Выбор на рассвете

Оружие я тоже раздал, все семь карабинов стат-инженера Лестовицкого и три револьвера 'Богатырь' в калибре .42 с удлиненным стволом — смысл тянуть с этим? А так народ себя более уверенно будет чувствовать и не станет слишком сильно жаться к кострам, пугливо всматриваясь в темноту. Особенно с 'Богатырями' в руках. Пушка невероятно убойная, только вот отдача у нее бешеная. Мне точно в руках не удержать, обе кисти вывернет. Так что пусть гордо их носят на поясах крупнотелые мужчины, им это нравиться. Плечи вон как расправились сами по себе, и осанка сразу изменилась. Орлы, соколы, тигры комнатные.

Оружие не только рождает власть, но и дарит чувство уверенности. Правда, обманчивой.

Пулемет со всем россыпным боекомплектом и четырьмя снаряженными коробчатыми магазинами на тридцать патронов я оставил себе. Первый со Вторым по очереди понесут.

Дамам я выдал 'женские' безжалостно укороченные варианты 'Моряны' под патрон 7,65 мм. с магазином на семь патронов и два мелких уродца с претензионным именем 'Антониан' 6,35 мм. авто. С магазинчиком на шесть жалких патрончиков.

Сами меж собой поделят. И будет из чего девицам ворон местных отпугивать, так как на что-то большее эти 'пукалки' в полевых условиях не годились. Даже застрелиться из них не всегда получается. Например, у некоторых индивидуумов невероятно крепкие кости черепа. Как у господина Критте.

Этот обделенный разумом дерзновенный человечишка, упрямо собрался идти в своих 'туристических' ботинках с толщиной подошвы в семь миллиметров из якобы невероятно крепкой кожи буралла. Такой полубык-полукозел водится на оставленной нами планете.

Я с сожалением посмотрел на него, этот полубык-полукозел мне в ответ молча и гордо вскинул свою плешивую безрогую голову. Типа бросил вызов, который я, разумеется, не принял — никогда не любил корриды и прочие козлячьи битвы. Я их есть люблю, а не в Traje de Luces щеголять и бедное животное шпагами и бандерильями разными тыкать. Или смотреть на это.

Остальные же выжившие в крушении, оказались людьми более адекватными, даже мои бывшие сограждане. И вскоре наш табор стал напоминать помесь партизанского отряда с тыловой частью из призванных ветеранов. В общей своей сути, то еще фееричное и чудное зрелище. Было бы смешно, если бы мне не было грустно — сомневаюсь, очень сильно сомневаюсь, что дойдем мы до мест обитаемых в полном составе.

И еще в конце полемики я зарубил с виду мудрую, но абсолютно порочную идею загрузить моих монстров поклажей — им моей автоматической 'прелести' за глаза хватит.

Зарубил тоном люто злым и раздраженным. Скорее всего, именно из-за этого пылающий огонь дискуссии быстро погас и все рассосались готовиться к походу. И сей их поступок был архиверным.

Кстати, пойдем мы на юг. На юге тепло и хорошо, там рай, благодатный край. И, возможно, там есть море. Ну а то, что северное, восточное и западное направления полностью перекрывал лес, оставляя нам путь только на юг, это вторично и малозначимо.

Глава восьмая.

Первый день великого исхода из места прихода. То есть места

Явления. Или места появления?

Выдвинулись мы, как и планировали, на рассвете. Свернули лагерь, с сожалением оставляя много полезного и нужного, но абсолютно не транспортабельного и просто неподъемного. Зарыли в землю, в приметном месте, закутанного в пропитанные машинным маслом тряпки крупнокалиберный 'Гром' с полным боекомплектом. Рядом со станковым пулеметом прикопали пять ящиков со снарядами к автоматическим пушкам и ящик с пехотными оборонительными гранатами модели ?17. Сами пушки катастрофу не пережили — стволы повело, снарядоприемники перекосило, а гранат мы с собой набрали столько, что на маленькую войну хватит, но больше не унести.

