Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ну, Ангбанд, выручай! Я подробно представил себе, как это должно выглядеть... и замер, готовый к тому, что придется все-таки самому потрудиться, если крепость меня не поймет или не захочет помочь. Или если задуманное попросту невозможно.
А вот дальше главное было — не открыть от изумления рот и вообще сделать вид, что ничего особенного не происходит. Потому что каменный пол задвигался, словно потек от входа к центру пещеры — и бурдюки с корзинами поползли вместе с ним. Для мастеров это, наверное, выглядело так, словно припасы появились прямо из стены. Во всяком случае, лица у моих подопечных были ошарашенные.
Подопечные... пленные... но ведь они мои сородичи! Которых я обрек на... А на что, собственно? Они живы, они работают, а что пришлось от остальных отделить, так сами же виноваты!
И нечего думать об этом. Лучше камни Мелькору показать.
— Думаю, Властелин будет доволен, — сказал я вслух, шагая по коридору к своей башне. — Так ведь?
Ангбанд согласился. Он тоже был доволен: я показал ему новую игру.
23
Песнь просилась в мир, ждала воплощения. Мой дар Таринвитис. Или ее — мне?
Высшее счастье — творить. Но творить для любимой... мне казалось, сейчас я сумею что угодно. Хоть всю Арду создать заново! И не ради давнего спора с Единым и Валар, даже не ради воплощения моей Темы. Ради того, чтобы порадовать Тарис. Ради ее улыбки.
Вся Арда... Я жадно вслушивался в мелодии горных вершин и водопадов, вулканов и ледников, осыпей и поросших лесом склонов, горячих источников и родниковых струй. Нет — нельзя, как бы ни хотелось. Непозволительная роскошь украшать Эндорэ, пока я не уверен, что мне хватит сил его защитить.
Даже к Ангбанду сейчас ничего не добавишь: ни башню, ни галерею, ни даже комнату. Сначала я должен оправиться от ран. Восстановить былые возможности, хоть частично.
А подарок... Пусть это будут несколько камешков и немного металла. Ожерелье и... и пара браслетов, вот так, пожалуй. Ты станешь еще красивее в новом уборе, Тарис. И дело даже не в нем — просто тебе очень идет быть счастливой.
...Мелодия оборвалась на первых же звуках. Я зажмурился, судорожно втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Казалось, все раны опять открылись, и боль в руках вспыхнула так, словно ожоги были получены только что. Терпеть это кое-как удавалось. Но сосредоточиться на Музыке — нет. Если бы я попытался сейчас петь снова... не знаю, что получилось бы. Может, орудие пытки или отравленный клинок. Воплощение моего страдания и ярости. Но уж никак не украшение для любимой.
Я сидел молча и неподвижно, выжидая, пока боль утихнет. И чем легче мне становилось, тем отчетливее я видел узор так и не созданного ожерелья. Сплетение плавных линий и зигзагов, прихотливое, словно игра бликов и теней в листве, словно нрав моей Тарис.
Ладно. Пусть не получается спеть — я сделаю все руками. Надо только найти подходящие камни. Те, что когда-то были сотворены мной — под настроение, для разминки, в качестве отдыха. Наверняка какие-то из них найдутся у Феанора. Он всегда предпочитал брать для работы мои, безошибочно отличая их от творений майар.
Я не стал предупреждать Пламенного о своем приходе: не хотелось лишний раз касаться его сознания. Просто отправился к нему в башню, не заботясь о том, у себя ли он.
Подниматься по лестнице пришлось мучительно долго, подволакивая непослушную ногу и морщась от боли при каждом шаге. Еще и охранники эти под дверью Феанора... Хорошо, что я хоть вовремя о них вспомнил! Несколько последних ступеней удалось преодолеть, почти не хромая, разве что медленнее обычного. Не то, чтобы мне было дело до мнения орков — просто не стоило им видеть лишнее.
Дверь захлопнулась за моей спиной, и я с трудом подавил желание привалиться к ней. Пламенный был дома и о чем-то разговаривал с Мори. Оба повернулись ко мне.
