Золото апачей

Впрочем, расселина поросла невысоким кустарником, делавшим спуск относительно безопасным даже в сумерках, и они воспользовались ею, выискивая надежные места, прежде чем сделать очередной шаг, и придерживаясь за ветки и лианы.

Заходящее солнце заливало долину потоками красного и золотого света. Стены были окрашены яркими цветами, внизу зеленели деревья и трава. Герберт остановился и, тронув Чарльза за плечо, указал на маленькое пастбище в центре долины, где паслись бизоны. Он узнал их с первого взгляда, поскольку ни с кем иным этих огромных животных, с лохматыми шеями и голыми лопатками спутать было невозможно.

Никто из них не пытался скрыть свое удивление и, возможно, не поверил бы своим глазам, если бы не присутствие товарища, видевшего то же. Они знали, как, впрочем, знали все, что бизоны были истреблены на юго-западе несколько лет назад, и что единственное стадо, оставшееся в Соединенных Штатах, бродило где-то в труднодоступных местах Колорадо, — и все же здесь видели перед собой еще одно стадо этих великолепных животных, спокойно пасшихся, состоявшее, по крайней мере, из пятидесяти голов, насколько они могли сосчитать.

— Герберт, это, действительно, я? — пробормотал Чарльз. — И я здесь? Я не сплю?

Он осторожно прикоснулся ко лбу пальцем, как бы для того, чтобы понять — действительно ли это он, из плоти и крови?

— Да, Чарли, могу тебя заверить, это действительно ты, — ответил Герберт. — И я рад, что ты здесь, и можешь подтвердить, что я вижу то, что вижу.

— Это не иллюзия? Ведь это бизоны, настоящие живые бизоны? Я не ошибаюсь?

— Нет, я тоже их вижу. Мы оба, одновременно, не могли бы видеть одну и ту же иллюзию.

Некоторое время они продолжали неподвижно наблюдать, обмениваясь удивленными и восхищенными фразами, радуясь очередному своему открытию, поскольку считали обитателей долины не менее важными, чем сама долина. Солнце нависло над дальним ее концом огромным красным шаром, оранжевые лучи которого пронизывали все окрест.

Все, освещенное ими, казалось, увеличилось в размерах. Бизоны казались просто гигантами, огромные деревья полыхали огнем, ручей переливался красным и желтым там, где его поверхности касались солнечные лучи. Снова и снова они повторяли друг другу, какое замечательное открытие сделали, поглядывая на висевшие за спиной ружья, поскольку там, в долине, их ожидала удивительная охота. Герберт сокрушался, что скоро наступит вечер, но Чарльз полагал, что ночной отдых пойдет им только на пользу. Они снова стали спускаться. Солнце скрылось за горами, красные и золотые сполохи исчезли, долина погружалась в темноту. Стадо бизонов исчезло, но они нисколько не сомневались, что снова увидят его; они продолжали спуск, цепляясь за ветви и лианы, прошупывая ногой каждый камень, прежде чем ступить на него.

Сгущавшиеся сумерки были не настолько плотными, чтобы совсем скрыть стены; деревья и ручей также были видимы, пока они спускались. Когда оставалось совсем немного, мальчики увидели, что долина имеет большие размеры, чем это казалось им сверху; они были удивлены, каким образом здесь могли оказаться бизоны, поскольку сюда не было иного пути, кроме того, которым прошли они.

Наконец, мальчики оказались среди зарослей и камней у подножия скал, и, стоя в траве, доходившей им до пояса, смотрели в небо, ощущая себя словно бы на дне огромного колодца.

Сумерки по-прежнему позволяли разглядеть местность, поросшую тут и там кустами и деревьями.

Не останавливаясь и не оглядываясь, они быстро направились к небольшому открытому пространству, на котором видели пасущихся бизонов, на ходу проверяя ружья, чтобы убедиться, что они должным образом заряжены. Окружающая их обстановка казалась им нереальной.

