— Отпустите его,— сквозь плотную пелену донесся до него голос Ингуса.
Марево перед глазами и туман в голове мгновенно рассеялись, корни, оставив на коже красные полосы, ослабили хватку и исчезли под плотным балахоном.
— Я стар и слаб, но не беспомощен, запомни это,— прокряхтел Хранитель.— А теперь уходи.
Растиф поднялся с пола. Второй раз за минувшие сутки ему грубо указали на его несостоятельность.
"Сам виноват. Нужно было иначе вести беседу".
— По городу бродит неизвестный и натравливает на людей прирученного духа,— упавшим голосом проговорил Ищейка. Это был его последний шанс.— Уже погибло несколько человек.
Ингус выдержал внушительную паузу и спросил:
— Ты думаешь это я?
— Я не знаю,— честно признался Ищейка. Теперь, "познакомившись" с Лесным дядькой и Водяной госпожой, он ни в чем не был уверен.
Случайно посмотрев на кота, свернувшегося клубком на коленях старца, он наткнулся на пронзительный взгляд горящих желтых глаз.
"Еще один".
Словно в подтверждение его мыслей изо рта хищника выскользнул, затрепетал и тут же скрылся тонкий раздвоенный язычок.
— В таком случае, ты напрасно сюда пришел: это не я.— Ингус приподнял плед, и Растиф увидел две округлые культи на месте ног.— Я уже два года не выходил в город.
"Почему Никвор об этом не сказал? Разговор с Хранителем традиций мог бы пойти совсем иначе".
— Извини, я не знал... Может быть, подскажешь, кто это мог быть? Думаю, в городе немного Изго... Заклинателей, способных подчинить сильного духа.
— Скажу больше: такой в Сандоре лишь один — это я. Стараниями Братства в Варголезе уже почти не осталось Заклинателей, способных повелевать духами леса. Возможно, ты ошибаешься или твои хозяева намеренно ввели тебя в заблуждение.
— Нет, старик. Я сам видел этого духа прошлой ночью. Тварь, то принимающая человеческий облик, то становящаяся бесплотной, похожей на тень. А еще я заметил, что у нее горящие красные глаза.
— Вот как...— задумался Ингус.— Если бы ты лучше изучал наши традиции, то знал бы, что у лесных духов не бывает красных глаз. Возможно, это порождение Центалы, но я с ними плохо знаком. И я не знаю человека, которому удалось бы приручить тварь из сандорских подземелий. Ты не там роешь землю, Ищейка.
— Что мне делать?— беспомощно пробормотал Растиф.
— Не знаю. Ищи.
— Я найду его, рано или поздно. Но пока я буду его искать, возможно, погибнут новые люди. К тому же я понятия не имею, как одолеть эту... Тень.
— Тут я тебе не помощник...
Растиф, понуро свесив голову, повернулся к выходу.
— Хотя...— донесся до него голос Хранителя традиций.— Есть один... предмет, способный обезвредить любого духа.
Ищейка резко обернулся лицом к Ингусу.
— Говори!
— Говорить особо нечего. Изумрудная улитка — слышал? Нет? Неудивительно. Ее создали те, кого мы называем пимперианцами. Изумрудная улитка не уничтожает духов, она их поглощает. И я знаю, где она находится. Но добыть ее будет непросто. Путь к заветному месту преграждают сильные и коварные порождения Центалы. Многие уже пытались до нее добраться, но безуспешно. Я сам несколько раз ходил за ней. Последняя попытка закончилась тем, что я лишился обеих ног...
— Зачем ты рассказываешь мне об этом?— поморщился Растиф.— Если даже тебе это не удалось...
— Ты нетерпелив и невежлив,— упрекнул его Ингус.— Сначала выслушай, а уж потом делай выводы.
— Извини. Рассказывай дальше.
Хранитель сердито покачал головой, но продолжил.
— Про Изумрудную улитку ты не слыхал. Но, наверняка, знаешь кое-что о хенионе.
