго думая, связали предательницу на манер колбасы и сунули в кладовку. Понятно, никто не собирался ее убивать, или сдавать страже, пусть катится, но не сразу же! Предупредит еще нанимателя!

Ничего, полежит до утра, не оголодает и не помрет. А утром пинка ей для скорости — и вон пошла. Тебя, отродье Восьмилапого, в приличный дом взяли, работу дали, а ты фортели выкидываешь?

Брысь отсель!

— А вам зачем, господин хороший?

Судя по лицу Лорана — свернуть шею. Какое-то у них продолжение знакомства с герцогессой получалось зоологическое. Свинья, рыба, курицы... кто следующий?

Не дождавшись ответа, Карст посерьезнел.

— Значит так, господа. Все оружие кладем осторожненько на пол, карманы выворачиваем... и поторапливаемся! Живо, живо...

Скрипя зубами и отплевываясь от перьев, господа послушались.

Конечно, будь это регулярная армия, их бы таким было не сломить. Но уличное отребье? Которое за медяк убьет, а за два и заказчика прирежет?

Которому своя жизнь дороже чужой?

И заметим, они уже ранены, деморализованы, пятеро человек не бойцы, да и остальные потрепаны, им не до сопротивления, им бы уйти относительно целыми и на своих ногах.

На пол летели ножи, кастеты, дубинки, кошельки, все вперемешку. Потом, по одному, осторожно, свежеоперенные господа проходили по лестнице — и скатертью дорога, никто не задерживает.

Лоран удрал первым, прекрасно понимая, что Пахт с него за все спросит. Этой ночью, считай, прекратилась карьера Сиплого в преступном мире, теперь только в золотари подаваться.

Можно быть страшным, опасным, жестоким, можно быть негодяем, подонком и мерзавцем, но нельзя быть смешным. Это в преступном мире не прощается.

А Пахт, воняющий рыбой, со сломанной ногой и в перьях, потерявший четверых ребят и не получивший ничего, надолго станет знаменитостью Винеля.

Лоран это понял, а потому бежал, не оглядываясь, иначе ему не жить. Найдут и убьют, медленно и мучительно.

Карст не препятствовал. Пусть сами разбираются, он не полезет... враг деморализован, враг удирает, враг больше к герцогессе точно не полезет, врагу не до того. Отмыться бы... во всех смыслах.

Что приятно, никто не пострадал.

У стражи претензий не будет, даже если Лоран туда пожалуется... а на что, собственно?

На падеж селедки... на голову? Или перьев? На сломанную ступеньку?

На что жаловаться-то? И как при этом не выставить себя посмешищем?

И люди Карста все целы, а это приятно. И денег им дадут, хоть и немного, но герцогесса обещала, и у бандитов кое-что нашлось. Карст еще раз обошел дом, стукнул госпоже Ливейс, мол, можно выходить, выпустил слуг, и в качестве любезности, распорядился подправить ступеньку, повесить на место двери и выдрать все крюки из стен и потолка. Потом слуги замажут дыры, да и побелят сверху, ничего не заметно будет.

Уборка?

А тут и немного. Отмыть от рыбы прихожую, отмыть от перьев комнату герцогессы. Все.

Это ж надо так додуматься?

Ничего особенного, веревки, крючья, а какие результаты? Пятеро из двенадцати не бойцы, остальные... как повезет, но им тоже досталось. А пожаловаться опять не на что. Ни к кому и пальцем не притронулись.

Ладно. Сейчас еще раз все осмотрит, запомнит — и пойдет рассказывать герцогессе об успехе.

* * *

Чуть забегая вперед скажем, что разбудить герцогессу не удалось, как ни старалась Ровена. Малена спала, как убитая, не реагируя даже на флакон с нюхательной солью.

Пришлось Карсту рассказывать все графу Ардонскому, который тоже ждал известий.

Граф не стал чиниться, налил Карсту вина, выслушал и долго хохотал. А потом, в качестве объяснений, рассказал Карсту про Донэр. Перенервничал, вот и разоткровенничался с наемником.

Про события, которым он был свидетелем, про свинью, к примеру...

Карст слушал, кивал — и успокаивался. Да, рядом с герцогессой Ровена может никого не бояться. Самое страшное чудовище уже взяло ее на работу...

Интересно, чем они в монастырях занимаются, что оттуда такие... заразы выходят? Хотелось бы знать заранее, а то в другой раз может и не повезти, Рисойский свидетель.

Лорена Домбрийская

Когда Лорена увидела брата...

Она сама открыла дверь, ожидая известий — и шарахнулась взвизгнув так, что с люстры упал и безвременно скончался от разрыва сердца здоровущий таракан. Испугалась, и было чего.

Кто бы признал всегда лощеного, щеголеватого Лорана Рисойского в этом... ужасе ночных улиц! Нечто... воняющее рыбой, и обляпанное перьями со всех сторон. Лорана под слоем мусора можно было угадать далеко не сразу, но родная кровь не водица, Лорена-таки сообразила, кто перед ней.

— Лоран?

Размениваться на любезности Рисойский тоже не стал. Не время. Нет времени!

— Сестричка, все собрано?

Лорена потрясла головой.

— Н-нет...

— Тогда бери самое важное, остальное брось. Мы отправляемся на корабль.

— Что случилось? Лоран, ты хоть умойся, ты посмотри, в каком ты виде!

Крохотное поясное зеркальце обязано быть у каждой уважающей себя дамы. Его-то Лорена и поднесла к лицу брата, тихо радуясь, что Силанта спит крепко, спит в соседней комнате и ее такими мелочами, как явление дядюшки в ночи, не разбудишь.

Лоран взглянул, грязно выругался и пошел к умывальнику. Лорена полила ему из кувшина. Вода хоть и остыла, но смыть перья с головы и рук еще годилась. Лоран не столько мылся, сколько ругался, пока он добежал до сестры, перья пристали намертво. Любой, кто пробовал чистить рыбу, а потом отскребать рыбью чешую, мог ему только посочувствовать. От всей души.

— Эта ... и ...!

— Мария-Элена? Ты ее видел?

— Кто бы еще на такое был способен, — прошипел Лоран, — все, хватит болтать, одевайся. Я сам разбужу Силли.

— Ты хоть объясни, что произошло! — топнула ножкой Лорена.

Брат с сожалением поглядел на сестру. Да, прошли те времена, когда ей можно было отвесить подзатыльник, и Лорена беспрекословно слушалась. Сейчас придется тратить время, которого и так нет. С минуты на минуту Пахт залижет раны и вспомнит о виновнике своего позора.

— Кто-то донес этой стерве, что мы в городе.

— И?

— Она приготовила ловушки. Результат — сама видишь...

Лорена видела, но не понимала сути.

— Н-но... ты ведь цел?

— Я — да. Пахт сломал ногу, примерно половина его людей выведена из строя, остальные надолго станут посмешищем в Винеле. Уж поверь.

Основного принципа любой войны: если нападают, то жди сопротивления даже от гусеницы, а вот деморализованное войско — не бойцы, Лорена не знала. Неоткуда было.

— Но...

— А этой стервы там даже не было!

— К-как?

— Было человека двадцать наемников, которые разоружили нас и повыкидывали, как кутят. Вежливо, со всем галантерейным обхождением...

Лорена поднесла руки к вискам.

— Не верю! Невозможно!!!

— А ты поверь!

— Да что она... ей Восьмилапый, что ли, помогает?

Лоран припомнил ловушки. Подумал пару минут..

— Там не было ничего... такого. Я и сам бы мог что-то такое сделать... понимаешь, она просто позабавилась. Как дети, которые подкидывают учителям мышей в постель.

— Позабавилась? — прошипела Лорена.

Брат кивнул.

— В том-то и дело. Сначала над нами поиздевались, как над соплячьем, а потом предупредили. Будем лезть — и нас просто прикончат.

— Тебя?!

— Сегодня меня могли убить, — честно сознался Лоран. — Заявили бы, что я влез в дом, и... может, его хозяйку и осудили бы. Но мне было бы уже все равно.

Лорена покачала головой.

— Не верю. Этого просто не может быть! Не могло быть! Бред какой-то...

— К сожалению, это доподлинная реальность. И давай, собирайся,, пока я бужу Силли. Потом ты поможешь ей, а я пойду к Сетону. До рассвета мы все должны быть на 'Стремительном'.

— Зачем? Капитан хотел отплыть завтра на закате...

— Придется отплыть на рассвете, — отрезал Лоран, меняя изгаженный костюм на запасной, хранящийся у сестры, и радуясь, что оставил у Лорены большую часть своих вещей. — иначе до нас доберутся. Может, пока мы разговариваем, к нашему дому уже идут убийцы...

Лорена вскинула руку к горлу, показывая, что она в ужасе.

— Мария-Элена? Она способна на... такое?

Лорена как-то подзабыла, что сама способна и на худшее.

— Нет. Пахт.

— Кто? Ах, головорез, которого ты нанял?

Испуганный тон сменился на более-менее равнодушный. Лорена явно недооценивала серьезность положения. И брат попытался ей объяснить.

— Эта девчонка сегодня его уничтожила.

— Как?

— Смехом, Лори, смехом. Пахта больше не будут бояться. Как можно бояться того, кто получил по голове тухлой рыбиной, а потом еще его обваляли в перьях?

Лорена представила себе этот образ — и невольно прыснула. Лорен кивнул.

— Вот. И ты...

— И я. Да...

Лорена осознала, что сделают за такую подставу с ее братом и засуетилась. Да, это лучший выход — сбежать, а там уж пусть Мария-Элена сама разбирается, как пожелает. К тому же, они раньше окажутся в столице, у них будет больше времени на подготовку...

Хотя в глубине души Лорены копошилось странное чувство. Гаденькое такое... страх?

Названия ему не было. А чувство было. И неуверенность в своих силах — тоже. Малена переиграла их уже два раза, и кто сказал, что не будет третьего?

* * *

'Стремительный' отплыл на рассвете, хотя Рисойским пришлось доплатить, и достаточно много. Но Лоран не жалел.

Точно он нет знал, но догадывался, и не ошибался.

Под утро, оправившись и получив приказ от хозяина, бандиты Пахта навестили и ту ночлежку, в которой он остановился, и гостиницу, в которой ждала брата Лорена.

Если бы они там оставались...

Но Лоран сбежал вовремя.

И с Пахтом он тоже угадал. Сиплый стал посмешищем Винеля, его бандиты — тоже, а сама команда распалась, не прошло и месяца. И разъехалась по другим городам. Менять имена, прозвища, и надеяться, что оскорбительное 'курятник' не всплывет на новом месте.

Отомстить Малене они просто не успели. Граф Ардонский, осознавая серьезность ситуации, договорился с капитаном 'Веселого шервуля', и тот отплыл на следующий же день, к обеду.

Сиплому оставалось только ругаться. Он проиграл все ставки.

Войско степняков, где-то в районе Интары.

Каган лежал в шатре и отдыхал от трудов праведных.

Тяжело, все-таки... кланяясь, вошла старуха, которая присматривала за девушками в его гареме. Каган не может путешествовать без девушек, вот и Хурмах взял с собой десяток наложниц. А Бурсай присматривала за ними, железной рукой пресекая непорядки.

Евнухов у степняков для этой важной цели не водилось, они считали, что мужчину-врага надо убить, а превращать его в нечто неполноценное, лишать возможности продолжить свой род... нет, нельзя. Месть — тоже удовольствие и подпускать к себе существо, лишенное всего по твоей же милости... Лучше убить сразу. Или самоубиться, все легче будет.

Вот и правили в гаремах старухи, родственницы кагана, матери, тетки и прочие... и следили за наложницами они пуще глаза. А что интриговали... а кто не стал бы на их-то месте? Тут по разному бывало, кто и помирал до времени, кто и наперсницей каганши становился...

— Что тебе?

— Мой каган, — старуха поклонилась, — новая наложница успокоилась и ждет ваших приказаний.

Новая наложница... ах, да!

Шарлиз Ролейнская!

Хурмах медленно опустил веки, прислушался к себе.

Он, конечно, устал, но женщина в постели — это хорошо. А принцесса... это удача. Его сын с королевской кровью будет иметь серьезные права на землю, да и тестя-короля тоже хорошо бы получить. Надо, надо закрепить свой успех, и в постели — тоже.

— Она готова разделить со мной ложе?

— Если на то будет ваша воля, мой каган. Вы позовете ее сегодня? Или кого-то еще из девочек? Может быть, двоих-троих?

Хурмах кивнул. Но на троих не решился — он тоже не железный, хотя пожаловаться ни одна не осмелится, но сегодня... сегодня у него в меню принцесса, а такое блюдо...

Дорогое вино с дешевкой не мешают.

— Через час приведешь новую наложницу в мой шатер, одну, и чтобы она была готова. Без слез и соплей, иначе выпорю и ее, и тебя.

Старуха поклонилась.

— Слушаюсь, мой господин.

И вышла, чтобы направиться в шатер с наложницами.

* * *

Шарлиз была очаровательна.

И иначе тут не скажешь. Роскошную фигуру подчеркивал изящный наряд из шаровар и коротенькой кофточки, глубокий вырез открывал грудь, животик соблазнительно показывался из-под бахромы, светлые волосы, расчесанные и богато украшенные драгоценностями, лежали на покатых плечах. Голубой цвет был ей к лицу, и гаремный наряд тоже. И сама гаремная жизнь... здесь она была на своем месте. Именно здесь, а не при дворе Самдия, где требовалось блюсти правила и приличия.

К ней и направилась Бурсай.

— Сегодня господин желает видеть тебя на своем ложе.

К чести Шарлиз, она не стала кричать, плакать или сопротивляться. Всесторонне обдумав за эти несколько дней свое положение, она решила, что все не так плохо. Разве нет?

Она жива, здорова, а что в руках у кагана... убивать ее тут не будет, определенно. А остальное... она не девушка. Было бы чего бояться.

Каган разгневается, что она досталась ему уже початой? Шарлиз знала, что в Степи с этим строго, но и на тот случай свои уловки есть. По счастью, повитухи здесь не было, а доверяться маркитанткам? Или солдатским лекарям?

Девственность Шарлиз не освидетельствовали, побоялись нанести кагану оскорбление. И тем самым развязали женщине руки.

Вот сколько мужчинам нужна была девственность, столько женщины ее и подделывали. Конечно, достать кровь Шарлиз не могла, и приготовленный для первой брачной ночи рыбий пузырь пропал вместе со всеми ее вещами, но притворяться и лицедействовать — сколько угодно. Хоть от заката до рассвета. А кровь...

По-разному бывает. Иногда она и вовсе не идет, а иногда ее столько, что кажется, поросенка резали. Она знает...

И шпилька есть на всякий случай, если что — воткнуть ее в запястье, простыню измазать. Но тут главное, чтобы каган поверил, что именно он — первый. Нарушитель ее нетронутости...

Но чтобы лицедействовать, хорошо бы знать сценарий и декорации.

— Когда это будет? И как?

Бурсай одобрительно кивнула. Да, в этот раз обойдется без слез и соплей.

Мужчин Шарлиз могла провести, но женщины распознавали в ней шлюху раньше, чем она рот открывала. А чего шлюхе бояться еще одного клиента?

Уж что она там кагану расскажет — это не дело Бурсай, какой к ней девка поступила, ту она и господину приведет. А остальное ее не касается.

— Через час тебя закутают и мы пойдем в шатер господина. Там ты встанешь на колени, а я тебя раздену и уйду. Смотреть в землю, молчать, глаз на господина не поднимать, обращаться только после его разрешения, делать все, что он велит. Поняла?

Бурсай дождалась кивка и довольно улыбнулась.

— Не споришь, это правильно. Мне бы не хотелось отдавать тебя солдатам, если не угодишь господину. А пока тебя надо приготовить.

— Хорошо, — Шарлиз медленно поднялась с дивана, на котором и лежала все это время. — Готовьте...

Следующий час для Шарлиз оказался сложным.

Ее намазали глиной, чтобы удалить все волосы на теле, ее скребли какими-то пилочками и терли жесткими щетками, ей расчесывали волосы и полировали ногти, красили глаза и соски грудей...

Но к концу часа Шарлиз узнала себя в большой металлической пластине. Никогда она не была такой очаровательной. Никогда...

Служанки искусно подчеркнули ее достоинства, а недостатки... их у Шарлиз просто не было. Никаких!

Каган не устоит. А дальше дело техники.

С этой мыслью она и отправилась к Хурмаху.

* * *

Полог шатра откинулся, повинуясь старческой высохшей руке. Шарлиз вошла внутрь, опустилась на колени и замерла. Бурсай освободила ее от черного глухого химара, доходящего до пят, поклонилась и замерла рядом молчаливым изваянием. Хурмах взмахнул рукой, отпуская старуху и обратил свое внимание на Шарлиз.

— Подойди поближе, девушка.

Шарлиз повиновалась. Она встала с колен, изящно поклонилась — и направилась к роскошному ложу, на котором возлежал каган, по женскому обыкновению разглядывая его из-под опущенных ресниц. Остановилась совсем рядом, так, что ноги по щиколотку утонули в пушистом ворсе ковра, и продолжила разглядывать кагана.

Нравился ли ей этот вид?

Нет. И снова — нет.

Кому-то каган, может, и грозный, и страшный, но на кровати... на роскошном ложе устроился мужчина лет сорока, пузатый, начинающий лысеть, зато с роскошными усами и бородой. Кстати, сейчас в ней несколько крошек застряло, фу...

Нос прямой, губ за бородой не видно, подбородка тоже... глаза умные, ясные, черные. Волосы тоже черные, и на груди, и на спине, наверное... снова — фу.

Шарлиз предпочитала мужчин с хорошими телами, лучше чтобы волос было поменьше... для кагана она сделала бы исключение только если он хорош в постели.

А внешность... пузико слишком круглое, ноги коротковаты, плечи узковаты... этакий мужичок. Не рыцарь, нет... на коне он может выглядеть замечательно, а вблизи...

Не в ее вкусе.

Но на лице Шарлиз эти мысли не отразились. Она 'трепетала от страха', старательно, серьезно, стараясь даже мыслями соответствовать происходящему... ей страшно, ей очень страшно, она никогда не была с мужчиной, она с ума сходит от страха, но старается его не показать — и от этого только больше боится...

И боялась. За свою жизнь.

— Не бойся, — обратил на это внимание каган, — я не причиню тебе вреда.

Шарлиз упала на колени, отлично зная, что в таком ракурсе ее прелести смотрятся неотразимо. Кто из любовников сказал ей, что на коленях она соблазнительнее всего? Уже не вспомнить, да и не надо... у нее никого не было, она боится... по щеке сбежала одна слезинка, не больше. А то краска поплывет, а у нее тут трагедия, не бродячий цирк с клоунами.

— Не губите меня, господин! Умоляю!

Хурмах вскинул брови, и женщина продолжила спектакль.

— Если вы вернете меня отцу, он щедро вознаградит вас. И мой жених тоже. Умоляю, позвольте мне вернуться к нему нетронутой! Не губите меня! Господин, умоляю!!!

— И кто же твой жених, девушка? — Хурмах спрашивал из любопытства, но оказался не готов к ответу.

— Маркиз Торнейский.

— Что?!

Полетел в сторону поднос с фруктами. Хурмах воздвигся с кровати — и Шарлиз впервые испугалась. Вот сейчас перед ней был каган, и плевать, какое у него пузо. Глаза у него были... с такими — не просто убивают, с такими убивают мучительно.

— Господин... — пискнула она.

Каган притянул ее к себе за волосы, так, что слезы брызнули от боли уже непритворно.

— Кто твой жених?

— Маркиз Торнейский...

Рука разжалась, Шарлиз упала рядом с кроватью, неловко, ударилась о столбик плечом, вскрикнула от боли, но Хурмах не обратил внимания на ее мучения, расхаживая по шатру.

Случай дал ему в руки невесту Торнейского?

Как приятно...

Но...

Не успела стихнуть боль в плече, как каган опять вздернул Шарлиз к себе, так, что его лицо оказалось в сантиметрах от ее лица. И таким огнем жгли его глаза, что Шарлиз оцепенела. Поняла, девственность — пустяки, сейчас ее жизнь действительно висит на волоске.

— Давно ты знаешь своего жениха?

— Вообще не знаю, — замотала головой перетрусившая Шарлиз, уже не думая о красоте движений. — Никогда не видела. Это брак по договору...

Бешенство чуть схлынуло.

Если это брак по договору, то Торнейский ее не знает. Ему что эта девка, что другая... но Хурмах все равно не откажется нанести ему такой удар. Пусть Торнейский получит первую пощечину...

Хурмах грубо поволок девку к кровати, швырнул, разрывая на ней одежду, подминая под себя... ярость сработала не хуже афродизиака, заставляя гореть, подчинять, властвовать...

Какая девственность?

Хурмах не заметил бы ничего, он просто с размаху вошел в оцепеневшее от ужаса тело, и не удивился ничему. Ни узости, ни крику боли... так ведь и должно быть... он первый!

Он здесь и сейчас имеет невесту Торнейского... того самого, Черного Волка... поделом тебе, твари! И девке тоже поделом...

Какие там династические планы? Какие государственные размышления?

Женщинам не мстят? И с ними не воюют?

Скажите это женщинам...

Шарлиз дергалась от боли и кричала, по щекам катились непритворные слезы... она хотела жить! Но больно, как же больно...

* * *

Заснула она не скоро, только под утро.

Ярость кагана сыграла положительную роль... когда на тебе рвут шаровары и начинают грубо насиловать... кровь так или иначе будет.

Вот и у Шарлиз она была.

Другая женщина навек получила бы отвращение к любовным играм после такой ночи... каган мстил, как мог. Шарлиз о некоторых способах и позах даже не слышала... но оценила. Главной ее трудностью было не показать, что она... наслаждается.

Да, как ни странно, когда она увидела кровь на простыне... может, ее наконец-то отпустило — она не умрет, как шлюха, а может, и что-то другое...

Но удовольствие она этой ночью получила, просто каган слишком был занят своей злостью, чтобы обратить внимание на ее глаза.

Стоны?

А это от боли. Так тоже бывает... и крики тоже, не всегда ведь каган видел лицо женщины, далеко не всегда.

И сейчас Шарлиз лежала на ковре рядом с кроватью, осторожно ощупывала свое истерзанное тело и думала, что ей повезло.

Самое страшное позади. Завтра на простыне найдут ее кровь, теперь она честная женщина, что бы ни случилось. Хотя бы у степняков. А доберется до своих... там будет видно.

Но пока будем пристраиваться здесь. Мужчины везде одинаковы, члены тоже...

Интересно, что такого ее жених сделал кагану? С чего Хурмах так взбесился? Ладно, она утром все-все узнает...

Мужчинами очень легко управлять, и она справится. Она умная, красивая, она зацепила кагана, пусть даже не своей красотой, а Торнейским — неважно. Пока что один крючок, потом их будет больше, намного больше.

Она выживет. Обязательно выживет...

Матильда Домашкина.

Утро порадовало солнышком.

Матильда оглядела себя в зеркале, и решила, что с утра ей хочется праздника. Где тут у нас щипцы для укладки волос?

Прическа получилась на манер картин Чахорского, нечто среднее между дамами с картин 'Письмо' и 'Сфумато'. Красивые волны, уложенные в тяжелый узел, и парочка прядок, выпущенных на свободу. Улыбка, чуть-чуть косметики...

И — да.

Симпатичный оливковый костюмчик, состоящий из юбки-карандаша и короткого пиджачка. Под него симпатичную блузку, кремовую, с черной ленточкой галстука — и готово.

Матильда сунула ноги в туфельки и вышла из дома.

Утро было замечательным ровно до оклика сзади.

— Мотенька...

Голос Матильде был отлично знаком. Тетя Параша навелась на цель. Послать ее, что ли?

