5.Мекленбургская принцесса

— Ничего, Иржик, — воскликнула Шурка, — я тебе разрешаю. Только, раз уж я одета как мальчик, то может, не стоит называть меня Кларой Марией или принцессой?

— И как же прикажете Вас называть? — усмехнулся поравнявшийся с ними фон Гершов.

— Ну не знаю, зовите меня Александром, что ли!

— Отчего именно Александром? — удивилась мать.

— А почему тебя называют Мартином? — вопросом на вопрос ответила девочка.

— Но, это имя похоже, да и мне проще на него откликаться.

— А псевдонимы, если скрываешься, надо подбирать так, чтобы они совсем не напоминали прежнее имя!

— Это еще почему?

— Ну, вот смотрите, наши враги ищут молодую женщину по имени Марта с девочкой Кларой Марией, и если они узнают, что проезжал молодой человек, которого зовут Мартин, это может навести их на подозрение. А Александр на Клару Марию — совсем не похоже, так что никто не догадается!

— Можно подумать, Вашей Светлости приходилось скрываться большую часть своей жизни, — усмехнулся фон Гершов.

— Что её, той жизни, осталось, — печально вздохнула Шурка, вызвав смех у своих спутников.

Берлин был уже совсем близко, когда разбойники их все-таки отыскали. Теперь трудно сказать, как им это удалось, но, то ли Бопре оказался хорошим следопытом, то ли им просто повезло, но преследователи ухитрились понять, что трое мужчин, путешествующих с мальчиком — это и есть цель их поисков. Правда, двигаться большим отрядом было опасно, поэтому главарь бандитов отослал большую часть своих людей, продолжив погоню вместе с французом и всего лишь четырьмя подручными на лучших конях.

Похоже, у фон Гершова за годы странствий развились инстинкты, поэтому он первый почуял опасность, когда их маленький отряд стали нагонять шестеро конных путешественников.

— Хотел бы я знать, кто это? — встревоженно спросил он, всматриваясь в незнакомых всадников.

— Господи Боже, это Бопре! — воскликнула побледневшая Марта, узнав гугенота.

— Сударыня, берите дочь и бегите, а мы постараемся их задержать! — воскликнул Болеслав и решительно повернул коня навстречу преследователям.

Иржик, будучи парнем не робкого десятка, недолго думая, пересадил девочку к матери и последовал за своим хозяином. Бандиты, поняв, что их опознали, перестали изображать из себя мирных путешественников и, схватившись за оружие, вихрем налетели на померанца и его слугу.

Их было шестеро против двоих, но первым счет открыл все-таки Болек. Он недаром столько времени прослужил в рейтарах и знал толк в конных сшибках. Выхватив из ольстров* пистолеты, он один за другим разрядил их в противников, сразу же убив одного и ссадив с лошади другого. Те пытались стрелять в ответ, но то ли у них было меньше опыта, то ли им просто не повезло, но всё что им удалось — это сбить шляпу с головы фон Гершова. Затем дело дошло до шпаг, и еще один разбойник вылетел из седла с распоротым боком.

— — — — — — — — — —

#Ольстр. — Седельная кобура.

Иржик был куда менее искушён в подобного рода делах, и не сумел достать до своего противника тесаком, но будучи довольно ловким молодым человеком, ухитрился уклониться от вражеского удара, и, развернув коня, снова бросился в бой.

— Кажется, мы уже встречались, — прохрипел главарь разбойников, выбравшись из-под павшей лошади, и бросился на Болека с обнаженной шпагой.

— Как я погляжу, граф, пиратство перестало приносить вам прибыль, и вы переключились с морского разбоя на сухопутный? — криво усмехнулся померанец и вонзил шпоры в бока своего коня.

К сожалению, увлекшись атакой, фон Гершов упустил из внимания других бандитов, один из которых выстрелил в него из пистолета. Правда, стрелком тот был неважным, и выпущенная им пуля угодила в лошадь. Несчастное животное взвилось на дыбы от боли и, едва не скинув своего седока, принялось валиться набок. Однако Болеслав успел высвободить из стремян ноги, и кубарем слетев на землю, через секунду уже стоял, крепко сжимая клинок.

