Голод и Хлеб

— Что тут?! — Спросил он. — Хельга?

— Она, воровала продукты. У детей. — отстраненно сказала Хельга. — Кому сдать оружие?

Фрол поглядел на заведующую у стены. На Хельгу. На детский дом. Хельга не рассчитала. На первом этаже были внешние окна. И сейчас, оттуда, на улицу вкось, плюща носы и щеки, смотрели детские лица. И Фрол не знал, хорошо это, или плохо...

— Кому сдать оружие? — Повторила Хельга, протягивая ему револьвер.

— Ну уж не мне. — Фрол, хромая, подошел к Хельге. Обнял ее за плечи. — Точно, не мне.

— ...Махорку рассыпал, — пожаловался соседу Шароваров.

— И я, — с огорчением ответил тот, закидывая винтовку на плечо.

— Пойдем. Может, не все затоптали? Может, еще соберем?

— Может и соберем. — Согласился боец. — Попробовать стоит.

* * *

Эпилог 1: двенадцать лет спустя.

США. Год 1933.

— Ставьте обратно в ящики, скорее. — Распорядился Кэмрон.

Люди по цепочке передавали бутылке женщине, что сливала их содержимое в бидон на тележке. По той же цепочке возвращали бутылки, а стоявший рядом старик запихивал их обратно в ящики.

Кэмрон проверил, что в ящике нет ни одной незаполненной ниши, и поставил тару в грузовик.

— Сделано, — сказал он старику. — Я приеду снова, когда смогу. — Младший Бенсон передаст вам, как это будет.

— Благослови тебя Бог, сынок. — Протянул ему руку старик.

— Уже благословил, — Ответил Кэмрон.

— Да? — старик улыбнулся в бороду. — Чем же?

— Я понял, как устроена жизнь. — Ответил Кэмрон. — Не торопитесь ехать отсюда. Дайте мне отъехать подальше. Лучше, чтоб нас вместе никто не видел.

— Мы будем осторожны — пообещал старик.

Разгруженный грузовик потряхивало, и Кэмрон сбавил скорость. Несмотря на то, что бутылки в кузове были упакованы в ящики, ему не хотелось случайно растрескать парочку. Оплачивать их пришлось бы из своего кармана. Кроме того, солнце палило изрядно. А он не хотел перегреть двигатель. Форд был уже достаточно стар. И если кабина и фургон были окрашены в небесно-голубой цвет, с логотипами "Мэлтон и Ко" — то капот у машин был черным. Черный грелся сильнее. Здесь, в Арканзасе, летом могло припечь. Говорили, что на фирме Форда могли обкрасить кузов в нужный цвет, но капот оставляли черным всегда. Почему именно капот не окрашивали в другой цвет, Кэмрону было неведомо. Может, Форд строил только капот с рамой и двигателем, а кузова пристраивал сторонний подрядчик? Или была какая-то другая из тысячи причин? В любом случае, спешить не следовало. Да и некуда особенно. На сегодня, его работа закончилась.

Слева от дороги на поле, что-то белело в зарослях у канавы. Кэмрон притормозил, рассмотрел получше. На поле лежал человек, зажимавший в руке широкополую фермерскую шляпу. Слишком бледный и слишком раздутый, чтобы предположить, что ему может понадобится помощь. Это было уже не дело Кэмрона. Он всегда рад был помочь ближнему. И человек должен быть похоронен, по заветам Господа нашего. Но городской совет недавно нанял молодых парней, чтоб они объезжали округу, и собирали вот таких бедолаг. Те старались. Сын Бенсона устроился туда. Это была грязная работа. Но юным парням без специальности в руках, сейчас не приходилось рассчитывать на лучшее. В любом случае, Кэмрон не мог перевезти бедолагу на своем пищевом грузовике. Он по приезде в город, и скажет, где видел бренное тело.