Наступившая ночь не была совсем темной. На небе высыпали звезды, в их бледном свете можно было различить скалы.

Они добрались до ручья, увиденного сверху, небольшого потока чистой воды, глубиной в фут или около того. Здесь они остановились, чтобы напиться и освежиться, и нашли воду прохладной и приятной на вкус.

— Наверное, он скрывается в какой-нибудь расселине, — сказал Герберт. — Должен же он как-то вытекать отсюда.

Но Чарльз не ответил, а просто дернул за рукав, призывая двигаться дальше. Герберт последовал за ним. Теперь они думали только о стаде бизонов, и каждый, в глубине сердца, начинал сомневаться, не привиделось ли оно им.

Была еще одна вещь, казавшаяся странной и невозможной, — долина представлялась безжизненной. Пока они шли, ни одно животное не было потревожено их шагами. Среди пышной растительности не было видно птиц. Стояла тишина, нарушаемая только звуками их шагов и учащенного дыхания. Герберт заметил эту тишину и отсутствие жизни; они время от времени останавливались и прислушивались, но ничего не слышали. Ночь стояла безветренная. Ни один лист на деревьях не шевелился, воздух казался тяжелым, а их лица в темноте — смертельно бледными.

Пройдя еще ярдов пятьдесят, мальчики приблизились к открытому пространству, на котором видели пасущееся стадо. Они вновь почувствовали уверенность, что нагонят его, а поскольку головы животных были повернуты к югу; мальчики подумали, что бизоны продолжили двигаться в южном направлении, поедая траву. Они ненадолго остановились, чтобы проверить ружья, их охватил охотничий азарт. Стадо, все еще остававшееся невидимым, перестало быть чем-то нереальным.

— Скоро я добуду огромного быка, — сказал Чарльз.

— И я тоже! — отозвался Герберт.

Им было приятно осознавать, какая охота их ожидает, они чувствовали волнение, заставляющее людей рисковать жизнью в своем стремлении добыть какого-нибудь опасного дикого зверя. Сумерки сгущались, и хотя долину заволакивало туманом, он был недостаточно плотным, чтобы помешать преследованию.

Внезапно Чарльз остановился и положил руку на плечо Герберта, хотя оба они видели одно и то же. В нескольких сотнях ярдов от них, на краю маленькой рощи, паслись бизоны. Они снова попытались посчитать их и определили, что тех около пятидесяти; они были восхищены могучими животными, настоящими царями прерий, оставшихся скрытыми для человека, обошедшего их горы в своем продвижении к Тихому океану.

Силуэты бизонов были отчетливо видны в серых сумерках, огромные и темные, размером даже больше, чем могли себе представить мальчики. Они испытывали радость и гордость от своего открытия, они жаждали славных трофеев, которые вот-вот добудут. Каждый видел блеск нетерпения в глазах другого, они одновременно говорили о том, как им повезло.

Чарльз послюнил палец, поднял его в воздух и обнаружил, что ветер дует от стада к ним; они снова осторожно двинулись вперед, уверенные, что смогут приблизиться к животным на расстояние ружейного выстрела. Стадо перемещалось так же бесшумно, как и мальчики; огромные животные едва двигались, поедая траву и кусты, когда проходили мимо них.

И снова ощущение гнетущей тишины и запустения навалилось на мальчиков. Серые деревья, трава, горы, странность места, — все это угнетало, но они продолжали охоту, ибо желание добыть бизонов взяло верх над всем остальным.

Им удавалось подкрадываться, не потревожив стадо, что обнадеживало; еще немного, и они приблизятся на расстояние ружейного выстрела. Они выбрали двух животных, самых больших из стада, стоявших близко к кустам, и решили, что стрелять будут в них, Герберт — в правого. Если они промахнутся, что было весьма вероятно, то животные побегут вниз, и они без труда смогли бы перезарядить ружья на бегу, преследуя их. Пространство было ограниченным, их охота не могла окончиться неудачей; предчувствуя близкий триумф, они с величайшей осторожностью двигались вперед, пока не оказались там, где хотели. Застыв неподвижно, они стали прицеливаться, каждый в свою цель, как они договорились раньше.