— Есть только один человек, убить которого мне было бы приятнее, чем вас! — оскалился его противник.

— Я с удовольствием доделаю то, что так и не удалось моему герцогу! — отозвался померанец, вставая в позицию.

Умнее всех из нападавших поступил Бопре. Здраво рассудив, что пятерых его сообщников должно хватить на двух их противников, он, не обращая внимания на развернувшуюся схватку, погнал своего коня вслед за Мартой. Как та ни спешила, но уйти от француза у неё не получилось и, через несколько минут, негодяй стал медленно, но верно догонять беглянок. Поняв, что уйти не удастся, мать остановила свою лошадь и, ссадив дочь на землю, крикнула ей: "беги!" — после чего развернулась навстречу гугеноту.

— Добрый день, мадемуазель! — поприветствовал тот свою бывшую ученицу, мерзко при этом улыбаясь.

Бывшая камеристка не удостоила его ответом, а, спешившись, взялась за шпагу и приготовилась защищаться. Француз в ответ лишь высоко поднял брови, но искушение скрестить оружие с бывшей ученицей оказалось слишком велико, и он тоже соскочил с коня. Блестящее лезвие валлонской шпаги легко покинуло ножны и описало полукруг, приветствуя соперника.

Шурка, не решившись оставить мать, со страхом наблюдала за ними из кустов, не зная, что делать дальше — то ли действительно бежать, то ли звать на помощь. Все решил случай. Навстречу им по дороге ехала престранная процессия — из нескольких всадников, окруженных пешими слугами. Длиннополые одежды верховых явно были когда-то роскошными, но теперь выцвели и потрепались, а слуги выглядели и вовсе как оборванцы. Их можно было принять за поляков, если бы не холеные окладистые бороды, да непрезентабельный вид. Все-таки шляхтичи из Речи Посполитой если и выезжали за границу, то старались разодеться в пух и прах. К тому же один из незнакомцев явно был православным священником — в рясе и с белым клобуком на голове.

— Глянь-ка, Владыко, — с поклоном показал ему один из спутников на развернувшуюся перед ними схватку. — Опять басурмане озоруют, нет на них креста, окаянных!

Девочка неожиданно поняла, что понимает их речь, и, еще не сообразив толком, что делает, закричала тоненьким голосом:

— Помогите!

— Что?! — встрепенулся представительный господин в опашне* и меховой, несмотря на летнее время, шапке. — Никак, по-нашему кричат...

— Да помогите же! — выбежала с криком им навстречу Шурка. — На нас разбойники напали!

— Кажись, православных забижают, — хмуро буркнул худой мужик в подряснике и поухватистее перехватив посох, вопросительно посмотрел на священника:

— Благослови, Владыко?

— Унять татей! — коротко велел тот.

— А кто из них тать-то? — запоздало поинтересовался один из слуг, но остальные, не дожидаясь ответа, уже кинулись вперед.

Вооружены они были откровенно плохо, лишь у одного был бердыш, да еще у двоих сабли, а чернецы и вовсе имели лишь посохи. Но пошли в бой дружно и, похоже, были рады возможности подраться.

— Обоих и вяжите, там разберемся, — крикнул им вслед предводитель и ухмыльнулся в густую бороду.

Хотя вмешательство в схватку непонятно откуда взявшихся оборванцев с решительными рожами оказалось для Бопре полной неожиданностью, ушлый француз не растерялся и, вскочив на коня, бросился наутек, не дожидаясь, пока его начнут охаживать со всех сторон дрекольем. Марте же, не сразу сообразившей, что у них появились союзники, едва не досталось, и лишь истошные крики Шурки: — "Своих бьёте!" — уберегли её от увечий.

— Кто такие? — внушительно спросил господин в опашне, когда к ним подвели обезоруженную камеристку.

— А вы русские? — прищурилась Шурка.