— Не надо, — шепнула Малена. — Давай, я...

— Давай, — с радостью согласилась Матильда. Вот ведь... и как у Малены получается общаться с этими тварями? И так невозмутимо, спокойно, словно она с людьми говорит!

— Это же просто смерды. А ты с ними разговариваешь, как с равными...

— Все люди равны.

— Ошибаешься. В моем мире люди не равны по праву рождения, а в вашем — по праву знания и силы.

Сказать про 'Скотный двор' Матильда просто не успела, Параша оказалась рядом. И, как на айсберг, наткнулась на ледяной взгляд Малены. Но остановить Прасковью свет Ивановну такими мелочами? Наши бабы крепче любого 'Титаника'! Случись она тогда на корабле — раскололся бы айсберг.

— Мотенька, а что это за милый молодой человек с тобой был?

Матильда не сомневалась, Параша уже в курсе дела. И кто такой Асатиани, и что он сделал... она просто не знала, что его связывает с Матильдой, и собиралась выспрашивать любой ценой. А времени нет, на работу пора, и грубить не стоит, базарный скандал с утра — не то, что нужно для хорошего настроения. Совсем не то...

— Что именно вас интересует?

Параша замялась. Сказать прямо? Как-то... бесхитростно получается. А как тогда? А, выбора нет...

Вот она, Матильда, стоит, ногой в черной туфельке притоптывает... говорила сыну, девчонка одна, девчонка с квартирой, заступиться за нее некому, чуть-чуть поработай — и твоя будет.

Квартира, конечно, девчонка там не так, чтобы очень нужна... будет послушной — пусть живет, а не будет... случай — он разный бывает.

И не надо греха на душу брать, просто бабы — они и спиваются легко, и на наркотики подсаживаются, дело житейское, бывает...

Но Петюша опять все профукал, глупенький. Вот как заботилась о нем мама, так и придется. Она и сейчас все возьмет в свои уверенные натруженные руки... и не вырвешься ты никуда, Мотенька, и не таких обламывали.

Мнение Матильды по этому вопросу Парашу не интересовало нив коей мере. Смешно даже думать о каком-то Матильдином мнении... кто она такая? Просто препятствие, просто соплюшка, и не таких ломали.

— Все же, ты мне не чужая, бабушка твоя, покойница...

— Будьте любезны мою бабушку не трогать, — оборвала Малена. По двору разве что иней не пополз от ее тона. — Вы с ней не дружили и не стоит утверждать обратное.

Еще миг заминки.

— Я о Майе Алексеевне всегда была лучшего мнения...

— Жаль, что она о вас так не думала.

— Я...

— Не отнимайте мое время, любезнейшая. Что вам угодно?

— Не связывалась бы ты с богачами-то? Поиграет да выбросит...

Малена усмехнулась.

А ведь подходящий момент... что такое сплетня? То, что нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.

— Моя бабушка бывала в Грузии. Не скажу, что я родная для Асатиани, но играть мной, выбрасывать, а пуще того, наживаться за мой счет они точно не будут.

Прасковья открыла рот.

— Так вы что — знакомы?

— Мы — знакомы, — подтвердила Малена.

И опять не солгала ни словом.

Бабушка Майя действительно бывала в Грузии пару раз. Отдыхать ездила, еще в Советские времена. И для Асатиани Матильда ни разу не родная, хоть и знакома с Давидом. Но играть ей и выбрасывать не будут, просто потому, что девушке это не нужно. В таких играх участвуют двое, а у Матильды одно желание — чтобы ее в покое оставили.

И Малене Давид не нужен, вот, если бы Антон...

С тем Малена и отправилась на работу, обойдя,, как столб, обомлевшую Прасковью. Вот ведь, стерва малолетняя... и когда умудрилась?

Теперь ее с налету не возьмешь, подождать требуется. Фамилию Асатиани в городе знали, это не беззащитная сирота, тут костей можно не собрать. Ничего, Прасковья подождет. Пусть девчонка пока побегает... пока еще можно.

Да, работа... как много в этом слове.

А для герцогессы?

По сравнению с ведением хозяйства и управлением поместьем, должность секретаря была такой милой, такой уютной... просто уходить не хотелось.

На рабочем месте Малена оказалась первой. Антон пришел примерно через полчаса, чем-то недовольный и растрепанный.

— Кофе мне свари.

— Две минуты, — исполнительно отозвалась Малена, засыпая зерна в кофеварку. — Эспрессо?

— Американо и покрепче. Без сахара.

— Хорошо. Сейчас принесу.

Сахар Малена-таки положила. На блюдце, рядом. И туда же отправились блинчики и розетка с вареньем, которое вчера открыла Малена.

Рябиновое, вкуснющее...

Не всем нравится, правда, но вот само это сочетание горьковатой ягоды и сладкого сиропа, когда раскусишь рябинку... Матильда была от этого варенья без ума, так что они с бабушкой каждый год банок по двадцать заготавливали. Ягода-то бросовая, иди да рви...*

* спасибо Ижевску, в котором автора пристрастили к рябине. Очень вкусно. Прим. авт.

Антон потянул носом, с сомнением посмотрел на розетку, но ругаться не стал. Малена вышла, а через пять минут ее опять позвали.

— Ты сама варенье варила?

— Да.

— Вкусно... купить нельзя?

Малена пожала плечами. Может, и можно — в том же Ижевске, к примеру. Из этого города бабушка рецепт и привезла. А в их городе это экзотика...

— Я не продаю. Но на работу пару банок принесу, — пообещала Малена.

— Спасибо. И дай рецепт, пожалуйста. Маме отдам.

Маме?

Девушки так искренне удивились...

Не вязался Антон с мамой, которая будет варить варенье из рябины, вот никак не вязался. С журналом 'Плейбой', с клубами и барами, с роскошными машинами, но... не с мамой, которая варит варенье. Нет.

— Ладно, напишу.

— Спасибо.

На подносе осталась только пустая посуда, а настроение у начальника значительно улучшилось. И рабочий день побежал своим чередом.

Распечатать договор.

Подписать, отсканировать, отправить на почту. Отправить почтой. Отложить, чтобы отправить по дороге домой.

Ответить на звонок. Еще на один звонок. Напоить кофе коллег.

Пообедать. Распечатать Женьке заявление на отпуск и подписать у начальника. И опять по кругу...

Хорошо это или плохо?

Это спокойно. Уютно, душевно, без волнений...

А послезавтра в суд.

Матильда подумала — и набрала номер Сергея. Ей сейчас нужны положительные эмоции, с музыкант их обеспечивает в большом количестве.

— Добрый день. Это Матильда.

— Привет, — обрадовался музыкант. — Рад тебя видеть!

— Ты же меня пока не видишь? — чуть пококетничала Матильда.

— Ну, буду рад видеть.

— А ты сегодня поешь?

— Нет. Сегодня у нас зачет, а вот завтра можем встретиться. Рискнешь?

— Если ничего страшного не случится, то вполне.

— Буду ждать, — Сергей искренне был доволен. А что?

На деньги не претендует, а доходы-то у него растут. Что еще надо бедному студенту?

Разве что побольше узнать о напарнице... но это завтра. Пригласим в кафе, поболтаем... посмотрим.

Матильда положила трубку и тут же забыла про Сергея, потому что в контору вошла невысокая стройная женщина в джинсах. Огляделась и направилась к столу Матильды.

— Малена?

— Добрый день, — вежливо поздоровалась Малена, которой Матильда срочно уступила месте.

— Здравствуйте. Значит, вот кого Тошка нашел на место Юли?

Малена продолжала смотреть с вежливой улыбкой. Если собеседница сама все знает, к чему разговоры?

Женщина поняла, что душеспасительной беседы не будет, и улыбнулась.

— Меня зовут Ирина Петровна, я мать Антона.

— Приятно познакомиться, — Малена не стала вставать, любезность не должна перехлестывать через край.

— Мне тоже.

— Антон Владимирович просил отдать вам, — Малена вспомнила про варенье и ткнула в клавишу принтера. Тот прожужжал, выплевывая листок с рецептом и замер.

Ирина Петровна посмотрела на текст.

Варенье рябиновое.

Собирать, варить, сахар, вода, время...

— Да, мне он тоже говорил. Первый раз вижу девушку, которая варит варенье. В наше время с продуктами было сложнее, мы многое делали сами, а вам сейчас достаточно дойти до гипермаркета.

Ага, и думать, что бананы растут в 'Магните'. А яблоки — в пакете.*

*— Автор не утрирует, автор на полном серьезе слышал такой вопрос от ребенка десяти лет. Прим. авт.

— В гипермаркете все не купишь, — развела руками герцогесса, изучая оппонента из-под ресниц.

Мать Антона совершенно не походила на своего сына. Видимо, тот в отца пошел, или в деда, но мать...

Невысокая, с рыжеватыми, явно крашенными хной волосами, с остреньким лицом и худенькой фигуркой. Что-то общее с Антоном в чертах лица есть, но очень мало. Очертания подбородка?

Высота лба?

Как-то сомнительно...

Одета она тоже достаточно просто. Джинсы, хотя и дорогие, и свитерок. Ей идет, смотрится хорошо, а что все простенькое, Малена отлично понимала, сколько стоит эта простота. И кожаная сумочка, и туфли из дорогого магазина, и даже простенький такой браслетик с топазами на руке.

Странно это сочеталось с бледным, без косметики лицом...

Но Малена тоже за себя порадовалась. Ее аккуратный костюмчик и бежевая блузка с черной отделкой смотрелись не хуже. А что куплены по дешевке на распродаже... она вещи с ценниками не носит.

— Это верно. Просто сейчас девушки такие неприспособленные.

Малена промолчала, не собираясь обсуждать современную молодежь. Да и что тут скажешь?

Начнешь все отрицать — ввяжешься в глупый спор, и время потратишь зря, и еще Антонова матушка зло затаит. Начнешь соглашаться — получится, что ты за ее сыночком охотишься и заранее умасливаешь возможную свекровь. А это не так... Малена не против была получить Антона в свое единоличное пользование, даже очень за, но охотиться должна не она, а Антон. Иначе толку не будет, она просто пополнит длинный список тех коров, которых уже подоили.

— Я скажу Антону, что вы пришли?

— Не стоит. Он один?

— Да.

— Тогда я просто зайду, — Ирина Петровна кивнула и походкой королевы прошествовала в кабинет.

Малена скрипнула зубами.

Эх, подслушать бы... где справедливость? Почему Антон их разговоры подслушивает, а ей нельзя? Но из кабинета не доносилось ни звука.

— Кто платит зарплату, тот и танцует, — фыркнула Матильда. — А тебе интересно?

— Не то, чтобы очень, но... странная женщина, правда?

— Чем? — Матильда ничего странного как раз не заметила.

— Дорогая одежда, а волосы она явно сама красит и укладывает. И руки без маникюра. И...

— Одежду ей купили?

— А парикмахерскую оплатить постеснялись? И уход за кожей...

Малена уже насмотрелась в фильмах всякого разного. У них с Матильдой денег было мало, но подруга обещала ей накопить и сходить в СПА-салон. Что ж, подождем...

— Есть еще одна вероятность. Что дорогое барахло надето ради визита...

— Зачем?

— Есть такая порода. Чтобы не ударить в грязь лицом, на улицу они одеваются, как на парад, а дома чуть ли не в трусах на подтяжках ходят.

— Фу, — оценила Малена.

Матильда, кстати, дома ходила исключительно в джинсах и майках, а летом в шортах и майках. Удобно, если куда-то выйти — не надо специально одеваться, а если куда-то полезешь — не будешь сверкать нижней частью. И уж точно лучше, чем эти замечательные 'халатики'.

Халатик тоже был — для уюта. Когда болеешь, или в кровати поваляться, жуя печеньки... но не выходить же в нем к людям? Даже если соседка за солью зайдет, все равно выглядеть надо на уровне. И не метаться по квартире, спешно накидывая на себя что-то без дырок и пятен.

Так Матильду приучила бабушка, и пока эта теория сбоя не давала.

— Но это реально?

— Да.

— А может еще быть... как она выйдет, надо ее посмотреть повнимательнее.

— В смысле?

— Нос, руки... может, она пьет.

— Алкоголики так не выглядят.

— Как они только не выглядят, — многоопытно отозвалась Матильда. — Интересно, что с отцом Антона?

— Попробуем узнать. У той же Жени.

— Давай. Мне даже интересно стало.

— но это потом, когда они уйдут...

И верно, долго матушка у Антона не пробыла. Вышла под руку с сыном, и отбыли по своим делам, предупредив Малену, что до завтра не вернутся.

Кстати, судя по внешнему виду — мать у Антона не пьет.

Нос не красный, кожа без прожилок, загорелая, руки не дрожат... но почему тогда такие нестыковки?

Матильда подумала и отправилась к Жене, вот уж кто все будет знать о любимом не мытьем, так катаньем.

Валерии на месте не было, а вот Нина и Женя мучили компьютеры. И Матильда подозревала, что где-то там на вкладках есть и ВК, и Одноклассники... та еще зараза. Затягивает и не оторвешься.

— Антон уехал? — уточнила Женя.

— Да. С мамой.

— Жуткая тетка, — поежилась Нина.

Малена подняла брови. Даже так?

— Там все сложно, — видя ее недоумение, пояснила женщина. — У Ирины Петровны двое детей, старшая дочка Маша, от первого брака и Антон от второго. Как там с первым мужем — неясно, но второго она точно любила, и Антона в зубах таскала.

— А муж где?

— Убили в девяностые, — махнула рукой Нина. — Кому-то дорогу перешел и не поделился. Так Антон рассказывал... когда подрос до восемнадцати решил начать свое дело, сколотил стартовый капитал, и начал туристический бизнес. Помог сестре, та в Москве училась, даже стипендию получала, но это, конечно, копейки, ну и матери... хотел помочь.

Малена кивнула.

Матильда внимательно слушала, не комментируя. Сомнительная, конечно, история, но кто там что разберет? За давностью лет?

В девяностые действительно стреляли, и стартовый капитал у мальчишки мог быть. От отца остался, к примеру... или продали что-то...

— Не срослось?

— Не то, чтобы... Переезжать в новый дом она отказывается — тогда не будет повода постоянно вызывать сына. Там же ничего ломаться не будет, а то и мастеров нанять можно. Выйти замуж еще раз — ты что, я отца твоего любила, какой замуж? Зато за девочками его смотрит не хуже аргуса.

— М-да, тут меньшим числом глаз и не обойтись, — пробормотала Матильда. — А зачем?*

* по легенде аргус был стоглазым, прим. авт.

— а вот так, — пожала плечами Нина. — я подозреваю, что ей невестку хочется.

Малена успела быстрее Матильды.

— Конкретную, да?

Нина довольно кивнула и улыбнулась.

— Ага. У ее подруги дочка, кстати, тоже Иришка, в самый раз для Тошеньки.

Матильду это не покоробило, это нормально, сколько матери живут на свете, столько и строятся ими матримониальные планы, но Малена нахмурилась.

— А сам Антон?

Нина пожала плечами. Кто ж его знает...

— Понятно. В общем, она приехала и уехала. Ее Антон повез.

— Радуйся, что без скандала обошлось, — посоветовала Женя. — Жуткая тетка, она на Юльку не налетала только потому, что той никто кроме мужа и даром не нужен. Тебе, правда, тоже...

— У меня пока нет мужа, — улыбнулась Малена.

— Но и за Антоном ты не бегаешь. К тебе претензий не будет, вот, присмотрится она и успокоится.

— А, так это была обычная ревизия, — ухмыльнулась Матильда. — На предмет выявлений коварных хищниц, подбирающихся к единственному сыночку.

— Я хорошая, — обиделась Малена. — И не подбираюсь с коварными целями. Я просто его... он просто замечательный.

— В этом вы с его мамой совпадаете. Но решит ли она, что сыночку нужна равно замечательная ты?

— Я — Домбрийская.

— А в этом мире — Домашкина.

— Неважно! Опозорить или возвысить можно любое имя.

— Ты не отвлекайся от собеседниц, а то сейчас что-то заподозрят...

Малена кивнула Жене, и подвела итог.

— Антона сегодня больше не будет, так что...

Дамы переглянулись, и решили, что уйдут с работы вовремя. Не задерживаясь.

Подумали еще пару минут, и решили отпустить Нину пораньше. Пусть повозится с дочкой сегодня. А Малена вернулась к себе, села за стол, подперла руками голову.

— М-да... мама примчалась быстрее шервуля.

Что такое шервуль, Матильда знала, и сравнение ее не возмутило.

— А ты как хотела? Юля — зло известное, а ты — новое.

— Я не зло, — возмутилась Малена, но Матильду это не тронуло.

— Судя по тому, что творит Антон, он тобой заинтересовался.

— Нами...

— Нет. Тобой. Основной его оппонент именно ты, сама понимаешь...

Малена понимала. Но...

Ей очень нравился Антон, она даже была влюблена, и вполне естественно, именно она общалась с Антоном. Чаще и дольше Матильды.

А разница между девушками была весьма ощутимой. Все же советское и монастырское воспитание — это две разные системы. И второй сейчас практически не встречается.

— Думаешь, он правда нами заинтересовался?

— Да. Более того, рассказал маме и упомянул что-то такое...

— То же рябиновое варенье? Но ведь это естественно! Мы не можем позволить себе тратить лишнего времени дома, потому перекусываем на работе. Лучше поспать часок...

Матильда отлично понимала, что хочет сказать Малена.

Жизнь работающей девушки тяжела и трудна. Поэтому завтрак готовится либо с вечера и утром разогревается, либо с утра растворимая овсянка заливается кипятком.

Но быстрокаши Матильде никогда не нравились, на ее изощренный вкус они отвратительно воняли химикатами.

Варить обычную овсянку? На себя одну? Или варить на несколько дней и разогревать?

Фу.

Проще вечером напечь те же блинчики на завтрак. Или пирожки. Или...

Вариантов много. Главное условие — это должно быть нечто удобное, что можно съесть на работе, поделиться с шефом, к примеру... да те же горячие бутерброды, если их сделать под микроволновку и разогреть — получатся просто отличными.

Как вариант — можно наделать тех же корзиночек с разными начинками. Делаются они достаточно долго, но раз в неделю затеешься, напечешь, а потом замораживаешь и разогреваешь по мере надобности. Не так вкусно, как свежие, но съедобно.

Фигура?

Диета?

У Малены на работе не растолстеешь.

Блинчики она напекла еще с вечера, а утром просто сложила в пластиковый контейнер и сунула в сумочку. Дешево и сердито.

— Вполне возможно. Блинчики с вареньем — серьезная заявка на победу. В нашем мире говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, а наши дамы прискорбно пренебрегают этой дорожкой, дай бог, одна из десяти может что-то приготовить и не перетравить полквартала.

— Даже так?

— А у вас так не говорят?

— Н-нет... Может, простонародье...

— Ясно все с тобой. Малечка, тут есть два варианта. Либо мы поступаем, как все остальные дамы, то есть разок переспим с шефом, и он нас забудет...

— Я так не хочу!

— Тогда терпим. И всеми силами показываем, что он нам не нужен. А то вольемся в стройные ряды 'хотелок' и 'желалок'.

— Я так тоже не хочу.

— А вылететь отсюда — хочешь?

Малена не хотела.

— Но почему?

— Потому что тетка нас выживет. Однозначно.

— Пока Антон никем не интересуется, ему можно подложить эту Ирочку?

— Да.

— Я поняла, — убитым голосом отозвалась Малена. — Тильда, а как тогда нам быть?

— Можно закрутить с Давидом.

— Он мне не нравится...

— А от нас и не требуется падать к нему в кровать. Просто ходить с ним куда он там пригласит, в рамках предложенной им же программы. Он сам хотел, помнишь?

Малена помнила.

— Это как-то нечестно....

— Чем? Это не отступление, это военный маневр. Мамаша Антона уверена, что ее сыночка нам не нужен, Антон уверен в том же, это провоцирует инстинкт охотника...

— Ой ли?

— Если да — хорошо. Если нет — еще что-то придумаем.

Малена вздохнула.

— Тильда, что бы я без тебя делала? У тебя все так правильно... и так просто.

— А зачем усложнять себе жизнь? У меня она одна, у тебя тоже, экономить надо. Время не бесконечно, что бы нам там ни казалось.

— Хм-м...

— Лучше подумай, как там Лоран?

— Самой интересно. Но... получается, что мы с тобой уязвимы во время сна?

— Да... ты не хочешь попробовать проснуться?

— Я не могу. Словно я только здесь, а там меня и нет...

— Я тоже попробую проснуться. Но что-то мне подсказывает, что наша связь таких вольностей не допускает.

— Получается, примерно половину суток мы с тобой уязвимы?

— Да.

— Плохо...

— Чем-то платить нам все равно придется. Просто распределим мероприятия так, чтобы это не затрагивало ночь. И я, и ты...

— А ты? Что у нас здесь?

— Давид Асатиани.

— Ага, — поняла Малена, — ночные прогулки и прочее отменяется.

— Мы все же попробуем на выходных, хорошо? Чтобы не пролететь с работой, ты еще раз попробуешь не спать, а я-то в это время буду дрыхнуть. А потом я попробую.

— Не думаю, что у нас получится.

— Попытаться надо.

Матильда коснулась зеркала, которое висело под блузкой на прочной цепочке.

За все блага мира не рассталась бы она с этим талисманом. Сокровищем, подарившим ей сестру.

Малена думала точно так же. И подвела итог.

— В жизни все так сложно... но когда мы вместе — наши проблемы делятся на двоих и становятся меньше.

— И это — здорово.

Девушки досидели в офисе до пяти, и с чистой совестью отправились домой, лакомиться блинчиками.

Давид так и не позвонил, но ни Матильда, ни Малена от этого не страдали.

Мария-Элена Домбрийская.

Малена открыла глаза около восьми утра. И наткнулась на взгляд Ровены.

— Все в порядке, ваша светлость?

— Вполне... что-то не так?

— Я пробовала вас разбудить ночью. Даже перо жгла, и соли давала. Бесполезно...

Малена замерла на месте.

— Вот черт! — эмоционально высказалась Матильда.

Да, похоже, игрушек их связь не допустит. Никаких. Извернуться не получится.

— А зачем ты меня будила?

— Там... там такое было, госпожа!

— Что и где было? — уточнила Малена, потягиваясь всласть и направляясь к кувшину для умывания.

— В доме госпожи Ливейс.

— И?

Особой заинтересованности в голосе герцогессы не было, так, средне...

— Карст был здесь ночью, он и рассказал все.

— Слушаю?

— Дюжина головорезов. Сам Рисойский и еще главарь банды.

— Четырнадцать человек на одну маленькую меня? Нескромно, — кивнула Малена. — И?

— Карст сказал, что все ловушки сработали. Сначала на них рухнула рыба.

Малена неаристократично фыркнула.

Рыба была оптимальным вариантом. Во-первых, дешево. Это же порт, тут тухлой рыбы всегда много, отдают хоть и за копейки, но мало ли какой дурак и для чего... кто-то и на корм скотине берет. Дело житейское. Во-вторых, она позволяла набить достаточно много в подходящую емкость.

Кто бы знал, как ограничены возможности средневекового диверсанта! Ни тебе резины, ни каучука... ничего! Отвратительно!

Растяжек — и тех не наставить.

— Двое поранили руки, Пахт сломал ногу, еще у одного вывих, один головой треснулся...

— А Рисойский?

— К сожалению, уцелел. Карст сказал — он удирал в числе первых.

Матильда вздохнула. Сообразительный, гад... Как плохо, когда твои враги не идиоты! Но Лорана глупым не назовешь. Он просто ограничен своим опытом, вот и теряется, столкнувшись с Матильдой.

Ушел...

— Интересно, Пахт его не прирежет за подставу?

Ровена догадалась о смысле вопроса, и покачала головой.

— Если у Рисойского хоть что-то есть в голове, он удерет быстрее лани.

Есть ли у Рисойского что-то в голове?

Да кто ж его знает. Трепанация показала бы, но вскрывать некого. Удрал ведь! Нет бы подохнуть здесь, в Винеле, от заражения крови? Или ногу сломать... гоняйся за ним теперь по столице.

— Матильда, ты не перепутала? Это он за нами гоняется, а не мы за ним...

— Это — пока, — фыркнула Матильда. — Ненадолго. Я еще до него доберусь, и ему станет не до девушек. С энурезом, заиканием и дрожащими конечностями. Сломанными для верности.

Малена кровожадные планы подруги только одобряла. Так его! И мало будет!

— Господин граф договорился с капитаном судна, мы сегодня отплываем, — сообщила Ровена.

— А вот это хорошо, даже замечательно.

Малена и Матильда не питали иллюзий.

На один раз их способностей хватит, а вот потом... а потом их просто пришибут. Арбалетные болты из-за угла, или с крыши еще никто не отменял. Это Рисойскому она живой нужна, а вот разъяренным потерей авторитета бандитам — вовсе даже нет.

— Наши вещи я уже собрала, начала ночью, пока мы бодрствовали и ждали известий...

Малена кивнула.

— Молодец, конечно, но тебе тоже вредно не спать. Ты же ребенка ждешь...

— Я бы все равно не уснула, а так волноваться меньше пришлось.

— Когда мы отправляемся на корабль?

— Сразу после обеда. И отплываем с вечерним отливом.

— Тогда надо навестить госпожу Ливейс...

— Зачем, ваша светлость? С ней уже господин граф расплатился...

Малена покачала головой.

— Это не совсем так... увидишь — поймешь.

Ровена пожала плечами и не стала спорить. И даже когда Мария-Элена, подумав, выбрала из своего сундука с вязанием (а чем еще заниматься в дороге?) большой сверток, она и тогда не спорила, и молчала, когда Мария-Элена, после завтрака поднялась на крыльцо дома госпожи Ливейс и постучала большим бронзовым молотком.

Открыли ей почти сразу.

М-да...

Рыбой еще пахло. И в прихожей, и в доме, и не все еще оттерли — следы ночного приключения оставались. Но сама госпожа Ливейс была жива-здорова, и вышла к девушкам, улыбаясь дружелюбно, но несколько натянуто.

— Видишь? — шепнула Матильда. — Я была права...

— Да, — согласилась с ней Малена. — Деньги не заменят большого человеческого спасибо. Вместе они куда эффективнее.

— Именно...

Это уже объясняла Матильда.

Бабушку Майю жизнь потаскала по миру, она повидала многое, и понимая, что внучка рано останется одна, по мере сил передавала свой опыт.

Деньги — не главное в жизни.

Люди работают на тебя за деньги, но если ты еще будешь с ними вежлив, и дашь понять, что они — важны...

Это очень тонкая грань, и важно уверить человека в его нужности, не посадив при этом себе на шею. Бабушке Майе это удавалось, Матильде далеко не всегда, но тренироваться надо! Почему бы и не на госпоже Ливейс?

— Здравствуйте, ваша светлость, — поздоровалась первой Берта, как и следовало.

Мария-Элена, а точнее, Матильда, которой сейчас передали контроль, расцвела улыбкой.

— Доброе утро, госпожа Ливейс. Я пришла вас поблагодарить...

— Господин граф меня уже поблагодарил...

— Я не сомневаюсь в его благородстве, госпожа Ливейс, — откликнулась Матильда, отмечая напряженные нотки в голосе. Ар-ристократы, порода такая. Свято уверены, что раз уж платят, то и на чувства других людей не стоит обращать внимания.

А зря...

— Просто я хотела бы поблагодарить вас уже от своего имени. Вы оказали мне громадную услугу, и я надеюсь рано или поздно отплатить вам добром за добро.

Матильда говорила абсолютно искренне. Действительно, Берта была очень великодушна, хотя и за крупную сумму. Но она рисковала домом, людьми, даже своей жизнью, если бы что-то пошло не так, это же портовое отребье, они бы церемониться ни с кем не стали.

Всякое бывает...

Да, Пахт не станет нападать на госпожу Ливейс сейчас, это уж вовсе уничтожить свою репутацию, и Карст обещал задержаться и приглядеть, но...

Сам факт помощи.

Берта вздохнула, чуть смягчаясь.

— Ваша светлость, вы девушка хорошая, уж простите за дерзость. Вам помочь стоило, да и... — женщина вдруг легкомысленно хихикнула. — Я в щелочку подглядывала...никогда такого не видела!

Малена улыбнулась.

— Я знаю, что господин граф заплатил вам. Моим наследством, к сожалению, распоряжались не слишком добросовестные люди, и я не могу поблагодарить, вас как должно, но я надеюсь, эта вещь вам понравится.

И протянула сверток.

— Ваша светлость, вы слишком добры, — но протестовала Берта из вежливости. А руки уже разворачивали грубую ткань, в которую было завернуто...

Матильда с Маленой вывязывали его малым не неделю, прежде, чем результат их удовлетворил.

Пончо.

Уютное, из белой, серой и красной шерсти, в три цвета, без рукавов, с большой брошью спереди, с красными цветами по белому фону и серой оторочкой, с карманами и даже капюшоном...

Сложно ли связать такое?

Если у вас руки под это заточены и навыки есть — можно. *

*— лично такое видела, прим. авт.

Только для двадцать первого века эта вещь была обыденной. А для местных...

Берта ахнула.

— Ваша светлость...

— А вы примерьте? — лукаво предложила Матильда. Чем хорошо пончо, так это своей формой на любую фигуру, даже самую шарообразную...

Берта разобралась не сразу, но потом просунула руки в рукава, накинула капюшон и ахнула.

— Ваша светлость, это ж...

— Надеюсь, вам понравится, — Малена улыбалась. Приятно, когда изделие рук твоих вызывает такую реакцию.

Привлеченные шумом, заглядывали в дверь слуги, и застывали, изумленные.

Берте Ливейс действительно шла накидка.

Капюшон освежал лицо, складки маскировали фигуру, да и теплое оно — это же натуральная шерсть, не синтетика...

Здесь такое не вязали. Шарфы, носки без пятки, гетры, муфты, но не такие произведения вязального искусства. А вот Матильда сделала — и была горда собой. Разве плохо получилось?

Замечательно!

И сердечность госпожи Ливейс при расставании это только подтверждала. Как и приглашение останавливаться у нее и только у нее, она всегда будет рада, когда бы ее светлость не прибыла в Винель...

Малена не стала отказываться. Она мило поблагодарила и попрощалась.

А через два часа уже стояла на борту корабля и смотрела на порт.

— Столица, впереди ждет столица...

— Ваша светлость, — кашлянула рядом Ровена...

— Да?

— А вы меня не научите такие вещи вязать? Пожалуйста...

Ровена ведь видела, что Мария-Элена что-то вяжет. Но угадать готовое изделие и не пыталась. Как правильно гласит поговорка — дуракам половину работы не показывают, а вот целая ее впечатлила, и сильно.

Малена подумала, что плыть еще пару недель, и согласилась.

— Научу. Сама себе такое свяжешь.

— Благодарю, ваша светлость...

Девушка только рукой махнула.

Интересно все же, кто такой Бернард? И кому служит Карст?

И что их ждет в столице?

Но это все покрыто туманом неизвестности. Малена просто не знает многих вещей и не узнает их до приезда в столицу, а значит, не стоит и расстраиваться. Успокаиваем нервы, занимаем делом руки... вязание?

И чем плохо?

Вяжут — все!

Забегая вперед, так и вышло. Все время плавания вязали Мария-Элена, училась Ровена, учились графиня, Астела и Даранель. Интересно же...

А проснуться Марии-Элене так и не удалось. Ни разу. И Матильде тоже. Сколько они не пытались.

Давая преимущества, связь имела и свои недостатки. Ночная жизнь для девушек была закрыта раз и навсегда. Да и шервуль с ней! Сестра дороже!

Рид, маркиз Торнейский.

Рид оглядел свое войско.

Да, замечательное слово — войско.

Сто гвардейцев, триста пехотинцев, еще сотня арбалетчиков, обслуга у баллист, ну и там-сям. Обоз. А впереди их ждет короткая и вряд ли победоносная война.

Вряд ли... какой он с утра оптимистичный, самому приятно. Да разобьют их, чего уж там! Рид умел воевать, но не радовался войне, и здраво оценивал свои силы.

Равель...

За его спиной оставался небольшой городок, в котором сейчас носился взад и вперед Симон, стараясь успеть как можно больше за меньшее время. И деревни...

Казалось бы — можно отсидеться за городскими стенами, отбивая атаки... и — нельзя. Не получится. Не такой уж Равель укрепленный, не настолько надежный. Рид его взял бы на копье без особых проблем и в десять дней.

Степняки?

Может, провозятся чуть больше, но потом все равно пойдут вперед. У них тоже хватает хороших полководцев, наверняка. Те же предатели. Тот же Давель... Или сделают еще проще — оставят тысяч пять-шесть под стенами Равеля — численность войска позволяет, и отправятся вперед.

А вот дальше...

Война это — или простой набег?

Это важный вопрос. Набеги ведутся ради добычи, войны — за территорию. В первом случае мирное население никто не жалеет, во втором стараются оставить их боле-менее целыми и здоровыми.

Но...

Это же степняки.

То есть десятки родов, объединенных под властью одного человека. А в каждом роду еще свой старейшина. И не всегда этот род богат. А денег-то хочется, и добычи хочется, так что сначала... сначала людей будут грабить, угонять в полон и резать, просто от опьянения кровью, силой, войной...

Каган отдает приказ, старейшина его дополняет, а что получается?

Да, вы идете завоевывать, но... не забудьте о трофеях. И старейшину рода послушаются охотно. С радостью послушаются, Восьмилапый их всех сожри!

Удержит ли Хурмах своих шакалов в повиновении? Рид сомневался и сильно...

Обычно каган — это больше номинальная фигура, нечто, вроде верховного судьи, который еще и постоянно доказывает право своего рода на главенство, но Хурмах, видимо, оказался незаурядной личностью.

Давель, с-сука...

Рид скрипнул зубами, вспоминая Ренара Давеля.

Такого любезного, умного, услужливого, довольного, шервуль сожри, своей жизнью... что с ним было не так? Где он проглядел гиену? Как не угадал предательства?

И ведь сам, сам приблизил к себе эту мразь! Не оправдаешься перед собой, не найдешь других виновников.

Постепенно, не сразу, за несколько лет, Давель прибрал к рукам разведку. И видимо, договорился с Хурмахом.

Так в Степи появилось войско. Так Хурмах начал собирать кулак, чтобы ударить по Аллодии. А Рид проморгал. Веселился, загонял оленей и кабанов, жениться собрался...

Дурак старый!

Солдаты шли маршем по Аллодии.

Рид смотрел на родную страну, и думал, что наверное, не вернется. Сорок тысяч степняков — и его войско! В котором даже пятисот человек нет...

Которое сбито с бору по сосенке, в котором только его отряд профессиональный, а остальные.... Пушечное мясо.

Но что делать, если других нет?

Делать из них отряд, только и всего.

Рид разговаривал с сотниками, прикидывал свои шансы и не собирался лгать самому себе...

Да, скорее всего он не вернется.

— Грустите, ваше сиятельство?

Рид посмотрел на дядюшку Стива.

— Что ты, старина! Радуюсь!

— Какая-то грустная у вас радость, ваше сиятельство.

Рид неопределенно хмыкнул.

— А что ты мне предлагаешь? Песни петь?

— Мы еще не умерли, ваше сиятельство.

— Но мы еще и не победили.

— Так и нас не победили...

Рид вздохнул. Дядюшка Стив добился своего — маркиз уже не унывал, теперь ему больше всего хотелось придушить старого воспитателя.

— Какой у нас план, ваше сиятельство?

Рид хмыкнул.

— Разведчиков я вперед выслал. Дальше — просто. Идем, пока не натыкаемся на авангард степняков или отряд. Бьем их в хвост и гриву, но пару-тройку шакалов отпускаем. А потом начинаем кружить. Пусть за нами гоняются.

— Не верите, что Равель удержат?

— Нет, не верю. Симон неглуп, только он не воин, он торгаш. Равель дрогнет и хрупнет, ты же сам все видел...

Стив кивнул.

Видел. Не исключено, что они смотрят по-разному на некоторые вещи, но...

— Какое-то время он простоит, но потом его сломают и пойдут дальше.

— Его и ломать не надо. Я бы просто отравил всю воду, и дождался, пока защитники сдадутся сами. Или блокировал его на это время, а сам...

Да, слабым местом Равеля была Интара.

Судоходная река снабжала город водой. А колодцы... сколько там тех колодцев?

Легко ли отравить реку?

Нельзя сказать, что легко, но и не слишком тяжело. Просто устроить несколько завалов разной падали... да падалью степняков прекрасно обеспечат те, кто им не нужен. Старики, мужчины, способные взять в руки оружие...

И в городе начнется эпидемия.

В части пакостей ближнему своему и дальнему люди бывают весьма изобретательны, куда там Восьмилапому!

Рид не видел сейчас другого выхода, кроме как отвлекать врагов на себя.

Да, он верил брату, и знал, что подкрепление будет, но до него надо продержаться. Надо не дать разорить Аллодию. Надо не пустить степняков дальше. Если поглядеть на карту Аллодии, часть ее будет окрашена в зеленый цвет — леса. Но потом, за ними, начинаются поля. Дней десять пути от Равеля — и степняки вступят в графство Шаллен, а оно с давних пор снабжает Аллодию зерном.

Графы Шаллен когда-то решили, что хлеб нужен и королю, и крестьянину, распахали побольше земель под поля, поставили мельницы, и дело пошло. Климат оказался ли удачным, почва ли, но урожаи в Шаллене были малым не сам-трое. Может, и потому, что Шаллен был богат реками, которые весной разливались и наносили на поля плодородный ил... Рид не был агрономом. Так, что-то слышал...

Землепашцы, деревеньки, поселки, почти никаких городов... и так мало воинов, слишком мало, чтобы дать отпор шакалам кагана.

Даже если степнякам дать занять территорию, а потом выбивать с захваченных земель, что останется после них? Ведь не просто так они отойдут, постараются нагадить как можно больше.

Пустыня. Выжженная пустыня.

Те, кто выживет, будут или обречены на смерть от голода, или лягут тяжелым грузом на бюджет королевства. В котором тоже начнется голод. А еще война это смутное время. Тут же активизируются разбойники, пираты, соседи...

Какие уж тут договора и союзы?

Не можешь отстоять свою землю и свой народ?

Медяшка тебе цена.

Вот и шел Рид на смерть. Грустил, конечно, но надо. Война — это такое же ремесло, как кожевник, плотник, красильщик.... Тех убить не могут?

Могут.

И часто убивают, если не успевают такие, как Рид.

Пафосно?

Да и шервуль с ним, с пафосом. Может, умирать завтра-послезавтра придется, так что б и не повитийствовать напоследок?

С тем Рид и ехал, предавался своим размышлениям, и с каждым шагом приближался к армии кагана.

Войско степняков, где-то в районе Интары.

Хурмах проснулся с чувством собственного довольства и даже не сразу вспомнил — почему.

Потом уже всплыло из глубины разума приятное воспоминание.

Да, Торнейский и его невеста... теперь уже — женщина Хурмаха Одна из многих, покорная и послушная. И возможно его, Хурмаха, сын с королевской кровью. Приятно...

Где она, кстати?

При взгляде на ковер рядом с кроватью, Шарлиз не обнаружилось. Бурсай увела ее еще на рассвете, по обычаю. Время женщины — ночь, время мужчины — день, время Бога — утро и вечер, и в эти минуты надо не тратить силы на девок, а вознести молитву за то, что Он сотворил тебя. Правилом пренебрегали и достаточно часто, но в походе Хурмах старался блюсти обычаи. И его люди тоже напоказ, старательно соблюдали все, вплоть до мелочей. *

*— Большая часть Ромеи (все, кроме степняков) вверят в Брата и Сестру, которым Творец вручил этот мир, чтобы они заботились о нем. Соответственно, имеется разделение обязанностей, Брат — для мужчин, Сестра — для женщин и домашних животных. Им строят храмы, монастыри, для желающих служить Брату или Сестре, им молятся и на храмы выделяется храмовная пятнадцатая часть, которую люди привозят совершенно добровольно.

Степняки в Брата и Сестру не верят. Ладно бы еще Брат, но — баба? Поэтому они верят в бога-Творца, который сделал мир, создал первого человека, посмотрел на него, вздохнул — и дал ему первого Коня. И с тех пор степняк не мыслит себе жизни без лошадей. Степняки не строят храмов и не платят жрецам, как правило, все обряды у них отправляет старейшина. Но у них есть несколько правил,, которые стоит строго соблюдать верующим. Как то — молитва на рассвете, в благодарность за сотворение жизни. На закате — за подаренного коня. Обязательная благодарность за посланную пищу при каждой трапезе — просто провести по лицу сложенными лодочкой ладонями, обязательное омовение раз в три дня... правил достаточно много, но соблюдать их несложно. Прим. авт.

Принцесса не сопротивлялась, когда за ней пришла Бурсай, и не ругалась на грубую побудку, и на то, что ее вели чуть ли, не как скотину. Сил не осталось ни на что. Будь ты хоть какой шлюхой, а все же ночь выдалась трудная. Сначала не знаешь, останешься ты жива или нет, и удастся ли убедить мужчину в своей девственности, а потом еще жаркая ночка. Да такая, что будь она девственницей, век бы при виде члена тряслась и плакала.

Поспать удалось пару часов, и то повернуться было больно, а шевельнуться страшно. Проснется еще, а продолжения принцессе не хотелось.

Шарлиз повиновалась старухе, в надежде полежать и отоспаться, но даже это ей удалось далеко не сразу.

Сначала — молитва, к которой заставили присоединиться и принцессу, и только потом ванная с маслами. Ненадолго...

Войску скоро выступать...

* * *

Хурмах о переживаниях принцессы не знал. Он просто понял, что девушку увели, потянулся и занялся утренним ритуалом.

Молитва, омовение, легкий завтрак — и люди.

Сорок тысяч человек двигаются медленно. И даже тридцать тысяч, с учетом ушедших к крепостям отрядов — тоже. А Равель не будет спать, он все это время готовится к обороне.

Шесть кал-ранов и Давель.

Вроде бы тоже кал-ран, но пяти тысяч человек в подчинении у него нет. Даже сотни нет... его услуга уже оказана, но этот пронырливый гад еще может пригодиться. Не стоит пока от него избавляться, пусть живет.

Вот потом, когда Аллодия ляжет под копыта степных коней, обязательно надо будет удавить мерзавца. Кому нужны двурушники и предатели?

Никому. Но посвящать будущего покойника в свои планы не стоит.

Так что Хурмах благосклонно улыбнулся Давелю и широким жестом пригласил всех разделить с ним трапезу. В Степи это не считается зазорным, предлагая нижестоящему хлеб со своего стола, ты показываешь уважение. А это важно.

Кал-раны рассаживались, степенно проводили ладонями, сложенными лодочкой, по лицам, вознося благодарность за посланную пищу, и только потом принимались за еду.

Минут пять царило молчание, потом Хурмах заговорил, медленно и весомо.

— Перед нами Аллодия. Она лежит и ожидает, когда мы повергнем ее под копыта наших коней. Мы сейчас идем вдоль Интары. Крепости Доран и Инкор — пали, Ланрон, надо полагать, вскоре разделит их участь. Бардух пока молчит...

Давель кашлянул.

Впрямую он не стал вмешиваться в разговоры, но намекнуть, что ему бы неплохо дать слово — мог.

Кал-раны поглядели без одобрения, но Хурмах махнул рукой.

— Ты что-то знаешь, кал-ран Давель?

Бывший сотник поднялся и поклонился, как это было принято в Степи. Скрестив обе руки на груди, показывая, что не причинит вреда хозяину дома.

— Мой каган, в милости своей, приказал мне заниматься тем, что я умею лучше всего — разведкой.

— И? — Хурмах шевельнул бровью, намекая, что славословия надо бы урезать.

— Кал-ран Бардух потерял под стенами Ланрона таран и затребовал осадные башни.

Хурмах покачал головой, хотя внутренне он вскипел от злости.

Этот сын собаки и шакала потерял таран! Да вы знаете, во сколько встало сооружение тарана в степи? Где каждую деревяшку для него пришлось везти из других королевств, да еще кружным путем, да еще втайне... Если с Бардуха кожу содрать на новый — и то не окупится!

Но ругаться было не время. И род у Бардуха сильный, заступятся, если что. А потому...

Хурмах вздохнул и огладил расчесанную и умащенную маслами бороду.

— Что ж. Я верю в то, что храброго кал-рана не постигнет неудача. Это всего лишь мышиная нора на пути скакуна, и да не сломает он ногу в недобрый час.

Вот так.

И не ругаться, и задел на будущее.

Победителя оправдывают. Проигравшего вешают. Ладно, в Степи с деревьями плохо, но если выбирать между повешением — и разрыванием четырьмя конями, начинаешь ценить виселицы. Если Бардух справится, Хурмах не станет сильно ругаться, просто вычтет у него из добычи. Потом, когда настанет время ее подсчитывать.

А если нет...

Тогда Бардуху сильно повезет погибнуть под стенами Ланрона.

Хурмах посмотрел на кал-рана Мурсуна.

— Мурсун, пока Бардух стоит под стенами Ланрона, а наше войско движется вперед, я приказываю тебе взять семь тысяч человек — и отправиться вперед. Под стены Равеля.

Мурсун приложил кулак к груди в знак повиновения, и тут же уточнил.

— Мой каган, дозволено ли мне спросить?

— Да, конечно...

— Я должен взять город? Или блокировать? Или что-то еще? Я ведь не знаю всех замыслов моего господина...

Вот за это Хурмаху и нравился Мурсун. Послушный, исполнительный, не особо инициативный, все, что ему скажешь, исполнит в точности, но столкнись с непредвиденным — и он растеряется, не в силах двигаться дальше.

Но что тут может быть непредвиденного?

— Кал-ран Мурсун, ты должен взять семь тысяч воинов, и направиться к Равелю. Там тебе надо перебить всех, кого ты найдешь вокруг города... можешь взять в плен тех, кто нам пригодится, но не будь слишком уж милосерден. А потом ты должен осадить город. И чтобы ни одна тварь не проскользнула. Ни туда, ни оттуда...

Давель поглядел прямо в глаза кагану. Кашлять он на этот раз не стал, но Хурмах и так дураком не был.

— Что ты хочешь сказать, кал-ран Давель?

— Мой каган, Интара — это корабли. Почему бы нам не захватить несколько суден? Они пригодятся нам в дальнейшем, и для перевозки трофеев, и...

Хурмах кивнул.

— Кал-ран Давель, вот тебе это и поручим. Кал-ран Арук?

— Да, мой каган.

— Две тысячи людей у тебя заберет Мурсун. А ты с оставшимися тремя тысячами, отправишься вверх по течению Интары. Кал-ран Давель поможет тебе, постарайтесь не повторять ошибку Бардуха. Пленники — хорошо, но мне нужны корабли. И по возможности, с живыми командами.

Арук приложил кулак к груди, показывая, что выполнит приказ кагана.

Вот и отлично. Они с Давелем как раз дополнят друг друга, Арук вовсе не глуп, хитер, изворотлив и умеет прислушаться к мнению других людей. Особенно если сам плохо разбирается в данном вопросе. А когда две змеи сплетаются, даже мальчишка может убить их обычной палкой.