Стадо, похоже, не подозревало об их присутствии. Сколь ни острым было обоняние бизонов, оно не предупредило животных об опасности. Их головы наполовину скрывались в высокой траве, и, когда мальчики смотрели сквозь прицелы своих ружей, они снова ощутили тишину долины, ее абсолютное одиночество, заставившее их немного придвинуться друг к другу, даже в тот момент, когда они целились.

— Мы не можем промахнуться, — прошептал Герберт, хотя его руки дрожали от волнения.

— Нет, не можем, — ответил Чарльз, у которого также дрожали руки.

Выстрелы грянули одновременно.

Каково же было их удивление, когда они увидели, что оба бизона, насколько они могли судить, даже не раненые, подняли головы и посмотрели в их сторону! Стадо последовало примеру своих вожаков, и через мгновение пятьдесят пар красных глаз уставились на мальчиков. Теперь, когда они подняли головы, они напоминали конный отряд. Чарльз и Герберт, спешно перезарядив ружья, выстрелили снова, и снова без какого-либо эффекта; испугавшись, уже почти чувствуя дыхание озлобленных животных, они повернулись и помчались прочь, опасаясь за свои жизни и надеясь найти хоть какое убежище.

Каждый из мальчиков, в воображении или реальности, ощущал на своей спине горячее дыхание; они слышали грозный рев могучих животных.

Это не было похоже на схватку с гризли; они испытывали странный, непреодолимый ужас. Они даже не заметили, как бросили свои ружья.

Оглянувшись, Чарльз увидел, что стадо, находившееся не далее пятидесяти футов, преследует их, подобно кавалеристам. Он крикнул Герберту, чтобы тот сворачивал к деревьям, в надежде, что тяжелые животные продолжат бег по прямой, — и тот повиновался. Несколько раз они прибегали к подобной хитрости, но каждый раз бизоны поворачивали за ними; наконец, им удалось добраться до деревьев и, ухватившись за ветви, спешно подняться и избежать опасности.

Бизоны остановились примерно в сотне футов, в ряд, уставившись на них красными глазами. Мальчики испытывали страх. И даже не пытались этого скрыть. Они чувствовали это каждым нервом своего тела. Они слышали, что эти животные, какими бы громадными они ни казались, были безвредны, но теперь те смотрели на них глазами, в которых, казалось, присутствовали человеческий интеллект и гнев, превышающий человеческий; гнев, который требовал их жизней за покушение, на которое они отважились. Мальчики чувствовали, как их до костей пробирает холод; гневный взгляд животных, державших их в осаде, приковывал их взгляды, пока они, наконец, не собрали остатки воли в кулак и не посмотрели друг на друга. И каждый из них увидел, что другой тоже боится.

— Мы в безопасности, Герберт! — крикнул Чарльз.

— Пока да! — с дрожью ответил тот. — Но ни ты, ни я, не знаем, удастся ли нам убежать.

Пока они переговаривались, бизоны задвигались, и у мальчиков возникла надежда, что те уйдут, — которая тут же умерла. Животные окружили деревья, где они прятались, выставив кольцо часовых; и каждый из них, заняв свое место, кроваво-красными глазами, из-под нависающего лба, уставился на злоумышленников. Чарльз рассмеялся, но его смех не был веселым.

— Нам не стоит опасаться, Герберт, — крикнул он. — Бизоны — не хищники. Вскоре они уйдут и снова станут пастись.

Но в его голосе не прозвучало уверенности. Он сам не верил в то, что говорил. Он знал это, и Герберт тоже это знал. Ночь не становилась темнее; сгущалась серость, преобладавшая в долине, и формы животных, стоявших на страже, становились все менее отчетливыми. Тем не менее, казалось, что их красные глаза разгораются все ярче, превращаясь в подобие пламени многочисленных костров. Животные застыли неподвижно, от них не доносилось ни малейшего шума. Ветер шелестел листвой на деревьях, но это был единственный звук в долине; не было ничего, что могло бы спасти мальчиков, сидевших на деревьях и наблюдавших за бизонами.

Сумерки сгущались, Герберт почувствовал, как холод проникает в него до мозга костей. Одинокая долина и удивительная ситуация наполняли его самыми противоречивыми чувствами. Были бизоны настоящими или выдуманными? Может быть, они — призраки? Когда он видел их, с угрозой взирающих на него красными глазами, волосы шевелились у него на голове.

— Мне кажется, они никогда не уйдут! — крикнул он Чарльзу. — И еще кажется, что за мной следят призраки.

— Спокойно, старина, спокойно! — крикнул в ответ Чарльз. — Крепче держись за свое дерево. Через некоторое время они обязательно уйдут.

Герберт замолчал, однако через некоторое время рассмеялся резким, неестественным смехом.

— Перестань! — встревожившись, крикнул ему Чарльз.

— Я подумал, — произнес Герберт пронзительно высоким тоном. — Это последнее стадо диких бизонов. Их всех истребили, кроме этого стада, которое сохранилось здесь и теперь охотится на нас, первых людей, которых они увидели! Взгляни, вон они, живое доказательство!

Он рассмеялся все тем же странным смехом. Чарльз тоже рассмеялся, частично из-за того, чтобы просто поддержать своего товарища, но его собственный смех показался ему таким ужасным, что, глядя на своих молчаливых стражников, он почувствовал холодный страх. Он не знал, как и когда сможет убежать, он не чувствовал приближения смерти; но сейчас во всем мире не было ничего, чего он желал бы больше, чем выбраться из этой долины.

Герберт продолжал смеяться пронзительным резким смехом, а когда Чарльз попросил его прекратить, саркастически посоветовал ему обратить внимание, насколько четко исполняют их охранники свой долг.

Ни один из них не покинул круга; их очертания стали еще более фантастическими в наступившей темноте, они становились все больше и больше. Небо было безоблачным, мальчикам казалось, они видят его бесконечную глубину; долину окружали высокие скалы, казавшиеся сплошной стеной, деревья превратились в сгустки мрака. Царила необычайная тишина. Ветер не играл листьями и травой. Бизоны застыли неподвижно. Тишина казалась тяжелой и зловещей. Она давила на мальчиков, им хотелось, чтобы хоть что-то ее потревожило, будь то кролик, если кролики водились здесь, олень или ночная птица. Но ничего не происходило; их окружал безмолвный круг, а сверху светила полная луна.

Чарльз улегся между толстых ветвей и попытался заснуть. Ему показалось, что он впал в какое-то оцепенение, а когда проснулся, то вновь увидел луну и цепь молчаливых стражей. Где-то среди скал раздался шум, но это было всего лишь завывание ветра в расселине, и не принесло утешения.

Чарльз окликнул Герберта, и был рад услышать, что товарищ отвечает ему обычным тоном.

— Тебе пришла в голову какая-нибудь идея? — спросил Герберт.

— Нам нужно отсюда выбираться.

— И как мы это сделаем?

— Мы могли бы открыть огонь из наших револьверов, но они слишком далеко, и, даже если бы нам удалось убить одного или двух, остальные все равно не ушли бы.

— Ты прав, — отозвался Герберт. — Но знаешь, Чарли, у меня нет ни малейшей охоты убивать бизонов.

— У меня тоже. И я был бы рад, если бы этого удалось избежать.

Никто из них не знал, почему произнес эти слова, но, возможно, это стало кульминацией всего испытанного, некоторой нереальности происходящего, благоговения и веры в то, что нашлось казавшееся утраченным навеки. Но оба говорили от всего сердца.