Симбиоз

Сами побеги оказались безвкусными и жесткими, но я залез в воду и нащупал корневища растения. Несмотря на толщину, они оказались непрочными и ломались в моих руках — я быстро набрал целую корзину.

Голод отступил. Печеные корневища по вкусу напоминали слегка сладковатую картошку. После того как я начал устанавливать ловушки между тростником и открытой водой, в них стала попадаться некрупная рыба, очень похожая на земную плотву. Иногда в плетенках мы находили ящериц. Некоторые из них не подавали признаков жизни, другие, наоборот, чувствовали себя очень бодро, и их приходилось убивать дротиком с костяным наконечником.

Еда теперь добывалась быстро и легко — у нас появилось время на другие занятия. А дел было много. Наверно, мы могли лениться и отдыхать, но то у меня, то у Таа появлялись новые идеи, и работа не прекращалась. Свободная жизнь вдали от Дилта и людей оказалась заполненной каждодневным трудом. И этот труд не всегда был легким.

Много сил и времени ушло на укрепление нашего жилища. Зато теперь ветер не гуляет по песчаному полу, а камни, уложенные снаружи у стен, не позволят зверям сделать подкоп.

Путь, прорубленный к заливу, вновь стал зарастать. Оставленные мной пеньки покрылись маленькими веточками, увеличивающимися на глазах. Пришлось жечь костры на тропе. Остатки кустов выгорели, и проход сквозь заросли превратился в ровную дорогу — мы ходим по ней, не глядя под ноги. Запах гари, видимо, отпугивает ящеров, и к заливу они пробираются другими путями.

Пустыню можно было бы считать безжизненной, но в ней живут ящеры. Насколько мы поняли, днем они отдыхают на песочке, а по ночам выходят на охоту. Поскольку в пустыне добычи для них нет, хищники охотятся в прибрежной зоне. Сквозь кусты они проходят по постоянным тропам. Только добравшись до зарослей тростника, ящеры начинают охоту — об этом говорят примятые растения и знакомые следы.

Если в пустыне безжизненно, то в прибрежной зоне обитателей не счесть. Насекомые всех расцветок и размеров, ползающие и летающие, от мельчайших букашек до стрекоз с ладонь и жуков с палец. Естественно, все это изобилие должно служить пищей для кого-то, и такие зверьки здесь водятся.

Ящерицы ползающие, ящерицы высоко прыгающие, ящерицы летающие. Может быть, я зря их всех так называю, но у них есть общие признаки: гладкая кожа, отсутствие волос и перьев, полное пренебрежение к собственному потомству. Наверно, земной зоолог отнес бы часть этих внешне похожих животных к пресмыкающимся, а часть — к земноводным, но мы с напарницей в такие тонкости не вдаемся. Кстати, Таа относит к ящерицам и хомяков, живущих в Дилте и рядом с ним. А ведь они не откладывают яйца — значит, среди местных пресмыкающихся есть живородящие.

Имеются здесь и лягушки, весьма похожие на земных земноводных. Дома я видел только самых обыкновенных квакушек, маленьких и средних. Здесь есть и маленькие лягушки, но попадаются экземпляры с хорошую кошку. Подозреваю, что питаются они отнюдь не комариками.

Сначала, чтобы установить ловушку, до открытой воды я пролезал сквозь тростник. Растение это не колючее, но все равно неприятно, когда по твоему голому телу скользят стебли и листья. Я долго не думал и выдергал тростник, освободив себе несколько проходов.

Именно эти места облюбовали большие лягушки. Они выбирались на берег и сидели на суше, а стоило нам подойти, прыгали в воду и скрывались в глубине.

После нападения ящеров мы с Таа стараемся везде ходить вдвоем. Я не расстаюсь с копьем, а напарница носит дротик с костяным наконечником. Каждый раз, когда мы приближаемся к воде, Таа бросает свой дротик в лягушек и всегда промахивается. Однако любимая упорно продолжает охотиться , надеясь, что когда-нибудь удача повернется к ней лицом.