— Мы-то русские, а вот вы кто таковы?

— Верные слуги герцога Мекленбургского! — неожиданно для себя отчеканила девочка и только что не стала по стойке смирно.

— Ишь ты! Верные слуги, — пробурчал священник. — А напали на вас кто?

— Разбойники! Ой, их там много еще, они Болеслава с Иржиком убьют!

— Точно ли разбойники?

— Да вот тебе крест! — не задумываясь, перекрестилась Саша, во время прежней своей жизни носа не казавшая в церковь.

— Фрол Иудыч, ну-ка, поглядите, на кого ещё там тати напали, — велел поп своим спутникам. — А я тут с отроком потолкую!

— Слушаю, Владыко, — не чинясь, отозвался господин в опашне и вместе с прочими конными и пешими слугами поспешил на выручку попавшим в беду.

Оставшийся с двумя чернецами священник, тем временем, слез с коня и внимательно посмотрел на Шурку.

— Скажи мне, чадо, — вкрадчиво спросил он, — откуда тебе речь наша ведома?

— Так я из Мекленбурга, — наивно похлопала глазами та.

— Ишь ты, а я вот из Москвы, а речи немецкой не разумею!

— Повезло тебе, батюшка, меня же вот всяким наукам с детства обучают: и письму, и счету, и языкам всяким. Вот и знаю...

— Какой он тебе, "батюшка", дурень! — сердито оборвал её монах с дубиной. — Чай, с митрополитом говоришь, а не с простым кутейником!** Еще и крестишься шепотью, по-еретически!

— Тихо, брат Пахомий, — унял его рвение священник. — Напугаешь мальца. Сам рассуди, откуда ему в неметчине чин знать. Языку нашему разумен — и то за благо!

— Простите, господа, если по малолетству что не так сказала, — повинилась Шурка и тут же прикусила язык.

К счастью, на её оговорку никто не обратил внимания. Возможно, из-за того, что у неё давно не было практики в родном языке, речь девочки звучала немного ломано, как будто русский не был для неё привычным. К тому же нежданно-негаданно появившиеся земляки тоже говорили иначе, чем она, хотя и понятно.

— Ничто, чадо, я не гневаюсь, — поспешил успокоить её митрополит и тут же спросил: — а ты православный?

— Ой, наши возвращаются! — радостно закричала девочка, игнорируя вопрос о конфессиональной принадлежности.

Фон Гершов был ранен в руку, и Марта тут же кинулась к нему, забыв от волнения, что её пол может оказаться раскрытым. Иржик вроде бы сильно не пострадал, разве что бровь его была рассечена, а скулу украшал небольшой кровоподтек, да и тот был поставлен расходившимися спасителями. Пришедшие им на выручку русские, похоже, потерь не понесли, но прибарахлились за счет погибших разбойников. Во всяком случае, в руках у них появились трофейные тесаки и шпаги, а за поясами пистолеты. Также вели под уздцы захваченных лошадей.

— Утекли два татя, Владыко, — пояснил тот, кого называли Фролом. — Остальных побили, дабы впредь не разбойничали!

— Ну и славно, а это кто такие?

— Позвольте представиться, — вышел вперед померанец, мягко отстранив свою спутницу. — Меня зовут Болеслав фон Гершов! Я офицер Его Царского Величества Иоганна Теодоров...

На отчестве Болек запнулся, но русские его поняли, благо Шурка им тут же перевела его слова.

— Я Митрополит Ростовский Филарет, — представился в ответ глава русского отряда, и указал на своих спутников: — А это думный дьяк Фрол Луговской со товарищи. Едем мы поклониться матушке царице Екатерине и царевичу с царевной. Да что-то заплутали дорогой. Все тут в неметчине не по-нашему, да непривычно. К тому же языка русского мало кто разумеет. В Польше еще как-то объяснялись, а тут и вовсе. Отрок ваш сказал, что вы с вотчины государя нашего, из Мекленбурга? Так подскажите дорогу, сделайте милость, а вас за то Господь вознаградит!