Сердце кровью обливалось, когда я смотрел как, засыпаются землей свертки брезента, неровные листы амортизационной резины, канистры с высокой очистки маслом, собранный отовсюду слесарный и плотничный инструмент. И многое, многое другое. Но взять все это с собой не было никакой возможности. Ни колесных тележек у нас, ни вьючных животных. А грузить на людей слесарные тиски, ключи на тридцать-тридцать два, кувалды, тридцатикилограммовую наковальню и стационарную пилу по металлу с ручным приводом, было бы совершенным безумием.

Так что пошли налегке, с минимумом необходимого. Дай бог хотя бы это донести без нелепых и глупых потерь. А потери будут, я уверен. Начнем где-то в пути переправляться через самую маленькую речку, и кто-то обязательно оступиться и что-то непременно утопит. И весьма славно будет, если сам не потонет вместе с грузом.

Вначале, километра два, мы шли компактной колонной, почти как 'Айне колонне марширен, цвайне колонне марширен'

. Затем проявились первые отстающие. И разумеется, самыми первыми стали отставать дети. Плотная колонна превратилась в длинную извилистую и вытянутую ленту. Жалкое подобие 'флангового охранения' с трудом контролировало свою зону ответственности, суматошно вертя головой взад-вперед. Отдельные безответственные личности начали перемещаться зигзагами, обходя только им видимые кочки и изредка замирая на месте, чтобы поправиться, оправиться и прочее, прочее. Юные мадмуазели безумными стрекозами выпархивали из строя, чтобы сорвать: 'Вон тот замечательно красивый цветочек!' и обиженно надували губки в ответ на строгие окрики. Ну одно дано — красота, другое отнято. Закон равновесия.

Мужчины, взрослые умные люди, притормаживали раскурить трубку, чиркнуть зажигалкой, прикуривая сигарету. Внимательно и настороженно всмотреться в гущу леса: 'Там что-то двигалось!'. Грозно клацали затворами карабинов и взводили курки револьверов. Затем искали на земле вылетевшие патроны или откидывали барабаны револьверов для доснаряжения выстрелянного патрона. Трижды! Засранцы криворукие! И таким образом доламывали и так не ровный ритм движения. Сами понимаете — грохот 42-го калибра, визги, писки, заполошные крики, паника. После третьего раза я отобрал у двух особо одаренных оружие и вооружил карабином Лестовицкого бывшего ефрейтора полиции и фрика в очках, оказавшегося ярым бенчрестером. Правда, все равно для меня он тюлень и тип ленивый.

Но все равно, вот никогда бы не подумал, что столь не воинственный вид худого очкарика скрывает под собой фанатика огнестрела.

Кстати, именовался он Романом Ромуальдовичем Фарнесс и по отцу был баском. Вот так во, умеют люди удивлять. А бывший полицай, ефрейтор, носил простое имя Антон и отчество Владимирович. Ясновидящие и провидцы родители у Антона, точно угадали с именем. Но хоть как это и не странно, именно Антон и Роман, оказались наиболее организованными среди иных людей. И благодаря им, в кучке землян поддерживался более-менее что-то напоминающее порядок. И два вахтовика, оказавшихся один татарином, а второй и вовсе казахом, им нехотя, но подчинялись. Может этот Антон и не такой уж... Зато остальные, наши люди... меня совершенно не радовали. Ужас и кошмар, хаос и беспорядок в квадрате. В итоге всех этих предсказываемых мною коллизий, арьегард из двух человек и одного не человека, моего Первого, почти потерялся из виду.

Все это мною было ожидаемо и нисколько не удивляло. И я не бегал покрикивать, подгонять и возвращать в 'стойло' невольных создателей хаоса. Бесполезно. Я даже на стрельбу из 'Богатырей' отреагировал индифферентно. Обходился без слов одним взглядом. Ничего не исправить и не изменить без драконовских мер, а напуганное стадо, что боится пастушьей собаки больше чем волков, мне видеть перед собой не хотелось. Да и 'наседка' из меня та еще, я скорее сам высиживаемые яйца съем. С сальцем и лучком, пожаренные. Ну а если что серьезное и опасное, то именно поэтому Первый и шел сзади.

