Выбор на рассвете

'Выбор на рассвете'.

Данная книга не является ни продолжением, ни приквелом, ни вбоквелом, ни всяквелом 'Вернувшегося к рассвету' и 'Здравствуйте, я Лена Пантелеева'.

Просто автор восхотел и воскресил знакомого читателям главного героя, как персонажа для него родного, любимого, всяко разно изученного ну и не взбрыкивающего по ходу написания.

Важная информация для читающего:

Данная книга писалась 'для себя' и она не является не каноничными бояър-аниме, ни ЛитРПГ, ни прочим мутантом сетевой литературы.

И эта книга ничему не 'учит', не пропагандирует, не декларирует. Ничего не объясняет и не обещает. Книга для 'чтения на вечер'.

Пролог не в частях и не в дробях.

Небо было невероятно голубым и пронзительно светло-синим, как оно всегда бывает в жаркой середине лета. А солнце было залитым расплавленным золотом глазом египетского злого бога Ра, который с обжигающей ненавистью и жаждой смерти моей взирал на беззащитного и невинного меня. И легкая парусиновая роба, серо-белая, истасканная долгой ноской до состояния марли, совсем не спасала от адской жары. Словно ее и не было, этой моей робы. Поэтому для меня сейчас единственная защита от небесного напалма лишь тонкая шкурка моего тела. Кожей это бледное недоразумение, не толще чулка из сзянского шелка, назвать я не осмелюсь.

Она, эта шкурка-кожа, у меня слегка смуглая от рождения и когда-то была гладкая и нежная, чертовски приятная на ощупь. Ну так мне-ему говорили. А ныне она покрыта многочисленными тонкими полосками долго заживающих рубцов, глубоких шрамов и еле заметных бессчетных шрамиков. Грубая и шероховатая шкура, да еще и совершенно без волос. Даже в паху ничего не пушистилось, не говоря о прозрачных волосинках на руках. И на голове у меня волос тоже нет, а вот брови, густые и четко очерченные и длинные 'девчачьи' ресницы есть. Еще на голове у меня имеется плохо заживший бугристый шрам во весь череп, делящий мою голову ровно на две половины — левую и правую, а не на переднею и затылок. Поэтому в голом виде я очень похож на худую и обритую наголо зебру, которой буйные и дикие зимбабвийци пытались раскроить череп и порезать на тысячи мелких ломтиков. Но это им не удалось, уголькам криворуким. Дикая и гордая зебра вырвалась из пут, всех сожрала и радостно гогоча ускакала в далекие пампакские дали. И вернуться не обещала. Плохая зебра, злопамятная, да еще и истинный зебраиец.

Что? Откуда у меня это все и как приобрел спрашиваете? Так в дар безвозмездный и щедрый до умопомрачения получил от 'добрых' людей. Так дали, что еле-еле унес. При получении этого дара, вышло так, что вынесенное направленным взрывом бронестекло толщиной в девятнадцать и семь миллиметров, размером ровно пять на семь с половиной метров, оказалось для меня штукой крайне неприятной и антипатичной.

Ух, как вспомню, так раз пять и вздрогну. И сам себе не верю, вспоминая. Нет, ну в самом деле — нереально там было выжить! Там такие бритвенно-острые 'брызги шампанского' от взрыва на десятки метров разлетались со скоростью пули, что совершенно не могу осознать, как мой реципиент не превратился в клочки плоти и капельную взвесь из крови.

Я, вращая только глазными яблоками, быстро оглянулся— ага, угу, вроде бы есть время предаться минорным воспоминаниям о прекрасном виде на закат. Ну тогда быстренько подсчитаем, прикинем, подровняем и глянем одним глазом на получившийся итог. Двумя не будем — вдруг итогу очень не понравиться, что на него смотрят? Это шутка. Тупая.

Итак, начнем считать. Мощный, древний, невероятно искусно выполненный мастером артефакторики родовой талисман-хранитель, это будет у нас первый круг обороны, то есть раз. Второй круг — неплохая личная защита тела, что ставилась моему реципиенту наставниками рода с младых лет, когда он еще на горшке сидел и радостно агукал при виде родителей. Третий фактор — весьма большое расстояние от места взрыва и плотная живая изгородь магически измененного кустарника за которой притворялся ветошью юный наследник, но...

Но в доме ведь сверхмалый заряд ровно в одну килотонну рванул! Все снесло и выжгло в радиусе почти километра! А в эпицентре такого взрыва не выживает никто и никогда! Проверено, сам приказывал взрывать такие заряды в своей одной из своих жизней пару раз и результатом был полностью удовлетворен — ходишь по пеплу и наслаждаешься отсутствием всех плохих и всего разного нехорошего. Только долго в костюме высшей защиты находиться некомфортно, никак не почесаться и подбородок по привычке не потереть — армированный нанопластокласт мешает ногтям до щетины добраться.

Эх, лепота же в той жизни и реальности была! Захотел — мирно живем и торгуем, студентами меняемся, в гости ко мне разные премьеры с президентами ездят, дорогие подарки дарят и разные вежливости говорят. Не захотел, настроения не стало — глянул сурово, пальцем погрозил и все — везде и всюду только лишь тишь и благодать. Но если не поняли намеков, не встали по стойке 'смирно' — тогда отправил пару экспедиционных бригад и не с кем мне больше ссориться и не на кого очами гневными сверкать, все разом улыбаются и машут. Если осталось чем улыбаться и махать. Да, быть несменяемым президентом шибко огромной, сильно могучей и разом обогнавшей в своем развитие всех соседей по 'шарику' более чем на полвека страны, весьма хорошо! Название страны? Ну... Ну сами понимаете, страна точно не на букву 'Р' называлась....

Так что, авторитетно заявляю — при таких взрывах не выживают, если не одно 'НО' — если в тебе нет 'серой' гадости, а рядом нет неких сущностей, заинтересованных в сохранении тела. И для новой жизни для него. Жизни и тела, но к сожалению, не сознания. Сознание реципиента всегда исчезает, оставляя для меня заархивированное хранилище памяти. Долой все настройки пользователя, фичи, баги и глюки системы. 'Железо' очищенно и готово к принятию новых данных.

Если пояснять на пальцах, то у нас тут ремейк багнутого 'Терминатора'. Что-то темное и невероятно текучее. Нелепый и нелогичный, но очень нужный и необходимый. Кому нужно и необходимо, это мне понятно — тем, кто мной играет, играет как брелоком, как проходной пешкой. Осталось только выяснить зачем, для чего и как. Вариант стандарт — под ноль весь ненужный контингент в одно лицо в режиме Бога или же....

Не знаю я, как по-другому ИЛИ. Вот смогу ли Я и ничего тут не сломать, не искорежить? А делать что-то, не ломая, я не умею. Мы сперва до основанья все разрушим, ну а потом... И так сойдет.

Да и надо ли мне что-то именно делать? А может мне тут нужно просто влиять на события? Незаметно, из тени, из-за кулис. Долго и планомерно. Я вот сейчас никаких причин для кардиального перекроения и перестроения этого мира и этой Реальности не вижу — все тут нормально, все тут стандартно.

Люди самые обычные, совсем не анреальные сумасшедшие, пожирающие по вторникам невинных младенцев на завтрак. Не фанатики милитаризма, не фанатики веры. И никто здесь не собирается покорять Вселенную и разгадывать ее страшно тайные загадки в ближайшем будущем. Нет в планах местных аборигенов и таскание богов за бороды и пыток демиургов с пристрастием. В небо изучающе не смотрят и не пытаются — местная Сила чем ближе к поверхности, тем плотнее ее насыщенность и сильнее воздействие, а чем выше к звездам, тем слабее до абсолютного нуля. А слабым быть здесь никто не хочет. Вот и не летают в этом мире люди как птицы. Ну и еще есть какое-то аномальное поле в небесах этого мира. Совсем и ни разу не стабильное, постоянно дрейфующее со сменой конфигурации и напряжения. Из-за него-то летать и невозможно — постоянное нарушение работы навигационных приборов, мгновенный отказ магических движителей, плохое самочувствие и стабильные потери сознания у пилотов дирижаблей. Риск не оправдан и слишком высок даже для воздушных шаров, не говоря о местных убогих 'цеппелинах'. И вот это мне кажется весьма странным и неестественным. Да и само поле это.... Тоже странное. Такое впечатление создается, что кто-то очень сильно не хочет, чтобы люди летали в небесах. И пока у этого некто все получается. Так что тут все движение внизу — по морям ходят, по хорошим дорогам ездят. Ходят и ездят неспешно и защищенно щитами, алхимической броней и навесными одноразовыми отражателями. Шалят тут на дорогах государственных и клановых, ох и шалят! До разгона 'шалунов' спецотрядами, ротами гвардии наместников и императорскими 'особыми' группами. От ранга и силы шалунов все зависит.

Ну а сии 'шалуны' это у нас юные отпрыски Мастеров, Глав кланов и Родов со снесенными Силой внутренними ограничителями. От избытка чувств безобразничают. Редко грабят и убивают, в основном куражатся, да дурные шутки шутят, но бывает заносит, да, заносит...

До сожженных в пепел грузовых фур и десятка-другого трупов. Сила она того, опьяняет. Ну а пролитая кровь и так расшатанные рамки напрочь сносит. Но седые устои местного миропорядка обезумившие 'шалуны' не подрывают и вроде как бы и не собираются. В кружках подпольных не состоят, в ячейки революционные не входят. Почти все благородные недоросли значатся в списках, числятся в реестрах, состоят или приняты в Ложи Воина, Льва, Саламандры, Лиги Розы, Мака, Плюща и прочих кактусов в количестве еще двадцать трех штук. Еще есть флотские, армейские и гражданские Клубы и Охотничий Союз для более взрослых мальчиков не менее 25+. Вот в этих Лигах, Ложах, Клубах и Союзах все эти могучие и охреневшие от своих возможностей наследники Кланов и Родов реализуют себя окончательно и бесповоротно. Погружаются без остатка в интриги, местечковые заговоры, кратковременные союзы и мелкие войнушки между собой. И еще тут нет ИДЕИ с большой буквы. Нет и харизматичных оппозиционеров. Нет тут Ленина, и Сталина на них тоже нет. Нет лживого равноправия, кровавого братства и их сестры-ведьмы — Социального равенства для всех.

Тихо тут, ровно, пыльно, скучно. Материки и океаны, архипелаги, острова, вулканы, хребты, пустыни, два полюса. Государства и страны, Кланы и Родовые дома. Магия и Умения, Искусство и Сила. Ученики и учителя. Тайны и секреты. Зависть, ложь, долгосрочные интриги и как апофеоз вырезание всех и вся в враждебном Клане или Доме. Ну и Императоры тут тоже есть. Ровно три почти божественных штуки. У каждого своя Имперская служба безопасности, Клановый департамент и прочее, и прочее.... А еще у Императоров есть реальная Власть и амбиции размером с гору. Сила кружит им голову и не всегда Искусство удерживает Контроль души. Страшно горячие парни, местные Императоры, просто берут и рубят с обоих плеч. Так что я был неправ, утверждая, что тут скучно — бывает тут и совсем весело. Как бы иногда и до смерти обхохотаться можно. Поэтому-то я ныне кадет элитного военного заведения, а еще выжившая жертва безумной мести или же конкретного покушения. Не разобрались еще в Департаменте какой ярлык на мое дело номер хрен дробь фиг знает, прицепить.

-Отделение, делай три!

Все, кончились минуты памяти. У-ух! Выдох, медленный вдох и дрожащие ноги можно опустить. Отдохнуть, бессильно зависнув на руках как выпотрошенный заяц. Пальцы дрожат и ползут в разгибе по скользкому металлу перекладины турника — я же совсем не железный! Но спрыгивать нельзя — команды: 'Делай четыре!' не было.

-Делай четыре!

Бэм! И широкие круги по пыли как по воде. Солнце на мгновение скрывается в легком облаке песка. Это не я, это кадет Мечерский упал, это от него эффект как от падения метеорита. И еще он не встает. Значит, у нас вновь раненный товарищ и нам предстоит передвижение в санчасть. Медленное и печальное, сопящее и молчаливое. Кадет Мечерский весит больше девяносто пяти килограмм и звать эту неподъемную тушу Жоржем я не собираюсь до тех пор, пока он не похудеет. Только кадет Мечерский, чтоб он сдох! Пусть он мне и родственник! Но родственник очень дальний и еще он румын, поэтому он.... Как бы выразиться-то мне? Ну, пусть будет, природная проблема. Это я просто не хочу матерится. Знаете, как по мне, так сиротой быть лучше... Привычно уже. Ладно, приступим к процедуре транспортировке раненого бойца.

Мы с кадетом Феликсом подводим сцепленные крестообразно в запястьях руки под бревно-образные ляжки Мечерского и обмениваемся понимающе-сочувствующими взглядами: 'Редкая сволочь и жирный гад, этот наш раненный товарищ!'.

-Старший кадет Сайн-Витгенштейн-Берлебург!

-Я, сарж, я!

-Приступить к упражнению переноска раненного бойца одним человеком!

-Есть, сарж, есть! Разрешите взять ремни, сарж?

-Не разрешаю, кадет! Вводная — вы в бою, отделение под обстрелом!

-Есть отделение в бою, сарж!

Это я уже с земли шиплю гигантским кобром или гадюком, ложа голову Мечерского себе на грудь, а колоду его туловища на свою подтянутую ногу, согнутую в колене. И никакой тут суровой эротики, кроме как из разряда анекдотной с вопросом от золотой рыбки: 'А по-настоящему хотите пое

* * *

ся?'.

Ровно десять метров по песку на боку и три-четыре по траве — идти нельзя, пространство открытое, обоих одной очередью положат сразу. Так что в путь, в путь, в путь. Ползком, сука. Но это только начало. Ибо, когда эта пытка закончиться и я втащусь на последнем издыхании в условное укрытие, оставляя раненного бойца на попечение виртуальных санитаров, то так же ползком я должен вернуться на позиции взвода.

Не любит меня наш сержант, сильно не нравлюсь я ему. И ведь ни разу его не спровоцировал! Ни с умыслом, ни без. Или этот конфликт возник еще до меня, до вселения в моего реципиента? А что, может и так, парнишка мне ершистый попался, совсем как первый, совсем как тот Дима, что смертельный вирус в том мире выпустил. Эх, во взрослых вселяться лучше — все уже сделано до меня — с кем надо поссорился, с кем не нужно подружился. Ладно, мысли в сторону — тащим раненного бойца. Ну, ну еще немного усилий, и я почти уже дополз!

Наше же отделение тем временем сосредоточенно расползается по направлению к кустам, вполне всерьез выглядывая супостатов. Все как у взрослых — передовой дозор, фланговый дозор, группа центра, прикрытие тыла. Головняк, крылья, тыльник и ядро. А вы думаете только у нас сержант больной на всю голову козел, а в остальных взводах милые дядечки? Хрена с два. Здесь вообще нормальных людей в сержантском и офицерском составе нет! Не приживаются тут адекватные офицеры, тут одни больные на всю голову ублюдки с тремя контузиями и незалеченным ранением головного мозга. Спинного то же. Так что внезапная атака из зарослей кустов очень вероятна. Люди, командующие нами, очень неординарные. Даже уникумы попадаются. У третьего отделения третьей роты сержант так вообще садист со своего появление на свет, а тут окончательно сформировавшийся как полный урод. Иногда у него отделение в туалетах воюет, дневальных там по ночам в плен захватывает и экстренно потрошит на предмет количества патронов и запаса мыла в роте. Вот помню иду поссать как-то ночью, а мне как бац шваброй из-за угла кабинки! А я назад и тапок с ноги в сральню с диким воплем: — Граната!

Ну сразу и тревога по роте — гады-диверсы наш туалет захватили!

Всех недоделанных диверсантов тогда взяли живыми, даже сержанта толпой завалили, несмотря на его яростное сопротивление. Я тоже неплохо попал пару раз по этому сержанту-уроду. После первого он еще не поплыл, а вот после второго.... Скорость — это страшная сила. И плотно намотанное сырое полотенце на руке тоже хорошо. Так что наш это туалет и только мы туда ходим! В обоих смыслах! А не всякие там полуобморочные кадеты третьей роты.

Фу-у еще раз! Допер я все-таки этот мешок с железными арматуринами вместо костей! И расстроился — полевая роба в хлам, в стирку ее надо, а и полдня ведь еще не прошло, у в м-мать! И поэтому я не реагирую на расколотый стыдобой понурый взгляд кадета Мечерского — мне еще в центр тренировочной площадки обратно ползти — я первый номер пулеметного расчета. И еще думать, где мне гривенник взять на стирку и починку робы — денег-то совсем нет. И это у меня, у светлейшего-то князя! Может устроить заговор, а потом и переворот ради доступа к государственной казне? По стопам предков так сказать, бодро прошагать. Буду злобным и бессердечным диктатором, всех убью, один останусь. И полная хунта наступит. Правда, одного пулемета тут будет мало.... Надо не меньше трех! И еще реактивное гауб-орудие неплохо было бы.... Вон те заросли впереди проредить до пепла — не нравятся они мне, снайперу там сидеть хорошо. Может лучше 'состричь' их под прикрытием левофлангового ручника? Два пальца влево, перебор, точка фокуса. Ага, вроде бы народ понял мою 'распальцовку', можно начинать движение.

Но глас с небес разрушает все мои тактические задумки и громко вещает немыслимое:

-Отделение встать! Выполнение упражнения прекратить! Строиться! Бе-егом марш в расположение — свободное время до ужина, щенки! Поллле-те-ли!!

Ненависть сержанта к нам так и звенит холодным металлом в каждом слове. Сарж к нам явно неравнодушен и это непреложный факт. Какие такие домыслы и мнительность, сказал же — это неопровержимый и железобетонный факт и наш сарж истинный, идейный гей!

Мы взмываем из положения лежа прямо в голубое небо и бежим, не оглядываясь, так и не веря услышанному. Но нам сказали: 'Полетели!' вот мы и летим. И никто не верит в это свободное время, по быстрым переглядам с друг другом мне это ясно. И правильно не верят — такого кристального счастья не бывает в Пажеском Его Императорского Величества корпусе.

Два часа личного времени в прохладе личных помещений кадетам второго курса? Два часа ничего неделанья? Это второкурсникам-то, призракам пухнорылым, духам не воплотившимся? Вы верите? Я так нет. Где-то тут скрыт подвох и прячется грандиозная подстава. Жуткая опасность нас ждет впереди, коварно затаившись темноте.

Вон там, в багровом мраке разлапистого от взрыв-валов входа в нашу казарму. Или в пещеру с драконом. Минус ноль пять уровня вниз по насечённым бетонным ступеням и тяжелая люк-дверь поворачивается на массивных петлях. Быстро смотрим многоглазым арт-перископом на всех уровнях, не забывая осмотреть потолок и внимательно слушаем. Но в роте к нашему изумлению вселенский покой и звонкая тишина двухметровой толщины стен. Дневальные застыли пятнисто-оливковыми оловянными солдатиками, зато дежурный по роте пучит глаза и беззвучно орет, одновременно тыча рукой на дверь в офицерскую гостиную и самоварную. Три пальца на плечо, понятно — там наш отец-командир, сам барон Форгоссон сидит, с документами работает и вприкуску пьёт крепкий чай. Душевный человек, душевно внимательный к малейшему нарушению порядка. И совсем не мелочный — сразу три наряда лепит.

Ну тут все понятно — сами нашумим, сами и сильно пожалеем. Молча скользим невесомыми тенями по навощенному паркету и растворяемся утренним туманом в своих кубриках. Наш легкий шаг беззвучен и дыханье наше сплетается с тишиной. Обер-офицеры вермахта из спецгруппы 'Nachtgast' нервно курят в сторонке и завистливо вздыхают. Им подобного уровня тишины никогда не достичь. Даже кадет Мечерский огромным, призрачным белым китом неслышимо проплывает мимо разросшихся в джунгли фикусов и подлых табуретов с встроенными в их ножки лично для него магнитами. И вот за ним закрывается дверь в кубрик. Без звука! Чудеса, да и только! Можно выдохнуть — мы прошли! Что невероятно и просто фантастика.

Дверь за моей спиной мягко скользит на сфер-обработанных полозьях, арт-кондиционер разгорается мягким желтым светом. Подсветки у него нет, так его работа проявляется. И он очень горячий, гад! Как раскаленную сковородку схватить голой рукой!

Ну любопытно же было — есть там диоды или нет? Короче, нет там никаких диодов и еще мне внеплановым самолечением заниматься пришлось. Жрать потом хотелось, как оборотню после регенерации — тощие они после этого просто жуть! Вот и нет у меня в данный момент никаких средств, все свои деньги я съел и истратил на новый светильник. Хреново у меня с тонким контролем внутренних сил, не выйдет из меня хорошего лекаря, только ломать и калечить могу. Но это я делаю качественно, умело и с душой.

Я тяжело вздыхаю и аккуратно складываю сдернутую с себя робу в бельевую корзину у двери. Долго смотрю вниз, в глубокую финансовую пропасть, пусть она и притворяется просто корзиной. Там теперь лежат уже две моих робы. Целых двадцать копеек. Мои соседи по кубрику, кадеты Сандро и Феликс всем своим видом выражают понимающее сочувствие и открытую линию неограниченных траншей. Французская аристократия в противоестественном союзе с еврейской легкой промышленностью. Удивительно, да? Но евреи тут производственники не ростовщики, аферисты-мошенники, не банкиры, а талантливые инженеры, предприимчивые торговцы и рационализаторы всего и вся. Вплоть до постулатов веры. Энергичные товарищи. Правда есть среди них и скрипачи с пианистами. Вот это настоящий шок для меня, но естественное положение дел для местных.

Нет, в других мирах они, значит, совсем не работают, устраивают мировые заговоры, а в перерывах между кражей воды из кранов и масонскими мистериями пьют густую и горячую кровь народа, а вот тут трудятся прям в поте лица и засучив рукава. Творцы, блин. Еще и гордятся этим без малейшей скромности и в наглую династии трудовые создают. Все мои стандарты и шаблоны ломают, сволочи. И да, тут в каждом кране есть вода. Даже горячая есть и ее много. Знаете, это меня даже немного пугает. Честно-честно!

В общем, евреи тут работают на благо родной страны, ну и свое, разумеется. Всякое разное изобретают, прогресс вперед семимильными шагами двигают и совершенно не вспоминают о своей избранности и собственной исключительности. В общем, дикие они тут, к благам демократии и прочей толерастии совершенно не приобщенные, на Тору свою забившие и совсем не ортодоксальные. Странные, необычные и удивительные люди с печальными умными глазами.

И мир этот для меня тоже дик и сюрреалистичен, и совершенно не понятен. Тут такие нонсенсы с невероятными абсурдами творятся, что реальность этого мира очень хочется подвергнуть проверке. Паровоз на монорельсе с конструкционной скоростью в 163 мили! -Мили, Карл, не километры! Можете такое себе представить? Многотонный анахронизм, с жаркой топкой и чертями-кочегарами, мчится со скоростью двести шестьдесят километров в час! А за ним стелется длинный багрово-черный хвост, а на вагонах зло горят алые арт-лампы дефлекторов. Зрелище еще то, особенно в полнолуние. Из-за холма как завоет раненным бегемотом — Уу-уухп-шшшш! и Урр-рр-вуууу! И все. Пролетел мимо кометой, гневно обдал жаром и мертвым холодом сцепляющего заклинания, впился в душу голодными глазами-фонарями и тут же исчез как морок. И только рельсы гулом инфернальным противно гудят, словно стальные змеи шипят, да столбы вдоль дороги стоят и тишина, напуганная, вокруг.

Впечатление незабываемое, мрачное, пугающее и в чем-то даже апокалипстичное — бронированных, из закаленного синеватого стекла, окон на вагонах этого поезда нет — разбираются местные конструкторы в аэродинамике. Свет габаритных огней багровый, краска шаровая по бронь-стенкам размытым камуфляжем и голодные жерла редких 'сороковок' с острыми жалами автоматических 'двадцати трех миллимишек' хищно из бойниц оружейного, верхнего яруса, торчат.

А что делать? Шалят тут на дорогах, трассах и железнодорожных путях, сильно шалят. Могут и Лезвием Холода или Синей Молнией пульнуть из-за елки, в лучших традициях партизанской культуры и ненавязчивого вежества. А местное закаленное стекло холод и молнии не держит, песок не той системы. Кристальное стекло-то удар держит, но кто же на такие траты на обыкновенный пассажирский поезд пойдет? Дорого очень. А на обычное стекло песок, уже говорил выше, у них тут не тот что ли или законы природы другие. Вода там сырая да мокрая, плотность средняя да сверхплотная для газов без сжатия, само все по себе. И это здесь нормально. Да тут все нормально — и маги огневики с воздушниками в паровозной команде дающие стране угля, а паровому левиафану скорость, кораблям ход и домам тепло в батареях. Магию в народ и на нужды Империи! А Империя превыше всего и всяких там свобод для подозрительных личностей. Так что арбайтен до двадцати пяти лет в сфере разного движения низкосоциальный гражданин, то есть простолюдин обыкновенный. А если ты туп и ленив и тебе хватает 'пайка двигуна' то и до холмика с крестом из южной сосны многие так и работают, кочегарами да истопниками. Впрочем, идти им некуда, счастья искать в других местах бесполезно — нет свободных мест в штатах, на заводах, фабриках, в конструкторских отделах и прочих администрациях для быдла необразованного. Тут все, кто на хороших местах работают, служат, прислуживают, оберегают, бдят и хранят, чужаков не пущают. Только своих и с дипломами. Пусть и церковно-приходского кулинарного техникума, но вынь да положи его на стол пред начальником отдела кадров.

И еще, очень-очень много народа в этом мире живет, невероятно много. Плодятся и размножаются бесконтрольно, заставляя кроликов помирать от зависти. И совсем не ведают о суровом китайском правиле 'два родителя — один ребенок'. А если бы и знали, то и плевали бы на него, на это людоедское правило. Тепло тут, ось планеты чуть по-другому наклонена. Райские субтропики повсеместно, пшеница-сама раз в три. Урожаев снимается в год два. Ананасы с бананами тут свиньи жрут. Фруктов, овощей, злаков и прочей съедобной травы тут хоть на Марс продавай или на Венеру. С бесконечным дисконтом и безумными скидками.

Гм, может им зима тут нужна? Долгая, холодная и с белыми голодными медведями? Даешь обледенение всех и всего! Мысль, конечно, прямо такая, архи и сверхидейная, но я как бы планеты двигать еще не умею. И учиться не собираюсь. Ах ты ж, черт, забыл подробно упомянуть!

Тут есть Магия и Сила! Все с больших букфф. Эх, быть тут мне седобородым архимагом в шикарном голубом колпаке со звездами, это точно! И двигать горы, материки и планету, утирая капельки пота рукавом расшитого золотыми нитями шелкового халата. Или парчового, еще не решил.

Так что посох мне, книгу волшебную и этот самый халат в золоте! И еще пусть будет черный кот на заднем плане. А слева поставьте столик с чеканными кубками, рубиновыми четками, древними пергаментами, чернильницей с гусиными перьями и прочей херней. Фигуристых девок справа не надо — я буду суровым и скромным архимагом, буду жить как аскет — одиноким и нелюдимым. Все делать сам — готовить еду, стирать и штопать носки, свергать и возводить на престолы королей с императорами. И на движущиеся картинки в волшебном зеркале дрочить буду сам, своими собственными руками. А то вдруг отравят волчицы позорные или нож в почку со спины воткнут или заколку в ухо, баядерки путанистые. Нож в печень и архимаг не вечен. Предают ведь только близкие, а кто у нас ближе женщин бывает? Никого ближе не бывает. А у собак и котов ножей с заточенными заколками не бывает. Что, эти тоже бывают близко? Какие эти? А, эти самые... Ну эти тут есть, есть, но воли им тут не дают. Под надзором и с поражением в правах эти половые альтернативщики тут прозябают. И мне это нравиться, мною приветствуется.

Кстати, магия и Сила здесь абсолютно разные вещи. Разные в применении, обучении, использовании и в своих источниках. Маг работает точечно, ювелирно, а пользователь Силы схож с накаченным стероидами молотобойцем. Не совсем понятно объяснение? Тогда на пальцах — Магия, это отточенный стилет, бритва или же снайперский ствол в калибре четырнадцать и семь миллиметров. А Сила — это просто бомба, огромный бабах с диким радиусом поражения. И еще, в зависимости от мозгов Владеющего Силой, это или бомба обычная с тривиальным хвостовиком или же планирующая. Например, суровый БОВ. А еще бывает и ракета со сверхумной СИН с разделяющимися боеголовками, снаряженными антиматерией. Но таких юзеров Силы можно пересчитать по пальцам десяти пар рук, как и архимагов-снайперов. В основном тут проживают в кланах и родах и состоят на разных службах пистолетчики и гранатометчики. Не все тут мегаубиватели и резчики барельефов скальпелями на рисовом зерне.

Что, средства доставки бомб и винтовок на позиции? Так сами на своих двоих добираются или на легковых авто приезжают. Через полматерика запулить во вражину какой-либо гадостью тут никто не способен. Вот и ездят маги и силовики на работу, заказы или священные мстительные мисси на чем им их достаток позволяет. На газолине ездят дешевые колесные раритеты. На бензине современные дорожные монстры. На родной же и привычной солярке разное тяжелое и бронированное ездит. И слово крениг всем тут известно. А почему нефть опять круче всех? А потому, что при всей своей Магии и Силе, не помещаются в багажник автомашины три выпускника магического ремесленного училища — места там мало и магия тут не помощник. Миниатюризация тут бранное слово и все что двигается по дорогам и ходит по морям и океанам, имеет размеры совсем не скромные. Тут брутальность, защищенность и огневая мощь, самый основной ориентир для конструкторов средств передвижений. Этакая икона стиля. Зато в огромных и неуклюжих бронесамоходах двигательная троица магов-ремесленников прекрасно и комфортно располагается и совершенно не мешает 'огневым' и 'прицелочным' группам, но об этих мозговых вывертах любителей бронированной гигантомании я вам позже расскажу. Тут парой строк не отделаешься, не скажешь — да на танк 'Маус' они похожи или гипермонстра 'Ратте'! Тут все круче, мощнее и большее и одновременно настолько дремуче, что просто слов нет! Одни термины, да и те только матерные. От полного 'П', до полной 'Х'.

Я устало машу рукой на все несуразицы этого мира и возвращаюсь в реальность — и так почти на секунды две-три застыл, а мне переодеваться нужно.

Я натягиваю на остывшее тело гимнастическую форму и морщусь — неприятно мне, но у командира роты очень тонкий слух и поэтому мыться мне придется перед отбоем, иначе словлю пару нарядов на кухню или еще куда. Таинственных и загадочных мест у нас в полевом гарнизоне много. КПП, ОТВД, БНПК и даже МСПК. Место Спортивного Отдыха Кадетов, где после отбоя надо мыть полы и собирать на стойки грифы штанг и гири с блинами раскладывать на подставки. Делать мне нечего, только железо после отбоя ворочать и пятна вонючего пота отовсюду оттирать! Вспомнил прошлый раз и даже есть опять захотел. А еды у нас в кубрике нет — ни сушек, ни баранок, ни колбасы с салом. Запрещено хранение продуктов в кубрике. Вот какой идиот напечатал в газете фото счастливого кадета, лежа жрущего на койке булку с маслом, где масло из-за колбасы не видно. Это наглая ложь! Я масло почти не ем, оно мне не нравиться. Горькое и соленное до невозможности. Коровы местные тут явно плохую траву едят, что почему-то на качество колбасы не влияет. Колбаса тут вкусная.

Ох мне, грустно это все. Есть хочу, спать хочу. И даже духовной пищи нет! Казарменный полутораметровый стекловизор в гордом одиночестве стоит в комнате культуры и включается только с 19 часов 00 минут. Так что, смотреть в кубрике нечего, есть тоже. Даже гранита науки там не погрызть, этот 'гранит' располагается в учебном классе, а там сейчас господин барон, отец наш родной.

Тогда чем же мне сейчас заняться? Почитать или подумать? Можно и одновременно все сделать. Руки сами извлекают с полки 'Малое тактическое наставление для разведгрупп' и раскрывают потрепанную брошюру почти на середине. Сажусь аккуратно на кровать — сидеть можно, мять нельзя. Глаза быстро скользят по фиолетовым стрелам-строкам. Читаю, запоминаю, ничего не понимаю. Потом дойдет и все пойму. Мысли же совсем о другом. Думаю, я вот о чем — кой же черт занес меня на эту галеру?! Вот в этот мир? Что, что я сделал не так? Умер неправильно? Или не всех убил кого надо было? Убил то нормально, так что если мало трупов — то это не ко мне. Зато все остальные выжившие были счастливы и даже радовались. Сами, не по принуждению, открыто и естественно. Я в прошлой, после Леночкиной жизни, хороший мир построил, я там почти рай создал. В космос полетели, пару планет колонизировали, следы инопланетной цивилизации на Марсе нашли. На дно океанов спустились, все впадины Марианские изучили. Каждому коттедж с видами на леса, моря, озера в три этажа выстроили. Народу там после Третьей Мировой немного осталось, всем благ хватило. И все только наши, других-то и не осталось.

Эх-х... Вроде бы и вновь жив и здоров, а что-то не весело.... Хочу на кушетку возлечь и отдаться на препарирование мозготраху, то есть подвергнуться психоанализу, может тогда чуть развлекусь, а то мне совсем-совсем грустно.

'Из личного дела старшего кадета Пажеского Его Императорского Величества корпуса светлейшего князя Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург: 'Истинный гипербореец. Характер — нордический, выдержанный. С сослуживцами поддерживает хорошие отношения. Теневой лидер. Харизматичен, очень скрытен, умен. Отличный спортсмен: чемпион областных состязаний новиков по сферо-бою, мастер-кадет в стрелковых дисциплинах. Воинский сферный ранг: экзаменом не подтверждён, предположительно — витязь. С-эспер-сфера: данных нет. Общая регенерация сверхпатологична: +5,84 от нормы. Физическое развитие: существенных отклонений от нормы нет, стабильно-аномальный рост, в теле преобладают 'белые' мышечные волокна. ДНК анализ и биохимический анализ мышечной ткани: аномально высокое обновление клеточной ткани, возможны предпосылки развития раковых клеток. Интеллект — 223 по таблице НП, корректно не подтверждено. Предположительно: 270 единиц. Первая метка — явных психологических отклонений не выявлено. Вторая метка: полный психотест отменен, смотри распоряжение от 17 августа гриф Альфа дробь пять. Предположительное основание сокрытия уровня интеллекта кадетом — врожденная патологическая скрытность. Основная причина: шаблоны кланового и родового воспитания. Применение техник Силы к объекту и аппаратная проверка кадета Пажеского Его Императорского Величества корпуса светлейшего князя Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург категорически запрещены. Смотри дополнение к распоряжению Альфа дробь пять Сигма плюс.

Кадет Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург отмечен наградой губернатора и благодарностью Первого предводителя за спасение утопающего. Беспощаден к врагам клана и рода, мстителен. Нелоялен. Третья персональная метка объекта: 'Красный-дубль'. Смотри дело гриф 'А-Серп-6546', допуск С+++. Кадет находится в оперативном ведении Пятого департамента, в разработке Пятого стола. Причина: возможно перспективен, требуется постоянный контроль. Основные маркеры: месть, заговор, Звонцевы, ИСБ.

