Вытянутая форма тела, подобная трубке теплообменника, мешала мужчинам сохранять тепло, а переохлаждение могло ударить по иммунитету, который и так был понижен по сравнению с нормальными безразмерными из-за медленного производства лейкоцитов. Проще говоря, терсы часто простужались.

Неудивительно, что типичный терский мужчина предпочитал спать, протиснувшись в одну из жировых складок своей жены и высунув наружу только голову.

Очевидно, что язвительные инферанцы не могли обойти молчанием этот момент и обсуждали в байках и анекдотах, куда засунула и где "забыла" терска своего мужика. Пожалуй, самым "бородатым" стал сюжет, по которому совсем невинная девочка "приютила" на ночь столь же невинного мальчика, а потом у нее началось "преобразование". Будучи невменяемой, пока длился приступ обжорства, терска очнулась, только когда превратилась в девушку, и обнаружила, что стала несколько больше (тут рассказчики давали волю фантазии), а ее друг слегка потерялся. Она долго пыталась отыскать его где-то там, в глубинах самой себя (где именно — опять фантазии), и все-таки нашла — "усохшим", но живым. Оказалось, что у терса тоже случилось "преобразование", и мальчик превратился в мужчину. Дальнейшее развитие событий зависело от настроения и воспитанности рассказчика.

Вероятная терская авторша не уточняла, где и в какой степени подобные сюжеты противоречили реальности, но не удержалась от встречного сарказма в адрес насмешников. Дело в том, что при катастрофическом снижении массы тела органы размножения инферанцев усыхали практически до невидимости — так сказать, "до лучших времен". Но для терского мужчины "лучших времен" природа не предусмотрела. Ему для продолжения рода требовался инструмент, способный удовлетворить жену. К счастью, у терсок соответствующие элементы анатомии оставались почти обычными, а не страдали гигантизмом. В итоге типичному терсу стыдиться было нечего. А ехидные инферанцы — просто завидовали. Получалось, что терсы могли радоваться жизни, а другие безразмерные во время самой жестокой голодухи еще и главного удовольствия лишались. Ну, как тут не позавидовать?

А если без шуток, то нелепый обычай терсов прятаться "внутри" своих жен оказался самым естественным и практичным для повседневной жизни.

У всех безразмерных суперпышек температура тела у поверхности кожи совпадала с температурой воздуха и плавно повышалась в глубине жирового слоя. Это сводило теплообмен с окружающей средой практически к нулю, как и расходы на обогрев тела. То есть где-нибудь под мышкой у терски было не 36,6, а гораздо меньше. Но одеяло тоже может быть без обогрева, главное — теплоизоляция. Спящий терс согревал собственным теплом незначительный слой вокруг себя, получая в свое распоряжение комфортный "спальный мешок".

Громадным женщинам никакой холод не мог доставить дискомфорта, а спать под дождем и ливнем им было даже приятно. Поэтому взрослая терска не строила хижину, а превращала собственное тело в жилище для всей своей семьи. Она раскармливала себя так, что подходящих "спальных" мест в складках ее туши хватало для нескольких сыновей и двух-трех мужей. Именно двух-трех — терсы практиковали многомужество.

Оно и к лучшему, иначе многие мужчины страдали бы от одиночества. Мальчики у терсок рождались в несколько раз чаще девочек. В эволюционной теории есть принцип Фишера, который ведет к таким последствиям, если один пол крупнее другого. Он же вызывает постепенное выравнивание размеров, но только если другие факторы не делают сохранение разницы выгодным (как у терсов).

Единственная терска ела гораздо больше, чем все мужчины племени. Мужчина по массе в несколько раз уступал самому себе, когда он еще был толстым-претолстым зародышем в чреве матери. То есть ресурсов они почти не потребляли, а пользу приносили, в том числе — развлекали.

Поэтому, если от первого мужа рождался сын, терска выбирала себе второго мужа и пыталась зачать от него, но и первого не прогоняла. Если снова рождался мальчик, то мог появиться и третий супруг. Если же рождалась дочь, то следующего ребенка семья не заводила, так как это могла опять получиться девочка, а двух дочек одной семье прокормить нереально. Если рождалась девчачья двойня, то для одного из младенцев приходилось искать приемную мать.

Какие же природные условия создали такое странное племя?

Терсы жили на островах посреди озер. Вода надежно защищала их от хищников, но травоядные туда тоже не могли добраться. Из животных никого крупнее стрекоз там не водилось. Зато на островах росли замечательные деревья, похожие на пальмы — высокие и с такими крупными плодами, что двумя руками не обхватить. Именно из-за них эволюция терсов пошла по странному пути.

На следующей иллюстрации — безлюдный берег, пляж, какие-то крупные грибы торчали прямо из песка, а рядом росли высокие пальмы с гигантскими плодами.

В этих плодах накапливалась питательная жидкость — смесь протеинов и сахаров. В некоторых могло собраться до ста литров густого сока или, скорее, киселя. Стоило просверлить дырочку, и один человек мог питаться этим соком много дней. Если дерево оставляли в покое, то через некоторое время все пустоты вновь наполнялись живительной влагой.