— Феанор, — быстро сказал я, внезапно почувствовав, что очень не хочу увидеть сочувствие в его взгляде. — Мне нужны мои... то есть твои камни.
24
— Что? — изумленно переспросил Пламенный. — Сильма...
— Да нет! — нетерпеливо перебил его Вала. — Необработанные. У тебя шкатулка была.
— Какая именно? — Феанор едва сдержал вздох облегчения.
Слишком хорошо он помнил эти слова, прозвучавшие когда-то у ворот Форменоса: "Мне нужны твои Камни". И потемневшее, искаженное гневом лицо Восставшего, которому отказали в просьбе. Лицо того, кто мгновение назад был другом, а стал врагом.
— Все давай, я сам отберу то, что нужно.
Феанор показал на кресло, не сводя с гостя глаз. Тот помедлил, словно колеблясь, но потом пересек комнату и уселся. Походка у него была странная: точно он по тонкому льду ступал. "Не хочет хромать при мне, — хмыкнул про себя мастер. — Будто не я лечил его после боя!"
— Что ты задумал-то? — довольно сухо поинтересовался нолдо.
Вместо ответа Восставший показал ему образ будущего убора. Глаза его блестели. И смотрел Вала не на Пламенного, а прямо перед собой, словно вглядывался во что-то, зримое лишь для него. Давно не видел у него Феанор такого взгляда.
Мастер невольно улыбнулся, узнавая и понимая это нетерпение, эту сосредоточенность на замысле. Словно прошлое вернулось. Тень прошлого, еле слышное эхо былой дружбы, но и это сейчас было много.
— Для кого? — спросил Феанор, смягчаясь.
— Для Таринвитис, — сказал Вала слегка удивленно, словно ответ был очевиден.
Мастер заметно помрачнел.
— Яшма, — слегка поморщившись, предложил он. — Мори, шкатулку сюда!
— Яшма?.. Хм... Да, пожалуй, яшма годится, — медленно кивнул Мелькор.
— Металл какой хочешь?
— М-м-м... Красное золото, — Восставший прикрыл глаза, поразмыслил. — А впрочем... Бронза подойдет лучше.
— Ладно, — проворчал Феанор. — А работать ты собрался в моей мастерской, что ли?
— Конечно, — рассеянно ответил Вала, всецело поглощенный мыслями о новом творении.
— Один? — прищурился нолдо.
— В этот раз — да, — заявил Мелькор с таким видом, словно они с Феанором вместе трудились в мастерской каждый день.
25
Я откинул крышку. И перевернул шкатулку, так что камешки раскатились по столу. Мелодии, воплощенные тысячелетия назад. Почти все — мои.
Да, мои — и сейчас тоже. Странно, что я так долго боялся коснуться их. Вообразил, что могу случайно разрушить, а воссоздать уже не сумею.
Не этого ли добивались Валар? Не потому ли отважились снять с меня цепь и не стали преследовать после побега? Зачем оковы тому, кто утратил уверенность?
И ведь как просто! Подержать Поющего в неволе и бездействии, вдали от его собственных творений, пока те не покажутся чужими — а там почему бы не отпустить. Он уже безопасен.
Неплохо придумано, Манвэ. Может, с кем-то другим твой план и сработал бы. С кем-то, кто стал бы цепляться за воспоминания и без конца горевать об утраченном. Но если бы я был таким, брат, разве я создал бы свою Тему? Ты так и не потрудился вслушаться в нее, а зря.
Я изменился? Да, разумеется. Вся Арда меняется — точнее, все Эндорэ. И Аман мог бы, если бы кое-кто не превратил его в подобие такой вот шкатулки с камнями. Любоваться любуйся, а тронуть не смей. Храни прошлое — а ради чего? Как будто старые, давным-давно созданные мелодии лучше новых! Как будто преобразить Музыку — то же самое, что убить ее!
Жаль, что Ральтагис так ничего и не поняла! Жаль, что они все... Впрочем, не стоит думать об этом. Ушедшие теперь — в прошлом. А настоящее...