Существенное изменение поведенческой матрицы объекта: май 1927 года. Предполагаемая причина: посттравматический шок — 60%, посмертный синдром — 72%. Причина неявная и не выявленная корректно: вариативность в районе 99%.

Аналитический вывод, не подтверждён фактами. Аналитика — подпись: 'Ан-агент, 7/Весна, срок работы — 28 лет'. Приписка не документальная: 'Таких стрелять сразу бы надо'. Вероятностная вероятность вывода искусственно повышена модификаторами до 81%.

Объект: сирота, ближайшие родственники признаны погибшими. Источник информации: Дело Д-1486, кодировка по направлению 'Червлѣ-ὦ', первый допуск, только А+++. Имеющиеся дальние родственники: — румынские князья Кантакузен. Опекун сего объекта — Его сиятельство....'.

Князь Шухтин приехал в Пажеский Его Императорского Величества корпус, когда только-только начинало темнеть. Он не любил лето — дикая жара, по утрам глаза жжёт солнцем, и кажется, что на улице адское пекло где все умирает под беспощадными лучами Солнца. Настоящее Ифритово ущелье смерти под Караганом. Как тут можно ехать в выходные на Могельзу и там ловить рыбу или спать в шезлонге укутавшись в теплый мохнатый плед? Никак нельзя, не зима же! Только работа и спасает от этой проклятой жары. И еще артефактные охладители под не нашим названием — кондиционеры. Хорошая штука, полезная, так как высшим магам Холода, князьям Зимы, не подобает создавать вокруг себя комфортную зону. Очень уж эта зона для других некомфортна. Завихрения там слоев эфира, неочищенные остатки сырой Силы, сложная вязь Узора Холода для восприятия. А в огромном коллональном фойе Пажеского корпуса кондиционеров не было. Зато много было раскрытых окон и вечернего летнего солнца. Невероятно жаркая гадость!

Поэтому в кабинет гофмейстера корпуса виконта Шуди князь Шухтин вошел хмурым, недовольным, громко топающим и зло сопящим как матерый секач, обнаруживший рядом с собой непосредственную угрозу. Его огромные бакенбарды щетинились острыми бивнями, а наградной крест на шейной ленте колол взгляд злыми тонкими кончиками. А его туфли, непроницаемо черные и начищенные до нестерпимого блеска, казались зубастыми траками бронехода в боевом режиме.

Так же хмуро и неприятно морщась, он читал личное дело кадета, светлейшего князя Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург. Читал громозвучно сопя и сведя брови в тяжеловесную линию, сняв для удобства длиннополый пиджак. Шелковый шейный платок с короткой бычьей шеи князь тоже стянул, раздраженно швырнув его куда-то направо от себя. И на налитый бокал с молодым красным вином он посмотрел с ненавистью — охлаждённое до температуры льда вино уже успело нагреться. Князь ненавидел лето и себя в гражданской одежде, деля свою личность на генерал-майора Шухтина, шефа бронесамоходных императорских войск и князя Шухтина, начальника третьего стола в пятом департаменте. И начальник стола Пятого департамента князь Шухтин во время своей работы вызывал у генерал-майора стойкое отвращение. Жандарм и прожжённый интриган, вероломный и хладнокровный мерзавец! Абсолютно никакого понятие о чести! Сплошные профессиональные издержки и деформация. Третью личность, высшего мага Холода, князя Зимы, он не любил вызывать. Сей неприятный тип был излишне утилитарен, до отвращения рационален, совершенно безэмоционален, а потому самому Шухтину крайне неинтересен. Чурбан какой-то холодный и безжалостный. Голову ребенку отрежет и даже не поморщиться.

-Ну и как тебе юноша сей, Федор Сильвестрович? И здравствуй и тебе!

Но в ответ ему неожиданно раздалось угрожающее рычание дикого зверя.

-О, Верховный! Федор, ты вновь играешь в раздвоение личности?! Не надоело тебе еще? Ох, допрыгаешься ты опять со своими раздельными потоками сознания! Будешь вновь почти полгода на Алтае в медвежьей шкуре границы Родины от ворогов стеречь! За медведицами там ухаживать и тухлятину жрать, вместо пирогов любезной Светланы Агафоновны!

Рычание голодного зверя мгновенно перешло на инфразвук, а потом внезапно трансформировалось во вполне разборчивую человеческую речь:

-Дурного-то не говори, Карл! Какая тухлятина?! Это запасы местных были! Еда редкая, что бы ты понимал! Копальхен нганасан! И медведицы то откуда?! Не было похабства такого! Так, медвежат по тайге погонял, уму-разуму дурных косолапых поучил. И знаешь, Карл, долгий отпуск, даже без пирогов — это совсем неплохо, особенно зимой. И без всякого перехода:

-А мальчишка твой неплох, совсем неплох. Сколько у него дисциплинарных взысканий за все семестры обучения в корпусе?

-До мая ровно двадцать семь взысканий и суммарно двадцать одни сутки ареста. С мая же сего года ни одного взыскания. Наоборот, многочисленные поощрения. А за личную победу в ротных соревнованиях кадетов первого и второго курса и по сумме личных баллов, ему присвоено звание мастер-кадета Первого ранга с соответствующим денежным содержанием.

-Хм-м... Природный снайпер значит. Еще и лычку старшего носит, мерзавец. Старший кадет, мастер-кадет, надежа и опора, пример для подражания. Винтовка или арт-снайперский комплекс?

-Не поверишь, Федя! Ротный пулемет! Голое железо без встроенных артефактов, а он им узоры на мишенях рисует.

-Императорские вензеля на мишенях не пишет?

-Ты не веришь моим словам, Федор?

-Да верю я, верю! Знаю о сем, мне докладывали! Тоже мне уникум нашелся! Все они каждый год винтовками да снайперскими комплексами вензеля на мишенях да заборах рисуют. Особенно царственных особ постоянно вензелируют, подхалимаж верноподданнический демонстрируя. А потом эти стрелки с даром от Верховного куда-то внезапно исчезают. И вот надо бы некую цель версты за две занулить, а некому — нет у нас таких мастеров! А твоего с пулеметом я где посажу? На облако или радугу помещу с бандурой-то такой? Али под бороду Перуна спрячу?

Князь раздраженно покосился на бокал, на папку с личным делом кадета, на гофмейстера корпуса — худощавого мужчину похожего на боевую шпагу. Длинную и тяжелую изяществом. Века за эфесом, длинною с клинок. Не к чему более придраться и еще бы немного поворчать, но солнце скоро сядет, наступит прохладный вечер, все причины для наигранного раздражения исчезнут и поэтому князь расстроенно вздохнул. Но тень шанса позлословить он все же нашел:

-Почему кондиционер новомодный себе в кабинет не поставишь? Обнищал и денег нет? Хочешь дам? Целых сто рублей, а?

И сразу же, вновь без паузы и смысловой связки:

-А что куратор его сообщает тебе в беседах?

-Куратор кадета отмечает по экспоненте возросшую скрытность и более жесткий стиль поведения подопечного. Более того, кадет Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург, как я уже тебе ранее говорил, не чурается неуставного отношениях с кадетам своего отделения.

-За дело паразитов бьет?

-Только за дело. Без следов и лишних глаз.

-Это хорошо. Зачем мне тогда отдаешь такого красавца?

-Кто отдает?

-Ты.

Пауза, возникшая в разговоре было долгой, толстой и какой-то опасной. Не пауза, а отсчет секунд до взрыва.

-Поймал все-таки. Не теряешь хватку, Федя. Кто сказал, кто язык не держит? Откуда знаешь, что именно к тебе отдаю? Не в 'мазуту' простую?

А в ответ донеслось урчание сытого зверя, наевшегося и теперь играющегося с добычей:

-Ну а ты как хотел, Карлуша? Я же целый начальник третьего стола, а не какой-то там князь Зима или этот, генерал-майор, шеф самоходных чугунных кофемолок! Работа у меня такая, все знать, всегда бдеть, и вас, шпионов недобитых да изменников родины, ловить! Островитян не добитых! Врагов затаившихся! Я все про вас и дела ваши пакостные знаю!

Указательный палец начальника третьего стола почти уперся в грудь гофмейстера корпуса, горло князя выдало глухой звериный рык.

Но на это торжествующий зверь получил в ответ сожалеющий взгляд и порицающее покачивание головой:

-Ну никак ты, брат, не повзрослеешь. Как был с детства Федькой-занозой, так им и остался! Нашел шпионов! Сто девяносто семь лет мы здесь живем! И сколько мы дали нашей новой Родине, а?! А ты все происхождением попрекаешь! Все Орсапанский конфликт забыть не можешь, вспоминаешь как тебе те наши, что не наши, нос утерли. Крупной такой наждачкой!

-Да хоть тыщу лет. Работа у меня такая. Вам всем ни в чем и никогда не верить. И все помнить. Не перекрасить волка серого в овцу белую.

Но прозвучало это нетвердо и явно оправдательно. Поэтому Федор Сильвестрович решительно завладел бокалом и медленно отпил ровно половину холодного вина, пряча взгляд под нависающими седыми сугробами бровями. Выдержал паузу долгую и спросил строго, как с подчиненного:

-Документы о его переводе готовы? Аттестаты довольствия, казначейская справка? Офицерская книжка? Он же ко мне в бронесамоходную гвардию якобы переводиться, значит в ранге корнета он получается.

-Верно, станет он корнетом. И все уже мной оформлено. И единовременная выплата на его личный счет и год старшинства в кадровых записях проведенны.

-Это хорошо. А какова причина перевода? Надеюсь ты ничего такого от себя не придумал, Карл? Факты, порочащие его факты, ведь у тебя на него есть? Не агнец же божий он у тебя. Дрочил, ведь, наверное. Все в его возрасте дрочат. Или сахар в самоварной воровал вместе с маковыми баранками.

-Времени для персональной привязки арт-камер нам было вполне достаточно, светлейший князь. Ты предусмотрителен, брат, предупреждаешь всегда заранее. В итоге, я повторюсь, у нас есть неуставные взаимоотношения, бесчестящие облик кадета Пажеского корпуса. 'Еsprit de corps'. Не сочетается правильно проведенный удар по почкам с нашим девизом: 'Чистый как золото, твердый как сталь!'.

-Да ладно! Не уж-то сдал кто пацана-то, а, Карл? Или персональные арт-камеры поймали мелкого подлеца на месте преступления?

-Засвидетельствованный мной видеобраз с арт-камеры подтверждает сей отвратный факт насилия над сослуживцем, господин начальник третьего стола Пятого департамента! И позволю заметить вам, глубокоуважаемый князь Зимы, что среди моих воспитанников, нет ни стукачей, ни других подобных им мерзких личностей.

-Все, Карл, только вновь не начинай! Виноват, каюсь! Твои воспитанники, как жена у Цезаря — вне подозрений! Признаю — подставился, твоя победа!

И в подтверждении своих слов генерал-майор быстро замахал над папкой с делом кадета руками, больше похожими на огромные медвежьи лапы. Голыми, без меха, увитые узлами жил и тонкими прозрачными венами мертвеца на красноватом оттенке кожи. В мягком сумраке кабинета и в редком свете немногочисленных светильников это выглядело несколько жутковато. Как страшный блазень.

'Зелень глаза — свет нефрита, лапы в крови из груди. То не присказка, не сказка, ритуал лишь впереди'.

Высшие маги Холода Империи имели славу более недобрую, чем самые жуткие замбийские шаманы-людоеды или полумертвые гаитянские камлатели. Были, были очень существенные основания опасаться.... Нет, смертельно бояться Князей Холода.

Шеф пажеского корпуса барон Карл де Шуди вздохнул и повертел самопишущее перо в тонких пальцах, так непохожих на когтистые прутья перстов его названного брата. Брат у него тот еще. И личность та еще. И у него нет сердца. Виконт с усилием воткнул перо в чистый лист бумаги, словно пронзал невидимое зло:

-Только вот с таким пятном на репутации.... Федор, я не пускаю розовые сопли, но не поломаем ли мы мальчику жизнь? Равнозначна ли цена слезы этого ребенка твоим многоходовкам?

-Мальчику? Мальчику мы, брат, жизнь поломаем, обязательно поломаем! Ребенку тоже. Горючими слезами умоется, паршивец!

Князь Шухтин нутряно заворчал и плотоядно оскалился:

-А вот нелояльному Империи потенциальному 'витязю' с задатками магистра-эспера, мы только краску поцарапаем. Ребенок то зубастый у нас — младший сын самого Франка Людвиговича, он же Предатель и он же Спаситель. Карл, ведь он у тебя под носом ходит! Неужели ты не видишь, что это совсем уже не мальчик? Ты что, не видишь, как он изменился после своей клинической смерти, Карл? Да там весь их Круг предков отметился, пока он почти месяц на Меже пребывал, в коме валяясь! Может и Перун-прародитель к нему в гости заходил. Он же у нас единственный наследник рода, этот кадет Эмилия. Кровь от крови Перунова Рода! Что ему там духи предков в голову насовали, кто это сейчас узнает? А у каждой замшелой протоплазмы его Рода есть хорошая такая, очень качественная гадость в запасе. И я сомневаюсь, что парнишке хоть что-то не перепало. А может пращуры с предками вообще навалили ему гору неподъёмную! Он один ведь остался в роду, самый единственный наследник со всех сторон, как ты ни крути. И эту ходячую мину, Карл, ты готовишь в ближнее окружение цесаревича или не дай Верховный, самого Императора?! У него еще и имя как у шлюхи, Карл! Эмилия! Эма! Тьфу! А вдруг он наследника плохому научит? Тебе что, Карл, островные гены шепчут гадости на ухо по ночам?

Но шеф Пажеского корпуса на эту странную пространную риторику откликнулся чудным вопросом:

-Федор, а почему отец кадета Эмилия, кстати, это самое обычное западнославянское имя Эмилия, и предатель, и спаситель одновременно?

Генерал-майор Шухтин громко хмыкнул и внимательно посмотрел на виконта:

-Интересно тебе? Ну ладно.... Но сам знаешь — это подписка с грифом, но тебе можно, если коротко. Давай свое слово, Карл, ведаешь же истово — я не могу иначе.

Виконт коротко кивнул:

-Даю слово гофмейстера Пажеского корпуса, виконта Карла де Шуди, что ничто из ныне услышанного не будет разглашено мной.

Арт-значок на лацкане князя Зимы мигнул фиолетовой каплей холодного огня и подбородок начальника третьего стола Пятого департамента неподъёмным валуном обрушился к его груди — услышано и зафиксировано.

-Предатель он потому, Карл, что покровителей своих предал, когда понял во что ввязался и весь свой род втянул. Вместе с девками-младенчиками, близняшками. А спаситель он от того, что якобы сей заговор раскрыл и всех главных заговорщиков самолично уконтракупил. Всех умертвил и духовные нити распылил, чтобы, явившись призраками лишнего не наболтали. Но доказательств их вины он собрал предостаточно. Одних только документов на целых три пуда! И многое плохое предотвратил. Где-то на пару миллионов жизней. Помнишь взрывы на рудниках Щелкаловых? Это он там был.

-Он был там один?

-Да где ему одному-то с высокородными справиться! 'Боярин'-то он лишь с полувековым опытом, да и все, более-то — пшик. Коротко если, то у него из серьезного только одна родовая техника да семь куцых умений. Таких, не очень боевых, строго специализированных — скорость там, силу себе на немного поднять, некромантией побаловаться. Ерунда если по сути, полная чепуха против Живы додревнеродных. Но отточенных в применении до бритвы. И еще некромантия его, уровня совсем не паршивая. Он архимагистром не становился лишь потому, что уверял всех, что не знает, как правильно надо с Той Стороной говорить. И все ему верили. Молодой же он был, со стороны в род принятый. Да, тумана он навел хорошего, всех обманул. Даже меня. Но все равно силенок он мало подсобрал — Старший рода не пошел с ним, не поверил в итог схватки, тылы в клановой цитадели хранил, старый трус. Но они справились, пусть и всем родом полегли, но одолели покровителей.

Князь ненадолго замолчал и продолжил:

-Наш светлейший князь, папаша нашего кадета, тогда вместе со своим старшим сыном, всеми братьями, дядьями, дедом и со своим женским батальоном в последнею атаку пошел. М-да..

Князь вновь прервался, громко похмыкал, вновь продолжил:

-Да, в последнею и решительную. Когда осознал во что он вляпался и что заднего хода дать никак не сможет. Вот, вместе со своими бабами и мочили своих сюзеренов наши светлейшие князья. С пронзительным визгом 'баньши' и смертельными обмороками от истощения. Женщины у них в роду те еще емкие 'батарейки' оказались — супруга князя могла одна запитать на весь рейс бронелет 'Илья Муромец', и не вспотев слетала бы туда и обратно. Вот своей родовой энергией они бояр Щелкаловых и Звонцевых и задавили нахрен. И Нити их душ выжгли к адовым чертям. Не готовы бояре оказались к удару в спину от своих верных сторонников. Еще время и место он выбрал правильно — празднование тезоименитства Щелкалова-старшего. Ну и Слуги, и Воины их рода сделали тогда тоже все что смогли. Выбор-то у них у всех был совсем небогат — или как татям негодным погибать или как спасителями Империи и императора в посмертии своем значиться. Кровью, в общем, позор и бесчестье со своего рода смыли.

-И что, из всего этого огромного рода выжил только наш мальчик? Или может кто-то еще? Чудеса случаются.

-Не у нас в Отчизне, Карл. Никто не выжил, кроме Старшего. Всех достали вассалы Щелкаловых, до последнего представителя извели. Кроме кадета нашего и Старшего. Но Старший он уже и не в Роду и не в Мире, он сам вещь в себе. Да и говорил я, с гнильцой он оказался, поломался в тот момент от страха, не нужен он сейчас никому и не страшен тоже. А взрыв в его доме, совсем эту гнилушку сломал. Слизень он нынче. Ну, а правила и уложения Вольности Родов ты сам знаешь — нельзя последнего в Роду убивать. Так Род прервется и Высшие с вкупе с Верховным сильно не одобрят, накажут сурово и адекватно. По полной мере отвесят. А такое наказание никто на себе испытывать не желает. Помнишь Род Магголовых? Ага, помнишь. Эти придурки себя могучими да бессмертными считали, но в пыль в мгновенья ока были обращены, только грань непереходимую переступили. Ну вот и остановились все мстители у последней черты, наследника Рода ждут от нашего кадета. Так что все в досье верно — он круглый сирота. Дед-то его через тридцать три дня умер в имении — посмертное проклятье догнало. Отец чуть позже как бы погиб — он признан предположительно погибшим при том взрыве в их летней резиденции. Мать и сестры тоже скончались во время того теракта — биологического материала осталось немного, но на экспертизу хватило. Со стороны матери осталась родня, но эти румынские жулики ему седьмая вода на киселе. И он им не нужен.

-Жуликам? Наследник многомиллионного состояния?

-Состояния, что в управлении Финансового департамента Личной канцелярии Его Императорского Величества? Самоубийц среди них нет. Опекуна то его знаешь ведь? Вот то-то, он тот еще светлейший хомяк с волчьими зубами.

Виконт как-то не по благородному хмыкнул и нацелил ручку на князя, левой рукой щелчком пальцев делая ярким светильник за своей спиной:

-А вот ответствуй мне, мой дорогой Федор...

Князь глянул сурово на него, по краям стола побежала холодная изморозь, а изо рта вылетели вместе с клубами пара острые льдинки слов:

-Ты, Карлуша, брось тут мне НКВД вместе с ГПУ устраивать! Быстро лампочку притуши, а то махом по носу махровой контреволюцией получишь! Дурная эта шутка, сих кровавых бесов поминать! Как ополоумел тогда народ — война на два фронта, а они свобод возжелали и демократии! Восстание Октябрьское затеяли! Все делали под дудку тварей этих, вампиров не воплощенных!

-Но старый Император тогда...

-Старый император был тогда сумасшедшим козлом — заигрывание с жертвенной магией сохранности рассудка не способствует! А канцлер и этот блядский Временный Комитет Советов были агентами влияния островитян! Вот и напринимали эти мрази бредовых законов, да жандармский корпус Пятого отделения обезоружили, по рукам и ногам указами связав! Армия, говоришь? А что армия? Хоть и трудно нам было тогда оба фронта держать, но мы готовы были выступить, да приказа-то все нет! Вот и дотянули до виселиц на фонарях и расстрельных троек со этой либерастией! Зверей этих, НКВДешных и ГПУшных, вскормили на крови народной. Да, очень много крови тогда пролилось, очень много... Молодой крови, крови лучших. Да и сейчас еще бегают эти недобитые 'народные освободители' по дальним углам Империи, темные умы баламутят. Народный Комитет Воли и Доли! Господни Пастыри и Утешители! Вот как на их лозунги и безумные речи такие разумные да хорошо же так образованные люди смогли вдруг купиться? Бред же лютый! Богам и предкам-хранителям противный! Ух, я бы всех бы тогда в Хлад вогнал! И этого, Сварогова выблядка, императора сраного, раз десять на Лезвие намотал бы!

Князь резко осекся, потер пальцами лоб, болезненно зажмурился на долю секунды:

-Не смотри на меня так, Карл — заговариваюсь я. Работы что-то много в последнее время.... Эх, широка наша страна и обильна, а порядка и умных людей в ней маловато! И никак размер государственный не урежешь — не поймут соседи широту гиперборейской души, сволочи меркантильные. Сразу же полезут на слабость и прогиб пробовать. Впрочем, отвлекся я. Что ты еще хотел у меня узнать, Карл?

-Я хотел у тебя узнать, Федор, что ты намереваешься...

Виконт замолчал, плавно покрутил пальцами в воздухе, подбирая подходящий эпитет:

-Что ты планируешь вываять, что ты хочешь сделать из мальчика? Кем он будет для тебя Федор, кем он станет для нашей Империи и нашего Императора?

-Чудовище я хотел слепить для врагов наших, брат мой Карл. Лютое чудище, ненасытное в своей ненависти и столь же кровожадное. Защитника Империи, ужас врагов Ее. На раз или два, если повезет, пока он поводок не порвет и мне его порешать не придется. А сейчас....

Князь допил подогревшееся вино, аккуратно промокнул губы салфеткой, поскреб ногтем вышитую в уголке монограмму, ернически фыркнул — вензель! Закрыл папку и подровняв края бумаг, закончил фразу:

-А сейчас, Карл, я и сам не ведаю, что от него хочу. Поздно уже стало для прежних думок, а нынешние все такие... Недодуманные они. Чудовище уже открыло глаза, Карл, а меня рядом не было. Не выйдет этот, импринтинг, не получиться его приучить — ни один ментал не рискнет работать с единственным наследником рода, что прошел обряд Вступления в Наследование, если себе мозги сжечь не хочет. Но и усыплять этого зверька глупо и вредно — кровь в нем весьма недурна. Талантливый ведь пацан, гением вырасти может. Лишь бы не этим, не злым гением.

'Краткая выдержка из программы обучения курсантов второго курса академии гвардии бронесамоходных войск Гиперборейской Империи:

Содержание:

'Бла-бла-бла....основная деятельность данного рода войск — подавляющее обеспечение огневой поддержки бойцов ранга 'Перун' и 'Велес'.

Использованная литература:

Издание: 'Бронесамоходы — краса и гордость Гипербореи'. Авторы: Ессен А. Д. и Иенко В. В. под руководством и патронажем Его светлости графа Кобб-Лютецкого А. И. Военная типография. Пособие для бронесамоходчиков офицерского ранга. — Москва.: Воениздат, 1909.

Издание: 'Наставление по служебно-боевой и повседневной деятельности бронесамоходных воинских частей (подразделений) и специальных легких подразделений'.

Авторы: штабс-капитан Изъяслав ле Неаград, барон Печорский, полный кавалер 'Полярной звезды'. Город Тверь, типография купцов Щукиных, год 1911. Переиздано на средства меценатов в 1921 году с дополнениями и таблицами от капитана Свирельного А.П. в типографии 'Братья Люпины и К' к сорокалетию сих славных войск, что подтверждено золотым обрезом и тиснением 'блиндом' названия сей книги.

Методички:

'Краткий курс тактики бронесамоходчика'. Издание: МСТМ, собственность ТРГУВ при Генштабе, год 1920. Тираж: 150 экземпляров. Переиздано в 1923 году в количестве 50000 экземпляров.

'Руководство по правилам вождения бронесамоходов и лучшего для военного дела использования стихийных магов'.

Издание: Соликамск-град, Воениздат, год 1922. Только для офицерского состава. Тираж ограничен кадровым расписанием: 300 экземпляров. Переиздано без изменений в год 1924. Тираж не увеличен.

Специализации бронесамоходчиков:

-Полевая тактика и ближняя стратегия максимального обеспечения огневой поддержки.

-Моделирование зон накрытия, аналитический отдел разведданных, штабное обеспечение, планирование операций и рейдов, прикладная топография.

-Обслуживание и ремонт техники, материаловеденье, артефакторика, хранение и утилизация матресурсов.

Факультативно:

-Физическое развитие и общая культура предполагаемых противников.

-Геометрия, математика, химия.

Дополнительно введённый обязательный курс:

-Физическая наука и наука тела.

Шрифт рыхлый, бумага словно для сортира, но весьма кратко и понятна сама суть — в бронесамоходной академии Соликамск-града обучают дуболомов, ботаников и мусорщиков. Орков, эльфов и гоблинов. Со знанием фундаментальной физики как науки. Нормальных людей там точно нет. Кстати, здесь еще ядерный реактор на дровах не построили? Я пророчу вам — это скоро произойдет. С таким-то подходом к обучению! Что там еще написано внизу? Так, основана академия в 1880 году. Тогда почему вдруг 'сорокалетие'? А, это если считать от сотворения Тверди Верховным! Расположением академии выбран Соликамск-град. Правильно выбрано — чем дальше и глубже засунуть это позорище, тем менее стыдно генералам перед народом гиперборейским за такое убожище.

Но на парадах эти почти сотни тонн брони смотрятся впечатляюще — огромные, оглушительно лязгающие траками, Пугающие и многобашенные, нелепо многоствольные. Монструозные стальные монстры, повсюду утыканные мортирками, гаубичками, разными автоматическими пушчонками, гордо неся пред собой калибр ровно в 321 миллиметр, гиперборейскоу чудо бронетехники подавляло только одним своим видом.

Лучшее психическое оружие армии этой страны. Непревзойденное никем и нигде, потому что больше таких эпичных долбодятлов не нашлось во всем мире. М-да, похоже на то, что 'сумрачный тевтонский гений' здесь поменял прописку и переехал в край берез, заливных лугов и бескрайних полей.

Машину резко качнуло вперед и лист бумаги смялся по диагонали, а потом порвался напополам, когда меня швырнуло обратно на сиденье. Эх, не дочитал. Ай, да и так все уже понятно с моим будущим — судьба моя незавидна и лиха. Предстоит гореть мне заживо в этой неуклюжей и слепой огромной бронебанке на полях сражений за светлое будущее любимой Империи. Расходный мы ресурс в сегодняшних войнах, гвардейцы-бронесамоходчики. Честно, лучше бы на алтарных камнях в жертву все экипажи бронесамоходов приносили — все больше толка и пользы.

Железная кавалерия далекого прошлого, чья многотонная поступь тяжела, неминуема и невероятна тихоходна — самая известная и извечная проблема бронированных монстров. При увеличении толщины брони, сразу же сказывался критический недостаток лошадиных сил в двигательной установке. То есть двигались имперские бронеходы на врага неотвратимо и неумолимо, но крайне медленно — девять миль в час или четырнадцать километров. Многое и многие пытались хоть что-то сделать с этим негативным фактом отсутствия скорости, но вот плюнуть на идею прорыва обороны и использовать этих железных исполинов как САУ или мобильные узлы обороны, вера до сих пор не позволяет. Или это просто привычная зашоренность местных аборигенов?

А пеший противник в индивидуальном спецдоспехе намного быстрее нас. Он умело прячется под покровом 'Пыли дорог' и вооружена эта гадская сволочь артометом, прошивающим насквозь все 240 миллиметров брони. Тем более не гомогенной и не никелевой. А магией броню не укрепить — это хладный металл. Руны награвировать так-то можно, да толку не очень много. Без вливания Силы, это так себе защита. И не верьте вы разным профанам от магических наук, что вещают вам про зачарованные мечи и доспехи. Сказочные сказки и абсолютное незнание предмета. Зачарование это не заговор и не стационарное подключение сферы защиты. Зачарование это узконаправленное одноразовое воздействие на конкретный предмет или участок предмета. А гиперборейский бронеход это куча куч предметов. А так как работает все только в комплексе, то каждую заклёпку зачаровывать нереально. А сварки тут нет и башни бронесамоходов не льют, а обшивают броней балочный каркас. Все тут на каркасе. Да, защитные артефакты спасут, да, но это же столько тысяч рублей, что два бронесамохода можно построить. Еще их постоянно нужно подзаряжать, что в условиях боя почти нереально.

Ну ладно, ладно! Согласен, руны, как вариант, имеют право на самоходах быть, но... Но покрыть гравировкой площадь в 163 квадратных метра мне кажется дурным подвигом, как и зачарование каждой гайки с болтом. Впрочем, верхнею плоскость башен бронесамохода и медные жалюзи двигательного отсека можно и не рунить — бомба просто прошьет эту жесть.

Жалюзи отсека... Нет, вы только вслушайтесь — медные жалюзи двигательного отсека бронесамоходной установки! Я бы посмеялся, но тут надо плакать.

Так что оберегает нас в боях только артефакт-хранитель, поле личной защиты и милость Верховного. А так это просто многотонный пушечно-гаубичный гроб на огромных колесах, отлитых из стали, с экипажем из орков и ушастым командиром. Гоблины-танкисты в бой не идут. Короче, Вааааггххххх, блин! И про колеса я не оговорился — гусеницы тут пока редкая экзотика, так как друиды сильно против — мать земля страдает, рвут ее траки острые. Ну а колеса лишь давят да травку в грунт вминают благодаря заложенному в конструкцию бронесамохода заклятия облегчения веса работающему только при передвижении. И да-да, тут есть друиды и эти дереволюбы практикуют жертвенную магию, сами все поголовно оборотни и совсем-совсем не пацифисты. Так что кто кого на гусеницы намотает, тот еще вопрос. Сумасшедший тут мир, дикая смесь страшной сказки с эпическими сагами о битвах богов.

Тогда в штабисты мне пойти, что ли? Или в мусорщики, то есть ремонтники? А это от меня зависит? Мне это выбирать?

Очередной крутой занос одновременно с сильным ударом моим плечом о железную дверцу авто подсказал, что точно не от меня. Я сполз в проход между передними и задними сиденьями и затаился в темноте — кто знает, что еще ожидать от этого неадекватного водителя? Машина то без ремней безопасности, лишь потертые кожаные петли сбоку болтаются. А у водителя приказ меня угробить или его, как вариант, купили враги моего Рода. Так что ну его к Верховному! Тем более сейчас ночь, и я лучше попробую уснуть. Дорога до Соликамск-града долгая, дальняя. Три остановки, три пересадки, бесчисленное количество промежутков на поссать — мальчики налево, девочки направо. А, девочек то и нет, блин! И не глянуть мне на 'пирожок' или 'пилотку' невзначай да искоса... Тьфу, мля, никакого счастия!

А наша первая остановка-пересадка где-то через сотню километров. Или больше, не знаю, карты-то у меня нет. Это примерно часа два-три по отвратительной дороге. Пыль, бам, гам, все трещит, машину кидает влево-вправо, разгон-тормоз, хрен уснешь. Интересно, а меня потом на лошадях повезут? Например, на телеге с сеном. Лег, китель снял, нательную рубаху как флаг вывесил, ноги-руки раскинул звездочкой-снежинкой и следи за облаками, балдей. Лето же, можно и позагорать, и поваляться, нежась в безделье. Хотя зачем загорать? Я в этом теле и так достаточно смуглый. И отдыхать мне не хочется, дурной энергии в организме много. Гормоны бурлят и эмоциональные пики сменяются падениями. Раз пять за минуту. А еще здесь у меня вновь есть член, и он мне покоя не дает, сам по себе живет.... Нет, по-другому надо сказать! Член у меня длиннее на два сантиметра и хз знает на сколько толще чем был у меня же, когда я подвизался в роли несменяемого президента. И вот именно это не дает мне покоя.

Это супербонус для попадуна-внедренца? Гарем-то оценит, вот только где же остальные бонусы? Разные родовые артефакты, тайные тайники с мануалом 'Как стать архимагом за три дня', три девочки-садистки с хвостами и кошачьими за спиной? И еще мне необходимо обязательное слияние со всеми стихиями, с последующим нагибом всех и вся! Ну и прочее, и прочее, что полагается попаданцам. Где это все? Где, я вас спрашиваю? Или вот тебе два сантиметра и на этом все, но ты, давай, наслаждайся, это ж целых два сантиметра! Нет, я требую большего и побольше! В диаметре тоже. Гм, не смешно. Даже как-то глупо и еще как-то, не подобрать определения, но точно — нехорошо. Значит точно спать! А то я какую-то дикую чушь несу.

Глава первая.

Первая остановка, первая посадка.

Территория гауптвахты воинской части ?5548/963. Региональный транспортный узел 'Владимирский'.

-Добрый день. Разрешите представиться — я Эм, старший кадет Эм. Трое суток ареста за нарушение субординации и прочее.

-А Эм чего? Чего эм? Чего ты там нарушил? Сурбоди... Сурдоби... Энто и есть Эм?

-Нет. Меня так зовут — Эм. Мне такое имя родители дали. Эм.

-Нее! Не бывает у людей таких имен! У собак с кошаками бывает. И у этих, с клювом и в клеточку. Этих, таких, в броне ползают... О! Чепах! Так что ты не Эм, а Эмма! Че, мадмуазель, нравится тебе здешнее общество самых родовых боляр? Счас те комплексы говорить будем, а ты это... Щерся счастливо, млей, короче. И шлепки сюдой давай, те то не почину!

А широкий жест рукой направо-налево и вниз, на 'шлепки', должен был предъявить мне к осмотру всех этих самых-пресамых боляр и визуализировать наглое требование. Но их не было предо мной, боля этих. Так, шелупонь низкорослая да прыщавая стоит слева и справа от беседующего со мной тела. Шелупонь хилая, сутулая, бледная и давно не кормленная, это голодный блеск в глазах на-раз выдает. Все в нательниках, в умотанных до 'жесть как в хлам' казенных 'шлепках' на босых ногах. Без утягивающих ремешков, с веревочками вместо них и с нечищеным зубами. У меня же на ногах 'шлепки' новые, коричнево-белые — ремешки белые, а подошва коричневая. Все кожаное, натурпродукт экстра-класса. Еще воняет коровой. И они мне нравятся, они удобные, они мои и поэтому ...

Ладно, я просто жадный и не отдам никому свои 'шлепки'. Скорее чужие отниму.

Я оглядел сверху вниз, а потом снизу-вверх возвышающееся надо мной на две головы огромное тело и расстроенно вздохнул. Ни капли, ни искорки проблеска интеллекта! Тело всем хорошо — здорово, сильно, опрятно и на морду лица приятственно, но вот ума телу местный бог, не дал. То есть Верховный обделил.

Здесь с этим надо поаккуратнее — с местными богами и церковными инквезиатариями шутить чревато, именовать здешний пантеон требуется верно и безошибочно во избежание. Реально ведь существуют, черти. То есть чертовы боги. Ой!

-Сударь рядовой, поверьте — такие имена бывают. И у меня именно такое имя. И советую вам быстро свалить в угол. В левый, например.