Странников в округе становилось все больше. Они проезжали на грузовичках, шли пешком, толкая перед собой телеги с добром, или просто шли пешком. При удобном случае, они спрашивали Кэмрона, — нет ли где в округе работы? Работы не было даже для местных. Возможно, в центральных графствах, — сперва отвечал Кэмрон. — Или в Литл Рок. Это большой город, там делаются большие дела... И люди шли в Литл Рок. Говорили, что на окраинах столицы Арканзаса, уже организовался целый палаточный город. Его прозвали "Гувервиль" — Город Гувера — в честь нынешнего президента-республиканца. Который только и мог, что красиво молоть языком, пока страна катилась под откос. Говорили, что такие бесславные "города", сейчас образовались вокруг многих настоящих городов в Соединенных Штатах.

К поздней осени свой небольшой город беженцев стал образовываться и у родного Годсбелла. Это был плохой признак. Если уж люди оседали рядом с такими небольшими городами, — значит они уже ничего не наделись найти в более крупных местах. Сперва пришлые ходили, и спрашивали работу. Потом начались случаи воровства. Местные собрались, взяли дубины, ружья, и сходили к чужакам в палаточный городок. Кэмрон не пошел. Он уже кое-что соображал. Ему удалось отговорить Боба Бенсона. Но Генри — даром что друг детства, — поперся туда со своим дробовиком.

Утром палаточного городка уже не было. Но на земле, среди разорванных и сожжённых палаток, — осталось пять трупов чужаков. Генри Осборн потом отводил глаза, и говорил, что в темноте и суматохе, кое-кто из парней перестарался. Но лучше уж так, чем бродяги заполонили бы их городок. Шестой труп, отыскали случайно, через две недели, в отдалении. Это была женщина, и судя по всему, ее не только убили. Осборн истово ужаснулся. Те, кто ходил разбираться с бродягами, пытались вспомнить, кто где был, и кто пропадал на время, — но так ничего и не выяснили. Шериф тоже не слишком напирал на расследование. Хуже всего после происшедшего стали относится к Кэмрону — он, мол, не помогал местному сообществу отстоять свои интересы. Что за человек, если он жалеет чужаков, больше чем своих?

Но земля не имеет памяти. Чужаки все равно шли, и снова основали палаточный городок. Это было уже перед началом сезонных работ. Местная милиция из парней снова возбудилась громить "бродяг, воров и попрошаек". Кэмрон снова не пошел, и на этот раз ему даже не пришлось уговаривать Осборна — тому хватило прошлого раза. Другие — пошли. Но на этот раз жестоко разочаровались: У палаточного городка их встретил шериф Мак-Брайд с помощниками. Шериф заявил, что люди основали лагерь не на частной земле. И никто не имеет право тронуть американца в его стране, если тот не нарушает закон. Местные покричали, и разошлись. Никто не мог понять, с чего это шериф вдруг так воспылал к букве закона.

Это выяснилось позднее, — когда пришлых начали нанимать на предприятия Мэлтона. Пришлые были готовы работать за сущие центы. И тогда управляющие Мэлтона заявили, что если местные хотят сохранить работу — им тоже придется согласиться на меньшие зарплаты. Община пыталась урезонить мистера Мэлтона. К нему даже обращались в церкви, вместе со святым отцом. Но мистер Мэлтон сказал, что — он не Бог, и не может перевернуть экономику. В крупных городах бывшие богачи падают из окон небоскребов, как листья с деревьев во время шторма. Фирмы банкротятся. Сбывать продукцию все труднее. Мэлтон и ко разорится, если не будет соответствовать законам рынка: — найми того, кто сделает то же, за меньшую цену. Парни почесали голову, и согласились работать почти что за еду. Вот такие теперь были времена.

Гукнуло, — Кэмрон очнулся от раздумий. — Сзади гудел автомобильный горн. Он повернул голову, и глянул в боковое зеркало — но там ни черта не было видно, — дорога была пуста. Сзади опять нетерпеливо начали долбить в горн. Видимо кто-то болтался сзади, закрытый фургоном, и требовал пропустить его вперед. Кэмрон аккуратно повел рулем влево, и вместился ближе к обочине. Взревело, и его машину обогнал, пуская клубы дыма из-под шин, легковой черный "Студебеккер Коммандер". У Кэмрона нехорошо свело нутро, — в округе была только одна такая машина.

Студебеккер лихо затормозил, и чуть довернув, загородил грузовику Кэмрона дорогу.

Кэмрон нажал рычаг тормоза, и его Форд тоже принялся сбавлять скорость. Бутылки в кузове протестующе бряцали.