К сожалению, лишь немногие плоды висели достаточно низко. Самые крупные находились под кронами старых пальм. Залезть туда по гладкому стволу, покрытому вонючей смолой, было невозможно. Дерево защищало себя от непрошеных нахлебников: смола не просто отпугивала запахом, но убивала насекомых-вредителей, а у людей жгла и разъедала кожу.

Если плод не сверлили, он через некоторое время созревал и падал вниз, раскалываясь, вспахивая землю и разбрасывая семена, а драгоценная влага удобряла почву на радость семенам и грибам-симбиотам, но не людям. Если ни одно семя не прорастало в такой питательной среде, то со временем через грибы и бактерии все потерянное возвращалось обратно дереву. Кроме того корни пальм уходили далеко в стороны — до берега и дальше, получая из озера воду, а из придонного ила — удобрения. Кое-где на мелководье деревья поднимались прямо из воды, они появлялись из тех семян, что успели прорасти, а потом их затопило. Но у этих сок был пожиже, потому что грибы на песке вносили серьезные поправки к лучшему.

В те времена, когда терсы эволюционировали из инферанцев, те и другие были совсем примитивными. Они додумались только до длинной палки с острым обломком камня на конце — и так добирались до плодов на самых низких пальмах. Но о высоких составных лестницах даже речи не шло, и веревки они тоже сделать не смогли. Или, может, не нашли на островах подходящего материала. Разве что нарезать на ремни кожу соплеменников — но это как-то нехорошо.

Оставалось надеяться только на голые руки и ноги. Карабкаться опасно, запрыгнуть — нереально, подсадить — уже лучше, но недостаточно, а если забросить? Для этого бросаемый должен быть легким как летающий ликки, а бросающий — сильным как черный гигант. Вот и появилась причина для эволюции терсов.

Исходной стала раса, которая и так уже умела становиться многократно легче или сильнее. Закономерно и то, что легкими пришлось стать мужчинам — им не надо было вынашивать детей. Инферанцы могли достичь нужных соотношений без всяких мутаций, просто питаясь по-разному. Скорее всего, поначалу так и происходило, но голодать, когда рядом кто-то смачно жрёт — совсем не в духе шахматистов. Видимо, природа помогла с этим, и некоторые гены заблокировались в зависимости от пола. "Помощь" получилась так себе, скорее медвежья услуга, учитывая ущерб регенерации и иммунитету у половины расы. Зато другая половина стала почти неуязвимыми сверхчеловеками, вернее, сверхчеловечихами. Хотя... если бы среди терсок завелись феминистки, они бы непременно нашли бы с чем побороться. Например, против изображений голых суперпышек на трусах терсов.

Когда у девушек-терсок завершалось преобразование, они уплывали на другие острова и там объединялись в пары с юношами — кому кто нравился. Но завести детей им еще долго не позволяли. За этим матриархи следили жутко строго, потому что количество ресурсов оставалось ограниченным. Все-таки в жизни терсы вели себя куда сдержаннее, чем в анекдотах соседей, но инферанцы с удовольствием придумывали байки про неповоротливых матриархов, пытавшихся уследить за озабоченными парочками.

Насчет небрежности терсок истории тоже врали — они обращались с мужчинами даже слишком осторожно, как им внушали много лет. Терски своих "мышей" не боялись, но опасались им повредить. Вероятность что-то сломать "мышонку", просто схватив его рукой, была минимальной, учитывая, что у мужчин даже черепа были эластичными словно пластиковые коробки, а пальцы женщин покрывал толстый слой мякоти. Но ведь требовалось не просто взять в руку, а забросить очень высоко.

Совсем маленьким девочкам уже хватило бы силы, чтобы зашвырнуть отца или брата на самую высокую пальму, но малышки были слишком неуклюжими. Любимый папочка мог впечататься в ядовитый ствол дерева или пролететь через половину острова и бултыхнуться где-нибудь посреди озера. Подобная акробатика годилась только для взрослых и после тщательного обучения.

Парам предстояло преодолеть свою неуверенность, но не впадать в другую крайность, а научиться действовать разумно, аккуратно и точно.

Девушки осваивали разные варианты бросков, начиная с самого простого, когда парня, похожего по форме на копьё, следовало взять за талию и швырнуть именно как копьё — и кончая весьма опасными "запусками" на большую высоту, когда терс садился на конец длинного и прочного шеста, а терска должна была взяться за другой конец и совершить плавный взмах, придав живому снаряду высокую скорость, но не переборщить с ускорением.

А юноши тем временем учились летать. Так же, как горцы-ликки они пользовались феноменально легкими телами, длинными конечностями и плотностью воздуха. "Планирующую" одежду они делать не умели, но могли очень серьезно корректировать свою "баллистическую" траекторию, принимать обтекаемую форму, если грозил недолёт, или, наоборот, резко затормаживать, если бросок оказывался слишком сильным.

Только после соответствующих обрядов, ритуалов и тренировок юноши и девушки получали разрешение приблизиться к драгоценным деревьям — сначала к тем, что пониже.