Но тело не вняло:

-Не, такие имена не бывают.... Понял, Эм — ням! А насчет кому и куда валить, то ты, киса моя, сильно так ошибаешься и счас я разъясню тебе всю эту... Ну такую... Заблуждения глубокую.... Она в горах есть! В нее камни кидать можно!

-Всю пропасть моего заблуждения?

-Ага!

И широкая улыбка от уха до уха, словно лицо по полам лопнуло. Счастье чистое и совершенно неомраченное размышлениями о судьбах мира и прочей ерунде. Вот как такое чудо бить? Рука не поднимается на эту наивную непосредственность. А бить надо, такие хомо сапиенсы без хорошей встряски головного мозга ничего не воспринимают. Шкура толще шкуры носорога, мозг меньше грецкого ореха. Или мне нужно стимулировать ему не головной, а спинной мозг? Ну, как доисторическому динозавру? И желательно через простату?

-Слушай, сударь рядовой, а у тебя хвост есть?

-Чего? Какой хвост? Нету меня хвоста! Да и как с хвостом-то? Нам с хвостом никак, верховяне мы, не бесовской веры еретики! Сам ты нечистая сила! Футунара кадетская! А, ну символ веры чти, бесово семя!

-Сам чти. Ну или мычи, олень безрогий. Бычара тупая.

-Да ах ты! Да ты...

-Ну я, я....

Рядовой весеннего набора, Фалалеев Онифир, всегда был ершистым, задиристым, любящим подраться и не очень умным парнем. Верховный не любил излишне много достоинств в одном из творений своих и даря силу, всегда отнимал толику разума. На в случае с рабом божьим Онифиром, он немного разошелся. Нет, не в доли разума, а избытке силы, что сама и самостоятельно отодвинула ум сего индивидуума на задний план. Онифир и в армию-то императорскую только и благодаря собственной дурости загремел — не хотел мельник, по совместительству староста родной деревни нашего силача терять такого здоровяка-работника, каждый раз откупал от набора. Деревенский богатырь легко и непринужденно разгружал зерно и загружал возы мешками с мукой в одно лицо. Весь день. А еще он служил страшным пугалом для городских жуликов и прочих разбойников, что так и норовили обидеть честного мельника в городе на торгу. Ты попробуй-ка да обидь, когда за твоей спиной такой мордоворот возвышается! Костей потом не соберешь. И зубов тоже.

Но вот же незадача приключилась — по весне, по казенному времени описи, провалилось колесо повозки старшего стражника Рода Голобородько между плах моста и все — ни туда и ни сюда, встала повозка намертво. А мимо на свою беду шел довольный жизнью и чуть навеселе наш Онифир. Вот и раззудилась рука, натянулись канатами мышцы спинные да ножные, вылетело колесо повозки из ловушки как пробка из бутылки. Ну а следом вылетел из своей повозки и господин старший стражник. Через перила моста, в ледяную весеннюю воду. В мундире официальном с шитьем серебряным и планшеткой с документами в ней важными. Птицей большой и сильно ругающейся.

Посмотрел на это Онифир и следом сиганул, господина старшего стража спасать. Спас, чем поставил сего достойного человека в сложное положение — за порчу важных документов Онифира следовало плетьми запороть, а за спасение жизни наградить. Но старший стражник человек был неглупый и после второго стакана 'горлодеровки' принял соломоново решение — самолично отвез Онифира на призывной пункт с направлением в императорские гвардейские полки. И отблагодарил за спасение — в гвардию направил, не в пехтуру серую, и одновременно наказал, жизнь Онифира привольную и сытую навсегда порушив. Ну и квоту закрыл по призывникам — один такой богатырь за двух простых рекрутов считался.

Вот так Онифир и стал вначале 'новиком' гвардейского полка, но продержался в гвардии не более четырех месяцев — туповат и дерзок излишне оказался. Прошел гауптвахты, два раза по десятку шпицрутенов, три 'темные' от старослужащих, 'под ружьем' настоялся до одури. Но здоровье невероятное и полное отсутствие страха из-за ума малого, понять ему что он себе могилу роет, не дали. Вот и перевели его в строевую часть, где он тоже отметился и пребывал сейчас на 'губе' в ожидании очередного перевода, но вот только уже в штрафной батальон — кончилось терпение у господ офицеров. А пока исходил срок прохождения документов по инстанциям, Онифир царствовал в этой камере — нагибал, унижал и всяко разно развлекался. Ровно до появления этого щегла, мелкого, дерзкого, наглого и так умело и больно дерущегося.

Онифир даже и не понял, как после своего 'коронного' с правой в голову — неважно куда попал, все и так с ног падали, он вдруг стал видеть все нечетко, ну как в тумане, колени ослабли, в нутре так затошнило, что дышать сил не было. А потом что-то очень больно второй раз врезало по печени, протаранило кувалдой левый висок и с хрустом остановилось в кадыке. Все что Онифир увидел последним, это как через него перешагивают новые бело-коричневые 'шлепки' и спокойно, с ленцой, удаляются в сторону его 'трона', угловой бетонной лавки.

Слушайте, а давайте я пропущу эти двадцать минут, в течении которых я всех тут побеждаю, покоряю и воцаряюсь на бетонной лавке гарнизонной гауптвахты в ослепляющем сиянии славы и почета? Ну скучно же! А я вам лучше про саму гауптвахту расскажу, так как узилище это с богатой историей и когда-то оно принадлежало нам, светлейшим князьям Сайн-Витгенштейн-Берлебург. Но тогда оно гауптвахтой не являлось, а было нашим родовым фортом на тогда еще Свободных землях.

Было фортом со стенами толщиной в полуторный моравский локоть, с подъемным мостом и тремя тоже подъемными решетками. С донжоном и левой и правой 'крыльями' казарм по бокам от него. За донжоном и казармами прятался уютный флигель и было несколько хозяйственных построек, скорее всего сейчас снесенных. Я план форта в кабинете отца на стене в рамке под стеклом видел — офигенно красиво. Обрез золотом каймлен, тушь чертежа форта фиолетовая, а надписи сделаны 'княжьей' киноварью. Насыщенностью красного цвета глаза и сейчас режет, хотя столько лет прошло, но магию сохранения время не победило. Хотя сам пергамент желтый от прошедших лет и ветхий на сгибах. Настоящий артефакт из старых времен! Овеществленная история!

Вот и наш форт в те времена крепок и могуч, как цвет непобежденного годами красителя. Родовая дружина держала в страхе и покорности прилегающие земли. А мой славный прапрадед, Николас-Отто Сайн-Витгенштейн, тогда еще совсем не Берлебург, довольно часто пребывал на территории форта, якобы крепя его оборону и обучая воинским искусствам воителей Рода.

На самом деле он тут валял по углам и разным укромным местам женскую часть дворни, особо отдавая предпочтение кухарке и кастелянше. Или обоим сразу. Могуч дед был во всех областях мужской деятельности. Особенно любил прапрапрадед дам в теле и с выдающимися достоинствами. Всегда принимал вызов и никогда не отступал. С десяток бастардов настругал, чем создал серьезные проблемы для Рода и щедро огреб по хребту от супруги 'Плетью Хорса', а от Главы Рода 'Солнечной Дланью' по довольной кобелиной морде. Три года ожог с лица не сходил. И даже когда прапрапрадед сам стал Главой, то от привычки почесывать левую сторону лица так и не избавился. Один раз даже вилкой для рыбы задумчиво почесался на Императорском смотре, забыв, что на нем глухой шлем. Жуткий скреб на весь плац звучал. И где только он вилку-то взял? На торжественный обед караул ведь не приглашали! И это была точно вилка, а вилка это вам не чайные ложечки! Император тогдашний от данного забавного зрелища ржал аки жеребец и запугивал гофмейстера двора тщательной ревизией столовых приборов. А у нас с тех пор перевитый лентой гнутый трезубец на гербе. Хорошо хоть в нижнем углу, не так сильно заметно.

Эх, какая же ерунда хранится в памяти моего реципиента! Нет бы помнить ему все то, что ему о его родовых способностях и умениях объясняли и разъясняли наставники. И хранить в памяти науку родовых Учителей, но нет. Эта жертва теракта помнит только про вилки-ложки, кто-кого и где, и как валял! И вот чем мне эта инфа поможет на Пути к моему неодолимому могуществу? И что с большой буквы написать — неодолимое или могущество? Или путь? А, написал уже.... И да, что там у нас с фортом? А, там все нормально — кругом седая пыль веков, гнет столетий и прочая возвышенная пакостность. Ох, то есть пафосность! И да, что-то я отвлекся.

Ладно, сократим рассказ и продолжим так — время к форту и Роду было неумолимо, года неумолимо сменяли друг друга. Постепенно форт ветшал, наш Род нищал, а свободы и вольности боярских родов неуклонно обрезались и ужимались. Как и Свободные территории. Государство Гиперборейское медленно, но верно, переходило от феодальной раздробленности к абсолютной монархии, набирало мощь, обрастало стальными мускулами, отодвигало границы и на запад, и на восток, и вскоре форт, как пограничный рубеж, стал совершенно не нужен. А в содержании он был значительно затратен и ну никак не выносил такую глубокую финансовую дыру наш Род.

Да еще и кухарки с кастеляншами в форте поменялись, завезли туда худых и страшных эстонок с плосколицыми мордвинками. И еще кореянок где-то с десяток количеством. С самой Кореи их привезли — они там какими-то Идлами или Айдолами звались, и я уверен, это очень дебильное название для Рода. А еще они очень дерзко себя вели в своей стране Утренней пиццы — песни про корейского премьера и самого ихнего короля Голубого Дракона похабные пели и чужую музыку за свою выдавали. Вот за это их корейский Королевский род и хейтернул — то есть всех мужиков обезглавил, а женщин утопил. Ну и все земли и все ценное, разумеется, отобрали, а некоторых Слуг Рода продали нам. Совсем недорого. Именно тогда в округе стали пропадать вкусные собаки, что весьма не понравилось местным селянам. Своих Жучек и Барбосов с Шариками они сильно любили, те службу исправно несли и косточки свои четко отрабатывали.

Так что долго бурчали и ворчали пейзане, да в Имперскую безопасность и в Инквизиториум многочисленные доносы писали — жертвы мол, тут приносят демонам своим корейским проклятые чужинцы. И черепа собачьи по оградам развешивают. Было такое пару раз.

Ну и дождались все дружно приезда Комиссии. В конечном итоге всех разбирательств и разных заключений с вердиктами, эстонок с мордвинками выдали замуж за местных молодцев. Корейских Слуг отдали захудалому якутскому клану за голос в Боярском собрании, а сам форт был продан лицу 'третьего сословия' для использования им под свое проживание.

Наши же дружинники собрались, подпоясались и громыхнув маршевой песней бодро и в ногу передислоцировались к новому месту службы, не забыв забрать свое имущество и то что было плохо приколочено.

Но история форта на этом не закончилась. Скотопромышленник, что его купил, был очень непрост, крайне амбициозен и одарен Верховным без меры. Этакий безродный самородок, самостоятельно обучившийся по Родовым летописям, тайным спискам и разным манускриптам со свитками.

Силен был владелец парнокопытных в Стихии земли и мог с ней работать не менее умело, чем знатный Родович. Странно только, что он зерном не торговал, а только скот разводил с такими-то способностями. Ах да! Еще он был бастардом Шуйских и упорно стремился войти в Круг Меча, то есть стать дворянином. И задействовал он для достижения своей цели все свои силы, средства и разнообразные возможности. И почти достиг ее.

Но что-то как всегда пошло не так и очередной заговор против власти Императора был раскрыт. Пятый департамент, тогда еще Приказ, встряхнулся как сонный пес, огляделся, вздохнул сокрушенно — не лечиться такое, и грозно рявкнул — Вырвать с корнем заразу! Гвардия бодро гаркнула в ответ: 'Слушамсвашсиясь!' и мигом отмаршировала выжигать каленым железом гнездо измены.

Гнездо измены в нашем бывшем форте! Соответственно наш Род громко вопросили: — Это как же так? Мы ответили: — Так не мы это! А нам: — А форт-то ваш! И косяк ваш тоже!

Ну вот и все на этом закончилось и одновременно началось: — Ай-яй-яй, да Ой-ой-ой! Так не можно! Так невместно! Чести урон, ущерб Родовому достоинству! Крамола, да основам измена! Короче, чуть до 'Слово и Дело' наши 'доброжелатели' не договорились!

Вот с тех пор и стали на нас косо смотреть, договора с нами не заключать, в вассалы не проситься и в гости не звать. Еще и Императорская Гвардия на нас обиделась — хорошо мы форт построили — не пробили они своими Техниками стены с первого раза. И со второго тоже.

Столичные Витязи повоевала тогда хорошо, от души порезались — все наемники бастарда полегли на стенах форта, но и с собой полгвардии прихватили. Кого не прихватили, так обожгли или поморозили — японцами наемники оказались, матерыми ронинами, и гвардии Императора дорого обошлось познание Пути Бусидо на практике. Самый главный заговорщик был заморожен карательной группой Князей Зимы наверху донжона вместе с семьей и расколот Воздушным Молотом на куски. Но так говориться в официальной версии. Есть и другая версия, неофициальная.

По ней этого скотопромышленника использовали бояре Шуйские в одной из своих интриг. Наемники также были наняты боярами. Вот и зачистили бастарда, пока он рот не открыл на дознании.

Семья же мнимого заговорщика выжила, но была поражена в правах, лишена гражданства и вскоре выслана в далекую Южную Африку на некий Берег Костей. Есть там у Гиперборейской империи большая и богатая колония — алмазы, слоновая кость, медь и много-много никеля. Так что последнее время процветает сия колония — мощи и сил набирается, на гелландские плантации кофе и разные вкусные места недобро посматривает. Еще климат там, люди говорят, довольно хорош — днем не знойно, не душно и москитов нет.

Негриллы местные послушные и исполнительные, своих хозяев шибко уважают. И не негры, а именно негриллы — у них глаза миндалевидные, а не навыкате-выпуклые, словно срать хотят постоянно и скулы как у монголоидов широкие. Совсем-совсем другая раса живет в местной Африке.

Самим же боярам Шуйским игра в заговор как обычно сошла с рук, лишь поволновались немного, да по поместьям ненадолго попрятались. А потом занесли золотишка Светлейшим Князьям да в долях своих в железнодеятельном промысле для Императорского Дома подвинулись. А вот нам Император высказал личное неудовольствие — смотри, кому и что продаёшь! — и отлучил от двора на девяносто дней. Гад безжалостный и жаба мздоимистая.

Тому, кто понимает, какой это удар по престижу и умаление чести рода, ничего разъяснять не нужно, а кто не понимает...

Давайте я вам так растолкую последствия этого — нашему роду запретили водить машину и все девяносто дней мы ходили на работу, в гости, на учебу, да просто за хлебушком, пешком. Километров так за тридцать, в проливной дождь и только ночью. Все девяносто дней. И никто не подвозит, так как мы — фи, позорище и нубы! И еще мы не в тренде. Ну и налогами обложили дополнительными и пару лицензий отозвали бессрочно. Ну и как вам такое, внушает? Вот так-то.

Форт же, как в Гиперборейской Империи водиться, забрали в казну, потыкали в руки то одному, то другому, но никому это счастье и даром не сдалось. Так что теперь здесь гауптвахта арт-стрелковой войсковой части ?5548/963, первой линии маго-артиллерии. Ну из тех что, 'Прощай Родина', ровно на три, а может и пять выстрелов, пока пехота и големы противника вплотную к их позициям не подойдут. Или великий маг свое внимание на них не обратит и не иссечет из ткани реальности как нечто мелкое и надоедливое.

Да, тут есть големы и они еще та, трудно убиваемая пакость. Правда создаются и контролируются они очень трудно, что существенно сдерживает их применение на полях сражений. Големы дороже бронесамохода раз в пять — линии контура управления из сплава золота и серебра, один к одному, им вплавляют в тело. Из одного золота тоже можно, но стоимость тогда такого двуногого 'танка' зашкаливала, хотя управлялся он намного лучше и качественнее. И еще документально подтверждено более полсотни случаев, когда эти стальные чудовища разворачивались вспять и уничтожали своих 'погонщиков' вместе с их охранными подразделениями. А особым шиком и великим подвигом было такого каменного или железного, а лучше всего стального болвана, да с гравировками и вплавленными в каркас рунами, пленить и притащить в свое расположение. На своих собственных руках, аки невесту девственную.

Для чего это делалось и зачем неслись дикие потери в живой силе мне непонятно — контуры управления и ключ активации намертво привязывались на кровь 'погонщика'. Перенастроить ключ на другого пилота невозможно, а памятники из големов получались как из грузового вагона — страшные, бессмысленные, огромные и пугающие. Красота и стиль в големах с начала ритуала не планировались. Но големов все равно захватывали, не считаясь с потерями, а потом где-нибудь в темном углу бросали и забывали навсегда. Так что, сомнительное это удовольствие, захват големов, но вот как захват знамени подразделения чрезвычайно почетное и важное. Вот из-за одного такого забытого всеми драгоценного приза я и оказался на местной гауптвахте. Как говориться, совершил правильный и благородный поступок, блин. Эх, и когда же я отучусь лезть куда меня не просят?

Бешенную гонку мой неадекватный водитель закончил где-то в районе полуночи, остановив машину напротив огромных ворот. Из железа они полностью, высотой метров пять, из литого стального листа. Забранные в вязь толстых прутьев с колючими остриями наверху.

С них, с этих ворот, на меня грозно скалили пасти вставшие на задние лапы имперские медведи. Большие, рельефные, бронзовые и в натуральную величину лесных прототипов. Ровно две штуки. М-да, ох и тяжелые они, наверное. Ворота, в смысле. И медведи тоже.

Я покосился на зверюг и мысленно им пообещал — будете скалиться далее, в цветмет из принципа сдам. И вот ни разу не поленюсь! Медведи мне вняли. С видом победителя я кинул грозный взор на КПП воинской части.

КПП притулилось рядом с этими колоссальными воротами, впритык. Низкое и приземистое зданьице с узкими окошками-бойницами и бледными фонарями на углах и над входом.

Мой водитель стремительно смотался на КПП, пробыл там минут десять, вернулся к машине. Похлопал дверями, попинал скаты колес, затем достал из багажника мой вещмешок и впихнул мне его в руки. Все это он проделал молча. На хрен он этот ритуал исполнил, я честно говоря и не понял. Затем он мгновение остекленел глазами, видимо сверялся по памяти с данными ему инструкциями, через пару секунд ожил и подал мне папку со 'сопроводиловкой' и запечатанный конверт без надписей, но с толстой сургучной печатью на верёвочках и хитрым замочком посередине. Коротко козырнул, упал в салон авто и с визгом покрышек исчез в ночной темноте. Не включая фар. Постараюсь его не забыть — вдруг еще с ним будут поездки? Нафиг, умру, заболею, ногу ему сломаю. Но предполагаю, что он раньше встретит свой персональный столб с таким стилем езды и сломает себе шею.

Я посмотрел налево, затем направо. Там темно и там тоже темно. Кусты, деревья, кювет песком отсыпан. Потом долго глядел на тусклые фонари на столбах ограды, сплюнул, неблагородно почесал в затылке и пошел сдаваться — есть хотелось так, что на пыльные листья кустов я косился не с целью собрать из них гербарий. Да и ночевать пусть и летом все же лучше под крышей и на кровати с постельным бельем. Можно и без одеяла.

И как в воду глядел — одеяла мне не дали. Зато был матрац и подушка, пусть и без постельного белья. Зажали, не дали, в ответ на вежливую просьбу нахамили. А мне даже руки после банки тушенки и двух кусков хлеба с щедрым ломтем сала вытереть было нечем. Ну и каморка, где меня временно разместили, была без окон, и вязкая липкая духота не дала мне толком выспаться. Почему в казарму не определили, не знаю. Наверное, карантин тут такой, суровый, без белья и душа?

Когда прозвенели колокола подъёма я поворочался еще минут пять на кровати, подождал, но никто за мной так и не явился. Ну и ладно. Я человек взрослый, самостоятельный, сам дорогу в столовую найду. А пока займусь собой, буду тренировать свое новое вместилище. Умывальник слева от входа, вода есть, шумно так течет — даже тут слышно.

Не сказать, что тело было запущенно, да и серый вирус уже давно перестроил клетки организма, но полученные ранее многочисленные травмы сказались. Каналы нужно прокачивать заново, и резерв энергии поднимать на более высокий уровень. И разобраться с эсперной темой — псионик я или только кинетик? Лучше бы мне быть псиоником со всеми психами — психокинезом, ясновидением, психометаболикой и другими замечательными способностями. Особенно психопортацией — исчезновения в одном месте и появления в другом. Крутая вещь. Мне это крайне необходимо. Я ведь сирота, а сироту каждый обидеть может. Мне покамест прятаться и убегать надо, пока я сил и мощи достаточной не наберу.

Я привычно вошел в состоянии медитации, прогнал по внутренним каналам организма энергию Ци. Эту самую Ци тут еще Ветрами тела называют или Пранади, как в местных гиперборейско-индийских колониях разные бородатые Учителя пафосно сие именуют. Втянул в энергоцентр тела колючий кусочек местного эфира и тут же с отвращением его выплюнул.

Местный эфир мне не понравился — привкус от него как от тухлой болотной воды. Совсем за потоками тут не следят — полым-полно в них разных гадких примесей. Еще очень неприятны на вкус остаточные эманации и тлетворный вкус эфира скованного магоскрепами в арт-снарядах. И еле-еле ощутимо холодом Межи тянет откуда-то слева из-за спины. В том, что здесь расположена некрочасть, я сильно сомневаюсь, их всегда от городов подальше дислоцируют. Скорее всего, это наследие военного прошлого. Какой ни будь запрещенный межгосударственными конвенциями арт-снаряд при неправильном хранении дал 'течь'. Вот и тянет разлагающейся мертвечиной. Но так это или нет, проверить необходимо — есть на это специальный рескрипт имперской канцелярии для подобных случаев. А в нем особо оговариваются обязанности родовитых с предрасположенностью к темной составляющей эфира и разъясняются негативные последствия для того, кто вдруг решил наплевать на свой долг. Если по-простому, то некросам или некромантам. Кому как угодно нас величать. А последствия сии тяжкие и неприятные, особенно для таких, как я, типа подозрительного, с двумя нехорошими метками в личном деле. А вот знаний у меня, по моему личному мнению, маловато — три проштудированных учебника, два лично проведённых ритуала и пять курсов. Не лет, а пять курсов по три зимних месяца каждый. Ну и родовые техники, и разные знания. С таким багажом знаний я свору диких зомби вспотею упокаивать, но все равно надо идти и проверять, что же издает такой мерзкий запах. Искать, где тут подгнил эфир.

А вы думали эфир — это абсолютная чистота и хрустальный звон от пустоты? М-да... Рука-лицо. Вы насчет состава воздуха, которым дышите в курсе? О примесях разных, о водороде с азотом в курсе? Ну вот. А здесь целый эфирный мегаокеан, что омывает всю планету и простирается ввысь аж до экзосферы. А может и дальше — в космос тут не летают и сомневаюсь, что скоро полетят. Мировоззрение здесь другое, да и боги полетам к звёздам не способствую — вдруг их облачные чертоги случайно ракетным выхлопом пожгут? Или вообще в гости заваляться? Так что вот вам в небе аномалию, о которой чуть позже более подробно расскажу, и нечего летать. Проще надо быть, не тянуться ввысь.

Короче, да пребудет с тобой сила, кадет Эм! И еще — 'Вставайте князь! Вас ждут великие дела!'.

Ну я встал и пошел, попутно охреневая в какое двуногое чудо я вселился и от потенциала своих возможностей. Юный некромант, неподтвержденный Воин, хороший кинетик и начинающий стихийник. Могу все песчинки, поднятые вихрем в плотный комок сжать. А для этого такой контроль нужен, что это и многим Мастерам не под силу. И если я еще и на самом деле эспер, есть все же туманные намеки, то тушите свет и прячьтесь все. Это вам не самопальные джинсы со жвачкой продавать и со снайперской винтовкой по горам и пустыне бегать! И даже не президентствовать над двумя третями планеты. Ух как бы я в прошлых мирах с таким могуществом развернулся, все бы вопросы одним щелчком пальцев порешал! А вторым щелчком кучу бы новых проблем создал. Но бодливой корове Верховный рогов не дает.

-Что вы здесь занимаетесь, кадет? Я именно вас спрашиваю — что вы тут делаете, кадет, и как оказались на закрытой территории части?!

Ну да был высокий забор, и он был гладкий, зараза! И надписи в духе: 'Стой! Запретная зона!' я видел и читал. Колючку тоже видел. Даже опробовал — хорошая работа. Из-за нее мои три первые попытки забраться на забор провалились. Но я справился! Залез, перелез и всех спас!

А люди тут неблагодарные! Ни спасибо тебе — ты нас спас от Великого Зла! И в ноги мне — бух! Не — Отдохни, о Величайший Маг! И тоже в ноги — бах! Угу, счас! Даже по плечу никто похлопать не желает, руку пожать, кивнуть уважительно. Одни неблагодарные хамы и сволочи кругом.

А я же тут так уе

* * *

ся!

Умотался тут я, ко всякой матери, до дрожания колен буквально. И весь свой внутренний резерв до дна опустошил и энергоканалы чуть не пожог с такими мутными потоками. А мне вместо благодарности за подвиг мой, через губу вопрос — что вы тут делаете, кадет?! Знаете, как бесит!? Угу, я тоже думаю, что надо все суставы раздробить, а потом сжечь этого типа на матрасе. Почему на матрасе? Так это так долго и медленно, что быстрее от болевого шока жертва скончается, чем сгорит.

Я еще почему такой злой — мне еще местного гадского эфира случилось глотнуть. Ровно пару кубометров через себя пропустить пришлось — своего не хватило, но я все же прикончил эту жуткую некротварь. Она уже пробуждаться начала, а тут я пришел и на последней минуте, но монстра прибил. Особенно жутко было, когда тварь понимать стала, что происходит и выдала напоследок весь свой мыслеслой. Тонкий, серый, как туман рыхлый, но мне и этого жуткого ужаса хватило. Я словно в слои Межи провалился на Серые Равнины. От страха чуть не обделался, еле успел на 'якорях' сознание удержать и не запаниковать. Так что сейчас меня штормит и тошнит, вся форма сырая от холодного пота, еле стою на ногах, а мне тут идиотские вопросы задают!

Что я тут делаю, что я тут делаю... Чужую работу я делаю. За вами, чертями сонными, прибираю. Кто-то не осмотрел толком захваченного голема и притащил сюда эту груду камней и перекрученного в веретено железа вместе с трупом оператора. Есть тут такие эксклюзивные модели с типа 'кабиной' для некоторых любителей адреналина. И в корпус голема лезут не простые 'погонщики', а лезут либо родовые, либо клановые и еще магистры Земли. Умирают они всегда плохо, вечно какую-то дрянь после себя оставляют. Проклятье там заковыристое или посмертный слепок Силы, заточенный только на месть за хозяина. И все это завязано на Слои Межи. Тьма никогда в своей Силе не отказывала, только плати. Можно душой, можно энергией, можно первым слоем духа, можно своим посмертием. Какова плата, таков и результат. Говорят, еще памятью светлых чувств и яркими эмоциями можно рассчитаться, но это мне это не грозит — у меня в сердце света нет. И чувства юмора тоже.

Зато дури дурной у меня немерено — я на голой силе без ритуального круга и атрибутов, развоплотил почти пробудившуюся некросущность. И никто не почувствовал и не ощутил ничего. Чудно. Может я на другой частоте работал и сферу Сокрытия на автомате поставил? Да и толку то от сферы? У меня тут земля на четверти гектара в серую пыль превратилась, над головой искрит пылевое облако переработанного эфира, самого голема в монолит сплавило, от жара дышать нечем, а никто чешется, тревогу не бьет! Мля, магов у них тут нет, что ли? Даже самых необученных ремесленников, что из храмовых начальных школ? Только этот секунд-корнет приперся и вместо благодарности орет и тычет пальцем едва мне не в лицо! Поэтому я и ответил так, как мне не следовало:

-Дрочу я тут, господин секунд-корнет, что я еще тут делаю? Пусто тут у вас и интимненько. Вот я и... Видите, как руки дрожат? Долго дрочил, устал очень, все вас ждал.

-Что-оо?! Семь суток ареста!

-Семь? Маловато что-то рисуешь...Давай девять? А это тебе в помощь — нахуй пошел!

-А-аа! Я-яя! Тебя!

Да-да, ты меня... Нет, отвратительный у секунд-корнета голос, хрипло-визгливый, не петь ему в гарнизонном хоре. И еще у него слюни из-рта летят. Гадко.

Вот так я и оказался на гарнизонной гауптвахте. Вначале на девять запрошенных суток, но в итоге последующих разбирательств, дали мне лишь трое. Одни сутки за непочтительный ответ старшему по званию, вторые за непристойный внешний вид, а третьи за посылание секунд-корнета на орган половой и невнятное бурчание при разбирательствах:

-Козлы вы тут все... Гнойной плоти нежити, штафирки гражданские, вдоволь не нюхали...

И на дуэль этого щегла секунд-корнета мне не вызвать — в армии дуэли нашим новым Императором категорически запрещены и все родовитые клянутся честью рода, что сами дуэлировать не будут и другим не дадут. А честь Рода в этом мире штука настолько серьезная, что мне ей и определения не подобрать. Так что хрен тут кого сейчас вызовешь... Только на 'отложенную' дуэль можно рассчитывать — это когда со службы вызываемый уволиться. Есть тут такой выверт в гиперборейском законодательстве: — между лицами гражданскими и военными, дуэли разрешены. Но я этого сучьего секунд-корнета все же запомнил и метку поставил. Память памятью, но так надёжнее, а ждать я умею. А то полысеет еще и усы сбреет — гадай потом, он или не он? Вдруг пострадает невинный?

-Старший кадет Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург на выход!

Я всплыл на поверхность из себя — а чем еще тут заниматься, только медитировать — и посмотрел в сторону открывшейся двери. Живописный там фельдфебель весь дверной проем занимал. Бочкообразный такой, с длинными мощными руками и зауженными бакенбардами 'фавори'. Не понял...

А нет, понятно все насчет бакенбард, 'дядька' это — вон у него полная 'радуга' Небесных крестов над клапаном гимнастерки и две части 'золотого' шеврона за выслугу лет на рукаве виднеется. Десять лет фельдфебелем в гиперборейской армии, да еще в маго-артиллерии, это серьезный срок! И везенье невероятное вместе с толпой ангелов-хранителей на плечах. Говорил уже, шалят тут, иногда сильно шалят — дивизиями, корпусами и армиями фронта. Ну что ж, раз зовут такие уважаемые люди, то надо непременно идти. Армейских ветеранов надо уважать и почитать.

-Есть на выход, господин фельдфебель!

В молчании мы шли недолго. Сначала 'дядька' смущенно закряхтел, а потом шепотом, но таким басом, что скорее это было похоже на рев простывшего слона, спросил меня:

-Виноват я, ваше кадество, не по уставу это, но может отведаете что? Картошка, душевно запечённая есть. С телятиной, с лучком зеленым да с сальцем от местных фермеров. Ох и душистым, да на щепках копченным! А если что, то и пайковую кашу да мясо цыплячье с кухни мигом доставят! А ваш компот в камере! Там, в камере стол и стул есть! А крючков нет — вешаться ну никак невозможно! И стены мягкие, ватин там под тканью — голову то никак не разбить! Это гранд-сервис для господ офицеров, как старший чин Инквизитория сказал! Вам, ваша светлость, этот компот точно понравиться!

Я аж остановился и внимательно посмотрел на фельдфебеля — нормальные зрачки, не ссужены. И белки глаз чистые, здоровый румянец во все щеки, не пахнет от него ничем. Фельдфебель посмотрел на меня, почесал на лбу борозду от фуражки и расплылся в улыбке счастья познания истины:

-А, вашсиясь, понял я — не верите ж мне! Так-то истинная правда — сам командир части велел вам организовать, этот самый, компот!

Мы вновь посмотрели друг на друга.

-Может ваш командир велел обеспечить мне комфорт?

-И это мы тоже изыщем, только скажите, ваше сиятельство! У меня на блоке питания и на хозскладе части нашей шурин да деверь — все найдут, все достанут, не извольте сомневаться! Только бабу и не просите, никак я вам ее не приведу — кадетам не положено-с!

Ну и хрен с ней, с бабой, раз кадетам не положено. Но вот откуда этот фельдфебель знает, что я Ваше Сиятельство, то есть светлый князь?

Глава вторая.

Вторая посадка.

Все та же территория гауптвахты воинской части ?5548/963. Все

тот же региональный транспортный узел 'Владимирский'.

Дверь камеры за моей спиной мягко и беззвучно повернулась на щедро смазанных маслом петлях, сыто клацнул замок, негромко звякнула цепляемая к поясному кольцу фельдфебеля связка ключей, грохнули удаляющиеся по коридору сапоги. За картошкой душистой с телятиной и салом, свежим зеленым лучком и прочими радостями желудка ушел 'дядька'. Заслонка смотрового окошка недвижимо осталась на месте закрытой до громкого щелчка. Ну да, я же неожиданно и вдруг вип-персона, я в камере повышенного комфорта для офицерского состава. Мне разнообразные льготы и эксклюзивные привилегии положены. И подглядывать за мной не есть вежливо.

Так что могу не только вкусно пожрать, но и разные послабления имею. Только иметь мне некого — кадетам не положено, их самих имеют, все кто званием выше. У, мля, гадкие потомки римских легионеров, злобные боевые пидорасы! А позиционируют себя как истовых гетеросексуалов, высшие командиры наши.

Я отшагнул на пару шагов от двери и быстро огляделся. На беленном потолке нормально так, даже почти ярко, светит пара светильников, забранных частой металлической сеткой. Окно в камере большое, расположено высоко, где-то метр на полтора, глубоко утоплено в бетон стен. Решётки на нем нет, да и не требуется — стекло с синеватым отливом, бронированное. Стены камеры действительно обшиты плотной и грубой тканью с мягкой подкладкой под ней — череп себе и в самом деле разбить будет трудно. Да и места для разгона маловато — в длину камера не более шести метров, а по центру стартовую прямую разбега грубо ломает массивный и широкий стол с скругленными краями. С правой стороны застеленный свежим бельем лежак. На нем одеяло и перьевая подушка, про гадких клещей что в перьях живут, тут пока никто не ведает и бамбуковые волокна как набивка, суть дикая экзотика и выпендреж осуждаемый. Полотенце лежит на подушке умело сложенным кокетливым треугольником. Ну и стул в наличие. Без ножек, на широкой опорной тумбе, но со спинкой и подлокотниками. Скорее кресло, чем стул. Интересная мебель.

Я, легко постукивая кончикам пальцев по стене обошел стол, качнул неопределившееся с названием сиденье под седалище. Ого, почти неподъёмное! Нет, поднять-то можно, но вот ни кинуть им, ни ударить не получиться. Таранить? А надо ли? Именно сейчас мне это нужно? Или пока все же отыгрывать роль недоучившегося кадета, резкого и шустрого, в меру глупого ну и в меру, когда надо, умного сиротиночку Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург и тупо подождать развития событий? Может мимо окна камеры пронесут торжественно и печально труп моего неведомого врага, из-за отсутствия реки?

Я уселся на кресло-стул, поерзал устраиваясь поудобнее и с хрустом плоти, с брызгами крови содрал с себя маску юнца-аборигена этого нового для меня мира.