Грузовик встал.

Двери Студебеккера открылись, и из него вылезло четверо крепких парней, со специфическими лицами. Менни Пул, и его команда. Люди мистера Мэлтона. Которых он посылал на те дела, для которых не годился шериф.

— Жаркий денек! — Приветственно махнул рукой широкоплечий остроглазый мужчина в щегольском костюме. — Он неторопливо подошел к машине Кэмрона. Трое парней шли за ним. Их шляпы стоили больше, чем весь заработок Кэмрона за последний месяц.

Кэмрон выбрался из кабины.

— Жаркий, — согласился он, обтирая вспотевшие руки, о свой шоферский комбинезон.

— Знаешь меня? — Спросил, подойдя, остроглазый.

— Ты Менни, — Работаешь на мистера Мэлтона.

— Решаю проблемы мистера Мэлтона, — мягко поправил остроглазый. — Он махнул рукой себе за спину, на одного из спутников, телосложением похожего на шкаф, с плечами настолько широкими, что голова на них казалось лишней. — А его, помнишь?

— Френки.

— Френки-Копёр, — так мы его зовем. Ты знаешь за что?

— Знаю, — непроизвольно потер себе солнечное сплетение Кэмрон. — Бьёт он сильно, ничего не скажешь.

— Я вот чего не пойму, парень, — сдвинул свою шляпу на затылок остроглазый — Морда у тебя конечно так себе. Но по виду ты не дурак. Френки пришел к тебе, — и все объяснил: Если мистер Мэлтон сказал тебе вывозить просроченные продукты с его фермы и магазинов в болото, — то какого хера они оказываются в ебаном городке бродяг, а?

— Я делаю, как сказал Мистер Мэлтон, — осторожно сказал Кэмрон.

— Реально? Парень, — в Чикаго ничего не происходило без моего ведома. А там народа живет больше, чем травы в вашем сраном захолустье. Ты думал, я не отслежу, где вы теперь встречаетесь с бродягами? Ты думал, — это офигенно умный план? Что теперь не ты едешь к их городку, а они встречают тебя сидя в кустишках, по пути к болоту?

Кэмрон молчал. Сказать было нечего.

— Ты и других водителей втянул в свое дерьмо. — Продолжал остроглазый. — Это непорядочно паренек. Мистер Мэлтон дал тебе работу. Ты знаешь, как нелегко ее сейчас найти. А ты вот так, отплатил ему за доверие.

— Я только отдал голодным бедолагам еду, которую и так собирались уничтожить. — Пожал плечами Кэмрон. — От этого никому нет вреда.

Менни вздохнул, поглядел в небо.

— Парень. Эта страна стоит на честных сделках. Для того чтобы съесть кусок, — его надо заработать и купить. Если бродяги начнут получать еду бесплатно — зачем им работать? Если они не работают — местные начинают клянчить повышение зарплаты. Если люди жрут задарма — зачем им покупать в магазинах мистера Мэлтона? Это рынок, парень. И у него свои законы. Ты что — хочешь разорить мистера Мэлтона? Ты хочешь так отблагодарить его за доброту?

— А тебе самому не жалко тех бродяг, Менни? — Попытался Кэмрон. — Они ведь, такие же люди. Ты разве сам родился в семье богатеев?

— Ты понятия не имеешь, где я родился, парень, — сжал зубы Менни. — Там таких как ты, давили раньше, чем ты успевал вывалится у своей мамки между ног. Может, мне и жаль бедных ублюдков. Но не я создал такую жизнь.

Кэмрон вздохнул.

— Может быть... ты и твои парни закроете на это дело глаза?

Менни хохотнул.

— О, парень. Но мне платят как раз за то, чтобы я не закрывал глаз. Или у тебя есть деловое предложение?

— Ты про деньги? — Уточнил Кэмрон.

— Всё — про деньги, — развел руками Менни. — Доллары — смазка этого мира.

— Денег нет, — развел руками Кэмрон. — Мне нечего тебе предложить. Только радость, — что ты помог людям, и поступил правильно. Может, попробуешь?

— Я на такое дерьмо не куплюсь, парень. — Покачал головой Менни.

Кэмрон шмыгнул носом. Вдохнул, отгоняя страх.

— Знаешь, Менни. В 21ом году, я был в России. Там был голод. Смертельный. Мы привезли им помощь. Недостаточно. Но сколько смогли. Так я тогда думал. А потом я вернулся домой, в мою страну. И узнал, что в это же время пшеница гнила у наших фермеров. Потому что они не могли найти покупателей для излишков зерна. А теперь — я вижу голодных людей уже здесь, в моей стране. Но вы — вы! — все равно будете уничтожать еду. Пусть даже сдохнет пол Америки. Только чтоб хозяева не лишились прибыли. Ты знаешь, о чем я говорю. Неужели тебя самого не тошнит от этого?

— Поболтали, — и будет. — хмуро глянул на него Менни. — Тебя велено проучить. И это, — последнее предупреждение.

Фрэнки, другой, с усиками а-ля Дуглас Фэрбенкс, и третий, с отбитыми боксерскими ушами, двинулись на Кэморна.

— В тот раз ты ударил подло, исподтишка, — сказал Кэмрон Френки, отступая. — В этот раз я буду драться.

— О, давай! — Хохотнул Френки наступая, как ходячая скала, и приглашающе махнув руками, развлеки меня, деревня.

Кэмрон широко замахнулся, и ударил правой. Френки легко отклонился, и... отлетел назад с ошалелым видом. Кэмрон достал его коротким апперкотом слева. Так его учил Маки в "153'м стрелковом", во время службы, и... — руки помнили. Френки был здоров как буйвол, и если его не свалить... — Кэмрон ударил еще, еще, — и Френки улетел на землю.

Слева у Кэмрона будто взорвалась граната, мир пошатнулся. Он отскочил и увидел слева того — с ушами — в боксерской стойке. Карнаухий не стал тратить время на разговоры, и пошел на него, с характерной раскачкой. Кэмрон попробовал напугать парой ложных ударов, не доведенных до конца, карнаухий качнулся, не сводя с него внимательных глаз, — и Кэмрон зевнул в корпус, так что ребра застонали. От второго удара он едва успел опрянуть. Карнаухому он был не соперник. Кэмрон ударил так быстро, как только мог, — и пока боксер отшатнулся, метнулся к машине. Он сунулся в кабину, что-то ударило его в поясницу, так, что он едва не упал, — но он вертанулся обратно, — с гаечным ключом в руке. Карнаухий отскочил.

— Ну, подходи!.. — Крикнул Кэмрон.

— Нет-нет, мудак, — Менни залез за отворот своего щегольского костюма, и достал оттуда длинноствольный пистолет. — Ну-ка бросай железяку! Бросай я сказал!

Кэмрон глянул на него, — и отбросил ключ на землю.

— А красношеий-то — неплох. — Хохотнул, глядя на Кэмрона тот, что с усиками. — Хорошо он тебе приложил, а Френки?

Френки, на земле потряс головой, ставя глаза на место. Приподнялся, опираясь на землю руками-лопатами.

— Ну, пидор!..

Френки вскочил, в три шага подбежал к Кэмрону, тот снова попробовал ударить, но Френки просто снес его, как бык, и прижал к борту грузовика. Ввалив его левым плечом, Френки ударил Кэмрону в лицо правой, — так что свет сразу померк. При втором ударе что-то страшно хрустнуло. А третьего, Кэмрон уже не почувствовал. Все как-то онемело, и отодвинулось. И он не мог понять, он стоит, или уже упал.

— Хватит! Ты что сделал, придурок? — Услышал Кэмрон откуда-то издалека сверху голос Менни. — Ты ему голову развалил! И выбил глаз.

— Этот пидор меня ударил!

— А ты не должен был дать себя ударить! Нам надо было его поучить!

— Ну, мы и поучили. Теперь уж точно никто из водил не будет рыпаться.

— Слышь ты, кабан безмозглый, — я работаю чисто, понял?

— Ага. Так чисто, что о тебе в "Чикагской Трибуне" писали на первой странице. А теперь ты ныкаешься здесь.

— Заткнись! Я после себя инвалидов и свидетелей не оставляю. Люди либо делают, что я говорю. Либо исчезают. Без концов. Понял?

— Ну и что?