— Видите ли, Тсо Кэрэа, здесь есть небольшой нюанс, — эмпатическое эхо Нэттэйджа замерцало, выдавая желание увильнуть от темы. — Испытания направлены на то, чтобы вытравить из человека эмпатию. Если эмпатию не выжечь вовремя и полностью, то она начнет развиваться...
— Мы не станем обучать светлых магов! — грубо выразил общую мысль Олвиш. Его противник поднял брови и с холодком ответил:
— Вы, Олвиш, родную сестру не пожалели. Уж вам никто светлых не доверит.
— С каких пор темная гильдия считает нормальным все это... всю эту... светлость?!
Ну, начнем с того, что светлых светлыми делает далеко не эмпатия. Чему вы их научите, в то они будут верить. Вопрос, поднятый Олвишем, был глубок и значителен, но он мог бы предсказать ответ.
— А что вы хотели? — меланхолично осведомился Нэттэйдж. — Времена сейчас тяжелые. Но никто не жалуется, Олвиш, и вы не жалуйтесь.
— Не ссорьтесь. Все равно расходный материал войну не переживет, — мягко вмешался я, и подавился словами. Нэттэйдж смотрел с укором, а Олвиш с возмущением.
— Люди — не расходный материал, — с опасными нотками предупредил он, оставив меня немо смотреть вслед.
— Скрещивание со светлыми не довело род Элкайт до добра, — глубокомысленно сделал вывод Нэттэйдж и выронил шарик.
Матовая сфера подкатилась к краю балкона, едва не свалившись вниз. Я проводил ее взглядом и устало спросил:
— Что это?
Забавно, если глава внутренней службы успокаивает нервы массажными мячиками. Может, попросить один для себя?
— Неконвенционка, — буднично ответил высший. Ответ я осмысливал почти полминуты, а потом шарахнулся в сторону:
— Оружие массового поражения? Оно в свободном доступе? И нет угрозы, что его... неправильно используют?
А можно не носить его с собой, или, хотя бы, маленькая просьба, не ронять на пол?
— Не бойтесь. Оно в блокирующей сфере, которую могут распечатать только трое высших с санкции магистра, — Нэттэйдж поманил сферу, и та поднялась с пола, зависнув над его рукой. — Совершенно бесполезная вещь. Мы не можем их использовать и не можем их продать. Продажа одной такой вещички способна решить половину наших денежных проблем...
— Если станет известно, что Аринди торгует неконвенционкой, на нас ополчится весь материк.
Это была первая конвенция, которую подписали все страны. Время колонизации, время надежд и клятв, что теперь-то люди точно будут жить в мире и думать о будущем. Не знаю, о чем они думали, но мирная страна Аринди живет за счет чужих войн, а высшие темные маги таскают с собой смертельные заклятия только затем, чтобы показать свою крутость.
Нэттэйдж с сожалением кивнул и протянул мне лист бумаги с гербовым бланком:
— Подпишите решение по делу преступников, светлый магистр.
Я пробежал глазами текст приговора и прижал палец к гербу. Татуировка еще не поджила, и вместе с магической печатью на странице остался кровавый след. Нэттэйдж был прав; я магистр, а магистры принимают решения.
К счастью, общий зал был почти пустым, и никто не мешал мне занять диванчик с краю и погрузиться в невеселые думы. Голова гудела уже не фигурально. Зато притворяться перед Шеннейром не придется: у меня действительно ничего не получается и полно нерешенных задач. И я поделюсь — мне не жалко — а если Нэттэйдж одновременно начнет капать ему на мозги насчет посвящений-инаугураций, а Олвиш — о порочном светлом пути темной гильдии, то бывший магистр сбежит от нас быстрее, чем приедет.
— Задание выполнено, — Матиас с самодовольным видом вручил мне папку и плюхнулся на подлокотник, заглядывая через плечо.
— Благодарю, Матиас, — я зашелестел страницами, отправляя по эмпатической связи восхищение проделанной работой, включил переговорный браслет и добрым голосом поздоровался: — Лоэрин Дэлла Гефаро.