Хурмах хоть и не формулировал принципа 'разделяй и властвуй', действовал всю жизнь согласно ему. Так прожить подольше получится.

— Я же, с двадцатью тысячами войска, пойду вслед за воинами Мурсуна. И Аллодия ляжет под копыта наших коней.

Кал-раны дружно приложили кулаки к груди.

Да, конечно, ляжет, кто бы сомневался...

Мнение маркиза Торнейского, его величества Остеона и Аллодии в целом в расчет не принималось. Вообще.

Его величество Остеон. Аланея.

Болела голова.

Невыносимо, жестоко, с самого утра... бывают же такие гадкие ночи? Когда просыпаешься по десять раз за ночь, когда не можешь найти себе места на кровати, когда бешено колотится сердце и ломит виски, когда мутит от любого запаха и кажется, что даже соловьи не поют, а верещат, как придавленные сапогом кошки...

Остеон понимал, что это из-за волнений, что брат в опасности, что он переживает...

Понятно все. Но как с этим справиться?

Ответ могут дать лекари.

Да-да, ведите здоровый образ жизни, обязательно гуляйте на свежем воздухе, правильно питайтесь, очень хорошо кушать побольше красного мяса и пить побольше белого вина, и ни о чем не волнуйтесь. Особенно последнее. И вот еще вам волшебная травяная настоечка (пилюля, клистир), который обязательно поможет.

Как все это может помочь королю, у которого брат сгинул невесть где, по прикидкам как раз на острие войны с каганом, у которого пропала принцесса из Саларина, у которого сын...

Легок на помине.

Найджел выглядел отвратительно отдохнувшим и выспавшимся. И довольным жизнью и собой.

— Доброе утро, отец. Как ты себя чувствуешь?

— Замечательно, — отмахнулся Остеон.

— Уделишь мне пару минут? Надо кое-что обсудить по поводу бала.

Остеон, который чувствовал себя омерзительно, махнул рукой.

— Делай как знаешь, не до того.

— Но я же хочу как лучше...

Найджел выглядел искренне расстроенным, но сегодня Остеон себя слишком плохо чувствовал, чтобы обращать внимание на переживания сына.

— Джель, у нас война со степняками. Понимаешь — война! Там сейчас Рид, туда отправился Артан Иллойский, а мы сейчас срочно рассылаем письма. Нам надо закупить зерно, на тот случай, если степняки прорвутся в долину Шаллен... Ты представляешь, что начнется в королевстве? Треть всего зерна приходит оттуда!

Най джел удивленно пожал плечами.

— А что начнется?

— Голод, Джель. Это страшно...

— Нам ведь хлеба хватит, — Найджел по-прежнему не понимал, в чем проблема. Аристократам достаточно, а чернь... она кого-то интересует?

Остеон схватился за виски. Болью их резануло вовсе уж невыносимо.

И ведь сын не понимает, что говорит. Он не притворяется, он просто не понимает. Ах, почему он не воспитывал сопляка вместе с Ридом?

— Джель, не будет зерна — люди вымрут с голоду. Не будет людей — некому будет обрабатывать землю — не будет зерна и у нас.

Джель потер лоб.

— Но ведь эта чернь плодится, как кролики...

— Но грудной младенец не станет обрабатывать поля. Не мори корову голодом, а то молока не получишь.

Джель фыркнул, не одобряя такие низменные маттерии, но спорить не стал.

— И что теперь?

— Закупим зерно у соседей — на всякий случай. Барист уже торгуется, чтобы с нас не содрали втридорога. Что сможем — вывезем по Интаре, что не сможем — придется сжечь, чтобы не досталось степнякам...

— Пусть достанется. Потом мы отберем все у них!

— Как у тебя все просто, Джель.

— Это же степняки. Мне Рид рассказывал, они их чуть ли не плетками гоняли.

— Кот удавит одну мышь, сорок мышей сожрут кота.

— Может, и так... налить тебе травы? Что-то ты весь зеленый...

Остеон махнул рукой.

— А, налей...

Найджел отправился наливать в один кубок вино, во второй — травяной отвар, протянул отцу.

— Поменьше переживай, а то так и заболеть недолго.

— Вот будь любезен, не добавляй мне переживаний. Займись балом, и чтобы я о нем не слышал, действуй, как тебе заблагорассудится.

Найджел кивнул, выпил вина, поболтал еще минут пять о всякой всячине, и откланялся.

Остеон сделал еще пару глотков отвара. Потом подумал — и совершенно по-детски вылил его за окно. Захотелось.

Надоела горькая дрянь...

Голова все равно болела, но его величество уже приспособился. Нет у королей ни выходных, ни праздников, и больничный лист им не выписывают, на Ромее и слова-то такого не ведают.

Так что — работайте, ваше величество. Власть — возок, впряглись — тяните. До самой смерти.

* * *

Барист Тальфер проводил нечитаемым взглядом принца Найджела, выходящего от отца.

Поклонился, отступил в тень, когда надо было, королевский стряпчий становился совершенно невидимым и неслышимым. Как у него это получалось?

А вот так! Дано от природы, как и талант складывать числа и превращать их в деньги.

Барист мыслил настолько изворотливо, что даже не пытался излагать кому-то свои размышления, или объяснять, как он пришел к тем или иным выводам. В его памяти хранились сотни и тысячи фактов, и он складывал их, тасовал и так, и этак, укладывал в своей картине мира, получая причудливую мозаику, иногда с прекрасными, иногда с уродливыми картинами...

В случае с принцем картина получалась откровенно уродливой.

Барист не любил Найджела. Почему?

Так сразу и не скажешь. Зависть? Вот уж это чувство Баристу было не свойственно ни в малейшей мере. Тальфер знал о своей уникальности, ценил ее, и уподобляться смазливому придворному щеголю? Будь он хоть трижды принц?

Хотел бы Барист поменяться с ним местами?

Он бы стал принцем с куриным умом Найджела, пусть даже красавцем? Пусть даже любимцем всех женщин?

Нет!

И еще раз — НЕТ!!!

У Бариста от одной мысли почесуха начиналась. Но почему он не любил Найджела?

Непонятно. Никак не понять...

И не доверял. Но... что делать? Не скажешь ведь королю в лицо — ваше величество, поведение вашего сына весьма и весьма подозрительно...с чего это его разобрало на сыновнюю любовь? Проверить бы?

Вы ж его недавно отчесали поперек шерсти, да еще на свободу его покусились, раньше он месяцами дуться мог, а теперь ластится? Не бывает такого, или бывает, но с причиной.

Зачем ему надо прогибаться, что та змея? Почему он так поступает?

Каждый человек — раб своего характера, привычек, суждений, даже друзей и близких. И — каждому человеку свойственны одни поступки и не свойственны другие.

Если человек, к примеру, ненавидел всю жизнь голубей и гонял их, а в одно прекрасное утро вдруг выходит их кормить, либо за ночь он пережил серьезное потрясение, либо семечки отравил. И второе вероятнее.

Добряк не озлобится без причины за один час, скупец не начнет раздавать горстями деньги, а шлюха не станет спать с кем-то бесплатно. Просто так — не станет.

Всему есть причина. И если Барист ее не видит, значит, ему не хватает информации. А потому...

День Барист отработал честь по чести. А вечером направился к департаменту Дознания.

Было, было в столице такое учреждение, и возникло оно совершенно случайно, при отце Остеона. Случилось убийство.

Якобы одна молодая дама сама выпала из открытого окна. Подошла, голова закружилась, ну и... насмерть. На камни темечком.

Муж в горе, родные в горе... только горе можно выражать по-разному. Можно молитвами, а можно и делами. Вот, любовник дамы и выбрал второе.

Не верил он, что любимая могла выпасть из окна. Именно из этого, именно тогда, еще и случайно, она и к окнам подходить не любила, всю жизнь высоты боялась... ей помогли! Точно!

Уверенность — это хорошо, но мало. Любовник понимал, что даже кинься он королю в ноги, Аррель спросит — где доказательства? Обвинять голословно — за такое и поплатиться можно, головой. Слово любовника, против слова мужа и родни...

Скорее любовника, который ничем, кроме ума и красоты не отличался, на дыбу вздернут, а там уж он в чем хочешь признается. И что оставалось делать мужчине?

Не было тогда дознавателей, никак е было. Пришлось ему самому следить, сопоставлять факты, говорить со слугами, стражниками, подкупать, доставать письма...

История оказалась банальна.

У мужа оказалась беременная любовница, которая спела песню на тему: 'ах, я не переживу позора, если наш ребенок родится бастардом...'. Дальше — все просто. Жена изменяет? Разводы не одобряются, и даже если удастся что-то сделать, ребенок не то, что родиться — он и вырасти успеет.

Муж решил проблему радикально и ушел бы от ответственности, но любовник не дал. Однажды он прорвался к королю на прием и положил к его ногам все собранные доказательства.

Аррель заинтересовался.

Рассмотрел предложенное, подумал, и повелел допросить мужа. Уже с пристрастием и по конкретным эпизодам. Где был, зачем туда ходил, с кем пил...

Все выяснилось быстро, и вдовец отправился на корм шервулям, к печали любовницы и радости мстителя. Но просто так умнику отделаться не удалось, Аррель, недолго думая, предложил юному дворянину учредить департамент Дознания, именно для таких случаев. Подбирать себе людей, учить их, работать, понятное дело, сразу отдачи не будет. Но даже ребенок не враз делается, а тут новое ремесло осваивать. А надо, мало ли что...

Мало ли кто.

Дворянин, не будь дурак, отказываться не стал и вот уже больше тридцати лет был начальником департамента, который разросся из пары комнат и трех человек в целое учреждение.

Большой дом, несколько десятков сотрудников...

Туда Барист и отправился.

Не к начальнику, нет...

К другу.

Плохо Тальфер сходился с людьми, но если уж кого признавал, то доверял безоговорочно. И этот человек мог прийти к нему в любой момент, обратиться с чем угодно, Барист помог бы, не сильно задумываясь. Но для себя Тальфер требовал того же.

Ты — мне, я тебе, на том и стоим.

* * *

В департамент Барист заходить не хотел, дождался, пока погаснет нужное ему окошечко, и когда человек, закутанный в неприметный серый плащ, вышел из департамента, тихо приказал кучеру ехать следом..

Улицу, вторую...

Потом мужчина в сером развернулся, окинул взглядом карету, улицу, убедился в отсутствии слежки... и в два прыжка оказался внутри экипажа.

Кучер и не дернулся. И не такое бывало...

— Ну привет, Рист.

— И тебе не хворать, Варсон, — приветливо отозвался Барист, пожимая руку старому другу.

Варсон Шефар был знаком с Баристом еще с тех времен, когда молодой Тальфер работал у архона. Была там одна неприятная история, и если бы он не помог, позора бы архон не обобрался.

Именно Барист настоял тогда на помощи Варсона, именно он потом устроил друга в департамент Дознания, и никто об этом не пожалел Ни архон, ни Барист, ни Варсон, ни глава департамента.

Шефар не только помог, он еще сохранил все в тайне... Варсон был неглуп, честолюбив, но самое главное — не лишен представлений о порядочности. У него был свой кодекс чести, и Варсон старался его блюсти.

Не со всеми, нет.

Глупо проповедовать гиенам или целовать змей. Не оценят.

Но для Варсона так же, как и для Бариста, были свои и чужие, друзья и враги... Барист был свой. Ему стоило помочь, с ним стоило дружить, своих он не сдаст.

— Что тебя к нам привело? Обычно тебя и плюшками не заманишь...

— А плюшки-то с чем? Не с корицей?

— С сахарной пудрой.

— Вот, с корицей печь надобно. Тогда и ходил бы я к вам чаще, — отшутился Барист.

— Нет уж. Лучше я к тебе, — Варсон посерьезнел. Шутки в сторону, просто так Барист не придет, просто так они и в храме увидятся, когда решат туда пойти.

Барист ходит каждый десятый день, жену сопровождает, а Варсон обожает встречаться в храме с осведомителями. Шикарное место, кого там только не бывает!

Мало ли, что нищий? Может, милостыньку просит. Или девка услуги предлагает, или дама любезничает с симпатичным кавалером. Вариантов много.

Нехорошо так поступать? В храм молиться ходят?

Ничего, Брат не осудит, шервуль не сожрет.

— Так что случилось?

Барист вздохнул.

— Может, и ничего. А может... ты жениться пока не собрался?

— Нет. А с чего ты заинтересовался?

— Вдову утешать не придется. А Жанетта и так знала, что я до старости не доживу.

Варсон сдвинул брови.

— Так. А теперь подробно...

— Нет у меня подробностей, одни подозрения.

— На чей счет?

— Его высочества Найджела, — как в пропасть бухнулся Барист.

Варс только рот раскрыл. Слова из него удалось выдавить десятью минутами позже, карета три круга успела проехать. Кучер отлично знал, в какие моменты хозяина надо вести домой, а в какие повозить кругами, давая возможность поговорить.

— К-кого?

— Думаешь, я рехнулся?

Варс потер лоб.

Думаешь? Да тут практически полная уверенность! После такого надо лекарей вызывать из сумасшедшего дома! Или...

— Ты расскажи подробнее, а я подумаю...

Теперь настала очередь Тальфера тереть лоб.

— Понимаешь... нет у меня подробностей. Одни подозрения.

— Какие? — въедливо допытывался Варсон.

Бариста он знал давно, мнительность Тальферу была не свойственна, счеты — штука прямолинейная, какие уж тут тонкие душевные переживания? И вдруг — такое?

— Бывает у тебя такое? Вроде бы все в порядке... моряки о таком рассказывали. Все еще спокойно, тихо, ни облачка, а руки тянутся укрепить снасти и ждать шторма? Давит, тянет...

— Если б у меня такого не было, давно б нож в печенке носил, — хмыкнул Варсон. Действительно, для дознавателя интуиция — не роскошь, а часть жизни, те, кто к ней не прислушаются, недолго проживут.

— Вот и меня... накрыло, — мрачно признался Барист. — Слышал про последний скандал с принцем?

— Это когда он за занавеской придворную шлюху понужал, а та возьми, да и рухни?

— Именно. Скандал вышел нешуточный, король орал так, что занавески срывало, Торнейский пытался всех утихомирить, да куда там...

— И?

— Обычно после такого принц месяца на два-три отставал от отца. Уезжал от двора, в глушь, в тишь, скандал затихал...

— Сейчас он не уехал.

— Более того. Торнейский, пока был здесь, пытался их помирить, но все было бесполезно. А стоило маркизу уехать, и принц прямо-таки бросился отцу на грудь...

— Может, ревновал?

— Никогда. О мертвых ничего, кроме правды, так ее величество Лиданетта принца разбаловала в свое время до безумия. Ему некогда было отца ревновать, он у матери с рук не слезал. Знал, что она для него живет и дышит. Рид его тоже любил, а король души в сыне не чает. Не с чего ему ревновать, понимаешь? Не с чего и не было такого никогда.

— Ладно. Я понял. Поведение его высочества после этого скандала резко отличается от его обычного поведения в таких случаях. Да?

Барист кивнул.

— Верно.

— Может, повзрослел?

— Не похоже. Я его вижу во дворце, я наблюдаю... нет. Не то. Сегодня про войну говорили, король ему объясняет, а принц... Знаешь, что он ляпнул, когда его величество сказал, что королевство без хлеба может остаться?

— Что?

— Аристократам хватит, остальное его не волнует.

— Подслушивал?

— Осведомлялся.

Варс подумал пару минут.

— Да, не похоже то на взросление. А что ты хочешь от меня?

— Принц гуляет по столице.

— Безусловно. И я даже примерно знаю, какие таверны и бордели он предпочитает, и с кем туда ездит...

— Я тоже знаю. Но последнее время... — Барист развел руками, показывая,, что ему трудно объяснить и сформулировать то, маловнятное, что давило на его разум... — Он ездит чаще один.

— Может, встречается с друзьями уже в городе?

— А эту свору я вижу во дворце. И часто без принца... недавно он вообще на всю ночь исчез, вернулся утром в жуком состоянии, словно шервуля увидел. Это по словам конюха. Жеребца чуть не загнал, выхаживать пришлось...

— Тоже ничего удивительного...

Барист покачал головой.

— Думаешь, я себе это не говорю? Да постоянно! Каждый день повторяю, и каждый день просыпаюсь с ощущением, что что-то неладно. Я не понимаю, что меня мучает, но...

— Ты хочешь, чтобы я занялся принцем?

— Я понимаю, что нам обоим головы не сносить...

— Правильно понимаешь.

— Поэтому я кое-что подготовил для тебя. Возьми.

Варсон взял свиток, развернул, Барист тут же зажег свечу в экипажном фонаре, чтобы другу было удобнее вчитываться...

Минут пять мужчина молчал. Думал. Потом с уважением поглядел на Бариста.

— Да, ты голова...

Тальфер улыбнулся.

Конечно, никто не даст Варсону следить за принцем. А вот за леди Сорийской, которая может быть шпионкой.... Чьей?

А хоть бы и Шемаля. Или Данзы.

Не по души им союз трех королевств, они со степи начнут, а Данзой, к примеру, закусят. Вот и решили развалить договор еще до его подписания, подослали шпионку, а уж та расстаралась, до сих пор вся столица в лежку лежит!

Принц не только принимает леди Френсис у себя, он и сам частенько к ней мотается. Не грех бы и проследить за леди, что, как...

За принцем?

А за ним никто не следит. Он случайно попал в работу, это даже король поймет.

Каких усилий потребовал у Бариста этот приказ?

Да никаких...

Ужасно, но его величество доверял Тальферу. И подписал один свиток среди прочих, не читая, веря, что там только письма. Вот и это оказалось письмо.

К начальнику департамента Дознания, уважаемому графу Трион, о разработке леди Френсис Сорийской на предмет связей с иностранными державами. Мягкой разработке, деликатной, а то потом не отмоешься...

С такой бумагой Варсон почти ничем не рисковал.

Не следил он за принцем, просто подозревал, что тот едет к леди Сорийской, вот и все. Это можно и начальству предъявить.

— Втянешь ты меня, Рист...

— Сам весь по уши, — мрачно ответил Тальфер.

— Значит, тонуть вместе будем.

Мужчины крепко пожали друг другу руки. Первый шаг был сделан, а уж чем закончится этот путь...

Кто его знает?

Матильда Домашкина.

Сегодня Матильда оделась попроще.

Юбка-солнце бежевого цвета, комплект из синего топа и кофты сверху — в офисе надо носить с кофтой, а на улице, если петь будем, можно и снять. А можно и не снимать, все равно вид не такой официальный, как вчера. На шею простенькие бусы из стекляшек, дешевка, но оригинальная.

Волосы стянуть в хвост, на ноги плетеные туфли, сумку — и вперед!

В этот раз Матильда пришла на работу раньше Антона. Шеф появился через два часа, нестерпимо воняя чужими духами.

— Малечка, кофе мне сделай, солнышко.

— Какой?

— Черный и покрепче...

— Не называй женщину солнышком, она и засветить может, — прокомментировала Матильда.

Малена хмыкнула и пошла заклинать кофеварку.

Кофе с блинчиками был принят благосклонно, и Антон мановением руки отпустил секретаршу, попросив ее ближайшие двадцать минут ни с кем не соединять.

— Перетрудился, — резюмировала Матильда. — Улучшал демографическую ситуацию в стране, не покладая... отдельных запчастей.

— Не путай ситуацию с проституцией! — беззлобно огрызнулась Малена.

— Да ладно тебе, не злись. Он мужчина молодой, здоровый, пусть бегает по бабам, опыта набирается. Лишь бы болезней каких не набрался...

Малена чуть успокоилась.

— Ладно. Пусть бегает. Просто очень обидно...

Матильда понимала подругу. Такое вот, школьное переживание, которого была лишена в своем монастыре Мария-Элена. Тебе нравится мальчик, который гуляет с другой девочкой, а на тебя ноль внимания...

Ты понимаешь, что проще плюнуть, махнуть рукой, и вообще — пусть гуляет, но... обидно! Какая-то глупая, иррациональная обида не дает тебе жить спокойно. Почему?

Да кто ж ее знает!

Матильда всем этим переболела в подростковом возрасте и приобрела иммунитет, справедливо полагая, что если мужчина не оценил такую замечательную ее, то он просто дурак. И тратить на него время и силы не стоит. А вот Мария-Элена этого была лишена в своем монастыре. Пусть сейчас наверстывает.

Так что девушка сосредоточилась на документах. Лучшее средство от душевных метаний, трепетаний и терзаний — работа. Помогает идеально. Страдаешь — подмети улицу, или картошку прополи, сразу страданий меньше будет.

Или просто окажется не до них...

Картошки под рукой не водилось, но сканирование кучи документов и их приведение в приличный вид — тоже помогало. Малена трудилась, как автомат — и ее потихоньку отпускало.

— А вечером нам еще к Сергею...

— Вот и отлично. Развеемся, — согласилась Малена.

— Он тебе не нравится?

— Нет. А тебе?

— Нет, — фыркнула Матильда. — Я вообще предпочитаю мужчин постарше, у меня синдром безотцовщины.

— Это как?

— Это когда девочка росла без отца. Потом ее тянет к тем мужчинам, которые могут заменить папу. Поняла?

Малена поняла.

— Тогда у нас им половина женщин страдают.

Теперь пришла пора удивляться Матильде.

— Это как?

— У нас принято, чтобы муж был постарше жены, лет на пять-десять обязательно, а лучше лет на пятнадцать. А у вас даже ровесники женятся, потом расходятся, потому что незрелые и глупые. Из двоих в браке кто-то должен быть старше и умнее...

— Раньше у нас тоже выходили замуж за мужчин постарше. И по сговору.

— А сейчас почему перестали?

— Революция многое перекроила, перемешала, — Матильда грустно вздохнула. — Знаешь, не дай бог вашему миру такое пережить.

Малена об этом догадывалась, и перевела разговор на другую тему.

— Антон мне по этой градации подходит. Он старше меня лет на десять, это хорошо.

— А ты потом не пожалеешь? — Матильда не могла не спросить. — В вашем мире нет разводов.

— Да. Очень редко, если нет другого выхода. У вас в этом отношении просто.

— Это... не самая лучшая простота. И многие браки заканчиваются разводом, особенно те, в которых муж старше жены лет на десять-пятнадцать.

— Почему?

— Потому что тебе восемнадцать, а мужу, к примеру, тридцать, тебе тридцать — ему сорок два, тебе сорок — ему за пятьдесят. И не факт, что у вас совпадут жизненные ритмы. Тебе, например, погулять хочется, а ему поспать.

— Я видела такое.

— И как это решалось?

— По-разному. В Ромее разводов нет... и Антон не настолько старше меня. Но если бы меня выдали замуж за человека в два раза старше...

— Такое могло быть?

— Лорана вспомни.

Матильда поежилась.

Вспомни!

Забыть бы дали! Тема браков была забыта влет. Как соберемся, так и разберемся, вот!

— Рисойские, твари.

— Думаю, их уже нет в Винеле. Они должны на всех парах мчаться в Аланею.

— Мы тоже туда едем.

— Надеюсь, разрыв не окажется слишком сильным, и подготовиться они как следует не успеют.

— Успеют. Хуже всего, если они кинутся сразу к королю, — мрачно спрогнозировала Матильда. — Известно ведь, кто первый крикнул, тот и прав...

Малена подумала пару минут.

— Ко двору попасть не так просто.

— Лорена ведь Домбрийская? А это по вашим меркам круто.

— Да. Только она в трауре.

— И что с того? — не поняла Матильда.

Малена хитро улыбнулась.

— Тут есть оговорка. Я могу попасть ко двору, чтобы принять наследство, более того, если я сразу не дам о себе знать, это будет очень плохо расценено. И мою просьбу об аудиенции удовлетворят в самое короткое время. А вот Лорена — вдова.