В конце концов Таа повезло, и лягушка, пронзенная костяным наконечником, истошно заверещала. Соплеменницы неудачницы попрыгали в воду, но сегодня не все они спаслись. Какое-то движение я заметил, но за молниеносным броском толком не уследил и сначала ничего не понял. А потом увидел плывущую змею, из пасти которой виднелась задняя часть лягушки с дергающимися лапками.

Если вдуматься, ничего особенного не произошло. Если есть мелкие животные, то должны быть звери крупнее. Сильные же всегда охотятся на слабых. Змей мы видели и раньше, правда, не таких больших.

Однако я этого удава испугался и, наверно, не зря. Да, я слышал, что на Земле огромные змеи не нападают на человека, потому что как добыча он для них велик. Но разве удав не сможет задушить человека?

А если среди местных змей или других зверей есть ядовитые?

И отчего умер ящер, на труп которого мы когда-то наткнулись?

А ведь в поселении рядом с Дилтом не было никаких диких зверей, там даже насекомые почти не появлялись. По всей вероятности, монстр просто сожрал все живое вокруг себя, но людям от этого стало лучше! Тут же кусачие комары, ящеры, а теперь вот змеи.

Потом мы увидели, как на середине залива на мгновение показался хвост огромной рыбы.

— А если она подплывет к берегу, когда мы проверяем ловушки?

Таа задала вопрос, от которого нам обоим стало не по себе. Дорожки, которые я сделал в тростнике, оказывается, таили в себе опасность.

К ловушкам я привязал длинные палки, чтобы не заходить глубоко в воду, а в проходах забил в дно колья и установил плетеные перегородки. Однако мне становилось страшно каждый раз, когда я заходил в воду. Почему то я боялся не удавов или больших рыбин, а неведомых ядовитых созданий.

Нечто похожее творилось и с Таа.

— Давай уплывем отсюда, — как-то сказала она. — Поищем место, где живут люди, и нет Дилта.

Увы, мы попали не в рай, и существование в таких условиях уже начало тяготить меня. Постоянно смотреть по сторонам, чтобы не прозевать появление ящеров, каждую ночь жечь костры, ждать опасность из-под воды — такую жизнь безмятежной назвать нельзя.

Нам надоело есть рыбу, ящериц, лягушек, разнообразя меню лишь корневищами тростника. Я мечтал о фруктах и орехах, вспоминал кашу из зерна. Не радовало даже то, что скоро должны были созреть семена тростника.

Глава 4

В общем, мы решили уплыть.

На чем? Поскольку у нас имелись только прутья и тонкие стволы, мы решили соорудить плетеный плот.

Недостаток такого водного транспорта — большая осадка, но мы надеялись, что глубина реки позволит нам плыть на плетеном плоту. Разумеется, делать его нужно из сухих прутьев, иначе грузоподъемность плавучего домика окажется совсем маленькой.

Сухого материала у нас не было, но мы справедливо рассудили, что плот можно сплести из сырых прутьев, а потом подождать, пока они высохнут.

— Что мы будем есть?

Порой женщины задают странные ответы. Ну что можно ответить на вопрос Таа? То же самое, что и сейчас едим. Однако молчать — значит, проявить невнимание.

— Возьмем с собой ловушки, будем есть рыбу.

— Сырую?

Действительно, чтобы развести костер, надо выбраться на берег, то есть преодолеть тростник и кусты. И столкнуться с неудовольствием местных обитателей.

Разумеется, можно сделать печку на плоту, но очаг слишком тяжел, да и дрова для него придется тоже брать с собой — значит, нужна повышенная грузоподъемность. Большой плот замучишься делать, да и управлять им сложнее, чем маленьким.

Выходит, чтобы плыть без остановок, надо запасать пищу. А на это тоже уйдет немало времени. Хоть и хочется уплыть пораньше, но месяц-другой на подготовку придется потратить.

С плотом сложностей не возникло. Воткнуть в песок ряд кольев, сплести забор, выдернуть его из песка, закончить плетень внизу — элемент плавучего домика готов. Главное — правильно рассчитать длину и ширину плетеных щитов.