— Тсо Кэрэа Рейни, — с опаской отозвался он.
— А скажите-ка мне, Лоэрин Гефаро, разрешены ли в Аринди эксперименты над людьми?
— Это было давно и военное время, — моментально сориентировался он. — Я был против, меня заставляли!
— Да чтоб все так были за, как вы против. Но кто вас сейчас заставляет, Лоэрин? Может быть, вам угрожают? Вам требуется защита?
— Никто не заставляет, — с честнейшими глазами отказался нейтрал. — О чем вы?
— Не надо скрывать. Вы под покровительством светлой гильдии, и я найду, как вам помочь. Ведь кто-то принуждает вас просить у Нэттэйджа заключенных на опыты, цитирую "они же все равно умрут, пусть сделают это на благо науки"?
Лоэрин уныло нахохлился, поняв, что отвертеться не получится:
— А разве не так?
Я закрыл папку и поправил:
— Они умрут во славу справедливости.
— Тогда хотя бы тела отдайте, — взмолился он
— Зачем?
— Я буду изучать посмертные изменения, которые вызывает магическая искра. Вы же не будете спорить, что маги отличаются от обычных людей? Даже эмпатия вызывает изменения в головном мозге, способствуя чрезмерному развитию некоторых отделов... — он запнулся и поспешно закруглился: — Не буду надоедать скучной терминологией.
Лоэрин был гением и творцом, но главная его проблема заключалась в том, что он считал, что его призвание — наука. Та самая, которая с приставкой "псевдо". С другой стороны, именно Лоэрин сделал то, что в свое время не удалось Алину. Без сложных печатей и высших заклинаний, пусть грубо, пусть несовершенно, но он научился управлять чужим разумом. И большая удача, что процесс исследований увлекал его больше, чем результат, и происшествие с Матиасом удалось замять. Одно существо, превращенное в раба, даст понять, что превращать людей в рабов можно и нужно, и запустит цепную реакцию.
— Гефаро, — позвал я. — Некрасиво сговариваться с кем-то за моей спиной. Вы согласны?
Он поник, но все же с упрямством огрызнулся:
— Я бы с вами договорился, если бы вы со мной договорились...
— Вы не пробовали.
Он изумленно поднял глаза и быстро предложил, словно боясь, что я передумаю:
— Что вы хотите взамен? Артефакты? Я готов вам служить, Тсо Кэрэа, я никогда не отказывался!
И к чему в этой стране эмпатия. Можно никому не верить, и не прогадаешь.
— Я никогда не отказывался от вашего служения. Артефакты, — великодушно согласился я. — И блокиратор. И мне неважно, откуда вы его достанете. Трех... нет, двух часов вам будет достаточно.
— Но Шеннейр...
— Либо Шеннейр, либо наука. Вы всегда можете сказать, что вы вынуждены мне подчиняться, и я вас заставил.
И жажда знаний победила. Разве кто-то сомневался в высоких порывах? Лоэрин представлял собой самый худший тип нейтрала — служил тому, кто громче прикрикнет.
— По рукам.
Картина маслом "светлый магистр обменивает своих подчиненных на наркотики". Хотя блокиратор, с точки зрения эмпата, не наркотик, а обезболивающее, и то, что другие не ощущают эту боль, не значит, что ее нет.
Лоэрин уложился в срок. Как я и предполагал, препарат он не искал и не готовил, а достал из старых запасов. Потому что эксперименты над светлыми — это именно то, чем он занимался, в глубине души непременно морально страдая. И мне стало все равно.
Отпечаток личной печати на готовом приговоре. Кровь или казнь. Народ ликует, справедливость торжествует. Все идет так, как надо.
Шеннейр явился на четвертый день.
Все четыре ночи я не спал, маясь от беспокойства и стараясь придать себе наиболее жалкий вид. Как там говорит Миль? Я ничего не делаю, кроме как участвую в совещаниях и заговариваю людям зубы, а за меня правит... а правит Нэттэйдж. Стоит за спиной и дергает за ниточки. И все успехи гильдии получены исключительно тяжелым трудом ее магов. Надеюсь, эмпатическая связь между нами хоть раз сработает для дела, и Шеннейр уловит посыл.