Растиф кивнул. Так назывался желтый кристалл, благодаря которому уцелела Сандора. Вблизи хениона цанхи становились беспомощными. И чем выше над землей этот кристалл, тем дальше распространялось его воздействие. Великие Мастера установили хенион на вершине обелиска так, что ни один цанхи не мог творить чары в пределах столицы.
— Предателям удалось разрушить обелиск,— говорил между тем Ингус,— хенион упал на землю и разбился на три части. Один осколок установили на шпиле королевского дворца. Судьба второго мне неизвестна. А третий хранится в Прайе. Принеси мне его, и я скажу, где искать Изумрудную улитку...
Глава 7
Когда подземные твари набросились на меня всем скопом, я мечтал лишь об одном: скорее бы все закончилось. И сокрушительный удар огромного уродца принес долгожданное избавление.
Проваливаясь в небытие, я с упоением подумал: ну, вот и все.
И в очередной раз ошибся...
Первое, что я увидел, придя в себя и открыв глаза, была радушная улыбка, затмевающая все вокруг. Ее обладатель — мужчина лет тридцати, которого природа не обделила ни здоровьем, ни силой,— возвышался надо мной неприступным утесом, заслоняя грязное окно, через которое в помещение проникал тусклый солнечный свет. Заметив, что я очнулся, он промычал что-то невнятное и улыбнулся еще шире.
— Моус говорит, что рад твоему возвращению, незнакомец,— донесся до меня чей-то хорошо поставленный голос.
Я повернул голову набок и увидел еще одного человека, сидевшего у стены на табурете. Его внешний вид... Мне нелегко было о нем судить, видя лишь внимательные глаза, глядевшие на меня...
...из-под маски.
После знакомства с Координатором, люди, скрывавшие свое лицо, вызывали у меня, по крайней мере, недоверие.
Что еще можно было сказать о незнакомце? Одет просто: традиционный варголезский балахон до земли, на голове — капюшон. Судя по пальцам, монотонно перебиравшим четки, человеку было далеко за пятьдесят. И, в общем-то, это все.
— Как ты себя чувствуешь?
Я прислушался к ощущениям...
Сравнительно неплохо для человека, которого обезумевшие духи обглодали до костей. Разве что челюсть побаливала. Я прикоснулся к губе...
Разбита, вспухла.
— Извини Моуса за причиненную боль,— прокомментировал человек в маске.— Но ты сам виноват: набросился на него с мечом. Ему пришлось защищаться.
— Я?— моему удивлению не было предела.— Я сражался с тварями, населяющими сандорское подземелье.
— Ни с кем ты не сражался,— лениво прокряхтел человек в маске.— Ты размахивал мечом в пустом коридоре и был на грани помешательства.
— Не может быть!
— Может, может,— заверил меня мой собеседник.— Это проделки Хохотуна — есть в подземелье такой зловредный дух. Насылает сильную иллюзию и хохочет, высасывая из человека силу.
Не может быть...
Приподнявшись на скромной лежанке, я осмотрел себя с ног до... В общем, насколько это было возможно. К моему удивлению, одежда на мне была цела, разве что запылилась и потерлась во время странствий по подземелью. На теле, если не считать пары царапин и синяков, ни единой раны.
А вот оружие исчезло: и меч, и нож, и...
Сердце бешено заколотилось, когда я обнаружил более существенную потерю: пропал Проводник!
Только не это!!!
Я тут же забыл о прочих неприятностях.
Что я буду делать без Проводника?!
— Не беспокойся, все твои вещи в целости и сохранности,— заметив мою реакцию, сообщил человек в маске.— Моус!
Здоровяк метнулся куда-то в угол, а через пару секунд снова стоял передо мной, протягивая меч, нож, сумку и... Проводник.
От сердца отлегло.
— Спасибо.— Я сгреб свое имущество.