От сильного броска парень высоко взлетал, и его задачей было зацепиться за листья, свисающие около плодов. Большие листья пальм не покрывала едкая смола, и они были достаточно прочными, когда речь шла о таком скромном грузе, но при неудаче могли и оборваться. Тогда юноша срывался, летел вниз, но... там его ждала девушка, и приземление получалось очень мягким и упругим.

А если ему удавалось удержаться, тогда оставалось только подобраться к большому плоду и просверлить отверстие. И потом — все равно спрыгивать на мягкое и упругое. Пока сок тонкой струей лился вниз, его можно было ловить ртом и пить или наливать в емкости (для этой цели служили пустые плоды). Собранный сок предназначался тем, кто сам не мог участвовать в сборе урожая — детям, старикам, больным и так далее.

Если вспомнить брутальных и хищных паресок, которые своих мужиков не забрасывали на деревья, а стряхивали оттуда, чтобы воспользоваться, то тут получался сплошной симбиоз и благолепие, даже как-то через чур. Возникали серьезные сомнения в объективности авторши.

Хотя старинные традиции и многочисленные обряды озерных племен мало, кого интересовали, но все знали, что такое "терский спорт". Попытки зашвырнуть ближнего своего как можно выше получили популярность среди остальных народов именно как спорт или игра, независимо от пола, среди детей и взрослых. При огромном разнообразии визанских рас, не составляло труда найти пару с большим контрастом, хотя терсы в этом смысле поставили абсолютно недостижимый рекорд.

— Вот тебе мелочь, которую с орбиты не заметишь,— сказала Мария.— Однажды я заметила сценку, как Джуна балуется с Алией, пытаясь ее подбросить, и гадала, что за странные развлечения, даже грешным делом подумала, может, они немножечко лесби, и это какая-то сексуальная игра? А это, значит, такой местный баскетбол с человеком вместо мячика или как наш земной балет.

— Подозреваю, что наш нынешний балет вполне мог бы смутить какого-нибудь мусульманина из дремучего 21-го века,— заметил Кей.

Перевернув страницу, он на секунду замер, а потом тихо и потрясённо прошептал: "Это что еще за хрень?!" Мария рассмеялась, довольная его реакцией.

Цветная иллюстрация, занимавшая весь разворот книги, была просто эпичной. Ракурс — под крутым углом сверху вниз, как бы из-за спины сборщика сока. На иллюстрации он спрыгнул с пальмы и как раз в этот момент коснулся... своей "посадочной площадки".

То существо, которое ожидало его внизу, было плодом фантазии художника... скорее всего. Судя по добротному рабочему комбинезону на мужчине, это были уже не древние времена, а какое-то из нынешних поселений в озерном краю. Качество рисунка — то, с какой тщательностью были выписаны детали, свет и тень — намекало, что рисовать могли и с натуры, а потом преувеличить и добавить динамики.

Терс был в комбинезоне, а терска... даже к лучшему, что визанские приличия не требовали от нее носить юбку и бюстгальтер, поскольку сшить подходящую одежду для такого чуда-юда было бы крайне затруднительно. Даже без одежды было очень непросто угадать человеческие очертания в этом нагромождении плоти.

Первое, что бросалось в глаза — огромная ж... хм... ягодицы — они не просто доросли до земли, но "растеклись" по ней в стороны и поднялись как тесто на дрожжах выше уровня макушки. На спине и плечах терски вырос гигантский горб, но зад оказался мощнее, он приподнял и опрокинул этот горб так, что тот накрыл голову словно огромный капюшон из мяса и жира. Лишь спереди остался небольшой промежуток, через который женщина могла смотреть вперед. Ее пузо тоже лежало на песке, но могло увеличиваться только вперед и вширь, так как его придавила своей массой колоссальная грудь, которая раздулась практически до таких же размеров, как задница.

Сборщик сока мог приземлиться в любой точке, не опасаясь жесткого удара — все кости терски прятались очень глубоко. Удар был силен, но и амортизация — феноменальная: иллюстрация запечатлела момент, когда ноги терса по колено погрузились в мягкую плоть. Мужчина мог приземлиться и плашмя — его жена была настолько широка собой, что терс поместился бы, растянувшись во весь рост, на одной из ее грудей. Сама по себе монументальная дама была невысокой, но ее округлости подпирали друг друга и поднимались намного выше головы как белоснежные горы. Что касается того, чтобы залезть в какую-то складку и уснуть там — никаких проблем — в этих телесах можно было и в прятки играть.

Но посреди всего этого безобразия из закутка между щеками выглядывало жизнерадостное лицо терски — словно насмешка природы — ослепительно прекрасное, обрамленное длинными светло-зелеными локонами. Огромные, изумрудные глаза с длинными, будто накладными ресницами, идеальной формы брови, аккуратный носик, яркие губы, чуть приоткрытые в очаровательной улыбке... вся эта красота оказалась беспощадно принесена в жертву выживанию: жестокий естественный отбор превратил женщину в гигантскую подушку.