Приключения Звездного Волка

Мне стало жаль и своих бедных детей — шутка ли, около полусотни милых малюток, за исключением бригады пастушков на Амальтее, выросли и вступили в жизнь без папы. А теперь уже наверняка и еще несколько сотен малюток растут и вступают в жизнь без дедушки...

И жен мне тоже стало жаль. Нет-нет, поверьте, я не самообольщаюсь, не строю на свой счет особых иллюзий и не хочу утверждать, что я какой-то там исключительный, — но тем не менее, быть может, и они чего-то где-то потеряли и недополучили из-за того, что вот ну не сложилось у них со мной, что не всегда я был вовремя рядом и в чем-то, из-за моего отсутствия, женская и, главное, общечеловеческая жизнь их, естественно, оказалась никчемнее и беднее...

Вспомнил я и свою последнюю супругу, ту, что ждала на Борнео. К сожалению, злодейке судьбе было угодно, чтобы от нее у меня детей не было. Возможно, тут сказались ее чересчур активные занятия охотой и дезактивацией... А может, просто я начал стареть?..

Эти не слишком веселые мысли были прерваны появлением вожака лебединой стаи. Он тихо подошел, словно понимая обуревшие мною чувства, положил тяжелое когтистое крыло на плечо, ободряюще похлопал ластами по спине, наклонил умную лысую голову и заглянул в лицо своими добрыми красными глазами, будто безмолвно вопрошая:

'Ну что, брат, тяжело?..'

'Да нелегко, брат...' — тоже будто безмолвно отвечал ему я.

'А что делать, брат! Ведь каждый однажды вплотную подходит к такому моменту жизни, когда что-то надо брать и на себя. И лебедь, и человек... — Он как-то болезненно сгорбился и словно виновато прошептал: — А моя-то дурёха, понимаешь, только яйца снесла. Ей бы спокойно хоть двадцать один денек посидеть. Но я же знаю, что — н а д о...'

Действительно, это был мудрый, очень мудрый лебедь. Всего каких-нибудь полчаса назад он чуть не задушил старпома, а теперь еще и вот это...

Я оглянулся. За моей спиной невольно столпилось, наверное, всё население 'Звёздного Пахаря' — капитаны всех рангов и простые матросы, начальники служб и рядовые рабочие, скотоводы и земледельцы, рыбаки и строители, интеллигенты и женщины — некоторые даже с грудными детьми на руках.

И я...

И я вдруг явственно понял, что отныне опять не принадлежу самому себе. Теперь я принадлежу им, только им. Впереди враг, а позади — капитаны всех рангов и женщины с грудными детьми на руках. А еще — позади лежало горячо любимое Содружество, и отступать было некуда. Да и поздно: наверняка нас уже засекли.

Я поднял к глазам платок — и канониры склонились к орудиям.

Я бессильно уронил платок — и 'Звёздный Пахарь' содрогнулся от взрывов.

...Когда я открыл глаза, адмиральская рубка представляла собой довольно жалкое зрелище. Большинство спецсооружений и парковых беседок были разрушены напрочь, сильно пострадал эллинг, а могучие вековые дубы и стройные вечнозеленые пальмы, вырванные с корнем, валялись там и сям. Люди забились в щели, и с тревожными, пронзительными криками кружили над полурасплесканным прудом чёрные лебеди.

Первым делом я встал на ноги и внимательно ощупал себя сверху донизу со всех сторон. Только бы уцелела голова, остальное не важно.

К счастью, она действительно оказалась цела, хотя адмиральский шлем был расплющен как от удара кувалдой и куда-то запропастился роскошный плюмаж из эпиорнисовых перьев. Наверное, при отдаче я здорово стукнулся об мраморного Аполлона Самофракийского, потому что Аполлон Самофракийский тоже стал расплющенным как от удара кувалдой. И неудивительно — адмиральские шлемы у нас делают из самых прочных и непробиваемых сплавов.

Понемногу вокруг опять начали собираться в кучки заместители и старшие офицеры, и мы, отряхиваясь и горячо обсуждая возможные результаты обстрела, направились к иллюминаторам.

Однако то, что открылось там нашим взорам, было очень неожиданно и очень неприятно: вражеская контора, как ни в чем ни бывало, продолжала функционировать, и вредная столица ее, увы, оставалась на своем исходном месте...

Это был шок... Нет-нет, я никогда не идеализировал потенциальных возможностей судов класса 'Звёздный Пахарь', допускаю, что они не очень-то маневренны, их порой заедает при смене галсов, да и по части комфорта можно пожелать лучшего. Но уж чего-чего, а ни за что я не швырнул бы в 'Звёздного Пахаря' камнем, дорогие друзья, в смысле орудий. Орудия наших 'Пахарей' славились всегда, и не только в рамках Великого Содружества, а и далеко за его пределами, это признавали даже наши исконные северные соседи. А тут к тому же 'Пахарь' был не один — 'Неукротимый' и 'Стремительный' ведь тоже сильно стреляли.

В общем, исход первого раунда лег на нашу экспедицию, да и на всё Великое Содружество в целом, воистину неизгладимо позорным пятном, и это пятно требовалось срочно смывать. Экстренно был созван Малый Совет эскадры, и его члены сразу же стали вносить свои ценные предложения.

Разумеется, в основном это был сущий бред, как то: облететь соперника с обратной стороны и напасть сзади; попытаться повторить залп и т. д. Какая-то горячая голова предложила даже выманить врага на честный бой в открытый космос, но все остальные на нее зашикали и замахали руками. А один безусый юнец мичман вызвался, как камикадзе, на эсминце, начиненном взрывчаткой, взять столицу вероятного противника на абордаж, о чем ему, видите ли, мечталось еще в кадетском корпусе. Но его тоже сразу обсвистали, и красный от смущения и обиды герой махом угомонился.

Однако за такой внешней легкостью отвергания подобных вроде бы патриотических решений крылась огромная кропотливая внутренняя работа моей мысли. Ведь если начать облетать с обратной стороны, — запросто можно заблудиться; рисковать целым новеньким эсминцем — согласитесь, не по-хозяйски. Ну а уж идти на таран всеми (такое предложение тоже было), имея в перспективе возможное сооружение монумента в Аллее Незабвенной Славы, — простите, дураков нет, я лично еще хочу на Борнео!

И тут...

И тут вдруг со скрипом поднялся знаменитый седой ветеран, участник походов еще времен капитана О'Чакова и покорения Трына (в созвездии Тельца). Это был законченный хронический космоголик, никакому лечению давно не подвластный. Поэтому на Земле делать ему было нечего, ну а поскольку он еще во-о-он когда полностью выжил из ума, его охотно брали во всякие экспедиции дальнего следования свадебным адмиралом. Время в таких рейсах течет, как известно, все же хоть чуточку быстрее нормы, а то жить старику, благодаря замечательным достижениям нашей современной медицины, оставалось еще, как пить дать, лет сорок, не меньше.

И вот этот-то ветеран сперва только чихал и пыхтел, а потом вдруг прокашлял, что когда он был помоложе и еще не слетался вконец, ему один раз разрешили даже покомандовать синоптико-разведывательной модификацией 'Звёздного Пахаря', и, кажется, там была какая-то кнопка, которую если нажать, тот 'Пахарь'-метеоролог-разведчик становился невидимым, а убойная сила возрастала во много-много раз, — он сам, ветеран, не знает почему.

И я буквально завыл от восторга, потому что тоже вспомнил про заветную кнопку. И уж я-то знал, знал, отчего возрастает убойная сила! Всё дело в том, что ставший невидимым корабль переходит из-за этого в качественно иное пространственно-временное агрегатное состояние, когда, собственно говоря, и пространства уже нет, и времени уже нет, и расстояния до нужного объекта тоже уже нет. Ну вам это, конечно, трудно понять, но, примитивно выражаясь, 'Пахарь' в таком виде находится и за десятки парсеков от цели, и рядом с ней одновременно. А боевая мощь залпа увеличивается в сотни и тысячи раз, потому что заряды по дороге не разбрызгиваются и не тормозятся об пространство и время.

По-моему, так.

А может быть, и не так, но это неважно.

— Ура, — приказал я. — Ура! Качать ветерана!

— Ура! — закричали все. — Качать ветерана!

— Ура! — закричал ветеран. — Сейчас меня будут качать!

Но торжество едва не закончилось трагически. Все качали, качали, и никто не заметил, что с ветераном случился приступ геолепсии. (И как только я раньше не сообразил, что адмиральская рубка, с прудом, лебедями, вековыми дубами и беседками, очень похожа на нашу родимую матушку-Землю!)

Все качали старика, качали, дивились, какой он легонький, и не заметили, дураки, что он как-то дёргается и слишком глубоко урчит, — сначала думали, от радости, а это начался тяжелейший припадок.

Ветерана еле спасли. Когда наконец догадались, что это не от радости, а припадок, качать перестали, засунули его в медицинскую капсулу и выбросили на веревочке в космическое пространство. Там ветеран через некоторое время пришел в себя, оклемался и начал стучаться в обшивку и скрестись в иллюминаторы, просясь домой. Его впустили, покормили, уложили спать в барокамере, и весь личный состав отправился искать заветную кнопку.

Нашел кнопку я. Она спряталась в дальнем углу отсека управления полетом, за пожарным щитом с топорами, баграми и ведрами. Она была облицована толстым пуленепробиваемым стеклом, и под табличкой 'Разбить в случае нужной необходимости' висел молоток. Удивительно — я сто раз видел эту злосчастную кнопку, но всегда почему-то думал, что это стоп-кран, или аварийное открывание дверей, или же еще что-нибудь в таком роде!

Невольно волнуясь, я оторвал от гнезда молоток и разбил стекло. Подбежавший старпом доложил, что орудия опять готовы к употреблению — и я медленно положил палец на кнопку...

Сейчас... сейчас мы станем невидимы, сейчас мы станем сильнее, сейчас мы наконец сделаем дело, которому служим!..

ВТОРОЙ ЗАЛП оказался куда мощнее первого. Даже невидимых, нас шарахнуло так, что мой парадный шлем пришел в полную негодность, а Аполлон Самофракийский окончательно развалился на куски. Ну, теперь-то уж наглецам точно конец!

Мы все снова высунули головы в иллюминаторы — оба-на! — вражеское совражество исчезло без следа! Ай да мы! Такого замечательного успеха не мог предвидеть даже я. Нет, ну хоть что-то, хоть какая-нибудь малость от него должна же была остаться, упоительно думал я, — а не осталось совсем ничего. Ай да мы!..

На радостях я объявил праздничный парково-хозяйственный день. Все дружно принарядились и начали расчищать развалины, откапывать придавленных разрушениями от отдачи, сажать новые сады и клумбы. Мусор и обломки античных статуй мы высыпали через сопла в открытый космос. И над всей этой счастливой трудовой суетой с трубными кличами победно реяли гордые чёрные лебеди.

Вожак подлетел ко мне и обнял как родного.

'А у меня, брат, радость. Все яйца целы. Жена так довольна, так довольна!'

'И у меня радость, брат. Видал, как мы их?'

'Видал, и от имени моих соотечественников и себя лично от всей души поздравляю коллектив эскадры с праздником, желаю новых творческих успехов и надеюсь, что между нашими великими народами и впредь сохранится обстановка дружбы, доверия и полного взаимопонимания!'

Лебедь крепко поцеловал меня, разбежался, зажав в зубах якорь, и полетел в камыши к жене и яйцам. Ну что ж, растите, малявки, на счастье родителям! Ваше детство будет безоблачным, не то что у нас...

А вечером на 'Пахаре' все пировали, пили, ели и веселились от души. Из барокамеры вынули старичка свадебного адмирала, обмели, разморозили, но качать больше не стали, принесли в тронный зал в капсуле, чтоб думал, будто он всё еще в космическом пространстве, и в окошко подавали ему тюбики с марсианским шампанским, меркурианским бургундским, чохогбили и люля-кебабом. Потом все дружно пели, потом плясали, а потом опять выбросили старичка за борт и пошли почивать, чтобы наутро оправиться и со свежими головами взять курс на Великое Содружество.

ОДНАКО НАУТРО взять курс на Великое Содружество нам, увы, не пришлось. Нам не пришлось, увы, даже оправиться. Клянусь честью, над этой чёртовой экспедицией словно повис злой рок и, видимо, решил наносить нам удар за ударом!

На рассвете меня разбудили члены лоцманской группы и взахлеб наперебой принялись кричать, что мы опять, в который уже раз, сели, образно говоря, в лужу. Они мягко заставили меня подняться с теплой постельки, подтащили к окну и сунули в глаз квантовый телескоп. Я сперва чуть не лишился глаза, а потом неожиданно разглядел где-то далеко-далеко знакомую до боли картину. Вот те на!.. Чингизхан!.. Со всеми светилами, планетами, спутниками и базами, целый и невредимый... Я чуть было истово не перекрестился — вот те на! — а потом надолго лишился дара речи.

Но как же так?! Как так?.. Ведь в Мировой Совет еще вчера отправлена победная реляция об успешном завершении операции! И ведь уже сегодня в Мировом Совете наверняка тоже великий праздник, а если Мировой Совет все-таки сообщил о ЧП населению Великого Содружества, — то великий праздник сегодня и во всем Великом Содружестве... Как же так?! Что же произошло, ведь мы так хорошо стреляли!..

Обсуждение провала было долгим и бурным. Как это всегда у нас водится, в идиотских объяснениях недостатка не ощущалось, и наконец, после жарких дебатов, официально была принята следующая версия случившегося.

Наверное, какие-то ошибки вкрались в баллистические расчеты, и, быть может, подвела бездействовавшая много лет кнопка-невидимка. Очевидно, ставшего невидимым 'Звёздного Пахаря' могучей отдачей отшвырнуло далеко от врагов, ну а поскольку 'Неукротимый' и 'Стремительный' во время боя находились рядом (и тоже отнюдь не бездействовали), их как спутников 'Пахаря' также отшвырнуло далеко от врагов — вон они, бедолаги, покачиваются за окошком на рейде.

Еще, кстати, подал голос ветеран из капсулы. Теперь он вспомнил, что, по секретной устной инструкции к чудо-кнопке, перед пальбой нужно было обязательно зашвартоваться обоими концами за близлежащие небесные тела. А мы этого не сделали — ветеран забыл, а остальные и сроду не знали. А ведь были же и свободные концы, и близлежащие тела рядом, были, я в этом уверен!

Ну и — беда не ходит одна, — естественно, мазнули наводчики. Так мазнули, что не попали не только в столицу Чингизхана, но даже и в какую-нибудь самую его захудалую провинцию. Как говорится, всё 'в молоко'.

Не стоит, наверное, упоминать, что на том совещании все виновные, от последнего юнги до первого старпома, понесли самое суровое мое наказание.

Но наказание наказанием, а нужно было срочно принимать еще одно, самое главное теперь решение — опять лететь на врага или же возвращаться домой. И если все-таки лететь, то в каком режиме, а ежели все-таки возвращаться, то с какими глазами, — ведь своим прибытием мы испортим людям замечательный праздник.

То, что мы в конце концов все-таки решили, иначе как актом гражданского самосознания и не назовешь: мы решили не портить людям праздник — пусть веселятся!

Пусть веселятся, пусть ничего не знают, и пусть не омрачится тяжелым событием оранжевое небо Содружества, а все хлопоты, тяготы и лишения военного времени неимоверным грузом лягут на одних только нас — мы выдюжим, мы не согнемся, мы — победим!

Но самый жаркий симпозиум разгорелся по вопросу, лететь на противника невидимыми или же наоборот, — и дело тут было совсем не в этических нюансах ситуации, дискуссию о чем попытались было распоясать некоторые болтуны и демагоги из нынешнего состава Малого корабельного Военного Совета.