— И она обязана соблюдать траур? — сообразила Матильда.

— Именно.

— Сроки?

— Строгий траур — год. Вдова не появляется в свете, не носит ничего, кроме черного, не принимает у себя людей, разве что с выражениями соболезнования. Потом, до третьего года — нестрогий траур. Лорена может надевать серое или лиловое, может выезжать в свет, но не на большие приемы, а на малые, камерные, как вы скажете...

Матильда фыркнула.

— А если она захочет попасть ко двору...

— Это будет не сразу. Ей придется действовать через Лорана.

— Рисойский постарается обернуться. И связи у него есть, верно?

— Да. Только он — Рисойский.

— Прости?

Малена задумалась, как бы объяснить подруге простые и понятные для нее вещи. Такие успешно забытые в двадцать первом веке, такие непонятные для Матильды... Потом сообразила.

— Есть такое слово — репутация...

Теперь поняла и Матильда. Просто раньше ей это в голову не приходило. Ну кто сейчас оценивает людей по репутации? То ли дело — банковский счет!

— А у Рисойского она подмоченная?

— Равно как и у Лорены. Понимаешь, они вроде бы и оставались в рамках приличий...

— Но внешнее их соблюдение не сделало Рисойских порядочнее. Все, до меня дошло...

— И люди к ним не слишком хорошо относятся.

— У нас есть поговорка — береги честь смолоду. У вас нет?

— Поговорки нет. Но честь пока еще есть.

Матильда от души фыркнула. И тут же принялась строить гипотезы.

— Малечка, если все шито-крыто, может ли Лорена прикрыться дочерью? Бедная девочка, ей надо срочно искать мужа — и вот я здесь. А я так горюю, так страдаю...

Теперь задумалась Малена. Ненадолго, перебирая в памяти уроки этикета.

— Силанту может вывести в свет родня первого мужа Лорены. Даже обязана в такой ситуации. Вдова пишет Колойским, те отвечают... примерно через полгода Силли представлена ко двору. А сама Лорена должна получить королевское разрешение. Более того, это разрешение обязан подтвердить архон Аллодии.

— Архон?

— Ага.

Малена вспомнила, что так в Аллодии называется главный храмовный чин, вроде патриарха, и переспрашивать не стала.

— А кто-то рангом пониже не прокатит?

— Она же Домбрийская! Герцогесса!

— А к архону тоже просто так не попадешь... — ухмыльнулась Матильда, думая, что в нашем мире к патриарху тоже не сильно-то пробьешься.

Настал черед Малены грустно вздыхать.

— Она же Домбрийская.

— Черт! — сообразила Матильда.

Это простому прихожанину к патриарху не пробиться. А какой-нибудь дочке Ельцина, племяшке Горбачева, или кто там еще в верхах водится — запросто. Пропустят без очереди.

— Да, в Париже есть порядочные женщины, — процитировала старый анекдот Малена. — Но стоить они будут очень, очень дорого.

— Чтобы попасть к архону — плати, самому архону — плати, в канцелярии — плати, сборы ко двору тоже денег требуют... Малена, а у нее есть доступ к фамильным счетам?

— Зависит от многих факторов.

— К примеру? Завещание мы видели, там ей выделена фиксированная сумма, не уложилась — крутись, как хочешь?

— Это верно. И господин Сельвиль ей медяка не выделит. Но управляющий городским имением может оказаться не столь принципиален.

— У вас их несколько?

Малена задумалась.

— Я была маленькой. Вроде бы в городском доме тоже был управляющий, но точнее я не помню...

— Управляющий делами — или просто домом? Вроде дворецкого?

— Тильда, я не помню!

— В любом случае, есть завещание, если что — ты Лорену со свету сживешь за растрату...

— Не смогу, — грустно вздохнула Малена. — Если Лорена окажется в долговой яме, это будет позором для Домбрийских.

— То есть эта стерва будет крутить, как хочет, лишь бы все было шито-крыто, а ты и цыкнуть не сможешь? Чтобы семью не опозорить?

— Грубо по форме, но верно по сути, — очередной лист отправился в сканер.

Матильда задумалась надолго, Малена успела уже истов шесть через сканер прогнать, когда подруга активизировалась.

— Малечка, у меня ИДЕЯ!

— Какая? Взорвать Лорену? Чтобы петарды не пропали?

— Нет! Выдать ее замуж!

Малена едва со стула не свалилась. Повезло, что у компьютерного кресла с трех сторон есть опора.

— Ты с ума сошла?

— Почему? Ты — глава фамилии, выдай эту заразу замуж! И пусть только попробует вякнуть! Скомпрометируем и выдадим!

— Хм-м...

— Она будет охотиться на тебя, а мы — на нее.

Малена серьезно задумалась.

— Она же в трауре?

— Как ко двору лезть, так траур не помеха? Ну-ну... пусть попробует вякнуть про любимого мужа, если сама даже год строгого траура не выдержала?

— Силанта?

— Колойские.

— А я?

— А тебя выводят в свет Ардонские. При чем тут Лорена? Ей положено сидеть в поместье, молиться и вышивать салфетки крестиком. Не захотела? Сама себе злобный Буратино!

Кто такой Буратино Малена уже знала. И фыркнула от души.

— Тильда, я тебя люблю.

— Это взаимно, сестренка. Так как?

— Идея заслуживает рассмотрения, — согласилась Малена. — И даже претворения в жизнь!

— Ты за ней даже приданое дашь. Небольшое.

— Надо будет только найти ей жениха и все организовать...

— Думаешь, за нами залежится?

Малена так не думала. Не за Матильдой, точно. Быть Лорене еще раз замужем.

— Главное, чтобы они нас сразу не раскололи.

— Не должны.

— Значит, ищем мужа для мачехи. И молимся, чтобы она сразу не догадалась о нашей затее.

Недооценивать противника Малена не собиралась.

— Лоран — не дурак. И Лорена тоже, — вздохнула герцогесса. — Просто они не могут предусмотреть и предугадать — тебя.

— Кто ж такое вообразит в здравом-то уме?

— У вас же воображают? Книги пишут, — Малена недавно ознакомилась с творчеством некоторых фантастов.

— Но всерьез о таком не думают. Если я сейчас расскажу Антону про нас двоих, что он сделает?

Малена подумала с минуту.

— Сдаст нас в дом для душевнобольных.

— В психушку. О, легок на помине...

Антон выплыл из кабинета и заулыбался.

— Малечка, мне сейчас мать звонила.

— Я вас слушаю, Антон Владимирович?

— Мы с ней собираемся встретиться и пообедать в городе. Составишь нам компанию?

Только монастырская выучка помогла Малене удержать лицо.

— Благодарю вас, Антон Владимирович, я не обедаю.

— Я плачу. И приглашаю.

— Я вам очень признательна за приглашение, но вынуждена отказаться.

— Почему? Мама хотела сказать тебе спасибо за рецепт....

— Передайте, что подобная мелочь не стоит благодарности. Я поделилась от всего сердца, — отрезала Малена.

Матильда пока не понимала причины отказа, но молчала, доверяясь подруге.

— Ты обо мне каждое утро заботишься, а я не могу ответить тем же? — зашел с другой стороны Антон.

— Антон Владимирович, я поступаю так от чистого сердца. А вы пытаетесь сейчас сравнять счет. Вам не кажется, что это немного неправильно?

Малена была сама искренность. Распахнутые глаза, чуть склоненная к плечу головка...

Антон даже чуть устыдился.

— Мама просила тебя привезти...

— Я им что — вещь, что ли? Возить они меня будут, блин! — вспыхнула Матильда, но мешать подруге не стала. Опять замолчала.

Малена отложила в сторону документ.

— Антон Владимирович, надеюсь, вы правильно все объясните матери. Как секретарь, я не могу пойти обедать с начальником, считая это недопустимым. Более того, с семьей начальника. Могут пойти разговоры, которые сильно подпортят мне дальнейшую жизнь и перспективы...

— К примеру? — заинтересовался Антон.

— Что я получила эту работу по блату. Или что-нибудь похуже — злые языки не регистрируются, как оружие, а убивают больше людей, чем пистолеты.

С последним утверждением Антон спорить не стал. С первым попробовал.

— Что плохого в блате?

— В моем случае — его отсутствие.

— Считай, он у тебя есть. С моей стороны...

— Антон Владимирович, на вашей компании свет клином не сошелся. Если я захочу уволиться рано или поздно... или вы меня уволите...

НЕ ДОЖДЕШЬСЯ!

Эти слова были крупным шрифтом написаны на физиономии шефа. Буквально-таки шестьдесят четвертым кеглем.

— Ваши друзья примут меня с радостью, но в мире есть и враги, и те, кто к вам будет безразличен...

Антон вздохнул.

— Малена, зачем все так усложнять? Мы ездили по делам, потом заехали перекусить, случайно встретились с моей матерью...

— Простите, Антон Владимирович, но поскольку это будет зависеть от меня, я против подобного сближения, — непреклонно отрезала Малена. И сунула в сканер еще один лист.

— Закажу обед сюда и мать вызову — припугнул шеф.

— Надеюсь, Ирина Петровна поймет меня правильно, и не станет настаивать на продолжении знакомства, — не дрогнула Малена.

— У меня такое ощущение, что ты из прошлого века выпала, — огрызнулся Антон, понимая, что проигрывает.

Малена заменила лист в сканере, давая понять, что эта тема к рабочим не относится.

Может быть, Антон бы плюнул и вышел, но тут...

— Черти его принесли! — почти застонала Матильда, и Малена готова была к ней присоединиться.

В приемную, сияя белозубой улыбкой и пуговицами дорогого пиджака, заходил Давид.

Одного взгляда на лицо Антона Малене хватило, чтобы понять — тот полностью солидарен с Маленой. Именно, что черти...

— Тоха, привет. Малена, рад тебя видеть.

— Здорово, — кисло отозвался Антон, протягивая руку.

— Добрый день, Давид Эдуардович.

— Малена, пообедаешь со мной?

Малена и мяукнуть не успела. Антон отреагировал, как кошак, на территорию которого зашел другой уличный усатый-полосатый. Еще и на кошку покусился... Уаууууу! Мяуууууу!!!

— Малена сегодня не обедает.

— А что так? Тоха, брось начальника из себя строить, отпусти девушку.

Малена сунула в сканер еще один документ. Так спокойнее... не вмешиваться. Не надо...

Женщина, которая лезет в мужские разговоры, не просто выглядит дурой, она ей является. Пусть мужчины сами выясняют отношения, а она постоит в сторонке.

— И идет это из тех времен, когда стая волков грызлась за волчицу, а серохвостая стояла в сторонке и оценивала претендентов, — прокомментировала Матильда, вспомнив Джека Лондона.

— Вредина, — привычно отозвалась Малена.

— Зато я умная, красивая и обаятельная. И молчу.

Последнее было особенно ценно. Над головой секретарши разворачивались бури и ураганы.

— У девушки еще работы прорва!

— Работа не член, стояла и стоять будет.

— Это у тебя. А Матильде я не за то плачу, чтоб все стояло...

Антон осекся, поняв, что ляпнул, но было поздно. Малена подняла глаза от сканера и смерила спорщиков таким взглядом...

Аристократия. И больше тут ничего не добавишь.

Мужчины просто застыли на месте, вдруг осознав, что подобные выражения в присутствии девушки их не красят. И это еще мягко сказано.

Антон прокашлялся первым, но реабилитироваться не успел.

— Тошенька!

И в кабинет заявилась Ирина Петровна. Не одна.

— Песец пришел. И никого. Лишь я один — за всех, — меланхолично процитировала Матильда.

Ирина Петровна была очаровательна.

Шикарный костюм, из тех, что выглядят просто, а стоят, как жигуленок-шестерка, туфли от кутюр, прическа, и даже маникюр в этот раз. Она выглядела лет на пять моложе своего настоящего возраста, и буквально лучилась дружелюбием. И было отчего.

В кильватере главного броненосца следовала девушка, которую Матильда охарактеризовала бы одним словом. Весьма нелестным.

Выдра.

Видимо, это и была та самая загадочная Ирочка. И ведь красивая, ничего не скажешь! Но — выдра!

Высокая, продуманно стройная, с округлостями в нужных местах, светловолосая, вроде бы даже натурально блондинистая, без помощи священной перекиси водорода, с большими голубыми глазами и правильными чертами красивого лица. И одета хорошо.

Скромный костюмчик голубого цвета, юбка приличной длины, чуть повыше колена, жакетик, кружево топа из-под него...

Красавица?

Да. Безоговорочно. И поставь ее рядом с Антоном — пара выиграет все конкурсы красоты. Все портил только взгляд, который ни капельки не компенсировала вежливая улыбка на розовых губках.

Взгляд был холодным, расчетливым и оценивающим. И — брезгливым. Ирочка явно не посчитала Малену своей соперницей. И то сказать — ни косметики, ни дорогой одежды, волосы — и те непритязательно стянуты в хвост.

Соперницу попытались стереть в порошок еще на первом этапе. В форме: 'это что тут за чушка в дерюжке?'.

Матильда почувствовала себе замарашкой.

Чувство это было весьма взрывоопасным, и Малена тут же перехватила контроль.

— Тихо сестренка. Мы их сейчас всех сделаем! Только держись, не срывайся!

Матильда ощутила себя ежиком. Лучше бы бешеным дикобразом, и в атаку, но не стоит мешать Малене. Сестре Матильда верила. Так что сворачиваемся до поры, до времени в клубок — и колючки к бою!

— Молчу. Действуй...

Малена принялась сохранять все отсканированное. Мало ли кто тут шляется, работа важнее. И как-то так у нее это получилось...

Девушку словно аура спокойствия и безразличия окутала, почти физически ощутимая. Не внешнее выражение лица, нет.

Холоп отказывался подставлять свой чуб. Паны подраться решили — их проблема, а у него жатва, покос и вообще... тьфу на вас двенадцать раз. Сами разбирайтесь! Со стороны девушка выглядела полностью поглощенной работой, так, что в голубых глазах Иришки промелькнуло недоумение.

Что происходит?

Она! Тут! Стоит такая вся из себя шикарная! А ее нагло не замечают!

Малена его не увидела, но догадывалась. Нетипичная реакция, не правда ли? Привыкайте, девушка, привыкайте. Это вам заняться нечем, а у меня дела, работа, забота...

А тем временем, над ее головой...

* * *

— Давид, солнышко! Ты тоже здесь?

— Ирина Петровна, не были б вы матерью моего друга — украл бы и увез. Такую красоту грех не украсть! — Давид широко улыбался, показывая даже зубы мудрости.

И в ответ получил такую же улыбку.

Понимаю, что льстишь, но так приятно... ври дальше.

— А мы вот хотели пообедать с Антошей и милой девочкой, — взгляд в сторону Малены был ну очень выразительным — и все равно пропал впустую, девушка как раз вытаскивала лист из сканера. — Я стою, жду сына, а тут меня окликает Иришка...

— Которая при полном параде аккурат в это время, в этом месте, совершенно случайно покупала тапочки...

Матильда выразила ту же мысль, что читалась на лицах присутствующих. В версию Ирины Петровны не поверил никто, но и возражать не стали. Вежливые.

Хорошо, что Матильду не слышал никто, кроме Малены. Иначе драки не избежать.

Девушки обменивались короткими репликами.

— Судя по всему, она должна была присоединиться к нам. Чтобы ты прочувствовала свое ничтожество и несовершенство.

— А мы опоздали.

— А ты еще и отказываться начала... — фыркнула Матильда на Малену.

— Что значит — начала? Я и не переставала!

— Но кой черт сюда занес Давида?

— У дураков мысли сходятся, — съязвила Малена, благо слышала ее мысли только сестра.

— Тебе не кажется, что здесь слишком большая концентрация дураков? На квадратный метр?

— Предлагаешь их покинуть?

— Не дадут...

Малена мысленно согласилась с сестрой. Нет, не дадут. Даже и смысла нет дергаться, только проиграешь позицию. Ждем...

Антон бросил взгляд на свои часы.

— Кажется, кто-то лоханулся, — съязвила Матильда. Малена только хмыкнула.

— Черт! Кажется, я вчера часы обо что-то... черт! Отстают, сволочи! Я думал, сейчас половина...

— Нет, солнышко, уже час дня, — пропела Ирина Петровна. — Так мы идем?

Антон замялся. Ненадолго, но...

— К сожалению, Малена отказалась составить мне компанию за обедом....

— Перевел стрелки, гад такой! — злобно прошипела Матильда, посылая шефу лучи острого поноса. Мысленно, только мысленно.

Реакция на это заявление у всех оказалась разная.

Давид довольно ухмыльнулся, как бы говоря — я и не ожидал ничего иного.

Ирина Петровна вскинула брови. Что не так? Это — ее сын, и до сих пор устоявших не было, единички вроде Дины не в счет, их Антон тоже огулял.

Самой глупой оказалась Иришка. Она соблазнительно улыбнулась, взяла Антона под руку и нежно пропела:

— Может быть, не стоит уговаривать девушку? Если она такая несговорчивая?

И в следующий миг осеклась, потому что Малена подняла голову.

И на лице девушки, в ее глазах, жестах, позе, каждый мог прочитать искреннюю благодарность.

Малена молчала. Но выражено все было так отчетливо, что Ирина Петровна открыла рот — и закрыла его, не в силах подобрать правильные слова. Те самые, которые позволят ей не выглядеть стервой или дурой.

Как было задумано?

Когда сын начал неоправданно часто упоминать о своей новой секретарше, она решила посмотреть на Матильду поближе. Посмотрела.

Прониклась, и решила доходчиво объяснить девушке, что Антон ей принадлежать не будет. Никогда.

Есть более достойные, красивые, умные, Ирочка, к примеру... если бы все прошло по плану, сегодня же, униженная и оскорбленная, Матильда вернулась бы с обеда на работу, чтобы уволиться через месяц или два. Людям вообще не нравится видеть свидетелей своего позора. И уж тем более Антон бы перестал интересоваться девчонкой.

А вместо этого — что?

Что-то не то. И не по плану. И вообще — как реагировать-то?

Давид, будучи сыном своего отца, тут же воспользовался паузой.

— Тошка, просто отлично. Тогда я приглашаю Малену на обед, быстренько отпусти ее на час, и я верну ее к двум. Целой и невредимой.

Антон скрежетнул зубами.

Что за наглость? Из-под носа добычу уводят, а взамен подсовывают почти семейный обед? Еще и издеваются?

Что творится, я вас спрашиваю?! Куда мир катится?!

— Может, пообедаем вместе? — попробовал он закатить последний шар в лузу, но не тут-то было. Малена побледнела, но прежде, чем она успела хоть слово сказать, Давид рассмеялся.

— Тошка, ты мой друг, и девушка у тебя прелесть, — Ирочка смущенно потупилась, — И маму я твою люблю, — теперь уже покраснела Ирина Петровна, вот ведь обаяние личности! — Но нам с Малечкой есть что обсудить. Без посторонних ушей.

Антон скрежетнул зубами еще раз. И обратился непосредственно к Малене.

— В два извольте быть на работе.

— Наш выход? — подколола Матильда.

Малена встала.

Но как она это сделала...

Тем не суметь, кто не ходил часами с тяжелеными книгами на голове, не тренировал осанку, не делал по пятьсот реверансов ежедневно, не впитал этих привычек с молоком матери, не осознал еще в колыбели, что он — элита...

Здесь и сейчас в кабинете стояла герцогесса Домбрийская. Женщина, которой предстояло править провинцией, которую с детства учили, дрессировали, которой внушали, что она — аристократка, и потому выше обычных людей. А еще — в ответе за них перед Братом и Сестрой. За них и за свою землю.

Малена стояла и смотрела. И волну равнодушного ледяного спокойствия, исходящего от нее, ощущали все присутствующие.

Девушка милостиво склонила голову, словно отпустив ситуацию, протянула руку Давиду с той же непередаваемой грацией аристократки невесть в каком поколении, вежливо улыбнулась.

— Благодарю за ваше любезное приглашение, господин Асатиани.

Чуть другая интонация.

Жест.

Взгляд...

И представление обернулось бы непредставимой фальшью, провизжало бы ногтем по стеклу, заставляя корчиться от отвращения, сделало бы девушку смешной, а ситуацию глупой и гадкой. Но Малена не играла.

Она была самой собой в эту секунду. И Давид смог только предложить ей руку в ответ.

— Это честь для меня...

И вновь слова не прозвучали фальшиво.

Давид тоже понял, какое представление планировали разыграть. И восхищался девушкой, которая обернула ситуацию подобным образом. Причем, не говоря почти ни слова...

Королеву играет не платье. Даже если ее одеть в джинсы и свитер, она все равно останется королевой, что и было продемонстрированно присутствующим.

Осанка, движения, непередаваемое чувство собственного достоинства, которого так стараются лишить людей непорядочные правители, стадом ведь управлять легче, всегда легче...

Здесь и сейчас шла герцогесса. И пусть она была одета достаточно просто, но рядом с ней Ирина Петровна вдруг показалась нуворишем, дорвавшимся до денег, а Иришка — глупой соплюшкой. И обеим не понравилось это ощущение.

Малена медленно прошла под руку с Давидом. Вышла из здания, дошла до машины, дождалась, пока перед ней распахнут дверцу джипа и помогут сесть, оправила простенькую юбку, благодарно улыбнулась. И все это с той же спокойной врожденной уверенностью.

Давид прыгнул за руль, и машина сорвалась с места. И только тогда Малена перестала ощущать чужие взгляды и позволила себе расслабиться.

Чуть-чуть.

Смягчить выражение лица и расслабить спину, которую сверлили три пары глаз.

И все — со злостью.

На упущенную добычу, наглую девчонку, которая посмела сопротивляться, удачливую (удачливую ли?) соперницу...

Здесь и сейчас Малена выиграла еще один раунд.

* * *

— Думаю, мы далеко не поедем, — решил Давид. — 'Атлантида' тебя устроит?

'Атлантидой' назывался небольшой, но весьма дорогой и пафосный ресторан, из тех, где чашка кофе стоит больше месячной зарплаты рабочего. А полный обед — и годовой зарплаты.

Матильда там не бывала ни разу, но Малена медленно склонила голову.

— Буду вам признательна за приглашение, господин Асатиани.

Она правильно поняла жест Давида, и не стала говорить глупостей, вроде: 'у меня нет денег', 'я не хожу в такие дорогие рестораны'...

Кто приглашает, тот и платит. И Давид мог себе это позволить.

А еще...

Девушек обычно приглашают в то заведение, которое соответствует их уровню. Мужчины отлично в этом разбираются, хотя и не говорят вслух. Но кому-то хватит пиццерии, а кто-то заслуживает и большего.

Кому-то дарят побрякушку за сто рублей, кому-то кольцо с бриллиантом в десять карат.

Такова жизнь.

— Давид, — напомнил парень.

Малена вздохнула, провела руками по лицу, словно стирая слой чего-то... неприятного.

— Давид.

— Ирина Петровна атакует? Не обращай внимания, она всех Тохиных девиц атакует.

— Я не его девица, — поправила Малена.

— Но хотела бы?

— Никогда не мечтала стать чьей-то... девицей, — хмыкнула Малена. В устах ее последнее слово приобрело явно негативную окраску, словно герцогесса сократила его до 'девки'. И Давид понял.

— У нас мало времени, поэтому прошу?

Джип затормозил на маленькой стоянке перед кафе, мужчина вышел, чтобы подать руку своей пассажирке.

— Офигеть, — выдохнула Матильда.

— Привыкай, — шепнула Малена. — Ты — Домбрийская.

Но как раз об этом Матильда и не думала. Она просто радовалась, что вместе с Маленой проглядела толстенную книгу по этикету, невесть каким ветром занесенную к бабушке на полки. А запомнить правила для Малены было парой пустяков, ее серьезнее готовили.