Он не передавал мне мысленных картинок, не транслировал визуальные образы. Просто я ощущал его мертвенный покой и этого мне было достаточно. Как ощущал глухое, неосознанное недовольство Второго, что тащил на спине в специально пошитом подвесе мою скорострельную 'прелесть'. По пояснице его что ли бил пулемет или куда-то чем-то упирался, мне было неинтересно.

Сам я шел впереди всех, как и положено командиру, на своих двух лихих конях — левой и правой ногах. Шел расслаблено, но не безмятежно. И стеком по голенищу штурм-ботинок не похлопывал за отсутствием оного.

Не нравилось мне наше направление, сильно не нравилось. Слишком уж оно напоминало заботливо укрытую нанесенной почвой заросшую дорогу. Никаких логов и оврагов, рощ и зарослей на пути. Чистая от деревьев ровная поверхность, плавно огибающая невысокие холмики и тщательно избегающая низин. Оставалось только поставить по краям километровые столбики, отбойники с отражателями, нанести разметку и трасса федерального значения готова. ДПСников не трэба.

Так что в итоге я остановился сам, остановил 'колонну', и позаимствовав у Силовича его бебут, потыкался в разных местах кинжалом в землю. В одном из мест, на сантиметрах двадцати глубины, острие кинжала уперлось в преграду. Подозвал Второго и приказал ему копать. Из-под ковшеобразных лап монстра фонтаном полетели комья сырой земли, ну и ожидаемо вылетел сперва один, а затем второй и третий булыжник. Вначале они мне показалось золотого, но потом, приглядевшись, определил — ярко-желтого цвета. Хотя скорее это были огромные булыганы размером с лошадиную голову. Обтесанные с одной стороны 'под зеркало', они не оставляли никаких сомнений в том, что под нашими ногами. На этом археологические раскопки я прекратил. И так все понятно — это дорога. Старая, давно заброшенная, полностью заросшая местной флорой ненормальной расцветки.

Я обвел взглядом собравшихся вокруг меня людей, в основном членов нашего Комитета спасения, то есть Чрезвычайного совета и громко и пафосно изрек:

-Поздравляю вас, господа. Под нашими ногами дорога! А это означает, что тут есть разумные.

-Люди?

-Может и люди — я задумчиво посмотрел вперед, но дальше поворота ничего не увидел, ели и какие-то листовые деревья мешали пронзить взглядом даль. Привычно потер подбородок и продолжил:

-Но это необязательно. Может это и не люди.

-А кто же это тогда, ваше сиятельство?

Мадам Евгения, оказавшаяся дамой спортивной, выносливой и возможно двужильной, так как держала на руках мальчонку лет шести, ожидающе и даже требовательно, с малой долей скептицизма во взоре, взирала на меня.

-Например, прямоходящие ящеры. Так называемые рептилоиды. Большеглазые мудрые гуманоиды и злобные гоминоиды. Бессмертные эльфы. Воинственные орки. Кровожадные гоблины. Эскуртезы пупырчатые. Выбирайте любого перечисленного разумного, мадам Евгения. В этом я вас не ограничиваю.

-И кто же все эти существа, что вы перечислили, ваше сиятельство? Они реальны, они действительно существуют или это персонажи сказок?

Я кивнул, соглашаясь с последними словами дамы:

-Персонажи. Из сказок. Из очень страшных сказок. Но возможно и нет. Вполне возможно, что живут тут обычные хомо сапиенсы. Такие же, как и мы. Не будем сейчас гадать. Да и черной собаки или курицы у нас нет. А для вашего развлечения и расширения кругозора, мадам Евгения...

Я оглянулся на сжавшуюся в толстую 'шайбу' колонну. А вон он где, я сразу и не увидел стоящего ко мне спиной бывшего фрика АЙтишника в шинели нижнего чина и высокой непромокаемой фуражке оберкрафтфарера с серебряным гиперборейским орлом на широкой тулье. Или по-простому — обер-старшины поездного состава. Вид он имел придурковатый, но ни разу ни лихой, выглядел плохо — замученный и усталый. А в начале движения был бодр и энергичен.