Я улыбнулся и склонился над столом. Нужные камни нашлись сразу, словно ждали меня. Шестнадцать зеленых — от светлого до почти черного. Полдюжины коричневых с охрой. Один, самый крупный — в красных тонах.
Даже прожилки шли именно так, как мне виделось. Будто я спел когда-то эти мелодии — ради сегодняшнего творения. Не зная о том, лишь предчувствуя будущее. Что ж, может, и так.
Металл слушался легко, и яшма охотно ложилась в оправу. Линии чеканки и прожилки камней соединялись в общий узор. В единую Музыку. Новую. Мою.
26
Один. Значит, не можешь простить мне ту, давнюю свою неудачу с подвеской. Ну, как же — я был рядом, видел все и не стал тебе лгать, в отличие от твоих льстецов-майар. Разумеется, ты не согласился со мной: гордость не позволила. Но в глубине души, Мелькор, ты знал, что я прав. Потому и злишься на меня до сих пор.
Я вышел на балкон. Вернулся. Покружил по комнате, стараясь держаться подальше от двери в мастерскую. Перехватил удивленный взгляд Мори, сурово посмотрел на мальчишку — тот поспешно отвел глаза.
Чем, интересно, так привлекла Восставшего эта Таринвитис? Ну, хороша собой, с этим не поспоришь. Так у него красивых женщин было, да и не очень красивых... Не понимаю, как можно тратить на них столько времени! Хоть выбрал бы уже какую-нибудь одну и успокоился, не отвлекался бы от работы!
Хм... похоже, теперь он действительно выбрал. Этот убор, что он делает, вряд ли просто знак внимания, награда от Властелина соратнице за верную службу. И не творение ради творения, когда тот, кому предназначен подарок, тоже становится частью замысла, словно оправа для камня. Слишком взволнован Мелькор и слишком... счастлив. И как будто сам своему счастью не верит, и чувства скрыть не способен, во всяком случае, от меня.
Когда-то я порадовался бы за него. Какая разница, в чем творец черпает вдохновение! Главное — что выходит из его рук.
Только вот творцом Мелькор быть перестал. А признать очевидное у него не хватает мужества. Вот он и готов на все ради того, кто похвалит его работу. И этим окончательно губит себя как мастера.
27
— Он становится черным, — мрачно заметил Феанор, повернувшись к Мори.
Юноша растерянно уставился на светильник, который собирался зажечь.
— Мастер, я чистил его два дня назад.
— Чистил? — удивленно переспросил Пламенный. — Это как?
Но тут же, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Когда я впервые увидел Мелькора в Амане, он казался серебристо-серым с коричневым и лазурью.
Мори опасливо покосился на дверь мастерской: вдруг Восставшему не понравится, что его обсуждают. Разумнее всего было бы немедленно улизнуть под любым предлогом, но возможность узнать что-нибудь интересное о Властелине Ангбанда стоила риска. Обычно Феанор эту тему старательно обходил. И вообще стал скуп на слова с тех пор, как вернулся из скитаний по Железным горам. Только сейчас, похоже, не выдержал: слишком выговориться захотелось.
— Так я вижу незримое. Как игру цветов, — снисходительно пояснил мастер.
"Я тоже", — подумал юноша. Но благоразумно промолчал, опасаясь, что Пламенный прервет рассказ и снова замкнется в себе.
— А потом оказалось — это лишь видимость. Словно плащ, в который он кутался. Красивый, мастерски сработанный плащ. Настоящего Мелькора видел только я, если нам удавалось ненадолго избавиться от наблюдения остальных Валар.
— Темно-синий, — предположил Мори. — С черным и фиолетовым.
— Вовсе нет! — досадливо отмахнулся Феанор.— Алый, пурпурный, багровый, оранжевый, золотистый, лиловый. Иногда — вслески фиолетового, тут ты угадал. Порой — провалы в черноту... неприятные, надо сказать. А изредка — ослепительно-белые вспышки. Словно молнии. Ни у кого из других Валар я не видел такой быстрой и резкой смены оттенков. А уж когда Мелькор творил, я предпочитал не смотреть на его истинный облик. Один раз попробовал. Тяжело. Слишком ярко.