Логика подсказывала Шеннейру радоваться сильному союзнику; суть темного магистра требовала уничтожить конкурента. Темные магистры не делятся властью, а Шеннейр и того меньше склонен к компромиссам. Он думал о будущем, и вряд ли в этом будущем было место для меня, или для Нормана, или для мятежной гильдии. По здравому размышлению я решил, что сразу после победы убивать меня не будут: люди не поймут, темные поймут, но не поддержат. Но любые подозрения сулили немалые беды, и, в любом случае, справиться с ними потом будет намного сложнее.
Время до встречи бежало неумолимо. Миль наглухо заперся в своих покоях, отчего я неожиданно почувствовал себя брошенным. Рядом остался Эршен, и я был благодарен ему за поддержку.
— Не волнуйтесь, — сказал он, в очередной раз поймав мой взгляд. — Вы победили, а победа ученика — победа его учителя. Он будет рад.
Судя по прозвучавшей иронии, в сказку об ученике он не верил, но считал нужным ее поддерживать. Эршенгаль был даже слишком осведомленным для своего статуса; но ему хватало толку молчать и наблюдать.
— Вряд ли Шеннейру приятно, что меня считают его учеником.
— Почему вы решили, что вы плохой ученик? Вы покладисты, не спорите, не задаете вопросов, не создаете больших проблем, сами справляетесь с бедами, вас можно спокойно бросить на произвол судьбы и навещать раз в месяц. Таких учеников в реальности не бывает, и потому вы бы вполне сошли за идеал.
Его эмпатическое эхо, как это бывало все чаще, когда речь заходила о Шеннейре, отразило оттенок горечи. Всегда грустно, когда твой кумир оказывается неидеален.
Стоило поблагодарить церемониал темных за то, что тот не допускал бурной радости и пышных встреч. Если бы я не видел, как они ругаются и весело друг друга подставляют, то так бы и считал противников холодными и скучными. Шеннейр выпрыгнул из машины, жизнерадостно улыбнулся всему миру, заметил волноломные башни и пропал.
Ради темного магистра природа могла бы расщедриться на грозные тучи и вспышки молний. Но вместо этого, впервые за много дней, сияло солнце, сияло море и глянцево блестели новенькие волноломные башни. Еще в самом начале постройки я попросил раскрасить их не в черный цвет, потому что цепь черных башен с учетом репутации Аринди выглядит для проплывающих мимо довольно мрачно. Мы же не хотим, чтобы окружающие считали, что Аринди злая нехорошая страна? Темные думали, думали почти два месяца, и раскрасили их в оптимистичную черно-белую клеточку. Вот так я и узнал, почему гильдии настолько монохромны — да потому что темные заклинатели дальтоники, и из всех цветов лучше всего различают серый с оттенками.
Потом разговор подслушал Нэттэйдж и сказал, что вопрос с репутацией Аринди решается проще — достаточно поставить на волновые башни турели, и посторонние шпионы мимо плавать не будут.
— Нормальные башни, — сказал Шеннейр, отсмеявшись. — И они просто еще не выросли. Идемте смотреть на ваши беды.
Я боялся, что он не найдет косяков? Зря.
— Не достроили замок для гильдии? Стройте дальше, время есть. Провели казни? Молодец. Не провели казни, не знаете, где сейчас Джиллиан и что он делает? Так узнайте. Как там граница с Ньен? Не знаете и никогда там не были? Не знаете, что внутренняя служба делает с недовольными? Не проверяли распределение ресурсов в гильдии? Кэрэа, а вы жалованье-то хотя бы получали?
— Деньги?
— Я-а-асно... — темный маг обернулся к заарну и приказал: — Проверь.
Матиас сделал пометку в блокноте и вновь погрузился в мечты. С полей Шеннейр привез ему боевую цепь одного из высших светлых магов, и все помыслы иномирца крутились вокруг подарка.