-Роман Ромуальдович! Подойдите к нам.

Фрик дернулся, обернулся, закрутил головой подслеповато щурясь, углядел меня и торопливо стал пробираться к нам.

-Вы звали меня, ваше сиятельство?

-Да. Разрешите вам представить мадам Евгения, Романа Ромуальдовича из иных людей. Смело предположу, что сей господин обладает пусть и не обширными, но достаточными знаниями об упомянутых мной орках, эльфах, разумных ящерах и прочей нечисти. Это ведь так, Роман?

-Да. Да ваше сиятельство. Я не то, чтобы все о них знаю, но я немного 'в теме', ваше сиятельство и уважаемая женщина.

-Уважаемая женщина? И, простите меня, вы в чем, милый Роман?

Холод, вселенский холод таился в этой женщине! И тонны недоуменного пренебрежения к столь невоспитанному человеку. Всего одним лишь тоном выразила мадам Евгения всю меру своего возмущения от подобного хамства в ее адрес. Придется вмешаться:

-Мадам Евгения! Попрошу вас на время оставить многие условности этикета в общении с Романом. И заранее вынужден вас просить прощать ему многое, что он скажет безо всякой цели вас оскорбить, унизить или обидеть. Пожалуйста не забывайте, мадам Евгения...

Под вежливым верхним слоем в моем голосе притаилась жесткая основа с чеканным требованием — не забываться:

-Роман из абсолютно другого мира, а там, гм, господ, то есть нас с вами, мадам Евгения, светлейших князей и графинь, в одно время вырезали. Почти всех. И этикет с нормами вежливости, преподавать стало некому.

-Как вы сказали, ваше сиятельство? Нас вырезали? Что именно вы подразумеваете под этим вульгарным выражением, ваше сиятельство?!

А восхитительна же была в девичестве графиня! Разбивала сердца мужские целыми паллетами и складывала огромные штабеля из покоренных её красотой. Вон какие глазища! Режут и жгут гранями черных искрящихся гневом бриллиантов. И вздернутые в негодующем удивлении густые, но волосинка к волосинке, брови-дуги. Жаль, время никого не щадит, глубокие морщины и чуть запавшие щеки все портят.

-Подразумеваю я только то, что дворянство в мире Романа было уничтожено как класс в одной из их стран. Именно из нее родом наш Роман. Людей, благородных по происхождению, там вырезали ножами и крестьянскими косами. Закалывали штыками, расстреливали, вешали. Топили в баржах. Морили голодом. Для сохранения истины, отмечу, что не всех. Но об этом вам лучше расскажет сам Роман.

Я прервался и внимательно посмотрел на них обоих:

-Но у меня одно необсуждаемое условие — в разговоре никакой конкретике о магии и Силе. Никакого разъяснения градаций и основ. Ни нашей, не иной, не чужой. Мадам Евгения? Роман? Вы принимаете это условие?

-Да, ваше сиятельство. Никакого упоминания о магии в нашем разговоре. Предполагаю, у вас есть для этого важные причины, ваше сиятельство.

-Совершенно верно, графиня. Причины есть, но объяснения, простите, не будет.

-Я вас понял, ваше сиятельство. Я быстро учусь, ваше сиятельство.

И голову в поклоне нижестоящего высшему в неофициальной обстановке, он склонил почти правильно. Чуть-чуть не дотянул до эталона глубиной наклона и слишком рваное движение подбородком вышло. Действительно быстро учиться. Может быть что-то из него и получиться.

-И еще, Роман — я слегка поморщился и туманно покрутил ладонью в воздухе — постарайтесь обойтись в своих рассказах без 'чернухи'. Не выдумывайте и не преувеличивайте. Иначе накажу. Приятного вам общения, господа.

Я подмигнул мальчугану, что сполз с рук мадам Евгении на землю и внимательно слушал наш разговор. Пусть слушает, ему это нужно, ведь скорее всего это он есть будущее этого мира. Если выживет, разумеется. Я махнул рукой, возвысил голос, громко скомандовал: