Дракула и два ворона

— А откуда Ваша Светлость так хорошо знает здешний язык? — спросил Джулиано. — Ведь Ваша Светлость не здешний, а из соседних земель.

— Да, я нездешний, однако моё детство прошло в этом королевстве, в городе Шегешваре, и последняя четверть жизни тоже прошла в этом королевстве, в тюрьме, — узник усмехнулся. — Так с чего бы мне плохо говорить на здешнем языке?

Видя, что собеседник опять становится язвительным, юный флорентиец притих, а Дракула примирительно улыбнулся и сказал:

— Тебе незачем меня бояться. Если я иногда бываю резок, то это лишь отголоски прежних страстей. К примеру, когда долго носишь доспех, то на коже остаются следы. А когда долго носишь в сердце ярость и обиду... — Его Светлость не договорил и, судя по всему, договаривать не собирался, посчитав, что и так слишком откровенен, поэтому Джулиано поспешно кивнул.

— Да-да, я понимаю, Ваша Светлость.

Наверное, узник и сам был не прочь поболтать, поэтому ученик придворного живописца решился на новый вопрос... нет, не про ощипанного ворона. Упоминать про ворона сейчас не следовало, чтобы не рассердить собеседника, ведь погибшая птица была связана с делом об измене Матьяшу. Немного подумав, Джулиано решил спросить не о том, что разъединяет короля с Дракулой, а о том, что их объединяет.

— Ваша Светлость, а позвольте задать немного скучный вопрос...

— Позволяю.

— Вашу Светлость часто именуют кузеном короля Матьяша, но я знаю, что на самом деле ваше родство с Его Величеством более сложного порядка. Кем же Ваша Светлость доводится королю?

— А! — узник пренебрежительно махнул рукой. — Это даже не родство. Просто у покойного Яноша Гуньяди было очень много младших сестёр, и он пристраивал их, как мог. Одна из этих сестёр вышла замуж за моего старшего брата. А другая стала женой моего родного дяди. Ни в том, ни в другом браке детей не родилось. Да и сами браки длились недолго. Мы с Его Величеством Матьяшем не родственники, а свойственники. От этого свойства он может в любую минуту откреститься, если захочет. Так или иначе, наши семейные связи не определить одним словом, вот Матьяш и зовёт меня кузеном.

Между тем престарелый живописец определился, как должна освещаться доска, и теперь выбирал место для героя портрета. Старик подошёл к узнику, чинно поклонился и произнёс несколько слов, а ученик перевёл:

— Мой учитель просит Вашу Светлость встать, чтобы можно было передвинуть кресло в другое место.

Очевидно, подобных просьб кузен Его Величества никогда прежде не слышал, поэтому хмыкнул, улыбнулся и встал, а старик, взяв кресло, с видимым усилием перетащил ближе к окну, из которого открывался вид на Дунай.

После этого юному флорентийцу опять пришлось переводить:

— Теперь мой учитель просит Вашу Светлость сесть сюда и повернуть голову направо.

Когда просьбу исполнили, старик снова внимательно оглядел узника, но опять остался недоволен. Джулиано замялся:

— Вашей Светлости теперь следует переместиться вместе с креслом чуть левее. Я помогу, — юноша взялся руками за края спинки.

Дракула исполнил и эту просьбу, но теперь всё происходящее перестало его забавлять:

— Ну? Теперь твоему учителю нравится?

Однако учителю не нравилось, и ученик начал опять побаиваться, как бы чего-нибудь ни случилось. Престарелый живописец прекрасно знал, кого рисует, и что у этой модели за характер, но, казалось, позабыл об этом. Джулиано всё же напомнил учителю, что тот рисует человека жестокого и гневливого, но старик лишь отмахнулся и повторил, что недоволен тем, как лежит свет.

— В чём дело? — меж тем спросил узник, которому язык флорентийцев, конечно же, оставался непонятен.

— Ваша Светлость, тысяча извинений! — ответил Джулиано. — К сожалению, придётся опять чуть-чуть переместиться. На этот раз вперёд.

— А, по-моему, и так неплохо.

Юноша перевёл, однако старый флорентиец отрицательно помотал головой.

— Ваша Светлость, пожалуйста. Учитель считает, что правильный свет очень важен. Давайте передвинемся.

— Твой учитель — упрямый человек, — проговорил узник, исполняя и эту просьбу, а Джулиано подвинул за ним кресло.

Теперь Дракула, снова повернув голову направо, как нужно было для портрета, о чём-то задумался. Наверное, Его Светлость размышлял о том, что после стольких уступок может потребовать взамен некоей услуги, потому что в итоге произнёс:

— Скажи-ка, юноша, а ведь ты перед поездкой в Вышеград собирал обо мне сведения?

— Да, Ваша Светлость, — вынужденно признался Джулиано.

— Тогда скажи, кто сейчас правит в моей земле.

Ученик придворного живописца смутился, потому что именно к этому вопросу оказался не готов:

— О, Ваша Светлость... честно сказать, я не знаю...

— Как так? Там уже не правит мой брат Раду?

— Может быть, правит... А возможно, что нет... Просто последний год там такая неразбериха. Иногда сообщают, что власть взял какой-то Лайота, если я правильно произношу это имя, а затем сообщают, что на троне снова брат Вашей Светлости.

Узник явно заинтересовался:

— А что за Лайота?

— Не знаю, Ваша Светлость, — всё больше смущаясь, повторил Джулиано и принялся оправдываться. — Я почти не интересуюсь политикой. Она ведь очень мало связана с живописью. И я как-то не подумал, что Ваша Светлость будет спрашивать о том, что сейчас творится за пределами тюрьм... то есть за пределами Вышеградской крепости. Разумеется, я должен был об этом подумать, но... тысяча извинений, Ваша Светлость.

— Ну, хорошо, — снова задумался узник. — Ты не знаешь, что делается в моей земле. Но ты должен знать, что сейчас делается при дворе, и что сейчас больше всего занимает короля Матьяша. Расскажи мне об этом.

— О! Это я знаю и охотно расскажу, Ваша Светлость, — облегчённо вздохнул Джулиано. — Его Величество Матьяша сейчас больше всего занимает его предстоящая свадьба.

— Свадьба? — спросил Дракула. — Именно свадьба?

— Да.

— А война с туками его не занимает?

— Ну, это, наверное, тоже, — непринуждённо ответил ученик придворного живописца, — но война с турками это дело вечное. О ней постоянно говорят при дворе, но лишь потому, что нельзя не говорить. Я даже слышал, что Его Величеству эти разговоры год от года всё больше докучают. Он бы и рад забыть о турках, но не может. Это и в самом деле утомительно слушать — всё время турки, турки, турки. А вот свадьба занимает короля в гораздо большей степени.

Узник задумался:

— Свадьба... — проговорил он. — Значит, прежняя супруга Матьяша умерла? Давно?

— Прежняя супруга? — Джулиано озадачился. — Я о такой не слышал.

— Сколько ты живёшь при дворе?

— Почти четыре года.

Дракула усмехнулся:

— А я сижу в этой башне гораздо дольше — ещё с той поры, когда ты мальчишкой по чужим виноградникам промышлял. Я помню то, о чём ты, очевидно, даже не знаешь.

— Возможно, — ученик придворного живописца нахмурился. — Однако я рос не настолько голодным, чтобы рисковать шкурой, покушаясь на чужой урожай.

— Пусть так, — махнул рукой узник. — Ну, расскажи мне то, что знаешь. Кастелян, паскудник, никаких новостей не рассказывает, да он толком и не знает ничего.

— Да я тоже мало что знаю, — Джулиано пожал плечами.

— Отчего ты отвечаешь так нехотя? — насторожился Дракула. — Я сказал тебе два слова и уже успел обидеть?

— Нет, Ваша Светлость ничем меня не обидели, — ответил флорентиец, поняв, что обижаться на узника глупо.

— Тогда расскажи что-нибудь.

Джулиано начал рыться в памяти, ища подходящие для рассказа сведения, и вдруг вспомнил, что за супруга была у Матьяша раньше.

— Ваша Светлость, — произнёс юноша, — я, кажется, знаю кое-что о покойной королеве, которой теперь Его Величество подобрал замену. Предыдущая супруга Его Величества была дочерью богемского короля, так?

— Да, это она, — подтвердил Дракула.

— Но она умерла очень давно, — заметил Джулиано, — больше десяти лет назад. А Ваша Светлость ещё помнит её живой? Значит, Ваша Светлость и впрямь очень давно находится в заточении...

— Да, и сдаётся мне, что жизнь при дворе с тех пор изменилась даже больше, чем я полагал, — усмехнулся узник.

Меж тем старик-живописец уже приступил к делу, поэтому велел ученику отойти от заключённого подальше и не загораживать свет, а также прекратить беседу, потому что лицо модели должно было оставаться неподвижным.

Джулиано послушно отошёл в сторону и всё же испросил у учителя разрешение продолжить разговор хотя бы в форме монолога — не побуждать узника говорить, а лишь говорить самому. Ведь беседа Дракулу явно успокаивала.

— Теперь Вашей Светлости нужно хранить молчание, — пояснил юный флорентиец, обращаясь к узнику, — иначе портрет не получится. Однако я буду продолжать рассказывать, ведь я обещал...

Дракула кивнул.

— Двор у Его Величества блестящий! — с воодушевлением начал Джулиано. — Меня уверяли, что в последние годы там всё преобразилось. Стало очень весело и появилось много новых придворных. Часто проходят празднества, на которых устраиваются состязания между поэтами, музыкантами. А как богато накрыты столы! Так богато, что всегда много чего остаётся. Я однажды вынес под полой целого гуся! И никто не хватился... А мы с учителем ели этого гуся целых три дня. А вообще всё, что остаётся после праздников, раздают бедным, не выбрасывают в реку. За то, что король думает о бедных, его любят и называют справедливым.

Узник хмыкнул. Наверное, он считал своё заточение в башне не очень-то справедливым, но юный флорентиец за время жизни при дворе привык, что о короле надо отзываться только с восхищением, и не мог вот так сходу изменить привычную тональность, даже если бы хотел.

— А ещё король поражает всех своими мудрыми суждениями, — продолжал Джулиано. — Ваша Светлость ведь не станет отрицать, что Его Величество очень образован. Его можно спросить про любую книгу, и он ответит, что читал её или, по крайней мере, слышал о ней.

Узнику явно не нравилось, что его собеседник придерживается такого хорошего мнения о Матьяше, но собеседник продолжал восхваления:

— Благодаря такой начитанности король способен быть не только мудрым, но и остроумным, что очень нравится женщинам. Не знаю, что было десть лет назад, а сейчас многие дамы при дворе, включая замужних, рады бы обратить на себя внимание Его Величества. Эх, вот где золотая жила! Рисовать фавориток Его Величества! Даже на одном портрете можно хорошо заработать. Но моему учителю вряд ли когда-нибудь достанется такой заказ. Когда король заказывает портрет женщины, то не любит ждать долго...

Меж тем лицо Дракулы, слушавшего рассказ, изменилось настолько, что это заметил даже старик-живописец и выругался.

Джулиано запнулся, посмотрел на учителя, а затем на узника. Да, лицо Его Светлости и впрямь сильно изменилось, и с этим нужно было что-то делать:

— Ваша Светлость недоволен моим рассказом? — спросил юноша. — По-вашему, король ведёт себя неподобающе, если у него есть фаворитки? Но Его Величеству едва за тридцать. Он молод и... А Ваша Светлость разве не позволял себе ничего подобного в молодые годы? Ведь и во дворце Вашей Светлости наверняка были придворные дамы, которые...

Теперь Его Светлость беззвучно смеялся.

— Наверное, я очень плохо представляю себе жизнь в тех землях, где Ваша Светлость был правителем, — сказал Джулиано. — Всё же другая страна, другие обычаи.

Узник, помня о том, что раскрывать рот нельзя, кивнул.

— Но как же можно без придворных дам? — допытывался ученик придворного живописца.

Узник усмехнулся.

— А всё-таки, — не унимался флорентиец, — ведь Ваша Светлость до сих пор холост и...

Юношу прервал разгневанный учитель, который никак не мог начать работать, потому что выражение лица узника всё время менялось. Старик возмущался очень громко, да к тому же голос усиливался эхом, ведь в комнате были высокие сводчатые потолки.

Вдруг взвизгнула дверная задвижка, и в комнату заглянул латник. Очевидно, шум встревожил охрану. Джулиано теперь не знал, куда деваться, поняв, сколько всего натворил. А вот Дракулу произошедшее очень позабавило. Он засмеялся теперь уже громко.

Наконец, учитель перестал кричать, а дверь комнаты снова закрылась. Юноша принялся извиняться перед учителем, ну а тот, как всегда великодушный, дал ученику ещё несколько минут на болтовню, но с условием, что после этого должна наступить полная тишина.

— Что у вас там за разговоры? — весело спросил узник.

— Учитель говорит, что так совершенно невозможно рисовать, — пояснил виноватый Джулиано. — Однако учитель даёт мне ещё несколько минут, чтобы я быстро расспросил Вашу Светлость и, наконец, замолчал.

— Так замолчи прямо сейчас, — Дракула пожал плечами. — Зачем тебе сердить учителя? А я расскажу тебе об обычаях моей страны как-нибудь в другой раз...

— Но Ваша Светлость! — взмолился Джулиано, которому начавшаяся беседа о женщинах была весьма интересна — гораздо интереснее, чем ощипанный ворон, про которого так хотела узнать Утта.

— Что же тебе не даёт покоя? — узник даже удивился.

— Ваша Светлость, — юноша опустил глаза, — мне, в самом деле, очень интересно знать, как это во дворце может не быть придворных дам. Неужели в землях Вашей Светлости такие же строгие обычаи как в Турции?

Дракула вздохнул:

— Вовсе нет, не строгие. Просто так вышло. Я ведь жил холостяком, а будь у меня супруга, у неё в услужении находилось бы много женщин, в том числе знатных. Однако я не женился. Поэтому и женщины, которых ты именуешь придворными дамами, в моём дворце не завелись. Зачем они там?

— К примеру, для матери Вашей Светлости, — сказал Джулиано. — Вот у матери Его Величества тоже есть свой двор и знатные дамы в услужении.

— Моя мать умерла давным-давно, — ответил Дракула. — А даже будь она жива, то не стала бы заводить себе таких прислужниц, потому что по обычаям моей страны вдова государя должна жить не во дворце вместе с сыном, унаследовавшим власть. Она должна уйти от мира, постричься в монахини и пребывать в монастыре.

— А! Вот оно что! — протянул флорентиец. — Но где же тогда... — юноша запнулся.

— Что?

— Где же тогда правители вроде Вашей Светлости селят своих любовниц? За пределами дворца?

— А это уже не твоё дело.

— Что ж...

— Теперь я ответил на все твои вопросы? — устало спросил Дракула.

Джулиано видел, что узник не настроен продолжать беседу, но и любопытство юного флорентийца было удовлетворено не до конца.

— Ммм... Ваша Светлость, позвольте один последний вопрос.

— Только если он и впрямь последний.

— Ваша Светлость одно время жили в Турции. А я премного наслышан о гаремных женщинах, — торопливо продолжал Джулиано. — Говорят, что это нечто особенное. У Вашей Светлости они были?

— Да, была одна, — ответил узник с полным безразличием.

— Всего одна?

— Мне подарил её султан, а сам я не стал бы покупать.

— Отчего?

— Оттого, что не собирался поселяться в Турции навсегда, — всё так же безразлично пояснил Дракула. — Зачем мне там имущество? Это лишние хлопоты. А вот султан посчитал, что невольница — хороший подарок.