— Не психуйте, Кэрэа, — подвел итог Шеннейр вечером на пороге Нэтара. — Все поправимо. Просто запомните, что с вами маги, которым под сотню лет, жить они хотят не меньше вашего, и потому сделать что-то реально провальное вам не дадут.
Я нервно хмыкнул:
— Будь здесь враждебная гильдия, меня бы давно раздавили.
Жизнерадостность собеседника дала еле заметную трещину:
— Но враждебной гильдии здесь нет, и говорить не о чем.
Разместили Шеннейра там же, где жили Эршен и другие боевые маги. В покоях темного магистра даже был огромный камин — именно к нему темный и направился, протягивая руки к огню.
— Наконец-то мне можно признаться — никогда не любил Побережье. Летом здесь дико жарко, зимой дико сыро.
Очередные откровения я пропустил мимо ушей, настороженно устраиваясь в одном из кресел. Что-то назревало, как зреет гроза; комната была погружена в полутьму, и только камин бросал алые отблески.
— Вы ведь неглупый человек, Рейни. Так что вы творите?
Я вздрогнул от неожиданного вопроса и поднял голову.
— Что?..
— Не знаю, в курсе ли светлые, но стоит сделать вот так, — темный магистр протянул руку и щелкнул пальцами рядом с моей головой, — и зрачки человека, который принимает блокиратор, меняют форму. Сейчас я применил темную магию, Рейни, и вы даже ее не почувствовали. Сколько дней вы травитесь этой дрянью?
Он был зол.
И мне нечего было ответить.
— Я вас предупреждал, — он вновь повелительным жестом протянул руку, и приказал: — Ваш переговорный браслет.
Сложно угадать, на что он злится больше — на блокиратор, или на то, что я нарушил приказ. Меньше всего Шеннейру хотелось усложнять ситуацию еще больше. Но темный магистр Шеннейр не может нарушить обещание.
Матиас оказался на его пути совершенно внезапно и бесшумно, загораживая меня, и боевой маг устало прикрикнул:
— Успокойся! Я твоего магистра пальцем не трону.
Утешает. Но не слишком. Я царапнул заевшую застежку браслета, стягивая его негнущимися пальцами, кинул на стол и велел:
— Матиас, отойди.
Против Шеннейра он все равно не выстоит, а со всем остальным я разберусь сам. Заарн нерешительно оглянулся на меня, на Шеннейра, и с совершенно неподходящим колебанием встал сбоку от кресла. Его порыв был почти умилителен. Аж до слез.
Внутри разливалось странное спокойствие. Мы на территории боевых магов, а не в Нэтаре. Вряд ли Эршен забыл закрыть свое убежище пространственными барьерами, и даже если забыл — побег выглядел более чем глупо. Но мне было интересно, как Шеннейр может поступить. Стоит отдать ему должное. Он дал мне три попытки.
— Теперь блокиратор.
Шеннейр с хмыканьем повертел упаковку с таблетками в руках, явно узнав серийный выпуск, и внезапно ушел на другую половину комнаты. Правда, вернулся быстро, поставив передо мной стакан с водой, и кинул таблетки:
— Пейте.
— Все? — неуверенно уточнил я, и темный холодно подтвердил:
— Все.
Вообще-то недоумение имело двойную причину. Блокиратор не токсичен сам по себе, и от дозы зависит прежде всего длительность действия. Самое неприятное, что меня ждало от десяти таблеток — головная боль, а самое страшное, — это подавиться под взглядом темного магистра. Не особо показательное наказание, если это, конечно, именно наказание.
— Я видел много людей вроде вас, — задумчиво произнес бывший магистр. — И не хочу вспоминать, скольких похоронил. Слова действуют редко. Вы видели то, во что превратились ваши высшие светлые к концу войны, и это вас не останавливает.
Я отпил глоток воды, ощущая нарастающий шум в ушах, и взвешенно произнес:
— Знаете, Шеннейр, если все, что вы со мной сделали, мою искру не уничтожило, то блокиратор ей точно не повредит.