Что ж, пришло время задвинуть тебя на время в темный чулан, юный кадет, и поразмышлять как подобает опытному, но блять, все же так и не мудрому существу, хоть и живущему четвертую жизнь. Поразмыслить подобно старому седому крокодилу. Ага, сотни лет прожил, почти все зубы выпали, но все так же в мутной воде сидит и терпеливо вкусную антилопу ждет. Впрочем, выкинем из головы эти самоуничижения — толку от них никакого нет. И приступим к скрещиванию аналитики с интуицией трепетно надеясь на рождение плода понимания.

То, что на стадии... Ну назовем это стадией внедрения, я провалился, сомнению не подлежит. Мое реальное Я, моя истинная сущность, буквально выпирает и бугриться несуразностями из-под тонкой кожи этого не очень счастливого мальчика. Ладно, что-то еще в изменении поведенческих реакций можно было бы списать на последствия клинической смерти и разные мистические проявления. Прикрутить на синею изоленту благословение предков, древних богов, мировых духов Вселенского Равновесия и прочее и тому подобное, но в сумме мы все равно получим совершенно другую личность, а не вдруг повзрослевшего мальчугана.

Из неестественного сплава матрицы реципиента и костяка моей личности мы все равно не обретем неподдельного кадета Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург с длинным списком благородных предков и добавочными опциями. Нет, у нас выйдет абсолютно иной человек. Ни я и ни кадет не получиться, а явит себя миру новая личность со своим императивом поведения, с отличной от обоих доноров мышечной моторикой. И присущими только ей, этой личности, рефлексами и неосознанными реакциями. Было такое, знакомо уже. В младенца 'внедряться' надо во избежание разных подозрений, а не в почти состоявшуюся личность. Так что 'я' это не совсем 'я', выявлено давным-давно и только шаблоны и стереотипы мышления государевых людей не прерывают мое относительно свободное существование. И этого мне не изменить, да уже и поздно что-либо менять, повторюсь — замечено, отмечено и взято 'на карандаш' теми, кому это необходимо по долгу службы.

Штирлиц не просто был близок к провалу, Штирлиц уже написал явку с повинной. Добровольно и без принуждения.

Такие невероятно тупые 'внедрения' только в книжках для детей очень старшего возраста происходят плавно и без фатальных шероховатостей. Только там люди окружающие наглого 'внедренца' поголовно слепы, глухи и ни на что не обращают внимания. Даже на то, что ранее очень скромный и трусоватый ботаник Вася вдруг начал кидаться в драки и разные побоища аки берсеркер северный, мухоморов объевшийся. И заодно он резко перестал любить докторскую колбасу, но взамен готов есть сырое мясо килограммами. И без соли с перцем. И еще, он начал активно отлавливать и драть маньячно каждую мимо мелькающую юбку, не взирая на возраст с размерами, хотя ранее даже дрочить сидя на унитазе боялся, а разглядывая скабрёзные картинки с титьками и письками, мучительно краснел и потел аки конь в шерстяном пальто.

Ах, ну что вы так на Васю дико смотрите?! Это все и только последствия его клинической смерти! Ах, он так долго был в коме и все-все забыл! Даже то, что при глубоких размышлениях он ранее быдловато скреб ногтями подбородок, а ныне интеллигентно трет виски кончиками пальцев. Ухоженных, с маникюром, а не как ранее, с обгрызенными до мяса ногтями.

Ну и нормы поведения и разные вежести он тоже позабыл по этой самой важный причине. Но взамен неожиданно и вдруг вспомнил множество языков, наук разных фундаментальные основы и хитрые приемы рукопашного боя с вилкой-ложкой и без них тоже.

Где же ты языки учил, Вася?! В коме? И где ты вилку-то взял?! Тоже там? Нет разумного ответа, только блеяние и мычание со стороны отвечающего и судорожное кивание на всякие мифические разности проявлений, что не понять и не осознать вам, людишкам глупым и убогим.

Ладно, хватит ерничать — провалился, значит провалился. Время покажет насколько глубоко я пробил виртуальное 'дно' на 'корабле' своей новой личности. Перейдем к океану, по волнам которого несет мой утлый кораблик.

А 'океан' то у нас не настоящий! Лубочный у нас 'океан', то есть мир этот, реальность сия, данная мне 'на пощупать' и в ощущении. Повергают в ужас меня эти веселые и аляповатые картинки жизни, нарисованные местным сумасшедшим творцом. Неестественный мир, нежизнеспособный. Мир-кошмар, натянутый на ребра реальности как шкура овцы на волка.

Что не так с этим миром? Да все не так! Не существуют, не жизнеспособны и не могут быть реализовать все основы, правила и фундаментальные принципы этого мира. Противоречат они друг другу в общем и в частностях. Но мы временно забьем на основы и мелочные подробности, щедро плюнем на нарушения всех физических законов и фантастические метрики этого мира — волшебство, сила и магия тут все разрулит, порешает и воду явит сыпучей, а воздух твердым как алмаз. До поры до времени, пока не накопиться критическая масса ошибок системы и баланс не рухнет в бездонную пропасть. Но вот с людьми, с Хомо Сапиенсами, такой номер в долгосрочном периоде никак не пройдет. Человек — это не пиксели на экране монитора, не НПС с заданными рамками поведения, не зомбированное нечто, радующееся корытцу с похлебкой. Человек, это существо мыслящее, завидующее, страдающее, мстящее, думающее, живущее и жрущее. Совсем не ангел, да и не дьявол. Тут все намного хуже, самый негативный вариант — это взрывная смесь всего этого раевого и адового, да еще приправленного разным непонятным типа совести. Про любовь я промолчу — с этим понятием люди намного умнее меня не знают, что и делать. И еще у этой двуногой сволочи, то есть человека, есть душа и свобода воли, а здесь в наличии у люда тутошнего еще и вся эта магия-шмагия вперемешку с Силой. И долго ли при этом всем просуществует благолепие и растворение в нетях, если один абстрактный двуногий одаренный Силой и Могуществом вдруг оголодает да вокруг оглянется хищным взглядом? Предполагаю и мгновения не пройдет, как все эти картонные догмы будут им нарушены. И станет как должно быть и бывает — сильные наклонят слабых, более сильные нагнут этих сильных и алые ручейки крови сольются в полноводные реки, заливающие штормовыми валами багровых волн пожарища и развалины кукольных домиков. А на щедро умащенной натуральными удобрениями почве взрастет нечто логичное, структурированное и жестко иерхарированное.

Помешают законы? Препятствуют традиции? Не позволят обычаи? Нет, народ, это не смешно. У человечества лишь один закон, традиция и обычай незыблемый и не изменяемый ничем — закон Силы.

Все удержит, устаканит Император и его армия, как стержень основы основ и сохранение этой бредовой конструкции под названием Гиперборейская империя?

А давайте приглядимся к императору и его армии. Глянем непредвзято на эту квинтэссенцию всего наилучшего и брезгливо отвернемся — дурачок какой-то, а не император, тряпка безвольная. И армия у него игрушечная.

Какие мои в этом случае доказательства? Учебник истории откройте и посмотрите, долго ли просуществовали разные Наваррские королевства, итальянские герцогства, господа Великие Новгороды и прочие сурово независимые субъекты федерального значения? Пару столетий максимум. А у нас тут, в этом мире, лоскутное одеяло из Родовых земель, Клановых владений, Лесов да Рощ друидов и территорий государственных да имперских, стоит незыблемо более тысячелетия и рушиться не собирается. Все это разноцветное месиво сшито на скорую руку и гнилыми нитками в единую и нерушимую Империю, но рваться на части никак не желает. Процветает упрямо с якобы едиными для всех законами и ненарушимыми границами. Теми самыми границами, что бережет Имперская охранная стража. Вам ничего глаз не режет? Не смущает охрана границ клановых земель императорскими войсками? Ну и расположение имперских воинских частей в подбрюшье клановых столиц, наверное, тоже не смущает, с их многочисленными логистическими узлами, полигонами, складами, запретными зонами и прочим?

Что, как ни странно, совершенно не препятствует местным боярам разгульно и стабильно резать друг друга. Раз в год с яростными воплями вторгаться на чужие клановые и родовые территории. Без сомнений и колебаний грабить и убивать имперских подданных. Одновременно сжигая госимущество, разрушая стратегически важные мосты и дорожные магистрали, нарушая мир и порядок в империи. А раз это никого не смущает и всех это устраивает, то на троне у нас не человек, а игрушка. А во главе Кланов фигурки декоративные и глупые, ну а Рода возглавляют нечто подобное еще с большей долей неадекватности.

И вот это все, выше нудно перечисленное, никак не сочетается с обликом грозного Императора, что регулярно затевает войны и трясет со всех налоги. Но воюет только собственными силами, никак не привлекая Кланы и Рода. А у Кланов и Родов свои карманные, отожратые, обученные и обвешанные боевыми артефактами армии, что периодически осуществляют друг дружке приличное кровопускание. Но Император на это по-прежнему благосклонно взирает и никак не укорачивает на голову буйную и дерзкую боярщину, попутно не замечая откровенный сепаратизм. Странный разумный греет задницу на гиперборейском троне, очень странный. Возможно, хитрый рептилоид это или еще кто-то из не гуманоидов.

А народ гиперборейский, вторя своему обожаемому императору безмолвствует и покорно гнет шею пред имперскими, клановым и родовыми чиновниками. Страдает народ, мучается, но терпит это троевластие и страшно боится рубить лес в заповедных рощах. А наевшиеся дурных поганок немытые друиды в домотканине и с ожерельями из сосновых шишек на грязных шеях, диктуют свою волю самому богоравному Императору, воспрещая вести дороги через их священные хрен знает для кого Леса и Рощи. И дерзко возбраняют танки на гусеницы ставить. Тыщи три их, настоящих друидов, не подделок ряженных, но вреда как от миллиарда железной саранчи.

И как вишенка на торте упоминаемое мной вначале повествования абсолютное отсутствие социального лифта. Аз ты есмь уродился в семье кочегара, значит и помрешь кочегаром. Ну или истопником. То есть не народ у нас тут, а муравьи, да пчелы с роевым мышлением. Все — это всё, один — это ничто. И да будет Великий Застой вечен и нерушим во веки веков, аминь!

Нет, тут была попытка революции, подобная революции на моей первой Земле, но все быстро сошло на нет. Да и как-то искусственно все это выглядело — до этого никаких бунтов и восстаний, ни каких там Либерти ля Франсите или как его там. Ни каких буржуазных и прочих волнений масс с бурлением говен, а тут как будто клапан ненадолго приоткрыли — выявили пассионариев и разных недовольных личностей, а потом раз и прихлопнули их всех и сразу. И вновь в мире тишина и благолепие кругом, не считая мелких войнушек и буйства недорослей из Кланов и Родов. Вот так как-то тут все, неестественно и несуразно.

Ну что, в жизнеспособность данного мира все еще кто-то верит? Я вот нет и ни за что. Но тогда опять и вновь — на хрена я тут и зачем?! Что мне править, что исправлять, что тут мне делать?! Или мне нужно просто отработать проходной пешкой, сжечь-взорвать-убить, нужное подчеркнуть, и вновь исчезнуть в Великом Ничто до следующего потребления? Что? Как я еще с ума не сошел от этого и более-мене адекватен? Не знаю... Не дают мои хозяева, наверное, мозгам моим и разуму в разнос пойти.

Внезапно до онемения скул захотелось высадить мелкими глотками стакан ледяной водки, шумно сглотнуть и затянуться душистой сигариллой. Ручной работы, элит-класс, с мой мизинец толщиной, с костяным позолоченным мундштуком. Выдохнуть, наслаждаясь горечью, клуб дыма с терпкими виноградными нотками и отогнать его от себя ленивым движением руки.

Я вздрогнул, единым движением обернул вокруг себя защитный полог, весь раскрываясь и закрываясь одновременно. Ощетинился иглами эфира, не жалея плеснул вокруг себя жуткой смесью волн некротики и стихий. Замер, окаменел, гася стук сердца и ритм дыхания. И сидел так не менее минуты, вслушиваясь и вчуствываясь.

Нет, нет ничего. Ни структурированных полос эфира, ни ощущения щекотки в мозгу как при ментальной атаке, ни стылости Межи, ни ощущения чужого присутствия. Ничего. Ноль, зеро. Пустота космоса. Вакуум.

Я еще пару мгновений цедил сквозь сито восприятия все, что меня окружало, а затем аккуратно выдохнул и сбросил с себя полог защиты. Воткнулся локтями в столешницу, обхватил лицо ладонями, пару раз поведя ими вверх-вниз. Постучал указательным пальцем себе по виску: — Эй, есть кто дома? У вас, случайно, молоко не убежало?

Ну и откуда вдруг у нас такие дикие желания? Что за необъяснимая, животная тяга к водке? Пить я ее пил, но никогда так сильно не желал. И эта сигарилла с позолоченным мундштуком, во всех тактильных и визуальных подробностях, тоже не мое, совершенно чужое и чуждое. И точно не моего реципиента. Нет, я курил — сигары, сигареты, трубку, папиросы, кальян и разные травы, бывало, но никак не сигариллы! Странно все это, очень странно. Даже как-то жутко мне, тревожно и крайне неспокойно.

Подцепил где-то часть чужой матрицы во время своего шествия по Великому Ничто к этому миру? Вряд ли. Не сам же я путешествую, да и путешествую ли? Принципы и методы моего появления в новых мирах мне никто не объясняет.

Знакомо клацнул отпираемый замок, бухнула в напольный стопор отталкиваемая плечом фельдфебеля дверь камеры.

-Вот, ваше сиятельство, картоха с телятинкой, сало да зелень свежая, как я и говорил! — бакенбарды 'дядьки' встопорщились ежами, разносимые в стороны широчайшей улыбкой.

-И этот, презент вам еще! — на стол спикировал по крутой параболе запотевший штоф на пол-литра вынырнувший из бездонного кармана галифе — От самого господина полного полковника Аркадия Феоктистовича! И с его к вам глубоким уважением!

Рядом со штофом с водкой, ну не джин же в нем налит, легла раскрываемая пальцами фельдфебеля длинная и узкая лакированная коробочка, в которой....

В которой на бархатной подложке сиротливо лежала одинокая сигарилла. Ручной работы, элит-класс, с мой мизинец толщиной, с костяным позолоченным мундштуком.

Я тщательно всмотрелся в фельдфебеля — нет, зрачки у него не вертикальные, адским пламенем не багровеют и сквозь коротко стриженные седые волосы шевелюры 'дядьки' не торчит ничего остро-рогатого. Значит... Значит, искренне поздравляем вас, господин 'не кадет', вы видите будущее. Недолго, на неясный временной отрезок, но тем не менее получите и распишитесь в получении 'попаданческого' бонуса. Хотел его? Хотел. Ну вот и на, сука, и более не ной.

Я, сохраняя каменное выражение лица, внутренне застонал и скривился. О, Великая Сила, как я тебя сейчас понимаю, самый зеленый Магистр Йода с твоими ломаными сентенциями: 'Виденье будущего ложным может быть'!

Кстати, а это, мать его, кто еще такой?! Что за самый зеленый магистр?

Полный полковник императорской по кап-форме кадрированной арт-воинской части ?5548/963 Стевальский Аркадий Феоктистович родом из природных мещан Клана Выссельских, пребывал в своем кабинете за столом в настроении депрессивном, смятенном и раздраженном.

Одна из причин его столь дурного и неоднозначного настроения возвышалась пред ним соляным столбом, туго затянутая в парадный мундир и жадно поедающая его остекленелым взором. Вторая, самая важная причина, лежала на его столе в виде раскрытого конверта со ломаной сургучной печатью, закрытого опломбированной застежкой личного дела и шаблонным сопроводительным карт-листом. Ну а третья, не очень важная, но сволочная и проблемная, безмятежно предавалась чревоугодию в офицерской камере гауптвахты, распивая лично его водку и выкуривая тоже его последнею сигариллу. Последнею сигариллу от самого Розенцейнена, ограниченная партия, элит-класс! Тьфу! Выродок высокордный, чтоб ты провалился, вместе с этим конвертом, ранее личной печатью самого князя Шухтина запечатанного и от которой ледяной стужей, сердце мертвящей, невыносимо несет. Тем более сейчас, когда страшная печать сломана, а конверт вскрыт.

Полковник повел взглядом по своему кабинету, чуть задержал взор на гранд-майоре Курча, начальнике особого и секретного отдела, тяжело вздохнул и наклонившись всем телом извлек из-под стола штоф из зеленоватого стекла. Не смущаясь ничьим присутствием, умело плеснул в стакан ровно на три пальца и выпил налитое одним глотком. Несколько секунд подвигал челюстями, пожевал вхолостую тонким губами и подтянул к себе лист бумаги, увенчанный сверху собственноручной подписью. Откашлялся:

-Сим документом уведомляю вас, суб-корнет Задольский, что ваше, вчерашнего дня, прошение о переводе в воинскую часть ?17892 дробь 6, что находиться под командованием господина штабс-капитана Лукина, на должность командира третьего взвода третьей роты, мною полностью удовлетворенно. На основании сего документа вам следует незамедлительно получить в финотделе свой воинский аттестат, подорожные средства и убыть к новому месту службы. Извольте исполнять приказ, секунд-корнет!

Лист бумаги, выпущенный из пальцев полковника, беззвучно спланировал на край стола полковника. Замерший перед столом полковника секунд-корнет никак не отреагировал, продолжая стоять статуей пред господином полным полковником. Особист части недовольно повел плечом, сделал пару коротких шагов к столу, одной рукой подхватывая документ, а второй ловко ухватил за локоть секунд-корнета, направляя его к выходу из кабинета. Там, за дверью, он коротко и громко скомандовал: — Сопроводить секунд-корнета! — и тяжело шагая вернулся на свое место.

-Выпьешь со мной, Стас Микулович?

-Выпью, Аркадий Феоктистович, отчего бы и не выпить. Одним грехом больше, одним меньше, разницы никакой. Да, точно так, нет уже нам никакой разницы, господин полный полковник.

Господин полный полковник долго и задумчиво глядел на вскрытый конверт, на сопроводительный карт-лист и личное дело кадета, затем брезгливо коснулся пломбы пальцем, словно мерзкую жабу потрогал:

-А может Верховный милует, как ни будь, дай предки, и может пронесет лихо стороной?

-Ты императорского грифона на печати видел, Аркадий Феоктистович?

Полковник согласно наклонил лысеющую голову.

-А звездочку мелкую над клювом его?

Полковник подхватил конверт со стола, вгляделся, раздраженно ворчнул, выудив из ящика стола очки, водрузил их на переносицу:

-Эту вот самую звездочку?

Желтоватый от табака ноготь уперся в клюв грифона, отмечая странную разлапистую звезду о девяти лучах, мелкую и не очень сразу приметную.

-Эту?

-Эту Аркадий Феоктистович, именно эту. Проклятую звездочку. Но ты наливай, наливай по край, господин полковник.

Майор-особист одним слитным движением подхватил налитый ему стакан и не ломая траектории движения вбил его содержимое себе в глотку. Сильно, стильно, даже красиво. Выдохнул, закусил орешком с вазы, отбил о ноготь толстую папиросу с серебренной полоской на бумаге, закурил, наполняя кабинет полковника густыми и ароматными клубами дыма.

-Это не звездочка, господин пока еще полный полковник, это гриф такой. Знак, метка такая хитрая для знающих — лицезря непонимание в глазах собутыльника пояснил майор — Короче, это Бета-раз только для имеющих допуск степени А+. А мы с тобой, Аркадий Феоктистович вместе до допуска по рангу С+ не дотягиваем. Даже если вместе подпрыгивать будем.

-Так значит, ага. Бета да А, да плюс к ней еще. Угу, рескрипт Его Императорского Величества о статусе и степенях у нас от числа 12 месяца весеннего, года прошлого, а раздел там седьмой. А нет, запамятовал! Истинно то девятый раздел! И говориться там...

Полковник поднял взгляд к потолку, напряженно забренчал ручкой по крышке бювара, затем пальцами по столу и сильно прикусил нижнею губу, явственно демонстрирую недюжинную работу мозга. А потом вдруг как-то единовременно обмяк, расплылся в кресле, уронил обвядшие ладони на свои толстые ляжки, обтянутые дорогим гелландским сукном форменных брюк. И голос его, когда он не сказал, а промямлил, был сух, сер и мертв:

-Может... Может неправильно я вспомнил, а Стас Микулович? А может за эти года проредактировали рескрипт, а?

-Проредактировали рескрипт самого Императора? Шутишь ты дурно, Аркадий Феоктистович. И все ты верно вспомнил. Воинским преступлением это называется и квалифицируется как неправомочное овладение государственным секретом.

-Но мы же не вскрывали и не читали это проклятое письмо! Его этот, долбоклюй тупой, вскрыл! Руки бы ему оборвать вместе с его головой пустой!

-А нам поверят? Ну, что это не мы вскрывали? Вот-то то!

Гранд-майор горестно хмыкнул, самостоятельно нацедил себе еще на мизинец водки, выпил, мало и недолго покатав обжигающую небо жидкость во рту:

-Хорошая водка, у тебя, Аркадий Феоктистович, как слеза чиста, а не вкусная что-то. Горькая и не берет совсем.

Полковник вяло махнул рукой в ответ, открыл правый ящик стола, пошарил в нем, крепко и цепко ухватил ладонью что-то в темной пустоте, чем-то металлически щелкнул:

-Может застрелиться, а?

-Ну застрелись. Только вот какой смысл тебе стреляться? Ну разжалуют тебя, Аркадий Феоктистович, в штабс-капитаны, да медведей охранять на Восточные сопки загонят. Ну и все на этом у тебя неприятное и закончиться. Выйдешь года через два по прошению в отставку, да и живи себе. Ты же землицы арендовать хотел и эту, как ее, крюшт-репу выращивать да на губернские выставки возить.

-Крашт-репу — механически поправил полковник, коротко покосился на гранд-майора, длинно на стакан и на штоф с водкой, но передумал и спросил с каким-то самим себе непонятным чувством жалости к собеседнику:

-А ты? А тебя насколько в чинах опустят? И куда?

-А меня, наверное, в погранцы первым лейтенантом на Фуудзский хребет пожалуют. И то это мне за счастье будет. У меня ведь тут полное служебное несоответствие выходит, против твоей халатности. Так что, давай, наливай еще что ли и будем докладную сочинять да по инстанции ее отправлять. Такую, чтобы в ней все было понятно объяснено, но толком истины так и не постигнуть. Ну и покаянную записку за секунд-корнета напишем. Эх, хорошо, что ты подпись этого идиота аж на трех чистых листах имеешь!

-Да, это хорошо, это ты правильно придумал, Стас Микулович! А... А с этим, с кадетом-то, то что делать будем?

Гранд-майор недоуменно вздернул бровь:

-А что с ним нам делать? И не кадет он, а корнет бронетанковых гвардейских частей. То есть прим-лейтенант он по нашему армейскому табелю. Или старший обер-лейтенант как у наших заклятых друзей. Отсидит он свои сутки да на поезд его и посадим, как в сопроводительном карт-листе прописано. В отдельную каюту самого первого класса, одного на все два места.

Полковник было попытался возразить, но только что открыл рот, да и тут же захлопнул, оборванный резким взмахом руки гранд-майора и его злым взглядом:

-Посадим! И сами все купе выкупим, ты меня понял, господин полный полковник? И доставку ему еды в купе с ресторан-вагона оплатим до самого пункта его назначения. Своими собственными деньгами, за свои кровные все купим. Или ты, Аркадий Феоктистович, никак возжелаешь, чтобы он в плацкарте с ТАКИМ открытым письмом ехал с разным народом, да бегал столоваться на вокзальные буфеты и языком там трепал с попутчиками?

Полковник тоскливо посмотрел на левую полу шинели, где в уютной темноте потайного кармана возлежал его портмоне из тисненной кожи с золотым кнопкой-замком и полностью соглашаясь с гранд-майором, размашисто кивнул головой. Да Верховный с ними, с этими деньгами! Жизнь то спокойная, пусть и никчемная в перспективах чинов и пенсии, всяко любых денег дороже.

Пусть едет, проклятый корнет гвардейский, прим-лейтенант, гвардеец бесов, сын сучий, в общем. Едет да трюфеля, фаршированные в своем купе жрет, лишь бы только отсюда побыстрей, да и подальше.

Глава третья.

Третья посадка, бронь-поезд литерный ФК-1478 ПЛ, Великим князем Седомыслом Воеводиным наименованный 'Защитник-мученик Амундантий', маршрут Тверь Великая — Соликамск-град, купе ?8.

Скрип-скрип-скрип. И еще раз скрип и доо-олгий скрип. Не так противно, как по стеклу вилкой, а этак вальяжно да с достоинством, благородно-возвышенно. Словно и не скрип это, а бархатный голос гигантского лежбища из невероятно качественно выделанной кожи с глубоким тиснением, скромно именуемого — полка пассажирская, купейная, нижняя. И люстры хрустальные в обрамлении фигурном, бронзовом, что по стенам в плотные шелка затянутым висят, тоже под скромным обзывком 'светильник хрустальный одноламповый купейный' прячутся. Ну и латунь, начищенная до нестерпимого блеска, повсюду — на раме окна, рукоятках, поручнях и прочих финтифлюшках хватательно-держательных и подставочных.

М-да, не то что бы пошло дорого-богато, а как-то даже с некой претензией на аристократичность и изыск. Будто и не стандартное купе первого класса самого простого бронь-поезда, даже не экспресса, а вип-каюта шикарного океанского лайнера. Все тут весьма приятственно, уютно, этак лампово, и недешево совсем.

Даю десять из десяти звезд за дизайн и качество материалов. И одиннадцатая звезда за 'приветственный' Первый завтрак от шеф-повара из вагон-ресторана, что прячет свои заманчивые ароматы под мельхиоровым куполом на подносе, пугливо отгородившись от меня баррикадой из сурово накрахмаленных салфеток в металлических отгравированных кольцах. Не спасет, все равно все съем.

Ну и вот с чего бы мне радость такая, комфорт великолепный, денег многих стоящая? Уверен, это с дикого перепуга чинов высших арт-воинской части, где я был в узилище мрачное ввергнут, а потом торжественно, но без оркестра, высвобожден и нагружен пакетом моим секретным, вскрытым, ага, нюхались, суки, и дополнительно выданным мне листом сопроводительным. Вторым уже.

А затем я был облобызан и облизан полным полковником и гранд-майором совместно с ног до головы. Торжественно переодет в тонкой шерсти полевую офицерскую форму нового образца и штурм-ботинки на высокой шнуровке и сверху укомплектован крагами и черным беретом. Форма была с синими петлицами прим-лейтенанта от арт-войск, но со знаками различия и гвардейским гвоздичного цвета аксельбантом броневойск и такого же цвета нагрудным треугольником в серебряной окантовке, что допускается к ношению офицерами в звании не ниже капитана.

Смотрелось все красиво и впечатляюще, особенно защитные очки с артефактными увеличивающими биноль-линзами, но лишь до первого патруля.

Затем я самым скорейшим образом весь такой красивый и нарядный, был увезен на вокзал на штабном 'Адмирале'. Там чуть ли не на руках занесен в это вот купе с сопутствующим бормотанием — превышение и некомпетентность исполнителя, разобрались, порешали, зла не держите и вообще забудьте, милостивы к нам будьте. В процессе бормотания господа офицеры вежливо запихали меня в данное купе, зверски громко щелкнули каблуками и скрылись в тумане, ровно чеканя шаг по ковровой дорожке.

Я после их исчезновения аж по плечам себя похлопал — вдруг на моих погонах бугры канта золотого с разжиревшей лиловой звездой о девяти лучах проявились. Но не было там ничего, кроме трех тощих ромбов прим-лейтенанта и тонкой окантовки гвоздичного цвета нитью, да и быть не могло. Эх, а хорошо быть генералом...

Вон как пред тобой чины нижестоящие да виноватые гарцуют. Вольтижировка и танец с саблями и выкрутасами в полном комплекте.

Проводил я их взглядом по перрону быстро и торопливо идущих, полюбовался на беленные стены вокзала с фальшивыми колоннами и немытыми арочными окнами. Обольстительно улыбнулся и подмигнул очень красивой брюнетке на перроне. Был ее тут же обфыркан и демонстративно проигнорен. Стало мне тогда уныло и прошествовал я тогда в купе под номером восемь горевать, отвергнутый и с разбитым сердцем. В купе, только для меня одного и предназначенного, что мне тут же сообщил старший обер-проводник бронь-поезда голосом хрипловатым и хрен знает, чем воодушевленным, да с придыханием жарким, нервы дам в возрасте волнующим. За кого он меня принял не соизволил прояснить, но тянулся ровно как пред цесаревичем-наследником. Глазами не то что пожирал, глотал не прожёвывая.

Колоритный такой дядька в мундире строгом, с бакенбардами роскошными, с цепью длинною от плеча до плеча с выпуском на живот, ярко начищенной под гербовую бляху. Весьма впечатляющий, бодрый, с выправкой военной, но как мне кажется, гниловатый и слабак по духу. Из тех, что гнев богов и гроза небес подчиненным, слизень преклоняющийся для вышестоящих. А может я и ошибаюсь и предвзятничаю.

Но взор мой суровый он воспринял правильно и так же, как и господа офицеры, растворился в сумраке коридора. Удаляясь, сообщил с поклоном, что если мне что восхотиться, то он сей момент и сразу. Медведя с гитарой и цыган с бубнами, мне что ли с него истребовать? И всю дорогу — Эй-ла-ла! Хо-хо-хо!

Ладно, натянутые шутки с вымученными хохмами в сторону. Что ж, одно доказано — есть кто-то с мозгами и весьма разумный в окружении полного полковника покинутой мной арт-части, вдобавок не жадный по-глупому. Скорее всего это тот самый гранд-майор. Мелькало в глазах у него что-то такое опасно-хищное и прицельное. Двести процентов, что кадр этот с оперативного отдела, в делах секретных полностью повязанный. Ладно, приму я это купе и оплаченное до конца дроги питание из вагон-ресторана как замаскированные извинения от командования этой кадрированной части и все прощу. Все равно не в моих силах и возможностях гадостей разных господам офицерам наделать и неприятности им по служебной линии организовать. Да и купе сие весьма мне нравиться. Пусть живут, черти. Правда не очень долго и совсем не счастливо или я ничего не понимаю в императорских циркулярах, что регламентируют воздействия и наказания для лиц допусков не имеющих, но вскрывающие секретные пакеты с печатями сургучными во всю ширину листа.

Я еще раз скрипуче поерзал на полке и взял в руки матерчатую пластину, нитью суровой со всех сторон прошитую, с блямбами свинцовыми на концах нитей. Поднес к глазам 'гирьки' поближе, внимательно разглядывая. Так, пломбы 'прожимали' рычажной приспособой, а не 'чеканили' наборными планками. Рычажной, но не стационарной — первые и последние знаки чуть скошены.

'17/06 — С— СдСП+'.

Ну это нам все понятно и в расшифровке довольно просто. Цифра 17 это число, 06 — месяц, 'С' с минусом это уровень допуска. 'СдСП+' — строго для служебного пользования высшего комсостава. Сургучная печатка, не печать, номер части, сопроводительный карт-лист, что пришпилен толстыми иглами сверху матерчатого прямоугольника заверен подписью полного полковника Стевальского Аркадия Феоктистовича. Из мещан товарищ, даже не однодворовой и не прижизненный, за заслуги жалованный. Но вот до полного полковника, смотри как ты, дослужился, хоть и не дворянин. Бывают чудеса и исключения.

Пальцы трепетно и вчуственно пробежались по ткани, замирая на неестественном и неправильном. Ну что ж, я даже не сомневался в этом — мой пакет вскрывали и вскрывали небрежно, не боясь последствий. Вот ломаная линия печати под указательным пальцем, средний, подушечкой прожимает открытый и неровно затем закрытый замочек на пакете. Явно потайные шпиндели-стержни сломали открывая, ну а закрыли через силу, вламываясь 'язычком' в фиксаторы. Впрочем, мне это все равно не поможет вскрыть сам пакет — нет подходящих инструментов и приспособлений. Любопытно, аж скулы сводит, да и необходимо весьма — информация о самом себе не просто повод для принятия разных решений и выработка лини поведения, а жизненная и насущная необходимость. Но, но и еще раз, но. Не судьба.

Я раздраженно отшвырнул пакет от себя, метясь в дальний угол полки, что напротив меня. Глянул в окно — мимо медленно плыл крашенный в черный цвет 'клюв' водонапорной башни, открытые бункера с углем, заборы, березки, дорога и пыль дорожная.

Гм, а мы, оказывается, уже давно тронулись, а я и не заметил и свистка проводника не услышал. Теряете хватку, господин резидент. Этак и что-то более важное 'прощелкать' возможно вам. Впрочем, не будем предаваться бичеванию, лучше предадимся чревоугодию.

Мельхиоровый купол вознесся ввысь, выпуская на свободу искушающие мой аппетит ароматы и вызывающие слюноотделение запахи. А еще тяжко, до малейшей взвеси, насыщенный пар от искусно обжаренного огромного пласта мяса. Самый честный говяжий медиум с капельками запекшийся крови. Вкуснотища явная и несомненная.

Очень интересный первый завтрак, полноценный обед напоминающий. И даже ровно двести пятьдесят грамм красного и терпкого вина в пузатеньком графинчике присутствуют. Вкусное вино, со своеобразным букетом. Хлеб белый из высших сортов, прозрачный на свету, невесомый в руке. 'Трава', что есть салат, щедро сдобрена оливковым маслом и жадно просит поливки лимонным соком. Что ж польем, принесли ведь его мне в таре керамической, для соков правильной. Даже по изгибу ручечки кувшинчика холод ползет, пальцы хладом дискомфортя. Артефактный кувшинчик, это точно, и на донышко смотреть не буду, клеймо изыскивая. И масло, про масло-то сливочное, ярко-золотистое, я совсем забыл! Где у нас нож для масла? Вот он! В руку его! В правую! Итак, приступим к поглощению калорийного и аппетитного, а также полезного.

Я довольный и умиротворенный, откинулся на спинку полки, погладил скромный 'барабан' живота, повторно промокнул уголки губ салфеткой. А что, все крайне вкусно, сытно и на высоком уровне. Еще одну 'звезду' этому бронь-поезду! Кстати, а у бронь-поезда, какова толщина брони? Интересно-о. Так, толстая оплетка рамы, синеватое бронированное стекло, чуть наклониться под углом и скосить глаза.

Да ладно! Если глаза меня не обманывают и глазомер не предает коварно — тут более семи сантиметров! И это не обшивка с утеплителем, они чуть внутрь 'вдавлены', пространство купе сокращая, это 'пирог' из сталей с разной закалкой. Этакая местная многослойная гомогенная броня по местной рецептуре. Нет, срез я, разумеется, не видел, но какой идиот будет лить однородный лист в такую толщину? Ну вот и я тоже думаю, что количество идиотов в сталелитейной промышленности исчезающе мало.

Дернул за витой шнурок, дождался осторожно-вежливого стука в дверь, разрешил войти невнятным бурчанием.

-Господин позволит забрать посуду?

Я разрешающе шевельнул своей дланью. Белоснежный халдей, только ботинки форменные цвета черного, да волос рыжий на голове и морда вытянутая розоватая как кроличий нос, изобразил смерч, утаскивая из купе опустошенный мной поднос. На потолке он что ли зависал в ожидании вызова? Временной период между дерганьем за шнурок и стуком в дверь исчезающе мал. Подозрительно мне сие. Но плевать! Пусть хоть под половиком пред порогом таился. Займемся-ка мы делом да делами с делишками.

Прежде чем еще раз осмотреть пакет на предмет вскрытия, вещи разложил — щетка там зубная, мыло с разными для рыльных дел предметами. Одеколоном запахи тела приглушил, расписание обедов-ужинов да как их заказать изучил. Меню вагон-ресторана пролистал, сперва впечатлился ассортиментом блюд, но потом очень расстроился, что суп из черепах у них не подают. И нет вяленного авокадо во фруктовом разделе. И клубничного мороженного, одна ваниль и шоколад. Бедно живут, небогато.

Затем описание вагонной сауны удивленным взглядом пробежал. Лист в тонкой рамке наоборот перевернул, убедился в наличии поездной печати и заверяющей ее размашистой подписи начальника поезда. Хорошо, поверим — никаких шуток, сауна в поезде есть. Прикинул вещь одну наскоро, головой встряхнул, мысли глупые выкидывая из бестолковки. Нет, не выходит тут бассейн никак, нет для него места.

Вновь покосился на пакет секретный опечатанный, задумчиво крутя в пальцах ланцет, честно украденный из медсанчасти. Все же нет и нет. Ну не вскрыть мне пакет без следов, к тайнам страшным не приобщиться. У, зараза!

Гневный, злобный и испепеляющий все на своем пути взгляд метнулся в сторону материи поганого серого цвета, что обтягивала пакет с бумагами. Но не загорелся он и не обратился в пепел, лишь еле ощутимо нагрелся. Не сработало.

Эх, не быть мне Циклопом из Людей Х, не повелевать бурями и лазером из очей моих не шмалять по редискам вредным до полной их аннигиляции и деструкции.

Гм-м, а что это настроение у меня такое бодрое и ершистое, с некой взвинчивающей чувства ноткой свирепой дерзости. С чего бы это? В вино что-то подсыпали или предчувствие чего-то опасного так дает о себе знать? Схожу-ка я прогуляться, развеюсь. Посижу в глубоких удобных креслах под мягким желтым светом от ламп. Длинную сигарету с хорошим табаком в курительном зале выкурю, стряхивая пепел в мраморную пепельницу, чашечку арабского крепкого кофею выпью с рюмкой минимум семилетнего коньяка. Или с двумя рюмками. С людьми разным пообщаюсь и о чем-то пустом и никчёмном поговорю. Выслушаю чьё-то особо важное и мудрое мнение, повнимаю уважительно, головой согласно покиваю. Поделюсь рассказом о суровой армейской героике, небрежно покручивая пальцами форменный темляк. Эх, нет у меня наград боевых и орденов героических! Нечем мне хвастаться. Если только планки знаков классности за награды выдать с серьезным видом похмыкивая и напуская на себя вид таинственный и загадочный. Но это будет детство и баловство дурное.

Оглядел себя в ростовое зеркало на двери купе, подмигнул своему отражению. Отражение худощавого стройного юноши со слегка смугловатой кожей лица и холодным, прицельным взглядом вызывающе ярких зеленых глаз, чистый изумруд, подмигнуло мне в ответ. Невероятно длинные ресницы вздыбили воздух ураганом над аккуратной линией черных бровей. Ладно, ладно, преувеличиваю невероятно.

Черты красивого лица несколько резки, но это только придает ему некоторую хищность. Подбородок тверд, плечи широки, шея жилиста, не тонкая цыплячья. Юношеской припухлости нет и в помине, не отрок пухлощекий, а вполне себе молодой человек. Пальцы сильных рук длинные и изящные с миндалевидными ногтями. Четко очерченные губы дрогнули в одобрительной ухмылке. Крепкие и здоровые зубы белоснежнее жемчуга. Невероятно хорош, породист, просто великолепен. Красавец без преувеличения, сущая погибель для женского пола. Работает моя матрица, работает неустанно и непрерывно, подгоняя это тело под стандарты идеала. Вот только неровный бугристый шрам по середине головы портит плакатный образец, но его мы прикроем форменным беретом. Итак, встречайте меня и восхищайтесь мною, великолепным.

Нет, не помогла мне долгая прогулка по вагону, легкий флирт с кокетливыми фигуристыми мадмуазелями на обзорной малой палубе. Не помогли и три, вместо одной, выкуренные сигареты, три рюмки коньяка и две чашки крепчайшего кофе. И долгие разговоры с господами-попутчиками ни о чем в курительной зале, тоже не помогли мне успокоиться и заглушить неясное чувство тревоги. Что-то беспокойно вздрагивало внутри, неприятно и режуще тянуло в центре солнечного сплетения. Сигналило и сигналило о чем-то. Хорошо, будем пробовать в себе разобраться.

Я сел в позу извращенную, цветочно-лотосную, царапнув подошвами штурм-ботинок по лаковой коже полки, закрыл глаза и начал растворяться в Великом Ничто в поиске осторожном и терпеливом. Срабатывало же ранее, поему бы не сработать и сейчас?

Вслушался чутко в себя, игнорируя довольное ворчание-бурление в желудке, шумы сердца, шелест вдыхаемого-выдыхаемого воздуха. Так, там, там что-то....

И словно со всего размаху мне зазубренную, листовидную пику с тяжким проворотом воткнули. Снизу-вверх, с маха разламывая ребра, рвя альвеолы легких, щедро орошая все вокруг ярко-сочным, алым. Моей кровью.

Жаркая испарина обволокла мокрой тряпкой виски и затылок. Тяжелая капля ледяного пота раскалённым колесом скатилась в нить расщелины между с силой стотонного пресса судорожно сжатыми ягодицами. На голове ничего не ощетинилось, не встало дыбом — нечему. Мышцы тела болезненно тянуло, будто весь световой день 'железо' тягал через 'не могу'.

Я шумно выдохнул, качнул головой, шевеля затекшую шею. Медленно, помогая себе подбородком, разжал пальцы, сдавленные в монолит кулаков. Сперва на правой, затем на левой руке. Полюбовался на багровые следы от ногтей, что пытались вспороть кожу ладоней. Дождался завершения оборотов огненных колец перед внутренним взором.

Эк как меня... Вставило, вытаращило, проняло. Без видений, без картинок сумбурных, но с четким до рези в глазах, ощущением близкой и непреодолимой опасности.

Вдох-выдох-вдох и медленный, сквозь зубы выдох. Все, успокоился. Сердце гулко бахнуло напоследок, забилось ровно, размеренно. На висках стянуло кожу, испаряя пленку испарины. Взгляд быстро обежал стены купе и все что на них накручено и присобачено. Нет, здесь нет ничего мне нужного. Надо искать там, где обитают повелители компостера и проверяльщики билетов. Или на втором, оружейном, ярусе вагона.

Сопроводительный пакет в рюкзачок, что есть вещмешок. Салфетки со стола туда же. Полотенце, перетянуться, если что и вдруг. Простынь. Стакан с подстаканником? Нафиг! А вот чайная ложечка нужна. Оторвать шнур вызова обслуги? Нет, ненужно.

Взгляд стремительно метался по купе, оценивая, взвешивая, донося визуальную информация до мозга. Серое, извилистое, в компенсирующей жидкости анализировало и тут же отбрасывало ненужное, лишнее и дурное. Нет, нет, нет тут ничего полезного. Руки тем временем сами по себе подтягивали ремень, вдевали пуговицы в петли обшлагов, пробегали по шнуровке высоких штурм-ботинок. Пальцы тщательно проверяли полное закрытие клапанов нагрудных карманов. Правая ладонь хлопнула по груди, подтверждая наличие зажигалки, левая ладонь огладила оголовок 'Ножа полевого специального офицерского'.

Дай тебе Бог здоровья, полный полковник Стевальский Аркадий Феоктистович за то, что не поскупился ты на смену формы моей изгвазданной в борьбе с некросущностью гадской. В этой, полевой, мне все лучше быстрые действия творить, чем в кадетской 'парадке' душной. Так, ничего не забыл, ничего не оставил. Все, пора, уходим.

Где-то внутри самовольно включившийся таймер начал заливаться тревожными отщелкиваниями, заставляя меня двигаться все быстрей и быстрей. Зачем, для чего, что происходит или произойдет, не ясно и не понятно, но уверенность, что из купе, да вообще с этого бронь-поезда надо валить, обретала крепость алмаза.

Дверь купе мягко откатилась в сторону, не пробежка, а буквально пролетка по коридору до купе проводника, минуя курительную залу с вытаращенными на меня глазами там сидящих. Мимо мелькает смазанной картинкой малая обзорная палуба с выпукло-широкими иллюминаторами, взлетают потревоженными птицами цветные веера, кокетливые вуалетки и вздуваются подолы легких летних платьев обаятельных юностью двух мадмуазелей. Это другие, с ними я не общался. Одна красива, очень красива. Огнем жгучая брюнетка. И вовсе совсем не просто 'даже ничего'. У меня даже глаза непроизвольно скосились в ее сторону. Так это же та девушка, с перрона!

Вот же всеохватный биопроцессор в плотной связке с инстинктом размножения! За доли секунды, за краткий миг, не нужное сейчас, в данный момент, отметил и ярко запечатлел в кратковременной памяти. Стереть! Какое сейчас размножение и рода продолжение? Тут выжить бы!

Внутренний таймер уже не отщелкивает, а непрерывно и алярмно трещит, орет, как счетчик Гейгера, упавший на груду урановых стержней.

Рука рывком, почти ломая, опускает вниз фигурную ручку с волнами изгибистыми по краям.

-Оружие? Личное? Встроенное? Отвечать!

Голос мой не голос, скрежет пластинки на высокой скорости, но разборчив и смысл вопросов понятен, ибо наполнен силой, нетерпимостью к мямленью и явно демонстрируемым желанием вырвать ответы из самих легких проводника, минуя его гортань, голосовые связки и язык.

-Ваше сиятельство! Да, да как тут то?! Это только же в амбразурах на втором ярусе! Никак в вагоне класса первого...

Но я уже не слушаю блеянье испуганной овцы, увидавшей три сотни голодных волков. Каблуки смятенной дробью пробивают металлические ступени с овальным перфорированием. Руки мощным рывком выдирают тело по лестнице вверх, досадно злясь на медленные нижние конечности.

-Господине! Посторонним вход...

-А позвольте-ка вас...

Шум, ненужный незначащий ничего шум. Помехи. Взгляд уже выцепил стойку с карабинами, подсумки с набитыми патронами обоймами. Это я удачно зашел! Ноги быстро и стремительно несут тело к увиденному, но сейчас не успевают руки, левая и правая, что бьют под-дых терт-лейтенанту левой, правой в этот момент растягивая пряжку его ремня с тяжелой и грубой, из плохо выделанной свиной кожи кобурой, где спит 'Ярило' с удлиненным стволом и магазином на двенадцать патронов. Артиллерийский вариант, калибр 11,41 мм., почти что такой же как у нашего старого доброго 'Кольта'. У 'Ярилы' тоже усиленный пороховой заряд и чуть вытянутая конусная форма оболочечной пули. Вещь серьезная, убойная и вещь мне крайне нужная.

Солдатик, что вскрикнул: 'Господине!', с Полесья, там такой говор, растерянный и потерянный, не знает, что ему делать — меня хватать — на его глазах напали на офицера или ленту в станковый пулемет заправлять, потому что мой Голос, не голос, а ГОЛОС, болезненно рвет его слух командным воплем:

-Боевая тревога! Нападение на бронь-поезд!

Но поздно, уже поздно. Секунды отпущенного мне времени истекли, выжглись яростным пламенем бесследно. Все, пизд*ц....

Удар. Удар. Удар.

Удары такой силы, что я не просто взлетаю к потолку оружейного яруса, а буквально впечатываюсь в его стальную поверхность. Хрустят ломающиеся ребра с позвоночником, зверски больно по голени бьет приклад ухваченного в последние мгновенье карабина. Кобура с 'Ярилой' криво промахивается мимо бедра, но все же мстит, жутко выкручивая кисть набранной массой. Жалобно плачет и громко кричит рвущийся в клочья металл бронелистов вагона, распорок, поперечных и продольных балок, гнутых на вальцовом стане шпангоутов. Вторя ему гулко взрыкивает, лязгая стальными челюстями безжалостно скручиваемая центробежной силой рама вагона. Бесконечными хрустальными каплями осыпаются с похоронным звоном тревожных колоколов закаленные стекла в окнах купе, иллюминаторах, смотровых бойницах выносных башенок и пуансонов. И громко, на грани ультразвука, кричат, вопят, орут и воют от невыносимой боли погибающие люди. Жалобно, еле слышно, стонут умирающие от ран, отходящие в мир иной тяжко и мучительно.

От беспощадных ударов, дробящих в пыль кости скелета. От зазубренного и рваного металла, вспарывающего животы, режущего артерии и вены, отсекающего конечности и головы. От ожогов от вспыхнувшего материала обивки вагонов. От страха.

А в моей голове бьется, бьется и стучит пулеметной очередью в кость черепной коробки одна короткая, всего в два слова, мысль:

'Не успел! Не успел! Не успел!'.

Ровно до тех пор, пока мягкое и теплое одеяло темноты не накрывает меня с головой. Какое-то нелепо краткое вышло у меня 'путешествие'.

Глава четвертая.

Неизвестно где. Неизвестно когда. Неизвестно почему.

Какое небо... Такое небо. Нет, не голубое, просто незнакомое мне небо. Чуждое, стороннее багряным отсветом с нелепым, смутно лиловым оттенком. Блеклым таким, тошнотно-неприятным. Как...

Ну как-то так. Зато луны хорошо видно. Вечер уже наступил? Но светло как днем. Северный вечер с белыми ночами? Кстати, а вторая луна здесь откуда? Или это в глазах моих двоиться? Да нет, чувствую я себя хорошо, просто отлично, словно после хорошего, долгого, без сновидений сна. И еще я не ощущаю никаких последствий от моего полета к ребристому из-за балок потолка оружейного яруса вагона — ни боли, ни ощущения от поломанного в труху позвоночника с раздробленными ребрами. И голень не ноет после встречи с металлической оковкой приклада карабина. Кстати, где он? И где я?

Я резко сел, одновременно оглядываясь вокруг себя. Сзади меня лес, лес и лес. Без просвета, мрачный, темный, еловый, с редкой порослью какого-то кустарника. Справа, слева и прямо передо мной чадят и пышут остатками жара груды перекрученного металла с черными пятнами пожарищ с щедро рассыпанной вокруг колотой крошкой стекла на железнодорожной насыпи. Из сизого на цвет металлолома, вверху груды, кое-где торчат вывернутые винтом стволы крупнокалиберных пулеметов и по разному гнутые короткие стволы автоматических пушек. Бывший оружейный ярус вагона. Живых там, судя по всему не осталось. Как и в нижнем, пассажирском ярусе. Если в этом спрессованном месиве выжил хоть кто-то, то ангел-хранитель у него сам Архангел Гавриил, не меньше. Ну или семикрылый серафим, из тех что в конце времен вострубят, на Страшный суд народ собирая.

Чуть дальше смятых бронь-вагонов видны серые жестянки с блеклыми красными и синими пятнами, собранные в гармошку, скомканные в неопрятные овалы металла. Это когда-то были крыши пассажирских вагонов РЖД, вон различаются останки вентиляционных 'грибков' и прочие узнаваемые интуитивно детали. Рядом, вдалеке и в самом лесу лежат, зарываются в землю, подгибают своею тяжестью поломанные деревья черные оси-тележки вагонов. И всюду, всюду — изломанное нечто, рванные замызганные тряпки. Распахнутые чемоданы, саквояжи, еще что-то из ручной клади, бесстыдно и нагло вывалившие на землю свое содержимое. Мусор. Клочья чего-то, мелкие обломки. Жалки остатки и останки того, что изображало в вагонах шкафы, сундуки, вешалки, рамы, двери, поручни, багаж пассажиров. Сущее месиво, истинное распидерасево. Жуть визуальная.

Рука непроизвольно потянулась растереть лицо, ощупать на предмет ран и повреждений. Нет на лице ничего. Ни царапин, ссадин, ни ушибов.

Как, как я выжил? Как выжил в крушении? Или это опять игры Высших Сил, звездами траханных, а сука?! Опять меня куда-то и зачем-то?!

Гнев тяжелой волной всплеснул внутри меня раскаленной лавой, бешенным жаром окатил тело, вздергивая на ноги. Где, где карабин, мля?! Поиграть мной решили?! Покорную пешку нашли?!

Так сейчас я тоже сыграю! Сыграю в свои шахматы со своими правилами, где проходной пешкой будет проходное отверстие в моем лбу!

Мат-ть! Что за хрень правую руку вниз тяжестью тянет? О, так ты со мной, дружище 'Ярило'! Это есть гут, большой и своевременный. Лучше всякого карабина — не надо ботинок расшнуровывать да с носком снимать. Пальцы цапнули поворотное кольцо застежки кобуры...

Счас я вам, демоны, счас... Погодите! Я покажу вам как со мной играть! Все, нахрен! Увольняюсь по собственному и без отработки!

-Господин офицер! Господин офицер! Вам категорически нельзя вставать! Вам... Вы... У вас... Там...

Звонкий девичий голос, как он там зовется — сопрано-колорано, постепенно затихал, превращаясь в испуганный и изумленный шепот.

А ты что за чудное виденье? И тут же выскочила из глубин памяти подсказка — та, вторая, что 'вроде ничего', но не красавица из красавиц с обзорной палубы вагона. Высокая блондинка с лебединой шеей, пышной грудью, голубыми глазами и яркими чувственными губами.

Нет, не в моем вкусе эта курица. Смотри-ка, тоже выжила чудесным образом, но и потрепало ее знатно — на скуле синяк в ладонь размером, губы разбиты, от шеи к ключице тянется кровавая шероховатость чуть поджившей ссадины. Стоит скособочено, бережет левую ногу. Правая рука выше локтя до плеча туго перебинтована голубой шелковой тканью. Полная симметрия. На шелковой ткани проступают кровавые пятна. Это простынь с вагона? Точно простынь, у меня в купе такие же были. А одна в вещмешке. Он тут, со мной — лямки неожиданно резанули тяжестью на плечах.

-Что у меня, сударыня?

Голос мой истекал ядом неприязни, сочась кислотой в каждой произнесенной букве.

-У вас там... Там... Ниже ремня! Там у вас рана, господин кадет! Вы тяжело ранены! Господин доктор не велел вас никак тревожить, чтобы не навредить более чем!

Бредит девка. Какая нахрен у меня рана?! Почувствовал бы! Я опустил взгляд вниз, скользнув по пряжке ремня, споткнулся, замер взором на железяке в засохшей корке крови. Гм-м, эм-м, м-да. Действительно что-то там есть типа раны. Вон какая фигня из меня торчит. Скромно, тихо, не мешая двигаться, как свое, родное, с самого детства приросшее.

Тронул нежно, еле коснувшись — не больно. Надавил подушечкой пальца, качнув на долю миллиметра в сторону, ожидая вспышки, пламени огня боли — в паху ведь дрянь сидит, почти рядом с самой ценой частью моего тела после головы.

Нет, ничего. Ни боли, ни рвет, ни тянет, не жжёт. И даже вроде как бы железяка шевелиться. Подается будто бы наружу. Замер на секунду, прикусил тяжело пахнувшую забитой свиньей кожу ремня, что сдернул с терт-лейтенанта оружейного яруса. Шевельнул плечом, выдохнул-вдохнул, задержал дыхание и потянул из себя по малой доле, по грану, ожидая всего — потери сознания, фонтана крови, дикой боли.

Короткая, в ладонь длинной, гнутая полоса металла мягко и невесомо выскользнула из моего тела, словно сама стремилась покинуть мои ткани, полностью понимая неуместность своего во мне нахождения. Вывалилась, вырвалась из ткани брюк, потащила недолго за собой полу кителя и упала на жухлую желтую траву из разжавшихся в шоке пальцев. И ни капли крови. Ни точки алой. Это как так?

Ремень с кобурой упал рядом с железкой, клацнула, расстегиваясь уже пряжка моего ремня, руки откинули полы кителя, расцепили крючки ширинки, что заменяют на местной форме пуговицы. Не стесняясь чуда с голубыми глазами, я стащил штаны, спустил рывком казенные трусы и наклонился, вглядываясь в.... В происходящее чудо?

На моих глазах, буквально за секунды, зарастала рана, нет ранка, нет царапина. Мать! Ничего уже не зарастало! Чистая, здоровая кожа без малейших повреждений!

Я просунул палец в дыры формы, потер место где торчала железяка, покосился на железяку, что индифферентно лежала на травке:

-Это... Это просто охуеть... Да простит меня мадмуазель за мой французский.

Но мадмуазели было не до моего прощения — красная как кумач боевого знамени Первой Конной Армии, она мертвела столбом глядя мне вниз, ну в тот низ, что ниже ремня. А что, у меня там есть на что посмотреть. Но все, хватит глядеть, это только первую минуту просмотр бесплатный.

-А-ах!

Быстрый шаг вперед, черт, штаны, приспущенные, мешают, но все равно успеваю подхватить обморочное тельце совсем не эфирного веса и мягко опустить на все туже жухлую траву. Ну очень неуклюжая эротика на лоне девственной природы.

Ах, какой же все-таки ужас ей пришлось пережить! Было так страшно, так страшно! Сердечко замирало, трепетало, билось в трепетной панике, как медный язычок противного новомодного электрического звонка у милого папеньки. И ничего, ничегошеньки не было видно! Темнота, ночь непроглядная, а оттуда из беспросветной черноты ужасные шумы и крики, крики, крики! И кошмарные стоны людей. Стоны просто такие, такие, что было так страшно упасть в спасительный обморок! И так темно, так жутко темно! И больно. Викторию, дочь дипломата, девицу благопристойную и очень образованную, так маменька говорила, небрежно, словно стебелек травы носило по черноте купе. Грубо наталкивало на стены, ударяло о что-то жесткое и твердое, мучало разно и безобразно. Виктория была возмущена этим до глубины души — куда же смотрит поездная команда? Господин начальник бронь-поезда, галантные господа офицеры оружейных ярусов и эти, хамы неученые, проводники?! Ей же больно! И ничего не видно!

Но по прошествии некоторого времени вдруг все зразом и закончилось. Виктория Глебовна Мечкова сомлела от всех этих ужасных перипетий, потеряла сознание, а затем обнаружила себя лежащей неудобно и — о какая же невозможная невежливость по отношении к ней! — на голой земле. Без пледа. И даже без плотного джутового коврика из далекой Чины, что всегда приносила на пленэр ее любезная Миточка. Ах, ну почему папенька запретил ей брать ее служанку с собой! А еще очень сильно болела все левая сторона ее очень фигуристого тела. Вот вся-вся! И правая рука тоже болела.

Виктория поглядела на руку и вновь потеряла сознание. Там такая большая рана! Просто море крови! А-ах!

Очнулась Вика от скрипучего голоса неприятного господина и резкого запаха лечебной соли:

-Вот так, милочка, открывайте глазки. Все-все уже закончилось.

Вика открыла глаза, утомленно и слабо посмотрела на некрасивого мужчину с фигурой тела как у груши, что невежливо возвышался над ней и жалобно простонала:

-Ах, вы же доктор? Господин доктор, скажите и не скрывайте от меня весь ужас моего положения — я ведь буду жить? У меня на руке такая рана!

Господин доктор как-то нехорошо закашлялся, словно что-то скрывал этим кашлем и скомкано произнес, сильно хмурясь:

-Будете, мадмуазель, будете. И на балах красотой своей сверкать будете. Нет там у вас, милая моя, никакой раны, всего лишь царапина и ушиб. И слева тоже только царапины, ссадины и средней тяжести ушибы.

Затем он некультурно взлохматил остатки шевелюры и еле слышимо пробормотал:

-Я вообще не понимаю, как такое возможно — либо легкие раны и всего лишь ушибы, либо травмы не совместимые с жизнью. Ничего среднего, ничего по середине. Ничего не понимаю.

Вслед за окончанием своего бормотания, он совершенно по-хамски взял и просто от нее отвернулся, сделав два шага назад. Но потом опомнился и повернулся к Виктории. Но не для извинений!

-Я хотел бы попросить вас, мадмуазель об одном важном одолжении.

-И каком же важном одолжении, сударь врач? И разве я в состоянии что-то исполнить для вас? Я ужасно ранена и мне нужен уход и покой! Или вы этого совсем-совсем не видите?

Вот так тебе, чурбан бесчувственный! И никакой господин доктор, а просто врач! Лекарь для плебеев.

-Вы не ранены, мадмуазель. Ваше состояние не внушает мне никаких опасений. Совершенно — доктор еще сильнее нахмурился и очень строго посмотрел на Викторию:

-А попросить я вас хотел вот же о чем — доктор махнул рукой в сторону:

-Вон там, на маленьком пригорке, в очень тяжелом состоянии лежит его сиятельство светлейший князь Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебург. У него полостная рана и я бессилен ему помочь. Если...

Доктор вновь сильно закашлялся, загмехал, но все же нашел в себе силы закончить:

-Если его сиятельство начнет... Э... Приходить в себя, то сообщите мне об этом пожалуйста — у меня есть укол морфия для облегчения его мучений. Вот. За сим прошу меня простить мадмуазель — меня ждут другие пострадавшие. Извините.

И ушел, совершенный грубиян, хам и невежа. А еще с синей розеткой ордена Светоча в петлице лацкана сюртука, коим награждаются только люди благородные, великих успехов на поприщах наук достигшие.

Вика осторожно приподнялась со странного цвета желтой травы — выгорела так, что ли? Огляделась — где же этот князь со столь длинным именем? Наверное, это очень красивый, мужественный и благородный человек. С таким-то длинным именованием!

Ее совершенно не взволновал окружающий ее хаос переломанного, пугающие бритвенно-острым разрывы металла, весь бедлам и кошмар железнодорожного крушения. Виктория искала взглядом светлейшего князя.

Но на пригорке единственным в стороне лежал всего лишь юноша. Бледный, со страшно некрасивым шрамом на абсолютно лысой голове. В военной форме. И погоны у него было без золотого канта, что красиво сверкает на солнце, а с какой-то тряпочкой по краям. Фу! Такого неприятного гвоздичного цвета. Это даже не серебро, как у папеньки знакомых офицеров! И это светлейший князь?

Виктория сделала несколько неуверенных шагов вперед. Присмотрелась, более внимательно пригляделась. А может это и князь, самый настоящий. Они ведь тоже бывали когда-то детьми, потом юношами и уж затем вырастали в красивых и осанистых мужчина.

Вон, какие у него плечи, даже отсюда ей видно, широкие и ровные, тяжестями к земле не опущенные. Ноги у лежащего юноши вытянуты ровными и стройными, этими, пара-лель-ями! И длинные-длинные. Лицо смугловатое, тоже с еле-еле заметными следами от маленьких шрамиков. Наверное, этот красивый юноша воевал, а это ранения от вражеских пуль и снарядов.

Красивый? Виктория и прищурила левый глаз.

Действительно, юноша очень красивый! Точеный нос, твердый подбородок, ровный абрис губ. Нежная бархатистая кожа. А какие у него ресницы! Длинные, пушистые, черные-пречерные! И брови такие, словно их мастер-художник нарисовал. И глаза! Глазища! Зеленные-презелёные! Такие огромные, что в них только заглянув можно утонуть.

Вдруг Вика вздрогнула, громко вскрикнула. Юноша еще шире в изумлении распахнул свои красивые глаза, резко привстал, а затем взял и встал на ноги. Вот так просто взял и встал! А у него из живота... Нет, это ниже, это такое место... Вот то самое такое место, о котором воспитанные и целомудренные дамы между собой говорят только шепотом и обязательно прикрываясь веерами.

Так вот, оттуда — Вика еще сильнее порозовела, хотя куда уж более — у юноши торчала корявая окровавленная железяка. А вокруг нее кружило засохшей кровью широкое темно-красное пятно. Очень неприятное и пугающее. Но юноша стоял и стоял, не замечая своей страшно кошмарной раны. На его лбу грозовыми молниями прорезались суровые складки. В глазах вспыхнули яростные зеленые огни. Такие, ах, жуткие и такие-такие притягательные! Как... Как у ангела гневного!

Но... Но он же так сильно ранен!

Это у него шок, догадалась Виктория. Девушка крепко сжала кулачки и смело шагнув вперед, громким голосом и очень серьезным тоном обратилась к юноше:

-Господин офицер! Господин офицер! Вам нельзя! Вам категорически нельзя вставать! Вам... Вы... У вас... Там...

А он... А этот... А он так грубо отвечал и так невежливо с ней говорил! И на нее совсем не смотрел, а глядел себе вниз. Совершенный хам и грубиян, а еще князь!

Вика обиделась и только-только хотела отвернуться, как он вдруг снял свои форменные штаны, и Вика увидела то, что никогда ранее не видела.

И это было тоже красиво. Очень. Это было большим и таким притягательным! Таким точенным, таким стремительным. То есть стремящимся. Стремящимся к ... Ох!

Но на это большое и красивое долго смотреть девушке нельзя, совсем нельзя! Иначе... Иначе ее сочтут распутной и возможно, даже совсем падшей! И поэтому Вика сделала то, что она умела лучше всего — взяла и упала в обморок. Но все же она успела почувствовать, как ее подхватили крепкие мужские руки, а щеки обдало жарким дыханием. И пахло от юноши яблоками.

-Господин офицер! Господин офицер, ваше... Ваше поведение! Оно абсолютно непристойно и откровенно вызывающее! Как вы смеете в такой момент у всех на глазах делать это! Да, да, это!

М-да, идиотская ситуация. И этот кричащий на меня идиот делает ее еще более идиотской.

Разворачиваюсь назад также быстро, привожу форму в уставной порядок без застегивания пуговиц воротника-стойки кителя. Кобура на автомате вешается на подвесной сбруе на ремень, на живот. Немного неудобно, грузно свисает — нет плечевой перевязи. Клапан кобуры уже откинут и 'Ярило' тычется мне в ладонь ребристыми 'щечками' массивной рукояти.

Я жгу взглядом явившегося из неизвестных далей предо мной субтильного интеллигента со шкиперской бородкой в мягкой фетровой шляпе на голове и вельветовом пиджачишке на теле. Шляпа его, а вот пиджак нет — маловат в плечах и рукава короткие. Под пиджаком на нем грубой вязки свитер с широким отложным воротником. Также не его размер. На ногах интеллигента лакированные когда-то, а сейчас полностью запыленные и часто исцарапанные лакированные штиблеты.

Мародер? Осматриваю долгим холодным взглядом его всего такого потрепанного, порванного, скособоченного и с перебинтованным тряпкой ото лба до скул бледным лицом. Для глаз сделаны неровные дыры, щек из-за повязки толком не видно. Правый глаз его гневно и яростно сверкает праведным огнем из-под частых слоев бинтов. Левый опух веком и заплыл густым фиолетом. Шумно и разъярённо раздуваются ноздри тонкого хрящевого носа с горбинкойю Горбинку предполагаю — из-за ткани вижу лишь контур. И пальчики у бычка, взбешенного, совсем грязные, в чем-то темном перепачканные. И в гузку куриную, гм, то есть в кулачки сжимаются. Бурно гневается на меня и возмущается мною это неожиданное явление.

-Ты кто такой есть? Мародер, сука? Где чужую одежду взял, скотина?! К 'стенке' за мародерство захотел, штафирка дерзкая?!

В лоб ему так, без экивоков, с шипением змеиным злым не то что бы спрашиваю, а почти обвиняющее утверждаю, приговариваю.

Это что бы сразу точки над I расставить и прояснить, кто тут есть ху из ху. И быстро по сторонам веду глазами, пока эта сухопутная помесь просоленного морскими ветрами шкипера с рыцарем Ланцелотом шумно глотает воздух и панически ищет слова для ответа.

А вокруг меня много народа. Весьма такое приличное количество. Хм, поразительно мне сие. Неожиданно и вдруг столь много выжило народу при крушении бронь-поезда. А я тут пред ними в неглиже сверкаю своими достойными достоинствами.

Вон там парочка дам в возрасте, на пологом пригорке в компании с гувернанткой и поджарым слугой или скорее охранником — взгляд у него пса сторожевого, горестно сгорбившись сидит на остовах чемоданов. Тихо плачут. Раньше рыдали, а сейчас силы закончились, и они просто плачут. Много далее шестеро, а может и семеро, перемещаются они постоянно, беспорядочно и хаотично мелькая, мужчин. Точное, восемь их — один из этой компании сидит сильно скособочившись и пригорюнившись.

Господа эти, осанистые и очень упитанные, что-то бурно и яростно обсуждают, руками как крыльями машут друг на друга и просто вокруг себя. И постоянно кричат друг на друга. Наверное, решают, ну как обычно — кто виноват и что им делать.

Не слышу я их четко и ясно, очень далеко они, да и в груде металла, что ранее был вагоном первого класса, что-то засвистело громко и прерывисто, шумно забулькало паром. Явно контуженные гремлины буянят.

Перевожу взгляд еще чуть дальше. А дальше и далее еще, и еще, и еще люди.

Взрослые — мужчины и женщины. Подростки. Девушки напуганной стайкой. Пятеро детей. Нет, девять детей — трое стоят, четверо сидят. Двое детей лежат накрытые одеялами, плащами и шубой. Ну да, летом в поездке, шуба самая необходимая и нужная вещь. Стоит на своих двоих и колоритный обер-проводник из моего вагона. Правда, без цепи, но с бакенбардами и в мундире, почти целом, лишь рукав надорван. Тоже выжил. Правильно говорят — такое не тонет. Рядом с ним коротконогая толстая тетка проводница в темно-синих цветах форме и черной беретке — не видел тут ранее таких. Парень с фиолетовыми волосами, в очках-велосипедах и оранжевом худи, с видом диком и растерянным, крутит смартфоном над головой — связь ищет. Два железнодорожных мента в полном обвесе. Молодые. Нет, не молодые, за тридцатник лет — это точно.

Побитые, легко раненные, но перевязанные уже. И не простынями и тряпками как интеллигентный дон Кихот и блондинка, а марлевыми бинтами. Зло оглядываются вокруг себя, раздраженно теребя тангеты бесполезных раций. А взгляды у них все хуже и хуже, взгляды уже жадные, ищущие такие, оценивающие взгляды. Знаю я такие взгляды, всегда они кровью заканчиваются. Особенно плохой взгляд у сержанта — тертый, циничный, облизывающий женские фигуры. Взгляд, наливающийся пока еще смутным ощущением вседозволенности и осознанием своей неограниченной власти. Очень похоже, что бывал он в похожих ситуациях, гнул прессом закона сильных, ломал слабых. Быстро отошли от шока, черти.

Что-о?!?!?

Фиолетовые волосы, оранжевое худи, смартфон, железнодорожная полиция, рации?! Ах ты мать, мать, твою же мать! Сердце резануло предчувствием гадостного и неправильного. Ну а как еще-то? Что еще от них ожидать-то?! От когда-то земляков моих? Сам то я какой? Белый и пушистый? Нет конечно, та я еще тварь хищная. Ну тогда, что стоим, кого ждем? Работаем!

Мелькнул белобинтовым пятном сбоку сухопутный шкипер-интеллегент, что открывал широко рот, видимо насобирал наконец слов на ответ мне. Промелькнули осанистые господа, обер-проводник, проводница. Вскрикнули напугано лежащие и стоящие дети, даже те, что под шубой. Ну я бы тоже бы с испугу пересрался, когда мимо тебя нечто мчится со стволом в руке и взглядом бешенным.

Взвизгнула заполошно какая-то мадам, ей в унисон залилась ультразвуком толстая проводница. А 'Ярило' уже ярился в моей ладони, снятый с предохранителя и видя перед собой цель.

Тычок стволом в низ живота, в пах, сержанта полиции — бронник у человека государева на теле, с долгой протяжкой, словно я его проткнуть хотел. Согнулся он пополам с хрипом затяжным, болезный, качнулся в коленях ослабнув. Но на ногах устоял. Резкий удар кулаком по шее, в точку чуть ниже уха. Сержант пыльным кулем свалился мне под ноги. Я присел, левая, свободная рука, щелкнула застежкой клапана, извлекая из кобуры на боку табельный ствол. Тьфу, дрянь какая! ПМ вшивый! Не отпуская все это время взглядом второго полицейского, ефрейтора, негромко скомандовал ему:

-Медленно, двумя пальцами достал свой ствол и положил на землю! Или на счет три всажу пулю в колено. С большим моим удовольствием. Итак, раз...

Чуть слева и сзади ефрейтора кто-то из двуногих нехорошо шевельнулся, то ли камень с земли пытаясь поднять, то ли стойку стартовую принимая. Я, не отводя взгляд от полицая, кинул скупо в сторону затеявшего нехорошее:

-А тебя, если дернешься, без предупреждения завалю. Ефрейтор! Не спи, а то навсегда уснешь.

Секунда, еще одна и дрогнул господин полицейский прочувствовавший мой взгляд. Метнулся глазами по сторонам, поймал стену отчуждения, потянулся перепугано к кобуре. Я его подбодрил, даванул Голосом:

-Давай, ефрейтор, доставай его нежно. Потом сам мне спасибо скажешь.

И качнул стволом 'Ярилы' вверх, направляя его ему в лицо, для ускорения процесса. И улыбнулся, линию своих губ сломав зверским оскалом. Тут совсем ефрейтора проняло. В одно мгновение лег воронёный детеныш российского Военпрома на желтую траву.

-Спецсредства, наручники, бронники и дубинаторы тоже снял и сложил на землю. И у сержанта своего тоже все забери.

Не оглядываясь, не отводя от него взгляда, крикнул в пустоту:

-Обер-проводник! Ко мне! Бегом! — и добавил зачем-то — Галопом, шайзе!

Нервное, наверно.

Уловив через некоторое время шум движения и хрип отдышки за спиной, скомандовал обер-проводнику:

-Собрать все это в мешок. Отойти на пять шагов. Вызвать сюда, офицеров оружейных ярусов и нижних чинов!

-Слушаемся, ваша светлость! Как есть сей момент все исполним! — прошмыгнул толстой мышью обер-проводник слева от меня, быстро сгреб все выложенное на землю в здоровенный мешок — где только взял? Хекнул, поднимая плотно набитую тару и отшагал на полусогнутых на указанное расстояние. И уже оттуда доложился мне в спину, тоном, преисполненным почтения и голосом волнительно дрожащим:

-Ваше светлость, а нету господ офицеров. Мертвые они все, сгибли при крушении. А нижних чинов только трое в живых. Двое тяжко пораненные, не транспортальные они, как господин доктор сказал. И один легко раненый. Однорукий он, левая ладонь у него железом насквозь проткнута.

-Херово сие, мой любезный обер-проводник — я задумчиво почесал висок стволом 'Ярилы', мозгуя, что мне делать с этими хомо эмвдэшными, вон как злобно на меня они зыркают — сержант мутным взглядом с земли, ефрейтор со своих двоих, на меня сверху вниз взирая. Здоровый лось, упитанный и тренированный. Оба они здоровые. Нет, так их сейчас оставлять нельзя, под 'караул' обязательно брать надо. Невозможно с ними по-другому — адекватные мысли у них пока заменены пунктами и параграфами, действовать они будут исходя из своих шаблонов. А шаблоны у них гадские, людоедские. Ну а ждать, когда они осознают произошедшее и в разум придут у меня возможности нет.

Предсказываю — первым делом попытаются всех обезоружить, меня так самого первого, подгрести под себя все и всех застроить ради собственного спокойствия. Стадо покорное организовать. В общем, натворят дел поганых, я разбираться устану, а их самих занулить придется, как фактор негативный и дестабилизирующий. Лишняя и бессмысленная трата людских ресурсов. А мне они пригодятся — передовой дозор там, часовые, охрана временных стоянок во время привалов, так как надо уходить с места крушения. В путь-дорогу крайне потребно отправляться. Да и всем нам надо уходить — внутреннее чувство четко, ясно и однозначно подсказывает, что отделяться мне от выживших не надо.

Странен сей вывод — один я более мобилен и у меня намного больше шансов на выживание, чем с такой обузой на плечах. Но уходить нужно всем вместе. Не сейчас и не через день и не через два уходить — время еще есть, много времени, но это обязательно. Очень плохо тут будет через неопределенный период времени. Внедрений кем-то в меня провидец, а может просто собственная, чрезвычайно обострившиеся интуиция, подтверждающее угумкает где-то в районе солнечного сплетения. Хм, спасибо, что ли, подсказка из зала.

-Эй, вы чего творите, молодой человек, а?! На власти представителей пистолетом машете! Вы смотрите на него! Натянул какую-то форму и совсем уже! Я кого...

-Заткните даму, обер-проводник.

Глухой звук удара и что-то мягко, с малым шумом падает на землю.

Я чуть сместился вправо, крем глаза контролируя обезоруженных полицейских, мазнул взглядом потирающего правый кулак обер-проводника и кучу тряпья, что у валяется у его ног. Черная беретка слетела с головы крикливой фемины и сиротливо лежала возле вздыбленной вверх рельсы зацепившись за вырванный из шпалы железнодорожный костыль. Ну, как бы тоже себе вариант реализации моего приказа.

-Ты, пид*р, ответишь, за это! За нападение на полицейского... Кха-а! За все, за все, сука, ответишь! В камере вонючей, дырка гнойная, сдохнешь! Парни мои, тебя, выблядка ебанного, на раз отпидарас*т!

О, побитый мной сержант, очнулся. В себя пришел, силы и внутренние резервы возмутиться и угрожать мне нашел!

Я досадливо поморщился, качнул головой влево-вправо, хрустнув шеей. Придурок. Тупой придурок. Глупо, глупо, глупо. Несвоевременно и не к моменту. Ну а что делать? Выбор у меня совсем небогат. Не оставил этот утырок мне выбора.

'Ярила' раскатисто бахнул, плеснув коротким, еле различимым язычком пламени на срезе ствола. Голова сержанта брызнула-кроваво серым, стоящий рядом с трупом ефрейтор вздрогнул и машинально стер с лица мутные щедрые брызги. Всмотрелся в ладонь и согнулся пополам в рвотном спазме. Я подшагнул к нему, поднял нагретым металлом дула с едким запахом пороха его подбородок вверх, поймал потерянный взгляд:

-Ты тоже что-то хочешь мне пообещать? Мне, прим-лейтенанту, гвардии корнету бронесамоходных войск Его Императорского Величества? Светлейшему князю Эмилия Сайн-Витгенштейн-Берлебур?! Желаешь будущее мне мое предсказать? Или уже не желаешь?

Облеванный подбородок ефрейтора судорожно заелозил по ствольной коробке в отрицательном жесте.

-Верное решение, очень правильное, господин бывший полицейский.

-А почему я... Почему я бывший полицейский, товарищ лейтенант?

-Прим-лейтенант! Или старший лейтенант, по-вашему. А почему бывший...

Я цепко ухватил за шею ефрейтора и развернул его к лесу с черным елями, чуть приподнимая его голову к небу с двумя лунами:

-Потому, что нет тут твоей России. Нет ни твоего родного отделения с дураком-начальником, нет твоего царя-президента. Нет интернета и сотовой связи. И Америки вместе с Евросоюзом тут тоже нет. И квартиры твоей ипотечной с теплым унитазом тоже нет. Ни хера тут нет. Ты понял меня?

Не дожидаясь ответа, я обтер замаранное оружие о ткань его формы, сунул в кобуру. Всего одиннадцать патронов осталось и запасной обоймы у меня нет. Ну что же, ПМы буду использовать.

Глава пятая.

Все так же неизвестно где. Все так же неизвестно, когда.

Тело сержанта полиции закопали на кромке леса. Неглубоко, где-то всего на метр. Я вовремя спохватился и прекратил дурную инициативу — у меня почти полсотни непогребенных трупов в логу, а тут люди ради какого-то утырка мучаются.

Да и грунт тут каменистый, тяжелый, вязкие корни кустарника повсюду, подрубать их постоянно приходилось. И копать толком нечем — всего три лопаты с пожарных щитов вагонов еле отыскали в груде искорёженного металла. Одна лопата, сплющена в блин, другая с надломом в середине, от третьей осталась только сама лопасть. Обе без черенков, так, одни огрызки остались, даже меньшей длиной чем у саперных.

Вместе с лопатами в останках оружейных ярусов бронь-вагонов отыскали еще семь карабинов стат-военинженера Лестовицкого в приличном состоянии в штурмовом варианте и сто десять планочных обойм к ним по двенадцать патронов в каждой. И один ручной пулемет все того же стат-военинженера Лестовицкого калибра 7,92х57 на 4 левосторонних нареза. Магазин на 30 патронов, вес более десяти килограмм. Бандура здоровенная, неподъемная, но мощная и дальнобойная.

Пулемету заменили затворную раму, сошки поставили от разбитого 'донора' и стал он 'моей прелестью'. Патронов к нему, как и к карабинам, отыскали немерено — боекомплект оружейных ярусов хранился по правилам — в массивных металлических ящиках с двойными стенками асбестом между ними и без последствий перенес воздействие высоких температур и бесчисленные сотрясения.

Эх, мне бы еще пятерку опытных бойцов, и я был бы почти счастлив. Но... Но в моем подчинении был только солдатик родом с Полесья. Тот самый, что с оружейного яруса моего вагона. Именно он был легкораненым с проколотой штырем левой ладонью. Ну а вторым моим подчиненным был обер-проводник вагона первого класса, в девичестве фельдфебель первой роты орудийной поддержки Пятого Драгунского полка. Вот и вся моя 'Дикая дивизия' из двух человек.

Защитные артефакты, выковырянные мной из разбитых вагонов и снятые со стенок оружейных ярусов, мертво серели фокусирующими линзами и пустыми кристаллами-накопителями. И принимать в себя заряд категорически не желали — осыпались песком или шли кривыми трещинами. Причина? А бог весть, что этому причина. Может электроны с протонами тут другого размера или не то положение планет в апогее. В итоге остались мы без магоартефактной поддержки и без накопителей. Хорошо хоть все мое искусство некротическое и все мои колдунские умения остались при мне. Проверил их недавно — все на ять с плюсом работает. И даже как бы существенно сильнее я стал, Силы во мне резко и много прибавилось. Место тут что ли, благоприятное? Воздух полезный?

-Господин прим-лейтенант, разрешите обратиться?

-Обращайтесь, Феофил Силович — я задвинул пээмовскую обойму до щелка, поставил пистолет на предохранитель, повернул голову в сторону ранее обер-проводника, а ныне самовольно призванного мной в строй фельдфебеля. Правая кобура неприятно и мешающее уперлась в бедро. Нет, надо мне из натасканных портупей и ремней сооружать 'подвес' под оружие. Не дело это две кобуры на одном подвесе — одна на немецкий манер слева на животе, вторая справа на боку и немного сзади. Чертовски сильный разновес, все сильно перекашивает. И крайне неудобно для быстрого выхватывания 'ствола'. Хоть 'snap caps' ищи по обломкам для тренировки.

-Все исполнили, господин прим-лейтенант. Вот.

В руки мне вручились три мятых листа, исписанные с обоих сторон аккуратным убористым почерком. Женским.

-Это опись всего, что целого с разбитых вагонов достали.

-С кем еще доставали, фельдфебель, помимо господ Селезнева, Кричевского, Людвига и Шлейнца? И кто составлял сию опись?

-С господином коллежским асессором Критте и купцом второй гильдии Медного пояса Парамоном Онертием Вязовым. Так же с гимназистами Ветровым Андреем, Павловым Платоном. И Семеном Осиным, что смотритель колесных пар. А опись сию писала мадмуазель Тучкова Анна Георгиевна, племянница генеральская. Земля ему пухом, его высокопревосходительству. Достойнейший и благороднейший был человек.

Да, люди, выжившие в крушении, продолжали умирать. От потери крови, от ран несовместимых с жизнью, от обострившихся хронических заболеваний. Пережитый стресс и отсутствие потребных медикаментов, вкупе с вменяемой медицинской помощью, продолжали собирать свою скорбную жатву. Вот и генерал Руссов, матерый человечище с неоценимым опытом в организации армейских магазинов и гений логистики, покинул нас. Я с ним только пару раз успел пообщаться, удивляясь, как человек с раздробленным тазом и явным повреждением внутренних органов, мыслит так четко и внятно. Рассудительно и аргументированно объясняя мне свое виденье дальнейшей нашей судьбы.

Плохо, очень плохо, отвратительно. Более подобных ему специалистов тут нет. Да и слабых подобий генерала тоже среди выживших нет. Так, купцы, служащие ведомств разных, тройка олигархов земляных-зерновых, полностью бесполезных и никчемных, откровенный балласт. Дипломированный врач-теоретик без стетоскопа и практики, ни единой царапины ранее не вылечивший — даже не предполагал, что такие существуют, да еще умудряются на кафедре кишечных патологий преподавать. Так же в моем сухопутном 'ковчеге' имелось в наличие шесть великосветских дам в возрасте за сорок и пять юных мадмуазелей. Одна из них та самая брюнетка, что фыркала на меня с перрона — Анна Георгиевна Тучкова, возраст девятнадцать лет, двоюродная племянница умершего генерала Руссова. Девятеро детей в возрасте от шести до тринадцати лет. Немой и нелюдимый охранник-слуга сестер графинь Девонских с протезом вместо правой руки, но в меру своих сил старающийся быть полезным. Еще пребывали в наличие двое юнцов-гимназистов, юношей румяных со взором горящим. Энтузиазма и энергии у них море — толку от этого ноль. Тем более нет нужных специалистов и просто опытных людей среди моих бывших земляков, современников, сопланетников, 'со' чего-то там. Нет среди них охотников, рыбаков-любителей, туристов-экстремалов, военных, разных 'выживальщиков' или на худой конец страйкболистов или 'черных копателей'. То есть тех, что бывали в 'поле' и не шарахаются от зайца в испуге. Нет, самые простые и самые обыкновенные люди. И даже ни одного высокого руководителя, государственного бизнесмена, или лица разными полномочиями и властью обличенного типа депутата-губернатора-мэра нет, что приятно удивляет. Кстати, что там с ними?

-Феофил Силович, что там с этими, с не нашими людьми?

-Сидят смирно, господин прим-лейтенант. Как рядовой Локоток одного, самого буйного, штыком в ляжку кольнул, так и притихли сразу.

Колоть штыком в случае неповиновения, это я приказал. А что делать? Не понимают эти люди по нормальному и чистого русского языка. Тупят невыносимо, неадекватничают в полный рост. Будто мозги переформатированы под один шаблон — дай мне, иди отсюда, по свистку прибегай капризы их выполнять. Все личности с большой буквы, требующие к себе трепетного и нежного, индивидуального внимания. Уперто желают, чтобы им предоставили все службы МЧС. Врачей, психологов, военные палатки, мобильные обогреватели, бутилированную воду и согревающие одеял из термоматериалов, как они в НТВэшных сериалах и фильмах голливудских видели.

Выжило их шестнадцать человек — полицейский ефрейтор, проводница РЖД, фрик в оранжевом худи, погубивший свой разум высокими технологиями. Трое борзых водителей-вахтовиков башкирско-татарской национальности. Два охранника какого-то ЧОПа. Три блеклые малосимпатичные девушки, офисные дивы, и одна яростная феминистка, самопроизвольно возглавившая этот курятник. Двое подростков — один мужска пола, другая женска пола. И девчушки-близняшки девяти лет возрастом. Теперь уже круглые сироты — мама, папа, две тетки и бабушка с дедушкой остались в обгорелом месиве метала. На свадьбу старшего сына семейство ехало. Не доехали. Надо их к нашим детям перевести, что-то я тут неправильно поступил. Моя вина и серьезный косяк.

-Буйствовал лысый, коренастый, в пятнистой куртке с исколотыми в синеву пальцами?

-Так точно, господин прим-лейтенант! Ругался матерно и громко. Связь какую-то себе требовал с питанием горячим и еще угрожал винтовку отнять у постового и все тут разму... Разлить, вроде бы, господин прим-лейтенант.

-Понятно. Разрулить он тут нам все обещал, Силович. В меру своего понимания и желаний своих скотских.

Я неторопливо встал с раскладного стульчика, дивом дивным не сплющившего свои тонкие трубки во время катастрофы, потянулся с хрустом. Шевельнувшиеся от ветра листы описи придавил обломком мраморной пепельницы. Именно в такую я стряхивал пепел в курительной зале своего вагона. Позже с ней подробно ознакомлюсь, надо проблемку порешать, пока она не стала проблемой. Расплющить чайник, пока он в паровоз не вырос.

-Идите за мной, господин фельдфебель.

И я пошел. Только не в сторону буйных соплеменников-современников, а в сторону лога, где лежали накрытые наломанными ветками и всем, что подошло, тела еще не захороненных людей. Погибших пассажиров и охраны поезда. А может и не будут они захоронены — полсотни и одно тело на две некондиционные лопаты и восьмерых копателей в солидном возрасте, несколько многовато. Зато раскиданного по железнодорожному полотну и опушке леса брикетированного угля до ху... До хренища. И дрова вот они. То есть лес вот он. А зажигалка у меня всегда с собой.

-Берите за ноги, фельдфебель. Этого и вот этого нам надо в сторону отнести. Метров на десять. Иначе других затрону. А нам этого не нужно.

Фельдфебель-обер-проводник побледнел, осенился размашисто кругом, но собрался и крепко ухватился за ноги первого выбранного мной мертвеца.

-Взяли!

М-да, тяжеловат груз для моего жилистого тельца. Крупный был мужчина при жизни, массивный в кости и теле. Я так-то сильный, но легкий. Ничего, справлюсь. Потому что надо.

Перенесли, уложили головой на восток. Есть же тут восток, все планеты во Вселенной круглые и со сторонами света.

Взрезал дерн клинком, откинул в сторону. На обнажившейся земле провел 'Ножом специальным полевым офицерским' три длинных луча, обрамил соединительными линиями косую звезду. Замкнул Знаками-скрепами нижнею и верхнею хорду. Тщательно примерившись и поглядев на луны, кончиком лезвия тщательно вычертил в головах и в ногах покойников Знаки Язель вверху и Ларт внизу.

Оттер тщательно клинок от земли, до локтя закатал рукав и резко провел острым лезвием по внутренней стороне левого предплечья. Пока на глубоком порезе набухали капли крови, резанул две полосы на лбах мертвецов в виде вытянутого в ширину Икса. Обухом клинка собрал кровь с пореза, резко стряхнул на разрезы на коже трупов и на линии всех Знаков. Пару раз пришлось повторять — разрез на руке зарастал стремительно.

Критически оглядел дело рук своих — сойдет. Да и не изобразить мне ничего другого — ни инструментов правильных, ни стационарной пентаграммы, ни замыкающих клейм из хладного металла, ничего у меня нет. Все на коленке, как подвальный китаец. Все на крови моей будет завязано.

-Всеотец наш Всеблагой, Верховный! И воинство Твое Небесное, оборони меня, раба Твоего от наущений сил бесовских....

-Силович, отойди подальше или про себя молись — работать мешаешь.

Так, так, так. Управляющие Нити вот они, их я быстро нашел. А Узлы? А вот и Узлы. Все стандартно, все по правилам для начинающих некромантов, курс второй. Ну, начнем, не помолясь.

Мысленно попросил прощения у покойников, потянулся туда, куда добровольно редко уходят. Великая Тьма отозвалась сразу, словно все это время стояла за моей спиной в жадном ожидании. Где-то далеко, не в этой реальности, что-то шевельнулось в ответ на мой призыв и стремительно устремилось в окропленные моей кровью Знаки. Влилось непроглядной чернотой.

Затылок овеяло невыносимой стылостью Межи, тело зазнобило ледяным ветром. Нити норовисто дрогнули, попытались выскользнуть из моих невидимых пальцев, но были ухвачены, обмотаны вокруг Узлов. Что-то не так все-таки здесь с Силой — много ее, слишком много, надо понижать градус.

Я потянул из будущих кадавров излишки, натужно, прикусывая губу и каменея мышцами. Не получилось. Наоборот, неведомое, бесстрастное, мертвенно пустое, потянуло меня к себе с непреодолимой силой. Непреодолимой? Ну давай, давай, потягаем канат из моей души!

Я словно врос ступнями в землю, спина сгорбилась, поясница наоборот прогнулась назад. Мышцы тела, шеи и рук, жилы и связки, вздулись стальными тросами. Воздух загустел медовой патокой, секунды настырно липли к мгновеньям, не желая продолжать движение по реке времени.

Вдруг тела покойников конвульсивно дрогнули конечностями, вздернулись марионетками на ноги не по-живому. Тяжко, гранитной грудой, обрушились на замкнутый контур косой звезды. Дрогнули Знаки, метнувшись только мне видимым маревом. Белесые буркалы поднятых налились непроглядной чернотой, неизвестно, когда удлинившиеся и заострившиеся зубы обнажились в бездушном оскале. Кожа тел мертвецов посерела, туго обтянула безволосые черепа. Кости тел громко и мерзко хрустнули, осаживаясь как пенка кофе от холодной воды, превращая кадавров в нечто приземистое, спрессованное, увитое жилами с длинными передними конечностями.

По моим вискам прокатились жаркие капельки пота, нестерпимо заныли стиснутые зубы, тревожа мнимой болью, грубой наждачкой под сердцем извернулось ощущение навеянной со стороны слабости.

Нуда, нуда, мечтайте о несбыточном, кто бы вы тут не были — духи, Силы, бесы местные. Да, Силы тут много, но и я сильнее. Именно Я, а не реципиент мой, не тушка жалкая, в коей я сейчас пребываю. Что-то мое и одновременно совсем не мое, плавно приподняло внутри тела невероятно тяжелую гребенчатую голову, лениво шевельнуло пленкой третьего века, взирая на досадную помеху. Оценило, рыкнуло недовольно, вливая в мои вены расплавленным металлом Силу. Пальцы мои скрючились в когтистое нечто, глаза зажгло, заливая тяжелым, багряным с изумрудным отсветом. Внутри лавово вскипело, сжимая Узлы в невидимых тисках, молот моего Гнева ударил в поднятых мертвяков, проносясь по Нитям управления неостановимым монолитом. Вбил в их немертвые тела тысячетонной массой безоговорочную покорность в Сосредоточие. Бросил обнаглевших зомби на колени или что-там у них сейчас вместо них. Покорежило тела невообразимо сильно, изменив до полной неузнаваемости.

-Лечь. Встать. Лечь. Сидеть.

Голос мой хрип, дрожащ и наполнен злостью и гневом. Гм-м, с сидеть у моих 'красавцев' проблемы — коленные суставы поднятых вывернуло назад и их 'сидеть' сейчас выглядит как стартовая стойка поломанного в пяти местах монгольского спринтера.

-Встать.

Вертикальным взмахом руки — ни тени сомнения, никакой неуверенности в себе, разомкнул контур Звезды, держа Нити жестко и в любой момент готовый оборвать их.

Поднятые стояли не шелохнувшись. Не скалились, не бросались на меня, совершенно не двигались. Скальный камень более живым выглядит.

Вообще поднятые мной монстры ощущались как нечто забывчиво-привычное, не замечаемое продолжение меня, как пара добавочных конечностей. Непривычно, несколько напрягает, но дискомфорта никакого нет. Что-то такое-этакое, привычно-обыденное, сродни часам или браслету на руках. Или носкам на ногах. Интересное и незнакомое ранее ощущение. И ни в одной 'черной' книге, ни в одном трактате о некромантии, упоминания о подобном я не встречал.

Но гораздо мне занятнее, что такое внутри меня гнев и недовольство свое на неповиновение кадавров проявило. То, что помогло, спасибо и глубокий поясной поклон, но если я сам этому непонятному не глянусь? Изорвет в клочья, из меня на свободу вырываясь? Или пожрет, переплавив меня в нечто монструозное, сущности неведомой удобное в применении?

Эй, сущность неведомая, поговорим? Долгая-долгая пауза в ожидании отклика. Нет, не хочет сущность неведомая со мной общаться, невежливо молчит. Ну что же, как говорила ветреная Скарлетт О'Хара: 'Я подумаю об этом завтра'. Но я в отличие от сей дамочки об этом не забуду.

Еще раз оглядел своих 'ручных' зомби. Впечатляющий у них вид, аж до печени данное зрелище пронимает. И это меня, их Хозяина, Владыки, Повелителя, ну и, в каком-то смысле, папы и мамы одновременно. Все это в одном лице. Ну и жуткая жуть они все-таки.

-За мной, красавцы. Феофил Силович не лязгай так зубами, эмаль искрошишь, а стоматологов тут нет. Воспринимай ЭТО как мебель. Или как собачек сторожевых.

-Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! Так как же это?! Это же супротив воли Верховного! Всеотца нашего Всеблагого! Зомби ж это! Проклятые твари! Некросы! Всему людскому противные!

Я обернулся на бледного и дрожащего фельдфебеля, долго и пристально всматривался в его выпученные в страхе глаза, а затем медленно и ленцой вопросил его:

-А где ты тут Верховного узрел, Феофил Силович? На каком из спутников? Или ты до сих пор сии две луны на местном небе никак не рассмотрел и синий цвет иголок на ветвях елей тебя не смущает? Вкупе с черным кустарником и желтой травой?

И не дожидаясь от него ответа, быстро зашагал по направлению к моему импровизированному концлагерю. ЭТО... Зомби? Гм-м... В общем мое нечто, беззвучно двинулось за мной.

Беззвучные и неслышимые, но почва под их когтистыми ступнями вдавливалась где-то на два пальца вглубь. Это что же такое я сотворил? И куда они дели тряпки, что на них оставались? Сожрали, что ли?

Мои вопросы без ответа плодятся в геометрической прогрессии.

Глава шестая.

Все так же неизвестно где. Второй день после крушения. Вторая

половина дня. Концлагерь для землян.

-Добрый день, господа россияне. Или вы предпочитаете, что бы к вам обращались — господа земляне? Или товарищи?

Шоковое молчание и трепет мне в ответ. Ну в принципе, это ожидаемо. Когда к вам подходит некто в военной форме с плохо замытыми кровавыми пятнами внизу живота, весь увешанный оружием как новогодняя елка, да еще в сопровождение двух жутких монстров с залитыми чернотой глазами, вы тоже поймаете долгий момент немоты.

Ах, да! Забыл упомянуть мой бугристый шрам ровно посередине головы от осколка бронестекла — я без головного убора, берет забыл надеть, форму одежды безобразно нарушаю. Это тот самый шрам, что в том мире моей реципиент получил в качестве бонуса к внешней брутальности. Так что вид мой внушает почтение и возможно, некое преклонение. Но так долго молчать и мне не отвечать, невежливо и не культурно. Хорошо, продолжу свою речь в ожидании реакции аудитории:

-Рядовой Локоток, кто тут у нас нападал на постового?

-Разрешите доложить, господин прим-лейтенант!

-Разрешаю рядовой.

-Вон тот лысый человек в пятнистой куртке, господин прим-лейтенант!

Худощавый, с грубыми чертами лица, лысый тип с пальцами в наколотых перстнях вздрогнул, мелко отшагнул назад, стремясь скрыться за спинами стоящих. Я хмыкнул, поманил его к себе пальцем:

-Ты не таись, не прячься, голубь мой сизокрылый. Яви себя почтенному обществу, расскажи мне, как ты тут собирался все разрулить? Наверное, у всех все отнять, меж своих поделить и поиметь себе много счастья? Или волшебным образом всех спасти аки мессия? А может у тебя навигатор в смарте заработал, и ты знаешь путь к ближайшим населенным пунктам?

Лысый судорожно дернул кадыком, дёргано огляделся, вяло шевельнул губами, но не издал ни звука.

-Да ты онемел никак, баклан комнатный? А ну отвечать, когда тебя спрашивает господин подпору... Г-мм, прим-лейтенант! И встать смирно, пес!

Нет, я не любитель в пустоту поговорить, я просто наслаждаюсь полным разрывом его шаблона. Ну и его обалделым видом. Имею полное право на маленькие слабости.

А так-то да, какой-то, по его мнению, шкет, худой и бледный, строит взрослых мужиков как пацанов. Ходит со свитой из пары жутких монстров, да еще он оказывается неведомый прим-лейтенант и целый светлейший князь с невероятно длинной фамилией. И этот пацан самый главный здесь! Что говорить, что делать, куда бежать — полная непонятность. И интернета нет, чтобы проблеять в поисковой строке: 'Алиса! Что, что мне делать?'. Да им еще косяк жесткий упорот, на это его понимания полностью и с избытком хватает. Впрочем, чего это я на него заточился? Мелочь он незначимая.

-Рядовой Локоток!

-Я!

-Отведите этих девочек к нашим детям. Силович, иди с ними. Сопроводи. Мадам Евгении сообщишь, что это мое решение и обсуждению оно не подлежит. Выполняйте.

-Слушаюсь, господин прим-лейтенант! Разрешите идти?

-Ваше сиятельство?

-Идите, рядовой. Иди, иди Силович. Я тут сам все, гм, разрулю.

Две девчушки-одуванчики махонькими, опасливыми шажками протиснулись сквозь вяло шевельнувшиеся шеренги землян.

И так они были похожи на Маринку и Алинку, что сердце оборвало своей вечный стук, душу на миг стиснуло холодными клещами тоски, а дыханье прервалось. Так они похожи на два картавых солнышка с василькового цвета глазами и задиристым норовом. Так похожи...

Я резко мотнул головой, отгоняя тоскливое виденье, ободряюще им улыбнулся и подмигнул. Зря, наверное — девчушки испуганно вздрогнули и крепко ухватились за протянутую им ладонь рядового Локотка. Сразу обе за одну. А что, он понятный и нестрашный — конопатый, губастый, сероглазый солдатик. Ну а что форма ни разу не земная и ранее ими не виденная, то что детям до той формы? В отличие от меня, чудища вида злобного, аки зверь дикий на всех рычащего.

Ничего, мы с ними обязательно подружимся. Я буду рассказывать им что-то веселое и забавное, а они громко смеяться или недоверчиво хмуриться, строя серьезные мордашки. И прибегать ко мне, и наперегонки рассказывать, перебивая друг друга, что вон там как ухнуло, а там как 'Ы-ыыы!', а тетя Евгения им не верит! Это будет. Точно так и будет.

Я ведь где-то глубоко-глубоко внутри самый душевный человек на свете, всем желаю только одного — добра и счастья. И никто, абсолютно никто не уйдет от меня. Всех, бля*ь, не обижу.

Впрочем, вернемся к нашим баранам, к господам невольным попаданцам.

-Ну что ж, продолжим общение, господа-товарищи попаданцы.

Я обвел взглядом тяжелым как прокатный стан притихших землян:

-Надеюсь, вы все осознали, что попали в совершенно другой мир? На другую планету? Или, ну как пишут в ваших фантастических книжках, вы попали. Или есть какие-то у вас в этом сомнения, что питают ложные надежды на волшебников из МСЧ, что прилетят на голубых вертолетах и всех вас спасут?

Стоят, молчат, сопли жуют. С ноги на ногу мнутся, друг на друга поглядывают. Только очкастый фрик в оранжевом худи робко тянется вперед, поблескивая очками и треморно теребя длинными тонкими шнурки капюшона.

-У вас ко мне вопрос, молодой человек?

-Да! Да, господин старший князь... То есть господин прим-лейтенант. Я... Я у вас узнать хотел... Тут ... Здесь есть...

-Что тут и здесь есть?

-Тут магия есть?!

Я широко и хищно улыбнулся, скаля свою отраду стоматолога на всю ширину своей пасти и ответил тоном полным довольства:

-Не забывайте добавлять — господин прим-лейтенант! Или ваше сиятельство, молодой человек. Это всех касается! И мой вам ответ — да. Магия здесь есть — и продолжил, не давая сказать слово вновь трепетно открывшему рот фрику:

-У меня магия есть. Вон, сзади меня стоят неоспоримые доказательства ее наличия. А вот у вас ее нет. И вряд ли будет.

Я выдержал еще одну драматическую паузу и пояснил, окончательно круша и растаптывая в пыль радужные надежды и влажные фантазии не повзрослевшего ребенка лет тридцати. Ну и других землян заодно:

-Вы другие. Вы иные. Из не магического мира. Техногенного мира. А магия — это не просто дрым-брым и пара пассов руками как в вашей сетевой литературе. Магия — это генетическая предрасположенность, особая биохимия организма. И жесткое, долгое обучение у мастеров. Многолетнее. И еще ломающее твою сущность невероятно сложное перенимание родовых техник, где каждая ошибка в обучении оплачивается кровью. Или жизнью. Овладение магией это колоссальный труд, пот и слезы. Так что, просто забудьте пока об этом. И на этом беседу на отвлеченные темы прекратим.

Я расстегнул клапан нагрудного кармана френча, вытащил плоскую коробку тонких сигарет 'Мавритания'. Закурил, выдохнул, властно взмахнул рукой, затыкая какого-то мужчину и даму, что не дама, а совсем феминистка. Еще раз затянулся, обвел холодным взглядом лица землян:

-У меня для вас всего одно и пренеприятное известие. Вы все на неопределенный период времени остаётесь на этом месте и лишены свободы передвижения. За исключением тех моментов, когда будете привлекаться к работам. Питанием и водой вас обеспечат. Молчать!

И повинуясь моей воле вперед шагнул оскалившийся Первый. Тихо, бесшумно, ужасающий своей бездушностью. Люди, что начали что-то говорить и пытаться возмущаться, одновременно испуганно отшагнули назад. Кто-то тихо скульнул, резко пахнуло запахом мочи.

-ЭТО существо будет вас охранять и стеречь. Почему так? Потому, что вы пока ничего не знаете, ничего толком не умеете и неадекватны. И ваши права человека вы можете себе засунуть куда хотите. Ваши гнилые речи о толерастии и прочей гадости, мне не нужны. Здесь только одно право — мое. И оно не оспоримо. Всем все понятно? Или ЭТОМУ существу помочь вам с пониманием? Нет?

Я вновь обвел землян давящим взглядом, кивнул сам себе — всем все понятно, разжевывать не надо. Ну а кто не понял и не внял, тот сам себе гробовщик. Нет у меня ни сил, ни желания сюсюкаться с этими гражданами. У меня куча куч важных дел. Горы, Эвересты, моноблановые хребты дел.

-Второй, за мной.

Ну а как их еще называть? Вполне нормально — Первый и Второй. И кого, кстати, я все же поднял? Необычные у меня получились зомби. Слишком умные, слишком сильные, слишком зубастые. Во всем они слишком.

Я задумчиво покрутил в пальцах сигарету, отстраненно посмотрел на вечернее небо — незнакомые созвездия, некрасивые луны. Одна, большая, темная, бугристая, все в оспинах метеоритных кратеров. Вторая, мелкая как астероид, блеклая и нехорошо приплюснутая. Вложил обратно в пачку никотиновый патрон — нет, не буду курить, и так горло першит. Пробарабанил пальцами импровизированной столешнице. Двинул пальцами, выровнял мятые, с желтоватыми пятнами от влаги листы бумаги.

-Ну что ж, подводя итоги, можно сказать, что у нас не все совсем уж плохо. Правда, и не очень хорошо. Так — я отложил в сторону верхний лист — продуктов у нас дней на пять. Вода без ограничений — я посмотрел влево, на человека с телом в форме груши, с залысинами, одутловатого, обладателя крючковатого носа и маслянистых карих глаз:

-Сервентий Аполлинарович, с потреблением воды в не кипяченном виде точно не будет никаких проблем?

-Абсолютно ничего такого, ваша светлость. Чистейшая родниковая вода, да еще водоносный слой идет через песчаный пласт и сланцевый слой, что дополнительно очищает источник и минерализирует воду.

-Круг Познания сами вычертили, Сервентий Аполинарович?

-Отнюдь нет, ваше сиятельство! Сие действо проделала милейшая Галантина Троеквутовна — врач без практики с телом в виде груши, сидя поклонился худощавой даме в черном закрытом платье и дорожном плаще военкурьера из пропитанной каучуком ткани — что есть, то и носим.

-Милейшая Галантина Троеквутовна продемонстрировала свои великолепные познания в природных техниках, полностью поразив меня сиими превосходными умениями. Мой нижайший поклон Вам, Галантина Троеквутовна!

Худощавая дама румянцево зарделась и кокетливо взмахнула ладошкой в когда-то белой перчатке — ах, оставьте, оставьте!

-Присоединяюсь, к Сервентию Аполлинаровичу, графиня. А что с Кругом Тела, Галантина Троеквутовна?

Худощавая дама вздохнула, вначале сложила ладони 'домиком' пред грудью, затем развела их, возвела очи свои к вечернему небу:

-Понимаете, ваша светлость — 'мою светлость' она произносила так, словно каждую букву царски даровала мне и самой себе не верила, что это делает:

-Как вы можете, ну в меру, разумеется вашего образования и возраста, ваша....

-Графиня — мой голос осколком стекла прервал плавную речь перешедшей границы дозволенного новоявленной менторши, а холодный тон заморозил ее течение. Графиня сухо кашлянула и замолчала.

-Для вашего сведения, графиня, моего образования, а так же прожитых лет, вполне достаточно, чтобы понять, что вы не сумели удержать в эталоне лечебные воздействия Круга. Излишки Силы и слабый контроль. В итоге, срыв управляющих Нитей и расползающиеся Узлы. Все так, графиня?

-Да, ваша светлость. Все именно так — графиня поджала губы, вздохнула, опустила глаза на секунду, но нашла в себе силы и решительно закончила:

-Я не справилась с Кругом, ваша светлость. И не уверена, что справлюсь с ним в дальнейшем. Тут очень, очень много Силы. А с моим контролем.... Это не решаемая для меня в ближайшее время задача.

М-да, это проблема.... Проблема с Силой. Никогда бы и не предположил бы, что много, вдоволь и без ограничений, не всегда хорошо. А лечить я не умею. Калечу качественно, но вот наоборот — никак. Чиркнуло колесико зажигалки, терпкий дым обжег горло. Черт, не хотел же больше курить!

-Ваши прогнозы, господин доцент и уважаемая графиня? Правдивые прогнозы.

-Четверо пострадавших в крушении, без сомнения, встанут на ноги в течении трех-четырех дней. Но вот пятеро тяжелораненых, ваша светлость, гм, оставят нас в ближайшую ночь. Может быть, дотянут до утра, но это лишь надежды. Отсутствие медикаментозного лечения и ненадлежащий уход не способствуют. И неблагоприятные погодные условия — по ночам становиться холодно. Что дополнительно ослабляет и так ослабленные ранами и травмами организмы. Ну и абсолютная невозможность воздействовать на больных магическими практиками. Разрушенные накопители лечебных артефактов... Мы бессильны, ваша светлость.

Доцент сокрушенно развел руками, графиня подтверждающее кивнула.

Ну что же, если ничего с этим не поделать, то и ненужные рефлексии долой. Мне вон остальных спасать, выводить их к людям надо. Если есть тут люди, на этой планете. Развитой, техногенной цивилизации, тут точно нет — спутников в небе не увидел, самолеты не летают, в лесу пластиковых банок и пачек из-под сигарет не валяется. Впрочем, мне и ранний феодализм сойдет, а вот первобытнообщинный строй как-то не очень.

-Благодарю вас, господа. Тогда, резюмирую — не более трех дней мы остаемся здесь, на этом месте. Повторная инвентаризация всего наличного, продолжение разборов завалов в поисках уцелевшего... Это не обсуждается! — мой взгляд холодной водой загасил зардевшие угли глухого ворчания:

-И тщательная подготовка к выдвижению. Подгонка обуви, запасная обувь, перешивка под размеры плащей, нашивка дополнительных подкладок под лямки вещмешков. Оружие и патроны будут выданы перед началом движения. Напоминаю, господа — контроль и еще раз контроль за всем и всеми. Особенно приглядываем за теми, иными людьми. Они будут использованы в качестве переносчиков груза и при малейшем признаке их неповиновения, пресекайте подобное сразу. Жестко. Особенно попытки отстать, удалиться от основной группы или откровенный побег. Повторю — понесем все на себе и если хоть кто-то собьет ноги или натрет лямками плечи, то отвечать в этом случае будете вы, господа члены экстренного совета. На своих руках понесете, господа. Верите мне? И доказывать, что мои слова с делом не расходятся, нет необходимости?

'Да' — глухое, стиснутое зубами. Выдавленное сквозь них же — 'Так все. Не нуждаемся мы в повторных уроках'. 'Верим, верим вам, ваше сиятельство!'. И не произнесенное вслух, внутри проглоченное — 'Еще бы тебе, сученок, некрос проклятый, не поверить! Вон твое, доказательство, в двух шагах клыки свои скалит!'.

-Так, это, ваше сиясь, обувь-то с покойников на нас будет. Не гоже так, грех пред Верховным выходит. Не по-людски сие и устоев предков против. Да и не вместно нам сие! Не смерды, да и не кабальные мы. Люди мы есть благородные и в обществе значимые!

Я нашел взглядом говорящего густым басом речи мне противные:

-Андрей Мартович, а с какой целью, вы, человек с двумя высшими образованиями и знанием трех языков, вдруг заговорили аки дремучий витязь из времен Лесных Ратей? Фиглярничать изволите, господин Критте? Или подобным образом нервный стресс снимаете? И кстати, о благородстве вашем — в каком поколении вы дворянин? Если я не ошибаюсь, всего во втором? Но вернемся к обуви с покойных — я придавил взглядом придурка и прошипел злой змеей:

-Если кто-то брезгует обувью с погибших офицеров и солдат, то он пойдет в своей обуви. Затем, когда она развалиться, босиком. А потом я его пристрелю, чтобы он не мучился. Или своим зверюшкам скормлю.

И более не обращая внимания на мертвенно побледневшего Критте, коротко бросил в пустоту:

-Господа, все свободны.

Да, весьма грубо, но как они меня все достали!

Когда все меня покинули, чуть повернул голову влево:

-Феофан Силович, где там эта дрянь, что вы нашли?

-Ваше сиятельство! Может оно не следует вам? Гадость же мерзкая, здоровье губящее!

-Губящее, Силович, губящее. И редкая гадость, полностью согласен. Но надо. Есть такое слово — надо.

Бывший обер-проводник, чуть позже восстановленный мной в звании фельдфебеля запаса, а ныне мой ординарец, денщик и порученец в одном лице, с тяжким вздохом нацедил из серебряной фляжки в стакан-наперсток тягучую жидкость ярко-бирюзового цвета. Опасливо подал мне. Я принял, поднес к лицу, втянул воздух. Нет, ничем жидкость не пахнет. Никакого запаха. Впрочем, так и должно быть.

-Второй, охранять!

Ну что, проверим, верно ли описание действие сего зелья в трактате Клокта Фарранского: 'Декокты и сложные зелья для познания Сущего, Тайного и вероятного Будущего'. Ровно три с половиной тысячи золотых рублей за пятьдесят грамм зелья. А во фляжке грамм сто пятьдесят. Было. Что за невероятно богатый человек ехал в моем поезде, бог весть.

Я собрался и одним глотком проглотил ядовитую субстанцию. Шумно выдохнул, харкая некультурно едкой слюной. Сильно закашлявшись, вытер выступившие слезы в уголках глаз. Мерзость редкостная, всю гортань сожгла, но запивать нельзя, так что терпим и ждем, когда подействует.

Неожиданно, как удар по затылку, по венам плеснуло жидким огнем, в желудке поднялись пиками и растаяли в колючие капли ледяные иглы. Вскинулись крутыми дугами перед глазами яркие радуги. По макушке головы, по плечам, по спине проскакали табуны розовых пони. Мир на мгновение сузился, сжался в микронную точку и тут же развернулся, раскинулся пред мной, как легкодоступная женщина низкой социальной ответственности. Грани Реальности раздвинулись приглашающе, и я вошел. Всем телом, разумом, всем своим естеством.

Вначале я видел лишь непроницаемый туман, плотное марево, непроглядную темноту. Затем мелькнуло что-то. Промелькнуло нечто. Сверкнуло плотной и объемной гранью знакомое, отливающее сталью. Калейдоскопом брызнули рванные стенки бронь-вагонов, жестяные лоскуты вагонов РЖД. По бокам от меня взвились в неистовстве винтовые изгибы вырванных с железнодорожного полотна рельс. Брызнуло в лицо привычным красным, алым, венозным. Пронеслись бледными пятнами искаженные болью и ужасом, гротескно искривленные в беззвучных криках бесчисленные лица. Хлестнули алюминиевым кнутом по глазам линии электропередач, впились в глазницу их опоры. Сгорели в одно мгновенье в хлопья пепла железнодорожный переезд со шлагбаумами, деревьями, огрызком забора из жердей и половиной прицепа дальнобойной фуры. Развернулась ржавым цветком теплонесущая труба в термооплетке, сорванная с железобетонного постамента. Косым бритвенным разрезом вырубило из состава бронь-поезда литерного ФК-1478 ПЛ, Великим князем Седомыслом Воеводиным наименованный 'Защитник-мученик Амундантий' два с половиной вагона. Выкусило невидимыми челюстями полтора вагона из поезда '? 92 Москва....'. Дальше оборвано.

А затем все это сжалось, сплавилось в единую массу, в плотный комок и рухнуло между двух лун на эту планету, вздымая ломкие земляные фонтаны. Все.

Нет, не все. Я отстранился от Миров, всплыл на поверхность местной Реальности и извернулся, ввинтился гибкой змеей в себя самого.

А во мне тесно, жгуче, душно. Плохо. Давят пласты бесчисленной информации, накопленной за целых четыре прожитых жизни. Режут острыми гранями осколки и глыбы нехорошего. Давят тяжестью слои тоскливых воспоминаний. Высушивает печалью осознание бесчисленных утрат.

И еще во мне очень много беспросветности, черноты, тьмы и мрака. Сплошная мгла. Света мало, да и не очень он мною ожидаем. Но это все свое, родное, знакомое до оскомины. Где чужое, где во мне иное? Это? Или это?

И это что-то вдруг оттолкнуло меня, отбросило. Будто кто-то невероятно могучий взмахнул крылом, двинул лапой. Не задел, не прикоснулся, так, потоком воздуха отбросил. Назад, наверх в себя из себя. И ушел в темноту, на недостижимое дно, оставляя после себя призрак, круги оттенков мысли, наполненное сожалением послание -еще рано, еще не время. Еще не готов.

Я открыл глаза, несколько секунд неподвижно сидел, глядя в никуда и приходя в себя. Шум моего тяжелого дыхания прибоем накатывал на меня, успокаивая вздернутые, взбудораженные нервы. С силой провел ладонью по лицу, стирая пот. Рванул воротник-стойку кителя, расстегнул планку пуговиц, сбросил с себя его. Скинул нательную рубаху, оголяя торс, подставляя вспотевшую кожу холодному вечернему воздуху. Тело плавит жаром, как будто я в сталелитейном цеху побывал.

-Силович, налей мне коньяка.

Еле слышно плеснуло, передо мной встал на литое днище приземистый толстостенный стакан. Бронеплиты многослойные в клочья, двутавровые балки винтом, закаленные многослойные стекла в мелкую крошку, а стаканы целые. Веер, книги, стеклянный кофейник, походный бювар, фарфоровая статуэтка и многое другое, хрупкое и непрочное — ни царапины, ни пятнышка копоти. Бывает же...

Коньяк мягко скользнул по пищеводу, обволок мягким огнем стенки желудка, щедро одарил теплом и расслаблением. Так-то очень не рекомендуют пить алкоголь после зелий и декоктов, но мне плевать — во мне 'серый' друг, он не даст мне сгинуть. Вылечит, исцелит все и вся. Проверено. Огонек зажигалки коснулся кончика сигареты.

Я затянулся, стряхнул пепел на землю. Ну что ж, драгоценная гадость работает точно так, как и описано в трактате. Что смог или мне показали — увидел. И понял, что совершенно ничего не понял. За исключением двух неоспоримых фактов. Первый факт — те, кто выжили, избраны. Кем избраны, как и по каким параметрам я не знаю и даже предполагать не собираюсь, но в этом нет никаких сомнений. Перенестись с двух абсолютно разных миров в третий мир и остаться в живых при железнодорожном крушении, что это, если это ли не избранность? Если нет, то я тогда балерина Большого Императорского театра.

Ну а факт второй, это то, что еще рано и я не готов. К чему и для чего не готов? Кто решил, что рано?

Снова и снова нет ответов, что меня сильно раздражает и даже немного выбешивает.

Я пионером был! Настоящим, советским пионером, с красным галстуком на тонкой шее! Это ведь наш отзыв, девиз пионеров: 'Всегда готов!', не жалких скаутов каких-то. И после этого я и не готов?! Бред какой-то.

Да, действительно опять бред несу, заговариваюсь. Значит спать пора ложиться. Мозги не просто сплавились, а спеклись в потрескавшуюся корку. Спать буду часа четыре. Затем обход периметра нашего лагеря, проверка постов и сонных часовых в возрасте от шестнадцати до пятидесяти шести лет. Лес кругом, а в лесу живут местные дикие звери. Ладно, если это простые и понятные медведи, рыси, вечно голодные волки, тупые кабаны и прочая зубастая биосфера, ну а если вдруг выползет из чащобы что-то хтоническое и монструозное?

Хм-м, а у меня тоже есть нечто точно хтоническое и точно голодное. Нет, не завидую я местным монстрам, если они вдруг явятся на огонёк и приятные запахи теплокровных. Но все равно необходим обход лагеря — контроль и еще раз контроль, говорил уже.

Да и хочешь хорошего, делай все хорошо и сам. А там уже утро наступит третьего дня неизвестно где. Дня, опять до краев заполненного делами, решениями проблем, текучкой, рутиной и прочим, хлопотным и не очень.

Но поспать мне толком не удалось. Вначале подушка была колючая, потом одеяло кусачее. Затем встал поссать, придавило до бульканья в ушах. А потом холодные звезды настойчиво позвали меня к себе, зашептали многоголосым хором что-то важное и многозначительное, закружили в бешенном хороводе пламени своих протуберанцев, и я утонул в их бездонных 'коронах'.

Нечто, спящее и ждущее, очнулось ото сна из-за ощущения неправильности. Ощущения плохого и недопустимого.

Нечто повело тяжелой гребенчатой головой, шевельнулось неслышимо, беззвучно вздымая массивное тело на когтистые лапы, извивая волной длинную чешуйчатую шею. Тщательно принюхалось, внимательно осмотрелось.

Неправильное и недопустимое происходило сзади и левее него. В лесу, в глубоком логу, в черной темноте. Там, откуда тянуло пока еще еле ощутимым, но уже терпким и устойчивым, сладким запахом разложения. Там, где мягкие и слабые, сложили сброшенные шкурки своих сородичей тех, что ушли на Бесконечную Дорогу.

Нечто недовольно рыкнуло, яростно вздыбило гребень и стальной лентой стремительно метнулось в темноту. Мягкие и слабые его полет не заметили.

Приблизившись к месту Неправильного и Недопустимого, Нечто затаилось вновь прислушиваясь, принюхиваясь, воспринимая мир всем, чем могло — зрением, нюхом, ощущением и еще чем-то, неведомым для него, но помогающим понять что именно происходит.

Только глупые птенцы кидаются неосторожно вперед, а Нечто было опытным, осторожным, мудрым. Нет, так не верно. Нечто еще само не было даже птенцом, оно еще даже и не родилось в полном понимании этого слова, но у Нечто было другое — бесчисленный опыт бывших ранее до него. Других, разных, абсолютно на него и между собой не схожих и не похожих, даже враждебных друг другу, но единых в своей Сути.

Там, в темноте, что-то Пожирало. Не жрало, не ело, не питалось. Что-то пожирало останки, плоть и то, что дает возможность взойти ушедшему на искрящийся звездный песок Бесконечной Дороги. И это было неправильно, непозволительно и недопустимо. Это требовалось немедленно прекратить. Потому что это нарушало порядок вещей и равновесие. Рушило и ломало гармонию мира.

Нечто выметнулось из темноты и обрушилось всей массой на бугристое, ломанное в суставах громадное тело, разрывая бритвенно-острыми когтями склизкую, гадкую, отвратительно воняющую шкуру Пожирателя. Увернулось от неуклюжего, но опасного своей силой удара замаха кривой конечности врага. Кромкой крыла стремительно полоснуло по выпученным буркалам противника, подрубило стремительным махом шипастого хвоста его короткие, неестественно выкрученные конечности. И тут же вспороло клыками открывшееся горло завалившегося на горбатую спину Пожирателя.

Нечто рыкнуло торжествующе, вбивая лапу в грудь поверженного врага, втыкая кинжальные когти в его грудную клетку, пробивая толстый хитин нагрудных пластин. Надавило лапой, сжало когти в безжалостный комок и вырвало из тела Пожирателя слабо дергающийся комок ядовитой плоти. Поднесло к пасти, внюхалось и гадливо отбросило в сторону мелкого и слабого, разрешающе ворчнув — ешь, можно.

Не такого слабого, как теплые и мягкие, но по сравнению с Нечто очень слабого. Это создание для Нечто было не совсем понятно в своей сути — одновременно немёртвое и неживое, оно тем не менее существовало и принадлежало Нечто. И оно бегало за ним холодным комком мышц, как мелкий щенок, смешно подпрыгивая на коротких лапках. И сейчас оно прибежало за Нечто, не успевая за ним, но очень стараясь и даже попробовало поучаствовать в схватке, но Пожиратель даже не заметил потуг неживой твари. Потому что пусть Пожиратель только выродился, не родился, такое не рождается, но это был Пожиратель. Пусть еще не развившийся, не отожравшийся, слабый Пожиратель, но не этому немертвому хлипкому проткнуть своими коготками его бронированный панцирь.

Но Нечто повергло Пожирателя. Нечто было сильнее его. И Нечто по праву гордилось этим. И тем что сейчас все стало правильно и как надо. Но не до конца.

Нечто строго рыкнуло, отгоняя подальше от себя жрущего сердце Пожирателя неживого мелкого. Развернулось всем телом к темному логу. Тщательно примерилось и выпустило из своей широко раскрытой пасти длинную струю холодного белого пламени.

Вспыхнуло и тут же опало странное зарево, невероятно напоминающее утреннею зарницу. Сложенные тела погибших в крушении людей обрели странно четкую прозрачность и исчезли. Без спецэффектов, вспышек, искр и прочего. Вот они были и вот их нет. И разодранное тело Пожирателя тоже исчезло.

Нечто оглядело дело пасти своей и ощерилось в очень знакомом немертвому хлипкому довольном оскале. Хлипкий и мелкий по сравнению с Нечто думать был не способен, но был способен понимать и воспринимать. И сейчас он понял и воспринял как непреложный факт одно — у него два Хозяина, который на самом деле один. Полная нелогичность данного вывода немертвое существо совершенно не смущала. Смущаться и задумываться немертвая тварь не умела. Она умела служить и делала это хорошо.

Глава седьмая.

День третий после крушения. Все так же неизвестно где и когда, но

точно утром.

Утром я проснулся совершенно разбитым, точно фарфоровая ваза, что всегда стоит там, где не надо. Создавалось такое впечатление, что всего меня расчленили, грубо поковырялись внутри, перекурили, стряхивая пепел прямо в брюшную полость, и промыли кишки кислотой.

А затем затушили окурки о мою печень и небрежно, явно торопясь, наскоро сшили, оставив внутри забытые пинцеты, ланцеты, зажимы, клочья тампонов и размашистые автографы на стенках желудка всей операционной бригады.

Далее, хамски наплевав на положенный ремиссиационный период 'выписали' пинком под зад и погнали на тяжелые работы, даже лоб зеленкой напоследок не помазав.

Препоганейшее самочувствие. Мышцы болезненно тянуло, в суставах неприятно похрустывало, поясницу ломом ломило. В виски и затылок вколотили ржавые штыри и изредка по ним постукивали. Кузнечным молотом.

Сил совершенно не было. Никаких. И настроение такое, что я с диким усилием 'сковал' себя в рамки вежественности и Силовичу на его 'С добрым утром, ваше сиятельство' ответил сквозь зубы, еле сдерживая себя и свое раздражение.

Во время утренних процедур в сколок зеркала погляделся и сам себя испугался — глаза красные...

Нет, глаза у меня были огненно-багровые, как у матерого вампира с очень глубокого похмелья. Под ними переполненные синеватые 'мешки', язык гадостной дрянью обметало. Бледность лица повышенная, но седины по всей голове и глубоких провалов морщин нет. Почему же я себя чувствую и ощущаю лет на семьдесят со всем комплексом старческих болячек?

Утренний кофе с рюмкой... Ладно, кого я обманываю? Со стаканом коньяка, ненамного поправил мое состояние, ненадолго приведя меня в так себе форму. Зато внутри проявилось объемное и почти явственно ощущаемое, чуть ли не в ЧетыреДэ, чувство глубокого удовлетворения от чего-то правильно и верно сделанного мною. Когда сделанного? И с кем?

Я даже, тщательно укрывшись от посторонних глаз, расстегнул ширинку и коротко заглянул в личное пространство одного весьма самостоятельного органа моего тела. Гм-м, у нас что-то было?

Но оттуда, из таинственной и жаркой темноты, мне в три голоса хором ответили, что нет, не было ничего! А ведь уже давно пора! Просто крайне необходимо! И если дальше подобное непотребное будет, то мы... Ну и так далее, никому никак не интересное. Личное.

В дебаты с дискуссиями я с этими дерзкими оппонентами вступать не стал, просто ушел по 'английски', заткнув... э, затворив ораторам доступ к воле. К свободе, то есть.

Ну, а если не было, то что тогда было? Чем я занимался ночью, непростительно проспав обход постов и встав в семь утра, вместо планируемых пяти часов?

То, что местные сутки могут не совпадать с нашим двадцати четырехчасовым периодом, меня волновало мало. Утро, день и вечер в наличии, а то что день несколько длинен и ночь долгая, то сей фактор маловажен. Мне не уравнение движения ракеты рассчитывать и силу тяги в пустоте и на Земле соответственно считать.

Я вернулся к своей импровизированной ставке верховного главнокомандующего, чуть поколебавшись, все же раскрыл узкий лакированный пенал, обклеенный изнутри серым пористым и пружинящим материалом, чем-то напоминавший вспененный полиэтилен. Что это за материал, из чего он вспенен — не знаю, ранее не встречал.

Развинтил длинный металлический цилиндрик, сдвинул защелку, вытряхнул на ладонь желтоватую горошинку. Слизнул ее с ладони, языком закатил едкую на вкус 'таблетку' под нёбо, сглотнул кислую слюну. Вложил цилиндрик обратно в нишу, на его место, закрыл пенал, поправив там неровно лежащую фляжку с зельем познания всего и вся.

Невероятно 'упакованный' пассажир ехал со мной в одном бронь-вагоне. Или пассажирка. И зелье у него редкостное с собой и жгучая 'Слеза пламени' и еще один препарат, о воздействие которого на потребляющего я пока умолчу. Все невероятно дорогое и соответственно всемерно и всемирно запрещенное. Тупо смертная казнь через повешение за хранение и за применение не озвученного препарата. За 'всезнайку' и 'Слезу' каторга и конфискация. Ибо ресурсы государственного значения, 'особо списочные' и в свободном хождении категорически запрещены специальным указом.

Триста и один процент, это 'рояль', концертный 'Steinway & Sons'

без которого мне, как матерому и многоходочному попаданцу ну никак не выжить в этом новом дивном и чудном мире! С двумя великолепными странной своей красотой лунами! А ели тут какие! Представляю, какая бы вышла необычная мебель из стволов с иссиня-черной сердцевиной!

Ага, уже подействовало. В голове словно ледяные потоки горной реки промчались. Вымыло весь промозглый туман и ватную хмарь, головную боль. Мысли сделались резкими чистотой и ясными смыслом. А разум выкристаллизировался и стал отстраненно-холодным. Тело налилось бешенной энергией, а мышцы силой. Захотелось действовать — куда-то бежать, что-то решать, двигаться. Все болезненные ощущения растаяли как грязный весенний снег под жаркими лучами солнца.

Впрочем, это продолжалось недолго. Настроение, вначале достигшее градуса пиковой эйфории, выровнялось до ровно бодрого. Все, я в норме и форме.

Самое замечательное в 'Слезах пламени', помимо всех вышеперечисленных эффектов, это то, что нет никакого привыкания к ним. И нет никакой расплаты за их применение в виде упадка сил, полового бессилия и беспробудного сна. Чуть мене суток длится их воздействие на принимающего, но какое это воздействие! Парализованного ставит на ноги в буквальном смысле, а ракового больного с четвертой стадией метастаз заставляет забыть на этот период о морфии и прочих обезболивающих. Панацея от всех болезней.

Вот только творятся 'слезы' из людских слез. Не буду подробно описывать процесс их производства, блевать потянет, но 'запретным' там не просто несет, на 'запретном' вся рецептура 'Слез' построена. Вот именно за это в качестве наказания и назначена каторга с конфискацией. Приобретаешь и употребляешь? Значит поддерживаешь 'производителя' и косвенно участвуешь в запретном. Следовательно, мера наказания равнозначна и правомерна.

И я с этим полностью согласен, это из того, что находиться за гранью человечности. Но... Но у меня форс-мажор, да и нарушил я законов, уложений, правил и прочего уже столько и преступил этих граней столько, что грехом больше, грехом меньше — для меня ничего не измениться. Я даже могу не носить антиковидную маску в общественных местах и спокойно жить без QR-коди ПРЦ-теста, ибо иммуннен до конца дней своих. Мою кровь граммами безнадежным больным раздавать надо, как божественную панацею, как эти самые 'слезы'.

Гм-м, вновь меня несколько 'занесло' ... Есть все же небольшой недостаток у 'Слез', есть. Или это индивидуальная реакция.

Я качнулся с носка на пятку, оправил форму, заправил складки кителя под ремень. Поправил ремни портупеи, кобуры, берет, застегнул воротник-стойку. Закурил и обвел вглядывающимся во все и во всех пристальным взглядом наш временный лагерь.

Блеклые на утреннем свету огни пары костров, разномастные подобия палаток. Невысокие штабеля ненужного, но целого и накрытые чем нашли накрыть. Кучки нужного, но его мало и не все комплектное. Запахи. Разные. Много запахов. Приготовляемой пищи, не тщательно вымытых тел, оружейной смазки, гари, кислого от влаги металла. Человеческих испражнений. Но чего-то не хватает. Уже привычного, не так мерзкого, как вначале. Добро, это мы для себя отметим.

Люди. Наши люди. Иные люди. Все они мои люди.

Вроде бы все на месте. Кто-то еще спит, кто-то просто лежит с бездумно открытыми глазами. Кто-то ест, кто-то поел и сидит рядом. Просто сидит. Шьет. Пошел за водой. Правильно пошел, в сопровождении.

Члены временного совета уже все на ногах. Суетятся, что-то перекладываю-откладывают. Коротко переговариваются, что-то обсуждают. Привлекая себе в помощь свободные руки, занимаются усушкой-утруской-подготовкой вещей, отобранных для взятия с собой — завтра на рассвете мы выдвигаемся. Все, это уже решено. Мной решено.

Дети.

Дети, как и все дети, неугомонны. Носятся, шумят, играют в какую-то догонялку-убегалку. А, нет, это у них что-то вроде 'Гиперборейские витязи против орденских рыцарей'.

В руках у них негодное к употреблению ручное оружие и ножны от артиллерийских бебутов пулеметных команд с оружейных ярусов. Самих клинков уцелело немного. Одни отстреливаются, а другие с боевыми кличами и просто громкими воплями штурмуют палатку из кусков брезента. Вряд ли я ошибусь, если предположу, что это взятие крепости 'Баязет коллосаль' из времен Войн Лесных Ратей.

А вон там мои близняшки-солнышки. Они изображают из себя Лесных Чаровниц — лечат всех подряд исцеляющими чарами, величаво взмахивая руками и Орун-посохами. Ну это им так кажется, что величаво. На самом деле юные девы машут руками заполошно, хаотично и с восторженным привизгиванием. Еловые веточки, что изображают Орун-посохи, режут воздух на мелкие ломтики с разбойничьим присвистом. Глазенки у девчушек горят, щечки раскраснелись. Я рад за них. Лишь бы в роль не вошли и не вообразили себя на самом деле Лесными Чаровницами. Не хотелось бы, слишком плохо те кончили. И это не легенда, про всех исцеляющих волшебниц, это исторический факт.

Были такие сумасшедшие девы-дивы, что явились неведомо откуда и лечили, и исцеляли всех подряд прямо на полях сражений, не принимая ничью сторону. Безвозмездно.

Нет, я не шучу, именно так все и обстояло в те стародавние времена — заявлялось на поле брани энное количество сиих дам, и заняв господствующую высоту, они начинали лечить всех подряд. Вплоть до людоедов-кортцов, проклятых идолопоклонников, с верой мерзкой и кровавой, что реально жрали сырыми младенцев во время своих треб. Всех лечили, никто от них не уходил неисцелённым. Особенно флагеланаты-самоистязатели на них обижались. Они, значит, нахлещут себя плетями до потери сознания и теряют его, весьма довольные и с чувством выполненного долга. А очнувшись, обнаруживают себя вылеченными Лесными Чаровницами. И что? Опять себя хлестать? А дамочки не уходят, стоят рядом в ожидании и нетерпеливо ножками притоптывают и Орун-посохами помахивают. И вот как в такой ситуации им обеты исполнять? Да и не самоистязание это получается, а какая-то профанация.

С Лесными Чаровницами и разговаривали и уговаривали. Подкупали, пытались связать договорами, обязательствами. Предлагали защиту и покровительство. Ничего не помогало, ничего не менялось. Мол, так велел им их бог Орун и все, вот весь их ответ на все просьбы, уговоры, предложения. Ну а так как никто из властвующих терпеть не может неподконтрольное ему, то Чаровниц вскоре вырезали. Не всех и не сразу, но много и одномоментно. Те, кто выжили и на время скрылись, сразу поумнели и стали нормальными — стали брать плату, прислонились к сильному, ударились в интриги. Ну и как все и всегда постепенно стерлись, поблекли, став пресными и скучными Орденом Чародейских Дев. Так себе орден, малозначимый в нынешние времена. Впрочем, я отклонился далеко и в сторону.

-Фофан Силович, доклад, пожалуйста.

-Исчез гимназист Ветров Андрей, ваше сиятельство. В ночь ушел, куда пошел никому не сказал. Посредине ночи хватился его сосед, тот, что Платон, а его и нет.

-Почему меня не разбудили?

Напряженное молчание было мне ответом. Я бросил короткий взгляд на своего денщика-ординарца, повернулся к нему всем корпусом. Разделяя фразу на отдельные слова вновь повторил свой вопрос:

-Почему. Не. Разбудили. Меня?

-Не было вас в постели, ваше сиятельство. До раннего утра, до рассвета вас не было. А потом вас не было и вдруг вы стали, ваше сиятельство.

Я чуть помолчал, укладывая, анализируя и пытаясь переварить столь неожиданную информацию:

-То есть меня не было на месте до рассвета?

-Да, ваше сиятельство, точно так — не было вас. Господа Селезнев и Людвиг Карлович меня разбудили, мы весь лагерь обошли — нет вас нигде, ваше сиятельство. И чудища вашего тоже не было.

-А Первый где был? С иными людьми?

-Да, ваше сиятельство! Как вы вечером его поставили, так он и стоит там и не шелохнется.

Действительно, Первый ощущался мной на своем месте. Второй вот он, рядом замер. Так, значит я где-то был, раз тут меня не было. Ходил куда-то. В ночь. Я наклонил голову, осмотрел свои штурм-ботинки. Ни пылинки. То есть пыль есть, но это за ночь легла. Нет на подошвах ни комочков земли, ни иголок. Не зацепились за зубчатую окантовку подошв желтые травинки. Очень интересно или как говорила кэролловская Алиса: 'Все чудесатее и чудесатее'.

Я достал из кобуры 'Ярило', выщелкнул обойму — все двенадцать 'поросенков' 'желтели' на месте, лоснясь округлыми бочками. Да, я нашел и обоймы, и патроны россыпью к 'Ярило'. Понюхал срез ствола — запаха сгоревшего пороха нет. Значит, не стрелял я никого ночью. Тогда, где я был? То, что меня обманывают или 'разводят', я даже мысли не допускал. Кстати, запах... Точно, запах! В этой палитре не хватает одного нехорошего запаха!

-Фельдфебель! За мной!

Я стремительно, но в меру, зашагал к логу, где мы сложили тела погибших. Шел резво, но не спеша, чуть ли не чеканя шаг, не забывая о поговорке про бегущего генерала.

Дошел. Встал. Прошел еще пару шагов вперед. Закурил, докурил до самого фильтра. Бросил, вдавил каблуком окурок во влажную землю. Тел не было. Была лишь примятая трава и неясный контур прямоугольника.

Так, их не утащило лесное хищное зверье — я вообще за это время ни одного четырехногого мохнатого рядом с нами не замечал.

Не мелькали среди веток нагловатые белки, не трещали местные сороки, не ухали совы и филины, не выкатывался колючим комком подслеповатый еж. И уж не выползал. Но должны же здесь быть ужи и ежи, пусть в крапинку и с рогами? Но нет никого, как будто весь лес вымер и все в нем умерло в момент нашего появления. Что тоже странно весьма.

Ладно, что все же случилось с телами? Я сделал вперед еще несколько коротких шагов, стараясь на заступать за воображаемую границу.

Тела, и это без сомнений, не унесли на руках. Их не увезли на телегах, на машинах, на танках, да мать их, на дирижаблях ипаных! Не сожгли, не растворили в кислоте. Тел просто не было. И следов никаких тоже не было. Хотя...

Еще несколько метров вперед. Встал, наклонил голову вниз, влево-вправо. Присел на корточки, мысленно подозвал к себе Второго. Так же просто мысленно пожелав, заставил поставить рядом с обнаруженным следом его ступню? Лапу? Конечность? Ай, да хрен с этими определениями! Его опорную конечность рядом с найденным мной следом. Затем отогнал Второго, вгляделся в глубокий отпечаток на земле. Сука, один в один! Был тут Второй. Но если он был, и он наследил, то где мои следы? А вот их как раз и нет.

У моих ботинок на подошве короткие квадратные, чуть заостренные шипы и откидная зубчатая 'коронка' на каблуке. Отпечатки от штурм-ботинок на любой поверхности остаются столь заметные, что их ни с чем не спутаешь и не пропустишь взглядом. Но их нет, а это значит, что не было тут и меня. Но тут был Второй. Был без меня, а это невозможно. Вот просто-напросто невозможно, нереализуемо, не осуществимо никак — Нити не отпустят, вернут в одно мгновение на место дерзкого побегушника. Да и нет у Второго ни свободы воли, ни желаний нет. И чувства голода тоже нет. Голода?

-Пасть открой, животное.

Монстр послушно и широко распахнул свою 'камнедробилку', густо усеянную частоколом острых крепких клыков. Одни клыки и резцы, нет ничего из жевательного набора. Только рвать и резать. Ну и что мы ночью рвали и резали? В одну морду, без Хозяина и его разрешения?

Но в пасти Второго было абсолютно пусто. Ни застрявшего волокна мяса, ни запаха. Ничего. Пустота, такая же, как и в его залитых чернотой глазах и пустом черепе. Пустота в пустоте.

Я обошел застывшего каменным изваянием с распахнутой пастью Второго по кругу, вернулся к начальной точке. Щелчком выбил сигарету из пачки, вновь и опять досмолил ее до фильтра.

Предположений нет, версий нет, догадок и озарений нет, умных мыслей тоже нет. Х*й его знает, что тут было и что мне делать. И ни разу не извиняюсь за свой 'французский', нет других слов кроме матерных. И делать мне тут нечего. Скупо бросил в воздух:

-Уходим.

Пока возвращались в лагерь все думал — сейчас выдвигаться или же по плану, с завтрашнего утра? У меня есть тысячи аргументов 'за' и сотни тысяч 'против'. Но нет правильного выбора. Что мы остаемся на месте и рискуем так же исчезнуть неведомым образом, как и трупы погибших, что срываемся в путь и, возможно, идем в пасть тому, что съело в логу всех. Или не съело. Дефрагментировало дезинтегрировав. Не знаю я, короче, что тут произошло. И у меня нет в кармане поисковой бригады вкупе с исследовательской лабораторией и парочкой сумасшедших ученых. Тех, что мне все объяснят и разъяснят разжевав. Ага, 'Работа на двадцать минут — начал, закончил!'. То есть не совсем так, но вы поняли.

-Силович, собирай членов совета.

А что? Не всегда же мне все решать одному? Пусть принимает решение коллектив. Немного дико для меня, но тут сама ситуация дикая и ненормальная. Еб

* * *

ая ситуация, прямо вам скажу.

Сумбурное совещание, изредка прерываемое короткими истериками, парой обмороков, вскидыванием и вздыбливанием в театральных позах некоторых членов совета, длилось часа два или три. Выдвигались разнообразные фантастические гипотезы, озвучивались сумасшедшие идеи, выговаривался уверенно и с апломбом невероятный бред. Я не засекал время, да и вообще отделывался короткими невнятными фразами и многозначительными междометиями, изредка направляя обсуждение в конструктивное русло, когда некоторых господ и даже дам совсем уж заносило.

Пил, гм-м, скорее медленно цедил из большой чашки кофе. Слушал, смотрел, думал. Иногда кивал, подтверждая свое согласие. Более часто отрицательно мотал головой.

Часто курил, благо ни рак легких ни прочие болезни курильщика мне не страшны, и обводил всматривающимся взглядом присутствующих на совещании. Холодно и бесстрастно сталкивался с пугливыми, подозрительными, задумчивыми и оценивающими ответными взглядами. Колол своим взглядом в ответ и иногда прищуривался, словно прицеливался. Это работало — взгляды виляли, потупливались, прятались и избегали открытости. Вслух, где я был ночью, так никто спросить и не решился. И пропавшего гимназиста никто не вспоминал и упоминал, вообще. Ну пропал человек с концами, ну и что такого? Бывает.

Складывалось такое впечатление, что все дружны в мнении, что если мне вдруг восхотелось, то я имел полное право этого вьюношу ночью сожрать, закопать, утопить, скормить своим зверушкам. Или еще как-то с ним поступить, вплоть до бесчеловечных надругательств и разных извращений.

И еще страх. Неизменно из глаз окружавших меня людей выглядывал страх. Сочился тщательно скрываемыми каплями, плескался бурной волной, стоял нескрываемой стеной, мелькал мелкими тусклыми искрами, туманился на дне глазных яблок.

М-да. Я так-то в курсе, что меня иногда пугаются мужчины, женщины, юноши, девушки и плохо ведущие себя капризные дети, но что бы вот так... Откровенно, совсем не скрывая? Первый раз такое.

Впрочем, мне на это, как и обычно, плевать, но признаюсь честно — все же несколько неприятно. Я о них забочусь, холю и лелею, можно и так сказать, а они меня боятся, как вдруг обретшие разум овцы чабана с ножом. Но вернемся к обсуждению нашей судьбы и действий по ее облегчению.

Если все пенное и наносное вырезать и выкинуть, то, когда время стало приближаться к обеду, всем стало четко ясно, что выходить мы будем однозначно утром следующего дня. На рассвете. А собираться начнем ночью. Это мое предложение, безоговорочно и единогласно принятое членами совета. И это рациональное предложение. Ночью все равно никто толком спать не будет — люди слишком напуганы. Так что потратим время не на маетную бессонницу, а на общественную пользу.

Оружие я тоже раздал, все семь карабинов стат-инженера Лестовицкого и три револьвера 'Богатырь' в калибре .42 с удлиненным стволом — смысл тянуть с этим? А так народ себя более уверенно будет чувствовать и не станет слишком сильно жаться к кострам, пугливо всматриваясь в темноту. Особенно с 'Богатырями' в руках. Пушка невероятно убойная, только вот отдача у нее бешеная. Мне точно в руках не удержать, обе кисти вывернет. Так что пусть гордо их носят на поясах крупнотелые мужчины, им это нравиться. Плечи вон как расправились сами по себе, и осанка сразу изменилась. Орлы, соколы, тигры комнатные.

Оружие не только рождает власть, но и дарит чувство уверенности. Правда, обманчивой.

Пулемет со всем россыпным боекомплектом и четырьмя снаряженными коробчатыми магазинами на тридцать патронов я оставил себе. Первый со Вторым по очереди понесут.

Дамам я выдал 'женские' безжалостно укороченные варианты 'Моряны' под патрон 7,65 мм. с магазином на семь патронов и два мелких уродца с претензионным именем 'Антониан' 6,35 мм. авто. С магазинчиком на шесть жалких патрончиков.

Сами меж собой поделят. И будет из чего девицам ворон местных отпугивать, так как на что-то большее эти 'пукалки' в полевых условиях не годились. Даже застрелиться из них не всегда получается. Например, у некоторых индивидуумов невероятно крепкие кости черепа. Как у господина Критте.

Этот обделенный разумом дерзновенный человечишка, упрямо собрался идти в своих 'туристических' ботинках с толщиной подошвы в семь миллиметров из якобы невероятно крепкой кожи буралла. Такой полубык-полукозел водится на оставленной нами планете.

Я с сожалением посмотрел на него, этот полубык-полукозел мне в ответ молча и гордо вскинул свою плешивую безрогую голову. Типа бросил вызов, который я, разумеется, не принял — никогда не любил корриды и прочие козлячьи битвы. Я их есть люблю, а не в Traje de Luces щеголять и бедное животное шпагами и бандерильями разными тыкать. Или смотреть на это.

Остальные же выжившие в крушении, оказались людьми более адекватными, даже мои бывшие сограждане. И вскоре наш табор стал напоминать помесь партизанского отряда с тыловой частью из призванных ветеранов. В общей своей сути, то еще фееричное и чудное зрелище. Было бы смешно, если бы мне не было грустно — сомневаюсь, очень сильно сомневаюсь, что дойдем мы до мест обитаемых в полном составе.

И еще в конце полемики я зарубил с виду мудрую, но абсолютно порочную идею загрузить моих монстров поклажей — им моей автоматической 'прелести' за глаза хватит.

Зарубил тоном люто злым и раздраженным. Скорее всего, именно из-за этого пылающий огонь дискуссии быстро погас и все рассосались готовиться к походу. И сей их поступок был архиверным.

Кстати, пойдем мы на юг. На юге тепло и хорошо, там рай, благодатный край. И, возможно, там есть море. Ну а то, что северное, восточное и западное направления полностью перекрывал лес, оставляя нам путь только на юг, это вторично и малозначимо.

Глава восьмая.

Первый день великого исхода из места прихода. То есть места

Явления. Или места появления?

Выдвинулись мы, как и планировали, на рассвете. Свернули лагерь, с сожалением оставляя много полезного и нужного, но абсолютно не транспортабельного и просто неподъемного. Зарыли в землю, в приметном месте, закутанного в пропитанные машинным маслом тряпки крупнокалиберный 'Гром' с полным боекомплектом. Рядом со станковым пулеметом прикопали пять ящиков со снарядами к автоматическим пушкам и ящик с пехотными оборонительными гранатами модели ?17. Сами пушки катастрофу не пережили — стволы повело, снарядоприемники перекосило, а гранат мы с собой набрали столько, что на маленькую войну хватит, но больше не унести.

Сердце кровью обливалось, когда я смотрел как, засыпаются землей свертки брезента, неровные листы амортизационной резины, канистры с высокой очистки маслом, собранный отовсюду слесарный и плотничный инструмент. И многое, многое другое. Но взять все это с собой не было никакой возможности. Ни колесных тележек у нас, ни вьючных животных. А грузить на людей слесарные тиски, ключи на тридцать-тридцать два, кувалды, тридцатикилограммовую наковальню и стационарную пилу по металлу с ручным приводом, было бы совершенным безумием.

Так что пошли налегке, с минимумом необходимого. Дай бог хотя бы это донести без нелепых и глупых потерь. А потери будут, я уверен. Начнем где-то в пути переправляться через самую маленькую речку, и кто-то обязательно оступиться и что-то непременно утопит. И весьма славно будет, если сам не потонет вместе с грузом.

Вначале, километра два, мы шли компактной колонной, почти как 'Айне колонне марширен, цвайне колонне марширен'

. Затем проявились первые отстающие. И разумеется, самыми первыми стали отставать дети. Плотная колонна превратилась в длинную извилистую и вытянутую ленту. Жалкое подобие 'флангового охранения' с трудом контролировало свою зону ответственности, суматошно вертя головой взад-вперед. Отдельные безответственные личности начали перемещаться зигзагами, обходя только им видимые кочки и изредка замирая на месте, чтобы поправиться, оправиться и прочее, прочее. Юные мадмуазели безумными стрекозами выпархивали из строя, чтобы сорвать: 'Вон тот замечательно красивый цветочек!' и обиженно надували губки в ответ на строгие окрики. Ну одно дано — красота, другое отнято. Закон равновесия.

Мужчины, взрослые умные люди, притормаживали раскурить трубку, чиркнуть зажигалкой, прикуривая сигарету. Внимательно и настороженно всмотреться в гущу леса: 'Там что-то двигалось!'. Грозно клацали затворами карабинов и взводили курки револьверов. Затем искали на земле вылетевшие патроны или откидывали барабаны револьверов для доснаряжения выстрелянного патрона. Трижды! Засранцы криворукие! И таким образом доламывали и так не ровный ритм движения. Сами понимаете — грохот 42-го калибра, визги, писки, заполошные крики, паника. После третьего раза я отобрал у двух особо одаренных оружие и вооружил карабином Лестовицкого бывшего ефрейтора полиции и фрика в очках, оказавшегося ярым бенчрестером. Правда, все равно для меня он тюлень и тип ленивый.

Но все равно, вот никогда бы не подумал, что столь не воинственный вид худого очкарика скрывает под собой фанатика огнестрела.

Кстати, именовался он Романом Ромуальдовичем Фарнесс и по отцу был баском. Вот так во, умеют люди удивлять. А бывший полицай, ефрейтор, носил простое имя Антон и отчество Владимирович. Ясновидящие и провидцы родители у Антона, точно угадали с именем. Но хоть как это и не странно, именно Антон и Роман, оказались наиболее организованными среди иных людей. И благодаря им, в кучке землян поддерживался более-менее что-то напоминающее порядок. И два вахтовика, оказавшихся один татарином, а второй и вовсе казахом, им нехотя, но подчинялись. Может этот Антон и не такой уж... Зато остальные, наши люди... меня совершенно не радовали. Ужас и кошмар, хаос и беспорядок в квадрате. В итоге всех этих предсказываемых мною коллизий, арьегард из двух человек и одного не человека, моего Первого, почти потерялся из виду.

Все это мною было ожидаемо и нисколько не удивляло. И я не бегал покрикивать, подгонять и возвращать в 'стойло' невольных создателей хаоса. Бесполезно. Я даже на стрельбу из 'Богатырей' отреагировал индифферентно. Обходился без слов одним взглядом. Ничего не исправить и не изменить без драконовских мер, а напуганное стадо, что боится пастушьей собаки больше чем волков, мне видеть перед собой не хотелось. Да и 'наседка' из меня та еще, я скорее сам высиживаемые яйца съем. С сальцем и лучком, пожаренные. Ну а если что серьезное и опасное, то именно поэтому Первый и шел сзади.

Он не передавал мне мысленных картинок, не транслировал визуальные образы. Просто я ощущал его мертвенный покой и этого мне было достаточно. Как ощущал глухое, неосознанное недовольство Второго, что тащил на спине в специально пошитом подвесе мою скорострельную 'прелесть'. По пояснице его что ли бил пулемет или куда-то чем-то упирался, мне было неинтересно.

Сам я шел впереди всех, как и положено командиру, на своих двух лихих конях — левой и правой ногах. Шел расслаблено, но не безмятежно. И стеком по голенищу штурм-ботинок не похлопывал за отсутствием оного.

Не нравилось мне наше направление, сильно не нравилось. Слишком уж оно напоминало заботливо укрытую нанесенной почвой заросшую дорогу. Никаких логов и оврагов, рощ и зарослей на пути. Чистая от деревьев ровная поверхность, плавно огибающая невысокие холмики и тщательно избегающая низин. Оставалось только поставить по краям километровые столбики, отбойники с отражателями, нанести разметку и трасса федерального значения готова. ДПСников не трэба.

Так что в итоге я остановился сам, остановил 'колонну', и позаимствовав у Силовича его бебут, потыкался в разных местах кинжалом в землю. В одном из мест, на сантиметрах двадцати глубины, острие кинжала уперлось в преграду. Подозвал Второго и приказал ему копать. Из-под ковшеобразных лап монстра фонтаном полетели комья сырой земли, ну и ожидаемо вылетел сперва один, а затем второй и третий булыжник. Вначале они мне показалось золотого, но потом, приглядевшись, определил — ярко-желтого цвета. Хотя скорее это были огромные булыганы размером с лошадиную голову. Обтесанные с одной стороны 'под зеркало', они не оставляли никаких сомнений в том, что под нашими ногами. На этом археологические раскопки я прекратил. И так все понятно — это дорога. Старая, давно заброшенная, полностью заросшая местной флорой ненормальной расцветки.

Я обвел взглядом собравшихся вокруг меня людей, в основном членов нашего Комитета спасения, то есть Чрезвычайного совета и громко и пафосно изрек:

-Поздравляю вас, господа. Под нашими ногами дорога! А это означает, что тут есть разумные.

-Люди?

-Может и люди — я задумчиво посмотрел вперед, но дальше поворота ничего не увидел, ели и какие-то листовые деревья мешали пронзить взглядом даль. Привычно потер подбородок и продолжил:

-Но это необязательно. Может это и не люди.

-А кто же это тогда, ваше сиятельство?

Мадам Евгения, оказавшаяся дамой спортивной, выносливой и возможно двужильной, так как держала на руках мальчонку лет шести, ожидающе и даже требовательно, с малой долей скептицизма во взоре, взирала на меня.

-Например, прямоходящие ящеры. Так называемые рептилоиды. Большеглазые мудрые гуманоиды и злобные гоминоиды. Бессмертные эльфы. Воинственные орки. Кровожадные гоблины. Эскуртезы пупырчатые. Выбирайте любого перечисленного разумного, мадам Евгения. В этом я вас не ограничиваю.

-И кто же все эти существа, что вы перечислили, ваше сиятельство? Они реальны, они действительно существуют или это персонажи сказок?

Я кивнул, соглашаясь с последними словами дамы:

-Персонажи. Из сказок. Из очень страшных сказок. Но возможно и нет. Вполне возможно, что живут тут обычные хомо сапиенсы. Такие же, как и мы. Не будем сейчас гадать. Да и черной собаки или курицы у нас нет. А для вашего развлечения и расширения кругозора, мадам Евгения...

Я оглянулся на сжавшуюся в толстую 'шайбу' колонну. А вон он где, я сразу и не увидел стоящего ко мне спиной бывшего фрика АЙтишника в шинели нижнего чина и высокой непромокаемой фуражке оберкрафтфарера с серебряным гиперборейским орлом на широкой тулье. Или по-простому — обер-старшины поездного состава. Вид он имел придурковатый, но ни разу ни лихой, выглядел плохо — замученный и усталый. А в начале движения был бодр и энергичен.

-Роман Ромуальдович! Подойдите к нам.

Фрик дернулся, обернулся, закрутил головой подслеповато щурясь, углядел меня и торопливо стал пробираться к нам.

-Вы звали меня, ваше сиятельство?

-Да. Разрешите вам представить мадам Евгения, Романа Ромуальдовича из иных людей. Смело предположу, что сей господин обладает пусть и не обширными, но достаточными знаниями об упомянутых мной орках, эльфах, разумных ящерах и прочей нечисти. Это ведь так, Роман?

-Да. Да ваше сиятельство. Я не то, чтобы все о них знаю, но я немного 'в теме', ваше сиятельство и уважаемая женщина.

-Уважаемая женщина? И, простите меня, вы в чем, милый Роман?

Холод, вселенский холод таился в этой женщине! И тонны недоуменного пренебрежения к столь невоспитанному человеку. Всего одним лишь тоном выразила мадам Евгения всю меру своего возмущения от подобного хамства в ее адрес. Придется вмешаться:

-Мадам Евгения! Попрошу вас на время оставить многие условности этикета в общении с Романом. И заранее вынужден вас просить прощать ему многое, что он скажет безо всякой цели вас оскорбить, унизить или обидеть. Пожалуйста не забывайте, мадам Евгения...

Под вежливым верхним слоем в моем голосе притаилась жесткая основа с чеканным требованием — не забываться:

-Роман из абсолютно другого мира, а там, гм, господ, то есть нас с вами, мадам Евгения, светлейших князей и графинь, в одно время вырезали. Почти всех. И этикет с нормами вежливости, преподавать стало некому.

-Как вы сказали, ваше сиятельство? Нас вырезали? Что именно вы подразумеваете под этим вульгарным выражением, ваше сиятельство?!

А восхитительна же была в девичестве графиня! Разбивала сердца мужские целыми паллетами и складывала огромные штабеля из покоренных её красотой. Вон какие глазища! Режут и жгут гранями черных искрящихся гневом бриллиантов. И вздернутые в негодующем удивлении густые, но волосинка к волосинке, брови-дуги. Жаль, время никого не щадит, глубокие морщины и чуть запавшие щеки все портят.

-Подразумеваю я только то, что дворянство в мире Романа было уничтожено как класс в одной из их стран. Именно из нее родом наш Роман. Людей, благородных по происхождению, там вырезали ножами и крестьянскими косами. Закалывали штыками, расстреливали, вешали. Топили в баржах. Морили голодом. Для сохранения истины, отмечу, что не всех. Но об этом вам лучше расскажет сам Роман.

Я прервался и внимательно посмотрел на них обоих:

-Но у меня одно необсуждаемое условие — в разговоре никакой конкретике о магии и Силе. Никакого разъяснения градаций и основ. Ни нашей, не иной, не чужой. Мадам Евгения? Роман? Вы принимаете это условие?

-Да, ваше сиятельство. Никакого упоминания о магии в нашем разговоре. Предполагаю, у вас есть для этого важные причины, ваше сиятельство.

-Совершенно верно, графиня. Причины есть, но объяснения, простите, не будет.

-Я вас понял, ваше сиятельство. Я быстро учусь, ваше сиятельство.

И голову в поклоне нижестоящего высшему в неофициальной обстановке, он склонил почти правильно. Чуть-чуть не дотянул до эталона глубиной наклона и слишком рваное движение подбородком вышло. Действительно быстро учиться. Может быть что-то из него и получиться.

-И еще, Роман — я слегка поморщился и туманно покрутил ладонью в воздухе — постарайтесь обойтись в своих рассказах без 'чернухи'. Не выдумывайте и не преувеличивайте. Иначе накажу. Приятного вам общения, господа.

Я подмигнул мальчугану, что сполз с рук мадам Евгении на землю и внимательно слушал наш разговор. Пусть слушает, ему это нужно, ведь скорее всего это он есть будущее этого мира. Если выживет, разумеется. Я махнул рукой, возвысил голос, громко скомандовал:

-Продолжаем движение!

И зашагал дальше. В светлое далекое будущее. По дороге из желтых кирпичей.

'Мы в город Изумрудный, идем дорогой трудной. Идем дорогой трудной....

Дорогой без конца.

Заветных три желания, исполнит мудрый Гудвин и Элли....'.

Хорошая песенка, но не совсем верно в ней поется — у всех Дорог и всех Путей есть начало и конец. И мы, когда ни будь, закончим свой путь. И тогда мудрый Гудвин устанет мои заветные желания исполнять. А если он вдруг заартачиться, то я его сам 'исполню'. Видал я Гудвинов и пожирнее и покрупнее чем местные.

Останавливались мы в этот день еще два раза. Первый раз для приготовления пищи и пополнения запасов воды. Которою, ну разумеется, все из своих фляг и завинчивающихся бутылей почти всю выпили. Нетронутыми свои сосуды сохранили только мой ординарец-адъютант, он же обер-проводник и фельдфебель Феофан Силович и рядовой Локоток. Люди опытные, армейскую школу прошедшие. И очень меня вновь удивившие, бывший ефрейтор полиции и те самые двое водителей-вахтовиков. Очевидно, тоже неплохо 'учились' в своих 'учебных' заведениях. Ну и, разумеется, свою воду сохранил великолепный я.

А тут чуть в стороне журчит, бежит, играется, нормальный такой ручеек. Даже ручееще. И полянка рядом в наличие. Как не организовать привал и заодно 'зеленую' стоянку? Так что девочки в сопровождении вооруженных дам и вежливо отвернувшихся мужчин, отправились 'налево', а мальчики 'направо'. Позже.

Затем разожглись костры, завесились котелки на треноги, вскрылись консервные банки и армейские упаковки с сухим пайком и галетами.

Знаете, тот или те, кто организовал всю эту пакость с железнодорожным крушением и попаданием на эту планету с двумя безобразными лунами, были весьма предусмотрительными сволочами. Та половина бронь-вагона, что рухнула на эту планету вместе с моим вагоном, ну вот совершенно случайно являлась вагоном-складом, где согласно реестру, хранились сухпайки, котелки с треногами, фляги, 'охотничьи' спички и прочее-прочее для выхода в 'поле'. Вот только рюкзаков и палаток не было. Зато были штабеля теплых шерстяных одеял, и половина из них уцелела. А в вагоне с Земли был организован склад вагона-ресторана продуктов длительного срока хранения — мясные консервы, пакетированный чай, бутилированное масло, галеты. Якобы машина подъехала неправильно, времени для погрузки было мало во время стоянки, и все сгрузили в этот вагон. Совершенно случайно.

Вы вот верите в такие случайности? Я не верю. Ни на грамм, ни на малую долю. Так что еще один фактик в копилку. И еще один грамм или целый килограмм к моей тяжеловесной уверенности, что это явная подстава. Грандиозная подстава подстав. И я абсолютно и без всяких сомнений убежден, что в этом не замешаны мои 'владельцы'. Те, что достают меня откуда-то, бережно сдувают пыль и торжественно пускают в эксплуатацию. Не зачем им данную глупость творить, бессмысленно это и нерационально. Хотя... Может меня в карты проиграли? Звездные, метагалактические, с туманностью Ориона на 'рубашке'? Гм, а вот это обидно и самооценку ниже плинтуса роняет.

Второй раз мы остановились у подножия огромного пологого холма. Или заросшей травой, кустарником и кривыми деревцами горы. Или скалы. Здесь вообще дикая и нелогичная топография. Слева и справа лес, перед нами этот вот, гм, холм. За, пусть он будет холмом, есть жалкое подобие равнины, а вот простора степного нет. Лес просто раздается в стороны разогнутой подковой, а затем вновь сужается, пряча в своей черноте стволов дорогу. Очень жалею, что ни один бинокль не уцелел в катастрофе. Даже просто линзы ни одна не уцелели. А дальнозоркостью орла я не обладаю.

-Геннадий Ольвович, что вы об этом думаете? Об этом нелепом ландшафте?

-Даже не знаю, что вам и ответить ваше сиятельство. Я, без ложной скромности, могу называть себя довольно знающим краеведом, но вот подобных, э, вывертов природы, нигде и никогда не встречал. Предположу, ваше сиятельство, в качестве бредовой гипотезы, искусственное происхождение данной природной аномалии. Например, землетрясение или проснувшийся вулкан. Хотя все же нет, вулкан — это как-то всё-таки слишком для данного климатического пояса, ваше сиятельство.

Природная аномалия? Землетрясение? А может тектонические сдвиги вследствие применения сейсмологического оружия? Ну да, а как тогда сочетается с этим дорога под нами из тесанных булыжников? Забавы и развлечения бездельников-реконструкторов?

-Благодарю вас, Геннадий Ольвович. Не смею более вас задерживать. Идите, обустраивайтесь.

-Благодарю вас, ваше сиятельство. Простите, чем мог.

-Все в порядке, Геннадий Ольвович. Отрицательный результат, тоже результат. Хотя бы такой.

Господин Кричевский, близорукий, полностью седой, высокий и худой, с длинными и хрупкими пальцами пианиста, коротко мне поклонился и направился к расположению нашей временной стоянки. Я же остался на вершине холма, курить и думать.

Сегодня мы дальше не пойдем. Люди устали, вымотались. Маленьких детей пришлось нести на руках и закорках. Мои любимицы, солнышки-близняшки, 'оседлали' Первого, подтянутого мной из хвоста колонны. Вначале они пугались и дрожали, но стоило мне уверенно и небрежно заявить, что это мой ручной зомби и он под 'жутко волшебным подчиняющим заклятием', то страх перед монстром не сразу, но постепенно улетучился из их глазенок. Что с людьми делает демонов Голливуд, эта чертова фабрика грез!

Ручной зомби, мертвяк-вегетарианец, ага. М-дя... Охуйдя...

Ну а после выполнения страшным монстром нескольких команд, отданных звонкими, но несколько писклявыми голосками, Первый мгновенно обрел имя собственное Страшный ГорбунЁк, именно так, через Ё, а я стал дядей-дрессировщиком Эм. Опять же удивили — дрессировщиком я еще ни разу не был. Разумеется, Первый выполнял мои команды, но кто расскажет об этом девчушкам-близняшкам? Ну-ну, покажите мне этого бессмертного.

Ну и кое-кто натер ноги. Обе и до крови. Напоминать, кто этим кое-кем оказался, не надо? Ну да, это наш любезный плешивый полубык-полукозел в своих замечательных 'туристических' ботинках. Пристрелить его что ли? Или пусть живет? Ладно, решу его судьбу по его же дальнейшему поведению.

Нет, все-таки до чего бредовый ландшафт, неестественный вид. Не нравиться он мне. Мне вообще, чем я тут дольше, все более многое не нравиться. И сигареты уже просто горчат, не радуя вкусовые рецепторы привкусом виноградного листа. И вечереет. Пора и мне спуститься с холма и оглядеть свое 'стадо', гм, избранных.

Я еще раз окинул взглядом недоравнину, полюбовался на отвратительный блеклый закат, покосился неодобрительно на местные луны — раздражают. Вдруг что-то неправильное зацепило мой взгляд. Так, а это что за чудное явленье? Кто-то устал настолько, что совсем страх потерял?

По недоравнине, широко раскинув в стороны руки, не спеша шла мадмуазель Анна Георгиевна Тучкова, возраст девятнадцать лет, двоюродная племянница умершего генерала Руссова, бывшая студентка второго курса Императорского художественного. Жгучая брюнетка, умница и просто ослепительная красавица. Мой любимый типаж и идеал женщины.

Шла она с высоко поднятой головой, не оглядываясь. Шла невероятно ровно, словно у нее под ногами не кочковатая земля с 'петлями' травы, а ровная асфальтовая поверхность. Прекрасная Анна плыла по недоравнине как лебедушка. Очень красиво и эстетично, взгляд ласкает, но это свободное плаванье надо прекращать. И почему никто не пресекает данное злостное нарушение установленных мною правил? Все настолько устали, что всем на все наплевать?

Я посмотрел на лагерь и суетящихся в нем людей. Никто не смотрел Анне вслед, не стоял, замерев, и сопровождая ее взглядом. Никто не пытался остановить плывущую по травяному морю Анну. Такое впечатление, что происходящее неправильное никто не видит и не замечает.

Я спустился по более крутой, восточной стороне холма, окликнул оказавшегося рядом господина Селезнева. Когда-то импозантного импресарио столичного драматического, а ныне растерявшего весь свой лоск и несколько потускневшего, но надежного и спокойного мужчину с изрядно похудевшей талией:

-Герман Вольдемарович!

-Да, ваше сиятельство? Чем я могу быть вам полезен?

-Ну хотя бы тем, что скажете, что видите то же, что и я.

Я взмахнул рукой в направлении медленно удаляющейся Анны. Господин Селезнев повернулся всем корпусом в том направлении, несколько секунд пристально всматривался, затем так же, всем телом развернулся ко мне. Приступ остеохондроза у него? Совершенно неудивительно после ночевок на холодной земле.

-Я, ваше сиятельство, вижу, наверное, это большое поле, заросшее травой. И еще лес по краям поля. Еще я наблюдаю закат, но он несколько в другой стороне, чем вы указывали, ваше сиятельство.

-И более ничего? Ничего не обычного, чего-то выбивающегося из привычного положения вещей?

Бывший импресарио вновь совершил поворот корпусом и всматривался намного дольше:

-Ничего не обычного, ваше сиятельство. Поле, лес, трава на поле. Закат. Ну и две луны на небе. Вы это имели в виду, ваше сиятельство?

-Не совсем. Благодарю вас, Герман Вольдемарович за уделенное мне внимание. Продолжайте заниматься, ну чем вы там занимались до моего появления.

-Все в порядке, ваше сиятельство?

-Пока не знаю, Герман Вольдемарович, пока не знаю. Но вскоре я это выясню и порядок всенепременно восстановлю.

-Не сомневаюсь в вас, ваше сиятельство.

-Благодарю вас, Герман Вольдемарович.

Заметив, что бывший импресарио невольно принял жалкое подобие стойки 'смирно', улыбнувшись скомандовал:

-Вольно, господин Селезнев.

-Слушаюсь, господин прим-лейтенант!

Ух, молодец какой! Но мне пора поторапливаться, если я не хочу, чтобы моя 'лебедушка' уплыла за горизонт.

Догнал я Анну быстро. Ее неспешный шаг позволил несильно ускоряясь догнать девушку и зашагать справа от нее. Слева и чуть сзади Анны вминал траву в землю своими когтистыми ступнями Второй с пулеметом в лапах. Нет, нет, стрелять я его не обучил, просто если вдруг что, то тратить время на выпутывание оружия из 'сбруи' глупо и опасно. А так, перехватил из лап монстра 'мою прелесть' и кто не спрятался, то я не виноват.

-Анна?

Нет никакой реакции. Идет-плывет, меня не слышит. Глаза полуприкрыты, на красивых губах играет лучиками неведомого мне счастья легкая улыбка. Руки по-прежнему широко раскинуты, шаг ровный, ничего ей не мешает. Мне кажется... Да ладно, в самом деле? Я пригляделся. Да, так и есть — трава сама ложилась под ноги девушки волнистым ковром, создавая ровную, словно чем-то выглаживаемую поверхность. М-да, сильное колдунство, я так не умею. Несколько завидно даже. Эх, насколько бы облегчился наш путь, если это поставить на службу обществу. М-да, еще раз. Не умер во мне до конца государственник, бывший всепланетный президент. Кстати, пожизненный. Что ж, использую Голос:

-Ан-нна Георгиевн-на!

Самого проняло, но так и не реагирует. Ну, тогда простите любезная Анна Георгиевна за вторжение в ваше личное пространство. Я легко, едва касаясь, положил руку девушке на плечо и чуть не отпрыгнул в сторону от неожиданного ощущения. А ощутил я....

Вы бывали, когда ни будь в Бразилии? Нет, в самом деле, бывали? На берегу бескрайнего сине-бирюзового океана, величаво перекатывающего свои непослушные валы волн? Стояли на искрящемся на свету песчаном пляже, ловя губами солоноватую на вкус легкую прохладу бриза, плавясь под обнимающими вас лучами солнца? А до этого вы пробежались беззаботно по лугу или поляне, сбивая сверкающие капли росы с шелковистых травинок босыми ногами. Задыхаясь и замирая сердцем от непередаваемого чувства восторга, бесконечного счастья и радости. А звонкий родник звенел вам вслед многоголосьем листвы берез, шумел ветвями сосен и повторял, повторял, бесконечно повторял: 'Радуйся, всегда радуйся! Будь счастлив!'. И небо было бескрайним, а жизнь бесконечной и беззаботной.

Нет, не бывали? Ну тогда зря я все это вам описывал. А я бывал. Мне есть с чем сравнивать. И мое сравнение просто бледная тень того, что я сейчас испытал. Но тем не мене я этого не разрешал, это мой человек. И не только. Эта девушка мне нравиться. А что мне нравиться, то мое и только мое. И мое у меня никто и ничто не отнимет. Никогда. А здесь точно отнимают, уводят девушку, силы неизвестные и пакостные. Ага, счас, три раза.

Я забежал немного вперед и встал на пути Анны. И когда мы соприкоснулись грудиной я, а грудью она. Когда наши лица замерли друг напротив друга. Когда наши губы почти соприкоснулись, а дыхание сплелось, то тогда я... Тогда я прошептал, вкладывая все, что мог в свой Голос, одновременно зовя на помощь того, кто таился во мне:

-Анна, возвращайся. К нам. Ко мне.

Девушка замерла, несколько мгновений она еще упрямо перебирала ступнями по травяному ковру, а потом замерла и еле слышимо откликнулась:

-Да, Великий. Я слышу тебя. Я иду к тебе.

Анна услышала меня. Анна распахнула свои глаза. Свои необычайно красивые глаза. Глаза, заполненные синевой и простором неба, нежной теплотой солнца, прохладой ветра, густой сочностью травы, бесконечностью звездного неба. Но не смыслом и пониманием происходящего с ней. А потом она покачнулась и потеряла сознание.

Ну а я, Великий, чего уж там, тут же подхватил девичье тело на свои могучие длани. Немного подумал и решил, что отдавать такую приятную ношу своему 'ручному зомби' не буду. Сам понесу, на своих собственных руках. Да и народ на нас смотрит, а мне образ благородного рыцаря не будет лишним. А то я как-то немного утомился от облика Злобного Черного Властелина.