Чтобы запасти еду, пришлось поэкспериментировать. Корневища тростника испечь, раскрошить, высушить на солнце и растолочь — такой порошок должен долго храниться. Достаточно залить его водой — и еда готова. Только в чем замачивать эту муку? Посуды у нас нет.

Подходящие емкости все-таки изготовили: с обрезков самых толстых стволов сострогали одну треть, а потом выбрали сердцевину, оставив торцы целыми — получились длинные корытца.

Увы, разведенный в воде порошок оказался совсем невкусным, хоть и съедобным.

Рыбу Таа нарезала тонкими ломтиками, их потом окуривали в примитивной каменной коптильне, сушили на костре и на солнце. Твердые, как камень, кусочки долго размокали во рту, но неприятного запаха или странного привкуса не ощущалось.

Когда созрели семена тростника, плетеные щиты уже высохли. Поэтому мы нарезали метелки, обмолотили их палкой на большом камне, а очищать зернышки от твердых скорлупок не стали, решив заняться этим во время плавания.

Плот начали собирать на берегу. Два длинных плетня положить рядом, на них поперек — три щита покороче, скрепить первый и второй слой свежими прутьями, сверху — опять два длинных плетня... Затем наполовину собранную конструкцию сдвинули в воду и заканчивали плот уже на плаву.

Наверх водрузили корзину во весь плот, закрепили ее — осталось только загрузиться. Еда, оружие, инструменты, плетеные весла, шесты да несколько охапок сухого тростника вместо постели — собрались быстро.

На всякий случай взяли с собой одну ловушку и отправились в путь. Сначала шестами, а потом веслами вывели плот из залива, и вскоре выбрались на середину реки.

* * *

Ящеров здесь нет, змеи остались в прибрежной зоне, а рыбе наш плот не по зубам — впервые за много дней мы почувствовали себя в безопасности. Вода в реке теплая, но все равно она прохладнее воздуха, и жара не так ощущается. Ни комаров, ни мух — хорошо!

Навалилась сонливость. Таа тоже поминутно зевает, прикрывая рот ладошкой.

Река течет не слишком быстро, и вряд ли плот разобьется, натолкнувшись на какое-нибудь препятствие. Если нас прибьет к берегу, мы вытолкаем плавучий домик. Получается, что опасности нет, но мы все равно решили спать по очереди. Так надежнее, да и плыть можно без остановок.

Таа улеглась на тростник, а я прогнал сон, хорошенько умывшись. Через какое-то время я понял, что плыть на плоту — занятие чрезвычайно скучное. Делать нечего, по обе стороны реки тянутся зеленые полосы тростника и кустов. За растительностью видны скалы и песок. В общем, везде одно и то же.

* * *

За трое суток нас лишь дважды выносило к берегу, но мы вдвоем возвращали плот на середину реки.

Четвертый день тоже прошел нормально, но к вечеру внезапно подул сильный ветер, мгновенно стемнело, небо заволокло тучами, и начался дождь. Мы сразу же потеряли берега из виду, вскоре замерзли и поняли, что не в силах что-то изменить. Я обнял Таа — больше я ничего сделать не мог. Оставалось только подчиниться буре.

Казалось, ветер бесконечно долго нес нас в неизвестном направлении, однако, когда тучи рассеялись, и наступила тишина, до утра было еще далеко. Светили звезды, луна нарисовала дорожку на водной глади — ничто не напоминало о прошедшей буре.

Плот стоял, уткнувшись в берег, на котором почти вплотную к воде росли не кусты, а высокие деревья.

До утра мы сидели, обнимая друг друга. Тепло наших тел высушило одежду, да и сами мы согрелись.

— Как думаешь, на этих деревьях есть плоды? — прошептала Таа.

Голода я не ощущал, да и любимая наверняка была сыта: ночью мы добрались до размокшей от дождя сушеной рыбы и сжевали ее почти всю. Однако фруктов мы не пробовали очень давно.

Я шагнул на берег и протянул руку Таа:

— Пошли поищем.

Дерево с круглыми желто-розовыми плодами мы обнаружили быстро, но попробовать незнакомые фрукты никак не решались.

Наши раздумья прервал голос:

— Я вас не знаю. Кто вы?

Рядом с нами стоял мужчина, одетый в штаны и рубаху — на нас были примерно такие же, но весьма потрепанные.

— Мы по реке приплыли, — ответила Таа. — А вы здесь живете?

— Мы служим Дилту, а он дарует нам долгую жизнь, — ответил мужчина.

Таа ничего не ответила, но я заметил, как по ее щеке скатилась слезинка.

Часть 8. Узники

Глава 1

Лодка приземлилась и открыла выход. Бааг выглянул и понял, что на землю придется прыгать, потому что они находились на возвышении. Еще не рассвело, на чистом небе горели звезды, светил узкий серп луны. Лужайка, скалы вокруг, темнеющие входы — все это Бааг видел не раз.

Он спрыгнул, поддержал чуть не упавшую Диидаа и начал осматриваться.

— Я кое-куда хочу!

Диидаа после возвращения стеснялась его. Раньше она присела бы здесь, а теперь ищет отхожее место.

С входом они угадали. Бааг продавил вязкую преграду, протащил следом Диидаа и увидел знакомое неярко освещенное помещение — в таком же они когда-то обитали с Эммой.

Отхожее место, в котором постоянно текла вода, и поэтому не пахло, когда-то сильно впечатлило Баага. Диида к чудесным удобствам отнеслась равнодушно.

— Уйди! — прикрикнула она.

Бааг понял, что немного ошибся, и слегка оробел. Он пока не привык, что любимой уже не нужно помогать и подсказывать почти везде. А постоянные указания женщины еще больше выбивали его из колеи. От этого он смущался еще больше и нередко все делал невпопад.

В ванной Диидаа оживилась и немедленно начала развязывать юбку. Бааг хотел было удалиться, но был схвачен за одежду.

— Куда? — грозно спросила она. — Не забывай: я твоя женщина, и мы можем мыться вместе.

Казалось, Диидаа сердится, но глаза любимой смеялись, и улыбку ей спрятать не удалось. Действительно, в большой ванне места хватило обоим. А на мягкой постели его ждала жадная до ласк женщина.

Диидаа не просто изменилась — она стала другой, и многое в ней было непривычно Баагу. Он гладил спину любимой, доверчиво прильнувшей к нему, и она казалась ему прежней, тихой и покорной.

Какому мужчине понравится, когда женщина командует им? Бааг понимал: дочь правителя привыкла распоряжаться всеми вокруг, но считал, что она могла бы вести себя и по-другому. Однако в постели все недовольство улетучивалось: объятия мирили мужчину и женщину.

Диидаа потерлась щекой о его плечо, и Бааг ощутил, что любит эту женщину, любит такую, какая она есть.

Она села на постели, стряхнув расслабленность. В полумраке ее тело показалось мужчине невыразимо прекрасным. Порой в такие минуты он не верил своему счастью — тому, что эта женщина принадлежит ему.

— Мне здесь нравится, — почему-то прошептала Диидаа. — Конечно, во дворцах все устроено не хуже, но там на тебя постоянно глядят слуги, и их очень много. А здесь никого — лишь ты и я. Только все равно мне кажется, что за нами кто-то подсматривает.

— Это невидимый хозяин. Он все видит и говорит, что человек должен делать.

— Хозяин? А кто же тогда мы?

— Мы его рабы.

Диидаа замолчала, опустив взгляд.

— Хорошо, хоть я опять стала человеком, — наконец сказала она.

Грусть и радость смешались в ее голосе, и Бааг не понял, хорошо ей или плохо. Однако поразмыслить над этим он не успел.

Диидаа встала и грозно спросила:

— Правда, я самая красивая женщина на свете? Или ты совсем недавно обманывал меня?