По крайней мере, сейчас они не ударят в грязь лицом.

* * *

В ресторане было... достойно.

Тяжелые темно-зеленые шторы, кипенно-белые скатерти, темный дуб мебели и паркета, темно-зеленая кожа меню...

— Кофе с кардамоном мне и моей спутнице. И ваш фирменный пирог с вишней, — распорядился Давид.

Малена благодарно склонила голову. Действительно, пообедать они не успеют, а вот перекусить — вполне. И поговорить тоже.

Она дождалась, пока официант отодвинет стул, легко управилась с салфеткой — и поглядела на Давида.

— Итак?

Давид пронаблюдал за этим спектаклем с большим удовольствием.

— В воскресенье день рождения у моего знакомого. Приглашает на шашлыки, на природу. Составишь мне компанию?

Малена вскинула брови.

— Что именно предполагается? Сколько времени это займет? Что за компания? И почему нужна именно я?

Давид кивнул еще раз.

— Отвечаю по порядку. Предполагается вечеринка на природе. У знакомого есть дом за городом, небольшой, метров на триста, вот там все и пройдет. Мы приедем часа на три-четыре, потом уедем. У тебя права есть?

— Только обязанности, — улыбнулась Малена, понимая, что речь идет об автомобильных правах.

Давид хохотнул.

— Жаль. Значит, пить не буду. Компания хорошая, но своеобразная.

Малена молча ждала продолжения.

— У меня есть две сестры — Манана и Нателла. Или, как их переиначили здесь, Маша и Наташа.

Малена кивнула.

— Ты уже поняла, что Асатиани достаточно обрусевшая семья?

Опять кивок.

— Мой отец — грузин, и то, в Советском Союзе все перемешалось. Традиции, обычаи... я несколько раз был в Тбилиси, но я там чужой. Свой по внешности, чужой по менталитету.

Давиду пришлось прерваться, потому что им принесли кофе и тарелочки с пирогом.

Малена отпила глоток и закатила глаза.

— Божественно... — и уже не успевшему уйти официанту. — Передайте мою безграничную благодарность гению, сварившему этот нектар.

Официант, с округлившимися глазами, кивнул — и исчез.

Пирог — ягоды вишни, кисловатые и терпкие на тонком кусочке воздушного текста, под пышным облаком нежных сливок, был восхитителен, и как нельзя лучше оттенял вкус кофе.

Малена искренне наслаждалась... целых тридцать секунд. А потом вернула свое внимание Давиду.

— Прошу простить меня за впечатлительность. Итак, у вас достаточно обрусевшая семья.

— Да. Поэтому дочерей отец выдал замуж за русских.

Малена присвистнула. Правда, мысленно.

Это — серьезный союз. Сколь ни обрусей Асатиани, семья для них — святое. И парни, которые женились на неизвестных ей девушках... вряд и это было просто. Вряд ли это просто — сейчас.

— Андрей — партнер по бизнесу мужа Мананы.

— А чем они занимаются?

Давид улыбнулся, но как-то криво.

— Асатиани — строители. А у Андрея с Сергеем свое производство стройматериалов. Несколько заводов, кирпич, цемент, шлакоблоки...

Малена плохо в этом разбиралась, но кивнула.

Серьезно...

— Там надо появляться со спутницей?

— Безусловно. А мне — вдвойне, потому что и Манана и Нателла готовы загнать меня в ярмо брака. И будут подсовывать мне девушек. Наверняка. Ты не имеешь на меня никаких видов, я уже понял. А отбиться сможешь и от роты невест.

Малена хмыкнула, делая еще глоток кофе и отправляя в рот ложечку сливок.

Восхитительно...

— Во сколько мне надо быть готовой?

— Воскресенье, двенадцать дня. Я заезжаю за тобой, и мы отправляемся. Верну тебя домой к шести — семи вечера, выспаться успеешь.

— Благодарю.

Здесь и сейчас Малена благодарила именно за понимание.

Она — работает. И не может появиться на работе, как иногда Антон — живым зомби с ракетным выхлопом. Она работать приходит, а не руководить, ей высыпаться надо.

— Да не за что. У нас еще есть пятнадцать минут... будешь еще кофе?

Малена вздохнула.

И хочется, и колется... кофе-то вкусный, но сердце потом будет колотиться. Он же крепкий, зараза, неохота остаток дня летать, как на реактивной тяге.

Прежде, чем она успела дать ответ, у стола опять материализовался официант.

— Комплимент от шефа.

На стол перед девушкой опустилась еще одна чашка с кофе. Уже не черным, уже с пышной шапочкой пены и шоколадным сердечком на ней. И таким же восхитительным вкусом, но не столь крепким, чтобы заколотилось сердце...

Малена искренне поблагодарила за кофе еще раз, в самых изысканных выражениях, не сомневаясь, что на этот раз ее слышит и кофейный кудесник, Давид подождал, пока спутница расправится со второй чашкой, сунул в принесенный счет несколько купюр, и они покинули гостеприимное заведение.

— Форма одежды? — уточнила Матильда уже в джипе.

— Джинсы. Там все будет демократично. И возьми с собой что-то теплое, на всякий случай.

Малена кивнула.

— Обязательно.

— Может, сходить с тобой в магазин? Все же...

— У меня дешевые джинсы. Я понимаю. Но думаю, что не стоит этого делать.

Давид нахмурился.

— Тебя это ни к чему не обяжет. Реквизит...

Малена покачала головой.

— Дело не в обязательствах. Я... не из вашего круга. Если одеть меня в роскошные тряпки,. Это будет еще заметнее.

— Ты будешь чувствовать себя вполне естественно. Разве нет? Я сегодня все видел...

Малена хмыкнула.

Вот как тут объяснишь, что мало — одежды? На том горит и Ирина Петровна, не понимая, что к дорогим вещам нужна ухоженность. Облик должен быть цельным, а не так, что джинсы от-кутюр, а кожа явно не знала косметолога. И волосы уложены самостоятельно, а не в дорогом салоне. И...

Да много нюансов.

Если женщина их не учитывает, она будет выглядеть чужеродным элементом. И будет чувствовать себя глупо.

Служака может надеть платье госпожи, но не стать герцогессой.

В этом мире Малена может надеть роскошные тряпки, но играть принцессу? К чему? Ведь в понедельник опять будет рабочий день, и на улице она может легко столкнуться с людьми, которые увидят ее в другом образе, к примеру с сумкой морковки. Или пакетом кошачьего корма, подкармливающей помойных кошек.

Нет. Не стоит множить сущее без необходимости.

Давиду она объяснять ничего не стала. Ограничилась улыбкой.

— Я и в дешевых тряпках буду чувствовать себя так же. Вы сами видели.

Давид хмыкнул, но настаивать не стал. Была бы честь предложена...

— Тогда я заезжаю в воскресенье.

— Да.

— И вот, возьми.

На колени девушки спланировала визитка с шестью номерами телефонов.

Два сотовых, домашние, рабочие...

Малена спрятала ее в карман и улыбнулась.

— Спасибо. Мой номер у вас уже есть?

— Разумеется. И обращайся к мне 'на ты'. Попробуй. Странно же смотрится...

Малена вздохнула.

С этим было сложнее, в ее мире так не поступали. Вот и шатало девушку из крайности в крайность, хорошо, что Давид это воспринимал адекватно.

— Я постараюсь, Давид.

Черный джип затормозил на стоянке, Давид помог девушке выйти — и умчался.

— День песца, — подвела итог Матильда.

— Уверена, он еще не закончился, — пророчески заметила Малена. И была полностью права.

* * *

— Думаешь, ты самая умная?

Лера выглядела так, что Медуза Горгона могла бы только позавидовать.

Рыжие волосы растрепались, глаза мечут молнии... окаменять не получается? А если еще поднапрячься? Или подручными средствами попробовать?

— Никогда об этом не задумывалась, — пожала плечами Малена.

— Антона подцепила, теперь Давида... тебе что — все можно? Да?!

Лера явно входила в раж. И ничем хорошим это не кончится.

— Если бросится, — передавай управление, ты с ней не справишься, — Матильда внутренне собралась.

Малена едва не выругалась.

Сейчас эта идиотка кинется на нее, потом получит по ушам — закономерно, начнется драка, в результате они обе вылетят с работы с волчьим билетом, еще и репутацию себе подпортят...

Валерии наплевать, с ее специальностью она себе всегда работу найдет. На любую продажную девку рано или поздно покупатель появится. А что делать Малене?

Оставалось только одно...

— Что ты о себе возомнила?! Думаешь, тебя остановить будет некому?!

Малена согнулась вдвое.

Из горла ее вырвался странный звук...

— Кажется, меня сейчас стошнит... охххх... бээээээ...

Лера инстинктивно шарахнулась в сторону. Того девушке и надо было.

Она сделала шаг вперед, ловко увернулась — и через пару секунд уже сидела в приемной. Под прицелом камер, которыми оснастил комнату Антон.

Лера за ней не последовала.

И правильно. Ну надо же быть такой дурой?

Клинической просто...

— Не вздумает нанять кого-нибудь? — озаботилась Матильда. — Дуры — они мстительные, у самой не получилось, договорится с кем-то вроде Петюни, чтобы нам с тобой нос сломали?

Малена вздохнула.

— Побоится?

— Может и побояться. Но специи в карман переложи.

В сумочке Матильда всегда носила красный молотый перец. Мало ли...

Но не драться же с этой идиоткой?

— Как ты думаешь, Антон во сколько придет?

— Без пяти два, — предположила Матильда. — А ты на сколько ставишь?

— На три-четыре часа.

— Почему?

— Потому что эти гарпии так просто его не отпустят.

— Хм-м... — гарпиями Матильда не назвала бы никого из Ирочек. Не потянут. Класс не тот. Разве что обычные летучие мышки средней полосы России. — Думаешь, не вырвется? Из принципа? Чтобы нас с тобой проверить?

— Что бы я на его месте сделала...

— Что?

— Просто позвонила в приемную, и проверила, на месте ли ты.

— Элементарно, Ватсон, — пробормотала Матильда. А ведь и правда — все гениальное — просто. Особенно с момента появления сотовых телефонов.

Так и произошло.

Антон позвонил без пяти два, на стационарный телефон, получил от Малены вежливое: 'Вы позвонили в приемную фирмы...', и явственно расслабился.

— Да, теперь нас эти Иришки-мышки точно в покое не оставят, — вздохнула Малена.

— Теперь ты просто обязана выйти замуж за Антона.

— Почему — обязана? Я не против, но...

— Потому что такое противодействие обязано уравновеситься действием.

Малена рассмеялась, и вернулась к документам.

Лера не появлялась. Нина и Женя — тоже.

* * *

Антон появился полчетвертого, усталый, но наевшийся. Посмотрел на Малену не слишком добрым взглядом.

— Ты это нарочно?

Малена ответила ему самым невинным взором.

— И нечего тут ресницами хлопать. Не верю!

Малена пожала плечами. Да не верь, кто ж тебя заставляет! А что случилось-то?

Антон понял, что ни понимания, ни раскаяния не добьется, и махнул рукой.

— Кофе мне сделай. И покрепче... два часа мозг выгрызали, заразы!

Малена молча направилась к кофеварке.

— Он рассчитывал, что нам с тобой мозг выгрызут? — поинтересовалась Матильда. — Спасибо, мы им думаем. Пусть свой подставляет!

Малена была с ней полностью согласна. Стервозные бабы — они в любом мире одинаковы, и подставляться под мозговынос ради прекрасных глаз Антона Владимировича... красивых, кстати, глаз, больших, карих и трогательных, ей совершенно не хотелось.

Она отобьется. Но кто ей вернет самое ценное, что есть в мире?

Время, силы и нервы?

Когда она принесла кофе, Антон почти расплылся по креслу. Сидел, положив ноги на стол... Малену это покоробило.

— Спасибо. Со мной глотнешь?

— Я уже пила кофе. Но благодарна за предложение, — отозвалась Малена.

— Что тебе Давид предлагал?

— Ничего, — не стала скрывать Малена.

— Учти, он все равно не женится. У него пунктик на порядочной девушке из хорошей грузинской семьи....

— А я кто?! — взвилась Матильда. — Не грузинка, но остальное-то верно!

Малена привычно цыкнула на подругу. Нечего тут орать и возмущаться. Ну, пунктик... они к Давиду Асатиани даже в гости не напрашиваются, не то, что в подруги. Сам приглашает.

— Я не подхожу семье Асатиани.

Малена спокойно держала удар. Это ведь правда... вот если бы речь шла об Антоне, было бы хуже.

Когда любишь, совершенно иначе относишься к человеку, нервы словно обнаженные, каких усилий ей стоило спокойствие, проявленное при встрече с матерью Антона — кто бы знал! И эта... мелкая пакость! Подсунутая и одобренная!

Больно!

Чертовски больно, между нами говоря!

Ты можешь быть лучше, умнее, красивее, но для матери любимого человека ты всегда будешь вторым сортом. Если у вас срастется — все равно второй сорт. Просто потому, что ты — не она. Не та девчонка, которую любящая мамочка выбрала и одобрила для своего сына.

А потому...

— Даже если у вас срастется, Ирочка всегда будет третьей в вашем доме, — проницательно припечатала Матильда. И Малена была склонна с ней согласиться.

Что бы она ни сделала, как бы не пласталась, Ирочка всегда будет умнее, красивее, лучше готовить пирог с капустой, чище мыть полы и без заломов гладить рубашки. Даже если слово утюг она слышала только по телевизору. И будет это продолжаться бесконечно.

А ведь Малена прогибаться не станет. Герцогесса — это не просто титул. Это образ жизни и мыслей. Это кровь и плоть, это въедается в подкорку.

Начнутся скандалы, ссоры, потом развод... либо проходить все эти круги ада, либо отрывать Антона от матери, по максимуму ограничивая общение с сыночком.

Непорядочно?

Кто бы спорил...

— Есть и еще один способ. Выдать Иришку замуж, — подсказала Матильда.

— Там Лорену, тут Ирину...

— Я же предлагаю их не убить! Я предлагаю устроить им личную жизнь! Пусть будут счастливы! И подальше, подальше от нас...

— Ты меня не слушаешь?

Малена вернулась в реальность. Она действительно пропустила что-то из слов Антона. Интересно, что?

Пришлось виниться.

— Простите пожалуйста.

Антон махнул рукой.

— Ладно. Поехали, вечером посидим где-нибудь? Ты мне должна за этот кошмарный обед...

— Я ему еще и должна? Прощаю, — взвилась Матильда.

Малена развела руками.

— Простите, Антон Владимирович. Я не могу принять ваше предложение, у меня сегодня день уже занят.

— Давидом?

Молчание.

Антон ругнулся и махнул рукой.

— Иди отсюда. Кто сказал, что понедельника не бывает во все дни недели?

Малена и пошла.

Ну их в болото, умников, они... рычагами меряются, а она крайняя? Ну уж — нет!

* * *

Ровно в пять Малена вышла из конторы, огляделась, порадовалась, что рядом не оказалось никого, и направилась к точке рандеву.

Сережа уже был там. При виде Малены он пробежал пальцами по струнам и приветственно замахал девушке.

— Малена!

Малена помахала рукой.

— Что поем?

— Сегодня? Предлагаю 'Буратинок'. Ты не против?

Сережа был только 'за'.

Песни из детских кинофильмов пошли на ура. Люди останавливались, слушали, бросали монетки, потом, примерно через час Малена принялась прощаться.

— Придешь еще на неделе?

— Не знаю... ближайшие дни у меня заняты. Может, в субботу?

— Субботу? Отлично! А во сколько?

— Не знаю...

— С утра сможешь?

— Часов в одиннадцать?

— Как вариант, — согласился Сергей. — Буду ждать?

Малена кивнула и отправилась домой.

Все же, пение подняло ей настроение впервые за весь этот противный день. Придет, придет она в субботу, никуда не денется.

А тем временем...

* * *

Антону стало откровенно любопытно, куда удирала после работы секретарша. Проследить за Маленой было несложно, по сторонам она не оглядывалась и от слежки не уходила. Так что...

Вот уж чего не ожидал Антон, так это пения на улице. Странное развлечение.

А это именно развлечение, не заработок, иначе Малена взяла бы деньги. Хоть на проезд...

Но — нет.

Тогда что это за парень?

Недолго думая, Антон вылез из машины и направился разбираться. Спроси его кто-то, зачем — он и сам бы не ответил. Просто как-то оно все срослось...

Единственная женщина, которой он не нужен. Это коробило. Антон привык, что на него западают все женщины, что он может уложить в постель любую... да, не всех подряд, но это потому, что ему не интересно. А так-то любую. И вдруг такой афронт от соплячки!

Отказ даже на людях с ним появляться.... Работать — да, а вот встретиться разок уже нет? Гадство!

Агрессия матери.

Нытье Ирки... да мало ли кого он трахает, если возвращается к ней?

И ревность к Давиду — тоже в ту копилку.

Теперь еще и этот парень на закуску. Да что происходит?

Выясним...

* * *

Сергей искренне удивился, когда в его футляр упала сотня и поднял глаза на благодетеля.

Антон улыбался, раскачиваясь с пятки на носок.

— Высоцкого сбацаешь?

— Что именно?

— Их восемь, нас двое — знаешь?

Сергей знал. Получалось не очень, но еще сотню он получил.

— Сам подрабатывал в студенчестве, — вздохнул Антон, который отродясь ни на одном инструменте не играл. Только на нервах. Сергей окончательно расслабился.

— Пошли, пивком угощу? — предложил Антон.

— А, давай...

Сам Антон пиво пить не стал, перемигнулся с барменом и мужчина сговорчиво набулькал ему лимонада. А что?

Желтый и тоже пенится. И гаишники не прицепятся. Зато Сергей браво вылакал аж три кружки — на халяву. И разговорился.

Через час Антон уже знал, как Малена познакомилась с Сергеем, как они стали встречаться, ну встречаться — это громко сказано, но планы у студента уже появились.

Рассказать о своей любви и переехать из общаги к Малене. А что такого?

Даже д"Артаньян не постеснялся взять подарок от Миледи. А уж бедному музыканту сам бог велел. Почти лично...

Врать нехорошо?

Так ведь Сергей врать и не будет. Любовь — штука такая, колбасу мы тоже любим, а где для нее заканчивается этот путь?

Правильно, в унитазе.

Может, и грустно, но жизненно.

Антон слушал, диктофон в кармане исправно работал. А как иначе в этой жизни?

Компромат — основа здоровых договорных отношений. Авось, да и пригодится.

Антон не собирался шантажировать Малену — чем? Пением для развлечения? По сравнению с тем, что выкидывали некоторые графья и бароны, пение просто милая мелочь. Если это не заработок, это просто эксцентричность.*

*— Барон Хаас обедал с львицей, Френсис Эгертон, восьмой граф Бриджуотер устраивал вечеринки для собак, Тихо Браге убил лося пивом, а из более современных можно погуглить семью де Ведрин. Прим. авт.

Уволить ее?

Тоже глупо, она не в стриптизе танцует. Нет, Антону было просто любопытно. И.... обидно?

Да.

Он бы честно переспал с Маленой и отпустил ее. А этот козел...

Попользоваться он хочет, ишь ты...

Впрочем, открывать Малене глаза на ее друга Антон не собирался. Пусть луче она вляпается в эту историю, а он потом, весь в белом, вытащит ее из проблем. Девушки вообще обожают своих спасителей и благодарят их самым приятным способом. К этому Антона уже приучили.

Давид?

Вот, пусть Асатиани и занимается этим умником, Антон ему даже намекнет. Пусть идет борьба тигра со слоном, а умный Хануман посидит в сторонке, на пригорке, и подождет своего банана.

Так-то.

Распрощался Антон с Сергеем через час. И едва ли не лучшими друзьями.

М-да... и что Малена могла найти в этом слизняке?

Обидно, господа! И за себя, и за державу обидно.

* * *

Что может ждать человека вечером?

Уютный дом, любимый кот, покой и тишина...

Ага. Все сразу и целых три раза.

Граждане, когда вы планируете тихий вечер, не забудьте сообщить об этом милой кисоньке. Доходчиво сообщить. А то всякое возможно...

Тетя Варя встретила Матильду на подходе к дому. Малена тут же отошла вглубь сознания — с давними знакомыми Матильды она общаться не рисковала. Все же они давно друг друга знают, изучили привычки, жесты, слова, даже взгляды...

Точно так же Матильда не рискнула бы поговорить с монастырскими знакомыми Малены. Разные люди, разные характеры....

Хотя сейчас и Малена могла удивить кого хочешь. Все же первые семь лет она росла и воспитывалась, как герцогесса. Это потом девчонку придавило, как ту иву, и кого бы не подкосило на ее месте? Смерть матери, предательство отца, мачеха, сводная сестрица — те еще твари...

Монастырь тоже не способствовал развитию гордости и самоуважения в человеке. Вот и согнулась, спряталась в ракушку, не желая ни видеть никого, ни слышать. Если бы не Матильда, может, Малена так и не решилась бы на сопротивление. Или поддалась бы Лорене, или сбежала обратно в монастырь при первой же оказии, доживать век на грядках. Там-то спокойно и тихо.

Не получилось. Девушки встретились, и стоило Малене поверить в себя...

Стоило ей оказаться полезной кому-то другому?

Обрести сестру, поддержку, цель в жизни?

Продолжая аналогию с той же ивой — с нее упал тяжкий груз и ветки развернулись с такой силой, что по морде досталось всем, кто был рядом. Душевно так, с оттяжечкой.

Особенно — Рисойским.

Пусть с непосредственной помощью Матильды и ее же идеями, но девушки отлично понимали условия договора. Так, словно их кто-то вывел светящимися буквами на белой стене.

Если одна не согласна — вторая ничего не сделает.

Малена могла не пустить Матильду руководить, могла в любой момент отказаться от дружбы, выставить наглую захватчицу из своего тела, могла навсегда забыть о зеркале, равно как и Матильда.

Девушки поступили иначе. Они были нужны и важны друг другу, они поддерживали друг друга, и думать не думали о разлуке.

У Матильды таких проблем, как у Малены, не было. Но ей и своих хватало.

— Теть-Варя, добрый вечер! — от души улыбнулась Матильда.

— И тебе вечер добрый, — согласилась тетя. — Как дела-то?

— Да, потихоньку. Завтра в суд иду...

Тетя Варя сдвинула брови.

— Вот ведь... твари божии. Тильда, если что — ты меня вызывай, как свидетеля! Весь дом знает, что мамаша твоя шалопутная умотала невесть куда еще сто лет назад, мать бросила, дите не пожалела. За мужиком понеслась, задрав хвост!

Матильда вздохнула.

— Посмотрим завтра, что там за суд и дело. Думаю, за одно заседание ничего не решится?

— Не должно. А если что — и апелляцию подать можно...

Матильда неуверенно кивнула. В судейских делах она не понимала ровным счетом ничего. Разве что могла сформулировать ехидное 'закон dura, но это закон*'.

*— Матильда издевается, смешивая русский и латынь во фразе duralexsedlex, т.е. закон суров, но это закон. Прим. авт.

— Наверное. А что случилось, что вы меня встретить решили?

Матильда уже поняла, что соседка ждала именно ее. И не была удивлена следующими словами.

— У меня ничего а вот у тебя что-то произошло. Точно.

Матильда только рот открыла. Не считать же явление Антоновой матушки? Да и не знает тетя Варя про Антона?

— У меня?

— Шум, грохот, топот... соседка снизу... ну, ты ее знаешь, светленькая такая, даже полицию вызывать хотела. Мало ли... Я ее остановила.

Матильда отлично знала всех соседей.