— Вам нет нужды ехать так далеко, — отвечал им Болик, выслушав Шурку. — Её Царское Величество нынче гостит в Берлине у здешнего владетеля. Мы тоже едем туда и можем быть вашими проводниками!

— Эва как, — изумлённо покачал головой митрополит. — Выходит, мы малым делом не разминулись. Не иначе вас нам навстречу Господь послал!

— Что же, тогда давайте не будем терять время. Государыня не будет гостить там вечно.

— И то верно, трогаемся, православные!— прогудел Филарет и неожиданно спросил у маленького переводчика: — а как тебя зовут, чадо?

— Александром, Владыко.

— Благословляю тебя, раб божий Александр!

Едва Шурка снова устроилась рядом с матерью, та тихонько спросила её:

— Откуда ты знаешь речь московитов? Тебя ведь, кажется, не учили этому?

— Она похожа на польскую, да и на чешскую тоже — беспечно пожала плечами девочка и улыбнулась. — Все ведь хорошо закончилось... Мартин, не правда ли?

— Еще ничего не закончилось... Александр! Кстати, я хоть и не понимаю языка Иржика, но все же думаю, не все его слова следует повторять перед священником. Особенно те, что он говорит, когда запнется или уронит что-нибудь себе на ногу.

Их русских спутников, тем временем, тоже одолевали сомнения. Думный дьяк, улучшив минуту, подъехал к митрополиту и тревожно спросил:

— Всё ли ладно будет, Владыко?

— Господь не без милости! — прогудел тот в ответ.

— Оно так, только я до сих пор понять не могу, как ты меня уговорил сюда ехать? Ведь заключили с ляхами мир...

— Сколь разов тебе говорено, Фрол Иудыч! Коли мы просто из плена, как побитые собаки, вернемся — это одно! А если с государыней — так совсем другое! По всей Руси слава пойдет, будто мы царицу уговорили приехать.

— А если не поедет царица? Может, ей милее неметчина-то?!

— Приедет, — улыбнулся в бороду Филарет. — Ляхи сказывали, что ей Иван Мекленбургский посулил, что разведется, если она и дальше кобениться будет. Я располагаю, что после такого она, если и сама не побежит, так ейный братец — свейский король, за волосы к мужу оттащит! Главное — поспеть, чтобы она без нас не уехала.

— Дай-то Бог... а про этих, что от татей отбили, что думаешь, Владыко?

— А чего, немцы как немцы.

— Да, отрок этот, чудной какой-то...

— Хороший малец, — не согласился митрополит. — Осьм

* * *

лет ему, не более, а уже такой разумный. Тут ить у басурман народ темный — страсть! Я с отрочества латыни учен, а меня ни один не разумеет.

— Так еретики, что с них взять!

— — — — — — — — — — —

Опашень. — Старинная долгополая русская одежда.

Кутейник — лицо духовного звания (обычно употребляется с оттенком пренебережения).

Осьм. — восемь.(устар.)

У обер-камергера её королевского высочества герцогини Мекленбургской, барона фон Гершова было множество обязанностей. Но самым важным из них было, несомненно, воспитание принца-наследника. Нельзя сказать, чтобы эта ноша была слишком уж обременительной, ибо Карл Густав был мальчиком послушным и благовоспитанным. Но наследнику двух престолов полагается знать многое, а это требует немалого усердия и от ученика, и от учителей.

Впрочем, пока они гостили в Берлине, юному принцу было сделано послабление, поскольку большинство его преподавателей остались в Шверине. Единственным исключением были науки воинские, кои преподавал сам барон. В данный момент шло как раз такое занятие. Карл Густав и неизменный участник всех его занятий и забав — Петер, стояли напротив своего наставника с учебными шпагами в руках и отрабатывали уколы.

— Усерднее, господа, — подбадривал их померанец. — Всякий дворянин должен уметь защитить свою честь с оружием в руках!

— Конечно, господин барон, — охотно согласился с ним принц, которому не терпелось перейти к учебному поединку. — Мы с Петером совершенно с вами согласны!