— Интересный у тебя нож,— пробормотал человек в маске.— Изготовлен из странного материала... Не железо, не дерево. Похоже на кость, но я не встречал существ, у которых были бы такие необычные и прочные кости.
— Вы правы, этот нож создали не в Варголезе,— уклонился я от прямого ответа.
— А эту... штуку?— он кивнул на Проводник.— Похоже на пимперианский артефакт и светится, как лампа Ковенкона.
Да, я не успел отключить сканер, и он до сих пор мигал, указывая местонахождение Точки перехода.
Пока я думал, что мне ответить, в комнату вошел человек, носивший грязное рубище. Да и сам он был неухожен, небрит, правая кисть руки отсутствовала. Он выжидательно застыл на пороге, переминаясь с ноги на ногу.
— Чего тебе?— спросил его человек в маске.
Косясь то на грозно подпиравшего потолок Моуса, то на меня, убогий робко подошел к человеку в маске и, склонившись, что-то шепнул ему на ухо. Тот стрельнул бровями и небрежным жестом приказал оборванцу удалиться.
После чего уставился на меня совершенно новым взглядом.
— Теперь я знаю, кто ты,— произнес он наконец.— Ведь это ты убил Ястера, брата Эльбикара, и его охранников?
Насколько мне было известно, фотография в Варголезе не существовала по определению. Правда, когда разыскивались особо опасные преступники, на площадях и в прочих местах скопления народа власти развешивали грубые картинки, больше похожие на фоторобот, чем на портрет. Правда, своих изображений я не встречал...
Может быть, потому, что не обращал внимания?
Так или иначе, но я понятия не имел, каким образом убогому оборванцу удалось меня разоблачить. Возможно, он видел меня в Болоте...
От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. И человек в маске, и его окружающие были очень похожи на обитателей сандорского дна.
Неужели попался?
— Не бойся!— Сидевший напротив человек читал меня как книгу.— За свои проступки ты ответишь, представ на суд Великого Стража. Хотя, не скрою, было бы лучше, если бы на месте Ястера оказался сам Эльбикар. Это решило бы массу проблем... Ну да ладно... Значит, тебя зовут Ильс?
Я едва заметно кивнул.
— А я, если ты еще не понял, Шапшен — Отец большой Семьи обездоленных нашего благословенного города...
Черт, как же я сразу не догадался!
От сердца немного отлегло. Ни для кого в Сандоре не были секретом натянутые отношения между Эльбикаром и Шапшеном. Один — хозяин Болота, вор и предводитель скопища негодяев. Другой — владыка квартала Проклятых и покровитель нищих, которые называли его Отцом. Оба довольно влиятельные люди в столице королевства, имеющие хорошие связи в чиновничьей среде и даже в королевском совете.
Враждовали они давно, с самого момента зарождения двух кланов. Возможно, главной причиной разногласий была личная неприязнь. Но не только. Раньше нищие платили дань ворам. И это была очень солидная сумма. Но с тех пор, как оборванцев взял под свое крыло Шапшен, поборы прекратились. Случилось это, правда, еще до того, как Эльбикар стал хозяином Болота. Уже в те годы Отец был значительной фигурой на шахматной доске Сандорской политики. Иначе как объяснить тот факт, что ему позволили основать небольшую колонию обездоленных в квартале Проклятых?
Впрочем, там все равно никто не жил с момента окончания войны Мастеров. Когда-то эта часть Сандоры была неотъемлемой частью Вейдана, где обитали камнетесы и строители. Во время осады столицы армией Шторна этот уголок оказался за пределами купола, защищавшего город от магических атак неприятеля. Поэтому его жителям пришлось полагаться исключительно на собственные силы, выдержку и мужество. И они стояли насмерть, одну за другой отбивая атаки штурмующих крепостные стены. Тогда Шторн, так говорят, наслал на защитников проклятие. Люди умирали один за другим без видимых на то причин. Уцелевшим пришлось покинуть опасный район. Но и нападавшие не посмели занять опустевший квартал, ибо поселившаяся там смерть не отличала своих от чужих.