Внизу под квартирой девушки жила неплохая семья — мать, отец, двое детей. Мать, правда, нигде не работала, а отец разрывался на части, чтобы обеспечить жену и шалопаев, младшему из которых было уже двенадцать лет. А это возраст, когда все горит.

И когда нужен тщательный присмотр за мелочью.

Упустишь — и не заметишь, как подсядет на разную дрянь, хорошо, если просто на порнуху, табак и вино. А если на наркоту? Или сайты для самоубийц?

Так что мать бдила, а отец обеспечивал.

Хорошо ли, плохо ли — семья была всем довольна, и Малене они проблем не создавали. Даже помогли пару раз.

Две женщины в доме — это в некоторых отношениях сложно. Прокладки в водопроводных кранах поменять, воду из батареи слить... да много чего.

Вот, пару раз сосед снизу и пообщался с сантехниками. Матильда даже записать хотела его речь. Смысл сводился к тому, что за работу вам зарплату платят. А если чего добавить — заходите, мешок звездюлей отсыплю.

— Да у меня вроде все спокойно...

— И дверь новая, и заперто все, мы смотрели, да... но все же решили тебя встретить. Мало ли?

Матильда аж задрожала от ужаса. И Малена тоже.

Ворье — твари такие, могут и через окно пролезть, и с крыши спуститься, и....

Беся!!!!

Все остальное было не столь важно, но вот маленькая кошечка...

Матильда дрожащими руками отперла дверь.

Шаг. Второй.

— Беська!!! Твою зебру!!! Убью, тварь хвостатая!!!

Матильда ругалась от всей души, тиская кошку, и был повод. Да еще какой....

Маленькие котики — они как дети, и требуется им забота, любовь, уход и полноценное восьмиразовое питание. Или двенадцатиразовое, как повезет. А вовсе не хозяйка, которая уходит на целый день.

Котенок жить по принципу 'поспал-поел-поспал-поел' не будет, у него априори моторчик в попе. Хвостом заводится...

Беська носилась по комнате так душевно, что видимо, влезла на карниз. Судя по фигурно искромсанной когтями занавеске. Оттуда перемахнула на шкаф.

Карниз сорвался. Хорошо хоть шторки остались целы.

Кошка подумала — и решила поохотиться на люстру. А чего она висит, такая, котособлазнительная и с висюльками?

Ширина комнаты — три — четыре метра. Шкаф — около семидесяти сантиметров. Может ли кот перепрыгнуть метр тридцать?

Как выяснилось — да.

Видимо, разбежалась, или как-то еще, но до люстры Беська долетела. Не учла лишь, что вешали ее в советские времена и основным элементом крепежа служила совесть электрика.

Кошка оказалась тяжелее.

Люстра, к счастью, с пластмассовыми подвесками, которые и привлекли внимание, соблазнительно мотаясь, не разбилась. Даже лампочки уцелели. И мелкую гадкую морду не треснуло током. Все были живы и здоровы, а провода...

А, черт с ним. Починим!*

*— описание реального котоподвига. Кисе было около четырех месяцев, прим. авт.

— Ужас какой! — ахнула соседка снизу, которая материализовалась неизвестно откуда. У глазка, что ли, караулила, или в окно увидела? Черт ее знает! — Матильда, что ж это такое?

Варвара Васильевна фыркнула и показала на кошку, которая млела под почесываниями девушки.

— Любуйся. Вот ведь зараза!

Кто бы не согласился с этим тезисом?

Соседка только головой покачала.

— Лучше уж собаку завести. Дети просят, а я еще котенка хотела... только через мой труп!

И звучало это конкретно. Увесисто так звучало.

Матильда только вздохнула. А что тут скажешь? И что сделаешь?

— Простите, пожалуйста. Она еще маленькая, безмозглая...

Соседка посмотрела вокруг — и махнула рукой.

— Ой, ладно... бывает. Ты вот что, запри пока эту паразитку, а я сейчас Олежку пришлю.

— Олежку? — не поняла Матильда. Зачем ей тут сосед снизу?

— Ну да. Пусть хоть люстру с карнизом тебе на место повесит. Ты-то сама не сможешь....

Спорить было сложно.

Сможет, вообще-то, но раз предлагают помощь, с чего отказываться? Матильда и не стала. Поблагодарила, подергала Беську за ухо и заперла в туалете. В качестве наказания.

Правда, наказала она в итоге сама себя. Тихо киса сидеть не умела. В унитаз не свалилась, тот был закрыт, но рулон туалетной бумаги переработала на труху за полчаса.

Олег покачал головой, повесил Матильде в три минуты и люстру, и карниз — благо, перфоратор у него был мощный и руки росли из нужного места, от предложенных денег отказался, повертев пальцем у виска и ушел.

Матильда оглядела разнесенную комнату.

— Ну что — убираемся?

Малена только вздохнула.

Герцогессе с уборкой проще, у нее слуги есть. А тут все надо ручками, ручками, тряпкой, шваброй, веником...

Есть и плюсы.

Пока ты занята уборкой, тебе не лезут в голову гадкие мысли о судебном заседании. Никакие не лезут. Тут важнее самой под шкаф залезть. Или за унитаз, выгребая оттуда бумажное крошево — хоть на работу бери паразитку, идеально справится вместо шредера.

Спать девушки легли чуть попозже, измотанные, но довольные.

Беська, которую в воспитательных целях спихнули с подушки и вообще с кровати, покрутилась немного рядом, на коврике, дождалась, пока дыхание хозяйки станет тихим и размеренным, и нырнула на кровать. Поближе к уютной родной руке.

А что?

Она маленькая, ее любить надо... и не прогадала.

Матильда подгребла во сне кошку поближе, почесала — и отключилась окончательно.

Мария-Элена Домбрийская. Море

— Бээээээ...

— Малечка, держись.

— Бээээ...

Матильда в жизни не страдала от проблем с вестибулярным аппаратом, но Марию-Элену морская болезнь не пощадила. Не успев проснуться, герцогесса свалилась с острым приступом, и тем обиднее это было, что Ровена выглядела отвратительно здоровой и цветущей.

Но этот гадкий корабль!

Который сначала со всей дури ныряет носом на три метра вниз, а потом медленно и мучительно выкарабкивается из очередной водяной ямы! А иногда он ныряет на пять метров вниз!

И тогда ваши внутренности сотрясаются так, словно нашли себе местечко поудобнее и хотят наружу. Романтика?

Ага, полной порцией!

Матильда попробовала перехватить контроль над телом, но только что дала отдохнуть Малене. Тело продолжало выворачиваться наизнанку, разве что душа поменялась. А тошнило так же.

Пришлось отослать Ровену на палубу, чтобы не услышала неподобающих леди реплик, и общаться в тесной каюте с Матильдой и тазиком без посторонних глаз и ушей.

— Тварьский корабль! Бэээээ...

— Да уж, корабли у вас — песцов возить.

— Согласна. Бэээээ...

— Вообще, организму требуется от двух до десяти дней на пристрелку, потом ты страдать не будешь.

— Два дня? ДЕСЯТЬ?! Мотя, я тут сдохну! Бэээээ...

— Не исключается.

— Мотя, а какие средства вы знаете от морской болезни?

Матильда задумалась.

Вариантов было много. От знаменитой Джеромовской гимнастики* до таблеток. Но первое — это откровенное издевательство, которое можно посоветовать только другу и только на суше, а таблеток тут нет. Не доросли. Разве что народные средства, которыми еще бабушка Майя пользовалась? Ее в самолетах укачивало, а полетать довелось. Да, леденцы 'Взлетные' не предлагать. Леденцы бабушка не ела принципиально, считая, что диета лучше стоматолога.

*— Джером К. Джером, 'Трое в лодке не считая собаки'. Рекомендация — становитесь на палубе, лицом к носу судна, когда нос корабля поднимается вверх — вы наклоняетесь вперед. Опускается — наклоняетесь назад. Подробнее см. первую главу книги, прим. авт.

— Имбирь. Лимон или корица. Либо в чае, либо просто сосать, или жевать... можно еще мяту понюхать, кстати говоря.

— Что есть у нас?

— Имбирь точно. Лимоны были, мята...

Марию-Элену подталкивать было не надо. Даже тошнота отступила.

Через полчаса, все еще бледная, она лежала на койке, посасывая кусочек корня имбиря. Перед этим жутким вкусом отступила даже тошнота, и возвращаться пока не собиралась. Корабль так же выделывал кульбиты на гребне очередной волны, но желудок уже не порывался выскочить наружу через горло. Видимо, боялся что в него имбирь попадет.

Горько? Противно?

Лучше так, чем тошниться всю дорогу!

— Странно, что ты об этих средствах не знала, — сейчас девушки могли уже общаться нормально.

Малена фыркнула.

— Матильда, вообще-то имбирь и корица у нас дороги и далеко не каждому по карману. Как и свежие лимоны. Это мы с собой два десятка взяли, а другие-то и штучку себе позволить не могут.

— А-а, — сообразила Матильда.

Пряности же в средние века стоили очень дорого. Да и лимон — это экзот.

— Так что ничего удивительного. Хорошо еще, что у вас об этом знают...

— А у нас таблетки дорогие, в перестройку половины не было, да и побочных эффектов у них выше ушей. Проще народными средствами обходиться, если уж не вовсе вилы. Графу подсказывать будем?

Мария-Элена оценила свои запасы имбиря и лимона, и покачала головой. Мяту, по совету подруги, она держала у носа.

— Если на корабле есть запасы — пусть подсказывают. А мне самой мало.

— Да, знала бы — больше захватила бы. О, Ровена возвращается...

Матильда замолчала, а Мария-Элена встретила компаньонку улыбкой.

— Как дела?

— Погода отличная... вам легче, ваша светлость?

— Да, Ровена. Мне уже легче. Как остальные?

— Господин граф свалился, и миледи Астела и Даранель. А госпожа графиня и виконт отлично себя чувствуют.

— Посмотрим, может быть, я присоединюсь к ним за обедом. А пока хотелось бы полежать...

— Я сейчас тут приберу, и окно открою, — засуетилась Ровена.

Действительно, с притоком свежего воздуха стало чуть полегче.

— А на палубе будет еще лучше, — прорезалась Матильда.

— Чуть позже пойдем, погуляем, — так же неслышно ответила ей Малена. — А что за Джеромовская гимнастика, о которой ты рассказывала?

Матильда замялась.

— Я тебе потом почитать дам. Там своими словами не перескажешь...

— Ладно. Завтра?

— Да, завтра...

Морская болезнь еще не отступила до конца, она еще возвращалась, мучая тошнотой и головокружениями при особо резких запахах или особо крупных волнах, но Малена уже не мечтала кинуться головой в воду, лишь бы прекратить эти мучения.

А забегая чуть-чуть вперед, Джером К. Джером, с его описанием путешествия в лодке троих героев, вознаградил девушку за все ее морские страдания.

Более того, Малена начала его переписывать и по чуть-чуть зачитывать своему окружению. Окружение оценило.

Такого здесь еще не писали и не читали. Так что плавание проходило вполне уютно.

Читали, вязали...

Правда, потом круг читателей-почитателей расширился. В него как-то незаметно вошли капитан, корабельные офицеры и даже часть матросов. Но никто не возражал, даже господин граф, на третий день оправившийся от морской болезни. Слишком хороша была книга, чтобы не ознакомить с ней окружающих, хотя часть понятий и приходилось заменять на соответствующие эпохе.

Эти дни оказались самыми спокойными из всех, которые девушки провели вместе.

А вот Лорене так не повезло. Ее организм было устроен так, что не помогли ни имбирь, ни лимон... да и не знала она про имбирь. В результате вдовствующую герцогиню тошнило почти все время пути до Аланеи. И на берег она сошла в таком виде, что усомниться в ее горе не смог бы и самый жестокий и предвзятый человек.

А иначе с чего красавица вся исхудала,, высохла, позеленела и обзавелась шикарными лиловыми кругами под глазами?

Только с тоски по мужу!

Леди ведь не потеют, не пахнут, не ходят в туалет и их не тошнит. И морской болезни у них тоже не бывает... их убивают доведенные до отчаяния окружающие.

Лорану и Силанте повезло больше. Их не тошнило. Но нервы им озверевшая от непрерывной тошноты Лорена вымотала до такой степени, что все трое вздохнули с облегчением, завидев на горизонте шпили и крыши Аланеи. Впереди предстоял новый раунд борьбы за герцогскую корону и доходы от земель.

Ромея, Саларин, королевский двор е.в. Самдия.

— Что?! Моя дочь?! Попала к степнякам?!

Его величество вполне искренне схватился за сердце. И было отчего.

Так вот, с утра огорошили...

Самдий любил Шарлиз.

Пусть незаконную дочь, признанную, пусть с некоторыми недостатками, но...

Любил.

И Элгу любил, пусть по-своему, но все же, все же...

Как описать это чувство?

Мучительное, острое, заставляющее дыхание сбиваться, кулаки сжиматься, а сердце неистово гнать кровь по жилам?

Желание?

Нет. Желание — это когда вовлечено в процесс одно тело, а разум холодно просчитывает варианты и сердце спокойно, но к Элге Самдий был привязан не только чувственными узами. В смятении пребывали и душа и сердце юного тогда принца. Элга была жестока, коварна, блудлива, она не терпела соперниц и не признавала смягчающих обстоятельств, она могла получить любого мужчину в любое время и в любом месте.

Даже сейчас, даже в сорок с лишним лет, на нее завистливыми взглядами смотрели молодые красавицы, и похотливыми — молодые мужчины.

Элга была умна, обаятельна, и когда она хотела, она становилась просто неотразимой.

Не только чувственность в шикарной упаковке, это приедается. Но и острый ум, и эрудиция, и неплохое образование...

Элга была из бедной семьи, поэтому ее отец сделал ставку на красоту дочери. И понимая, что одним милым личиком сыт не будешь, стал развивать ее ум. Воспитывал малышку, как мальчика, сам обучал, давал читать книги, объяснял непонятное... и привил девочке мужской взгляд на жизнь.

Мужской ум в женском теле, плюс кошачья блудливость.

Жуткое сочетание?

Маркиза Ролейнского оно не остановило.

Шестнадцати лет от роду, Элга вышла замуж за пятидесятичетырехлетнего маркиза, чтобы через два года заблистать в свете. Когда маркиза парализовало после особенно активных любовных утех, и он не смог далее держать жену в поместье под семью замками, она принялась распоряжаться всем. Супругом, состоянием, слугами...

Да, удар хватил Ролейнского очень вовремя.

Как уж так получилось, кто теперь узнает, кроме самой Элги? Может, возраст. Может, девичья страсть. Может, и травки какие отметились, доискиваться никто не пытался, тем паче, что маркиз потом еще чуть не десять лет прожил. И Шарлиз официально считалась его дочерью.

Лучше всех в этой истории устроился отец Элги. До самой смерти, то есть почти двадцать лет, он жил при дочери, в тепле и холе, делал, что пожелает и без счета тратил деньги на книги.

Муж тоже жил.

Прикованным к постели растением, которое кормили и обмывали, но даже говорить у него получалось откровенно плохо, не то, что двигаться. Но умереть у него не получалось. И обвинить жену тоже было не в чем, разве что в супружеской неверности, но — как? Если твой клекот и понимают-то три человека? Супруга, ее отец и доверенный слуга? И все они не дадут тебе не переписать завещание, ни приструнить нахалку.

Ролейнский страдал.

Элга развлекалась.

Она быстро стала звездой двора.

Ум, красота, чувственность... иные с тем же набором скатываются до дешевых шлюх. Элга стала хозяйкой модного салона, который так и назвала 'Салон злословия'.

Салоны, клубы, объединения, чем только не развлекается высший свет. Салон Элги быстро стал популярным. Туда пытались прорваться, присылали подарки, предлагали деньги, интриговали, но Элга принимала далеко не всех.

А вот Самдий...

Тогда он был еще принцем,, он был молод и горяч, он увидел Ролейнскую — и пропал. Он готов был на все, даже жениться, хорошо хоть маркиз был жив и глупостей принцу наделать не дали. Но желание полыхнуло так, что в глазах один кровавый туман стоял, а сердце выстукивало: 'хо-чу, хо-чу, хо-чу...'.

Элга пыталась отказать, или просто набивала себе цену? Кто знает... Самдий был настойчив.

Они то сходились, то расставались, он женился, потом у Элги родилась дочь — от него, Самдий точно знал, что от него.

Элга не удерживала принца, наоборот, словно бы отталкивала, и может, потому Самдий и возвращался к ней. Из раза в раз, из года в год...

Даже жена смирилась, даже дети.

Элга, хоть и была дрянью, но дрянью умной, она знала свое место и не пыталась разрушить королевскую семью. Понятное дело, развода у королей не бывает, но ведь можно отправить королеву куда-нибудь в дальний замок, или навещать раз в год, или...

Варианты возможны.

Элга была удобна всем, и с ней смирились. А Самдий иногда думал, что из нее вышла бы замечательная королева. Если бы...

Если бы звезды сложились иначе в их судьбах, Элга могла бы править. Но тут уж как срослось, так и срослось. Хорошо, что она просто есть.

И что у них есть дочь.

О характере Шарлиз Самдий догадывался. И о ее приключениях тоже.

Но любил. А любимым мы и не такое прощаем.

И вот, сейчас...

Его величество смотрел на письмо, и глазами своим не верил.

Его дочь...

Его любимое дитя...

Остеон, шервуля тебе в..., ты не мог границы обезопасить?

Впрочем, ругаться на коллегу-короля сейчас бессмысленно. Самдий посмотрел на секретаря.

— Прикажи флоту... Лиз отправляли по Интаре. Думаю, восемь-десять галер хватит для погрузки полка? Так, для начала. Я этих степняков... — и не удержался, выругался.

Ему еще предстояло сообщать эту новость Элге.

Стоит ли говорить, что Элга Ролейнская просто вырвала из венценосного любовника обещание послать войско на помощь бедной девочке? А вдруг она еще жива?

И шервуль с ней, с честью! Даже если что-то...

Элга все равно будет любить свою доченьку, вместе они справятся...

Самдий в этом и не сомневался. За Шарлиз Элга кого хочешь сожрет. С костями и тапочками.

А войско он пошлет, кто бы сомневался. И дело тут даже не в дочери, а в том, что степняки — как клопы. Если у Остеона заведутся, то и к нему переползут, а ему в Саларине такая зараза и даром не нужна. И с доплатой не нужна.

Но и дочь спасать надо.

Такое вот совпадение целей.

Аллодия, Равель.

Симон Равельский мог быть доволен результатами своих интриг. Мужчина не терял зря времени. Как только к нему добрался Арман, он сразу отписал и его величеству, в столицу, и в Саларин. Срочно, спешно, голубиной почтой...

И не просто так.

Равель — на острие удара степняков, это понятно. Равель — родовой город Симона Равельского, и граф был готов защищать его любой ценой. В том числе — и такой.

Да, войска его величество Остеона придут.

Но если заодно придут и войска его величества Самдия — разве плохо?

Родную дочь похитили грязные степняки! Что они с ней делать будут — вообще вопрос страшный. Расспросив Армана, Симон составил свое мнение о характере принцессы, и подозревал, что даже полк степняков там уже ничего не убавит и не добавит, но его величеству Самдию-то это не скажешь! Короли за такую правду о родимом детище и казнить могут.

Есть и обратная сторона медали.

Не Симону на шлюхе жениться, а Торнейскому, ему и разбираться с девственностью невесты и ее репутацией. А вот написать его величеству Самдию, что дитятко может подвергнуться в плену лишениям и прочим ужасам — это логично. Это правильно...

Пусть его величество позаботится кровиночку из беды выручить.

А еще...

Шарлиз похитили, да. Но где?! Это вопрос первостепенной важности, даже более того, это политический вопрос.

Если принцесса пересекла границу Аллодии — с одной стороны, виноват Остеон. Почему не сопроводил?

С другой стороны... а она пересекла границу?

Интара — река прихотливая, а граница между Аллодией и Саларином проходит и по болотам, и по лесам, и установить ее точно не всегда можно. Лес же...

Вариант 'она во-он по той кочке проходит' или 'приметная пограничная елка' — не слишком адекватен. Есть, конечно, пропах, который подновляют, но не везде ж его проложишь. И лес быстро раны затягивает...

Чем и пользуются отдельные личности, шныряющие через границу с разной неучтенкой.

С одной стороны — Шарлиз вроде как была на земле Аллодии.

С другой — ее еще не приняли.

Оттуда проводили, а досюда она еще не доехала. И получается, что никто не виноват. Симон эту разницу чуял особенно четко.

Если принцессу захватили на его земле... это — конец. Считай, не отмыться. Не досмотрел, не сопроводил, не предотвратил. Благородную леди, в плен, грязные кочевники... УЖАС!!! Тут хоть на меч бросайся.

А вот если Шарлиз была еще под властью отца...

Что ж вы, любезный, так плохо за дочками-то смотрите?

И — нет. Совершенно не оправдание, что степняки появились неожиданно, что никто не мог знать, что...

Ваше чадушко — ваши проблемы. Вам и спасать.

Армию выделите?

А лучше две.

Это Симон и написал, и был весьма доволен собой.

Помирать — так с музыкой. Хоть не обидно будет.

* * *

Рид посмотрел на свою армию.

М-да...

Тащатся, как бараны на скотобойню. Маркиз махнул рукой, разрешая остановиться на привал. На это время у него были свои планы, и назывались они знакомство и притирка. Главное в армии — что?

Правильно.

Дисциплина.

А еще — взаимодействие отдельных частей между собой. В противном случае все развалится. Чтобы телега ехала, колеса должны быть надеты на оси, если колеса идут в разные стороны...

Басню про лебедя, рака и щуку маркиз не знал,, а то бы и ее процитировал.

Против привала возражающих не было.

Маркиз облюбовал себе местечко поудобнее, спешился и принялся расседлывать коня. Первым к нему заявился дядюшка Стив.

— Ваше сиятельство? Какие распоряжения будут?

— Стив, собери сюда всех, кто командует пехотинцами, арбалетчиками, обозом, разведкой, кто у нас, собственно, еще? И сам приходи.

Стив на минуту задумался. Вот за что его ценил Рид, каким-то образом старый вояка умудрялся быть в курсе всего происходящего. Есть отряд?

Будь уверен, Стив будет знать все досконально. И тех, кто командует десятками, и тех, кто командует внутри десятков, и тех, кто удирал в самоволку, и даже сколько фляг с самогонкой припрятано по вьюкам.

Командиров он собрал очень быстро.

Рид оглядел восьмерых людей, которые стояли перед ним, и махнул рукой.

— Присаживайтесь, господа. Здесь не дворец, можно без кружевных платочков.

Господа повиновались.

— Симон представлял нас, но хотелось бы обговорить нашу тактику.

Рид оглядывал их слева направо.

Первым сидит невзрачный мужичок лет сорока от роду. Внешний вид — мышь серая, неприметная, но это впечатление быстро улетучивалось, стоило только взглянуть, с какой непринужденностью он носит на плечах кольчугу.

Кто никогда не носил на своих плечах несколько килограмм железа, тот и не подозревает, как это тяжко. И требует привычек и навыков, требует не один год провести в железе, чтобы вот так, сроднитсья с ним. И оружие у мужчины тоже своеобразное.

Полуторник с 'пламенным' клинком.*

*— фламберг, прим. авт.

За такой не возьмешься, если не чувствуешь его, как продолжение собственной руки. А еще нужен определенный склад характера.

Жрецы в свое время даже запретить 'пламенные' клинки пытались, да кто ж их послушает? Жестокое это оружие, и раны от него получаются нехорошие, чаще всего — смертельные.

— Как вас зовут, уважаемый?

Мужчина поднял на Рида светло-серые глаза. Прозрачные такие...

— Командир первой сотни пехотинцев, Сашан Риваль, ваше сиятельство.

— Где служил?