— А теперь? — осторожно спросил юноша.
— Теперь... — мастер помолчал, хмуря брови. — Теперь он теряет оттенки. Один за другим. Чернота поглощает все.
28
Дверь мастерской отворилась. Мелькор подошел к столу и положил на него ожерелье и два браслета. Покосился на меня. Вид у него был торжествующий.
Ну, и чего ты ждешь? Оценки? Разве она нужна тебе? Ты же лучше всех знаешь, как надо работать!
Я посмотрел на украшения и сдержанно кивнул:
— Да.
Как ни странно, творение удалось — это было ясно с первого взгляда. Может, Мелькор растерял еще не все свое мастерство. А может, наш давний разговор все-таки пошел Восставшему на пользу.
— Мори, — Вала требовательно посмотрел на моего слугу.
Тот привычно вскочил и исчез в мастерской.
Мелькор неловко опустился в кресло. Поморщившись, вытянул ноги. Посмотрел мне в глаза и улыбнулся, так неожиданно тепло и радостно, что у меня в груди защемило. Очень уж это напомнило прошлое.
— Спасибо, друг, — проникновенно сказал Вала. — Что нашел эти камни. Что сохранил их для меня.
"Друг"... Только вот к друзьям не приставляют стражников. В прежние времена я потребовал бы объяснений. Сейчас... все было и так понятно, к чему лишние слова.
— Нога-то болит? — спросил я первое, что пришло в голову.
Лишь бы перевести разговор на другую тему. Мне неприятна была лицемерная благодарность Восставшего.
— Болит, — признался Мелькор. — И после того, как попробовал петь, хуже стало.
"Да, он становится черным, — в который раз уже подумал я и невольно отвел глаза от лица бывшего друга. — Холодным. Лишенным цвета. Перестает быть творцом. И сам осознает это. Борется, пытается удержать ускользающий дар, но чувствует, что проигрывает. Теряет себя".
— Что ты сказал? — я тряхнул головой и заставил себя снова посмотреть на Восставшего.
— Я сказал, что не решился петь убор. Мелодия получилась бы совсем не та, которую я задумал. Не для Тарис — для врагов предназначенная. Знаешь, когда настолько больно, хочется...
Он зло усмехнулся.
Ну, конечно. Тебе хочется разрушать! Убивать, мучить. Только ты еще не понял, что дело не в ране. Если бы ее не было, ничего бы не изменилось. Дело в тебе, Мелькор.
— С ногой попробуем что-то сделать, — предложил я вслух, хотя мне совсем не хотелось пытаться снова. — Или лучше не рисковать? Слишком легко навредить, сам понимаешь.
Вала молчал, явно колеблясь, и я уже начал надеяться, что он откажется.
— Может быть, станет хуже, — сказал наконец этот упрямец. — А может, мы справимся. Но сдаваться, не попробовав, я не хочу.
29
Я торопливо прибирался в мастерской, опасаясь упустить момент, когда Мелькор надумает уходить. Перехватить бы Валу на лестнице, а то ищи его потом по всей крепости! И ведь не найдешь: я пробовал. Ангбанд в последнее время стал иногда вредничать. Может, обиделся, что я убежал в горы, когда тут все затряслось? Зря злится: я все равно не смог бы ничем помочь.
Звать Мелькора мысленно я пытался несколько раз — не получалось. Странно: мне упорно казалось, что он не закрывается, а как будто спит. Но разве может спать Вала?
И у нас Восставший совсем показываться перестал. То ли Ангбанд восстанавливал — видел я эти трещины в полу и в стенах, камни выщербленные... бррр... То ли с Феанором опять рассорился, за этим у них дело не станет. Может, они-то и учинили разгром, увлекшись спором?
Ну, если Мелькор Пламенному голову когда-нибудь сгоряча снесет — ладно. Но вот собственная голова мне дорога. И головы моих мастеров тоже. Так что надо действовать, пока не поздно.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |