Возьмите нас в стаю

Глава 25

Пробуждение начиналось со звука. Высокого и сильного одновременно, сладкого и печального. Голос пел олюбви и тоске, это было ясно с самого начала, и сила этого чувства,пожалуй, могла бы вышибить слезу (но не деньги!) из самого сухогобюрократа, из самого закоренелого палача.У Тима это пение стояло на телефоне и, просыпаясь, он всегда первымделом наблюдал вечно переменчивый и безошибочно узнаваемый узор,который образовывали листья дерева фиах на потолке его спальни...если только это переплетение прутьев, не защищающих даже от дождя,можно было назвать потолком.Голос принадлежал дотушу, а слова этой песни, с большим трудомвыскобленной из запоминающих систем Корабля, пока еще расшифровать неудалось. Точнее, удалось лишь частично."Приди, о любимое существо, — пел дотуш, — приди иубей меня, ибо какая жестокость сравнится с любовью?"Потом Тим садился в гамаке, тер лицо и спрыгивал на прохладнуюдревесину пола. Джек поднимал голову с меховой подстилки, на которойспал, лениво вставал и вслед за Тимом спускался из "клетки"в ванную.На самом деле, конечно, Тимову спальню нельзя было назвать клеткой. Вкомнате почти не было стен — их заменяли прутья, расположенныечерез неравные промежутки и увенчанные плетеным же козырьком. Будьэти прутья воткнуты чуть почаще, создавалось бы полное впечатлениетюрьмы. Но даже Тим (а он все-таки был покрупнее местных) могпролезть между этими прутьями без малейшего труда.Всю шаткую конструкцию "клетки" обвивали листья вьюнка, аеще со всех сторон загораживали широченные листья фиаха, чьи высокиесоцветия-елочки напоминали каштан.Получалось идеальное место: ночью тут было прохладно, зато днем можнобыло надежно укрыться от всепроникающей жары, от которой, какказалось Тиму, плавились мостовые. И еще Тим мог чувствовать себяздесь по-настоящему один, скрытый от глаз всех остальных за зеленойзавесой листвы. Сначала Тиму предложили спать и жить вместе со всеми. Но этоозначало, что спальня тоже будет общая — на пятерых (при этомне разделенная даже по половому признаку, мужчины и женщины ночеваливместе; если кто-то хотел уединиться, отгораживался ширмой илизанавеской). Тим спросил, нет ли еще какого варианта. Вариант был -какие-то неприлично роскошные апартаменты, что-то вродепрезидентского люкса. Тим так понял, что это были комнаты,предназначенные для официального визита членов правительства планетыи Совета Галактического Содружества. Причем эти апартаментынаходились прямо под землей, в том самом белом административномздании, непосредственно рядом с макетами кораблей. А кому захочетсяжить под землей?Так и вышло, что Тим выбрал этот вот то ли балкон, то ли беседку вкроне старого фиаха, у подножия которого стояло общежитие для ученых.— А если пойдет дождь? — удивленно спросил шемин, которыйзанимался пристраиванием Тима на территории Проекта.— У меня есть водонепроницаемый сундук для вещей, -сказал Тим. — А все остальное быстро высохнет.Местный завхоз удивился, но не стал спорить — очевидно, счелтакой выбор места обитания чудачеством дикого сороха (каковым, положаруку на сердца, это и было; другое дело, что большинствосоплеменников тоже сочло бы Тима чудаком).А он остался своей квартирой более чем доволен. Здесь Тим тольконочевал и просыпался; большую часть времени он проводил либо уместных справочных терминалов, которые работали лучше и быстрее, чемего планшет, либо на чем-то вроде семинаров по обмену опытом, либо вспортзале и на пробежке с Джеком. И такой образ жизни его более чемустраивал. Особенно с учетом реабилитации после ранений.Ранения, кстати, зажили совершенно. Что зажить почему-то никак немогло, так это отношения с Таней.Нет, Тим ее, конечно, ни за что не винил. Он прочел все какие моготчеты о той ночи, и узнал, что она, действуя довольно глупо и оченьпо-любительски, даже пыталась землян спасти... и, в итоге, еслии не спасла их в самом деле, то почти наверняка ускорила спасение. Ауж Тима, Джека и Данилову точно избавила от "переписывания"резервной копией. Тим не знал, как Даниловой, но ему бы самому точнотакой судьбы не хотелось.Также он знал, что шемин-мингрели как раса не виноваты в случившемся.Любой народ рождает своих экстремистов и фанатиков. Люди такустроены, что всегда готовы обменять этот народ — всех немцевза Освенцим и Треблинку, всех американцев за войну с террором, всехмалайцев за Островной геноцид, всех русских за "серуюреволюцию"... А уж сколько национальных стереотипов впределах многонациональных государств — и не сосчитать! Все этотянется оттуда же: из нестерпимого желания древней обезьяны защититьсвою территорию от чужаков и тех, кого она чужаком сочла.Но что хорошо для обезьяны, для мыслящего существа ведет котрицательным последствиям, все так. И еще: даже если принять фашистскую максиму, что народ своейкультурной средой или своим менталитетом порождает преступниковопределенного пошиба, то все равно шемин-мингрели на этом фонесмотрелись удивительно мирно. Ведь защитники животных, напавшие напосольство, специально выбрали такой метод воздействия, чтобы ни вкоем случае не убить людей непоправимо...Эти мысли смешили и самого Тима: убить непоправимо! Ну и мысли пошли.Сам он всегда убивал весьма качественно, если приходилось. Сворачивалшеи, например; хруст позвонков правда довольно громкий, хотя,казалось бы, тогда, в снегу, он не должен был его услышать за шумомих драки...Да, что-то в нем явно разладилось. И прежде всего в отношениях сТаней, как ни странно. Он не мог так же беззаботно шутить с ней, какраньше. Уважал ее по-прежнему — да. Наслаждался ее обществом -да. Доверять... даже, пожалуй, странным образом, больше доверял:теперь он знал, что она-то уж точно не побоится встать за него вообщеи за людей в частности. Даже если будет одна против всех — непобоится.А вот быть таким же открытым, как раньше, не мог. И в чем тут дело -тоже не понимал. Может быть он тоже просто тосковал, как Джек, и всеникак не мог понять, с чем же связана эта тоска...Перед тем, как переселиться в штаб-квартиру Проекта окончательно, Тимеще, разумеется, какое-то время прожил в посольстве — улаживалнеобходимые формальности, организовывал свой отъезд. Тогда же оннастоял, чтобы Баум сделал полное обследование Джека.Ветеринар честно старался, взял множество анализов... и ничегоне нашел. Пес просто хандрил. Тим даже задумался, уж не могло ли так сказаться на нем пребывание вперпендикулярной реальности... Но нет, вряд ли: в конце концов,на космических кораблях Джек налетал немало, а там перпендикулярнаяреальность та же самая. Да и до сих пор никакие исследования непоказывали вред для живых существ.То утро поначалу ничем не отличалось от прочих: оно также началось спения дотуша, удивительно берущего за сердце, и продолжилосьпутешествием в коттедж, где на полупостоянной основе жили Таня и ещетрое ученых: один лингвист и двое инженеров — как подозревалТим, военных инженеров, но точно ему не сообщили.Обычно, когда Тим выходил из душа, шемин-мингрели уже сидели закруглым столом в маленькой кухне, оживленно завтракали — ихнэли тоже принимали посильное участие, частенько разбрасывая зерна повсей кухне. Шемин-мингрели любили есть все вместе, хотя, насколькознал Тим, не прикладывали никаких специальных усилий, чтобысинхронизировать свои расписания. Они принимали присутствие Тима какдолжное: только поначалу он ловил в них некоторое напряжение. Так чтообычно ему пододвигали стул, наливали травяного сока, клали перед нимлепешку или пододвигали миску с салатом.В этот раз, однако, Таня сидела одна. Даже, кажется, она уже поела,потому что тарелка с остатками завтрака стояла прямо перед ней, асама она читала что-то с планшета.— Где все? — удивился Тим. — Я что, настолькопроспал?— Нет, ты не проспал, — Таня посмотрела на него с юмором.— Просто ты опять забыл, что сегодня выходной. В выходнойнормальные люди встают пораньше и уезжают заниматься приятнымиделами. Вот все и разъехались.Тим закатил глаза.— У вас какие-то превратные понятия о выходных, — сказалон с упреком, доставая из шкафа свой собственный завтрак -бутылку кефира и овсяные хлопья (и то и другое заклейменошемин-мингрелями как жуткая гадость). — В выходные надоотсыпаться.— Надо радоваться жизни, — не согласилась Таня. -Когда спишь, радоваться невозможно.— Вам что, не снятся сны? — Тим насыпал хлопья в миску,залил кефиром и уселся напротив Тани. — Снятся, конечно. Просто способность к активному сопереживаниюво время сна снижена.— Хорошо, а почему ты сама никуда не уехала... радоваться?— Они все местные, а у меня вся родня на другом континенте. — Значит, не в Линкаре? — Тим даже удивился, как это онраньше никогда Таню про это не спрашивал. — А разве тетя Мина -не твоя тетя?— Нет, она просто моя соседка и сотрудница Проекта, инженер,работает из дома. И да, родня моя не в Линкаре. Я вообще из Грикоша,ты разве не заметил? У меня даже фамилия не похожа на местные.Тим покачал головой. Он знал, что на Триоке несколько стран (хотяможно ли назвать странами регионы с единой валютой и единымправительством, это еще вопрос) и на планете имеет хождение с десятокраспространенных языков и еще черт знает сколько мелких. Сам Тимболее-менее продвинулся в изучении только того диалекта, на которомговорили в Линкаре.— И большая у тебя родня?— Довольно-таки. Папа, две мамы, три дедушки, две бабушки, двабрата, но они значительно моложе. — Две мамы? — Основная и вспомогательная. Вторая жена папы. Второй жене необязательно удочерять ребенка первой, но мои родители предпочли такойвариант. Вспомогательная мама — карьерный ученый, ей некогдабыло таскать в сумке детей в молодости, поэтому она помогалавоспитывать меня. Сейчас у нее двое своих.— Ого, — сказал Тим. — Первый раз слышу о полигамииу вас. Он хотел добавить, что, исходя из того, что он читал, полигамия идетрука об руку с подчиненным или второсортным положением женщины, а ушемин-мингрелей оба пола казались ему равными. — Ну, на вашу, земную полигамию это не очень похоже, потому чтовторой брак не такой как первый. Супруг или супруга приходит иуходит, по договоренности с другими. Потом, это традиция только вГрикоше, в целом у нас это не очень распространено.Подперев щеку кулаком, Таня смотрела на то, как Тим уплетает хлопья.Потом спросила:— Какие у тебя планы на сегодня?— Вообще-то, я хотел поработать...Она фыркнула.— Вот поэтому вы, сорохи, и не высыпаетесь: вы просто не умеетеотдыхать. Придумай что-нибудь получше.— Хорошо, — сдался Тим. — Что ты хотела предложить?— Я хотела предложить развлечение для Джека, — сказалаТаня. — Тут есть одно подходящее место. — Для Джека? — довольно тупо переспросил Тим.— Да, — кивнула Таня. — Мне кажется, он в последнеевремя хандрит. Да ты ведь и сам это заметил, правда?

* * *

Если у меня будет знакомый архитектор собачьих площадок, решил Тим,надо будет непременно сказать ему, пусть позовет шемин-мингрелей напомощь.Во-первых, они не поскупились на размах. "Собачья площадка"была размером со стадион, и даже окружало ее полукольцо сиденийнаподобие стадиона — правда, не таких высоких. Во-вторых,полупрозрачная пластмассовая крыша над стадионом давала достаточнотени, чтобы можно было сколько угодно носиться, не опасаясь схватитьтепловой удар. В-третьих, поскольку собачья площадка находилась навозвышенности, и с нее было видно море, все это еще и обдувал морскойбриз.На площадке было немного людей — в смысле, шемин-мингрелей.Большинство из них облюбовали дальний конец амфитеатра, где он чутьрасширялся и где устроены были питьевые фонтанчики. Тим и Таня облюбовали место подальше — в основном, наверное,выбирал Тим. Сидя на теплых, прогретых солнцем, несмотря на козырек,ступенях, они наблюдали за играющими питомцами.Издалека их, пожалуй, можно было принять за собак. Большинство быломеньше Джека, который представлял собой венец многих веков селекции игенной инженерии, и как-то упитаннее. Из-за ярко-желтой шерсти вгустой траве они выглядели одуванчиками-переростками, а из-за болеемассивных задних лап передвигались широкими прыжками. Нет, неодуванчики, а воздушные шарики. Радостные воздушные шарики. Уж точноничего они из себя не представляли как служебно-розыскные звери,нечего было и думать.Они приняли Джека с энтузиазмом, которого трудно ожидать от любойсобачьей компании на Земле — такое ощущение, что даже неостановились обнюхать. Джек только обернулся на Тима с мольбой:"Можно?"— Иди, играй, — сказал Тим, — меня тут не от чегоохранять.Только это команда, казалось, и была нужна Джеку: он тут же радостновломился в самую гущу этих желтых недоразумений.— Надо же, — сказал Тим, — как мой парень быстровписался.— Так ведь это нэли, — ответила на это Таня с легкойснисходительностью. — А у твоего пса чудесные ментальныеспособности. Конечно они его приняли.— Нэли? — Тим удивленно переводил взгляд с желтыхсозданий на Танину птицу, которая как ни в чем не бывало сидела накамне рядом с Таней и чистила клювом под крылом. — Я думал,нэли — это такие вот птицы...— Да, многие нэли — птицы ламакар, — кивнула Таня.— Но нэли бывают разные. Все зависит от того, какие потребностиу ребенка и его семьи. Некоторые нэли вообще не заводят.— Расскажи мне об этом подробнее, — попросил Тим. -Раз уж у нас сегодня получается день знакомства с бытом Триоки.Таня улыбнулась.— Да тут нечего рассказывать. Как ты знаешь, у нас способностик эмпатическому и телепатическому восприятию в несколько раз больше,чем у сорохов. Собственно, почти у всех разумных рас в Галактике так.— Да, нас природа в этом смысле обделила. Наши ученые сейчасдумают, что именно поэтому мы считаемся более агрессивными, чемдругие виды.Таня кивнула.— Наши тоже так считают. Ну вот, наши способности тоже не увсех одинаковые.. От трети до половины всех рожденных детей обладаетповышенной чувствительностью. Такие дети все время плачут, страдаютили беспричинно радуются, не могут успокоиться. Поэтому естьтрадиция, что ребенку находят нэли.— И как выбирают, какую именно нэли?— Если ребенок более замкнутый, внимательный, скореенаблюдатель по натуре, его внимание обращают на птиц ламакар. Если,наоборот, очень общительный, постоянно эмоционирует, бегает и лезетвезде — на зверей гараев. Еще бывают ящерицы гремма и зверитмеры, они поменьше, чем эти. В общем, это зависит от страны,континента... От многих факторов. На Триоке, слава подвижникам,немало видов животных с повышенными ментальными способностями.Ламакары и гараи считаются самыми разумными из них, но любителидругих видов могут не согласиться... — она пожала плечами. — Совсем как фанаты собак и кошек на Земле, — усмехнулсяТим.— Кошки... — мечтательно протянула Таня. -Шаттен в вашем посольстве удивительно милый зверь! Непроходимо глупый— но милый. Я бы хотела пообщаться с другими кошками. Я виделакартинки. Они ведь бывают разных пород?— И ты туда же... — пробормотал Тим. А вслух сказал:— Если когда-нибудь посетишь Землю, я свожу тебя в кошачьекафе. Там с котами можно общаться сколько угодно.— Я думала, кошки недостаточно разумны, чтобы сидеть в кафе, -удивилась Таня.— Да, это просто так называется. Нет, смотри, как он радуется!Джек действительно радовался, можно сказать, взахлеб. Он носилсятуда-сюда по полю, чуть не кувыркаясь в прыжках, в шутку грызся сновыми друзьями, ловил их за куцые хвосты и позволял ловить за свой -словом, вел себя, как щенок.— Как ты поняла, что ему нужно? — спросил Тим вудивлении. — Я уже сколько лет с ним, и то даже близко неподошел!— Задачка для ксеносоциолога совсем простая. Ваши собакиудивительно близки к разумным видам в некотором отношении. Я понимаю,что у вас с ним псевдо-симбиотеческая связь, но это не значит, чтоему не нужно общество себе подобных. А больше того ему нужно обществотех, кто способен полноценно общаться с ним телепатически.— Я понятия не имел... — начал Тим, ощущая серьезнуювину. Но Таня положила свою маленькую ручку-лапку поверх его ладони исерьезно сказала:— Знаешь, учитывая, какой ужас творится с тобой, я ничуть неудивлена, что ты не догадался.И вот странное дело: Тим много раз оказывался в ситуациях, когда впору было наложить в штаны, и держался достойно. А сейчас совершенноничего ему не угрожало, но от мягких, сочувственных слов Тани у негомороз пробежал по позвоночнику, и захотелось вырвать у нее руку,убежать, куда глаза глядят.— Это ведь не только Джеку плохо, — сказала Таня. -Тебе тоже очень, очень плохо. И ты это транслируешь на него. А он натебя обратно. И если не разорвать этот порочный круг, вы несправитесь.— Я уже выздоровел, — сказал Тим, ощущая холод.— Да, но... я заметила, что ты избегаешь меня, -сказала Таня. — Не то чтобы не доверяешь, но тебе словно бытруднее со мной. Это ведь так?— Это пройдет, — довольно резко сказал Тим. -Слушай, ты не при чем. Мне просто нужно прийти в себя немного.— Если ты не хочешь об этом говорить, ничего, — Танясмотрела на зеленую лужайку. — Тем более, я все-таки не твоеговида. Я могу ошибаться. Но мне кажется, в данном случае я права. Иесли ты хочешь услышать, как я интерпретирую твою ситуацию, я могутебе сказать. А там уже решай сам, что тебе с этим делать.— Отлично, — произнес Тим довольно резко. — Как тыинтерпретируешь мою ситуацию?Ясный солнечный день сразу потерял для него всякое очарование, как ивозня желтых существ в траве. Он попытался задавить это в себе: не тоДжек почувствует, прибежит... Но, кажется, Джек был слишкомдалеко от него физически, на другом конце стадиона, и слишкомпоглощен игрой с новыми знакомцами, чтобы почувствовать смутные,глубинные колебания в нем. Тем более Тим прекрасно осознавал, чтофизически ему ничего не грозило, а Джек был натренирован в первуюочередь на чувства гнева и угрозы.— Мне кажется, это не настоящее желание услышать мои слова, -сказала Таня задумчиво, — и будь я твоим профессиональнымконсультантом, мне бы надо было сейчас замолчать. Но я твой друг, апотому сделаю глупость и продолжу... — она взяларасчетливо-театральную паузу. — Тим, когда ты прибыл сюдавпервые, мы казались тебе похожи на... что-то кукольное? мягкиеигрушки? мультяшки?Тим не ожидал этого и посмотрел на Таню с удивлением.— Разве я говорил тебе об этом?— Обмолвился пару раз, не то чтобы специально, — онапожала плечами. — Назвал тети-Минин сервиз кукольным, еще былапара мелочей... О чем ты еще мне не говорил сознательно, но очем буквально кричат некоторые твои слова и поступки, что в детстветы пережил страшную трагедию и чуть не умер. Я потом нашла про голодна Благодати...— Об этом я точно говорить не хочу, — перебил ее Тим.— Я и не собираюсь, — мягко продолжила Таня. — Нодело в том, что у тебя, по сути, не было детства. Или оно ранокончилось. Сколько тебе было лет, пять?— Одиннадцать, — поправил Тим, и тут же спохватился. -Да, пять по вашему счету.— И вот ты увидел наш мир, а он действительно гораздобезопаснее и защищенней вашего. Плюс мы обожаем зрелища и игры,которые у вас приличны лишь подросткам... ну, не совсем, нопохоже на то. И твое подсознание обрадовалось: ты попал в мирдетства! А твое сознание укрепилось в мысли, что живущих здесьсуществ нужно защищать от людей... ну скажем так, не всех людей,а только самых глупых и агрессивных, вроде тех, что допустили голодна твоей родной планете. Ты ведь защитник по натуре, а архетипзащитника очень важен в вашей культуре.— Возможно, — Тим порадовался, что это слово наобщеторговом такое короткое. Он не доверял сейчас своей способностисказать что-то длинное.— Но тут, — продолжила Таня, — случиласькатастрофа. Эти мирные, похожие на детские игрушки существа проявилиагрессию, заставили тебя сделать непредставимое, то, с чем ты никакне можешь смириться. То, за что ты сразу же себя возненавидел и вовремя выздоровления, пытаясь загнать эту ненависть в глубь, только вней укрепился. Часть твоего сознания из чувства самосохраненияпытается перенести эту ненависть на наш мир и его обитателей. Часть -наоборот, пытается обвинить тебя самого еще и в том, что наша"невинность" была нарушена. Тим не знал, что сказать. Он сидел и глядел перед собой.— Но ты правда не виноват, — уверенно и тепло повторилаТаня. — Не виноват в том, что воспринял нас так — этотвое подсознание, его никто не контролирует. Мы не ангелы, но исорохи не бесы, даже самые недальновидные из них. И ты не исчадиеада. У тебя не было выбора, ты защищал своих. Да ведь и Айрин жива.Это все, что имеет значение. То, что она жива. Ты ничего не сделалплохого.— Таня... — сказал он наконец с трудом. — Ясейчас сделаю кое-что... Ты только не пугайся.Таня кивнула.Тогда Тим схватил ее в охапку и прижал к себе, так крепко и такбережно, как только смог.