— Да так... помотало по свету. Потом в Равеле осел.

— Почему с нами пошел? Сам понимаешь, на смерть идем.

Мужчина сжал губы.

— Ваша светлость, мы все здесь по одной причине. Жены, дети... Граф Равельский хоть и отправит их на кораблях, а все ж время требуется. Сначала-то кто познатнее пойдет.

— Угу. Время выиграть, так?

— А хоть бы и так. Сотня у меня хорошая, выучка у ребят отменная, что еще надо?

Рид нахмурился, но срезать нахала не успел.

— Верьте, ваш-сиятельство, — протянул густой низкий голос. — Не врет Сашан, лучше его ребят только мои.

Сашан насмешливо покосился в сторону говорившего. Но промолчал.

Посмотрел в ту сторону и Рид.

Здоровущий мужчина, больше всего похожий на медведя, вставшего на дыбки, приложил руку к груди, обозначая поклон.

— Шерс Астани, ваш-сиятельство. Командир второй сотни пехотинцев. Хотя так и так она должна быть первой, просто этот мышь надутый на прошлых учениях смухлевал.

— Скажи честно, сам виноват, а теперь на Сашана дуешься, — фыркнул третий голос. Звонкй, веселый, совсем мальчишечий...

Рид перевел взгляд на молодого, лет двадцати, парня, кареглазого и с такими каштановыми волосами, что казалось, они блестят на солнце, словно только что вылущенный из колючей кожуры конский каштан.

Парень озорно улыбнулся в ответ.

— Я, ваше сиятельство, командир третьей сотни пехотинцев, Симон, как наш граф, только не Равельский, а Ларсон. И хочу сказать сразу, граф вам лучших отдал.

Рид приподнял брови.

— Неужели?

— Не сомневайтесь, ваше сиятельство.

А глаза были яркими и умными. И слишком ехидными для простого горожанина.

Рид положил себе потом разузнать об этом Симоне подробнее, и прищурился.

— А как лучшие определяются?

— Так граф, ваше сиятельство, каждый год учения устраивает. Маршировать по команде,, поворачиваться, обороняться, лучшей сотне потом премии выдают. Сотнику пять золотых, десятникам по золотому, а рядовым по десять серебрушек. В этом году Сашан Шерса обогнал, а в том Шерс первым был. Вот и злится теперь.

— Не злюсь я, — огрызнулся Шерс.

— Не злится, — согласился Симон. Но улыбался оч-чень многозначительно.

— А совместные учения у вас проводились? — уточнил Рид.

От местных вояк он много не ждал, но...

— А то ж. Посмотреть хотите, ваше сиятельство?

Рид кивнул.

— Хотя бы пару перестроений. В квадрат, в атаку...

Симон понимающе тряхнул головой.

— Моей сотни хватит, ваше сиятельство, или ребят....

— Всех, — просто сказал Рид. — Лучше я сейчас один раз увижу, чем когда на нас нападут...

— С вашего позволения, — кашлянул еще один мужчина. — Сотник арбалетчиков, Аллес Рангор, ваше сиятельство.

— Да?

— Господин граф и совместные учения проводит.

— Хорошо, если так.

Рид знал, как учат королевские войска. Но чтобы здесь, в глуши...

Развеяли его опасения моментально.

— Инженер, ваше сиятельство. Я при орудиях состою, ну и мало ли что понадобится. Ланс Даран.

Мало ли что — это что угодно.

Вал насыпать, орудия установить — починить — собрать чуть ли не на коленке...

— Инженер... учился где?

— В столице, ваше сиятельство. У мастера Асельского.

— И приехал в эту глушь?

Вопрос был вполне закономерным. Мастера Асельского Рид знал. Барона Асельского. Общался, дружил... бывают фанатики в вере, а бывают и в науке. Барону искренне нравились осадные машины, фортификация, инженерные науки, он сутками готов был сидеть над чертежами...

Не военный. Но инженер от Брата, иначе не скажешь. Учеников он брал, это верно, но и плату ломил, и гонял в хвост и в гриву, искренне полагая, что человек с мечтой пробьется в любом случае. Украдет, убьет, что хочешь сделает, лишь бы своего добиться.

Лансу добиваться не пришлось, он пожал плечами.

— Его сиятельство обучение оплатил. А потом я домой вернулся.

Рид поднял брови.

— Граф так рьяно относится к подготовке своих людей?

— Да, ваше сиятельство, — просто ответил Ланс. — Кто не хочет тратиться на свою армию, будет платить чужой. И места у нас неспокойные, и людей лихих много...

— Господин граф решил, что проще нас выучить, чем постоянно наемников искать, в столицу писать, жаловаться, кляузничать, — поддержал Аллес.

Тоже подход. И как по мнению Рида — самый правильный.

— Жаль, посмотреть не смогу, что вы умеете.

— Убивать можем, ваше сиятельство, — махнул рукой Аллес. — Умирать можем...

Слова повисли в воздухе.

Все прекрасно понимали, что вернуться им не удастся. А все же надеялись.

Мужчина лет сорока привстал и поклонился.

— Хенрик Эльтц, ваше сиятельство.

Рид кивнул, разглядывая заросшего густой бородой мужчину. Кроме бороды разглядеть ничего особо и не удавалось. Телосложение — среднее, из оружия — спатха, кожаная куртка богато усажена металлическими бляшками, да и кожа не из простых. Воловья, толстая, такую не сразу разрубишь.

— Обоз? — понятливо уточнил Рид, и получил ответный согласный кивок.

— Обоз на мне, ваше сиятельство.

Еще был разведчик, Станс Грейвс. Под его началом обреталось два десятка охотников, половина которых сейчас была отправлена на разведку. Но пока никого не обнаружили. Ну и дядюшка Стив.

Рид смотрел, разговаривал, знакомился...

И все больше и больше ему хотелось выжить.

Выжить, вернуться... восьмилапого об стену! Он знал, что легко не будет, знали это и все остальные. Но — выжить!

Аланея, дом герцогов Домбрийских.

Пожар в бардаке во время потопа?

Таки — нет!

Подожженный бордель в осаде, в грозу, во время потопа и урагана одновременно. Вот это и напоминало родовое гнездо Домбрийских. Напоминало уже третий день, с тех пор, как примчался гонец с письмом от господина Сельвиля.

Все мылось, терлось, чистилось...

И то сказать, больше пяти лет не видел городской дом своих хозяев. Последний раз герцог выбирался в столицу еще до того, как начал болеть, а это было да, лет пять назад как раз и было.

А потом и не приезжал никто.

Хотел, было, воспользоваться городским домом Домбрийских Лоран Рисойский, но герцог не позволил.

Не по рылу забор.

Лорена пыталась как-то повлиять на мужа, но добилась только обещания урезать содержание, и отступила, решила не связываться. У Рисойских и свой домик есть, просто состояние там такое, что людей пригласить страшно. Ремонтировался он еще во времена прадеда Лорены, а с тех пор Рисойские и получше применение деньгам находили. Балы, выезды, карты, кости, скачки, бои, девки — да много чего можно придумать, если есть деньги. А ремонт — это скучно, пошло и вульгарно. Крыша на голову не падает — вот и отлично, да и у друзей всегда остановиться можно.

Не приглашают последнее время, правда, но ничего, на век Лорана жирных карасиков хватит.

Сейчас герцог умер, и в столицу ехали...

Вот ведь вопрос.

Домоправительница, госпожа Аманда Ирвен, за короткий промежуток времени получила три письма, и теперь хваталась за голову.

Первое письмо было от господина Сельвиля. Написано оно было раньше всех, под диктовку Лорены, и написано еще до приезда Малены в поместье.

Лорена Домбрийская требовала подготовить комнаты и прислугу, ну и все-все для нее, ее дочери и брата. Ну и конечно, сопровождающих.

Это бы и ничего. Хорошая домоправительница такие вещи подготовит не особенно напрягаясь. Пять там лет прошло, десять — неважно. Справится за десять дней.

Второе письмо было от Марии-Элены.

Герцогесса Домбрийская приказывала подготовить дом для нее и ее сопровождающих. А именно — компаньонка самой герцогессы, а еще его сиятельство граф Ардонский с супругой и тремя детьми.

Про вдовствующую герцогиню с братом и дочкой там ничего не говорилось.

И вот сегодня пришло третье письмо от господина Сельвиля.

Не будь между домоправительницей и управляющим давнего взаимопонимания, да и романа некогда в юности, никогда не решился бы он на подобную фамильярность. Но...

В письме было очень кратко описано все, что произошло в Донэре за последнее время. А именно, что герцогесса прибыла, что общего языка с мачехой и ее родными Мария-Элена не нашла, очень решительно не нашла, вплоть до 'не вполне корректного поведения дядюшки ее светлости', и теперь две группы едут в столицу порознь.

Но — едут.

Отношения там самые напряженные, и как все это разрядится — Брату с Сестрой известно. Но боги людям сообщать ничего не торопятся.

Вот и сбивалась домоправительница с ног, вот и хваталась за голову.

Как тут быть?

Герцогесса, безусловно, поселится в доме. И приглашать она вольна кого пожелает. Она — Домбрийская, наследница... кстати, не забыть договориться с портным, куафером, башмачником... вплоть до белошвеек, мода-то не стоит на месте и герцогессе понадобится очень много всего. И Сельвиль намекнул об этом в своем письме.

И про оплату — тоже.

Мария-Элена только что из монастыря, но взялась за дело она очень решительно. И распоряжается своим наследством, как взрослый и опытный человек.

Бедняга не знал, что больше половины распоряжений принадлежали не Малене, которой и в голову не могли прийти выражения вроде 'ценные бумаги', 'вложить в дело', 'развивать торговлю на территории герцогства', а вовсе даже Матильде.

Может, Матильда и не знала, что надо делать с поместьем, зато отлично знала историю, как Руси, так и Европы. Знала, что может получиться, а что не сработает, хотя бы в первом приближении.

Деньги должны работать.

Люди должны работать.

Торговля должна развиваться,

Границы надо обезопасить, а тех, кто пытается разбойничать, лучше всего использовать на благо герцогства.

Вешать?

Вороны на балансе не стоят, нечего их раскармливать. На балансе герцогства стоят дороги, мосты, постоялые дворы, мельницы... так что ворье можно использовать на работах, а потом заплатить немного и прогнать мерзавцев в шею.

Напакостил? Отработай!

Примерно это и излагала Матильда, стараясь говорить поменьше, а слушать побольше.

и оценил господин Сельвиль не деловую хватку Малены, а начитанность Матильды, сам о том не зная. Оценил высоко, похвалил и не захотел связываться. Хотя Лорена и пыталась перетянуть управляющего на свою сторону, господин Сельвиль решил держать пока нейтралитет.

Герцогесса, которая в восемнадцать лет разбирается в таких вещах, уже в двадцать станет опасным противником. Если доживет.

А должна дожить. Задатки есть.

С другой стороны, в доме поселится еще и вдовствующая герцогиня с братом и дочерью. И все они дружно и взаимно не любят герцогессу.

Сколько времени пройдет до превращения дома в поле битвы? День? Два?

Не хотелось Аманде такого результата, решительно не хотелось. Но что делать?

Оставалось только приготовить для вдовствующей герцогини и ее семьи третий этаж, для герцогессы и ее свиты — второй этаж, и молиться Брату и Сестре, чтобы пронесло.

А на душе кошки скреблись. Потягивались, выпускали когти, подмигивали наглющими глазами.

И флигель для сопровождающих, и первый этаж для прислуги, и...

Ох, Восьмилапый!

Любишь ты людей на прочность испытывать, прости меня Боги. Но справиться надо, ой как надо... Аманда понимала, что как только обе компании приплывут, она окажется между двух огней, и ее это не радовало, вовсе не радовало.

Но — работа.

Вот и носились взад и вперед слуги подстреленными зайчиками, срочно набирались дополнительно лакеи и горничные, все чистили, мыли, полировали, перетряхивали, выводили платяных зверей...

Брат, Сестра, помогите мне, не оставьте своей милостью...

Его величество Риний VI Эларский, Элар, Ларейя.

Его величество Риний приложил к глазу кружевной платочек.

Сегодня он провожал дочку.

Дилера должна была взойти на корабль, и отправиться в морское путешествие, в Аланею. Там, в конце пути ее будет ждать жених.

Десять-пятнадцать дней празднеств, пока дипломаты будут согласовывать все документы, потом свадьба, потом вновь подписание договоров, и у дочки начнется семейная жизнь.

Риний был собой доволен. А разве не с чего?

Дилера пристроена просто замечательно. Дочка со временем станет королевой Аллодии. И мужа он ей нашел не просто принца, но еще и красавца. Может, и дети в отца пойдут, не в Леру.

Любовь?

Это слово в королевских браках вообще не звучит. Никогда.

Выгода?

Вот это правильно. И брак с Дилерой Эларской Найджелу весьма выгоден, так что супругу он должен на руках носить, холить и лелеять. И никак иначе.

Как любой умный и расчетливый человек, Риний судил о людях по себе. Он понимал, что дураков много, что умных меньше, но...

Даже если Найджел окажется дураком, Риний не бросит свое дитятко на произвол судьбы. На корабле ехал один незаметный человечек. Скромный, неприметный... если что и Ринию сообщат, и дочку без поддержки не оставят.

А вот и Лера...

Увы, пышное платье не сделало девушку красивее ни на гран. Наоборот, узкий лиф обтянул отсутствие всяких прелестей сверху, а пышная юбка такими волнами завивалась вокруг ног принцессы, что ее нижняя часть казалась в два раза толще верхней.

И все это потрясающего лилового шелка, который стоил дороже золота по весу, но решительно не шел девушке, делая волосы тусклыми, кожу бледной и пористой, а круги под глазами особенно заметными.

Зато украшения роскошные.

Аметисты, оправленные в золото, оттягивали на себя все внимание.

Диадема, колье, браслеты, кольца — Дилера сверкала, как сорочье гнездо. А под всем этим великолепием крылись несчастные и тоскливые глаза.

Ночь она не спала. Плакала.

И прошлую ночь поспать нормально не удалось. И вообще...

Дилера Эларская, с расправленными плечами и гордо вскинутой головой, прошествовала по площади и склонилась перед своими родителями.

Сначала ее величество Виван, а потом и Риний обняли родимое чадушко, шепча ей на ухо слова поддержки и ободрения, а потом Дилеру за руку подвели к послу Аллодии и торжественно вручили ему ледяную ладошку принцессы, символически передавая Дилеру жениху.

Мужчина на миг даже глаза прикрыл, ослепленный блеском драгоценностей, но потом поклонился, и выдал речь минут на пять.

Он благодарен, Аллодия благодарна, его величество благодарен, его высочество благодарен. Они по достоинству оценят этот бесценный подарок, коим является ее высочество Дилера, и будут заботиться о принцессе, как родные.

Риний прищурился и выдал ответную речь.

Элар счастлив породниться с Аллодией, они надеются, что эти отношения станут шагом в новое светлое будущее для обеих стран, и безусловно, брачный союз и дети, появившиеся в нем способствуют...

А в переводе на обычный с дипломатического — пока мое дитя довольно и счастливо, я спокоен. А если что не так — сами наплачетесь.

Посол все понял, они вообще понятливые, других не посылают. Или посылают, но не туда.

Поклоны, поцелуи, прощания — и вот Дилера восходит на борт корабля, а свита уже ждет там. Машут с борта разноцветными платками, посылают провожающим воздушные поцелуи, с берега в воду летят цветы...

Корабли отходят от пристани, и Риний грузится в карету. Королевский кортеж возвращается во дворец.

В столице Элара — Ларейе, объявляется трехдневный праздник. На площадях выставлено вино, на открытом огне жарятся громадные бычьи туши, рядом пекут хлеб...

Простонародье будет гулять, будет гулять и королевский двор, а вот у Риния на душе тоскливо. И даже рука жены, лежащая поверх его кисти, ничего не меняет.

Тоскливо, грустно, тошно...

— Лери всегда была твоей любимицей...

Риний склонил голову, в очередной раз думая, что не прогадал с женой. Даже если она страшна, как смертный грех — не прогадал.

Вивиан умна, тактична, воспитана, она знает, когда говорить, когда промолчать. И Лера пошла в нее, авось это поможет дочери при Аллодйском дворе.

— Тяжко на душе. Тоскливо...

Вивиан сочувственно вздохнула.

Она произнесла много умных и правильных слов. О том, что дети взрослеют, что надо уметь их отпускать, что рано или поздно любая птица покидает гнездо, что дочка обязательно будет счастлива...

Его величество слушал и даже кивал. А на душе все равно лежал невидимый, но очень весомый камень. И спадать не собирался.

Предчувствие?

Кто ж его знает...

* * *

Плохо было и Дилере Эларской.

Изобразив приступ морской болезни, она ушла в свою каюту — и от души разрыдалась.

Да так, что сама остановиться не смогла, и верная компаньонка часа два отпаивала принцессу холодной водой, а потом еще и примочки прикладывала к опухшему до лунообразного состояния лицу. И даже про себя не ругалась.

Девушку понять можно.

И страшненькая, и умненькая, и едет к жениху-красавцу, про которого известно много... разного, в том числе и о последнем скандале, такое не скроешь...

Поневоле переживать начнешь. Хорошо еще, если морская болезнь пощадит...

А может, и плохо. Страдания телесные очень хорошо отвлекают от душевных, когда тебя тошнит, переживать, как тебя там жених воспримет, просто некогда. Но морская болезнь Дилеру пощадила, зато душевных терзаний ей с лихвой досталось за время плавания. Увы...

Аланея, королевский дворец.

Когда ты королевский дознаватель, ты можешь многое.

Но не все, нет, не все.

И в королевский дворец путь тебе хоть и не заказан, но кто станет с тобой разговаривать.

Ты ведь Шефар. Просто Шефар.

Вот, будь ты Шефрийский, к примеру, тогда — да, ты был бы ровней всем этим напыщенным господам и дамам. А так...

Ты ровня слугам. И к слугам входить можешь. Но тут начинаются свои тонкости.

Расследование должно быть тайным. А потому...

Не будет тебе ни поддержки, ни помощи. Твой начальник — и то не знает ничего о расследовании. А действовать как?

А единственным способом, которым мужчина может проникнуть куда угодно, не вызывая подозрений. Через женщину.

Милая горничная Лизон Калан уже давно состояла с Варсоном в самых что ни на есть близких отношениях. Товарно-денежных.

Чувства в этом случае ненадежны, что-то не понравилось, или наоборот понравилось, но у другого — и конец чувствам, а информацию получать все равно надо.

Лизон же копила себе на приданое, копила всеми способами, и не пренебрегала ничем.

Благородный господин позвал девушку потереть ему спинку? Отлично, поможем с удовольствием, только пусть не забудет расплатиться.

Благородная госпожа? А, никакой разницы. Главное — не пол, главное деньги!

Передать записочку? Подарок?

Украсть что-то?

Нет, вот красть Лизон не решалась. А подсыпать разную дрянь, или делать то, на чем ее не могли поймать — спокойно. Нельзя же доказать, что именно услужливая горничная подмешала в крем для лица какую-нибудь травку, от которой благородная маркиза прыщами покрылась в три ряда?

Никак нельзя.

Варсон же предложил Лизон деньги вовсе уж за пустячную услугу. Сказать, что он — ее ухажер.

Не надо с ним гулять, спать, оказывать любые знаки внимания. Он просто любит неприступную Лизон и страдает от ее гордости и непорочности.

Девушка хмыкнула.

Но... а что она теряет? Где работает Варсон, она знала. У всех королевских дознавателей при себе были бляхи с королевским гербом и несколькими личными символами. И подделывать их...

Решались.

Целых два раза.

Но глава департамента Дознания такое не любил, и пойманных негодяев показательно сварили в масле на главной площади, после долгих пыток. И тех, кто подделывал жетоны, и тех, кто пользовался подделками. Намек городским дном был понят правильно.

Жетоны подделывали вовсе уж безбашенные, те, кому терять было вовсе нечего, даже жизнью они не дорожили.

Варсон на такого похож не был, и Лизон он один раз пригласил в Департамент. Девушка поняла все правильно и выразила готовность сотрудничать.

Как известно, несчастный влюбленный, это такая разновидность таракана. И вытравить не получается, и вроде как безвреден, и пролезет куда угодно. В том числе и во дворец. Монетка тут, монетка там, вот и терся несчастный поклонник на дворцовой кухне, выполняя попутно мелкие поручения старшей поварихи, повышая репутацию Лизон, и ловя насмешливые взгляды слуг и обрывки их разговоров.

Интересных разговоров...

Кухня — то место, куда стекаются рано или поздно все сплетни, где бывают все слуги, где можно услышать о чем и о ком угодно... только даром Варсону не нужны были сведения о том, что графиня Борейская живет с тремя любовниками одновременно, а ее супруг подцепил дурную болезнь от куртизанки.

Что леди Веренская бедна, как храмовная крыса, а дочка у нее страшнее восьмилапого.

Что барон Лоенский обожает играть и долгов наделал — хоть в петлю, на новые панталоны — и то не хватает.

Это, конечно, было интересно. Но не то, не то...

'То' принесла служанка Френсис Сорийской.

Служанка утверждала, что у госпожи не один принц в любовниках. Кто еще?

Да кто ж его знает... госпожа к нему всегда ходит, и ходит одна. Даже служанку никогда с собой не берет, оставляет дома, чтобы та мужу рассказывала, как более леди и лежит в постели с мигренью. А не ровен час муж проверить вздумает?

Ох, боится служанка потерять такое теплое местечко.

Варсон отложил это в памяти.

Леди кажется по уши влюбленной в принца. Так чего же ей не хватает?

Или она именно что кажется? Но вроде как весь двор уверен, что она без ума от его высочества, а она встречается с другим?

Нет-нет, в этом нет ничего подозрительного, испокон веков отдельные дамы выходили замуж за одного, спали с другим и принимали подарки от третьего. И горячо клялись в любви всем троим 'умникам'. Вполне возможно, что леди Сорийская тоже...

Они при дворе все такие, хоть леди, хоть служанки. Но проверить все же надо.

Кто этот загадочный любовник?

Варсон положил себе проследить за леди, и принялся вслушиваться дальше. Не забывая жаловаться на свою нелегкую жизнь безответно влюбленного идиота.

Личные слуги принца тоже снисходили до кухни. Кушать-то всем хочется, да и принц гонял лакеев то за одним блюдом, то за другим... и от них тоже можно было кое-что услышать.

К примеру, что леди Сорийская принца облизывает, что та кошка, а он ей даже перстенек не подарит.

Но для чего тогда леди нужен принц в коллекции?

Власть? Нет у него никакой власти, а учитывая, что скоро приедет Дилера Эларская, слишком умную фаворитку вообще могут в глухомань отправить. И дама это отлично понимает.

Любви там тоже нет. Со стороны леди так точно.

Ну и?

Не любовь, не власть, не деньги... что же в сухом остатке?

Что-то из этих трех вещей, только Варсон пока не видит всей картины. Чего-то он пока не знает.

А еще слуги принца говорили,, что господин 'перебесился'.

Ярился по поводу свадьбы, злился на отца, а потом перегорел. Успокоился.

Или?

Прав Барист — или нет?

Варсон пока не мог найти ответа, но собирался как следует покопаться в дворцовых тайнах. Раз уж приятель попросил, надо поспособствовать. А Барист в долгу не останется, он полезный и благодарный.

А что опасно...

Варсон даже и не подозревал, насколько опасна игра, в которую он ввязался. Но как и все остальные, он уже попал в поток, и течение неумолимо увлекало его в ту клоаку, имя которой — история человечества.

Конец второй книги.

Третья книга 'Зеркало войны' начнет выкладываться в следующий понедельник, по графику.

С уважением и улыбкой.

Галя и Муз.