Шторн был побежден, орды захватчиков из Норона и Олфирских степей покинули территорию Варголеза, но проклятие, обосновавшееся на юге Сандоры, никуда не исчезло. Это испытали на себе жители, решившие после окончания боевых действий вернуться в свои дома. После ряда необъяснимых смертей власти решили запереть ворота, ведущие в квартал Проклятых, и целое десятилетие туда не ступала нога человека.
И тут впервые на сцену вышел Шапшен. Он обратился к властям города с заманчивым предложением выкупить пустующий, разрушенный квартал, в котором правила смерть. Сделка состоялась, хотя ее сумма до сих пор держится в секрете. Так Шапшен стал полновластным хозяином целого городского квартала. На глазах сотен людей, жаждущих новых впечатлений, он растворил ворота, не спеша вошел в квартал Проклятых и зашагал по захламленной улице между разрушенных войной домов.
И смерть не посмела к нему прикоснуться.
Этот факт, а так же то, что он скрывал свое лицо под маской, породили слухи, будто Шапшен — это сам Шторн, вернувшийся на место своего преступления. Но не нашлось ни храбрецов, ни безумцев, решившихся проверить эти подозрения. Даже набравшее силу Братство Кувена не спешило выразить Шапшену своих претензий. И это только упрочило его положение в сандорском обществе. Он мог бы достичь небывалых высот, но вместо этого Шапшен взял под опеку городских нищих, предложив им кров и защиту.
Странное решение.
Оборванцы не сразу откликнулись на столь лестное предложение. Первыми пришли те, кому нечего было терять — калеки, убогие, старики. За ними подтянулись остальные. И вот уже все нищие Сандоры обосновались в квартале Проклятых. Там они проводили ночь, а утром шли в город, за подаянием. Но куда важнее была защита, которую Шапшен даровал обездоленным. Используя свое таинственное влияние, он добился того, что власти перестали притеснять нищих. Отныне их не могли просто так взять и вышвырнуть из города или бросить в тюрьму по ложному обвинению, чтобы потом отправить на каторжные работы. Да и горожане опасались лишний раз обижать попрошаек, заметив, что с теми, кто издевался над убогими, порой случаются несчастья. К своим подопечным Шапшен так же предъявлял строгие требования. Нищим общины или, как ее теперь называли — Семьи, — запрещалось воровать, навязчиво приставать к прохожим, беспробудное пьянство, насилие и непослушание карались изгнанием из общины. А убийцы и вовсе исчезали без следа. Часть сборов нищие отдавали Отцу, но большая часть "заработанных" денег принадлежала отныне им самим, и никто не смел отнять у попрошайки его долю.
Естественно, это не могло понравиться Эльбикару, прекрасно помнившему те золотые времена, когда нищие обязаны были делиться, если не хотели оказаться в городском канале с перерезанным горлом. Но, пожалуй, вовсе не эта проблема столкнула лбами двух акул сандорского дна. Правители города не раз пожалели о том, что за гроши продали Шапшену часть городской территории. Ведь ее можно было заселить покорными налогоплательщиками. А какой прок с нищих? Вот и стали они натравливать Эльбикара на Отца сандорских обездоленных. А у того были свои покровители. Выходит, то, что со стороны выглядело как вражда между воровским вожаком и благодетелем попрошаек, на самом деле было закулисной борьбой сильных мира сего.
И тот факт, что эти два персонажа не ладили между собой, вполне меня устраивал.
Впрочем, радоваться я не спешил. Мало ли что на уме у Шапшена?
— Эльбикар считает, что это я подослал тебя к его брату, раз не мог дотянуться до него самого. Но нам-то с тобой известно, что то не так.
— Скажу больше: я не совершал того, что мне приписывает молва,— ответил я, подозревая, что разочарую Отца нищих.
